Когда форштевень крейсера коснулся поверхности воды, об него со звоном разбилась бутылка шампанского, и пенистый след от вина тотчас же был смыт вздыбившейся волной. Корабль вначале грузно осел в воду, затем вскинулся над белесым водоворотом, колыхнулся несколько раз и с неторопливой важностью поплыл от причала. Навстречу ему торопились два закопченных, словно жуки, портовых буксирчика.
      На самой верхней надстройке крейсера стояла кучка людей, восторженно махавших руками. Контр-адмирал Русаков разглядел среди них младшего брата Павла.
      - Твое место занимает, Сергей Прокофьевич, - с улыбкой заметил он, обращаясь к Урманову.
      Тот лишь улыбнулся в ответ, продолжая разглядывать лениво раскачивающийся на разведенной волне остов нового корабля.
      Сергей вырос возле моря и среди моряков, потому уже в пятилетнем возрасте уверенно отличал эсминец от сторожевика. Он хорошо помнил неуклюжие, как утюги, крейсеры 30-х годов, тихоходные угольные тральщики, тянувшие за трубами дымовые завесы, переоборудованные из грузовых пароходов минные заградители. Не до красоты было тогда с трудом возрожденному военному флоту. Потому-то белыми лебедями среди утиной стаи выглядели поначалу уцелевшие после гражданской войны "новики" да лидер эсминцев, построенный для нас зарубежной фирмой.
      Иное дело теперь... "Если увидишь в солнечном мареве идущий навстречу стремительный дредноут, от стройных обводов и кружевных надстроек которого невозможно оторвать взгляд, знай наверняка: он идет под русским флагом", писал недавно один английский журналист, а уж британцы издавна знают толк в кораблестроении и мореплавании.
      Вот и сейчас, угадывая опытным глазом будущую красу среди аляповатого хаоса лесов, окружающего мачты и ярусы рубок, Урманов представлял, сколько восхищенных и завистливых взглядов выпадет на долю "Горделивого" в морях-океанах.
      "Мы с тобой будем добрыми друзьями, верно, парень? - мысленно, словно к одушевленному существу, обратился к кораблю его будущий командир. Станем понимать друг друга с полуслова..."
      - Объясняетесь в любви, командир? - заметив его беззвучно шевелящиеся губы, добродушно усмехнулся контр-адмирал. - Таким бы сам адмирал Ушаков не погнушался покомандовать. Считай, что ты вытащил счастливый билет, Сергей Прокофьевич.
      - Мне с детства везет, - ответил ему Урманов.
      Буксиры между тем подвели крейсер к причалу монтажного цеха и пришвартовали лагом к тому месту, где ему предстояло стоять до тех пор, пока не соберут и не апробируют последний механизм. Только после этого поднимется на его гафеле государственный флаг и крейсер отправится в первое свое плавание на ходовые испытания.
      С носа и кормы на стенку подали широкие грузовые сходни, и директор пригласил гостей на палубу.
      - Прошу только поберечь фраки, - пошутил он. - Флотской чистоты пока не гарантируем!
      Следом за директором ступил на трап секретарь горкома, за ним контр-адмирал Русаков. Сергей Урманов шел четвертым, и вряд ли кто другой испытывал такой же щемящий душу трепет. Только тот, кому довелось пройти весь тернистый путь от скромного лейтенантского поста до командирского мостика, может оценить тот момент, когда впервые поднимаешься на борт своего корабля. СВОЕГО - в высшем морском смысле этого слова, ибо для каждого матроса и офицера экипажа он тоже свой, но для командира он СВОЙ в превосходной степени.
      Носовая палуба была широкой и пустынной, как не залитый на зиму каток, еще не смонтировали ракетные установки, орудийные башни универсального калибра, отсутствовало даже шпилевое хозяйство. Но опытному морскому глазу нетрудно было заметить выступающие выше настила шаровые погоны и станины будущего грозного оружия.
      По наружному трапу навстречу гостям торопился Павел Русаков, полы его расстегнутого пиджака разлетелись, на одной красовалось яркое суричное пятно. Он был возбужденный, какой-то взъерошенный, даже зачесанные обычно на пробор русые волосы стояли торчком.
