7

Холли провела дрожащими руками по его обнаженной груди, ощущая под своими ладонями гладкие мускулы, затем скользнула пальцами ниже — по шелковистой поросли к напряженным мышцам его живота, с наслаждением вновь открывая для себя его красоту.

Питер оторвался от ее губ и, откинув голову, закрыл глаза. Он словно купался в ее легких прикосновениях, отдавая себя во власть чувственных ощущений.

— Ты вспомнила, как мне было с тобой хорошо, — простонал он, когда пальцы Холли заскользили по завиткам на его груди и прошлись по плоским соскам. — Да… да… еще… — Мышцы его живота резко сократились, грудь вздымалась, словно устремляясь навстречу рукам Холли, послушно выполнившей его приказание. — Господи, что ты со мной делаешь…

Холли видела это по тому, как напряглись мышцы его лица, по дыханию, со свистом вырывающемуся из его груди, по волнам дрожи, пробегающим по его телу… Ее охватило невыносимое возбуждение при мысли о том, что он так отзывается на ее прикосновения, что одного мимолетного касания достаточно для того, чтобы его желание прорвалось с невиданной мощью. В ту ночь в его квартире было именно так; он жаждал ее с такой силой, что она ощущала себя самой прекрасной и любимой женщиной на свете, единственной женщиной в мире, существовавшей для него, его самой сладкой мечтой, отвечавшей всем его надеждам.

Питер открыл глаза и медленно улыбнулся, глядя в ее раскрасневшееся лицо, любуясь приоткрывшимися навстречу ему губами и глазами, затуманенными желанием.

— Ах ты, маленькая тиранка, тебе доставляет удовольствие владеть мною, когда я отдаюсь на твою милость, правда? — притворно возмутился он, но тон его голоса говорил совсем о другом. Его ладони поглаживали руки Холли, скользили по ее спине, лаская тонкую ткань ее топа. — Тебе приятно знать, что в твоей власти лишить меня всякого соображения, заставить забыть о чести и совести.

В каком-то смысле так оно и было. В глубине души Холли испытывала глубокое удовлетворение от того, что может заставить его забыть обо всем.

— Это я должна просить тебя сжалиться надо мной, — страстно прошептала она, слегка вонзая ногти в его грудь. — Ведь это я похищена безжалостным пиратом, который сбил меня с ног и унес в недра своего корабля…

— Чтобы насладиться тобой в полной мере, — подхватил Питер, поглаживая ее лицо ладонью.Вдруг его глаза потемнели. — Но ведь ты не станешь утверждать, что это произошло против твоей воли.

Его явно задело обвинение в том, что он мог кого-то изнасиловать. Хотя он и понимал, что это было сказано намеренно, чтобы заставить его высказаться начистоту. Холли повернула голову и прильнула губами к линии жизни, пересекавшей его ладонь.

— Это было вовсе не против моей воли.

Услышав это тихое признание, Питер вздрогнул.

— Я не хочу делать тебе больно… — Подобное тоскливое признание сразу напомнило о том, что происходило во внешнем мире, за стенами каюты. — Я дал слово, и не стану… просто не могу отступить. Слишком многое поставлено на карту.

Холли не могла сказать ему, что уже слишком поздно, что боль прочно поселилась в ее сердце с того дня, когда она поняла, что ей нет места в его жизни. Она не могла взвалить на его плечи еще и это бремя. Оба знали, что поступают неправильно, но все же сейчас их грех был не столь велик. как если бы все случилось через месяц, когда Питер был бы уже женат на Сильвии. Как ни безобразно все это выглядело, но Холли мечтала оставить в своей памяти еще одно чудесное мгновение, прежде чем совесть навеки запретит ей даже думать о своей запретной любви.

Как все же странно устроена жизнь! Ей понадобилось несколько месяцев, чтобы понять, что она влюбилась в Гленна. Но с Питером не было никакого медленного пробуждения: сознание того, что она любит, было сродни удару грома среди ясного неба, взрыву, оглушившему ее насмерть. Холли не искала любви, напротив — любовь ворвалась в ее истерзанное сердце нежданно. И, к своему полному смятению, она вдруг поняла, что не может обуздать это чувство, повинующееся лишь ему одному известным законам.

