- Да уж валяй, что теперь делать! - Марго в качестве моральной поддержки налила обеим по внушительной порции коньяка.
      - Я стала ему звонить. К телефону поочередно подходили две какие-то женщины, которые посылали меня подальше, одна вежливо, а другая невежливо. Наконец, он взял трубку сам, я узнала голос, но его речь была совершенно бессмысленной. Впечатление полной невменяемости. По-моему, он не понял, с кем говорит, но слово "приходите" я из него все-таки выдавила. Я не сомневалась, что его мегеры попытаются меня спустить с лестницы, и взяла с собой телохранителя. Так по пути из него вдруг поперла эта самая мерзость, и он начал лапать меня прямо в машине. Я чуть не задохнулась от злости и омерзения, кое-как изловчилась фукнуть ему в рожу из баллончика и выкинуть на улицу. Поехала одна, но ни на звонки, ни на стук в дверь не открывали. Так ни с чем и уехала. Пришлось на него плюнуть, потому что на следующий день я улетала в Америку... Тоже была веселая история... А когда вернулась, позвонил папаша и сообщил, что мой гениальный братец скончался, что похороны через день, и приличия требуют, чтобы я там поприсутствовала. С любовью и удовольствием, ответила я и расхохоталась, но папаша, к счастью, сразу повесил трубку. Я была такая счастливая! И решила отпраздновать, по-своему. Я ведь к этому времени шарахалась от каждого встречного и потому в смысле личной жизни сидела на голодной диете. А как раз накануне ко мне в офис приезжал по делам человек из Германии - очень кондиционный мужчина, этакая белокурая бестия. И заодно пробовал клеиться, по-немецки, по-ихнему - и нахально, и вежливо одновременно. И я прямо с утра звоню в гостиницу, извините, герр Рихтер, мне одно место в немецком переводе нашего соглашения кажется неточным. Он сейчас же приехал, ну я корчу из себя дурочку, а он снисходительно объясняет: здесь, мол, пассивный причастный оборот, в современном деловом языке так принято, и никаких разночтений быть не может. Ах, говорю, герр Рихтер, вы меня так выручили! И я настолько вам благодарна, что приглашаю вас отпраздновать мой день рождения. Заявились мы в ресторан, хоть у него голова и немецкая, уже сообразил, что к чему, кладет руку мне на колено и говорит: как же вы, фройлен Паулс, сумели преуспеть в бизнесе, когда вам исполняется явно не более двадцати лет? Ошибаетесь, отвечаю, и кладу свою ладошку на его руку, мне намного меньше, я сегодня заново родилась! К десерту он мои коленки успел обследовать до самого живота, и я говорю: пора ехать. Ну, думаю, герр Рихтер, придется тебе поработать. И представь себе, через минуту в машине, внезапно, как дубиной из-за угла - то же самое проклятое ощущение, что не кто иной, как мой братец, меня за грудь лапает. Ощущение омерзительно достоверное и ужас невыносимый. У меня чуть истерика не случилась. И еще не понятно, что с немцем делать. Ему же по-простому не скажешь, как нашему: извини, Фриц, ты мне вдруг опротивел, так что не держи зла и вали на родину!
      - И как же ты выкрутилась? - с чисто женским любопытством поинтересовалась Марго.
      - Пришлось импровизировать,- улыбнулась Лола, и Марго подумала, что за все время знакомства она лишь второй раз видит ее улыбку. А улыбка хорошая, открытая.- Теперь, говорю, поедем в бизнес-клуб. Мой папа, мол, устраивает прием по случаю моего дня рождения, а мне хочется тебя познакомить с родителями. Там будет пресса, и телевидение, и весьма важные персоны, так что я буду тебя представлять не совсем как жениха, а просто как друга. У него морда вытянулась, свои руки сразу убрал, ай-ай-ай, говорит, что же ты заранее не сказала, я бы время иначе распределил, а сейчас, ничего не поделаешь, должны быть деловые звонки из Германии. И мигом слинял. А меня стошнило, натурально наизнанку вывернуло. Фриц звонит на другой день, и я...
