– Я не полезу. Там перекрытие тонкое, провалюсь.
      Он действительно может провалиться, этот толстый участковый. Интересно, сколько и кому он проставляет за сдачу нормативов по физо? А! Какое мне дело? То есть, как? " какое"? Лезть-то теперь мне одному. Умудрился же мой первый труп повеситься на конюшне! "Труп- повеситься". Сказанул. А перекрытия действительно тонкие. И лошади там, внизу. Во рухну, шухеру наведу в этом табуне. Не надо. Не то, чтобы покалечусь, ерунда это, а трупу и вообще до фени. А вот коняшек напугаю. Морального вреда одного сколько… Ффу, ну вот и он. Посветим. Ну, висяк, как висяк. На практике видал и покруче. В армию не хотел, прятался. Псих, говорят. Но здоровый какой… был. Осмотрим, запомним, сфотографируем. Не проблема. Теперь обрежем… блин, ну, об этом надо было подумать! Теперь назад, за ножом. Но освоенный путь уже короче. Ладно. Давай нож, толстяк. Как его здесь тянуть? Волоком и за руки. Бр-р. Чего они такие холодные? Лето же вроде. Ну, поехали потихоньку на свет Божий. Имей в виду, если посыпешься, я тебя удерживать не буду. Потихоньку. И ещё немного. И ещё. Теперь вот так… блин! Ну, накаркал же!
      Грохот, ржание, какой-то визг, и удаляющийся топот. Отдышавшись от всего этого, я очень осторожненько, косясь на пролом, добрался до лестницы, спустился вниз.
      На устланном соломой полу сидел, постанывая участковый. Живой!
      – Сшибли, когда рванулись, – пояснил он.
      – А кто ещё здесь был?
      – Да никого. Я один. Понятые ещё не пришли.
      Это значит он так по- бабски визжал? Или лошадь какая с испуга?
      – Пойдём, вытянем его отсюда на свет.
      – А зачем на свет. Всё равно, вон, под лампой и лежит.
      Вскоре пришли крепко поддатые понятые. На все мои "обратите внимание" при манипуляциях с трупом тупо и согласно кивали головами.
      – Вот здесь распишитесь. И помогите загрузить. А что, родственников не было?
      – Не-е. Он вообще у нас так… приблуда. С мухами. И армии боялся. От наборов прятался. Хотя, кому он там нужен? А сейчас как раз призыв. Вот он здеся и прятался. А пацанва наша его пугала, что найдут и загребут.
      – А кто его видел последний раз живым?
      – Конюх, Степаныч наш и видел.
      – А кто нашёл мёртвого?
      – Степаныч и нашёл. Он ему там… перекусить что… По лестнице поднялся и увидел.
      – А где его найти?
      – Найти? Вот, он лошадок своих найдёт, потом и вы его… Мы тоже сейчас к нему на подмогу.
      Стало почему-то неудобно. Столько забот чужим людям…
      – Ладно, потянули.
      На транспортировку хозяйство выделило дежурную машину и почему- то самосвал. Вот же, блин, остряки! Это, чтобы потом в морге не возиться с разгрузкой. Хоть соломы додумались хороший ворох кинуть – всё бедолаге не по железу качаться. Ну что, домой. В город то есть. Надо бы ещё там "место происшествия" повнимательнее осмотреть, может, какую записку оставил. Но вроде не было. Как он там? Ну, нормально положили.
      – Завтра этого Степановича в прокуратуру доставите.
      Участковый согласно потряс толстыми щеками, козырнул напоследок.
      Ну вот. Первый свой труп. И сразу – с какими-то вывертами. Да за тридевять земель ещё. И в субботу. Хорошо, что хоть к Вальке не сорвался. На свадьбу. Нет, не на неё свадьбу, а к какой-то её подруге. Нет, дочери знакомых её родителей. " Заодно с родителями познакомлю…" Уже? Спасибо тебе, неизвестный мой труп. О Господи! Неизвестный! Я же… ну, блин…! А не, я же из кармана паспорт доставал. Всё же стресс. Внимательнее надо быть. А это ещё что за…
      Дорогу перегородили, держась за руки, несколько парней.
      – Шеф, извини, каанешна, но в город – во как надо! – сунулся в кабину один из них. – Погусарили тут на свадьбе, а на ночёвку… Ну, самые наших пристроились, а мы, сирые…,- с пьяной добродушной словоохотливостью объяснял этот "гусар".
      – Рад бы, но нельзя.
      – А, ночью. Кто там увидит! Нормалёк!
      Неправильно отнеся запрет на тип автомобиля, он, а за ним ещё четверо залезли в кузов. Водитель, так тот не возражал вообще и мы вскоре опять тронулись в путь.
      Вот сейчас этого в морг. Судмедэксперту сообщать или нет? А, постучу в окно, пусть сам решает. Они вообще-то все с прибабахами. Жить рядом с моргом? Ну, понимаю, что в смысле "рядом с работой" оно удобно. И домик личный, это тоже. Но всё равно…
      Грохот нескольких кулаков по крыше заставил водителя резко нажать на тормоза.
      Чёрт возьми, да что там ещё случилось? – насторожился я, глядя, как вылетают из кузова наши пассажиры.
      – Не надо!! – крикнул мне, пятясь куда-то в темноту враз протрезвевший гусар.
      – Да что там случилось? чего не надо?
      Выскочив из машины, я ткнул ему под нос удостоверение. Подействовало. Немного успокоился. Пошарил по карманам, попросил закурить.
      – Предупреждать надо, – пробурчал он после глубокой затяжки.
      – Да я же предупреждал…
      – Предупреждал! Так могли не одного, а все пять трупов привести. Устроились мы на сене, рядом с твоим пассажиром. Едем себе в удовольствие. Вот только курить хоцца. А все уже… того. Ну, толканул я попутчика, типа, кореш, закурить не найдётся. Молчит. Спит наверное. Ну, толканул посильнее. Ноль. Ну, чиркнул спичкой. Сначала не разобрался – быстро погасла. Криканул Ваське, чиркнул он своей зажигалкой. А там – такое. И ещё язык тааакой чёёёрный изо рта. Не, браток, я твоей работе не позавидую. Каждый день такое…
      – А, ерунда, труп как труп. Обычный висельник. Поехали?
      – Нет – нет, спасибо, угостил досыта. Мы лучше прогуляемся. Это… стресс снимем.
      Пойду хлопцев догонять.
      – А куда они так быстро?
      – Ну… знаешь… когда так сразу… долго же не думаешь. Сразу – страшилка, – а вдруг разборки какие, и ты – прямо под раздачу.
      – Поэтому ты " не надо" и кричал? Не убивать просился?
      – Да ладно вам. Счастливао.
      Обиделся. На "вы" перешёл. А, может, спохватился, когда успокоился. Да, всё приключения. А вообще-то… Представ эту картинку я рассмеялся. Расхохотался и мрачный до этого водила.
      – У меня тоже как-то случай был. Вёз я свиней. Не на этой машине, конечно…
      Машинально улыбаясь и кивая в ответ я задумался о своём. Эту старую байку я слышал ещё от отца. А отец, наверное, от деда. Ну да ладно. Пусть повеселится, а то оторвали от… Хотя, дежурная машина, от чего было отрывать? Ну, всё равно – миссия неприятная.
      – А знаете анекдот про блондинку за рулём? – решил поддержать я беседу. Выслушал.
      Посмеялся. Рассказал свой. Ну, ничего водила. Так и доехали. Ключ от морга – в дежурке. Сильвёрстыч (это какие же странные отчества у судмедэкспертов!) на стук в окно переспросил, потом послал. Ласково так. Снисходительно. Сначала " в краткое эротическое путешествие", потом – досыпать. Три часа ночи всё-таки. Даже в общаге уже тишина. И сосед не храпит. А, его просто нет. А то я уж подумал…
      Ладно, всем спокойной ночи. Утро вечера мудренее.
      Дежурство есть дежурство. Поэтому, чем в общаге, лучше уж у себя в кабинете посидеть. И протокол вчерашний более толково оформить, да и некоторые другие бумаги. Как-то собираются они за неделю. Ну, как всегда, входная дверь открыта, кто – то пашет. И я догадываюсь кто. Валька очередную информацию варганит. По борьбе с малолетками. Ну, с преступностью и безназорностью несовершеннолетних. "Безнадзорностью"!
      Так и представляешь перемазанного чем-то шпанюка у котла с какой- то смолой или асфальта. Чем там в центре дышат? Да и у нас следователей… "У нас". Круто.
      Валентина, помощница, больше дел расследовала, чем я, начинающий стажёр. Конечно, больше. Район тихий, как хвалился в Швейке один вахмистр " семь восьмых убийства в год". Так что вот одну взятку и расследовал пока. Да и то, взятка – смех один.
      Опера выявили и – галочку в отчёт. Ветврач одного хозяйства мзду брал за липовые справки. Да ещё прекратил одно – глупой девке на заводе палец отхватило. Ну там, как говорят сейчас – "вааще". Ей за кражу мобилы у подружки исправработы отмеряли. "Алименты" в простонародьи. Вот, нашли работу на заводе. Что-то там переносить. А она при первом же перекуре мужику глазки строить: "А это что у Вас?" И пальцем – тык. Ну, и нет пальца. Инспекция труда: " Нарушение техники безопасности!. Не проинструктирована! Инженера по ТБ – под суд!". Их тоже понять можно – столько лет в лидерах, опытом на областном уровне делились. И – на тебе.
      А инженер по ТБ – такой мужик толковый! Хорошо, что разобрались. Я разобрался.
      Хотя, без "ТТ"… о, лёгок на помине. По внутреннему уже тарабанит. Наверное, видел, как я вошёл.
      Наш "ТТ" лёгок только на подъём и на помине. А так – 130 кг веса. Правда, высокий рост немного скрадывает. Да и форма пошита ловко, мундир почти стройным мужика делает. Но в одной рубашке, как сейчас…
      – Присаживайся. Докладывай, как же это, – после рукопожатия своей лапищей, поинтересовался шеф.
      – Да всё нормально, Тарас Тарасович.
      – Это как нормально, а? Лошадей разогнал, всем народом потом отлавливали. А одна жеребая была – раньше времени того, родила. и неизвестно, что с малым будет после такого шока. И у мамаши, кобылы этой молоко пропало. А ты, "нормально".
      Если помрёт, кто платить будет, а?
      – Я… я… но…
      – Вот тебе и "но". Да и вообще лошади, это всё же… Ты мне вот что скажи…
      Прокурор сделал паузу, посмотрел на меня маленькими глазками из – под кустистых бровей. Закурил. И вкрадчиво так поинтересовался.
      – Ты когда этого трупа осматривал, пульс ему померял?
      – А… а…
      – Ну, что он умер, убедился?
      – Но… он же висельник!
      – Бывает, петля неплотно прилегает или не полностью затягивается.
      – Он… холодный совсем был… Руки то есть… И… А что?
      – Вот, Сильверстыч звонил, говорит, начал вскрывать – а у этого клиента твоего прижизненные переломы. И умер вроде от них. Вроде как недавно, то есть, в морге уже. Как, трупное окоченение было ярко выражено? А кости на ощупь целы? Не щупал?
      Что душновато здесь? Это я немного простудился, окна не открываю… Ну, чего вытянулся? Дуй в морг на вскрытие!
      Закрыв дверь с другой стороны, я прислонился к косяку, собираясь с мыслями. Ещё услышал натужный кашель "ТТ", его шаги в мою сторону и пошёл, куда глаза глядят.
      Конечно, в кабинет Вальки.
      – Привет! Ну, как дебют? Да на тебе лица нет! Что, Виталик, что стряслось?
      – Да так… Просто беда…
      – Да ты расскажи. Сядь, на вот, закури.
      – Никаких перекуров! Куряки! – появилась в дверях громадная лобастая голова ТТ.
      – Ну-ка давай со мной в машину! По такому ЧП придётся и мне с тобой. А ты – цыц и работать – это он уже Валентине. И та послушно уткнулась в бумаги. Забираясь на заднее сидение нашей древней " Волжанки", я раздумывал, зачем такому громадному человеку, как наш прокурор лишний раз мучиться в этом автомобиле. Что, сразу по результатам вскрытия меня арестовать? Не отходя от кассы? Вот интересно, за что? В смысле квалификации? Неоказание помощи? Не-е, он же не от этого.
      Оставление в опасности? Но надо, чтобы заведомо. А я ни сном, ни духом.
      Неосторожное лишение жизни? Мог предвидеть, что жив? Что висельник – жив? А что эти доски проломятся? Ну, мог, конечно. Но, что живой – не знал же! Должен был убедиться. В общем, халатность у меня, повлекшая тяжкие последствия. Это… это сколько там? Да сколько не дадут, а карьера следователя ляснула. На первом же трупе, блин. Надо же было тогда… лучше бы глаза подлечил. Штурманил бы… А, да ладно. Приехали.
      В дверях небольшого одноэтажного зданьица нас встретила довольно симпатичная курносенькая… не знаю её должности. В общем, помощница Сильвёрстыча. Говорят, она ещё и спит с ним. Бр-р. В смысле его. Она же ничего. Вот только золотой зуб немного картинку портит. Лучше бы не улыбалась. Чему здесь лыбиться – то?
      – Здравствуйте, Тарасович. Добрый день, Виталий. Пойдёмте, провожу.
      – Да знаем мы, куда. Занимайся пока своими делами, – отверг помощь прокурор.
      Странные у неё здесь "свои дела", если все служебные помещения пропахли жареной печёнкой. Но и то хорошо, что не трупами. Хотя, сейчас, вон за той железной дверью.
      Судмедэксперт склонился над уже разделанной и "готовой к употреблению" моей жертвой. Сам он был во всех причиндалах – халате, фартуке, перчатках, марлевой повязке и в очках. Тоже высокий, но худой и плоский, как топор.
      – Ну вот, молодой человек, давай-ка сюда. Вот, смотри, видишь переломы? Да наклонись пониже! Вот, прямо по центру.
      Господи, ну за чем мне это? И запах. Нет, невскрытый-то ничего. А вот внутренности… не смотреть! Хорошо бы и не дышать…
      – Видишь?
      – Да, но… Но это же вы грудину вырезали! Какой же это к чёрту… Вы что, о… охренели (я едва успел сгладить этот термин) здесь среди этих покойников? И что здесь ещё…
      Дружный хохот двух мужиков не дал мне закончить свою обличительную речь.
      – Молодца, молодца – пробасил ТТ. – Ну, пойдёт отсюда. Подождём. Тебе долго ещё?
      – Как всегда. Безпроблемный объект. Идите, я скоро.
      – Значит, всё это…
      – Розыгрыш, – пробурчал ТТ.
      – Ага… Первое апреля?
      – Нет, крестины новоиспеченного прокурорского работника. Обряд такой у нас.
      – И что… всех?
      – Традиция. Но ты молодец. Сюда давай, – толкнул он дверь кабинета судмедэксперта – вон, к примеру, Саныч, тот застрелиться собирался. Даже на труп и не смотрел. Валька, та хотела посмотреть, да сомлела.
      – А если труп с душком?
      – Первый выезд мы организуем на свеженького.
      – Поэтому мне так долго… скажите, а вас тоже вот так когда-то?
      – Пытались. Но я тогда молодой был, глаза горели. Всего и осмотрел, и обмерил и общупал. Так что номер не прошёл.
      Стало вдруг ужасно стыдно. Ну что мешало вот так, как шеф? Что, глаза не горят?
      – Но ты молодец. Слышь, Светлана, молодец стажёр. Твой Сильвёрстыч думал – слабак, даже переломов не организовал. А наш – твоего прямо носом в грудину: " Сам разрезал, говорит. И никакие не прижизненные. А если прижизненные, то тебя садить надо!".
      Рождалась новая легенда, точнее, новая байка из жизни прокурорских работников. И я возражать не стал – уж очень лукаво посмотрела на меня эта… прозекторша. А затем мы вышли во двор покурить: " Володя не выносит сигаретного дыма!". Ишь ты!
      Во – первых " Володя", во вторых, дыма он не выносит. Уж чья бы корова… А здешние запахи он, значит, выносит?
      – Я со следующей недели в отпуск. Мёртвый сезон. Поработаешь пока вместе с Санычем. поднаберёшься опыта. Висяки почитай. Может, что незамыленным глазом.
      Ладно, пошли.
      В кабинете уже был накрыт стол с незатейливой закуской – всякими там помидорами и огурцами. Это ещё ничего. Но сковорода с действительно жареной печёнкой выглядела дико. И запах… нет, я ничего не имею против печёнки, вот так пожаренной с лучком. Но здесь и сейчас…
      – Ну, молодой человек, с крещением вас! – поднял здоровенный, я таких уже давно не видел, гранёный с ободком стакан Володя Сильверстыч.
      – Это так называемый "Маленковский", – пододвинул мне такой же наш ТТ. – Двести пятьдесят. Положено весь и сразу. До дна.
      – Кем положено? – набирался я мужества. В армии мы, дембеля, упились однажды самогоном (первобытным, белым, как молоко, в такой же первобытной квадратной бутыли), после чего к крепким напиткам я отношусь настороженно. Впрочем, ещё раньше, замачивая поступление в штурманское училище мы упились каким-то вином типа вермута и к вину я тоже теперь отношусь… ну, индиффиренто, что ли.
      – О, ещё с петровских времён положено! – рассеял все мои сомнения ТТ.
      – Ну, за нового следака! Ты всё же молодец, – уже перешёл на "ты" судмедэксперт.
      Мы чокнулись полными "маленовскими" в пол – бутылки ёмкостью и крёстные уставились на меня. Ну, что тут поделаешь? такими дозами мне пить вообще-то приходилось. Помню, уже дембелями строили учебный центр. Зима, вымерзли, как собаки. Ну и послали гонца. Тоже из наших. А тот приволокся почти к уходу с объекта. Вот и пришлось – прямо в столовой. Оно тоже острота ощущений, да? В кружку вместо чая. Дёрнул тогда быстренько полную, прикусил, и давай, говорю, добьём. А Георгий, напарник мой, говорит – всё за раз разлил. Так что и там кружка, как этот стакан. А в общем и ничего водка. Мягко пошла. И вернуться не обещала. После стресса, наверное. Но печёнка сразу не шла. После первой. Или первого… А этот Сильвёрство… вич… вович? Сильвёрс… тыч (не выговорить!) очень даже ничего мужик. Хоть и гадкой работой занимается. Хоть и разыграли… не, не то слово… шуточки… Стой, а…
      – Тарас Тарасович, а с этой… значит и с ней, ну, жеребой кобылой, которая молока лишилась… тоже неправда?
      Они опять оба расхохотались. До слёз. Налили ещё. Себе по стакану, мне, правда, на дно. Интересно, это ещё почему? Вон, под столом, бутылка ещё. Да я и сам могу…
      А смешного то что?
      – Виталий, но нельзя же так! Тем более, в прокуратуре! Я чуть сдерживался, когда эту дичь нёс!
      – Но я вам… я вам…
      – Виталий, в этой жизни никому нельзя верить. Перефразируя Мюллера: " Мне – тоже нельзя".
      – А… Валентина знала?
      – Ну конечно! она поэтому и дежурит вместо тебя. Ну, третью за женщин!
      Опять налили совсем чуть – чуть. Да я на них и не в обиде. Практика всё же опыт… а ничего печёнка. Но Валька, Валька! Припомню. Нет, надо сосредоточится и слушать. О чём это он, этот наш " Тыч"? О! Буду называть его "тычем". Слава Богу, хоть сейчас не о трупах. А Светлана… А ведь хороша, а? Хороша маша, да… не наша? Хм. А ножку на ножку просто так? Может, и просто так. Вот, взгляд перехватила. Ну? Ничего не поправила. Или что то значит, или, действительно, просто так.
      – Ну, нам пора. Крёстный теперь отдохнуть должен. После всех потрясений. Бывайте.
      Спасибо. Пойдём, Виталий.
      – Заходите почаще, не забывайте.
      Это уже хозяйка – нам. Щас. Сюда меня даже такими ножками не заманишь. Не мой экстрим. Уж лучше…
      – Уж лучше вы к нам.
      – Ладно, Виталий, не остри, пойдём, – приобнял меня своей лапищей ТТ.
      – А почему бы такое дело… где- нибудь на природе? В здоровом коллективе? Можно было всех собрать…
      – Нельзя подрывать авторитет руководителя участием в массовых пьянках.
      Логика в этом, конечно, была. Но странная какая-то. Значит, вдвоём с подчинённым и этим… потрошителем – авторитет не подрывается, да? А когда в компании – подрывается? Надо обдумать. Надо обдумать… Выпитая бутылка водки уже давала себя знать. Но я ещё о-о-о-чень уважительно распрощался с шефом, с озабоченным видом, но на автопилоте прошёл мимо вахты, оторвал от книги соседа, сообщил, что "надо обдумать", с чем завалился на койку и повернулся к стене. Думать так думать, правда? К счастью, идея фикс "надо обдумать" напрочь выбила намерение позвонить и разобраться с "предательницей". А в понедельник утром…
 

 
      А в понедельник утром Валентина уже валилась с ног от усталости. Ночью – изнасилование. Ну, казалось бы. Нет, я тоже за половую неприкосновенность, половую свободу женщины (за это, последнее, вообще все мужики двумя руками проголосуют), я тоже ненавижу этих подонков, но… не смертельно. И без тяжких последствий. И не малолетка. В общем часть первая. Если только не заразил чем опасным. А вот с ног сбились. И ТТ нашего подняли. Так в чём дело? А в том, пояснил мне наш следак Саныч, что произошло это на туристическом слёте. Который крышевал (шучу- шучу, патронировал) губернатор. И даже сам присутствовал. На слетё, то бишь. И самая подлость в чём? А в том, что слёт – в соседнем районе. А изнасилование – в нашем. Они это всё организовали, и у них всё хорошо. Они молодцы! А что это их шпана перешла границу и у нас трахалась – уже мы виноваты.
      Землеустроителя? Глупости. Явно в нашем. Тут, правда, заминка небольшая. Девушка в больнице. Ну, приложился, гад, по фейсу. Пока не проверишь. По тому, что говорит – явно уже наш район. Там мостик такой через речку своеобразный. Через него справа по течению – наш район. Слева- их. Говорит, вроде переходили мостик.
      Но её вещей, в смысле… ну, бельё он нижнее ей порвал, пока не нашли. С собакой?
      Ну, брат, ты книжек начитался. В общем, так. ТТ тебе приказал дуть в больницу и разговорить потерпевшую. Во всех деталях. Я тут с операми. ТТ с Мамкой (это – его заместитель – ниша, потом расскажу) – уже к губернатору на накачку. Валька устала, да ещё с потерпевшей цапнулась. Ну, ты её точку зрения знаешь " пока сучка не схочет, кобель не вскочет", так кажется? хотя в данном случае, наверное, зря. А у тебя, ТТ сказал, получится.
      Ну, начальству виднее. Оно и правда, получается. В смысле общения. Ну- ну- ну, без неуместного сейчас развития темы. Постараюсь оправдать.
      Не знаю, чего тут было цапаться. Нормальная девушка. Правда, страшная сейчас.
      Такие огромные синяки под глазами и распухший нос. А на паспорте ничего. Может, пройдёт? И ведёт себя спокойно. И даже плачет тихо, без истерики.
      – Допросят вас в другой обстановке, попозже. Пока постарайтесь вспомнить всё. До мелочей. Понимаете, чтобы найти…
      – Да всё я понимаю. Что вас интересует? Вашу работницу больше всего интересовало, где. Где, где, где! Но если я не помню! Он же гад, как зверь избивал. Знаете, как обидно. За что, за что гад! – расплакалась она.
      – Нашей сотруднице надо было знать, где, потому, что там могли остаться следы, нам же надо как-то его искать! – заступился я за Валентину.
      – Ай, и это я понимаю. Всё понимаю. Почему с ним пошла? Да в каком мире мы живём?
      Зачем я кому нужна? Поймите там… ну хватало там желающих… даже с переизбытком со стороны нашей половины. Не осуждаю. Констатирую. А я, вот, до двадцати. И не потому, что… ну, не всем это так… нестерпимо. Поэтому и думала – ну не надо ему это. Вон иди свисни только. И потом, как-то в доверие втёрся общих знакомых вспомнили.
      – Каких это общих знакомых? – аж подпрыгнул я на стуле возле больничной койки.
      – Ну, оказалось, мы в одном коллеже учились. Нет, группы не называл. Года тоже.
      Только преподавателей некоторых называл, интересовался, работают ли ещё.
      – Кого конкретно, вспомните, пожалуйста.
      – Кого знаю, запомнила, записывайте. А троих или четверых не запомнила. Они у нас не преподавали.
      – А он сам ещё… он не участник слёта?
      – Нет, говорил, что сестра. Что сам из соседнего района, вот и пришёл проведать.
      Проведал, скотина!
      – Ничего – ничего. Найдём. А ещё что о себе?
      – Так, к слову, когда ещё на танцах были, интересничал, так сказал, что только из армии пришёл, что в спецназе служил, что всех здесь положит, если разозлят. "Спецназе!" Девушку кулаком в лицо! Мерзость! Я же уже вырвалась, убегала, когда он сзади чем-то по затылку! Слава богу, хоть, хоть потом… без сознания была. Пришла в себя, вспомнила… Поняла… а уже утро почти. Разъехались многие. Только руководство и осталось. И милиция. Тоже ещё те. Кого охраняете? ай, ладно. Как бежала – всё в полу… сознании. А ваша эта – перебегала мостик или не перебегала. Ну помню вроде, что перебегала. Или, это, когда на нём стояли, на ночную воду любовались… Описать его? Ну, невысокий, с меня ростом. Всё во время танцев пыжился, на носки вставал. Худощавый. Нет, даже худой. И лицо худенькое такое, востроносенькое. В принципе… на внешность, конечно, симпатичный даже. Глаза такие… красивые… знаете, такие… ну, почти, как у вас, – впервые попыталась улыбнуться разбитыми губами девушка. Интервью было закончено и я быстренько распрощался.
      – А губу у него не такие красивые. Совсем не такие, – добила она меня напоследок.
      Ну, девчата, ну… а, впрочем, пусть лучше шутит, чем плачет. Жизнь продолжается, да?
      Я сразу рванулся в колледж – благо, Валентина оставила ключи от своей "малявки".
      Это мой отец ездит на весьма серьёзном джипе и всякие там "атосики", "пунктики", даже " мини- веники" вот так презрительно называет. А по мне – едет же. Правда, ноги упираются и вдвоём тесновато. Хотя, я уже убедился – тесновато – это не всегда так уж неприятно.
      Колледж – гордость нашего райончика. " Для особо одарённых" задумывался. Почему отцы- основатели думали, что особо одарённые должны были переться в нашу глушь – трудно даже сказать. В общем, чтобы вундеркинды не то, со всей необъятной нашей родины, но из нескольких районов собирались. Модные и востребованные специальности – программирование и прочие электронные прибабахи. Правда, под нажимом местничества, возродились и несколько групп автослесарей, потом – поварих… Кадры для местных нужд. А директор – странный какой-то. Ну чего, чего тебе, мужик елозится? Чего ты тут… Я что у тебя, твою воспитанницу на вечер прошу?(Кстати, посылал меня ТТ сюда лекцию читать – есть очень и очень…) Я у тебя карточки архивные по часок прошу. На них же фотографии, правда? Да не нынешних учащихся. Верю, что нынешние не способны на такое. Такое? Ага, наслышаны уже. Нет, как минимум года два назад. Вы полтора работаете? Ну, конечно, не ваш. Добро. Во, даже до архива проводил. Ага, всего за год выпускников три группы. Девяносто. Значит лет за пять – около четырехсот?
      Четыреста тридцать один. Ну и отлично. Мне вот эти учётные карточки. С фотографиями. Никаких описей, давайте распишусь, что вот столько получил.
      Спасибо. Теперь назад в больницу. Вот интересно будет. Губернатор только ТТ: " Иди сюда!", а он " Хренушки, вот он, голубчик".
      Мечты, мечты. Не опознала. Никого. Даже похожих. Да и шутка сказать – фотографировались при поступлении – а это в четырнадцать лет. А сейчас ему… если с армии до лет двадцать – двадцать два. Вон, меня четырнадцатилетнего и сегодняшнего никто не отождествляет. Да я и сам порой… Кроме того, на четырёх карточках вообще не было фейсов, а одна просто не удалась – какое-то пятно. Эти карточки я отложил. Говорили, что по закону подлости именно здесь и надо копать.
      В училище я пока весь этот архив не вернул. Во-первых, надо бы ещё подумать.
      Взять фото выпускников, если хранятся. А во-вторых по мобиле наша секретарша Галя сообщила, что ТТ собирает всех.
      Очень быстро все и собрались. Мрачный ТТ сидел за своим здоровенным, под стать хозяину столом, Мамка, такая же мрачная – ошую. И если мрачный ТТ – вещь довольно обычная (а вы видели вообще весёленький пистолет ТТ?) то мрачная Мамка – явление крайне редкое. Для меня, по крайней мере, – первое. Она начинала ещё в ментовке, наша Мамка. Тогда ещё Зойка. В одном из вообще глухих райончиков.
      Красивая была, говорят. Хотя, почему "говорят" и почему "была"? Она и сейчас…
      Для своего возраста, конечно. Для своих сорока. Полные губы, кажется, всё время сдерживают улыбку. Глаза голубые, просто неправдоподобной для такого возраста сочности. Я думал, может, сдетинела и такие линзы вставила. Нет, говорят, этими глазами ещё в те далёкие годы многих из нашего брата с ума посводила. Ну, не только этим. Судя по тому, что осталось… гм…гм… не будем подробнее.
      Сводила в общем, сводила и досводилась. По этой линии задралась с начальником УВД, написала рапорт об уходе. Вот такие девчата бывали! Старой такой закваски.
      А вот Саныч мне рассказывал, что встретил как-то в столице свою однокурсницу. Та им лекцию читала. По методике расследования чего-то там…ну неважно. Потом, конечно встречу отметили. "Я у неё и спросил, как она там очутилась? Да ещё и полковник уже. А она грит, Вовка, если откровенно, у меня есть то, чего у тебя нет". Рассказывая это, Саныч тогда весело смеялся над такой откровенностью. А я себе подумал, что не будет такая хитрая проныра откровенничать. Может, она имела в виду не женские особенности, а "общечеловеческие" качества – терпение, упорство, мозги в конце концов? Ну, неважно. В общем наша Мамка, тогда ещё Зойка, с треском вылетела из ментовки, но тут как раз война амбиций между МВД и прокуратурой опять разгоралась. Подобрали её. Только в другой район. В наш. А куда поначалу женщину? туда. Где сейчас Валька – на малолеток и на суды. А так, как ушла всё-же со скандалом, то и продвижение застопорилось. Долго на этой должности сидела. И опыта набралась и авторитета. Для всех этих охламонов наших стала Мамкой. А со временем – и для прокурорских работников. Только лет десять, как опалу сняли, стала старпомом, а вот теперь – замом. Советник юстиции, подполковник по-армейски. В погонах бывает редко, хотя ей идёт. Обаятельная женщина, даже когда вот такая, как сейчас, мрачная. Да у нас все женщины обаятельные. Взять хотя бы… Ладно, пока брать не буду. Вот, появился и Ким, значит, начнём.
      – Долго совещаться не будем. Некогда. Губернатор дал нам двадцать четыре часа.
      Отсчёт пошёл с десяти утра, – шеф нервно дёрнул толстой щекой и покосился на настенные часы. – Последствия неисполнения – самые жёсткие. Да вы сами знаете.
      Да уж. Нрав нашего "губера" мы знали. На себе, к счастью, испытывать не пришлось, но…
      – Владимир Александрович, что нового.
      – Работаем, – коротко ответил Саныч. – Но сложно. Толпень.
      – Виталий, что знает потерпевшая?
      Я доложил. В том числе о неудачном опознании.
      – А если бы опознала? – с прищуром посмотрела на меня Мамка.
      – Закрыли бы и доложились.
      – А дальше? Пришёл бы наш Деляга и смешал бы нас с дерьмом. Без понятых, без поручения. А потом, какое уже опознание вживую, если вначале фото показали?
      – Но…
      – Всё, без пререканий. Зоя Сергеевна, просветите его в тонкостях процесса потом.
      Тебе пока больше самостоятельно не… Саныч, он с тобой. Нет! Вот что. Сейчас приедет "на усиление" какой-то. Ну не знаю кто, частный детектив, что ли. Из личных знакомств Александра Михайловича. Вот с ним и поработаешь. Встретишь, повозишь, куда надо. Валентина, не возражаешь, если на твоей. Ты здесь нужна будешь, а мне нашего зонального на место происшествия везти. Сейчас тоже прибудет. Тогда давай, Виталий, электричка скоро прибудет. Я и тебя Морозу расписал, а он своему, этому, видимо передаст.
      Оно приятно, что тебя "расписали" Александру Михайловичу Морозу – целому прокурору области. Хотя, что тут, кроме роста, особенного. Наверное, так и расписал – дылда в дымчатых очках. Но суть не в этом. Просто – вот так от дела отстранили. Ну, нарушил я этот порядок опознания. Да и не опознание же. Так… оперативная работа. Которой, кстати, заниматься то мне и нельзя было. Мамка права. "Деляга" – наш заглавный адвокат смешал бы с дерьмом. Гадковатый человек.
      А девчата – адвокатессы ничего. И в прямом, и в переносном. Когда первый раз обвинение поддержал – к себе пригласили, шампанским отметили, пока судья приговор писал. Нехорошо, конечно, нетрезвому на оглашение. Но это же было чисто символически. По серьёзному мы уже потом, с Валькой, Кимом (он курирует это направление) и, конечно, Санычем, дёрнули. Традиция, говорят. Ох, сопьюсь я с этими традициями. Женится надо. Может, жена придержит. Да, конечно! Типа Вальки, которая сама все прокурорские традиции свято блюдёт. Да-а, гадкое настроение, если о женитьбе подумал. Мне всегда при мерзком настроении какие-то странные мысли в голову приходят. Несвоевременные. Ну, вот вокзал, буду маячить здесь.
      Возле машины. На контрасте.
      Вскоре контрастов добавилось. Частник из закромов прокурора области оказался маленьким и толстым до круглости. То есть, что – то типа мячика такого. Я – высокий, худой, он маленький и толстый, да ещё Валькин " Атос" – низкий и худой.
      На арену клоунами выезжать – только красные носы приклеить. Да и то – только мне.
      А у этого – уже. Не то простыл, не то отпил, не знаю, пока грешить не хочу.
      – Бычёк, – представился приезжий, отвечая неожиданно крепким рукопожатием.
      – Ничего, я привык, – улыбнулся он на мои попытки сдержать хохот. – и, чтобы вам всё время не давиться рефлекторным смехом, обращайтесь ко мне "Сергей Сергеевич".
      – Хорошо… А я… Виталий… – садитесь пожалуйста.
      Пока мы устраивались в "малявке" я всё ещё приходил в себя. Ну, что за фамилия такая. Помесь маленького быка, мордастенькой рыбки и окурка. И ведь всё подходит!
      Хотя… чего смешного? Маленький бык, это всё равно бык, рыбка – о-о-чень вкусная, отец с Украины привозил и сушеную, и в консервах. А окурок… Сколько раз в армии за бычками охотился? Так что… хватит давится эээ " рефлекторным" смехом и поехали. Рефлекторным! Дипломат. "Идиотским смехом", – вернее.
      – Ладно, молодой человек. Отвлекитесь и расскажите всё, что знаете.
      – И что? – искренне удивился он после моего рассказа. – Сами не допетрили? Ладно, поехали.
      – На место происшествия? – настороженно поинтересовался я, озаботившись судьбой Валькиной малявки. По лесной дороге и колдобинам "Атосик" долго не протянет.
      – Да что вы, Виталий! Нам надо по учреждениям. И, видимо, в вашем районе – только в училище.
      Часа за три мы справились повсюду, затем завернули в мой кабинет и разложили на столе добытые списки. Бычёк пробежал их глазами, что-то пробормотал про себя.
      – Давай, загоняй в компьютер и когда одинаковые фамилии пересекутся – за ушко его и на солнышко, – предложил он мне.
      – Да я лучше уж так, как и вы.
      – Это что же, память такая?
      – Не жалуюсь. В шахматы вслепую играю. Ещё могу тысячу слов запомнить и в любой последовательности потом…
      – Знаю такой фокус. Ассоциативная память. А цифры?
      – В штурманском логарифмы наизусть.
      – Это серьёзнее. Давай!
      Через несколько минут я, счастливо улыбаясь, вытащил учётную карточку училища.
      Ту самую, со смазанной фотографией. В списке жителей одной из ближних деревень соседнего района, в списке пришедших из армии в течение последних двух лет, в списке выпускников училища за последние пять лет, начиная с позапрошлогоднего, наконец, в списке участников слёта (там, действительно – девушка). Правда, в списке спецназовцев такой фамилии не было, но и потерпевшая говорила – соврал.
      – Молодчина. Ну вот и всё. Иди, доложись. Пускай сразу на опознание. Подождём.
      Может, под кого из друзей или знакомых. Но вряд ли. Судя по всему, сразу и не намеривался нахальничать. Только, когда отказала, обозлился. Ну ладно, иди.
      ТТ недоверчиво повёл носом, но все эти совпадения фамилий всё же внушали. Он распорядился. Оперативники притянули отсыпавшегося пацана, а Саныч в больнице организовал опознание – уже чин по чину. Даже дежурная адвокатесса ни к чему не прикопалась. Хотя, их босс тут расстарался бы.
      Потерпевшая опознала его сразу.
      – Что же ты сделал, сволочь! За что? Что я тебе плохого сделала- кинулась она именно к нашему подозреваемому. И едва не задев статиста, ввалила своему обидчику смачную плюху.
      – Да вы… вы ошибаетесь, девушка, – пробормотал тот, не собираясь, тем не менее, закрываться от удара.
      – Я? Ошибаюсь? Ну, тварь, в глаза мне скажи, ошибаюсь?
      Опознанный скривился, увидев очередной замах. Но удара не последовало.
      – Трус! Мразь! – сказала, словно выплюнула, потерпевшая и повернулась ко мне.
      – Я подтверждаю…
      – Мне девушка, мне говорите, – обратился к ней Саныч.
      – Подтверждаю, что опознаю в этом лице, человека. который вчера, то есть, ну в общем, сегодня ночью меня изнасиловал.
      – Та-ак. И при каких обстоятельствах?
      – Это мне при всех рассказывать? Ладно. Пусть слушают. пусть этой твари стыдно будет!
      – Жень, ну не надо, – взмолилась "эта тварь".
      – Видите, он моё имя знает!
      – Вы подтверждаете эти показания потерпевшей?
      – Подтверждаю…
      – Тогда вот что… Я оформляю протокол, а вы, Виталий Леонидович, допросите подозреваемого. Или, может, примите явку с повинной. Вы как? – обратился он к насильнику и его защитнику.
      – Конечно, явка! – воскликнул пацан. – Я бы и сам…
      – Конечно- конечно, – язвительно усмехнулась потерпевшая.
      – Всё, идите в процедурный, я договорился.
      – И защитник мне никакой не нужен! – хорохорился задержанный. – Я всё и так признаю!
      – И отказ от защитника оформите.
      Когда мы примчались в прокуратуру, в кабинете Саныча сидел, уныло перебирая листочки тощего дела, седой старикан с неприятным (всё- в синих прожилках) лицом. Оказалось, что этот синюга и есть наш зональный. Это ТТ объяснил, когда сообщил тому о задержании, а тот немедленно связался с кем-то в области.
      – Вот, приехал и раскрылось, – скромно констатировал он факт такого совпадения.
      И ведь не соврал, зараза, ни слова. И приехал, и раскрылось. Покачав головой, ТТ схватил меня за шкирку и поволок в свой кабинет.
      – Владимир Владимирович! – соединился он по вертушке к губером. – Докладываю – раскрыли и изобличили. Конечно, арестован. Кто раскрыл? Да, в общем…
      Конкретно? Стажёр наш, – покосившись, он назвал мою фамилию. – Не знаю. Не сообщали. Даже не думал как-то. Понял, передам. Конечно, по всей строгости. Но это уже прерогатива… да, конечно. Спасибо!
      ТТ положил трубку, странным взглядом посмотрел на меня.
      – Ну вот, готовь банкет. По случаю первых звёздочек.
      – Но…
      – У губера как раз и полпред оказался. И оба поздравили тебя с лейтенантом. А эта сладкая парочка сам знаешь к кому дверь ногой открывают. Так что, ждем-с со дня на день.
      – Но это же… Где Бычёк?
      – Кто? Что? – вытаращил глаза прокурор. Но я уже кинулся в свой кабинет.
      – Подтвердилось значит. С чем тебя и поздравляю.
      – Но я… я, Сергей Сергеевич, я же… ну, честное слово. Пойдёмте, расскажем, что…
      Это уже было глупо и неуместно. Но я был уверен, что чист перед законом и совестью. Я же не докладывал, что это я. Но и о том, что вот этот странный сыскарь всё в пять минут. Просто сказал, что раскрыли. Но, ведь и тот, зональный.
      Одного поля ягодки.
      Бычёк, видимо, всё понял. Подошёл, привстал на цыпочки, чтобы успокаивающе похлопать меня по плечу.
      – Молодой человек! Для меня это всё уже пройденный этап. Все эти звания, почести, награды. Поэтому не берите до головы. Вы лучше вот что… с девчатами поосторожнее, – серьёзно осадили.
      – Это с чего…
      – Да посмотрите сами! От дверей и прямо во-о-от сюда к столу.
      Действительно вытоптанная каблуками дорожка. Ну, чертяки!
      – Это… секретарша почту носит.
      – Да- да, конечно. И потом вокруг стола сюда, к креслу.
      – Это к компу, иногда.
      – Одина дорожка вон маленькие шажочки такие, вторая… видишь?
      Ну, что тут отвечать. Да и с чего бы?
      – Да я так, к слову. Не в упрёк. Но всё же будь поосторожнее. Ох, доводят они.
      После пьянки – на втором месте для нас, мужиков, по разрушительной силе. А ты мне будешь нужен целый и невредимый.
      – Я? Вам? И… зачем?
      – В шахматы вслепую играть. Уважаю. Ну, на вокзал отвезешь?
      – Но всё-таки… Как-то… Не по-людски даже. Без обеда даже.
      – Поехали – поехали. Наша любовь ещё впереди.
 

 
      Губер при всём его самодурстве всё же сдержал слово. Через неделю пришёл приказ.
      И был большой брезент на поляне, и шашлыки, и, конечно, звёздочки в стакане с водкой.
      – Выпиваешь, звёздочки оставляешь в зубах, потом берёшь в руки, целуешь, представляешься юристом 3 класса, звёздочки в карман. И только потом все с тобой – по рюмахе за коллегу, – напомнил мне ритуал Ким. Ну, по сравнению с описанным Суворовым ритуалом это было попроще. Хотя, стакан водяры опять?
      – Ну, не морщись. Коньяком будем полковничьи замачивать, – увидел мою гримасу Саныч. – И, судя по всему, доживём. Пригласить не забудь.
      Конечно, звёздочки на погонах – это здорово. Особенно – первые. И коллеги – тоже здорово. И вот такие девахи – сотрудницы, тоже. И зря там предупреждал о чём-то смешной Бычок. Это он, может, опёкся. А меня не проведёшь. Меня… Вот, Валька.
      За меня – и в огонь и в воду. Но только не в постель. Женись! А вот возьму и… не-е, Бычок прав. Вишь, как заносит. А Галя, секретарша которая, та и без женитьбы, вроде… Но сказал, сказал мне Саныч на большом подпитии, что наш ТТ – ещё тот резак. Ни одной секретарши как бы не пропустил. Теперь – брезгую.
      Представлю такую парочку – и всякий интерес пропадает. Это как с этого нашего "Тыча" помощницей. Вроде и ничего деваха, знаете, сочная такая, ну, когда "всё при всём", а представлю, как она в этих внутренностях… не. Лучше уж с Мамкой общаться.
      Тут уж – только о делах. Саныч же не зря о приглашении хохмил. Переводят его. Ну, недалеко. В соседний район. Замом. А я, значит, на его место. А Мамка, значит, следствие и курирует. Вот сейчас она и рассказывает, что надо будет в первую очередь. Эх, Зоя Сергеевна! Мне бы сейчас в первую очередь оторваться по полной программе. А то здесь, как старик какой. А мне то уже двадцать три! Вот в вашем возрасте… хотя… Не, да вы посмотрите, что там творится! Стоп- стоп-стоп. Не отвлекаться. Что она там говорит о сроках и планах расследования?
      Но это же Мамка! Перехватила взгляд, застегнула пуговички, чуть улыбнулась своими пухлыми губами.
      – Да, действительно, давай не о работе. Ты мне вот что скажи… Мне срочно пришлось на тебя аттестацию писать, в области твоё личное дело почитала. Значит, тебе 22, да? Год в училище, два в армии.
      – Год засчитали.
      – Ладно.
      – И в училище – с семнадцати.
      – Тоже понятно. Значит, в девятнадцать ты уже отвоевался, да? И плюс пять – университет. Двадцать четыре? А с учётом всех межсезоний, когда ты ещё и на права сдал все двадцать пять набегает.
      – На права – это тоже в училище.
      – Но всё равно, не стыкуется.
      – Я, правда, в универ поступил в девятнадцать. Просто – окончил раньше, вот и всё. Первые курсы совсем лёгкие были. У меня память хорошая.
      – Не слышно было о таком вундеркинде.
      – Это папа очень просил, чтобы, ну, без шумихи.
      – У тебя и папа хороший. Значит, не однофамилец?
      – Нет, – со вздохом признался я. – Но между нами, да?
      А потом – болезнь всего этого райончика. Карты. Подкидной дурак. На капоте автомобиля. Тоска. Это с моей-то памятью. А "погоны вешаю" – обижаются. Нет, смеются, конечно, но обижаются. Эээх, сейчас бы к нам на диско! И завернуться вот так! Или вот так! Я включил магнитолу в салоне и продолжил. Ким и девчата присоединились. И это же другое дело!
      А назад меня везла Валька на своём таракаше. И вполне серьёзно намекала на о-о-очень серьёзные отношения. Прикинулся в стельку пьяным. Пьянее, чем ей хотелось бы.
      Надо будет ей рассказать про мою Лорку. Или не надо? Может, прямого штурма дождаться и только тогда? А пока флирт – он и в Африке флирт. Лёгкой степени.
      Или уже – средней?
      Если и был в тот момент "средний", то очень скоро стал никаким. Потому, что я встретил Её. Ну, что значит "встретил"? Судьба. И с неприятного началось – то.
      Очередной выезд на труп. На железной дороге. Транспортников подведомственность.
      Но они – в обл-крайцентрах. Пока до нас доберутся. В общем, подгребаем за ними.
      А знаете, что такое ж.д. труп? Сначала человека почему-то раздевает. Потом обрывает руки ноги. Потом обрывает голову. Потом вспарывает брюшину и наматывает все внутренности на все эти рельсовые костыли. Не знаю, всегда ли так, но с этой несчастной девочкой так и вышло. Гуляла с пацаном по рельсам. Ну, как это делается? Она – по рельсу, он – её за руку держит. А шпана – шпана зелёная. Вот и не среагировал, когда из – за поворота электричка. самого – то только отбросило. А её – не успел. Вот я, помню, – успел. Правда, там поворот был не так загорожен. И я тогда на небо мечтательно смотрел. Что-то плёл о звёздах и полётах. И луч мощного фонаря электрички пораньше заметил. И девушку свою ( какую там девушку, такую же пацанку, как эта была) в охапку схватил, стянул с пути вовремя. Та потом дрожала несколько минут в моих объятиях дрожала, потом целоваться начала. Ах, первые поцелуи. Ну вот, циником становлюсь. Предупреждали.
      Чем занимаюсь и о чём думаю. Или это просто защитная реакция организма?
      "Тыча" на этот раз разбудил и заставил приступить сейчас же. Малолетка всё-таки.
      В отместку он заявил, что в таких случаях присутствие следователя – обязательно.
      Ну, сошлись на том, что он дождётся транспортника – тот уже едет. Когда вернулся в общагу – накатило. Я, честно говоря, человек впечатлительный. Когда сразу "впечатляться" нельзя – накапливаю. Ещё с училища заметил. Да и в армии случалось. Вот и теперь – всё это вставало и вставало перед глазами, не давая хоть немного поспать. В общем, на работу с утра явился хмурый. Валька с Кимом обеспечивали участия прокуроров в судебных процессах, ТТ пошёл – таки в отпуск, Мамка традиционно встряхивала ментовку. " Они – как старое лекарство. С ярлыком – перед употреблением встряхивать" – любила поговаривать она. Галя чего-то дулась и печатала на машинке. А может, просто была чем-то озабочена. Как бы поступать собирается. Именно "как бы".
      В общем, было тихо и я погрузился в составление протокола осмотра. Коллега из транспортной звонил, просил подготовить к трём часам – он к этому времени закончит проверку и подскочит. В принципе – чисто, только родственнички погибшей на пацана наезжают – мол или толкнул, или не спас.
      Я уже заканчивал этот неприятный документ, когда в дверь постучали. Вначале я не понял, что это – Она. Потому, что:
      – Это вы выезжали вчера на происшествие?
      – Если на жд, то я. А чем могу?
      – Мне надо материал проверки посмотреть.
      Ну вот. Легка на помине. Родственница. Сейчас начнётся.
      – Материал ещё не готов. И вообще, он будет не у нас. В транспортной прокуратуре.
      А мы вот только первые неотложные действия. Протокол осмотра, объяснения… но и этим уже транспортная занимается.
      – Ну, мне хотя бы протокол осмотра.
      – По его изготовлению он будет направлен в транспортную прокуратуру, а они уже весь материал по вашему заявлению…
      – Это ещё когда будет…
      – Неправда. В 3-10 дней принимается решение. Правда, когда случай сложный, или…
      Наверное, будут – таки дело возбуждать.
      – Мне это пока неинтересно. Дайте же протокол!
      – Знаете, гражданка, – поднялся уже я во весь свой рост. – Идите отсюда!
      – Но я…
      – Будете дальше мешать работать, милицию вызову. Всё объяснил. Я, конечно, сочувствую, но…
      Девушка выскочила из кабинета. А меня потянуло за ней. Несколько минут я боролся с собой. Нахамил потерпевшей. Не, я всё понимаю, но вот так наглеть? И всё же я выглянул из кабинета. Настойчивая незнакомка сидела растерянно на подоконнике.
      Нет, ну хам же, зарвавшийся хам!
      – Ну что вы так зациклились на этом протоколе? – уже извиняющимся тоном поинтересовался я.
      – Место наезда надо. Точное.
      – Но зачем???
      – Не знаю. Но в наших отчётах так принято. Потом с тахометром как- то сверяют, точную скорость устанавливают.
      – Так вы…
      – Инженер по технике безопасности этого участка дороги.
      – Господи ты Боже мой! Извините и пойдёмте быстренько назад. я же вас за родственницу доставучую принял. Они там на мальчишку пургу гонят, я думал, для подкрепления своих тезисов.
      – А я удивляюсь, чего он упорствует? Бюрократище. Лейтенанты, как правило, более покладистые, – улыбнулась она, садясь в кресло напротив меня. Когда, в тот момент я увидел, что это Она? Людмила Владимировна. Ну конечно, дал я ей протокол. И фотографии показал. Через комп. И чтобы лучше рассмотреть, пододвинулась вплотную. Ох, как дух-то захватило. Заметила? Ну, не знаю. На приглашение пообедать вместе, немного поразмышляв, согласилась. Потом ворвался Ким, испортил всю малину, пока я их знакомил. И, как я понял, не только мне.
      Увидел, какой она выглядит, когда недовольна. Но, тоже очень мило.
      – Не люблю, когда меня вот так внаглую раздевают при первом же знакомстве, – объяснила она, когда мой коллега вышел.
      – Но мужики…
      – Понимаю. Но могу же быть против?
      Но отобедать со мной не передумала. И началось. Хотя, что началось – то? Она – в облцентре. И я, как пацан, ну, как пацан просто, раньше сматывался со службы, полтора часа трясся на электричке в область чтобы постоять с ней пару остановок в автобусе с её работы и до её дома. До этого я искренне ненавидел давки в автобусах. А теперь… Ну, вы сами понимаете, да? А ещё я покупал ей сумасшедшие букеты. А что? Всё равно денег хватало. Не то, чтобы там с заработка следчего, но это – другая история.
      Какая она была? Не поленитесь, посмотрите первую "Юнону и Авось". На партнёршу (тьфу тоже мне слово, чем-то "портниху" напоминает), точнее…в общем, с Караченцевым тогда играла. Ну как, как описать эту поразительное сочетание больших зелёных, чуть на выкате глаз с узенькими бровями вразлёт, худощавым личиком, сочных, но пропорциональных губ, ровненького носика и… и вообще. Да, это была Она. Она!
      Целый месяц. А потом ещё та Валька сообщила мне, что Людмила Владимировна Чернова замужем, её муж – Чернов Сергей Михайлович – как это правильно? – водитель тепловоза. И у них уже двухлетний сынишка. И ещё, сучка, показала мне запись, где Людка возле дома бросает букет в урну возле подъезда. Знаете, это, последнее – ну, как сердце твоё в урну.
      – А я твой единственный букет… он до сих пор… правда, в засушенным виде, – подлила масла в огонь Валентина. Это я ей на восьмое марта.
      – Валь… у нас есть что?
      – Только "Кадарка". Но настоящая.
      – Наливай.
      – Если я тебе сделала больно…
      – Наливай.
      Всякие там кадарки тем хороши, что особой закуси не требуют. Две бутылки под одну шоколадку – вроде и нормально и изысканно.
      – Валюш, ну, зачем ты это всё?
      – Не хочу, чтобы ты пропал за понюшку табаку.
      – Ни за понюшку.
      – Что?
      – За понюшку- можно. Ни за понюшку – обидно. Но тебе-то зачем, а?
      – Ай, всё ты знаешь. И "зачем" – тоже.
      Мы закурили. В здании было тихо. Это валька подкараулила такой момент. Дежурство Кима, ТТ в отпуске, а Мамка… та, после того, как узнала, что я "не однофамилец", стала на всё закрывать глаза. Особенно на наши отношения с Валентиной. Хотя, какие отношения. Ну, ребята, какие могут быть теперь с ней отношения, когда она тебе доказала, что твоя возлюбленная, нет, твоя единственная… ну, вы понимаете, кто. Ладно. Тогда пора.
      – Знаешь, Валь. Я…ммм… ещё в молодости… с парашютом решил попрыгать.
      – И что? – заинтересованно подвинулась ко мне поближе девушка. Решила, что уже отошёл и сменил тему. Ну, слушай.
      – И попал к начинающим профи. С укладки начинали. И до первого прыжка нас три месяца дрессировали. Поэтому перезнакомились все. И там была одна девчонка.
      Лариска.
      Ну вот. Проняло. Отодвинулась. Опять закурила. Но молчит.
      – А потом был первый прыжок. Ты не знаешь, что это такое! Да никто из тех, кто сам не прыгнул… Знаешь, у нас был инструктор – синюга. Говорил: " Пить через день – это заслуживающий осуждения порок! Пить каждый день – заслуживающая уважения тренировка!".
      – Ну, мы пока заслуживаем осуждения.
      – Ай, не об этом. И вот он открывает люк – и всё! Так, по пояс вы сунулся, говорит: " Пора! Пошёл!". А я, знаешь, перед посадкой с Лоркой заболтался, вот и загрузился последний. Значит, прыгать первому. Это сейчас понятно. А тогда не допетрил, говорю: " Кто пошёл?". Ну, а инструктор мне, ну, типа, не…разговаривай, прыгай. А там такая фишка – первый раз лучше вниз не смотреть. Просто делай шаг из люка – и всё. А я-то, пока пререкался, уже посмотрел! Знаешь… всё-таки понимаю лётчиков. Бог создал некоторых людей, как и птиц – для полёта. Но – не для падения.
      – Философ! Короче!
      – Короче? В общем, обернулся я в страхе, а там – взгляд Лариски. Серый такой, как тучки, в грозу собирающиеся. Это что, она меня за труса приняла? Да я ради того, чтобы опровергнуть и без парашюта бы сиганул! В общем, рванулся я вниз…
      А дальше… Съезди в область, прыгни. Поймешь. А потом была полянка парашютистов. Костёр. И вино. Нет, подешевле. Да, нам было по шестнадцать, но мы уже были крещённые небом! Ай, не улыбайся. По сравнением с теми чувствами, с тем восторгом, с тем… тем… крещение в следователи, с этим трупом, в лейтенанты – всё это… А потом мы шли через лесок к автобусной остановке. Ты понимаешь, что не все вместе. И я… я… просто стеснялся Лариску поцеловать. Нет, уже тогда умел. После электрички. Нет, это – другая история. Но тогда, тогда… С тех пор и…
      Доходит. Напряглась вся.
      – Так чего же вы?
      Убивать уже или всё- же подождать? Нет, око за око.
      – Она институт заканчивает. А мне надо вот… ну, не сюда же её везти?
      Ну вот я и отомщён.
      – Так зачем тебе была эта… эта…
      – Людмила? Да… Наверное, умопомрачение какое-то. Но я благодарен тебе за то, что…
      Но как держит удар! Или, догадалась о чём?
      – Не стоит благодарности! Допьём – и по домам.
      Блин, неужели поняла всё наоборот и решила, что если Людка смогла устроить мне умопомрачение, то и она… то есть, что не всё потеряно?
      Ничего. Ну и пусть. Интересно, чего же тогда она от меня хотела, если и замужем, и с ребёнком. Хм… знамо чего. В смысле – поклонения и обожания. А я – телок телком. Ну как же так – даже сведений о своей новой пассии не собрал. Гипноз какой-то. Наваждение. Ладно, завтра буду холоден и жесток. Я ей покажу!
      Но назавтра ничего показывать не пришлось. Меня неожиданно включили в следственную группу и запёрли за тридевять земель.
      – Большому кораблю – большое плавание! – многозначительно улыбнулась Мамка.
      – Ай, ну это же командировка. И он вернётся. Ты ведь вернёшься, Виталя? – понадеялась вслух Валентина.
      – Знаем- знаем мы такие командировки, – вздохнула более опытная женщина.
      – А меня в командировки не посылают. И спецодежды не дают – процитировал Паниковского Ким.
      – Я там… у меня пару отказников…
      – Да ладно тебе, сделаем. Ты встретишь там Чуму – привет передавай.
      – Это… ещё… кто? – насторожился я.
      – Вместе учились. Вместе в ментовке начинали. Но он, когда вылетел, у нас в следствие перебрался. Теперь важняк. Может, руководить вами будет – объяснила Зоя Сергеевна.
      – Вот что. Саныч сегодня пикник устраивает. По случаю советника. Уже там, у себя.
      С ментовским руководством. Ну и нас приглашает. Заодно и отходную устроим. Чего тебе вечером делать? Какие там у тебя сборы? – предложил Ким.
      – Да я уже собрался. Вот, и из общаги…
      – Тем более. В поезде отоспишься, дорога дальняя. А так мы тебя не отпустим. Зоя Сергеевна права – в таких группах не месяцами – годами сидят, а потом за вещичками приезжают. А тебе и за этим, как я вижу – не придётся.
      Ну, может он и прав. Хотя, жаль, конечно. И что за жизнь такая? Нигде не остановится, не осмотреться. Хотя, может и к лучшему. А то мхом, как Ким покроешься. Ким – не кореец и даже не "коммунистический интернационал молодёжи".
      Косой Иван Михайлович. Старпом. Большая умница. Но прикипел к этому райончику.
      Может, не сам. Может, жена с тремя детьми не хотела менять шило на мыло.
      Несколько раз отказался от повышений с переездами, вот и махнули на него рукой.
      Теперь всё знал, всё умел. Недельный объём работы выполнял за день – два. А в остальное время решал какие-то свои дела, дела многочисленной родни жены, потихоньку "ходил налево" и спивался. Нет уж. Лучше, пока молодой, поездить, посмотреть, попытаться, подерзать. А Валюшу жалко. Такие планы развалились! Ну-ну, не ехидничать!
      Пикник мне не понравился. Нет, не то, чтобы не понравился. Ну, шашлыки как шашлыки, уха, как уха, водка как водка, трёп как трёп. Даже более осторожный – менты-то незнакомые.
      – А ты глазастый. С самого начала, как приехал, себя показал. Помнишь ту "старуху – проценщицу"? – обратился ко мне в один из перекуров Саныч. Ну, ещё бы я не помнил. Первый выезд на труп с Санычем. Зима, снег скрипит. Старая нетопленая хата. На кухне у древнего столика (как он, ну, ещё с такими дверцами внизу?) лицом в поднос лежит женщина. В подносе – замерзшая кровь.
      – Вот я зашла, потому что днём свет горит и всё открыто, а её убили.
      – С чего это сразу – убили, – поморщился Саныч.
      – Ну так, кровь вон – кивнула в сторону мёртвой бойкая старушка.
      – Она пила? – поинтересовался следователь.
      – И сама пила и другим продавала. Если что – и в долг.
      – Если сама "попивала", то рано или поздно – вот так. И кровь носом идёт. Так что эти плётки…
      – Саныч – тронул я следака за рукав – посмотри.
      – Бля… Так. Все вон отсюда… пожалуйста. Медведь (это он участковому) – немедленно двух понятых потолковей. Ну, потрезвее хотя-бы. И сообщи своему шефу – пускай приезжает. Своего наберу сам.
      После того, как были вызвано начальство и эксперты, Саныч закурил и скупо похвалил меня.
      – Молодец. Глазастый. Смотри дальше, может, ещё что, типа этого обнаружишь.
      "Это", типа которого предлагалось искать, были брызги крови на обоях. Сами обои были тёмно – жёлтые, в какую – то коричневую крапинку, поэтому брызги сразу в глаза и не бросались. Впрочем, ничего особенного. Когда приехала вся эта компания, старуху положили на пол навзничь и стал виден разруб на подносе.
      – Ну вот, ищем Раскольникова, – констатировал ТТ.
      А следы, которые вывели на этого Раскольникова, вполне могли затоптать, если бы я вовремя не заметил… А могли и не затоптать. Так что заслуга невелика. Но Саныч, вишь, запомнил. Мелочь, а приятно.
      – А как он у нас это изнасилование, а? – встряла Валентина.
      – Да это не я, Бычёк.
      – Ладно – ладно. Нечего тебе на бычка какого-то сваливать.
      – Он ни какой-то. Из кадров прокурора области. Вот у ТТ спросите.
      – ТТ приедет, шкуру сдерёт, что тебя не отстояли, – вздохнула Мамка. – Он уже даже вопрос о выделении тебе квартиры будировал. Но где уж… Удачи тебе, Виталька.
      В общем, были и тёплые слова и холодная водка – благо, река была рядом. Но всё равно, лучше бы – одни. Уж не знаю, вроде и не с чего, но аллергия у меня на представителей нашей доблестной милиции. Всё понимаю – и их необходимость, и добропорядочность этих мужиков в подавляющем большинстве своём, но… Что-то на подсознательном уровне. Я думал всех наших просто в кабак пригласить. Есть у нас один с весьма уютными отдельными кабинетиками. Но вот ведь как вышло. Зато назад добрались без проблем. То есть – это для других – "назад", а для меня – на дачу Валькиных стариков. И там уже кто-то из нас сдался. Не то я, не то она, – это с какой стороны посмотреть. Наверное, всё-таки, она, потому, что о супружеских узах ничего не говорила. Не намекала даже. Только уже утром, собираясь со мной на вокзал, пообещала ждать. Хоть до конца света ждать.
      – Я уже не малышка, Виталь. Но я… я на самом деле люблю тебя. И… жалею.
      Знаешь, я когда тебя первый раз увидела, просто ужаснулась. У тебя в глазах – пропасть.
      – Да, с глазами у меня не совсем в порядке.
      – Не шути. Знаешь, это такие два колодца бездонных, ведущих куда-то… в бездну и наполненные каким-то жутким страданием. Что у тебя там, в душе милый мой мальчик? Хоть напоследок откройся.
      Вот так. "Милый". Как там в старом французском анекдоте? "Месье, разве проведенная в моей постели ночь достаточное основание перейти на "ты"? Что-то в этом роде. Но Вальку надо понять. Я у неё, оказывается, первый. И это в двадцать два!
      – Ну почему " напоследок". Я обязательно вернусь. И мы…
      – Ну-ну, перестань – прижала она ладошку к моим губам. – Не будет нас. И не было никогда. Даже сегодня ночью не было. Я просто… Может, выскажешь, легче станет.
      – Мне нечего… Ну, не знаю я. Знаешь, в четырнадцать я утонул. Говорят, при клинической смерти видят, как куда-то уходят. А я увидел, что откуда-то пришёл.
      Но откуда? К самому себе в больнице привыкал. Странные сны снились. Отца узнать не мог, да что – отца – себя в зеркале. В общем – амнезия ещё та. Потом свыкся.
      Потом – вот память феноменальная проявилась – всё с одного раза схватываю. И пошло и поехало. Но бывает, нахлынет вдруг. Может, я реинкарнат? Или Странник какой?
      – Это ещё кто?
      – Ах да. Извини. Большинство девчат со Стругацкими не дружат. Но неважно. Ну что, пора собираться.
      – Следующий поезд через два часа. Может, задержишься? Ну, котик, когда я тебя теперь увижу.
      " Котик! " Какой я там котик. Гнусный котище, ежели без любви – и с такой девушкой… Ай, гнусный, так гнусный. Конечно, остался.
 

