Сергей Николаевич Плеханов
      Заблудившийся всадник
      Роман
      Герои книги из разных эпох попали во "временной канал" и оказались в XI веке вскоре после крещения Руси. На фоне их необычайных приключений прослеживается история наших предков, предлагаются читателю интересные гипотезы…
      Рецензент доктор исторических наук профессор Аполлон Кузьмин
      ОГЛАВЛЕНИЕ
      Глава I. Пленники времени
      Глава II. Торпеда времени
      Глава III. Викинги, бунтовщики, упыри
      Глава IV. Кто убил Бориса и Глеба?
      Глава V. Демиурги грядущего
      Приложение. Не мир, но меч
      Глава I
      Пленники времени
      I
      От станции до Городка Ильин добирался последним автобусом. Приехал за полночь, кое-как отыскал гостиницу, с боем добыл койку в огромном душном номере. Храп, тяжелые вздохи, всхлипывания, сдавленное сипение наполняли тьму. А когда Ильин проснулся, все одиннадцать кроватей были аккуратно застелены, как в казарме. На белой стене трепетали кружевные тени — слабый ветерок перебирал листву деревьев за окном.
      Ильин бросил взгляд на часы — девять. Можно с полчасика подремать, спешить некуда. Но Морфей явно отлетел, и мозг уже привычно прокручивал список текущих дел. Зайти в райисполком, отметить командировочное удостоверение. Договориться о машине до Никольского Погоста… Уезжал из Москвы, как всегда, в спешке и забыл кое-что необходимое: сапоги, мыльницу. Надо заглянуть в здешние магазины… Десяток батареек к магнитофону прикупить — да есть ли они здесь?.. Ножик складной посмотреть…
      При свете дня райцентр казался куда привлекательнее. Ночью Ильину мерещились какие-то мрачные руины, а бешеный лай псов за заборами вселял в душу острое чувство опасности. Теперь полускрытые зеленью палисадников разноцветные домики делали улицы нарядными; ощущение тихого праздника не покидало Ильина, пока он бродил по Городку. Обошел старую рыночную площадь, вымощенную булыжником, наведался в торговые ряды — приземистое строение с множеством коротких пузатых колонн. Поднялся на гребень земляного вала, поросшего черными от старости березами. Внутри него высились красная кирпичная каланча и древняя церквушка с зелеными маковками. С высоты было видно петлистое русло речки, терявшееся в подгородных лугах, у дальнего леса серели тесовые крыши деревни.
      В исполком Ильин пришел в отличном настроении.
      — "Оказать фольклористу, кандидату филологических наук Ильину Вэ Эм необходимое содействие", — прочла секретарша в рекомендательном письме, подписанном директором института. — Знаете, товарищ Ильин, вы уже пятый в этом месяце. Машину все равно не дадут. Прошлый раз студентов из МГУ автобусом отправили, так потом два дня трактором вытягивали. Дороги-то наши чуть сбрызнет дождичком, и все… И не надейтесь, что Иван Федорович поможет. В ту пятницу с каким-то кандидатом тоже битый час ругался… Вот командировочку отмечу… Число сами проставите… Куда вы?! Нельзя! Иван Федорович по телефону беседует…
      Председатель, коренастый крепыш с загорелой лысиной, бросил на Ильина раздраженный взгляд и, прикрыв телефонную трубку ладонью, резко спросил:
      — По какому вопросу?
      — Фольклорная экспедиция.
      — Машина нужна?
      Ильин кивнул.
      — Не дам.
      Отняв ладонь от трубки, хозяин кабинета снова заговорил о делах, словно забыв о существовании посетителя.
      Но Ильин дождался окончания спора о запчастях к жаткам и веско повторил:
      — Фольклорная экспедиция Академии наук.
