- Мы нашли четыре основные части таланта, - торжественно начал Тихон.
      - Э, нет! - быстро перебил его Карл. - Основных ли - мы не знаем, таланта ли вообще - мы не знаем.
      - Чисто теоретически, - глуховато проговорил Леонид, - из нашего анализа игры мастера Перуанского следует, что может еще существовать Страж - борец с зевками (тут по совместительству Перов). Есть место и для Расчетчика - тонко и далеко умеющего считать последствия отдельного хода.
      - Тогда уж возможен и Координатор - он должен сводить воедино мнения остальных.
      - Ну вот, Тихон, сам же говоришь! А только что рассуждал о четырех основных частях...
      - И что? - Леонид резким движением поднялся с тахты, потянулся, встряхнулся, словно разбрызгивая остатки вязкой дремы, напрасно пытавшейся его одолеть: - И что? Будем, значит, искать еще основные части, дополнительные части, вспомогательные части! Мы ведь играем! Играем! Теорию нам не создать. А вот гипотезу - удалось. Так поработаем с ней.
      - Ну ладно, ладно. Я и сам так думаю. Только не надо забывать...
      - Не будем забывать! - Тихон встал. - Сейчас я поставлю чай. И продолжим... Значит, мы признаем и объявляем основными компонентами коллективного таланта: Инициатора, Стратега, Тактика и Теоретика. Мы признаем и объявляем, что это относится не только к шахматному таланту, но годится и для талантов литературных, музыкальных, научных и т.п. Мы признаем и объявляем, что для участия в коллективном таланте каждый из его сочленов должен представлять собой достаточно четко выраженный тип Инициатора, Тактика, Стратега или Теоретика. Все!
      - Дело за малым, - Карл потер лоб, поморщился, бросил в рот - уже не скрываясь - еще одну таблетку кофеина и продолжил: - Всего-то и надо, что определить, кто представляет собой такой-то тип достаточно ясно, а кто нет. Мы с вами без конца возились с тестами - можем мы хотя бы для себя решить, кто из нас кто?
      - Так ведь нас всего трое! Кого-то одного не хватает (Тихон).
      - Или кто-то совместитель (Леонид).
      - Что же, - Карл засмеялся. - Очень похоже, что Тихон сразу Инициатор и Стратег, Леонид - Теоретик, я - Тактик, он же Страж, поскольку чаще всех сомневаюсь.
      - Может быть, - сказал Леонид. - Но вероятней, что мы подлажены друг к другу по какому-то другому принципу - кто сказал, что найденный нами путь единственный? Но мы нашли его. Его и будем исследовать.
      ...Почти черный чай, булькая, лился в чашки. Тихон поставил чайник на место, удовлетворенно вздохнул, протянул руку к сахарнице, достал кусок рафинада, обмакнул в чай... и выронил. Крошечные пузырьки отметили кривую, по которой сахар опустился на дно. С задумчивой улыбкой проследил Тихон его траекторию, откинувшись на спинку кресла. Но раньше, чем белый параллелепипед закончил свой последний путь, глаза Тихона закрылись. Он спал.
      VIII. ДВЕ РУКИ. ТРИ РУЧКИ
      Звонок сходил с ума минут десять. Но ни один из трех даже не пошевельнулся. Правда, к утру они успели устроиться поудобнее, но тем труднее их было разбудить.
      Звонок работал минут десять безостановочно. Потом, после короткого перерыва, тренькнул последний раз - и смолк.
      - А соседи говорят, что они должны быть дома, - грустно сказал высокий человек, в котором Трое Согласных сразу бы узнали Феликса Юльевича из института, где с ними ставили опыты.
      - Видимо, ошиблись. Везет людям: соседи ненаблюдательные, - ответил его молодой спутник.
      - Как хотите, Володя, я приеду сюда еще раз. С "осьминогом", и тут уж буду ждать до победного конца.
      - Проще вызвать их к нам, - недоумевающе пожал плечами Володя.
