В конце семидесятых годов в зарубежной командировке меня познакомили с весьма оригинальным человеком — корреспондентом солидного иллюстрированного еженедельника. Помню, вначале очень позабавило, когда, представляясь, он, назвав свою фамилию — Трумен, поспешно добавил: «Прошу не путать с бывшим, извините за выражение, американским президентом. Он не имеет ко мне отношения. Сама же наша однофамильность вызывает чувство неловкости».
      Журналист этот резко выпадал из принятых у нас в литературе и кино стереотипов людей подобной профессии. Был непьющим, неироничным, флегматичным и аккуратным в одежде. Не носил бороды и усов. Отличала его доходящая до педантизма беспристрастность в изложении тех или иных фактов. Чувство порядочности граничило с болезненной щепетильностью. Работая над тем или иным вопросом, он докапывался до самой сути явления, мастерски вскрывал его природу, но никогда, даже намеком, не указывал пути решения, оставляя его на долю читателей. Откровенно говоря, в некоторых нюансах его характера я так окончательно и не разобрался.
      Получилось, что нам, занимаясь приблизительно одинаковыми проблемами, пришлось не только часто встречаться, но помогать друг другу, делиться информацией и впечатлениями. В конечном итоге это привело если и не к дружбе, то к взаимной симпатии и доверию.
      Несмотря на замкнутость, его подчас вдруг словно прорывало, и тогда он пускался в длинные разговоры «за жизнь». Вот в один из таких моментов я и услышал о перипетиях его приятеля, частного детектива Фрэнка Грега. Впоследствии эти-то откровения и легли в основу моего романа «Когда засмеется сфинкс».
      В конце концов сроки поездки истекли, и мы расстались.
      Минуло несколько лет, и я вновь встретился с моим иностранным коллегой. Он почти не изменился, разве еще больше ушел в себя, слегка обрюзг и поседел. Я полюбопытствовал: читал ли он мое произведение, и намекнул, было бы полезно узнать на этот счет его мнение. В ответ Трумен то ли недовольно, то ли досадливо кивнул и произнес, как мне показалось, с упреком:
      — Что же застряли на полпути?
      — То есть? — удивился я, ибо считал, что роман доведен до логического завершения.
      Он хмыкнул, почмокал губами, посопел и спросил снова:
      — Надолго?
      — Пока не соберу материал на серию очерков.
      — Значит, надолго. Я завяз в том же. Будем видеться. Возникнет настроение, сообщу кое-что занимательное.
      Ждать пришлось сравнительно долго. Наконец настроение у него появилось, и, как обычно, внезапно. Так мне стали известны дальнейшие приключения Фрэнка Грега и его друзей. Признаться, они меня потрясли. Писать продолжение романа, скажу по правде, не собирался — во всяком случае, в ближайшее время. Но, вернувшись домой, понял: сделать это не так-то легко. Грег со спутниками преследовали меня по пятам, не давая покоя ни днем, ни ночью. Все валилось из рук. Стало ясно: от этого наваждения не освобожусь, пока не поведаю всего читателям. Так возникла эта книга.

      Узенький переулок, застроенный небольшими, в три-четыре этажа, каменными домами, выходил на неширокую улицу. На ней располагались магазинчики, бары, кафе и маленькие пивные. Владельцы заведений, не желая отставать от более солидных коллег, пестро и ярко рекламировали свой товар. В этом районе города небоскребы не царапали облака крышами, тут обитал далеко не богатый и самый разношерстный люд.
      На перекрестке стоял человек лет тридцати в мятых серых брюках и синем фланелевом пиджаке с металлическими пуговицами. Мужчина недоуменно озирался, будто решал: стоит ли переходить на другую сторону или нет. Левую руку — кисть ее заменял никелированный крючок — держал у лацкана, а правой поправлял кожаную повязку-кружок, которая закрывала отсутствующий глаз. Человек был выше среднего роста, худощавый. Каштановые, слегка вьющиеся волосы зачесаны назад, на лоб падала седая прядка.
