80
      Траян Плинию.
      С твоим толкованием, мой дорогой Секунд, я согласен: указом божественного Августа закон Помпея изменен в том отношении, что магистратуру могут занимать люди не моложе двадцати пяти лет, а те, кто занимал, входят в сенат своего города. Считаю, что люди моложе тридцати лет, не бывшие магистратами на том лишь основании, что они могут ими быть, не могут зачисляться в курию9 своего города.
      81
      Плиний императору Траяну.
      Когда, владыка, в Прусе у Олимпа я занимался городскими делами в том доме, где остановился, собираясь в тот же день уехать, Асклепиад, магистрат1, заявил мне, что Клавдий Эвмолп обращается ко мне с жалобой. Когда Кокцейан Дион2 выразил в буле желание передать городу выстроенное им здание, то Эвмолп, при поддержке Флавия Архиппа3, сказал, что прежде, чем принимать это здание, надо потребовать от Диона отчета в том, что это за здание, ибо оно выстроено не так, как должно. (2) Он даже добавил, что в этом самом здании поставлена твоя статуя и погребены жена Диона и его сын4, и потребовал от меня судебного следствия.
      (3) Я сказал, что сейчас же займусь этим и отложу свое отбытие, но он попросил отсрочки для подготовки дела и перенесения его в другой город5. Я ответил, что буду слушать его в Никее. (4) Когда я уже заседал, готовясь начать следствие, тот же Эвмолп, как человек еще не собравший достаточно сведений, стал просить меня отложить дело; Дион, напротив, требовал его слушания.
      Сказано было обеими сторонами много, даже и о деле.
      (5) Я решил, что дело, имеющее значение примера, следует отложить и спросить твоего совета; поэтому я велел обеим сторонам изложить свои прошения письменно. Я хотел, чтобы ты ознакомился лучше всего с обстоятельствами на основании их же слов. Дион сказал, что он подаст прошение, а Эвмолп ответил, что он включит в свое прошение и то, о чем он просит для города; (6) что же касается могил, то здесь он не обвинитель, но пособник Флавия Архиппа, поручения которого и выполняет. Архипп, которого Эвмолп поддерживал, как и в Прусиаде6, сказал, что он подает прошение, но ни Эвмолп, ни Архипп, хотя я ждал их в течение многих дней, до сих пор мне прошений не подали7; (7) Дион подал, и я присоединяю его к письму.
      Сам я был на месте и видел твою статую, поставленную в библиотеке; место же, где, говорят, погребены сын и жена Диона, находится на площадке, обнесенной портиками.
      (8) Прошу тебя, владыка, удостой меня своим руководством в подобном расследовании; кроме того, и люди очень ждут, как это и естественно, решения дела, которое стало общеизвестным и которое можно защищать, ссылаясь на примеры.
      82
      Траян Плинию. Ты мог не тратить времени, мой дорогой Секунд, на дело, о котором решил спросить моего совета. Ты прекрасно знаешь мое основное положение: искать уважения к себе не страхом и запугивающими обвинениями в оскорблении величества. (2) Оставив следствие, которое я бы и не допустил, даже при наличии примеров, истребуй отчет в постройке, произведенной под надзором Кокцейана Диона: это нужно и для пользы города, да и Дион в этом не откажет и не должен отказать.
      83
      Плиний императору Траяну.
      Никейцы от имени всего города, владыка, просили меня во имя того, что для меня есть и должно быть самым священным, т. е. во имя вечности твоего имени и твоего благополучия, довести до тебя их просьбы1. Я не счел допустимым отказать им и, приняв от них прошение, присоединил его к этому письму.
      84
      Траян Плинию.
      Ты должен заняться делом никейцев, которые утверждают, будто божественным Августом даровано им право на имущество их граждан, умерших без завещания2. Привлеки всех лиц, имеющих отношение к этому делу3, пригласив также прокураторов Вирдия Гемеллина и Эпимаха, моего отпущенника. Обсудив также и то, что будет сказано против, примите решение, которое сочтете наилучшим.
      85
      Плиний императору Траяну.
      Максим1, твой отпущенник и прокуратор, владыка, в течение всего времени, пока мы были вместе, проявил себя как честный, деятельный и старательный слуга, горячо преданный своему делу и твердый в дисциплине. Охотно - и по чистой совести, как мне и полагается перед тобой, - напутствую2 его этим свидетельством.
