Константин Победоносцев
      Гатчина, 12 декабря 1885
      1886 ГОД
      41
      По особливому интересу, который имеют для меня дела на острове Сахалине, позволяю себе обратить внимание Вашего Императорского Величества на генерал-майора Гинце, начальника о-ва Сахалина, который будет представляться Вам завтра, 3 мая. [ 2 ]
      Я виделся с ним, и он произвел на меня весьма благоприятное впечатление, как человек серьезный, разумный, практический и преданный, с живым интересом [к] делу, которое на него возложено. Собранные мною сведения подтверждают это впечатление.
      Сам он родом финляндец; служил до последнего назначения в войсках Приамурской области. Найдя на Сахалине природу, подходящую к финляндской, и имея способность хозяйственную, он взялся за дело практически. Злоупотребления администрации были на Сахалине значительные. Он постарался вывесть их и водворить порядок, уничтожил по возможности пьянство и тайную торговлю вином (которою занимались начальники управления!) и приложил всю свою заботу к возбуждению местных промыслов и разработке естественных богатств острова. Так, например, он завел там гончарное производство и стал сбывать изделия во Владивосток; принялся за устройство дорог; стал вываривать собственную соль (до тех пор ее привозили на Сахалин), а без соли пропадают даром несметные богатства своей рыбы; так что дома берега кишат рыбою, а для потребления приходится выписывать ее; назначил премию за изыскание на острове известки (ее тоже привозят, а без нее строить нельзя). Теперь он употребляет все усилия, чтобы выпросить себе пароход, ибо без парохода немыслимо сообщение по берегу из Дуэ с другими местностями управления, и местная администрация без парохода - как без рук.
      Теперь его вызвало с Сахалина печальное обстоятельство. Он устроился там с семьей, но жена его не вынесла климата и поражена была параличом, так что он вынужден был привезти ее в Одессу и оставить там с семьею.
      Теперь ему предстоит ехать на Сахалин одному, без семьи, и это обстоятельство, тяжкое для семьянина, приводит его, по-видимому, в раздумье.
      Между тем, желательно во всех отношениях, чтобы дело, им начатое, продолжал он же. Полагаю, что в этом много будет зависеть от милостивого внимания Вашего Величества к нему и к тому делу, на которое он призван; и вот почему беспокою Ваше Величество этим писанием.
      Константин Победоносцев
      2 января 1886
      42
      Только что узнал я, что Н. X. Бунге представил Вашему Императорскому Величеству свою печатную записку с возражениями на записку г. Смирнова о финансовой политике. Это обязывает меня изложить пред Вашим Величеством историю о той и другой записке, в чем дело до меня касается, дабы предотвратить возможные недоразумения.
      Положение наших финансов занимает в последнее время не одних только государственных людей, но, можно сказать, всех русских людей. Все чувствуют и видят, что дело стоит плохо и угрожает опасность; все сознают,- одни смутно, другие явственно,- ошибки нашей финансовой политики, продолжающиеся вот уже около 30 лет; все стараются искать выхода из нынешних затруднений. В этом ощущении сходятся все сословия - и государственные люди, и дворянство, и коммерческий люд, и крестьянство.
      Немудрено, что в последнее время, едва не каждую неделю, появляется новая записка с разбором существующей системы и с предложением, как помочь горю. Записки эти печатаются свободно и распространяются и рассылаются высокопоставленным лицам.
      Итак, ничего нет удивительного, ничего, думаю, нет и предосудительного в том, что товарищ обер-прокурора Смирнов принялся писать такую записку. Он мог считать себя человеком сведущим, потому что в прежней своей деятельности занимался исключительно финансовыми вопросами, и даже в 60-х годах совокупно с Н. X. Бунге писал постоянно передовые статьи в тогдашнем экономическом журнале.
      Написав эту записку, он читал ее мне, читал М. Н. Островскому, показывал графу Д. Л. Толстому. И я, и Островский в сущности согласны были с основными идеями записки и только советовали ему сгладить некоторые резкие выражения, что он и сделал. В этом виде записка содержала в себе критику системы, продолжающейся не при нынешнем только министре финансов, но и при его предместниках, следовательно, едва ли могла быть истолкована в виде личного обвинения. Во всяком случае, предмет, к которому она относилась,- предмет великой важности для государства.