 
      Мамкино предвидение сбылось – руководителем группы оказался Чума. Точнее – Чумак Георгий Георгиевич. Но так ему не нравилось – уж очень легкомысленно казалось, очень со скандальным лекарем ассоциировалось. А Чума – в смысле мор на всю уголовную мразь – это здорово! Как повелось с полудетской романтики начала службы, так и прилипла эта кликуха. Позавчера он собрал нас у себя в кабинете – восемь человек.
      – Здесь засиживаться нечего. Билеты заказаны, рейс завтра в 18.00. Сейчас ознакомитесь с тем, что есть здесь. Игнатьев Игорь Сергеевич! Рад знакомству.
      Ваша версия – военные. И ты Паша. И эээ Синица Владимир Петрович. Старший, ты, Павел. Для сведения – Павел Ильич Шевцов. Старший следователь по особо важным делам краевой прокуратуры. Мы с ним уже работали. Три человека на версию, так как она – наиболее вероятна.
      Остальных он разбил по парам. С туманными версиями типа мести и "ультра".
      – Впрочем, прочитав дело, можете смело высказывать свои соображения. А вы, Виталий Леонидович, поступаете непосредственно под моё руководство и будете работать со мной.
      Этого ещё не хватало. Нет, лестно, конечно. Но… Это не секретарская ли работёнка? вести протоколы его действий, обеспечивать ему явку свидетелей, подшивать дело…
      Наверное, понял по моему выражению лица. Слегка улыбнулся в усы с пробивающейся сединой.
      – Каждому из вас будут приданы помощники следователей. И оперативные работники.
      Поэтому от вас – меньше канцелярщины, поменьше писанины и поменьше беготни.
      Расследование. Изобличение. Идите, читайте. Думайте. Мыслите. Ксерокопии подготовлены для каждого.
      А говорит – "без канцелярщины". Во – первых, это каждый лист дела факсануть. А здесь ещё и размножить. Оно конечно удобно – из рук друг у друга не рвать, но исполнителю… Ладно. У каждого свой хлеб. О чём там? Получается, об убийстве, конечно. Мерзком и странном. В лесочке возле военного городка расстреляли машину с ребятами. Две парочки магнитофон слушали. Водила уцелел, а остальных… Одна из девушек – чья-то дочь. Ага, мамаша – у подножия столичного Олимпа. Недавно в столицу и перебрались. А доча – приехала на каникулы к подружке. Оттянуться.
      Поэтому и такая группа. А может – и не поэтому. Вроде, начали уже утихать такие дикости. Из двух стволов поливали. Как этот… Володя уцелел? Что говорит?
      Слушали музыку. Решил сделать потише. Наклонился. Услышал треск. Думал, что что-то с магнитолой. Жанна страшно закричала с заднего сидения. Сам служил в десанте.
      Поэтому сразу сгруппировался – и на пол. Долго стреляли. Судя по всему, даже рожки поменяли. Потом открыли дверку. Пауза. Вытащили именно его. Бросили на землю. Думал – хана, на контрольный выстрел. Нет, бросили на землю, достали документы. Удаляющиеся шаги. Грузные такие. Тишина всё. Когда приподнимали, лежал лицом вниз. Слегка приоткрыл глаза. Армейские сапоги. Всё.
      Да-а. Поэтому и основная версия – военные. Судя по наведенному там шухеру – воинских частей там тьма. И бардака в них – как всегда. Вот рапорт о поверке личного состава энской части. На 03.00 самовольно отсутствую двое. А в гарнизонной комендатуре – пятеро задержанных за самоволку из этой же части!
      Сверка оружия – в одной части даже гранатомёт пропал. Ну он-то кому нужен? Разве что, духам толканули? Жуть какая-то. Стреляли в этих несчастных с двух стволов и с разных направлений. Или профи, уверенные, что друг друга не заденут, или обкурившиеся придурки, которым всё до фени. Наверное, всё – таки второе. В лесу, ночью, из такого калибра, по машине? Сколько рикошетов было? Ммда… И рожки меняли – точно. Как же этот Вовка уцелел? Ага… Судя по этой схеме стреляли сверху вниз – в основном через окна. С этой стороны его прикрывала эта… местная… Жанна… вот так она упала, а сзади, от второго кресла и второй парень. Игорь. Хотел, видимо, прикрыть девушку, приподнялся… а может, просто выскочить хотел. Но на кресле водителя сзади так и повис. Вот. Парень хоть что – то хотел сделать. А ты? А, Вовка? Или тебя в десанте учили только мёртвым притворятся? Тяжело смотреть. Да и читать. Вот, заключения судмедэкспертов. Что такие пули с людьми-то делают! Ну, это мало что даёт. Вот только… А важно ли?
      В общем… ничего постыдного там у них не было. Потому, что и раньше у обеих девушек ничего не было. Никогда. Теперь и не будет. Что же вы, скоты, делаете?
      Ну, ничего. Найдём. Найдём!!!
      Переночевали в двухместных номерах прокурорской гостиницы. Павел, тот самый, который уже работал с Чумой, позвал всех "перекусить". Ехали, конечно, не на отдых, но кто его знает, как и что. В общем, у каждого с собою было. Так что знакомство и первое обсуждение прошли в неформальной обстановке. Безусловно, версия о военных была доминирующей. Но зачем? Дезертиры ради документов? Нет, надо на месте. Там за это время ещё должны были накопать.
      – А как с Чумой работается?
      – Нормально, если "работается". А если не "работается", то лучше сразу заворачивать назад. Дурака валять не даст.
      – Так он же сказал: " Больше думайте".
      – Ну, увидишь, что значит думать или там мыслить в его понимании.
      Авиарейс как всегда, оставил у меня тягостное впечатление. Когда меня отчислили из училища, отец сказанул: " Сына, не всем парить в небе. Кому-то надо и по земле грешной ходить. И мусор подметать". Или выметать? Ему хорошо так рассуждать – сам-то любимым делом занимается. А я – только общественно-полезным.
      И вообще небо – оно вот просто так не отпускает. Это от безответной любви можно сбежать, скрыться, забыть. А от неба – куда? Вот оно – над головой. Или вокруг, как в полёте. Эх, судьба!
      В краевом центре нас долго не задерживали – отправили в район. Ввиду определённого пиетета перед центром, который нас командировал, расселили в одиночных номерах. Не люксы, но и не отдыхать приехали. И в общаге-то похуже было. В горрайпрокуратуре собрались все, причастные к расследованию и к его руководству. Областной важняк рассказал о последних достижениях. Опер из УВД – о достижениях предстоящих, то есть о запланированных мероприятиях. Из подлежащих оглашению, конечно. В общем, пока ноль. Дезертиров, и то нет! Всех этих самовольщиков перешерстили вдоль и поперёк – нет. Не они. Пули? Нет на автоматы такого банка данных. И чтобы сравнить, надо их отстреливать. Кусок работы гигантский. Военные выехали вслед за ребятами, приезжавшими сюда за техникой.
      Через час после убийства их поезд ушёл. Но, кажется, тоже дохлый номер.
      Автоматов у них не было. В смысле – не должно было быть. Допрошены родственники.
      Ну, что они могут сказать? Врагов таких уж чтобы у погибших не было. Никакие личностные ниточки не протягиваются. В общем – милости просим и флаг вам в руки.
      Мрачный прокурор поддержал эти пожелания. Чума их с благодарностью принял.
      Зачитал приказ о создании следственной группы и о наших назначениях. Наши тройки – двойки обросли местным штатным составом и превратились в солидные команды, из которых Чума создал одну. Вот только я и в неё не вошёл.
      – Работаешь со мной, – вновь коротко бросил наш руководитель на мои попискивания.
      Более конкретно он разъяснил мне задачу уже наедине, в отведенном ему кабинете.
      Она оказалась доволе неожиданной.
      – Встретишь старого знакомого. Работаете автономно. Не люблю я этих… частников, но времени нет. Он, кстати, сам тебя и ангажировал.
      – Да кто?
      – Бычек.
      – А-а. В смысле, Бычёк?
      – Не мудри. С ударением на первом слоге. Не до веселья сейчас.
      А я что, веселился, что ли? Он сам тогда так назвался. Ну ладно, изобразил раскаяние и предельное внимание.
      – Он в сотом люксе. Уже ждёт. Иди.
      Бычёк- Бычек встретил меня у дверей уже прокуренного номера, пожал руку, широким жестом пригласил к журнальному столику. на котором лежала груда бумаг.
      – Садись, читай. Впитывай.
      – Нам уже кое-что давали. В копиях.
      – Читай-читай. Это – якобы не относящееся напрямую к делу. К раскрытию.
      Второстепенное, так сказать.
      Во второстепенном оказались объяснения родственников погибших, друзей- подружек, протоколы осмотров одежды и вещей потерпевших, даже распечатки их разговоров.
      – Ну? Что странного? что сразу в глаза бросилось?
      – Что десантник уцелел?
      – Это, конечно, но это – чудо. А я говорю о странностях.
      Я вспомнил фотографии.
      – Может… у мне тогда, когда калибр узнал, подумалось – обкурились. В лесу из такого автомата стрелять – сам же на рикошет и нарвёшься.
      – Тепло.
      – А потом я посмотрел – рикошетов-то… Или не зафиксировали?
      – Это мы с тобой посмотрим самостоятельно. Ну и…?
      – Потом убедился – стреляли в окна. Только одна пробоина в кузове. Так что, даже если потом рикошет – то в салоне.
      – Уже горячо. И? Вывод?
      – Профи.
      – Верно. А зачем профи так долго, из четырёх рожков?
      – Чтобы скрыть, что они профи.
      – Верно. А дальше, дальше?
      – Непонятно, зачем профи понадобились какие-то документы. Паспорт и права.
      Сейчас купить это всё…
      – Верно. Но это не всё. Давай для наглядности воссоздадим. Вот.
      Детектив достал коробку пластилина и наспех слепил четыре фигурки. Умастил их на уже склеенном из катрона макете автомобиля.
      – Ну, цитируй заключение, где про раневые каналы.
      Память мою проверяет? Или свою? Пускай проверяет.
      Вскоре три фигурки, как ежики иголками, ощетинились воткнутыми зубочистками.
      – Ну вот, теперь можно воссоздать. Стреляли отсюда и отсюда. Это подтверждается и разбросом гильз. Значит, пока несчастные ребятки сидели, первые выстрелы – вот эти, да?
      Я согласно покивал головой.
      – Потом они падают. С переднего сидения сюда, на водителя, парнишка с заднего сидения ещё привстаёт и остаётся вот так. А девушка сползает вниз. Вот так. И теперь эти выстрелы отсюда – сюда, и отсюда- сюда. Так?
      – Господи…
      – Да. Чудес не бывает. Особенно у профи. И таких проколов, чтобы живых свидетелей оставлять. Мелкие прокольчики, типа вот этого, когда все траектории – в стороне, бывают.
      – Ну, не в такой уж и стороне…
      – Конечно – конечно. Для, как ты говоришь, обкурившихся, или там, дезертиров каких 15- 20 см – нормально. Но мы же считаем, что это профи, да?
      – Да, конечно. А почему вы – вот так, с пластилином? Это бы всё в компьютерную программу.
      – Знаешь, я программированием…ну, не увлекаюсь. Отстал. Всё больше в уме, а это – так, для наглядности. А ты как с программированием?
      – Ну, азы освоил. Я же тоже юрист, так что…
      – А почему тоже?
      – А вы не…
      – Для того, чтобы раскрывать преступления юридического образования не нужно. По крайней мере того, которое преподаётся. Это – уже судьям, следователям, адвокатам, прокурорам. В определённой степени – операм. Чтобы дров не наломали и доказательства не обесценили. А мне…
      – Но подождите! Вы, значит, находите убийцу, тыкаете в него указующим перстом – и всё? А вы тут – душитесь, доказывайте.
      – А за это уже вам всем государство юридическое образование даёт и деньги платит.
      И звания, должности, награды. Разве не так?
      Горячая волна стыда и гнева бросилась мне в лицо. На то изнасилование намекает.
      – Я тогда… тогда… – вскочил я с кресла.
      – Да ладно тебе. Не ершись. Я не о тебе и не в упрёк. Правила игры излагаю.
      Садись – садись. И послушай. Тебя это тоже касается. Так вот… Да сядь же. На вот, затянись – он протянул мне набитую трубку. Холмс?
      Или Колобок-старший из забавного мультика? Ну да ладно. Новая трубка, ароматный табак, почему бы и нет?
      – Это не в подражание, – угадав мои мысли, улыбнулся Колобок. – Сигарета – это как укол. Как рюмка сивухи. А трубка – это уже процесс, это как бокал вина. К спокойствию и размышлению располагает. Да, о правилах. Я своими методами, ничем, кроме норм морали и гм… некоторых общечеловеческих норм поведения не ограниченными, устанавливаю преступника. При необходимости – добываю… нет… указываю на доказательства. Но уже за дополнительный гонорар.
      – Гонорар?
      – Да, Виталий Леонидович. Да-с. И остаюсь в тени. А слава великих сыщиков, почёт и награды получают другие. Но таковы условия и они меня устраивают. А тебя?
      – Что, меня?
      – Тебе нужны погоны, должности, медали и ордена?
      – Ну, я… а что?
      – Хочу сделать тебе предложение. Очень заманчивое предложение.
      – Быть вашим Ватсоном?
      – Да нет же. Работать в паре. Понимаешь, работать! Ну ладно. Я вижу, ты ещё не совсем готов к этому разговору. Повременим. Вот с этим делом разберёмся, потом и…
      – А что тут разбираться-то? Если его не тронули намеренно, значит, никаких сапог и военных. Он работает водилой в банке, поэтому и с Илоной был знаком – мамаша, её ну, нынешняя москвичка, там же ещё недавно директорствовала. Поэтому не боясь и поехали девушки. Вот по этой цепочке и отслеживать надо.
      – Ну, а по второму парню? он ведь тоже не простой, а?
      – Совпадений меньше. Только вот в армии вместе служили. И встретились на дискотеке вроде как случайно. И со слов ребят, именно Вовка наш настойчиво тянул их на природу.
      – Ну, хорошо. А Жанна?
      – Да вы сами знаете, пустышка. В смысле версий.
      – Мммда, молодой человек. Горяч. Нука процитируй мне, что там у этой " пустышки" на шее.
      – "Украшение в виде бус из камней зелёного цвета".
      – Сколько камней?
      – Не написано, но на фотографии – шесть.
      – Семь.
      – Шесть.
      – Молодец. Ну и?
      – Если про ювелирные изделия, то ещё в ушах серёжки с такими же камушками.
      – Молодец. Ну и?
      – Если про ювелирные изделия, то ещё в ушах серёжки с такими же камушками.
      – А вот это в нашей профессии придётся навёрстывать. Эти "камушки" – очень солидные изумруды. Эта "пустышка" носила в ушах и на шейке " ювелирные изделия" на которые ты за свою карьеру ещё не заработал. Да и не только ты.
      – Эта малолетка… Но она же школьница. И родители у неё…
      – Вот именно. Ну, вспоминай, какая связь, ну?
      – Она с Илоной дружила. Довольно крепко. Потом, одноклассники говорят, что-то разругались. Потом она к Илоне в столицу ездила. Теперь вот Илона к ней. Да, а про эти бусы и серёжки – только одна подружка на диско внимание обратила.
      Говорит, раньше не видела. А остальные…
      – Это не они, это следователь не обратил внимания. Да и сейчас они валяются где-то в ящике с вещдоками.
      – Тогда мы должны сейчас же…
      – Мы ничего не должны. Пока. Дабы не насторожить. Лучше скажи – откуда.
      – Да ясно же! Илона и привезла. А наша " пустышка" не то не знала реальной стоимости, или же знала, но устоять не могла – одела. Как говориться – хоть разок. И за что такие подарки? Тем более если они разругались. Да, напомни, из-за чего?
      – Из-за парня. Одноклассника.
      – А помирились почему?
      – На похоронах. Он погиб. На машине со всего маху – в столб.
      – Ого! В таком возрасте и машина?
      – Отца. Мерс последней модели. Отец – не последний человек был. Из органов.
      – Был?
      – Вскорости умер. Сердце.
      – А мать?
      – Ну, об этом у ребят уже не допытывались.
      Вот видишь. Пустых версий здесь нет.
      – Но я же не знал, что эти чёртовы бусы…
      – Почитаешь завтра отказные по автодорожному и по смерти отца этого парнишки.
      Подозреваю, не в больнице он помер. Посмотри по этому… интернету, может где кто мелькал. И на мамашу погибшей вытяни всё, что появится.
      – А на место мы не поедем? Хотя… зачем?
      Вот именно. Я тут ещё вокруг банка покручусь, ты с одноклассниками побеседуешь.
      Кстати, мы всё о матери и о матери Илоны. А кто отец?
      – Они давно развелись. У него другая семья. Но был потрясён. Поэтому допрошен поверхностно.
      – Согласен. Допросишь поподробнее. Или поучаствуешь в допросе. какие вопросы задавать, догадываешься?
      – Конечно.
      – С полуслова понимаем. Иди, отдыхай.
      – Чумаку что говорить, если спросит?
      – Чума? Не спросит. Он пока что сам копать будет, а потом когда угомонится, будет наших подсказок ждать.
      – А может, сразу подсказать? Ну, чего зазря время тратить?
      – Не стоит дров наломает. Исполнителей мы-то не нашли. Так бы сразу, конечно…
      Как с Бобом. Чего ждать-то?
      – Так Боба… вы?
      – Да. Я. И знаешь, на чём? Не спешишь? Ну, так послушай. Тебе полезно будет.
      Боб – один из самых гнусных и хитрых маньяков держал в страхе целый регион.
      Потом Чума его вытащил за ушко и на солнышко. Только вот, получается, Чума-то вытащил, а Бычёк вычислил.
      – Жаль, что до сих пор тварь существует. Почему у нас нет смертной казни?
      – Ну, об этом тоже поговорим при случае, – улыбнулся детектив.
      Уходил я от него озадаченный. Но окончательного решения не принял. Да Бычёк и не настаивал.
      Утром я, как положено, прибыл на пятиминутку. И поразился перемене в поведении Чумы. Светящийся, едва сдерживающий ликование. Впрочем, ехидную улыбку в адрес меня он и не сдержал.
      – Итак, подозреваемые задержаны! – объявил он. – Розыск проявил себя, честь и хвала ему за это! Теперь наша задача – надлежащим образом закрепить признания и другие доказательства.
      – Они уже признались? И кто это? – насторожился прокурор.
      – Действительно, два самовольщика.
      – С автоматами?
      – Товарищ прокурор, можно, я доложу группе? Так вот. Помните, в одной из частей пропал гранатомёт? Это они его толканули. То есть, хотели толкануть, а покупателя не было, в смысле за бабки. Обменяли на эти автоматы. У кого? У нерусских каких-то. Думали, потом и их толканут. Вот пошли в лесок припрятать.
      Нарвались на эту машину. Зло взяло на эту шпану. Вот и… а автоматы потом – в речку. Это – в кратком изложении.
      – Обоих взяло такое зло? – вновь хмуро поинтересовался прокурор.
      – Я повторяю, это – первоначальные показания. Тезисы. истинные причины ещё установим.
      – Защитников предоставили?
      – Конечно – конечно. Теперь. Срок – трое суток. До ареста должны быть железные доказательства. В том числе – автоматы. Будем нырять. Благо, вода тёплая.
      Прошлое и настоящее этих подонков вывернуть наизнанку. Ещё раз осмотреть машину и одежду этого нашего главного свидетеля. Одежду всех троих – на волокна. Один из подозреваемых говорит, что после того, как забрал документы, лазил в бардачёк, пардон, в перчаточный ящик, под козырьки – искал деньги. Проверить ещё и там на отпечатки. Вот каждой группе – конкретные задания. Виталий – ко мне.
      Не понравилось мне это "ко мне". Как собачонку "к ноге". Ну, не по чинам мне здесь…
      – Так что, обул я на этот раз Бычка?
      – Бычека?
      – Ну- ну. Обул, обул. Он, небось, умозаключения выстраивал?
      – Да нет. Пластилиновые фигурки протыкал.
      – Шутишь? Это что, он этой… Вуду увлёкся? Не меня хоть слепил? Нет? Ну и добре.
      Да ты садись. Вот, послушай. Тебя мне ваш областной презентовал. А он с губером вашим вот так. И губер далеко пойдёт. Но ваш просил свести тебя в пару с этим Бычком. Я его просьбу выполнил. А теперь слушай сюда. Он, конечно, спец.
      Аналитик. Мыслитель. Но его помощники плохо кончили. Первого нашли растерзанным в крошево. Так глухарём и зависло. Правда, сам он говорил, сто справедливость восторжествовала. А два других помощника, точнее – помощник и помощница просто сгинули без следа. А жаль. Большие надежды подавали.
      – Это как…сгинули?
      – Да вот так. Теперь в безвестно пропавших и числятся. А ему опять ассистент нужен. А у меня своё предложение – давай к нам? В важняки.
      – Да какой из меня важняк? Без году неделя.
      – А я и не говорю, что прямо сейчас. Пока в группы повключаем, поездишь, опыта наберёшься… Подумай – подумай. Только на его посулы сразу не соглашайся. Мы вот тоже, видишь…
      – Но это же не они!
      – То есть?
      – А если и они, то мотив совсем не тот!
      – Что-то уже накопали?
      – Да так… как вы говорите, умозаключения.
      – Ты не темни. Я людей задержал. Мне их ещё и арестовывать. И если не они, ты просто должен сказать. Чтобы людей от незаконного ареста уберечь. Или Бычёк запретил.
      – Да нет, он сказал только, что вы не спросите.
      – Я только версию спрашиваю. Без фактов.
      – По версии, всё это не случайное убийство, и не случайное спасение. Чудес не бывает.
      – Вот как. Ну, я тоже думал об этом. Одна группа на всякий случай по банку работает. Но, вроде, чисто. Правда, какие мы там спецы. Присоединяйся.
      – Мне… у меня…
      – Договор есть договор. Давай, счастливого плавания. А мы займёмся-таки нашими баранами.
 

 
      Ну вот. С одноклассниками беседовать особенно и не надо. Всё здесь. Да, обе погибших "претендовали" на парнишку. До драк в школьном туалете доходило. Но бои оканчивались ничьей – обе спуску не давали. Даже когда юноша явно выбрал "банкиршу", боевые действия продолжались. До самой этой трагедии. Странно… С учётом того, что я узнал раньше – странно. Ладно, порассуждаю потом с шефом. А это уже – отказной по смерти отца. Сердце-то сердце, но вот, после гибели сына, через месяц, нет… через три недели подал рапорт на увольнение. По состоянию здоровья.
      Ну, правильно, почувствовал раньше, да? А почему тогда не слёг? Заботы по похоронам? Не хотел жену одну оставлять? Тоже очень может быть. Почитать бы личное дело! Но это уже по другому ведомству и надо совсем другие согласования.
      Вот в том деле одноклассников показания, что выбрал он Илону ещё и по причине всчтречь их родителей семьями. К вдове съездить, что-ли?
      – Я никогда не приветствовала этих отношений. Да и Николай, вроде, тоже. Это всё она к нам пищём в знакомые лезла. Вы понимаете, по роду службы мужа он… был очень осторожен в выборе знакомств. А здесь… Нет, даже и думать ни о чём грязном не смейте! Мой Коля однолюб был. Так что никакого там… интима. Просто она…знаете, есть такие по жизни… нахалки. Без комплексов. Нужно ей знакомство – и она его заводит. Зачем? Ну, сами знаете, зачем. Она сейчас и в столице такие же знакомства завела. рангом повыше, разумеется. Ну, Бог ей теперь судья. И у неё теперь… Когда мой Костик погиб, переживала здорово, почти каждый день заглядывала. И когда Коля в отставку подал – из столицы примчалась.
      А потом – даже на похороны… Дела. Бизнес. Дети? Да, дети дружили. Да, девочка красивая была. Обаятельная такая. Не избалованная. Оно и ясно – без отца росла, и Вероника не сразу поднялась. Даже в этом банке нашем. Как-то за последние год – полтора. А до этого – так себе. Серенько жили. Потом… Да, разругались, наверное. Но я внимания не обращала. Дети же ещё. Думала, помирятся. Да и ещё эта… вторая одноклассница. Эта понаглее была. Понахрапистей. Думала, разберутся. Да… Теперь там разберутся. Тот день? Я уже всё рассказала. Если есть возможность, я бы не хотела… Спасибо. Странного? Да всё странное. И самое – это что он вообще выпил. Что вообще за руль сел. Он вообще, глядя на этот Мерс проклятый, кривился. Может, чувствовал что? Это всё Николай. Он у нас ребят из "поиска" курировал. И сам увлёкся. Старую технику из болот доставали.
      Вот и достали однажды… И в газетах было. Всё по закону. Потом разделили по справедливости. Сумма очень солидная получилась. Для нашего уровня. Коля этот и Мерс купил. И сынок поначалу рад был. А потом, я смотрю, кривится начал. И ездить с нами стал избегать. И вообще – дичиться. Я Колю просила – поговори, может, проблемы какие. Он обещал. И вот… не успел. Теперь вот одна… Второго ребёнка всё как-то некогда было… Спасибо и вам, что зашли.
      На кладбище было тихо и грустно. Может от того, что тянулись вверх к солнцу берёзки, и было понятно, чьи соки их питают. Или от того, что где-то в ветвях цвенькала какая-то птаха, утверждая радостный факт своего существования. Вот могилы отца и сына. Тоже ещё без памятников. Оно и понятно. А вон там – две этих девочки. Парня, как я уже знал, увезли на родину его родители. Вот с кем потолковать надо будет. А здесь, смотри, сидит кто – то. Малолетка какая-то.
      Одноклассница? Да, точно.
      – Добр… гм… здравствуйте.
      Девушка подняла на меня глаза. А-а-а-ах, – захватило дух. Где же, в какой жизни я их видел? Не, но видел же! И был до безумия влюблён! Или это – только сейчас?
      Стой- стой…стой…стой… стой. Вот так. Теперь выдохни. Считаем до десяти.
      Окей, сэр, я в норме. Считаем, что счёт открыт, но это только нокдаун и я уже на ногах.
      – Вы из следственной группы? Мы уже знаем.
      – Мы?
      – Одноклассники.
      Малолетка. Заповедник. И всё равно, если она сейчас скажет. что её зовут… как?
      – Тамара.
      Нет. Не отозвалось. Не сбило с ног, как тот взгляд. Ну, Тамара и Тамара.
      – Виталий… гм… Леонидович. А что вы здесь? Близкие подружки?
      – Нет. Совсем нет. Мы просто… тогда на похоронах… на поминках даже поклялись, что каждый день кто – то из нас будет здесь, пока не найдут тех, кто убил и не… покарают, да?
      – Ну, с юридической точки зрения, наказание – это не кара.
      – Значит, нам дежурить до скончания века?
      – А зачем такие глупые клятвы?
      – А, обкурились. -????
      – Да нет, что вы! Я – нет, и большинство наших… Это – заводилы. А против них кто пойдёт? Тем более, за таким столом. Вот теперь по графику… Ну, ничего, тем более, что уже нашли, правда? А кто они такие?
      Какая интересная девушка! Уже ладно сложенная. Чуть приподнятая верхняя губка и когда улыбается, видны дёсны. Чуть – чуть, и получается очень мило. Ветерок шевелит кудряшки, время от времени приоткрывая маленькие аккуратненькие ушки.
      Бровки бы чуть – чуть выщипать. Но она наверное этим ещё не занимается. А чем занимается? Брось. Брось немедленно.
      – Кто они? Следственная тайна.
      – Да-а? Тогда не буду. А вы зачем здесь? Тоже следственная тайна? Может, расскажете что несекретное. Присущее случаю, а то… это грех, конечно, но скучно на этом дежурстве.
      – Вы как-то… ну… без пиетета…
      – К ним? Ну, мне, конечно очень жаль. Я, конечно, как бы потрясена и всё такое.
      Но ску-у-у-учно, – потянулась девушка и мне пришлось поспешно отводить взгляд. – Тут даже не почитаешь. Не поймут.
      – Ну, почему же? Берите Библию и вникайте.
      – Вы это всерьёз? Да? Ну-у, значит навеяло. Будем принимать меры. Вот, через пол- часика меня сменят, и я попробую этот мрак из вас вытряхнуть. А пока, пожалуйста, расскажите что-нибудь этакое, а?
      Ну как же здесь не поинтересничать? Нет- нет, только как старший брат или вообще – учитель – ученице. Впрочем, и учителя, бывало… тогда только как старший брат.
      Но это так, плести легко. А когда на тебя смотрят вот такие глаза… В общем, когда нас пришли сменять какая-то парочка, девушка приложила палец к губам. Те, явно ожидая прикола, хихикая присели, но затем тоже заслушались. А что? Болтать я умею. Да и слушать тоже. Так что, вниманием завладел.
      – Да-а, дела…, – прокомментировал парень моё повествование, доставая сигарету и протягивая пачку мне. Вспомнив Слова Тони о заводилах, я закурил свою.
      – Крови маловато, а так можно хоть сейчас… а действительно, попробуйте написать?
      – Вот уйду на пенсию, тогда, может и… А крови – это я вашу психику детскую жалел.
      – Детскую! Дядя приколист?
      – Ладно, Жень. Ты же понял – это один из важняков, кто дело раследует.
      – Понял – понял. Вот и говорю – приколист. Сейчас деткам – сказочки, потом – взрослым сказки.
      – Вы о чём? – поднялся я со скамейки.
      – Об этом же. Кого хватанули? Уже по ящику – раскрыли! Ура!!! А хлопцев этих вон, из параллельного Вовчик как бы знает. Его брательник служил вместе. Каптёрщики!
      Толкали кое- что – да. И то – по мелочам. Что от куска оставалось. И чтобы вот так расстрелять машину? Смешно!
      – А кто этот Вовчик? Где его найти?
      – Вот что, дяденька следователь, это я так. Неофициально. Может, тоже что-то типа байки.
      – Да ладно тебе. Я про детскую психику действительно слегка прикололся. Если не совсем в тему, извини. Ну а этого Вовчика… Если эти ребята не виноваты? И сидят?
      – А вам надо узнать от его брата, что они действительно каптёрщики? Это – и в личном деле. Или – что крали? Чтобы сидели по делу, а не просто так? Так, вроде признались они в гранатомёте.
      – И это тоже – по телевизору?
      – Угу.
      – Ну ладно. Пора.
      – Да, мы пойдём. Пока, – поддержала меня Тамара.
      – Вы куда сейчас? – поинтересовалась она у выхода с кладбища.
      – Ну, ты же обещала что-то там из меня вытряхнуть.
      – Тогда давай в наш "Аква". После этой жары – класс!
      Класс, не класс, бывал в аквапарках и покруче. Но в принципе. Да и с такой девушкой! особенно, когда и сам… Ладно, не буду хвалиться. Или уже?
      – А вы очень даже ничего, – скользнула взглядом по моей фигуре Тамара.
      Скользнула так, по-хорошему, не задерживаясь в районе только что приобретенных плавок.
      – Да, есть ещё порох в пороховницах.
      – Ладно вам, пойдёмте.
      Разница в возрасте ещё более подчёркивалась разницей в росте – Тамара была хоть и пропорционально сложенной, но довольно низенькой девушкой. Ну, сказанул. Не низенькой, а невысокой. И даже не невысокой, а… ну, просто в сравнении со мной.
      – Ну что вы стали? Трусите? Давайте – давайте! – шутя подтолкнула она меня к трубе. Да чего здесь боятся-то. Вот расскажу ей про " Хвост дракона в испанской Порт – Авентуре!" Уже съехав по желобу, я замер в бассейне. Ведь в этой Авентуре я раньше не бывал.
      И тоже – не читал. Что же это, а?
      Из жёлоба с визгом вылетела Тоня и въехала в меня. Точнее – на меня. Секундные невольные объятия – и оба брызнули в разные стороны. И у неё сразу испортилось настроение. Села на край большого бассейна. Нахмурилась. Потешно так – видно, что редко случается что – то такое изображать.
      – Вы это специально?
      – Что… да нет, просто одна проблема вдруг… Ерунда какая-то почудилась. Даже не почудилась, а… прояснилось вдруг что-то, а теперь – опять.
      – Не выкручивайтесь. Специально. За что и будете наказаны. Вон с той вышки – и вниз. Из наших ещё никто. Забираются, а потом: " А мне это надо".
      – Значит, не заинтересовали.
      – Вы так думаете? Ладно. Посмотрим, как я вас заинтересовала.
      – Понял. Пошёл. Но имейте в виду – это на вашей совести.
      Ни воды, ни высоты я вообще-то не боюсь. Говорят, если тонул, то чуть ли не водобоязнью заражаешься. Не знаю. Со мной – ничего подобного. А пацанов можно понять. Высоковато. А я с вышек я уже… Да что же это со мной такое? Да не прыгал ещё! Но это делается…
      Как-то странно завертелся зал – и по вертикали, и по горизонтали. и потом – бах- бууульль. Хорошо вошёл. Вертикально. А теперь – вверх. Ффу!
      Оказывается, зрительницей была не одна Тамара. И в гулком помещении вдруг послышались аплодисменты.
      – Ну вы даёте, – подбежала девушка, когда я выбрался из бассейна. – Где вы так?
      И ещё скрывали! А ещё? На бис?
      – Нет, дорогуша, всякий фокус удаётся однажды. Надеюсь, прощение я заслужил.
      – Конечно – конечно! И пойдём отсюда. Что-то мокро становится. И зябко.
      Т-а-ак. Значит, проверка на вшивость? Ну, выдержал, наверное? Посмотрим на дальнейшее поведение.
      Выдержал. Потому, как предложила мне эта новая знакомая зарулить в кафе, а уж потом – на диско – отвязаться по полной. За столиком, слизывая с ложечки мороженное розовеньким подвижным язычком, коротко рассказала свою короткую биографию.
      – О чём говорить-то. Вот, живу, учусь. Старики? Классные старики. Полная свобода.
      С 9.00 до 22.00. Минус английский, минус музыкалка. Сегодня? Ну, сегодня пятница.
      Завтра выходной. Нет, вечером всё равно до 22.00. Если без ЧП или каких мероприятий. И сегодня тоже. Отвязаться? Но сейчас только 19.15. Что, за три часа отвязаться не сможете? Ничего, тогда я вас отвяжу. Обещаю. Пойдёмте.
      На "фейс контроле" только поулыбались. Ни про возраст малолетки, ни про намерения взрослого дяди не спросили. Рановато ещё для бдительности. Да и для танцев, наверное, тоже. Пустовато. Скучновато. и темновато даже – не зажгли иллюминацию.
      – Ничего, сейчас, – успокоила меня Тамара. – Эй, Махмуд, зажигай – крикнула она куда-то вверх невидимому пока диджею.
      Ну вот. Теперь не отвертишься. Ладно. Давненько я не держал в руках шашек! Нет.
      Не то. Явно ждёт чего-то сверх. Чего-то фирменного. И музыка. Заводит, распекает, плавит что-то внутри. И вот это расплав уже бьётся, уже пульсирует с кровью, уже жаркими волнами поднимается вверх. Хотела видеть? Ннна! Ннна! Ррраз! Рраааз! На одной руке? А вот так, на одном пальце слабо? А вот так?
      Что я там навытворял, честно говоря, не помню. Поскольку не задумывался. Само пёрло. Откуда набрался? И не тренировался вообще-то. Как с вышкой получилось.
      Представил и сделал. А потому, как таращились присутствовавшие – очень даже эффектно сделал. А вот танцевать с Тамарой – не совсем… Где-то в районе моего плеча её губы, и говорит она, всё время глядя снизу вверх. За музыкой не всё слышно. а наклоняешься – как-то совсем нелепо получается.
      – Да-а! Вы как бы на все руки мастер, да? – улыбалась Тамара, когда мы шли через парк к её дому. – Жаль, что вот так надо… Можно было бы что и придумать… но не хочу лишний раз старикам врать.
      – Ну конечно, я же не "ЧП".
      – Пока не ЧП, Виталя.
      – Пока?
      – Пока. Я… нужно время, правда?
      – Конечно. До совершеннолетия ещё…
      – Ну, потерпишь, ежели что? Ведь потерпишь, а? А это тебе аванс. Она вскочила на скамейку.
      Целоваться она, оказывается, умела. Я, вроде, тоже. Поэтому, когда мы перевели дух, начинало слегка смеркаться.
      – Опоздала, – вздохнула Тома. – Всё. Побежала. Спасибо, важняк. До завтра.
      – Где?
      – После семи возвращаюсь с музыкалки. Можешь проводить.
      В гостиницу я пришёл расстроенный. Зачем связался? Кинул в ванную пакет с мокрыми плавками, не переодеваясь завалился на диван. Вспомнил её анкетные данные из протокола допроса. Кольцевая. Тамара. Леонидовна. Гм… Леонидовна…
      Родители… Оба – в УПП. Учебно – производственное предприятие. Слепых. Слепых?
      Они, значит, что, слепые что ли? Бедная девочка! Ну, судя по поведению, в жалости она не нуждается. Младше погибших подружек. Хм… Дитё. Значит, ещё подрастёшь, а, девонька? Я подожду. Да "подожду". Ей восемнадцать, а мне – двадцать пять? И поистреплюсь к тому времени с этаким образом жизни. Не-е.
      Завязываю. Вот, ещё этого пивка попью с рёбрышками копчёными, и – завязываю. Ещё вчера припас. Ну, не выкидывать же! Ещё и курить бросить, чтобы так быстро не стареть. Тоже завтра. А пока надо всё же подумать. И с Томой, и с Испанией, и с остальным. Нет, с Томой ничего не надумаешь. В смысле дельного. Хорошая девчонка.
      Вот взгляд, это же… Ну где, где? Нет. Лучше по Порт-Авентуре. Хвост Дракона, да?
      Я рванулся к компу и вскоре рассматривал снимки этого аттракциона. Да, чёрт возьми! Впечатляет. Но опять – в памяти пусто. Или вырезано? Или заблокировано?
      Но из своей биографии знаю – не был я там. Ну, хорошо. Может, хоть танцы? Или прыжки с вышки? С вышки. Нет. Не помню. А если не просто танцы, а под музыку?
      Включил плеер (с собой уже не ношу, не солидно, но вот так, в гостинице, почему бы и нет?). Вот так, а теперь – всё вместе, взгляд, вышка, этот хвост дракона, танцы, ну? ну! -… Па! Это так здорово! Давай ещё раз!
      – Нет, сынок. Не сразу. Посиди, отдохни. Я сейчас попить принесу.
      Отец уходит куда-то к киоску, где автомат выдавливает сок из апельсинов, а я смотрю на этот гигантский аттракцион.
      " Не каждый способен оседлать хвост дракона" – в рекламе. А я оседлал. Оседлал!
      Гордость наполняет моё сердце. А вот и па с соком и пивом. Совсем ещё молодой па.
      Но… не мой! Я протягиваю руку за соком – и вижу детскую ручку. Совсем не похожую на те пухленькие сосиски. которые у меня на детских фотографиях.
      – Пей, сына, потом решим, сразится нам или нет с драконом ещё раз.
      Я пью восхитительный натуральный сок и уже знаю – не стоит нам больше сражаться.
      Тем более, что впереди столько неизведанного. А вагончики поднимаются всё выше и выше. Замерли на самой верхней точке. Вот сейчас – ааааах! – вниз. И сразу на петлю с разворотом.
      – Па, а что это из авиации напоминает?
      – Ну, когда вниз, конечно, пикирование. А потом – вон там – боевой разворот. А там – восходящий штопор какой-то. Нет, это у наших спортсменов спросить надо.
      Асов. А я – так. Сам знаешь. Он напевает, постукивая пальцами по скамейке в такт.
      Да, я знаю. Что? Но отец стучит пальцами всё громче. И настойчивей. И мысль ускользает. Да что это за стук?
      Это стучал, конечно же, Бычёк.
      – Ну, слава Богу! А то я уж… Ты что, уже спал, что ли?
      – Да, дрёма какая-то навалилась. Да вы садитесь. Вот, пивка. С рёбрышками.
      Рекомендую.
      – Нет, спасибо. Это раздувает. А у меня сам видишь. Ладно, рассказывай. Только сжато.
      Приготовившись слушать, шеф достал трубку, тщательно набил её табаком. Я сделал тоже самое. Как бы и не передразнивая. Затянулся. Прогнал остатки странного сна.
      Доложил.
      – Выводы?
      – Шантаж.
      – Гм… неплохо. Впрочем, комбинация и несложная. По банку – подельники перебрались вслед за ней. Две мелких сошки умерло. Сердце. А вот фирмы, на которых всё отмывалось – тоже в столичный банк потянулись. Вот там теперь размах.
      – А комбинация в чём?
      – Есть такая бумага, как вексель. Единственное слабое звено в некоторых расчётных операциях. Но это – потом. Всё, здесь нам делать нечего. В столицу.
      Всё там. И заказчик, и исполнитель, и следующая жертва.
      – Вы думаете?
      – Дочь она им не простит. Ждать здесь нечего.
      – Но эти ребята? Они же…
      – Пусть посидят. За кражу и торговлю оружием. Придёт пора – вызволим.
      – Но ещё смерть…
      – Да. Думаю, тоже не сердце. Но пока и это неважно.
      – Но… но… ещё Чума хотел переговорить.
      – Ты хочешь согласиться на его предложение?
      – Нет!
      – Я сам и скажу.
      – Я в его группе!
      – Ладно. Личные делишки? Это был тест на откровенность. Значит, ещё не доросли.
      Хотел тебе одно дельце поручить. Видимо, рановато.
      – Меня потрясла одна девушка. Тамара Кольцевая. И я хочу всё же дознаться в чём тут дело!
      – Ну, в твоём возрасте я уже знал, в чём тут дело. Тоже влюблялся.
      – Здесь совсем другое…
      – Ладно – ладно. Теперь слушай. Завтра расспросишь ребят, кто и когда…
      Он вдруг начал рекомендовать мне узнать такие мелочи, что я оторопел. Увидев мою реакцию, Бычёк хитро улыбнулся, написал на клочке бумаги " Замена бус и серёжек".
      Протянул футляр с набором.
      – Тебе это может показаться странным. Но это необходимо, – закончил детектив инструктаж, сжигая записку. – Но это надо. Это просто необходимо. Кстати, ты прав. Загляни к Чуме. Умнейший человек! от меня – горячий привет. И не скрывай от него ничего.
      О прослушке я знал, поэтому хитрые подмигивания шефа были уже излишни.
      – Как справишься, сразу – в столицу. Я тебя там найду. Сам не лезь. Ну всё. Я пошёл. Спокойной ночи!
      Вот так! Ещё рукопожатие напоследок и всё. Поставил задачу подмены вещдоков – и был здоров. Я открыл футляр. Похоже с теми на фото. Красиво. Но подделка. А там, тогда… Если знали, то почему не сняли. Профи. Хотя, могли и не знать. Или не подумали, что юная шантажистка вот так – напоказ? Детство. Я спрятал фальшивку в стол, начал готовиться ко сну. По ящику в новостях опять рассказали о раскрытии преступления. Сжигает мосты Чума. А зря.
 

