— Да, такие люди могли всходить на костры за свои убеждения, — то ли с завистью, то ли с грустью говорила Анна, провожая глазами стройную фигуру в развевающемся черном облачении, — Аввакум из такого же теста был вылеплен.
      До Киева оставалось меньше двух дней пути. Поскольку поиски мигрантов результатов не дали, обитатели ладьи без конца обсуждали, что предпринять в ближайшем будущем.
      Торир, конечно, рвался ввязаться в княжескую междоусобицу, назревавшую на Руси. Слухи о близящихся столкновениях между сыновьями Владимира звучали для него как призывная мелодия военного рожка. Ему было все равно, на чьей стороне драться — лишь бы дело было достаточно опасным и награда подходящей.
      Ильин убеждал, что их дело — подождать развития событий и не рисковать понапрасну, а тем более не влезть даже случайно в противоборство различных лагерей. По долгом размышлении он предложил миновать Киев, спуститься по Днепру до впадения Трубежа, на котором лежал Переяславль, сильно укрепленный город, выдвинутый в сторону Дикого Поля.
      — Поднимемся вверх по притоку и обоснуемся в укромном месте на месяц-другой. Надо дождаться, пока в стольном городе неразбериха уляжется.
      Как ни притягательна была для его спутников решительная позиция Торира, они все же понимали правоту Виктора, им также не хотелось стать невольной причиной каких-либо исторических смещений, чреватых для их будущего.
      Викинг оказался в меньшинстве. И поскольку он считал себя связанным моральным долгом, объявил, что последует вместе со всеми, чтобы в трудную минуту быть рядом…
      Теперь они почти не приставали к берегу. Ильину хотелось побыстрее попасть к устью Трубежа. Перебирая в памяти все читанное об этих временах, он не находил ничего сомнительного о Переяславле. Никто из тамошних правителей не вступал, как будто, в борьбу за великий стол.
      Впрочем, исторические источники, которые он помнил, вообще очень скупо сообщали о событиях 1015 года. Что происходило в Киеве после вокняжения Святополка, каковы были действия других князей — все это осталось вне летописей. Единственное, что твердо знал Виктор: тем летом были убиты князья Борис и Глеб, направлявшиеся в Киев; первый — после похода на печенегов, второй — из своего Муромского княжества.
      Раньше Ильин не задумывался, почему эти двое братьев, спешившие в стольный город, были убиты Святополком, просто пропускал эту информацию, ища в летописях иные сведения, нужные ему для определения достоверности былин. Теперь, попав в эпоху, когда оба эти персонажа исторических преданий могли повстречаться ему вживе, Виктор стал задумываться не столько над последовательностью событий, сколько над мотивами поступков людей, которым предстояло стать первыми русскими святыми.
      Его озадачило то обстоятельство, что, направляясь в Киев, оба они были убиты вне города. Борис — во время возвращения с дружиной из похода, а Глеб на Смядыни, в нескольких сотнях верст от великокняжеской метрополии. Если рассуждать рационально, то Святополк вполне мог умертвить обоих в Киеве или в Вышгороде. Но даже не это больше всего интересовало Виктора. Главный вопрос состоял в том, зачем и почему братья отправились в столицу…
      На другой день после полудня прошли устье Десны Напротив него на высоком правом берегу возносились стены и башни великокняжеского замка Вышгорода. Свежий ветер трепал разноцветные флажки на пиках, торчавших над укреплениями. Встречные суда начали попадаться чаще, и чем ниже по течению, тем их становилось больше. Чувствовалась близость Киева.
      Днепр сделался заметно полноводнее, меньше петлял, на длинных плесах открывались дальние горы с поблескивающими на них золотыми искорками.
      — Кресты церквей, — определил викинг. — Наверное, Кенугард.
      — К вечеру будем, — сказал Ильин.
      Однако то, что казалось совсем близко, отстояло на деле гораздо дальше — хрустальный воздух изменял перспективу. К покрытым лесом киевским кручам подошли в глубоких сумерках. Только высоко вверху, на горах, где находился город, еще тлели золотые кресты.
      Переночевав в нескольких верстах ниже столицы на левобережной луговине, с первым светом отправились дальше. И весь день шли на юг, пользуясь попутным ветром.
      Ладья шла по стержню Днепра, сильно накренившись — прямоугольный парус гудел и хлопал под боковым ветром. По широкому водному пространству бежали белые строчки волн.
      Когда прошли почти до конца длинного плеса, Ильин заметил, что из-за поворота следом за ними вынырнуло большое судно — венчавшая нос оскаленная пасть дракона удивительно напоминала скандинавские изображения, но блеклый парус и отсутствие щитов по бортам заставляли усомниться в варяжском происхождении посудины.
