Беседа с Филипом Диком

Я просто не могу изгнать из себя душу крысы, которая умерла такой ужасной смертью. В моем романе Лейтесь слезы, сказал полицейский [Flow My Tears, The Policeman Said] есть такой эпизод: группа вооруженных полицейских приближается к зданию, где в полном мраке заперся герой романа Джэйсон Тэйвернер. Он слышит, как они приближаются, и начинает скулить от страха - точь-в-точь, как визжала крыса, заслышав мои шаги. Даже тогда, в 1974 году, визг этой несчастной крысы все еще звучал у меня в памяти.
      - Теперь же, когда жизнь моя перевалила за середину, после того, как я видел одни лишь неизъяснимые страдания, мне явилось вдруг блаженное видение, умиротворившее живущее во мне ощущение ужаса и трансцендентной власти зла. Все мои душевные муки вытекли из меня, будто по божественному велению - это было вмешательство своеобразного психолого-мистического свойства; подобное я описываю в своей новой книге, Вализ [Valis]. Некая трансцендентная божественная сила, отнюдь не злая, но добрая и милосердная, вошла в меня, чтобы восстановить мой разум, исцелить мое тело и даровать мне чувство, что в мире еще существуют радость и красота и здравый смысл. И, исходя из этого, я создал для себя концепцию, относительно простую, но, возможно, теологически уникальную. Суть ее такова: иррациональность есть изначальный пласт Вселенной, по времени она первая и с онтологической точки зрения является первичной - на любом уровне сущности. Но она постепенно развертывается, преобразуется в рациональность. История Вселенной - это движение от мира иррационального - хаотичного, жестокого, безрассудного и бессмысленного - к миру рациональному - гармоничному, прекрасному, пронизанному огромным количеством связей - точных и аккуратных. Бог-творец, стоявший у начала времен, был, по сути, помешанным - с нашей точки зрения; мы, человеческие существа, всего лишь результат эволюции, начало которому положило это изначальное божество; мы пигмеи - однако стоим на плечах гигантов и поэтому видим дальше, чем видят они. Мы, человеческие существа, были сотворены, но, тем не менее, мы более рациональны, чем творец, который нас породил.
      - Эта концепция основывается не на слепой вере, а на реальном происшествии, которое произошло со мной в 1974 году. Мой мозг был захвачен чьим-то трансцендентально-рациональным разумом, как если бы я всю свою жизнь был безумен, и вдруг, внезапно, излечился и стал нормальным человеком. Мне и в самом деле кажется теперь, что с 1928 года, с момента своего рождения, и до марта 1974 года я был психически болен. Впрочем, я не думаю, что это была именно болезнь. Я мог быть сколь угодно измотанным и эксцентричным в течение многих и многих лет, и все же я знаю точно, что вовсе не был сумасшедшим - и тесты с кляксами Роршаха, и все другие проверки подтверждали, что это не так.
      - Этот рациональный разум не принадлежал человеку. Больше всего он был похож на искусственный интеллект. По четвергам и субботам я думал, что это Бог, по вторникам и средам - инопланетянин, в другие дни недели - что это психотронный микроволновый телепатический передатчик, испытания которого проводит Академия Наук Советского Союза. Я проверял любую гипотезу, какая только приходила мне в голову, я думал о розенкрейцерах, я думал о Христе... Он, этот разум, захватил мой мозг и установил свой контроль над двигательными центрами, он начал действовать и думать за меня. Я же был при этом просто зрителем. Он исцелил физически - меня и моего четырехлетнего сына, у которого от рождения был какой-то опасный для жизни дефект, не поддающийся диагностированию. Этот разум, чья сущность от меня была полностью скрыта, обладал чудовищным запасом знаний технических, медицинских, космологических, философских. Его воспоминания уходили более чем на две тысячи лет в прошлое, он свободно владел древнегреческим, древнееврейским, санскритом, да и вообще, казалось, не было ничего такого, чего бы он не знал.
