Глава 7

Смольников, обдумав предположение Тоцкого, что в поселке и его окрестностях промышляет росомаха, приказал экспертам еще раз проверить клок шерсти, обнаруженный в руке одного из убитых.

Разложив перед собой на столб фотографии жертв, он в очередной раз рассматривал их, пытаясь представить себе животное, совершившее такие убийства. Следователь понимал — зверя нельзя упрекнуть в том, что он хочет есть и ищет себе пропитание, но многое ему казалось странным. Прежде всего то, что голова и конечности жертв изъедены, а также выедены внутренности. Складывалось впечатление, будто животное умышленно делает так, чтобы жертва не была опознана. Не менее важным обстоятельством было то, что ни у одного из убитых в карманах не был обнаружен хоть какой-то документ, подтверждающий личность погибшего. Даже личности четырех жителей поселка патологоанатомы с трудом установили по медицинским картам, находящимся в сельской больнице. Каждый из них в свое время получил травмы, переломы, по которым и было проведено окончательное установление личностей, правда, родственники опознали убитых и по одежде.

В дверь постучали, и Смольников оторвался от своих мыслей. В кабинет вошел капитан Крюков, держа в руках папку, в какой он обычно носил важные документы.

— Чем-то хотите меня порадовать, Николай Афанасьевич? — показывая на папку, спросил Смольников.

— Да, есть кое-что!

— Установили личности остальных погибших?!

— Вас трудно чем-то удивить, Петр Алексеевич, — разочарованно сказал Крюков. — Не всех погибших, а всего лишь двух.

— И это уже кое-что! Давайте сюда, посмотрим.

Взяв из рук Крюкова папку, Смольников положил ее на стол и, раскрыв, стал внимательно изучать документы с результатами проведенной экспертизы.

— Эксперты взяли участки уцелевшей кожи с нанесенными на них татуировками с двух убитых. Точнее, сфотографировали, — поправился Крюков. — И я решил сразу проверить их через оперативников колонии. Они ведь перед освобождением каждого заключенного составляют подробный акт осмотра татуировок, а особо яркие фотографируют. Вот я и решил проверить, не освобождался ли кто из зоны с такими рисунками? Вот их фотографии, — вытащил Крюков из вороха бумаг две фотографии, — на обратной стороне их имена и фамилии.

— Кто родственники?.. Круг знакомств ты уже очертил? — разглядывая угловатые физиономии бывших заключенных, спросил Смольников. — Чем они занимались в последнее время?

— Родственников немного, сейчас пытаемся установить с ними связь, а вот круг знакомств уже немного обозначился!

— Кто же они?.. Откуда?.. Род занятий?..

— Оба убитых были приближенными вора в законе Седых Антона Владимировича по кличке Золотой, — ответил Крюков. — В данное время Седых отбывает срок в этой же колонии.

И вот еще одно сообщение, Петр Алексеевич, — показал он на фирменный бланк. — Это результаты повторной экспертизы шерсти, обнаруженной в руке одного из убитых. Оказывается, она не совсем волчья.

— Да ну?! — разинул рот Смольников.

— Вот вам и «ну»! Я сначала сам был обескуражен не меньше вашего. Оказывается, наши эксперты не могут точно установить, какому животному она принадлежит.

— Чего же они нам тогда голову морочат?! — возмутился Смольников.

— Не горячитесь, Петр Алексеевич, — одернул его Крюков. — Дело в том, что, перед тем как проводили первую экспертизу, шерсть была светло-серой по цвету, и проведение примитивного лабораторного анализа, как утверждают эксперты, показало, что она волчья.

— А сейчас что же?!

— А сейчас — вы сами можете в этом убедиться в лаборатории у экспертов — шерсть стала абсолютно черной, и при повторной экспертизе оказалось, что она принадлежит либо гибриду волка и собаки, либо еще какому-то животному. Но это уже сможет установить только областная лаборатория!

У Смольникова от удивления вытянулось лицо. Он еще несколько раз прочитал результаты экспертизы и лишь затем, откинувшись на спинку стула, тяжело вздохнул:

— Неужели Тоцкий прав?

— Что вы сказали, Петр Алексеевич? — переспросил Крюков.

— Да так, ничего, — махнул рукой Смольников. — А когда будут готовы результаты экспертизы в областной лаборатории?

Крюков пожал плечами:

— Это одному богу известно, Петр Алексеевич. Пока материалы дойдут до Иркутска, пока обратно, там еще должны сделать тщательный анализ на цветовой пигмент шерсти. Наши эксперты говорят, что они не сталкивались с таким явлением, чтобы за такой короткий срок волос мог поменять свой цвет.