      - Вызвать! Сегодня же воскресенье. Кто им будет пропуска оформлять? А до завтра я ждать не могу.
      - Ладно. Во сколько же мы с вами здесь встретимся?
      - В двенадцать. И я захвачу с собой одного своего аспиранта.
      ... - Холодный чай имеет свои преимущества. Рака языка не будет, - сказал Карл.
      - Могу разогреть, - встрепенулся Тихон.
      - Да сиди, не надо. Поговорим минуту - и разбежимся.
      - Погоди, звонок...
      В комнату быстро вошли трое.
      - А, профессор!.. - протянул Тихон разочарованно. - Нет, профессор, мы никуда не поедем, и не уговаривайте.
      - И не надо. Вы нужны нам здесь, и не больше чем на час. Прибор с нами.
      И профессор поставил на стол элегантный, но уже основательно потрепанный кожаный чемодан с блестевшими латунными уголками.
      Чемодан открылся, негромко щелкнув, профессор изящным жестом повернул его, открывая взгляду содержимое. На вставшей вертикально крышке чемодана оказался смонтирован небольшой пульт управления. Тем временем спутники профессора распаковали еще три небольших приборчика с аккуратными полукругами циферблатов. И подсоединили эти приборчики к пульту.
      - Честь имею представить вам осьминога! - возвысил профессор голос. - То есть сейчас-то он троеног, поскольку вас трое. Но можно подключать к нему до восьми вот таких приборчиков. А сейчас пусть каждый из вас сядет за свой прибор и не подглядывает к соседям.
      Стрелка циферблата управляется с помощью боковой ручки и ее надо поставить на нуль. На сколько именно оборот каждой ручки сдвигает каждую стрелку задается нами на пульте управления. Но только имейте в виду, каждая ручка управляет и своей стрелкой и стрелками на чужих циферблатах. И только по движению своей стрелки вы можете судить о том, что происходит на других циферблатах. Задача: на нуль в конечном счете должны встать стрелки у всех трех сразу. Переговариваться нельзя. Ясно?
      - Попробуем, - неуверенно отозвался Карл. Но неуверенность его оказалась излишней.
      Трое Согласных довольно быстро нашли решение. Профессор отметил время - и изменил зависимость между стрелками. Решили. Все снова. И так еще и еще раз.
      - ...Ну вот, - сказал профессор, - могу сообщить, кто у вас лидер, кто берет на себя руководство решением общей задачи.
      - Мы и так знаем! - засмеялся Карл. - Тихон, конечно?
      - Да, - профессор явно чувствовал себя уязвленным. - Ну что ж, проверим вас еще на одной задачке. Теперь каждого в отдельности. Всего-то и нужно будет теперь по одному повозиться со всеми тремя приборами - гляди на все три, конечно - крутить ручки, пока стрелки все сразу на нуле не окажутся. Ну-ка, Фрунцев! Карл поудобнее устроился на стуле и взялся за дело. Но стрелки его не слушались. Один из спутников профессора увел Леонида и Тихона на кухню - чтоб не мешали - и там вполголоса рассказывал им:
      - ...Поневоле вспомнишь, что все суета сует. Ведь с этой задачей справляются все десятиклассники, почти все пятиклассники, большинство третьеклассников... А педагоги - все! - бессильны. Так у нас получилось в одной московской школе. Первоклассники и те бы ее решили, если бы их не занимал чересчур антураж и не увлекала возможность поиграть стрелками. Домохозяйки решают эту задачу лучше инженеров, инженеры - лучше медиков, те лучше людей с гуманитарным образованием. А ведь она моделирует поведение человека, которому надо одновременно разрешать несколько сложных проблем!
      ...Потом на кухню прошел, крутя головой, Карл: ему все-таки удалось "собрать" стрелки, хотя и почти случайно, как ему самому показалось.
      Тихон разобрался со стрелками быстрее, потому что осознанно применил тот самый инженерный метод "проб и ошибок", который больше всего напоминал здесь настройку плохо работающего телевизора.
