Туман был такой же густой и непроницаемый, как и все эти дни.
      - Кто дежурный? - время от времени спрашивала она, когда из серой гущи показывался темный силуэт.
      - Это ты, Сана? - позвала она тихо, почти столкнувшись с девушкой.
      - Я, - так же тихо ответила Саная.
      Обе, женщины постояли молча.
      Где-то далеко завыла сирена. Вера Александровна подняла глаза кверху, надеясь увидеть самолеты. Над ней была тяжелая масса тумана. Звук сирены растаял и больше не повторялся.
      Сердце Горновой сильно забилось. Его стук мешал прислушиваться. Но вот, наконец, с разных сторон снова послышался вой сирены. Арктическая тишина начала наполняться звуками. Туман вдруг ожил... Будто огромное живое существо, навалившееся на землю своей мягкой бесформенной массой, издавало этот стонущий тысячеголосый вой.
      Гул приближающегося самолета становился все явственнее. Самолет пролетал где-то совсем близко. Не быстро нараставший звук опять заглох. Отшумели пропеллеры и все затихло.
      Неожиданно раздался опять громкий вой сирены и рев мотора. Женщины вздрогнули. Им показалось, что машина летит над самой их головой. Огромная тень пронеслась мимо. Туман внезапно пришел в движение, разорванные клочья его закружились и понеслись вдогонку за самолетом.
      - Смотри! - радостно вскрикнула Саная.
      В нескольких метрах от места, где лежал оранжевый треугольник, обозначался просвет. Женщины бросились туда. Туман стоял двумя отвесными стенами, образуя длинный прямой коридор, похожий на лесную просеку. Вверху, сквозь дымку, виднелось небо с бледнеющими предутренними звездами.
      Женщины крепко схватили друг друга за руку. Радость перехватила им горло.
      СИГНАЛ ТЕЛЕАППАРАТА
      День и ночь машины вели борьбу с туманом на строительных площадках. Безумолчное фырканье аппаратов сливалось с звонкими голосами монтажников, с шипением автогенных аппаратов.
      Туманоосушители перемещались с одного места ча другое, и как только начинали работать, среди серой непроницаемой для глаз массы появлялись просеки. В них воздух был чист и прозрачен. А кругом лежало все то же неподвижное, серое море.
      Работы на тучегоне и на всех других участках Саюм-Ньер велись усиленным темпом. Строительство всего центрального влагопровода и зоны ливней, там, куда не доходил туман, далеко опередило северные участки, и теперь Горнов двинул туда все, что было возможно.. Необходимо было в самый короткий срок ликвидировать прорыв на решающем фронте.
      На 911-й пост прибывали новые атомотехники и на посадочные площадки опускались грузовые самолеты. Дирижабли выбрасывали из своих трюмов тонны грузов.
      Вырвавшись из плена вынужденного безделья, строители тучегона с неудержимой жадностью набросились на работу.
      Вера Александровна целые дни проводила на тучегоне. Ее можно было видеть и на стометровой высоте, на узеньких мостках, где велась установка аппаратов, и в темных, обширных, как трюмы океанского парохода, галлереях.
      Оживленная, разрумянившаяся от мороза, взбегала она по лестницам и переходам машины-гиганта.
      Мыс Ях-Пубы был еще окутан туманом. В начале апреля с утра поднялся ветер, и к вечеру разыгралась вьюга. Злобными рывками набрасывалась она на здание 911-го поста, раскачивая стальные тросы.
      Вера Александровна, сидя в кабинете, с тревогой прислушивалась к шуму метели. Ей было грустно в этот вечер. В минуты вынужденного бездействия она всегда вспоминала Аллочку и неодолимо хотелось знать, что она делает.
      Сегодня Горнова дежурила вдвоем с Санаей. Зябко кутаясь в теплый платок, Саная с тоской глядела на залепленное снегом окно.
      - Не верится, что здесь когда-то будет тепло, - говорила она.-Кажется, что вечно будет метаться эта вьюга. Скажи, ты веришь, что вот здесь, перед нашим домом, зацветет когда-нибудь сирень и ребятишки будут рвать цветы?
