Признаюсь, когда-то я считал, что истинные однолюбы - явление литературное, а в жизни их не встретишь, иными словами, что "однолюб" - понятие идеализированное, но не в обычном житейском, а в сугубо научном смысле слова. Идеализация - распространенный в науке прием, состоящий в замене, например, реальной кривой линии совокупностью отрезков прямой. Идеализация зачастую вполне допустима ("корректна", как говорят ученые), а иногда просто неизбежна. Конечно, идеализируя какую-либо зависимость, вносят погрешность, однако это своего рода "шахматная жертва", в результате которой точность не только возвращается, но и приумножается. Так я рассуждал об однолюбах. Жизнь опровергла заумные рассуждения... Возможно, читатель заподозрил меня в нерешительности, и проницательность его не подвела. Мне, действительно, как никогда, трудно перейти к тому, ради чего понадобилось столь пространное вступление. Поэт-гуманист Джон Скелтон (около 1460-1529), о котором Эразм Роттердамский отзывался, как об "единственном светоче и славе английской литературы", писал:
      "Одна лишь есть, и лишь одна пребудет, 0 ком душе моей кровоточить, Та, от кого и бопь блаженна
      будет".
      С человеком, впоследствии заслужившим право произнести эти слова, я заочно познакомился в пятидесятых годах при весьма странных обстоятельствах... Однажды студентка, придя на экзамен, не смогла ответить ни на один вопрос. - Перетрудились? - насмешливо спросил я. - Неделю назад родила сына... Я мысленно выругал себя за невнимательность. - Ну и как назвали? - Васей. - Так и быть, ставлю Васе "пятерку"... Конечно же, это было вопиющим нарушением правил... Компьютер, очевидно, поставил бы "два балла" и в примечании для деканата упомянул уважительную причину неуспеваемости. Иной коллега, скорее всего, расщедрился бы на "тройку" - в отличие от компьютера он понял бы, каково родить ребенка "без отрыва от учебы". Но ведь и "тройка" тоже не соответствовала бы знаниям. Я же своей "пятеркой" оценил не знания - подвиг. И не ошибся. В следующем семестре студентка получила у меня отличную оценку и впоследствии стала добротным инженером. А Вася... Спустя двадцать лет мои знакомые - муж и жена - вдруг спросили: - Помните Васю? - Какого? - Да вы еще поставили его маме пять, когда она после родов... - А, вот вы о ком! - вспомнил я, наконец. - В их семье это стало настоящей легендой! - И я оказался в роли Зевса-громовержца: хочу - казню, хочу милую? - Вовсе нет. Кстати, Вася - жених нашей Маринки. Марина - немного замкнутая, самую малость избалованная, но энергичная, а со сверстниками властная и даже насмешливая, семнадцатилетняя девушка с очень крупными выразительными глазами, казалось, была полной противоположностью Васи. Когда меня с ним познакомили, я сразу же вспомнил его мать: такая же инфантильность, странная для юноши изнеженность. Рукопожатие вялое, речь медленная, словно заторможенная, взгляд мечтательный, на губах блуждает улыбка Моны Лизы. Он был старше Марины года на три-четыре, долго добивался сначала знакомства, затем дружбы и, наконец, любви. Марина его игнорировала, но, вопреки кажущейся инфантильности, Вася преследовал ее неотступно, хотя и ненавязчиво, стал привычной тенью. Видимо, эта пассивная, но неуклонно проводимая тактика в конце концов достигла цели: Марина оттаяла... И вот уже наметили свадьбу. Жених и невеста были неразлучны (выражение избитое, но как нельзя более точное). Думалось, союз предрешен. Однако в считанные дни все рухнуло: Марина заболела раком крови. Болезнь мучительна. Несколько месяцев врачи борются - не за жизнь, за ее продление. Мужество девушки потрясает. Все это время около нее Вася. Заброшен институт, в мире не существует ничего, кроме Марины. И вот, вроде бы, наступает чудо: девушка чувствует себя здоровой, она дома, рядом с утра и до поздней ночи - Вася. Он мечтает стать ее мужем:
      "Что б ни грозило впереди, Все беды перевешивают счастье Свидания с Джульеттой хоть на миг. С молитвою соедини нам руки, А там хоть смерть. Я буду ликовать, Что хоть минуту звал ее своею".
