- Ладно. - Демид покрутил на пальце ключи. - Я - в машине. Уезжаю через десять минут. Прособираешься дольше - пеняй на себя. И не напяливай на себя ничего вызывающего. Платьице какое-нибудь простое есть у тебя?
      - Я - пулей! - Лека уже рылась в шкафу, и блузки, топы, трусики и рубашки вылетали оттуда, размахивая пестрыми крылышками. - Я мигом, Демка!
      * * *
      Дема нажал кнопку звонка, и Лека снова удивилась сама себе. Она ужасно волновалась. К тому же это дурацкое платье... Руки как-то неловко торчали из него, оборки на воротнике кололи шею, а ножки, ее гладкие загорелые ножки были прикрыты подолом ниже колена. А Демиду, похоже, наряд Леки понравился. Он восхищенно причмокнул губами, когда она выпорхнула из подъезда, как воздушное создание, в шубке, из-под которой выглядывало атласное голубое платьице, украшенное кружевами и затянутое шнурками сзади на талии, с какими-то немыслимыми рюшечками и воланчиками. Он даже не высказал всего, что думал по поводу ее получасовой задержки. Он даже выскочил из машины, даже открыл дверцу, даже поддержал ее за руку, когда она садилась на переднее сиденье, и поцеловал в раскрасневшуюся щечку. Ради такого стоило вытерпеть любые муки.
      В подъезде воняло кошачьей мочой, штукатурка облупилась, а просторные лестничные клетки были забиты старым деревянным хламом. Дверь, в которую они позвонили, единственная выглядела здесь аккуратной - с добротной узорной филенкой, со звонком, не висящим на проводах, с чистым ковриком под ногами. "Наверное, Дема бывает здесь достаточно часто, - подумала Лека. Вот уж не думала, что он такой заботливый сын... Интересно, как выглядит его мамочка?" Она представила морщинистую седую старуху, в инвалидной коляске, с безумным взглядом. "Зачем в гости напросилась? О чем я буду с ней разговаривать? Дура я, дура".
      Дверной глазок на секунду затемнился.
      - Демочка, ты? - Пожилая женщина довольно высокого роста, в очках с толстыми стеклами, придававшими ей ученый и отстраненный вид, выглянула из двери. Волосы, подкрашенные в неестественный оттенок и взбитые до невероятной пышности, парили над головой голубым ореолом. Женщина улыбнулась, и вся ее мнимая величественность утонула в доброй застенчивой улыбке. - Ой, и девушка с тобой! Это Леночка, да? Проходите, проходите. Она подала Леке руку для крепкого, почти мужского рукопожатия. - Паола Ивановна. (Паола?!) Так вот вы какая, Леночка! Демид нам много рассказывал про вас, какая вы красивая и замечательная. (Лека открыла рот от изумления.) Очень, очень рада видеть вас! И платье у вас модное, очень, очень красивое! Вы где-то его покупали или шили на заказ? ("В Венеции, в магазине второсортных товаров", - едва не ляпнула Лека.) Вы уж извините, Леночка, у нас тут беспорядок. Соседи сверху опять пролили. - Она погрозила кому-то сухим кулачком. - Дема, хоть ты поговорил бы с этими пьяницами. Ведь это же совершенное безобразие! Они пьют водку, а за трубами не следят. Ведь нельзя же так!..
      - Хорошо, хорошо, тетя Паша. - Демид выглядел озабоченным. - Поговорю. Мама-то как?
      - В последнее время хорошо. - Тетя Паша-Паола-Павлина перешла на громкий шепот: - Ведь когда ты уезжал тогда надолго, она беспокоилась очень. Спрашивала тебя все время, искала каждый день по всем комнатам. Телефон наберет и разговаривает вроде бы с тобой по часу. Соседи по блокиратору уж и жалобу писали в домоуправление, телефон грозили отключить. Ну да я уж рассказывала тебе! Я тогда Захара Моисеевича прямо на дом вызывала. Он сказал - депрэссия, обострение, увеличил дозу анафренила. Ты уж не пропадай надолго, Демочка, не может она без тебя. Вот как ты приехал, сразу улучшение наступило. Просто, можно сказать, совершенно нормальный человек.