Впрочем, в этот раз, в отличие от первой неопытной любви, она была готова к тому, что ее роман может кончиться очень печально.

— Я знаю, — прошептала Холли, благодарная за то, что Питер был честен с ней. — Знаю, что ты не обидишь меня, — шепнула она, расстегивая пряжку на ремне его брюк, — потому что я знаю, каков ты как любовник… сильный и нежный, и невероятно щедрый.

Ее пальцы коснулись молнии на его брюках, и Питер схватил ее за запястья, притягивая к себе. Он прильнул к ее губам, поглощая их с жадной страстью, и Холли сразу ощутила влагу между ног. Питер наклонил голову, упиваясь нежностью ее рта, скользя языком по ее деснам ритмичными движениями, вызывавшими у Холли страстное желание более интимных ласк.

Его руки стянули тонкую ткань ее топа, так, что обрисовались ее груди, и Питер пристально смотрел на нее, откровенно любуясь.

— Мне приятно знать, что ты не носишь лифчик, — глухо произнес он. — В тот вечер я видел, как сквозь ткань платья угадываются твои соски. Я знал, что они должны быть темными, как спелые вишни, твердыми и острыми.

— Это только из-за тебя, — шепнула Холли, выгибаясь ему навстречу и откидывая голову. — Потому что ты смотрел на меня, и я ждала твоих ласковых прикосновений, хотя и притворялась, что ничего не замечаю…

Питер провел рукой по холмикам ее грудей.

— Сейчас они тоже твердые. — Он нашел напрягшийся сосок и стал ласкать его, сначала осторожно, потом, видя, как наслаждение отражается на лице Холли, как трепещут ее веки, рдеют щеки и изгибаются в порыве восторга губы, — все более страстно.

Питер обвил рукой талию Холли, и она ухватилась за его плечи. Ловким движением он снял ее топ через голову, открыв своему восхищенному взгляду ее груди.

— Да, они просто пылают, — шепнул Питер, проводя пальцем от набухшего соска по линии вен, обозначившихся сквозь прозрачную кожу девушки.

— Ничего удивительного, — прошептала в ответ Холли. — Если бы ты знал, что у меня сейчас на уме, ты бы тоже вспыхнул.

— А что ты думаешь насчет… этого? — И Питер прижался к пылающему соску губами, рисуя на ее груди сложный рисунок медленными, ласкающими движениями языка. — Помню, как тебе нравилось, когда я так делал, — еле слышно шепнул он, не отрываясь от нежной кожи девушки. — Как ты просила, чтобы я повторял это снова и снова… Помню, как довел тебя до экстаза, всего лишь зажав свою ногу между твоих бедер и лаская твои соски.

А Холли вспомнила, как он умел находить нужные слова — не хуже, чем нужные ласки. Ноги ее стали ватными, казалось, она вот-вот растает. Между тем Питер ловко освободил ее от остатков одежды. Холли смутилась, когда он снял ее простые белые трусики, но тот, глядя на них, лишь улыбнулся.

— Просто и естественно, — заметил он. — Знаешь, как эротично они выглядят по контрасту с той полоской черного кружева, которая была на тебе в ту ночь? — И он мягко провел по кустику светлых завитков, которые скрывались под трусиками.

Гул двигателя под ногами, казалось, отдавался эхом в сердце Холли. Питер сбросил с себя остатки одежды почти с мальчишеской готовностью. Но когда он попытался слишком страстно заключить Холли в свои объятия, в этом уже не было ничего мальчишеского.

В углу кабины находилась большая кровать. Гладкое синее атласное белье поблескивало в свете лампочек, встроенных в книжные полки, которые висели над кроватью. Однако когда Питер вновь попытался притянуть Холли к себе, она воспротивилась.