— За такой короткий срок? — удивился Смольников. — Что, такое явление на самом деле существует?

— Эксперты объяснили мне, что у некоторых животных, например, овец, если шерсть остричь и не пустить в дело и не обработать, то в течение нескольких лет ее цвет может измениться. Измениться, но незначительно, — добавил капитан.

— Незначительно, говорите?! И в течение нескольких лет?!

— Да.

— А в нашем случае она поменяла свой цвет за несколько дней, я правильно понял?

Крюков утвердительно кивнул.

— Это уже становится интересно, — потер Смольников лоб ладонью, — просто мистика какая-то, вы не находите, Николай Афанасьевич?

Крюков опять молча пожал плечами.

— Ну да ладно, — закрывая папку, вздохнул Смольников, — подождем результатов экспертизы, а уж потом будем делать выводы.

* * *

После разговора с Ловчим Тоцкий чувствовал себя отвратительно. У него не укладывалось в голове, как можно осуществить его безрассудную затею, больше похожую на запланированное самоубийство.

В конце концов он успокоился тем, что ему в этом деле отведена не такая уж и большая роль — встретиться в зоне с воровскими авторитетами и рассказать им о замысле Ловчего.

Что же касается чучела медведя, в котором планировалось перенести в зону оружие, то тут придется что-нибудь придумать.

Утром, миновав питомник, ветврач прямиком направился к проходной и, пройдя проверку, пошел к начальнику колонии. Полковника на месте не оказалось, он опаздывал, и Тоцкий решил, не теряя времени, отправиться в санчасть, где за несколько дней его отсутствия набралось достаточно больных. На пороге его встретил санитар из заключенных и доложил об их количестве. Услышав фамилию Седых, врач вздрогнул.

— Как, он здесь? — вырвалось у него.

— Да, и в тяжелом состоянии, — ответил санитар.

Не откладывая ни секунды, Тоцкий переоделся и пошел по палатам делать обход. Осмотрев всех больных, он дал указания санитарам и лишь потом посетил Золотого. Возле кровати вора в законе сидел дежурный прапорщик, а сам Золотой был прикован к ней наручниками и равнодушно взирал на окружающий мир. Палата была рассчитана на одного человека, поэтому посторонних больных в ней не было. Прочитав в больничной карте заключение врача, специально вызванного в его отсутствие из поселковой больницы, о травмах Золотого, Тоцкий попросил дежурного прапорщика покинуть палату и оставить его наедине с больным;

— Вот это хорошо! — обрадовался прапорщик. — Я хоть покурить схожу, а то как проклятый привязан к одному месту!.

После его ухода Тоцкий пристально посмотрел в глаза вора в законе. В них чувствовалось полное безразличие к жизни, и создавалось впечатление, что он вовсе не видит. Не зная, с чего начать, ветврач стал мучительно подыскивать слова, но Золотой вдруг заговорил сам.

— Что нового, костолом? — едва слышно сказал он.

— Есть неплохие новости, — отозвался Тоцкий, — только вот не знаю, стоит ли о них говорить, когда ты в таком состоянии.

— Говори, — потребовал вор, — сейчас только хорошие новости и смогут помочь мне. Послушал же я тебя на свою голову! Ведь всего меня переломали! Что теперь дальше-то мне делать?

Чувствуя некоторую вину за то, что случилось с Золотым, врач отвел взгляд. Видя состояние вора, он не решался начать разговор.

— Ты чего замолчал, Станислав? — снова требовательно спросил Золотой.

— Я?.. Нет, ничего, — растерянно пробормотал ветврач.

Внезапно он подумал, что события складываются не так уж и плохо. Главное, не он вытащил Золотого из ПКТ в санчасть. Это сделал за него сам Шторм. «Значит, в случае провала часть подозрений с меня автоматически снимается, — радостно пронеслось у него в голове. — А такие травмы, как у Золотого, позволят не торопиться с осуществлением безумного плана Ловчего и подготовиться как следует».

— Нет, я не замолчал, Золотой, — обретая хорошее настроение, повторил он, — просто мне показалось, что в коридоре кто-то стоит и подслушивает.

— Да нет там никого, — небрежно бросил вор. — Выкладывай скорее, что там у тебя, а то сейчас дежурный вернется.

Кашлянув в кулак, Тоцкий улыбнулся:

— Планы немного меняются, Антон! Мы с Ловчим посовещались и решили переиграть с твоим побегом.

— Не понял! Как переиграть?!

— Сейчас представилась возможность бежать не тебе одному. На днях в зону будет занесено оружие, и с его помощью, разумеется, когда ты выздоровеешь, смогут бежать еще желающие…

— Тьфу ты! — вырвалось у Золотого. — Так какого черта я тебя слушал?! Для чего мне ребра переломали?