      Мимо сновали прохожие. Кто озабоченно торопился, кто просто слонялся, убивая время. Две девицы-панки с разрисованными белилами щеками, выбритыми висками и растянутыми к макушке бровями, одетые в красные кофты и брюки «банан», остановились поглазеть на витрину. Магазин назывался «Эксцесс». В нем продавались мастерски выполненные муляжи человеческих пальцев, ушей, носов и прочее. На подставках в центре отвратительные скорпионы, фаланги, сороконожки-сколопендры, мохнатые тарантулы и змеи. Они могли шевелить лапками, усиками, высовывать жало и даже шипеть. Все это располагалось на фоне красочной глянцевой картины: обнаженная девушка — чем подчеркивалась ее беззащитность — со страхом в широко распахнутых глазах взирала на хрустальный фужер, в котором плавал посиневший и окровавленный мизинец. Смысл «Эксцесса» в том и состоял, чтобы, улучив момент, когда соседка по столику или стойке зазевается, бросить ей в стакан, скажем, оторванное… ухо. Когда же она, ничего не подозревая, потянется губами к бокалу и, побелев от ужаса, истошно завизжит, с бесстрастным лицом извлечь «сюрприз», сунуть его себе в рот и с хрустом перемалывать «кости» — муляжи делались из марципана. Под рисунком симпатичного пуделька — видно, остался еще с рождества — размашистая надпись зеленым фломастером: «Оригинальный подарок соседям к Новому году — году черной собаки, — этот смышленый пес лает только ночью. Ваших соседей ожидает веселая жизнь».
      Человек закашлялся. Панки обернулись. Взглянули на одноглазого, громко и неестественно рассмеялись. Мальчишка-мексиканец в цветастой рубашке, приплясывая, выбежал из магазина, размахивая, как ветряная мельница, длинными и тонкими руками. Состроил девчонкам рожицу и высунул язык. Модницы фыркнули и, нарочито вихляя худосочными бедрами, двинулись восвояси.
      Пахло пылью, выхлопными газами, синтетикой и шелухой земляных орехов.
      Мужчина заложил руки за спину и, глядя на носки своих поношенных коричневых туфель, неторопливо зашаркал по тротуару.
      — Боже мой! — раздался почти над его ухом сочный баритон. — А ведь это мистер Грег! Ну конечно, он! Господи! Снова встретились, прямо судьба. — Одноглазого схватил за плечо полноватый господин в белом чесучовом костюме. Замотал гривой черных волос, заулыбался, от чего обвисшие усы поползли концами в стороны.
      — Мистер Эдерс! — Человек вскинул голову и остановился. — Здравствуйте, доктор. Вы что, специально гуляете там же, где и я? Ищете со мной встречи?
      — Не совсем. Хотя, признаться, может быть, это и телепатия, после нашего недавнего разговора я много думал о вас. — Эдерс засмеялся, обнажив крепкие белые зубы, и опять затряс темной копной.
      От простодушного смеха доктора у Грега поднялось настроение.
      — Вы даже запомнили, о чем шла речь?
      — Еще бы — врезалось в память, не вытащишь. Сначала вы с видом заправского заговорщика сообщили мне, что волею судеб стали обладателем каких-то величайших научных открытий.
      — Так оно и есть.
      — Но потом-то выяснилось: секреты эти не у вас в кармашке, а где-то за тридевять земель. За ними нужно куда-то ехать, и вы пригласили меня последовать с вами в этот вояж.
      — Так оно и было. Но вы отказались. Более того…
      — Высказал сомнения в вашей психической полноценности. — Доктор захохотал. — А вдруг я теперь передумал?
      — Знаете что? — сказал Грег. — Если у вас есть время, пойдемте-ка к нам домой. Побеседуем.
      — Я и сам хотел посидеть где-нибудь. Видите ли, я действительно на досуге размышлял над вашим необычным предложением и, хотя сперва отказался, но потом, когда возникли некоторые непредвиденные обстоятельства, усомнился в правильности своего первоначального решения.
      — Что за обстоятельства?
      — Их два. Во-первых, я сейчас не у дел. Во-вторых, у меня появился приятель, пациент. Я хотел сказать новый, так как и вы тоже мой бывший больной и также приятель, смею надеяться.
