Но ни после ванной, ни после завтрака уснуть он не мог. Перед глазами стоял тощий старик, протягивающий руки.
"Пожил уже! Что за жизнь цепляешься?" – злился юноша. "Думаешь, всё так просто?
Посидел, молитву почитал? Или заклинание какое, да? А боли, боли чужой нажраться не хочешь? Кому ты сейчас уже нужен, со своей болью? Кому ты вообще нужен, если уже в хосписе, а? На кой мне это, а?".
Но злость не заглушала жалость. Вдруг вспомнилась одна из самых жутких картин детства. Казалось, навсегда похороненная под пластами ежедневных детских открытий. Ему всегда хотелось иметь дома кота. Сколько себя помнил, возился с гарнизонными котами. Благо, ДОСовские подвалы давали приют многочисленному племени усатых-полосатых. Точнее, хотел котёнка. Сколько же это ему было? Классе в третьем, что ли? Сказали, что на нефтебазе кошка отказалась от котят. Во случай! Они с соседом рванулась к указанному месту. Ну, пролезть под забором труда не составляло. Но когда они увидели эти слепые вякающие, уже покрытые кишащими паразитами комочки жизни, обоих обуяла… ну, не знаю, брезгливость, что ли.
– Говорят, их надо из пипетки молоком поить, – прошептал, пятясь Гулька.
– Пошли пипетку искать! – согласился Максим, и они сбежали. Всю ночь тогда ребёнок плакал в своей кроватке. От жалости. Потом злился на кошку. Как это так, отказалась? Утром спросил у отца насчёт котёнка.
– Решай сам. Ты уже взрослый. Будешь смотреть, – бери.
Не взял. А когда, измученный жалостью и, наверное, первыми укорами совести, через три дня пошёл опять, уже с пипеткой и молоком, котят уже не было. "Кто-то забрал!" – успокоился маленький Максим. На слова Гульки о том, что их сожрал нефтебазовский пёс, он только махнул рукой. Придумает тоже! Почему раньше не сожрал? И потом… его же там кормят. И…что там жрать было. В общем, напридумывав множество опровержений, Максим успокоился. Но снились, снились ему ещё некоторое время эти несчастные создания.
Ассоциация была очень отдалённая, но всё же… Ведь мог, мог помочь, а?
Брезгливость? Трусость? Просто лень? Усталость. И сейчас она взяла своё. Юноша всё-таки уснул.
Радостно галдящая компания ввалилась в квартиру поздно вечером.
– Выпишут завтра. Или послезавтра. Пока перевезли в клинику. Анализы там, и всё прочее. Не, ты бы видел глаза их всех, когда Коля зарулил к ним в ординаторскую и потребовал выписки в связи с выздоровлением! – наперебой делились ребята впечатлениями.
– Тогда завтра надо будет в клинику… Там сложнее…, – недовольно воспринял эти новости Максим.
– Ничего не сложнее. И вообще, анализы проведут – и заберём. Вон, Светин старик звякнет со своих пирамид, – и всё. А пока… Слушай, давай с нами, оттянемся после этого всего, отметим это… исцеление, а? Тебе же тоже развеяться надо, а?
Сначала как бы в кафешку, потом – на диско, а?
Было видно, что об этом они договорились уже раньше. " А почему бы и нет?" – пожал плечами Максим. "Действительно, развеяться. Оттянуться. Не заслужил?" Но взглянув в зеркало спохватился. Какой фейс-контроль пропустит?
– Нет, ребята. Вы давайте, а я отдохну. Вот, с компом… Запустишь?
– Конечно – конечно, занимайся, – согласилась Светлана.
Фамилия "Белый" оказалась довольно распространённой. Тем не менее, Максим нашёл строку об отце: "Экипажи названы". В первом. С нашим же командиром и француженкой. Интернационал. О себе новости старые – победитель олимпиады. О "Седой"…
Где искать? Как тот ресторан? Тааак. Да, разборки учинила ещё те. И тут же, смори по датам, практически тут же кинулась ко мне. Так успеть – только на самолёте. Кто-то натравил. Братики… Братики… Где ещё что о ней искать? Этот загадочный Сам? Или всё-таки Ираклий? За такие деньги можно что угодно организовать. Саму я, вроде, не мешал, а этому хитровану… Надо выходить на него! Всё равно экс проводить надо. И, всё- таки, девушка. Хорошо бы пройтись по новостям, отследить аномалии. Ах, Синичка, Синичка…
Максим выключил комп, пересел к телевизору, полистал программы. Тоска.