      - Милости прошу в кают-компанию, товарищи! - без предисловия выпалил он.
      Кают-компания походила пока на железный ангар с круглыми дырами незастекленных иллюминаторов, гулко отдавались в ней звуки шагов. Посредине желтовато-рябой загрунтованной, но еще не покрытой линолеумом палубы стоял раскладной стол, на котором теснились граненые стаканы, наполненные шампанским.
      - Шампанское дуть стаканами! - в притворном отчаянии шлепнул себя ладонью по лбу директор. - Что за вкус у тебя, Павел Иванович!
      - Бокалов не припасли, - улыбнулся Павел.
      Секретарь горкома первым поднял свой стакан.
      - Большому кораблю пусть будет большое плавание! - воскликнул он и, выпив вино, хватил стакан о палубу. - На счастье!
      Следом за ним выпили остальные, но бить посуду не решились. Да и не следовало - традиция была уже соблюдена.
      - Желающие могут осмотреть корабль, - сказал Павел Русаков. - Только в шхеры заглядывать не советую, туда нужно в комбинезоне.
      - Ну что ж, исполать вам, - подал ему руку секретарь горкома. - Мы, ближние, еще не раз побываем у вас в гостях, а вот дальним обязательно покажите и расскажите, какой подарок мы им готовим.
      Вместе с братьями Русаковыми Сергей Урманов поднялся в ходовую рубку. Она тоже была пустой, без ветрового стекла, но по великому множеству креплений, приваренных на переборках, кабельных вводов и монтажных перекрытий Сергей представил, какой уймищей приборов и устройств будет начинена рубка.
      - Кресло поставим шик-модерн, помесь самолетного с зубоврачебным! подмигнул Урманову Павел Русаков.
      - В этом кресле все равно не мне сидеть, - ответил ему Сергей.
      - Кто это тебе сказал, что крейсер твой будет флагманским кораблем? насмешливо прищурился Русаков-старший.
      - Своим умом дошел, товарищ контр-адмирал. Каюту флагманскую такую спроектировали, какой и на старых линкорах не было.
      - Видал мореплавателя, Павлуха? - насмешливо кивнул на Урманова Андрей Русаков. - Мечтает за чужой спиной укрыться в трудную минуту. Не выйдет, товарищ командир! В кресле том вам придется торчать круглые сутки, а флагман будет полеживать на боку в своих апартаментах...
      - Вечером я посылаю за вами обоими свою машину, - вставил словечко Павел Русаков. - Шуренция моя пельмени заделала, сибирские тройные. Горючего не покупайте, держу запас в достатке. Все ясно?
      - Обо мне можешь не беспокоиться, - шутливо напыжился Русаков-старший. - Директор персонально закрепил за мной "Волгу".
      - Балуют вас, товарищ контр-адмирал, - с усмешкой глянул на брата Павел. - Не успели лампасы нашить - уже пешком ни шагу...
      - Не забывайтесь, товарищ капитан третьего ранга запаса!
      Сергей Урманов, пряча улыбку, слушал эту перепалку братьев. С младшим из них он еще на прутиках скакал, редкий день в детстве не встречались, да и старшего знал достаточно хорошо. Потому и было ему известно, как любят и держатся друг за друга Русаковы, живут по принципу: один за всех и все за одного.
      - Добро, Павел, договорились. А пока мы с командиром полистаем технический формуляр...
      Вечером Павел Русаков и в самом деле прислал за Урмановым машину, хотя от заводской гостиницы до квартиры было рукой подать. Зато Сергею польстило, что шофер приветствовал его по-флотски:
      - Здравия желаю, товарищ капитан второго ранга!
      - Приветствую. С флота недавно вернулся?
      - Прошлой осенью, только душой до сих пор не остыл. По ночам часто лодку нашу вижу, корешков своих из команды...
      - Значит, море в крови осталось. Кем демобилизовался?
      - Старшиной первой статьи, первый класс имел, звание лучшего сигнальщика части...
      - Чего же на сверхсрочную не остался?
