На экране появилась Лина. Она стояла на кровати в своей комнате и простукивала стену под самым потолком – там, где шел ряд декоративных панелей, скрывающих вентиляционные ходы. Потом удовлетворенно кивнула головой, тряхнула кистью, из указательного пальца высунулась длинная никелированная отвертка. Девушка вставила ее в отверстие панели и начала отвинчивать шуруп.

– Шустрая девочка, – Виктор покачал головой. – Шустрее даже, чем я думал.

– Что делать, хозяин? – вежливо осведомился голос Тутмеса.

– Ничего. Не мешай ей. Хорошо, что она нашла себе хоть какое-то занятие. Пусть побалуется.

Виктор бросил комп на стол, откинулся на спину и снова взмахнул воображаемой палочкой.

День 2

Виктор шел по лаборатории энергичным шагом, заложив руки за спину, бормотал что-то под нос. Потом резко остановился и семенивший сзади Тутмес едва не налетел на него.

– Лина еще спит? – спросил Виктор.

– Да, хозяин.

– Во сколько легла?

– В два после полуночи, хозяин.

– И все это время ковырялась в стенах?

– Да, хозяин. Сняла все панели, потом повесила их обратно.

– Нашла что-нибудь?

– Две камеры из пяти.

– И что?

– Раздавила их ногой. Очень сильно ругалась при этом. Неприлично ругалась.

– Это нормально. Я бы тоже ругался.

– Похоже, она неплохой техник. В ее правую руку вживлен полный набор инструментов.

– Видел… Как раз в этом ничего необычного – не забывай, что она пилот. Надеюсь, оружия с собой не притащила?..

– Такое невозможно, хозяин. Сканер засек бы это еще на входе.

– Паутинку не нашла?

– Нет, хозяин, нет. Паутинка хорошо спрятана.

– Ладно, пусть спит. Пусть выспится – сегодня она нужна мне свежей. Показал ей наш зоопарк?

– Да, хозяин. Госпоже очень понравилось.

– Теперь покажи мне.

– Хозяин, вы знаете здесь все гораздо лучше меня… Может быть, не стоит тратить время на осмотр?..

– Это что, попытка невыполнения приказа? – Виктор удивленно поднял брови. – Когда меня заинтересует твое мнение, я дам тебе знать.

– Да, конечно. Простите, хозяин, – Тутмес суетливо отвесил поясной поклон. – Пойдемте, хозяин.

– Начнем со зверюг первой категории допуска. Где они у нас?

– В третьем и восьмом блоках.

– В каком состоянии?

– О, они в полном порядке! – Тутмес расцвел в улыбке. – Настоящие красавцы, да! На них можно смотреть часами, глаз не оторвать! Пойдемте, хозяин.

* * *

– Пальцеглаз равнинный… – Виктор стоял, сложив руки на груди и любовался тварью, приникшей к стеклу с другой стороны. – Красавец, ничего не скажешь. Обошелся мне в тридцать восемь миллионов. Думаю, он того стоит.

Красавец был похож телом на помесь кенгуру и динозавра-теропода, в два метра ростом, с блестящей пятнистой шкурой, мощными нижними конечностями и маленькими верхними – трехпалыми, с жуткими крючковатыми когтями. Морда его напоминала крабью – фасеточные глаза на тонких стебельках, два ряда непрерывно движущихся жвал. Пальцеглаз жевал, из челюстей его свешивались кровавые ошметки.

Виктор подошел вплотную к террариуму и хищник тут же среагировал – разинул пасть, бросился вперед и влепился в толстое стекло. Глухой удар отозвался вибрацией пола. Виктор инстинктивно отпрыгнул, оглянулся на Тутмеса, устыдившись собственного страха.

– Да, попадешь такому на зубок, и никакой инвазии не понадобится, – смущенно сказал он. – Сожрет, зверюга.

– Не волнуйтесь, хозяин. Это стекло даже граната не прошибет.

– Знаешь, зачем мне нужен пальцеглаз? – спросил Виктор.

– Для того же, что и остальные ксенобионты. Источник полезных генных утилит.

– А конкретнее?

– Извините, хозяин, откуда я могу это знать?