      — Вы и ему, как мне, помогли выкарабкаться с того света?
      — Вам нет, не преувеличивайте, а вот ему до летального исхода было рукой подать.
      — Но почему именно он заставил вас поколебаться?
      — Вы, помнится, упомянули: для расшифровки и оценки значительности тех ваших пресловутых тайн, кроме медика, потребуются и другие специалисты. Так?
      — Да.
      — Ну а он физик. И вроде неплохой.
      — Фи-изик? — присвистнул Грег. — Весьма кстати, доктор, весьма. Как раз физик-то нам и необходим.
      Из подворотни появился молодой метис в зеленой сетке, замызганных джинсах и вьетнамках на грязных ногах. Бросил на асфальт истрепанную жокейскую фуражку. На его груди висел помятый саксофон. Заиграл, раздувая бронзовые щеки, вращая глазами и притоптывая. Плечи дергались, инструмент хлюпал и гнусавил.
      — Чего мы, собственно, торчим посреди улицы? Пойдемте ко мне. Познакомлю с хозяином квартиры — это мой друг, негр, бывший домоуправитель моего бывшего начальника Эдуарда Бартлета, владельца детективной конторы «Гуппи», где я служил. Да я вам, кажется, о них рассказывал. Негр и оплатил лечение в вашей клинике.
      — Она уже не моя. Но наведаться к вам не против. — Доктор закрутил головой. — Возьмем такси. — Он поднял руку.
      — А не полезней пешочком? Тут недалеко, — неуверенно возразил Грег.
      Эдерс отмахнулся.
      — Да что вы в самом деле, топать по пылище.
      — Сейчас не так уж и пыльно. Видите ли…
      — Перестаньте, Грег. У меня есть деньги. На что другое, может, и не хватит, а уж на такси наскребем. — Он замахал рукой над головой.
      Одна из машин вырвалась из общего потока, взвизгнув тормозами, остановилась у обочины.
      — Прошу! — Доктор распахнул двери.
      — После вас. — Грег протестующе поднял ладонь.
      — Да полно вам. Сообщите шоферу адрес.
      Они ехали около получаса.
      Доктор вылез из автомобиля и огляделся.
      — Так вот где вы обитаете? Почти трущобы. И запах — не как в цветнике.
      По доскам, переброшенным через канаву, наполненную зеленоватой, жирной и зловонной жижей, они направились к выкрашенным в коричневую краску унылым четырехэтажным домам. Штукатурка кое-где осыпалась, отвалились водосточные трубы, шифер на крышах побит.
      Дверь открыл высокий пожилой и седой негр с мягкими приятными чертами лица и большими темно-карими глазами.
      — Фрэнк? Я ждал вас позже, обедать еще рановато.
      — Черт с ним, с обедом. Посмотрите, кого я привел. — Он пропустил Эдерса вперед. — Это тот самый врач, который меня спас, правда, лишив кисти и глаза. Знакомьтесь, Мартин.
      — Здравствуйте, доктор. Я вас таким и представлял.
      — Почему таким?
      — Фрэнк рассказывал: вы похожи на французского писателя Бальзака, а его портрет я видел в книге. Проходите, пожалуйста, сейчас сварю кофе.
      Они уселись на продавленный диван, накрытый вытертым неопределенного цвета паласом.
      — Снимайте пиджак. Жарко, — предложил Грег.
      — С удовольствием. — Эдерс сбросил пиджак и остался в желтой рубашке, перекрещенной узкими светло-серыми подтяжками.
      Из-за занавески появился Мартин. На маленьком подносике дымились две чашечки кофе. Поставил на стол и обратился к Грегу:
      — Пойду в маркет, куплю кое-что к обеду и ужину.
      — Хорошо, Мартин, мы будем дома. Учтите — не исключено, попозже пожалует еще гость.
      — Ничего, еды на всех хватит. — Негр вышел.
      Доктор отхлебнул глоток горячего, ароматного кофе и взглянул на Грега.