      Но врачи понимали: это не выздоровление, а ремиссия - всего лишь отсрочка... И конечно, о свадьбе не могло быть речи. Помнится, у Ванды Василевской (1905-1964) есть рассказ "Барвинок" о девушке, скрасившей последние часы любимого. Здесь был "Барвинок" наоборот. Вася изучил болезнь Марины лучше, чем свою будущую специальность. Рассудком он понимал: конец неизбежен и близок, а сердцем был убежден, что Марина выздоровеет. И, казавшийся таким инфантильным, неприспособленным к жизни, сумел внушить эту уверенность любимой. Полгода были сравнительно светлыми, затем произошел взрыв. Но до последнего мгновения Вася находился поблизости... Прошло несколько лет. Мой "крестник" окончил институт, работает. А по воскресеньям навещает Марину. Однолюбов мало, но они нужны людям. Как пример. Как противоядие...
      Послесловие к седьмой главе. Это сколько же прошло лет? Книга написана в середине восьмидесятых (увы, прошлого - моего - столетия!). Марины нет четверть века. А я все задумываюсь о судьбе - нет, не ее, а Васи! Вероятно, женился, обзавелся детьми. Но как Дамоклов меч, над ним довлеет память о Марине. С ней, как с эталоном, он сравнивает жену. И сравнение (уверен!) в пользу виртуальной Марины - Вася навсегда останется однолюбом. Так счастлив он или нет?! Несчастен, потому что образ Марины не потускнеет до конца его дней, будет становиться все ярче, хотя кто знает, как бы сложилась их супружеская жизнь, не случись трагедии... Нет, неправда! - счастлив тем редчайшим по силе счастьем, которое недоступно подавляющему большинству людей. Ведь в его жизни, может быть, впервые после Ромео, была т а к а я любовь! Иногда я рассказываю эту историю студентам...
      ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
      КРОМЕ ШУТОК
      Я пишу обо всем, что приходит мне в голову и до сердца доходит; что веселого или тяжелого наблюдаемо мной в природе ...
      Все, что в жизни, пестрея, встретится на пути-дороге; все, что сердцем в груди отметится, радости и тревоги.
      Николай Асеев (1889-1963)
      Расскажу о забавных и по-своему поучительных историях, связанных с моей профессией радиоинженера. В тридцатые годы в радиовещании началась "спринтерская гонка" - один за другим строились все более мощные радиовещательные передатчики. Между прочим, курок "стартового пистолета" нажал наш выдающийся специалист в области радиотехники профессор Михаил Александрович Бонч-Бруевич (1888-1940), член-корреспондент Академии Наук СССР. Это он спроектировал и в 1922 году построил самую мощную в мире (12 киловатт!) радиовещательную станцию имени Коминтерна. Еще в 1918 году у нас была создана Нижегородская радиолаборатория. Михаил Александрович ее возглавил. Работать приходилось в условиях блокады: лаборатория была напрочь отрезана от научного мира. Но по окончании блокады ВЫЯСНИЛОСЬ, что она не отстала от зарубежных фирм, а в некоторых отношениях их опередила. Так, Бонч-Бруевич изобрел генераторную лампу с медным анодом, охлаждаемым проточной водой, что позволило резко повысить мощность радиопередатчиков и открыло перед радиовещанием новые возможности. Это пока еще несколько затянувшееся вступление к обещанному рассказу, а вот и он сам. В разгар "гонки" на западе построили и сдали в эксплуатацию мощный передатчик. Согласно расчету он должен был обеспечивать хорошую слышимость радиовещательных программ на всей территории Европы. Поначалу расчет полностью оправдался. Акционеры радиовещательной корпорации были довольны: от клиентов, претендующих на "время в эфире", не было отбоя. Затем появились тревожные симптомы: слышимость чуть ухудшилась. "Болезнь" быстро прогрессировала. Соответственно уменьшались прибыли. Инженеры самым тщательным образом обследовали передатчик - все его цепи вместе и каждую в отдельности, но неисправности не обнаружили. Стрелки контрольных приборов стояли именно так, как им полагалось. Токи текли беспрепятственно, достигая конечного пункта в целости и сохранности. Коротких замыканий и утечек не было в помине. Антенна передатчика посылала в эфир полчища радиоволн. Но с ними что-то происходило... Совсем как в "Сказке о золотом петушке":
      "Вот проходит восемь дней, А от войска нет вестей, Было ль, не было ль сраженья, Нет Дадону донесенья".