      - Свои соображения были... Да и не всем же мичманами становиться, должностей на флоте не хватит!
      - А теперь небось жалеешь? - испытующе глянул на шофера Урманов.
      - Может, и жалею, - улыбнулся тот.
      - Слушай, как тебя зовут?.. - тронул его рукой за плечо Урманов. Так вот, Вася, скоро будут формировать команду на новый крейсер "Горделивый", ты о нем слышал, конечно. Костяк экипажа будет набран по комсомольскому призыву из ваших земляков. Пойдешь командиром отделения для начала? Подавай в военкомат заявление на восстановление в кадрах, я обещаю поддержать.
      - С ходу такие дела не решаются, товарищ командир. Подумать надо хорошенько, со стариками посоветоваться...
      - Вот и думай как следует, время еще есть. Надумаешь - не опаздывай. Неувязка какая выйдет - черкни мне несколько строк, адрес мой у Павла Ивановича возьмешь.
      - Спасибо, товарищ командир, подумаю...
      Павел вышел на звонок в прихожую, из-за его плеча выглядывала худенькая, похожая на девочку, жена.
      - Ой, Сереженька, - нараспев, по-южному заговорила она. - Вымахал-то как! Не дотянешься и в щечку тебя чмокнуть!
      - Я всегда такой был, Александра Осиповна, наоборот, уже книзу гнусь, - рассмеялся Урманов, склоняясь, чтобы поцеловать ей руку.
      - Да брось ты меня навеличивать! Знакомы не первый день. А височки у тебя никак закуржавились?
      - Командиры, мать, седеют рано, - сказал Павел, приглашая гостя в комнату. - Андрея в гостинице не видел?
      - Точность - вежливость королей и адмиралов. Должен быть секунда в секунду.
      И в самом деле Русаков-старший перешагнул порог с последним ударом настенных часов.
      Когда уселись за стол, Павел спросил, открывая бар:
      - Коньяк, водку?
      - Водку, конечно, - откликнулся брат, - побережем печень.
      - Уинстон Черчилль, говорят, кроме армянского коньяка, ничего не признавал.
      - То Черчилль, у него печенка буржуйская была, а у нас пролетарская. Наливай, Павлуха, рабоче-крестьянской!
      - Ну, други, за встречу, - сказал Павел. - Не так просто в наш атомный век собраться вместе. Спасибо "Горделивому" за сегодняшний вечер...
      - Подождем хозяйку, - вставил словечко Урманов.
      - Мать, где ты там?
      - Иду, иду! - откликнулась с кухни хозяйка. - Пельмени запустила.
      Вскоре она появилась в гостиной с миской дымящихся сибирских пельменей.
      - Ты что, золовушка, решила нас накормить и выпроводить? подхватывая миску, сказал Русаков-старший. - Не выйдет, мы тебе сегодня спать не дадим.
      - Вы сами меня усыпите казенными разговорами!
      - Сергей Прокофьевич, уговор: о службе ни слова. Добро?
      - Согласен, товарищ контр-адмирал.
      - Здесь я тебе не адмирал, а просто товарищ!
      - Хорошо, Андрей Иванович...
      Некоторое время мужчины молча закусывали, первой подала голос сама хозяйка:
      - Игорек-то еще не женился, Андрюша? - спросила она.
      - Разве бы без вас свадьба обошлась? - хохотнул Русаков-старший. Парню надо сначала просолиться как следует, а уж потом о береговой базе думать... Кстати, Сергей Прокофьевич, - повернулся он к Урманову, - Игорь спит и видит себя на "Горделивом". Возьмешь его командиром стартовой батареи?
      - О чем разговор? Конечно, возьму...
      - Только соглашайся не за страх, а за совесть... Сам знаешь, у парня характер не медовый. Воспитывать его надо без оглядки на отца. Сможешь так?
      - Вот и завели свою шарманку! О чем я говорила...
      - Прости, золовушка, вот те крест, больше не будем!
      Выпили по следующей, похваливая, принялись за пельмени.
      - Ешьте на здоровье, у меня еще два решета в холодильнике.