      — Расскажите о себе. Я же о вашей жизни почти ничего не знаю.
      — Длинная история, — вздохнул Грег, — да и вряд ли вам интересна.
      — А куда нам спешить? Насчет же интереса ошибаетесь. К людям вашей профессии — детективам — влекло с детства.
      — Хорошо. — Грег зажег сигарету и оперся о валик дивана. Выдохнул дым, стряхнул пепел, чуть прикрыл глаза.
      — Я с юга. Отца так и не видел — убили на войне. Когда пошел в школу, мать вторично вышла замуж за букмекера и отъявленного прохвоста. Мне это пришлось не по вкусу — сбежал. Как большинство сверстников тех лет, направил стопы к морю. Бродяжничал. Пристал к банде малолеток, где познакомился с чудесным мальчуганом, прозвище у него было Косой. Вот он-то знал, чего хотел.
      — А вы нет?
      — Откровенно — нет. Однако подспудно сознавал — то, что делаем, — плохо, при первой возможности надо кончать. О чем и сговорились с другом. Однажды во время стычки с главарем — отпетым подонком и садистом — Косой погиб. Меня — я пытался его защищать, — избитого до полусмерти, подобрал полицейский инспектор Кребс и, так уж получилось, привез к себе домой. Его жена — она медик — выходила меня. Я и застрял в этой семье. Воспитывался с их сыном Стивом, серьезным и толковым парнем. К несчастью, он не вернулся из Вьетнама, его сынишка, подобно мне, родился после смерти отца. Его молоденькая супруга помешалась от горя и впоследствии умерла в лечебнице. Нас оставалось четверо: Кребс, его жена, маленький Стив и я. Окончив школу, поступил в полицию и с азартом взялся за работу, которая показалась мне поначалу увлекательной и благородной. Вместе с Кребсом мы накрыли шайку Майка Черепа. Им грозила смертная казнь. Но тут бес меня дернул, по молодости я еще не понимал, что можно полицейскому, а чего нельзя — вылезти в прессе с разоблачением действительных преступников, тех, на кого и вкалывал Майк и его подручные, — воротил химических концернов. Дело пересмотрели. Бандитов почти оправдали. К моему несказанному удивлению, и вдохновители гангстеров отделались легким испугом, а вот вашего покорного слугу вытурили из полиции без права службы на государственных должностях. Кребса понизили на две ступени. С его помощью я устроился в частную детективную контору «Гуппи». Ее возглавлял Эдуард Бартлет, человек недюжинного ума.
      Незадолго до его кончины шеф передал дела мне. В «Гуппи» я познакомился, а затем и горячо полюбил секретаршу Бартлета Вирджинию О'Нейли, очень эксцентричную девушку. Некоторыми качествами ее я восхищался, другие просто коробили, так что порой становилось не по себе. Удивляло, откуда в ней, такой юной и далеко не глупой, иногда проявлялось столько цинизма, расчетливости и холодного эгоизма. Понимаете, она жаждала иметь все блага, но не затрачивая на это особых усилий; стремилась получить как можно больше и в самые короткие сроки, словно по мановению волшебной палочки. А жизнь не детская сказка. Для того чтобы чего-то достичь, надо трудиться. И не только.
      Один эпизод особенно исчерпывающе характеризует ее; думается, как бы определяет жизненную позицию. Я тогда прилетел из Египта от профессора Эдвина и был завален работой. Загадочное преступление произошло в районе Кребса, и нераскрытие его грозило инспектору огромными неприятностями. Она же возвратилась из короткого отпуска и неожиданно нагрянула ко мне на квартиру…
 
      Вирджиния в легком — оранжевые цветочки по белому полю — платьице, прищурившись, смотрела на Грега.
      — Чувствую, ты удивлен и не в восторге? — спросила она и, присев на стул, сбросила босоножки.
      — У меня много работы.
      — Значит, для меня времени нет? — Она обмахнула лицо подолом платья. — Боже, какое пекло.