Опустившись коленями на толстый пушистый ковер, она провела руками по его сильным бедрам, скользнув большими пальцами вдоль чувствительных точек по обе стороны его чресел.

Питер наклонился и замер, стиснув руками ее плечи.

— Холли…

Она бесстрашно подняла на него глаза.

— Я хочу любить тебя. — Она видела, как ее возлюбленный буквально пожирал глазами ее обнаженное тело, застывшее в позе покорности, и поспешно продолжила: — Я хочу любить тебя также, как ты любил меня в ту ночь…

Ноздри Питера раздулись. Холли взяла в рот его мужское естество и медленно повела его к вершинам экстаза. Он выгнул шею, на которой веревками вздулись вены, стиснул зубы, борясь с наступающим взрывом, пытаясь оттянуть момент высшего наслаждения. Потом запустил пальцы в ее волосы, как бы направляя каждое движение ее нежных губ, а когда оттягивать мгновение блаженства стало совсем невыносимо, он отпустил ее и, издав низкий гортанный стон, полностью отдался во власть наслаждения.

Только теперь Холли позволила себе лечь рядом с ним на смятое покрывало.

— Ты необыкновенно щедрая возлюбленная — прошептал Питер, приподнимаясь на локте , чтобы посмотреть, какова была реакция Холли на ее собственную дерзость. — Кстати, должен с сожалением констатировать, что ты, возможно, похоронила свой шанс на то, чтобы с тобой как следует занялись любовью.

Холли невольно захихикала, радуясь тому, что он оценил ее усилия.

— Сомневаюсь, учитывая то, что я о тебе знаю… — И тихо ахнула, ибо пальцы Питера в эту минуту легко прошлись по низу ее живота.

— Твой муж не удовлетворял тебя в постели, правда? — Он провел ладонью вдоль ее живота к груди и прильнул губами к влажному соску.

По телу Холли пробежала дрожь.

— Я думала, что удовлетворял, — еле слышно прошептала она. — До того как узнала тебя… тогда и поняла, что к чему. С ним я никогда… никогда не испытывала того же, что с тобой…

Глаза Питера затуманились почти серебристым светом. Он ласково провел рукой по ее волосам.

— У тебя никогда не было оргазма, да?Холли вспыхнула. В голосе Питера звучало скрытое удовлетворение и даже нотки гордости.

— Ты была такой восхитительно пылкой в ту ночь, по-моему, ты даже не сразу осознала, что с тобой творится. Зато потом ты была просто ненасытна и так жаждала новых экспериментов, что я не мог тебе отказать.

Он легко коснулся губами ее рта, дразняще скользнул языком вдоль щеки, а потом стал покрывать поцелуями ее тело и ласкал ее до тех пор, пока Холли не прижалась к нему, двигаясь с ним в едином ритме. Наконец Питер глухо застонал и, перекатившись на живот, лег поверх Холли.

— Ты моя кудесница, — хрипло прошептал он, раздвигая коленом бедра девушки.

Холли ощутила силу его желания, он уже почти вошел в нее, как вдруг она резко напряглась.

— Питер! У тебя ведь нет защиты…

Он замер и невольно опустил глаза вниз, затем поднял голову и встретил испуганный взгляд зеленых глаз Холли.

— Это небезопасно, — срывающимся шепотом произнесла она. — Я не принимала пилюли с тех пор, как умер Гленн. Он… не хотел, чтобы у нас были дети.

И тут Холли словно прорвало. Слова шли сплошным потоком, как лавина. Она сбивчиво рассказала Питеру всю историю отношений ее мужа с любовницей. Как Эдна призналась ей затем, что Гленн считал ее неподходящей кандидатурой на роль жены преуспевающего бизнесмена, говорил, что со своими крашеными волосами и огромным бюстом она слишком вульгарна и чересчур сексуальна, да и недостаточно образованна к тому же.