Попробовал на листке бумаги систематизировать свои мысли и планы. Не то.
Завалился было спать, но тут же приснился страшный сон. Будто везут его ночью в каком-то ящике на кладбище. На какой-то тележке. Хоть и живого. Но это уже ненадолго. А вон там, в мусорном баке, кого-то уже жгут. И его вроде бы уже такая участь ждёт – распилят и сожгут. А ему надо что – то важное сказать. Но уже – не сказать, ни крикнуть.
Вскочив, Максим отдышался, затем осмотрелся. В окно заглядывала полная луна.
Судя по светящимся окнам дома напротив, ещё не поздно.
– Ещё не поздно! Ну конечно! – согласился Макс, быстро одеваясь. И тут же упала с души давящая весь этот день тяжесть. Найти такси было делом несложным и вскоре он вновь вошёл в скорбную обитель.
Всё оказалось не так страшно. Для целителя, конечно. Для пациента пока что смертельно. Но даже в сравнении с юным поэтом очаг был меньший. И метастазы не столь обширны. Просто сам организм… Д-а-а. Как говорил Николай "какой-то секретный важняк"? Доставалось же этому важняку! Лёгкое, почка, о-о-о, даже сердечко. Здесь вот нож, а это – наверняка пулевые. Или проткнули, типа спицы?
Вон, и в кишках… Да-а, хватанул. Он что, ветеран, что ли? Ладно. Начнём…
– Ну, на кой он тебе сдался? Нет, ты можешь ответить? – укоряла Максима Светлана, забрав его утром домой. Мы к утру заваливаем, а тебя и след простыл. Думали всё, поехал искать свою Седую.
– Ты откуда знаешь? – дёрнулся сквозь дрёму юноша.
– Ну, когда мы искали… пришлось обрывки твоих записей сложить… Ты же ничего…
Ну, хоть написал бы. Или даже сотовик взял. Его же мама тебе отдала, тебе! Ты что… брезгуешь? Вот и пришлось. По компу, по этим обрывкам твоим… А потом, когда поехали к Николя, ну, думали, что ты уже там, он говорит – точно в хосписе…
А ты за записку не обижайся. Зато я тебе про Седую наши былины расскажу. Эээ, да ты отрубаешься?
Да, Максим отрубался. Но улыбаясь своими изъеденными ожогом губами. Он опять сделал правильный выбор. Опять было больно. Очень? У него теперь были другие, чем у нас, мерки. Может, мы, смертные, и не выдержали бы. Но Макс уже… притерпелся, что ли? Хотя, можно ли притерпеться к боли? Наверное, нет. И юноша начинал понимать, почему исцеления – такой мучительный для него процесс. На этом, сегодняшнем примере начинал понимать. А пока он с помощью девушки добрался до ванной комнаты и блаженствуя, расслабился в тёплой воде. Затем, в уже знакомом халате быстро поел и завалился спать.
– Сегодня действительно только два часа. Съездим к Николаю, надо "общеукрепляющий" сеанс. Да, ему действительно, пора выписываться. Долечим…
– Знаешь… я тут подумала… Ему сколько этих твоих… сеансов ещё?
– Да пару, больше не надо. Дальше сам.
– Тогда… знаешь… пусть долечивается, сколько полагается… Тут такие вот заморочки… Куда его?
– Как? вы же говорили – сюда.
– Ну, это если бы лечиться. Уход там и прочее. А так…
– Понятно…
– Ничего тебе не понятно. Жить у меня он не будет! И всё!
– А… Тамара?
– А что "Тамара"? Это она для умирающего была возлюбленной. После того, ну я тебе читала. А так у неё Серый. Ну, с нами всё время.
– Ага, а у тебя значит, Игорёк? Всё время тоже с нами.
– Угу.