      И владельцы передатчика, всполошившись, обратились за помощью... в полицию. Вскоре на радиостанцию прибыли детективы. Они без видимой цели слонялись по аппаратному залу и антенному полю, задавали нелепые вопросы и к вечеру сделались объектом насмешек. Но чуть ли не на следующий день слышимость полностью восстановилась. Детективы были круглыми невеждами в радиотехнике, однако обладали профессиональной интуицией. Возможно, их вдохновлял сам комиссар Мегрэ. Так что же нашли детективы? Оказывается, в окрестностях станции обитали сплошь радиолюбители, причем особого рода: они сооружали рамочные антенны, направляли их с близкого расстояния на передатчик и улавливали, словно неводом рыбу, энергию его излучения. Именно энергию, - чем больше, тем лучше, - потому что к "рамкам" были подключены не радиоприемники, а электрические лампочки и плитки. Иными словами, радиовещательная корпорация (бедные капиталисты!) абсолютно бескорыстно освещала и обогревала дома в окружающих со всех сторон станцию поселках. Так интуиция сыщика посрамила привыкших к математическому расчету инженеров. Интуиция... Мы часто произносим это слово, не вдумываясь в его смысл. Но что оно все-таки означает? Интуиция (от латинского "пристально смотреть") - "способность постижения истины путем прямого ее усмотрения без обоснования с помощью доказательства" (энциклопедия). Вот так: "пришел, увидел, победил". А каким образом "победил", в чем "механизм" интуиции? Этого пока никто не знает. Более того, интуиция, присущая в той или иной мере любому человеку, подобно уникальным природным качествам немногих (способности сверхбыстрого счета, "фотографической памяти"), находится в противоречии с ортодоксальным механизмом мышления и нервной деятельности вообще, каким его представляют сегодня ученые, то есть основанным на передаче биоэлектрических потенциалов "по эстафете" от нейрона к нейрону. А здесь прыжок со старта прямо на финиш, вроде бы минуя промежуточные звенья "обязательной" цепи воздействий. На этом основании философы-идеалисты объявили интуицию божественным откровением; скрытым, бессознательным первопринципом творчества; мистической способностью знания истины, несовместимой с логикой. Однако заметьте: все, что еще не подается объяснению, выглядит таинственным, сверхъестественным. Какой ужас наводило на людей затмение Солнца! Его считали дурным предзнаменованием. Вспомните "Слово о полку Игореве": "Тогда Игорь взглянул на светлое солнце и увидел, что оно тьмою воинов его прикрыло". Не внял князь Игорь предзнаменованию, вступил в золотое стремя, поехал по чистому полю, хотя "солнце ему тьмою путь эаступаше"... И вот уже плачет Ярославна в Путивле... А ныне "механизм" солнечного затмения общеизвестен. То же будет и с интуицией, экстрасенсорным восприятием я другими явлениями, не укладывающимися в современные, правильные в пределах сегодняшнего уровня науки, но явно недостаточные схемы. Пока же примем к сведению сказанное в энциклопедии: "Интуиции бывает достаточно для усмотрения истины, но ее недостаточно, чтобы убедить в этой истине других и самого себя. Для этого необходимо доказательство". В детективной истории с хищением радиоволн таким доказательством явилось восстановление слышимости. Перехожу ко второй истории; в ней мне отведена роль хотя и второстепенного, но действующего лица. Дело было в середине пятидесятых. Я работал в научно-исследовательском радиотехническом институте. Главным инженером у нас был Фрол Петрович Липсман (между собой мы называли его просто Фрол) - массивный мужчина (что-нибудь метр