Пронзительный крик боли и ужаса взорвал меня изнутри. Чего греха таить, я очень надеялся на проявление этих, мягко говоря "странностей" моего существа и уже начал, было, отчаиваться. Ведь позволило оно почему-то вылущить этим уродам у меня глаза? Или оно действует только, когда надо других защищать? Но когда тома меня ножом… ладно, потом, потом, потом. А сейчас я отмахнулся от бросившейся на меня медсестры. Ну и мадам! Но и наблюдения – тоже потом. На столе истекала кровью девушка с глубокими надрезами под нижней челюстью. Он что снизу вверх собирался лицо снимать? Ну, кровь остановить – не проблема. Соленоватая… А в глазах девушки – новый ужас. Ну что ты, милая? Видела, как собака рану вылизывает? Вот так. Вот и всё. Нет, не всё. Для: "всего" нужны силы. Как говорил отец:" Без этого ты никогда не станешь взрослым"? У нас другое понятие о взрослении. Совсем другое. Я шагнул к теряющему сознание доку. Нет! Для него это слишком просто. Где там меня возлюбившая? Моя спасительница? А то лежал бы без ноги сейчас. Иди сюда милая. Ты хотела моих ласк? А вот я тебя сейчас и поцелую.
      В шейку. Какой богатырский экземпляр! Под два метра. Да-а, ночь с такой – тоже ещё то испытание. Давай-давай, подёргайся. Сердце бьётся побыстрее, пульс почаще. …Второй раз "дичь" приманивал уже отец. Он сидел, на этот раз у пруда, и тихонько плакал.
      – Что ты девонька? Ты чего плачешь? И так поздно… одна?
      – Потерялась. Вот шла, шла… и пришла, – мастерски обыгрывал детскую непосредственность отец.
      – Ну, я тебя провожу домой. Пойдём!
      – Нет, дяденька. Я здесь посижу. Я вот, маме позвонила, она сказала, что скоро будет.
      – Мама? – заухмылялся незнакомец. – Ну-ну. Тогда я тоже посижу. Подождём маму, да?
      – Хорошо.
      – Вот и здорово – присел возле мнимой девочки мужик. – А сколько твоёй мамочке лет?
      – Она уже взрослая. Ей аж двадцать пять!
      – Да, взрослая. А тебе?
      – Скоро восемь, а пока – пять.
      Ну, это папаня переиграл. Это – старая-старая шутка. Но дичь вроде не насторожилась. Ладно, мой выход.
      – Наташка. Ты здесь? Слава богу! Я уже… ты где пропала? Почему не звонила? Я уже… здравствуйте!
      – Здравствуйте.
      Гадкий взгляд, гадкая улыбка.
      – Я вот смотрю – ребёнок один. Дай, думаю, побуду с ним. Мало ли что…
      – Спасибо вам большое.
      – Да не за что. А вообще поосторожнее надо быть. Вы же знаете, что здесь порой происходит?
      – Вообще-то мы первый раз здесь… Но всё равно спасибо. Пошли, Светик, – беру я за руку маленькую девочку и беспечно поворачиваюсь спиной к мужчине. Удар по затылку. Падаю. Куда-то волочёт. Ага, к дереву. Привязывает стоя. Ясно. "Девочку" – напротив. Заклеивает рот. Ощупывает. Предвкушает. Мерзкая тварь. Делаю вид, что прихожу в себя.
      – Вот так, милочка. Я же говорю, – здесь порой страшные вещи происходят. И для молодых мам и для маленьких девочек… Значит, не слыхали? Так вот, объявился здесь маньяк. Насилующий малолетних девочек. Уже страшно, правда? Да вы не бойтесь, не бойтесь. Я не такой уж и злобный. Я просто одинокий. И вот, некрасивый. Не то, чтобы не красивый, но не привлекательный. И не то, чтобы не привлекательный, а просто всем самкам двухметровых тупых самцов подавай. А любви-то хотят все. Ну, если не любви, то хотя бы какого-то внимания… Ладно, к делу.
      Будешь со мной поласковее, ребёнка не трону. Ты уж так постарайся, чтобы на ребёнка уже не сил не желания… Да многого я и не хочу… Ты понимаешь, о чём я? Я сейчас отклею твой восхитительный ротик. Но если вместо нежностей начнёшь кричать… Я тогда… я всё равно успею, – он начал срывать одежду с малышки.