– Врешь. Ты много лет крутишься среди биотехников. Наверняка слышал о проекте «Форслайф».

– Извините, хозяин. В первый раз слышу о таком. Что это?

– Это военные разработки, базирующиеся на ксенобиологии. Уже двадцать лет специалисты, собранные со всех Соединенных Штатов, корпят в подземном городе в штате Юта – разбирают на составные части хромосомы стансовских зверюг, вырезают из них нужные участки и имплантируют в хромосомы людей. Конечная цель банальна – создать солдат, прыгающих на два десятка метров, дышащих под водой, бегающих со скоростью сто километров в час. Любой ученый, попавший в этот чертов город, может забыть о большом мире – он будет иметь все, что пожелает, но выход за пределы города запрещен ему до самой смерти.

– Почему вы говорите об этом, хозяин? Почему выдаете столь великие секреты?

– Ты должен знать. С завтрашнего дня мы начнем свою собственную работу и скрывать что-либо от тебя больше нет смысла. Ребята из «Форслайфа» трудились годы, а теперь их результаты лежат в моем кармане. – В голосе Виктора прозвучала нескрываемое тщеславие. – Не буду говорить, сколько я за это заплатил. Такая информация дороже любых денег.

– Зачем они это делают, хозяин? – спросил Тутмес. – Какой смысл создавать идеальных солдат? С кем они будут воевать? С арабами? С русскими? Арабы слишком слабы, чтобы направлять против них сверхубийц, а в борьбе с русскими никакие мутанты не помогут.

– Это инерция человеческой тупости. Желание использовать любую технологию прежде всего для создания нового оружия, и только уже потом, если не пригодилось, разрешить ее мирное применение. Проблема в том, что наши военные засиделись. Их генные разработки уже давно должны быть доступны человечеству, а они и не думают делиться. И вряд ли в ближайшие тридцать лет поделятся с кем-то. Им и так хорошо в своем сверхкомфортном подполье. Это не устраивает меня, Тутмес. Боюсь, что через тридцать лет я буду уже полной развалиной. Есть у меня такое подозрение.

– Они действительно создали идеальных убийц?

– Создали. Разработана технология. И я получил ее в чистом виде. Если бы не получил, не стоило б затевать все это. Ты знаешь, Тутмес, что я не профан в прикладной генетике. Но чтобы осуществить то, что мне нужно, понадобилась бы многолетняя работа сотен специалистов. Теперь я смогу сделать это в короткие сроки. Потому что у меня есть методика. Я пущу ее в ход не для того, чтобы создать выродка-убийцу. Я направлю ее на благое дело. Ты знаешь, какое.

– Знаю, хозяин.

– Я создам идеального человека. Переделаю человека, вылеплю из него то, чего не смогли вылепить ни Господь Бог, ни миллионы лет эволюции. Дам человеку то, о чем он мечтал. Этот человек положит начало новой популяции. Популяции людей, живущих сотни лет, не болеющих ничем, не склонных к порокам и ипохондрии, сильных, красивых и здоровых. Людей будущего, отличающихся от обычных людей настолько же, насколько человек разумный отличается от питекантропа.

– И этим человеком будет Лина? – спросил Тутмес, вежливо склонив голову.

– Этим человеком буду я, – сказал Виктор. – Я заслужил этого больше, чем кто-либо другой. А Лина… Она послужит материалом для отработки методики. Ее шансы выжить при этом не слишком велики. Ничего не поделаешь. Ничто не дается просто.

– А если она умрет, а вы все еще не достигнете цели?

– Тогда я слетаю на Землю и привезу другую девочку. Или мальчика. В моей памяти лежит список из сотни кандидатур – все они подходят по основным параметрам, все готовы пойти за мной хоть к черту на рога, лишь бы я заплатил. Хай-стэнды и мормоны, американцы и дети Европы. Я привезу сюда столько людей, сколько мне понадобится.

– Хозяин… – Тутмес поднял лицо, в глазах его застыли слезы. – Не убивайте девочку Лину. Она умрет, да. Нельзя так делать. Возьмите меня вместо нее. Возьмите. Мне даже не нужны деньги. Сделайте с моим телом все, что хотите. Но пусть девочка Лина живет.