восемьдесят пять роста и килограммов сто двадцать веса). Авторитетный, шумный, прекраснейший инженер, властный и жесткий, но не злой человек, - таким я его помню. Фрол Петрович был уже лауреатом Государственной премии, которую получил за разработку радиорелейной аппаратуры. Читатель, вероятно, знает: радиорелейная линия это цепочка приемо-передающих станций, расположенных на расстоянии прямой видимости, то есть практически в нескольких десятках километров друг от друга. Сообщение передается от одной станции к другой (принцип эстафеты!). Однажды Фрол Петрович решил, что его непосредственные подчиненные руководители отделов и лабораторий - слишком уж закисли в своих четырех стенах, и повез нас на полигон, чтобы мы увидели разработанную им аппаратуру в действии. Приезжаем. Смотрим: большущее поле, по нему разбросаны автофургоны с радиорелейными станциями. На крышах шевелятся неуклюжие антенны. Подходим к одному из фургонов. Ефрейтор - оператор станции вытянулся в струнку: главный, хотя и был человек сугубо штатский, производил впечатление генерала, если не маршала. Следом за ефрейтором Фрол и я, его избранник, втискиваемся в кузов. Две трети свободного пространства занял главный, треть - я. Для ефрейтора места не осталось - спроецировался на стенку фургона, превратившись в смутно угадываемую тень. - Сейчас я вступлю в связь, - торжественно провозглашает главный и начинает крутить ручки. - Резеда, я Фиалка! Как поняли? Прием! В громкоговорителе - молчание. - Резеда, я Фиалка... Проходит минута, вторая. Почему-то никто не спешит вступить в связь с нашим Фролом, несмотря на его страстные призывы. В ответ слышно только гудение умформеров. - Черт знает что, - наконец, не выдерживает Фрол. - Это надо же суметь довести аппаратуру, такую надежную, такую простую и удобную в эксплуатации до состояния... Договорить ему не удается. Тень ефрейтора, внезапно материализовавшись, вежливо отодвинула в сторону тучного Фрола Петровича и... буквально через несколько секунд из громкоговорителя раздалось: - Фиалка, мать твою... Почему не отвечаешь? Впервые я видел Фрола таким сконфуженным. Ну как же, за эту самую станцию, детище его интеллекта, он получил (уверяю, заслуженно) золотую медаль лаурета. И вдруг так опростоволосился... Между тем, все закономерно. Знание - многоэтажное, и на каждом этаже нужна своя сноровка: академик, создавший, к примеру, фундаментальные труды по телевидению, высоко ценимые специалистами высокого ранга, вряд ли исправит поломку в своем собственном домашнем телевизоре. Да и возиться не станет, предпочтет пригласить мастера. Тот в два счета устранит повреждение, хотя понятия не имеет о классических трудах своего почтенного клиента... Не следовало Фролу Петровичу состязаться в мастерстве с ефрейтором. Но надо отдать ему должное, оказавшись в смешном положении на глазах у подчиненных, он сохранил самообладание: - Это еще что! Вот во время войны сдавали мы государственной комиссии радиоуправляемый танк с огнеметом. Пробило какой-то там конденсатор, и танк двинулся прямо на нас. Комиссия - генералы, представители главка, врассыпную. Бегу по полю, слышу: танк за мной. Поворачиваю налево, и он туда же. Направо - то же самое. А огнемет заряжен... Да, натерпелся я тогда страху... Перед нами был все тот же уверенный в себе, волевой и властный Фрол Петрович Липсман, главный инженер НИИ, лауреат Государственной премии. А я почему-то до сих пор представляю его сосредоточенно убегающим от сошедшего с ума танка. Танк так и не выстрелил. Но мог бы... Интересно, сходят ли с ума атомные бомбы?