      Отец играл мастерски – огромные испуганные глаза ребёнка, тоже заклеенный ротик и такая несчастная слезинка. И бледненькое беззащитное тельце.
      – Всё поняла, милашка? Ну и отлично.
      Засопев, он начал раздеваться. Я дождался. А потом бросился на мерзавца. Уже в своей ипостаси. И на этот раз я радуюсь, когда чувствую, как трепыхается в ужасе, а потом – в конвульсиях тело маньяка.
      Потом мы долго лежим на дне пруда и отец делится многими, запретными для меня ранее мыслями. А я ощущаю прилив новых неведомых мне ранее сил и возможностей.
      Как вот сейчас, в этой операционной. … А сзади, потеряв-таки сознание, съезжает по стене Валерий Леонидович. Какое у меня зрение сейчас! Считай на все 360! Ну вот. А теперь… да не бойся ты, девочка, не бойся. Теперь в-о-о-от так. Не больно ведь, правда? И вооот тааак.
      Ты не смотри, что лапы вот такие, ты смотри, что они делают. И полежи, полежи спокойно, мне надо сосредоточиться. А ведь не знаю, как это у нас… там, со стариками Тамары я непроизвольно. А сейчас это должно быть… Ну, вроде бы вот так… Кто я? Молчи, не отвлекайся, потом. Что я с тобой делаю? Уже скоро.
      Совсем скоро. Во-о-от та-а-ак. Теперь слушай. На новую почку надо дня три. И поэтому – три дня покоя. Я сейчас тебя отсюда вытащу. Доберёшься до дома сама. В остальном ты здорова. Но дома за это время никому и ничего. В еде и жидкости пока себя ограничь. Пусть новая втягивается в работу помаленьку. К врачам – тоже самое, через дня три. Но это – для проформы. И сама убедишься и стариков успокоишь. А пока – доверься мне. Хорошо?
      Я вбивал эти мысли в голову Светланы, но не слышал ответного отклика. Или она сбилась с волны, или я. Но вот она кивнула головой. Ну, слава Богу! Надо спешить.
      Больше всего я боялся, что вот эта моя сущность вот сейчас опять куда-то свернётся, и мы останемся здесь такие же, как и были… только уже без санитарки.
      В момент разорвав путы у Светланы, я схватил её на руки и ногой выбил дверь.
      Может, уже и не вернусь? Ну, тогда получи, сволочь ещё раз – и я вновь плюнул в лежащего без сознания изувера. И этой зелёной слюны у меня хватило на всех – санитаров, в том числе и того садюгу, каких-то врачей, выбегающих на крики, и, наконец, охранников, выскочивших уже в самом конце коридора. Эти даже стрелять надумались. И дважды даже попали. Выдержка всё-таки! Достойная уважения и лёгкой смерти. Выбив ногой ещё две внутренних двери, я попал на ведущую вверх лестницу и какими-то кенгуриными прыжками рванулся вверх. Этот подъём тянулся долго, а пулевые ранения в голову и грудь требовали покоя или… да, опять того же.
      Проломав, наконец, железную наружную дверь, мы оказались на свежем воздухе. Я почему-то думал, что всё это происходит в том самом подполье. Оказалось, что нет.
      Вокруг шумел лес. Проржавленная колючая проволока по периметру небольшого участка. Там, откуда мы вышли – небольшой такой холмик с железными дверями.
      Похоже на заброшенную военную точку. Ну, не такую уж и заброшенную. Вон, вертолёт, вон вышка с прожектором, уже нас осветила, а вон и ребятушки с автоматами. Далековато, ещё, пожалуй. Ну и хорошо. Вперёд! Была ночь и, разорвав проволоку, я скрылся в темноте. Теперь не найдут. С собаками? Я вспомнил поведение Аьбы и фыркнул. Но силы уходили. Мне удалось уйти довольно далеко, пока я в очередной раз не отключился.
      Когда я пришёл в себя, был, вероятно, день. Нет, наверняка – день. Но я его не видел. В смысле света. Сплошной розовый фон. И головная боль, раскалывающая череп. Пощупал глаза. Нету. Пустые глазницы. Всё нормально, нигде не кровоточит, но – нету! Теперь надо разобраться, на какой фазе кончился бред, и какая теперь явь?