      - От доброго харча еще ни одна тельняшка не лопнула!
      - Ты извинишь, Сереженька, если мы при тебе о семейных делах потолкуем? - смущенно произнесла хозяйка.
      - Пожалуйста, Александра Осиповна, я же у вас в гостях...
      - Андрюша, ты письмо из Куйбышева получил? - спросила она деверя.
      - От Ильи? Получил перед самым отъездом. Отколола фортель сестрица.
      - Может, не стоит, мать, об этом?
      - Когда еще доведется посоветоваться, Павлуша?
      - Я с вашего позволения подымлю на кухне, - поднялся со своего места Урманов.
      - Сиди, сиди, Сереженька, у нас от тебя секретов нет!
      - Курить хочется, Александра Осиповна.
      Урманов вышел из гостиной, а за столом наступила неловкая пауза.
      - Илья просит меня вразумить Татьяну, - нарушил молчание Русаков-старший. - Напомнить о ее материнском долге и прочая и прочая...
      - Не понимаю, что за кошка между ними пробежала, - вздохнула хозяйка. - Так ведь славно жили, другим на зависть...
      - А мне, к примеру, этот лопоухий Илья никогда не нравился! - стукнул ладонью по краю стола Павел.
      - Мало ли кто кому не нравится, Павлуша. Не тебе с ним жить, не тебе о нем судить...
      - Променяла сокола на домашнего индюка, вот теперь ей и аукнулось!
      - Она же родная сестра тебе, Павлуша! Как ты можешь...
      - Характер у Танюшки крутой, уговорить ее трудно, порешит как отрежет, - вздохнул Русаков-старший.
      - Были бы они вдвоем, а то ведь сын между ними. Мальчишке трудно будет без отца...
      - Мальчишку в обиду не дадим!
      - Ну так что же будем делать, мужики? Чего Илье Борисовичу ответим?
      - Я думаю, надо повременить. Скоро я по делам буду в Москве, встречусь с Танюшкой, с отцом потолкую. Тогда и порешим, что к чему.
      - Лады, Андрей. Что там у тебя еще, мать, на горячее? Баранина? Тащи ее да Серегу позови к столу. Хватит ему деликатничать.
      Глава 3
      Второй месяц работала Татьяна Русакова участковым врачом районной поликлиники. С утра принимала приходящих больных, а во второй половине дня моталась по вызовам. Домой возвращалась поздно, измученная.
      Димка учился в школе с продленным днем. Устроил его туда дед, которого в школе хорошо знали и частенько приглашали проводить уроки мужества в старших классах. И вообще мать как-то очень быстро отошла у Димки на второй план, по вечерам в квартире только и слышно было: "Деда, а это куда?", "Деда, распишись в дневнике!" Дед с внуком старательно мастерили старинный парусник с башенкой на корме и маленькими пушками в два ряда по бортам. Мачты парусника Димка выстрогал собственноручно.
      Спал Димка в одной постели с матерью, ворочаясь во сне и больно шпыняя ее коленками. Деду же купили кресло-кровать, которое раскладывалось к ночи, а днем умещалось в свободном углу маленькой кухни. Часто, пробудившись среди ночи, Татьяна слышала вздохи и покряхтывания отца.
      Может быть, Татьяна и смирилась бы со своим, как ей казалось, незавидным существованием, если бы не произошла неожиданная встреча на платформе станции метро.
      К ней быстрыми шагами подошел молодой мужчина в форме моряка торгового флота.
      - Татьяна Ивановна, вы ли это? - радостно воскликнул он.
      - Да, я Татьяна Юркевич, то есть Русакова, - растерянно ответила она. - Но вас, простите, не припоминаю.
      - Вы приглядитесь получше, Танюша! Неужели я так сильно изменился?
      - Нет, не узнаю...
      - Тогда разрешите представиться: штурман дальнего плавания Борис Павлович Ролдугин!
      - Неужели тот самый Борька?!
      - Именно он, собственной персоной, Танюша! Можно полюбопытствовать: вы здесь проездом или в командировке?
      - Я теперь живу в Москве.
      - Илья, наверное, уже в министерстве здравоохранения?