 
      Утром я поприсутствовал на пятиминутке. Всё направлено на закрепление признаний.
      И на страховку. На "частичное оправдание". Знаете, что это? Обвиняют тебя в убийстве, но вот зыбко всё как-то… Ага! А вот железное обвинение! Ты у деда вчерась галоши украл! Вот они, под лавкой стоят. Получи довесочек! теперь пожалуйста, теперь – пусть оправдывают – галоши останутся. Так что – не зря арестовали, не зря сидел. А "частично оправданные" уже статистику не так портят.
      Так что вовсю шла работа по раскрытию и таких жутких преступлений, как кража портянок и продажа изношенных сапог. Сегодня закрыли ещё и прапорщика, который тут же начал давать показания на вышестоящих тыловиков. Обрастёт дело такими слоями мелкого и среднего криминала, что растворится в этой грязи убийство. Так, один эпизод из нескольких десятков.
      Наедине Чума выслушал меня внимательно.
      – Откуда версия о шантаже?
      Ага, мы её как раз и не развивали. Так что и прослушка не всегда помогает. Но… постой. Мы говорили о бусах раньше. Но у Бычка. Значит, у него не ставят? Или…
      Ну, пока неважно.
      – Понимаете… Парень очень нелепо погиб. Набрался – и в столб. и ещё демонстративно так. А эта девчушка первой была. так что если самоубийство, то бес письма не обошлось. А его не было. Думается, она достала. И смотрите – она, будучи на ножах с соперницей, едет вдруг к ней в столицу. Как бы погостить. Горе помирило? А потом – обратный визит.
      – Во время которого убирают обоих. И всё же… если шантаж, то где деньги? Ведь ничего…
      – Я отвечу вам, если взгляну на вещдоки.
      – Валяй. Нет! Тащи сюда!
      Подменить бусы и серьги при царящей безалаберности ничего не стоило. Нет! Они, конечно, лежали в отдельном пакетике. Но не в опечатанном и не заверенном подписями понятых. Эх, ребята… Через несколько минут я уже поставил ящик на стол.
      – Т-а-а-к, протянул Чума, рассматривая содержимое ящика. Затем вытащил тот самый пакет а из него – те самые бусы. То есть, уже не " те самые".
      – Это?
      Но какой всё- же молодец!
      – Это! Ответил он за меня. Обновка. Одноклассница говорила. Эээ Ирина Меркурьева, да?
      Интересно, почему Бычёк ему не предложил работать на пару?
      – Нет. Дешёвка, – рассмотрел он бусы. – Дешёвка. Так что, всё это – очень остроумная, но версия. Разве что… Кто из ментов в этом копался?! Нет, не к тебе вопрос. Спасибо. О другом теперь. Коротко – "да" или "нет"?
      – Коротко – нет.
      – Коротко – почему?
      – К каждому когда-то нагрянет справедливость.
      – Понял. Не развивай. Но ведь сдохнешь. Как остальные.
      – Лучше…
      – Понял и это. Не развивай. Иди. Но когда ни будь, если выживем, проговорим. Зла не держу. На больных и мёртвых не обижаюсь.
      – И к каким я отношусь я?
      – К мёртвым, конечно. Прощай. Из группы ты выведен. По профнепригодности.
      – Но это…
      – По другому будешь гнить в районе. А так – прямая дорога к бычку.
      – Я бы мог по собственному желанию.
      – Виталий… – Чума вдруг встал и взял меня за плечи, заглянул в глаза. Острый взгляд, но не злой. И где-то в самой глубине – ну, страдающий, что ли?
      – Виталик, я… ну, не должен ничего объяснять. Ты уже третий, которого я вот так отправляю. Это не мои правила. Я как… как… ну, как ротный, отдающий своих лучших разведчиков в полк. А их там… А они там… а я всё равно отдаю лучших. Самых чистых. Самых честных. Самых способных. Потому, что знаю – они там нужнее. И… и поверь, лучше бы сам на смерть…
      – Ну, вы уже и застращали…, – попытался я обратить в шутку этот неожиданный прилив откровения.
      – Тебя застращаешь! Ну, всё. Иди. Дел по горло.
      – И всё же, это не они…
      – Иди, щегол! Уж без тебя разберёмся.
      Когда я вышел из прокуратуры, стыд прожигал душу насквозь. "Самых лучших, самых честных". Понимаешь, честных! Че-е-естных. А у тебя в это время – краденные драгоценности. " Кто из ментов"? И найдут какого несчастного старлея, который привёз этот ящик с места происшествия. Или из морга. Не принято на месте происшествия трупов раздевать. Снимать там ожерелья, бусы, кольца… Нет, когда родственники рядом, можно и предложить. А когда вот так – всё в крови. В крови.
      А бусы то не были. Если вспомнить ранения… Кто – то вытер. Но кто? И зачем?
      Ай, всё равно. Неважно сейчас. Важно, что ты – ворюга. Или…?
      – О! Важняк! Здоровеньки буллы! Что здесь? Неужели кто из наших – убийца?
      Тот самый Женька. Совсем не заметил, как прибрёл к школе. И зачем, спрашивается.
      Каникулы же!
      – А я догадываюсь, кого ты выслеживаешь! – приблизил он ко мне страшные глаза.
      Наркот. Господи, в таком возрасте – и уже. – Но имей в виду, Тамары тебе не видать, старый педо…
      Он не договорил, как уже лежал на земле. Подняв его, я хорошенько встряхнул пацана.
      – Слушай, детка. Я хотел по – хорошему. Ещё вчера. А сегодня уже наплевать.
      Полежал? За Тамару таких как ты ещё шестерых положу. И слушай внимательно – Не про тебя, наркот, девушка. Всё, отвали.
      Мы разошлись. Он что-то ещё бормотал обидное мне в спину, но больше связываться со шпаной не хотелось. Ну, куда теперь? До вечера ещё ого -го! А вот решу-ка я вопрос с этими украшениями. Жгут, жгут сердце и душу в прямом и переносном смысле. А потом… А не полазить ли мне по Инету за кое-какой информацией?
      Тамара вышла из " музыкалки" – шумного трёхэтажного здания сразу после семи.
      – Ну, молодец! – на подбежала ко мне и как-то обыденно чмокнула в щёку. Но не как братика, нет, ребята! Тут уж я кое-что понимаю. Как девушка, сделавшая выбор.
      Может, не на всегда, может – не на год и не на месяц. Но сейчас и на сегодня – точно. Сегодня – я её парень. А завтра? А завтра… Но не хотелось думать про завтра.
      – А где твоя скрипка?
      – У меня не скрипка. У меня рояль.
      – Эх, жаль, рядом его нет. Где-нибудь в кустах. Я бы сейчас…
      – Хватунишка! Хотя… Не всё потеряно. Мы идём ко мне домой.
      – Это ещё…
      – Зачем? Ну, договор у меня такой с родителями. Обязательно знакомлю со своими… друзьями. Кто не хочет, сразу отваливает. Как ты?
      – Да чё тут такого-то. Не свататься же… Хотя…
      – Ну-ну? Что "хотя"?
      – Знаешь, уезжаю я завтра.
      – Уже? Тогда… тем более, пошли!
      Господи, как я не люблю ходить к родителям девушек! А тут ещё к родителям малолетки – такой громила. С другой стороны – явно же не свататься. А что тогда?
      Зачем? Дружок? Ай, не пойду, да и всё!
      – Но я же говорю – завтра уезжаю!
      – Пошли – пошли.
      – Но лучше бы погуляли, или, если хочешь, как вчера…
      – Пошли! Да не бойся, они у меня хорошие.
      – Да и не боюсь я. Просто неудобняк. А, ладно.
      Квартирка была маленькая. И не уютная. И родители мне поначалу… ну, так себе.
      Хоть бы очки одели что ли. А то этот невидящий взгляд… Но Тамара их, видимо, очень любила и ни на что такое не обращала внимания.
      – Вот, папулька. Познакомься. Виталий… Леонидович. Важняк. Я вчера вам рассказывала.
      Ого! Рассказывала. Интересно, что? Ну, наверное, что – то хорошее, если предок заулыбался, протягивая руку. Подошла, улыбаясь и мать.
      – Ну, за стол, за стол! – после взаимного представления пригласила хозяйка.
      На маленькой кухне мы устроились только благодаря овальному столику. Здесь хозяйничала, конечно, Тамара а я смог более внимательно рассмотреть хозяев. Мать Тони была когда-то пронзительно красива. И отец, видимо, тоже. Гены.
      – Так вы это убийство расследуете? – завязал беседу Леонидович. И вы этих нелюдей найдёте?
      – Да, конечно!
      – Вы максималист, молодой человек. Это хорошо. Черта, присущая молодости. А сколько вам лет, позвольте поинтересоваться?
      – Двадцать два.
      – Ого! И уже следователь? Или практика?
      – Нет. Университет я уже закончил, сейчас уже получил юриста третьего класса.
      Лейтенанта то есть.
      – И расследуете такое дело?
      – Тоня должна была сказать – в составе группы.
      – Да, конечно. Слышали. Ну что же, за знакомство. Рад. У Тони всё в друзьях шпана какая-то…
      – Ай, папка…
      – Шпана! тот же Женька. А тут, хоть будет побеседовать с кем.
      Так вот почему злобствует тот наркот. Ревность?
      – Ну, давайте ещё по одной. Мы то довольно редко, так, по случаю гостей.
      По тому, как дрожали руки с рюмкой, я понял – врёт папаша. Спивается потиху.
      – Скажите, а живёте вы где? – поинтересовалась мать. Ксения Феофиловна. Надо же отца её угораздило. Феофил!
      – Отец в столице, а я по распределению… но сейчас возвращаюсь, наверное.
      – Да, столица… Шумит, наверное? Ладно! За любовь! – поднялся отец.
      Выпили стоя. Вообще-то коньяк был очень хорош. Это что, специально доля меня? вдруг стало стыдно, что я без подарков. Вообще без ничего.
      – А… в Оперном вы давно…? – начала Феофиловна.
      – Давно. Я, честно говоря, недолюбливаю оперу. Не понимаю. Или не дослышиваю? Но эти все голоса как-то сливаются в один гул и начинает болеть голова.
      – У вас, наверное, нет слуха, молодой человек? – обиженно поджала уже подсыхающие губы мамаша.
      – Нет, почему же? Виталий сказал, что играет на рояле.
      – Это я так сказал? – искренне удивился я, забыв свой трёп.
      – Вот как? тогда пойдёмте.
      – Да это же я так…
      – Пойдёмте – пойдёмте.
      Меня чуть ли не силой потянули в зальчик, где стояло пианино.
      – У меня отец был музыкант, а мама – оперная певица. Пока не случилось это, – объяснила мне Тамара.
      – Ну, почему же был? И сейчас кое-что могу, и в нашем клубе выступаю. Правда, иногда сбиваюсь. Поверьте, молодой человек, играть вслепую на клавишных сложнее, чем вслепую же в шахматы. Пробовали? В шахматы – пробовал.
      – Вот как? Да вы просто находка. Потом сразимся?
      – Хоть сейчас.
      – Нет- нет. К инструменту.
      – Но я…
      – Ну хорошо. Наберитесь смелости. Пока я.
      Ну что здесь скажешь? Что-то плавное получалось неплохо. Но стоило слепому музыканту попытаться ускориться… Лучше бы и не пытался.
      – Ай! – бросил он. – Курите? Пойдёмте на балкон.
      Там слепой нервно закурил, несколько раз затянулся.
      – Всё равно сбиваюсь. Дальше клуба слепых уже не пробиться. Как и Любаше моей. А ведь знавали, знавали мы когда-то… Ну, ничего, молодой человек. Это – наши трудности. А Тоня вам зачем?
      Вот так. В лоб без перехода. Молодец!
      – Я… я люблю её…
      – Но, молодой человек, она ещё – дитя. Ей не только взрослеть, её ещё учится и учится.
      – Я понимаю. И. честное слово, ничего, что испортило бы её жизнь…
      – Оставайтесь пока друзьями. И, если сможете, отгоните от неё этого её одноклассника.
      – Женьку?
      – Да, с его компанией. Наша Тома – девочка чистая, грязь к ней не пристаёт, но всё же. Приводила же к нам! Я ей объяснил, вроде поняла. Вы когда уезжаете?
      – Завтра.
      – Значит, не успеете.
      – Сейчас пойду и найду.
      – Вам бы уже сбежать? Оставьте тогда эту проблему нам.
      Когда мы вернулись, музицировала мамаша. Тоже хорошо. Потом за пианино села Тоня.
      По-моему перебор. Нет, понимаю, они, бывшие, обожают музыку. Но я то тут причём?
      – Ну а теперь ты, – ехидно улыбаясь, крутнулась на стульчике Тамара.
      – Да я…
      – Давайте – давайте, молодой человек!
      – Если только "Собачий вальс" одним пальцем?
      – Ну, что сможете.
      – Давай-давай, Виталик. Не будешь больше мне врать.
      Вот как? Это что – воспитание при родителях? Демонстрация своей власти над новым почитателем? И они – тоже хороши. Сейчас мастера будут лыбиться над подмастерьем?
      Гнев ударил мне в голову. Хорошо! Я тебе покажу перевоспитание! Сейчас! Я уже знал, как это делать. Просто успокоится… успокоится… Собраться с мыслями… вспомним вышку… и танцы… А теперь концерт. Ну? Школьный вечер? Ну да, тот же фокус. Ты же о нём вспоминал, когда Тамаре плёл о рояле?
      А дело было на выпускном. Пригласили к нам каких-то совсем молодых ребят из дубля какого-то ансамбля. Нет, школа у нас была… ну, не из нищих. И родители ещё те. Могли себе позволить. То есть нам. Но не позволили. Скромность украшает.
      Это потом – пара автобусов, природа и бассейн на нехилой фазенде, шашлыки из осетрины… Но в школе – "что вы, что вы". Ну, отбываем номер после торжественной части, вот, вальс станцевали. А я в это время с Танькой поругался.
      И не то, чтобы поругался. Просто… переросли мы, наверное, наши отношения школьной влюблённости. То есть, тогда – она одна. А я ещё переживал. Вот, помню и выдал вдруг. В перерыве подошёл к синтезатору. Прикоснулся пальцами к клавишам – и накатило. Если бы вы слышали, что я играл! Ребята вначале остолбенело смотрели. Потом попытались танцевать – музыку-то я выдавал нежную, грустную, прощальную. Потом просто подошли поближе. Потом из своего "банкетного зала" выбрались наши старики – тоже стоят, слушают. И только одна… две… три… и вон… четыре пары танцуют. И, конечно, Танька. С новым избранником. Ну, на тебе ещё. Прочувствуй. И ещё… И ещё…
      Упал последний звук, как последняя капля крови из перерезанной вены. Красиво сказанул, да? А всё вокруг зааплодировали, заорали браво. И батька мой цвёл от гордости. Мало, что медалист, так и… В общем, стал я гвоздём программы. На пол – часика. А потом, – в конце концов сюрприз, конечно, ну и что? Да и я, вроде, ни к этому стремился. А Танька пригласила – таки на белый танец, спасибо сказала. И всё. На: "Почему?" только плечиками пожала. Умница была. Хотя, почему была?
      И вот, после этих воспоминаний запульсировала музыка в пальцах. Только другая.
      Тоже грустная, но… грустно – агрессивная что ли? Слышал такую. Отец в филармонию водил. Ну, не за ручку, хотя и почти силком, тягу к прекрасному прививал. Это он из-за боязни, что тяга к другому "прекрасному" проявится. Вот и запомнилось. И сейчас смогу! Ну, смогу же! Смог.
      – Вот так. А ты говоришь – врать. До свидания. Рад был знакомству.
      Я быстро вышел из квартиры. Вот и погода под стать настроению испортилась.
      Наверное, я неправ. Но и с их стороны… Или я чего не понимаю? Я взгромоздился на пустую скамейку в самом конце полузаброшенного парка. Дальше уже – лесок.
      Закурил. Наверное, неправ. Проще надо быть. Без комплексов. Ну, не хотели они тебя унизить. Тем более – инвалиды с поломанной судьбой. Ну, если у них музыка теперь – идея фикс. Ну, сыграл бы им собачий вальс. Посмеялись бы. Нет! Пойду извиняться. Может, продую Леонидовичу партию вслепую. Их историю выслушаю.
      Тамаре в глаза на прощание посмотрю. Её губы почувствую. Да я даже сотовика её не знаю. Постой… да у неё и нет сотовика. Да ты вообще обратил внимание, как они живут? Острая жалость полоснула сердце. У меня всё ёщё бывает. Знаю – глупо, но бывает. Ладно. Пойду.
      Не успел. Что-то холодное полоснуло по коже, тут же отозвавшись болью пореза.
      – Замер! – прошипел сзади владелец ножа. – Вот так. Теперь садись пониже, по-людски.
      Вот так.
      Теперь нож неприятно холодил кожу на горле. Причём приставлен был не шутейно – уже из пореза и здесь начинала сочится кровь.
      – Ну вот теперь поговорим, важняк!
      В поле зрения появился Женька – наркот и экс-кавалер Тамары. И на этот раз уже обкурившийся или наколовшийся до неуправляемости. До агрессивной неуправляемости.
      – Обыскать! – приказал он ещё двум таким – же шпанюкам.
      Значит, трое. Нет, четверо. Четвёртый, невидимый, ещё сильнее прижал мне к горлу нож, когда я потянулся за вытащенным из кармана рубашки удостоверением.
      – Не трогайте его!
      Ну вот. Её здесь и не хватало. Козёл! Ну, козлище же! Вот таким поведением ещё и девушку в такую заваруху втянуть. Надо выручать. Значит, в сторону, обратную от кончика ножа. К ручке, да?
      – Держите его крепче! – догадался о моих намерениях пацан. Теперь меня держали все трое.
      – Вот так… А с защитницей я сам разберусь. Что, милашка, трахнуться помешали?
      С благословения родителей, как я понимаю? Ещё бы!
      – Дурак! – девушка ляснула одноклассника ладошкой по щеке.
      – Ну, всё! Достала! – наркот развернувшись, ударил Тамару кулаком в голову. В висок. И та молча упала на газон.
      – Другое дело. Теперь пора поделиться, а? – это он мне. – А то всё загребёшь, важняк.
      Негодяй наклонился и начал расстёгивать кофточку на лежащей без сознания девушке.
      – Брось скотина! Брось, уродище!
      – Да заклейте ему рот, что ли! Не то, чтобы уж очень доставуче, но… громко.
      Зачем шум? Мы же по-братски. А, знаешь, браток, она уже в соку. Пуговички, вот сами расстёгиваются.
      Двое, закрутивших мне руки и уже заклеивших рот, заржали. Третий, державший нож, молчал.
      – Ну вот. Смори.
      Под кофточкой ничего не было. Но девичий бюст белел сейчас в наступающей тьме вовсе не вожделенно, а настолько несчастно и беззащитно, что я вновь рванулся.
      Сильнее потекла кровь.
      – Во, кровушка. Скоро добавится – потянула вверх тварь Тонину юбку.
      И всё. Какой-то огонь вспыхнул перед глазами и отодвинулась вдруг земля и нож, словно став тупым, не резал больше мне горло. Державшие меня выродки резко опустили руки и тоже испуганно смотрели откуда-то снизу. Помню ещё, как шахнула в темноту фигура с зажатым в руке ножом. Да хрен с ним! Я рванулся к Тамаре, по пути примериваясь ввалить наркоту как следует. Не удалось. Тот уже лежал возле девушки без сознания. Слабак. Да и с ним тоже хрен. Как Тамара-то? Склонившись над ней, я увидел, что они уже открывает глаза. Вот этот чудесный взгляд становится осмысленным, а затем… затем вдруг начинают расширяться зрачки. От боли? Или от ужаса? Что она увидела? Может тот, с ножом? Обернувшись, я не увидел никого. Только вот тень от меня. Странная – огромная и какая-то… может, просто с деревом слилась?
      В себя я пришёл первым. Наверное, ненадолго потерял сознание. Был у меня уже такой случай. Но потом. Так. У Томки пульс есть, у одноклассничка – тоже, но плохонький. В смысле редкий. У тех двоих тоже. В смысле есть. Качество уже не определял. Как мог, одел девушку. Поднял на руки. Присмотрелся к миленькой мордашке. Ничего, синяк будет, а так – ничего страшного.
      Я ошибся. Страшным оказался нервный шок. Я нёс её к дому, когда Тамара очнулась, пришла в себя. Посмотрела по сторонам. На меня – и вдруг забилась в дикой истерике. В конвульсиях.
      – Пу -у-у-у -сти-и-и-и!
      – Да что ты! Успокойся, девонька, всё хорошо. Ничего не случилось!
      – Пу-у-у- сти-и-и-и! – дикий протяжный вой на "у", переходящий на визг в конце слова. И изо всех сил коготками по лицу. У меня всё ещё сочилась кровь с шеи, теперь, вот – ото лба по щеке, и – нижняя губа.
      – Да что ты? Что ты? Ведь не случилось ничего. Он не успел! – попытался успокоить я девушку, полагая, что она думает, будто…
      Но она явно думала о чём-то другом. Или ни о чём не думала. А так дёрнула от меня, что придя в себя от секундного замешательства, я уже эту фору не нагнал – был ещё на первом этаже, когда на её третьем она уже давила звонок. Когда был на втором – хлопнула дверь. Нет, но надо же объяснится! Я тоже начал звонить. Даже сквозь дверь я слышал отчаянный крик девушки " Не открывайте!" и объяснял затем через цепочку, что уже всё, что опасность миновала.
      Слепой открыл- таки дверь.
      – Надо объяснится. У Тамары истерика потому, что…
      Я вкратце рассказал, что произошло. В это время мать уговаривала девушку, запёршуюся в ванной, выйти.
      – Скот! – прокомментировал музыкант мой рассказ. – Я его давно раскусил. – Это Тамарка во всё лучшее и светлое в каждом верит. Ладно, пойдём, покурим.
      На балконе он пытался зажечь спичку, но при дрожащих руках это не получалось.
      Так расстроился.
      – Спасибо, – принял он от меня зажженную сигарету.
      – В прокуратуру надо.
      – Нет. Связываться, Только своё, а главное – её имя полоскать.
      – Тогда я сейчас пойду и…
      – Тоже нет. Зачем вам разборки? Ничего. Пока они притихнут, а уже через недельку Вовка приедет, он их быстро успокоит.
      – Это кто?
      – Сын наш. Старший Тонькин брат. Он на гастролях сейчас… Кстати, а откуда всё- таки… у кого учились? Так исполнять Листа… И на таком инструменте… Ну, признавайтесь, маэстро?
      – Да нет же, нет честное слово. Любитель. Просто… атмосфера навеяла.
      – Атмосфера… Вот, успокоится дочка, повыспрашиваю, кто вы на самом деле.
      Повыспрашивать пока не удавалось. Испуганная девушка тоненько подвывала где-то в ванной. И хотя стопора на ручке не было, она умудрилась чем-то забаррикадироваться.
      – Не открывает, – озабоченно прошептала мать. – Ты послушай!
      Хозяин тоже наклонился, прислушался. Озабоченно покачал головой.
      – Она в шоке. Надо всё-же в больницу.
      Рывком я открыл ванну, включил свет. Девушки в ванной не было. Изумлённый, я наклонился вниз. И из- под ванной тут же раздался визг. Но как, как она умудрилась забиться в такую щель? И почему?
      – Том, ты чего на самом деле? – коснулся я дрожащей руки. И отпрянул от душераздирающего визга.
      – Ну вот,- пожал я плечами – надо всё- таки вызывать скорую.
      – Да-да. Я сейчас – пошёл Леонидович к телефону, хоть и на ощупь, но довольно быстро. Оно и понятно – привычка. А хозяйка села возле ванны и тихо пыталась уговорить девушку покинуть своё укрытие. Та было выглянула, но увидев меня, вновь завизжала и забилась поглубже.
      – Очень вас боится. Лучше уходите… пока, – посоветовала мамаша.
      – Да-да. Спасибо. Сейчас скорая приедет. Вы бы лучше поинтересовались, как там… те, – поддержал жену музыкант, протягивая мне руку.
      " Там тех" уже не было. И следов никаких. Только на скамейке какая-то мерзко воняющая зелёная пена. Но это… Нет, не было такой мерзости. Уже потом кто наблевал? Наркоты, с них станется.
      Вернувшись, я увидел, как Тамару выводят из подъезда и усаживают в Скорую.
      Вылезла всё- таки. Значит, на поправку. Ладно, завтра навещу. А наркоты эти ведь опасны! Надо меры принимать! Расскажу Чуме, пусть меры примет. Профилактического характера. Не захочет – Бычку. У того, как я понимаю, связи ого-го.
 

 
      С утра я вновь заглянул в прокуратуру. По поводу воскресения ребятам пообещали поработать до обеда. Потом – выезд в какой-то профилакторий. Но это уже без меня.
      – Твои документы. Приказ об отчислении из группы, отмеченная командировка. Едешь назад. Сиди там тихо, не возбухай. Твой Бычёк найдёт варианты. И всё же очень жаль… Слушай, у тебя ещё шанс. Прямо сейчас! Ко мне. Ну! Да или нет! До трёх!
      Раз!
      – Нет!
      – Жаль. Ну да ладно. Зайди ещё к прокурору. Что – то там по поводу твоей новой знакомой. Бывай.
      Здешний прокурор, насколько я помню Николай Иванович совсем не был похож на нашего ТТ. Маленький, рано начавший лысеть, чуть полноватый, но подвижный.
      Острый взгляд и какая-то постоянно проскальзывающая многозначительная улыбка.
      Типа
      " Знаем- знаем".
      – Виталий Леонидович, тут у нас какая-то чертовщина. Может, поможете? В больницу поступила девушка с тяжёлым нервным расстройством. Одноклассница погибших.
      Тамара. Ну, вы её знаете. Вас видели вместе. Где? Да вы курите, курите, – увидел мои сигареты Николай Иванович. Трубку-то я держал на случай спокойных и вдумчивых размышлений.
      – Так вот, её здорово напугали. Со слов родителей – вчера поздно вечером. По всей вероятности – её одноклассник с компанией. Компания ещё та. Правда, до этого – мелкая пакость. Хотя, о наркоте некоторый стук был.
      – А что они говорят?
      – Да вот, ничего не говорят. Все трое.
      – Трое?
      – Ну да. Все в больнице. И знаете, у них что-то странное. Какое-то тяжёлое кожное заболевание. Какая-то быстро прогрессирующая проказа. И молчат, молчат о вчерашнем вечере. Может, свет прольёте?
      – А что родители-то говорят?
      – Что вы были в гостях. Ещё, что играли на пианино. Затем ушли. Нет- нет, без дочери. Та сама, потом, попозже выходила. Не к вам? Нет? Тааак. Виталий Леонидович, как коллега коллеге – рассказывайте. Криминала пока никакого не вижу.
      Но вот зараза эта… Кстати, и отец Тамары слёг. Нет, врать не буду, не с этой проказой. Что – то другое. Что – то с глазами. Точнее, что-то с… Ну, глаз-то нет. В курсе наверное, что случилось? Нет? Ну, не об этом речь. Речь вот о чём.
      Да нет, у девушки никаких таких симптомов. Вы не перебивайте, пожалуйста.
      Повторяю – речь о том, чтобы понять, откуда у пацанов эта болезнь, где они её подцепили и не заразна ли она. Не знаете? Хорошо. Считаете – по заслугам? А если эта мерзость заразная? Врачи? Они даже не могут определить, что это. А если это утечка? Наш город и район, сами знаете, как нашпигован. Что тогда? Знаете, ведь я вас и задержать могу. В качестве подозреваемого. В чём? Поверьте, опыт есть.
      Ну, к примеру, в покушении на изнасилование. Вон, царапины какие – явно женскими коготками, а? Да, потом всё разъяснится. И выпущу, и извинюсь и компенсацию из своего кармана выплачу. Но пока суть да дело, узнаю, что произошло. И главное- где. Их не трогать? Да ради Бога, я – человек неблагодарный.
      Я затушил сигарету, начал набивать трубку. Прокурор понял, приготовился слушать.
      – Всё произошло в парке. Там, в дальнем конце, возле самого леса.
      – Знаю то место. Уже колючей проволокой думал огородить. вечно истории какие-то.
      Ну и?
      – Навалились откуда-то. Отвадить, наверное, хотели. нож к горлу. Вот – я показал порез. – А потом Тамара прибежала. Ну, внимание отвлекла, а я вырвался. Потом её домой… хотел проводить, а она, вот шахнула по фэйсу и убежала… А когда я вернулся, тех пацанов уже не было. Только… Знаете, там на скамейке какая-то эээ дрянь, какая- то пена зелёная оставалась. Вонючая такая. Может, это?
      – Немедленно сообщу куда следует. что ещё о них знаете?
      – Ну, на кладбище его видел.
      – Это мы знаем. Но никто больше…
      – Может, в дури ихней?
      – Может. Но при них, когда в больницу поступили, естественно, не было.
      – Дома?
      – Давайте всё-таки определимся с вами, – обиженно поджал губы прокурор. Я понял – несколько зарвался. Не учи учёного.
      – Я больше ничего такого про них не знаю. Разве что, был ещё и четвёртый.
      Который с ножом. Тот, мне кажется, постарше, поопытней. Знаете, нож прижал крепко, не шутейно. Но он был сзади. Потом рванулся в кусты. Нет, не видел.
      – Хорошо. Проедем с нами? Или сразу в путь? Проедем? Замечательно!
      Откажись, подумает, что испугался, смотаться хочет. Всё равно тормознёт, этот маленький хитрец. Да и вообще, интересно.
      Интересного оказалось мало. Никакой пены, никаких следов. Только что пуговка на газоне напротив скамейки, да ещё нож в кустах. Со следами крови. Может, и моей, а может, и нет.
      – Кровь согласны оставить на анализ? – поинтересовался прокурор. – Нет, просто на случай, если не ваша, и примерить тогда нож к другим делам.
      – Да пожалуйста!
      – Вот и спасибо! И больше вас не задерживаю. Прощайте! Езжайте вот с ними, там у вас всё чин- чинарём… А я ещё подожду этих… эпидемиологов, не выговоришь, чёрт их возьми. Пусть смывы со скамейки сделают. На всякий случай.
      Рейс был вечером, поэтому я заглянул в областную больницу. К Тамаре я прокрался тихонько. Она лежала в палате одна, на животе, глядя в окно. На скрип двери повернулась. И тут же мелко начала дрожать мелкой, но явственной, со стуком зубов, дрожью.
      – Ну, не прикалывайся. Это же я. Ну что ты?
      Девушка открыла ротик, набрала воздуха и…
      Зажимая уши, я выскочил из палаты, рванулся на лестницу – благо, палата была у самого выхода на пожарную лестницу. Да что же это такое, чёрт побери, а? Чтобы девушка в таком возрасте и так визжала. Нет, надо хоть что-то пронюхать. Ладно, воспользуюсь служебным положением. В ординаторской этажом ниже я предъявил врачу свои корочки и спросил насчёт пациентки палаты Љ 18. мол, когда будет доступна контакту на предмет её допроса.
      – Шок. Физически здорова. Сейчас уже контакту доступна. Но о том, что её так потрясло, говорить отказывается категорически. Ночью не давала выключать свет.
      Сразу – в визг. Вот опять – слышали, наверное? послал сестру узнать.
      – Но что это всё- таки?
      – Я же сказал – шок.
      – Это как, не опасно?
      – Теперь нет. Но если повторится… Всяко бывает. А допросить, если аккуратно…
      Хотя, давайте всё же подождём. Если не горит.
      – Нет, что вы. Спасибо. Пойду, – поднялся я под подозрительным взглядом вошедшей медсестры.
      Уже выходя услышал её шёпот и голос врача: " Да что вы, это – следователь, он документы предъявил". Нет, надо сматываться.
      В лайнере кресло оказалось не возле иллюминатора, а счастливчик ещё и зашторил его. Не понимаю, это что, трусы или просто скверные люди, те, которые во время полёта не любуются этим чудом – небом, облаками, просторами, которых не увидишь оттуда, снизу? Ну да что толку гадать? В общем, весь полёт я провёл в размышлениях. Думал о деле – как-то нелепо и поспешно меня из него вывели. О гибели этих ребят и ещё – до них. Прав Бычёк – на месте уже делать нечего. А зачем всё – таки было меня на преступление толкать? И я вот так просто спёр эти драгоценности. а теперь, видите ли, ему там уже делать нечего. Но это – ему. А мне бы ещё поразбираться. Нет? Ну вот к примеру, где я этот Томкин взгляд видел?
      И что это за воспоминания такие, а? И я не я, и отец… Нет, отец совсем не похож, но там, в той памяти он, ну, не знаю, роднее что ли? А эти способности?
      Всё- таки реинкарнация, да? Но тогда, кем это я был – спортсменом или пианистом? или там, великим танцором? Ну хорошо, а весь этот бред с наркотами и с Тамариным шоком? С какой- то заразой типа проказы? С болезнью отца? А мать не заболела? От меня- зараза? Так. Отцу я руку пожимал. Эти двое уродов меня за руки держали. А одноклассника Женю я даже не ударил. Не прикоснулся. Только пульс пощупал. Да! И тем двум – тоже. А вот мамашу не трогал. Постой, но и Тоню я…в смысле, касался. Когда домой нёс. Но у неё – шок, а не эта… проказа. И как прикажете понимать? Да, насчёт шока. Ни одноклассник, ни его подручные ведь от меня не огребли, так? А тоже валялись в отключке. Ну? И что их так напугало? До зелёной рвоты? Я? Страшен и велик в своём гневе?
      – Молодой человек, Вам что на второе?
      Ну вот же стоит деваха, улыбается, в обморок не падает. Правда, и я не гневаюсь.
      Нет, бред какой-то. Хотя, вся эта жизнь у меня бред.
      – Курицу! – спохватился я нетерпению стюардессы.
      Да, вся моя жизнь. Большую часть не помню, а те пять лет, что помню, странные какие-то. Когда я очнулся тогда, после "утонутия", ничего не помнил и никого не узнавал. И впитывал в пустые мозги знания о себе и о человечестве в целом.
      Верите, нет, даже столовые приборы с удивлением рассматривал. Нет, в мясе там жареном или зубной щётке, или, к примеру, унитазе, знакомые черты признавал. А там, квартира, одноклассники, родители… Даже собственные фотографии рассматривал, как чужие. Да и сейчас, честно говоря, также рассматриваю. и сам себе я ох, как не нравился. Этакий толстячок. Это в четырнадцать лет – и толстячок? Ух, и взялся я тогда за себя! Во всех планах. Учёбу наверстывал быстро – память стала просто феноменальной. А вот с фигурой… Это было изнурительно. Но что-то сидело во мне, что-то постоянно толкало к движению. Бег, гантели, бег, гири, бег, штанга, и тренажёры, тренажёры, тренажёры. Ну и, конечно, симпатии, влюблённости, свидания. Отец говорил – "навёртываешь".
      Тихоней джо этого был. Я, и тихоней? Быстро сбросил вес. Появились этакие бугорки мышц. А потом ещё и расти начал. И как расти! Жрал, жрал, жрал всё, что под руки попадалось. И всё, наверное – в рост. В пятнадцать уже был выше всех одноклассников, в шестнадцать начали сватать в баскетбольную команду, а в семнадцать всё остановилось. На 182 см. По – моему, нормально. Да, в семнадцать остановился не только рост. Потянуло, потянуло меня в небо. Отец говорит, никого в роду таких не было. Поколениями – юристы. А тут… Но не знаю, не знаю я – и всё. Ладно, действительно, пока всё, начинаем посадку. И придурок раздвинул, наконец, шторку на иллюминаторе. В столице задерживаться не буду. Незачем. Пока – в тихий омут. Подумать, что же всё-таки происходит.
      Столь скорое возвращение к месту старта было встречено неоднозначно. Одни считали это опалой – "наверняка что-то нам натворил", другие, что, наоборот, там уже показался кому надо, вот за вещичками и явился. С женщинами я решил вести себя сдержанно, по крайней мере, пока не разберусь в отношениях с Тамарой. Томка…
      Что же такое творится со мной а? Или с ней? Так вот, пока не разберусь, пока есть надежда, буду чист. Или, смешно сказать – верен. Сами понимаете, какой скандалюга со слезами и всяческими обвинениями был мне представлен Валентиной.
      Ну как тут объяснишь? Влюбился в дитё горькое. А ещё через денёк моя прежняя возлюбленная появилась. Ну, замужняя которая, помните, да? С ребёнком. Нет, Боже упаси! Не с ребёнком появилась. Не так выразился. С претензиями – так резко пропал. Сама же ни разу не позвонила. "Вот, мол, муж ревнивый… Муж? А что, я разве не говорила? Да. Замужем я. Ну и что? Наши ведь отношения не какие-то предосудительные, да?" "Ну конечно. Дружеские". " Тебе мало? Мне казалось, ты не такой, как эти кобели вокруг". В общем, слово за слово – разругались. И знаете почему? Уже не теми глазами на неё смотрел. А женщины это чувствуют. Сразу.
      Впрочем, и мужики тоже. И знаете, работа вдруг стала скучной. Серой. И ТТ стал на меня как-то странно смотреть. Словно я провинился в чём. А в чём? Ну, отказался оставаться в этом райончике. Или что другое? а ещё сезон мёртвый. Тихо.
      Ким один суды закрывает, нового следчего не назначили пока, так что Мамка за двоих разрывается. Хоть эта мне рада. И хоть за то, что на дежурства есть кого поставить. А так – тоска. Неделю. Потом началось.
      – Поедем. Всё это очень странно… Поехали быстрее. По дороге объясню.
      Оказалось, что умерший – "сатаринный" Мамкин знакомый. Ещё в годы их студенчества лечил от её от чего-то. Потом пути – дорожки разошлись. Потом – женитьба (у него, конечно), блестящая карьера местечкового уровня – дорос до зама главврача. Потом – болезнь остановки. Пьянство. Ушла жена. Потом – из зама в участковые. И – опять пьянство. И ещё – стяжательство. Пил уже самую дешёвку.
      И что брал от больных – тратил на дешёвку. При разводе жена ничего и разделить-то не смогла. Докажешь, что ли, что брал в баксах, а тратил в грошах. И вот теперь – "подозрения на насильственную смерть". Вот и странно – кому он теперь уже был нужен?
      Мамка оказалась права – да никому. Сидел один в беседке, пил потиху, и допился.
      Как Саныч говорил – кровь носом. С этого тревога и объявилась. Когда же вызванная санитарка обтёрла кровь с лица, оказалось – целенький. Так что – рутина. Но и рутину надо исполнять. В доме – не то, чтобы чистенько. Гм… совсем не чистенько. Но ничего не нарушено. Весь бардак в целости и сохранности.
      Всё пылинки из толстого слоя – на месте. Почему пьянь так быстро деградирует?
      Врач же. Профессиональным чистюлей должен быть. Так нет же. Ничего нового или хотя – бы чистого. Всё какое-то… пожёванное что ли? Опустившееся, как и сам хозяин. Разве что… вот там. Я вытащил выглядывающий из-под кровати новенький портфельчик, приоткрыл… Секунду постоял так, потом выложил его на стол, на замусоленную скатерть, распахнул.
      – Гм… да… твою мать, – отреагировала Мамка. – Где понятые? Вечно не по делу болтаются. Я через минутку.
      Потом мы долго пересчитывали количество купюр в каждой пачке. Затем переписывали номера каждой купюры. Зачем? Да кто его знает. На всякий случай. В конце концов, в таких райончиках не каждый день находят восемьсот (восемьсот!!!) тысяч баксов в новеньком чемоданчике задрыпанного участкового врача. Такая перепись – занятие муторное, но всему приходит конец. В общем, мы провозились с этим чемоданчиком больше, чем с его покойным владельцем и когда вернулись в город, наступил вечер.
      Поэтому, оставив чемоданчик в "камере хранения вещдоков" (и у нас – обычная комната без окон), мы устроились поужинать в нашем кафе. Наше – это впритык к прокуратуре. Под одной почти крышей. А за крышу, сами понимаете. Нет, мы всегда расплачивались по счёту. Но в сами счета старались не вникать. Чтобы не дразнить совесть. Да и вообще, юристы в математике – так себе. Ан масс, как любил говорить профессор Выбегайло.
      Труп не испортил аппетита и мы заказали неплохой ужин. В ожидании мелкими глоточками потягивали красное вино, настраиваясь на объяснение.
      – Ну? – начала Мамка.
      – Мм-да. Хорошее винцо, – уклонился пока что я.
      – Сколько? Двести?
      – А-а-а. Да нет.
      – А сколько?
      – Да ничего.
      – Ты что… всерьёз?
      – Вполне.
      – Ты что, не понял тогда, когда я за понятыми…
      – Нет. Не подумал даже…тогда.
      – А когда подумал?
      – Вот сейчас, когда Вы спросили: " Сколько?". Да и то…
      – Виталий… да ты… ты…, – она вскочила из-за столика. Поднялся и я. Не могу сидеть, когда рядом стоит, а тем более – вскакивает женщина. И тем более – когда к столику подходят незнакомые мордовороты.
      – Зоя Сергеевна, Виталий Леонидович, пройдёмте.
      – Это ещё что за…, – выругалась всё ёщё кипящая Мамка.
      Не обидевшись они показали удостоверения. Очень серьёзные удостоверения.
      – А ваш портфельчик я вам помогу поднести, – подсуетился один из здоровяков насчёт моего дипломата.
      – Нет!
      – Ну, как угодно, как угодно. Всё фиксируется. Поэтому, вот так, – он защёлкнул наручники на моей руке и моём портфеле. Чтобы не сбыл компру? Но какая там компра?
      Прояснилось всё в районной конторе этих ребят с чистыми руками, горячим…, ну, вы поняли. Несчастный, симпатизировавший Мамке начальник, подтвердил полномочия столичных ребятушек, после чего они зазвали понятых и ринулись к моему дипломату.
      Постояли, пережёвывая разочарование, затем приступили к личному обыску. Пауза. В машину. И дорога в областной центр.
      – Ты что-нибудь понимаешь?
      – Молчать, бля!
      – Думаю, это продолжение нашего разговора.
      – И тебе молчать бля!
      – Слушай меня, морда. Если ещё раз оскорбишь женщину, я тебя… задушу, понял?
      Выслежу и задушу!
      Испугался? Не знаю. Но замолчал.
      В областном управлении мы, естественно потребовали санкции прокурора. И убедились, что она есть. И кого? ТТ!
      – Вот где действительно, "бля"! – прокомментировала Мамка.
      Затем нас развели по кабинетам. Следак был гадким. Нет, это не личное – на самом деле. Этакое уродище, как-то пробившееся в органы, а потом сюда – на вторую ступеньку карьеры. Самодовольное чмо. Вон, уже раздувается от властности. Типа:
      " Вот щас я тебя, лощеного, и уделаю".
      – Ты обвиняешься…
      – Вы!
      – Что?
      – На Вы всё же придётся.
      – Да я… – начал, было, следак, вставая из-за стола и приближая ко мне свои глаза. Ого! Гипнотический взгляд? Поиграемся!
      Через минуту он сел. Подумал. Нервно постучал пальцами по пустому протоколу допроса подозреваемого.
      – Хорошо, – неопределённо выдавил урод.
      – В чём я обвиняюсь и где мой адвокат? Для первой юридической консультации.
      – Хорошо! – вновь выдавил мой визави. Видимо, он нажал какую – то скрытую кнопку и в кабинет ввалились три мордоворота.
      – Увести!
      А потом, когда меня скручивали и надевали наручники, следователь, отвернувшись, вдруг завизжал, разбрызгивая слюну.
      – Ты пожалеешь! Ох, как ты ещё пожалеешь! Ботинки мне лизать будешь! Руки целовать.
      – Извращенец какой-то. Он у вас не гомик?
      Нет, к методам физического воздействия я готовился, но не сейчас, не в кабинете же! Поэтому удар парализовал дыхание. Быть " чертовски сильным" не получилось. В камеру меня заволокли, бросили на холодный пол, и уже здесь продолжили. Я ещё успел подумать, что всё это очень странно – вот так избивать подозреваемого.
      Ведь на арест – в суд.
      Оказалось, что об этом думают и без нас. По лицу не били. А синяки, с точки зрения судьи – ну мало ли откуда. Уже с ними и поступил – документ есть. И вообще, ссылки на избиение уже оскомину набили. Наглое враньё, которое и слушать тошно. Уже бы что новое придумали. А вообще подозреваюсь я в присвоении ни много, ни мало 200 000 евро из того самого чемодана. Почему именно этой суммы? Доказано, что был там миллиончик. Да, да, конечно. В присутствии понятых всё пересчитано и переписано. Все 800 тысяч. А две сотни умыкнули, когда товарищ Лузгина за понятыми ходила?
      Таак. "Товарищ" Лузгина. Значит, с Мамки что, подозрения сняты? И то хлеб. Но мне пока от этого не легче. Арест – таки.
      – Но откуда эта сумма? Почему? Откуда у него вообще миллион?
      – Правильно! А откуда восемьсот тысяч? Не подумали?
      – Да как-то… Всё больше считали.
      – В общем, миллион был положен в этот портфель за гм… некоторое время до вашего приезда. Оперативный эксперимент, так сказать.
      – Кто санкционировал?
      – Да ваш Тарас Тарасович и санкционировал.
      – Но основания?
      – Оперативная разработочка. Был лёгкий стук, что берёте потихоньку. Не гнушаетесь. Да и по крупному тоже.
      – Какой…
      Гадёныш, ехидно улыбаясь дал мне высказать всё, что я думал о таком стуке и о стукачах.
      – Не моя компетенция. Придёт пора – спросят по делу. А я так, из любопытства: бусы на меньше потянули?
      Это был ещё тот удар. Кто? Если только кто видел? Ерунда, комната без окон.
      Видеонаблюдение? Глупо. Никто тогда этому значения не придавал. Ну? Бычёк? Но зачем? Кто, кто ещё знал о бусах? Нет… о том, что были бусы – вся оперативно – следственная бригада. А вот о подмене…
      – Ну что? Будем колоться? Как юрист – юристу скажу, возврат такой суммы… нет, не сенсация, конечно, но зачтётся. И не только на суде. И потом…
      – Буду давать показания только с адвокатом. Кстати, хотел бы, чтобы об аресте известили и моего отца.
      – Непременно. А адвоката – сейчас устроим.
      Ну, "карманный адвокат" мало чем мог помочь. Только и зафиксировать, что своей вины я не признал. Слизняк. Наш Деляга – и то посимпатичнее. На моём теперешнем месте, конечно. А потом очные ставки с понятыми. На кой они? В чём противоречия?
      И затем – месяц перерыва. Месяц изоляции и безвестности. Как к особо важному, никого не подсаживали. А, может, просто, пытали изоляцией. Но я – большой индивидуалист. Мне в таких вот случаях компания не нужна. Я и срок хотел бы отбывать в одиночке. Вот так. Уже "срок". Смирился? Ни за что! Осудят, подкоп буду делать. Даже, как у Швейка, "через выгребную яму". И всё-же – в одиночке.
      Обо всём на свете передумал. Откуда и зачем такая подстава? Месть Чумака? За то, что не пошёл с ним? Или за то. что спёр бусы? Догадался, а прямо обвинить не может. Похоже. Но выгнал-то он меня раньше! Нет, отпустил по просьбе Бычка. А почему по просьбе его же отсюда не отпускают? Вдруг – очная ставка с Мамкой. Но здесь-то какие противоречия. Господи, как же она волновалась! Как явно страдала за меня!
      – Вы выходили?
      – Да. Следовало срочно позвать понятых.
      – И долго ваше отсутствие длилось?
      – Буквально две- три минуты.
      – Мог ли за это время обвиняемый достать что – либо из чемодана. Теоретически?
      Позволяло ли время?
      – Только теоретически.
      Воспользовавшись предложением задавать вопросы, я спросил, верит ли она…
      – Нет!
      Вопрос был отведён следователем, как не относящийся к делу.
      Я спросил, как там Валька. И пока следователь отводил и этот вопрос, узнал, что "извелась". Ещё я просил об отце. По тому, как побледнела и без того не румяная сейчас женщина, понял – плохо. Но мой урод уже, брызгая слюной, заорал и меня выволокли из кабинета. Ладно. Завтра на допросе просто схвачу гада за его прыщавую шею и буду сжимать, пока не ответит.
 

 
      Не пришлось. Назавтра меня привели к нему в наручниках и следак, этак злорадно сощурившись, сообщил, что мой отец…
      Пришёл в себя я опять на полу, только не в камере, а в карцере. Что произошло после сообщения следователя, я не помнил. Но судя по боли во всём теле, без буйства с моей стороны не обошлось. Со мной уже случалось такое. Даже отец не всё знал. Отец… Я перевернулся на живот. Ещё больнее. Устроился на одном из боков, который меньше болел. Когда в штурманском учился, пошли в увольнение и нарвались на местных. А что хотите – годами, или уже – веками сложилось. Уводят девчат из-под носа. Оно-то и понятно, местный что предложить может? Вот и получается – влюбляешься, обхаживаешь, лелеешь, планы строишь. А тут вот такой "принц" заезжий ррраз – и в дамки. Так что, понять можно. Когда на кулачках. Но когда у тебя на глазах сразу двоих твоих друзей на ножи… Тогда тоже очнулся – тоже ничего не помнил. Говорили, что покалечил я их крепко, но не знаю, не видел. С этим Тамариным однокашником, ещё помню, как… Но там же ничего делать и не пришлось. Дело замяли – местные народ горячий, а одна искра, она ни к чему. И так всё вокруг тлеет. В общем, всё уладилось. Кроме меня. Комиссовали. Вовремя ещё и в глазах какую – то заразу нашли. Фишка в том, что если я зрение напрягаю, то буквы расплываются и я сквозь этот их экран стенку вижу. Ну, это никому в штурманском деле не надо, ты им остроту зрения давай. В общем, распрощался я тогда с небом, а отец и сказал… Впрочем, об этом я уже рассказывал. Отец…
      Сердце, говорят, не выдержало. После сообщения, направленного по моей просьбе.
      Ничего, и за это тебе, урод, воздастся! А следствие вскорости и закончили.
      Другой, правда, следователь. А о судьбе "гадёныша" и конвоиров я узнал попозже.
      Так же, как и о судьбе зечар, в камеру которых меня закинули после карцера. В воспитательных, конечно, целях. Вообще-то я думал, что такое только в кино бывает. Такое… мерзкое накопление уродливых генов. И вот этот мир, в отличие от выдуманных, существует даже не параллельно, а рядом с нами. Злобный крысиный мир. Да какой там крысиный! Сравнить – только крыс обидеть. Бычила с явно выраженными признаками умственной деградации, вихлявый гомик и косящий под этакого фартового одессита средних лет паскудник. В общем, ни одного достойного представителя криминала. Вихлястый с криком " здравствуй, милашка" полез, было, ко мне обниматься. Огрёб, свалился у ног одессита, заскулил.
      – Неправильно ведёте себя в гостях, молодой ча-а-век, – протянул тот. – Боря, поучи вежливости.
      С Борей мы побоксировали крепко. Правда, мне повезло – ни на что, кроме ударов с хаканием пудовыми кулаками у моего визави ума не хватало. Но камера была тесновата, уклоняться сложно, а подставлять плечи – вскоре они у меня начали просто затекать. Правда, и я доставал. В общем, когда нас разнял рефери, то есть, ворвавшийся наряд, я наверное, по очкам немного выигрывал.
      – Ничего, Боренька, ничего, успокаивал потом громилу одессит. Твоя песня впереди.
      Если человек не понимает учтивого к нему отношения…
      – Я его всё равно…
      – Потерпи, до завтрашнего утреца потерпи. И он будет твой.
      – Всё, что останется, будет твоё! – захохотал присущим только им тонким смехом гомик.
      Не надо было им это делать Ну, просто следовало бы учесть и моё состояние. Ночью вломились. Человек пять. Сила солому ломит. Поначалу скрутили, скоты, раздевать начали. Потом – опять провал в памяти. Нет! Помню ещё, что осветилась вдруг камера бледно-зелёным светом. Отвисли у них челюсти, у двоих что-то сразу из штанов потекло, а один стал в дверь ломиться. Помню, что въехал со всего размаха этим сволочам по мордам. Именно так – одним ударом. И ещё – по тварям в форме, которые, открыв дверь, пялились на всё это выпученными глазами. И словно не рукой ввалил, а зелёным пламенем мазанул… Я потом – опять карцер. И следствие не заканчивали – просто наспех скручивали.
      В материалах дела не было ничего интересного. А дело оперативной проверки на ознакомление не дали. Секретное. Только судье. Если пожелает. Впрочем…
      Впрочем в деле была очень интересная фотография – того самого портфеля- чемоданчика. И даже с моей печатью. Они что, не пересчитывали после меня? Ну и козлы же!
      Рассматривал дело суд соседнего района. Но вы бы посмотрели на конвой! Словно тигра везли какого! Или змея Горыныча. Хорошо, хоть не в цистерне, как в НИИЧАВО.
      Что-то я вытворяю, когда сильно разозлюсь, да? Вот и ходите на цыпочках. Это вот тот конвойный на пути туда " бля!" орал? То-то вжался в кузов. Сейчас ка-а-ак зарычу, ка-а-ак брошусь! Нет. Не буду. А то ещё стрелять начнут. Доедем тихо – мирно.
      А защищала меня адвокатесса из другого района. Это уж по моей просьбе ту мокрицу заменили. Адвокатесса незнакомая. Но прехорошенькая. Этакая лисья мордочка. И сама рыжая. Симпатяга. Или я просто в одиночке истосковался? А вот поддерживал обвинение – ТТ. Сидел, упёршись в бумаги, не поднимая глаз. Стыдно? И кто же тебя заставил? Или уверился в правоте обвинения? Тарас Тарасович… Мой учитель.
      Он говорил мне, обучая составлять бумаги: " Каждое слово и в документе прокурора, и в обвинительной речи должно стрелять!". И сейчас вот, пожалуйста, стреляет. Клеймит позором. Как он же говорил: "Никому нельзя верить?". Вот, и Валька не приехала. А Мамка здесь – в качестве свидетеля. И неплохо держится. " Я не верю в такое обвинение! Это – чистый и добрый молодой человек. Я бы хотела иметь такого сына!". Спасибо. А ТТ сопит. Недоволен? Ладно, вот скоро и развязка.
      Оглашение документов. Допрос Валентины. Что? И это она говорила? Нет, много правды, но вот так всё переворачивать? А мамка говорила "извелась". Нет, но подлость же какая! Это я – злоупотреблял спиртным? Легкомысленно относился к работе? Она что, совсем? Зачем ТТ это в суд приволок? Приобщить к делу, так как не может явиться. Возражаю. Адвокат возражает. Я, конечно, тоже. К делу не относится, а служебная характеристика есть. Где это видано, чтобы приобщать протоколы допросов? Нет, Тарас Тарасович, уголовный процесс мы немного знаем. Ты заяви ходатайство вызвать для допроса, суд вызовет, ты обеспечишь явку, а если по уважительным причинам не сможет явиться, отложим дело. А потом… ага, не хочется по ерунде возиться? Вот и суд не хочет. Ходатайство отклоняется. Ладно.
      Вот и осмотр вещественных доказательств. Ну? Ну же! Ура! Чемодан, тот самый.
      Правда, печать уже не моя. Но всё равно! Тот самый же. Это подтвердили и понятые.
      – Думаю, нет смысла суду вновь пересчитывать, сколько здесь находится валюты, – высказал своё мнение гос. обвинитель.
      – Настаиваю на пересчёте! Хотя бы в пачках! – заявил я. Адвокат, конечно, поддержал. И объективности ради пересчитали. Восемьдесят аккуратненьких пачечек.
      – А теперь, высокий суд, я прошу задать вопрос обвинению, куда здесь впереть ещё двадцать?
      Ну, это был ещё тот удар.
      – Если поплотнее сложить… спрессовать… – попытался, было отбиться ТТ. – Ничего не понимаю… Ведь в оперативном… в протоколе… там тот же портфель, но со ста пачками! И такой же полный. Вот, посмотрите – передал он суду для обозрения оперативное дело. То самое, для обвиняемого недоступное.
      – Портфели разные, – после длительного колебания констатировал судья.
      – Обвинение просит месяц для проверки и получения новых доказательств.
      – Ходатайство отклоняется.
      – Обвинение ходатайствует вызвать и допросить лиц, проводивших эксперимент.
      – Ходатайство отклоняется. Ещё ходатайства, дополнение есть? Суд объявляет судебное следствие законченным и переходит к прениям.
      Всё! Всё!!! Судья явно принял решение. И по тому, что не оглашал характеристики и прочую письменную составляющую, – явно в мою пользу. А ТТ в прениях… просил-таки меня осудить! Правда, с учетом всех (это он так надавил) исключительных обстоятельств – к наказанию, не связанному с лишением свободы. Спасибо и на этом.
      Скомкала своё выступление и Лисичка – адвокатесса. Уже всё предельно ясно.
      Проформа. А вот в последнем слове я задал – таки ТТ! Он только поначалу приподнял своё грузное тело, повернул своё широкое лицо к судье, протестуя.
      Потом как-то разом обмяк, сидел за своим столиком, словно набитый соломой Страшила. Только не в кафтане, а в кителе. Судья дважды предупреждал меня не переходить на личности, а потом – лишил слова. Ну и пусть.
      Когда судья удалился в совещаловку, прокурор быстро выскочил из зала. А Мамка подошла вплотную к клетке, рыкнула на конвой и долго смотрела на меня, радостно улыбаясь. Эх, Зоя Сергеевна! Всё-же, какой вы молодец! Как вам теперь у ТТ замом работать? А мне… Мне… Требовать восстановления? Компенсации? Вот выйду – подумаю.
      На оглашении приговора не было уже и Мамки. Куда-то по неотложным делам сорвали.
      А я остался. У адвокатессы остался. И ванну принял и переночевал. У- ух, как переночевал! Прости, Тамара, но тут такие вот дела… К счастью, только к утру вычислили. Ким вычислил, и Лисичка протянула мне свой сотовый.
      – Можешь не приезжать, конечно. Можешь и не отвечать. Но знать должен – ТТ застрелился. Вчера. После твоего последнего слова.
      – А ты меня последним словом не упрекай! Это он трусости и подлости своей не вынес!
      – Он выполнял свой долг.
      – Долг? Долг – посадить невиновного? – сажали и при меньших доказательствах. И осуждали за милую душу. Но не про это.
      Он оставил записку. Там и тебе.
      – Не хочу.
      – Приедешь? Похороны сегодня.
      – Нет… Не могу. Уезжаю. У меня отец умер. Тоже из-за ТТ. Мне домой надо.
      – Прощай тогда.
      Вот и всё. "Прощай тогда". Как будто я виноват. Как будто не меня…
      – Боже, какой кошмар, – прошептала всё слышавшая Наташка (так, оказывается, звали Лисичку). – Надо ехать.
      – Ну, это без меня. Я сейчас в суд, свои вещички, документы, а потом в дорогу.
      Есть дела поважнее.
      – Понимаю… А я… Это он меня устроил. Я в прокуратуре стажёром была. Без должности. А потом место – за тридевять земель. Вот он и помог сюда устроится.
      Поеду. Тем более, есть окно. Подзащитные переболели.
      – Это как?
      – Эпидемия какая-то. Кожная. И ещё что-то там произошло. Странное. Ты ничего не слышал? – девушка потянулась через меня за сигаретами на тумбочке. Кожа-то какая!
      Вчера и не прочувствовал толком!
      – Нет, я вообще-то больше в одиночке.
      – Ты знаешь, что следователь, который вёл твоё дело рехнулся? И ещё там что – то с конвойными и надзирателями. И заключёнными. В общем, представители всех слоёв тамошнего контингента. Про всех не знаю, а вот два моих – слегли. И так слегли, что их в какой-то центр на обследование повезли. Каких-то редких болезней. Типа проказы.
      – Проказы? – встрепенулся я?
      – Мг… И у них уже не такая нежная кожа. как у тебя, – мягко скользнула она пальчиками по плечу. Ай, глупости. И не было никогда. Потому, что больше не у кого и нет.
      – Кроме тебя, – притянул я Лисичку к себе.
      Стажёром? У него в прокуратуре? Как он говорил: "Ни одной здесь в прокуратуре не пропустил"? Ну что же, и в этом есть какая-то справедливость. Ты уже… того, а я, вот, унаследовал. Нехорошо подумал, конечно, со зла. Но к Наташке это не относилось. И на наших отношениях не сказалось…
      – Ну что же. Прощай. Наверное, и не увидимся.
      Мы прощались, когда солнце уже перевалило на вечер и до отхода поезда оставалось всего – ничего. На похороны Лисичка не поехала. Живой ей оказался нужнее. Прости ТТ за такую маленькую месть, но и ты не дал мне попрощаться с отцом.
      – Ну, почему же не увидимся?
      – После того, что случилось, ты здесь не останешься. как бы не реабилитировали, на тебе клеймо. Даже к нам не переберёшься. Не было такого. В лучшем случае – где-нибудь на другом краю света.
      – Ну, я тогда просто к тебе приеду.
      – Ладно тебе, врунишка. Но будет тяжело – приезжай. Провожать не буду. Зачем дразнить гусей? Мне здесь ещё и жить, и работать.
      "Гусями" оказались подкатившие на вокзал к отходу поезда Мамка и Саныч. Два зама прокуроров двух соседних районов.
      – Ну, удачи тебе, сынок, – обняла меня Зоя Сергеевна. – Пока больше ни о чём говорить не будем. Перегорит, перекипит, пар выйдет, тогда и поговорим.
      – Я доберусь до тех, кто…
      – Вот я и говорю, не перекипело ещё.
      – Вот, возьми на дорожку, – протянул мне дипломат Саныч. – Помянешь. Тут…
      – Нет! Один раз уже взял. Учёный.
      – Ну ты зачем так? Думаешь, мы…
      – Не думаю я ничего. Но от вас… ну всё, счастливо.
      Я влетел в вагон и даже дверь в своём купе задвинул. И не выглядывал в окна до самого отправления. И потом удержался – не посмотрел. Валька, та хоть поняла свою подлость и даже на вокзал не заявилась. А эти – как ни в чём не бывало. Или наоборот – эти хоть что – то прочувствовали, а она… Всё-же надо было съездить, хоть в глаза взглянуть. Да и вещи там кое какие. Ай, мелочи. С чем взяли тогда, то вернули. Документы тоже с собой. Бусы – так вообще в укромном месте в столице.
      А остальное – оторвать и выбросить. Нет! Я вернусь, ребятушечки, ох как вернусь!
      Думаете, одним ТТ отделаетесь? Следак тот прыщавый в дурдом загремел? Вот скорбный долг выполню, и вернусь. И по цепочке, по ступенечке – от одного к другому:" Тук- тук- тук, кто в тереме живёт?" Кто заказал? Кто исполнил? Кто хихикал? Кто молчал? Впрочем, две последние категории трогать не буду.
 