      Главная цель Смирнова была представить свою записку Вашему Величеству, и он думал поднесть ее через мое посредство.
      Но я решительно от того уклонился. Я хотел избежать всякого нарекания со стороны министра финансов; и кроме того, хотя по здравому смыслу я всегда, с 60-х еще годов, был противником господствующей у нас финансовой системы, но, не принадлежа к числу специалистов этого дела, не мог иметь в нем настолько определенного мнения, чтобы решиться нести свой взгляд и, стало быть, отстаивать его перед Вашим Величеством. По частным вопросам я считал своим долгом выражать свое мнение определительно в Государственном Совете, вопреки проектам министерства финансов (напр., по делам о соли, о пошлинах с наследства, о гербовом сборе, о питейных правилах, об учреждении податных инспекторов), но оставался в меньшинстве или вынужден был выслушивать иронические опровержения. Итак, во всех случаях, когда очень многие лица просили меня представить финансовые их записки Вашему Величеству, я всегда от того уклонялся.
      Таким образом, записка г. Смирнова оставалась не более как личным изложением его взгляда на финансы и на средство исправить их, предназначенным для распространения в самом тесном кругу лиц, близко стоящих к делу. Она была напечатана в числе 40 экземпляров и сообщена прежде всего самому министру финансов, Абазе, Сельскому и затем некоторым министрам и членам Государственного Совета. Она была без имени и подписи, но всем было известно, кто ее автор. По прочтении ее и министр финансов, и Абаза говорили мне об ней с некоторым пренебрежением, но ни тот, ни другой не заявляли мне никакой претензии на то, что ее писал товарищ обер-прокурора. И, казалось, претендовать было не на что. Другие же лица заявляли свое согласие с мыслями, выраженными в записке.
      После этого немало удивило меня, когда на днях получил я от Н. X. Бунге записку, им напечатанную и разосланную ко всем министрам и членам Государственного Совета, в коей он принял на себя труд опровергать мысли Смирнова, называя уже его по имени. Еще более удивился я, увидев в конце записки, на последних строках, обвинение, косвенно направленное и на меня. Прежде печаталось немало записок и гораздо более резких опровержений финансовой нашей политики, но ни на одну из сих записок Н. X. Бунге не считал нужным писать опровержения.
      Подивившись этому, я, впрочем, нисколько этим не был смущен, и вскоре оставил это совсем без внимания, не видавшись ни с кем в эти дни и не имев случая говорить о записке Бунге. Но сегодня только узнал от Островского, что Н. X. Бунге представил свою записку Вашему Величеству: стало быть, придает и ей, и записке Смирнова особливое значение. Это и вынудило меня утруждать Ваше Величество настоящим моим писанием.
      Очевидно, министру финансов представилось или,- что вероятнее,- ему внушили со стороны, что записка Смирнова была, так сказать, пущена мною, дабы поколебать кредит его; конечно, ему было рассказано, что эту записку я представил Вашему Величеству, и он поспешил отразить ее. В таком случае внушено ему совершенно напрасное опасение. Вашему Величеству известно, что я не брал на себя представление Вам записки, да и вообще ни разу, кажется, не касался в своих объяснениях перед Вами финансовых вопросов.
      Простите, Ваше Величество, это длинное писание, но для меня существенно важно, чтобы в мысли Вашей не оставалось недоразумения относительно участия моего в сем деле.
      Константин Победоносцев
      25 января 1886
      43
      Благоволите, Ваше Императорское Величество, просмотреть прилагаемую статью. В тех условиях жизни, кои существуют в Томске, возможно ли идти, так сказать, навстречу вредным элементам и настаивать на учреждении в Томске университета, что уже решено в д-те экономии государственного сената, с назначением денег, на первый раз около 70 т. р., из государственного казначейства.
      Мысль об учреждении университета в Сибири (возникшую в период совершенного оскудения и падения наших университетов) я с самого начала называл несчастною и фальшивою; но сначала не хотели меня и слушать, а потом хотя и соглашались со мною, но возражали: "Что же делать? Правительство зашло уже слишком далеко; им обещано; приняты значительные пожертвования на сумму до 900 т. р.; построен большой дом; все готово; нельзя идти назад".