      - Ладно, черт с ним, с немцем. А с тобой-то что дальше было? бесцеремонно перебила Марго.
      - Пошла на похороны, поглядеть на братца в гробу. Надеялась, хоть это поможет. Но, увы, ничего подобного. Он по-прежнему меня доставал, все чаще и чаще. Житья никакого не стало... Я сходила опять к психиатру, к другой знаменитости, в Германии. И ответ был тот же самый: это не входит в его компетенцию.
      - Итак, тебя преследует человек, умерший почти два года назад, и это не входит в компетенцию психиатрии,- задумчиво подвела итог Марго.
      - Когда и после его смерти я от него не избавилась, стала отслеживать и сопоставлять. Даже записи начала вести. За год набралось около сотни случаев. Я не знала, как быть. Ведь и посоветоваться не с кем, разве что с психиатром, так даже те открещиваются. Обращаться к магам и колдунам? Тогда окончательно крыша съедет, да и боюсь я их, как чумы. И я приняла единственно разумное с моей точки зрения решение: ограничить свой круг общения теми, к кому он доступа не имеет. А с новыми людьми сближаться осторожно, устраивать каждому нечто вроде испытательного срока или карантина, что ли. Конечно, это означало изменение образа жизни, но я и на это пошла. В общем, существование стало более сносным, как-никак избавилась от постоянного страха. И тут начались эти самоубийства. У меня совсем опустились руки. Отношения ко мне они не имеют, я уверена. Просто источник один и тот же, который меня преследует, но кому это объяснишь? Хорошо, хоть ты поняла, с этим мне повезло.
      - Что я тебе скажу? Знаю, рядом с тобой уголовного дела нет. Следствие прекращено за отсутствием состава преступления. Сколько бы самоубийств ни последовало, ты в категорию подозреваемых не попадаешь. Я эти самоубийства коплю, и только, - так мне начальством велено. Даже если из них со временем кто-то попробует состряпать дело, твоя возможная роль в нем - только свидетель. И насчет твоего брата-покойника - его в прокуратуру не вызовешь, не в гробу же ему приезжать! - Марго закончила свою речь вполне милицейской шуткой, даже ей самой показавшейся грубоватой.
      - Хорошо. А не могу ли я предложить тебе и дальше копать это дело? Как частному детективу, с соответствующей достойной оплатой?
      - Я следователь прокуратуры. И брать халтуру на стороне не имею права. А было бы, что копать, то копала бы и по должности. Тут впору звать шамана, с бубном да погремушками.
      - С шаманом повременим.- Лола без раздражения вернула разговор в деловое русло.- Разве ты не можешь как частное лицо и юрист немного... скажем так, присмотреть за мной? Чтобы в случае чего был разумный свидетель. Или вовремя что присоветовать. Опять же за приличный гонорар, разумеется.
      - Экая ты, однако, настырная! Впрочем, это уже ближе к реальности. Присмотреть - оно можно, хотя, конечно, из следователя свидетель плохой. А вот с гонорарами пока повременим. Факт передачи денег иной раз все равно, что пуля в затылок. Так что это отложим, авось, за тобой не засохнет. Для начала давай вот что сделаем. Ты беседы свои с психиатрами наверняка на диктофончик записывала. Они знали об этом?
      - Знали.
      - Сделай с них распечатки в трех экземплярах. Пометь дату и время. И организуй нотариусов, чтоб заверили дату и подписи. Одну копию положи в свой банковский сейф, вторую храни, где хочешь, а третью передашь мне.
      2
      Сидя в полупустом вагоне электрички и мысленно подводя итоги этой короткой загородной поездки, Марго, в общем, осталась довольна собой. Ничего лишнего не обещала, не отвергла заранее возможный заработок, что расценила как маленькую победу над собственной строптивостью, и в значительной мере удовлетворила свое любопытство.