 
      У могилы я просидел долго. Правда, всё больше смотрел на памятник матери.
      Говорят, она умерла, когда мне было три годика. Не помню. Ничего не помню. И вот – на фотографии – не помню. А отец, он повдовствовал, а потом женился опять.
      Мачеху помню. С тех пор, как и себя – с четырнадцати лет. И отца тоже – с этого же времени. Когда вынырнул. И вот что страшно. Не больно, а только так… тоскливо, словно умер не родной, а… Нет! Ну, как же не родно?! Да брось ты самому себе-то врать. Близкий. Любимый. Но не родной. Прости, па, что на твоей могиле вот так. Я тебя очень любил… но врать сейчас… Вот тот, который привиделся вместе с испанским Хвостом дракона -тот… Я тупо уставился на венок с потрёпанной уже дождём лентой: "Дорогому папочке от сына". Кто-то в моё отсутствие. Кто? Лорка, наверное. Как же его тогда расстроило наше сообщение. Я ему по сотовику – мы с Лоркой сейчас придём, решили пожениться. Нет, продержался ровно. Даже шампанское открыл. А потом, когда я её проводил и вернулся…
      – Ты уже можешь прокормить семью? Уже есть специальность? Нет, водила – это здорово. Но и для тебя, и для девушки твоей – это предательство!
      – Да мы будем учиться дальше. Чего ты?
      – Гм… учится. А жить тоже порознь?
      – Ну…
      – Под боком у её родителей? Или здесь?
      – Я думал "или здесь".
      – Но сына, я работаю по ночам. И серьёзно работаю.
      – Мы храпеть, или там кроватью скрипеть не будем. Чтобы тебя дурные мысли от великих не…
      Отец залепил мне здоровеннейшую оплеуху, свалившую меня со стула. Поднявшись, я вылетел из квартиры, а потом – и из дома. Навсегда. Устроился в общаге. Учился и таксовал на смену с одним парнишкой. А помирились совсем уже недавно. Его, как знаменитого писателя пригласили к нам на выпускной. Ну, а я – досрочно и с отличием. Гордость университета. Ну, и родительская тоже. Подошёл, протянул руку.
      Потом обнял. Да я не против. Тем более, что сам виноват и был. Всё же за такие намёки… Он ведь опять овдовел к тому времени, мой старик. А я… Да и не женились мы всё-таки. Прав он здесь оказался. И не в деньгах дело-то. Появились у меня вскорости неплохие бабки. Но об этом как-нибудь потом. А жениться – на самом деле рано. И сейчас миримся – ругаемся. Вот, пойду к ней. И не знаю, чем встретит.
      – Лучше не надо. Пойдёмте ко мне.
      Бычёк. Он самый. Присел, рядом, сняв шляпу. Даже перекрестился. "Где ж ты раньше был, цаловался с кем?" – Всё объясню. Пойдём.
      – Я к Лариске.
      – Нет! Не сейчас.
      – Но…
      – Она сейчас не одна.
      – Врёте! Но врёте же.
      – Не приучен.
      Я уже не слушал. Дорога заняла не так много времени, чтобы успеть что-то обдумать. Меня-то она не ждала. Не сообщал. Поэтому на звонок хоть и осторожно, но дверь приоткрыла. Достаточно, чтобы теперь смести и дверь, и её. Ну да. Не одна. Но их счастье – одеты и не в постели. С другой стороны – день уже.
      – Виталя, ты что? Ты откуда… такой?
      – Не ждала?
      – Конечно, нет. Если ты даже на похороны…
      – Венок – ты? Спасибо.
      Успокаиваясь, я сел, перевёл дух. Посмотрел на соперника.
      – Это… мой… преподаватель английского. Я перешла на уровень беглого разговорного. Вот, Олег… Станиславович согласился попрактиковать меня… в бытовой обстановке.
      – Ага. Беглый английский? Хорошо! – и я начал. Откуда, из каких глубин памяти выбрались эти знания – понятия не имею. Но крыл я Олега… Станиславовича минут десять без запинки. На английском! Тот вначале вспыхнул, попытался встать с кресла, потом озадаченно откинулся на спинку и слушал, словно наслаждаясь райской музыкой. А когда я закончил, даже зааплодировал. И как-то просто, без рисовки. В принципе из-за этого злость и прошла. Да и пар я повыпустил. Хоть и на английском.
      – Ну вы… вы просто… где вы… всё это нашли? Это же бриллианты, это же россыпи редчайших английских ругательств, даже англосаксонских! Вы мне их надиктуете?
      – А на испанском хотите? Я ведь могу!
      – Конечно, хочу! Только медленно! Я записывать буду.
      – Лариска, ты действительно поменяла меня на этого идиота?
      – А вот это вы зря. Хамство прощаю только на старом англосаксонском, – вскинулся, наконец, этот преподаватель. Стоя он тоже оказался довольно высок и ещё – длиннорук. Во всяком случае, до моего фейса дотянулся быстро. Но я был злее, и он оказался на полу. На той самой шкуре белого медведя, на которой мы с Лоркой провели столько восхитительных минут. И без секса ведь! А сейчас на ней лежал на ней, тряся головой, некий преподаватель английского, и опустившись перед ним на колени, заглядывала в его зелёные глаза.
      – Ничего страшного. Обычный нокаут. На "десять не встанет, но жить ещё будет долго. Лорка, как ты могла? Ведь я… у меня только ты и осталась. Оставалась.
      – Уходи! – подняла она взгляд на меня.
      – Но он первым же… И потом… чего вы врете? Беглый английский…
      – Убирайся, сказала! Да! Мы поженимся! Да! Мы любим друг друга. И он на самом деле препод. А чего мне ждать? Пока ты нагуляешься? Убирайся!
      – Счастливо оставаться! Как там – мир да любовь! – хлопнул я дверью.
      Но она же права, права, чёрт побери! Какие упрёки? Сам-то, а? Вспомнил! А Валька, а Лисичка, а "платоническая любовь" к Тамаре? Эта девчушка своим взглядом растопила застывший лед потерянной памяти. Красиво сказанул. Только не растопила, а так, какие-то трещинки появились. Но потом… что потом случилось-то? А с Лоркой- может, и к лучшему. Что теперь?
      – Теперь пойдём, перекусим. Пора.
      Опять Бычёк. Ну, этого следовало ожидать. Не для того он на кладбище припёрся. И о преподавателе Лоркином не просто так предупредил. Чего он добивается?
      – Чего вы добиваетесь? Где вы раньше были? Почему допустили?
      – Обо всём по порядку. А пока- поехали – кивнул он на стоящее рядом такси.
      Поехали, так поехали. Всё равно пока делать нечего. Я устроился на заднем сидении, Бычёк – рядом с водителем, и мотор рванулся из города.
      Вилла была маленькая, скорее, так, загородный домик. Но какая-то… пропорциональная, что – ли? Уютненькая такая. Всего два этажа, зал с камином, кухня, туалет в ванной на первом. Что на втором, сразу не узнал – хозяин меня туда пока не провёл. Здоровенная овчарка в вольере. Молодец! Я тоже больше уважаю овчарок, чем злобных бойцовских тварей. Пристроенный гараж. Гараж? Хм. А я думал, что Бычёк…
      – Я просто не люблю вождения. Сплошная нервотрёпка. Но при необходимости или в отпуск, почему бы и нет, – в очередной раз прочитал мои мысли хозяин. Он открыл гараж… Ну, конечно, что же так могло ещё быть? Солидный такой джип. Чтобы не нависал никто над ним.
      – Пошли- пошли.
      – В дальнем конце участка примостилась срубленная банька. И уже вытопленная. Ну, это он молодец! Конечно, никакая ванная грязи и пота СИЗО не смоет. Правда…
      – Всё есть. Прикупил. Не переживай.
      И всё- таки, как снимает баня накипь с души! А тут ещё хозяин постарался на славу. Да и каким веничком! И парку подбрасывал дозировано, так, чтобы тело от веника покалывало, и так, до стона, и ещё хотелось, и ещё!
      " А поворотись- ка сынку! Вот так ещё! Ну, не стенай! Здорово же! Ладно, всё!" – и я кубарем скатываюсь с верхнего полка. А наверху мужики открывают кран и из трубы с диким гулом валит пар. Я с удивлением и восхищением смотрю на отца, который, встав, хлещет себя в этом горячем пару веником. И это – тот отец. А потом я смотрю на свои руки – красные как у рака. Детские ещё руки.
      – Здоров, хлопец! Если хочешь ещё – сам, – вернул меня в реальность Бычёк. А потом – в холодный бассейн. Нет, не плавательный, конечно, скорее – бак такой здоровенный. Но – не важно. И посидеть на скамейке под уже остывающим небом.
      Сволочи! Украли у меня это лето, сволочи! Ну да ладно, не сейчас. Сейчас пойдём, отхлещем Бычка.
      Вообще-то, парить я умею. Поэтому удовольствие хозяину доставил ещё то. А самого отпустило где-то после четвёртого захода. А после пива вообще начал расслабляться. И растёр меня хозяин мочалкой как следует. И бельё оказалось впору. В общем, за стол я садился уже в более- менее, нет, не умиротворённом, скорее – ровном настроении.
      – Ну, с лёгким паром – открыл вечер Бычёк.
      Стол был холостяцким, но вполне – вполне со вкусом. А после моего вынужденного поста…
      – Ешь – ешь, не стесняйся. Ты здорово за это время съехал.
      – Может, всё-таки объясните, что произошло? – положил я вилку.
      – Конечно. Для того мы и здесь. Давай, пока по второй. И ты ешь, пока я расскажу.
      Я согласился, и он рассказал. Всё предельно просто. Глубоко копнул – вот и сожрали.
      – Но это не я, это вы копнули! Вот вас бы и…
      – Я недосягаем. А тобой мне просто затыкали рот. Но ты вырвался. Молодец. Хотя, не гордись. Эти уроды совсем разучились работать. Твоё счастье, что там на верхах прокурорские с судейскими сцепились. Команда поступила – при малейшем сомнении оправдывать.
      – Но тут и без команды…
      – Ты всё ещё такой наивняк! Сидят и ещё как сидят! По наркоте, к примеру, и провоцируют, и подкидывают, и липуют. Цель оправдывает средства!
      – Почему вы меня не вытащили? У меня отец за это время умер! Отец, понимаете?
      – Я бы тебя обязательно, как ты говоришь, вытащил. Но не из следственного изолятора же! А отец… Давай выпьем.
      Видно было, что собирается он что-то ещё неприятное выложить. Выпили молча.
      – Ну так вот. Отношения у вас последнее время были не очень. Так ведь?
      – Ну, мы помирились. Всё-таки, отец и сын…
      – И дочь.
      – Что? Что???
      – Да, Виталий. У тебя есть сестрёнка. Сводная. Маленькая такая ещё. Не знал? Ну, отец твой таких обстоятельств не рекламировал. Но в завещании…
      – Завещании?
      – Да, он же с сердцем слёг за день до твоего ареста. И вот твоя эээ мачеха, получается, тогда обеспокоилась. Он же не довольно состоятельным был, правда? А тут кроха, если хочешь… Ты же уже сам… Да и вообще… В общем всё своё имущество он завещал дочери.
      – И квартиру?
      – Всё!
      – Всё… Спасибо, па…
      – Ну, не переживай. Выпьем! Как-то мы тост за женщин пропустили.
      – Кто она такая?
      – Студентка. Восторженная почитательница таланта.
      – Лет-то сколько этой почитательнице?
      – Уже девятнадцать.
      – Угу. Эх, не успел. Вот бы мы с Лоркой ребёнка завели в прошлом году, а? Значит так – мачеха младше сына, а внук старше дочери. И эта… свекровь младше ммм невестки? Так что ли?
      – На это теперь мало кто обращает внимание. Ты про наследство понял?
      – А… Плевать. Пусть радуются. Вы мне скажите, вы назовёте мне тех, кто меня упёк?
      – Конечно. Но сначала – что там в изоляторе произошло?
      – Вы про что? А-а-а. Ну… не знаю я. Следак сволочной попался, ну совсем сволочной. Потом… в камеру меня к тварям посадили. Ночью опустить хотели. И скрутили уже было, но вырвался, а потом…
      Я увидел, как подался вперёд хозяин и решил не врать.
      – Потом не помню. Нет, помню, что вмазал им здорово. Помню, что в камере свет включили. Только зелёный почему-то. И всё.
      – Всё? Нет, браток, не всё. Вся эта команда очень здорово во что-то вляпалась.
      Следователь сошёл с ума. Прячется под одеялом и дрожит мелкой дрожью. Пара конвоиров и те, кто свёл с тобой знакомство в камере заболели чем-то страшным, пока неизведанным. Вначале на что-то типа проказы было похоже. А теперь… Гм…
      Не за столом будет сказано… Ладно, потом. И ещё двое дежурных ослепли.
      – Это, наверное, которые камеру открыли.
      – Да, они.
      – И вывод?
      – Общее у них одно – все они касались тебя. Или ты их.
      – Но я много кого касался.
      – Кстати. Эти Тамарины знакомые – тоже.
      – А она? А она?!!!
      – Не кричи. Она – в порядке. Как ты уехал, в себя быстро стала приходить. Там ещё вот что приключилось, – её отец… Да сиди же ты! Он тогда слёг с глазами, да? Так вот – прозрел!
      – Ерунда какая-то, – перевёл я дух. – Давайте лучше выпьем!
      – Я не против. Но потом, может, объяснишь?
      – И не подумаю. Потому, что не понимаю. Вы мне скажите – бусы зачем было…? И кто потом настучал?
      Я уже чувствовал, что набрался. Да и вся эта информация наваливалась какой-то бредовой дичью. Но надо же разобраться! Вот… к примеру… эээ… бусы. Ведь, если бы я не поменял, ну, докопался бы Чума? И пусть бы… А то эти… каптёрщики получат по вышаку. Нет по пожизненному.
      – Нам надо будет вытаскивать ребят. А для этого нужны будут улики. Это – страховка. Ты знаешь, что все эти трассологические и одорологические экспертизы дали положительные результаты?
      – Собака понюхала салон и потом облаяла этих обвиняемых?
      – Вроде того.
      – А вы за это время далеко продвинулись?
      – Я всё и про всех знаю. Но – бездоказательно. Знаешь, и это – не первый случай.
      И мы с тобой свершим свой праведный суд, а?
      Он уже тоже заметно опьянел. Или притворялся? Хотя, мы уже на равных выкушали бутылку дорогого коньяка и когда Колобок, тьфу, Бычёк, пошёл к бару ещё за одной, его здорово покачивало. Наполнив рюмки, хозяин поднял свою, посмотрел на свет и изрёк:"Виновные будут наказаны, а невиновные спасены". Мы сделаем это?
      – О чём речь!
      – Значит, ты в команде?
      – Ну, конечно!
      – Хорошо. Где бусы?
      – Завтра будут здесь. А почему такая особая важность? Я понимаю, что дорогие…
      – Я же всё объяснил. И доходчиво. Всё. Завязали?
      – Всё.
      – Жить будешь у меня. Ты же теперь, как это… Рыцарь, лишенный наследства?
      Извини, если задел. Пойдём, покажу где будешь спать.
      Мы поднялись по узенькой крутой лесенке на второй этаж – здесь оказалась спальня, ещё один санузел, и небольшая комнатка, типа детской, сейчас заваленной книгами.
      – Ты спишь здесь. Завтра я с утра – по делам. А ты отоспись, – и вперёд за бусами. А я сейчас свою Альбу покормлю, выпущу. Страж мой неподкупный. Всё самое ценное охраняет. Утром назад, в вольер загоню. Так что, не беспокойся. Завтрак там, на кухне оставлю. Не стесняйся. А вечером жду. Самого главного я ведь и не рассказал.
      Наклонившись ко мне, уже сидящему на кровати, он прошептал:
      – Всё это пыль. Самое страшное и непонятное – пропадают дети. По всему миру. Я тут по одному… из наших бонз… не скажу кого… пытался помочь, поэтому на Интерпол дали выход… Десятки. Лучших. Бесследно.
      Но об этом – завтра вечером, да?
 

 
      Но завтра вечером я не пришёл. Так получилось. Нужны были оборотные средства. И я в очередной раз пошёл почистить казино. Я уже говорил вам, что одной из прорезавшихся странностей оказалось моё зрение. Естественно, что видя сквозь бумагу, я видел и надпись на её обратной стороне. Карт это тоже касалось.
      Поэтому я время от времени пополнял свою казну за счёт казны сбрендивших на этом деле толстосумов. Но, знаете, неприятно всё-таки. И азарта никакого. Уж очень фора солидная. Всё равно что со слепым… ну, фехтовать что ли? А засиделся потому, что уж очень азартен этот "слепой" оказался. Фишка в том, что я никогда по крупному не выигрываю. Зачем дразнить гусей? Поэтому, загребёшь тысяч сто баксов – и спускаешь понемногу, чтобы с десяткой остаться. И ты в выигрыше и визави счастлив. А этот – вообще какой-то непутёвый оказался. До пятисот тысяч дошли, пока я, наконец, не умудрился более-менее всё вернуть. Ну, двадцатка из пятисот, это так себе, да? А потом – "спасибо" и " за мой счёт". Тоже сразу не уйдешь. Интересный мужик оказался. Из этих, "газовиков". И жена оказалась "у-у-ух ты!". Рулеткой нервы себе щекотала. А потом – к ним домой, продолжить знакомство.
      А утром – шампанского на больную голову. И лёгкая домашняя банька с джакузи. Нет, с банькой Бычка не сравнится, но и сравнивать не надо. Здесь так, баловство. Но иногда и это необходимо. А ещё – томный взгляд Нелли напоследок: "Приезжайте.
      Всегда рады будем вас видеть. Только вот Саша завтра уезжает на этот свой подводный газопровод. Аж на месяц…".
      Намёк-то понятен. Но, знаете, говорил я как-то, брезглив я к таким делам.
      Старомоден. Поблагодарил, пожал руки. Запомнил сотовики. Предложил звонить, когда вновь соберутся в казино: " Мы с тобой, Саш, в паре кого угодно!". В общем, зарулил я к Бычку уже на следующий вечер. Точнее, к нему домой. Ещё точнее – к его дому. Потому, как даже во двор не пустили. Возле калитки стоял мрачный мент и на вопросы: "Что случилось? Где хозяин?", как в старые добрые времена ответствовал: "Проходите. Не положено". Правда, тут же, как из-под земли вынырнул серенький востроносенький опер с вопросом: "А вам зачем?" – Даже так? – изумился я. – Ладно…
      – Нет, вы подождите! Что значит, "даже так"?
      – Ну, когда у входа в дом стоит милиция, а ребята в гражданском задают вопросы, значит хозяина уже увезли, или вот – вот увезут. Если не секрет, куда?
      – Большого секрета нет. А не позволите поинтересоваться, с кем имею честь?
      – Взаимно.
      – Старший оперуполномоченный майор Кудрин.
      – Вайсс Виталий Леонидович.
      – Вайсс Леонид, писатель, отец ваш? Хорошие книги пишет.
      – Писал.
      – Что? Умер? Извините. Пропустил. Много работы. Мои соболезнования… Да…
      Все мы смертны… Вот и он… А вы по какому вопросу, собственно?
      – Вы сказали… Вы про кого сейчас сказали?
      – Да про хозяина, конечно, про Бычка. Убили его этой ночью.
      – Как… кто… кто занимается?
      – Лично Чумак примчался.
      – И он сейчас там? Проведите меня к нему!
      – Не уполномочен. Только если важные свидетели.
      – Доложите, скажите, что важный.
      – Ладно, ждите.
      Убили… За что? Нет, глупый вопрос. Уж кого – кого, а у него врагов хватало.
      Кто? В смысле, кто конкретно?
      – Проходите.
      В вольере бегала, поскуливая, овчарка, во дворе стояли впритык несколько автомобилей. Заехали, чтобы не смущать других жителей этого довольно престижного посёлка.
      – Ну, заходи. Что расскажешь?
      – Можно взглянуть?
      – Валяй. В принципе, всё осмотрели и всё зафиксировали.
      Разгром. Просто какой-то дикий разгром. Хотя нет, не дикий. Что – то искали. А несчастного моего несостоявшегося шефа уже положили на носилки и укрыли простынёй.
      – Можешь взглянуть, что с ним сотворили, – приподнял простынь Чума.
      О, Господи! О Господи! Это же…
      Чума вышел за мной чуть позже. Подождал. Покачал головой.
      – Слабак!
      – Нет, я вообще-то… Просто неожиданно…, – оторвался я от поддерживавшей меня скамеечки.
      – Его очень круто пытали. Всё это, что ты видел – пожизненное. С него доставали и ему же показывали, и ему же…
      Новая волна дурноты вывернула меня на изнанку.
      – Кто? – простонал я, пытаясь отдышаться.
      – Это я у тебя хотел бы узнать. Всё? Больше не будешь? Тогда поехали, поговорим.
      В уже знакомом мне кабинете важняк разрешил мне закурить, пододвинул к себе бланк допроса свидетеля, затем, подумав, отложил назад.
      – Алиби? – коротко спросил он.
      – На когда?
      – На сегодняшнюю ночь.
      – Где-то до полуночи – в казино, потом в гостях.
      – И не продулся?
      – Нет, в плюсах.
      – Ладно… Это к слову. Верю. Когда с ним встречался?
      – Вче… нет, позавчера.
      – Он рассказывал, над чем работает?
      – Да… Раскручивал дальше то самое дело, по расстрелу машины.
      – Оно окончено. Пошло в суд.
      – Всё-таки, каптёрщики?
      – Может, ещё о чём?
      – Ещё… да. Он что-то говорил о пропажах детей.
      – Та-а-ак. И накопал что-нибудь?
      – Не говорил. Сказал, что это какая-то жуть – и всё.
      – При тебе кто приходил, он кого-нибудь ждал, кто – либо звонил?
      – Нет. Ничего такого… А ваше мнение?
      – У него было много врагов. Но это – не месть. Что-то искали. Но Бычёк никогда не работал с вещдоками. Даже не касался их. Мнил себя этаким Пуаро, для которого главное – мыслительный процесс.
      – Но получалось же! Но… вы говорите – никогда с вещдоками?
      – Да. Принцип у него такой был. Сколько я его знаю. А что?
      – Нет… просто… да нет.
      – Ну? Ну, Давай. Поделись, может, что прояснится.
      – Нет, ничего.
      – Эх, браток, рановато тебя всё же выпустили. Ну, да ладно. Свободен.
      – Вы же знали, что я невиновен! Почему тогда?
      – Я сказал – свободен!
      – Вы же тогда… Когда расставались… Вы же человеком были!
      – Сейчас вызову с поста – тебя выкинут.
      – Неужели вам всё равно, что делают с людьми? Или вы просто… трус? Вы же меня знали.
      – Знал? А как же, знал. Пьянствуешь.
      – Враньё!
      – Пропадаешь в казино.
      – Это – в свободное время.
      – Постоянно таскаешься по девкам.
      – Враньё! По каким ещё девкам?
      – Ну, по девушкам, молодым женщинам. Назвать?
      – Это моё личное дело!
      – Безусловно. Но с таким набором мелких страстишек ты хочешь, чтобы здесь все на дыбы встали при твоём аресте? Ах, он не мог! Ах, кристально чистый! Ах, отпустите! Всё! Убирайся!
      – Зачем же вы тогда меня к себе сватали?
      Терпение важняка лопнуло, он нажал тревожную кнопку.
      – Да пойду я сам, – вывернулся я от лап здоровенных дежурных ментов.
      – Далеко не пропадай. Можешь понадобиться. И ещё неизвестно в каком качестве – кинул мне напоследок Чумак.
      Уже стемнело, когда я утроился на скамейке в одном из парков. Закурив, стал обдумывать случившееся. Значит так. Пассив. Убили шефа, о работе на него думать не приходится. Лишили наследства, в смысле жилья, любимая девушка выгнала, с правоохранительными органами расплевался, к ним уже не вернуться. В общем, ни кола, ни двора. Актив – двадцать тысяч баксов в кармане и свобода. Положительный баланс подвести трудно, но можно. Я пошёл на колесо обозрения, накупил билетов на три оборота и утроился в кабинке. Про "положительный баланс". В принципе, о труде, как источнике существования, мне беспокоится не приходится. Пока не запретили карточную игру, я всегда добуду себе на очень увесистый бутерброд. И на крышу над головой. И на всё остальное – покосился я на соседей по кабинке – двух вполне симпатичных девчат. Вопрос в другом: что дальше? Просто – что дальше?
      Может, наплевать на всё и закатится в Испанию? Может, что навеет? Или заняться вплотную частным сыском этих уродов? И тех тоже. Обещал же Бычку. Нет, ты погоди, я что обещал? Что мы с ним вместе… А теперь. Да и что я знаю? Он сказал, что знает всё про… ну. про "Дело каптёрщиков". Оно уже в суде? Может, на суд съездить? Послушать? А потом уже и решение принимать. Наверное, самое лучшее решение – и отсюда пока подальше. А то Чума почувствует, что дело- глухарь и действительно вызовет в "другом качестве" этого пьяницу, картёжника и развратника. Правда, алиби железное, но кто его знает, такое " железо". Пока суть да дело – насидишься. Нет, не хочу. Всё. Решение принято.
      И вовремя. Мы уже снижались, когда мои соседки разругались и одна из них выскочила, едва кабинка опустилась на безопасное расстояние. Вторая осталась сидеть.
      – Девушка, а девушка, – метнулась к нам контролёрша, или как её там, зав. аттракционом, что ли?
      – Оставьте. За мой билет, – вступился я. И вновь свет ламп начал удаляться куда-то под ноги.
      – Спасибо. Вот, возьмите – протянула мне девушка стоимость билета.
      – Ещё чего!
      – Берите- берите. Я не победнею, да и вы не подниметесь.
      – Тем более. Будем считать, что я вас пригласил полюбоваться сверху на…
      – Я с незнакомыми парнями как бы ничем таким не любуюсь!
      Ого! Какая прелесть! Блондинка и в прямом и в переносном смысле.
      – Но мы исправим это положение! Виталий. А вы…?
      – Эльвира.
      – Замечательно! Удивительное и нежное имя! И как подходит! Вот и познакомились.
      Так что теперь… Скажите, а со знакомыми парнями вы любуетесь окрестностями?
      Красиво, правда? Огни внизу, огни вверху…
      – Да, красиво…
      – Но вы и не смотрите! У вас что-то случилось? Поссорились с подружкой?
      – Ай, это из-за Алика. Она говорит, что он как бы на игле, а я не верю.
      – А какие симптомы? Я вообще-то врач и немного в этих вопросах волоку.
      Расскажите.
      – Ну, он…
      – Постойте. Мы скоро приземляемся. Может, расскажете на твёрдой земле?
      Эльвира (наверное, просто Элла) не возражала. Не нашла возражений и против доводов, что диагноз требует обстоятельного собеседования и… ну не в темноте же? Мы оба – люди глубоко порядочные и… В общем, через четверть часа мы сидели на летней веранде ресторана и моя новая знакомая, потягивая мартини, разбавленный апельсиновым соком что – то болтала про неизвестного и совсем неинтересного мне Алика. А я, заинтересованно кивая, рассматривал эту девушку – блондинку из анекдотов. Но хороша! Исключительно хороша!
      – Так вот. Положение очень серьёзное, – резюмировал я её рассказ, -Но есть некоторые ньюасы… Надо немного подумать. Переключится. И вам тоже. Пойдёмте, потанцуем.
      – Так вот, – прошептал я, наклонившись в танце касаясь губами её ушка. Не отдёрнулась. Ещё ближе и настойчивей.
      – Но ты хотел что- то сказать? – повернулась она, скользнув по моему лицу бархатной щёчкой и тёплыми губами. А она довольно высокая деваха! Ну, на каблуках, но всё- таки… Да-а, и ноги действительно, от ушей. Сюда бы ещё умишка… Впрочем, зачем он мне сегодня?
      – Ну, собрался с мыслями? Давай, выкладывай! – теребила меня девушка.
      – Ай, давай неприятное напоследок. Сейчас горячее принесут.
      – Я не люблю есть в ресторанах. Алик говорит: "Если ты не понравишься официанту, он может плюнуть тебе в тарелку"!
      – Ты – и не понравишься? Это исключено! пусть твой Алик и боится!
      – А ведь и правда! Я как-то и не подумала.
      – И не надо. За знакомство.
      Моя новая знакомая, оказывалось, человек добрый и доверчивый. Во всяком случае, ухаживания и более настойчивые поползновения принимала без сопротивления и даже с некоторой сдержанной благодарностью. Впрочем, и "Мартини" принимала тоже неплохо.
      – А теперь пора домой, – вздохнула она, когда мы возвращались за столик после очередного танца. – А то Алик будет как бы ревновать. Он мне всегда в одиннадцать часов звонит. Потом в двенадцать. Проверяет.
      – А старики его не посылают с его звонками? – я в это время положил в рассчётную книжку официанту банкноту и блондинка явно заметила, в каком поклоне тот склонился.
      – Старики? Но они отдельно живут! Далеко. Я тут как бы в театральный поступать приехала. Ну, зарезали, конечно. Хорошо, что Алик приметил. Вот, теперь живу с подружкой. С Тонькой – ну, ты видел. В рекламе у Алика подрабатываю. На фото.
      Нет, что ты, никакого там… А сегодня вот с Тонькой как бы поругалась. А она сегодня и ночевать не будет – дежурство у неё.
      – Значит, закончим про Алика у тебя. В спокойной обстановке, констатировал я, когда мы выбирались из такси где-то в жутком захолустье. Даже не подозревал, что есть вот такие районы. Или это ночью? А дом- то какой, Господи! Хотя, чего ещё ожидать от дешовой фотомодели?
      – Только если не будешь приставать. Я девушка честная, с незнакомыми… или малознакомыми парнями ничем таким себе не позволяю.
      Каким "ничем таким" – можно было только догадываться после жарких объятий на тёмной лестничной клетке. Целоваться она умела и с удовольствием это демонстрировала. И поднимаясь по лестнице, и открывая дверь, и заходя в такую же тёмную сейчас квартиру. Может, даже ещё и тогда, когда я, оглушённый, оседал на пол.
      Удар был мастерский – после которого не потёмки, а искры из глаз. А затем скотч, скотч, тебя тянут в комнату и кидают на кровать. Вот теперь включают дверь.
      – Вот это – Алик. Его диагноз ему же и расскажешь. Попозже. Знаешь, Ал, он говорит, что у тебя очень серьёзная болезнь. О которой с твоей девушкой он может поделиться только в постели.
      Если бы рот у меня не был залеплен скотчем, я бы возразил, что в постели я мог бы… ну да ладно. Пока что пришлось вытерпеть удар ногой в область печени. Ну, когда человек на кровати, ударить его ногой со всего размаха трудно. А с "не всего", оказывается, можно, и довольно болезненно.
      – Мразь. К моей девушке, мразь? – прохрипел Алик. Э-э-э, да он действительно, на игле. Правильно моя дурочка рассказывала. Дурочка? Да нет, вы посмотрите на неё!
      И трезвая совсем, и взгляд какой осмысленный. Ну, артистка! Значит, часть правды рассказала. Точно – в театральный поступала. Задатки есть.
      – Я тебе, урод глаза выдавлю даже за то, что глазами её раздевал. руки пообрываю, если прикасался! Он прикасался?
      – Да нет, что ты! Я бы не позволила, – не моргнув, соврала Эльвира.
      – Тоня, он прикасался?
      – Попытался бы – раздался насмешливый голос ещё одной девушки. И эта соврала, не моргнув. Ну ладно, в подъезде могла не видеть. Но танцевали-то мы доволе откровенно. Особенно последние танцы, когда Элиза так ловко прикидывалась пьяной.
      – Твой счастье. Лёгкой смертью умрешь. Если, конечно, договоримся. Тонь, обыщи.
      Вот и эта вторая врунья. Худенькое личико, но шея красивая, а глаза, глаза!
      Голубые и огромные такие! Губки – в презрительной гримаске и руки – по карманам.
      Всё вытянула быстро. Зачем-то расстегнула рубашку, провела рукой по груди.
      Извращенка!
      – Лишнее, и так вижу, что нет. Если не надумался… но это я сам.
      А вот это уже было грубо и просто гадко. Хотя и не с сексуальными целями.
      – Нет. Ничего.
      Интересно, что они такое ищут, если без малого двадцать тысяч баксов для них " ничего"?
      – Слушай внимательно, – наклонился надо мной Алик. Да. Наркот. Вон, зрачки какие.
      Алик. Чья в тебе кровь, Алик? Чёрные цыганские глаза и здоровенный шнобель.
      Сочные губы и мохнатые брови. И смуглая, ближе к коричневой кожа. Что-то восточное. вон, и волосы сзади в косичку заплёл.
      – Значит так, – прервал он мои размышления. – Ты говоришь где они. И тихо спокойно умираешь. Или ты не говоришь где. И тогда подыхаешь, как твой шеф. В страшных муках. Сейчас тебе отлепят скотч. Закричишь – отрежу язык. Понял?
      Значит, – он Бычка-то? Ну, с такой приманкой…
      – Тонь, отлепи ему рот. Вот так. теперь говори.
      – Вы уточните, кого вы ищете, кто такие "они"?
      – Шутник. Заклей. Так. Теперь слушай сюда. За каждый неправильный ответ – один пальчик. Тебе они уже всё равно не понадобятся. Ладно, первый вопрос: Что ты должен был принести шефу вчера вечером?
      Бусы! Вот оно что! Действительно, что такое двадцать тысяч, когда на кону вот такой куш!
      – Ага! Вспомнил! Ну, отвечай!
      – Они врут! Мы с Элкой твоей на танцах… А в подъезде… хочешь, скажу, какого цвета у неё трусики?
      Подействовало сразу – удар с размаха и всхлип девушки. Вымуштрована, не закричала даже.
      – И ты, сучка – оскалился Эл на вторую – Тоньку.
      – Да врёт он, гад! Ничего не было! Я п в подъезде – темень. что он увидеть мог?
      – Ладно. Какие? За ошибочный ответ…
      – Розовенькие такие стрингеры.
      Фокус был прост. Вечером девушка была в короткой юбчонке, а я однажды удачно уронил вилку. И проявил демократизм – не дожидался официанта.
      – Так? Ну, говори, так?
      – Так, но Эл… честное слово!
      – У тебя – честное? У тебя?
      – Но ничего не было!
      – Тогда откуда?
      – А… Он под стол заглядывал! Вилку уронил! Я тогда ещё подумала…
      Пока блондинка оправдывалась, брюнетка Тоня спокойно заклеила мне рот и закурила.
      А потом ткнула горящим концом в глаз. Я попробовал кричать через нос – всё равно получилось мычание.
      – Чтобы не пялился, куда не следует, – прокомментировала она. – А потом, когда всё расскажешь, прижгу и язык. Чтобы не болтал лишнего.
      – Нет, язык – я! Я! – повернулась к нам Эльвира. Как я понял, она успела остудить ревностный гнев Эла.
      – Ладно – ладно. Личное – потом. Итак, где бусы? Язык тебе ещё нужен, а вот глаз сейчас вырву. Второй. Ну? Отлепи!
      – Спрятал в одном месте. Слепой не найду.
      – Врёшь. Но удачно, удачно. Только вот ведь беда какая – ни в какие места ты не ходил.
      – Ну вот, в парке, к примеру…
      – Врёт! Даже в туалет ни разу не сходил! – опровергла Тоня.
      – Заклеивай. Ладно, Глаз пожалеем. Мало ли… А вот пальчик. Мизинчик хотя бы…
      – Я! Нет, я! Ал, дай мне! – наперебой предлагали свои услуги девушки. Но здоровенные садовые ножницы Эл передал – таки брюнетке. Он с помощью Элизы разжали мой кулак. Больно! Мммм!
      – Ничего, это предупреждение. Это разминка только такая. А, не подумали. Тонька – быстро прижми чем, а ты со мной его – в ванную.
      Ага. Значит, чтобы крови в помещении было поменьше. Слыхал про такие случаи – именно в ванной разбирали. Может, хрен с ними, с бусами? Сказать? Всё равно убьют, – сам обещался. Только быстро. Что тогда? Сказать, но… соврать! Только – правдоподобно. Пока проверят, – время пройдёт. Может, что удастся. А если он- не проверяя? Нет, вряд ли. Надо соврать пролуубедительно.
      – Ну, девчата, раздевайте мужика. Сегодня – мужской стрип!
      – Ммм!
      – Ну? Отклейте.
      – Не надо раздевать. Лучше уж так. Приличнее всё же.
      – Бусы!
      – Слушай, а нет варианта… эээ выжить?
      – Нет! Но повторяю – умрёшь сразу. Так и быть. Я зла не держу.
      – Ладно… Когда я увидел, что сделали с… шефом. Я понял – что – то искали. И понял, что. Поэтому решил спрятать. Срочно. Вот в парк и пошёл. купил три билета на колесо обозрения…
      – Кабинка! – взвизгнула Тонька. – как же я сразу…
      – Нет! При нас и при мне он ничего…
      – Но я к вашему приходу уже один круг сделал. там под сидение намотал. Кто туда вообще заглядывает?
      – Не так уж глу-у- у-по, – протянул в раздумье Алик, поигрывая ножом.
      Действительно, кто там убирает и вообще заглядывает. Ладно… заслужил.
      – Он врёт, он врёт, врёт, врёт! – вдруг засомневалась брюнетка. – не дурак, чтобы такую ценность вот так. Мало ли что? Пьяный какой завалится, или, как он, кто под юбку заглянуть захочет.
      – Ладно. Проверим. Прямо сейчас поедем и проверим.
      – Да что проверим-то? Колесо давно стоит. На верхние не заберёшься.
      – Проверим. Отмотаю. Или найду тех. кто отмотает. Эльвира, со мной, Тонька – будешь стеречь.
      – Хорошо, – как-то страшно улыбнулась девушка. Уж я-то постерегу.
      – Стоп! Ты со мной. Эльвира – остаёшься с ним.
      – С этим уродом…
      – Всё!
      Эльвира прислушалась к шагам в подъезде. Посмотрела в окно. Затем намочила платок, приложила к обожженному глазу. Заново перемотала чем-то оставшуюся фалангу мизинца.
      – Я это не со зла. Ты, конечно, заслужил, но не такое. Не хочу, чтобы ты, чтобы тебя…, – она начала отматывать ленту с моих рук. – Понимаешь, втянули.
      Действительно поступала, действительно, Ал патом приветил. Вот… теперь приманкой служу. Вчера вот тоже – к твоему шефу… Ну, старый же козёл! А туда же. Чего вы так на глупых блондинок западаете? Но то, что они с ним потом… В общем, сломалась я. Я бы сама тебя ни за что… Но они были рядом всё время…
      Теперь беги.
      Я сорвал пластырь со рта: – Давай вместе!
      – Да, конечно, вместе! Только теперь она первая! – ответил за спиной насмешливый голос Ала.
      – Это… я… это… – залепетала девушка. Но тот схватил её за горло и поволок куда-то в спальню. Эх, как же мы не успели! Ноги остались в проклятой липкой ленте. Я ещё отжался на руках, перебросил ноги на пол, встал. Но свалился от удара в пах острой туфли брюнетки. Руки она мне связать никак не могла, я даже один раз неплохо приложился к этой мордочке, но затем на меня навалился Ал и вдвоём они опять меня спеленали.
      – Это хорошо, что он сам вылез. Место освободил. Давай теперь туда эту тварь.
      Они приволокли Эльвиру, тоже уже связанную, с залепленным ртом, кинули в ванну.
      – Стул сюда. Его посадим. Заодно и его проверим. Вот так. А ты, дорогуша, попалась. Тонька сдала. Сразу, как пришла, сдала. И вот такая проверочка. И знаешь, всё понятно. Не о чем спрашивать. Вот его – ещё поспрашиваю. А тебе…
      Тонь, раздевай. Я ошибся. Будет женский стриптиз.
      Брюнетка, гадливо улыбаясь, начала расстёгивать кофточку, но ярость, видимо уж очень сильно клокотала в этом негодяе. Он резко нагнулся и как-то разом изодрал всю одежду жертвы на несколько частей. Хотя, сколько там той одежды и было.
      – Не соврал! – криво улыбнулся мне Ал. – точно – розовенькие. Но ничего, и их – вон!
      Было жутко смотреть, как только что белая от страха девушка начала мучительно краснеть от стыда, пытаясь повернуться хоть как-то боком. От меня. Глупышка!
      Милая, несчастная глупышка!
      – Произведение искусства. Венера милосская. Та без рук была. Сделаем?
      – Ал, надо идти проверять. Скорее. Дай лучше я. Пусть на собственный внутренности полюбуется.
      – Давай. Прощай, сучка. Могла бы… не судьба.
      Моя несчастная блондинка, увидев, как примеривается её бывшая подружка, закрыла глаза и замерла, заблестев вдруг обильным потом. Всё! Я смог! Вся эта липкая мерзость влетела с моих рук и ног и я вскочил со стула. Оба мучителя обернулись на шум и удивлённо замерли. Правда, удивляться им пришлось недолго. Или придётся теперь вечно – не знаю. Я ещё подхватил теряющую сознание Эльвиру, отнёс её в кровать, хотел развязать, вроде даже начал. Нет, что-то мешало, что-то было не так. Дико, чудовищно не так. И в который раз, в самый неподходящий момент – провал в никуда.
 