— Это, Антон, надо было для того, чтобы все выглядело натурально, — извлек выгоду из сложившейся ситуации Тоцкий. — Не скажи я тебе тогда про виктимоманию, как бы ты оказался в санчасти? А отсюда осуществить побег куда легче, чем из ПКТ или штрафного изолятора, и ты об этом знаешь не хуже меня, так что остынь и не пори горячку!

— А как оружие будет занесено?

— Об этом я скажу позже, — решил пока не открывать тайны врач. — Сейчас, главное, надо связаться с блатными и узнать, кто из них рискнет на такой шаг. Кого ты рекомендовал бы? — спросил он.

Вор задумался.

— Таких, конечно, найдется немало, — сказал он после небольшой паузы, — но вопрос этот крайне щепетильный, и мне надо самому все как следует обдумать. Ты завтра придешь? — внезапно спросил Золотой.

— Ну а как же! Конечно, приду!

— Тогда сделаем так: чтобы тебе не засветиться на глазах у кумовьев, я сам переговорю с блатными.

— Как ты это сделаешь? — удивился врач. — Ты ведь прикреплен браслетом к кровати, и возле тебя всегда находится дежурный!

— Не всегда. С семи до восьми вечера идет смена дежурства, и возле меня находится только санитар, он-то мне и поможет. А завтра, думаю, к вечеру я уже смогу тебе кое-что сообщить!

— Добро, — кивнул головой Тоцкий. — Завтра так завтра.

В коридоре послышались быстрые шаги дежурного, и врач сделал вид, будто все еще осматривает больного, так что никаких подозрений у прапорщика не возникло, когда он вернулся в палату.

Направляясь из санчасти к Шторму, Тоцкий еще раз подумал, что для него все складывается не так уж плохо. Теперь надо придумать, как разместить оружие во внутренней конструкции чучела, чтобы это не вызвало подозрений у Шторма и у проверяющих солдат контрольно-пропускного пункта, хотя вряд ли они стали бы проверять экспонат, принадлежащий начальнику колонии.

Полковник находился у себя в кабинете.

Войдя, врач сразу обратил внимание на его нахмуренный вид.

— После нашего разговора, Станислав Григорьевич, вы сразу ушли на больничный. Как это понимать? — вместо приветствия спросил Шторм недовольно.

— К сожалению, Алексей Николаевич, болезнь не считается с нами, — мягко ответил Тоцкий. — Вот тут десять тысяч долларов — это аванс! — Он протянул сверток и добавил:

— Остальные пятнадцать получите, когда Золотой окажется на свободе!

Взяв бумажный сверток из рук ветеринара, Шторм быстро спрятал его в карман кителя.

— Я думаю, пересчитывать нет необходимости? — угрюмо спросил он.

— Конечно, нет, — усмехнулся гость. — Выдавая аванс, никто не идет на обман, Алексей Николаевич, пересчитывать вам придется, получив расчет.

— Что это значит? — напрягся Шторм.

— Ничего, просто я констатирую логическую последовательность вещей, только и всего.

— Мне не нравится ваш тон, Станислав Григорьевич.

— А мне ваш, Алексей Николаевич, — парировал ветеринар. — Вместо того чтобы поговорить о деле, вы высказываете свое недовольство относительно больничного!.. А, за эти три дня, к вашему сведению, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы сумма вашего вознаграждения составила двадцать пять тысяч.

А могла бы быть намного меньше.

Шторм испытующе посмотрел на Тоцкого, но промолчал. «Сумма по нынешним временам и в самом деле значительная, — подумал он. — Как бы там ни было, врет он или нет, но это лучше, чем ничего. К тому же попозже, я думаю, расстановка сил поменяется».

— Спасибо, Станислав Григорьевич, — сдержанно поблагодарил полковник. — А как условились насчет времени?

— Сейчас Золотой, как вы знаете, благодаря нашим надзирателям, лежит в санчасти, поэтому все равно придется ждать его выздоровления, — ответил Тоцкий. — Да и здесь не совсем подходящее место для такого разговора. Приходите ко мне в питомник, и там мы все как следует обсудим, Алексей Николаевич.

— Когда?

— Можно сегодня после работы, — после недолгого раздумья ответил ветеринар. — Там никто нам не помешает.

— Договорились.

Глава 8

До вечера Тоцкий обдумывал, как приспособить внутреннюю конструкцию чучела для транспортировки оружия. На помощь ему пришел Камил, который всегда принимал участие в его работе таксидермиста и не раз делал рациональные предложения. Как только вечером Шторм переступил порог питомника, ветеринар проводил его в мастерскую и начал объяснять.