      Дома она, как обычно, скоротала остатки вечера за телевизионным сериалом и скромным ужином, подкрепленным несколькими рюмками водки. А потом, уже собираясь ко сну, после душа, в ванной, не успев даже обтереться полотенцем, принялась рассматривать себя в зеркале, что за нею до сих пор не водилось. Ведь совсем не уродина, если разрисоваться, как надо, можно и за шлюху сойти, а мужики не обращают внимания. Вроде бы все на месте и грудь в порядке. Худощава, конечно, вон ключицы торчат, но и это другим-то женщинам не мешает. А что возраст под сорок - так еще же не сорок... да и вообще... к Лолке, небось, и за сорок будут липнуть, что мухи... если до сорока доживет. Стоп, с чего это ей пришло в голову?.. Если смерть вокруг нее топчется всё да топчется, то когда-нибудь, рано ли, поздно, и на нее наступит. Да и черт с ней, с Лолкой, о себе бы подумать... В чем же все-таки дело... выражение лица? Да, пожалуй... отчужденное, настороженное - это определенно отпугивает. Детдомовское наследство... Она попробовала небрежно улыбнуться, и ничего не вышло: на губах улыбка, а глаза все равно угрюмые. Забавно все-таки: если у тебя нос не такой, можно пластическую операцию сделать. А выражение глаз какой хирург сможет подправить?
      Время шло, Лола с месяц уже не давала о себе знать, и Марго тем не менее обнаружила, что никак не может выкинуть ее из головы. Укладывая заключения психиатров Паулс почему-то в сейф, а не на полку шкафа, где хранились дела самоубийц, Марго не вполне логично пришла к заключению, что ей следует проветриться и отдохнуть. Впрочем, мысль была своевременная, ибо по графику отпуск Марго начинался через неделю, в конце июля, и выбор, куда поехать, не отличался обширностью.
      Родственников у Марго было мало - порода, что ли, такая, не живучая и не плодовитая. Отношения она поддерживала только с двоюродным дядькой, который был не намного старше ее, и его сыном, то есть своим троюродным братом, к коему испытывала материнские чувства, за неимением других объектов их приложения.
      Дядька Платон, которого еще со студенческих лет она называла Платошей, в наше смутное время воплощал в себе качества, с точки зрения Марго, достойные уважения. Окончив Медицинский институт, он по распределению вместе с женой-однокурсницей уехал в забытую Богом сельскую больницу Вологодской области, где и проработал почти двадцать лет. Он ни разу не делал попыток перебраться в более престижное место, хотя имел репутацию талантливого и грамотного врача. Жена по истечении положенных трех лет рассталась с обязательной работой, а заодно и с мужем, перебралась в Москву и обзавелась новой семьей. Их сына Олега она держала сперва при себе, но с появлением маленькой сестры он постепенно прибился к отцу и среднюю школу закончил уже у него, причем с золотой медалью. Мальчика, начиная с восьмилетнего возраста, отличало поразительно устойчивое, прямо маниакальное пристрастие к морю, кораблям и морским сражениям. И, хотя отец не любил ничего военного, он не препятствовал поступлению сына в Военно-морское училище. У Марго будущая профессия родственника, которого она в душе почему-то считала не троюродным братом, а племянником, вызывала умиление. Она считала, что при нынешнем бедственном положении армии и флота офицерами стремятся стать только благородные люди. А само слово "курсант" высекало в ее воображении расплывчатые представления о праздничных школьных балах, о первых прогулках под руку вдоль тенистых бульваров и робких поцелуях в тени цветущих акаций, фокусируя ее ностальгию по красивой и беззаботной юности, которой у нее никогда не было. Племянника, впрочем, она называла чаще не курсантом, а гардемарином, отталкиваясь от полюбившегося ей телевизионного сериала.
      Марго еще в поезде решила выкинуть из головы и Лолку, и связанную с ней живодерню, но уже на третий день не выдержала и выложила Платону от начала до конца всю историю. Более того, она поняла, что это было одной из главных целей ее поездки. Значит, все-таки эта Паулс крепко засела у нее в голове.