      – Очнулся? – голос Светланы. Та-ак. Значит, девушка – не бред. Может, мы после операций. Схватился за ноги. Целы. А как она?
      – Ты…как?
      – Хорошо.
      – Хорошо… это как? Только честно.
      – Ну, как ты и говорил. Только вот, домой одна никак из этого леса.
      – Значит, не бред?
      – Нет. Хотя… хотя я ничего не понимаю. Ты… ты кто всё- таки?
      – Но ты же видишь? Слепой калека.
      – Ты знаешь о чём я.
      – Ах, о вчерашнем? Это я… чтобы напугать… ну, есть у меня способности к массовому гипнозу. Вот я и внушил всем, что я такой вот эээ драконище. Страшный, правда?
      – Угу.
      – Мерзкий, да?
      – Угу.
      – Вонючий такой, да?
      – Угу. Ты перестарался даже. Когда ты своим зелёным слюнявым языком меня по лицу, меня при всём при том чуть не вырвало.
      – Но боль прошла?
      – Да и зажило всё почти мгновенно.
      – Вот видишь…
      – Вижу. Ты скажи лучше – меня ты мигом, а вот сам? И глаза и эти, вчерашние… ты знаешь, они на тебе и остались, хотя и затянулись уже. Но это всё уже гипнозом каким не объяснишь! – спохватилась девушка.
      – Не объяснишь, – согласился я. – Но не до этого сейчас. Давай думать, что делать будем?
      – Ну, я не знаю. Ещё и не думала. Знаешь, когда ты меня в лес уволок, я, наверное, в полуобмороке от всего этого была. Или вообще в обмороке. А когда солнце взошло, просто обезумела от радости. Ведь всё уже было, всё! А тут! Я и кричала, и визжала, и прыгала!
      – А это зря, совсем зря.
      – Ты думаешь, они могут…
      – Они должны. Они не могут выпустить нас. Не могут оставить в живых, понимаешь?
      Ну, те, которые в бункере, им уже всё равно…
      – Это почему?
      – Потом. А те, кто над ними… в общем должно начаться. Пока нам надо уйти и как можно дальше. Ммм не помню, в какую сторону мы двигались…
      – На северо-запад, мужик. И неплохо двигались, – встрял чей что – гадкий голос, а девушка только простонала: " О Господи".
      – Да-да, очень даже неплохо. В таком мраке, в лесу, и десять километров. Да ещё слепой? Это что, девчонка тебя за руку тянула? Ну, это ваши заморочки. Идём.
      – Куда? Кто вы? Я никуда не пойду! – закричала девушка.
      – Понесём. Причём – с удовольствием. А, Вано?
      – Каанэчно!
      – Держи-держи. Куууда, пташка? Цып-цып-цып. Хвать! Вано, постереги слепого! Хотя, куда ему. Иди сюда!
      Я рванулся на сдавленный крик девушки. Получил сильнейший удар. Слепого и в пах, сволочи? Корчась от боли, я вдруг нащупал лежащий автомат. К счастью, это была короткоствольная модернизация хорошо знакомого "калаша", который даже собирать – разбирать с завязанными глазами учили. Я сжал его в руках, встал, медленно пошёл на возню. Нащупал одного, вероятнее всего – Вано, держащего руки девушки, приставил ствол, передёрнул затвор пальнул снизу вверх, чтобы не задеть Светлану.
      – Чтооо? – взревел второй. Я боялся стрелять на голос. Скорее всего, он лежал на девушке. Надо дождаться, пока он вскочит… так, кажется, вон там его тепловой силуэт, нет, солнце забивает, ага, передёрнул!
      Мы полили из автоматов одновременно. Но он – зряче, а я – на слух. Поэтому и результат был несколько неодинаковый. Боль была адская. Раз, два, три, четыре.
      Да, в четырёх местах прожгло. А ему, этому уроду – только в одном. И сейчас у него на животе расплывалось красное пятно. А у меня – зелёное. Да, я опять в этом теле и опять всё вижу. Светлана пытается хоть как-то пытается одеть разодранную ночнушку. В ней её тогда повезли на операцию, в ней я её вытащил из того ада. Руки у неё ходят ходуном. Ещё бы! Рядом в конвульсиях бьётся Вано. Я прострелил его навылет – со стороны спины и в шею. сейчас он хрипит, пытается зажать горло рукой. А второй поскуливает, схватившись за живот и выпучивши на меня глаза. И не понятно, толи от боли, толи от страха. Нет, наверное, от боли, потому, как тянется за автоматом. Не из пугливых.