– Твой геном напрочь испорчен, – надменно произнес Виктор. – Ты три раза менял лицо, в каждую из твоих хромосом вшит кластер иммунотолерантности – дешевый, марджевского производства. Когда ты был федаином и охотился на неверных, ты присадил туда же кластер скорости, не думая о том, что это навеки сделало тебя бесплодным – такое вот побочное действие. У тебя не будет детей – на черта ты нужен после этого? И, самое главное – ты серв, Тутмес. Твои гены грязны, как помойка – чего там только нет. К тому же мне нужен толковый помощник. А ты весьма толков, Тутмес.

– Девочка Лина, – снова сказал Тутмес. – Она такая юная, красивая, славная. Она ни в чем не виновата, хозяин. Она не должна умереть. Отпустите ее, хозяин, пожалуйста…

– Ты говоришь глупости, серв, – бросил Виктор. – Я начинаю сомневаться в твоих умственных способностях.

* * *

Лина ждала чего-то подобного. Ждала любой хорошо просчитанной подлости, поэтому всю ночь не смыкала глаз. И все же под утро провалилась в мертвый, бесчувственный сон.

– Спит, – констатировал Виктор, глядя в монитор. – На боку лежит, не очень удачно, лучше б на спине… Впрочем, пойдет. Начали.

Он щелкнул по клавише ввода, из потолка над Линой выпросталась тонкая сеть и намертво приклеила девушку к койке.

– Пошли, Тутмес.

– Она не вырвется, хозяин? – спросил серв.

Лина корчилась на экране, рот ее безмолвно открывался – звук был предусмотрительно отключен.

– Нет. – Виктор осклабился. – Паутинка – весьма прочная штука. Пойдем, успокоим ее.

Два десятка шагов по коридору – комната Лины – кубатура, плотно заполненная визгом, воплями, проклятиями. Виктор пожалел, что не взял скотч, дабы заклеить девчонке рот.

– Замолчи, Лина, – сказал он, пытаясь сохранять спокойствие. – Мы не сделаем тебе ничего плохого. Заткнись, ради Бога.

– Ничего плохого?! – взвизгнула Лина. – Скотина, урод! «Серва» мне сейчас вкатишь, да? Сволочь!

– Нет, нет, – Виктор покачал никелированным инъектором перед ее носом. Нельзя тебе «Серв». Никаких психомодуляторов. Ничего генного. Только чуть-чуть успокоительного. Нервы нужно беречь, милая.

Он приставил инъектор к шее девушки и нажал кнопку. Лина дернулась и затихла.

– Срежь паутинку, Тутмес, – сказал Виктор. – И доставь Лину в третью лабораторию. Через час начнем работу.

* * *

Лина лежала на хирургическом столе – обнаженная, до пояса укрытая простыней. Лицо ее скрывалось под серой пластиковой маской, к вене шла прозрачная трубка от капельницы. Гармошка искусственной вентиляции легких ритмично совершала движения вверх-вниз и грудь Лины двигалась в такт ей. Конечно, легче было воспользоваться безыгольным инъектором, но иногда лучше вот так, по старинке, внутривенно и с полным наркозом. Сейчас – особый случай. Нужно сделать все особенно тщательно.

– Хорошее тело, – сказал Виктор. – Завидую девочке от всей души, белой завистью. Двадцать три года – и никакой дряни, чистые гены, гладкие клапаны сердца, здоровая печень, сбалансированная работа ферментов. К тому же она никогда не употребляла стимуляторов, не говоря уж о наркотиках. Это невероятная редкость.

– А вы их употребляли? – спросил Тутмес.

– А ты как думаешь?

– Думаю, да.

– Само собой… Все мы подсели на химию, разрушающую мозги. Человечество отравлено. Думаю, что современный вид человека уже не вылечится от этой болезни. Более того – вымрет от нее в ближайшее время, в течение сотни лет. Создание нового биологического вида – не прихоть, это уже необходимость, единственное лекарство, избавляющее от смерти если не вида, то хотя бы рода.

– Это нарушение естественного течения эволюции.