      - Все я знаю, тетя Паша. Ну что же я могу поделать? - Демид устало вздохнул. - Дела у меня, дела.
      - Ну, я пойду, маме скажу. - Тетка засеменила по длинному коридору.
      Лека с любопытством осматривалась. Да, квартирка была хоть куда! Не меньше, чем у покойного профессора Подольского. Высокие потолки, большие двустворчатые двери, ведущие в три отдельные комнаты и кухню. Особой роскоши здесь не наблюдалось, но аккуратность и чистота царили во всем. Что удивило Леку больше всего - то, что в квартире легко дышалось: Здесь совсем не чувствовалось кислого старушечьего запаха, который заполняет годами непроветриваемые помещения. Сквозняк гулял по квартире свободно, и никто не боялся его, никто не пытался удавить его плотно закрытыми форточками.
      - Пошли. - Демид взял Леку за руку и повел ее к материнской комнате. Все будет хорошо - сама увидишь.
      - Дема, Дема! Демочка! Сынок мой пришел! - Мама Демида сидела в большом плетеном кресле у раскрытой балконной двери. Лека сразу узнала ее одно лицо с Демидом. Очень стройная женщина, и совсем не старая - с виду даже моложе своей сестрицы. Аккуратная светлая прическа, приятные черты некогда красивого лица, серые глаза - вполне нормальные, не такие пронзительные, как у Дика. Вот только голова ее слегка тряслась и пальцы, украшенные несколькими старинными серебряными перстнями, совершали непроизвольные движения, непослушно теребя клубок черного шелкового шнура. - Здравствуй, милый! Ну, иди сюда. Что-то мне тяжело вставать сегодня. Очевидно, космос снова начинает воздействовать...
      - Привет, мам. - Демид наклонился к матери, и она поцеловала его в щеку. - Ты замечательно выглядишь. Погода сегодня отличная. Бабье лето. Может быть, погулять хочешь?
      - Нет, нет... Сейчас нежелательно выходить на улицу. Ты же знаешь, Демид... Это прямое солнце, лучи его не должны попадать на кожу.
      - Ну какое солнце, мам? Осень на улице.
      - Солнце - это Золото! Его открытая энергия губительна для меня. Сила его яркая, кипучая, жадная, она переполняет мое существо, и я чувствую, что во мне уже не хватает места для собственной души. Тонкие нити, соединяющие душу с телом, так непрочны, сыночек! Они могут оборваться... Лучше уж Луна - Серебро. Тихий, спокойный свет ее целителен, он изгоняет из душ демонов вожделения, и сам Бог глядит на нас с Луны. Ты же помнишь, когда астронавты летали на Луну, они разговаривали с Богом. И когда Луна царит в небе, не закрытая тучами, я выхожу на балкон, читаю магическое заклинание и взлетаю в воздух... Я брожу по крышам вместе с кошками, этими самовлюбленными прислужницами лунного света, я так легка, что могу проходить даже по бельевым веревкам, не потревожив их своим весом. И дышится легко и свободно, даже когда туман выползает из низин. А лунники, эти маленькие озорники, высовываются из своих норок в кирпичных стенах и машут мне тонкими белыми пальчиками.
      "Ничего сумасшедшего нет в ее словах, - подумала Лека. - Так говорят чудаки, верящие в волшебство, добрые феи в сказках. И она живет в этом сказочном, придуманном ею мире. Мир этот красив, добр и призрачен. Она ушла в него, она спасается в нем от того, что не принимает ее душа. Но кто знает, что является настоящим - наш мир, реальный и страшный в своем безобразии, или мир, созданный ее фантазией? Попробуй мы рассказать кому-нибудь про наши злоключения с Абаси и Мятежником, про Мир Тьмы, нас бы тоже приняли за сумасшедших..."