      А Леонид разделался совсем быстро; тут же выяснилось, что он пошел к практике от теории: подвигав стрелки, составил в уме систему уравнений, решив которую, определил степень взаимной зависимости между стрелками; поставить потом эти стрелки на нуль было совсем несложно.
      ...После этого опыта все трое работали из рук вон плохо, вызывая законное возмущение у экспериментаторов.
      Реакция трех друзей явно замедлилась, в их движениях не было прежней согласованности, сроки выполнения заданий резко растянулись. А когда в самый неподходящий момент все трое быстро переглянулись и рассмеялись, профессор рассердился и сказал, что испытуемым, видимо, пора отдохнуть.
      - Вы бы не оставили нам осьминога? - мягко спросил Карл. - Это у вас не лишний экземпляр?
      Ассистенты задохнулись от ярости, профессор - от неожиданности.
      - Да зачем он вам?
      - Нужен.
      - Ну, сейчас нельзя, попросту лишних нет. Вот когда-нибудь... :
      - Когда-нибудь нас не устроит, - Карл меланхолически покачал головой. - Мы знаем, что нужно вам... Так вот: вы нам приборы, мы вам себя. Или, как говаривали дворянам крепостные: "Приборы наши, а мы - ваши". Словом, мы принимаем участие в ваших опытах, если вы дадите нам самим поработать с вашими приборами. Самим!
      - Вы же не психологи!
      - Это наше дело. Но условие - непременно.
      - Хорошо, - профессор пожал плечами. - Я поговорю.
      Карл знал, что делал. Их тройка была слишком нужна институту.
      А радость Трех Согласных объяснялась просто: впервые в этот день они четко увидели разницу между собой. Не те, неведомо как измеряемые отличия, за которые людей любят девушки и не любят жены, а разницу, зафиксированную в движении стрелок на циферблатах.
      IX. ЛЮБИТЕ ДРУГ ДРУГА
      "...По графикам движений тех стрелок, оказалось, можно определять, кто Инициатор, кто Теоретик, Стратег или Тактик, конечно, тогда, когда он достаточно ярко представляет собой этот тип".
      Карл громко засопел, трудолюбиво поставив жирную точку в конце фразы.
      НИИМП сидел над первой статьей о своей работе.
      Трое Согласных уже не были студентами. Скоро ведь, как известно, только сказки сказываются, а графики составляются куда медленнее.
      И первую свою статью для печати НИИМП начал готовить на третий год после того, как его основатели окончили свои институты.Леонид успел за это время защитить кандидатскую диссертацию, получив при защите докторскую степень, и теперь заведовал отделом в математическом научно-исследовательском институте. Карл работал в районной поликлинике, Тихон - старшим инженером в приборном НИИ.
      Работали от тридцати до сорока одного часа в неделю. И от сорока до пятидесяти часов в неделю каждый из них отдавал НИИМПу.
      За полгода до того, как сесть за статью, ребята взялись за свой самый отчаянный опыт. Принцип игры оставался в действии - надо было замахиваться только на большое. И Леонид, недаром же он был математик, предложил создать коллективного гения, способного доказать Великую (она же Большая) теорему Ферма.
      У него в НИИ была крошечная группка математиков, тративших все свободные часы на решение Великой теоремы. Маленький отряд огромной армии любителей и профессионалов, штурмующих вот уже сотни лет твердыню, которую сам Ферма захватил неведомым нам способом. Мимоходом записал он где-то на полях, что нашел доказательство теоремы, но так и не удосужился изложить это доказательство. Была у него привычка рассеянных гениев - записывать только вопросы, а не ответы на них. Но - это уже проверено на других задачах - Ферма никогда не бросал слов на ветер. Раз уж он написал, что доказал теорему, можно верить. А теперь каждый год в математические институты мира поступают тысячи любительских работ на эту тему. У ученых нет возможности разобраться во всех них. Частенько очередную рукопись просто отправляют в макулатуру. Поговаривают, будто среди этих работ, работищ и работок давно затерялось верное решение, к тому же и не одно.