      86 А
      Плиний императору Траяну.
      Гавий Басс1, владыка, префект понтийского побережья, проявил себя как чистый, честный, деятельный и в то же время исполненный уважения ко мне человек. По чистой совести, как мне и полагается перед тобой, напутствую его добрыми пожеланиями и рекомендацией.
      86 В
      Плиний императору Траяну.
      Фабия Валента, владыка, выученного у тебя на военной службе, я очень одобряю1. Эта школа сделала его достойным твоего благоволения. У меня и воины, и горожане2, глубоко изведавшие его справедливость и человечность, наперерыв свидетельствуют о его качествах и лично и от имени города3. Довожу об этом до твоего сведения по чистой совести, как мне и полагается перед тобой.
      87
      Плиний императору Траяну.
      Примипиляр1 Нимфидий Луп был моим товарищем по военной службе: я был тогда трибуном, а он префектом. С тех пор я крепко к нему привязался. (2) Любовь эта росла, чем старше становилась наша взаимная дружба. Поэтому я наложил руку и на его покой и потребовал, чтобы он не оставлял меня своим советом и в Вифинии2. Он это делал и будет делать, пренебрегая, как истинный друг, своим отдыхом и старостью 3.
      (3) По этой причине я считаю его родственников своими, в первую очередь его сына, Нимфидия Лупа, юношу честного, деятельного, вполне достойного своего превосходного отца, который заслужит твое благоволение, как ты можешь судить по его первым шагам, когда он, префект когорты4, заслужил полное признание от Юлия Ферокса и Фуска Салинатора5. Мою радость ты укрепишь, возвышая сына.
      88
      Плиний императору Траяну.
      Желаю, владыка, провести тебе этот день рождения1 и множество других в полном благополучии и, пребывая в силе и здравии, утвердить навеки блистательную силу своей доблести, вознеся ее новыми и новыми делами.
      89
      Траян Плинию.
      Принимаю пожелания твои, дорогой мой Секунд, провести мне много счастливых дней рождения в процветающем государстве нашем2.
      90
      Плиний императору Траяну.
      У синопцев1, владыка, не хватает воды; кажется, можно провести ее, в изобилии и хорошую, от шестнадцатого милевого столба. У самого источника, правда, больше чем на милю место подозрительно топкое; я велел пока что, с небольшой затратой, исследовать, может ли оно выдержать постройку2. (2) Денег, собранных моей заботой3, хватит, если ты, владыка, соблаговолишь разрешить колонии, страдающей от недостатка воды, эту постройку, которая будет много содействовать и здоровью и украшению города.
      91
      Траян Плинию.
      Исследуй тщательно, дорогой Секунд, как ты и начал, может ли это подозрительное для тебя место выдержать постройку водопровода. Думаю, что воду в город синопцев обязательно надо провести, если только это им по силам4, так как это будет весьма содействовать их здоровью и удовольствию.
      92
      Плиний императору Траяну.
      Город Амис 1, свободный и союзный2, по милости твоей3 управляется собственными законами4. Поданное мне здесь прошение относительно ??????4*5 [4* товарищества.] присоединяю к этому письму: посмотри, владыка, что здесь и в какой мере следует разрешить или запретить.
      93
      Траян Плинию.
      Если амисцам, прошение которых ты присоединил к своему письму, разрешено по их законам, которыми они пользуются по договору, иметь кассу взаимопомощи, то мы можем им в этом не препятствовать, особенно, если они станут употреблять подобные сборы не на смуты и недозволенные союзы, а на поддержку бедняков. В остальных городах, подчиненных нашему праву, такие учреждения следует запрещать6.
      94
      Плиний императору Траяну.
      Светония Транквилла1, честнейшего, достойнейшего и образованнейшего человека, нравы и занятия которого я давно уже взял за образец, я тем больше люблю, чем теснее теперь с ним общаюсь.
      (2) Право троих детей2 для него необходимо по двум причинам: он поднимается во мнении своих друзей и, будучи несчастлив в браке, получит от твоей доброты через меня то, в чем отказала ему завистливая судьба. (3) Я знаю, владыка, какой милости я прошу, но я прошу у тебя, чью снисходительность ко всем моим желаниям я испытал. Ты можешь понять, как я этого хочу; если бы не хотел, я не стал бы просить заочно.
      95
      Траян Плинию.