      Прямой солнечный свет действительно не попадал в комнату, хотя на окнах не было ни плотных штор, нет тяжелых занавесей. Зато было очень много растений. Рассаженные в высоких вазах и плетеных кашпо разной высоты, они ползли вдоль окна вверх, сплетались зелеными стеблями, спускались вниз до пола, приветливо шевеля листьями при каждом дуновении ветерка. Гроздья мелких цветов, в основном белых, издавали слабый жасминный аромат. Лека подумала, что никогда еще не видела комнаты, столь похожей на жилище феи. Это, конечно, Демка с его своеобразным вкусом и стремлению к приглушенности красок обустроил здесь все. Стены были светлыми, казалось, легкое сияние исходит от белых обоев с большими бледно-сиреневыми цветами. Потолок, очень высокий, был отделан по фризу простой геометрической лепниной - прямыми линиями, и только розетка люстры из молочного воздушного стекла, которая висела довольно низко на длинном шнуре, была выполнена в виде античных листьев.
      Вся мебель в комнате, кроме громоздкого дубового шифоньера, была плетеной. Кресло, два высоких стула, круглый небольшой стол, даже подлокотники пузатенького мягкого дивана. Вдобавок не было ни одного зеркала - Лека сразу отметила это как оттенок, естественный для этого мистического места. Небольшая икона в серебряном окладе, ручной работы, но вполне современного вида, висела на стене, окруженная не иконостасом и лампадами, а все теми же свисающими растениями. Она изображала Богоматерь с младенцем Иисусом.
      А на стене, противоположной иконе, расположилась большая фотография Демида. Наверное, мама сама сделала ее, когда была еще в добром здравии, потому что Демке там было лет семь. Забавная, беззаботная и довольно круглая мордашка. Одет он был в клетчатый пижонский пиджачок с широченными лацканами, белую рубашку и галстучек с толстым узлом. Нет, никто не нашел бы в глазах этого маленького Демида ни малейшего намека на то, кем станет он в будущем. Стоит себе толстый человечек в клетчатом костюмчике, держит в кулачке флажок с надписью "МИР-ТРУД-МАЙ!" и вполне доволен жизнью.
      Лека словно заглянула в замочную скважину - а там человек, казалось бы, знакомый ей до мозга костей, сбросил свою кожу и оказался совсем другим. Волна грустной нежности накатила на девушку. Ей казалось, что Демид всегда был таким, как сейчас, - то серьезным, то насмешливым, то спокойным, как лед, то готовым взорваться, то заумным, то изображающим полного идиота, но неизменно становящимся твердым как гранит при приближении малейшей опасности. Ей казалось, что с самого детства он был необыкновенным ребенком, выделяющимся в толпе детей своим пугающе серьезным, недетским взглядом. И вот пожалуйста: Демка - обычный первоклассник, и на щеках у него румянец, и на носу - царапина, и глазки - как две пуговки.
      - Ты не один пришел, Дема? - Мария Ивановна прервала свои рассуждения и близоруко направила взгляд в сторону Леки, словно та стояла не в комнате, а в едва различимой дали. - Это - та девочка, Демид? Это - Лека?
      - Да.
      Лека медленно пошла к окну. Ей казалось, будто она плывет по воздуху, едва касаясь пола ногами. Голова ее кружилась. Она встала на колени и поцеловала морщинистую руку женщины.
      - Здравствуй, здравствуй, милая... Вот ты какая! Сильная и красивая девочка. Почему ты не приходила ко мне раньше? Я так хотела видеть тебя!
      - Это - Лена. - Демид, похоже, растерялся и не знал, что сказать.
      Девушка положила голову на колени старой фее, и та гладила ее по голове, перебирала ее темные шелковистые волосы дрожащими пальцами.
      - Нет, Демид. Елена - это не ее имя. Ее зовут Лека. Имя человека не случайно. Ты знаешь, что такое "Лека", милая? Это имя дриады, белого лесного существа, хранительницы берез. Она живет в лесу, в древней березовой роще. И иногда она является заблудившимся путникам в виде белой девушки. Перебегает от дерева к дереву и выводит их из чащобы. Ты твердый человек, Лека, но можешь быть и гибкой, как ветвь березы. Душа твоя светла, хотя и испещрена темными пятнами. Такова твоя судьба - характер твой двойствен, но не несет явного зла. Ты не боишься серебра? Хочешь, я научу тебя летать?
      - Хочу... - Лека закрыла глаза. Ей казалось, что какая-то пустота, существовавшая в душе ее много лет, заполнилась. Эта пожилая женщина манила ее, звала в свой мир, и Леке не хотелось возвращаться обратно.