– За время существования жизни на Земле вымерли миллионы видов животных – сгинули в небытие, не оставив после себя ничего, кроме окаменелостей. Сейчас пришла наша очередь. Это очевидно для всякого, кто умеет работать мозгами, но никто не хочет осознавать серьезность факта – каждому понятно, что свою жизнь он дотянет в комфорте, а дальше – хоть потоп. Хомо сапиенс остановил свою эволюцию, когда усовершенствовал до предела медицину, позволив выжить и благоденствовать любому заведомо нежизнеспособному уродцу. Мы выкинули естественный отбор в мусорную корзину – легко, непринужденно, и каждый, кто пробует заикаться о последствиях, автоматически обвиняется во всех смертных грехах. Но генетический груз – не шутка. Он накапливается, если его не разгребать.

– Что значит «разгребать», хозяин?

– Ты прекрасно знаешь, Тутмес.

– Убивать.

– Да, да. Убивать всех, кто не соответствует генетическим стандартам. Спартанцы выкидывали своих ублюдков в море безо всякой жалости, никто не заикался о правах и свободах – и ничего, жили хорошо, были красивыми и здоровыми. Мы плюнули на законы природы, и в ответ она плюнула в нас. Мутации возникают непрерывно, спонтанно, это элементарный биологический закон. В первой половине двадцать первого века с этим еще справлялись – даже добились успехов, когда было введено обязательное кариотипирование^[2] всех беременных. Ты помнишь, к чему это привело.

– Помню, хозяин.

– Вначале пришлось принудительно прерывать каждую четвертую беременность. Потом – каждую третью. Бабы цивилизованной части планеты завопили и зарыдали, побежали по судам. Два года юридических войн… Цивилизованность победила. Кариотипирование было объявлено преступлением второй степени. Острословы-юристы порезвились в свое удовольствие, разжирели на миллиардах, вложенных в дело о генетическом контроле. Но, поверь мне Тутмес, именно они поставили большой черный крест на человеке разумном как на биологическом виде. Там, где исчезает хотя бы малейший отбор, начинается деградация. Генетический груз уже добрался до критической массы. Сейчас две трети приличных людей – носители ублюдочных генов, причем доминантных. Процесс развивается, Тутмес. Всего три поколения спустя здоровый человек станет реликтом. Для того, чтобы найти Лину и сотню ей подобных, я потратил два года.

– Почему вы не искали в Азии и в Африке, хозяин? Процент чистых генов там гораздо выше…

– А ты не знаешь почему? – рявкнул Виктор.

– Извините, хозяин! – Тутмес скукожился, посерел от страха, сложился в поклоне. – Простите, ради Бога!

– Потому что чертовы ниггеры и азиаты вымрут позже приличных людей! Только не говори, что я расист!

– Нет-нет, что вы, такое мне и в голову придти не может…

– Белая раса сделала больше всех для этой долбаной планеты, а вымрет первой из-за своего сибаритства и чистоплюйства. Это что, нормально по-твоему?

– Нет, нет.

– Это ты – расист, – Виктор ткнул пальцем в согбенного Тутмеса. – Все вы, цветные, ждете, пока мы окочуримся, лелеете надежду поплясать на наших косточках, получить в наследство то, что мы создали сотнями лет труда. Только ничего у вас не выйдет. Знаешь почему? Потому что ниггеры и китаёзы тоже вымрут, только, может быть, лет на пятьдесят попозже. Пружина заведена, процесс запущен. Понял, да?

– Понял…

– Ладно… – Виктор махнул рукой, остывая как чайник, выпустивший пар. – Довольно болтать. Начнем работу. Сегодня я введу Лине присадку генотолерантности. Присадку высшего качества – в пару тысяч раз дороже того дерьма, что торчит в твоих хромосомах. Присадку, изготовленную на материале Амеадоры красной со Станса. Три дня уйдет на адаптацию. И это будет нашим первым, малейшим шажком. Надеюсь, он не закончится пшиком. Шагать нам еще ох как долго…

День 5

Лина сидела в кресле и глядела на Тутмеса. Тень уходящей боли замутняла ее взгляд, тянула вниз уголки губ. Лина гладила длинными пальцами кожу подлокотников, пытаясь убедиться в их реальности.