      – Ттты опять за своё? Ппе-ерестань, пожалуйста, – попросила девушка.
      "Потерпи, ещё немножечко попугаю, и перестану", – мысленно попросил я девушку, подползая вначале к раненному в живот. Нет, этот подождёт. Отбросив подальше автомат, я двинулся дальше и добрался до Вано. Какой там " Вано"? Обычная харя.
      Зачем под грузина косить? В чём шарм? Ну, его дело. Ты уж извини, но сегодня не твой день… Потом я подошёл ко второму.
      – Нет! – в ужасе прошептал он, – лучше убей сразу.
      " Да не могу я. Мне вон, девчонку от твоих дружков спасать. Чего они не идут-то, а?" – Не знаю… Далеко разошлись, наверное. Умоляю, убей.
      "Сколько вас всего?" – Взвод. Дежурный взвод охраны.
      " Взвод? Каких это войск?" – Частная военизированная охрана объекта.
      " Где мы?" – Не знаю. Где-то в тайге. Нас сюда на вертолёте… Но убей же!
      " Вот видишь. Мне девушку из тайги выручать надо. И самому… ты со мной что сделал? И чего ты переживаешь? Донорство, оно же почётно!".
      "Теперь – вперёд" – обратил я мысль к Светлане. Я нашёл её, забившейся в кусты, преодолел слабое сопротивление, прижал к груди, и отвернув от неё голову, стараясь дышать в сторону, ломанулся через лес в том же северо-западном направлении. Я очень спешил – ведь кто его знает, на сколько меня хватит теперь?
      Ветви деревьев довольно ощутимо хлестали по коже и плечо, защищающее девушку, вскоре покрылось зелёной сукровицей. К счастью, вскоре я выбрался на какую-то звериную тропу и тут уже припустил во всю прыть! Ну и скорость этого кенгуриного скока! Только и мелькает всё вокруг!
      К вечеру силы иссякли и я задыхаясь, упал, выпустив свою хрупкую ношу. Мы были уже довольно далеко от преследователей. Даже очень далеко, если мерить по людским меркам.
      "Ну вот, здесь отдохнём, а утром помчимся дальше. Я сейчас дров наломаю, ты костёр разводи". Я машинально ощупал себя в поисках спичек. Склонив голову на бок, присмотрелся к своему прикиду. Фыркнул. Оказывается, всё это время я был в тех же трусах, в которых меня привезли в операционную. Выглядел я в них, конечно, дико. Но зато пристойно. В глазах девушки. Я покосился на неё. По – моему, её сейчас всё равно, в трусах такое страшидло или без трусов. Мг… Всё равно? А потом, когда я опять… Ладно. Спичек нет, а костёр трением… Хотя, с моей нынешней силишей… Я мигом набрал хвороста, взял подходящие палочки, попробовал крутить, выругался. Не с моими нынешними лапами!
      "Придётся без костра. Устраивайся, отдыхай, я посторожу".
      Видимо, вконец измученная моими прыжками девушка только кивнула головой и свернулась калачиком."На другой, на другой бочёк, здесь новая почечка ещё формируется. Вот так, умничка. Дай я ещё тебя немного… Нет-нет, не бойся.
      Только…руками. Во-о-о-от та-а-ак". Светлана не то зевнула, не то всхлипнула и уснула.
      По большому счёту сторожить здесь было нечего. Наверное, боялись меня не только собаки. Своими способностями ощущать мысли я чувствовал, что даже медведь, в пятнадцати километрах от нас, боится полакомиться добытым накануне молодым оленем. В конце концом он ухватил тушку и поволок её куда подальше. Это я что, такой вонючий, что меня так далеко слышно? Бедная девушка. А как, интересно, Тамара у себя дома терпела? А что я теперь скажу Лорке? И вообще, что это творится? Вот сейчас я такой. И это я. Я? Что значит, "я"? Да, помню, что, вроде был таким, и другой "дрон" учил меня… я его ещё отцом называл, да? Он учил меня устраивать засады… нет, охоту на живца, заманивать негодяев и… и… и пить их кровь. И всё. И вот я сейчас лежу в шкуре какого – то чудовища и на основании одного воспоминания считаю, что вот это – я? Но я же помню… я помню и ещё… чёрт возьми, ещё двух отцов! Одного, правда, мельком. Или несколькими эээ "мельками". Но я же ещё помню семь лет своей жизни! С момента, как тонул.