      — Но, родная, это чрезвычайно важно, — начал он, словно оправдываясь. — Представь, Кребс в весьма тяжелом положении, он может потерять службу, а у него внук и больная невестка, там…
      — Не хочу знать, что там, а вот здесь я и очень тебя люблю. — Джин поднялась и взъерошила ему волосы. — Поговорим после.
      — Но, — попытался он возразить, — мне совершенно необходимо…
      — Никаких но, — перебила. — Я ополоснусь. Задыхаюсь от жары. — Она направилась в ванну.
      — Джинни, с отцом несчастье, он попал в беду. Я надеялся именно сегодня сообщить ему кое-что обнадеживающее, что удалось распутать. Пусть попытается получить у своих сатрапов отсрочку денька на два-три, — бормотал Грег и плелся за ней.
      — Растворись. — Вирджиния захлопнула дверь перед его носом.
      — Но я намеревался…
      — Если ты еще откроешь рот и будешь ныть, мой милый, — донеслось сквозь плеск воды, — я тотчас исчезну и мы поссоримся на век. Посиди в гостиной.
      Грег досадливо пнул ее туфлю и прошел в комнату. Опустился в кресло и прикрыл глаза. Работать уже не хотелось.
      — Ты не заснул?
      Фрэнк поднял веки. Вирджиния в мохнатом розовом халате появилась в дверях. Пахнуло чем-то свежим и ароматным. Волосы ее были откинуты назад и собраны в пучок на затылке. Взор фиолетово-синий.
      — Ты не спишь? — Она уселась на диван, закинув ногу на ногу.
      — Думаю. — Он потянулся к ней.
      — Думай, думай. — Джин отстранилась. — К делам фирмы ты так и не приступил?
      — Не, — беспечно мотнул Фрэнк головой.
      — Прискорбно. — Она встала и прошлась по ковру. — Еще до моего отъезда накопилось много неотложных дел. Клиенты могут поднять шум, а то и расторгнуть контракты. Подумал об этом?
      — Не до них было. Ты понимаешь — речь идет о судьбе моего приемного отца.
      — Понимаю. — Джин взяла сигарету. — Но не следует забывать о главном, о репутации конторы. Только и не хватало, чтобы кто-то остался недоволен нашей деятельностью. Уж не воображаешь ли, что заказчики придут в восторг от этой волокиты и, захлебываясь от филантропии, повысят нам гонорар. — Она щелкнула зажигалкой. К потолку потянулась струйка дыма.
      — А мне начхать. — Грег действительно чихнул.
      — Ну-ну. Мы сейчас в самом расцвете. Имеем массу выгодных предложений, и неосмотрительно бросаться, очертя голову, в какую-то сомнительную авантюру. Она же не даст нам ни цента.
      — Эта, как ты говоришь, авантюра может избавить моих близких от беды.
      — А нас от денег? — Она стояла перед ним, откинув руку с сигаретой в сторону, другую уперев в бедро.
      — Удивляюсь, как это ты до сих пор не стала во главе «Гуппи», клянусь, порядка было бы больше.
      — Э-э нет, дорогой. — Она стряхнула пепел в перламутровую раковину. — Каждый хорош на своем месте, мое счастье. Кроме того, я женщина.
      — Ну и что?
      — А то, — Джин разогнала ладонью дым. — Ты видел когда-нибудь обаятельную белую даму, которая бы посягала на мужские обязанности?
      — Видел, малышка, и не только видел, но и…
      — Не перебивай. Не дурачься, я серьезно. Мужские привилегии необходимы цветным, дурнушкам и неудачницам. Пусть работают.
      — А ты злая, Джинни. — Грег попытался зубами схватить ее палец.
      — Не придирайся.
      — Я констатирую факт; ты эгоистка по отношению к людям, которые этого не заслужили.
      — Я рационалистка. У меня свое мнение о месте мужчины и женщины. Надо довольствоваться тем, что определено богом.
      — Бога нет.
      — Не юродствуй. Когда надо, он есть.
      — Когда тебе выгодно?
      — Мне выгодно быть за мужем и за богом, как за каменной стеной. В моем понятии для этого-то они и существуют. Должны обеспечивать нас, один материально, другой морально. Ничем иным я заниматься не собираюсь. Жизнь коротка — надо наслаждаться ею.