      Послесловие к главе. По данным 2002 года до 80% катастроф происходит по вине так называемого "человеческого фактора". Что же, человечеству грозит "слабоумие"? Об этом еще предстоит разговор...
      ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
      ВНЕ ИГРЫ
      Ах, мастер, ты часы чинил нам аккуратно. Но что сломалось в них той ночью, непонятно. Они решили бить три раза каждый час.
      Питер Корнелисон Хофт (1581 - 1647)
      - Пожалуйста, разыщи "письмо сумасшедшего", - попросил я жену, перед тем как начать эту главу. У меня нет архива: дневник не веду, письма, за редким исключением, не сохраняю. Но потрясающий человеческий документ, о котором пойдет речь, было невозможно выбросить в корзину. Знакомя вас с его содержанием, не изменяю ни слова. В 1957 году я, прельстившись на заведование кафедрой, переехал в Сибирь. Через несколько месяцев мне переслали толстое, с ученическую тетрадь, письмо, пришедшее по моему старому московскому адресу. "Здравствуйте "глубокоуважаемый" Александр Филиппович! - говорилось в письме. - Я давно собирался заполучить в свои руки адрес Вашего местожительства, но это было чрезвычайно трудно ввиду того, что я не знал года Вашего рождения! Однако мои усилия, наконец, увенчались успехом. Говорят, мир не без добрых людей и не без дураков. Добрые люди помогают мне в моем тяжелом положении, а дураки стараются его осложнить. С чем связано мое желание написать Вам письмо? Напомню Вам некоторые факты. Это было в конце декабря 1956 года. Я был на преддипломной практике... 25 декабря лаборатория, где Вы работаете, совершила пиратский поступок. Она без моего согласия, на что, конечно, не согласился бы ни один человек, а тем более нормальный, сделала меня объектом исследования работы головного мозга и нервной деятельности с помощью радиоволн... Надо сказать, что я был на пятом курсе... Ходил всегда без фуражки, что не замедлило положительно сказаться на моем здоровье. Я занимался физкультурой, тяжелой атлетикой, имею второй разряд по шахматам. Кроме того я получал повышенную стипендию ... Усилия операторов кибернетической машины, как Вы называете, (я говорю кибернетическое устройство) привели их к желаемому результату: пользуясь методом голосов, о котором я буду писать ниже, чтобы Вы и лаборатория не делали вида, и управлением всем организмом, включая и мышление, операторы в конце концов довели меня до психиатрической больницы ... Я уже в это время знал, что нахожусь на исследовании, и решил добиться его прекращения. Я обратился к доценту Первомайскому и рассказал ему обо всем, что знал об исследовании. Однако он оказался "крупным ученым" и решил, что от ультракоротких волн можно вылечиться в больнице... Я подвергся самым изощренным пыткам операторов кибернетической машины: головные боли, воздействие на спинной мозг с потерей равновесия, воздействие на половой орган... Чтобы описать то, что я пережил (а в будущем это станет известно всем людям: я намерен написать книгу "Я обвиняю"), надо много страниц. Только мой характер и воля спасли меня от гибели. Не один раз я отказывался от пищи, не один раз хотел покончить с собой, хотя в условиях исследования это невозможно из-за управления организмом. Я превратился в мученика науки, в Иисуса Христа ..." Эти отрывки говорят сами за себя, хотя я сознательно опустил наиболее душераздирающие места. Почему же письмо было адресовано именно мне? Дело в том, что оно - своеобразный читательский отклик: "...