      Торир обеспокоенно поглядывал за корму, прикидывая расстояние между собственной ладьей и шедшей сзади, а оно все время сокращалось. Наконец, он решительно заявил, что судно явно норманнского типа.
      — Узнаю сокола по полету… Сдается мне, что лучше полежать на сене, чем вертеть головой на виду у людей, которые могут оказаться земляками.
      — Подремли, Торир, — сказал Овцын. — На этой ладье, как я погляжу, больше голов, чем у нас зубов.
      Когда поравнялись, Ильин вскинул руку в знак приветствия. Наполнявшие судно люди в простонародной одежде, вооруженные короткими мечами, тоже замахали в ответ. Бычья Шея не вытерпел и приподнял голову. В просвет между парусом и бортом соседняя ладья была хорошо видна, а самого косматого викинга вряд ли могли заметить.
      Выражение озабоченности появилось на лице Торира.
      — Я совсем уже не узнаю людей, если это не Эймунд, сын Ринга.
      — Ты же говорил, что он херсир, — заметил Овцын. — А здесь какие-то торгаши.
      Викинг сказал, что мог бы обознаться в чем-то другом, но амулет вождя дружины он не спутает. Сушеный детородный орган жеребца на шее носит только Эймунд.
      Анна взглянула на крепкого малого в купеческом плаще, сидевшего у рулевого весла, и залилась краской. На лице Овцына появилась игривая улыбочка.
      — Ну, Эймунд так Эймунд. Нам-то что за дело. — Ильин поспешил разрядить неловкую паузу.
      — Не подумав говоришь, — ответил Бычья Шея. — Это люди Ярислейфа. Почему не в доспехах плывут, почему купцами оделись?..
      — М-да, — посерьезнел Ильин. — Что-то тут не так.
      — На этой ладье, наверное, не меньше трех дюжин воинов. Какого дьявола им нужно в этих местах? Если идут в Константинополь, зачем этот маскарад?
      — Дело нечисто, — сказал Торир. — Много бы я дал, чтобы узнать, что у них на уме.
      Мощные бревенчатые стены и башни Переяславля нависли над быстрыми водами двух рек, образовавших стрелку. На угловой башне виднелась одинокая фигура ратника. Размеренные удары била, разносившиеся окрест, оповещали, что пора идти на вечерню.
      — Куда править? — спросил Овцын, сидевший у руля.
      Ильин прикинул, какой из потоков шире. Обе реки казались одинаково полноводными. К тому же ветер явно начинал меняться на южный, и Виктор сказал:
      — Влево.
      Потом, когда, пройдя город, они увидели среди песчаных дюн низменного берега стан рыбаков, узнали имя реки: Альта.
      Что-то неясное шевельнулось в памяти Ильина, но сколько он ни пытался, не смог вспомнить, в какой связи встречал в исторических сочинениях это название.
      Вечером, когда начали приглядывать на берегу место для ночлега, Торир, отличавшийся остротой зрения, воскликнул:
      — Если голова дракона, торчащая над кустами выше устья вон того ручья, не принадлежит Эймундовой ладье, значит, у меня нелады с памятью. Надо бы выяснить, зачем они так запрятались…
      — Тебе мало, что за тобой гнались в Новгороде? — начала Анна.
      — Однообразная жизнь не по мне, — заявил Торир. — Пойдешь со мной, Огненная Рука?..
      Через несколько минут заметили, что от того же берега, к которому пристали варяги, отходит старица. Ильин направил ладью в просвет между ивовыми кустами, нависавшими над водой. Торир сноровисто спустил парус.
      Когда расположились на ночлег в дальнем конце заросшего рукава реки, Бычья Шея даже не стал ждать, пока сварится уха. Схватив краюху хлеба, он опоясался мечом и махнул Овцыну. Василий последовал его примеру.
      Ильину очень хотелось отправиться вместе с ними, оставаться наедине с Анной для него было сущим мучением. Но поскольку в неожиданно возникших обстоятельствах главенство незаметно перешло к Ториру, Виктор не стал пытаться изменить ситуацию. Да и княжне не желал демонстрировать эту свою боязнь тет-а-тет.
      Едва побратимы скрылись в зарослях, уха закипела. Это на минуту дало Анне и Виктору тему для разговора, но потом наступило великое молчание, нарушить которое становилось все труднее для обоих.