— Вот здесь на брюхе, где находится шов, я вошью «молнию» и оклею ее шерстью, чтобы не бросалась в глаза, — показывал он. — Внутрь, чтобы чучело было более тяжелым, мы положим несколько специально сшитых мешков с песком.

— Это еще для чего? — удивился полковник, не выслушав ветеринара до конца.

— Ну а как же, Алексей Николаевич?! — в свою очередь, сделал удивленное лицо Тонкий. — В зону заносить чучело будете не вы, а ваши подопечные прапорщики или солдаты.

— Так! И что?

— То, что вносить они его будут легким, а когда в него сядет Золотой…

— Все понятно, Станислав Григорьевич, дальше можете не продолжать, — перебил его Шторм. — Это вы правильно придумали!.. А вот какую причину мы найдем, чтобы вынести чучело для ремонта? Ведь времени с того момента, как оно будет занесено в зону, пройдет совсем немного?

— И об этом я тоже думал, — не затруднился с ответом Тоцкий. — Надо сделать так, Алексей Николаевич, чтобы кто-нибудь повредил чучело. Ну, например, глаза удалил, ведь ювелиров в лагере предостаточно, и может же кто-нибудь из них соблазниться ценным материалом для своих безделушек!

— Это интересная мысль, — согласился Шторм, — я подумаю, как это лучше сделать.

Больше никаких досадных мелочей с медведем не произойдет? — на всякий случай спросил он.

— Да нет, вроде, — пожал плечами ветврач.

— А когда со мной произведут окончательный расчет?

— Этого я пока сказать не могу.

— Это не разговор, — повысил голос Шторм.

— Я этого сказать не могу не потому, что это какая-то тайна, — поспешил успокоить его Тоцкий, — а потому, что и сам пока не знаю.

— Деньги я должен получить до того, как Золотой покинет пределы лагеря, — жестко объявил полковник и перешел на «ты»:

— Передай это дружкам Золотого! Объясни им, что обман с моей стороны исключен, так как на карту поставлены жизни моей жены и детей, но если… — Он сделал паузу. — В общем, ты понял, что им передать, Станислав Григорьевич.

В противном случае я сделаю так, что ты будешь отвечать за них, а если что-то случится с моей семьей, то ты мне все расскажешь. Это я тебе гарантирую!

Видя решительный настрой начальника колонии, Тоцкий понял, что шутки с ним опасны, и измученно вздохнул.

— Да если бы только от меня все зависело, Алексей Николаевич, ведь я всего лишь маленькое звено в цепочке между вами и людьми Золотого.

— Я думаю, это «звено» получит тоже немалую сумму за свою работу!.. Или уже получил, — понизив голос, добавил Шторм. — В общем, я свое слово сказал, и если мое условие не будет принято, то на дальнейшее развитие дела дружки Золотого могут не рассчитывать! Так и передай им, Станислав Григорьевич! А теперь прощай, — махнул он рукой и, не давая ветеринару опомниться, повернулся и пошел к выходу из питомника.

Тоцкий, ссутулившись и опустив руки, беспомощно смотрел ему вслед.

Позже к нему наведался Ловчий, и ветеринар рассказал ему о своем разговоре с начальником колонии, не забыв упомянуть о жесткости интонации Шторма.

— Он сказал, что на карту поставлена жизнь его семьи, поэтому его условие обжалованию не подлежит, — закончил свой рассказ ветврач. — Что ты на это скажешь, Ловчий?

— Скажу, что мы тоже не меньше ставим на карту, — ухмыляясь, ответил вор в законе. — Но деньги свои он получит, как того хочет, ты его можешь успокоить. Ты лучше скажи, Станислав, как долго Золотой проваляется на больничной койке и как ты думаешь переправить в лагерь оружие?

Тоцкий тряхнул головой при резкой смене разговора и ответил:

— Мы с Камилом решили, что лучше всего это будет сделать в мешках с песком. Я даже Шторму сказал об этом, и он одобрил.

— Ты ему сказал об оружии?!

— Да нет! Ну что ты?! — испуганно заморгал глазами ветеринар. — Я просто объяснил ему, что без мешков чучело будет легким, а когда в него сядет Золотой — тяжелым! Чтобы никто не мог догадаться, что кто-то находится внутри, я предложил ему в чучело забить мешки с песком, когда его будут вносить в лагерь, и, соответственно, мы в песке разместим оружие!

— Да у тебя профессорская голова! — воскликнул Ловчий. — А ты все плакался, что ничего не сможешь придумать!