      - Тогда я испытаю тебя. Встань, я хочу видеть тебя такой, какая ты есть. - Лека медленно поднялась. - Отвечай на вопросы, только не раздумывай. Белое или желтое?
      - Белое.
      - Горячее или холодное?
      - Теплое.
      - Берилл или аметист?
      - Аметист.
      - Гранит или яшма?
      - Гранит.
      - Земля или воздух?
      - Земля.
      - Молоко или мед?
      - Вода!
      - Дракон или лисица?
      - Лиса.
      - Ты не сможешь летать, Лека. - Женщина грустно покачала головой. - Ты не сможешь, ибо стихия твоя земная, а не небесная. Демид мог бы летать, потому что ему подвластны все стихии. Но он не хочет этого. Демид, ты не хочешь летать?
      - Нет, мам. - Демид выглядел устало и не очень-то довольно. Очевидно, слышал все причуды своей матери тысячи раз и ее мистическое обаяние не действовало на него. - Мам, я кое-что принес. И хочу спросить тебя...
      - Что, сынок?
      - Вот. - Демид открыл кейс и вынул оттуда десяток фотографий. - Вот об этом. Что ты можешь сказать?
      - Снимки какие-то... Это фотографии, Демочка.
      - Я прекрасно знаю, что это фотографии. Но ты же сама их делала, мама! В каком месте ты снимала? Где-то на Алтае...
      - Я?.. - Мария Ивановна выглядела растерянной. - Я совсем не помню, сыночек. Я умела фотографировать? - Она вглядывалась в снимки, как будто видела их в первый раз. Пальцы ее тряслись сильнее, чем обычно. Вдруг она вскрикнула, словно обожглась, бросила фотографию на пол и закрыла лицо рукой. Лека побледнела - это был тот самый злополучный снимок, который привлек внимание Демида.
      - Мама, что с тобой? Ты что-то почувствовала?
      - Боже мой, какое страшное место... - Мария Ивановна неожиданно встала из кресла и сделала несколько шагов к дивану, пытаясь уйти подальше от напугавшей ее фотографии. Демид подхватил мать под руки.
      - Мама, мама, успокойся. - Ноги Марии Ивановны заплетались, вся она как-то резко обмякла и постарела лет на десять. - Это же просто снимок, мама! Что там такое на нем?
      - Зачем ты принес ЭТО в мой дом, Демид? - Мария Ивановна присела на диван, неловко поджав ноги. Она говорила с трудом, словно ей не хватало воздуха. - Я не хочу, я не могу видетъ ЭТОГО! Зачем ты впутываешь меня в свои дела, Демид? Я стала слишком слаба...
      - Мама, я не требую от тебя ничего. Успокойся. Скажи только, что ты видишь на этой фотографии. Что ты имеешь в виду?
      - Я не могу сказать... - Мария Ивановна смотрела на Демида с ужасом. ОНИ придут тогда и схватят... Они узнают! Как я могу произнести такое? ОНИ ведь слышат все! Дема, как мог ты связаться с ЭТИМ? Боже мой! Я же призывала тебя к осторожности! Я же просила, чтобы ты никому не открывал своих способностей...
      - Ладно, ладно. - Демид сел в кресло и скрестил руки на груди. - Скажи только одно, мама! Где и когда ты сделала этот снимок? Это просто гора где-то на Алтае. Гора, а в ней маленькая дырка. Вход в какую-то пещеру?
      - Зачем ты спрашиваешь, Демид? Ты же был там! Ты сам был в той пещере!
      - Я?! Как я мог быть там?
      - Не знаю. Прошлым летом. С тобой произошло что-то страшное. Ты убил волка, но и сам изменился. Ты вдруг почувствовал, что летишь! И тогда ты увидел это страшное место. Вспомни, Демид!
      - Мама! - Демид вскочил на ноги, глаза его источали голубой огонь. Откуда ты знаешь это, мама?! Я же никогда тебе не говорил...