А Холли с ее воспитанием, образованием и связями была как раз той женщиной, которая подходила амбициозному Гленну для антуража. Как она, чтобы порадовать мужа, продолжала учиться на юридическом, хотя и поняла к тому времени, что профессия адвоката ей совсем не подходит. Как брала все новую и новую работу, чтобы дать возможность Гленну содержать большой шикарный дом в престижном районе, который, как он считал, соответствовал его имиджу. Как играла роль хозяйки дома, когда тому приходило на ум похвастаться своей «гармоничной» семейной жизнью.

Как никогда не устраивала ему сцен по поводу того, что он задерживался на работе или надолго отлучался из дома…

— Но что бы я ни делала, ему всегда чего-то не хватало, — с горечью заключила Холли. — И я никак не могла уговорить его завести ребенка. Эдне он позволил забеременеть, а надо мной стоял каждое утро, пока не убеждался, что я приняла противозачаточное …

— Бедная моя Холли. — Питер нежно прильнул к ее дрожащим губам, а потом прижался лбом к ее лбу. — Твой муж был просто жалкий обманщик, ничтожество. И, то, что он отказывал тебе в ребенке, характеризует его определенным образом. Хотя для него это имело свой особый смысл, поскольку как бы давало ему преимущество над женой, которая была умнее и образованнее, чем он, и вообще выше его во всех отношениях. Не расстраивайся. Надо, наоборот, радоваться, что у вас не было детей, с его-то наследственностью. — Он обхватил ладонью грудь Холли и легко погладил набухший бутон ее соска. — В один прекрасный день у тебя появится ребенок, и я уверен, что из тебя получится отличная мать…

Но этот ребенок будет не от тебя, грустно прибавила про себя Холли.

Питер соскочил с кровати, вышел и вернулся, прежде чем его гостья успела прийти в себя после всего сказанного. Он ловко натянул презерватив и стремительно прижал к себе девушку, словно понимая, что сейчас ее утешить может только страсть.

Питер не дал ей времени опомниться. Навалившись на хрупкую фигурку Холли всем своим крупным сильным телом, он вошел в нее и стал двигаться мощными, уверенными толчками, ни на мгновение не останавливаясь, так, что у нее закружилась голова и перед глазами все поплыло. Несмотря на прохладу, царившую в каюте, на его груди выступали капли пота, которые жемчужинами застывали в светлых завитках, а затем скатывались ручейками вниз, к плоскому животу, где смешивались с влагой на бедрах в том месте, где тела сливались воедино.

Лицо Питера было жестким и застывшим, его взгляд не отрывался от зрачков Холли, и все внимание было сосредоточено на ней и приближающемся миге блаженства. Тело молодой женщины содрогалось под его мощным натиском, с губ срывались тихие стоны, усиливая его возбуждение и страстное желание увидеть выражение ее кульминации, прежде чем страсть затуманит его голову окончательно. Холли уже ничего не видела. Ее разум, казалось, отделился от тела, наслаждение становилось непереносимой мукой. Перед глазами вспыхнули искры, и она рухнула в пропасть экстаза, купаясь в обладании мужчиной, устремляясь навстречу его великолепному телу. Он заполнил ее целиком, пленил своей любовью, и сладкое ощущение целостности все росло и росло, пока не произошел взрыв, и с губ Холли не сорвался крик, возвещающий о благословенном освобождении.

Стон Питера эхом отозвался в ее ушах — он тоже достиг пика страсти, и их тела погрузились в глубины сладостного блаженства, купаясь в лос-левкусии взаимного обладания. У Холли было такое ощущение, словно после долгих скитаний она наконец вернулась домой и душа и тело ее обрели долгожданный покой.

Отодвинувшись к краю кровати и отвернувшись от Питера, она изо всех сил старалась взять себя в руки, не дать душившим ее чувствам выплеснуться наружу. Теперь ей предстояло собраться с духом, чтобы смириться с неизбежным. Ее любимому не нужны сцены и слезы, он достаточно навидался их от Сильвии. Ради него нужно быть спокойной и собранной, сохранять присутствие духа. Не дай Бог, он еще захочет, чтобы они оставались друзьями!