      Почувствовав не праздную заинтересованность Марго, Платон высказался осторожно и прагматично. Да, под гипнозом человек способен совершить что угодно. Известны также вполне доказанные случаи гипноза или внушения на расстоянии, правда, не такой интенсивности, но это в конце концов разница лишь количественная, не меняющая сути явления. В данном случае речь идет либо о гипнотизере феноменальной силы, либо о научном злом гении, придумавшем устройство для усиления и трансляции на расстоянии этих не исследованных пока излучений. Такую возможность принципиально нельзя отвергать. Но при любых обстоятельствах за всем этим стоят люди, один или несколько, которых можно найти и пресечь их деятельность.
      - Но все-таки,- заупрямилась Марго,- если мы имеем дело с однообразным систематическим проявлением, можно ли отличить природное явление от человеческой воли?
      - Только по наличию обратной связи. Природное явление не будет реагировать на твои действия, а человек отреагирует.
      Через несколько дней Олег должен был отправиться в учебное плавание, и порешили на том, что Платон отправится его проводить, а Марго с недельку поживет в деревне одна.
      Марго с усердием копалась в огороде и хлопотала по дому, в меру способностей наводя в нем уют. В условленное время Платон не появился, но Марго поначалу не беспокоилась: рейс могли задержать. Но, безрезультатно прождав и вторую неделю, она из местного отделения милиции позвонила к себе домой - трубку никто не брал. Тогда она препоручила дом заботам соседей и отправилась в Петербург.
      Дверь ее квартиры только после второго, настойчивого звонка открыл человек, которого она сперва не узнала,- это был Платон, только постаревший лет на пятнадцать, седой, небритый и пьяный.
      Марго мгновенно догадалась, что случилось несчастье.
      Платон с сыном прожили спокойно несколько дней, ходили в кино, посещали музеи и один раз прокатились за город, в Петергоф, поглядеть на фонтаны. Раза два на Олега накатывали беспричинное беспокойство и возбуждение, но Платон посчитал это предотъездным волнением. Накануне отплытия курсантам было предписано прибыть на борт судна к двадцати ноль-ноль, и в три часа дня, пока отец сооружал дома некое подобие прощального обеда, Олег вышел купить какие-то мелочи, вроде расчески и зубной пасты. Полчаса было более чем достаточно, и когда он к четырем не вернулся, Платон настолько встревожился, что выглядывал несколько раз в окно и на лестницу, и, как только позволили кулинарные обстоятельства, в половине пятого выключил духовку и пошел искать сына.
      Далеко ходить не пришлось: внизу у подъезда уже суетилась милиция и стояла "скорая помощь". Мальчика отвезли в реанимацию, но врачи ничего не смогли сделать.
      Орудие самоубийства, складной нож со многими лезвиями, лежало на подоконнике, и Марго машинально отметила его присутствие здесь как недопустимый промах милиции.
      Несмотря на свою угрюмую отрешенность, Платон перехватил ее взгляд:
      - Немецкий... это я ему подарил... представь себе, я и подарил... он любил перочинные ножи и всегда их терял... а вот этот не потерял... этот почему-то не потерял... лучше бы он его потерял...
      Марго чувствовала свою вину в происшедшем. Располагая достаточно зловещей информацией, она не отнеслась к ней серьезно. И вот ее легкомыслие обернулось страшной бедой. Она не верила, что это случайность. ОНО вычислило, нашло квартиру Марго. Значит, ОНО - умное. Лола ведь ни разу у нее не была. Следовательно, ОНО идентифицировало личность Марго и ее жилье. Профессиональная подозрительность подсказала Марго выяснить, кто мог иметь доступ к записной книжке Лолы. У Марго вдруг возникла отчаянная, жгучая ненависть к Паулс, звериное желание зарезать ее вот этим самым ножом. Она молча налила водки Платону и себе.
      - Вот тебе и ответ,- после паузы медленно и глухо произнес он, с тупой сосредоточенностью глядя внутрь фужера,- вот она, обратная связь... да уж, вот такая обратная связь...