      Или – утонул? Шкура высыхает. Это плохо. Это очень плохо. Нырнуть бы куда. Ведь и в тех двух случаях, когда в засаде, близко вода была, да? А вообще, что-то я на этот раз в этом образе подзадержался. Оно, с одной стороны, и к лучшему, всё же так, чем слепому. А с другой… оох, что-то… некомфортно…
      – Это… ты? – осторожное прикосновение пальца к щеке. Спросони перехватываю руку. Девичья. Светина. И моя – человечья. Виталина. Ага! Уже и вижу. Вот на что кровушка пошла! И у девушки, как я вижу, лицо уже румяное. Хоть и исхудавшая, и встревоженная, но всё-таки, мордочка выздоравливающей. И ничего мордочка. В народе "лисьей" называют. Как-то раньше не рассмотрел. Некогда было. А ведь симпатяга! Не зря какая-то порносволочь это личико примерить вздумала. И всё остальное сквозь ночнушку… Гм… Я покосился на свои трусы. Ну, всё в порядке. На шрамы и раны. Нормалёк. Вскочил, сладостно, до хруста потянулся.
      – А ведь жить хорошо, правда, Свет? Ещё бы пожрать!
      – Пожрать? – изумлённо переспросила девушка. – Ты это всерьёз?
      – Конечно. А тебе что, не хочется? Не верю!
      – Нет, мне… конечно… но…
      – Слушай, здесь грибов должно быть видимо – невидимо! Пожарим. А многие можно сырыми есть! Только надо осторожно. Здесь…ну, не здесь, а подальше, но медведь обретается. Он пока что сытый отсыпается, но лучше…
      – На. Если что, будешь отстреливаться, – достала из куста и протянула мне автомат Светлана.
      – Ты взяла? Зачем?
      – Убила бы, если бы со мной попробовал также… как… как…
      – Слушай… Да ты подержи его пока. Только на предохранитель поставь. Вот так.
      Присядь. И давай поговорим.
      Мы присели на наломанные мною вчера дрова. Прикинув по отдельным ветвям силёнку, я пожал плечами, покачал головой.
      – Понимаешь, тут такое дело. Я сам только смутно догадываюсь, что за…то есть, кто это во мне. Или кто я. Нет, я уверен, я человек. Но что происходит… Надо разобраться. Но для тебя более важно другое. Я не для того тебя эээ исцелил, не для того спасал, и не для того вчера волок, чтобы использовать на закуску.
      – Ну почему же? Может ты просто запасливый? Этакое живое непортящееся "НЗ"?
      Это уже сказано лукаво, с явным облегчением. Дошло.
      – Конечно-конечно. Пивко из холодильника, – поддержал я шутку.
      – Нет, скорее, бульон из термоса, – пошутила ещё Светлана, но тут же, видимо, представив процесс, скривилась в гримасе.
      – Правильно. Не будем этим шутить. Я думаю, это необходимо… ему… мне… чтобы вот, лечить, или ещё что… в этом роде.
      – Ладно. Пока убедил. А может, и нет, но… хватит. Где ты говоришь, эти грибы?
      – Знаешь, я в детстве с отцом собирал рыжики, у нас их было мало, все ноги отходишь по горам, а отец говорил, что в Сибири их… Ты что?
      Девушка смотрела на меня со странным выражением смеси смеха и удивления.
      – Вы? Бродите по горам? И собираете грибочки? Ой, не смеши меня. Я только такую картинку представлю…, – она фыркнула.
      – И ничего смешного, – обиделся я. – Это тоже вот только что из памяти выплыло.
      Это очень важно для меня, понимаешь, а ты каким-то глупым смехом давишься.