      Председатель сощурился и спросил:
      — Послушайте, что вы тут все ищете? Каждое лето десятки крепких молодых мужчин и женщин колесят по району, толкуют со старухами, да и тех, кто помоложе, отрывают от дела: спой свадебное величание, расскажи детскую считалку… Если по всем районам области, да по всем областям республики, да по всем республикам итог подбить: десятки тысяч людей мотаются, в бирюльки играют…
      Ильин побагровел, инстинктивно спрятал за спину свои жилистые руки. Когда заговорил, сам удивился, как хрипло звучит его голос:
      — Но позвольте… вы, может быть, не информированы… Огромная научная ценность фольклора, сохранившегося в вашем районе…
      — Я тут всего полгода, — нетерпеливо прервал председатель. — А до этого работал начальником управления сельского хозяйства, директором совхоза был. И каждое лето — как жатва, как уборка — так звонят: дай машину ученым. Вот он у меня где, ваш фольклор.
      Он безжалостно рубанул себя ребром ладони по загривку и с вызовом посмотрел на Ильина. А тот уже оправился от замешательства, выдвинул один из стульев у стола заседаний и, не дожидаясь приглашения, сел.
      — Сразу видно, что вы не очень хорошо представляете значение вашего района. Это Мекка фольклористов, начиная с середины прошлого века. Лучшие записи былин, сказок, легенд…
      — А-а! — Председатель пренебрежительно махнул рукой. — В любой деревне этого добра…
      Этот жест вывел Ильина из себя. Он вскочил, выхватил из кармана карту и, подбежав к председательскому столу, развернул ее.
      — Да вы поглядите сюда! Любая деревня!
      На карте, указанной Ильиным, район густо пестрел разноцветными цифрами, в то время как по соседству с ним двойки, тройки стояли редко.
      — Это число сделанных записей тех или иных текстов: красным — былины, синим — сказки… Видите: у вас прямо-таки золотое дно.
      — А почему? — Председатель озадаченно потер подбородок.
      — Есть разные теории. Но о них после. Вот вам еще загадка: вокруг на сотни километров «окающий» диалект. И только у вас в районе говорят на «а».
      — Верно, — Иван Федорович был явно смущен от того, что гость открывает ему очевидные истины.
      — Это значит, что на территории вокруг Городка уцелели потомки древних обитателей края, когда-то вытесненные, ассимилированные пришлыми племенами. Скажем, здесь издревле жили словене, а веке в десятом-одиннадцатом их сменили кривичи…
      — Мы, выходит, словене? — Председатель растерянно смотрел на карту. — А в Починковском районе — кривичи?
      Ильин улыбнулся.
      — Теперь эти племенные различия вряд ли кого волнуют.
      — А почему ж тогда у кривичей с фольклором слабо? — вдруг озарило Ивана Федоровича. — Вроде не глупее нас.
      — Вот тут-то и начинается область гаданий. Концентрацию фольклорного материала некоторые объясняют тем, что словене не двигались с места, а кривичи во время миграции многое растеряли. Но, на мой взгляд, это неубедительно.
      Ильин принялся было сворачивать карту, но председатель остановил гостя и снова бережно расстелил ее перед собой. Теперь он смотрел на разноцветные цифры с нескрываемым уважением.
      — Неубедительно? А ваше объяснение?
      Ильин помедлил с ответом, обдумывая, как изложить свою гипотезу. Потом взял стул, обошел вокруг председательского стола и сел рядом с Иваном Федоровичем. Вооружившись карандашом, обвел на карте несколько мест, где густота цифири была наибольшей.
      — Таких районов, как видите, несколько. В трех из них отмечено любопытное совпадение: крупные метеоритные воронки. Я почему-то уверен, что и в остальных аналогичных местностях стоит поискать следы падения метеоритов.
      — При чем здесь… — с явным недоверием начал председатель.
      — Никакой мистики, — успокоил Ильин. — Я предлагаю абсолютно научное объяснение…
      С этими словами он достал из папки газетную вырезку и протянул Ивану Федоровичу.