      Марго решила составить подробный график каждого из шести дней, прожитых Платоном и Олегом в Петербурге. Платон беспрестанно возвращался к событиям этих дней, и ей требовалось лишь изредка задавать наводящие вопросы, уточнять время тех или иных событий и незаметно для него делать записи в блокноте. Ответив на очередной пустяковый вопрос о времени киносеанса, он произнес бесцветным голосом:
      - Если ты пытаешься вычислить, мог ли Олег вступить в контакт с твоей подопечной, то не мог. Даже по телефону. Трубку всегда брал я, и голоса были только мужские.
      - Все равно мне нужен подробный график вашего времяпровождения. Когда буду допрашивать Паулс, заставлю и ее расписать свои занятия за эти шесть дней. Вдруг обнаружатся совпадения, да и мало ли что...
      - Понимаю,- он медленно и тяжело кивнул,- ладно, бери авторучку...
      Однажды, проснувшись, Марго не обнаружила Платона ни на кухне, ни вообще в квартире. В панике она вылетела на улицу и осмотрела всевозможные закутки в окрестностях - нигде его не было.
      Тогда она вернулась домой и подвергла квартиру тщательному обследованию. Ее записная книжка, лежащая на телефонном столике, сейчас была раскрыта на странице с номером Паулс. Она не раздумывая набрала номер.
      Трубку долго не брали, а сняв, прежде чем ответить, выдержали паузу.
      - Слушаю.- Марго не сразу поняла, что показавшийся ей незнакомым хрипловатый, сдавленный голос принадлежал Лоле, только предельно злой и напуганной. И похоже, она не в себе.
      - Лола, это Марго.
      - Что вы мне врете! Отвяжитесь! - Та явно готова была бросить трубку.
      - Не дури, Лола! Я - Маргарита Софронова, следователь прокуратуры. Мне нужно с тобой поговорить.
      Последняя реплика оказалась магической и возымела отрезвляющее действие.
      - Слава Богу, это действительно ты. Он сказал, что ты далеко.
      - Кто "он"?
      - Человек, назвавшийся твоим родственником. Приезжай сейчас же!.. Пожалуйста.
      Когда Марго добралась до Паулс, Платон уже пришел в себя, но был очень слаб и полулежал на диване в гостиной, а Лола сидела в кресле в противоположном углу комнаты, вся напружиненная, и смотрела на него, как кошка на бульдога. Вся левая рука Платона, от короткого рукава футболки до кисти, была залита йодом и выше запястья неумело забинтована. В верхней части лба набухала шишка.
      Лола говорила вяло, иногда запинаясь и обращаясь исключительно к Марго, будто Платон был неодушевленным предметом.
      - Как только он вошел, я пожалела, что впустила его. Небритый, помятый, пьяный, глаза безумные. Уставился на меня и молчит. Я, естественно, спрашиваю, что он должен мне сообщить. А он опять молчит. И вдруг такую понес околесицу... воспроизвести не берусь...
      - И все-таки? - жестко подстегнула ее Марго.
      - Примерно так: ну что теперь скажешь? Или больше не надо? Не надо, наверное. А если тебе той же монетой? Так надо или не надо?.. И дальше в таком же духе. Я говорю: уходите немедленно, милицию вызову. А он вроде как и не слышит. И вдруг выбросил вперед руку... так резко и точно, для пьяного даже странно... и схватил меня за плечо, будто клещами... наверняка синяки остались... Тут же достает из кармана нож перочинный и так ловко, одной рукой, лезвие открывает. Я, чтоб его отвлечь, говорю: вы что же, этой смешной игрушкой меня зарезать хотите? А он звереть начал. Я попробовала нож у него выбить, не вышло... держит удивительно цепко...
      - Он хирург,- пожала плечами Марго.