      Но мне кажется, когда очевидна опасность, никогда не поздно возвратиться назад или, по крайней мере, остановиться, к чему и предлог есть - крайне затруднительное положение госуд. казначейства.
      Каких профессоров достанут в Сибири, когда и для здешних университетов не знают, где достать серьезных и надежных людей, особливо юристов! (а в Сибири предполагается открыть именно юридический факультет). Очевидно, туда поедут, увлекаясь высокими окладами, лишь очень молодые и слабосильные люди. Захотят наполнить университет и на первых порах вынуждены будут принимать и в студенты кого попало, а затем станут просить от казны денег на стипендии. Общество томское состоит из всякого сброда; можно себе представить, как оно воздействует на университет, и как университет на нем отразится.
      Граф Игнатьев писал мне от 8 октября о своем проезде через Томск: "осмотрели пресловутый сибирский университет. Здание чрезмерно-роскошное; не знаю, наполнится ли оно и кем? и что изо всего этого выйдет?"
      Константин Победоносцев
      26 января 1886
      44
      Простите, Ваше Величество, что часто Вас беспокою; может показаться, что берусь за дела, до меня не принадлежащие; но что же делать, когда люди ко мне обращаются? Почти всем я отвечаю: не мое дело, но иногда приходится остановиться ради правды или ради жалости.
      Сегодня была у меня и сидела долго герцогиня де Феррари. История, которую она о себе рассказывает, похожа на сказку самого невероятного содержания, но когда ее спрашиваешь: что все это значит? она клянется, что сама ничего не понимает с тех пор, как ее, ни в чем не повинную 17-летнюю девушку, вывезли из России. Затем с отца ее берут подписку, что он отрекается от дочери, содержат ее на счет двора, следят за нею, переписываются об ней через министра двора и через дипломатов, представляют к ней чиновника, присланного из России, наконец, принимают участие в переговорах о ее браке - все это похоже на какие-то похождения княжны Таракановой из XVIII столетия. Ничего не понимаю тут,- и она уверяет, что ничего не понимает.
      Передаю личное свое впечатление. Эта женщина совсем не похожа на авантюристку. Так, ее взгляд, манера говорить совсем искренние и совсем русские, и мне она внушает доверие. Ей 46 лет от роду.
      Ваше представление о цели приезда ее сюда совсем расходится с тем, что я узнал от нее, и вот почему я решаюсь после того, что слышал от Вашего Величества на пути из Гатчины, еще писать об ней. Вы изволите предполагать, что она приехала сюда с какою-то претензией на деньги, в связи с спекуляцией какого-то иностранца chevalier du Lys. Она, напротив того, ищет очистить себя от всякой солидарности с этою спекуляцией, которая ее возмущает, и очистить себя и имя своего мужа от всякого подобного подозрения. Муж ее послал ее сюда единственно с этой целью. Он считается самым богатым владельцем в Италии, располагая капиталом до 50 милл. франков, и она не имеет претензии ни на какие деньги. "Я в душе русская, говорит она, всем обязана государям Николаю I, Александру II, и мне счастье было бы видеть государя и императрицу и убедиться, что они не считают меня бесчестною и участницею какой-то гнусной спекуляции. Не знаю, что со мною будет, если я вернусь к мужу и не привезу с собой этого сознания. Я люблю его, и он меня любит, но у него вся кровь закипела, когда он услышал, что мое имя ставится в связи с этой гнусною проделкой. Вот вся, и единственная, цель моя. Я так несчастна, так несчастна, что на мне остается по-прежнему подозрение, коем я неповинна"!
      Представляю при сем записку, принесенную мне герцогиней де Феррари. Она принесла мне еще письмо на имя Вашего Величества. Все это представляю на благоусмотрение Ваше; мне казалось, что дело это не недостойно Вашего внимания, и если ошибаюсь, то прошу не причесть к вине моей причиняемое этим беспокойство.
      Константин Победоносцев
      Петербург, 16 марта 1886
      45
      Долгом почитаю представить Вашему Императорскому Величеству только что выпущенную в свет тетрадь "Деяний епископов, собиравшихся в Казани" в прошлом году.
      Все эти акты тщательно изготовлялись и потом рассматривались в синоде. В числе их есть воззвание к паствам и другое, особливое, воззвание к старообрядцам. Постановление собрания относится к предметам величайшей важности для епархий, в коих изобилует раскольничье и инородческое население.