      — Так… необъяснимая аномалия на месте падения небесного тела… данные хронометра, помещенного в центре воронки… аналогия с Тунгусским метеоритом… — то молча шевеля губами, то скороговоркой произнося отдельные фразы, председатель с минуту сидел над статьей и вдруг решительно отодвинул ее от себя. — Послушайте, какая связь между падением метеорита в Марокко и…
      — Самая непосредственная, — перебил Ильин. — Не хотите читать до конца, могу объяснить суть дела вкратце… Эта публикация, перепечатанная из американского журнала, посвящена физическому явлению, впервые описанному нашими исследователями. Во время проведения экспериментов в зоне падения Тунгусского метеорита был отмечен замедленный ход хронометра. Речь идет об отклонениях в доли секунды, однако факт остается фактом: время там как бы течет с иной скоростью. Об этом феномене американский научный обозреватель вспоминает в связи с событиями, последовавшими после падения крупного метеорита в Марокко в начале нынешнего года. Экспедиция, прибывшая к воронке, образовавшейся после удара космического пришельца о землю, обнаружила еще большее отклонение стрелки хронометра.
      — Но в статье, насколько я понял, говорится прежде всего о пропаже людей… — начал председатель.
      — А, это не существенно, — пренебрежительно махнул рукой Ильин. По-моему, типичная погоня за сенсацией… Как он тут пишет? "До сих пор единственным достоверным случаем, когда небесное тело попало в человека, считалось событие 1946 года в Аризоне. Десятисантиметровый метеорит пробил крышу небольшой фермы и, влетев в кухню, ударил в бок женщину. Фотография оставленного им синяка обошла мировую прессу… По сообщениям менее достоверных источников, в 1906 году в Мексике метеорит убил генерала повстанческой армии. Старинная миланская хроника утверждает, что в 1511 году в этом городе жертвами метеоритов стали два человека…" И дальше перечисляются совсем уж мифические происшествия. А все для того, чтобы придать марокканскому «чуду» характер первостатейной сенсации. В момент падения метеорита поблизости от места образования воронки будто бы видели нескольких бродяг. И все они бесследно исчезли…
      — Так почему же для вас это несущественно? — Председатель осуждающе поднял одну бровь.
      — Да вы не так меня поняли. Я вовсе не толстокожий, я готов посочувствовать этим людям — буде это окажется не сенсационным слухом… Хотя то, что никаких останков не обнаружено, говорит о сомнительности каких-то жертв. И все же я не о том. Главная-то сенсация не в этом, а именно в совпадении физических аномалий. А вот о них, к сожалению, говорится скороговоркой. Данлоп — это имя обозревателя — ссылается на мнение видных американских ученых, которые считают: для того чтобы могло произойти такое временное смещение в месте падения метеорита, должна постоянно выделяться значительная энергия. А это возможно в том случае, если удар пришелся на один из узлов кристаллической решетки Земли… Тут, между прочим, и теория кристаллического строения нашей планеты излагается… Но это предмет отдельного разговора, я же о другом хочу сказать — как я к своей гипотезе пришел. Дальше в статье говорится, что таких метеоритов, как марокканский или тунгусский, не так уж много. Цитирую: "Подсчитано, что небесное тело весом в полтонны падает на Землю приблизительно один раз в месяц, 50-тонное — один раз в тридцать лет, 250-тонное — единожды в 150 лет, метеорит, весящий 50 тысяч тонн, может упасть один раз в 100 тысяч лет". Всего же, пишет Данлоп, на земной поверхности обнаружено около двухсот метеоритных кратеров…
      Ильин осекся, осознав, что председатель давно уже смотрит на него поскучневшими глазами, нетерпеливо крутя перед собой карандаш.
      — Все, заканчиваю лекцию, Иван Федорович. Только несколько слов в заключение. Короче говоря, когда я увидел карту, на которой нанесены эти кратеры, я поймал себя на мысли, что она мне удивительным образом знакома. И вспомнил: на составленной в нашем институте карте распространения фольклорных сюжетов — я вам ее показывал — просматриваются своего рода «пятна», близкие по расположению к кратерам, обнаруженным в европейской части России. А когда совместил эти две карты, понял, что не ошибся…
      Председатель попросил снова достать карту фольклорных сюжетов и озадаченно уставился на нее. После минутного размышления спросил:
      — Как же это истолковывают?