      - Я стала дергаться, и на мне разорвалась блузка. Лифчиков я не ношу, стало быть, грудь - целиком напоказ, и он на нее глазеет. Но держит меня за плечо по-прежнему крепко. А я уже к этому времени основательно сдрейфила. Так чего же вы, говорю, хотите: переспать со мной или зарезать? Черт с ним, думаю, стерплю как-нибудь, а тем временем соображу, как выкрутиться. И вдруг у него лицо застыло, глаза не видят, как пленкой подернулись, меня отпустил, да и вообще перестал замечать, отвернулся в сторону и начал этим проклятым ножом кромсать себе руку. А у меня - жуткий страх и отвращение, до спазм в горле, будто сразу весь воздух заменили чем-то другим. Ну, в общем, то самое. А из него кровь на ковер капает. Я начала орать несусветное что-то: прекратите и уходите! Так он просто не слышит. Схватила первое, что под руку подвернулось, и треснула его по башке.
      - И что же это было? - с любопытством спросила Марго.
      - Теннисная ракетка.
      - Ладно,- объявила Марго,- спасибо тебе за ласку, я его увожу... Теперь слушай. Я займусь этим делом всерьез. Все, что сейчас рассказала, ты по свежаку запиши. И еще. Распиши мне за шесть суток, с десятого по пятнадцатое, где ты бывала. Без беллетристики, только время и место. Но постарайся не пропустить ничего, даже если куда на десять минут заезжала. Хочу понять, как ОНО мою квартиру накрыло. И вообще будь внимательна. Видишь, как ОНО действует: бьет вроде как вслепую, но иногда попадает.
      По пути домой, в такси, Марго спросила:
      - Тебе нечего к ее рассказу добавить?
      - Нечего.
      - То-то ты молчал, как немой.
      - А что мне еще оставалось? Я и так, мягко говоря, ей вечер испортил.
      - Да уж, сегодня ты отличился... Ничего, стерпит. Ей не привыкать, судьба такая. Зато мы пронаблюдали, как эта штука работает. Вот уж воистину: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
      - Как знать... есть вещи, которых лучше вообще не видеть.
      - Пока не начнешь следствие.- Она сама удивилась резкости своей интонации, но смягчить впечатление не пыталась, и разговор оборвался.
      И только уже на лестнице, остановившись передохнуть на площадке между этажами, он заговорил снова:
      - Один маленький штрих. Я, конечно, виноват перед ней. Но тем не менее: она мне отчетливо неприятна.
      - Это в каком же смысле? - спросила она скептическим тоном.
      - В биологическом. Где-то внутри нее, в самой глубине, есть нечто инопородное, какая-то чуждая молекула, что ли... и, возможно, опасная. Причем она сама наверняка об этом не знает.
      Марго полностью сосредоточилась на том, чтобы не дать заметить Платону, какое удовольствие доставило ей его заявление - словно приятная, теплая волна распространилась по всему телу. Мужики все подряд на Лолку бросаются, что голодные псы на кусок мяса, а вот он - из другого теста.
      Когда он заснул, перед тем как выключить свет, она собрала и вынесла из комнаты все колющие и режущие предметы, ворча под нос:
      - Профессия... ничего не поделаешь.
      Проснулась она от ощущения, что в доме творится что-то неладное. Уже начинался рассвет, и в комнате было серо. Она прислушалась - из гостиной доносились невнятные звуки, не то сопение, не то тихий хрип, и какое-то шуршание.
      Платон лежал на спине, неловко и странно выгнув туловище, и слегка вздрагивал. Глаза были открыты, но виднелись только белки, казавшиеся огромными, в уголке плотно сжатого рта пузырилась слюна. Марго имела об эпилепсии весьма смутные представления, почерпнутые в основном из кинофильмов и любовных романов. Она знала, что больного не следует перемещать, что в рот нужно вставить ложку, дабы он не откусил себе язык и не задохнулся, а когда конвульсии кончатся - тепло укрыть, ибо он будет мерзнуть.
