- Измучился я.
      - Конечно, ты ведь столько сделал.
      - Откуда?.. А, вон у тебя "Комсомолка"... Великое дело. - Он чуть приободрился. - Академик Щербатов меня прилюдно целовал. Доктора дали без защиты. Творческую отдачу, говорят, утроить можно. - Витя чуть приподнял уголки губ в подобии улыбки. - Рады. Завидую.
      Но это было уже не то задорное "завидую".
      Я возмутилась. Заставила себя возмутиться, потому что из всех возможных чувств испытывала сейчас только жалость.
      - Ты столько сделал - и ноешь! Перетрудился? Так бери путевку в санаторий.
      - Санаторий! Мне бы в лесную сторожку. Транзистор разобью. Репродуктор, если есть, выкину. Знала бы ты, как мне надоела музыка! - он запнулся, нахмурился, глотнул воздуха и спросил:
      - Мы поженимся?
      - Да.
      - Хорошо... Прости, но вот уже два года я слушаю музыку, Утром и вечером, днем и ночью. Я объелся, сыт по горло. Я задохнулся под тяжестью мелодий. Помнишь миф о Мидасе? Он все превращал в золото. Даже хлеб. Даже воду. Со мной - то же. Только все превращается в музыку, а она для меня несъедобна. Завидую! Завидую. Как никогда и ничему. Я всех уговаривал, что их обобрали. А обобран-то я. Чистая музыка, искаженная музыка, исправленная музыка, - а мне все равно.
      - Но ты ведь столько сделал!
      - А! То, что возможно много музык, видели до меня сотни людей. Яблоня уже сама роняла зрелые яблоки. Другое дело, что со времени Пифагора никому в голову не приходило заняться изучением полезности музыки. Первый же математик должен был снять урожай. Смотрели на иероглифы, радовались их красоте, читать не умели. И даже не подозревали, что иероглифы можно читать. Идиоты. Идиоты с музыкальным слухом. Миллионеры-скупердяи.
      - Ты стал сварлив.
      - А! Пустяки. Просто у меня даже от слова "музыка" судороги начинаются.
      - Ну, и хватит, милый, - я взяла его за руку, - хватит с тебя музыки. Я никогда не потребую...
      - Ты? А я?!
      Нет, у него испортился характер. И раньше он мог перебить меня, но не так резко.
      - Отвернулась? Обиделась? Мне надо обижаться. Вспомни, как ты переживала за музыку, когда я сказал, что могу ее уничтожить. И за себя ведь переживала, да?
      Я кивнула.
      - Ну, вот, а за меня не боишься. Я без музыки. Я ее не люблю. Тебе это все равно? Вот когда я по-настоящему завидую, Юлька.
      Телефонный звонок в коридоре. Потом в дверь просунулось смущенное лицо Николая.
      - Разыскали тебя, Витька. Не хотел звать, сказали: "Сверхважно".
      Я вышла за ним в коридор. Слишком недавно Витя вернулся, чтобы оставлять его без присмотра.
      - Да. Слушаю. Да. Не может быть!!! - Витя кричал так, что я сжалась, притиснулась к стене.
      - Резонанс, вы думаете? Но ведь сами структуры слишком различны... Статистика дает какие-нибудь результаты?.. Конечно, приеду. Но... завтра.
      Трубка упала на рычаг. Он повернул ко мне преображенное восторгом лицо:
      - Скалкин считает, что в случае с полонезом Шопена проявляется какой-то аффект, связанный с переносом энергии во времени. Он сейчас терзает на этот предмет "Синий джаз". Я ж говорю - прикосновение Мидаса. Но здорово закрутил старик Скалкин! Это главное.
      - Ладно. Главное, что ты здесь.
      Он засмеялся. Почти так, как два года назад. Быстро меняется у него настроение. Трудно с ним будет.
      Николай снова вышел в переднюю - на Витин смех.
      - Значит, родственниками будем, Витя?
      - Кажется, да.
      - Только кажется? Тут знаешь какая слышимость! Я все про тебя знаю. Мне в семье музыкально глухие не нужны.
      - Шутишь?! - зло спросил Витольд.
      - Что ты! Как бы я посмел. Вон Юлька тебе сказала то же, что я, так ты науку и искусство вверх дном перевернул. И на меня с кулаками готов наброситься. А между тем у меня есть для вас подарок.
      Николай достал из кармана блокнот:
      - Здесь копия программы, по которой обучает детишек профессор Микульский. Насколько я знаю, за пятнадцать лет ему почему-то ни одного музыкально глухого не встретилось. Так что, сестричка, дело только за тобой.
      - Но ведь Микульский начинает работать с пятилетними...
      - А сколько лет ты дашь этому доктору наук? В музыке-то он, во всяком случае, разбирается не больше пятилетнего.
      - Коль! Ты и вправду считаешь, что я смогу?
      - Зря я, что ли, хожу к этому Микульскому? Сможешь. Начнешь с одного музыкального строя, с обычного, а там, глядишь, и другие поймешь, открыватель. Только поработать придется. И тебе к Юльке. Пошли в комнату. Ну-ка, сестричка, к пианино. Открой блокнот. С чего там начинается, видишь? Действуй. А мы с Витенькой послушаем, поучимся.
      Я опустила пальцы на клавиши. И они запели.
      - Чижик-пыжик, где ты был?