      Как скуп я на эти милости, ты, мой дорогой Секунд, прекрасно запомнил: я и в сенате говорил3, что не превысил числа, которого, как я заявил этому высокому собранию, мне достаточно. Твое желание, однако, я выполнил и велел занести в мои записи, что право троих детей дано мною Светонию Транквиллу на обычных условиях.
      96
      Плиний императору Траяну.
      Для меня привычно, владыка, обращаться к тебе со всеми сомнениями. Кто лучше может направить меня в нерешительности или наставить в неведении?
      Я никогда не присутствовал на следствиях о христианах1: поэтому я не знаю, о чем принято допрашивать и в какой мере наказывать. (2) Не мало я и колебался, есть ли тут какое различие по возрасту, или же ничем не отличать малолеток от людей взрослых2: прощать ли раскаявшихся или же человеку, который был христианином, отречение не поможет, и следует наказывать само имя, даже при отсутствии преступления, или же преступления, связанные с именем3.
      Пока что с теми, на кого донесли4 как на христиан, я действовал так. (3) Я спрашивал их самих, христиане ли они; сознавшихся спрашивал во второй и третий раз5, угрожая наказанием; упорствующих отправлял на казнь. Я не сомневался, что в чем бы они ни признались, но их следовало наказать за непреклонную закоснелость и упрямство6 (4) Были и такие безумцы7, которых я, как римских граждан, назначил к отправке в Рим. Затем, пока шло разбирательство, как это обычно бывает, преступников стало набираться все больше, и обнаружились случаи разнообразные.
      (5) Мне был предложен список, составленный неизвестным и содержащий много имен. Тех, кто отрицал, что они христиане или были ими, я решил отпустить, когда они, вслед за мной8, призвали богов, совершили перед изображением твоим, которое я с этой целью велел принести вместе со статуями богов, жертву ладаном и вином, а кроме того похулили Христа: настоящих христиан, говорят, нельзя принудить ни к одному из этих поступков.
      (6) Другие названные доносчиком сказали, что они христиане, а затем отреклись: некоторые были, но отпали, одни три года назад, другие много тому лет, некоторые лет тому двадцать. Все они почтили и твое изображение, и статуи богов и похулили Христа.
      (7) Они утверждали, что вся их вина или заблуждение состояли в том, что они в установленный день9 собирались до рассвета, воспевали, чередуясь, Христа как бога и клятвенно10 обязывались не преступления совершать, а воздерживаться от воровства, грабежа, прелюбодеяния, нарушения слова, отказа выдать доверенное. После этого они обычно расходились и сходились опять для принятия пищи, обычной и невинной11, но что и это они перестали делать после моего указа, которым я, по твоему распоряжению, запретил тайные общества12. (8) Тем более счел я необходимым под пыткой допросить двух рабынь, называвшихся служительницами 13, что здесь было правдой, и не обнаружил ничего, кроме безмерного уродливого суеверия.
      (9) Поэтому, отложив расследование, я прибегаю к твоему совету. Дело, по-моему, заслуживает обсуждения, особенно вследствие находящихся в опасности множества людей всякого возраста, всякого звания и обоих полов, которых зовут и будут звать на гибель. Зараза этого суеверия прошла не только по городам, но и по деревням и поместьям, но, кажется, ее можно остановить и помочь делу. (10) Достоверно установлено, что храмы, почти покинутые, опять начали посещать; обычные службы, давно прекращенные, восстановлены, и всюду продается мясо жертвенных животных, на которое до сих пор едва-едва находился покупатель. Из этого легко заключить, какую толпу людей можно исправить, если позволить им раскаяться.
      97
      Траян Плинию.
      Ты поступил вполне правильно, мой Секунд, произведя следствие о тех, на кого тебе донесли как на христиан. Установить здесь какое-нибудь общее определенное правило невозможно. Выискивать их незачем 14: если на них поступит донос и они будут изобличены, их следует наказать, но тех, кто отречется, что они христиане, и докажет это на деле, т. е. помолится нашим богам, следует за раскаяние помиловать, хотя бы в прошлом они и были под подозрением. Безымянный донос о любом преступлении не должно приобщать во внимание. Это было бы дурным примером и не соответствует духу нашего времени.
      98
      Плиний императору Траяну.