      В НИИ у Леонида фанатиков Большой теоремы было трое - Губерман, Евдокимов и Широков - Тактик, Теоретик и Стратег. Классический случай! Им не хватало Инициатора. Его надо было найти среди тысяч математиков и нематематиков, уже занимающихся Великой теоремой. Именно уже занимающихся! Потому что даже во имя Истины друзья не хотели идти на преступление. А подсунуть Великую теорему человеку, не переболевшему ею... Уголовный кодекс пока не имеет на сей счет специальной статьи. А зря!
      Леонид набрал у себя в институте триста сорок адресов "фермистов" - и начался великий обход их. Обход, который закончился, когда на восемьдесят шестом своем визите Карл наткнулся на бывшего заведующего райжилотделом, ныне пенсионера Андрея Андреевича Баркашина. Хорошо, что на него наткнулся именно Карл, меньше всех в НИИМПе понимавший в математике. Потому что даже у Тихона, не ахти какого логика, встали дыбом волосы при виде записей гражданина Баркашина. И любой из тройки, кроме Карла, и не подумал бы привести этого пенсионера на испытания. А Карл - привел. Раз привел - возни немного, а лишний случай всегда пригодится для статистики. Андрею Андреевичу дали тесты, и он, пыхтя и почесывая плешь на макушке, заполнил их. Андрея Андреевича посадили за приборы, и он, пыхтя и облизывая губы, начал гонять стрелки.
      Леонид посмотрел на его ответы - и ахнул. Тихон посмотрел на его стрелки и пошатнулся. Это был Инициатор в квадрате. Сумасшедший поток новых идей должен был биться в его мозгу - сумасшедших идей, потому что для разумных материала там не было. Собственно, теорему Ферма Андрей Андреевич давно забросил. Последнее время его больше занимали вопросы создания "вечного двигателя", а также происхождения человека в результате воздействия на обезьяний мозг вируса с Марса. Но шизофреником он не был. За это Карл ручался как психиатр. Но какие же у него оказались графики! Это был идеальный случай. Ему нельзя было дать пропасть. И Леонид кинулся в свой институт.
      Евдокимов Егор Владимирович был сухим желчным стариком. Губерман, пожалуй, добрее и мягче, как и Широков. Но лидером этой группы, бесспорно, был Евдокимов, и убедить требовалось именно его.
      ...А Леонид думал, что он не умеет смеяться. Евдокимов гремел на весь коридор, и изо всех комнат выглядывали изумленные лица его - и Леонидовых! сотрудников.
      - Поглядите-ка на новоиспеченного доктора! Эх, молодой человек, вам, я вижу, степень в голову ударила. В сотрудники сумасшедшего пенсионера нам дать хотите? Посмеяться решили? Не выйдет! Я сейчас же иду к директору: или институту нужны вы, или мы трое...
      С большим трудом, почти насильно, Леониду удалось завести его в лабораторию. И пробиться через стену истерических обвинений нелепым вопросом:
      - Вы никогда не слышали, как скифы принимали самые важные решения?
      Глаза у старика совсем вылезли на лоб, от наглости собеседника он даже замолчал.
      - Так вот, совет старейшин - или какой там был высший орган власти напивался до полусмерти. И пьяные вожди начинали высказывать свои мнения. Два человека, остававшиеся на этом пиру трезвыми, тщательно записывали все предложения. На следующий день вожди - уже трезвыми - выбирали лучшие из найденных выходов. Вино ведь развязывало не только языки, но и фантазию. Нет, я не предлагаю вам с Губерманом и Широковым напиться. Роль алкоголя сыграет этот старичок. Если хотите, он будет машиной для выброса случайных чисел, то бишь путей к решению.
      - Никогда бы не подумал, что Евдокимов сохранил столько сил, - грустно сказал Леониду директор, оказавшийся как раз по другую сторону двери. Именно на него налетел Липатов, когда разъярившийся старик вытолкнул его из лаборатории. Но Леонид достаточно знал людей, чтобы ждать, что через полчаса Евдокимов прибежит извиняться - и согласится на Баркашина... Слишком уж ему хотелось решить ту теорему.