      Вера Александровна улыбнулась. Она понимала состояние подруги. В эту вьюжную ночь ей тоже было трудно представить здесь цветущий сад или луг. Уж очень резок был контраст.
      - Я верю, что так будет, но сердце мое в эту минуту не может поверить.
      - Вот, вот, и я также. Верю и не верю.
      Саная натянула на голову платок, свернулась в комочек на диване и начала дремать.
      Вера Александровна склонилась над рабочими записями. Закончив их обработку, она подошла к окну. Метель как .будто стала спадать. Но тросы попрежнему завывали, и стены тревожно поскрипывали под напором ветра.
      В комнате резко прозвучал звонок, и тотчас на сигнальной доске вспыхнула красная лампочка.
      Горнова вздрогнула.
      Телеаппарат сигнализировал о том, что кто-то приблизился к пульту управления тучегоном.
      В ночное время было категорически запрещено подходить кому-либо к будке ближе, чем на десять метров. Телеаппарат сигнализировал о нарушении этого приказа.
      Горнова выбежала в вестибюль. Отдав короткий приказ охране идти в обхват тучегона, Вера Александровна устремилась прямо к пульту управления.
      Небольшая бронированная будка, где находился пульт управления, была вдвинута в глубь двора, в тень других зданий. Здесь всегда стоял часовой. Пульт управления был мозгом тучегона. Связанный с сотней метеорологических близких и далеких станций, он координировал их работу, улавливая малейшие изменения в атмосфере. При вводе тучегона в эксплоатацию пульта управления предстояло приводить в движение мощные механизмы машин-гигантов.
      "Что там?"-с тревогой думала Вера Александровна, напрягая все силы, чтобы ускооить свой бег на лыжах. Вьюга уже намела кучи снега. Лыжи то и дело проваливались в сугробах. Она мчалась навстречу ветру, не замечая, что меховая куртка ее распахнута и колючие иглы снега бьют в разгоряченное лицо. В ее ушах стоял неумолкающий звон сигнала: "Скорее, скорее!" сверлило в мозгу.
      Еще не приблизившись вплотную к будке, она заметила на снегу неподвижно лежащего человека.
      Это был часовой. Узнав ее, он приподнялся на локоть и, с усилием выговаривая каждое слово, произнес хрипло:
      - Там... осторожнее... бомба замедленного действия.
      Не слушая больше, Горнова бросилась в будку. Ей достаточно было одного взгляда при входе в пульт управления, чтобы различить среди знакомых ей приборов, аппаратов и механизмов, предмет ей неизвестный, стоявший на полу под щитом управления.
      "Она, - без колебания подумала Горнова и, схватив, бросилась вон, не задерживаясь уже ни секунды.
      "Только бы не здесь, только бы успеть отнести подальше", беспорядочно проносилось в ее мозгу.
      Она была теперь без лыж, проваливалась в сугробах, падала, вскакивала и вновь бежала.
      Где-то в стороне прогрохотало несколько выстрелов.
      "Скорее, скорее", - подгоняла она себя.
      Мысль о том, что сейчас произойдeт взрыв, не пркходила ей в голову. Все силы были направлены на то, чтобы как можно дальше унести эту страшную бомбу.
      И она продолжала бежать.
      - Бросай! - раздался за ее спиной голос.
      -- Бросай, бросай! - крикнуло еще несколько голосов.
      "Всех убьет взрывом", - резнула мозги мысль. К Вере Александровне вернулось самообладание. Она остановилась и, сделав резкое движение всем корпусом, далеко кинула бомбу.
      В этот момент кто-то подхватил ее сзади и стремительно потащил назад.
      И вдруг земля со страшной силой ударила ей в ноги. Раздался невероятной силы низкий тяжелый гул. Напор воздуха сшиб с ног тех, кто уносил Горнову.
      Гул еще не затих, а сверху начали падать, тяжело ударяясь о снег и землю, громадные камни и глыбы мерзлой земли.