      — Но получается, слабый пол не должен трудиться или участвовать в общественной жизни? Не будет ли это оскорбительно? Не уронит ли достоинство женщин?
      — Отнюдь нет. — Она покачала головой.
      — Ну а любовь?
      — Любовь? — Джин как-то загадочно улыбнулась. — В идеальном варианте можно одарить своего избранника и любовью, если он того достоин.
      — А если нет? То есть не оправдает твоих надежд на то самое материальное благополучие?
      — На нет и суда нет.
      — Это аморально. Жить с нелюбимым.
      — По-твоему, морально жить с бедным неудачником?
      — Ладно. Но не будет ли женщине скучно ничего не делать? Говорят, от безделья даже миллионеры стреляются.
      — Она станет помогать карьере супруга, способствовать его процветанию на общественном и служебном поприще. Быть украшением. И блистать среди избранных. Ты против?
      — Я-а-а? Упаси господь. Кто же станет возражать, когда ему способствуют, продвигают, украшают. Но что делать тем, у кого нет твоей внешности, цвета кожи и достатка? И наконец, — он ударил себя кулаком в грудь, — такого мужа, как я?
      — Не воображай, — она тихо засмеялась. — Не передергивай.
      — Но ведь я обязан помочь Кребсу и его семье. Дело архиважное, им грозят непоправимые бедствия. Я обязан. Понимаешь? Обязан. — Фрэнк уставился на девушку.
      — Не фарисействуй. Поменьше пафоса. Ты никому и ничем не обязан. А если станешь вести себя как мальчишка, то нас ждут неприятности ничуть не меньшие. — Джин побарабанила пальцами по скатерти.
      — Но, любимая, как ты не поймешь? Мы рискуем потерять лишь часть дохода, а отец окажется в безвыходном положении, он и так в долгах по горло.
      — Это, конечно, прискорбно. Помоги ему в меру сил, но не манкируй делами фирмы. Впрочем, хватит болтать, завтра все обсудим на свежую голову. Я пойду оденусь, а то бегаю, как на пляже, даже неудобно. Наряжусь, и куда-нибудь завалимся развлечься.
      Грег отвернулся и, вздохнув, произнес с надеждой:
      — Но я намеревался сегодня поработать. Потом сообщить Кребсу о результатах расследования — они весьма обнадеживающие. Если он отправится к своему начальству и, ссылаясь на мои выводы, выхлопочет, скажем, несколько суток отсрочки — уверен, все кончится сравнительно благополучно.
      — Поработать сегодня? — Джин нахмурилась. — Ты хочешь сегодня работать? Не-ет. — Губы ее возмущенно задрожали. — Не-ет, уж этого, мой дорогой, не случится. Да, да, да. Не для того я, как глупенькая девчонка, летела сюда, чтобы после стольких дней разлуки сидеть и, пуская пузыри умиления, взирать, как он работает. Добро бы на себя, а то на какого-то дядю. Понятно?
      — Но, крошка, у нас с Кребсом совсем не останется времени, — слабо возразил он. — И потом я же тут, с тобой.
      — Хорошо. Мы никуда не пойдем. Видишь, я тебе уступаю, но уж к делам своим ты не притронешься. Учти. — Взгляд ее сделался колючим, слегка затрепетали ноздри.
      — Ладно, согласен, но…
      — Вот и умница, — она не дала ему договорить и хлопнула по плечу.
      — Однако, Джинни, я хотя бы должен позвонить отцу и предупредить, вселить надежду, он же ждет, — вяло произнес Фрэнк.
      — Ты никому и ничего не должен. — Она отдернула руку. — А следовательно, и не приблизишься к телефону. Знаю я эти штучки. Тебя уговорить ему ничего не стоит, ты мямля. Впрочем, я сама позвоню. Но только не Кребсу, а в ресторанчик за углом. Прикажу, чтобы сюда доставили шикарный ужин. Согласен?
      — Звони, — буркнул Грег и махнул рукой, будто отогнал муху.