      - Он тут же начал приводить в порядок мои дела. Он выгнал моего агента и моего издателя. Он вычистил и перенастроил мою пишущую машинку. И вообще он был весьма практичен: он решил, что моя квартира недостаточно хороша для меня; он решил, что мне не стоит пить вино - он обнаружил переизбыток мочевых кислот в моем организме, - и потому заставил меня перейти на пиво. Он делал элементарные ошибки, когда обращался к моему псу "он", а к кошке - "она", - как к людям, что пугало мою жену; ее же он предпочитал именовать "мадам".
      В этот момент я вмешиваюсь - просто для того, чтобы убедиться, что со слухом у меня все в порядке: он действительно говорит о некоем "присутствии" и некоем голосе, который он слышал у себя в голове, и об этом контроле над его телом и речью, и об этих решениях, которые принимал за него кто-то иной?
      - Да, все верно.
      Мой первый импульс - не спешить выносить приговор. Второй узнать мнение другого человека, ведь тогда же, в марте 1974 года, мистер Дик в очередной раз женился: что же думает обо всем этом его жена?
      - На мою жену вся эта история произвела огромное впечатление, говорит он, - и особенно тот факт, что благодаря сильнейшему давлению, которое этот разум оказывал на людей, работающих в моем бизнесе, я за очень короткий срок получил довольно крупную сумму. К нам начали приходить чеки на тысячи долларов - в одном только Нью-Йорке, если прикинуть, у меня была масса должников, но эти деньги я вряд ли смог бы выбить сам, без постороннего вмешательства. Далее, этот разум отправил меня к доктору, который подтвердил свой диагноз относительно разных недугов, которые у меня были... он сделал все, что мог - ну, разве что, обои не переклеил. Он сказал также, что останется со мной, как дух-попечитель. Мне даже пришлось заглянуть в словарь, чтобы выяснить, что же это слово - "попечитель" - означает.
      - Заметок обо всем этом у меня скопилось уже почти на пятьсот тысяч слов. Обычно я не очень люблю распространяться на эту тему. Я беседовал о ней со своим англиканским священником и с парой наиболее близких друзей. Я попытался обсудить ее и с Урсулой Ле Гуин, но она вернула все материалы, которые я ей посылал, и написала письмо, в котором высказывала предположение, что я просто сбрендил. Конечно, когда выйдет Вализ, многое из этого будет в книге. Вализ - это попытка привести мои видения в некую рациональную систему, благодаря которой они могут будут переданы другим людям.
      Я выслушиваю все это, все больше и больше приходя в состояние замешательства. Я-то ведь пришел сюда, в эту квартиру, рассчитывая сделать всего лишь еще одно интервью о том, как надо писать научную фантастику - и вместо этого я вдруг нахожу себя увязшим по уши в Диковском искаженном мире. Я слушаю то, что звучит, как самая буйная фантастика, но подается как факт - с очевидной, сознательной искренностью. Я не знаю, во что мне верить; мой мир - мой ideos kosmos - подвергся вторжению со стороны его мира, словно я стал героем в одном из романов Дика, а он сам - ни кто иной, как Палмер Элдритч, выдумывающий новую реальность, в которой мне предстоит жить.
      Однако я не могу жить в ней - мне она не по душе. Я и в самом деле не могу принять вот так, сразу, что где-то и в самом деле имеются инопланетные существа, способные вторгаться в умы людей. Я не могу поверить, что можно вот так, запросто, узнать сокровенные тайны Вселенной - стоит лишь зайти в гости к некоему писателю-фантасту, живущему в городке Санта-Ана.