 
      Без сознания я провалялся недолго – была всё ещё ночь. Ночь была, а вот Эльвиры уже не было. Видимо, я всё-же содрал скотч с её рук, а дальше она уже сама. Вон, шкаф настежь, на полу возле него – рваньё. Переоделась. Да, и деньги. Тонька, когда меня обыскивала, передала Алу, а тот – вон на ту тумбочку. Сейчас не ней – пару стодолларовых купюр. На развод. Ну, и на том спасибо. Надо тоже выбираться.
      Что там с этой парочкой. Я заглянул в ванную. О ччёрт! И поскорее убираться! как это я их? Или не я? Нет, чем это я мог их так, а? Или не я? Может, Эльвира какой кислотой? Чтобы не опознали? Не, второй раз смотреть не буду. Пусть несчастный дежурный прокурорский следак разбирается. Нет. Тормознём. Хоть на минутку. Кто они? как узнали про драгоценности? Как выследили? них уже не спросишь. Но хотя бы документы. Хотя бы какие зацепки. Осмотрись.
      Кожаный пиджак Ала, к счастью, висел на спинке стула. Не хотел пачкать о кровушку людскую, гад. Та-а-ак. Паспорт. Кое-какие деньги. Да ну их. Флэшка.
      Значит, где-то здесь и комп? Нет. Это вообще не его нора. Это двух его помощниц.
      Ладно. И то хлеб. Под пиджаком – плечевуха с солидным "бульдогом". Заманчиво. Я себе, было, тоже пошил. Романтика – плечевая кобура, а в ней настоящее оружие.
      Так, будто бы случайно распахнул пиджак, или снял его от жары… Ну, глупая романтика, которой переболел каждый. Нет, брать не буду. Ещё с оружием чужим связываться. Вот кое-что другое взять не помешает. Просто необходимо. Ну же! Ты видал картинки и пострашнее. Нет? А разваливающегося на куски, словно облитого кислотой босса? Ммда… Но я тогда отвернулся. Не ври, успел увидеть.
      Я вновь открыл ванну, и, стараясь не смотреть на вывалившиеся глаза и чудовищно раскрытый рот трупа, быстро отстегнул у него мобильник. Потянул было и сотовик из уха брюнетки. Тут же кинул на пол, когда тот оторвался вместе с ухом, и выскочил на лестничную площадку. Не, не привык пока к таким страстям. Ну их. На улице я глубоко вздохнул свежий ночной воздух. Какая там в квартире всё- таки…
      Позвонил ещё из таксофона в ментовку. Пусть лучше они, чем боссы. А что у Ала были боссы, сомнений не вызывало. Кишка тонка у садюги такими делами заниматься.
      Кто – то навёл. Кто? Зараза, может, не надо было пороть горячку и отследить, кто сюда ещё заявится. Да нет, глупости. Он мог этого самого босса и в глаза не видеть. Ладно. Флэшка и сотовик. И паспорт. Яндыбаев Алик (действительно – Алик!) Иванович. Ну, насчёт Ивановича – перегиб, конечно. Ну вот, довольно быстро приехали. А мне пора. Если бы найти Эльвиру, можно было бы очень много разузнать.
      Ищи теперь ветра в поле. Раньше да – проскочил бы по театральным, разыскал бы документы провалившейся Эльвиры, узнал бы адрес стариков. После всех этих страхов наверняка домой рванула. От греха подальше. Хотя. Может, хватило ума лечь на дно где-нибудь здесь. В таком муравейнике спрятаться несложно. Ладно.
      Схованки не трогать, драгоценности оставить, будем двигаться от простого к сложному. Поедем туда, где за убийство судят воришек в солдатской форме. Но с двумя сотнями жить дальше сложновато, а разорять местечковых игроков – слишком быстро липнет дурная слава. Придётся остаться ещё на денёк. Куда двинуться?
      Господи, да это получается, что и некуда? Отчий дом – уже не мой, шефов – тоже.
      Друзья – одноклассники? Неприятная история получилась. Сразу после выпускного бала. Ну, на котором я своим дарованием всех потряс. Нет, не могу пока рассказывать. Но, в общем, дорожка мне к ним пока заказана. Может, со временем…
      К моим новым знакомым – газовикам? Но сам дружок уже уехал, а к его жене… нет, не хочу. Отосплюсь-ка я в поезде! А в северной столице и в казино меня не знает никто. Верное решение. Хотя дожил. Как у Бендера-миллионера купе вагона – единственное пристанище. Но и миллиона тоже нет. А может, всё-таки сорвать банк и куда на моря. И пусть они тут душатся! Ну, во-первых, куш в миллион не с моими способностями срывать. Во- вторых, надо же мне во всём разобраться. Хотя, можно было бы на пару неделек, пока всё здесь успокоится, если ещё выпустят. А валюту как провезёшь? Да и вообще, глупые мысли какие. Что Бычку обещал? А как насчёт тех, кто тебя закрыл? А кто сегодня, точнее, уже вчера натравил на меня эту совсем не святую троицу? Давай лучше потом, а? Попозже. В бархатный сезон.
      В мягком вагоне я блаженно растянулся на своём диванчике и почти с отходом поезда уснул. Ещё перед сном спохватился об одном страшном воспоминании – какого – то мужика разъедает кислота. Но ведь не было такого! вот ведь как получается – всё больше и больше вспоминается то, чего не было. Надо бы обдумать. Нет, надо в Испанию. К Хвосту дракона. Но это потерпит… Сейчас самое главное…
      Выспаться, вот что самое главное!
      Но мозг, сортируя пережитые события, доставал меня какими-то липкими, тягучими кошмарами. В своё время от моего деда до меня дошли раритетные вырезки из "Пионерской правды" с романом с продолжениями о "Ночном Орле" – человеке, который мог летать.
      Ещё во время Второй Мировой это якобы случилось. Прыгнул он с десантом, а парашют не раскрылся. Посыпался в низ, аж дух захватило, и вспомнилось, как в детстве прыгнул через какой-то ров, и летел, летел. Вот бы и сейчас так. Начал жизнь свою вспоминать. Вспоминал- вспоминал, а потом спохватился – падать уже пора. И тут же свалился на какую-то ель. Ну, а потом… не помню, всякие так разборки с фашистами были, с партизанами. Не об этом. Просто снилось мне сейчас, что это я – Ночной Орёл. Только где-то в Боливии. И обложила меня полиция в каком-то аэропорту. Но мне, борцу за права угнетённых помогли вырываться на взлётную полосу. И бегу я по ней, бегу, а за мной уже на чём-то ревущем с прожекторами. Поздно, ребята! Я уже в ночном небе. Только вот, сил нет. Жрать охота. А внизу, в моём инфракрасном зрении (да, оно у меня такое) – мчится по полю заяц. Ну, от меня не уйдешь! Вниз! Хвать этот бьющийся комочек жизни – и снова вверх. И уже в небе зубами рву горлышко длинноухой жертвы и пью горячую соленоватую кровь, фонтанчиками бьющую мне в рот. И тогда наливаюсь силой. И полёт уже совсем другой. А ты, косой, прости, так надо. Не повезло тебе, – и тушка летит вниз, ещё кому-то на перекус. Я влетаю в окно в квартиру, где лежит связанная Эльвира… нет, это почему-то Тамара. Я пытаюсь развязать здоровенный узлы, но не могу. Потому, что вместо рук у меня какие-то драконьи лапы. В чешуе.
      Трёхпалые. С когтями. И тогда я грызу верёвку зубами, а девушка вопит кричит: "уйди-и-и-и".
      От этого крика я проснулся. Это был гудок встречного поезда, ударивший в приоткрытое окно. Меня всегда удивляла эта манера машинистов – пугать пассажиров при разъезде. Ну, не вылезет никто в это время из вагона. Или это они просто друг друга приветствуют? Ну, помигали бы фарами. Какая мерзость приснилась-то а?
      Я встал и поплёлся в туалет, сполоснулся холодной водой. Посмотрел на припухший от дневного сна фейс. Побриться бы. Хотя вот так сейчас – самый писк. А жрать действительно хочется. Вот же… После всего этого, да ещё и сна такого, а всё равно чего-нибудь съел бы. Разжился у проводницы пивом и какими-то чипсами " со вкусом копчёностей". Похрустел, разглядывая погружённого в разгадывание кроссвордов соседа. Этакий аккуратист. Даже ноготки – одни к одному. Явный маникюр. Я покосился на свои. Ммда. Ещё не "киптюры", но… Кстати, эти лапы изо сна. Видел я их. И не во сне. Когда пытался развязать Эльвиру – видел. В последний момент, перед тем, как потерять сознание. Неет, бред-таки. Наверное, сразу после того, как потерять сознание. Не у девушки же их видел. У себя. В смысле – как свои. Бред! Этакие чешуйчатые, с тремя пальцами и длинными когтями.
      Да бред же! И ещё пытался развязать, а такими лапами не удавалось. Ай, да бред, бред, бред! Не, ты постой. Тамара чего испугалась? Вот так, до шока, до истерики?
      Ну? Не, ну ерунда же! А эти наркоты? Тот же Женька? В обморок плюхнулся. А следак? А зечары? Тебя свирепого? Смешно! Насмотрелись и покруче. Да, а родители.
      Родители. Они же слепые! Ты хочешь сказать, что я эээ принимаю вид какого-то страшидла? Хм. Если допустить, нет, только допустить, то многое становится на свои места. Я вскочил, посмотрелся в зеркало. Да нет же, всё нормально. Сейчас.
      Оппаньки! Я сел, вновь изумлённо уставился на свою правую руку. А как же обожжённый глаз? Как обрезанный мизинец? Приснилось? Или, наоборот, я сейчас сплю? Да вроде нет. Для сна слишком всё реально, обыденно. Вон, в соседнем купе пьянствуют. Вот если бы во всём вагоне не пили, а поголовно разгадывали кроссворды и играли в шашки-шахматы, тогда, да, тогда – явно сон. А так…
      Ладно. Скоро приедем, порешаю финансовые проблемы, потом рвану в судилище, а там, в гостинице попробую разобраться. Сейчас некогда.
      Что-то подсказывало мне, что такой случай пополнить казну представится не скоро и я несколько зарвался. В смысле, сорвал уж очень солидный куш.
      – Я не могу выплатить такую суммы сразу, – пролепетала в конце концов моя жертва.
      – Да ладно, – проявил я великодушие. – Наличных здесь сколько? сотня?
      – И камень. Он на все двести.
      – Ну и доста. Остальное как-нибудь потом.
      – В течение двух – трёх месяцев… вы ничего не думайте. У меня… просто вот – вот начнутся поступления, – оживился визави, протягивая визитную карточку.
      Аукцион по продаже раритетов. Угу.
      – И драгоценности тоже? – поинтересовался я, рассматривая выигранный перстень.
      – Да. Вот этот перстень, к примеру. Из драгоценностей царской семьи. Я ради него даже на… некоторые нарушения пошёл. Уж очень долго за ним гонялся. По легенде… впрочем, чего там, – тяжело вздохнул владелец аукциона.
      – Забирайте, – протянул я драгоценность. Потом отдадите валютой.
      – Но… но…
      – Для вас он почему-то дорог, а мне…, ну всё равно толкану.
      – Вы – великодушный молодой человек. Позвольте мне вас угостить?
      – Но вы же…
      – А! У меня здесь неограниченный кредит.
      Мы устроились в уже полупустом ресторанчике. По случаю наступающего утра музыканты и стриптизёрши свою работу закончили, но официант принял нас, точнее, моего нового должника, довольно радушно.
      – Одолжите мне сотку, – шепнул мой визави. – Чаевые здесь всё равно в наличке.
      – Знаете, этот проигрыш для меня так, эпизод. Встряска. Оно и надо было. Слишком всё коту масленица. Никаких острых ощущений. Я вот уже даже подумываю, может, тоже какой клуб купить? Или какую конюшню? – продолжил он, потягивая шампанское.
      – Скажите… вот вы спец по камням, как я понял. Сколько сейчас стоят к примеру, изумрудные бусы?
      – Ну, таких украшений… вы что, просто так или о тех бусах?
      – Каких тех?
      – Не притворяйтесь, молодой человек, не надо.
      – Да не притворяюсь я… Николай Николаевич, – вспомнил я надпись на визитке. – Я просто в этих вопросах дилетант.
      – Бусы и серьги. Бусы – одна ниточка. Серёжки маленькие, в золотой овальной оправе, в них тоже изумруды где-то вот такого размера и формы да? – нарисовал он на салфетке.
      – Да, похоже.
      – И где вы их видели?
      – Долгая история.
      – Думаю, что не дольше, чем история этих украшений.
      – И на сколько они всё-таки потянут?
      – На парочку пожизненных потянут. -??????
      В стране, откуда их умыкнули, смертная казнь не предусмотрена, а вот сложение любых наказаний – пожалуйста.
      – Но это не ответ.
      – Молодой человек…
      – Виталий.
      – Так вот, Виталий. Сегодня вы приобрели стартовый капитал. Начинайте. Хотите, возьму в дело? Или помогу начать своё? А с этими драгоценностями, если они вдруг… опять окажутся в поле вашей видимости, никаких дел не имейте. Если хотите ещё пожить.
      – Ну, хорошо, а если…
      – А если они оказались у вас – избавляйтесь, незамедлительно избавляйтесь!
      – Выкинуть, что ли?
      – За них назначена такая награда, что… в общем, на ваш век хватит.
      – Но я не хочу светиться.
      – Естественно. И анонимность тоже гарантируется.
      – Послушайте! А забирайте их вы? И сдавайте. Вам – слава, престиж, реклама, а мне – блага материальные.
      – Заманчиво, заманчиво… А вы их не… в смысле, какой – либо эээ мокрухи за ними нет?
      – Есть. Но это не я. Это меня из-за них уже хотели… А до этого… нет, там совпадение.
      – Ладно… Знаете, приходите завтра ко мне на фирму, там и переговорим. Заодно и историю бус расскажу.
      – Нет, завтра никак. Они не при мне и вообще – не здесь.
      – И когда?
      – Ну… через недельку.
      – Они так далеко? В смысле, тянуть особенно не надо.
      – Да. Не близко.
      – Ну что же… Как раз и по долгам первая выплата. Значит, эээ шестнадцатого я вас жду.
      – Договорились.
      – Куда вас подвести?
      – Да нет, я пешком пройдусь.
      Собираясь с мыслями после очередной бессонной ночи, я остановил такси и поехал в аэропорт. Да, надо на суд. Да даже и не на суд. Надо попробовать разобраться. У какой-то малолетней шантажистки и вдруг такое сокровище. Откуда? Это что, таким богатством мамаша откупилась? Или не знала настоящей цены этим камешкам? А те, кто её убил – знали? Хм. Знали, а бусы оставили. Ерунда какая-то. Нет, не оттуда пляшу. Вернее, оттуда, но не туда. А может, и туда, да не так. Не с теми коленцами. Ладно. Хватит пока, места есть, рейс через два часа, надо пойти посёрбать чего горячего, типа солянки. Ну, что это за перехватки на ходу какие-то?
      Ну? И разве это солянка? Да что вы хотите – ресторанная. Вот когда я готовлю солянку дома… Ну вот опять. Не готовлю и не готовил никогда я дома этого блюда. И отец- рафинированный интеллигент всегда гордился, что ничего не умеет готовить. Кто-то всё настойчивее проламывается в мою память. Но, слава Богу, если я когда-то умел готовить солянку, то… ну, значит, не драконом я был трёхпалым. Вряд ли они готовят такие блюда. Вот такой кусок мяса, как мне принесли на второе, пожалуй, могли бы и зажарить. Но об отбивных я ничего не помню. Но теперь уже и о солянках ничего не помню. Вспышка – и тьма. И сидишь, пялишься на сидящих за соседними столиками людей, думаешь – где сон, где явь?
      Вот, к примеру, рюмка коньяка. Вот шахну – если превратится в какую кровь – сон.
      Нет, явь. И коньяк ничего, под стать тому, каким Бычёк угощал. Бычёк… А его-то за что? Что искали? Господи, да ведь эта же троица, да? Значит, бусы? Я должен был принести, да в картишки заигрался. Тогда они выследили и заманили меня. Кто навёл? Чумак? Но он был уверен, что фальшивка. А больше и никто. Нет! Они были чистенькими. А на фото, девушка в крови и эта драгоценность – тоже. Не понимаю.
      И кто-то же стукнул, что я их подменил. Помнишь, мой следак намекал? Ладно, пора и на посадку.
      В самолёте я дождался окончания самой динамичной фазы полёте и когда мы набрали высоту, хорошо, без сновидений, поспал – аж до того момента, когда лайнер мягко коснулся колёсами бетонки. Мастер есть мастер, и я искренне присоединился к аплодисментам пилоту. А город встретил нам хмурым небом и мелким, уже осенним дождём. "Украли, сволочи, лето", – вновь подумалось мне. Ничего. Догоню. Вот порешаю некоторые вопросы и догоню. И вообще, теперь есть возможность перебраться к теплу и морю навсегда. "Море, море, мир бездонный". Меня в детстве разрывала тяга и к морю и к небу.
      – Быть тебе морским лётчиком – шутил отец, глядя на модели самолётов и подводных лодок.
      – Читал в дедовой " Науке и жизни" что какой-то конструктор создал не то летающую подводную лодку, не то ныряющий самолёт. Вот бы на чём, – вздыхал я.
      Я опустился на пуфик в зале аэропорта. Яркое жизненное воспоминание. Но… но оно – не из моей жизни. Ничего такого не было! Мой отец никогда ничего такого не говорил, а мой дед никаких подшивок не собирал. А поступление в училище вообще было бунтарским поступком. Отец хотел видеть во мне этакого успешного адвоката, типа героя его книг, или политического деятеля – несбывшуюся его собственную мечту. А здесь, то есть там, в тех воспоминаниях отец совсем не то говорит. Да и сам он – как там, в Испании. Совсем другой. Ну, хоть, слава Богу, не с трёхпалыми лапами и без хвоста какого – нибудь. Да что же это такое? Ну ладно, ладно. Потерпим. Если началось, то уже не остановится. Всё прояснится. Или нет?
      Или быстренько к психиатру, пока крыша совсем не съехала? Я вздрогнул от звонка мобильника, машинально включился.
      – Почему молчишь?
      – А что говорить? – приходил я в себя после размышлений о параллельных мирах и шизофрении.
      – Опять обкурился? Смотри, Ал. Родство родством, но дело – делом. Взял бусы?
      – Он выдал тайник, но надо ехать. Далеко.
      – Так едь!
      – Уже в аэропорту.
      – Другой разговор. Возьмёшь – немедленно позвони. Понял?
      – Понял.
      – И женщины теперь лишние. Это тоже понял?
      – И это понял.
      Говоривший, не прощаясь, прекратил разговор. Ровный, мощный баритон. Нет, даже гул какой-то, а не голос. Словно сам дьявол из преисподней. Интересно, а номер преисподней высветился? Надо, надо позаниматься этим мобилой. Да и во флэшку Алика уже пора заглянуть. Ну что же, в гостиницу. Потом найдём где комп и позанимаемся, всё равно надо будет вечер скоротать. Выспался же.
      Комп искать не пришлось – оказался в люксе. Правда, флэшка разочаровала – все записи на арабском. Вот, Алик, чья кровь и тебя проглядывала! А я на цыган или греков грешил. Ладно, посмотрим ролик. Да это же… У меня остановилось сердце.
      Это был видеоотчёт о пытке моего не случившегося шефа. Алик и Антонина. Эльвира, видимо, снимала. После первых же пыточных приёмов я отвернулся от монитора.
      Смотреть на это я не мог, а знать, что сказал бедняга, было необходимо. Надо быть честным, Бычёк долго не запирался.
      – Нет их у меня! Нет! Он должен был принести сегодня, но не пришёл! Не знаю почему. Ну, честное слово, нет! Ну, перестаньте же!
      – Заклей.
      Опять стоны.
      – Кто он такой? Где найти? Отклей.
      – Он…
      Далее шли мои анкетные данные, приметы внешности, мой домашний адрес и даже адрес Лариски. Ну это-то зачем? Я содрогнулся, представив, как эти садисты пытают девушку о том, где я.
      – Заклей.
      Снова глухой вой.
      – Где найти? Какие слабости? Отклей.
      – Он обязательно придёт сюда. Обязательно. Если нет, поедет на суд.
      Несчастный выложил и всё про дело о расстреле машины. Правда, официальную версию.
      Но эту троицу всё остальное и не интересовало.
      – Заклей. Слабости?
      После очередного сдавленного крика Бычёк рассказал о моих слабостях. Ну, это он приврал. Карты – это так, никакая не слабость. Средство к существованию. А женщины… ну, для кого в моём возрасте женщины – не слабость? Разве что для голубых и монахов. Хотя и насчёт вторых – сомневаюсь.
      – Какая из них больше в его вкусе?
      Бычёк кинул в объектив. Эльвира.
      – Заклей. А теперь слушай. И вспоминай. Ты помнишь Фаиля? По глазам вижу – помнишь. Это ты его вынюхал, ищейка. Теперь ты умрёшь. Как он, в страшных муках умрёшь. И за смерть его и за позор – за всё ответишь.
      Всё. Я выключил запись. Фаиля – злобного фаната с уже совершенно поехавшей крышей взяли спецслужбы. А вычислил, значит, он, Бычёк. А потом, уже после суда, получив пожизненное за более, чем сотню жизней, в том числе и детей, Фаиль вскорости умер. Недосмотр администрации. Там, в спецблоке, вдруг воду прорвало.
      Вот на время ремонта его в общую и перевели. А там о нём уже были наслышаны. В общем, по полной программе обошлись. От чего он к утру умер, сказать трудно. По официальной версии – повесился. На резинке от трусов. Нет, никто не слышал, все крепко спали. Как выдержала вес? Бывает. Почему не обнаружили Я же говорю – недосмотр администрации. Остался у одного из этих ребятушек. А Фаиль и вытащил.
      Эти террористы, знаете, какие мастера? Телесные повреждения? Посмертные, посмертные. Ну, когда перерезали петлю, упал, ударился. Ну, там ещё пытались сокамерники искусственное дыхание делать. А руки больше привычные к другим процедурам. Вот и переломы отсюда. Всё посмертное, судмедэксперт подтвердил. И вообще, о чём, о ком речь? Нашли о ком шум поднимать! Ох, уж эти правозащитники.
      О его жертвах и их родственниках обеспокоились бы.
      Вот такой был конец террористу Фаилю. За что и отомстил так страшно Ал. Злобная месть никогда не приводит к справедливости и порождает только ответную месть.
      Когда-то и кто-то должен первым простить. Должен. Но это буду не я. Кто заказчик?
      И по девчатам кто заказчик? Да и исполнители? Бычёк сказал, что он всё узнал.
      Почему я тогда не добился правды? Ну, хотя бы имён? Думал, успею. Глядя на уже тёмный экран монитора, я закурил, открыл бутылку холодного пива. Бучёк ещё сказал про мои слабости, что увлекаюсь спиртным. Ещё не пьянствую, но уже увлекаюсь. Враньё! Только под настроение. Правда, настроение в последнее время…
      А ведь сдал, сдал с потрохами. Под пыткой, правда, но сдал. А с другой стороны, кто я ему? Но ведь знал, знал, что со мной обойдутся так же. Мог бы и наврать чего. Ведь правду об этом убийстве не рассказал! Хотя, Ал и не спрашивал. В принципе, какое ему дело до какого-то убийства? Или… Или он лучше Бычка знал все подробности? Ну-ну, не поверю, что это он с одной из своих ведьм из автоматов. Не его стихия. Нет, ему заказали Бычка и бусы. Или только бусы, а Бычёк – в награду. Заказчик говорил на русском. И он на русском шпарил без акцента. Только голосом таким гортанным, как у горцев. А записи на флэшке – арабской вязью. Не знаю…
      Размышления прервал звонок с вопросом женским голосом, не скучно ли мне одному.
      Ответил, что у меня другая ориентация. Достали! Во всех гостиницах областного уровня одно и тоже – откровенное предложение платных сексуальных услуг. Вот так пока отбиваюсь. Но придёт, придёт пора – нарвусь и на такой сервис. Что, в ресторан спустится, что ли? Нет, после увиденного есть не хотелось вообще. А вот врезать чего-нибудь… Не зря, не зря Бычёк сказал, что я увлекаюсь спиртным.
      Всё, хватит! Не крепче пива. Коридорная, очень похожая на ведьму Тоньку, мой заказ выполнила быстро и деньги приняла также, как и та, хищно улыбаясь. Нет, надо на ночь запираться. А то отхватит что- нибудь. Просто так. Для порядка. Я включил телевизор, завалился в кресло, и пока из ящика выплескивалась рекламная лапша, хорошенько отхлебнул из полторачки. Нужна информация о звонках на сотовик и с него. Вот что интересно. Один раз во время танца Эльвире звонили. И один раз – в подъезде. Оба раза она не отвечала. Ну, в самый неподходящий момент звонки были. Брюнетка Тоня следила откуда-то из темноты, но ей зачем звонить? А потом после танца моя "натуральная блондинка" ходила освежиться. Звонила? Значит разница минут десять – пятнадцать, да? Вот они, эти звонки. И один номер. И вечером один набранный тоже – её. Установить, кто. А этот звонок – старшего родственничка. Когда до этого? Угу… Вообще-то надо по всем номерам установить владельца? Сколько это будет стоить? Неважно. Деньги есть. Деньги. Через неделю надо с бусами решать. Ну ладно, столичные дела по боку. Что здесь? Суд. Ай, да не ври себе. Недалеко отсюда девчушка, взгляд которой ты опять хочешь видеть, правда? Что суд? Чем я помогу этим ребятам сейчас на суде? Хорошо бы узнать, конечно, где и у кого добывал сведения почивший в бозе частный детектив. Но лучше бы… Послушай, а почему с такой готовностью сдавал меня Бычек? Только от слабости тела и духа? Или уводил от чего-то более важного? Чего? Ну, своего архива, например. Ну должен, должен он быть. Где? Именно этого он и боялся – вопроса " где документы"? Или "где тайник". Уводил, старый лис, дурных псин от главной норы. И увёл- таки. Вот и мне надо бы подумать, где. Конечно, где-то у него под боком. Но и под надёжной охраной. Ведь уезжает же. Ну, в доме, наверняка, нет. Эти псы бы вынюхали. Псы? Ну, конечно! Как он сказал тогда? "Единственный неподкупный страж". Альба. Когда хозяина нет она – хозяйка всего двора. соседи, говорил, только еду пропихивали через специально сконструированный лючок в калитке. Когда гости – овчарка в вольере. В общем – вольер. Что там? – подключил я свою память. Ну что- что? Будка здоровенная такая и… кирпичный… сарайчик?
      Курятник? В рост человека. Там. Ну, наверняка, там. Надо как- нибудь влезть. И побыстрее, пока Чума не допетрил. Ну, он всего не знает, может, думает, что эти сволочи всё-же документы выпытали. А новостей всё ещё никаких. Мёртвый сезон. И реклама, реклама, реклама. Аи переключаться уже и лень. Особенно так приложившись – уже меньше трети осталось. Чего же я так устал, а? Или после перелёта всё- же разморило? А сожрал что? Этак вдруг… Я всё же успел добежать, зажимая рот, до унитаза. Да что же это такое? Рвало долго и тяжело. Пивом. А потом пришлось забираться под душ – всё тело покрылось липким потом с запахом какого-то лекарства. Или не лекарства. Но всё равно чего-то гадкого. В комнату я вернулся уже почти нормальный. Озадаченно понюхал пиво. Вспомнил улыбку коридорной.
      Ладно. Посмотрим. Запихнув сумку с вещами в шкаф, я выключил свет и, не раздеваясь, улёгся поперёк кровати. Приманим этих шалунишек.
 

 
      " Шалунишки" не появлялись довольно долго – осторожничали. Я начал дремать. И пригрезилось, что сижу я на камне, опустив ноги в воду. А ноги не свои, волосатые, а гладенькие, стройненькие, девичьи. И вода не какая-нибудь, а морская, плещется о камень. Звёзды в ней отражаются. Ветерок солоноватый шевелит мои длинные волосы. Щекотно. Хихикаю. А отец тихо шипит откуда-то: " Тихо, сынок.
      Потерпи. Будь посерьёзнее. Они наверняка придут". Да я сам знаю, что придут. Но непривычно по первому разу. Ага. Вон и фары. Два мотоцикла, как и раньше на других пляжах. Они? Молодец па, так вычислить! Да, они. Останавливаются рядом, у самой воды. Без сантиментов, без экивоков. Фонарь в лицо. Нож к горлу: "Молчать, сучка!" Они? Ещё секундочку терпения. Валят на песок. Всё! Они! И я вскакиваю на ноги уже в своем обличье. И отец из воды – во всей красе. Только один, самый продвинутый попытался отмахнуться ножом. С него и начнём…
      Свою засаду я проспал до самого утра. Проснулся от заглядывающего в окно солнца.
      Блин, не поздно ли? Всё-таки забот сегодня… А чего это я… Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт! Что это?
      Оказалось, что я спал на прикроватном коврике, а на моей кровати лежали три незнакомца с неестественно бледными, нет, вообще белыми лицами. Ну, и это не так страшно. Но каким ужасом были перекошены эти и без того неприятные фейсы! И, кроме того… Нет, и важнее всего – они были мертвы. Я осторожно приподнял простыню, которой они были укрыты. На одежде – ни кровинки. Ран не видно. Кроме аккуратных четырёх дырочек на шее каждого. Это здесь у нас венозная артерия, да?
      Кто-то прокусил и высосал кровь? Я набросил на несчастных простыню, попятился, затем кинулся в ванную. Нет! Крови не видать. Оскалился. Да ну, бред какой-то.
      Не моими зубами. Подкинули? Зачем? Опять повязать? Но с такими ранами? Не, не знаю, но надо рвать когти. Прислушался. Тихо. Выжидают? Но чего ждать-то? Ладно.
      Посмотрим, кто такие. Я опять приоткрыл тела. Нет, никогда не видел. Что в карманах? У одного – паспорт, водительское удостоверение, документы на машину. У одного…ого! Фальшивое, но добротно сделанное удостоверение сотрудника всё ёщё весьма уважаемого органа. У всех троих весьма внушительные тесаки. А так…
      Ладно, по личности – позже. Сотовики у всех. Забрать. Свои вещички. Этих – укроем. Всё. Теперь кое что уточним у лукавой коридорной и – сматываемся.
      – Но я… я… честное слово… ничего…
      – Девушка, мне некогда. Но если хочешь, мы сейчас вызовем милицию. Там на дне ещё осталось. И пальчики твои на бутылке. И дружки твои кое-что уже рассказали, – блефовал я. – Не хочешь неприятностей, – быстро всё выкладывай. И как на духу.
      Ну?
      – Они… Старший… Сказал, что если будешь что заказывать, сначала ему передать. Что вы – наркокурьер и вас надо растрясти. Дал пять сотен евро.
      – Дёшево свою и чужую жизнь ценишь, а?
      – Но я… Ай…
      – Слушай теперь. Ты ничего не знаешь. Я там повесил табличку: " Не беспокоить".
      Сдаешь смену… скоро? Тем более. И ничего не знаешь. Ничего не видела. При любом раскладе. Меня тоже. Ни когда пришёл, ни когда ушёл. Возможно такое?
      – Бывает. Но когда постоялец сдаёт номер.
      – Я не сдавал. Всё. Поняла?
      – А они?
      – Они тоже будут молчать. Ручаюсь.
      В фойе первого этажа администраторша о чём-то переругивалась с кассиршей и внимания на меня обе не обратили. Тем лучше. Пусть ищут покойного Алика. Но, видимо, засиживаться мне здесь не судьба. В суд не пойду. И вообще, это всё – чёрт знает что! Что это со мной и вокруг меня творится? Не-ет. В райцентр, повидаю Тамару… А зачем, собственно? Зачем… Гм… зачем… Может, уже успокоилась и расскажет, чего она так испугалась. А! Может, просто увидеть. Не знаю. Давай шеф, жми.
      Дверь мне открыл хозяин. Отец Тамары то бишь.
      – Здравствуй – здравствуй, непризнанный гений, заходи, – протянул он мне руку.
      Мама! (это он жене), наш пропавший Лист объявился!
      – Почему лист? – улыбнулся я в ответ на искреннюю улыбку маэстро.
      – Ну, как же! Так мог исполнять собственный произведения только лист. Знаете: " Быстро, быстро, ещё быстрее, быстро, как только можно, и на следующей странице "Ещё быстрее". А у нас, вот, чудо случилось. Вы не представляете, какое это счастье, вновь видеть всё это – он широко развёл руками. – Только, – понизил он голос, – моей теперь тяжело. Это как предательство какое получилось. Нет, за меня она рада, но всё-таки… Пройдёмте к ней.
      И действительно, Феофиловна за это время резко сдала. Сидела грустная такая, неподвижная, ушедшая, или точнее, оставшаяся одна в этой тьме. Правда, когда мы вошли в комнату, встала, улыбнулась, протянула руку. И знаете, так её жаль стало, что не смог я изобразить какое-то рукопожатие, поднёс её к губам, поцеловал.
      Оценила, покрылась лёгеньким румянцем, даже улыбнулась уже по-другому.
      – Присаживайтесь, сейчас обедать будем, вот-вот Тамара придёт. А пока… всё-таки большая просьба. Я тут по памяти кое-что восстановил из вашего… репертуара.
      Знаете, один отрывок… Он выпадает из общей канвы. И я не пойму, откуда. Вот это – он потянулся за нотами и подал мне исписанные листы. Ну, признайтесь, не томите!
      – Я вот это играл? – изумился я.
      – Не томите, Виталий. Как я мог такое пропустить? У кого?
      – Да честное слово, не знаю. Так, навеяло.
      – Навеяло? Вам? Вот просто так? Ну, Виталий, вы… вы… просто гений! Да-да, и не смущайтесь!
      Звонок в дверь прервал, к моему облегчению, эти восхваления.
      – Томка. По звонку слышу. Она вечно торопится, нет терпения ключи из сумки доставать, – объяснил хозяин, направляясь в коридор.
      – Вы только… осторожно, пожалуйста, – прошептала слепая. – Она только-только в себя приходить стала.
      Слышно было, как что-то шепчет девушке отец. Ну, слава Богу, не сбежала, не забилась в истерике. Но в комнату предварительно заглянула, а вошла, словно здесь сидела здоровенная бешенная псина.
      – Здравствуйте, – почти прошептала она.
      Боже, как она съехала за эти дни. Лицо – одни глазищи. Но какие! И всё. Ничего другого я уже не замечал.
      – Здравствуй, – почему-то таким же сдавленным шёпотом произнёс и я.
      – Мы тут говорили о музыке, – взял инициативу в свои руки отец. – И знаешь, Том, оказывается, это он сам. Это – вновь потряс маэстро исписанными листами – он сам написал! Он просто велик, твой знакомый. И, наверняка, очень добр. Злой человек такого не напишет.
      – Злой человек – нет, – странно вздохнула девушка.
      – Вот и лады. Сейчас пойдём обедать.
      – Мы не хотим обедать. Мы прогуляемся, – покачала головой Тамара.
      – Ну что же ты за гостя…
      – Я знаю. Правда, Виталий?
      Что я должен был сказать? Тем более, что есть мне действительно, не хотелось.
      – Но вы обязательно потом приходите. Не пропадайте! – это маэстро мне уже вдогонку.
      – Далеко не пойдём. Вот здесь, на солнышке, – предложила Тамара и не спрашивая моего мнения устроилась на скамейке возле своего же подъезда. – Ну?
      – Не понял?
      – Зачем приехал? Что ты от меня хочешь?
      – От тебя? Хочу?
      – Ничего не хочешь? Просто так заглянул?
      – Но, Том, я… но я же люблю тебя.
      – Ты? Любишь? – девушка изумлённо округлила и без того огромные глаза.
      – А что тут удивительного?
      – Ты?! Можешь?! Любить?!
      – Но… но я не понимаю…
      " Господи! Она что, узнала про Лисичку? Или про…", – пронеслось в голове самое банальное.
      – Всё ты понимаешь. И я не дурочка. Видела…
      – Что? Да что же видела?
      Девушка вздрогнула, потом взяла себя в руки.
      – Тамара! Ради Бога! Беги сюда! С мамой плохо! – прервал маэстро с балкона на самом интригующем месте выяснение наших отношений.
      Одним махом, словно из катапульты, Тома пронеслась по лестнице и оказалась в квартире. Даже я приотстал, хотя ноги-то у меня подлиннее – через три ступеньки пёр.
      – Вот… Скорую я вызвал… – лепетал Тамарин предок, удерживая бьющуюся в конвульсиях женщину.
      – Он… маму… трогал? – прошипела девушка.
      – Виталий? Нет… Только руку поцеловал… А что? – растерялся маэстро.
      – Что же ты делаешь, чудовище? Её-то за что? – начала вдруг трясти меня за ворот рубахи девушка.
      – Да я… да ты что?
      В это время мама Тамары забилась в ещё более сильных судорогах, потом разом обмякла, затихла.
      – Умерла? Умерла? – прошелестел музыкант, лихорадочно пытаясь нащупать пульс.
      – Га-а-ад! – девушка отпустила меня, но рванулась почему-то не к матери, а на кухню. Я же кинулся к слепой. И совсем она не умерла. И даже наоборот…
      – Обернись, тварь! К смерти своей обернись!
      Я обернулся, и Тамара вдруг ткнула меня здоровенным ножом в живот. Это было столь неожиданно, что я даже не понял сразу и не почувствовал боли.
      – Она же… жи… – пролепетал я, чувствуя, как подкашиваются ноги.
      – Где смерть твоя? Здесь? Или здесь? – уже со всего размаха ударила ножом меня явно обезумевшая девушка. И смерть моя действительно была "где-то здесь", потому, что закружилось, закружилось всё у меня перед глазами, а затем взорвалось и разлилось ярко-зелёным пламенем. … Отец внимательно смотрит на меня и грустно качает головой.
      – Ты должен запомнить, сын, раз и навсегда, что это – жизнь. Это – борьба. Они злы и свирепы. Они неисправимы. Это – отбросы, брак, может, специально созданный природой для нашей цивилизации.
      – Я понимаю, отец. Но… не могу пока. Не могу!
      – Без этого ты не станешь и не будешь взрослым.
      – А что я буду?
      – Не знаю… У нас в роду никогда не было такой… аномалии, но в других семьях… нет, лучше тебе не знать. Лучше попробуем ещё раз. Я сам подберу… дичь.
      Успокоенный, я засыпаю, а отец ласково гладит меня по лицу…
      – Драк, драаак, ну, очнись же! – голос Тамары. Нежный голос и ласковые прикосновения. Я лежу в маленькой комнатке на маленькой кроватке. Такой маленькой, что ноги свисают чуть ли не на половину. Наверняка, Тамарина комнатка и её же кровать.
      – Ну, очнулся! Молодец! Как ты? Не очень больно?
      Да за такой взгляд этих глаз я бы, я бы… Эх, жаль, что ничего не болит! Да, действительно ведь ничего не болит! Да что же это? И Тамара с ножом привиделась?
      Я под одеялом провёл рукой по телу. Ничего. В смысле ран.
      – Я уже смотрела. Ничего. Заживает как… как…, ну не знаю.
      – Смотрела?
      – Ну… перевязала было, – её почему-то передёрнуло. Ну да, "почему-то". Кишки реально мне выпустила. Кого же от такой картинки не передёрнет. Но что и как дальше?
      – Это папа. Он закричал, что ма жива. И она на крик сказала, что глаза, словно слезами наливаются. Па закричал, что всё, как у него. Потом увидел, что с тобой…
      В общем, когда санитары приехали, они обоих забрали. У па натура тонкая, артистичная. Вот он в обморок и свалился. А я, пока они ещё не приехали, тебя сюда затянула. Вот и выхаживаю.
      – Не понимаю. Постой, дай въехать. Значит, маму со слезящимися глазами – в "Скорую", папу с обмороком – в "Скорую", а меня со вспоротым пузом – сюда, "выхаживать"?
      Как эээ кота какого?
      – Ну какого там кота? Почему?
      – Ну, людей – врачам, а котов – сами выходим?
      – Виталь, давай не будем. Тебя – санитарам? Ещё одну скорую вызывать потом?
      – Загадками говоришь. И вообще – чего воркуешь? Чего не добила? Может, для того и оставила?
      – У мамы, как и у отца, восстановилось зрение. И ещё – голос. Ты бы послушал!
      – Рад за вас всех. И что?
      – И отца и матери касался ты. Мы с па вспоминали. В тот вечер ты её не трогал, как-то при знакомстве обошлись. А отцу руку пожимал. А в этот раз – матери.
      Значит, это ты?
      – Ну, если так, давай тебя поцелую, чтобы мозги немного… А то с ножом!
      – Но я думала, ты её, как Женьку и тех других…
      – Я?
      – А кто, я что ли? Ты что, совсем меня за дурочку считаешь? И кроме того… ну, видела я, Виталя. Уже два раза видела. Тогда, у скамейки… И ужасно испугалась.
      Особенно, когда ты меня ещё схватил и поволок.
      – Понёс.
      – Угу. Оно, конечно, захватывающе, но я ещё не привыкла. Виталь, а ты можешь всё время быть вот таким?
      – Каким?
      – Ну, вот таким. Красивым. Стройным… человеческим, – осторожно погладила меня по лицу девушка. Я перехватил её руку, поцеловал. Тома немного напряглась, но ладошку оставила у меня на губах. И я начал потихоньку по этой нежной коже красться губами выше, выше, к плечу, к шейке, к щёчке, к чёлочке, к губкам…
      Здесь девушка затрясла головой и отстранилась.
      – А что я не всегда такой? – продолжил я начатую тему.
      – Ты сам знаешь.
      – Да сам я, – резко вскочил я с койки. И ахнул, вновь укутываясь в одеяло. Я был абсолютно голый!
      – А что было делать? Вся одежда в крови и в этой… Ай! – её опять передёрнуло.
      – И вообще, тебе же всё равно, правда?
      – Что всё равно? Почему?
      – Но это же всё не настоящее?
      – Да… да ты что? Как это не настоящее! Ещё какое… Откуда ты знаешь, нет, откуда ты такое придумала?
      Она обидела меня и озадачила. На что, на протез какой намекает? С чего бы? Если она, когда я лежал без чувств… дурота! Она же не такая! Или… Нет, брежу. Я потёр виски и вопросительно уставился на девушку.
      – Ну ладно, – вздохнула она. – Хватит. Скоро па приедет. Я его убедила, что ему что-то почудилось. Но я то знаю. Давай на чистоту… Кто ты, драк?
      – Дурак???
      – Ну, хорошо… Действительно, неблагозвучно. Сократим по- другому. Дрон, а?
      Пойдёт? Так то ты, дрон?
      – Загадками говоришь.
      – Всё. Хватит. Если не веришь, что видела, пойдём к компу. Можешь уже? Тогда вон, возьми, оденься. Это па покупал, – кивнула она на какую-то одежду. Не то маэстро был в хорошем настроении, не то тамара ему подсказала, но всё – от белья до майки оказалось "последнего писка".
      – Ничего прикид, – обернулась на моё "готово" девушка. – Да и сам… Эх, это бы всё – и наяву. Ладно, идём.
      Она включила довольно устаревший комьютер и пока он загружался, объяснила.
      – Когда ма вдруг очнулась и сказала про глаза, а отец – что симптомы, аналогичные тем, что были у него, я поняла. Как громом ударило. А что и как делать – не знала. Ты уж извини – не знала, как вас, дронов, лечить. А потом и отец на тебя взглянул – вырубился. Ну, я к нему – обморок. Смотрю на тебя – не живой вроде. Тогда я за мобильник – и снимать!
      – Подожди. Ты убила человека – и снимать?
      – Человека? Да какого человека, в натуре? Ты меня ва-а-аще за дурочку принимаешь?
      Во! Смотри! " Человек"! Как говорил один, не помню кто: "Матёрый человечище".
      – Это Ленин про Толстого.
      – Ну вот, смотри, Толстой, смотри! и за дурочку меня больше не держи! Вот! Вот!
      И вот! А как тебе в таком ракурсе? И вот. Так что, хватит мне здесь…
      – Постой… Это… что?
      – Ты, милый мой дроник, ты! Вон там, на полу. Одежду свою узнаёшь?
      – Я… да ты что? Ты что? Я???
      – Ну, когда ножом тебя ударила, с тебя вся эта… эээ… маскировка сразу и съехала. Показался во всей красе без макияжа и педикюра.
      – Ерунда какая-то… Какая-то ерунда…
      – Постой! ты куда?
      – Я же говорю – ерунда какая-то…
      Я вышел из квартиры. Под ногами покачивалась лестничный марш с надписями на стене:"Томка – дура" и "Я тебя люблю!" Давно не красили. судя по надписям – с детства до юности девушки. Опираясь время от времени о перила, я спустился вниз и побрёл куда-то, пытаясь собраться с мыслями. Но ведь ерунда какая-то! Повторяя этот рефрен, я добрёл до той самой скамейки – подальше от всех, плюхнулся на неё.
      Поискал по карманам сигареты. Как же, в новой одежде! Да нет, вот же! Переложила из моёй. Моей! Да, та жуткая тварь лежала в моей одежде. Оскалив пасть с острыми клыками. А из распоротой рубахи текло что- то зелёное. Зелёное? Вон, тогда на этой же скамейке оставалась какая-то зелёная пена. Но нет, всё равно ерунда! Но не я это, не я! Бред! Или сон? Это где я уснул до всего этого? Ага, в гостинице.
      И это всё снится от того пойла, которым меня приветила коридорная. А те дырки на шеях у ночных гостей вполне могли бы теми зубками, что на фото… Бред! Да бред же! А память услужливо показывала мне фотографии монстра во всех ракурсах. Тогда ясно, чего те наркоты здесь повырубались. Но тогда понятно, почему и в камере…
      И почему следак рехнулся. Всё объясняется. Объясняется? Ну не хрена себе – объясненьице! А что, лапу помнишь, тогда, когда Эльвиру пытался развязать? Я посмотрел на обуглившийся фильтр. Закурил следующую. Значит… Значит, при… да, при опасности я превращаюсь в какого-то монстра? "В какого-то"! Мягко сказано. А потом, когда опасность миновала или там, разборка окончена – опять в свой облик? Такое объяснение немного успокоило. И Тамара подошла. Девушка села рядом. Заглянула в глаза. Осторожно погладила по щеке.
      – Но ты же добрый дроник, правда? Ты моих па и ма исцелил. Это ведь ты, правда?
      – Не знаю, Том. Если честно, то и не думал даже. Только пожалел.
      – Видишь, только пожалел, а они уже и прозрели. Па звонил, маму скоро выпишут.
      Спасибо дроник.
      – Что ты такое выдумала? – перехватил я её руку. – Что за "дроник"?
      – Но ты же…
      – Я человек! Запомни, человек!
      – Хорошо- хорошо, " человек". Отпусти. Больно!
      – Извини, ради Бога. Но пойми…
      – Послушай… Виталя, но я же всё знаю. Зачем дальше комедию ломать?
      – Но я не знаю. Понимаешь? Веришь? Не знаю! Мистификация? Но тебе зачем? И… некоторые события… Но я – человек! Даже если всё это… Но… это – какие-то новые защитные функции устрашения, а?
      – Ага! Лежал, помирал и устрашал.
      – Но не умер же! Может, и устрашал, чтобы никто не подошёл и не добил?
      – Если бы я не перевязала и твою зелёную кровушку не остановила. ещё неизвестно, чем бы всё кончилось.
      – Ты его… меня… перевязывала?
      – Но ты же добрый дрон. Знаешь, взгляд остался такой- же. Вот как и сейчас – несчастный-разнесчастный… Не проходит твоя теория устрашения. Хотя, когда меня домой нёс отсюда – да… "устрашил". Зубки-то ого-го. И потом… что, дроны их не чистят? Запашок, извини, – поморщилась девушка.
      – У нас нет обоняния.
      – Но при встречах со мной придётся… Что?!!! Что ты сказал?!!! У вас?!!!
      Я сам взвился со скамейки и ошалело уставился на неё.
      – Ну вот, проболтался, дрон. Или драк? Ну! Теперь садись назад, чудовище, и рассказывай правду. А то сейчас уйду. Навсегда. Добуду где- нибудь огнемёт и буду тебя им отваживать. Ну!
      – Да не знаю даже, откуда это вырвалось! Нет, ну честное слово… Мне… ну сядь, пожалуйста. Мне действительно, возвращалась какая-то другая память. Другой отец. Какие-то события, которых не было. И я сам не такой. Но человек, человек, понимаешь? А не дракон. " Драк" и "дрон" – от этого слова, да?
      – А тебе какое больше нравится?
      – Больше всего мне нравится "Виталий". И знаешь, всё как-то нахлынуло, когда тебя увидел. Твой взгляд. И все эти таланты… нет, не все. Некоторое раньше прорезалось. Память там, музыка… А вот это… Может, тогда, в драке первый раз, когда ещё курсантом был? Не знаю. А вот недавно, когда в камере сидел и меня хотели… избить, тогда – наверняка. И когда следак сказал, что отец умер…
      Но до этого, вот здесь, на скамейке. А из воспоминаний…
      – Подожди… После этого… ну, после того, как мы здесь… то есть, как ты уехал, ты что, в тюрьме сидел?
      – В изоляторе.
      – Но за что?
      – Да там, думали, что я двести тысяч баксов спёр. А на кой они мне? В общем суд оправдал.
      – И тебя там уголовники избивали? И у тебя за это время ещё и отец умер? Виталик, бедный…
      Девушка обняла меня, прижалась щёчкой к моей щетине. Наверное, укололась. Или, вероятнее всего, вновь вспомнила. Отодвинулась. Я же прервал свою исповедь.
      Лучше самому разобраться. У Томы каким-то нежным мотивчиком проявился сотовик.
      – Да. Сейчас будем.
      – Пойдём. Па приехал.
      – Зачем мне теперь?
      – Да ты что?
      – Будем играться в красавицу и чудовище? Ты лучше мои шмотки вынеси. А я здесь подожду.
      – Пойдём. Па ничего такого не знает. Нет, он знает, что ты их как-то исцелил.
      Вот и всё. Ты чего боишься? Пойдём. Посидим. Пообедаем. А там – как хочешь. Не нужна чудовищу красавица… или нужна не такая – тебе виднее.
      Обед прошёл очень мило. Помолодевший от счастья маэстро рассказывал о потрясении врачей, об ощущениях жены, о том, какой у неё сейчас голос. Он даже попытался его нам продемонстрировать. Тамара, оказывается, ещё и кулинарией увлекалась. Во всяком случае украинский борщ, да ещё с пампушками, удался на славу. А ещё хозяин открыл какое-то древнее шампанское, которое хранил "на особый"на особый случай". И тост он поднял за "неведомого кудесника". И даже Тамаре разрешил пригубить. И всё было хорошо, пока в перерыве между блюдами мы не вышли покурить на балкон, а Тома не включила на кухне телевизор.
      – Вы мне всё-таки скажите…, – набрался отваги для главного вопроса маэстро.
      – Виталий! Иди сюда! – срывающимся голосом позвала меня Тамара.
 

 
      – Вон, смотри, – кивнула девушка на экран маленького телевизора. Там шли региональные новости. Впрочем, такой сюжет не был бы проходным и на центральных каналах. Три трупа в гостинице в областном центре. Без признаков насилия. Только и всего – перегрызено горло у каждого ((враньё! аккуратные дырочки на артериях) и полное отсутствие крови. Разыскивается некий Яндыбаев Алик. И даже его фотография. Та самая. С паспорта, что в гостинице остался.
      – Ты? – глухо спросила Тома.
      – Да нет, ты же видишь – не я это.
      – Ты… кровь…? – она явно подавила тошноту.
      – Я не знаю. Я не видел. Я очнулся, когда уже всё… Они хотели…
      – Уходи.
      – Тома, но я…
      – Уходи! Вон в сумке всё твоё шмотьё! Господи, а я ещё с ним целовалась! – девушка рванулась в туалет.
      Когда я выходил, встретился взглядом с маэстро. В огромных чёрных его зрачках плескался ужас. Слышал и видел. И вспомнил. Да, вот такой был у вас в доме " неведомый кудесник"! Да ну вас! Я озлобленно хлопнул дверью и вновь, но теперь уже довольно быстро спустился по лестнице. Как будто я специально! Это я что, ещё и вампирюга какой? нет, чтобы разораться по-человечески, так сразу – "убирайся!".
      Сразу " Я с ним ещё и целовалась"! Подумаешь, подвиг совершила! Нет, это всё, как говорил покойный Бычёк- пыль. Надо разобраться. Надо залечь и разобраться.
      Все остальные дела и делишки – побоку. Вот что… Надо сбыть бусы, смотать куда-нибудь на моря и в спокойной праздной… Праздной? Откуда эти уроды узнали, что я в той гостинице? Или это уже другая шобла? Надо посмотреть номера в мобилах. Что?
      Билет? Какой билет, девушка? На электричку? Только на балет. Штраф? Конечно – конечно. Хватит? И вам счастливого пути. Это я вынырнул из раздумий в электричке.
      Ну, здесь – сразу в аэропорт и дёру, дёру. А то растрясут коридорную и администраторшу… А растрясут же! И тогда могут… ну, не могут, но вероятность есть, что вычислят. Всё. Сбываю бусы – в какую Ниццу. Или, в Испанию.
      Может, какие воспоминания навеет. Человеческие воспоминания! Человеческие! А тот сон, в засаде? Но это сон! Мало ли что? Нет, не отвлекаться, не сейчас. Я обещал бусы когда? Через недельку? Ладно. Заявлюсь сегодня, предупрежу, пусть валюту готовит. Да и вообще с ценой хорошо бы определиться. И со счётом в банке – не наличкой же тягать с собой… И, может, немного с Бычком успокоились? Или дать Чуме им флэшку? В обмен на возможность заглянуть в пристройку и собачке? Стереть там, где про меня, и – пусть ищут. Нет – и пусть связывают. И номера сотовиков – в туже цепочку…
      В общем я гнал от себя самые страшные вопросы. Гнал в аэропорту, любуясь вонзающимися в небо лайнерами, гнал в самолёте, любуясь небом, облаками и стюардессами, гнал вплоть до указанного в визитке адреса картёжника – антиквара.
      Да, фирма солидная. Даже со швейцаром. Только вот название другое. Странно. Ну да ладно. Поспрашаем.
      Насчёт платного интервью щвейцар оказался не против. Да, о такой фирме знает. Но эти ребята приезжают редко. Очень редко. Вообще один толоко раз и на три дня.
      Арендовали офис. Чем занимались, он не знает. Да ему и до лампочки. Что у той вывески стоять, что у этой. Хочешь что узнать поподробнее – милости прошу завтра с утра. Как это откуда он знает? Сегодня после работы вывеску менять-то ему и поручено. Значит, завтра с утра приедут. Да нет, вроде не жируют. Тачки так, средненькие. Персонал? Босс, зам, да секретарша. Ну, ещё пара мордоворотов приходила. Не то телохранители, не то вышибалы какие. Да не за что. тебе спасибо, щедрая душа.
      А ведь странно, правда? Снимал такую громадину на три дня, чтобы продуться в карты? А сейчас опять? А адрес в визитке? И этот пройдоха сможет отвалить мне состояние? Кстати, а сколько вообще-то? Ну, блин, мозги! Раньше не мог поинтересоваться? Я зашёл в ближайшее интернет – кафе, начал поиск. Сенсация была задавненная, но я нашёл. Бусы с серьгами исчезли из хранилища одного из знаменитейших музеев. Уже без малого пятьдесят лет. Да-а, стоимость ещё та. И 25% вознаграждения составляет очень заманчивую сумму. И ещё что-то недосказанное.
      Что – то мрачное, связанное с их похищением. Но только намёками. Типа "кровавого следа". Тогда понятно. По всей вероятности, они попали на более низкий уровень оборота, где об истинной стоимости, как исторической ценности, не знали. Редко, но бывает. Вот, к примеру, этот перстень, да? Выиграл я его в карты. Я меня потом грохнули и этот же перстень – на кон, но в компании попроще. Или вообще фартовый добытчик своей эээ марухе, да? эти бусы подарил. Всяк может быть. А как мой покупатель насчёт надёжности и кредитоспособности? С учётом периодических наскоков в северную столицу? Да-а, слабовато как-то. Неубедительно. Пару рекламок. И те – свежеиспеченные. И адрес только этот, указанный и на визитке.
      Мило. Очень-очень мило. Пустышка? И предназначенная только для меня пустышка.
      Западня. Приволоку бусы, а меня… Нет, но неужели я в их глазах такой недоносок? Так топорно работают! Или просто торопятся? И кто они, в конце концов?
      Ладно, у них ещё двое суток сладких надежд. А мне пока надо вытащить информацию с сотовиков.
      Конституционная тайна телефонных сообщений была оценена в пять тысяч евро.
      Нехило, но сторговались на тех же пяти тысячах, только зелёных. И через два часа в уютной кафэшке состоялся обмен. У меня в руках оказалась пухлая папка с распечатками соединений всех интересующих меня абонентов. И данные об абонентах тоже.
      – А вот здесь, – усмехнулся продажный хранитель телефонных тайн, доставая флэшку, – прослушка и распечатка переговоров некоторых из наших клиентов.
      – Сколько?
      – Два раза по столько. Очень интересная информация и большой риск. Некоторое время кое-кого из них прослушивали некоторые ведомства. Если узнают об утечке…
      Хоть и из столичной базы скачано, но могут докопаться.
      – Но я должен посмотреть.
      – Нет.
      – Тогда – столько же. Всё- таки кот в мешке.
      – Торг здесь неуместен.
      – Ладно.
      Целенькая пачка перекочевала из рук в руки и мы расстались. Вот так. Кто обладает информацией, тот обладает… ну, если не властью, то деньгами – наверняка. Теперь это всё надо изучить и проанализировать. Всё! Еду назад. Здесь мне делать нечего. Или немного пошутить с засадой? Не. Пусть посидят. Я за эти двое суток много чего должен сделать. Пускай не мешают. Поездом не поеду. Долго.
      Опять в аэропорт.
      В столице я вновь направился к Лариске. Не потому, что тянуло, но…
      – Но Ларис, мне надо позаниматься с компом. Я, честное слово, ничего другого…
      Мне просто негде…
      – Как это "негде"?
      – А ты что, не знаешь? У меня мачеха, вот, зимой за подснежниками послала…
      – Ты что городишь?
      – Ну, насчёт двенадцати месяцев, горожу, а про мачеху, что, не слышала?
      – Слышала, но…
      – Отец ей всё отписал. Так что… А в гостиницу… ну, есть некоторые проблемы.
      – Всё с тем же… арестом?
      – Да нет. Но неважно. Так как? Откроешь?
      Вероятно, после того моего визита на двери появилась цепочка. Лариска ещё секунду подумала, потом сняла её.
      – Проходи. Только – до вечера. Я сейчас одна, а если узнает Олежка, что ты… здесь… ему не понравится.
      – Ого! Олежка! Далеко зашло?
      – Угу.
      – Дальше, чем у нас?
      – Угу.
      – Но Лорка, так быстро? Мы же с тобой…
      – Виталик, я тебя умоляю. Ты зачем пришёл?
      – Да, конечно. Но всё таки…
      – Если " всё-таки", то забудь про "мы с тобой". И запомни другое. Женщине надо замуж. За муж! За мужа. Женщине надо рожать растить и воспитывать детей. Всё остальное – производное, направленное только на более успешное выполнение первой функции. Во всяком случае не должно препятствовать ей.
      – Во как! Круто. Это тебе Олежка твой насвистел?
      – Да нет. Сама додумалась. И мама кое-что подсказала. Приходит время, и каждая женщина это сначала чувствует, а потом понимает. Для некоторых оно приходит слишком поздно.
      – Ну, значит тебе повезло. Ещё нарожаешь. Но я не понимаю! Вот я, к примеру, чем не годился для этих… эээ…
      – Всё. Иди к компу. Я же сказала всё это – за мужем. А из тебя какой муж?
      Шлёндра.
      – Но я бы со временем…
      – Всё. Иди занимайся. "Со временем". У меня свадьба через два месяца.
      – Пригласишь?
      – Нет.
      – Но я, всё-таки…
      – Ещё слово – выгоню.
      Вскоре мне стало ясно, с кем я связался. Или – во что вляпался. К драгоценностям тянули щупальца два спрута. Причём для одного, который организовал приманку, всё- это так, эпизод, одно из направлений. Для другого, ярким представителем которого был Алик, – одно из основных средств становления. Новый клон. Из крысиных королей. Судя по прослушке, первыми, ну, скажем, авторитетами, лениво интересуются органы. Так, из чистого альтруизма. Типа: "Что там ребятушки поделывают?" У вторых… у вторых был очень интересный звонок. Пересечение с первыми. Нет, не Алик. Эльвира. Вот тебе и простушка. Надо всё же её отыскать.
      Надо? Надо сдать бусы, получить свою законную долю и лечь на дно. Когда узнают, что ценности возвращены – успокоятся. Может, подумают о мести, а может, и нет. В конце концов я у них ничего не крал. Или скинуть их этим… авторитетам. Пусть потом дальше грызутся. А мне некогда. Свои проблемы. Свои… Я вспомнил код Тамариного компа, прокрался, вновь открыл страшные фоторгафии. Вырубил. Подошёл к зеркалу, долго рассматривал своё отражение. Скинул рубашку, брюки. Повернулся так и этак. Ну, человек, как человек. Человек же! Мистификация? Тамарка? Зачем?
      И потом, я же помню кое-что. И вот эти отметины. Слишком быстро заживает. Или, вот мизинец. Его же отрезали, да? Но вот он. А лапу трёхпалую помнишь? Нет, раздвоение, даже, если кое- что другое припомнить – растроение личности, это симптомчик. Я всё же сошёл с ума.
      – Ты с ума сошёл! – ворвалась в комнату Тамара. – Долго думал? Придёт Олег, что скажет?
      – Знаешь, мне как-то глубоко до…гм… мне всё равно, что он скажет.
      – Мне, мне не всё равно, что он скажет, и что подумает! Господи… А это у тебя откуда? Когда? – она показала на два довольно ещё заметных шрама, – быстро заживающие следы Тамариного ножа на животе. – И вот, – она озабоченно провела пальчиком по шраму напротив сердца.
      А! – отмахнулся я. – Одна взбаломошная малолетка искала, где во мне смерть прячется.
      – Но… но раньше у тебя ничего такого не было!
      – Раньше и у тебя много чего не было, – я вдруг притянул её к себе. Девушка напряглась, явно собираясь оказать активное сопротивление, потом передумала, расслабилась, осталась в моих объятиях.
      – У тебя этого не было, – прошептала она. – Я ведь тебя… знаю… видела…
      Потом я курил в кресле, а Тамара лежала на той самой шкуре белого медведя, прикрывшись когда-то подаренным мною халатиком.
      – Придёт Олег, что скажет? – повторил я заданный ею вопрос.
      – Мне это глубоко до…гм… всё равно, – повторила она мой ответ. И потом, он не придёт сегодня. И завтра – тоже. Дела служебные. Переводят на электронные носители книги из институтского фонда. Срочно и сверхсрочно. Круглосуточно.
      – Значит, ты волну гнала?
      – Немного. Я боялась… этого. Я… я не хотела этого! Но вот видишь… Судьба.
      Я всё таки… я всё таки люблю тебя. И… и всё это должно было… именно с тобой.
      Он вскочила, подбежала к креслу, устроилась у меня на коленях, заглянула в глаза.
      – Теперь ты меня простишь?
      – За что?
      – За всё. Я ведь… с… Олегом уже… месяц назад заявление подала, – выдавила она.
      – Ну, с учётом, что испытательный срок три месяца, я и так догадался.
      – Ты тогда… И вот это тоже…,- она вновь провела пальцем по шраму. – А я в это время… подло да?
      – Конечно, могли бы и потерпеть.
      – Нет! Я просто знала. Если ты вернёшься, то я просто…ну, просто не смогу с Олегом… я же люблю тебя, люблю! Давай сейчас его наберём и скажем, что…
      – Лорка, подожди. Ты послушай…
      – Я ему просто скажу, чтобы забыл – и всё. И никаких объяснений.
      – Я же прошу, послушай.
      – Да, милый?
      Ну вот, "милый". Это сейчас "милый", а ночью этого миляга припадёт к этой шейке и высосет всю кровь. Да нет. Ерунда. Там – точно не я.
      – Ну, я слушаю.
      – Я сейчас в такую историю вляпался… Между молотом и наковальней.
      – Это с тем арестом?
      – Да нет. Это – две банды за одной цацкой гоняются. А цацка – у меня.
      – И за это тебя – вот так.
      – Да нет. Это – действительно малолетка. Она подумала, что я драк и угробил её маму.
      – Какой ещё драк?
      – Ну, дракон. Оборотень.
      – Виталий, ты что городишь? Это на тебя так секс действует?
      – Ай, не шути. При чём здесь секс? Никакого секса не было. И быть не могло. Она сразу ножом в живот. Дважды. А потом – вот сюда. Но знаешь… Что-то есть. Не могу объяснить. Но пару раз чувствовал…
      – Да, что-то драконье в тебе действительно есть. Я тоже почувствовала. Иди ко мне, дракон. Потом разберёмся вместе.
      "Потом разбираться вместе" не пришлось. Лариска, крепко меня обняв, шептала, что она счастлива, что всё стало на свои места, что она любила и любит одного меня, что всю жизнь бы мучилась с нелюбимым человеком, что просо затмение какое-то было, что… она, улыбаясь, уснула на полуслове. Я очень осторожно выскользнул из восхитительных объятий, пошёл на кухоньку, закурил, привычно стряхивая пепел в маленькую сувенирную пепельницу в виде старинной галоши. В ней сейчас лежал одинокий окурок какой-то дешёвки, и по сердцу сквозанула ревность. Другой вот так же сидел и курил здесь, вот на этом самом месте. " На этом самом". Эту квартирку в своё время купили Лариске, но зарегистрировали не её бабушку её же старики. Меня они на дух не переносили и на новость о нашей планируемой свадьбе сообщили, что, увы, бабуленция совсем слабенькая, и её перевезут сюда. Так что… сам, Виталий, понимаешь, жить вам здесь не придётся. Интересно, а этому Олегу они как, тоже про старушку намекнули? Или они будут жить здесь, готовить на нашей плите, валяться на нашей шкуре белого медведя, вечерами в обнимку выходить на балкон, а когда Лариса уснёт, этот препод будет, вот так, развалившись, покуривать и попивать пивко из холодильника? Благо, кухня маленькая, далеко тянуться не надо. Вот так ррраз! Да ты глянь! И пиво на месте! То есть удобства он оценил. погодь, он ещё не всё оценил, ещё многое впереди. Но постой. Нет, не пиво постой открывать. В мыслях постой. Почему такое эээ сослагательное наклонение. "Будет", "оценит". Лорка же сказала, что с ним порвёт. И… что? Мы поженимся? Хм… А почему нет?
 