      В городе Амастриде1, владыка, красивом и благоустроенном, между главными зданиями лежит прекрасная и очень большая площадь, во всю длину которой с одной стороны тянется так называемая река, а на самом деле отвратительнейшая клоака, противная по своему грязному виду и заражающая воздух мерзейшей вонью. (2) Поэтому засыпать ее важно и ради оздоровления города и ради его красоты: это будет сделано, если ты разрешишь. Я озабочусь, чтобы хватило денег на работу важную и необходимую.
      99
      Траян Плинию.
      Разумно, мой дорогой Секунд, засыпать эту воду, протекающую через город Амастриду, если она, оставаясь открытой, вредит здоровью жителей. Уверен, что денег на это дело хватит, если ты позаботишься об этом с обычным твоим старанием.
      100
      Плиний императору Траяну.
      Обеты, владыка, принятые нами в прошлые годы1, выполнили мы охотно и радостно и приняли опять новые. Войска2 и жители провинции, соревнуясь в любви к тебе, молили богов, да сохранят они тебя и государство в целости и процветании по милосердию своему, которое ты заслужил, помимо множества великих своих добродетелей, особым благочестием, послушанием богам и почитанием их.
      101
      Траян Плинию.
      С удовольствием узнал из твоего письма, мой дорогой Секунд, что с тобой во главе войска радостно в согласии с жителями провинции выполнили перед бессмертными богами обеты за мое благополучие и приняли их на будущее.
      102
      Плиний императору Траяну.
      День, когда, по наследованию, тебе к великому счастью передано было попечение о роде человеческом1, мы отпраздновали с должным благолепием, принеся богам, поставившим тебя у власти, от имени государства радостные молитвы.
      103
      Траян Плинию.
      С удовольствием узнал из твоего письма, что день принятия мною власти войска и жители провинции отпраздновали с тобой во главе с должной радостью и благолепием.
      104
      Плиний императору Траяну.
      Валерий Павлин1, владыка, оставил мне своих отпущенников, кроме Павлина. Они пользуются латинским правом2.
      Прошу тебя, дай пока что троим из них квиритское право. Боюсь, как бы не было чрезмерным взывать к твоему милосердию для всех одновременно: я должен прибегать к нему тем умереннее, чем полнее я его испытал. Те, за кого я прошу, именуются Валерий Астрей, Валерий Дионисий, Валерий Апр.
      105
      Траян Плинию.
      Честно заботясь о тех, кого доверил тебе Валерий Павлин, закончивший эти заботы с моей помощью, я велел пока что занести в мои записи о даровании квиритского права тех, за кого ты просил, и сделаю это для остальных3, за кого ты попросишь.
      106
      Плиний императору Траяну.
      По просьбе Акция Аквилы1, центуриона шестой конной когорты2, посылаю тебе прошение, в котором он умоляет снизойти к положению его дочери. Я считал жестокостью отказать ему, зная, с каким терпением и добротой относишься ты обычно к просьбам воинов.
      107
      Траян Плинию.
      Прошение Акция Аквилы, центуриона шестой конной когорты, присланное тобой, я прочел: тронутый его просьбами, я дал его дочери римское гражданство. Посылаю тебе распоряжение об этом для передачи ему.
      108
      Плиний императору Траяну.
      Прошу тебя, владыка, напиши, какие права предоставишь ты городам Вифинии и Понта при взыскании денег, которые им причитаются за аренду, продажу и т. п. Я обнаружил, что большинство проконсулов разрешало им протопраксию, и это разрешение имело силу закона 1.
      (2) Я думаю, что ты издашь некое постановление, которое навсегда послужит к их пользе2. Все, что установлено другими, хотя бы оно было разумно и милостиво, кратковременно и не имеет силы, не будучи утверждено тобой.
      109
      Траян Плинию.
      Какими правами должны пользоваться города Вифинии или Понта относительно денег, которые будут им причитаться по разным статьям, это следует определять по местным законам. Если они имеют преимущество перед остальными кредиторами, то его следует соблюдать; если не имеют, то мне не следует давать его в ущерб частным лицам3.
      110
      Плиний императору Траяну.
      Экдик Амиса1, владыка, обратился ко мне, требуя от Юлия Пизона2 около сорока тысяч динариев, которые были двадцать лет назад дарованы ему с согласия буле и экклесии3. Он опирался на твое распоряжение, которым дары такого рода запрещены4. (2) Пизон, напротив, говорил, что он очень много дал городу и потратил на это почти все свое состояние 5. Он указывал вдобавок на большой срок и просил не понуждать его к возвращению денег, полученных им давно и за многое; это повлекло бы к потере его звания6. Поэтому я решил отложить целиком дело и спросить у тебя, владыка, чему следовать.