      — Да пока никак, поскольку я об этом феномене сообщений не делал. Меня ведь в данном случае интересует не загадка времени. Мне достаточно голого факта. Я сопоставил его с теми данными, которые были в моем распоряжении, и, мне кажется, нащупал взаимосвязь между падением метеоритов и… фольклорными аномалиями. Объяснение их — дело физиков. Я же имею для себя несколько рабочих гипотез — вполне, разумеется, дилетантских. Одна из них…
      Ильин выдержал эффектную паузу и, проведя в воздухе дугу зажатым в руке карандашом, ткнул грифелем точно в центр Городковского района.
      — Там, где время замедляется, лучше сохраняется память культуры: устное народное творчество. Может быть, в таких местностях за много поколений доли секунды, набегающие в сутки, превратились в годы, а то и десятилетия… Словом, повсюду определенные предания и сказки уже забылись, а в районах падения крупных небесных тел, живущих как бы вчерашним днем…
      — Но у нас-то метеоритов не было, — с ехидцей ввернул председатель.
      — А я уверен, что были! Дайте машину до Никольского Погоста. Доберусь и разыщу вам воронку…
      Иван Федорович с минуту сидел, неподвижно глядя на карту. Вдруг хлопнул по ней ладонью и сказал:
      — Ладно! Все равно мне в том конце давно побывать надо было… — хитро сощурился и добавил: — Но если не обнаружим метеорит…
      — Готов понести примерное наказание, — серьезно сказал Ильин, но не выдержал и широко улыбнулся.
      II
      Дорога оказалась действительно никудышной. Исполкомовский УАЗ то и дело задевал карданом глинистую бровку, и водитель — веснушчатый парнишка в майке "Ну, погоди!" — болезненно морщился, словно ему передавалась боль скрежещущего металла.
      Ильин поглядывал в заднее стекло — густая пелена пыли стояла за машиной. "Если пройдет дождь, отсюда и на тракторе не выберешься".
      Председатель возобновил разговор о метеоритах, но в непрерывной тряске беседовать было трудно, и после нескольких попыток объяснить что-то Ильин виновато развел руками и умолк.
      Заехали в попутный колхоз. Иван Федорович скрылся в правлении и пробыл там четверть часа. Ильин и шофер попробовали тем временем раздобыть молока, но узнали, что на целое село держат только пять коров и у каждой хозяйки разбирают весь удой до последней кринки. Водитель УАЗа достал из сумки бутылку с холодным чаем, протянул Ильину. Тот отрицательно мотнул головой.
      — Меня ведь не жажда мучит. Причаститься хотел — деревенским…
      Он прилег на травянистый косогор, стал смотреть в небо. Белые глыбы выплывали из-за леса, беззвучно разрушались в вышине и вновь громоздились в противоположной стороне горизонта снеговыми валами. Одно облако долго сохраняло форму сжатого кулака с вытянутым пальцем. Проплывая над селом, оно медленно поворачивалось так, что в конце концов перст указующий уперся прямо в Ильина и сразу же размазался, распался на рваные клочья…
      Услышав голоса, Ильин повернул голову в сторону правления. Иван Федорович шел к машине в сопровождении нескольких мужчин. Увидев фольклориста, махнул ему рукой.
      — Обедать зовут!
      Отказываться Ильин не стал — сразу было видно, что хозяева настроены непреклонно. Представившись спутникам председателя, он последовал за ними к высокому пятистенному дому с широкими «городскими» окнами.
      За столом Ильина снова стали расспрашивать о цели приезда. И ему вновь пришлось повторить свою метеоритную гипотезу — он бы и рад был умолчать о ней, да усмешливый взгляд Ивана Федоровича как бы обязывал к откровенности.
      Никто из сотрапезников не слышал о падении метеоритов в этих местах. Впрочем, ни один из них не был уроженцем Никольского Погоста, расположенного в двадцати километрах отсюда.