      Акты эти составляют поистине событие в русской церкви и, без сомнения, возбудят всеобщий в народе интерес и произведут благотворное впечатление.
      Одновременно выпущено от синода изъяснение о предмете, составляющем главный пункт пререканий о клятвах, наложенных московскими соборами XVII столетия на старые обряды. Клятвы эти утратили уже всякое значение со времени учреждения единоверия; тем не менее упорные учителя раскола дальше проповедуют, что русская церковь держит их под клятвою, и для снятия ее требуют созвания собора с вселенскими патриархами. Настоящее изъяснение составлено со всею необходимою в подобных случаях осмотрительностью и проверялось в каждой фразе со всех сторон в течение целого года.
      Все эти вопросы, которые могут казаться мелкими и неважными с точки зрения интеллигенции, отступившей от народного быта, но они имеют величайшее значение для народа. Трудно себе представить, до какой степени, как живо и как глубоко народ интересуется этими вопросами: вся духовная жизнь народа - в церкви, и вопросы истины в церкви - для него вопросы жизни и смерти.
      На днях еще, и именно в Петербурге, было живое тому свидетельство. Сюда приехал на короткое время из Оренбурга пензенский единоверческий священник Крючков, самый сильный из наших миссионеров. Происходя из крестьян, бывший раскольник, он овладел в совершенстве и знанием писания, и старых книг, и всеми приемами особливой диалектики в спорах с раскольниками. Он очень умен и искусен,- говорит мастерски, просто, образно ясно, приковывая к себе внимание, и действует неотразимо на всех, кто его слышит. В Уральском войске он произвел в прошлом году полнейшее потрясение у раскольников. Как раз в это же время появился в Петербурге знаменитейший из раскольничьих начетников Швецов, самый хитрый и ловкий агитатор, постоянно переезжающий между Москвою и Буковиной - тоже умная голова, но совсем иного типа,- тип иезуита-фанатика, мастер сбивать с пути и с толку всякого, кто с ним состязается. Очень важно было воспользоваться этим случаем, чтобы спустить Крючкова со Швецовым: не было сомнения, что Крючков одержит победу над Швецовым в виду всего народа,- и это было очень важно. И вот на прошлой неделе устроены были 4 беседы в зале духовной академии, чтобы тамошние студенты могли быть свидетелями. Эти беседы остались, конечно, неизвестны официальному миру в Петербурге, но что происходило в народе,- трудно и описать. Без всяких объявлений, по одной вести из уст в уста, собирались в академию громадные толпы народа,- и православных, и раскольников. Едва третья часть могла поместиться в большой зале, и притом так, что человек прижимался к человеку в невообразимой атмосфере; остальные стояли в коридорах и на дворе. Собрание благословил архиерей, и порядок был полный, но можно себе представить, каков интерес народа к этому делу, когда люди забирались в залу, чтобы занять места, в 1 час пополудни, ждали до 4 часов открытия и потом стояли, обливаясь потом, вслушиваясь в каждое слово, не евши, не пивши, до 10 часов вечера. И правда, было что слушать, потому что искусство было с обеих сторон, а у Крючкова речь живая, народная, умная. Противник его потерпел полное поражение во всех своих аргументах в виду раскольников, которые принуждены были негодовать против своего же оратора, и к полному восторгу православных, которые в этом споре научились сами, что им отвечать раскольникам в самых основных понятиях о церкви, об иерархии, об обрядах. К довершению эффекта, один из присутствовавших, раскольник-механик, бывший тут проездом на Кавказ, убежденный этим спором, присоединился к церкви. Вчера совершилось это присоединение в академической церкви при большом стечении народа, и сегодня Крючков уехал в Оренбург, где уже давно ждут его. Теперь по всей России, несомненно, разносится весть о петербургском состязании, которое служит предметом толков повсюду, в лавках между купцами и рабочими, в трактирах и в конных вагонах.
      Константин Победоносцев
      Петербург, 1 апреля 1886
      46
      Покуда еще здесь, не перестаю утруждать Ваше Величество докладами своими и просьбами.