      - Нет, по-прежнему главный врач клиники в Куйбышеве.
      - Вы живете врозь?
      - Это долгая история, Борис... Павлович. А вы каким образом сменили военный флот на торговый?
      - Вот эта история совсем не долгая... Вы из морской семьи и, конечно, помните, что в свое время проходило сокращение армии и флота, а профессиональные моряки становились вольными казаками. Вот и пошел сначала в сельдяной флот, а позже перебрался в сухогрузный. Правда, раза два приглашали в военкомат, предлагали вернуть погоны, но я сказал, что второго сокращения мне не перенести...
      - А вот брат Андрей говорит, что нет худа без добра: зато теперь строим первоклассный флот.
      - Ваш старший брат всегда был оптимистом. Нынче он небось в капразах ходит?
      - Командует эскадрой кораблей. Павел - строитель на морском заводе. Сын Андрея - Игорек - военно-морское училище закончил.
      - Подумать только, сколько перемен за эти годы!
      - А вы, Борис, где бросили якорь? В Москве, насколько я знаю, морей нет.
      - У меня как у черепахи, дом там, где я сам! Меняются только названия городов и гостиниц.
      - Разве вы не женаты?
      - Моряку жениться все одно что интересную книгу купить: деньги заплатишь ты, а читать станет каждый, кто заинтересуется!
      - Слишком мудрено, Борис Павлович...
      - Я не мудрствую, Татьяна Ивановна, я пытаюсь образно мыслить. Я ведь немного пописываю в газетах, в журналах... Вам никогда не попадалась на глаза повесть "За синими далями" некого Б. Кливерова? Нет? Жаль... Б. Кливеров - литературный псевдоним вашего покорного слуги.
      - В самом деле? - искренне удивилась Татьяна. - Среди моих знакомых никогда еще не было писателей...
      - Считайте, что теперь один есть! Ну хватит обо мне! Вы-то как поживаете?
      - Трудами праведными, работаю участковым врачом...
      - Послушайте, Танюша, чего это мы с вами стоим тут как неприкаянные? Вы не очень торопитесь? Вот и прекрасно! Давайте двинем в ЦДЛ Центральный дом литераторов, он здесь совсем недалеко. Поужинаем вдвоем и вспомним зарю туманной юности.
      Идти Татьяне никуда не хотелось, но она пересилила себя и согласилась. Такие встречи выпадают не каждый день.
      - Только всего на часок, Борис. Телефона у нас нет, - солгала она, папа с Димкой будут беспокоиться.
      - Димка? Это ваш сын? Представляю, какой прелестный малыш!
      - Обыкновенный мальчишка, уже ходит в первый класс. Хотя для каждой матери собственное дитя - свет в окошке...
      Перед входом в ЦДЛ Ролдугин поправил фуражку, застегнул на все пуговицы форменное пальто.
      - У меня гостевая карточка, - заискивающе улыбнулся он дежурной. - А девушка со мной.
      В ресторане в этот предвечерний час посетителей было немного. Через цветные стекла оконных витражей пробрезживал лучик неяркого осеннего солнца. Официантка предложила им двухместный столик возле резной дубовой колонны, поддерживающей балкон, подала меню в потертой кожаной обложке. Борис не стал его раскрывать, все с той же робкой улыбкой попросил:
      - Нам чего-нибудь повкуснее на ваш вкус. И бутылочку коньячку, если можно, армянского... Вам здесь нравится, Таня? - повернулся он к своей спутнице. Та неопределенно передернула плечами. - Чуть позже сюда привалит народ, возможно, будет кто-нибудь из знаменитостей. Хотя один уже есть, прошептал он, указывая глазами на сидящего поодаль полного мужчину с растрепанной седеющей бородой. - Вы знаете, он прославился своими чудачествами. Мне рассказывали, что однажды...
      - Простите, Борис, но я не люблю сплетен, - невежливо перебила Татьяна.