      Вера Александровна лежала на снегу, прислушиваясь к этим шлепающим звукам. За большими глыбами посыпался дождь мелких осколков. И все стихло.
      Вера Александровна подняла голову и взглянула на тучегон. Перед ней черным силуэтом вырисовывались его строгие очертания. Вокруг были видны двигающиеся фигуры людей.
      - Все благополучно, - крикнула ей Саная, подбегая.
      МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ
      Вера Александровна лежала на своей кровати. Рядом сидели Саная и молодой врач поста.
      Горновой было трудно дышать. В груди что-то хрипело, причиняло боль при каждом вздохе.
      Отвернув лицо от Санаи, которая не спускала с нее глаз, Горнова закусила губу.
      - Что же это не летят? - с тоской проговорила Саная, прислушиваясь, не гудит ли мотор. На посту с минуты на минуту ждали прилета Горнова. Он должен был привезти с собой знаменитого врача - профессора Долинова.
      Саная подошла к окну.
      Ураган разметал туманы и унесся на юго-запад.
      Небо было чистое. Спокойное море снегов светилось красноватым отблеском утренней зари.
      Несколько человек пробежали мимо окна, они что-то кричали и размахивали руками.
      - Кажется, прилетели, - с облегчением проговорила Саная и быстро вышла из комнаты.
      На площадку, невдалеке от дома, действительно опускался самолет. Из кабины вышли Горнов, врач и медсестра.
      Врач, маленький седой старичок, со старческой торопливостью взял из рук сестры чемоданчик и, опираясь на палку, стал подниматься на крыльцо, шагая со ступеньки на ступеньку одной левой ногой и подтягивал за собой правую.
      Горнов обогнал его и, пробежав переднюю и столовую, вошел в комнату, где лежала Вера Александровна.
      При появлении мужа она сделала движение приподняться, но острая боль заставила ее опустить голову. Она болезненно наморщила лоб.
      Виктор Николаевич подошел и, низко наклонившись, поцеловал ее в губы.
      - Чуть не взорвался пульт управления, - тихо проговорила она. - А я, кажется, застудила грудь...
      Чтоб смягчить страшный смысл своих слов, Вера Александровна хотела улыбнуться, но улыбка не вышла. Она стиснула губы и потом, как бы извиняясь за свою слабость, проговорила:
      - Больно.
      В комнату вошел врач, за ним в дверях столпилась молодежь.
      - Лишние выйдите,-сказал доктор.
      Натянув очки, он наклонился над кроватью.
      Когда осмотр был окончен, врач, не глядя ни на кого, отошел от больной и с особо деловым видом принялся наводить порядок в своей аптечке.
      Сердце Виктора Николаевича сжалось. Он не решался задать вопрос.
      - Вы ничего нам. не скажете? - наконец, проговорил он. Доктор продолжал укладывать аптечку.
      - Скажу, дайте все уложить - сердито пробормотал он.
      Вера Александровна нахмурилась, закрыла глаза и повернулась лицом к стене.
      Врач вскинул глаза на Горнова и пошел к двери. Виктор Николаевич вышел за ним.
      Вера Александровна лежала с широко раскрытыми, горящими лихорадочным блеском глазами и рассматривала правую руку. На лице ее появлялась то улыбка, то сердитая гримаса.
      В продолжение всех этих девяти дней Горнова, больная тяжелым воспалением легких, бредила, не приходя в сознание.
      Она разговаривала с каждым своим пальцем, целыми часами, держа руку перед глазами. Большой палец это профессор Лурье, указательный - Горнов, маленький мизинец - Исатай, средний - был тот, кто убил часового и подбросил бомбу.
      Этот палец, приводил ее в гнев и возбуждение. То, что он все еще был здесь, между другими пальцами ее руки, грозил и безнаказанно издевался над ней, заставляло ее мучиться. Она нежно гладила указательный палец и просила: "Витя почему ты не оторвешь его?"
      И она сама схватывала средний палец и начинала его ломать. Сестра брала руки больной, и держала до тех пор, пока та не успокаивалась.