– Ясно. И как он не взревновал? Всё время вот в твоей квартире…
– К кому? Это к тебе, что ли? – искренне расхохоталась Светлана. – Ой, извини, – спохватилась она. – Ты же гораздо старше. И всё время таким делом занят, – начала неуклюже выкарабкиваться она.
– Да ладно тебе – отмахнулся Максим. Хотя, конечно резануло по сердцу. И не ножом. Плугом прошлась. – Так что с Николаем?
– Да всё путём. Долечивается – и в свой интернат. Да он и сам не захотел бы ко мне.
– Всё понял. Давай, часа через два разбудишь.
Выздоравливающий лежал в одноместной палате. По всей вероятности – в связи с уникальностью случая. Новые знакомые Максима, видимо, уже пресыщенные его целительством, оставили их одних – всё же надо отметиться и в гимназии. "Общеукрепляющие процедуры" не вызывали такой острой боли, поэтому, во время перерывов они могли и разговаривать.
– Вообще-то общий принцип ваших действий понятен. Какие-то специфические поля.
Лучетерапия? Только биологическая, да? – проявил определённые знания в паранормальных явлениях Николя.
– Да, в общем, видимо, так…
– А почему я? Нет, я конечно, очень благодарен…
– Светлана попросила.
– И вы вот так, по каждой просьбе? Или…
– Она сказала, что вы талантливый поэт. А их, по-моему, не очень много.
– Талантливый, – горько улыбнулся Николай. – Это уж для кого как.
– Да. У меня друг есть – тоже поэт. Вот недавно издался.
– Издался! Издался… Знаете, у меня, может от этого и началось. На нервной почве. Написал я где-то за год… ну, порядочно по нашим меркам. И то, знаете, как началось? Был у меня день рождения. Пришли друзья- подружки. А в интернате особенно не развернёшься. Всё рядом. Вот и взяла одна из…ну да, Тамара, тетрадку со стихами. Потом сказала, что понравилось. Вот крылья и выросли. На целый сборник. Начал посылать в редакции. Понимаете, вещают со своих сайтов начинающим авторам: " Я обязательно дам вам ответ". Жду. Молчание. Вы не представляете, как оно измучивает. Нет, месяц, словно на иголках, это – ладно. А потом? Каждый день только и живёшь электронной почтой. Два месяца – молчат!
Затем этот рецензент пишет, типа: " Знаете, решение принимает редактор, но мне он не отвечает, напишите ему сами". А я что, этому рецензенту писал что ли?
Спрашиваю у него: "А стоит ли? Вы то лично что думаете?". Опять молчание. Бог.
До смертного не снизошёл. Ладно. Пишу редактору. Молчание. Махнул рукой, послал ещё в несколько редакций. Молчание! Вы понимаете, если бы просто отказали, да ради Бога! Нет, молчат! Через пол-года пригрозил, что расскажу о таком отношении через Интернет. Тут же редактор сообщил, что у него, оказывается, глючит комп. А поэтому – присылайте ещё раз. Ладно, послал. И ещё через два месяца, наконец, дождался. Сборник, оказывается, прочитали и главный редактор и директор издательства. "Стихи неплохие, но не нашей серии". Как вам это нравится? Я просто умиляюсь, представляя такую картину. Подходит главный редактор к директору и говорит: "Вот, посмотри. Я прочёл. Неплохо, но никак не соображу, из нашей серии, или нет. Вот месяц уже мучаюсь! Может, у тебя соображалка лучше варит?" И теперь директор, месяц читая мой опус, чешет репку и думает: " Из нашей серии, или нет?". А потом они вдвоём решают, что неплохо, неплохо, но как- то… Поэтому лучше поберечься. А то опубликуешь, а это не из их серии. Скандал!
Но лучше всё-же уточнить. Поэтому написали, чтобы послал им номер телефона, мол позвонят. Угадайте с одного раза, позвонили?
– Да не переживай ты так! У них, наверное, таких тысячи! Ну, не таких, конечно, – спохватился Макс. – И потом, немодно это сейчас. Мне один издатель говорил.
– Но этот ваш знакомый издался же!
– Вот именно, издался. Сам. При спонсорской поддержке.