      111
      Траян Плинию.
      Распоряжением моим запрещено одаривать из городских средств, но дабы не подрывать благосостояния многих людей, не следует отбирать то, что даровано давно, и требовать этот дар обратно как незаконный. Оставим без последствия то, что было совершено двадцать лет назад. Я желаю заботиться о жителях любого города не меньше, чем о городских средствах
      112
      Плиний императору Траяну.
      По закону Помпея, действующему в Вифинии и на Понте, те, кого цензоры выбирают в буле, не должны платить денег1. Те, однако, кого ты милостиво разрешил некоторым городам добавить сверх законного числа2, внесли по одной и по две тысячи динариев. (2) Аниций Максим, проконсул3, затем приказал и тем, кого выбрали цензоры, в очень немногих городах сделать, смотря по городу, большие или меньшие взносы.
      (3) Остается тебе посмотреть самому, следует ли во всех городах всем4, кто выбирается в булевты, платить определенную сумму за свое вступление. Тебе, слава и дела которого пребудут вечно, надлежит издавать постановления, которые останутся навсегда.
      113
      Траян Плинию.
      Я не могу издать общего распоряжения5 о том, должны или нет определенную сумму вносить за декурионат все, кто становится декурионами в любом вифинском городе. Я считаю наиболее верным следовать местным городским законам, но я действительно думаю, что те, кого приглашают в декурионы, будут стараться выделиться своими взносами 6.
      114
      Плиний императору Траяну.
      По закону Помпея, владыка, вифинским городам разрешено заносить в число своих граждан кого они пожелают, кроме людей, уже состоящих гражданами какого-нибудь вифинского города1. Тем же законом установлено, по каким причинам цензоры могут исключать из сената2. (2) Поэтому некоторые из цензоров решили посоветоваться со мной, исключать ли им гражданина другого города.
      (3) Так как закон запрещал принимать чужого гражданина в число своих, но не приказывал исключать его по этой причине из сената, а кроме того подтвердили мне, что в каждом городе имеется много булевтов из граждан других городов и что применение этого закона уже давно, как бы по согласию забытого, расстроит жизнь и многих людей и многих городов. Поэтому я счел необходимым спросить, что, по-твоему, следует соблюдать. Главы закона я присоединяю к этому письму.
      115
      Траян Плинию.
      У меня были основания, дорогой Секунд, усомниться в том, что предписать цензорам, спрашивающим тебя, должны ли оставаться в сенате граждане других городов, но той же самой провинции. И закон и длительный обычай, установившийся вопреки закону, могли вызвать у тебя колебания. Я решил выбрать средний путь: не будем ничего изменять в прошлом. Пусть остаются в сенате граждане любого города, хотя и принятые вопреки закону; на будущее же закон Помпея надлежит соблюдать, если бы мы пожелали сохранить за ним обратную силу, это неизбежно вызвало бы много беспорядка3.
      116
      Плиний императору Траяну.
      По случаю совершеннолетия, свадьбы, вступления в магистратуру или освящения общественного здания обычно созывают все буле и много людей из простонародья и раздают им по два или по одному динарию1.
      (2) Прошу тебя, напиши, как ты думаешь, следует ли справлять такие празднества и в каких размерах. Сам я полагаю, что надо разрешить приглашения, особенно в торжественных случаях, но боюсь, как бы те, кто созывает тысячу людей, иногда и больше, не перешли меру и не создали бы подобия ????????5*2. [5* раздачи]
      117
      Траян Плинию.
      Ты не без основания боишься, как бы приглашения не приняли характера ????????, если приглашенных слишком много и собирают для обычных раздач не отдельных, лично знакомых людей, а как бы целые сословия3. Я поэтому выбрал тебя, человека благоразумного, чтобы ты сам упорядочил обычаи этой провинции и установил порядки, которые навсегда обеспечат этой провинции мирное житье.
      118
      Плиний императору Траяну.