 
      Двенадцать ступенек узкой винтовой лестницы заканчивались массивной, словно от несгораемого шкафа, металлической дверью, сейчас приоткрытой. Меня уже ждали.
      Два шкафа, только живых стали по бокам, один задышал сзади в затылок, ещё один быстро и профессионально обыскал.
      – Чисто.
      – Милости просим. Присаживайтесь.
      Я присел и осмотрелся. Какой-то подпольный ночной клуб? Довольно обширное помещение. Освещено сейчас тускло. Но судя по количеству выключенных ламп, здесь может быть и довольно светло. Классический игорный притончик. Стол с рулеткой.
      Вон там – игорные столики. Бар, за стойкой которого я сейчас устроился. С той стороны – бугай в прикиде бармена. Интересно, а сдачу он даёт? Судя по всему до десяти он считает с трудом. Рядом, возле меня устроились встретившие меня мордовороты.
      – Одну минуту. Мы полюбопытствуем. И вам полезно.
      Все они таращились на монитор, где злые, явно уставшие от ночной смены менты выслушивали бармена в верхнего этажа.
      – Ушёл. Через чёрный ход ушёл. Вон, через кухню. Этот? Да нет, этот с полуночи.
      Уже сюда пришёл никакой. А что делать? Вас вызывать? Других дел у вас нет?
      Двое из наряда подошли к столику, подняли за длинные волосы спящего.
      – Этот?
      – Да нет, – появился в кадре таксист. – Тот поаккуратнее был. Не такой патлатый.
      И вообще – не он.
      – Что-то ты темнишь, мужик, – отпустил голову пьяницы старлей.
      – Да нет… Я же…
      – То сигнал тревоги подаёшь, то якобы во Внуково везешь, то здесь оставил.
      – Да оставил же! Вот, он же подтверждает!
      – Ну, смотри. А этого – забираем. Что-то не нравится он мне.
      – Я же говорю, он…
      – Закрываемся. Едешь с нами. Торговля спиртным в не установленное время.
      – Но… но он же пришёл уже таким. То есть, здесь его только развезло. У меня не пил! У меня всё под замком и опечатано! Всё задокументировано! Пойдёмте, покажу!
      Осветился монитор соседней комнатки – явно складской со спиртными напитками.
      – Ну, и где же документы? – всё также хмуро поинтересовался старлей.
      – Вот! – со смешком протянул несколько купюр лукавый бармен.
      – А им? Им что я скажу? – кивнул мент в сторону оставшихся.
      – Вот это, – со вздохом протянул взяткодатель ещё одну, по-моему, мою, купюру.
      – Ладно. Самопал? – продолжая хмурится, поинтересовался страж порядка, кивая на ящик с коньяком.
      – Да нет же! Настоящий. Вот, возьмите. Убедитесь.
      – Каждому.
      – Понял! – уже складывал в пакет три бутылки коньяка бармен.
      – Ладно. Порядок, – процедил сквозь зубы старлей.
      – И просьбишка у меня… Не говорите, что этого пьяницу вы из нашего бара.
      Плохая реклама. У нас самые лучшая кухня, натуральные вина… кстати возьмите, чисто символически, оцените, – он быстро упаковал ещё один пакет с вином. – А тут такое…
      – Сделаем. Пошли.
      Наряд выволок пьяницу, разрешили таксисту быть свободным, и верхний бар опустел.
      Сидевшие рядом со мной зрители смотрели на всё это с брезгливыми улыбками, как, наверное, смотрят взрослые мужики на порнуху. И интересно и гадко.
      – Поделится? – поинтересовался здешний бармен у своих сотоварищей.
      – И к бабке не ходи. Они всё видели и всё поняли. Чтобы повязать – непременно поделится. Так что Санину "просьбишку" уважат.
      – Ну вот… сэр. Чего желаете? – обратился бармен ко мне.
      – Вообще-то я желал только посидеть часок и заказал кофе с коньяком.
      – Всё это сейчас устроим. А менты чего от вас хотели, если не секрет?
      – Таксист не хотел везти. Немного попугал. А он, оказывается…
      – Да-а, водилы теперь ох, какие пугливые стали. Вот, пожалуйста, – он пододвинул мне рюмку коньяку. – А кофе чуть попозже.
      – Вообще-то мне на самолёт…
      – За штурвал? Ну, а в других случаях рюмашка коньяку перед полётом не повредит.
      Наверное, он был прав. Насчёт "перед полётом". А здесь повредила. Я ещё успел увидеть, как верхний бармен Саня опустил железную штору на двери бара, обменяться фразами насчёт его ловкости, а когда тот вошёл к нам, всё поплыло, поплыло у меня перед глазами.
      Очнувшись, я, прежде всего, увидел склонившуюся надо мной улыбающуюся физиономию… врача? Да, наверняка. В белом халате и белом как он у них? Ну, колпак такой.
      – Замечательно, молодой человек! С добрым утром!
      – Спасибо, и вам того же. Где я?
      – Вы только не волнуйтесь. Всё объясню.
      – А это ещё что? – я с изумлением почувствовал, что прикован к кровати руками и ногами. – Я что… буйствовал? Или… ещё что?
      – А вы… вы раньше за собой… наблюдали что-нибудь такое? – явно забеспокоился врач.
      – Но если… это же не просто так? Да где я, чёрт возьми?
      – Не волнуётесь, всё будет очень хорошо. Вот, покушаете, и мы с вами побеседуем.
      Валерий Леонидович меня зовут. А вас как величать?
      – Виталий…Леонидович.
      – С высоты моих лет позволительно к вам обращаться просто Виталий?
      – Да, конечно.
      – Вот и славно. Спасибо огромное. После завтрака побеседуем.
      Завтрак принёс мрачный санитар. Он отстегнул наручники с ног и правой руки. Зато левая была пристёгнута к наглухо вмурованной в стену массивной стальной скобе. Я смог сесть, а когда рядом подкатили столик с варёными яйцами, овсянкой, батоном и чаем, понял, что здорово проголодался.
      – Какое сегодня число? – поинтересовался я у санитара.
      – Все вопросы – к доку.
      – Даже такие?
      – Все.
      Я внимательно рассмотрел собеседника и ещё больше начал подозревать, что нахожусь в дурдоме. Такая здоровенное мрачная горилла в сочетании с наручниками и ласковым доктором! Классика. Я ел, рассматривая лежащего рядом соседа. Тот тоже явно проснулся, но лежал молча, глядя в потолок. А куда ещё глядеть, пристёгнутому? Ну, голову хотя бы повернуть.
      – Эй, сосед, доброе утро. Как дела?
      Тот вздрогнул, но промолчал.
      – Все вопросы к доктору, – повторила горилла.
      – Но я и не спрашивал в принципе. Так, для разговора.
      – Без разговоров.
      – Ещё чего! Что за новости?
      – Все вопросы к доктору. Ложитесь пока.
      – Послушайте, но это же…
      Сильнейший удар в челюсть валит меня на койку и затем щёлкают наручники. Ну, не хрена себе, порядочки! Куда это я попал?
      – Доктора мне!
      – Скоро придёт.
      – Немедленно!
      – Будешь орать, заклею рот.
      А что, запросто заклеит. Ладно. Запомним.
      Сосед не вставал, и кормили его из каких-то тюбиков. Потом отстегнули от кольца и кровати, перетянули на качалку и увезли. Смотреть было трудно – только голова поворачивалась. Только и заметил, что перебинтован сосед на уровне живота и сукровицу сквозь бинты на правом боку. Аппендицит, что ли? Нет, это же бред какой-то! С аппендиксом и к стене приковывать? Или во время операции сел на белого коня? Бывает же и такое. Нет, а я? Нет, ерунда. А обхождение, а?
      – Говорят, вы меня требовали? – вновь появился улыбающийся док.
      – Да… Виталий Леонидович. Где я и что это у вас за порядки?
      – Вы вот об этом? – поинтересовался он, притрагиваясь к моему заплывшему глазу.
      – И об этом тоже.
      – Да, порядки здесь строгие. Даже жёсткие, я бы сказал. Но вы скоро всё узнаете, и убедитесь, что так надо. Так просто необходимо. Обещаю, убедитесь. А пока, давайте кое-что уточним в вашей истории болезни. Вот вы говорили, что раньше буйствовали…
      Его явно насторожило моё предположение. Да пошёл он!
      – Ничего такого я не говорил. А подумал так потому, что вот, прикованный. А кого вот так? Только буйных.
      – Логика железная. Вы, кстати, где работаете?
      – Временно безработный.
      – Мг, мг. Сейчас таких временных много. А чем на жизнь эээ перебиваетесь?
      – Небольшое тётушкино наследство. Наверное видели. В кейсе.
      – По-моему, никакого кейса не было. Сообщу администрации. Чем в детстве болели?
      – Да… ничем, пожалуй.
      – Ничем-ничем?
      – Да нет же! А в чём дело?
      – То есть вы можете утверждать, что абсолютно здоровы?
      – Но док, я ничего не утверждаю. В чём дело-то?
      – У вас очень редкая группа крови и изумительный ДНК – анализ.
      – Я рад, но это не основание держать меня в кандалах.
      – Да нет же, вы не понимаете, Виталий. Вы просто эээ спаситель для многих неизвестных вам людей.
      – Конкретнее, док.
      – Ваши органы абсолютно здоровы, мы протестировали за ваше эээ беспамятство.
      Шрамики только поверхностные. Не то, что вот у этого, соседа вашего – только почки и… да и то, чистить пришлось. А у вас, кроме того, должна быть исключительная совместимость.
      – Это что, на донорство намекаете? Так я против. Убеждён, что природа мне ничего лишнего не отмерила. Так что, давайте на этом закончим.
      – Давайте. Со мной вы закончите, с вами закончат другие. И не обижайтесь. Ничего личного. И не дёргайтесь так, не дёргайтесь. Себе дороже.
      – Ублюдок!
      – Я бы не советовал. Всё- таки, я решаю, в какой последовательности эээ получать донорские органы. Знаете, на вас мы сможем попробовать даже пересадку глаз.
      Побудете в темноте.
      – Старая сволочь!
      – Потом только одну почку. Они у вас замечательные и вторая справится одна.
      Недолго ведь.
      – Ты садюга? Тебя в юности опустили, и ты до сих пор злобствуешь?
      – О! Подсказали. Есть желающие и на детородные органы. Это, конечно, только в порядке эксперимента, но… А потом эвакуируем и вторую почку.
      – Старая опущенная скотина!
      – Нет! До этого мы ещё снимем лицо. Найдутся желающие. А сердце здоровое, выдержит. И только потом – всё остальное. Да, забыл сказать. Для спокойствия мы у самых эээ беспокойных ещё можем ампутировать руки и ноги. Для экспериментов.
      Так что, лучше быть повежливее.
      Я плюнул и удачно попал. "Старая скотина" оказалась в этом отношении очень брезглив и помчался из моей палаты, давясь рвотой. Правда, долго торжествовать мне не пришлось. Его место занял тот самый санитар. Вот уж точно, садюга так садюга. Так бить лежачего, та ещё прикованного! И хотя не в жизненно-важные органы, но в самые болезненные места! Он явно ждал крика, потому, что добившись этого, радостно заухмылялся. Правда, экзекуцию не прекратил. Рано или поздно это должно было случится и я вновь провалился в беспамятство.
      А теперь это уже была не палата, а какая-та чёрная дыра. Ну, не совсем чёрная, я продолжал видеть в темноте. Сосредоточился. Так. Не один. Койки справа и слева.
      Подёргался. Прикован, но теперь только за правую руку. Сел. Всмотрелся.
      – Ты кто? – светлеющему пятну на соседней кровати.
      – Уже почти никто, – тоскливый мужской голос.
      – Ну почему же? В нас ещё много чего, – это сосед, нет, соседка справа.
      – Люди, я не пойму, это что, не сон?
      – Не поймешь? Это тебя здорово траванули, а? Тоже в барчике?
      – Угу.
      – Тоже, когда никого не было?
      – Угу. Нет, наверху милиция была, а меня там, в подвальном спрятали. Потом рюмка коньяка – и…
      – Нет. Меня сразу за столиком. Утром кофе зашёл попить.
      – А я – вообще съесть мороженого. Ночь выпускной гуляли, возвращалась, а там вывеска "нон стоп".
      – Выпускной? Это соседка, тебе…
      – Да… Было.
      – Как это " было"?
      – Ты что не понял, дядя? Для нас всё окончилось! Всё "было"! Я их просила, я их умоляла, а они…, – девушка страшно, с воем разрыдалась.
      – Ну ничего, ничего пока, Свет, у тебя ещё только…, – пытался успокоить её мой сосед. По голосу, этакий добродушный здоровяк. Понесло же его на эту утреннюю чашечку кофе! Да, и там за столом, значит, не пьяный лежал? Это я на самом деле кого-то спас своим появлением.
      – Надо надеяться. Может, ещё спасут. А с одной почкой люди живут запросто, – продолжал тот успокаивать девушку.
      – А кто здесь ещё? Сколько нас? Что – то не вижу в темноте.
      – В темноте? Да у тебя повязка на глазах. Господи, Господи, господи помилуй, – в ужасе зашептала Света. – они что, и… и…
      – Да нет! Я же вижу! Вот, сделай что-нибудь. Ага, рукой помахал, да? Темно только.
      – Фффу-у-у. я тоже сначала подумал, что тебе "того". Михаил меня зовут. Там – Светка. А в дальнем углу – Костик. Но он уже… Сегодня наверняка повезут за последним. Потом уже я. Или Светка. Это уж, что понадобится и кому.
      – Ты так просто рассказываешь.
      – А! Кричал, рвался, а чего добился. Вот, теперь на обрубках. Да, я же говорил.
      Пришли за Костиком.
      Какое-то мелькание белых пятен. Нет, ну действительно, много ли увидишь через бинты? Свободной рукой я потрогал повязку. Вроде бы и не больно. Но пусто.
      Мягенько. Вата? А глаза… Нет! Да нет же, нет! Не может быть! Я же только что, нет, я же и сейчас вижу. Или это…эти… фантомы?
      Я так мучительно застонал, что соседи поняли.
      – Ты это… ты не огорчайся так. Жить-то и без глаз можно. И многие живут, – утешал меня Михаил. – Да и чего там. Пожили немного, а? Вон девчонке то похуже.
      Дитё ещё совсем.
      Это замечание натолкнуло меня на одну мысль.
      – А дети? Вообще- дети здесь были?
      – Нет. При мне – нет. Свет, а при тебе?
      – Что, Светлана раньше тебя здесь?
      – Не знаю. Просто мы раньше в разных палатах были.
      – Здесь что, их несколько? – ужаснулся я.
      – По крайней мере, есть мужская и женская. А здесь уже – все вместе, здесь уже считается всё равно.
      – Светлана, с тобой ещё кто был?
      – Женщина одна была. Но она… у неё они… А больше – не знаю. Но детей не было. Не может быть, чтобы они – и детей…
      – Ну почему же? СС, к примеру в детских лагерях забирали кровь для своих бонз.
      Вон, почти до сотни дожили, которых не повесили, – сообщил Михаил. – Знаете, – добавил он после паузы. – Только одно утешает. Кому-то мы продлим жизнь.
      – Да ну тебя с таким утешением! Я жить хочу! Жить! Сама! Человеком, а не почкой!
      Господи… А… А зачем меня фотографировали, а?
      – Как? В смысле: "что"?
      – Что? Лицо! Боже мой… Да, я слышала. Я читала… Нет!
      – Ну, успокойся, может, и не подошло. И потом, ты – красавица. Личико запоминающееся. Опознают – скандал будет. Думаю, на это не пойдут, – попытался успокоить девушку наш собрат по несчастью. Но та глухо, видимо, уткнувшись в подушку, выла.
      – Сволочи, сволочи, сволочи! – пытался я освободить руку.
      – Здесь видеонаблюдение, Виталий. Будешь дёргаться, останешься, как я, для начала без ноги. Это они мигом.
      – Я хочу в туалет!
      – Утка под кроватью.
      – Но я хочу в туалет!
      – Виталий, перестаньте, умоляю, – вмешалась Светлана. Я не смогу видеть ещё одного… одного…
      И опять движение.
      – Но сегодня же… сегодня уже… Нет! Нет! – закричал и завозился Михаил.
      Пришедшие за ним были молчаливы. Оно и понятно. Не спорят же, к примеру с возражающей курицей или поросёнком.
      – Может, сегодня и мы все. Предыдущий говорил, что когда появляется окно, или несколько заказов, они – всех на части… – всхлипнула Светлана.
      – Света, быстренько всё, что знаешь. Нет! ты там крепко… пристёгнута? Попробуй дотянуться до меня! Надо же что-то делать! Или я к тебе… У тебя какая заколка есть? Попробуй расстегнуть!
      Я поднялся и на всю длину руки, выворачивая плечо потянулся на розовый сейчас силуэт. Я всё же что-то видел. Но задумываться над этим было некогда. Тёплая маленькая ладошка тронула мою руку, потянула вниз и я ощутил прикосновение тёплых нежных губ.
      – Ничего не будет. Я ничего не могу сделать. Ты что, не понял? Мне… у меня неделю назад отняли почку. Я ещё вставать не могу. И уже никогда не смогу. Всё кончено. И я чувствую, сейчас придут. И будет что-то страшное. Страшнее, чем было. Чем есть… Постой просто так, – прижала она мою руку к своей щеке. – Знаешь, у меня никого не было. Даже вот так – не было. Думала – не время. Так много всего интересного вокруг было, так много хотелось успеть. Такие планы были!
      А парни, они какие-то… чуть что – сразу секс…
      Я повернулся на звук. Видимо, эти фигуры считали меня слепым, потому, как просто толканули меня в сторону моей койки и склонились над девушкой. Свободной рукой я достал двоих. Третий увернулся и скрылся за дверью. Ну, ничего. Я склонился над одним из лежащих.
      – Кто это? – спросил я у Светланы.
      – Наверное, санитар. Они постоянно приходят за нами и отвозят… туда.
      – А второй?
      – Тоже. Зря ты это всё, Виталь. Они всё равно… Только тебе муку придумают.
      – Помучимся. Командуй, где карманы.
      Увы, в карманах ничего подходящего для отпирания наручников не было. Я кинулся ко второму, но уже стали слышны быстрые шаги многих ног. Подтянув к кровати одного из всё ещё бесчувственных санитаров, я схватил его свободной рукой за горло.
      – Войдёте – задушу.
      Или не поверили, или всё равно им было, но вошли. И навалились на меня, и скрутили в момент чьи-то здоровенные руки, и вновь заковали по полной программе.
      – Теперь везём обоих.
      Это голос старого садюги Валерия Леонидовича.
      – Я говорил вам, Виталий, что порядки здесь жёсткие, но послушание для вашей же пользы. Не поверили. Ладно. Вы нам ещё очень нужны, поэтому проведём сеанс эээ воспитательной хирургии. и ещё поприсутствуете на очень редкой пока операции.
      Подтверждён заказ вот на эту симпатичную мордочку.
      – Нет! Леонидович, миленький, нет! Только не это! Как же я…
      – Мне тоже очень жаль, Светик, но ничего личного. И… мне жаль обоих, но ту девушку жальче. Ей в лицо парень один кислотой… когда узнал кое-что А она своей мордашкой только и зарабатывала. Звезда. Ну, пока только в порнофильмах, но с твоей мордашкой…
      – Леонидович, умоляю! может у вас тоже есть дочь?
      – Откуда у него дочь? мужики не рожают, даже если и ведут женский образ жизни! – встрял я.
      – За это, Светик, придётся операцию проводить без наркоза.
      – Ты не сделаешь, этого, скотина! Слышишь? Ты не сделаешь этого!
      – Услышишь, Виталя, услышишь.
      Светлана тихонько плакала и пока нас везли на качалках по недлинному коридору, и когда мы оказались в ярко освещённом, это я тоже различил сквозь бинты, помещении. Конечно же, в операционной. Когда девушку переложили на операционный стол, когда привязывали, она уже только всхлипывала. А я оцепенел, прислушиваясь к каждому шагу, каждому шороху.
      – Вам, Виталий, как нарушителю, мы сейчас отнимем одну ножку. Только по колено, да? Чтобы больше такие безобразия не повторялись. Нам же ещё сотрудничать и сотрудничать. А потом уже возьмёмся за главное.
      Надо мной склонилась другая фигура.
      – Он очень даже ничего, – произнёс гортанный женский голос.
      – Да, имплантантов будет много. Думаю, что…
      – Я говорю, что он очень даже ничего. Ты мне оставишь его на ночь.
      – Ты опять за своё, Ната?
      – Не за твоё же.
      – Но он должен быть наказан!
      – Я его сама накажу.
      – Он буйный.
      – Я его расковывать не буду. А ногу отнимешь завтра. А сегодня он мне нужен целенький.
      – Никак не угомонишься. Ни одного не пропустишь.
      – Да нет же. Только вот таких.
      – Но это…
      – Всё. Он мне нужен на одну ночь.
      – Ну вот, Виталя. Твоё счастье. Наталья ангажирует тебя на этот вечер. Тогда возьмёмся за твою соседку… Вот мы её уложили, зафиксировали. Сейчас надо хорошенечко помыть руки. Сестра пока подготовит инструмент, – комментировал для меня страшный хирург. – Знаете, – продолжал он откуда-то из-за шума воды, без наркоза оно даже здоровее. Ну, покричит Светик немножко, а потом всё равно же потеряет сознание. Мы, врачи к крикам привыкшие. А вы? Ладно, приступим, – сообщил он, не дождавшись ответа.
 

 
      Пронзительный крик боли и ужаса взорвал меня изнутри. Чего греха таить, я очень надеялся на проявление этих, мягко говоря "странностей" моего существа и уже начал, было, отчаиваться. Ведь позволило оно почему-то вылущить этим уродам у меня глаза? Или оно действует только, когда надо других защищать? Но когда тома меня ножом… ладно, потом, потом, потом. А сейчас я отмахнулся от бросившейся на меня медсестры. Ну и мадам! Но и наблюдения – тоже потом. На столе истекала кровью девушка с глубокими надрезами под нижней челюстью. Он что снизу вверх собирался лицо снимать? Ну, кровь остановить – не проблема. Соленоватая… А в глазах девушки – новый ужас. Ну что ты, милая? Видела, как собака рану вылизывает? Вот так. Вот и всё. Нет, не всё. Для: "всего" нужны силы. Как говорил отец:" Без этого ты никогда не станешь взрослым"? У нас другое понятие о взрослении. Совсем другое. Я шагнул к теряющему сознание доку. Нет! Для него это слишком просто. Где там меня возлюбившая? Моя спасительница? А то лежал бы без ноги сейчас. Иди сюда милая. Ты хотела моих ласк? А вот я тебя сейчас и поцелую.
      В шейку. Какой богатырский экземпляр! Под два метра. Да-а, ночь с такой – тоже ещё то испытание. Давай-давай, подёргайся. Сердце бьётся побыстрее, пульс почаще. …Второй раз "дичь" приманивал уже отец. Он сидел, на этот раз у пруда, и тихонько плакал.
      – Что ты девонька? Ты чего плачешь? И так поздно… одна?
      – Потерялась. Вот шла, шла… и пришла, – мастерски обыгрывал детскую непосредственность отец.
      – Ну, я тебя провожу домой. Пойдём!
      – Нет, дяденька. Я здесь посижу. Я вот, маме позвонила, она сказала, что скоро будет.
      – Мама? – заухмылялся незнакомец. – Ну-ну. Тогда я тоже посижу. Подождём маму, да?
      – Хорошо.
      – Вот и здорово – присел возле мнимой девочки мужик. – А сколько твоёй мамочке лет?
      – Она уже взрослая. Ей аж двадцать пять!
      – Да, взрослая. А тебе?
      – Скоро восемь, а пока – пять.
      Ну, это папаня переиграл. Это – старая-старая шутка. Но дичь вроде не насторожилась. Ладно, мой выход.
      – Наташка. Ты здесь? Слава богу! Я уже… ты где пропала? Почему не звонила? Я уже… здравствуйте!
      – Здравствуйте.
      Гадкий взгляд, гадкая улыбка.
      – Я вот смотрю – ребёнок один. Дай, думаю, побуду с ним. Мало ли что…
      – Спасибо вам большое.
      – Да не за что. А вообще поосторожнее надо быть. Вы же знаете, что здесь порой происходит?
      – Вообще-то мы первый раз здесь… Но всё равно спасибо. Пошли, Светик, – беру я за руку маленькую девочку и беспечно поворачиваюсь спиной к мужчине. Удар по затылку. Падаю. Куда-то волочёт. Ага, к дереву. Привязывает стоя. Ясно. "Девочку" – напротив. Заклеивает рот. Ощупывает. Предвкушает. Мерзкая тварь. Делаю вид, что прихожу в себя.
      – Вот так, милочка. Я же говорю, – здесь порой страшные вещи происходят. И для молодых мам и для маленьких девочек… Значит, не слыхали? Так вот, объявился здесь маньяк. Насилующий малолетних девочек. Уже страшно, правда? Да вы не бойтесь, не бойтесь. Я не такой уж и злобный. Я просто одинокий. И вот, некрасивый. Не то, чтобы не красивый, но не привлекательный. И не то, чтобы не привлекательный, а просто всем самкам двухметровых тупых самцов подавай. А любви-то хотят все. Ну, если не любви, то хотя бы какого-то внимания… Ладно, к делу.
      Будешь со мной поласковее, ребёнка не трону. Ты уж так постарайся, чтобы на ребёнка уже не сил не желания… Да многого я и не хочу… Ты понимаешь, о чём я? Я сейчас отклею твой восхитительный ротик. Но если вместо нежностей начнёшь кричать… Я тогда… я всё равно успею, – он начал срывать одежду с малышки.
      Отец играл мастерски – огромные испуганные глаза ребёнка, тоже заклеенный ротик и такая несчастная слезинка. И бледненькое беззащитное тельце.
      – Всё поняла, милашка? Ну и отлично.
      Засопев, он начал раздеваться. Я дождался. А потом бросился на мерзавца. Уже в своей ипостаси. И на этот раз я радуюсь, когда чувствую, как трепыхается в ужасе, а потом – в конвульсиях тело маньяка.
      Потом мы долго лежим на дне пруда и отец делится многими, запретными для меня ранее мыслями. А я ощущаю прилив новых неведомых мне ранее сил и возможностей.
      Как вот сейчас, в этой операционной. … А сзади, потеряв-таки сознание, съезжает по стене Валерий Леонидович. Какое у меня зрение сейчас! Считай на все 360! Ну вот. А теперь… да не бойся ты, девочка, не бойся. Теперь в-о-о-от так. Не больно ведь, правда? И вооот тааак.
      Ты не смотри, что лапы вот такие, ты смотри, что они делают. И полежи, полежи спокойно, мне надо сосредоточиться. А ведь не знаю, как это у нас… там, со стариками Тамары я непроизвольно. А сейчас это должно быть… Ну, вроде бы вот так… Кто я? Молчи, не отвлекайся, потом. Что я с тобой делаю? Уже скоро.
      Совсем скоро. Во-о-от та-а-ак. Теперь слушай. На новую почку надо дня три. И поэтому – три дня покоя. Я сейчас тебя отсюда вытащу. Доберёшься до дома сама. В остальном ты здорова. Но дома за это время никому и ничего. В еде и жидкости пока себя ограничь. Пусть новая втягивается в работу помаленьку. К врачам – тоже самое, через дня три. Но это – для проформы. И сама убедишься и стариков успокоишь. А пока – доверься мне. Хорошо?
      Я вбивал эти мысли в голову Светланы, но не слышал ответного отклика. Или она сбилась с волны, или я. Но вот она кивнула головой. Ну, слава Богу! Надо спешить.
      Больше всего я боялся, что вот эта моя сущность вот сейчас опять куда-то свернётся, и мы останемся здесь такие же, как и были… только уже без санитарки.
      В момент разорвав путы у Светланы, я схватил её на руки и ногой выбил дверь.
      Может, уже и не вернусь? Ну, тогда получи, сволочь ещё раз – и я вновь плюнул в лежащего без сознания изувера. И этой зелёной слюны у меня хватило на всех – санитаров, в том числе и того садюгу, каких-то врачей, выбегающих на крики, и, наконец, охранников, выскочивших уже в самом конце коридора. Эти даже стрелять надумались. И дважды даже попали. Выдержка всё-таки! Достойная уважения и лёгкой смерти. Выбив ногой ещё две внутренних двери, я попал на ведущую вверх лестницу и какими-то кенгуриными прыжками рванулся вверх. Этот подъём тянулся долго, а пулевые ранения в голову и грудь требовали покоя или… да, опять того же.
      Проломав, наконец, железную наружную дверь, мы оказались на свежем воздухе. Я почему-то думал, что всё это происходит в том самом подполье. Оказалось, что нет.
      Вокруг шумел лес. Проржавленная колючая проволока по периметру небольшого участка. Там, откуда мы вышли – небольшой такой холмик с железными дверями.
      Похоже на заброшенную военную точку. Ну, не такую уж и заброшенную. Вон, вертолёт, вон вышка с прожектором, уже нас осветила, а вон и ребятушки с автоматами. Далековато, ещё, пожалуй. Ну и хорошо. Вперёд! Была ночь и, разорвав проволоку, я скрылся в темноте. Теперь не найдут. С собаками? Я вспомнил поведение Аьбы и фыркнул. Но силы уходили. Мне удалось уйти довольно далеко, пока я в очередной раз не отключился.
      Когда я пришёл в себя, был, вероятно, день. Нет, наверняка – день. Но я его не видел. В смысле света. Сплошной розовый фон. И головная боль, раскалывающая череп. Пощупал глаза. Нету. Пустые глазницы. Всё нормально, нигде не кровоточит, но – нету! Теперь надо разобраться, на какой фазе кончился бред, и какая теперь явь?
      – Очнулся? – голос Светланы. Та-ак. Значит, девушка – не бред. Может, мы после операций. Схватился за ноги. Целы. А как она?
      – Ты…как?
      – Хорошо.
      – Хорошо… это как? Только честно.
      – Ну, как ты и говорил. Только вот, домой одна никак из этого леса.
      – Значит, не бред?
      – Нет. Хотя… хотя я ничего не понимаю. Ты… ты кто всё- таки?
      – Но ты же видишь? Слепой калека.
      – Ты знаешь о чём я.
      – Ах, о вчерашнем? Это я… чтобы напугать… ну, есть у меня способности к массовому гипнозу. Вот я и внушил всем, что я такой вот эээ драконище. Страшный, правда?
      – Угу.
      – Мерзкий, да?
      – Угу.
      – Вонючий такой, да?
      – Угу. Ты перестарался даже. Когда ты своим зелёным слюнявым языком меня по лицу, меня при всём при том чуть не вырвало.
      – Но боль прошла?
      – Да и зажило всё почти мгновенно.
      – Вот видишь…
      – Вижу. Ты скажи лучше – меня ты мигом, а вот сам? И глаза и эти, вчерашние… ты знаешь, они на тебе и остались, хотя и затянулись уже. Но это всё уже гипнозом каким не объяснишь! – спохватилась девушка.
      – Не объяснишь, – согласился я. – Но не до этого сейчас. Давай думать, что делать будем?
      – Ну, я не знаю. Ещё и не думала. Знаешь, когда ты меня в лес уволок, я, наверное, в полуобмороке от всего этого была. Или вообще в обмороке. А когда солнце взошло, просто обезумела от радости. Ведь всё уже было, всё! А тут! Я и кричала, и визжала, и прыгала!
      – А это зря, совсем зря.
      – Ты думаешь, они могут…
      – Они должны. Они не могут выпустить нас. Не могут оставить в живых, понимаешь?
      Ну, те, которые в бункере, им уже всё равно…
      – Это почему?
      – Потом. А те, кто над ними… в общем должно начаться. Пока нам надо уйти и как можно дальше. Ммм не помню, в какую сторону мы двигались…
      – На северо-запад, мужик. И неплохо двигались, – встрял чей что – гадкий голос, а девушка только простонала: " О Господи".
      – Да-да, очень даже неплохо. В таком мраке, в лесу, и десять километров. Да ещё слепой? Это что, девчонка тебя за руку тянула? Ну, это ваши заморочки. Идём.
      – Куда? Кто вы? Я никуда не пойду! – закричала девушка.
      – Понесём. Причём – с удовольствием. А, Вано?
      – Каанэчно!
      – Держи-держи. Куууда, пташка? Цып-цып-цып. Хвать! Вано, постереги слепого! Хотя, куда ему. Иди сюда!
      Я рванулся на сдавленный крик девушки. Получил сильнейший удар. Слепого и в пах, сволочи? Корчась от боли, я вдруг нащупал лежащий автомат. К счастью, это была короткоствольная модернизация хорошо знакомого "калаша", который даже собирать – разбирать с завязанными глазами учили. Я сжал его в руках, встал, медленно пошёл на возню. Нащупал одного, вероятнее всего – Вано, держащего руки девушки, приставил ствол, передёрнул затвор пальнул снизу вверх, чтобы не задеть Светлану.
      – Чтооо? – взревел второй. Я боялся стрелять на голос. Скорее всего, он лежал на девушке. Надо дождаться, пока он вскочит… так, кажется, вон там его тепловой силуэт, нет, солнце забивает, ага, передёрнул!
      Мы полили из автоматов одновременно. Но он – зряче, а я – на слух. Поэтому и результат был несколько неодинаковый. Боль была адская. Раз, два, три, четыре.
      Да, в четырёх местах прожгло. А ему, этому уроду – только в одном. И сейчас у него на животе расплывалось красное пятно. А у меня – зелёное. Да, я опять в этом теле и опять всё вижу. Светлана пытается хоть как-то пытается одеть разодранную ночнушку. В ней её тогда повезли на операцию, в ней я её вытащил из того ада. Руки у неё ходят ходуном. Ещё бы! Рядом в конвульсиях бьётся Вано. Я прострелил его навылет – со стороны спины и в шею. сейчас он хрипит, пытается зажать горло рукой. А второй поскуливает, схватившись за живот и выпучивши на меня глаза. И не понятно, толи от боли, толи от страха. Нет, наверное, от боли, потому, как тянется за автоматом. Не из пугливых.
      – Ттты опять за своё? Ппе-ерестань, пожалуйста, – попросила девушка.
      "Потерпи, ещё немножечко попугаю, и перестану", – мысленно попросил я девушку, подползая вначале к раненному в живот. Нет, этот подождёт. Отбросив подальше автомат, я двинулся дальше и добрался до Вано. Какой там " Вано"? Обычная харя.
      Зачем под грузина косить? В чём шарм? Ну, его дело. Ты уж извини, но сегодня не твой день… Потом я подошёл ко второму.
      – Нет! – в ужасе прошептал он, – лучше убей сразу.
      " Да не могу я. Мне вон, девчонку от твоих дружков спасать. Чего они не идут-то, а?" – Не знаю… Далеко разошлись, наверное. Умоляю, убей.
      "Сколько вас всего?" – Взвод. Дежурный взвод охраны.
      " Взвод? Каких это войск?" – Частная военизированная охрана объекта.
      " Где мы?" – Не знаю. Где-то в тайге. Нас сюда на вертолёте… Но убей же!
      " Вот видишь. Мне девушку из тайги выручать надо. И самому… ты со мной что сделал? И чего ты переживаешь? Донорство, оно же почётно!".
      "Теперь – вперёд" – обратил я мысль к Светлане. Я нашёл её, забившейся в кусты, преодолел слабое сопротивление, прижал к груди, и отвернув от неё голову, стараясь дышать в сторону, ломанулся через лес в том же северо-западном направлении. Я очень спешил – ведь кто его знает, на сколько меня хватит теперь?
      Ветви деревьев довольно ощутимо хлестали по коже и плечо, защищающее девушку, вскоре покрылось зелёной сукровицей. К счастью, вскоре я выбрался на какую-то звериную тропу и тут уже припустил во всю прыть! Ну и скорость этого кенгуриного скока! Только и мелькает всё вокруг!
      К вечеру силы иссякли и я задыхаясь, упал, выпустив свою хрупкую ношу. Мы были уже довольно далеко от преследователей. Даже очень далеко, если мерить по людским меркам.
      "Ну вот, здесь отдохнём, а утром помчимся дальше. Я сейчас дров наломаю, ты костёр разводи". Я машинально ощупал себя в поисках спичек. Склонив голову на бок, присмотрелся к своему прикиду. Фыркнул. Оказывается, всё это время я был в тех же трусах, в которых меня привезли в операционную. Выглядел я в них, конечно, дико. Но зато пристойно. В глазах девушки. Я покосился на неё. По – моему, её сейчас всё равно, в трусах такое страшидло или без трусов. Мг… Всё равно? А потом, когда я опять… Ладно. Спичек нет, а костёр трением… Хотя, с моей нынешней силишей… Я мигом набрал хвороста, взял подходящие палочки, попробовал крутить, выругался. Не с моими нынешними лапами!
      "Придётся без костра. Устраивайся, отдыхай, я посторожу".
      Видимо, вконец измученная моими прыжками девушка только кивнула головой и свернулась калачиком."На другой, на другой бочёк, здесь новая почечка ещё формируется. Вот так, умничка. Дай я ещё тебя немного… Нет-нет, не бойся.
      Только…руками. Во-о-о-от та-а-ак". Светлана не то зевнула, не то всхлипнула и уснула.
      По большому счёту сторожить здесь было нечего. Наверное, боялись меня не только собаки. Своими способностями ощущать мысли я чувствовал, что даже медведь, в пятнадцати километрах от нас, боится полакомиться добытым накануне молодым оленем. В конце концом он ухватил тушку и поволок её куда подальше. Это я что, такой вонючий, что меня так далеко слышно? Бедная девушка. А как, интересно, Тамара у себя дома терпела? А что я теперь скажу Лорке? И вообще, что это творится? Вот сейчас я такой. И это я. Я? Что значит, "я"? Да, помню, что, вроде был таким, и другой "дрон" учил меня… я его ещё отцом называл, да? Он учил меня устраивать засады… нет, охоту на живца, заманивать негодяев и… и… и пить их кровь. И всё. И вот я сейчас лежу в шкуре какого – то чудовища и на основании одного воспоминания считаю, что вот это – я? Но я же помню… я помню и ещё… чёрт возьми, ещё двух отцов! Одного, правда, мельком. Или несколькими эээ "мельками". Но я же ещё помню семь лет своей жизни! С момента, как тонул.
      Или – утонул? Шкура высыхает. Это плохо. Это очень плохо. Нырнуть бы куда. Ведь и в тех двух случаях, когда в засаде, близко вода была, да? А вообще, что-то я на этот раз в этом образе подзадержался. Оно, с одной стороны, и к лучшему, всё же так, чем слепому. А с другой… оох, что-то… некомфортно…
      – Это… ты? – осторожное прикосновение пальца к щеке. Спросони перехватываю руку. Девичья. Светина. И моя – человечья. Виталина. Ага! Уже и вижу. Вот на что кровушка пошла! И у девушки, как я вижу, лицо уже румяное. Хоть и исхудавшая, и встревоженная, но всё-таки, мордочка выздоравливающей. И ничего мордочка. В народе "лисьей" называют. Как-то раньше не рассмотрел. Некогда было. А ведь симпатяга! Не зря какая-то порносволочь это личико примерить вздумала. И всё остальное сквозь ночнушку… Гм… Я покосился на свои трусы. Ну, всё в порядке. На шрамы и раны. Нормалёк. Вскочил, сладостно, до хруста потянулся.
      – А ведь жить хорошо, правда, Свет? Ещё бы пожрать!
      – Пожрать? – изумлённо переспросила девушка. – Ты это всерьёз?
      – Конечно. А тебе что, не хочется? Не верю!
      – Нет, мне… конечно… но…
      – Слушай, здесь грибов должно быть видимо – невидимо! Пожарим. А многие можно сырыми есть! Только надо осторожно. Здесь…ну, не здесь, а подальше, но медведь обретается. Он пока что сытый отсыпается, но лучше…
      – На. Если что, будешь отстреливаться, – достала из куста и протянула мне автомат Светлана.
      – Ты взяла? Зачем?
      – Убила бы, если бы со мной попробовал также… как… как…
      – Слушай… Да ты подержи его пока. Только на предохранитель поставь. Вот так.
      Присядь. И давай поговорим.
      Мы присели на наломанные мною вчера дрова. Прикинув по отдельным ветвям силёнку, я пожал плечами, покачал головой.
      – Понимаешь, тут такое дело. Я сам только смутно догадываюсь, что за…то есть, кто это во мне. Или кто я. Нет, я уверен, я человек. Но что происходит… Надо разобраться. Но для тебя более важно другое. Я не для того тебя эээ исцелил, не для того спасал, и не для того вчера волок, чтобы использовать на закуску.
      – Ну почему же? Может ты просто запасливый? Этакое живое непортящееся "НЗ"?
      Это уже сказано лукаво, с явным облегчением. Дошло.
      – Конечно-конечно. Пивко из холодильника, – поддержал я шутку.
      – Нет, скорее, бульон из термоса, – пошутила ещё Светлана, но тут же, видимо, представив процесс, скривилась в гримасе.
      – Правильно. Не будем этим шутить. Я думаю, это необходимо… ему… мне… чтобы вот, лечить, или ещё что… в этом роде.
      – Ладно. Пока убедил. А может, и нет, но… хватит. Где ты говоришь, эти грибы?
      – Знаешь, я в детстве с отцом собирал рыжики, у нас их было мало, все ноги отходишь по горам, а отец говорил, что в Сибири их… Ты что?
      Девушка смотрела на меня со странным выражением смеси смеха и удивления.
      – Вы? Бродите по горам? И собираете грибочки? Ой, не смеши меня. Я только такую картинку представлю…, – она фыркнула.
      – И ничего смешного, – обиделся я. – Это тоже вот только что из памяти выплыло.
      Это очень важно для меня, понимаешь, а ты каким-то глупым смехом давишься.
      – Ну, прости, прости. Просто представила. Это всё равно, как если бы какие эээ динозавры…
      – Да я тебе говорю о том, когда я…, а! Ладно. Вот, смотри. Это – рыжик. Вот, видишь, когда обламываешь, молочно течём. А теперь бери и ешь. Сладенький такой должен быть, да? Но лучше всё равно на огне.
      К вечеру мы набрели на какую-то древнюю избушку. Как они называются, заимки что ли?
      – Ну, разводи костёр, хозяйничай, я быстренько кого-нибуль подстрелю, – собрался я устроить ужин.
      – Нет! Нет… не надо, пожалуйста. Не смогу… пока. Давай посмотрим… Ура!
      Сейчас сварим замечательную кашу! Да ещё с грибами. Что, зря волокли что ли?
      Давай, дуй за водой, а я здесь, действительно, похозяйничаю.
      Озерцо было удивительно чистеньким и спокойным. А вечерняя водица в ней – тёплой до ласковости. Я быстро, не снимая своего клочка одежды и не примериваясь разбежался и прыгнул, нырнул до самого дна. Глубоко! Аааах, хорошо то как! Всё же ценить надо каждое вот такое мгновение жизни! Когда молод и здоров! Когда есть силы и когда ты можешь… можешь… да мир ты, кажется, можешь перевернуть!
      Спохватившись, я с сожалением выбрался из воды, наполнил ведёрко, побежал к хозяйке. Надо будет и её сюда привести, пусть примет ванну. Теперь уже ночную.
      Ну и что? Теплынь же какая!
      Светлана приняла моё предложение охотно.
      – После ужина. Давай, помогай быстренько тогда. А крокодилов там нет? Или змеюк каких… В прочем, кого мне с тобой бояться, да?
      Я сделал вид, что намёка не понял и сосредоточился на чистке грибов.
      Каша получилась классная. Ну ещё бы, с голодухи, да ещё с таким количеством грибов!
      – Слушай, а нам… как ты думаешь, невредно бы стресс снять, а? – показала девушка, садясь за стол, на початую бутылку водки.
      – Тебе вредно однозначно.
      – А тебе?
      – Не знаю, но рюмку шахну.
      – Тогда и я.
      – Нет!
      – Я решила и я всё равно… лучше покажи, сколько можно. За чудесное спасение и вообще, за чудеса.
      – Вот тебе.
      – И всё? Как кошке какой.
      – Как котёнку. Ладно, за спасение, за жизнь, за знакомство, Светлана!
      Это, блин, оказался спирт. Я ухнул, девушка пискнула, вытерла накатившую слезинку. Потом жадно набросились на кашу.
      – Вкуусно, – сообщила Светлана, облизывая ложку. – А теперь пошли купаться. А что там? Ты слышишь?
      – Дождь.
      – Всё равно пошли! Он сейчас пройдёт!
      Спирт явно ударил в голову девушке. Нет, доза была так себе. Но после всех переживаний сказывалось.
      – Свет, ложись спать, а?
      – На речку! Купаться! Проводишь? А то я сама!
      Ну что ты поделаешь? А с другой стороны, вон, в окне луна светит. Значит, так себе дождик. Ладно, пойдём!
      Это было удивительное зрелище. Залитые призрачным лунным светом берег и гладь озера казалось, застыли в какой-то торжественной красоте. Только где-то вверху ночной ветерок покачивал листочки отдельной стайкой стоявших у воды берёзок.
      Тёмно зеленела трава на берегу, отсвечивали серебром ели, несколько облачком сонно ползли по небу, не закрывая луну даже тогда, когда наезжали на неё. Всё это было красиво, нежно, но в тоже время нереально, призрачно, словно ночной сон.
      Это очарование нарушила Светлана, с визгом рванувшаяся в воду, у самого берега скинув свою многострадальную ночнушку.
      Я, улыбаясь, сидел, наблюдая, как девушка плещется, разбрасывая в стороны хрустальные брызги. А потом она, видимо, тоже прочувствовала, затихла.
      – Виталь, плыви сюда, – позвала она меня. – Посмотри какая красота!
      И это действительно, была красота. В глади озера отражались звёзды. И серебрилась лунная дорожка. Звёзды сверху и звёзды снизу. И ночное небо вокруг.
      И это уже не купание это…
      – Ночной полёт, да? – поймала мои мысли девушка. Она перевернулась на спину, засмотрелась на полную луну.
      – Красота, правда?
      – Ммда… – подтвердил я, имея в виду не только луну.
      – Знаешь, я была на море. Тоже ночью купалась. Но там всё равно волны. А здесь… ай, да ну тебя! – перехватила она мой взгляд. – Давай, плыви впереди!
      А потом, пока мы плыли к берегу, ночь наградила нас ещё одним чудам. На наших глазах остывающее озеро заклубилось туманом, а ночное светило засеребрило его свежим снегом.
      – Как в пене! Аххх! Но куда теперь! Виталь, не уплывай далеко!
      Когда мы вышли на берег, ночной ветерок намекнул, что всё-таки уже осень.
      – Брр! Где моя одежда?
      Туман был потрясающий – поднялся только до плеч. Ну, до Светланиных плеч. Плечек.
      – Но ведь где-то здесь оставляла! Давай нырнём, поищем!
      В тумане мы столкнулись друг с другом и, ну, число для того, чтобы поддержать девушку, я её крепко обнял. Вот так мы уже и выглянули из клубящегося марева, я потянулся к её губам. Девушка не сопротивлялась. Только… Я опустил руки и рванулся опять в озеро и плыл, плыл, плыл, пока не ощутил противоположного берега. А там упал на холодную колючую траву, заколотив по ней кулаками. На лице у девушки была написана покорность и ещё… нескрываемая гадливость. Совсем, как у Тамары, когда она выгоняла меня из дома, едва сдерживая тошноту.
 