– Почему я здесь? – шепнула она тихо, едва слышно. – Я вернулась на Землю. Я гуляла по парку, летала в небе, плавала в океане. Пила вино с друзьями. Легкое белое вино… Выкинула из головы мысли о Викторе и его мертвом Слоне. Почему я снова здесь?

– Вы все время были здесь, госпожа, – сказал Тутмес. – Все три дня. Это был сон, юная госпожа. Сон, не более того.

– Сны не бывают такими… настоящими.

– Бывают. Искусственный сон. Он сродни наркотическим грезам, он ярче, чем сама жизнь.

– Значит, Вик все-таки вкатил мне какую-то присадку?

– Да, госпожа.

– Я убью его, – голос девушки стал г ромче, обрел яростный оттенок. – Убью!

– Вы когда-нибудь убивали, госпожа?

– Нет…

– Тогда не убьете и сейчас. Это страшный грех – убивать. Он оставляет огромные дыры в душе, их не залатать ничем.

– А ты убивал?

– Да, госпожа. – Лицо Тутмеса исказилось, постарело вдруг на десяток лет. – Не будем об этом…

– Что будет дальше?

– Дальше? – Тутмес покачал головой. – Никто не знает, что будет дальше. Многие думают, что знают свое будущее, но это лишь обман. Иллюзии людей – сильных и слабых.

– А ты какой – сильный или слабый?

– Я слаб, госпожа. Я ничтожен. И хозяин слаб, как бы высоко не ставил себя. А вот вы, госпожа, можете стать сильной. Очень сильной. Если выживете.

– Ты говорил, что у меня нет шансов.

– Есть. Теперь, может быть, есть. Вы сильнее, чем мне показалось сначала.

– И что же мне делать?

– Ничего. Закройте глаза и слушайте шум леса. Рокот ветвей в вышине, песни лягушек, разговоры птиц, крики обезьян, шорох листвы под ногами… Песня леса скажет вам о многом.

– Здесь нет леса. Нет ничего, кроме уродливого камня.

– Закройте глаза, госпожа.

Веки Лины медленно опустились, голова откинулась на спинку кресла.

– Вы слышите, госпожа?

– Да… Откуда это, Тутмес?

– Это лес, госпожа. Лес, из которого мы вышли. Лес всегда в нас. Он живет там, внутри.

– Что мне делать, Тутмес?

– Слушайте лес, госпожа. Может быть, он спасет вас.

* * *

– Поговорил с ней, Тутмес? – спросил Виктор.

– Да. Она снова спит. Юная госпожа спит и ей снится лес.

– Какое впечатление она производит?

– Хорошее. Очень хорошее. Вы нашли прекрасный материал, хозяин.

– Как ты думаешь, сегодня вечером удастся приступить ко второму этапу?

– Нет, хозяин, простите. Сегодня – нет. Пусть отдохнет до завтра.

– Лжешь, – Виктор помрачнел. – Ты пытаешься затянуть дело. Я ждал так долго, а теперь опять сплошные задержки…

– Это действительно хороший материал, хозяин. Лина – редкостно чистая особь. Если вы поспешите, то убьете ее. И тогда вам придется снова лететь на Землю, все затянется еще дольше…

– Ладно. Черт… – Виктор стукнул кулаком по колену. – Завтра, завтра. Пойдем, – он порывисто поднялся на ноги. – Покажи, кто живет в восьмом блоке. Мы так и не добрались до них.

* * *

Десять биообразцов, обитающих в контейнерах восьмого блока, ввели Виктора в состояние эйфории. Он причмокивал, щелкал пальцами и улыбался. Одиннадцатый образец вогнал его в состояние недоуменного ступора.

– Это что за дрянь? – спросил Виктор.

В небольшом герметичном аквариуме, скромно притулившемся в углу, в зеленоватой жидкой среде извивался бледный плоский глист, сантиметров тридцати длиной.

– Platella turionana, – тихо сказал Тутмес. – Ленточный червь. Уникальный экземпляр.

– Эта тварь со Станса?

– Да, хозяин.

– Откуда она взялась? Я не заказывал такого. Меня не интересуют плоские черви.

– Вы не заказывали его, хозяин. Червь был внутри пальцеглаза.