      Так все и произошло. Потом Липатов взял на две недели отпуск - чтобы у Евдокимова не было случая "вернуть" ему Баркашина. А когда Леонид пришел на работу, Большая теорема была решена.
      - Один случай, именно случай, - сказал Тихон. И они прибавили к двум физикам-теоретикам (и Теоретикам) физика - Стратега.
      - Два случая - это слишком мало. Нужна серия, - сказал Карл.
      И они ввели ярко выраженного Тактика в группу исследователей-микробиологов... И те до сих пор еще ничего не открыли. Но, во-первых, на все нужно время, и, во-вторых, в любых экспериментах возможны неудачи.
      Эти рассуждения, впрочем, друзей не успокоили.
      - Врачу, исцелился сам! - воскликнул Леонид. - Все ли в порядке с нашей собственной коллективной гениальностью? Может быть, нам сначала надо позаботиться о себе?
      - Завтра мне дружинить надо, - сказал Тихон, - пойдем вместе, дежурство должно быть спокойным, вот и обсудим на свежем воздухе...
      Назавтра и случилась история, описанная в первой главе. Трое Согласных встретили Игоря Плонского. Вводить его в НИИМП друзья поначалу не собирались. Просто в их картотеке было несколько десятков коллективов, которые нуждались в дополнительных компонентах. Но больше всего Игорь подошел именно для НИИМПа, здесь он и остался.
      При его посильном участии были улучшены кое-какие тесты, сконструированы в ближайшие три месяца:
      а) выдающийся изобретатель (сам-три), б) талантливый химик (сам-пять) и, наконец, блестящий психолог (сам-четыре). Последний тут же мало того что принялся вовсю исследовать самих основателей НИИМПа, но очень быстро уловил их главную идею и принялся развивать ее. Тут, с одной стороны, он (они) восхищался ею и требовал скорейших публикаций; с другой - возмущался "до омерзения непрофессиональным подходом к делу".
      X. ВЫБОР ПРЕДМЕТА
      Коллективный изобретатель только-только подал первую заявку, коллективный химик только-только создал свою первую пластмассу, когда Игорь задумчиво сказал на очередном "ученом совете" НИИМПа:
      - Ребятки, а ведь вы отступили от принципов, а?
      - Как то есть?
      - Очень просто. Институт создавали для решения всех мировых проблем, а на одной успокоились. К гениальности надо было найти подход - тонкости тут и без нас разработают. Тот же психологический колгений, которого мы только что сформулировали... Сейчас надо подвести итоги. Но только подводить итоги скучно. Параллельно предлагаю заняться любовью - разумеется, проблемой любви. Разработаем алгоритм влюбления, а?
      ...Игорь вошел в НИИМП, как соль в воду. И уже самим Трем Согласным трудно было представить, что их когда-то (месяц, три месяца, полгода назад) было всего-навсего трое. Он предложил несколько новых тестов для поисков Стратега, предложил безошибочный способ выделения Проинициатора - человека, который только мог бы стать Инициатором, если его к этому подготовить. Игорь повел друзей к знакомому биологу, члену-корреспонденту, и тот после короткой беседы начал звонить то в "Доклады Академии наук", то в "Проблемы психологии", то еще куда-то, в туманных выражениях требуя внимания "к группе очень молодых, очень сумасбродных и очень талантливых людей". Потом член-корреспондент отключил телефон и приказал:
      - Через неделю принесите статью. В трех вариантах, на два печатных листа, на лист, на три странички. Для разных редакций... Приложите образцы тестов и графики.
      И они написали эти варианты. Сдали. Стали ждать. Собирались вместе. Искать таланты, выводить кривые, вертеть ручки не хотелось. Предложение Игоря об алгоритме влюбления прозвучало как раз вовремя.
      - Я предложил эксперимент, - сказал Игорь. - За мной и право стать его первой жертвой.