– Но я так не хочу! Не хочу, чтобы мои книги валялись среди блатных и приблатнённых! Меня уже просветили – там всё забито блатнотой. Как влезли в этот ряд, так уже туда не протиснешься. Из другой редакции главный редактор юродствует "В публикации, к сожалению, отказано". Представляете картинку – главному редактору отказали. К его сожалению! Вот хотел опубликовать, но какой-то дядя отказал! И главный редактор, давясь рыданиями, мне об этом сообщает! Это, может, и правила хорошего тона – посочувствовать неудачнику, но сожалеть о собственном отказе! А самое смешное, через три дня пишет: – "Мы вашего сборника вообще не получали!". Нормально, да? И тоже, сообщают – "на рецензию". Потом: "На повторную рецензию". А потом – на три месяца молчок. А когда и этим пригрозил – обиделись. " Мы старались, даже две рецензии, а они денег стоят". То есть я им ещё и чуть ли не доплачивать должен!
– Талант пробьётся!
– Я не об этом, Максим. Бог им судья. Перед тем, как лечь в больницу, я всё скинул в самиздат. Пускай читают. Я о чёрствости, о вот этом новом барстве.
Знаете, я вот думал – ранее на Руси были дворяне. Из века в век из поколения в поколение и с пелёнок воспитывались, как хозяева. Владыки над холопами. И этим уже особо не чванились. А теперь? Вылезет, почует власть, – и всё, тут же начинает изголяться. И во власти, и в бизнесе, и вот, в культуре тоже. Баре.
Когда умирал, уже было примирился. А сейчас опять прожгло. Низко как-то всё это.
Как милостыню просишь, а тебе не только не подают, но ещё и плюют в твою шапку.
А потом в книжном вдруг… Нет, внаглую не передирают. Так, в зеркальном отражении. Вместо света вставят тьму, вместо прихода – уход, вместо первого – последнего, вместо Дьявола – Бога. А в остальном – и рифмы и идеи. Ну что им скажешь? Что о них всех думать?
– С таким настроением… Знаешь, это какая-то надуманная проблема. Что, ни к чему другому душа не лежит? Только стихи теперь писать всю жизнь и по редакциям бегать?
– Нет, конечно нет! Теперь я… напишу роман.
" Неисправимый" – вздохнул Максим. Он, правда, встретился только со вторым писателем в этой жизни и не знал, какая это отрава, какой это наркотик – творчество. Зачастую, да где там зачастую, – в подавляющем большинстве – это чёрный чёрствый хлеб будней. Шумный успех – только исключение, подтверждающее правило. Но по ночам, когда в твою комнату заглядывает нескромная луна, когда уже угомонились и грудные дети за стеной, и пьяные соседи сверху, ты уходишь в другой мир. Где тоже смеются и страдают, любят и ненавидят. Но там добро, если не торжествует, то на равных со злом. Но там секс всё ещё не заменил любовь. Но там есть такие понятия, как честь и совесть. Да, там ты – творец. До поры до времени. А затем, если ты, действительно, творец, даешь право выбора своим героям. И когда они совсем повзрослеют, уходишь создавать новый юный мир. А всё остальное – тиражи, рейтинги, гонорары – суета. Порой приятная, порой – болезненная, но всё – же, суета.
– Я напишу роман про вас! – осенило поэта. – Кто вы?
– Нормально, да? Я напишу про вас, только кто вы? – возмутился Максим. – Пиши про тех, кого знаешь.
– Нет. Извините. Просто… И всё же, кто вы?
– Вот. Народный целитель. Кашперовский – младший.
– Я бы слышал. У нас… ну, у "онко" обо всех знают.
– Я начинающий, – усмехнулся Максим.
– А вы… всё можете… исцелять?
– Наверное. А что? – насторожился наш Кашперовский, ожидая очередную просьбу.
– Тогда… может это нескромно… но всё- таки… а себя?
– Чего ж тут нескромного? Странно, что твои друзья не заинтересовались.
– Да нет. Думали. Просто спросить…
– Понятно. Если честно – не знаю. Всякие там… повреждения, раны, переломы, да всё что угодно – запросто. А вот это… не знаю, – вздохнул Максим.