      - Простите... Тогда давайте о другом. Вы, конечно, позабыли, когда мы познакомились? А было это летом пятьдесят второго года. Серега Урманов и я - два свежих мичманца - пожаловали в гости к брату вашему Паше. Помню, нажали звонок, а из-за двери выпорхнуло юное создание в коротеньком платьице и с голубыми бантиками в косичках...
      - В пятьдесят втором я закончила восемь классов...
      - А мы с Сергеем осенью того года получили дипломы и офицерские кортики. Я свой до сих пор храню. Не захотел сдать при увольнении в запас, хотя положено было. Заплатил полную стоимость "утерянного" казенного имущества. Зато теперь меня могут привлечь за незаконное хранение холодного оружия...
      - Вас, наверное, очень обидели, Борис?
      - Что было, то прошло, милая Танюша. Ваш старший брат Андрей прав: не бывает худа без добра. Что бы я увидел в военном флоте? Сегодня - район "А", завтра - полигон "Б". Два лаптя по карте. Пиф-паф! Щит вдребезги, всем благодарность в приказе - вот и конец романтике! Зато теперь - дуга Большого круга, Южный крест, кокосовые пальмы и банановые рощи! Давайте выпьем, Танюша, за терпеливую сиделку - судьбу и за великого лекаря время. Простите, Таня, за бестактный вопрос: вы развелись с мужем?
      - Пока только разъехались, но он предупредил меня, что развода не даст.
      Ролдугин положил вилку и посмотрел на Татьяну странным оценивающим взглядом, от которого ей стало неловко.
      - А как вас любил мой бедный друг Серега... Да и не он один...
      - Не надо об этом, Борис. Мне такой разговор неприятен.
      - Экскьюз ми, извините, Танюша. Давайте еще по одной?
      - Мне достаточно. А вы не обращайте на меня внимания.
      К их столику подошел молодой парень в жакете канареечного цвета и брюках-дудочках. Одной рукой он волочил за собой стул.
      - Можно с вами сесть, капитан? - тоном, не допускающим возражений, спросил он.
      - Конечно... пожалуйста, - растерянно пробормотал Ролдугин.
      - А почему вы хотите сесть именно здесь? - холодно взглянула на пришельца Татьяна. - В зале полно свободных мест.
      - А мне нравится сидеть именно здесь, - нагловато прищурился парень.
      - Будьте любезны, оставьте нас в покое!
      - Зачем ты так, Танюша... - подал голос Борис.
      - Не вынуждайте приглашать администратора, молодой человек!
      - Провинция, - насмешливо стрельнул взглядом парень и отошел к пустому соседнему столу.
      - Мне пора, - чуть погодя сказала Татьяна.
      - Как же? Еще горячее не подавали, - умоляюще поглядел на нее Ролдугин.
      - Я не хочу есть...
      Ролдугин отвез Татьяну домой на такси. Проводил до подъезда. Задержав ее руку в своей руке, воскликнул:
      - Эврика! Я, кажется, знаю, как повернуть вашу судьбу к лучшему. Вы способны на отчаянный поступок?
      - Допустим...
      - Тогда слушайте, Танюша: у нас на судах плавает немало женщин-врачей. Рейсы по полгода, дальние страны, заморские диковины. Хотите, я помогу вам устроиться?
      - Куда же я дену сына?
      - Ах да, о нем я совсем забыл... Хотя он у вас уже большой парень, станет жить с дедом.
      - Отцу скоро будет семьдесят.
      - Он у вас крепкий старик, как смоленый канат. Можно еще взять приходящую домработницу. Заработок у вас будет приличный, хватит на все.
      - Спасибо, я как-нибудь сама о себе подумаю.
      - Танюша, вы не торопитесь решать... Завтра я улетаю в Калининград. Вот вам на всякий случай мой адрес. Надумаете, черкните, я вам сообщу, где и как все оформлять...
      Поцеловав ей руку, Ролдугин распахнул дверь подъезда, потом долго стоял возле машины, уже в лифте она услышала громкий, как выстрел, хлопок автомобильной дверцы.
      Отец, чиркая лобзиком, что-то выпиливал, сгорбясь над кухонным столом.
      - Есть хочешь? - спросил он, отряхивая мятые домашние штаны.