      — А почему, собственно, вы именно туда пробираетесь? — неприязненно спросил главный бухгалтер колхоза, сведя к переносью кустистые седые брови. — В этакую дыру…
      — Именно там самые ценные записи сделаны. В том числе несколько вариантов знаменитой былины "Добрыня и Змей". Я по ней кандидатскую защитил.
      — Что ж в ней такого знаменитого? — с той же скептической миной продолжал бухгалтер.
      — Во-первых, это одно из наиболее совершенных творений русского героического эпоса. А во-вторых, былина о змееборце — во многом загадка. В ней зашифровано какое-то очень важное сообщение, которое было понятно людям, жившим тысячу лет назад, но сегодня ключ к тому, что описано в былине, утерян.
      Присутствующие были заинтригованы. Почти все оставили еду, только сидевший в углу конопатый водитель продолжал энергично орудовать ложкой. Председатель колхоза, подперев свой массивный подбородок, выжидательно смотрел на Ильина. Хозяйка, дородная русоволосая женщина в сатиновом платье со среднеазиатским орнаментом, прислонившись к дверной притолоке и сложив на груди большие красные руки, тоже ждала объяснения таинственного произведения.
      — Может быть, ознакомите нас с содержанием? — по-чиновному сформулировал общее желание Иван Федорович.
      — Ну что ж, — Ильин развел руками. — Я ее — ночью разбудите — прочту.
      Поднялся со стула, отошел к стене и, отрешенно глядя в окно, стал декламировать с едва заметной напевностью:
      Породила Добрыню родна матушка,
      Возростила до полного до возраста;
      Стал молоденькой Добрынюшко Микитинец
      На добром коне в чисто поле поезживать,
      Стал он малых змеенышей потаптывать…
      Ильин перевел взгляд от окна и встретился глазами с шофером. Тот только что откусил от краюхи хлеба и виновато потупился, перестал жевать. На щеке его замер изрядный желвак. Невнимание конопатого несколько обескуражило Ильина, и он не решился проверить, какое впечатление производит его чтение на других. Продолжал исполнение былины, прикрыв глаза, словно ни к кому в отдельности не обращаясь.
      Приезжал Добрыня из чиста поля,
      А сходил-то он с добра коня,
      И он шел в свою полату в белокаменну,
      Проходил он во столову свою горенку,
      Ко своей ко родной ко матушке.
      Говорила тут Добрыне родна матушка:
      — Ай же, свет, мое чадо любимое,
      Ты молоденькой Добрынюшка Микитинец!
      Ты на добром коне в чисто поле поезживашь,
      Да ты малых змеенышей потаптывашь,
      Не съезжай-ко ты, молоденькой Добрынюшка,
      Да ты далече далече во чисто поле,
      Ко тем славным горам да к сорочинским,
      Да ко тем норам да ко змеиным…
      Когда он умолк, послышалось покашливание, заскрипели стулья. Желвак на щеке шофера вновь ожил, конопатый принялся торопливо дожевывать хлеб.
      — М-да, — задумчиво начал Иван Федорович. — Не разбери поймешь… Что за змееныши, что за горы сорочинские? И вот ведь штука — непонятно, а за душу хватает.
      — Забирает, — кивнул бухгалтер. — Как песня хорошая.
      — Так это и есть песнопение, — сказал Ильин. — Профессиональные исполнители былин сказывали их нараспев, а в древности на гуслях аккомпанировали.
      — А что вы в диссертации своей писали? — спросил до сих пор молчавший главный зоотехник колхоза, сумрачный мужчина средних лет с дочерна загорелым лицом и с белой полосой на лбу от кепки.
      — Как вам в нескольких словак сказать, — задумался Ильин. — Дело ведь не только в содержании былины, а в том подтексте, который был понятен для человека древней культуры. Нам же, чтобы добраться до него, приходится привлекать данные истории, языкознания, этнографии или, по-русски говоря, народоведения.