– Но кто вы?
– Не знаю. Теперь – вообще не знаю. Но это не мешает помогать талантливым поэтам, правда? Кстати, мы закончили. Отдыхай. Насчёт врачей – будут любопытствовать стой на своём: " Ничего не знаю, просто выздоровел".
– Но мы не прощаемся? Вы сейчас у Светланы остановились.
– " Остановился!" Здорово даже тормознул.
– Да. Из-за меня. Извините. Но всё равно, не прощаемся, я пока надумаю, как благодарить.
– Оду похвальную напишешь.
– Идея! – принял всёрьёз парнишка шутку Максима.
" Надо будет помочь. Пусть напечатают. А то у него ещё впереди разочарование с Тамарой… Ну а что он хочет? Чтобы рядом сидела и вздыхала, когда он будет "любовь – кровь" рифмовать? Или там, по вечерам сюжеты развивать. Прям как Патрик, один в один. Но, наверное, хорошо, что кроме всяких оболдуевых или закрученных есть и такие".
Во время второго сеанса в хосписе старик уже открыл глаза и попытался улыбнуться бескровными губами. Но Максу было не до улыбок. Да и вообще не был он расположен к этому пациенту. Да, советь, да, жалость, но это не приносит ни уважения, ни любви. Да и отвлекаться Макс не хотел – надо было скорее заканчивать дела в этом городе. И так задержался. Ближе к утру больной заговорил.
– Спасибо, молодой человек. Теперь выслушайте меня. Вы же можете отдыхать и слушать?
– Да, слушаю, – рассеянно подтвердил Максим, привычно смакуя лунные лучи.
– Вот вы думаете, я… Нет, не об этом. Я был в некоторой степени причастен к гибели одного из ваших.
– " Наших"? Это каких? – начал собираться с мыслями Максим.
– Был один парнишка. Вот также лечил. Правда, не только лечил. А вы?
– Что я? – Максим оторвался он лунного света и присел рядом со стариком.
– Тоже, небось, не только лечите? Нет, опять не о том… Это всё наркота.
Сажают на иглу конкретно. Мысли путаются… Так вот, этот парнишка… Ну, вы должны знать о ком я. Вы же наверняка знаете друг о друге… Белый. Да, Белый.
Знаете?
– Знаю, – хрипло подтвердил Максим.
– Что он пропал, тоже знаете. Так вот. Он не пропал. Он погиб. Уничтожен.
Спецоперация.
– Но я думал…
– Что вы все неуязвимы? Нет. Нашёл, нашёл наш бывший управу. Абсолютное оружие нашёл. Год готовил, а потом ударил.
– Но я… насколько я знаю, он… Белый… меньше года…
– Да. Как наш мог это предвидеть – не знаю, но девушку эту припас заранее.
– Девушку?!
– "Седая", слышали о такой? Вот она и есть это самое абсолютное оружие. И берегитесь. Говорят, она вместе с ним… растворилась или взорвалась. Неправда.
Опять припрятали до поры, до времени. Может, для вас.
– Но где!!??
– Не знаю. Шеф много тайн унёс с собой в могилу.
– Откуда вы всё это знаете?
– Я только в общих чертах. Был причастен. Меня после последнего ранения – на кабинетную работу. Дело одно мы состряпали. А потом все – вот так. Быстротекущая онкология. Про Кеннеди слышал? Убили которого в прошлом веке. Так там тоже главных свидетелей вот такой формой рака быстренько успокоили. Но я дам вам ниточку…
– Зачем вы это делаете?
– Я двадцать лет проработал в органах! Щит и меч держал в руках. Четырежды ранен!
Семьи из- за этой службы не завёл. А меня – вот так! Вначале в спецбольнице держали, чтобы не проболтался, а потом, когда и говорить не смог – сюда подыхать.
Теперь я им… Когда увидел вас – понял – судьба. Опять отвлёкся. Так вот. Есть в столице один маленький микроб. Серенькая мышка. Поэтому всё ещё и "есть".
Запомните адрес. Он знает больше. Скажете: " Маринер". Ради меня всё расскажет.