      - Зачем вы заступаетесь за него? - ясным голосом, кaк будто она была совсем здорова, проговорила Горнова.
      - Успокойтесь и играйте на трамбоне, дышите, сестра приставила к ее губам широкий рожок.
      - Какой смешной. Не умею, -сказала Вера Александровна, отталкивая от себя подушку с кислородом.
      - Да вы дышите, как умеете, - уговаривала сестра, настойчиво толкая к губам рожок с резиновой трубкой.
      - Да право же не умею... не умею... не умею... - уж досадуя на сестру, повторяла больная.
      На глазах сестры заблестели слезы.
      - Хорошо, хорошо, дайте сюда, - торопливо сказала Вера Александровна. Взяв рожок и приложив его ко рту, она со всей силой старательно надула щеки.
      - Ну вот, я говорю, что не умею, - толкнула она от себя подушку. Лицо ее покрылось слабым румянцем. Губы ее были сухи.
      - Зачем вы мучаете меня этой пузатой трубой? жалобно, со слезами в голосе, проговорила она.
      В комнату вошел врач. Вера Александровна с надеждой устремила на него блестящие, лихорадочные глаза.
      - Дедушка, скажите сестре, что я не умею играть на этой штуке, взмолилась она трогательным нежным голосом.
      Врач посмотрел на пальцы ее руки и недовольный нахмурил брови.
      - Вы на кого? Он отвратительный, но вовсе не такой страшный. Вот, сказала Горнова и, схватив свой средний палец, с силой дернула его, как бы стараясь вырвать из своей руки.
      Сестра остановила ее руку.
      - И вот все время ломает этот палец, - сказала она.
      Доктор пощупал пульс. Вера Александровна испуганными, полными ужаса, глазами смотрела на него.
      - Зачем вы это сделали? - проговорила она. - Как же я полезу на автомат, а там ведь запрятана бомба. Там шпион. Они боятся нас... - Нет, покачала она головой,-так нельзя. Дайте руку обратно. Дайте же, я говорю, настойчиво строго сказала она.
      - Вот хорошо, - удовлетворенно, довольная проговорила она, когда доктор, хмурясь, отпустил ее руку. - Но право же мне неудобно без них, мягко, как бы прося извинения, проговорила она. - Вот возьмите это.- И Вера Александровна опять схватила средний палец руки.
      Бред усиливался. К концу дня сердце начало слабеть. Консилиум признал состояние больной чрезвычайно опасным и перевел Горнову в больницу.
      Каждый день, где бы он ни был, Горнов прилетал навестить жену и каждый раз, приближаясь к больнице, испытывал страх.
      Беспрерывные, иногда дальние перелеты, борьба с туманами, с свирепствовавшими в заполярьи ураганами, заботы и дела, требующие от него немедленного решения, отвлекали его от тяжелых мыслей, но с той минуты, когда он садился в машину, чтобы лететь к жене, сердце его начинало сжиматься.
      Сегодня он входил в больницу с таким же чувством страха. В вестибюле его встретила дежурная сестра.
      - Жива? - спросил он, стараясь прочесть в глазах сестры ответ на этот страшный вопрос.
      - Подождите, Виктор Николаевич, я принесу халат, -проговорила она.
      Из дежурной комнаты вышел врач.
      - Пока еще жива, - сочувственно глядя на Горнoва, сказал он. - Держим на инъекциях, но сердце слабеет и слабеет.
      Виктор Николаевич вместе с доктором вошли в коридор больницы. В коридоре было тихо, через открытые в палаты двери видны были больные, слышалось дыхание, то ровное и спокойное, то прерываемое тяжелыми вздохами, тихими стонами и бредом.
      Электрические лампочки, бросающие мягкий свет из под матовых голубых плафонов, тихие стоны и дыхание спящих больных, бесшумно двигающиеся по коридору сестры, - все это каждый раз создавало у Виктора Николаевича настроение новое, незнакомое, бесконечноотличное от того, что было кругом за стенами больницы.