      - Я из ресторана, папа, - ответила Татьяна, проходя в комнату. Быстро раздевшись, она осторожно приподняла краешек одеяла и прижалась к теплому Димкиному тельцу. "Нет, никуда я от сыночка не уеду, в чужие руки его не отдам", - растроганно подумала она.
      В конце недели Татьяне Ивановне на работу позвонил Андрей.
      - Андрейчик, ты откуда звонишь? - радостно откликнулась она.
      - Из одного высокого присутственного места.
      - Ты в Москве?
      - Разумеется...
      - К нам-то когда?
      - Сегодня, если позволите. Разделаюсь со служебными делами и прямиком к вам.
      Аппарат на том конце провода был очень чувствительным, Татьяна услышала посторонний голос, который сказал: "Товарищ контр-адмирал, начальник штаба приглашает вас...". - "Есть!" - откликнулся Андрей.
      - Так ты у нас уже адмирал! - изумилась Татьяна. - А я-то тебя по-простецки Андрейкой...
      - Мы с тобой дома разберемся, что к чему... - сказал Андрей. - А пока извини, меня зовут.
      Татьяна долго еще держала трубку в руке, забыв положить ее на рычаг.
      По вызовам она в этот день не пошла, а ринулась в продуктовые магазины. По дороге заскочила в интернат за Димкой.
      - Дядя Андрей приехал! - обрадованно закартавил сын. - А какие бывают адмиралы?
      - В расшитых мундирах, в брюках с лампасами.
      - Мам, что такое лампасы?
      - Такие желтые полосы сбоку.
      - Это как у швейцаров в гостинице?
      - При чем тут швейцары? Вот придет дядя Андрей, все сам увидишь...
      - Мам, ты на меня не сердись, я две пятерки получил!
      - Молодец, сыночка, учись хорошо и тоже станешь когда-нибудь адмиралом.
      - Нет, я хочу стать мичманом! Как деда.
      - На мичмана тоже надо учиться.
      - Деда меня всему научит!
      Андрей приехал в девятом часу вечера, когда Татьяна уже второй раз разогревала ужин. Иван Егорович, который весь вечер простоял в коридоре, вздрагивая при каждом стуке лифта, широко распахнул дверь.
      - Андрюха, сын... - И уткнулся лицом ему в шею.
      - Батя, сырость ни к чему, от сырости ржавчина заводится, - ласково проговорил сын.
      - Потешил ты мою старость, Андрюха... - шептал отец, трогая пальцем вышитую звезду на широком погоне сына. - Не посрамил русаковского рода.
      - Постой, батя! - решительно отстранил его сын. - Не нарушай флотского ритуала.
      Он принял строевую стойку и вскинул руку под козырек.
      - Товарищ гвардии мичман! Представляюсь по поводу присвоения очередного воинского звания контр-адмирал!
      Отец на мгновение опешил, затем тоже поднял ладонь к простоволосой голове. Лицо его стало торжественно-просветленным.
      - Вот так-то, батя! - удовлетворенно воскликнул Андрей.
      Из-за дедовой спины выглядывал Димка.
      - Дядя Анрей, а где ваши лампасы?
      - Какие лампасы? - склонился к нему гость.
      - Которые как у швейцара, - пояснил племянник.
      - Таких у меня нет! - засмеялся Андрей. - Зато у меня есть персональный катер! Вот приедешь в гости - прокачу с брызгами!
      За ужином Иван Егорович растроганно поглядывал на старшего сына, даже пригубил рюмку за семь футов под килем и долгое сыновнее плавание. Однажды только вздохнул и высказал свои мысли вслух:
      - Жаль, что Прокофий тебя не видит...
      - Сережка, батя, тоже в большие командиры выходит. Скоро будет принимать лучший корабль флота.
      - Верю, сын, не посрамит он памяти отцовской...
      - Мой Игорь к нему под начало просится.
      - И уважь парня. Сергей его худому не научит.
      - Да уж придется, батя, уважить.
      Андрей первым встал из-за стола и, озорно глянув на Татьяну, предложил:
      - А что, сеструха, двинем-ка мы с тобой на свежий воздух. Покажешь мне вечернюю Москву.