Мы с ним когда-то такую операцию… – заулыбался старик, вновь впадая в беспамятство.
" Мы с ним. В прошлом году. Старики – разбойники", – вздохнул Максим, вновь начиная своё целительство. Пока получалось плохо. переваривая новую информацию, юноша не мог успокоится. Хотя, новое было только то, что девушку натравили на него эти – с горячим сердцем и холодными руками. И чистыми мозгами. Но за что? И ещё эта Седая больше года ими готовилась. Это что, такие прогнозы у них? Ладно, заглянем и к микробу. А пока… Нет, всё же, что за операции такие деды могут прокручивать? Ладно, сосредоточился!
– Ну вот, боли больше не будет. После обхода продолжим. А там, ну через пару суток будете как новенький, – обещал утром пришедшему в сознание пациенту Максим.
– Какой уже в сорок пять " новенький". Да и вообще…
– Сорок пять? Вы сказали сорок пять? – прервал его потрясённый юноша.
– Да, молодой человек. Эта зараза никого не красит. Но я не об этом. Немедленно уезжайте. Узнайте всё. Чтобы найти… противоядие. А не то наши ребята…
– Но я же никому…
– Вы так думаете? Езжайте же! Действуйте.
– Я ещё не закончил ваше лечение.
– Вы думаете, молодой человек, я тогда у вас жизнь вымаливал? На коленях? У нас такие долго не задерживаются. Только если наверху. А так большинство – как я.
Верят и жизни за свои идеалы не пожалеют. Пока вот так… Я только и просил, чтобы вернули силы сказать… Поэтому – езжайте.
– Но… А давайте так. Ещё через дня два – три вы окрепнете, и мы вместе, а?
– Один раз предал. Хватит.
– Это вы о чём?
– Тебе же рассказал, вот и предал. Езжай, сказал, – уже жёстко скомандовал больной.
– Ну, не вам пока командовать. Пока не вылечу, никуда не поеду. А потом, как хотите.
Выйдя из хосписа, Максим поёжился от холодного осеннего ветра. Сел на скамейку в пустынном сейчас скверике. Посмотрел на вперевалку вышагивающих по жухлой травке ворон. Вздохнул. Идти к Светлане не хотелось – вспомнился её смех. Хотя, на что, он, урод, рассчитывал? Но действительно, почему? Ну ладно, почему в этом теле, почему обожжено – разговор отдельный. Но почему не заживает? Ерунда какая-то.
Вон, после церкви от пуль дыры были – и следов не осталось! А это…
Повреждение на уровне матрицы? Вот тогда, вверху? И теперь всю жизнь вот так? " Всю жизнь?". Какую же теперь "всю жизнь"? Господи, да с кем же посоветоваться?
Отец. Папа. Как же мне к тебе… как убедить тебя, что это – твой непутёвый Максим? Не пойду к ним! – решил Максим и направился в ближайшую кафешку. Денег, полученных от благодарной жены Ивана Павловича, пока хватало.
По поводу утреннего времени, Максим думал было ограничится кофе с каким – нибудь пирожным, но увидев в меню бифштекс с яйцом, не удержался, заказал. Была у него такая слабость.
"Надо основательно подкрепиться. Теперь – сутки не вылезая. Буду форсировать" – оправдался он перед самим собой.
Правда, основательно подкрепиться не удалось. Видимо, в этом кафе яйцо предназначалось для маскировки миниатюрных размеров самого бифштекса. Жаль, не было соуса "Пикан". Который, по Стругацким, "подаётся к мааленьким бифштексам".
Ну да ладно. Хватит. Бывало и хуже. А с этим рачком и так справимся. Странный он какой-то. "Быстротекущий". Да-а-а. Совсем другим мужик-то оказался. Или так, цену набивает? Время ещё оставалось и Макс направился в интернет – кафе попытаться вытащить дополнительную информацию об услышанном. Узнал, когда и как помер бывший шеф пациента. Покачал головой – действительно, вскоре после рандеву Макса с Седой. Но эта "Седая", её то где искать? Эх, Синичку бы подключить!
Ничего, вот встречусь с этим "микробом", может он, действительно, что знает конкретное. Ладно. Пора. Оказывается, засиделся.