      Атлеты, владыка, полагают то, что ты установил для иселастических состязаний1, должно им выдаваться сразу же с того дня, в который они были увенчаны: по их мнению, значение имеет не тот день, когда они въехали в свой родной город, а тот, когда они победили в состязании и тем получили право на въезд. Я же, наоборот, весьма сомневаюсь, не следует ли скорее учитывать время, когда они ?????????6*? [6* въехали]
      (2) Они также требуют выдачи им довольствия2 за тот агон, который ты объявил иселастическим, хотя победа одержана ими раньше, чем он таковым стал3. Они говорят, что если им его не дают за состязания, которые перестали быть иселастическими после их побед, то естественно давать им его за те состязания, которые стали иселастическими. (3) Я нахожусь в немалом смущении, как бы здесь не оказалось обратного действия и не пришлось бы давать то, на что они тогда, одержав победу, не имели права.
      Прошу тебя поэтому, разреши мои сомнения и удостой сам объяснить собственное благодеяние.
      119
      Траян Плинию.
      Иселастик надлежит, по моему мнению, выдавать тогда, когда победитель сам ????????? 7* [7* въехал] в свой город. Довольствие за те состязания, которые я постановил сделать иселастическими, не должно, если они раньше иселастическими не были, выдавать задним числом. Желание атлетов не поддержано тем обстоятельством, что они перестали получать довольствие за состязания, которые я исключил из числа иселастических после их победы. От них ведь не отбирают того, что они получали, хотя условия состязаний и изменились.
      120
      Плиний императору Траяну.
      До этого времени, владыка, я никому не давал пропусков на проезд и посылал людей с ними только по служебным делам1. Это неизменное мое правило я вынужден был нарушить. (2) Я счел жестокостью отказать в пропуске моей жене, когда, услышав о смерти деда2, она пожелала уехать к своей тетке3: услуга эта обеспечивала ей быструю езду, и я знал, что ты одобришь путешествие, предпринятое по велению родственной любви.
      Я пишу тебе об этом, потому что мне кажется, я буду неблагодарным, если утаю среди прочих твоих благодеяний это единственное, которым обязан твоей снисходительности. Надеясь на нее, я, словно с твоего решения, не усомнился сделать то, с чем бы я запоздал, если бы спрашивал твоего решения.
      121
      Траян Плинию.
      Ты не без основания понадеялся на меня, дорогой Секунд: нечего было сомневаться в моем ответе, если бы ты ждал моего решения. Жене твоей, конечно, надлежало облегчить путь пропусками, которые я дал тебе для служебного пользования, так как ей следовало усугубить радость, которую приезд ее должен был доставить ее тетке быстротой своего прибытия.
      ДОПОЛНЕНИЯ
      ГАЙ ПЛИНИЙ ЦЕЦИЛИЙ СЕКУНД
      ПАНЕГИРИК ИМПЕРАТОРУ ТРАЯНУ
      (1) Прекрасным и мудрым является, сенаторы, установленное нашими предками правило начинать молитвенным обращением к богам не только всякое новое дело, но даже всякую речь, ибо никакое начинание людей не могло бы быть правильным, предусмотрительным и счастливым без помощи и совета бессмертных богов и без молитвы к ним. Кому надлежит более соблюдать этот обычай, как не консулу, и когда же еще больше нам с благоговением применять его, как не в тот момент, когда властью сената и авторитетной для нас волей государства мы призваны воздать хвалу и благодарность лучшему из принцепсов. Да и какой дар богов мог бы быть прекраснее, нежели ниспосланный нам богами принцепс, чистотой души и благочестием более всего подобный самим бессмертным небожителям. Если в прежние времена могло возникнуть сомнение, ставит ли правителей земли случай или какое-либо предуказание с неба, то не может быть никакого сомнения в том, что наш принцепс дан нам соизволением богов. Он явился не действием каких-либо тайных сил судьбы, но указан был нам явно и открыто самим Юпитером, был избран перед теми же жертвенниками и алтарями у тех же священных мест, на которых пребывание этого божества так же очевидно и достоверно, как и среди небесных светил. Тем более поэтому подобает и надлежит мне обратиться с мольбой к великому и всеблагому Юпитеру, некогда создателю, а ныне хранителю нашего государства, чтобы речь мою он сделал достойной консула, сената, достойной нашего принцепса, чтобы каждое мое слово свидетельствовало об истине, о нашей свободе и верности, чтобы, наконец, речь моя была так же далека от всякого подобия лести, как далека она и от всякого принуждения.