      Насколько ей было известно, Платон никогда ранее эпилепсией не страдал, да и другие родственники тоже. Ergo, внезапный припадок, следовало увязывать со вчерашними событиями. И тут ей пришла в голову неприятная аналогия. Как ей удалось в свое время выяснить в Институте генетики, покойный брат Лолы, Легион Паулс, был эпилептиком. Скорее всего случайное совпадение. Но ведь все это треклятое дело, в котором она постепенно и незаметно увязла по уши, было основано на мерзких совпадениях и туманных фантазиях, здесь было некого схватить за руку и вообще не было ничего конкретного, кроме жутких конечных результатов.
      Через полчаса приступ закончился. Марго поразилась: еще никогда она не видела такого безмятежного покоя в лице Платона. Несколько раз она замечала, что его губы слегка шевелятся, и, склонившись к нему, попыталась понять еле слышный шепот. Ей удалось разобрать лишь несколько отдельных, не связанных между собой слов, но она сразу насторожилась, ибо одно из них было "Легион", причем оно прозвучало почему-то как "Легио". Кроме того, были слова "обретешь", "тебе обещаю" и "превзошедших и знающих". Неужели покойный брат Лолы действительно имел отношение ко всему этому безобразию? На Марго тяжело навалилось предчувствие кошмара, и ей удалось отогнать его, только закурив сигарету.
      На следующий день Платон предстал перед ней совсем новым человеком, и она не знала, радоваться ей или печалиться.
      Он поднялся значительно раньше Марго и, хотя она обычно спала достаточно чутко, сумел, не разбудив ее, не только улизнуть из дома, но и через час с лишком вернуться. Проснувшись и направляясь в ванную, Марго увидела в гостиной почти незнакомого человека - подстриженного, выбритого, отглаженного, с корректным, но замкнутым выражением лица.
      Во время завтрака он поддерживал разговор с Марго, сохраняя при этом определенную отрешенность и не прерывая, по-видимому, внутреннего потока мыслей; одновременно, как удалось ей подметить, он успевал отслеживать даже мельчайшие события в окружающем мире, от скрипа тормозов на улице до чьих-то шагов на лестнице, приглушенных обитой войлоком дверью.
      - У тебя был припадок эпилепсии,- нейтральным тоном, будто о пустяке, сообщила Марго,- на рассвете.
      - Как ни странно, помню начало. Помню, что успел осознать это...- Он на секунду задумался.- Будет повторяться, раз началось: я проинструктирую тебя после... впрочем, ты и так хорошо справилась.- Он кивнул на лежащую в мойке деревянную ложку со следами зубов.
      - Ты полагаешь, слово "легио" попало в твой бред не случайно?
      - Не полагаю, а уверен. После эпилептических припадков многие люди получают сведения, о которых до того и понятия не имели. Не забудь, что полуграмотный Магомет диктовал суры Корана сразу после приступов эпилепсии. Происходит подключение к высшим источникам информации. То же самое, кстати, случается, хотя и редко, при некоторых других заболеваниях или просто при травмах черепа. Все ясновидящие обязательно проходят через нечто подобное.
      - Ты что, веришь в ясновидение? - с ужасом спросила Марго и отшатнулась от стола, будто перед ней поставили тарелку с живыми жабами и скорпионами.- Это же сплошное шарлатанство!
      - Не всегда. Есть люди, выдержавшие многократную проверку. Да та же Ванга, к примеру. Ты слышала, чтобы хоть кто-нибудь ставил под сомнение ее результаты?
      - Действительно... а я об этом и не подумала... как странно...
      - Когда мы говорим о проникновении одного сознания в другое - это условность. Сознание - в мозгу, а один мозг с другим напрямую вступать в связь не может. Это, считай, доказано. Проникновение идет на уровне подсознания.