      - Право - вещь непрочная, нечто юридическое, и все, - забасил Карл, эксперимент же дело серьезное. Что это за опыт, о котором подопытный знает заранее?
      - А ведь верно, - Тихон задумчиво потерся щекой о собственное плечо, лучше взять испытуемого со стороны.
      - Но тогда и изучать мы его будем со стороны, - уверенно отпарировал Игорь. - А тут я, ученый, окажусь внутри меня - влюбленного. Представляете?
      - В принципе, - сказал Леонид, - этот опыт вообще не представляет собой ничего особо интересного. В литературе его ставили сплошь и рядом. Например, в романе "Властелин мира" или в опере "Любовный напиток"...
      - А опыт над Беатриче и Бенедиктом у Шекспира?! - радостно закричал Карл. - Там же просто говорят каждому в отдельности, что другой влюблен. И все.
      - Где там?
      - В "Много шума из ничего".
      - Ну разве это эксперимент был? - снисходительно сказал Тихон. - Взяли-то всего-навсего один прием, который в тысяче других случаев не помогает.
      - Конечно! У испанцев даже поговорка есть: "Если женщина должна стать как пламень, мужчина должен быть как лед", - со вкусом произнес Игорь. - Нет, мы сначала разработаем алгоритм любви на основе всего накопленного мировым опытом, а потом уж его и применим.
      - Разработаем, разработаем, - охотно согласился Карл. - Уже начали ведь. Только ты скажи, почему тебе так хочется влюбиться?
      - ...Она была хороша... собой. Я смотрел на нее глазами не просто влюбленного, а влюбленного антрополога. И видел, что передо мной тот самый идеал женщины, который искали в мраморе Праксители и Мироны, отчаявшись найти его в жизни. Строго на месте были все кости, косточки и мышцы, безукоризненно правильна дуга бровей и точно прочерчен овал щеки. Только рот был чуть-чуть неправилен - достаточно, чтобы при малейшем намеке на улыбку обнажались зубы такие ослепительные, что засвечивали пленку, и у меня не осталось ее фотографий. Она говорила мне: я устала - и я нес ее на руках по Арбату. Месяц я встречал ее после работы, а от ближайшей станции метро было туда ходу восемь минут. Двадцать пять научных работ я задумал за эти двадцать пять восьмиминуток, двадцать пять идей были разработаны за эти минуты до тонкостей, насколько это было возможно без эксперимента.
      Так продолжалось месяц. А через неделю после того, как этот месяц кончился, мой лучший друг попал в автомобильную катастрофу, и я ни разу не навестил его в больнице...
      Через две недели после этого я насмерть разругался со своим научным руководителем - точнее, он со мной. Ругал он меня за дело, все у меня из рук валилось, но мне было все равно, и мы расстались...
      Через год после того месяца у меня тяжело заболела сестра. Я искал для нее профессоров, старался как будто, переживал, мучился, но все - как будто. Мне было все равно... Три года было все равно. И когда я от вас, дружинников, убегал, тоже было почти все равно. Ну, а теперь - хватит. Клин клином!
      - Что же, - сказал после долгого молчания Тихон, - кандидатура, очевидно, утверждается. Тем более что у Плонского как раз развязался шнурок на левом ботинке, а это хорошая примета. Кстати: предлагаю дополнить структуру института сектором любви. Заведующим назначить тов. Плонского И, М. Проголосуем? Единогласно.
      - Теперь выберем предмет любви, - предложил Карл.
      - Куда торопиться? Алгоритм-то не выработан! - удивился Леонид.
      - Выбор предмета тоже работа на алгоритм, - ответил Карл.
      - Объектом любви, видимо, должно стать лицо, неизвестное объекту опыта, сформулировал Тихон. - Лучше всего пойти сейчас на улицу и познакомиться с первой встречной девицей от семнадцати до... сколько тебе, Игорь? Двадцать семь? Значит, до двадцати восьми лет. Чтоб опыт был чистым.
      - Ничего не надо доводить до крайности. Так ты можешь потребовать, чтобы избранница была уродливой - красивую, мол, и без алгоритма полюбить можно. (Это Карл.)