– Так-так, – произнес Виктор, медленно мрачнея лицом. – И что ты хочешь сказать? Что притащил сюда, на мой астероид, пальцеглаза, зараженного вонючими глистами? Кажется, я дал тебе достаточно денег, чтобы ты отобрал лучшие биообразцы. Лучшие. Самые лучшие!!! Я ведь так говорил, да?! Или у меня, старого маразматика, отшибло память?!

– Простите, хозяин… – Тутмес молниеносно согнулся в поклоне – низком, почти до пола. – Так получилось. Внутри пальцеглаза была эта штука…

– Только и слышу от тебя: «Простите, хозяин!» – завопил Виктор. – На каждом шагу! Ты вытворяешь черт знает что, а я должен все тебе прощать, да?

– Простите, простите великодушно…

Виктор схватил Тутмеса за плечи, дернул вверх, выпрямил, яростно уставился в полузажмуренные, дрожащие черные глаза. Потом с наслаждением въехал коленом в солнечное сплетение чертового африканца. Тутмес захрипел, сложился пополам. Виктор не дал ему упасть. Выпрямил снова, подтащил к стене, прислонил и отпустил тормоза. Его сухие, немолодые, но еще крепкие кулаки начали лупить в шоколадное лицо как в боксерскую грушу – раз за разом, с глухим стуком. После пятого или шестого удара Тутмес рухнул на пол и закрыл голову руками. Виктор добавил пару пинков по ребрам и неожиданно успокоился. Стоял, тяжело дышал, смотрел на разбитые костяшки своих пальцев. Давно ему не было так хорошо.

– Эй, ты, вставай.

Тутмес уперся ладонями в пол, медленно приподнялся, кровь текла из его носа двумя яркими ручейками.

– Давай, давай, шевелись. Хватит притворяться.

– Простите, хозяин…

– Вставай, дрянь. Прощаю. Но учти – в следующий раз наказание будет более справедливым.

– Спасибо, хозяин. Спасибо…

Господи, ну и компания подобралась… Виктор с трудом удержался, чтоб не плюнуть под ноги. Гонористая девчонка с отвертками в пальцах и черный бесхребетный слизняк, бывший убийца, ныне биотехник. Какие люди окружали его там, на Земле… Настоящие люди. Он бросил их, перечеркнул все, что было – плохое и хорошее.

Неужели вся его жизнь прошла только для того, чтобы очутиться на обломке камня в двухстах миллионах километров от земли?

Виктор глубоко вдохнул, тряхнул головой, губы его растянулись в тонкой усмешке.

Жизнь не прошла. Это только начало его жизни, его истории. Все начнется здесь. Уже началось.

– Ну давай, рассказывай, что за глиста плавает там в аквариуме, – сказал он. – Я понял – она была в кишках пальцеглаза. Как она очутилась в этой чертовой емкости?

Тутмес уже сидел на корточках, прислонившись спиной к стене, размазывал красную юшку по лицу.

– Пальцеглаз отрыгнул ее, хозяин. Просто отрыгнул. Уже год назад. Я пришел утром – а она лежит на полу, рядом с ним. Я посмотрел в определителе стансовских животных. Это Platella turionana – паразит пальцеглазов и многих других хищных, уникальный экземпляр…

– Я уже усвоил, что это плателла. Почему ты не выкинул ее сразу к чертовой матери?

– Не догадался… Подумал, что она может пригодится…

– Выкинь ее немедленно. Нечего ей тут делать. Понял?

– Да, хозяин.

Виктор подошел к аквариуму, наклонился над ним. Плоское, молочно-белое тело червя медленно колыхалось в густой жидкости. Головной конец червя с крючьями-челюстями намертво вцепился в патрубок, идущий от стенки инкубатора. На самом деле паразит, что-то вроде бычьего цепня.

Почему не вода, почему гель? Ах да, – червь не свободноживущий, кишечный паразит, положена специфическая среда для содержания. Не дешевая среда, само собой.

– Ты заказал среду и инкубатор, Тутмес? – спросил Виктор.

– Да, хозяин.

– Почему этот заказ прошел мимо меня?