      В дверях палаты Виктор Николаевич и доктор столкнулись с сестрой, державшей в руках шприц и. пустые ампулы,
      - Что? - спросил доктор.
      Сестра безнадежно покачала головой.
      Больная лежала в тонкой рубашке, покрытая до пояса голубым одеялом. Виктор Николаевич увидел матово-бледное, почти безжизненно-мраморное лицо. Длинные ресницы закрытых глаз черными полосками лежали на белой коже... Тонкие прозрачные руки вытянулись поверх одеяла. Больная делала слабое движение головой, чуть заметно шевеля посиневшими губами, произнося непонятные слова.
      Доктор пощупал пульс и вышел, жестом позвав сестру следовать за ним.
      Слабый свет полуприкрытой лампочки едва освещал лицо больной и замирал в дальнем углу комнаты.
      Больная начала тревожно двигаться. Слабыми неверными движениями она стала ловить воздух.
      Виктор Николаевич взял в руки ее пальцы. На лбу больной выступили крупные капли пота. Капли сливались в струйки и скатывались на подушку.
      Виктор Николаевич все еще держал в своих руках ее холодеющие пальцы.
      Боясь пошевелиться, он сидел у самой подушки в неловкой напряженной позе. С опустошенным сердцем смотрел он на лицо уходящего бесконечно-близкого человека. Дыхание больной, вначале частое и заметное, становилось все поверхностнее, едва ощутимее. Пальцы, которые держал Горнов в своей руке, начали распускаться. Больная сделала глубокий вздох и перестала дышать. Капли пота все еще скатывались со лба. Вошла сестра. Горнов не слышал ее шагов. Сестра повернулась и быстро вышла из палаты. Через минуту она появилась с доктором. Они вошли быстрыми шагами, без всякой осторожности.
      - Аппараты, - проговорил доктор на ходу. Сестра выбежала и сейчас же вернулась с какими-то приборами.
      Доктор взял руку больной и хотел освободить ее из руки Горнова, но она сжала свои пальцы.
      - Жива, - не веря своему ощущению, шeпотом проговорил Горнов.
      - Оставайтесь так, - прошептал доктор, втыкая иглу в руку больной. Это кризис. Она будет жить.
      В первый раз в жизни Виктор Николаевич почувствовал, как горло его сдавило тисками. Он осторожно освободил свою руку, и, отвернувшись от доктора и сестры, торопливо подошел к окну.
      ПЕРЕД НОВОЙ УГРОЗОЙ
      Туманы уже не лежали над Сают-Ньером неподвижной массой. Четыреста тучегонов выбрасывали из своих стометровых труб восходящие токи нагретого воздуха, создавали области низкого барометрического давления и втягивали в глубь континента влагу с Полярного моря.
      Медленно двигался воздух от тучегона к тучегону над тундрой полуострова по долинам и ущельям к зоне ливней. Там ждали влагу конденсационные станции, рождающие дождевые тучи.
      Строители Нового Гольфстрима должны были 1 июня передать в эксплyатацию Центральный влагопровод и зону ливней.
      Со спокойной уверенностью следили они за продвижением воздушных течений. Велись подсчеты количества собирающейся влаги. Лурье руководил гидрометслужбой, получал сводки и каждый день поражал всех цифрами. "В воздухе, в районе зоны ливней находится... кубических километров воды",-сообщал он. Цифры сводок росли.
      Но природа снова готовилась показать, что она была и остается полновластным хозяином планеты.
      С. половины мая в воздушном океане земного шара стали происходить необычайные явления.
      Казалось, солнце решило расплавить все вращающиеся вокруг него планеты. Солнце начало раскалять не только страны под тропиками, но и земли, лежащие значительно севернее.
      Температура воздуха в Сахаре, в Ливии, на Аравийском полуострове, в Иране, в Индии, в Китае - в пустынях Гоби и Такла-Макан дошла до 60°, что было необычно даже и для этих жарких стран.
      Перегретый, сухой воздух скоплялся огромными массами и полукольцом облегал страны Ближнего Востока, - Украину, Кубань, нижнее Заволжье и всю Туранскую низменность,
      Над полями пшеницы и хлопка, над плантациями нависла угроза засухи и суховеев.