 
      А с другой стороны, чего ещё следовало ожидать? Вообще-то я себя и не видел толком. Себя? Себя?! Я посмотрел во вновь очистившееся от тумана озеро. Вот это – я. Или – не я? А тот, вампир с трёхпалыми лапами я? Тоже не я. Упав спиной на всё ту же жёсткую траву, я вгляделся в полную сейчас луну. Ну, а ты что скажешь?
      Ты же всё видела и всё знаешь. И… и чувствую я, помогала ты мне раньше не только своим светом. Нет… именно светом. Ну-ка, ну-ка…
      Плеск в озере сорвал мои мысли с рельс воспоминаний. Светлана, задыхаясь от холода и длительного для её плавания, выбралась на берег совсем недалеко от меня.
      – Виталя…, – почему-то шёпотом позвала она. – Виталя, ты где?
      А когда я подошёл к ней, девушка прильнула к моей груди, и, заглядывая в мои глаза, всё также прошептала:
      – Виталик… милый… добрый Виталик, не обижайся, а? Ведь я… я тогда правду говорила. У меня ещё…ну, никого как бы и не было. Нет, один раз меня поцеловал один… одноклассник… а зубы он, наверное, чистил через день… Противно было…
      А после сегодняшних… этих… тварей, мне всё это… ну… Ну, пойми же, ради Бога, и не обижайся… Я… я привыкну.
      – И… и только… это? – также запинаясь, выдохнул я.
      – Нет. Ещё… ещё… я боюсь… У меня всё это – впервые…
      – И всё?! Нет, Светка, и всё?
      Я заглянул в эти прекрасные глаза в обрамлении длинных пушистых ресничек. А ведь она не врала! Гадливость, которую я увидел, – не к дракону. К сексу. Какой-то неряха-одноклассник, теперь два этих урода – насильника. И теперь девчонка будет долго преодолевать это отвращение ко всему плотскому. Ах, девочка, девочка! Ты думаешь, я только на это и способен? Ты думаешь, мы только на это и способны?
      – Смотри, Светлана, смотри! – повернул я её к озеру. Да, я сейчас знал заветные слова и произнёс их обитателям тёмных сейчас вод. Да, а сейчас вспомнил удивительную музыку вот этих трав и спрятавшихся на ночь цветов, я чувствовал музыку ночного ветерка, листьев вон тех берёзок, даже мелодию лунного света, отражающегося сейчас от всего мира. И я мог сейчас…
      – Смотри, милая девочка. Нет! Сначала слушай. Слушай… Слышишь?
      Обняв её за плечики, я повернул девушку лицом к озеру, коснулся виском её коротенькой стрижки и поделился захватившей меня музыкой. Поднявшейся откуда-то из глубин генетической памяти удивительной, неведомой в этом мире музыки.
      – Слышишь? – повторил я.
      Светлана, вновь заглядывая мне в глаза, робко кивнула головой.
      – А теперь смотри. Смотри!
      И ещё громче зазвучала любимая мною мелодия. Я помню, нет, но я же помню! Что вот так же сидела рядом со мною девушка и… Потом. Не отвлекаться. Руководить.
      Точнее – дирижировать. И заблестело под лунным светом серебро всякой мелкой плотвички. А потом сменилось медью карпов. А теперь – старинным золотом щук. И ещё раз, только, ребятушки, не только всплывать. На самые восторженные ноты вальса, ну! Вот так! А теперь – и вы! И вы, пожалуйста! И вот так! И вот так!
      Не сдерживая эмоций, я вскочил и начал дирижировать – ветром, травинками, цветами, теми самыми берёзками, выпрыгивающей по моему движению руки рыбой и, кажется, даже ночным ветерком и лунным светом…
      – Что это было, Господи?
      Девушка задала вопрос, когда первые солнечные лучи начали подтачивать созданное мною очарование.
      – Если хочешь, назовём это всё "Танцем лунного света". Или "Лунной серенадой Светланы", а? Ведь тебе всё посвящено.
      – Ты волшебник, да? Ты – добрый волшебник. Нет! Ты – Посейдон! Я влюбилась в Нептуна?
      – Ты – влюбилась?
      – Виталий, ты…ну… как бы… большой хитрец. Разве после всего этого в тебя можно не влюбиться?
      Потом мы долго шли вдоль озера к избушке – ничто не заставило бы Светлану опять лезть в холодную воду.
      – Куда мы теперь? – поинтересовалась она.
      – Домой. Тебе надо домой. Родители, наверное, совсем извелись?
      – Наверное. Надо как-то им сообщить… Виталь, неужели этот кошмар закончился?
      И наступает… наступает… что дальше, Виталь?
      – Не знаю… Ну, честное слово, не знаю… Надо ещё выбраться. Ну вот, дошли.
      Давай, бегом под одеяло. Я сейчас чаю сварганю, согреешься. И спать. Дорога ещё дальняя.
      – Ты говоришь, как дедушка какой.
      – Ложись, ложись.
      Я потянул из заботливо оставленной кем-то пачки сигарету, с удовольствием закурил, присел на ступеньку, греясь под лучами утреннего солнца. Гадкая привычка, но вот с устатку или после стресса… Надо бы и в дорогу хоть парочку взять. Сколько их там ещё? Вроде как пачка полная была. Пачка… Вот же чёрт!
      Чёрт! Чёрт! Чёрт! В пачке с сигаретами остались чипы Бычка. Нашли? Выкинули?
      Надо возвращаться. Или всё осталось там, в барчике-ловушке? Ну, кейс наверняка они заныкали. А одежду? Ну, на кой им мой прикид? Здесь, наверняка здесь. В смысле – в хозяйстве Валерия Леонидовича. Если не выкинули или не сожгли в какой топке. Надо, надо возвращаться. А со Светланой что? Я тихонько вошёл в избушку.
      Девушка сладко спала. На кого она так похожа? Ну да, конечно. С такой короткой стрижечкой (видимо – перед операцией?) на лисичку – подружку лисёнка, как его, Вука? в старинном мультсериале. Рыжая шельма? – невольно улыбнулся я. Пока, вроде, не хитрила. Нет, ну как такую бросишь? Надо добраться до цивилизации, а потом – назад. Но где она, эта цивилизация? Нет, надо как-то определяться. Если хорошенько подумать… Хорошенько, оно бы и неплохо, но я ведь тоже не железный.
      Потом… на свежую голову… И пусть ничего такого не думает… Зачем мне малолетка? Тем более, что…
      В общем, я тоже осторожно забрался под одеяло и мгновенно уснул, совершив очередную глупость.
      "…- Ты был Принцем Цветов, а стал Посейдоном? Тебе больше нравится повелевать всякой там килькой, чем цветами?
      – Да нет же, нет! Я просто… Нет, это ты просто… ревнуешь.
      – Я? Такое мокрое страшидло? В кого ты вырядился? Зачем?
      – Да не я это, понимаешь, не я! Вот, отец прилетит, и всё объяснит.
      Я показываю на горизонт, где гудит, разрастаясь, чёрная точка.
      – Но это не "медведь", это вертушка! Беги, Макс, беги! – кричит девушка.
      – Ты что? Это же… кому мы…
      А гул нарастает. И я уже вижу, как наводится на нас жуткий ствол скорострельной пушки. Я хватаю девушку на руки вместе с каким-то одеялом и кидаюсь с дамбы вниз, в кусты. Их заледенелые листья режут кожу, и я ещё успеваю повернуться спиной, чтобы защитить девушку…" Это были не листья, а оконное стекло, через которое меня вынесло со Светланой на руках. Я ещё успел сделать несколько прыжков в лес, пока гул вертолёта не поглотился грохотом взрыва. Нет, это не пушка, это ракета! Несчастная заимка вначале словно подпрыгнула, а затем осела уже бесформенной грудой и занялась дымным пламенем. А вскоре раздался и стук пушки. Куда они ещё лупцуют, зачем?
      Такие вот "контрольные выстрелы?" Видимо, пальнули чисто символически и убрались восвояси. Теперь стало слышно, как потрескивает за десятилетия высохшие брёвна стен. Скольким людям дал тепло, ужин и ночлег этот приют! И вот… Уроды! Но уроды же! Ничего, и за это воздастся. Но как нашли? Надо убираться отсюда. Лес не загорится? Надо бы хотя бы вот эту, примыкающую к лесу стену… Ого! Да что это?
      Я попытался встать и не смог. Горячей болью резануло со стороны спины куда-то вверх. Порезался о стекло окна. Ну, что мешало лупануть ногой. Пожалел ногу? Всё же столько времени босиком. Или тогда ещё не проснулся?
      – Свет, ну, Светлана, всё нормально, всё прошло, – тормошил я девушку, уставившуюся круглыми от изумления глазами на пожар. – Светлана, всё нормально.
      Посмотри, что это у меня там? Что-то колется.
      Я уже сам нащупал осколок стекла, торчащий в спине чуть выше пояса но вытащить не получалось.
      – Стёклышко какое-то.
      – Свет, пожалуйста, достань его.
      Моя попутчица потрогала край осколка, пошевелила. Боль отдалась аж где-то в лёгких.
      – Давай, тяни!
      – Не… не получается. И я…боюсь.
      – Давай я встану, а ты тяни вниз.
      Я встал на вдруг совсем ослабевшие ноги, опёрся о ствол сосны.
      – Давай, Свет, тяни же.
      Оно поддалось, но девушка ахнула, как-то по-мышиному пискнула, отпустила и заревела.
      Стон вырывался сам, помимо моего желания, когда я, ухватив проклятое стекло, всё же вытащил его наружу. Охохо! Такой клинок много что пропорол внутри. Я помню такой случай в следственной практике, когда… когда девушка вот также спиной упала на стеклянную дверь… Были пропороты… ай, почти всё было пропорото, а врач заявил, что поверхностная рана. Новый год был, возиться не хотелось. А ещё вроде как при осмотре, когда её положили, ребро подвинулось, рану закрыло.
      Только… ассистент… дал показания, что в крови из раны были пузырьки воздуха.
      Это значит – ранение проникающее. И он говорил об этом хирургу. Тот отмахнулся, а бедолага ещё всю ночь промучилась, а утром – остановка сердца. Только тогда – на операцию и увидели, что это стекло натворило. Сердце-то запустили, а толку?
      Декортикация. Гибель мозга. А все эксперты потом "сложности диагностики"! Чуть добились потом осуждения. К исправ. работам… Что же так плохо-то а?
      – Свет, если что…
      – И не думай!
      – Хорошо. Я и так… уже… Я вот так полежу, сил наберусь… Мне бы… попить?
      – Я сейчас, я мигом. Тебя ведь… перевязать надо?
      – Воды…
      Я не знал, что может быть так жарко. И это, наверное, потому, что жар – во мне.
      " Терпи, сын, терпи". " Но зачем, ведь мы можем… Па-а-а!" " Ты сможешь. Ты моя гордость. Ты – наша надежда. Терпи!" Я пришёл в себя от струйками вливающейся в меня жизни. Открыв глаза, увидел несчастное плачущее лицо Лисички. А на губах почувствовал её запястье из которого и пульсировала струйка крови.
      " Ты с ума сошла! Зачем?".
      – Бери! Ведь тебе сейчас надо именно это, да?
      " Да нет же! То есть, так быстрее, но я же могу…" – Ай, ничего ты не можешь! У тебя даже сердце не билось. Я так испугалась… А никакого ножа нет. Вот, твоим же стеклом и… Ты это… пей. Мне не жалко, – она погладила меня второй рукой по лицу.
      "Перестань" – я лизнул её по рваному порезу и девушка с изумлением уставилась на тут же появившийся шрамик. Я повторил, и на гладкой девичьей коже не осталось никаких следов.
      – Волшебник! Джинн?
      " Ты понизила меня в звании. Ещё ночью я был Посейдоном. Кстати, помоги мне добраться до озера. Кожа сохнет." Вдвоём мы доковыляли до озера. Сколько же эта бедолага отдала мне крови, пока я очухался? Вон, слабая какая.
      "Сиди здесь, отдыхай, никуда не уходи!" – и я глубоко-глубоко нырнул. На этом теле всё заживает быстро. Лишь бы в воду, в родную стихию. В этом? Ну да, в этом.
      Значит, и Лисичка отдавала мне кровь, и гладила меня вот по этой… гм… по этому фейсу? И видишь, в отличие от некоторых, не стошнило! Сейчас неплохо бы лечь вон на той отмели и впитывать солнечные лучи, но некогда. Ох, чую, некогда.
      Ненадолго я в этой ипостаси. Ведь как только минует реальная угроза жизни – я опять становлюсь самим собой. Самим собой? Да, конечно же! Я человек! Слышите вы, все! Я человек! Хм… Человек. Человек не хватает вот так живую рыбу и не… ну, вам это неинтересно.
      Да и новым гостям это было неинтересно. Видимо, одна из групп всё же двигалась за нами. И теперь вышла, чтобы убедиться в "результативности авиаудара". Ну и приставучие всё-таки. Четверо. Они вмиг скрутили всматривавшуюся в озеро девушку, потом начали искать меня. Ну, судя по их решительным, но не развязным действиям в отношении девушки – получили строжайшие указания. Вот, доложились. Осматривают догорающие развалины. Ну, что там увидишь? И теперь конечно:
      – Где он?
      – Там, – кивнула Светлана на кострище.
      – Врёшь?
      – Когда этот… ваш прилетел, он спал ещё, а я… ну, мне надо было… И вообще, я с ним – в одном доме…
      – А что он…
      – Вам разве не говорили? Монстр! Вонючий монстр!
      Гм… Это вот так про меня?
      – Ну… похоже на правду. Но мы это всё разгребём. И берегись, если соврала. Всё!
      Стоим здесь! Затушить огонь!
      – Чем, шеф? Флягами?
      – Подручными средствами! – вызверился шеф.
      Где-то за час они сбили пламя, таская воду, кто в чём горазд. Но остатки несчастной избёнки так зачадили, что искать что-нибудь в этом дыму было бесполезно.
      Шеф опять с кем-то связался по мобиле.
      – Будем ждать. До утра. А там и за нашей беглянкой транспорт пришлют. Всё.
      Разбиваем лагерь.
      Ну что же. Порезвимся. Если вот эта сущность пока остаётся, то почему бы и нет?
      Как меня учили насчёт засады? С приманкой. А пока, пока я выглянул из воды и сфокусировал свои мысли на девушке. Вскоре она их почувствовала и успокоилась.
      Что же, поправлюсь я, значит, не за счёт рыбкиного сока. И транспорт завтра подадут.
      Наши преследователи разбили лагерь в стороне от всё ещё дымящихся развалин – там, где из леса клином подбирались к озеру берёзки. Чудесное место! Вскоре они развели свой костерок, что-то расстелили, что-то стали варить. Светлану положили в центре лагеря. Приманка? Ну-ну. Они, видимо, всё же здорово вымотались, преследуя нас, да и завтра их ждала ещё та работёнка по расчистке пожарища.
      Поэтому, выставив часового, враги завалились спать. А потом на небе зажглись звёзды, и во всей красе появилась луна. Пора было начинать. В принципе, у меня было несколько образов – "манков", но тот, первый, был самый подходящий для этого случая. Ну, кто из мужиков пальнёт в одинокую купающуюся девицу? Даже если это ночью! Даже если это русалка. Ай, да какие здесь русалки? Вон, вышла из воды, села на камень, расчёсывает волосы. Нет, выяснить надо, кто такая, что она здесь делает и вообще… Но братву будить? Засмеют. Если не похуже. Справлюсь.
      – Слышь, ты чё здесь в натуре, а?
      Теперь, не оборачиваясь, два шага к воде. Идёт.
      – А ну, стой! – толчок стволом в спину. Это уже достаточно близко. Замереть.
      – А ну повернись! – рука ложится на голое плечо. Всё. Поворачиваюсь. Дальше?
      Рутина. Пренеприятная, но необходимая. Это меня научили делать при необходимости тихо и быстро. А теперь тихонечко к тем троим. На подушечках. Как крадётся к добыче леопард.
      Проснуться я дал только шефу. Увидев меня, он широко раскрыл рот для крика. Не надо, девушку разбудит. Парализовав его, я оставил бандиту возможность только мыслить и отвечать на вопросы.
      " Кто такой?"
      " Сергей. Радюк. А… ты?"
      " Только отвечать. Откуда?" " С базы. За девкой и мужиком сбежавшими".
      " Где мы находимся?" " Нас привозят на смену на вертушке с закрытыми иллюминаторами".
      " Откуда привозят?"
      " С аэропорта. Час лёту на вертушке".
      " Где? Где аэропорт?" Когда он назвал город, я мысленно присвистнул. Занесло же! Хотя, оно и понятно.
      Такие делишки в столице вряд ли прошли бы. Всё-таки потихоньку, но гайки подзакручиваются. Точнее, подзакручивались. А сейчас опять почему-то руки опускаются у власть придержащих. Но не об этом сейчас.
      " Когда ждёшь вертушку?" " Завтра… уже сегодня в десять. Независимо от поисков второго. Девчонку должны доставить к шефу".
      " Кто шеф?" ….
      Силён мужик! Или так шефа боится? Чтобы не ответить на телепатическую волну?
      " Мне очень жаль, но сам напросился".
      Когда я прозондировал мысли этого Радюка, мне его уже не было жаль. Даже при том, что теперь он, скорчившись от болевого шока, дёргался в конвульсиях. Вообще-то я и так знал, что пробиться наверх в этой бандитской хевре могут только самые отпетые негодяи. Но чтобы сразу столько пороков в одной мелкой душонке? Был бы писателем – обязательно написал бы книгу о вот таком мерзавце. Дабы очухались те, кого тянет к этаким "крутым парням". Даже его кровь казалась порченной, гнилой.
      Ну, это уже предрассудки. На самом же деле этого хватило для полного заживления ран. Это стало очевидным, поскольку я вновь стал видеть мир в привычных человеческому глазу цветах. И всё- таки природа обделила человека, приоткрыв ему совсем маленькую щелочку в мир цветов и звуков. В мир волн, если хотите. Хотя, и тем, что дала нам природа, мы не очень-то. Вон, рассвет какой. И туман розовый стелется. Ели стоят, словно без стволов… Ладно, потом. Я быстро снял одежду и амуницию с Радюка. Подошла – командир у таких архаровцев и должен быть амбалом.
      Фу, наконец-то одет и обут. Теперь – для Светланы. Вон с того, наверное.
      Я развязал девушку, отошёл, пока она одевалась. И, знаете, в камуфляже она смотрелась очень даже неплохо. Хотя, честно говоря, и в ночнушке тоже. Просто в лесу камуфляж как-то… ну, поуместнее, что ли. И попрактичнее. Вон, тоже все ноги посбивала.
      – Ты их всех…? – поинтересовалась девушка, когда я перетягивал тела подальше в лесок.
      – Пришлось. Они бы не отстали.
      – Понимаю.
      – Они должны были доставить нас к шефу.
      – Понимаю.
      – Свет, это – конченные отморозки. Вот их главарь – он начал с того, что отсидел по малолетке за групповуху своей одноклассницы. Потом вышел и зарезал мента. Это типа испытания такого было. Не раскрыли. Потом – торговля наркотой. Сел. Потом…
      – Ты откуда знаешь?
      – Принял его исповедь.
      – Ладно. Замнём. Что дальше?
      – Давай поедим. Чего запасам пропадать.
      – Куда в тебя только вмещается?
      – Ты что? Я вчера, как и ты… а-а-а.
      Я сел возле тлеющих углей, вытянул из кармана трофейную пачку сигарет, закурил.
      Вообще надо бы разобраться с трофеями. С документами, например. Хотя, какие у этих профи документы? Но всё равно, надо бы…
      Светлана подошла сзади, положила руки мне на плечи.
      – Виталь, ты зря обижаешься. Я же не со зла. Пока я не пойму, такое всё равно будет вырываться. Ну ты представь к примеру, что ты… ну, нет, что… тебя приволокли медведи в берлогу. И других людей. И на твоих глазах они кого-то гм… съели, да? А тебя медвежонок или… медведица спасает. И ведёт тебя по лесу, защищает от всех врагов, но всё равно их ест. Как это тебе?
      – Не совсем верная ассоциация. Лежит на столе девочка. И её собираются разобрать на органы. И тут врывается… та же медведица. И разрывает тех врачей-уродов на куски. Браво, да? Но тут в неё стреляет охранник. И чтобы не подохнуть, ей надо этого охранника сожрать? Теперь уже мутит? Хорошо. А если надо его сожрать до того? Для того, чтобы спасти?
      – Ну, чего ты, горячка? Я что? Я же понять хочу, Виталь. Я же человек всё-таки…
      – Я тоже человек!
      – Ты?
      – Я!
      – А… а то, что я видела?
      – Не знаю, Свет, но только поверь…
      Мобила прервал наш разговор.
      – Серый, какие новости?
      Я вспоминал голос Серого. Не как со мной, как со своими общался. Прокуренный, с хрипотцой и с этакой р-а-астяжкой.
      – Ника-аких.
      – Будем через двадцать минут. Приготовь пассажирку.
      – Га-атова.
      – Отбой.
      Судя по грохоту, разговаривали уже с вертолёта.
      – Вот что. У нас двадцать минут. Всё-таки поешь. Потом прилетит вертушка, попросим подбросить тебя до ближайшего жилья.
      – А ты?
      – Мне на беседу с шефом. Очень любопытно. Да и вещички кое-какие остались.
      – Я с тобой.
      – Нет! Ешь пока, – вскрыл я трофейным тесаком трофейную банку тушенки, протянул девушке и пошёл в чащу обшаривать карманы оставшихся одетыми покойников.
      – Вот, – протянул я ей вскоре солидный ворох купюр. – С этим ты доберёшься…
      – Нет! – Светлана оттолкнула мою руку, потом запустила в меня уже пустой консервной банкой. – Нет!
      – Но это же… Они все тебе должны. И без денег…
      – Ты что, специально? Я никуда без тебя… Я тебя не брошу!
      – Но Свет, там же… прости, но я там думаю такие разборки устроить… И потом, опасно всё-таки.
      – Ты сказал, что они все мне должны! Я им устрою. Думаешь, не смогу? Смотри!
      Она достала из кобуры пистолет, деловито осмотрела, передёрнула затвор и вдруг, почти не целясь несколько раз пальнула по той самой банке. Та подпрыгнула и исчезла в кустах.
      – Ого! Это откуда такие навыки?
      – Отец военный.
      – Вот как? А я ведь о тебе ничего не знаю, Свет.
      – Да я о тебе тоже не очень…
      Стрёкот вертолёта прервал наш разговор. Это уже была не боевая машина, а маленькая стрекоза, рассчитанная на 4 человека. Судя по всему, пилот и его напарник должны были забрать и доставить шефу настигнутую беглянку. Мы бегом направились к центру полянки, куда явно нацеливался пристроиться пилот. Видимо, наш камуфляж не вызывал у экипажа подозрений и приземлившись, они спокойно ждали нашего приближения. Я с разбегу влетел на заднее сидение, помог вскарабкаться Светлане.
      – Э, мужики, в чём дело? Не вам карета подана, – среагировал, наконец, оборачиваясь к нам, пассажир с переднего сидения. – От возмущения он даже снял свой шлем.
      – Взлетаем!
      Увидев два ствола, неприятная красная морда вначале изумилась, затем задрожала.
      Всё же насколько трусливые эти жлобы, когда это касается их шкуры!
      – Вы… шшто?
      – Взлетаем! – ткнул я пистолетом в шею пилоту – туда, где заканчивался срез его шлема.
      Тот, пожав плечами, потянул на себя рукоятку управления.
      Теперь к ближайшему вокзалу! – старался я перекричать шум двигателя. – Ну! Скажи ему! И только попробуй…, – я ткнул теперь пистолетом напарника пилота.
      – Здесь нет вокзалов! И станций нет!
      – Тогда – в аэропорт.
      – Не хватит топлива! – прокричал уже пилот.
      – Врёшь! Летим, на сколько хватит! – решил я. Пилот вновь пожал плечами и лёг на какой-то курс. Летел он довольно низко, и создавалось впечатление, что мы мчимся над бескрайним зелёным океаном. Правда, любоваться на расстилающийся под нами пейзаж времени не было – серьёзное беспокойство вызывал у меня этот пилот. А тут ещё и тряска. Господи, это всё время так, или только на низких высотах? Что за люди, эти вертолётчики, что за подвижники?
      Что это за люди, я убедился, когда вертолёт завис над какой-то полянкой. Только приглядевшись с этой высоты можно было увидеть что-то скрывающие огромные маскировочные сети. Припёр- таки на базу, гад.
      – Летим дальше! Убью!
      Пилот только пожал плечами.
      – Я убью тебя, как только мы сядем!
      Пилот вновь пожал плечами.
      – Передай ему, что я сказал! Тебя тоже касается! Как только сядем, вы оба – трупы. – Нет! Я сам скажу!
      Я начал срывать шлем с головы пилота. Тот вдруг резко крутанул свою стрекозу.
      Взвизгнула, хватаясь за сидение, Светлана. Всем этим воспользовался напарник лётчика. Конечно, он был вооружён. И, конечно, только ждал момента. И сейчас он дважды пальнул – в лицо и в грудь. Но только мне, а не девушке. Не потому, что был джентльменом. Просто не успел. Вновь взвизгнув, Светлана разрядила всю обойму своего пистолета в обоих наших врагов. Ну, в пилота, наверное, зря. Я ещё видел, как тот тоже теряя сознание, пытался посадить машину. Но в нескольких метрах от земли он, видимо, отрубился – вертолёт лёг на бок и винтом цепанул землю. Почти сразу нас обдало жаром. Соврал-таки пилот. Хватало топлива. По крайней мере, на здоровенный костёр хватило. А я опять оказался в своей-не своей, но другой шкуре и, одной рукой прижимая к себе девушку, проламывался сквозь горящие обломки. Положив Светлану на землю, я рванулся назад, за пилотом. Он явно был только ранен и я не хотел, чтобы он сгорел. Такие мужественные люди заслуживают уважения, а не мучительной смерти. Хотя, конечно, глупо. Дурак. Ну, просто дурак! Нет, парня я всё-таки вытащил. Даже лизнул по ранам. Нет, вы глупости не думайте – остановил кровотечение.
      – Оставь его, урод!
      Это уже зажавшие меня в каре ребята с автоматами. Да и не только с ними. Вон у тех троих, похоже, огнемёты даже. А вот тот, что возле обозвавшего меня уродом, ствол к голове Светланы прижал. Приготовились к встрече.
      Я аккуратно положил на травку раненого. Вообще-то всё здесь забетонировано, но вертолёт упал на самом краю площадки, там, где росла трава. И, по-моему, это совсем не та площадка. Хотя – вон там, похоже, вход в подземелье, из которого я вырвался. Да, очень похоже, вон, даже дверь выломана…
      – Руки! Или там… лапы вверх давай!
      Было видно, что командир не видит пока продолжения. Он поправил микрофончик, начал что-то тихо говорить. А мне становилось плохо. Всё- таки оба ранения были неприятными. Нет, сил ещё хватало, но этот жар от вертолётного огня… Он сушил кожу. Да и этот камуфляж, не давал коже дышать. Надо было что-то делать. Или – не надо? Я хотел увидеть шефа, что же, сейчас меня к нему и отведут. А Светлана…
      Я думаю, что после того, что я сделал с этим их Менгеле и медперсоналом, они сразу возьмутся за старое.
      Пилота уже переложили на носилки. С его головы сняли шлем, и на волю высыпались длинные русые волосы. Вот так!
      Как "так" мне не дали додумать.
      – Тебе туда – кивнул командир куда-то в сторону. – И без фокусов. Семён, покажи.
      Это были, действительно, огнемёты. Прогудевшая возле меня струя дохнула жутким жаром и заставила меня отшатнуться.
      – Понял, урод? Шаг вправо, шаг в лево – и хана. Я бы тебя сразу, да вот шеф…
      Ведите его! И если он хоть трепыхнётся…
      Надо подчиниться. Нет, можно сейчас кинуться. Половину я бы ещё выкосил, пока бы горел. Но только половину. Да и вот та сволочь пальнёт в Светлану не задумываясь.
      Нет. Потерплю.
      "Терпи, Будь осторожной. Будь хитрой. Жди. Я тебя вытащу. Сама не геройствуй" – передал я свои мысли девушке. И услышал только тоскливый стон в ответ.
      Разуверилась и отчаялась. Бедная девочка.
      Наверное, это была заброшенная ракетная шахта, в которую мы спускались по длиннющей винтовой лестнице. В конце – узкие проход через раскрытые сейчас толстенные (куда там сейфам!) металлические двери, затем – узкий лаз, и сама шахта – сырой бетонный колодец, закрытый сверху. Довольно просторно и тепло. Я тут же содрал с себя всю одежду. Один из провожатых огнемётчиков, стоявший у люка – лаза ахнул, выругался, но никаких мер не принял. Затем он убрался назад,и узкий лаз закрылся массивной бетонной плитой. Да-а, нашли клетку. Ну хоть тепло и сыро. Комфортные условия для ужа из "Буревестника". Впрочем, и для меня тоже.
      Лечь, свернуться калачиком… хм… "калачик", замереть и все силы – на раны. А пока суть да дело – думать, думать и думать. По тому, что я достал из мозгов командира наших преследователей, их шеф здесь и не бывает. Не хочет светиться в этом деле. Заправляет его заместитель. Существо безгранично жестокое и в тоже время трусливое, хитрое, далеко не глупое. Где-то я такое сочетание… Типа Гиммлера, что ли? И вот эти дела с трансплантантами, вроде весьма доходные и даже не столь обременительные, как наркота. По крайней мере, пока на них не обратили такого внимания, как на наркобизнес. Но это – пока. И посему всё это держится в строжайшем секрете. Даже он, этот Радюк знал о сути этого бизнеса потому, что обеспечивал и охрану объекта и доставку "доноров" и уничтожение отработанного материала. В смысле останков. Убивать-то там уже нечего было. Нет, о детях он ничего такого не слышал. Нет, без его ведома никто сюда не поступал.
      Может, какой другой филиал этим и занимается, но он не знает. Шеф? Нет, не знает.
      Только слышал, слухом земля полнится, что где-то там, рядом с властными коридорами обретается. Да, в последнее время все они… И не только наш шеф.
      Немного, говорят, "того". Крыши у них поехали конкретно. Знаете, что наш приобрёл? Подводную лодку! Нет, не ядерную, но всё же. Откуда известно? Команду набирал. Отправлял завербованных куда-то в заполярье. Почему "куда-то"? Ну, потому, что до самого северного аэропорта билеты заказывал. Почему с такими полномочиями – и в погоне? Да голову бы оторвали за этот побег. Отсюда живыми выпускать нельзя. Смерти подобно.
      Вот так. Смерти подобно. Что же они со Светланой сделают? Не-е-ет, лежать и думать нельзя. Трясти надо. Я вскочил, начал ощупывать стены. Глупости. если это ракетная шахта… Ну и что? какие-то там коммуникации всё-же проходили? Ну, типа там кабелей, заправочных шлангов… Ничего… Только вот здесь водичка сочится. Аххх, хорошо-то как кожу хоть немного смочить. Но тоже странно – создавали такие сооружения на века, а тут – вода сочится, как в каком старом погребе. Только тёпленькая. Значит, откуда-то сверху, не добраться. Та-а-ак. А впихнули меня сюда через… Да, вот здесь. Крепко, не проломишь. Мешок. Просто огромный бетонированный мешок. Карцер. Как тогда в изоляторе. Помнишь? И чтобы на полу не лежал, воду на пол. А здесь сухо. Сухо. Постой! Вода сочится, а на полу сухо? Куда-то же она… Всё. Успокойся и присмотрись. Где твоё хвалёное инфракрасное зрение? Ну, присматривайся! И я увидел. Тёплая вода, словно розовые ягодки, падала сверху и разбивалась на ещё более мелкие розовые искорки. Затем они тоненькими волосками соединялись уже в ручейки, которые оканчивались у среза бетонного кольца в полу. Вот тебе и какое-то коммуникационное отверстие. В полу шахты? И такое солидное? Может, газоотводное? Чтобы шахту не рвануло при запуске.
      А, черт его бери! Главное в чём? Главное в том, что оно сейчас закрыто неплотно, если в щель бежит вода. Значит, при желании и настойчивости его можно… Но кроме желания и настойчивости необходимо ещё и силушка. А пока её не было. Не зажили ещё раны и на восстановление уходили немногие оставшиеся силы. Ну, ничего.
      Отлежаться бы спокойно. Но какое тут спокойствие, если Светлана…
      Где-то натужно загудел электромотор. Плита, закрывавшая вход, отошла в сторону.
      – Эй, урод, давай наружу. И без фокусов!
      В предостережение говоривший ахнул струёй их огнемёта. небольшенькой такой.
      Узенькой. Всего только лицо мне и опалил.
      – Давай-давай, выбирайся! – подтолкнул меня голос, когда я отшатнулся, схватившись за глаза. – Давай, мать твою, а то совсем спалю!
      К счастью, глаза остались целы и я увидел уже знакомый коридор и уже знакомые морды провожатых. Правда, теперь они были перекошены страхом, отвращением и ненавистью одновременно.
      – Вперёд тварь! – и я опять услышал шипение готового плюнуть огнёмёта. Может, повернуться и плюнуть мне? Не успею.
      – Ты всё же поаккуратнее. Надо живым довести.
      – Да пошли они, бля! Ты же видел, что он с нашими!
      Ну, теперь понятно. Нашли останки дружков. За это и вот этот гостинец – пламенем в лицо. Как же больно, зараза! Нет, не думать! Вот, не думал же, и… Аа-а-ах! – это я всё-таки не выдержал, дотронулся до ожога.
      – Подожди, скотина, ещё не то будет! Иди – иди. Ещё раз тормознёшь – твою поганую задницу припеку. Вот так!
      Он не выдержал и полоснул сзади по спине. Так, в порядке предупреждения. Ну, подожди, подожди…
      Мы всё-таки выбрались по этой бесконечной лестнице на свет Божий. Жара. Совсем не осенняя жара. Эх, в воду бы сейчас! На самое дно Марианской впадины! Да нет.
      Что-то типа армейского плаца. Все с автоматами наизготовку. И огнемёты. Три, там вон ещё, и ещё, и ещё. Да, с такими силами спалят в момент. Но больно же как, а?
      Зачем меня сюда вывели? если сжечь, то и шахте можно было. Ага, вот оно что!
      Наместник захотел поинтересоваться. Да, даже и похож на Гиммлера. Низенький, обрюзгший, даже с усиками. Только что без пенсне. И два шкафа рядом – тот, что командовал при нашем прибытии, и тот, который Светлану под стволом держал. Да, точно трусливый. А девушка где? Да вон. Только не Светлана, а та, русоволосая.
      Вертолётчица. Она что, ранена не была? Была. Иначе, что за представление с вертолётом? Нет, наверное её контузило. Чем, выстрелом контузило? Смешно. Она же в шлеме была. Нет, вон же правая рука на перевязи. Значит…
      Отцы – командиры расступились и Гиммлер подался немного вперёд, внимательно всматриваясь в меня. Это он, конечно, сглупил. А я не мог не воспользоваться этой глупостью. В течение пяти минут я скачивал с его сознания информацию. А потом он рухнул замертво. С этим я уже столкнулся тогда, на озере. Как образно говорилось про кракенов в одном романе, я "высосал мозг", а без этого, тело, оказывается, не функционирует.
      Окружающие своего шефа ребятушки не поняли происшедшего. Нет, то, что их Гиммлер дыгнулся – поняли, конечно. Но вот от чего? Не выдержало впечатлительное сердечко вида вот такого ужастика? Наверное, так. Потому, как зло мотнул в мою сторону головой командир.
      – Не-е-е-ет! – успел ещё услышать я крик вертолётчицы.
 

 
      В детстве, читая книгу о Сергее Лазо, я с ужасом представлял себе последние минуты жизни этого человека. Потом успокоился – ну, не пролезет же тело в паровозную топку! Потом опять расстроился за него – когда в кино несчастного японцы всё же заталкивали в огонь живым. Хотя и связанным. А оказалось – ничего страшного. Если, конечно, сразу умереть. А вот мне не повезло. Вертолётчица, стерва, своим криком, не дала дожечь. Нет, для обычного человека хватило бы с лихвой. А вот для меня… А-а-а-у-у-у-у. Бо-о-о-ольно-о-у-у-у! Да, я хрипло выл и не выть не мог, хотя каждый глоток воздуха, словно свинец, обжигал и горло и лёгкие.
      – Босс же сказал не кончать без его приказа.
      – Мне такого приказа не передавали. Сама виновата. Да мы его, как видишь, и не кончили.
      Удивительно, что я ещё слышал эти голоса. Видеть-то я уже ничего не видел.
      – Убрать назад! Ну и вонища! Ещё и вой этот… Заверните в брезент и туда же!
      Брезент – это новая боль. Как и волочение по земле. Господи, но за что? Я же столько не нагрешил! Да отними же ты у меня разум, если не хочешь отнять жизнь!
      Палачи скинули меня на лестницу, и скатывали, пиная ногами. А смерть всё не шла и не шла. И даже забвение. Каждая ступенька, каждый удар армейского ботинка взрывались в чёрном сознании новыми и новыми ярко – золотыми вспышками боли.
      Затем также ногами меня протолкали на шершавый пол. Где и оставили.
      – Сдохни, тварь!
      Я попытался влезть в его мозги с одной просьбой – дожечь. Нет, что – то нарушилось. Только недолгое гудение электромотора – и тишина. Если не считать хриплого, усиленного эхом воя. Ну, не герой я. Не могу молча терпеть такую боль.
      Ну, не по грехам же мукау-у-у-у-а! … А – у-у-у-у – а-а-а!!! – это стоит вой моих соплеменников. Мы держались долго. Бог ли, природа ли, но наделил нас кто-то исключительной живучестью и способностью к регенерации. И исключительной памятью. И… и много чем ещё. Но для их проявления нужна была и жизненная сила других. Другой разумной цивилизации. Да- да, кровь людей. Сколько её там надо было нашему народцу? И выбирали мы самых отъявленных мерзавцев. Поэтому и жили не тужили. Мы – в водной стихии, выходя на сушу лишь так, иногда, по некоторым делам, а другой вид разумных существ – на суше, тоже не особенно к нам заглядывая. И всё бы ничего.
      Только вот, прожгло. Ахнула сверхновая и выжгло всё. Мы последние. На суше-то уже давно пустыня. Но вот сейчас и наш черёд.
      – Ты!
      – Но почему?
      – Ты! Молчи! И забирай всё! Мы не знаем, куда сможем послать твою матрицу. Не знаем, куда ты попадёшь – на другую планету, в другое измерение, в другую Вселенную… Но ты, как вирус, попадешь в другое существо, когда в том угаснет разум. И ты продолжишь наш род… Прощай.
      – Но…
      Мои соплеменники, уже погибая, уже завывая от боли, отдали и последние силы и добрые ласковые слова прощания. И объединили все свои способности, весь природный дар на мне. И я ещё увидел, как стала уменьшаться в размерах наша милая несчастная, когда-то голубая планета. И только стон боли умирающего народа не удалялся и не отпускал. И в этом ужасном безвременьи я тоже выл от горя и сострадания. Пока однажды, открыв глаза, не увидел странных людей, участливо склонившихся надо мной. " Как ты себя чувствуешь, сынок?" – спросил один из них.
      Сынок? Какой я ему сынок? Я приподнялся и вдруг увидел свои руки. Странные, пятипалые, неестественного светло-розового цвета. Словно у рыбы без чешуи. Брр!
      Даже наши сухопутные собратья были более пристойного вида.
      – Ничего, – услышал я исходивший из моего рта голос. А затем провалился в долгое беспамятство. В прямом и переносном смысле. И только теперь, вот, с этим предсмертным воем вернулась и память. Нет, па, не возрожу я теперь наше племя.
      Зачем вообще всё это было? Умер бы я лучше вместе с вами!
      Опять гул мотора. Чьи-то шаги. Не вижу, не чувствую. Только вот опять – вспышка боли от прикосновения.
      – Ну что, тварь, подыхаешь?
      Рука очень неосторожно прикасается к моим обожжённым губам. Сейчас я ка-а-ак…
      Нет! Голос женский. Так бы ещё одного урода с собой захватил. А женщину – зачем?
      Я отвернулся.
      – Шеф поручил мне узнать кое-что. И я не оставлю тебя тварь, в покое, пока не узнаю.
      И опять рука касается моего рта. Мягко, но настойчиво. Это ещё что за…? Нет!
      Не хочу. Незачем.
      Тихий вздох – и пульсирующая струйка жизни на губах. Короткое освобождение от боли. Какое же это блаженство!
      – Я буду каждый день приходить, пока не добьюсь своего. Ну, покажи, что ты можешь разговаривать, тварь!
      – Что… тебе… надо…? – прогудел я. В принципе, мы неспособны разговаривать.
      Незачем, если можно передавать друг другу мысли. Но… если женщина просит.
      – Вот и умница. На сегодня больше ничего.
      Она отняла руку и ушла. Боль вернулась минут через десять. И как я был благодарен этой неизвестной за десять минут покоя! Кто она? Светлана? Но… я уже знал вкус ей крови. Не она. Эта… вертолётчица? А ей на кой? И потом – откуда она узнала? Ну, узнать немудрено – хотя бы по ранкам у их погибших соратников. Или у Светланы выпытали. Ох, прости, Свет, вернул тебя в это дерьмо!
      Лучше бы бежали дальше по лесу, куда глаза глядят! Может, за это и мука? М у-у-у-у к-а-а-ау – нахлынула опять боль. Только вот, заметил я, что кроме боли, вернулось ещё и зрение – я вновь увидел падающие сверху шарики воды. Кое как, перекатываясь, подобрался под этот миниатюрный водопадик и подставил под него потрескавшуюся кожу. Людям нельзя смачивать ожоги водой. Но это людям.
 

 
      Я приложил палец к губам. Светлана согласно кивнула головой и разрыдалась молча, только тихонечко всхлипывая.
      – Я… знала… я… верила… Нет, Виталя… я… уже ни во что не верила…
      – Тих-тих-тих, – шептал я, пробуя спичками открыть наручники. Когда-то меня учили такому фокусу. Ну вот, удалось. И девушка тут же освобождёнными руками прижала меня к себе.
      – Виталя… Виталик… ты ведь жив, да? – осыпала она меня поцелуями.
      – Светик, ну что ты, ну конечно… только… давай быстренько отсюда!
      Я аккуратно, ответив такими же быстрыми лобзаниями, выскользнул из объятий и вскоре освободил пленнице и ноги.
      – Теперь дуем отсюда! – кивнул я в сторону лаза. Или… слушай, как часто к тебе заглядывают?
      – Я думала, что теперь – всё. Если бы ты знал, как я себя казнила… А ты… ведь тебя же… Хотя… та женщина, она тебе помогла, да? она меня спрашивала и я ей рассказала, что тебе надо…
      – Потом Светик, потом. Ты мне скажи, к тебе как часто приходят?
      – Кормят три раза в день. Приходит здоровенный урод такой. На предыдущего похож…
      Виталь, они что, опять за старое?
      – Когда, когда приходит, Свет?
      – Вечером приходил. Теперь утром придёт.
      – А так, среди ночи не проверяют?
      – Нет… Виталь, а это та женщина, да?
      – Да. А когда утром приходят?
      – Но я же не знаю времени!
      – А ночью не приходят?
      – Нет… Виталик, милый, если бы ты знал… Если бы ты знал…, – и она опять начала плакать.
      – Ну, ну…, – начал успокаивать я несчастного ребёнка, приобняв за плечи.
      – Знаешь… если мы выберемся, мы пойдём опять купаться ночью в озере, а? Я… я когда здесь одна… и чтобы звёзды повсюду, а, Виталь?
      – Конечно, Свет. Давай выбираться. Хоть до утра и далеко, но всё-таки…
      – Да-да, давай выбираться. Ты извини, что я такая сейчас… просто…
      – Я всё понимаю. Давай за мной… Стой! Быстро назад!
      Я почти силком подтащил упирающуюся девушку к койке, уложил, прикрыл пледом, сам метнулся в дальний угол. Мы успели до того, как дверь открылась.
      – Да вот же она. Куда денется! – недовольно пробурчала здоровенная фигура, фонарём высвечивая кровать с девушкой.
      – Значит, порядок. Оставьте нас одних, – голос вертолётчицы.
      Когда дверь закрылась, женщина подошла к кровати.
      – Светлана, будь готова. Утром улетаем. Твой парень спасся. Заберём его по дороге.
      – Нет, планы меняются, – вышел я из темноты.
      – Ты…здесь?
      – Ну да, чего мне по лесу зайцем от погони скакать?
      – Не так уж и глупо. Что о планах?
      – Вы можете посадить вертушку на сопке?
      – Это возле "бункера прокажённых"? Там есть заброшенная площадка.
      – Ну, это конечно! Как я не подумал!
      – Ты о чём?
      – Да так. В общем, утром вы как ни в чём не бывало вылетаете, а потом там за холмом на секундочку присядете, забираете нас – и вперёд.
      – "Нас?". Я думала… Хотя, так, конечно, лучше. Мне ещё к шефу возвращаться…
      Ну что же… Тогда до встречи. Я буду вылетать где-то…
      – Мы увидим.
      – Тогда…
      – Постойте! – подхватилась вдруг Светлана. – Послушайте… дайте мобильник!
      – Нет! Нет, милая девочка. Всё понимаю, но шеф строжайше запретил звонки отсюда.
      Только по рации, только узкому кругу. А звонки по сотовику – только ему и то – через коменданта или его заместителя.
      – Да что мне до шефа?
      – Тебе ничего, а мне – возвращаться. Ну, потерпи до утра. Всё, пошла. Держитесь.
      Да, вот, возьми на всякий случай – она протянула мне какой-то маленький пистолетик.
      – А как вы выкрутились?
      – Сказала, что ты набросился, а охранники отбили. Ценой своих жизней. Прошло.
      Хотя капитан не верит в героизм своих подонков. в принципе оно и правильно.
      – Капитан?
      – Комендант. У шефа половина понятий от мафии и половина от армии. Ну всё, пора.
      В открывшуюся дверь на мгновение ворвались лунный свет и тёплый ночной воздух.
      Ладная фигура нашей новой подруги секунду постояла у порога, затем шагнула куда-то вбок и дверь захлопнулась. И сразу почувствовалось, насколько здесь душно.
      – Жара. Почему такая жара? Осень уже!
      – Осень… А я… я так никуда и не поступила…, всхлипнула Светлана. Год жизни потерян!
      – Свет, а ведь могло быть и хуже, а? Давай-ка выбираться. ты как насчёт крыс?
      – Мы дома держали. Держим. Они такие миленькие!
      Гм… " Миленькие". Может она и меня "милым" назвала в смысле большого пацука?
      – Ну и отлично. Там, в тоннеле их родственнички. Не боишься?
      – Теперь я только людей боюсь.
      – Ну, тогда вперёд. Хорошо, что одежду с тебя не сняли. А то сейчас бы…
      – Не говори гадостей! – даже в этой полутьме было видно, как покраснела девушка.
      – И вообще, лезь вперёд!
      – Да нет, конечно… Я имел в виду… там пылюка, кабели разные, колется всё. И без одежды…
      – Не развивай тему. Давай. Я за тобой.
      – Тогда на. Будут преследовать – отстреливайся, – протянул я ей пистолет вертолётчицы.
      – А почему ты с ней на "ты"? – поинтересовалась девушка, когда я уже опускался в лаз.
      – Я? Я нет, это она.
      – А она почему? – допытывалась Светлана, двигаясь за мной по узкому тоннелю.
      – Ты там люк аккуратно закрыла? Чтобы сразу не кинулись?
      – Закрыла-закрыла. Ты мне зубы не заговаривай.
      – Ну, наверное, думает, раз спасла, то имеет право.
      – А она спасла?
      – Ну да. Она приходила, и… ну…
      – И её кровушки попил, Дон Жуан?
      – Ну, причём здесь Дон Жуан? И ведь ты сама ей рассказала.
      – Я не говорила про её кровь, я говорила про кровь вообще. Типа там охранников каких. А она уже и рада! Воспользовалась.
      – Свет, ты что такое говоришь? Чем она воспользовалась?
      От удивления я даже остановился и попытался развернуться. Но в этой тесноте ничего подобного не удалось. Кроме того я получил толчок стволом пистолета в зад.
      – Давай ползи. И не увиливай от ответов. Как в этих фильмах про допросы: " В глаза смотреть!". Ну, да ладно. Можешь не смотреть пока. Но отвечай откровенно, а то пальну. Так, любя. В назидание – явно дурачилась девушка.
      – Светлана, замолчи. Чёрт его знает, где мы сейчас ползём. То есть, услышать могут. Не ищи новых проблем, пока мы эти не решили.
      – Нашёлся. Увильнул, – прошептала девушка. – Ловелас. Изменщик. Вскружил голову несчастной девушке, выпил всю кровь… до капельки… как тот Пенчо из " Трембиты", а сам…
      – Света, не бухти.
      – А сам уже к другой. Конечно, она вон какая. Высокая, ладная, на вертолёте летает, опытная… и кровушка… Ну, Дракульчик, признавайся, чья кровушка повкуснее будет?
      – Свет, я же просил…
      – "Свет, Свет", я двадцать лет, как Свет.
      – Что? Двадцать?
      – Это для рифмы. Ты ползи и не останавливайся. Далеко ещё?
      – Приблизительно столько же.
      – А-а-а – пчх и-и-и!
      Мне показалось, что этот чих гидравлическим ударом повыбивал крышки всех люков.
      – Ты с ума сошла! – прошипел я и замер прислушиваясь.
      – Пылюка же здесь.
      – А – а – а…
      Я даже не понял сам, как исхитрился-таки развернуться и зажать девушке рот и нос.
      – Вот так. Правда глаза колет. Рот затыкаешь? Но если я замолчу, камни возопиют! – продолжила девушка дурачится, глухо отчихавшись.
      – Свет, ну хватит. Ну потом. Вот выберемся из этой передряги…
      – А она тебя целовала?
      – Ты что? Вообще, что тебя за муха укусила?
      – А ты её?
      – Нет, ну ты время нашла…
      – А я думаю, чего он такой холодный? Я его целую – обнимаю, а он вырывается, ссылается на дела, на то, что устал на работе…
      – Если ты про то, когда я снимал с тебя наручники, то…
      – В общем, мне всё ясно. Изменщик! Так, кажется, называла Грицацуева своего непутёвого мужа?
      – Фффу. Ладно. Поползли дальше.
      – Не пущу! А вот не пущу, – схватила меня за ворот дурачащаяся девушка. Пока не развеешь мои подозрения, никуда не пущу.
      – Но…
      – Нет, ты докажи что по-прежнему любишь одну меня. И что эта… лётчица была так… эпизод. Бес попутал. Ну?
      Она зажмурилась и уморительно вытянула вперёд свои губки.
      – Но я тоже давно не чистил зубы!
      – Так я и знала, – вздохнула девушка. – Опять отговорки. Вот такая наша судьба – обманутых девушек.
      – Честное слово, как только выберемся…
      – Ладно, ползи уж, ловелас. С тобой всё ясно. И когда-нибудь ты пожалеешь об этой минуте. Умолять будешь простить. Но я буду гордая и неприступная. И ещё холодная и молчаливая такая.
      – Хорошо-хорошо. Не прикалывайся.
      – Всё. Погружаюсь в трагическое молчание.
      Она действительно замолчала, только фыркала позади – не то смеялась, не то давилась чихом. Путь был не близкий, но всё равно, когда мы добрались, до рассвета ещё было далеко. Но ночью нас вроде и не должны спохватиться.
      Преследование, видимо, в полном разгаре, в наличии пленницы убедились благодаря визиту к ней вертолётчицы. А если какой умник и решится поискать меня по этим коммуникациям, то суда ещё надо дорожку найти. Да и что мне делать в "бункере прокажённых"? Хм. Уже окрестили. Я помог выбраться девушке, приложил палей к губам.
      – Не знаю, что снаружи. А там, внутри – больные. Поэтому без шума, – прошептал я.
      Светлана согласно кивнула и села прямо на бетонный пол, вытирая пот. И здесь было душно. Что за осень такая? Оконце, точнее, смотровая щель, "предбанника" тоже выходили на погружённую сейчас во тьму центральную площадку лагеря. В принципе, развитие событий можно увидеть и отсюда. Но роль зрителя теперь меня не устраивала. Следовало найти красную кнопку. Или рубильник? Я вновь заглянул в тоннель, отследил направление красного кабеля. Куда-то дальше. Надо протиснуться.
      Нет, дальше – не с моими габаритами.
      – Свет, ты здесь наверняка пролезешь. Проползи, пожалуйста за вот этим красным проводом, сколько можешь. Если далеко, то возвращайся. Хотя, кажется мне…
      Девушка молча кивнула, протянула мне пистолет. Я уступил ей место и вскоре она засопела где-то в подполье. Потом не стало слышно и сопения. Оставшись один, я достал сигареты, закурил, пуская дым в бойницу. Тотчас накатила слабость. Это сколько я не курил? Да не курил, это ладно. Сколько я не жрал? И даже не пил. Гм…
      Не пил. Это где последний раз я перекусил? В избушке лесника? Нет, потом поутру – тушёнки. Светка потом по пустой банке стреляла. Как жрать-то хочется, а? Не вовремя вспомнил.
      Долго о голоде размышлять не пришлось – заскрежетала тяжёлая дверь, ведущая от "предбанника" в бункер. Я отпрыгнул в угол, сжимая пистолет. Но это оказалась Светлана.
      – Ну что?
      – Там…
      – Где там?
      – Там… эти…
      – Да, я знаю, ты нашла выход кабеля?
      – Там…, – повторила она, кивая головой. Только теперь я увидел, как она ошеломлена – девочку просто трясло.
      – Свет, а Свет, – обнял я её за плечи, – эти сволочи своё заслужили. Ты вспомни, что они творили. Где выход кабеля?
      – Они… они страшно мучаются. Это… это ужас, – прошептала, всё ещё дрожа, Светлана.
      – Я в таких случаях говорю: " По грехам и мука".
      – Это… ты их так?
      – Да нет! Когда? Пошли.
      Я взял её за руку и потянул в бункер. В нос тут же ударило вонью гниения. Да, процесс развивался довольно быстро и, действительно, страшно. Это я вовремя успел. Сейчас я уже ничего не узнал бы ни от врача, ни от его преданной Жанны.
      Они не могли уже не видеть, ни слышать, ни разговаривать. Кричать они тоже уже не могли, лишь хрипло стонали от терзающей их боли. И Светлана вздрагивала от каждого такого хрипа. Поэтому я поспешил пройти в дальний угол этого чистилища – туда, где была сейчас открыта замаскированная дверь. За ней оказалась небольшое помещение со столиком, кроватью, шкафом, холодильничком, какими-то стереотрубами, пультами и даже с дисплеем! Не то КП, не то ЗКП. Вероятнее всего второе.
      Запасной. А в плане? А в плане его нет! Бункер этот есть, а вот этого тайничка…
      А вот и тот самый рубильник с красной кнопкой. Держу пари, что где-то здесь… ну вот, конечно. За ещё одной дверью находился санузел. Интересно, а как с освещением? Убедившись, что задвижки на смотровых щелях плотно закрыты, я щёлкнул выключателем. Порядок. Я закрыл дверь в бункер, воздух быстро очистился от гнилостного запаха.
      – Автономный запасной командный пункт. Точнее, даже, автономный пункт уничтожения. Знаешь, здесь всё время кто – то находился на дежурстве, чтобы в случае чего это всё уничтожить, – объяснил я девушке. – И смотри, как надёжно!
      Столько времени в автономном режиме… Ну, в холодильнике всё испортилось, наверное. Вроде не вздулись. Но пробовать не будем. А вот сухпай…
      – Слушай, какая прелесть эти сухари! Годами не портятся! Сейчас бы ещё чайку какого, а? Давай, грызи, – протянул я сухарь устроившейся на койке девушке.
      – Это сделал ты, – оттолкнула она мою руку. – И теперь можешь есть, когда они там… вон какие.
      – Свет… но я не специально… То есть, я не знал… А что было делать? Мы же тогда… Да ну тебя!
      – Что делать? Убить! Но не мучить!
      – Я же тебе говорю, не специально я. Тогда выбора не было. И руки были заняты, – тебя ведь нёс! И не думал я… Да ну тебя! Соплячка! Всякие пацанки ещё учить будут!
      Разобиженный я ушёл в санузел. Открыл кран. Ну, слава Богу! Дав воде хорошенько протечь от души напился. Размочил сухарь. Полакомился. Второй. Третий.
      Посмотрелся в зеркало. Страшидло. Нет, щетина у меня растёт довольно медленно, но сколько времени прошло! посмотрел на бритвенные принадлежности. А почему бы и нет? Заржавело лезвие, конечно, но терпимо. Вполне терпимо… до утра ещё время есть. Приводя себя в порядок, я подумал вдруг, что не бродили здесь сидевшие ребята по бункеру. И дверь замаскирована с той стороны не случайно. Должен быть и другой выход. И наверняка – прямо на вертолётную площадку. Чтобы лишний раз не мелькать. Вот сейчас добреюсь и проверю. Да, и вот ещё что… Вспомнив некоторые из высказываний Светланы, я улыбнулся, выдавил из тюбика зубную пасту (тоже вполне сохранилась) и как мог, пальцем почистил зубы. Нет, не то, чтобы там целоваться, особенно после этой ссоры, но… И вообще, давно не чистил же!
      И вообще. Я крутанул кран душа. Подождал, пока не стекла ржавая вода. Ну, насчёт горячей, это я, конечно, губу раскатал. Но по такой духоте и холодный душ… фффу. Хорошо! Подумав, ещё и побрызгался одеколоном. Гулять так гулять!
      Светлана лежала лицом к стене, но на запах всё же повернулась. С недоумением рассматривала меня несколько секунд, потом язвительно улыбнулась:
      – Конечно. Утром же рандеву с пилотессой.
      – С кем?
      – Ну, вертолётчицей твоей. Пилотессой. Женский род от слова пилот, и производное от "пилка – стюардесса".
      – Перестань! Она спасла нам жизнь!
      – Нам? Тебе! А ты уже… хотя тоже, не подарок.
      – Она бы тебя и сама… Вон, приходила, собиралась забрать.
      – Отстань со своей спасительницей! А что… и душ работает? – она метнулась в санузел.
      "Полотенце бы ей какое" – подумал я и полез в шкаф. Полотенца там не было, только пустые полочки, вешалки и дверь. В шкафу. Место экономили? От кого дверь здесь маскировать-то? Она была замаскирована под стенку шкафа, но сейчас была приоткрыта. Темень. Чиркнув спичкой, разглядел выключатель. Здесь лампочка была тусклой, запыленной. Ступеньки вниз и длинный узкий проход, вырубленный в камне.
      И вот здесь… да, это выходная дверь. И открывается она, видимо вот так…
      Спохватившись, я вернулся назад, выключил свет, и только потом вновь прошёл к двери. Да, вот эта рукоятка против часовой стрелки…
      Снаружи дверь была замаскирована под здоровенный валун. Не представляю, как её можно было открыть отсюда. Наверное, тоже какой скрытый механизм. Ну да какое мне дело? Вот она, вертолётная площадка. С той стороны холма и не видно. Не думаю, что вертушки подлетали сюда совсем уж незаметно для обитателей этого гарнизона, но кто из них и зачем выбирался, кто в них садился видно не было.
      Тихо. Никого. Только там, далеко в лесу кто-то воет. Тоскливо так. Волки? Те вроде зимой воют. Или я не знаю толком? И луна сегодня тоскливая, даже страшная, кровавая какая-то. Знаю, что это причуды атмосферы, но всё равно неприятно. Да-а.
      Уже скоро и утро. Пора на пост. Докурив, я вернулся, закрыв потайную дверь.
      Выйдя их шкафа, я застал девушку плачущей. Увидев меня, она замерла, посветлела лицом, затем прошептала: " Дурак" и опять разрыдалась.
      – Да что ты? Да что случилось?
      – Дурак! Так напугал! Я думала… я вышла, а тебя нет… я думала, ты обиделся и… я даже туда уже сбегала, ну, через бункер. И там нет… Вот, только пистолет на столе. Я подумала, что ты обиделся и совсем ушёл… А ты… как дурак, в шкафу спрятался.
      – Лучше бы был подлецом, бросил тебя и ушёл? – присел я рядом с плачущей девушкой.
      – Лучше, – по-детски заупрямилась Светлана, успокаиваясь и прижимаясь к моему плечу. – Я бы думала, что сама виновата, что так мне и надо, дуре такой. А так…
      Ну зачем ты… Ну, совсем дитё малое! В шкаф спрятаться! Это же додуматься!
      – Свет, но ты опять не права. Давай посмотрим.
      Я встал и опять открыл дверцы шкафа. Потом отодвинул потайную стенку.
      – Это – выход. Я думал тебе полотенце найти, вот и наткнулся. Вот туда – и прямо к вертолёту. Всё чисто проверил.
      – Ну вот… А я подумала… Я злая и неблагодарная, да? – у девушки явно начиналась истерика. Нервный срыв. А что вы хотите? Хлебанула, так хлебанула.
      Надо с ней очень – очень аккуратно. Эх, рюмашечку бы ей! Не, и хорошо, что нет, а то развезёт ещё. Надо просто аккуратненько обращаться.
      – Ну что ты. Перестань. Знаешь, лучше ляг, подремли. Хоть часок. Я посторожу, чтобы самое интересное не пропустить.
      – Ты думаешь я смогу спать? Вот полежать, да, пожалуй и можно. А полотенце… ничего. В такую жару… уже… – она уже начала дремать. Я было вздохнул с облегчением, но девушка, посопев несколько минут, подхватилась.
      – Не проспала? А мне приснилось, что я дома и меня обнимает отец. Папа… Я так по нему соскучилась! не представляю даже, как он испереживался! Ну, скоро уже утро? Ты что там…
      Я в это время колдовал над заслонками смотровых щелей бункера. В принципе можно было наблюдать и через вот этот перископ, как же его… из головы вылетело…
      Ну лучше вживую. Ага, вот так. Уже светает. Скоро начнётся. Вон и первые ласточки – в смысле первая группа вернулась. Неужели этот их капитан настолько тупой, что не догадается обшарить саму точку? Вот и вторая группа. Судя по тому, что он их отозвал – догадался-таки. Вот и третья, и четвёртая. Все неудачливые преследователи вошли в один из бункеров. Всё теперь дождаться бы вертолёта. Если он вылетит с рассветом и час лёту, это… охо-хо, сколько чего может произойти.
      И если комендант пошлёт наиболее шустрых по подземным коммуникациям… Пошлёт – пошлёт, вот только когда? А пока он, конечно, пришлёт своих ребятушек суда, на отшиб.
      Я открыл потайную дверь в бункер, сбегал, проверил, как закрыт люк. Вроде, нормально. Вернулся, заперся. Ну вот, точно. Трое охранников выбрались из своего бункера наружу, направились в нашу сторону. Ну что же, милости просим. Я на всякий случай закрыл заслонки и продолжил наблюдение через стереотрубу. Ну, идти им сюда, особенно с такими вот предосторожностями, минут пятнадцать.
      – Скоро уже, Свет, потерпи, – обратился я к напряжённо сидящей на койке девушке.
      Та молча кивнула. Ступор? Ну, лучше, чем наступавшая истерика. Я вновь посмотрел в окуляры. Видны уже лица. Злобные, заросшие щетиной. Явно из тех, кто накануне преследовал меня по окрестным лесам. А на площадку уже вышли двое. Резкость – на них. Вертолётчица и комендант. Он что-то ей хмуро рассказывает. Она кивает головой. Видимо, для устного доклада шефу. Оба посматривают в верх. Уже ждут вертушку?
      А до нас уже добрались. Неожиданная очередь из автомата за стеной. Светлана подхватывается. Сейчас закричит. Притягиваю к себе, закрываю рот. Чёрт, кусается!
      Терплю. А в бункере продолжается стрекотня трёх автоматов. Тах-тах-тах-тах.
      Пауза. И опять. Добивают этих несчастных. Несчастных? Всё. Тишина. И – лязг закрываемой двери. Ну вот. Теперь можно отпустить девушку. Гм… Острые зубки.
      До крови прокусила.
      – Они убили их. Они убили их?
      – Видимо, да. Отмучились.
      – Отмучились? Пожалел? Ты, ведь ты сделал это, а теперь – пожалел?
      – Да, Свет. Я сделал и я, может быть, пожалел. Только давай потом.
      Я посмотрел а окуляр. Спины убийц и всё также поглядывающая на небо парочка. Но ещё по двое-трое деловито снующих охранников. Облава продолжается. Интересно, скоро ли вот из этого люка выглянет какая-нибудь изумлённая морда? Ну вот и слава Богу, вертушка. И одновременно – какая-то новая тревога. К коменданту подбежал один из охранников, что-то доложил. Судя по реакции – что-то крайне неприятное. Он спрашивает у нашей знакомой. Та пожимая плечами, отвечает и направляется к вертолёту. Комендант хватает её за плечо. Девушка резко поворачивается, что-то выговаривает. Проняло. Командир машет рукой, отворачивается, видно, что грязно ругается, а затем даёт какие-то распоряжения – вначале принесшему плохие вести охраннику, потом кому-то в микрофон. Ну вот, вертолёт взлетает, значит, пора и нам. Нет, ещё секундочку. Ну, дорогой, иди внутрь. Чего здесь стоять? Иди же! В своё логово. Там тебя ждут. Ну же! Пошёл!
      Пошёл! Я выждал ещё с полминуты, рванул рубильник. Тишина. Это что же… Уже демонтировали? Жаль, как даль. Но надо сматываться.
      – Света, пора.
      На всякий случай, " для очистки совести, я даванул и на красную кнопку. Ого! "демонтировали"!
      Аж пол под ногами зашатался. Теперь бегом – бегом. Любоваться некогда. Идо не зря вертолётная площадка у самого входа.
      Вертолёт ещё не сел, а странно крутил хвостом над нами. Затем от него что-то отвалилось и он пошёл на посадку. Совсем маленькая стрекоза. Двухместная. Ну, ничего, уж как-нибудь. Посадил ближе к пилоту Светлану, сам примостился с краю.
      И мы сразу же рванулись вверх, одновременно разворачиваясь. Мы поднялись метров на сто, когда внизу рвануло ещё раз – уже наш, оставшийся бункер. А подорванные раньше уже замазывали голубое утреннее небо чёрными столбами. Правда, долго полюбоваться на дело рук своих не удалось – вертолёт быстро удалялся от места теперь уже бывших событий.
      В кабине вертолёта было не до разговоров – драть горло, перекрикивая рёв двигателя и шум винтов, не хотелось. И, конечно, стучал в голове вопрос: "Что дальше?". Обязательно позвонить Лорке. Тоже, поди, извелась? Или не извелась? Во жизнь началась, а? Пропал без вести – и никому нет дела. Вернулся – тоже никому не в радость. Вот родителям Светки… Вот им она обязательно должна позвонить.
      Сразу, как прилетим. Или, как сядем в самолёт. А как сядем? Документов-то блин, никаких. Обращаться в местную ментовку со всей этой историей? Да ну их. Этот таинственный шеф всех, наверное, на корню скупил. На несколько поколений вперёд.
      Лучше уж в столице. И лучше – без меня. У меня свои заботы.
      Оказалось, что вопрос: "Что дальше?" уже решен нашей новой знакомой. После приземления, мы, не заходя в здание аэропорта, направились к трапу средней величины лайнера. Здесь вертолётчица немного попрепиралась со стюардессой, почему-то не желающей пускать нас без билетов и регистрации. Но когда вышедший командир корабля услышал от девушки какие-то волшебные слова, нашёптанные ему на ухо, и согласно кивнул, вымуштрованная стюардесса тут же заулыбалась и провела нас через полупустой салон в уже совсем пустой бизнес-класс.
      – Ну вот теперь для вас всё закончилось? – улыбаясь обратилась к нам наша спасительница. Теперь можешь звонить родителям. На, звони! – протянула она сотовик.
      Светлана как-то робко, словно не веря происходящему, взяла мобильник, набрала номер. Услышав голос, бедная девчушка всхлипнула.
      – Пап, это я…, – прошептала она в телефон.
 