— Мне очень жаль, — сокрушенно произнес за ее спиной Питер. В его голосе прозвучало искреннее раскаяние, наполнившее сердце Холли сладостной горечью. Она ощутила, как его палец прошелся вдоль ее позвоночника к копчику, и, слегка вздрогнув, повернулась к нему.

— А мне нисколько! — спокойно и уверенно сказала она, отказываясь сожалеть о том, что момент их чудесной близости закончился, и на все судьбой им было отпущено одно лишь мгновение.

— Ты не поняла. Я жалею не о том, что между нами сейчас произошло. — Питер легко погладил ее по плечу. — Мне плохо оттого, что я не могу предложить тебе большего… — Он нежно прильнул губами к ее маленькому уху. — Если бы я был другим человеком и ты была бы женщиной другого сорта, мы могли бы остаться любовниками, но мы оба слишком уважаем себя и друг друга, чтобы пожертвовать честью ради эгоистичной лжи.

Холли вспомнила, как он цитировал Шекспира, сравнивая ее с жемчужиной. И сейчас ей на ум пришла другая цитата, на удивление подходившая Питеру Стэнфорду и его представлениям о жизни: «Тебя не мог бы я любить, когда бы не любил я честь». Будь он не таким принципиальным, наверное, и она не любила бы его так сильно.

— Я знаю…

Питер с тяжелым вздохом прижал ее к себе.

— Оливер изо всех сил затягивал помолвку. Он не хотел терять Сильвию, но девушка отказалась переехать к нему до свадьбы, а жениться он был еще не готов. Когда она сообщила ему, что беременна, между ними произошла сцена. Оливер обвинил ее в том, что она нарочно забеременела, чтобы поймать его в ловушку, а она его в том, что он заставляет ее сделать аборт. Они наговорили друг другу кучу гадостей, уперлись, как два быка, и…

— Тебе незачем мне об этом рассказывать, — с болью в голосе прошептала Холли, но Питер решительно закрыл ей рот ладонью.

— В то утро, после того, как ты ушла из моей квартиры, мне позвонила Сильвия. Она буквально билась в истерике и умоляла меня приехать помочь. Они с Оливером уже неделю ругались, и несчастная женщина была уже на пределе. Бедняга не создана для роли матери-одиночки. В принципе она человек довольно сильный, но в некоторых отношениях — сущий ребенок. Сильвия доверилась моему брату, а он отвернулся от нее именно в тот момент, когда она больше всего нуждалась в его поддержке.

— Питер, но…

— Я пообещал, что ей не придется пройти через это одной, и слово свое сдержу. Пойми, я просто обязан сделать это, не только ради самой Сильвии, но и ради Хэролда с Грейс — ведь они так доверчиво приняли в свой дом моего брата. Мы решили, что, независимо от ее чувств к Оливеру, если поженимся, это будет настоящий брак, а не фиктивная сделка, заключенная ради соблюдения светских условностей. Я буду верным мужем, готовым всегда защищать ее, и сделаю все возможное, чтобы она была довольна .нашим браком. А ребенок будет расти братом или сестрой Айрис.

Какое благородство! Едкие слова вертелись у Холли на языке. Ей было невыносимо больно, что другая женщина будет объектом любви и заботы Питера. В то же время ей было приятно сознавать, что возлюбленный не искал ее после их единственного свидания не потому, что встреча была для него простым эпизодом, а из-за того, что у него возникли на то объективные причины. Его привычный мир был разрушен и превратился в хаос, и ради возложенных на себя серьезных обязательств он был вынужден оставить в прошлом всех других женщин.

Но прошлое все же вернулось в лице Холли, чтобы стать испытанием для его чести и достоинства.

Раздался тихий стук в дверь, и Холли, вздрогнув, оторвалась от своих невеселых размышлений.

— Хм… синьор. Извините меня, но я подумал, вы должны знать, что мы вернулись назад в гавань. Капитан уже причаливает, а на пристани ждет ваш брат.