      Не благоволите ли дозволить на днях представиться Вам некоторым архиереям? Причина тому следующая:
      1. Вчера приехал сюда вновь назначенный в Ставрополь кавказский из Томска епископ Владимир. Это человек, достойный внимания, а как и нынешняя епархия, куда он едет, тоже очень трудная (по разнообразию инородцев и сектантов), то к ободрению его послужит внимание Вашего Величества.
      Преосв. Владимир с 1865 года состоял главным начальником и деятелем Алтайской миссии, которая имеет первенствующее значение в ряду наших миссионерских учреждений. Основателем ее был знаменитый Макарий, человек замечательный по духу миссионерства и по духовному влиянию на своих сподвижников. С 1879 г. Владимир состоял епископом бийским, викарием томской епархии, а в 1883 г. назначен в Томск. Тяжкое служение с большими разъездами развило в нем каменную болезнь, и по этому только поводу состоялся перевод его из Сибири в Ставрополь, где ожидает его тоже миссионерская деятельность.
      В Бийске, то есть в центре миссии, преемником ему поставлен Макарий, сибирский уроженец, тоже человек замечательный по духу миссионерства и по энергетической деятельности. Дай Бог, чтобы силы ему не изменили. Алтайская миссия имеет очень важное значение, как орудие русской культуры и цивилизации между дикими племенами, из-за которых до сих пор происходит глухая, невидимая для администрации, но сильная борьба между русским влиянием и монголо-китайскою и тибетскою пропагандой. Одни миссионеры только и ведут, при особых средствах, эту борьбу в глухой пустыне. На всякий случай представляю Вашему Величеству только [что] полученный последний отчет Алтайской миссии, прекрасно составленный преосв. Макарием. Конечно, времени нет у Вас читать его, но благоволите пробежать отмеченные мною места, начиная с 13 стр. На стр. 42 прекрасно описано цивилизующее значение миссионерства на Алтае. На 15-й стр. приводятся факты усиливающейся с каждым годом ламской пропаганды из Тибета,- факты очень важные, совершающиеся вдали от администрации и неприметные для нее (по этому случаю нельзя не пожалеть, что Томская губ. слишком рано отделена от генерал-губернаторства). С этими пропагандистами приходится бороться одному лишь миссионеру его слабыми средствами. Упоминаемый тут Чевалков - лицо в своем роде замечательное,- природный алтаец, теперь уже глубокий старик, с детства еще обращенный и обученный покойным Макарием. Немало таких самородков вывели наши прежние миссионеры, и эти люди работают в холоде, голоде и нужде - а кто их знает?
      Миссия, это - в сущности государственное учреждение и делает государственное дело. А существует она на средства сравнительно ничтожные, отпускаемые московским миссионерским обществом (состоящим под покровительством Государыни Императрицы), коего доходы тоже скудны, да на частные пожертвования щедрых русских людей. Вот в этом пункте, в Кашагаче, куда направлена теперь усиленная ламская пропаганда, в сущности политическая, давно следовало бы учредить постоянный миссионерский стол,да средств нет. Я давно прошу их, по указаниям уже прошлогоднего отчета, у миссионерского общества, но у них нет свободных денег. В самом Бийске не было даже архиерейского дома. Преосв. Владимир построил его с большими усилиями при помощи купеческих жертв и некоторой помощи от синода, но на днях, под вознесенье, дом этот сгорел и епископ остался без крова. Постараюсь теперь поискать в Москве, не найдутся ли благотворители.
      Итак, вот причины, по коим беспокою Ваше Величество: не благоугодно ли будет принять преосв. Владимира и дать знать мне, в какой день и час.
      2. Другие два - преосв. Палладий казанский и преосв. Серафим самарский желали бы иметь счастие представиться Вашему Величеству с благодарностью за полученные на пасху награды орденами. Преосв. Палладий желал бы сверх того поднести Вашему Величеству деяние казанского собора, происходившего в прошедшем году под его разумным и заботливым председательством. Преосв. Палладий весьма любим в своей епархии.
      Константин Победоносцев
      Петербург, 6 июня 1886
      47
      Устроившись в Кисловодске, почитаю нелишним представить Вашему Императорскому Величеству некоторые известия о здешних делах.