      Налив в деревянные миски готовую похлебку, Ильин поставил их на землю, опустился на сено, заблаговременно принесенное из ладьи. Отхлебнув пол-ложки, сказал, как бы приглашая к непринужденности:
      — Вкусно.
      Анна подошла, села рядом.
      — Так и будем бычиться? — спросил Ильин.
      — Я не бычусь… Слово-то какое…
      — Ань, давай скажем всю правду. И Ториру, и Василию. Тогда…
      — Нет, — чуть не вскрикнула она. — То, что было, — этого на самом деле не было. Все осталось в другом времени…
      — Ты что, собираешься поселиться в этом веке?
      — Торир думает пробираться в Миклагард…
      — Ты уже и словечки его перенимать стала.
      — Я поеду с ним.
      — А папа?
      — Можно подумать, ты нашел дверь в будущее.
      — Найду, — упрямо сказал Виктор.
      — Будешь возиться со своими русалками и упырями до второго пришествия, — хмыкнула княжна.
      Ильин отставил миску, схватил Анну за плечи.
      — Ты моя! Понимаешь: моя! Если ты не перестанешь… я не выдержу… Я вас зарежу обоих…
      — О, ты заговорил как стопроцентный варвар. Какие же у тебя после этого претензии к Ториру?.. И вообще, ты сам говорил, что ни из чего не надо делать культа. Вот и не делай.
      Виктор проклинал себя за то, что методично разрушал идеалистический настрой Анны. Теперь он присутствовал при появлении первых всходов ее нового мироотношения. А может быть, он просто убедил себя в том, что виной всему его прежние уроки, а все было гораздо проще? Нет, он даже в мыслях не допускал этого. Он сто очков вперед даст любому викингу…
      Торир и Василий вернулись довольно быстро. Рассказали, что люди Эймунда располагаются на длительную стоянку — валят деревья, устраивают камелек из камней.
      За ужином обсудили свои дальнейшие действия. Торир настаивал, что надо последить за его земляками — они тут явно с нечистыми намерениями. Овцын горячо поддержал Бычью Шею — ему, видимо, хотелось настоящих приключений. Ильин понял это и не стал возражать — все, что мог предложить взамен он сам, давно надоело Василию. Он грезил о подвигах, а ему выпадали поединки с рыбами или гонки с голыми старухами.
      — Ладно, давайте установим дежурство, — сказал Ильин.
      — Что это? — непонимающе воззрился на него Торир.
      — Будем по очереди следить за этими парнями. Предположим: три часа я, потом столько же ты, потом Василий.
      — Это нам подойдет, — согласился викинг.
      Люди Эймунда прочно обосновались в полуверсте вверх по течению ручья, впадавшего в Альту слева — вытесали из лесин лавки, сколотили столы. Наблюдая за лагерем, Ильин сделал вывод, что пришельцы из Новгорода не так уж плохо вооружены. Посреди круга, образованного шатрами, возвышалась пирамида из копьев. По временам группы воинов скрывались в зеленом шатре и появлялись с длинными двуручными мечами в ножнах — там, видимо, находился арсенал отряда.
      Затем меченосцы куда-то отлучались со стоянки и возвращались спустя несколько часов. Виктор сделал вывод, что викинги тоже выставляют своего рода патрули. Узнав о его соображениях, Торир предложил проследить, куда они уходят…
      Идя через сосновый бор в стороне от тропы, Ильин и Бычья Шея слышали громкие голоса и смех, но разобрать, о чем говорили, не удавалось. А вскоре лес заметно поредел, и преследователям пришлось отойти подальше. Теперь они только видели мелькающие между стволов фигурки людей.
      На краю длинного луга, куда вывела тропа, виднелись несколько заброшенных построек. Пробираясь по опушке, Виктор и Торир не выпускали из виду викингов — те быстро шагали по наезженной дороге, проходившей посредине поросшего разнотравьем пространства, ограниченного с обеих сторон смешанным лесом.
      — Погляди-ка, сколько конского навоза на дороге, да и луг весь истоптан, — сказал Торир.
      — Большая дорога, — отозвался Ильин. — Видно, торговый путь. Только куда?
      — Сдается мне, здесь войско прошло. С месяц назад, а то и раньше. Видишь, навоз засох, а местами сквозь него трава проросла.
      — Да, свежего не видать…
      — Какая же дружина тут могла пройти? Следы все в одну сторону…
      — Не иначе из Киева шли… Э, да ведь это, наверное, Борис на печенегов отправился. Больше некому.
      Они миновали группу приземистых строений, напоминавших казармы, и остановились возле стоявшего на отшибе длинного сарая с прохудившимися стенами и полусгнившей крышей.