      - И потом, кто будет знакомиться с этой первой встречной? Я? - Игорь поежился. - Неужели вы думаете, что я справлюсь с ролью уличного ловеласа?..
      - Опять же, - протянул Леонид, - предмет любви должен быть человеком, за которым мы могли бы наблюдать, не ставя его в известность об эксперименте.
      - Алла, - сказал Карл. - Алла. Сам бог велел. Мы тут ее забросили, когда наткнулись на коллективную гениальность, а сестричка-то моя тем временем подросла...
      - Знаем. Чемпионка, слава богу, - сказал Игорь. - Только, извини, она же девчонка, и почти совсем некрасивая. И потом, мы с ней вместе четыре года назад за район в шахматной команде играли. Не заметить я ее, конечно, не мог до сих пор помню, как она проводила в королевском гамбите контратаку черными. Но как я ее тогда увидел четырнадцатилетней девчонкой, так до сих пор девчонкой и воспринимаю. Так что на роль предмета она, по-моему, не годится.
      - Отлично! - обрадовался Тихон. - Как раз то, что требуется.
      XI. УДАЧА
      (Отрывок из незаписанных воспоминаний Игоря Плонского)
      Когда я оглянулся, она теребила наполовину снятые перчатки. Спокойно, деловито стаскивала их, будто ей надо было вымыть руки. Впрочем, что именно она делала, в тот момент меня не интересовало, и я даже мысленно на этом жесте не задержался, хотя потом вспомнил его. Ужасно было то, чего именно она не делала. Она не бежала к ближайшему милиционеру. Не визжала, созывая прохожих. Не кидалась, размахивая сумочкой, между мною и...
      Их было трое. Высокие, уверенные в себе и налитые здоровой наглостью, чуть подвыпившие веселые парни. Им было хорошо и весело в пивной, хорошо и весело на улице, хорошо и весело в автобусе, и они не собирались долго подбирать слова для выражения своей веселости. И своего мнения об единственной понравившейся им пассажирке. К ним привязался невесть с чего типчик в очках? Отлично. Выйдем вместе из автобуса - и нам будет еще веселей. Захотел покрасоваться перед своей девицей? Молодец! Сейчас ей будет на что посмотреть. Красивый будешь. А потом за нее возьмемся...
      Последние две фразы мне не пришлось додумывать - я их услышал сам. Парни не торопились, растягивая удовольствие. А я прикидывал про себя: центр тяжести у меня низко, удары я переношу неплохо, сразу не свалюсь, минуты две выстою. А тем временем авось кто-нибудь позовет милицию: только не я! И, к сожалению, не она. Да, захотел я показать себя рыцарем перед любимой девушкой. А эта любимая теребит перчатки...
      Самый высокий из трех решил, что пора переходить к делу. Шаг вперед, взмах руки, к концу которой привешен весьма увесистый кулак - цвета и веса японской бронзы. Я сделал шаг назад и пригнулся, пропуская кулак над своей головой. "Ударить его в живот? Нет, подожду. В данной ситуации не стоит бить первым. Вдруг да можно будет все-таки обойтись без драки..." - безнадежно подумал я, провожая глазами огромный кулак, точно пушечное ядро, чуть ли не с шумом рассекший воздух. И я увидел, как на запястье рядом с этим ядерным кулаком опустились белые пальчики, тонкие пальчики, гибкие пальчики моей любимой. Они помогли бронзовой руке пройти до конца всю амплитуду заданного ей размаха и потянули еще чуть дальше, слегка встряхнув ее при этом. Чтобы такой здоровенный парень так визжал? Алла изящно придержала верзилу за отворот пиджака - придержала ровно на треть секунды, только для того, чтобы бедняга не ударился слишком сильно головой об асфальт.