В хосписе юноша недоумённо рассмотрел пустую койку с панцерной сеткой, затем вышел в коридор к медсестре.
– А где пациент из четвёртой?
– Два дня, как выписали.
– Да нет. Второй. Сегодняшний.
– А вам зачем? – вскинула взгляд женщина, но, встретившись со взглядом странных чёрных глаз шёпотом ответила: " Умер. Уже отвезли".
– Как умер? Нне может быть! – оторопел Максим. – Этого быть не может!
– Может. У нас здесь своя специфика.
– Да когда же?
– Ну, где – то с час, полтора.
– Да не может этого быть! Говорите же! – вновь ударил он медсестру своим страшным взглядом.
– Самоубийство, – прошептала медсестра. – Раздобыл где-то нож… ну, у нас нашим больным не запрещается… и сам себе, сразу после обхода… Когда спохватились…
– Но я слышал, что если вены, то не так быстро…
– Я про вены ничего не говорила.
– А как…
– Не знаю… Честное слово. Сразу заперли палату от всех, потом прокуратура, милиция, забрали и увезли. В городском морге теперь.
– Ясно. Спасибо. Извините.
Максим вышел и вновь устроился в том же скверике. Вот так. Значит, действительно, просился только ради этого? И вот так доказал? Сильный мужик. Или освободил меня от забот о нём? Всё равно сильный мужик. Был. Ехать, пытаться воскресить? Нет.
Он решил сам. Пусть так и будет. Ехать к ребятам? Зачем? Максим поднял взгляд на шум какой- то возни. Вокруг ствола дерева резвились две юные рыжие белочки.
– Ну, идите сюда! – улыбаясь, позвал их юноша. Те прекратили свои забавы, настороженно вытянув в его сторону свои мордочки.
– Сюда – сюда, – постучал по скамейке юноша, подкрепив приглашение мысленным повелением. Рыжая парочка словно с горки съехала с дерева и вприпрыжку, потешно вихляя пушистыми хвостиками, примчались к лавке. Остановились они неподалёку от Максима, готовые в любую секунду брызнуть в разные стороны.
– Ну, ну, ну, расслабьтесь. Ничего плохого. Вот только поглажу, – протянул руку Макс. Бельчата напряглись, словно две маленькие пружинки. Вспоминая первые опыты со своим хомяком, Максим вначале прикоснулся к ним мысленно – теплом и любовью.
Как ещё недавно согревала их бельчиха- мама. Помогло. Два рыжих чертёнка запрыгнули к нему на колени и затихли, давая теперь гладить себя и наяву.
" Я бы мог так сейчас и… с другими. Мог бы внушить… Уже не посмеялась бы.
Но это всё равно… всё равно обман. Нет, надо ехать. Может, для того и морда теперь вот такая, чтобы от дел не отвлекался?" – Ну ладно, Рыжики, спасибо, дуйте по своим делам, – отпустил он своих новых знакомых, и пошёл ловить такси.
Уже по пути к вокзалу он спохватился, что не совсем хорошо получается с одеждой.
Но, может он её отработал? Судя по благодарности Светланиной мамы, отработал.
Вскоре Максим был уже на знакомом ему вокзале. Старую гориллу заменила новая, но эта к юноше не прицепилась. Другой прикид – другой и расклад.
Глава 19
И опять что-то было не так. В купе начали пьянствовать, и Максим вышел в коридор.
Он мог бы сейчас, как минимум, усыпить эту компанию. Мог бы. Он мог бы… Вот, что скребёт по душе. Срочные дела. Да, конечно. Но вот попросила девчонка, и ты вернулся, попросился мужик – и ты… опять же. А те, кто не просил? Кто уже не может или не знает? Вот и получается, что… Что? Вернуться надо, вот что.
Максим поселился в местной гостинице. К молодёжи возвращаться не хотелось – у них своя жизнь, свои заботы. И с утра он вновь был в хосписе. А здесь за это время умер ещё один пациент. И сейчас лежал в коридоре, с умиротворённой улыбкой на лице, ожидая путешествия в морг и затем, через трубу крематория – в вечность.