      — Что это за странное поселение? — вслух размышлял Ильин. — На жилье не похоже… Но и на военное укрепление тоже — ни вала, ни частокола…
      — Я знаю, что это. Здесь торговали лошадьми. Такие ярмарки я видел у греков в Анатолии. Кочевники пригоняют коней из своих степей, а купцы приезжают с товаром.
      — Выходит, это длинное строение — конюшня?
      — Давай зайдем — увидим.
      Внутри ветхий сарай был весь уставлен тонкими столбиками, подпиравшими балки перекрытия. В разгороженных досками стойлах лежали кучи навоза, поросшие бледной травой. Пока Виктор и Торир пробирались по центральному проходу, над головами у них то и дело вспархивали летучие мыши.
      Когда вышли наружу, викинги уже пропали за гребне небольшого холмика, по которому поднималась дорога.
      — Надо идти опушкой, — сказал Торир. — Могут заметить.
      Идя под прикрытием кустов и молодых березок, они внимательно оглядывали местность.
      — Видишь сруб за сараем? — спросил викинг. — Это, должно быть, родник. Вот почему здесь торг устроили. И водопой есть, и травы много.
      Взойдя на холм, сразу заметили викингов. Они были уже в конце луга, там, где черная лента дороги втягивалась в густой ельник.
      Но по лесу пришлось идти недолго. Примерно через версту начался другой луг, еще более просторный, полого поднимавшийся до самого горизонта.
      — Там, наверное, опять склон пойдет, — предположил Торир. — Похоже на Уппланд.
      — Это где?
      — В Швеции.
      Викинги тем временем свернули с дороги и направились к опушке. Бычья Шея поднял палец и мгновенно замер среди кустов боярышника. Ильин по инерции сделал еще несколько шагов, потом осторожно, старараясь не шуметь, вернулся к спутнику.
      — Ты чего?
      — Сейчас узнаем, зачем они сюда ходят.
      Люди Эймунда остановились возле раскидистой березы. Один из них с кошачьей ловкостью вскарабкался по стволу и, повиснув на вершине, плавно опустился на землю. Двое других навалились на согнутое дугой дерево, еще один повозился с полминуты возле склоненной кроны, затем поднялся и махнул остальным. Викинги пошли дальше вдоль кромки леса, а береза так и осталась стоять, касаясь ветвями земли.
      — Не понимаю, — пробормотал Торир.
      Проделав то же самое еще с несколькими деревьями, воины обошли дальнюю сторону луга и направились назад.
      — И нам пора, — сказал Ильин.
      Они быстро двинулись той же дорогой. Когда на пути их оказалась наклоненная береза, которую, идя за людьми Эймунда, они просто обошли, Торир нырнул под сень листвы и сразу же позвал Виктора.
      Приподняв ветви, Ильин увидел, что ими была замаскирована веревка из лыка, которою вершина была привязана к колу, забитому в землю.
      — Что это?
      Бычья Шея пожал плечами.
      Они пошли дальше. Вдоль всей опушки видны были несколько таких же деревьев, искривленных на манер лука.
      — Теперь в глаза бросается, — сказал Ильин. — А когда сюда шли, казалось, что так оно и быть должно, само собой получилось…
      — Не думаю, что Эймунд отправился в такую даль только для того, чтобы гнуть березы, — озабоченно произнес Бычья Шея. — Не такой он человек…
      Прошло несколько дней, а викинги и не думали сниматься с места. Ильин заговорил было о том, что сидение в лесу ничего не дает, что они только понапрасну подвергают себя опасности — не ровен час кто-нибудь из людей Эймунда набредет на их укромную стоянку. «Какое, в конце концов, нам дело до твоих земляков? — поддержала Виктора Анна. — Мне тоже надоело кормить комаров».
      Но обычно сговорчивый Торир остался на этот раз непреклонен.
      — Я вам говорю, что все это не пустяк. Тут затевается какая-то большая пакость…
      Спор продолжался бы неопределенно долго, если бы из зарослей не вынырнул Овцын.
      — У них там что-то случилось. Прибежали несколько человек по тропе со стороны луга, кричат, все всполошились, забегали и лесом туда, к брошенному торгу, подались.
      — Дело к вечеру. Куда же это они? — нахмурился Торир.
      — Так что, гадать будем? Или пойдем? — весь дрожа от азарта, спросил Овцын.
      — Мужские слова, Огненная Рука, — одобрил Торир.
      Ильин поднялся, молча снял с сучка свой пояс с мечом. Сказал Анне преувеличенно отеческим тоном:
      — А ты подремли, детка.

V

VI