      — Знаем-знаем, — перебила хозяйка. — Третьего дня по телевизору Сенкевич рассказывал. Про Миклуху этого…
      — Маклая, — авторитетно добавил бухгалтер.
      — Ну тогда вам понятно будет, почему я стану ссылаться на предания шведов или греков, — продолжал Ильин. — Дело в том, что у всех народов Европы, у их родственников в Иране, на Памире, в Индии имеются предания о борьбе богов или героев со змеями. Наверное, помните со школы — во всех учебниках по истории была изображена скульптурная группа: Лаокоон и его сыновья, борющиеся со змеями…
      — Это голые-то? — спросил шофер. — А один — с бородой?
      — Голые, — кивнул Ильин. — У греков так принято было изображать человеческое тело.
      — Вот этого я, признаться, никогда не понимал, — сказал председатель райисполкома, — Ведь ходили-то они в одежде. Ну представьте: изобрази кто-нибудь всех нас голыми вот тут, в избе. Ну какая в этом красота?
      Хозяйка зябко передернула плечами:
      — Ну вы скажете, Иван Федорыч! Да кто же этакую срамоту позволит!
      Ильин с улыбкой поднял руку:
      — Так что, закругляюсь?
      — Просим прощения. — Председатель приложил руку к сердцу. — Больше ни слова.
      — Итак, все индоевропейские народы рассказывали о борьбе своих героев со змеями. Для нас, русских, этот сюжет также не новость — и былина о Добрыне одна из произведений в ряду других. Даже на первых наших монетах еще во времена Ярослава Мудрого, то есть в XI веке — появился всадник, поражающий змея. Название копейки — от «копейных» монет, то есть тех, где изображен поединок конника-копьеносца со змеем. Кстати сказать, многие считают, что он появился впервые на московских монетах, но на самом деле первыми были не «московки», а «новгородки». Говорю об этом особо, так как ваши места были когда-то владением Новгородской земли. Именно в новгородской иконописи излюбленный сюжет — "Чудо Георгия о змие", то есть подвиг святого Георгия, победившего змея. Ни в одном из русских княжеств не найти такого количества всадников-змееборцев на иконах, как в Новгороде и его владениях. Это тоже одна из исторических загадок.
      — Так что же Добрыня? В чем дело в этой былине? — не утерпел бухгалтер.
      — Я в своей диссертации связал эту историю со Змиевыми валами. Есть на Украине, южнее и восточнее Киева, многокилометровые цепи укреплений, построенных во втором — седьмом веках. В общей сложности — около тысячи километров. Так вот, в народе бытовала легенда о богатыре, победившем гигантского Змея-людоеда и запрягшего его в богатырский плуг. Когда победитель пропахал на Змее борозды, отвалы образовали эти знаменитые валы. На мой взгляд, в такой иносказательной форме была передана идея извечной борьбы со степными завоевателями. И Добрыня также участвовал в отражении набегов кочевников-половцев, печенегов. И еще одно обстоятельство, связанное с Киевом: в былине Добрыня сражается со Змеем на Пучай-реке. Это, по мнению многих ученых, река Почайна в Киеве, в которой производилось крещение жителей города. Таким образом, поединок со Змеем может означать и борьбу христианства с язычеством…
      — Похоже, к дождю дело идет, — озабоченно глянув в окно, проговорил Иван Федорович. — Как ни жаль вас прерывать, а надо нам, товарищ фольклорист, побыстрее двигаться. Иначе мне назад не выбраться.
      Ильин кивнул и сел за стол. Быстро, с давней солдатской сноровкой сметал окрошку и яичницу, запил чаем.
      Провожать гостей на крыльцо вышли все, кто был в доме.
      — Жалко, уезжаете, — посетовал бухгалтер. — У меня к вам, товарищ ученый, ряд вопросиков. Возвращаться будете — непременно зайдите. Мы вам с собой медку, яичек, еще чего-нибудь сгоношим. В Москве-то, поди, все консервы кушаете?
      — Обязательно заеду, — пообещал Ильин.