      Советский народ с сознанием своей силы готовился отразить удар. Давно минули времена беспомощности в борьбе с засухой и неурожаями, времена, когда миллионы крестьян-хлебопашцев, гонимые голодом, бежали по дорогам, устланным трупами людей и животных.
      Было время, великая Волга безмятежно катила свои воды в Каспийское море. 270 миллиардов кубических метров воды вливала она в него за один год, а по берегам ее сгорали от засухи поля и степи.
      Было то время и прошло.
      Народы Советской страны выступили на борьбу. Выступили и победили.
      Реконструкция рек, мелиоративные и ирригационные системы навсегда покончили с неурожаями. Созданы на пути продвижения Волги и Камы внутренние моря, каналы перебросили в Волжский бассейн воды Печоры, Вычегды, Дона. Великая русская река стала еще более многоводной. Станции, машинного дождевания увлажняли поля по воле человека. Все это обезвредило прорывающиеся в Заволжье, на Кубань и Украину сухие горячие воздушные массы.
      А на Востоке, за Каспийским мор.ем, появились новые, утопающие в зелени селения и города, там, где раньше носились по мертвым пустыням тучи раскаленных песков.
      Страшная когда-то пустыня Бед-Пак-Дала, издавна носящая имя Голодной степи, Фергана, сотни мелких и больших оазисов, покрылись пышной растительностью. Далеко на запад, к пустыне Кзыль-Кум, протянулись фруктовые сады, диноградники. Золотыми морями на горизонт уходили поля пшеницы, белели под лучами солнца хлопчатники, колыхались зеленые степи.
      Воды Аму-Дарьи, Сыр-Дарьи, Чу, Или растекаясь по каналам и арыкам, оживили миллионы гектаров прежде мертвых песков, а бурный Ахун и другие реки, вышедшие из глубин по стволам шахт и по скважинам, питающиеся подземными водостоками, еще более расширили поливные земли.
      Но ненасытна жажда к труду и к борьбе у советского народа. Все шире и шире раздвигал он оазисы, теснил пустыню.
      С пуском Центрального влагопровода вопрос о воде разрешался в полном объеме.
      Надвигающиеся раскаленные воздушные массы вновь ставили под угрозу все эти богатые, вызванные к жизни, советские земли.
      Комитет по борьбе с засухой работал уже несколько дней, разрабатывая план действий.
      С последнего совещания Горнов вернулся задумчив. Мысли его были сосредоточены на одном: окажется ли Новый Гольфстрим решающей силой, чтобы обуздать стихии природы.
      Центральный влагопровод на днях будет пущен в действие. Он поднимет с Арктического моря и передаст стране миллиарды тонн воды, так необходимой для ее хозяйства.
      С зоны ливней двинутся широкие мощные потоки. Они переполнят Волжские моря, разольются по об водным каналам, приведут в действие новые гидростанции.
      Эти воды потекут по Транскаспийскому каналу и начнут заполнять озера пустынь.
      Для наполнения всех озер потребуется не один месяц. Но раскаленные воздушные массы угрожают обрушиться сейчас. Через какие-нибудь двадцать-тридцать дней, по предсказаниям метеорологов, раскаленные воздушные массы, скопившиеся над пустынями Гоби и Такла-Макан, сдвинутся с места и хлынут на запад к Средне-Азиатским пустыням. Нагревшись там еще сильнее, они горячими ветрами понесутся дальше к Заволжью, Кубани и Украине.
      Горнов вспомнил смерч, вычерпавший воду из водоемов дождевальных станций, гибель полей и то обидное чувство бессилия перед стихиями, которое переживали миракумовцы три года тому назад.
      Но те, кто сейчас слетались сюда в пустыню, были значительно сильнее вооружены и закалены в борьбе с трудностями.
      Умело организовав и двинув в действие все технические силы, можно было победить и эту надвигающуюся грозную опасность.