Вы имеете прямое отношение к исследованию, об этом уже говорит Ваша очень хорошая брошюра ("3аглянем в будущее - радиоэлектроника сегодня и завтра", Госполитиздат, 1957 - А.П.)... Она была сдана в печать 20 декабря 1956 года. Между прочим, дата почти совпадает с датой начала исследования... В вашей брошюре есть такая фраза: "если бы этот вопрос задал кто-нибудь 15 лет назад, его сочли бы за сумасшедшего" (имеются в виду возможности электронных машин играть в шахматы и т.д.). Не странно ли, что Вы уехали в Новосибирск в 1956 году, а 23 августа 1957 года в 16 часов 15 минут я едва ли не был счастлив слышать Ваш голос по московскому радио... Не странным ли Вам покажется Ваше же поведение со стороны? Насколько мне известно, в Новосибирске нет такого устройства, а если бы там и велось исследование, то почему Вы там не выступали по радио? Зачем для этой цели ехать в Москву?" Здесь неизбежно небольшое отступление. В течение нескольких лет я регулярно выступал по центральному радио с передачами о науке. В студии на улице Качалова мне посчастливилось встречаться с замечательными дикторами - Ольгой Высоцкой, Эммануилом Тобиашем. Упомянутая в письме передача была прощальной, ее заранее записали на пленку... Письмо заканчивалось своего рода рефератом "Исследование работы головного мозга, нервной деятельности, работы внутренних органов": "Исследование ведется с помощью радиоволн (УКВ), направляемых радиолокатором, и кибернетического устройства. В условиях исследования на расстоянии изучается мышление, производится регулирование нервной системы... Оно основано на электрических процессах, происходящих в головном мозгу и нервной системе человека. Смена зарядов приводит к образованию электромагнитного поля, которое распространяется к кибернетическому устройству со скоростью 300.000 км/сек... Между человеком и кибернетическим устройством существует обратная связь, в которую может вмешиваться оператор..." Честное слово, не зря парню дали повышенную стипендию! Судите сами: грамотность, стилистика - почти безукоризненны. Ясность мысли, последовательность изложения, наконец, логика, хотя и весьма своеобразная бесспорны. А человек - душевнобольной. Он страдает. Он презирает: "Я видел слабых, жестоких людей. Но таких, как операторы, не видел..." Он изверился в людях: "Я обращался в Академию наук СССР, к Несмеянову, Бардину, Топчиеву, ученому секретарю отделения технических наук академику Благонравову, к Векслеру и Вовси, Палладину и в лабораторию управляющих систем и машин, институт высшей нервной деятельности. Много писем я написал, но мне не верили". От меня он требовал одного: прекратить исследование. Но я ничем не мог помочь, хотя испытывал к нему жалость и уважение. Он был, безусловно, интеллектуал, хотя и попавший в положение "вне игры". И это моя злосчастная брошюра "нажала на спусковой крючок", запустив в действие если не сам механизм болезни, то, по крайней мере, систему передач, давшую ей определенную, наполненную образньм содержанием форму! Все, о чем рассказывается в письме, в принципе возможно. Я говорю "в принципе", чтобы не подумали, будто мой корреспондент и впрямь подвергался какому-то исследованию. Ведь спросила же меня моя бывшая соседка, не устоявшая перед соблазном вскрыть и прочитать чужое письмо: - За что же ты его так мучаешь?