      — Сейчас. — Она пошла к аппарату. — А потом телефон отключу, чтобы никто нас не беспокоил.
      Последних ее слов Фрэнк не расслышал.
 
      Грег судорожно проглотил слюну. Несколько секунд сидел, опустив веки. Затем встряхнулся и продолжил:
      — Мы собирались пожениться, но непредвиденные события — преступления в районе, где служил Кребс, — кто-то мастерски раздевал людей — спутали планы.
      — Я это помню, — перебил Эдерс. — Газеты трубили взахлеб. Чего только не понавыдумывали — и грех и смех.
      — Кому смех, а кому и смерть. Начальство отца срочно потребовало найти виновных. Раздевали самых именитых и почтенных граждан. Я подключился частным порядком и уже вышел на верный путь. Но не успел сообщить Кребсу. Джин тогда не включила телефон, и отец не мог дозвониться. — Он прикрыл глаза, сжал челюсти, прошептал: — Кребс в припадке отчаянья застрелился. Остались вдова, малыш-внук и куча долгов. — Немного помедлил и добавил тихо: — Я разыскал преступника. Правда, вряд ли к нему применимо такое слово. Это был гений. Да, большой ученый. Автор исключительных открытий в медицине, физике, биологии, химии. Он сообщил мне, где находятся материалы изобретений, а сам отравился. Когда я возился с его аппаратом, произошел взрыв — мне оторвало кисть и выбило глаз. Остальное: как попал к вам в клинику, как за лечение внес деньги Мартин — он получил наследство после кончины шефа — вам известно. Гения того звали Роберт Смайлс. Он когда-то работал в научно-промышленном синдикате Дональда Робинсона, потом случилась темная и запутанная история, и Смайлс уехал в экспедицию профессора Эдвина в Египет. Там-то я, кстати, и напал на его след, и он привел меня сюда. Вот в общих чертах и вся моя биография.
      Несколько минут они молчали. Затем Эдерс, будто стесняясь, спросил вкрадчиво:
      — А вдова и внук Кребса?
      — Еще будучи владельцем «Гуппи», я помог им расплатиться с долгами, дал денег. Сейчас живут более-менее терпимо на проценты от вклада в банк.
      — Вы опустили в рассказе судьбу вашей пассии, эксцентричной Вирджинии О'Нейли?
      — Она исчезла.
      — То есть как исчезла? — Доктор недоуменно вскинул брови.
      — Сразу после моего ранения словно в воду канула. А перед этим пропала рукопись Бартлета — капитальный труд о преступлениях в промышленных кругах, их связях с мафией, коррупции и прочих гнусных делишках. Мартин говорил, будто бы Джин и похитила ее.
      — Но для чего?
      — Шеф был человеком умным и дотошным, много знал о разных махинациях в концернах, собрал солидное досье. Подобные разоблачения могли стать весьма опасны. Очевидно, О'Нейли и собиралась шантажировать кого-либо, за ценой они бы не постояли.
      — А не пытались разыскать бывшую невесту? Ведь вы как-никак сыщик. Потом, меня бы, например, это просто заинтриговало.
      — Пытался. Но безрезультатно. Да и мои возможности были ограничены: я стал почти нищим, не владел конторой, оборвались и связи в этом мире. Многие просто перестали меня замечать. Вероятнее всего, получила изрядную сумму, покинула страну и скитается по Европе. Ослепленный любовью, я не замечал, что эгоизм и авантюризм превалировали в ее характере. Все она хотела получить сразу, как азартный игрок.
      — Каковы сейчас ваши планы на будущее? Чем собираетесь заниматься?
      — А-а, — махнул ладонью Грег. — Чем заниматься. В одиночку ничего не сделаешь.
      — Но ведь должны же быть какие-то устремления, мечты?
      — Хотелось бы все-таки разыскать материалы Роберта Смайлса, даже, знаете ли, из чисто человеческого любопытства.