      На совещании сделали приблизительный подсчет, сколько надо воды, чтобы увлажнить все эти массы сухого горячего воздуха.
      Цифры получились потрясающе огромными.
      Такого количества воды не могли дать реки пустынь. А вода из зоны ливней не успеет им придти на помощь.
      Дождевые завесы необходимо было создать ближе к восточным границам. Там уже на сотни километров протянулись линии дождевальных станций. Они готовы вступить в бой с суховеями. Но чем питать их? Откуда взять огромное количество воды, необходимое этим мощным машинам?
      Горнов предложил пропустить воду, которая начнет притекать к пустыням с севера, прямо к верхним водоемам, временно отказавшись от заполнения озер нижнего и среднего горизонтов.
      Подсчитали, сколько могут дать воды зоны ливней миллиарды тонн. Этого будет достаточно, чтобы преградить путь знойным ветрам, которые понесутся с востока.
      Остается вопрос: справятся ли Казахстан и Средняя Азия, когда на них со всей силой навалится вся горячая воздушная масса, сжигая все на пути?
      Виктор Николаевич сидел и курил. Густые клубы дыма окружали его.
      "Пойду к отцу", - решил он.
      Измаил Ахун вследствие слабости давно не появлялся ни на совещаниях комитета, ни в водхозе.
      Было двенадцать часов ночи.
      Горнов нашел отца за работой. Измаил Ахун сидел, склонившись над столом, и разбирал какие-то карточки.
      - Опять не подчиняешься врачам, - с упреком проговорил Виктор Николаевич.
      - Чем меньше времени осталось, милый сын, - тем больше приходится спешить, - ответил Ахун, продолжая рассматривать карточки и раскладывать их по кучкам:
      - Отец, я к тебе за советом пришел.
      - Говори, - не отрываясь от работы, сказал Измаил Ахун.
      Виктор Николаевич рассказал о том, что было на совещании. Сказал сколько воды необходимо, чтобы увлажнить весь этот двигающийся воздушный океан.
      - Да, цифры огромные, - как бы не вдумываясь и продолжая разбирать карточки, проговорил Бекмулатов.
      -- Мы подсчитали все ресурсы воды рек и водоемов, дебет водоносных шахт и скважин и пришли к выводу...
      - Я знаю. Не хватает? - спросил Ахун и, подняв голову, неожиданно ударил широкой ладонью по карточкам.
      - Вот где силища!
      Горнов бросил на него вопросительный взгляд.
      - Я говорю - вот сила, - откидываясь от стола и положив обе руки на кучку карточек, сказал Измаил Ахун, - надо лишь суметь использовать.
      - Что это? - спросил Горнов.
      - Я собирал их свыше шестидесяти лет, - начал Измаил Ахуи. - Мне надо было доставить подробную карту, где, на каких глубинах, в каких количествах мы имеем пресную воду.
      - И эти карточки?
      - Да, эти самые... Я обратился к бурщикам, к шахтерам, к геологам разведчикам, ко всем, кто где-либо сверлит и роет земную кору. И вот здесь, в моих шкафах, более пятисот тысяч карточек. Это труд миллионов людей. Силища!-Измаил Ахун энергично несколько раз постучал ладонью по СТОЛУ. Силища! - говорю я.
      Горнов с недоумением взглянул на отца. Весь юг страны под угрозой засухи, а он говорит о том, что не имеет сейчас практического значения.
      Измаил Ахун, упершись обеими руками о ручки кресла, поднялся и пошел к библиотечным полкам.
      - Вот труд, над которым я работаю. Автор этой книги - миллион человек - мои сотрудники, корреспонденты.
      Измаил Ахун раскрыл одну. В ней были карты, усеянные множеством кружков, в которых стояли -цифры.
      - Я всегда утверждал, что в глубине земли воды больше, чем во всех океанах, покрывающих большую часть нашей планеты.
      Ахун снова опустился в кресло. - Ты предлагаешь пропустить воду, которая начнет притекать с севера, к верхним водоемам и там у восточных границ пустить на полную мощность все станции дождевых полос.