      – Ну, прости, прости. Просто представила. Это всё равно, как если бы какие эээ динозавры…
      – Да я тебе говорю о том, когда я…, а! Ладно. Вот, смотри. Это – рыжик. Вот, видишь, когда обламываешь, молочно течём. А теперь бери и ешь. Сладенький такой должен быть, да? Но лучше всё равно на огне.
      К вечеру мы набрели на какую-то древнюю избушку. Как они называются, заимки что ли?
      – Ну, разводи костёр, хозяйничай, я быстренько кого-нибуль подстрелю, – собрался я устроить ужин.
      – Нет! Нет… не надо, пожалуйста. Не смогу… пока. Давай посмотрим… Ура!
      Сейчас сварим замечательную кашу! Да ещё с грибами. Что, зря волокли что ли?
      Давай, дуй за водой, а я здесь, действительно, похозяйничаю.
      Озерцо было удивительно чистеньким и спокойным. А вечерняя водица в ней – тёплой до ласковости. Я быстро, не снимая своего клочка одежды и не примериваясь разбежался и прыгнул, нырнул до самого дна. Глубоко! Аааах, хорошо то как! Всё же ценить надо каждое вот такое мгновение жизни! Когда молод и здоров! Когда есть силы и когда ты можешь… можешь… да мир ты, кажется, можешь перевернуть!
      Спохватившись, я с сожалением выбрался из воды, наполнил ведёрко, побежал к хозяйке. Надо будет и её сюда привести, пусть примет ванну. Теперь уже ночную.
      Ну и что? Теплынь же какая!
      Светлана приняла моё предложение охотно.
      – После ужина. Давай, помогай быстренько тогда. А крокодилов там нет? Или змеюк каких… В прочем, кого мне с тобой бояться, да?
      Я сделал вид, что намёка не понял и сосредоточился на чистке грибов.
      Каша получилась классная. Ну ещё бы, с голодухи, да ещё с таким количеством грибов!
      – Слушай, а нам… как ты думаешь, невредно бы стресс снять, а? – показала девушка, садясь за стол, на початую бутылку водки.
      – Тебе вредно однозначно.
      – А тебе?
      – Не знаю, но рюмку шахну.
      – Тогда и я.
      – Нет!
      – Я решила и я всё равно… лучше покажи, сколько можно. За чудесное спасение и вообще, за чудеса.
      – Вот тебе.
      – И всё? Как кошке какой.
      – Как котёнку. Ладно, за спасение, за жизнь, за знакомство, Светлана!
      Это, блин, оказался спирт. Я ухнул, девушка пискнула, вытерла накатившую слезинку. Потом жадно набросились на кашу.
      – Вкуусно, – сообщила Светлана, облизывая ложку. – А теперь пошли купаться. А что там? Ты слышишь?
      – Дождь.
      – Всё равно пошли! Он сейчас пройдёт!
      Спирт явно ударил в голову девушке. Нет, доза была так себе. Но после всех переживаний сказывалось.
      – Свет, ложись спать, а?
      – На речку! Купаться! Проводишь? А то я сама!
      Ну что ты поделаешь? А с другой стороны, вон, в окне луна светит. Значит, так себе дождик. Ладно, пойдём!
      Это было удивительное зрелище. Залитые призрачным лунным светом берег и гладь озера казалось, застыли в какой-то торжественной красоте. Только где-то вверху ночной ветерок покачивал листочки отдельной стайкой стоявших у воды берёзок.
      Тёмно зеленела трава на берегу, отсвечивали серебром ели, несколько облачком сонно ползли по небу, не закрывая луну даже тогда, когда наезжали на неё. Всё это было красиво, нежно, но в тоже время нереально, призрачно, словно ночной сон.
      Это очарование нарушила Светлана, с визгом рванувшаяся в воду, у самого берега скинув свою многострадальную ночнушку.
      Я, улыбаясь, сидел, наблюдая, как девушка плещется, разбрасывая в стороны хрустальные брызги. А потом она, видимо, тоже прочувствовала, затихла.
      – Виталь, плыви сюда, – позвала она меня. – Посмотри какая красота!
      И это действительно, была красота. В глади озера отражались звёзды. И серебрилась лунная дорожка. Звёзды сверху и звёзды снизу. И ночное небо вокруг.
      И это уже не купание это…
      – Ночной полёт, да? – поймала мои мысли девушка. Она перевернулась на спину, засмотрелась на полную луну.