Такие "ничейные дедушки" уходили в небытие именно так. Максим остановился у каталки. А ведь он мог. Мог! Проспал. На что, на чистую простынь купился? Ведь если бы он был здесь, он почувствовал бы… Почувствовал… Он сосредоточился и послал свой зов уходящему. И тот отозвался. Тихим добрым эхом. Так надо.
Просто пора. Всё правильно. Прощай, добрый внучек.
Санитарки уже повезли, было, тело на выход, когда Максим рванулся в кабинет заведующей этим скорбным учреждением.
– Не смейте его сжигать!
– Здравствуйте, молодой человек. Присаживайтесь. И более спокойно – о ваших проблемах.
Наш герой согласился, присел на стул возле стола заведующей, мельком осмотрелся.
Кабинетик, как кабинетик. И заведующая, как заведующая. Молодящаяся тётка руководящего состава. Лет сорок, да? Ай, поймёшь этих женщин!
– Здравствуйте. Здесь у вас умер ваш… пациент.
– Да, Никонорович. Славный был старик. Ветеран.
– Скажите, а… тем более ветеран… может, его по-людски похоронить?
– Я тоже не сторонница огненного погребения…, – заведующая, взглянув на ожоги посетителя, поперхнулась, отвела глаза. – Но вы знаете, сколько стоит сейчас просто похоронить человека? И за счёт бюджета это уже не проходит. А вы родственник?
– Нет, но я готов заплатить! Сколько? А кому? А нельзя так – я оставлю, а вы уже эту проплату утрясёте? Тогда я сейчас же за деньгами! Вы пока тормозните всё это, пожалуйста!
Максим выскочил из кабинета и кинулся к троллейбусной остановке. Деньги оставались в гостинице. Паспорт тоже. Выписаться и теперь не выходить из хосписа, пока всех не поставит на ноги! Никаких гостей! Никаких ванн! Всё – потом. Такой славный дед! Расстроенный, погружённый в свои мысли юноша долго не обращал внимания на трясущего его за рукав контролёра. Наконец, Максим оторвался от самобичевания и вернулся к реальности. Он вопросительно взглянул на пристающего к нему человека. Честное слово, юноша не хотел ничего такого, просто был недоволен тем, что его отвлекают. Но с лица мытаря мгновенно сполз охотничий азарт. Словно увидев некое откровение, он перекрестился, бросил на пол сумку, отцепил свой беджик, пнул всё это ногой и шепча: "Верить надо людям, верить…" побрёл выходу. Уже в дверях пассажиры силком впихнули ему сумку с собранными штрафами.
Столь неожиданный съезд с катушек представителя нелюбимого народом ведомства породил весёлое оживление в троллейбусе.
– Эй, мужик, как это ты его убедил, что людям верить надо? – поинтересовался у Максима кто-то из них.
– Он сам додумался, – ответил юноша. Спохватившись, он тоже начал пробираться к выходу.
Денег хватило в обрез. Но Макс, не задумываясь, выложил всё.
– Но зачем это вам? – поинтересовалась заведующая. – И вы это к нему приходили?
Я видела вас мельком. Нет… вроде к тому пареньку, который… к поэту, правильно?
– Я всё- таки виноват перед ним. Не успел… Пусть хоть так помогу.
– Ему уже никто не смог бы помочь. Когда человек устал жить…
– Устал? – поднял глаза на заведующую Максим.
А женщина, глядя не него серьёзным, всё понимающим взглядом, кивнула и продолжала.
– Вот тот парнишка. Поэт. Да, ему жить и жить. И к нему пришло чудо. И рядом с ним лежавший. Со спецслужб. Видимо, не всё ещё сделал. Цеплялся за жизнь. И чудо пришло к нему. Вскрытие показало. И что он затем… Значит – свою задачу выполнил. А вот теперь… Слушайте, молодой человек, слушайте! Вот- вот умрут ещё две женщины. Одна из них – беспробудная пьяница. В своё время у неё судом отобрали детей – погибли бы. Да, а один едва и не погиб – бросила новорожденного в мусорный контейнер. Зимой. За это отсидела. Потом – за уклонение от оплаты алиментов.