      Но деятельностью мозга на самом деле можно управлять - во имя зла либо во имя добра. Об этом подробно рассказывается в моих книгах "Неисчерпаемое в привычном" (Издательство "Советская Россия", 1973) и "Человек - Машина" (Западно-Сибирское книжное издательство, 1977), к которым отсылаю заинтересованного читателя. Если бы я своевременно вспомнил о "письме сумасшедшего", то вряд ля бы написал для газеты "Советская Россия" статью "Тайны мозга". В статье говорилось о клинических опытах профессора физиологии йельского университета Хосе Дельгадо: "Электроды из золота и платины могут десятилетиями находиться в мозгу, не причиняя беспокойства и не вызывая побочных явлений. С помощью микроминиатюрных радиопередатчиков и приемников можно регистрировать биотоки мозга на расстоянии. Возможна и обратная связь: при появлении тревожных сигналов, свидетельствующих, например, о приближении эпилептического припадка, на определенные микроэлектроды автоматически поступают электрические потенциалы, оказывающие тормозящее действие. Опасность припадка тем самым устраняется. Именно так по радиотелеметрическим каналам поступает в координационно-вычислительный центр информация с искусственного спутника Земли, а по каналам радиоуправления передаются на спутник команды, приводящие в действие ту или иную аппаратуру... Итак, "радиосвязь о мозгом" открывает пути к успешному лечению нервных и психических эаболеваний. Исследователь мозга находится сейчас лишь в самом начале пути, конечная цель которого - сделать человечество еще могущественнее". В самом начале пути! - об этом было заявлено со всей определенностью. Но... не зря говорят, что утопающий хватается и за соломинку: на мое имя пришло более пятидесяти писем с мольбой об исцелении. Если раньше я оказался в роли злого гения, то теперь, столь же необоснованно, стал добрым гением. Если раньше от меня требовали прекратить исследование, то теперь умоляли его начать. А я и на сей раз был бессилен...
      Послесловие к главе. Я уже признался, что вопреки литературным канонам книга навязывает мне соавторство. Более того, она уже водит моим пером (простите, нажимает на компьютерные клавиши). Это по ее воле следующая глава: "И слепые прозреют" будет написана наново, и в ней пойдет речь о том, чему я был соучастником в семидесятые годы. Надеюсь на читательское прощение...
      ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
      И СЛЕПЫЕ ПРОЗРЕЮТ
      Мне, в размышлении глубоком, Сказал однажды Лизимах: "Что зрячий зрит здоровым оком, Слепой не видит и в очках!"
      Козьма Прутков
      Итак, растолкав локтями соседок, в повествование вклинилась глава, которую я вначале не разглядел через мой "магический кристалл". И даже не глава, а два "сиамских близнеца", в чем читателю предстоит убедиться. Дело происходило так. В семидесятых годах, когда я заведовал кафедрой радиотехнических устройств в милом моему сердцу Омском политехническом институте, ко мне подошел щуплый низкорослый юноша, представился студентом Томского института радиоэлектроники, направленным для преддипломной практики на один из Омских заводов, и сказал, что хотел бы поступить ко мне в аспирантуру. В те давние, столь благополучные для науки времена (взгляд из двадцать первого века!) у меня было одновременно до шести аспирантов и еще, как в хорошей футбольной команде, "скамейка запасных". Иначе говоря, в отличие от наших дней, я не был заинтересован в новых претендентах на высокое звание аспиранта. Но, тем не менее, задал "дежурный" вопрос: - А тема у Вас есть? Скажу по секрету, что без малого тридцати своим аспирантам тему предложил я. Но, к моему удивлению, новичок ответил: - Да. - И какая же? - Искусственное зрение. Вероятно, я бы оторопел, но у меня уже был прецедент, когда преподаватель Сибирского автодорожного института попросил оппонировать его докторскую диссертацию "Динамика землеройных машин". На мое возражение, что, будучи радиоинженером, я никогда не имел дела с землеройными машинами, доцент попросил хотя бы перелистать диссертацию. Я с изумлением углядел параллель со своей специальностью: аналогичные интегро-дифференциальные уравнения, представление землеройной машины как автоколебательной системы и тому подобное. Пришлось убеждать собеседника: если в Высшей аттестационной комиссии обнаружат (а это произойдет обязательно!), что оппонент "совсем из другой оперы", диссертацию провалят с оглушительным