      Словно делая давно отработанное па в танце, девушка шагнула мимо меня ко второму из весельчаков. Она взяла его за руку у плеча, мягко развернула парня вокруг оси, точно это была огромная ватная кукла, и опрокинула ошеломленного и даже не пытающегося сопротивляться верзилу на подставленное ею колено. Впрочем, столь же мягким и грациозным движением она тут же убрала колено из-под его поясницы, дав своей жертве плавно соскользнуть на тротуар.
      Мы с третьим парнем поняли одновременно, что же происходит у нас на глазах. Для него это было вовремя, для меня - поздно. Потому что, когда я кинулся на противника, сообразив, что предоставил девушке меня защищать и что эту ошибку необходимо исправить, третий весельчак тоже кинулся - в противоположную сторону. И шансов догнать его у меня не было.
      Итак, все началось тоже с драки. Только в этой драке у меня была другая роль.
      - Что ты пригорюнился, дядя Ига? - спросила девушка. - Да ну же, улыбнись, видишь, я самбистка, дядя Ига.
      Это обращение было последней соломинкой, сломавшей спину верблюду. Я так и не стал для нее за последние два месяца просто Игой, Игорем, Гариком. Я был перед ней так же беспомощен, как эти вот ползком убирающиеся хулиганы. Нет, еще беспомощней. Потому что не мог убраться - даже ползком.
      ...Нет, смог. Ушел. Сел в такси. Ввалился в квартиру. Лег. Опыт удался! Удача.
      Изгибы фарватера, по которому должен пройти корабль моего амура, были мне известны заранее. Я был проводником НИИМПа по сотням книг о любви земной и небесной, по толстым томам романов и вузовских учебников, по социологическим диссертациям и мемуарам авантюристов. Я брал интервью в семьях, которые казались соседям счастливыми, и расспрашивал донжуанов районного масштаба об их методах ухаживания. И сам же я - вместе с друзьями - разрабатывал все четыре типа, восемнадцать классов, тридцать вариантов и тридцать восемь подвариантов с вибрациями и отклонениями - все разновидности Великого Алгоритма Любви.
      И все-таки...
      Это было так, Словно экскурсанту показали великолепный дворец, а потом сказали: ты будешь его хозяином.
      Это было так, словно старшекласснику на уроке вместо диктанта велели писать стихи.
      Это было так, словно шахматная ладья выросла просто в ладью и предложила шахматисту прокатиться в ней по доске, ставшей морем.
      Это было радостно и страшно, но прежде всего странно. Одно дело - искать с карандашом в руках выход из лабиринта, начерченного на бумаге. Другое пробираться вслепую по этому же лабиринту самолично.
      Впрочем, почему вслепую? У меня был план. И я был уверен, что он мне помешает: ведь задачей было заблудиться. Тихон тоже - только по другой причине - был уверен, что план помешает. Мы оба ошиблись.
      Я случайно натыкался на случайно вынутый и случайно забытый у меня Карлом захваченный им из дому сестрин носовой платок. И конечно, сразу определял, что мои друзья избрали в шестом классе четвертого типа на пятом такте вариант "А". Но духи, которыми пах платок, были тонкие, очень тонкие, такие тонкие, что через них насквозь проходил запах ее щек.
      Аллу наводили при мне на разговор о литературе
      и я знал, что Тихон, или Карл, или Леонид нарочно выбирают любимых (или наоборот) и ею и мною писателей. Я должен был увидеть общность наших вкусов.
      Тихон затевал с ней спор о статуях острова Пасхи. Карл - о разновидностях дальтонизма. Леонид - о математической теории групп.
      И я знал: затем, чтобы поразить меня ее познаниями. Подумаешь: я и без того знал, что она такое, моя Алла.
      Однажды я неудачно - слишком грубо - подшутил над неловкостью общего знакомого. Ого, какую я получил отповедь. А потом я поймал улыбку на лице Леонида и сообразил, что это он подкинул мне повод для дурацкой шутки, закинул крючок и поймал меня, бедного, в точном соответствии с подвариантом третьим варианта "А" (класс и тип я уже называл). Отповедь, справедливость которой не оспоришь, - она очень способствует, как было записано мною самим четыре месяца назад, она очень способствует влюблению.