      (2) Я полагаю, что не только консулу, но и всякому гражданину, говорящему о нашем принцепсе, следует подумать о том, чтобы не сказать о нем чего-либо такого, что, по-видимому, могло бы быть сказано и о ком-нибудь другом. Поэтому пусть уйдут в прошлое и забыты будут те слова, которые раньше вынуждал у нас страх, и не будем говорить ничего такого, что мы говорили раньше, ведь и чувства наши теперь не те, что были раньше, и не будем официально говорить о принцепсе того же, что говорили раньше, раз и сокровенные наши разговоры стали совсем другими. Пусть отразится на речах наших происшедшая перемена времен и пусть по самому характеру воздаваемой нами хвалы будет видно, когда и кому она воздается. Не будем ни в каком случае воздавать ему хвалы как какому-нибудь богу или кумиру, ибо мы говорим не о тиране, но о гражданине, не о властелине, но об отце. Ведь он из нашей среды, и ничто его так не отличает и не возвышает, как то, что он сам сознает себя одним из нас и не забывает, что он человек и управляет людьми. Итак, осознаем величину нашего счастья, покажем себя достойными его на деле и вместе с тем не будем забывать, как недостойно оказывать больше почестей правителям, радующимся больше рабству граждан, нежели их свободе. Но римский народ умеет делать различие между своими правителями; ведь не так давно он с полным единодушием дал одному из прежних принцепсов прозвище "красивого", а этому дал титул "доблестного" и криками одобрения восхвалил у того его ораторские способности и голос, а у этого его милость, скромность и кротость. Да и сами мы не прославляем ли обычно, как подсказывает это наша любовь и испытываемая нам" радость, не столько божественность нашего принцепса, сколько его гуманность, скромность, доступность?! В самом деле, может ли быть другой титул, более соответствующий гражданской доблести и сенаторскому достоинству, нежели данный ему нами титул "наилучшего"? Надменность прежних принцепсов сделала этот титул особенно для него характерным и ему присущим. А насколько широко распространено и как справедливо то, что мы называем и самих себя и его счастливыми и друг за другом просим его, чтобы он сделал или выслушал то одно, то другое! А ведь мы не стали бы об этом просить, если бы он нам этого не делал. В ответ же на такие наши слова он покрывается стыдливым румянцем и на глазах его показываются слезы. Он прекрасно понимает и знает, что все это говорится о нем не потому, что он принцепс, но за его личные качества.
      (3) Итак, будем соблюдать каждый в отдельности, готовясь к выступлению, ту умеренность, которую мы все усвоили от внезапного прилива чувств, и будем знать, что не может быть никакого другого более искреннего и более приятного способа воздавать благодарность, нежели тот, который подражает таким высказываниям, в который уже из расчета времени невозможно вложить никакого притворства. Что касается меня, то я постараюсь построить речь свою в соответствии со скромностью и умеренностью принцепса и буду не менее сообразовываться с тем, что угодно слушать его ушам, как и с тем, что подобает его доблести. Велика и необычайна слава нашего принцепса, раз я, собираясь произнести ему хвалебное слово, должен опасаться, что он сочтет меня скорее слишком скудным на похвалы, нежели слишком щедрым. Только об этом у меня и забота, отцы сенаторы, только это и составляет трудность моей задачи, ибо ведь легко вообще воздать хвалу заслужившему ее. В самом деле, не приходится опасаться, как бы он не подумал, что я, восхваляя его гуманность, на самом деле упрекаю его за его высокомерие, или, говоря об умеренности,- подразумеваю его роскошь, а под милостью - жестокость, под щедростью - скупость, под благосклонностью - завистливость, под сдержанностью - распущенность, под трудолюбием - бездеятельность, под храбростью - трусливость. Не опасаюсь я и того, что могу показаться угодным и неугодным, в зависимости от того, что скажу достаточно или слишком мало. Ведь мне известно, что даже сами боги не столько радуются приспособленным к случаю молитвам просящих, сколько невинности и чистоте [мыслей], и угоднее им тот, кто приходит в храм их с чистыми и девственными чувствами, а не с тщательно отделанным гимном.
      (4) Но следует подчиняться постановлению сената, который ради общественной пользы постановил, чтобы в словах консула, произносимых под видом благодарственной речи, хорошие принцепсы слышали о тех делах, которые ими действительно совершаются, а плохие о тех, которые должны были бы совершать.