– Так получилось. Было очень много дел, я не успел вас известить. Простите, хозяин…

Итак, что мы имеем? Тутмес заказал соответствующую среду, перенес червя в отдельный инкубатор, создал червю идеальные условия. Тутмес знает свое дело, что и говорить. По морде парень получил справедливо, но еще один, бесплатно доставшийся стансовский ксенобионт – не то, чем стоит разбрасываться.

– Знаешь что, – сказал Виктор Тутмесу, – оставь его пока здесь. Пусть поживет. Будет время – покопаемся в его хромосомах. Может, на самом деле пригодится…

День 6

Лина была готова. Пусть не убить – хотя бы изувечить его.

Едва Виктор вошел в лабораторию, она вскочила с кушетки. Кошачьи инстинкты кинули ее в бой, когти-отвертки выскочили из пальцев. Вонзить отвертку в глаз, почувствовать этот хруст, поймать кайф хоть на долю секунды…

Она на успела.

– Стой, – спокойно произнес Виктор, вытянув руку ладонью вперед.

Лина замерла как вкопанная.

– Сядь на место, – приказал Виктор.

Лина побрела обратно к кушетке, приволакивая непослушные ноги. Не верилось, что такое случилось именно с ней. Это могло произойти с какой-то другой девчонкой, второсортной старлеткой из третьесортного фильма. Сюжет: трое людей заперты в клетке-камне-астероиде, все роли расписаны бесталанным режиссером, ни шагу не ступишь в сторону от дебильного сценария, выхода нет. Выход появится в конце – минут за десять до хэппи энда. Пришлепает некий стареющий Супермен. Прилетит, размахивая синим плащом. Вздрючит тех, кого следует вздрючить, спасет всех, кого должно спасти. Скажет последние слова, коряво простирая руку в направлении Альфы Скорпиона. Тетки в кинозале пустят слезу…

Супермена не будет. Не будет. Не будет. Может, и к лучшему. От Супермена ее точно стошнило бы.

Лина доплюхала до кушетки и медленно опустилась на нее.

– Что со мной? – спросила она. – Почему я слушаюсь тебя, Вик? Это и есть «serve»? Он уже там, у меня внутри?

– Нет. Я ведь говорил, что тебе нельзя вводить психомодуляторы. Мы использовали средство, временно снижающее способность к сопротивлению. Нейролептик.

– Временно? А что будет, когда его действие кончится? Не боишься, что я нападу на тебя?

– Не нападешь.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что к тому времени ты будешь знать все. Поймешь, что все, что сделано – на благо тебе. И не только тебе. На благо людям.

– Я – кролик? Всего лишь подопытный кролик, да?

– Когда ты ходила в колледж и училась математике и физике, ты не думала, что ты подопытный кролик. Ты училась.

– Глупость, Вик. Придумай более умные аргументы.

– Именно так. Я не издеваюсь над тобой, даже не провожу над тобой опыты. Всего лишь учу тебя новому. Такому, чего ты никогда не знала. Такому, чего не умеет никто из людей. Бесценный набор умений, Лина.

– И чему же я научусь, Вик?

– Ты научишься жить две сотни лет, не старея. Научишься дышать атмосферой, бедной кислородом. Сможешь есть любую ядовитую пищу, усваивать ее и выводить токсины из организма безо всякого для себя вреда. Будешь бегать быстрее гепарда, плавать быстрее акулы. Сможешь лазить по стенам подобно насекомому.

– Сказки… – Лина покачала головой. – Чистейший бред, Вик. Пусть даже твои волшебные ксенобионты способны на такое, понадобится тысяча лет, чтобы научиться передавать их качества человеку.

– Все уже сделано. Есть методика. Она в моих руках.

– Ты настолько гениален, Вик? Позволь не поверить.

– Я тут не при чем. Это разработки военных. В них вложены триллионы долларов. Двадцать лет я ждал, пока технологию доведут до совершенства. Они сделали это, Лина. Хорошая технология – простая технология. Раньше на подобную переделку человека уходили годы, к тому же с девяностопроцентной вероятностью смертельного исхода. Сейчас это занимает чуть больше месяца. И результат гарантирован, Лина. Ребята поработали на славу, ждать дольше нет резона.