      III
      В Никольском Погосте обитало два десятка семей — в основном старики. Большинство изб стояли заколоченными, только некоторые из них содержались в относительном порядке — те, что давали на лето приют дачникам. На краю кладбищенской рощи возвышался остов церкви, основательно обжитый березовой порослью. Одно деревце проросло сквозь стропила купола, корни другого пронизали столетнюю кладку и свисали над папертью.
      Когда Ильин бродил как-то вечером возле развалин храма, его окликнули:
      — Эй, парень, смотри не провались!
      Из высокого бурьяна показалась голова, прикрытая донельзя выцветшей кепкой-восьмиклинкой едва ли не довоенного образца. Светло-голубые глаза, тоже словно бы выцветшие, с едва приметной усмешкой оглядывали Ильина с ног до головы. Ему стало неловко за свои ярко-красные кроссовки и майку с эмблемой Йелльского университета.
      — Тут можно в подвал угодить, — продолжал обладатель антикварной кепки, пытаясь продраться сквозь заросли сорной травы.
      Вырвавшись из цепких объятий бурьяна, он предоставил Ильину возможность полюбоваться длинным рыжим плащом и разбитыми фетровыми ботами "прощай молодость", густо облепленными репьями. Когда незнакомец поднял руку, чтобы вытянуть из зарослей длинный кнут, под мышкой обнаружился первозданный синий цвет дождевика.
      — При царе-то, сказывают, народ заблужденный был, — говорил пастух, наматывая хлыст на локоть. — Вот и верили, что вода святая с-под церкви этой текет. Да и после уж — я помню мальцом был, а видывал — бабы в подвал тот лазили с бутылями.
      — А сейчас что же — разуверились? — спросив, Ильин сам удивился своему тону. Словоохотливый старик необъяснимым образом вызвал у него потребность потолковать — в том значении этого слова, в котором оно понимается общительными деревенскими мужиками, охотниками до откровенных бесед с любым встречным.
      — Ты садись, он теплый, камешек, — сказал пастух, указав кнутовищем на гранитную плиту с крестом и надписью "Иерей Иоанн, + иулия 12 лета 1878, жития его было 69 лет".
      Ильин с сомнением оглядел надгробие. Перехватив его взгляд, старик сочувственно усмехнулся и кивнул на поваленную стелу из белого камня, на которой с грехом пополам можно было прочесть: "Пальтов Флегонт Яковлев, почетный гражданин". Памятник явно находился не на своем месте, поэтому Ильин решил, что не очень шокирует прах Пальтова, если присядет на изваяние.
      Поместившись рядом, старик достал из кармана «Беломор», щелкнул по дну пачки.
      — Угощайся…
      — У меня кубинские. — Ильин показал пачку «Лигерос».
      — Термоядерные, — усмехнулся пастух. — Это если б отец мой жив был, он бы одобрил… Такой табак курил, что дух заходился, если рядом стоишь. Самбраталическим звал…
      В молчании сделали несколько затяжек. Ильин постучал согнутым пальцем по памятнику.
      — Что за фамилия такая… нелепая?
      — Почему? Все понятно — от пальта фамилия. У нас полдеревни Пальтовы, походи вон по кладбищу, погляди что на крестах написано.
      — Да ведь слово «пальто» раньше не употребляли в народе. Господское оно было, из французского языка к нам пришло.
      — Видать, барин и наделил фамилийкой. У нас ведь усадьба стояла. Генерал жил. Ох и крутой был! Мне дед сказывал: он еще мальчишкой был, когда у барина дочка пропала. Так он всю деревню переворошил, сколько народу перепороли пристава…
      — Нашлась дочь?
      — Не-е… Так с концами… Тоже в подвал церковный забралась мужики-то видали, кричали: не лезь, мол, — и как сквозь землю провалилась… Чего смотришь — вру, думаешь?
      — Как-то не верится, — признался Ильин.
      — За этими подземельями давно дурная слава идет. Из наших никто туда и не совался. Старики-то все остерегали: пропадете, бывали-де случаи. Будто бы, слышь, дыра там прямо в геенну огненную…
      — А дочка генеральская?