      — Хе, любопытства. — Доктор фыркнул. — Это может позволить себе человек обеспеченный, которому некуда девать деньги. Но думается, было бы заманчиво предпринять попытку без лишнего шума завладеть этими тайнами. Хотя бы для того, чтобы посмотреть, заслуживают ли они действительно внимания. Вы же не специалист и не в состоянии объективно оценить их значение, а в предсмертной исповеди ваш Роберт Смайлс, несмотря на свою ученость, мог и изрядно поднапутать. Не так ли?
      — Разумеется. Поэтому я и предлагал вам разделить компанию. Вы же врач. Да и прихватить еще одного-двух компетентных в других вопросах спутников. Взять с собой также моего друга Мартина, он прекрасный человек, верный товарищ.
      — Признаюсь, ваши идеи начинают меня увлекать. Вероятно, вы, Грег, как детектив, обладаете способностями заинтриговать человека, особенно такого простодушного, как я.
      — Вы меня переоцениваете, доктор.
      — Ничуть. Но что бы вы ответили, если бы с нами отправился и мой теперешний приятель, тот самый пациент, о котором я вам говорил? Он физик-математик, специалист по электронике и еще по чему-то весьма заумному, я в этом слабо разбираюсь.
      — Вы так говорите, будто уже окончательно приняли мое предложение?
      — А если да?
      — Буду рад и польщен, доктор.
      — Считайте, принял. Давайте попробуем, — он развел коротковатыми руками, — риск благородное дело, а любознательность — двигатель прогресса. Я сейчас так же, как и вы, безработный. Из клиники меня бесцеремонно, я бы сказал, даже нагло, поперли — заменили иммигрантом из Европы.
      — Как это понимать?
      — Их дипломы у нас недействительны. Следовательно, числиться врачами не имеют права. Оформляются санитарами, а фактически исполняют обязанности докторов. Для владельцев дешево и сердито. Деньги-то платят как санитару. Но бедолаги и тому рады-радешеньки — какая-никакая, а работа. Видите, как все просто. Короче, от меня избавились. Кое-что я скопил на черный день, не так уж много, но на годик хватит, а там посмотрим.
      — Чем занимается ваш друг физик? Сотрудничает в частной фирме? В институте?
      — Нет, что вы, — Эдерс заразительно расхохотался. — Подвизается всего-навсего мусорщиком в моей бывшей клинике. Он выходец из России.
      — Русский? — удивился Грег.
      — Русский, — кивнул Эдерс. — Из тех, чьи предки эмигрировали еще до революции. Сейчас дворник. Научные исследования в приватных лабораториях его, видите ли, не устраивают.
      — А мусорщиком в клинике?
      — Там он отрабатывает стоимость своего лечения. Вы же знаете, как накладно попадать в больницы. Когда выплатит — тоже выгонят в три шеи. Подыщут цветного — расходов меньше.
      — Странный тип, — хмыкнул Грег. — Стоило изнурять себя учебой, чтобы потом возиться в разном хламе. Странный тип.
      — Очень, — подтвердил доктор. — Но, как мне кажется, человек хороший и вроде бы способный ученый. Интеллектуал.
      — Что привело его к вам?
      — Об этом сам расскажет. На мой взгляд, парень стоящий.
      — Как его звать?
      — Уваров Мишель. Университет окончил в Сорбонне. Помыкался по свету и вот притулился у нас.
      — А не скрывается ли он от ответственности? Не натворил ли чего?
      — Нет-нет, — Эдерс отрицательно затряс головой. — Уголовника из него не получится — животных любит и детей.
      — Слабый аргумент.
      — Какой есть. — Доктор вывернул ладони. — Чего гадать — встретимся, поговорим и решим. Может, он и не захочет ввязываться.
      — Логично. — Грег задумался. — Мы в конце концов ничего не теряем. Когда вы его приведете?
      — Хоть сейчас.
      — Он живет в гостинице?
      — Что вы! — Эдерс рассмеялся. — У себя приютил — спит на тахте.
      — Позвоните, пусть приходит. Автомат у подъезда, направо.
      Доктор стал подниматься. Открылась дверь. Вернулся Мартин. В руках пакеты с покупками. Он сложил их за занавеской и, выглянув, спросил:
      — Будут гости?
      — Скорее всего пожалует молодой человек — русский.