      Горнов качнул головой.
      - При том огромном количестве воды, которую теперь дает Волга, сказал он, - мы сможем увлажнить сухие воздушные массы, прорывающиеся с востока.
      -Да. Но этой меры будет далеко не достаточно. В этом году напор суховеев будет во много раз сильнее. Волга и каналы не спасут положения.
      - Когда мы пустим зону ливней, она даст воду дождевым завесам и преградит путь зною.
      Измаил Ахун слушал, покачивая головой.
      - Так. А к нам сюда вы сможете направить дожди?
      - Пока нет. Воды по Транскаспийским каналам не успеют притечь сюда к этому времени. Мне кажется, что всех мер, предпринятых нами для борьбы с засухой здесь, в этом районе, будет мало, чтобы предотвратить. неурожай.
      - Я думаю так же, - задумчиво сказал Измаил Ахун.- И вот почему разбираю сейчас эти карточки. Нужно в кратчайший срок привлечь к работе мастеров скоростного бурения. За несколько дней они пробурят сотни тысяч метров скважин. Пусть пустыня покроется фонтанами. Дождевальные станции и эти маленькие помощники - фонтаны, действуя заодно, смогут противостоять суховеям любой силы.
      Горнов с нежностью посмотрел на отца.
      Да, этот глубокий старик, с виду казавшийся слабым, оставался все тем же богатырем, смелым и дерзновенным в своих замыслах, и силу свою он и сейчас, как всегда, черпал из недр великого своего народа.
      НА ВЕРШИНЕ ДОР-НЬЕРА
      В один из июньских дней Лурье сообщил Горнову:
      - Первый циклон приближается. Через сорок восемь часов он будет здесь. Будь готов.
      Горнов тотчас созвал начальников участков Центрального влагопровода и поставил перед ними вопрос:
      - Возможно ли ускорить продвижение влажных воздушных масс, сосредоточение достаточного количества влаги в зоне ливней, с тем, чтобы до циклона собрать тучи и пролить дожди там, где надо.
      От того - удастся или не удастся в день пуска зоны ливней пролить четыреста миллионов кубометров воды, как это было намечено планом, конечно, не зависела ни судьба влагопровода, ни судьба Нового Гольфстрима.
      Но строительство сдавало один из главных своих участков. Все - от рабочего до Горнова, считали успешное проведение операции делом чести.
      Ночью все пришло в движение.
      Штаб Горнова перелетел на Дор-Ньер. Вершина этой горы являлась одной из точек, от которой отходили стороны треугольника зоны ливней.
      Взошла луна. Внизу колыхалось серое море тумана.
      В нем утонула тайга. Лишь отдельные вершины гор, как айзберги, выступали и плавали в этом море.
      Но вот на вершинах загорелись огни маяков и светофоров. В небе начали проноситься красные, оранжевые точки - сигнальные фонари самолетрв. Откуда-то издали перекинулся луч прожектора, скользнул по склону Дор-Ньер и упал на землю.
      Горнов и его помощники не отходили от аппаратов, руководя подготовкой к операции.
      На площадках Дор-Ньер и всюду, где стояли агрегаты, механики, электрики и атомотехники еще раз проверяли свое хозяйство.
      Ночь кончалась. Далекий край тумана осветился.
      Небо побледнело.
      На горизонте резкими контурами обрисовались вершины гор. Зарево востока, открытое за туманом, бросало в небо пурпуровые блики. На медных шпилях конденсационных станций загорелись яркие точки.
      Горнов сошел с террасы дома, где собрались члены приемочной комиссии. Он остановился и стал смотреть на раскинувшееся внизу море тумана. К нему начали подходить рабочие и инженеры - участники предстоящей операции. Было видно, что в эту ночь не спал ни один из них.
      Всех интересовало и беспокоило одно: какова скорость движения циклона?
      - По последним сообщениям-девяносто километров. Если бы он и дальше двигался так, мы опередили бы его, но скорость нарастает, - сказал Горнов.
      - Успеем? - с тревогой спросил молодой рабочий.