 
      – Пойдём пока, потолкуем, – позвала меня к креслам за соседним столиком наша спасительница.
      – Светлана, а Светлана, ты только конкретику пока отцу не рассказывай.
      Девушка оторвалась от разговора и попыталась сфокусировать внимание на нас.
      – Про меня ни слова.
      – И про меня. И про тот барчик пока. Хочу первый туда заглянуть, – дополнил я.
      Света поняла, быстро покивала головой и вновь припала к телефону.
      А нам принесли виски и горячий обед. Нет, сухой паёк, или там тушёнка, это хорошо, но куда этому всему до горячего. Даже всепогодная лётная курица, и та после такого воздержания чудо как хороша. А вот виски я не люблю. Сивуха. Но уж коли таким угощают…
      – За удачное окончание эпопеи! – поднял я тост.
      – Эпопея только начинается…Виталий. Всё, что случилось – это даже не пролог.
      Так, эпиграф. Но за удачу выпьем. Ешь – ешь, вижу, изголодался.
      – Скажите… как мне к вам обращаться? Ну, я слышал, как охранник назвал вас Алка. Это что, "Алла", что-ли?
      – Вообще-то Алина.
      – Красиво. Тогда за знакомство? вы сегодня не за рулём? В смысле – не за штурвалом?
      – Нет. У меня сегодня совсем другие планы, – улыбнувшись, посмотрела на меня Алина. Ух, как посмотрела! Вы знаете такие взгляды? Нет, не томные, не завлекающие, которые для наивняка. Взгляды красивой, уверенной в себе женщины.
      Так, немножко исподлобья, с совсем лёгкой улыбкой. Оценивающий, заинтересованный и что-то обещающий. И даже не обещающий, а… ну, вы поняли, да? И захватывает дух, и пропадаешь ты ни за понюх табаку. Ведьмин взгляд!
      Для того, чтобы отдышаться от такого нокдауна, я большее внимание обратил на бутерброд с икрой. Мм-да, летайте бизнесс-классом!
      – Ты уже кое-что понял, Виталий. Послушай ещё.
      Она пересела в кресло рядом со мной и тихо начала говорить на ухо.
      – Мы распутываем одно очень странное дело. Вышли на эту мафию. Я у их шефа личный пилот и…
      – И?
      – И доверенное лицо.
      – И?
      – Остальное тебя не касается. Но если уж так заинтересовало – нет. Дело в том, что пропадают дети. Кто их похищает, зачем – непонятно. Думали – эти, для пересадки органов. Вероятнее всего – нет.
      – Наверняка – нет. Если не считать детьми вон таких – кивнул я в сторону плачущей по телефону Светланы.
      – Откуда тебе известно? Что узнал?
      – Я скачал всю память у вашего Гиммлера-Мюллера. Нет, детьми они не занимаются.
      А он ведал всем этим бизнесом. Знаешь, – спохватился я, – я ведь и его личные счета скачал и парочку – вашей мафии, которые он держал! Давай снимем и поделимся? На первых лет триста безбедной жизни хватит!
      – Обдумаем. Попозже, – улыбнулась Алина. Ох и улыбка у неё! точно же ведьма!
      Русые волосы, длинные пушистые ресницы и зёлёные глазищи. А когда улыбается – вон, ямочки на щеках. А ведь пацанка ещё, если присмотреться!
      – Сколько Вам лет?
      – Об этом тоже позже.
      – Ну, тогда… за любовь?
      – Давай. За неё!
      Закусывая, я продолжал посматривать на девушку. Это что, я опять пропал? Или это она так быстро заарканила? Ничего странного, что неведомый мне шеф так пока ничего и не добился. Наверное, влюбился, а она держит его на коротком поводке.
      Но кто она? И кто "они", на которых Алина ссылалась?
      – Так вот, Виталий, один мой хороший знакомый, можно сказать – учитель говорит, что всё это – пыль.
      Я отложил вилку, отшатнулся, внимательно посмотрел на неё.
      – Главное – память. Он хранит её, как Кащёй свою смерть, – улыбнулась девушка. – И мой шеф тоже. А если ты можешь её вскрыть, у шефа, конечно, мы… Да что с тобой?
      Я молча выпил виски, закурил. Вообще-то на борту нельзя, но здесь, в бизнесс-классе, а да чёрт с ним!
      – Алина… "память" твоего знакомого вот здесь, – я достал из пачки своё сокровище. – Альба охраняла. Ты ведь знаешь Альбу?
      Алина кивнула и начала бледнеть.
      – Боже мой… Боже мой… Сергей Сергеевич… что с ним?
      – Вы – та самая его пропавшая… помощница?
      – Да, он нас… то есть… да что с ним, не тяни!
      – Он… погиб.
      – Когда? Как?
      – Эго… замучили. Перед тем, как… ну, получается… совсем недавно. А кажется, будто…
      – Не философствуй пожалуйста! Рассказывай, ну!
      Она залпом хватанула виски и приготовилась слушать. Собираясь с мыслями, выпил и я. Всё же информацию следовало дозировать. Точнее даже, не дозировать, а отфильтровать. Поэтому рассказ мой был недолог.
      Потом мы помолчали.
      – Помянем, – вздохнула Алина. Мы, почти не опьянев, прикончили виски. Да и то, к нашей чести будет сказано – не бутылками, а флакончиками подают. И разливают не в рюмки, а в напёрстки какие-то. Так, чисто символически.
      – Замечательный был человек, – вздохнула девушка. – Был… Но теперь всё меняется! Ты мне, конечно его архив не отдашь?
      – Нет! Только если я с вами.
      – Тогда извини, мне надо подумать.
      – Угу. И ты извини, мне надо подумать! – решил вести себя на равных я.
      Алина не обратила внимания, откинула спинку, закрыла глаза. Я же перебрался к Светлане.
      – Папка будет в аэропорту встречать. Когда мы прилетим?
      – Не знаю.
      – Он сказал, что уже выезжает и будет там всё время до моего прилёта. Я ему ничего конкретного не рассказала!
      – Молодчина!
      – А можно ещё один звонок?
      – Не знаю, наверное, можно. – Я покосился на Алину, но та нас не слышала или не хотела слышать.
      – Я быстро. – Она уже давила на кнопки.
      – Привет, Вовчик. Это я. Как откуда? С небес. Сейчас возвращаюсь. Папка уже в аэропорт помчался. Это уж как хочешь. Всё. Больше говорить не могу.
      Теперь она без комментариев протянула телефон мне.
      – Это, который зубы не чистил? – улыбаясь, уточнил я. По тому, как тут же нахмурилась девушка, я понял в яблочко. Но она отмолчалась.
      – Изменщица! – прошептал я.
      – На себя посмотри! Я хоть по телефону, а ты прямо при мне куры строишь!
      – Куры?
      – Классику читать надо! Гоголя, например. Всё. Хватит. Есть хочу!
      Всё же она была явно смущена. Поэтому поев, заявила, что хочет вздремнуть. А ещё через пару минут уже сладко посапывала. Вообще-то бедняге и действительно перепало, так перепало. Но не знаю, я бы на её месте не смог вот так. Ладно, надо тоже подумать, как быть дальше. Позвонить Лорке? Нет, появлюсь неожиданно, как и пропал. Лучше всего думается с закрытыми глазами. Сначала я разгромлю этот бар-ловушку. Потом надо бы реализовать эту гиммлеровскую память. Как? Подключить Чуму? А хватит ли у него полномочий. Нет, пересажать-то он пересажает. А суды выпустят. Надо повытаскивать компру. Она в одной из ячеек в одном из банков. По паролю и шифру. Вытащу. Но это так, пыль. У него ничего нет по пропаже детей. И по Ковчегу, которым так заинтересовался неведомый мне шеф – тоже. Надо, чтобы Алина устроила мне рандеву и я скачаю память у её возлюбленного. Нет, у её почитателя… Надо просмотреть информацию Бычека… Он же мне… завещал… А с бусами что? Чего за ними такая охота…? И вообще… всё… каким-то комом…
      Правда, проснулся я сам – никогда не пропускал ещё поразительной динамики приземления рукотворных птиц. Светлана ещё спала, а Алина отрешённо смотрела перед собой. Кресло у иллюминатора возле неё пустовало. Ну, девчата! Пропускать такое зрелище! Я тихонько перебрался на вожделённое место и прилип к стеклу. Я не знаю, откуда е меня эта тяга к высоте, к небу. Вероятнее всего, в разных людях и в разное время просыпается генетическая память разных животных. Нет? А вы прислушайтесь, прислушайтесь к себе самим. Только внимательно! Разве не чувствовали вы никогда, как в ярости хлещете себя своим тигриным хвостом по бокам? Или не чувствовали, девочки, как выпускаете когти черной пантеры Багиры перед тем, как бросится…, ну неважно на кого. И разве не чувствовали в себе генов этой же пантеры, когда мурлыкая, потягивались в постели. Или когда, уставшие на нет, сворачивались в постели клубочком? Да мало ли примеров? К примеру, Алина – точно с генами пантеры. А Светлана? Я покосился на спящую девушку. Она – рыська. В смысле – молоденькая рысь. Господи, какими же скотами надо быть, чтобы вот такую прелесть – и на частички… Правильно, всё-таки я их…
      Но не об этом. Разве не видимы сразу люди с генами медведей, и тем более, козлов?
      А есть люди с генами птиц. Тоже разных – от куриц до страусов. У лётчиков, наверняка, гены стрижей. Видимо, и во мне их немного осталось. Поэтому вплоть до самого лёгенького толчка, увенчавшего работу экипажа, я любовался тем, что называется полётом. Затем – заслуженные аплодисменты.
      – Мы… уже? – проснулась Светлана.
      – Да, девонька, и всё для тебя кончилось. Отец ждёт? Звони! – протянула ей опять мобильник Алина.
      – Па, я прилетела. Ты ждёшь? Где? Поняла.
      – Он у трапа будет, – сообщила нам девушка. – Я вас сейчас с ним познакомлю.
      – Нет! – вырвалось одновременно у нас обоих.
      – Но…
      – До свидания, Светлана! Мы потом, когда пройдёт ажиотаж, – объяснила Алина.
      – Но никакого же… мой па слово держит!
      – Конечно! Вон посмотри! – кивнула Алина в иллюминатор, через который была видна довольно солидная группа журналистов. Некоторые уже нетерпеливо щёлками своими блицами. Что они там фотографировали, трап, что ли?
      – Но он… это не он!
      – Да всё равно. Иди!
      – Я… я… Виталя…
      – Иди, Свет, ждут ведь!
      Девушка сделала, было, какое-то движение в мою сторону, но затем развернулась и кинулась по салону к выходу.
      – Пройдём ближе, вон из тех иллюминаторов лучше будет видно – предложила Алина.
      – Ай. Зачем?
      – Пойдём, пойдём. Тебе полезно.
      Я не стал спрашивать, в чём польза. Почему бы и нет? В конце концов, я же приложил руку к её спасению. Или, там, лапу, но всё же.
      Светлана, казалось, одним прыжком перемахнула трап и оказалась в объятиях здоровенного мужчины с широким приятным лицом и в кителе с генеральскими погонами. Да, папка у неё ещё тот. Затем, под фотоблицы, к ней подрулило что-то коротко стриженное и лопоухое, тоже полезшее обниматься.
      – Вовчик, – прокомментировала Алина.
      – Который не чистил зубы, – добавил я.
      – Что?
      – Да нет, это так…
      А нашей спасённой уже совали микрофоны и она даже что-то уже отвечала. Звезда. И ни разу не обернулась. Ни разу! Аж до уже ожидавшей их очень солидного "Мерса".
      Да-а, "папка" ещё тот. А что толку? Не спас же. Вот они сели в машину… Нет, не посмотрела. А ведь… А ведь…
      – Не принимай близко к сердцу, осторожно положила ладонь на плечо Алина. – У неё совсем другая жизнь. А ты – миг, эпизод из того ночного кошмара, который уже закончился. Пойдём, пора.
      – Куда? – поинтересовался я, всё ещё глядя на опустевшее лётное поле.
      – Ко мне, к нам то есть. Или у тебя были другие планы?
      – Ну, я пока… нет, действительно хорошо бы…
      – Ванна, ужин и чистую постель я тебе гарантирую. Заодно и поговорим. Есть о чём, правда?
      – Поехали.
      Трап ещё не убрали, а внизу нас ждал небольшой аэродромный карчик.
      – У тебя здесь всё схвачено.
      – У шефа.
      Потом мы долго ехали на такси по уже ночному городу, как я понял – на противоположную окраину. Было время для переживаний насчёт людской неблагодарности. Вот так, даже не обернувшись. А я ведь кое-что для неё сделал, правда? Но с другой стороны… Чего ты хотел? Ну? какой такой благодарности?
      Права Алина – я персонаж того кошмара, который этой девочке надо бы поскорее забыть. Даже если бы я был простым человеком. Чёрт возьми, как быстро к этому привыкаешь. Побыл денёк в человеческом обличье, и, вроде бы, всё в норме. А те, кто сталкивался, к то видел? Опять вспомнилась гримаска отвращения на личике Тамары. Тоже, считай, можно вычёркивать из своей жизни. А ведь что думал! "Подожду!" Что, то есть – кто остаётся? Лариса. Лорка.
      – Дай пожалуйста мобильник, – обернулся я к Алине.
      – Уже приехали. Из дома позвонишь, хорошо?
      Во дворе нас радостно встретил здоровеннейший дог. Точнее, радостно он встретил хозяйку, затем, чуть нюхнув меня, он заскулив, бросился куда-то во тьму.
      – По крайней мере, собаками тебя не затравят. И другими зверями тоже.
      – Ну, в Древний Рим не собираюсь.
      – А сюда?
      – Что?
      – Сюда ты собирался?
      – Загадками говоришь.
      – Ничего, разгадки уже вот-вот. Ну, привет, Жень.
      Это уже – не мне, а открывшему нам дверь парню. По мимолётному поцелую понял – не братишке и не коллеге. Но, с другой стороны, а что здесь удивительного? У такой пантеры не должно быть дружка? Она же не эта… тарантуриха, которая пожирает самца после секса! Или это делают скорпионихи? Ну, всё равно. Алина имеет полное право иметь дружка. Тем более – вот такого. Высокий, считай, с меня ростом. Очень хорошо сложен – этакий перевёрнутая трапеция. И лицо приятное, доброе. Только вот залысины ранние над высоким лбом. Ну, блондины, говорят, лысеют рано. А этот – явный. Некрашеный.
      – Ну, знакомьтесь. Евгений. Виталий, – представила нас Алина. Рукопожатие крепкое, но немного настороженное, как и взгляд серый глаз.
      – Жень, Виталий тоже… был… у Сергея Сергеевича.
      – А! И как он?
      – Его… убили.
      – Чччто? Кто?
      – Виталий всё расскажет. Потом. А пока… Встречай гостя. Он очень устал.
      – Да… конечно… проходите.
      Парень был явно потрясён известием и поэтому молча провёл меня в уже подготовленную ванную – видимо, Алина успела дать инструкции.
      Как давно я не испытывал этого блаженства! Давно? Просто события несутся вскачь.
      Вот и сейчас залёживаться явно некогда. Эти ученики Бычка ждут. Ну, девушка расскажет своему дружку-коллеге всё, что знает. И все равно, вопросы останутся.
      Да-а, мохнатое полотенце, чистое бельё и халат – это просто праздник души и тела.
      Теперь ещё вкусно побриться. А вот это – плохо. Ну, зачем мне в двадцать два седина? Нет, хватанул-то я здорово, но всё-таки… А, ладно. Ну вот, я и готов.
      Как только я буду выглядеть за столом в этом халате, чёрт побери? В гостях всё-таки.
      Но и в свою многострадальную… кстати, а вот наследство покойного детектива надо забрать. На всякий случай.
      Когда я вышел, Евгений провёл меня в явно гостевой блок. Шикарная постель, шкафчик, тумбочка, кресло, телевизор, комп. Выход на балкончик. Дверь в туалетную комнату. В открытом шкафчике на вешалках какая-то одежда.
      – Выбирайте на свой вкус. Всё – вашего размера. Ужин где-то черед пол часика.
      Лина себя в порядок приводит.
      Не дожидаясь вопросов или ответов, мой новый знакомый вышел. Я же справился минут за пятнадцать и за остальное время успел просмотреть кое-какие новости. В том числе и о чудесным образом нашедшейся девушке. Светлана Котина. Ну, правильно, вот тебе и гены кошачьи. А отец – генерал Котин. Тот самый. Вы что, не знаете, кто такой генерал Котин? М-да. Нет, не о конструкторе танков, а о… впрочем, неважно. Уже пора.
      Ужин состоялся в большой столовой, за столом, явно рассчитанным не на троих. На накрытом его крае горела свеча, а неосвещённый край терялся где-то в темноте.
      "А ведь неплохо живут ученички" – подумалось мне, глядя на сервировку.
      – Наливай, Жень, помянем, – предложила Алина.
      Евгений разлил коньяк, как я помню, любимый напиток их учителя. Помянули.
      Посидели молча.
      – За что всё же? – не выдержал Евгений.
      – За информацию, – ответил я, не уточняя, какую именно.
      – И она теперь у тебя?
      – Он был замечательным человеком и Детективом с большой буквы. Знаешь, Виталий, это он нас… приметил. Женю раньше, меня – попозже. Многому научил. Какие мы дела мы с ним раскрутили! Особенно – Евгений. У него аналитический дар и дедукция, похлеще, чем у Сергея Сергеевича.
      – Да ладно тебе, Лин. Не обо мне речь.
      – Да, конечно… Вечная ему память.
      – Что с теми, кто его…? – отодвинул тарелку и закурив, поинтересовался Евгений.
      – Умерли. В страшных муках.
      – А заказчик?
      – Не добрался. Не успел. В другую передрягу вляпался. Но выходы есть и я…
      – Нет. Пожалуйста, нет. Он мой. Я очень прошу.
      – Да, Виталь, у нас будет более важное дело. Ты мне поможешь раскопаться с этой моей коморрой.
      – Вообще-то у меня свои планы на ближайшее будущее. Никому не подряжался, – я тоже демонстративно отодвинул тарелку и закурил.
      – Всё правильно. Просто ты ещё ничего не знаешь. Жень, расскажи.
      Алина подошла к парню, достала из кармана рубашки сигареты, тоже прикурила. Я, конечно, не такой аналитик и этот… дедуктёр, как Евгений, но по жестам, по взглядам, по касанию их рук ещё больше убедился – они не только коллеги и не только партнёры.
      – Понимаешь, Виталий, наш шеф… покойный взялся, было, за одно дельце о пропаже ребёнка. Это уже… да, два года назад. Нашёл одну ниточку, потянул. И пока не оборвали, выяснил, что не один ребёнок пропал. А ниточку ту оборвали вместе с двумя нашими коллегами. Они, правда, постарше нас были и подольше с Бычком работали. И тогда он нас отправил в "автономное плавание" по разным маршрутам и с разными легендами. Вот, за это время Алина доросла до шеф-пилота одного из гнуснейших мафиози нашего отечества, а я – до банковского гения и воротилы чёрным бизнесом – у другого. Но до главных секретов пока не добрались. А Сергей Сергеевич считал, что в этой тайне пропажи детей – что-то очень мрачное. Он и Алину к её шефу пристраивал, так как раскопал, что занялись они подпольной трансплантацией. И меня к другому, у которого один филиальчик детским порно занимается. Но у Алины, значит, пустышка? Не они?
      – Нет, насколько я знаю, не они. Хотя, может этот его заместитель и не знал.
      – Вот я и говорю, потолковать бы нам с шефом, а? – предложила девушка.
      – И кроме того, нам очень нужна информация Сергея Сергеевича. Она ведь у вас? Мы бы могли проанализировать её вместе? – гнул свою линию Евгений. – И ещё. Вам не странно, что вы, тоже являясь учеником…
      – Я не был учеником Бычка. Не успел. Он только планировал…
      – Ну, всё равно. Зная Сергея Сергеевича, вы вот так случайно попали в западню, которая была расставлена вроде бы и не для вас? Может, вспомните детали?
      Когда я рассказал о деталях, мои собеседники заулыбались.
      – Рука мастера, да? исключительно тонкий расчёт. И я не удивлюсь, если…, ну, давайте ваше сокровище! Давайте вашу информацию! Это уже давно пустышка.
      – Но… почему? Когда? – Я вынул из сигаретной пачки два пластмассовых квадратика, положил на ладонь. Он что, блефует? Да нет, непохоже. Но кто и когда?
      – Пойдёмте, проверим, – не протягивая к ним руки предложил Евгений.
      Он оказался прав. Пусто. Правда, после некоторых ухищрений "банковский гений" вытащил хоть что-то – дату и время, когда скачали информацию. И это было… это было… Да, конечно, утро, когда я заскочил в этот проклятый бар. Вот время…
      На часы тогда не смотрел. Где же я видел время? Да, конечно, на мониторе, который демонстрировал нам мента-лихоимца в процессе получения мзды. Угу…
      Значит…
      – Но это же где-то в баре!
      – Не "где-то" в баре, а "кто-то" в баре. Чтобы скачать информацию, никакой стационар не нужен. И дело минутное. Пока переволокли, пока ждали транспорт…
      Но чисто. И назад положили. предусмотрительно.
      – Предусмотрительно! Я за ними назад возвращался всё там вдребезги разнёс!
      – Ну, не совсем так это было, – тонко улыбнулась Алина.
      – Не об этом речь. Кто? – сконфуженно перевёл я разговор на другую тему.
      – Не знаю. Но это сильный противник. Не наших боссов уровень. Жаль. Столько времени впустую потрачено. И Алина, оказывается, засветилась напрасно.
      – Что?
      – Теперь надо спешить. Надо всё же выяснить по Ковчегу и вознесению.
      – Что?
      – Понимаете, босс Алины всерьёз занимается неким "Ковчегом". Даже подводную лодку прикупил. А мой, наоборот, – вознесением на небеса. И тоже не блажь.
      Несколько генералов от мафии финансируют создание новой орбитальной станции.
      Автономной. И проходят подготовку к полётам. Думают рвать когти. Вот от кого и когда, было бы очень полезно узнать, чтобы…
      – Я не об этом спрашиваю. Подождите с вашими боссами. Алина, он правду сказал?
      Это ты, оказывается, зазря засветилась?
      – Ну, пока не засветилась. В принципе, я вроде бы улетела до всех этих взрывов…
      – Да не об этом. Ты же понимаешь. Он сказал – "напрасно". Это что, если бы не было этих… чёртовых…, – я сдерживался, чтобы не перейти на резкости, – если бы ты знала, что информации у меня нет, ты бы меня… нас… ты бы оставила всё, как есть?
      – Глупо, Виталий, но это просто глупо!
      – Нет, ты ответь. Это очень важно!
      – Ответь ему, Алина, – тонко улыбнулся её дружок.
      – Знаешь, я удивляюсь, как тебя Сергей Сергеевич приметил? или такая тупость с устатку?
      – Куда уж мне до вас! Аналитики! Гении! Значит, простая человеческая жизнь, да даже не моя, жизнь той девчушки – побоку?
      – Бывает и так, – встрял Евгений. – Представляешь, горит дом. На первом этаже – ребёнок. Если ты его сейчас вытащишь – спасёшь. Но не успеешь открыть дверь – и в огне погибнет целая семья, и тоже с детьми. Выбор за тобой, ну?
      – Но я не получил ответа. Алина, я хочу услышать ответ от тебя!
      – Но я уже ответила!
      – Что-то не припоминаю.
      – Вот я и говорю, – память дырявая. Это когда ты мне рассказал об информации? О том, что знаком с Сергей Сергеевичем?
      – Когда-когда? Когда я… Чёрт!
      – Ну, вспомнил?
      – Ну да… сегодня. В самолёте.
      – Вот видишь!
      – Но… но…, а может, вы и сами знали!
      – Это правда, Аля? – в свою очередь поинтересовался враз помрачневший её коллега.
      – Да. Мне пришлось некоторым образом спасать эту сладкую парочку. Она меня подстрелила, он – выволок из огня и подлечил. Так что…, – почему-то оправдывалась девушка.
      – Но мы же договорились… Ты же могла всё развалить!
      – Всё эта тем а больше не обсуждается! Виталий, ты получил ответ? Тебе легче от того, что я тебе помогла не как носителю информации, а как человеку?
      – Конечно, хотя…
      – Всё, закрыли и эту тему. Теперь: ты с нами или сам по себе?
      – Ну, по тому, что я знаю от зама твоего шефа, я сам с этой вашей хеврой не справлюсь. С вами. Только некоторые вопросы буду решать и сам по себе.
      – С нами, но не наш, – усмехнулся Евгений.
      – Скажите, а как относятся Монтеки и Капулетти к вашим встречам? – поинтересовался я.
      – Ну, мы не Ромео и Джульетта, – быстро возразила Алина.
      – По легенде, мы выуживаем друг у друга информацию, поэтому такие отношения являются полезными, – более подробно объяснил её напарник. И в это же время у него отметился мобильник. Прочитав послание, Евгений коротко ругнулся и поднялся из-за стола.
      – Мне надо кое-куда крутануться. Очень странный вызов.
      – Шеф?
      – Информатор. С чем-то неотложным. Постараюсь быстро.
      Оставшись вдвоём мы некоторое время помолчали. Алина закурив смотрела на свечи.
      – Все свечи я зажгу, как в старину,
      Букет цветов на центр стола поставлю,
      Вас мысленно за плечи обниму,
      И шёпотом с Днём Ангела поздравлю, – тихим голосом прочитала она.
      – Красиво. Чьё?
      Один поклонник. Покойный. И писал красиво и подставлял красиво. Да я тебе рассказывала.
      – Ничего подобного не помню.
      – Ты многого не помнишь. Но, наверное, пришла пора. Этот вызов Евгению я организовала.
      Девушка кинула сигарету в пепельницу, подошла ко мне, наклонилась. Её странные, загадочные, влажные, словно покрытые утренней росой листики цветов, глаза смотрели ласково и насмешливо. Она хотела что – то сказать, но не успела.
      Вскочив, я сгрёб девушку в объятия. Она наверняка не ожидала столь быстрой реакции, напряглась, словно пантера перед прыжком, но на поцелуй ответила. Но затем выскользнула из моих рук и переводя дух, отчитала.
      – Всё тот же бабник! Ему о серьёзных делах, а он… Ну да ладно. Со свиданьицем, Максимка.
 

 
      – Какой ещё… – начал, было, я, привлекая опять девушку к себе, но тут меня ударило.
      – Какой ещё Максим? – повторил я, опуская руки.
      – Ничего, ничего. Ты давай, садись. Вот в это кресло. Вот так. Какой Максим? Тот самый. Ну, давай, вспоминай, не бойся.
      – Алина, я…
      – Алёна.
      – Что?
      – Максим, я – Алёна. Это я здесь Алина. А на самом деле – Алёна.
      – А я на самом деле драк. Дракоша. Ты видела. А здесь Виталий. Какой ещё к чертям Максим?
      – Максим Белый. Ну? Бе-лый.
      – Нет, Али… Алёна…
      – Зови меня по-прежнему.
      – Ты меня, пожалуйста, тоже. Знаешь, ты что-то напутала. У меня действительно прорезается память, но о дронах, которые погибли… Вся наша планета погибла.
      Всё живое, точнее.
      – А ты?
      – Мы смогли спасти… отправить… сознание одного… меня. – а ещё что ты помнишь? Ну, пожалуйста. Ну, не связанное с…этими… дронами.
      Девушка села на подлокотник кресла, внимательно вглядываясь в меня.
      – Меня помнишь?
      – А что… я должен? В смысле, мы встречались?
      – Ого! "Встречались"! Не то слово.
      – Смутно, смутно. Напомни, пожалуйста! – я потянул её к себе и она, не удержавшись на подлокотнике, вновь оказалась в моих объятиях.
      – Перестань! Не до глупостей сейчас! – вырвалась и вскочила девушка.
      – Глупостей? Сама говоришь, мы раньше – "ого"! и тут же "глупости" – Я не о том! У нас с тобой ничего такого не было!
      – Как? Совсем? Это надо наверстать! – предложил я, вставая и вновь потянувшись к хозяйке.
      – Да перестань! Скоро Женька придёт. Да и вообще…
      Что "вообще", я пока не узнал, а вот Женька пришёл не "скоро", а прямо сейчас.
      Видимо, аналитический ум и дедукция объяснили странности этого вызова. Может, с полпути он вернулся, а, может, и не уезжал вообще, но показался в дверях в самый неподходящий момент. Нет, вру, бывают и более неподходящие моменты. А тут… Мне только руки опустить, а Алине – причёху поправить. Пока мы этим занимались, статуя Коммандора зашевелилась, затем загрохотала наверх по лестнице.
      – Ничего, я ему всё объясню, – успокоила сама себя Алёна.
      – Он твой бойфренд?
      – Ай, не твоё дело. Ты вон, вообще с малолетками здесь…
      – Ничего такого не было.
      – Ну, это не по твоей вине. Дай тебе волю, ты бы…
      – Ты чего так? Я…
      – Ай, знаю я. Меня тоже разок назад домой выкинуло. И своих братиков видела и о твоём потомстве наслышана.
      – Но Алина, ты о чём-то диком говоришь. Какое потомство?
      Девушка тем временем включила свет, более внимательно осмотрела себя в зеркальном серванте, затем салфеткой вытерла мне помаду с шеи. Бог весть откуда она там появилась. Мимолётно чему-то улыбнулась.
      – Ладно. Потом. Пойдём объяснятся с обманутым бойфрендом.
      – С коллегой?
      – Сейчас – с бойфрендом. Женька – замечательный человек, но… только человек.
      – А мы… а ты… ты доже из дронов? – поинтересовался я, уже поднимаясь за ней по лестнице. Затем замолчал, потупив взор и отгоняя никчемные сейчас мысли.
      "Обманутый бойфренд" за это время дёрнул солидную порцию виски (ну далось им всем это виски!) и сидел у компа, исподлобья глядя на нас.
      – Жень, я должна тебе рассказать… Это совсем не то, что ты думаешь.
      – Братские поцелуи? Встреча родственников?
      – Если хочешь – да.
      – А если не хочу?
      – Понимаешь, – мы знакомы уже тысячу лет. Просто он потерял память. А нам очень важно, чтобы он вспомнил. Для дела важно.
      – И это вы так воскрешали воспоминания?
      – Ну… ну да. Но ведь совсем ничего…
      – Аль, ты ведь мне раньше никогда не врала. Зачем сейчас?
      – Да не вру я! Ты что, решил, что я вот так смогу… сразу?
      – Нет… конечно нет. Значит он… кто?
      – Он – Максим.
      – И этого достаточно, чтобы бросится в его объятия?
      – Не устраивай мелодраму. Это уже смешно! "Броситься в объятия"! У нас с ним… мы… как брат и сестра!
      – Хорош братишка, сдирающий с сестрёнки платье.
      – Да что ты мелешь! Не было такого! И вообще! – возмутился, наконец, я. – Разбирайтесь сами в этой мелодраме. А у меня дел по горло. А тут, одна о каком-то Максе бредит, второй ревнует… Вы часом не колетесь, ребятушки?
      – Ладно. Проехали пока, – взяло верх рациональное начало у Евгения. – Давайте по порядку.
      – Пошли в операторскую, – предложила Али… Алё… в общем, вертолётчица.
      "Хорошо, что хоть не в операционную", – пробормотал я, спускаясь за ними в цокольный этаж.
      "Кое-кому не мешало бы кое-что ампутировать…" – также тихо пробурчал бойфренд.
      "И ещё кое-кому язык укоротить" – приняв игру, также тихо сообщила девушка.
      "Операторской" они называли просторную комнату с тремя мощнейшими – я о таких только слыхивал – компами, множеством пультов и ещё каких-то пока притаившихся в полутьме агрегатов. Здесь же можно было удобно устроиться в креслах или неудобно – на легкомысленных пластмассовых стульчиках. Бойфренд, как я понял, проводил здесь львиную долю своего времени – настолько рефлекторно он орудовал кнопками и тумблерами.
      – Ну, теперь рассказывайте, – заявил он, когда помещение осветилось мягким уютным светом, и кондиционер погнал свежий воздух.
      – Дадим слово даме! – предложил я. – Поверьте, Евгений, для меня всё, сказанное ей, пока – какая-то фантасмагория. Даже при моей уже открывшейся судьбине какие-то намёки о ещё одной жизни, о родстве с вашей гм… коллегой, и тем более – внебрачных детях просто вызвали шок.
      – Не ёрничай, Макс, – попыталась урезонить меня девушка.
      – Я попрошу Вас до признания достоверности Вашей информации величать меня Виталием. А насчёт ёрничанья…
      – Ал, давай, выкладывай, – перебил меня Евгений.
      – Тебе пока лучше было и не знать всего этого, – покосилась на него Алина (пусть пока так), устраиваясь в кресле и закидывая ногу за ногу. Отследив направление взглядов двух пар глаз, она прошипела что-то типа:"Нахалы" и села более пристойно.
      – Понимаешь, Жень, это мартёшка какая-то. Жизнь в жизни. Судьба в судьбе. Вот я, Алина, да? Ты по компу всю жизнь мою отследил. По заданию Бычка, когда он кандидатуру подбирал. Вот и его мы сейчас отследим, да? Ну, давай же!
      – Нет, я тебя пока не… Ты хочешь сказать, что ты – это не ты? И что за эти три года…
      – Да Жень.
      – И он…
      – Он тоже. Только не помнит всего. И ещё у него…
      – Да мне пока плевать, кто он и что у него, – отмахнулся несчастный коллега. – Значит ты… ты всё это время врала мне? Вот так внаглую?
      – Но ты опять переходишь на личное.
      – Ладно… – собирался с мыслями Евгений. По лицу было отчётливо видно, что он с трудом сдерживает гнев. – Тогда не о личном. Для чего всё это? На кого ты работала всё это время? Кому продалась?
      – Не так! И не смей так говорить! Мы делали одно дело! И никому не… Нет! У тебя ещё и язык повернулся! Нет! Ты ещё и додумался! А говорил – любишь! У, я тебя… – она сделала движение в сторону парня, вроде как пантера нацелилась броситься и растерзать. Впрочем, Евгений не очень испугался, – видимо это было ему не в новинку. Наоборот, он даже несколько успокоился.
      – Тогда расскажи, как я должен это понимать.
      – Когда… когда раньше узнавали о моих… способностях, меня тут же старались использовать в своих целях. И я боялась, что… что…
      – Но я не давал никакого повода.
      – И… кроме того, если бы ты узнал, что я… я… ну…
      – Дракоша, – подсказал я ей слово, чтобы прерывать эту мелодраму.
      – Молчи, дурак, – брызнула она огнём гнева в мою сторону. Тут же раздался запах гари – начала дымиться моя рубашка.
      – Так вот, если бы ты узнал… – словно ничего не случилось, попыталась продолжить Алина. Но её бойфренд пока не слушал, во все глаза глядя, как я заливаю тлеющую рубаху водой из сифона.
      – Круто… – пробормотал, наконец, он. – Погодь-погодь, а вот тот случай… с подонками из Вьетты. Они вдруг обуглились, да? Мы ещё подумали, что шаровая молния… То есть, я подумал… И ещё сомневался, что так вовремя. И потом…
      – Да она это, она. Она ещё не то вытворяла, – начал я и осёкся.
      – Ну, – повернулась Алина ко мне. – Что вспомнилось?
      – Да нет… – добросовестно пытался добросовестно вспомнить я. – Так, мышиный хвостик вильнул и исчез.
      – Тогда посиди тихо, пожалуйста.
      – Я вообще лучше выйду, покурю.
      – Не надышался дымом? Могу добавить.
      – Ухожу, ухожу, ухожу.
      – Туда. Там вентиляция помощнее, – кивнул мне в сторону одной из дверей Евгений.
      "Ну, я тебе это припомню", – решил я, пристраиваясь на унитазе и закуривая.
      Указал местечко для курения. Ладно, пока пусть повыясняют отношения. Не буду приставать. Хотя, у человека тут такие непонятки, что он рехнуться может, а они там… Ну, положим, ему тоже несладко. Судя по всему, любит он девушку крепко. А теперь оказывается, что девушка-то и не девушка, а… нечисть какая-то. Нелюдь.
      Стой-стой-стой! Нелюдь. Люден. "Ты люден?" – спрашивал меня Женька. Не этот. И не здесь. Ночь. Громадная Луна, горы, поросшие елью. И зовётся она там, ну? Как-то удивительно нежно… Нет, не вспомню… А внизу – бурлящий поток горной реки.
      Господи, я даже вижу, как серебряными брызгами разбивается поток о скалу где-то далеко внизу. И ведь я как-то падал туда, вниз. Страшные, чёрные от ужаса глаза… кого? Ощущение оборванной жизни. Вот: "А-а-ах" – и всё. Нет, "и всё" не наступило. А наступило там, у нас, дронов. Последний водоём. Да какой там водоём – огромная трясина влажной горячей грязи. Бьющееся рядом сердце отца. Отца? "Сейчас сын. Мы успеем!" И потом – невероятный, во всю вселенную, всёпожирающий, нет, всё растворяющий в себе огненный смерч мчится за мной, лишь на пол мгновения отставая.
      Я схватился за голову. Здесь, это где? Где я Виталий, да? И Лариска жарко обнимает здесь меня – Виталия, да? А Тамара в ужасе забивается под ванную от меня – дрона, здесь, да? А там я, значит, Максим. Где там? А там, где погибла планета – кто? Дрон по имени… Нет! Зачем? А здесь кто-то вычислил мой путь и вытащил информацию Бычка? А меня – на запчасти. А эта Алина, значит, всё узнала и спасла, дав попить своей кровушки. И она работает на мерзавца-шефа, занимающегося такими делами, чтобы найти выходы на тех, кто… А меня Бычок хотел присоединить к ним, потому, что я тоже – талант. Но он не знал, что я ещё и дрон. И тот, который всё же спёр информацию – тоже не знал. Но вот Бычок нас познакомить не успел. Потому, что его грохнули те, кто охотится за бусами. И им всё остальное неинтересно. А когда они же скрутили меня, то нарвались на дрона.
      А вот когда я дрон – начал я рассматривать свои руки – у меня перепончатые лапы.
      Потому, что вот такими – я уставился на свои пятерни – такими много не нагребёшь.
      И хвост. Ну, как плавать без хвоста, – я встал и начал вертеться, пытаясь рассмотреть свой хвост. То-то девчата кривились, когда меня видели настоящего.
      Они, кстати, тоже, с точки зрения дрона…так себе. И вообще, – я встал и, вышибая двери, кинулся по коридору туда, где веял прохладой бассейн при сауне. – И вообще дронам вредно долго быть на воздухе. Кожа ссыхается. Отец всегда говорил: "Эйор, запомни…" Вот! Ещё и Эйор!
      Во всём, в чём был, я бухнулся в бассейн.
      "Ви-и-ита-али-ий" – вспомнился мне вдруг дикий крик одной девчонки, когда я оглушённый водным мотоциклом одного из пляжных уродов, пошёл ко дну.
      "Да ну вас всех! Виталий! Эйор! Максим! Что вам всем от меня надо? Вот разберётесь, кто я – позовёте" – решил я, устраиваясь и затихая на дне бассейна…
      – Псих! Ну псих же! Истеричка! – тормошила меня девушка. – Вот от тебя-то не ожидала! Ну, давай, очинайся, как говорила моя мама.
      – Ты… кто? – решил уточнить я персоналии тормошившей меня девушки.
      – Ну вот, – всхлипнула она и уселась на стул рядом с моей кроватью. – Этого и следовало ожидать. Крыша всё-таки поехала, да? – всхлипнула она опять.
      – Ещё бы, – мрачно согласился склонившийся надо мной парень. – У меня у самого потихоньку не спеша… Нельзя было его оставлять одного.
      – Это всё ты! "Ах, любовь! Ах, предательство"!
      – Вы о чём, ребята? – попытался приподняться я. Вроде бы получалось, но парень настойчивым движением уложил меня обратно.
      – Не-е. Полежи. Повспоминай что-нибудь приятное. Вот, на Алину посмотри.
      – Алина? Очень приятно. А меня Эйор зовут. Эйор… Белый.
      – Да-а. Тяжёлый случай. А я Евгений.
      – Патрик! Ну ты даешь! Не узнал, честное слово! Столько лет, столько зим!
      Стихами ещё балуешься? Как там наши? Хотя, какие там наши. Всё выжгло. Знаю…
      Постой, а как ты? Значить, не меня одного?..
      – Ты полежи, полежи, успокойся, – положила мне на лоб руку девушка.
      – Какое тут "успокойся". Алёна… Тьма охотится за бусами. Помнишь? Но не тут то было. Я один знаю, где они. Как у шейха. В ячейке. И номер тот же.
      – Помолчи! Ну, что будем делать? – спросила Алёна у Патрика.
      – Давай, применяй свои паранормальности, – пожал плечами Женька.
      – Не до шуток сейчас! У бедолаги конкретно крыша поехала. Это я… Надо было его постепенно подготовить.
      – Нет, это, наверное я помешал. Ты бы его постепенно… подготовила.
      – Ребята, о чём базар? – вмешался я в их пикировку. – Пойду-ка я. Дела… делишки… Вот, к примеру… те же бусы…
      – Никуда ты не пойдёшь, – пронзила меня своим взглядом девушка. – Ты очень устал.
      И хочешь спать. Спать… Спать…
      – Ещё чего! Когда… здесь… чёрт… знает… что… – трепыхался я, засыпая.
      Сон был тяжёлым, даже не сон, а это состояние – словно выдираешься из какой-то вязкой трясины. В конце концов, я выбрался из этой липучки и проснулся. По-моему, в той же комнате, где и уснул. Одна из спален особняка. Ночь. Рядом никого.
      Алина, наверное, зализывает сердечные раны своего бойфренда. Ну, это их дело. А мне, действительно, пора. Уж не знаю, что эта девица мне пыталась про Максима наплести, а уж насчёт Эйора… Да, действительно, пора. Медлить больше никак нельзя. Спасибо, хоть одежда высушена и выглажена. Алёна? Ну, ещё раз спасибо.
      Вскрыть хитроумные дверные запоры было нетрудно – я только приложил ладонь и вся эта навороченная электроника немедленно покорилась. Как и электроника внешнего обода охраны. Также быстро покорилась и вся электронная начинка оставленного кем-то на ночь автомобиля. Его движок довольно заурчал, а затем – радостно взревел, когда я вдавил педаль в пол. Надо было спешить. Ох, надо! Ты, Алина- Алёна здесь три годика, да? Опоздала, опоздала, девочка. И не туда, совсем не туда Бычек направил твою энергию. Бандюганы, их подлодки, их космолёты. Ну, понятно же, кто схорониться хочет, а кто и "когти рвать" или там, "ноги сделать". Наивняк! Да и не только они. А эти, со своим гением – Евгением! И даже кто-то, не знаю пока кто, серьёзный противник, который спланировал всю эту засаду в баре… Хм, он что, всерьёз поверил, что я просто так за собачьим кормом заезжал? Нет, Алина, это не он мне пустышками информацию подменил, это я его обул. И очень натурально обул, он всё ещё шарит вокруг, как слепой, свою палочку потерявший. Тоже до деток хочет дотянуться. Не видать тебе деток, делок! Вот только эти бусы чёртовы меня смущают. Что за возня?
      А потом вдруг нахлынули другие воспоминания. Видимо, Алена расстаралась – разложила всю эту кашу в моих мозгах по тарелкам. Я всё же Макс. А Виталий.
      Виталий… Чужая личина? Прикрытие? Легенда? Как у разведчиков? Но у тех не отнимают память. Зачем же? Пять лет потерянной жизни! Я посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Отражение показалось вдруг нестерпимо омерзительным. И ещё услышал я вдруг давно забытый зловещий хохот. Так это ты устроила, Тьма? Или уже вмешался твой хозяин? Или мой? Или мои? Но зачем или за что? Что же я за марионетка такая? И кто, кто за ниточки дёргает? И кто ещё пытается даже сейчас это делать? Кто-то рассчитал эту партию на очень много ходов вперёд. Вот и сейчас, чувствую, кто-то отслеживает каждое моё движение. Ждёт, чтобы вывел на оставшуюся от Бычка информацию? Шшас! Я посмотрел на спидометр и прищпорил своего скакуна. Одновременно пришпорил и мысли. Пять лет! Что полезного я сделал за это время, как Виталий? Да просто жил, вот и всё. Нет, всё же чему-то выучился, да? А надо бы мне это было? Вот-вот. Меня, Максима, уже за школьную парту никто не усадил бы. Да и времени не дал бы никто. И вообще, после того, что произошло, как бы ты себе это представлял? Ладно, это инкогнито такое организовали. Но, опять же, зачем? И почему в это мир? Что, в своем уже всё устроено? Нет, подожди… Алёна сказала, что она "наслышана о моём потомстве".
      Наслышана! Значит, у меня… гм… И уже чего-то натворили? Там значит, они сами справятся, а меня – сюда… Зачем? И причём здесь ещё эти дроны? Эйор! В самые критические моменты прорывался не Максим, а этот потомок разумных рептилий. Да ещё он и вамп! Слишком круто замешано. Он, то есть я единственный, спасённый.
      Все остальные погибли. Сверхновая. Совсем недалеко. По космическим, конечно, меркам. И мы смогли… Мы? Мы?!! Да что же это такое? Нет, сейчас опять заглючу.
      По порядку. Судя по дисплею – здесь поворачивать.
      В магазине всё оставалось без перемен. И две флэшки, прикреплённые мною жевательной резинкой к тыльной стороне стеллажей со всевозможным кормом тоже оказались на месте. Взяв один из пакетов с "Вискасом", я благополучно вернул и своё имущество. Ну вот, половина наследства у меня. Теперь прямо в авто и просмотрю, благо в ней такой наворот Евгений предусмотрел. А то вновь в какую историю встряну.
      А через два часа я вновь вдавливал в пол педаль. Теперь по знакомому маршруту к той самой западне, куда меня столь ловко заманили. Надо знать, кто. Просто необходимо. Дети. Видимо, Бычек собрал полное досье на пропавших. "Лучшие", – сказал он мне как-то. Да, наиболее одарённые. Талант которых ещё только прорезался. Но есть одно "но". Пропадали также и психически больные причём – безнадёжно больные. Судя по материалам Бычка, в отношении их исчезновения предполагались версии автаназии или донорства. Может, поэтому и внедрил Бычек Алёну в эту криминальную среду? Ну хорошо, а талантливых? И вот ещё что… Шум-то не поднимался. Ладно бы, при пропаже убогих. А вот этих? Нет, нет в этих моих флэшках протоколов допросов родителей. Данные о них есть – очень разные люди. Но шума не поднимали! Значит… Кто-то затыкал им рот? Вряд ли. Из этих нескольких десятков отцов и матерей, хотя бы парочка нашлась, которым рот не заткнёшь ничем, кроме смерти. Правда, несколько родителей и умерли. Естественной, конечно, смертью. Это у нас уже научились – убивать "естественной смертью". Вообще интересно их поведение в последующем – Бычек не зря собирал и такие данные. Даже шпиков или там, филеров нанимал, отслеживать. Правда, ни на что не вышли, но есть некоторые закономерности. Эх, мне бы всю информацию тогда сразу… Бычек был далеко не дурак и понимал, что только какая-то могущественная организация могла заниматься таким делом, затыкая рот родителям и плюя на правоохранительные и другие органы. Государство? Ну, хорошо, допустим. Много что объясняет… Но если бы у нас одних! И потом, что значит "государство?" Кто конкретно? А этих несчастных шизофреников? Ничего, свет в конце тоннеля уже вроде бы появляется.
      Ну, хорошо. Это ты такой умный, да? А Алёна со своим Евгением так и не додумались, да? Столько времени пустышку тянут? Нет, что-то здесь совсем- совсем не так. Ладно. Вот здесь тормознём. Так, вроде вокруг тихо. Маленькое одноэтажное зданьице на въезде в микрорайон. Такая невинная кафешка. С круглосуточным грогом для промёрзших путников. Что там сейчас внизу творится? А рядом, гляди, тишь да гладь. Даже не одной тачки рядом. Вот и я дальше – пешочком. Хотя, стоп- стоп- стоп. Не спеши, дорогой. Посиди, остынь. Вот сейчас ты завалишь в это круглосуточное кафе: "А подать сюда Тяпкина-Ляпкина!" И что? В лучшем случае вызовут тех самых продажных Ментов и уволокут в обезьянник райотдела. С чем ты к ним сейчас ворвёшься? Ты Максим, да? Алёна растормошила твою память. А остальное? В смысле способностей? Я сосредоточился на работе двигателя, увидел поразительную пульсацию электрических волн, полюбовался, потом создал маленький мостик между двумя их потоками. Фонтан голубых брызг, и двигатель замолк. Ну что же, будем надеяться, что и другие способности тоже вернулись вместе с памятью. А тогда и дружище Эйор мне теперь без надобности.
      Нет, о дронах и драках пока ни слова, ни пол-мысли. Нет, но не сейчас же!
      Пока я боролся с некстати ломившимися воспоминаниями, входная дверь кафе-западни открылась и оттуда в мою сторону кинулся человек. Поравнявшись с автомобилем, он стал рвать дверку, и когда я разблокировал замок, плюхнулся на сидение рядом со мной.
      – Слушай, братан, подбрось срочно, а? Горит! Любую таксу называй!
      Он повернулся ко мне, всмотрелся. Узнал. Узнал и я его. Бармен того, подпольного зальчика. Он рванулся к рукоятке двери, а затем, фактически без паузы схватил меня за горло. А через мгновенье зарычал, глядя на плетьми обвисшие руки – это я вспомнил свою практику борьбы с карманниками.
      – Со свиданьицем, – начал завязывать я беседу.
      – Да пошёл ты! – бармен попытался ударить меня головой. И пока я не перехватил его злобный взгляд попавшийся негодяй всё пытался нанести мне хоть какой-нибудь вред. Серьёзная злобная зверюга попалась. Но вскоре он обмяк и держал ответ воображаемому шефу. Сейчас меня интересовал один вопрос и бармен ответил – всё сделано, как шеф и приказал. Да, после того, как опоили того пацана, чужак его обыскал. Кто чужак? Как шеф и говорил, тот самый Серый. Никого другого и не подпустили бы. Кто такой Серый? Но это уж… У нас чем меньше знаешь…
      Больше я о противнике ничего не добился. Разве что ещё описание этого самого Серого. Н-нет, пока напрямую не сталкивался. Да и вообще, может, и этот Серый так, только ниточка. Кто там сейчас? А куда мчался? Но шеф, по вашему же заданию и мчался.
      Ладно, узнаю у других. Этот пока пусть в машине посидит. Потом поспрашиваю в деталях.
      Оставив "языка" в автомобиле, я быстрым шагом направился в кафе. Внутри почему-то было пусто. И даже потайной люк был распахнут. А снизу раздавались какие-то приглушённые звуки какой-то борьбы. Вот ещё прорвался сдавленный девичий крик:"Помогите!".
      В своём репертуаре, негодяи! Ну я вам сейчас!
      Скатившись вниз, я ещё увидел, что подвал тёмен пуст, лишь в центре дешёвенький маг с динамиком. А потом – яркая вспышка и гул все пожирающего пламени.
      "Заманили! Как простака, как дешёвку какую заманили! Но кто знал?" – злился я, растворяясь в пламени и вновь, как когда-то очень давно, поднимаясь всё выше и выше.
 
      Конец первой части
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

24.10.2008