треском... Что же я должен был ответить юноше, который задался благородной целью осчастливить незрячих? Сказать: мол, я - не я, и тема не моя... Но что-то удержало меня от резонного, на первый взгляд, ответа. Я предложил юноше написать реферат по теме, составить литературный указатель, а уж потом продолжить разговор. Прошло около года, я забыл о странном посетителе, но он напомнил о себе. И когда я, волей-неволей, познакомился с толстой пачкой машинописных листов, то понял: передо мной не беспочвенный мечтатель, а человек с задатками ученого. Я впервые узнал, что, например, женщине, потерявшей зрение в результате глаукомы, вживили под кожу головы восемьдесят миниатюрных катушек индуктивности, соединенных микроэлектродами со зрительным полем коры головного мозга. И женщина, под воздействием наводимых электрических потенциалов, "видела" световые точки, слагавшиеся в ту или иную простую фигуру. Я узнал также, что, по мнению специалистов, вживление шестисот микроэлектродов позволит слепому различать образы и даже читать книги для зрячих... И вот Александр Ильич Одинец стал моим аспирантам. Конечно же, памятуя "землеройные машины", я сознательно "приземлил" тему. Диссертация была названа: "Исследование зрительных рецепторов промышленных роботов". Защита прошла успешно, однако тема, даже в "приземленном" виде, вызвала в Высшей диссертационной комиссии неприятие. После двух с половиной лет проволочки работу направили на повторную защиту в специализированный совет по технической кибернетике. И там защита прошла блестяще. Вскоре Одинец стал кандидатом наук. А что же дальше? Да ничего! Кому была важна в семидесятые годы ХХ века судьба горстки (в сравнении со всем человечеством) слепых? Для полномасштабного решения этой проблемы и впрямь нужны многие миллиарды! Но вот вам случай попроще и куда как дешевле. В 1958 году на Всемирной выставке в Брюсселе экспонировался протез руки с биоэлектрическим управлением, созданный в Центральном научно-исследовательском институте протезирования и протезостроения, Институте машиноведения и Институте прикладной математики АН СССР (как тут не вспомнить подленькую фразу: "Россия - родина слонов"!). Изобретение наших соотечественников было подхвачено в ряде стран. Раньше протезы были косметическими, восполняли пустоту рукава, теперь же "научились" воспроизводить некоторые утраченные в результате инвалидности функции "живой" руки. А какое отношение имею к этому я - не изобретатель и не создатель биоэлектрического протеза? В шестидесятых-семидесятых годах в ряде городов нашей страны, в том числе и в Омске, появились сборочные предприятия, куда из Москвы посылали комплекты протезов. При каждом таком предприятии был небольшой стационар, в котором инвалидов обучали "владению" искусственной рукой - ее сгибанию в локтевом суставе, сгибанию пальцев кисти по мысленной, причем не формулируемой специально команде (ведь мы не приказываем руке: возьми карандаш или, к примеру, стул - она как бы предвосхищает наше желание!). Специалистов не хватало, и главный инженер Омского протезного предприятия обратился ко мне с просьбой прислать ему в помощь толкового студента. Я выбрал Александра Александровича Зубарева. Он оказался настолько полезным сотрудником, что и дипломный проект, и кандидатскую диссертацию посвятил биоэлектрическим протезам. Среди придуманных им новшеств была "ротация кисти" - вращение ее влево-вправо. В те годы я был научным комментатором нескольких газет и вел на Омском телевидении регулярные передачи из цикла "Этюды о чудесах науки". И вот представьте такую картину. На столе, в специальном креплении (благо Зубарев не инвалид!), - "искусственная рука". От нее тянутся провода к электродам, наложенным на предплечье Александра Александровича. Вот он сгибает руку, и протез повторяет ее движение. Сжаты в кулак пальцы - то же делает протез. Вращение кисти, и рука "каменного гостя", на которую так и просятся рыцарские перчатки, послушно исполняет "фуэтэ". Жуткое это было зрелище, поверьте мне! Но какое облегчение для инвалида: можно нести чемодан, держаться за поручень троллейбуса. Аккумулятор, вмонтированный в протез, расходует энергию только в "динамике" - во время движения, а в "статике" не разряжается. И хватает его до подзарядки на весь день. Здорово? Ой ли...... Все это было еще до Афганистана. А потом, когда нужда в биопротезах резко возросла, вдруг исчезли предприятия и стационары...