      И, тем не менее, он так правдоподобен! В письменном виде, быть может, это и выглядит абсурдом, однако когда я сижу здесь и слушаю его застенчивый голос, детально повествующий о событиях, которые для него совершенно реальны, я поневоле ищу способ принять его рассказ на веру - и потому, что нахожу Дика чрезвычайно симпатичным человеком, и потому, что с уважением отношусь к его интеллекту в целом. Последние его книги показывают, что он четко и ясно видит, как работает мир. Не в том смысле, что он "пророк" или "юродивый", преподносящий какие-либо мессианские послания или рецепты вечного блаженства. Да, он охотно признает свое стремление драматизировать жизнь, но в то же время он - глубоко рациональный человек, который испытывает любую концепцию на прочность при помощи самой изощренной логики. И он вполне готов к дискуссии о том, а не являлись ли паранормальные события, произошедшие с ним, всего лишь диалогом между двумя половинками его мозга. И относится он к этому толкованию скептически лишь потому, что оно не объясняет адекватно все факты.
      А факты эти многочисленны. У меня нет желания перечислять их. С этим феноменом "присутствия", которое временно захватило его сознание, но и до сих пор то и дело выходит с ним на связь, Дик прожил пять лет. Он накапливает заметки и записи, данные всевозможных исследований - этого добра у него столько, что что бы вы ни сказали ему, что бы ни возразили - он уже ушел далеко вперед и на любой вопрос преподнесет вам новые факты и новые логические умозаключения.
      Что до меня, то никто и никогда не мог привести мне доказательств, которые заставили бы меня поверить в тот или иной феномен, в ту или иную псевдонауку - от телепатии до уфологии. Я верю в то, что Вселенная - образование случайное, в котором нет места богу. Я - последний человек, кто поверил бы в существование высшего разума - и в то, что у Филипа К.Дика с ним тесные контакты особого рода.
      Я готов поверить в то, что с ним действительно произошло нечто замечательное - объяснимое, правда, лишь с чисто психологической точки зрения. Быть может, он как-то по-новому увидел Вселенную (то есть то, что называется koinos kosmos), или, может, это просто замысел странной, особенной книги, которая скажет читателям нечто новое о них самих и об окружающем их мире. Если это так, то это только делает Дику честь. Обсуждать же, "психически устойчивый" он человек или нет - значит, уходить от сути вопроса. И, кстати, какое нам, собственно говоря, дело, каков источник его нового опыта? В мире масса людей, куда более чокнутых, чем Филип К.Дик - он же, как бы там ни было, дал нам немало образцов высокого искусства, оказывающего постоянное воздействие на миллионы не-чокнутых людей.
      Но и теперь, после всего, что с ним произошло, он остается во многом все той же личностью. Во всяком случае, религиозным фанатиком он не стал. Его отношение к миру и его ироничный, скептический ум остались такими же острыми, как и прежде.
      Пару дней спустя после этого интервью я еще раз заехал к нему в Санта-Ану - уже без магнитофона, просто в гости. Так что этот вот репортаж я привожу просто по памяти. Мы много еще о чем беседовали, и под конец я упомянул об одном высказывании, которое мне понравилось: если я нахожусь вдали от какого-нибудь предмета, если я не могу увидеть его или к нему прикоснуться, то на самом деле этого предмета не существует.
      - О, верно, - сказал он. - Так уж заведено, что мир нам доступен лишь в той мере, чтобы мы могли убедиться, что он существует реально, и ни капелькой больше. Видите ли, это что-то вроде малобюджетного предприятия. И все эти страны, о которых вы читаете в газете - все эти Японии, Австралии, другие - они просто не существуют. На их месте ничего нет. Но если вы все же решите съездить туда, в этом случае вам все быстро сорганизуют - обстановку, дома, людей. Они будут существовать вокруг вас все то время, пока вы будете видеть их. Это делается действительно быстро.
      И вот тут-то я перешел в наступление. Хотя и довольно осторожно. "Давайте поставим вопрос ребром, - сказал я. - То, что вы говорите сейчас - это что, литературная концепция, которая может быть использована в одном из ваших романов? Или вы это... серьезно?"
      - Вы имеете в виду, верю ли я сам во что говорю? - спросил он в явном изумлении. - Ну, что вы, конечно же, нет. Вы, должно быть, сошли с ума, если смогли поверить во что-то подобное! - И затем он рассмеялся.