      В Ростове-на-Дону я пробыл день и познакомился с некоторыми представителями здешнего купечества. Я нашел в них людей разумных, опытных и вполне русских по настроению. Все они любят свой город и придают ему важное значение на юге России, все гордятся тем, что вся сила в нем русская, и что ни один из инородческих элементов - ни еврейский, ни армянский, ни немецкий - не может в нем пробиться в силу и занять господственное в делах положение. Город, широко раскинувшийся по нагорному берегу Дона, разросся изумительно. С 1869 года, когда я видел его в последний раз,- его не узнаешь. По наружному виду он один из самых благоустроенных. Широкие улицы, обсаженные акациями, всюду проведена вода, устроен прелестный, тенистый городской сад, заведено регулированное благоустроенное кладбище, образцовое по порядку и чистоте, общественные учреждения очень интересные. Город заселялся и строился в прежнее время очень правильно,- люди приходили неведомо откуда, селились и строились тайком, никого не спрашиваясь (целая слобода носит по этому прозвание Нахаловки), и теперь систематически производится регулирование всех строений, улиц и закоулков. Собор прекрасный, с благолепным служением и прекрасным хором певчих.
      Меня интересовал особенно вопрос о том, как относится население к мысли о присоединении города к войсковому управлению. Сознаюсь, что я относился к этой мысли с некоторым предубеждением, опасаясь путаницы в административных отношениях. Теперь я убедился, что этого давно желают местные жители; все заняты этою мыслью в настоящую минуту, и весть о близком разрешении вопроса встречена радостно как в Ростове, так и в Таганроге. Городское управление тяготится крайними затруднениями в разрешении важных для города хозяйственных и административных дел, связанном теперь двумя сложными канцелярскими узлами. По всем делам надобно относиться в дальний Екатеринослав и в Одессу к генерал-губернатору, у коего иногда останавливаются на месяцы и годы, погрязая в канцелярии, дела живого интереса для города. Всех этих затруднений надеются они избежать присоединением к одному Донскому административному центру.
      Здесь, в Кисловодске, вижусь ежедневно с П. С. Ванновским и с кн. Дондуковым. С последним немало разговоров о здешних делах, которые не представляют утешительного вида. Повторяется и здесь горький опыт, который приходится России выносить со всеми спасенными и облагодетельствованными инородческими национальностями. Выходит, что грузины едва не молились на нас, когда грозила еще опасность от персов. Когда гроза стала проходить еще при Ермолове, уже появились признаки отчуждения. Потом, когда явился Шамиль, все опять притихло. Прошла и эта опасность - грузины снова стали безумствовать, по мере того, как мы с ними благодушествовали, баловали их и приучили к щедрым милостям на счет казны и казенных имуществ. Эта система ухаживания за инородцами и довела до нынешнего состояния. Всякая попытка привесть их к порядку возбуждает нелепые страсти и претензии. Ужасное событие с ректором семинарии отозвалось в кругу инородцев не негодованием на зверя-убийцу, а злорадством. По всему видно, что на этом не остановятся. На похоронах ректора экзарх произнес горячее слово, в котором выразил всю скорбь и все негодование на совершенное злодеяние. Эта речь показалась обидною безумным сторонникам убийцы,- и вот кутаисский предводитель дворянства пишет экзарху глупое и дерзкое письмо, с прикрытою угрозою, советуя ему оставить Кавказ. Копию с этого письма и с ответа прилагаю при сем. Кн. Дондуков, справедливо возмущенный этим поступком представительного лица, пишет министру внутренних дел и просит о высылке Кипиани из края, чтобы дерзость эта не прошла безнаказанно и не ободрила других.
      Едва успел я прочесть эти документы, как получил телеграмму с известием из Озургет о новой выходке 18-летнего негодного ученика тамошнего духовного училища, исключенного за дурное поведение. Он напал на смотрителя училища и избил его до крови палкою по голове... Все это - явления, доказывающие, что необходима в здешнем крае общая строгая система мер для водворения порядка и уважения к власти. К несчастию, у здешних инородцев укоренилось понятие о том, что нынешнее управление стесняет их, а напротив того, надеются они на опору и защиту прежнего управления.
      Погода прекрасная. Воздух здесь чудный и вокруг зеленые живописные горы. Дай Бог, чтобы Ваше Величество успели воспользоваться теперь теплым летом и облегчением от забот!