– Ты украл эту технологию?

– Купил, – усмехнулся Виктор. – Я ее купил. Но не в магазине, разумеется.

– Стало быть, на Земле уже есть такие супер-пупер-совершенные переделанные люди?

– Есть.

– А теперь ты собираешься настрогать собственных красавчиков и начать войну с теми, земными?

– Война не заслуживает того, чтобы тратить на нее время, – надменно сказал Виктор. – Это они работают ради войны, – он показал пальцем в пол, – а я – только ради мира. Ради совершенства, ради здоровья людей. В новом мире война не будет иметь ни малейшего смысла.

– Новый мир? Что ты имеешь в виду?

– Другая планета. Другие люди. Чистые душой и здоровые телом. Ты будешь первой из новых, милая девочка. Можешь считать себя Евой.

– Подожди, подожди… – Лина прижала пальцы к вискам. – Ты что, хочешь сказать, что есть планеты, на которых можно жить? Ты сам говорил, что жизнь есть только на Стансе…

– Открыто более двух сотен планет. Как минимум три пригодны для создания биосферы. Одна из них – Мирта – очень похожа на Землю. Там много чистой, качественной воды. Мирта стерильна, благодатные споры жизни не осеменили ее, но стоит лишь засеять… Земля покажется загаженной помойкой по сравнению с новоявленным раем.

– Почему Мирту не пытаются колонизировать?

Виктор засмеялся. Лина с удивлением обнаружила, что за полгода знакомства с Виктором впервые слышит его смех – сухой, похожий на кашель, без малейшего оттенка радости.

– Кому это нужно? – сказал Виктор, отсмеявшись и откашлявшись. – Эпоха романтики прошла давным-давно, большие космические корабли не запускает никто, кроме китайцев, хотя стоит это с каждым годом все дешевле. Скиперы прыгают куда угодно, но что они могут перевезти? Они слишком малы для колонизации. Люди в Штатах и Европе зажрались, Лина. Они благоденствуют, но при этом не забывают считать деньги. Колонизация никогда не окупит себя, даже на сотую долю процента. На такое, в принципе, способны русские и китайцы, но их это не интересует тоже.

– Почему? Почему бы им не колонизировать ту же Мирту?

– На Мирте хорошая азотная атмосфера, но мало кислорода. На Земле двадцать один процент кислорода, на Мирте лишь пять процентов. Обычные люди смогут жить там только в герметичных помещениях, передвигаться по планете только в скафандрах. Даже при самом быстром варианте создания биосферы насыщение воздуха достаточным количеством кислорода займет тысячу лет. Какую выгоду может принести такая колонизация? Возить с Мирты на Землю минеральные ископаемые нерентабельно, просто бессмысленно…

– Я поняла, – тихо произнесла Лина. – Ты создашь здесь, на астероиде, колонию из переделанных людей. Они смогут дышать в атмосфере, бедной кислородом. Потом перевезешь их на Мирту. И там мы, переделанные, начнем с нуля. Наше согласие тебя, само собой, не волнует…

– Человечество всегда стремилось к экспансии. Люди шли по суше и обживали новые территории. А когда суша кончалась, садились в лодки и корабли, чтобы открыть новые земли и жить там. Это естественный порядок вещей, Лина. Теперь процесс прерван. Человечество готово заселить новые планеты, но никто не шевельнет и пальцем, чтобы начать это. Я первый, кто зашевелился. Я всего лишь хочу восстановить естественный порядок, Лина.

– Почему ты делаешь это в такой извращенной форме? Почему не объявишь о своих намерениях открыто? Я уверена, у тебя найдутся тысячи добровольных последователей.

– Открытость убьет дело сразу же, – твердо сказал Виктор. – Не буду приводить аргументы в доказательство моей правоты. Скажу коротко: стоит лишь заикнуться о подобном, и меня не будет. Меня устранят через несколько часов, за какими бы надежными дверями я ни прятался. Человечество зашло в тупик. Его устраивает сладкое, комфортное самовырождение. Те, кто правит миром, сделают все, чтобы сохранить статус-кво. А я революционер. Революционеры всегда вынуждены начинать работу в условиях конспирации.