      А это - сообщающиеся сосуды, то есть проникновение всегда взаимно. Если некто вторгся в мое подсознание так, что из него в мозг выхлестнул приказ вскрыть себе вены, значит, в моем подсознании теперь имеются сведения об этом субъекте, и не меньшие, чем у него обо мне. Но вот получить их не просто. Доступ к собственному подсознанию для нас жестко заблокирован, ради нашей же безопасности. Значит, вопрос в том, как добыть из моего подсознания хоть какие-то сведения об этой чужой воле, которая смогла, невзирая на существующие естественные запреты, приказать мне убить себя. Как это сделать, пока не знаю. Скорее всего гипноз.
      Сеанс состоялся на следующий день.
      - Расслабьтесь,- сказал гипнотизер и сделал в воздухе вялый жест раскрытой ладонью.
      Никакой реакции не последовало, и на его лице отразилось удивление вместе с любопытством.
      - Хорошо... Сосчитаем до десяти... Один... два... три... четыре...
      После счета "три" Платон обмяк в кресле, и его голова откинулась назад.
      - Отлично.- Гипнотизер подошел поближе.- Проверка: вы находитесь в состоянии гипноза. Вы осознаете это?
      - Осознаю,- непривычным, глухим голосом выдохнул Платон.
      - Теперь немного положительных эмоций. Вы сидите в саду. Светит солнце, и поют птицы.
      На лице Платона появилась идиотически блаженная мимика: он подставлял лицо несуществующему солнцу и слушал щебетание несуществующих птиц. Марго стало неловко и обидно за него. Но ведь он пошел на это сознательно... Ничего не понимая в гипнозе, Марго тем не менее почувствовала, что присутствует при работе высококлассного спеца. Это ее удивило: она привыкла к тому, что всегда было "или - или". Или показушник, или специалист. А тут и то, и другое сразу. Да, вот они, новые времена...
      Гипнотизер сделал знак рукой, чтобы она подошла, и показал жестом, что пора включить диктофон, который она держала наготове.
      - Ваши мысли, как никогда, ясны. Что вы чувствуете?
      - Мои мысли, как никогда, ясны. Мне холодно.
      - Мы накрываем вас теплым одеялом.
      - Спасибо, теперь хорошо. Удивительно хорошо.
      - Что еще вы чувствуете?
      - Беспредельное знание. Полную власть над миром.
      - Хорошо. Дайте вашим мыслям устояться... Что вас теперь занимает?
      - Некто. Он приказал мне убить себя.
      - Это конкретный человек?
      - Не знаю. Это воля. Это некто. Я намерен последовать за ним.
      - Куда?
      - В его сущность. Внутрь.
      - В этом нельзя заходить далеко. Это очень опасно.
      - Я знаю, что это опасно. Я не намерен заходить далеко.
      Он начал дышать чаще, и его безмятежность исчезла. В лице появились настороженность, беспокойство. Вместо коротких и ясных фраз его речь стала сбивчивой, иногда превращаясь в неразборчивое бормотание.
      - Открываю... открываю тебе... сущность всех вещей... она в тебе... я твоя сущность... Легио Прима...
      На лице Платона попеременно сменялись выражения интереса, разочарования, удовольствия, страха.
      - Он родился в год розового свечения... но почему же... не понимаю... он отворит врата... он призывает тебя...
      Внезапно его глаза округлились и побелели, как при сильной боли.
      - Это жутко... нет, нет... невыносимо...
      Его лицо застыло в непонятном отчаянном усилии, руки и ноги стали конвульсивно вздрагивать - Марго показалось, у него начинается эпилептический приступ.
      Гипнотизер, отошедший было к столу, подбежал к Платону, растеряв по пути всю свою вальяжность. Но заговорил очень спокойно, хотя и с сильной напряженностью в голосе,- он, по-видимому, действительно был профессионалом высокого класса.
      - Возвращаемся... медленно возвращаемся... сосчитаем до десяти... один... два... три... четыре...
      Лицо Платона расслабилось, приобрело осмысленное выражение, и он приоткрыл глаза.
      - Уф! - с облегчением выдохнул гипнотизер и, не смущаясь присутствием Марго, вытер рукавом своего элегантного халата капли пота со лба.
      Платон выглядел вполне нормально, разве что был необычно бледен.