      Вашего Императорского Величества
      вернопреданный
      Конст. Победоносцев
      Кисловодск, 20 июня 1886
      48
      Ваше Императорское Величество изволили выразить некоторое удивление, почему убийца ректора Чудецкого не приговорен военным судом к смертной казни, а к каторге. В объяснение этого суд приводит, что преступник не достиг еще полного совершеннолетия (хотя о подлинном его возрасте нет вполне достоверных данных).
      Но самое прискорбное в этом деле, по мнению моему, то, что суд производил это дело в публичном заседании, и подробный отчет об нем, с изложением всех речей, напечатан во всех газетах. Зала заседания наполнилась публикою, состоявшею в значительном числе из учеников разных учебных заведений и из грузинского элемента. Масса публики обнаруживала явно свое сочувствие преступнику, так что председателю приходилось ее сдерживать. И в присутствии такой публики защитник употреблял обычные приемы защиты, то есть, снимая вину с преступника, старался обвинять начальство, доказывая, между прочим, что начальство нарушает нрава ученика, когда отнимает у него запрещенную книгу.
      К сожалению, кн. Дондуков не был в это время в Тифлисе; но и в отсутствие его председатель суда имел полное право закрыть заседание, как объяснил мне П. С. Ванновский. Он хотел при проезде через Тифлис обратить на это внимание. К несчастью, у нас теперь и судьи так деморализованы и бесхарактерны, что не решаются действовать от себя в подобных случаях. А таких случаев повсюду много, и Бог весть, сколько деморализации внесено уже по разным углам России в праздную, плохо образованную и легко увлекаемую публику публичными заседаниями судов в делах подобного рода. А притом, когда заседание было публичное, то все газеты наперебой печатают отчет об нем, с легкомысленными, а иногда и безумными комментариями. Увлечение публики в свою очередь действует на судей. Это большое зло, и поистине необходимо прекратить его, а в военных судах огульное применение публичности вдвойне еще соблазнительно. В мае месяце Манассеин внес в Государственный Совет представление об ограничении публичности в судах. Нелегко будет провести его, несмотря на относительную его умеренность. Примечательно, что мы в России теперь только с трудом добиваемся права, которое давным-давно написано в обще-германском уставе, т. е. предоставление самому суду права закрывать заседание. Но германское правительство внесло нынешней весной проект закона о дальнейшем .ограничении публичности, а мы боимся сделать и первый шаг в этом направлении.
      Экзарх, коего положение здесь очень затруднительно и тяжко в виду поднявшегося грузинского безумия, приезжал сюда и прожил здесь неделю, в частых совещаниях со мною и с кн. Дондуковым. Много говорили о том, как поправить дело с семинарией. К сожалению, сколько не будет положено забот на внутреннее исправление,- не прекратить возбуждения извне, которое питается ослаблением коренных пружин власти в крае. Нельзя приравнивать здешнее управление к прочим частям империи: здесь необходимо вооружить главного начальника большим полномочием власти, а при образовании нового здешнего учреждения забота была о том, как бы ограничить ее. О самых настоятельных распоряжениях надобно списываться отсюда с Петербургом (например, о высылке отсюда безумных и вредных агитаторов), причем предположения начальника нередко не утверждаются или ослабляются, а от этого власть его теряет значение и дается повод всяким слухам и сплетням о власти, и надежда на поддержку из столицы вредным элементам. Так ото всех я слышу, что затруднения для власти увеличились после прошлогоднего пребывания здесь бывшего наместника, ибо воображение грузин и армян воспламенялось от нелепой надежды найти в нем поддержку и защиту от нынешнего управления. Здесь я познакомился с почтенным человеком, Марковым, директором тифлисской гимназии, который держит многолюдное и разноплеменное заведение в отличном порядке с давнего времени. Он педагог неутомимый и разумный, но он сказывал мне, чего стоит ему держать заведение в последние годы,- благодаря решительности характера и физической силе. Он принужден держать у себя револьвер в кармане, и не раз успевал своей решительностью останавливать дерзкие приступы и преступные попытки. Ему угрожают убийством, равно как и попечителю округа Яновскому. Оба они, однако, изнурены и ждут не дождутся, когда выехать из здешнего края. Так рассуждают многие серьезнейшие из здешних деятелей.