      — Видать, тоже не поверила: сказки мужицкие. Перерыли тогда все вокруг, а после заложили вход в подземелье, чтоб неповадно было лазить. Источник только вывели наверх… А потом, уж при колхозах, велело начальство и родник тот заклепать. А бабы наши расковыряли дырку в кладке, таскали потихоньку воду святую… Комсомольцы прознали, и совсем источник зацементировали.
      Ильин слушал вполуха. Таких таинственных и в то же время удивительно трафаретных историй наскажут в любой деревне. Его гораздо больше занимал вопрос о метеоритных кратерах. И он решил прервать словоизвержение пастуха.
      — Слушай, отец, а у вас в округе ямы большие есть? Такие, знаешь, углубления с пологими краями, вроде воронки?
      Пастух немного подумал и решительно тряхнул головой:
      — Нет. Я который год со стадом таскаюсь, все здесь обошел. Дырок нету, бугров сколь хошь.
      Он раздавил окурок о надгробие, встал.
      — Пойду… Так гляди, не провались в преисподнюю. — И обнажил в улыбке дочерна прокуренные зубы.
      Старик скрылся в кустарнике, а Ильин долго еще сидел на теплом камне, раздумывая о ближайших делах. За расспросами о метеоритных кратерах он совсем забыл о прямой цели командировки. Магнитофон так и пролежал все эти дни в его рюкзаке.
      Но теперь Ильин вдруг с холодной ясностью осознал, что научной сенсации не получится, что с мечтами об этом надо покончить и пора приниматься за скучно-методичное просеивание старушечьих разговоров в надежде наткнуться на какие-то интересные фольклорные блестки.
      "Всегда так, сам себя распалю на какую-нибудь идейку, уверую в нее, как в догму, а потом… Схватишь — а там куча пепла". Ильин привычно хитрил, устраивая в собственной душе экзекуцию. После подобных накачек как-то лучше, злее работалось. И потому многое удавалось. Высечешь себя "с перебором", зато потом приятно убеждаться, что не так уж был плох и бездарен, не только на маниловщину горазд…
      Он поднялся и, продолжая мысленно стегать себя по чувствительным местам, вошел внутрь церкви. В стенах зияли бесформенные дыры — здесь, по-видимому, выламывали кирпич. Под сводами заметались несколько диких голубей-вяхирей — где-то рядом были их гнезда. Заметив кованую лесенку, поднимавшуюся к темному проему в верхней части одной из боковых стен храма, Ильин, не раздумывая, стал взбираться по ступенькам, покрытым густым слоем птичьего помета.
      Сунувшись в углубление, у которого кончалась лестница, он зажег спичку. Пламя осветило узкий ход, заворачивавший вместе со стеной. Сделав по нему несколько шагов, Ильин увидел впереди правильное отверстие, в котором голубело небо. "Звонница", — догадался фольклорист и, с осторожностью ощупав кладку стены, выбрался наружу.
      От колокольни остались только четыре столбика, накрест соединенные полосовым железом. Над ними когда-то, должно быть, находилась небольшая луковица с крестом, а сами кованые балки служили для крепления колоколов.
      Ильин взялся за железное перекрестие и, расслабленно повиснув на руках, стал оглядывать окрестности: деревню, выстроившуюся подле речки, гряду огромных валунов на другом берегу, редкую березовую рощу, невесть как уцелевшую среди полей, уходивших к самому горизонту.
      Раньше, говорили местные, здесь было много перелесков, но в последние годы их стали сводить: пашут нынче на гигантских тракторах, их невыгодно держать на малых пашнях. "Как дернул один загон верст на пять, потом развернулся — еще пять, разиков десять прошелся — сделал норму". Это сказал Володька Жбанов, единственный мужик моложе сорока, который еще держался в деревне. Хозяйство у него было справное, не то что развалюхи, в которых ютилось старичье. И комната приличная нашлась для приезжего филолога…