      – Красота, правда?
      – Ммда… – подтвердил я, имея в виду не только луну.
      – Знаешь, я была на море. Тоже ночью купалась. Но там всё равно волны. А здесь… ай, да ну тебя! – перехватила она мой взгляд. – Давай, плыви впереди!
      А потом, пока мы плыли к берегу, ночь наградила нас ещё одним чудам. На наших глазах остывающее озеро заклубилось туманом, а ночное светило засеребрило его свежим снегом.
      – Как в пене! Аххх! Но куда теперь! Виталь, не уплывай далеко!
      Когда мы вышли на берег, ночной ветерок намекнул, что всё-таки уже осень.
      – Брр! Где моя одежда?
      Туман был потрясающий – поднялся только до плеч. Ну, до Светланиных плеч. Плечек.
      – Но ведь где-то здесь оставляла! Давай нырнём, поищем!
      В тумане мы столкнулись друг с другом и, ну, число для того, чтобы поддержать девушку, я её крепко обнял. Вот так мы уже и выглянули из клубящегося марева, я потянулся к её губам. Девушка не сопротивлялась. Только… Я опустил руки и рванулся опять в озеро и плыл, плыл, плыл, пока не ощутил противоположного берега. А там упал на холодную колючую траву, заколотив по ней кулаками. На лице у девушки была написана покорность и ещё… нескрываемая гадливость. Совсем, как у Тамары, когда она выгоняла меня из дома, едва сдерживая тошноту.
 

 
      А с другой стороны, чего ещё следовало ожидать? Вообще-то я себя и не видел толком. Себя? Себя?! Я посмотрел во вновь очистившееся от тумана озеро. Вот это – я. Или – не я? А тот, вампир с трёхпалыми лапами я? Тоже не я. Упав спиной на всё ту же жёсткую траву, я вгляделся в полную сейчас луну. Ну, а ты что скажешь?
      Ты же всё видела и всё знаешь. И… и чувствую я, помогала ты мне раньше не только своим светом. Нет… именно светом. Ну-ка, ну-ка…
      Плеск в озере сорвал мои мысли с рельс воспоминаний. Светлана, задыхаясь от холода и длительного для её плавания, выбралась на берег совсем недалеко от меня.
      – Виталя…, – почему-то шёпотом позвала она. – Виталя, ты где?
      А когда я подошёл к ней, девушка прильнула к моей груди, и, заглядывая в мои глаза, всё также прошептала:
      – Виталик… милый… добрый Виталик, не обижайся, а? Ведь я… я тогда правду говорила. У меня ещё…ну, никого как бы и не было. Нет, один раз меня поцеловал один… одноклассник… а зубы он, наверное, чистил через день… Противно было…
      А после сегодняшних… этих… тварей, мне всё это… ну… Ну, пойми же, ради Бога, и не обижайся… Я… я привыкну.
      – И… и только… это? – также запинаясь, выдохнул я.
      – Нет. Ещё… ещё… я боюсь… У меня всё это – впервые…
      – И всё?! Нет, Светка, и всё?
      Я заглянул в эти прекрасные глаза в обрамлении длинных пушистых ресничек. А ведь она не врала! Гадливость, которую я увидел, – не к дракону. К сексу. Какой-то неряха-одноклассник, теперь два этих урода – насильника. И теперь девчонка будет долго преодолевать это отвращение ко всему плотскому. Ах, девочка, девочка! Ты думаешь, я только на это и способен? Ты думаешь, мы только на это и способны?
      – Смотри, Светлана, смотри! – повернул я её к озеру. Да, я сейчас знал заветные слова и произнёс их обитателям тёмных сейчас вод. Да, а сейчас вспомнил удивительную музыку вот этих трав и спрятавшихся на ночь цветов, я чувствовал музыку ночного ветерка, листьев вон тех берёзок, даже мелодию лунного света, отражающегося сейчас от всего мира. И я мог сейчас…
      – Смотри, милая девочка. Нет! Сначала слушай. Слушай… Слышишь?
      Обняв её за плечики, я повернул девушку лицом к озеру, коснулся виском её коротенькой стрижки и поделился захватившей меня музыкой. Поднявшейся откуда-то из глубин генетической памяти удивительной, неведомой в этом мире музыки.