      - Балакайте здесь, я мешать не буду, на кухню к себе пойду, - мудро глянув на него, сказал Иван Егорович.
      - Да что ты, у нас от тебя секретов нет! Хочешь, прогуляемся втроем?
      - Ноги у меня не те, чтобы за вами поспешать...
      - Тогда позволь нам с Танюшкой.
      - Воля ваша, гуляйте хоть до зорьки.
      - Мы всего на часок, батя!
      Вечер был тихим и теплым. Над крышами домов катилось желтое лунное колесо. В обвале лунного света бледными мазками застыли неоновые уличные фонари. Едва ощутимый ветерок нес влажную речную свежесть.
      Брат с сестрой молча пересекли дремлющий парк Речного вокзала, вышли на берег Химкинского водохранилища, остановились на невысоком взлобке. Смотрели, как по темно-серебристой глади воды медленно двигался буксирный караван, подмигивая цветными огнями.
      - Ну что, сестра, - первым нарушил молчание Андрей, - рассказывай, что у тебя стряслось...
      - Никакого землетрясения не было, - желчно усмехнулась Татьяна. Обычная житейская история: жена ушла от нелюбимого мужа.
      - Нелюбимого, говоришь? - резко вскинул голову Андрей. - А не ты ли когда-то заявляла, что жить без него не можешь? Забыла тот наш семейный совет?
      - Ну и что из того? В ту пору жить без него не могла, а теперь с ним мне тошно. Разлюбила - и все тут!
      - Убедительная логика: полюбила - выскочила замуж, разлюбила развелась. Словно в куклы поиграла. Ты мне, старшему брату, честно скажи, что у вас с ним получилось. Зазнался твой Илья, пренебрегать тобою стал?
      - Если бы дело было только в этом, Андрей! Разве можно о таком рассказать словами? Такое бывает по велению души, когда человек вступает в пору переоценки ценностей...
      - Складно говорить ты всегда умела, сестра. Только у человека есть голова на плечах, чтобы контролировать свои поступки. Есть элементарные обязанности перед близкими, общественное мнение, наконец...
      - Ты бы никогда не поступил по велению души! Ты у нас ортодокс! Ходячая мораль! В твоей голове никогда не бывало грешных мыслей!
      - Ты права, сестра, я всю жизнь исповедую одну веру, название которой - порядочность.
      - Не та ли, что именуется ханжеством?
      - На этот раз ты заблуждаешься. Я никогда не был ханжой, зато всегда был принципиальным противником легкомыслия. В твоем же поступке подобный факт трудно отрицать...
      - Ты же должен быть психологом, Андрей! Столько лет воспитываешь своих матросов! Неужто не понимаешь, что в моей жизни наступил такой отчаянный момент, что притворяться любящей, лгать самой себе стало противно!
      - Ладно, поступай как знаешь, только я советую тебе хорошенько подумать...
      - Пошли домой, Андрей, - зябко передернула плечами Татьяна. - Я продрогла насквозь...
      Андрей Иванович еще дважды наведывался в Москву и каждый раз возвращался к прежнему разговору с сестрой. Проводив брата из последней командировки, Татьяна закрылась на ключ в своем врачебном кабинете и написала письмо в Калининград штурману Ролдугину.
      Глава 4
      Экипажу "Горделивого" отвели под жилье казарму, выстроенную еще в начале века для юнкерского училища. Ее метровые кирпичные стены уцелели после двух войн, сносило только крышу и превращало в крошево оконные стекла. Гулкие железные лестницы, которые теперь именовались трапами, помнили еще звон шпор офицеров гвардии его императорского величества.
      Комната, она же рабочий кабинет командира, слепыми стенами напоминала хранилище матросских вещей - баталерку, из которой вынесли стеллажи. Противоположный от двери угол был зашторен тяжелой гардинной портьерой, скрывавшей железную койку. Впрочем, капитан второго ранга Урманов мог бы снять комнату, даже отдельную квартиру в городе, но ему было удобнее жить здесь, бок о бок со своими людьми.