      - Ты - мой сын... Ты - мое продолжение, у тебя даже отца никогда не было. И я всегда чувствую все, что бы с тобой ни происходило! Я не могу понимать этого, все это слишком сложно для меня, но я вижу тебя всегда! Я не могу избавиться от этого, это сводит меня с ума! Но я вижу... Демид. милый мой сыночек! Я бы так хотела помочь тебе... Но сила моя кончилась. Она тихо заплакала, и слезы побежали по ее состарившемуся лицу. - Я солгала тебе, Лека, прости меня, ради Бога. Я даже не могу летать сейчас. Не могу... Я могу только сидеть в этой комнате и пить таблетки, которые оглушают меня, отнимают мой разум. Я уже почти не слышу Космос. И лунники больше не приходят ко мне. Они боятся меня. Они ведь такие маленькие...
      * * *
      Демид, Лека и тетя Паша сидели на кухне. В чашки был разлит чай, на блюде лежали пирожные, которые принес Демка. Но никто не прикасался к угощению. Напряженная тишина повисла в воздухе.
      Маму напоили реланиумом, тетя Паша успокаивала ее битый час и в конце концов уложила спать. Теперь тетя Паша сидела с чопорным видом, поджав губы, и старалась не глядеть на Демида. Лека чувствовала себя ужасно неловко, словно она была виновницей всего, что случилось.
      - Ну ладно, теть Паш... - Демид заискивающе посмотрел на Павлину. - Ну такая вот я сволочь! Откуда ж я знал, что так выйдет? Ты уж прости нас, теть Паш...
      Он взял теткину руку и нежно потерся об нее щекой. Павлина пыталась сохранить строгий вид, но холодность сползала с нее, словно со снеговика, попавшего под июльское солнышко.
      - Дема, Дема... - Она погладила его по голове. - Когда ты исправишься? Женишься когда?
      - Скоро, скоро, тетя...
      - И на ком же?! - Лека уязвленно вскинула брови.
      - Увидим... Трудно нынче найти хорошую жену! Избалованы все! Ой, да ты что пинаешься-то, дьяволенок? Больно же!
      Лека с размаху пихнула Дика коленом под столом. Трепач чертов! Позорит ее перед теткой!
      - Вот, тетя, не даст мне она жениться! Ведь всех невест моих разогнала! Глаза любой выколет, стоит только в мою сторону посмотреть!
      - Демид, перестань издеваться над девушкой! - Глаза Павлины смотрели строго, увеличенные очками. - Леночка - очень хорошая девушка! Чем тебе не жена? Я внуков хочу, Дема!
      Лека скромно опустила глазки.
      - Да она же бандитка, теть Паш! Не смотри, что она овечкой прикидывается. И внуки будут такими же бандитами! Хулиганами и безобразниками!
      - Нет, в самом деле... Может быть, тесно вам в одной комнате? Переезжайте к нам, у нас места много. Или даже разменяем эту квартиру, если с нами жить не хотите...
      - Потом, все потом... - Демид посерьезнел. - Нам с Лекой дело одно закончить надо. А потом уж - свадьбы, разводы и прочие приятные занятия. Вот ты лучше ответь мне на один вопрос, тетушка...
      - Какой?
      - Нет, ты пообещай, что ответишь.
      - Ну как я могу, я же не знаю, о чем ты спросишь?
      - Ну тогда и спрашивать не буду.
      - Ладно... Обещаю. - Тетку замучило любопытство. - Спрашивай.
      - Теть Паш, ты ведь знала моего отца? Настоящего отца? Вы с мамой мне про него никогда не рассказывали.
      - Знала. - Тетушка вздохнула. - Это был Петя. Петр Зиновьев.
      - Ты знала! Правда? - Демид даже привскочил. - Кто он такой был, этот Петя? Космонавт? Герой Советского Союза? Или просто бомж?
      - Я даже не знаю, Демид. Не знаю. Так много лет прошло. - Павлина вынула кружевной платочек и промокнула пот со лба. - Я плохо помню его, Дема. Да и видела его я всего несколько раз. Это был очень приятный молодой человек. Он создавал впечатление хорошего человека. Очень, очень хорошего. А твоя мама... Ты же знаешь, она была очень красивой девушкой. И влюбчивой. Меня это иногда пугало...
      - Ну-ну, рассказывай. - Демид возил ногой по полу, издавая шелестящие звуки, и Лека знала - это признак крайнего его нетерпения.
      - Мама познакомилась с ними где-то в Сибири. Да, я припоминаю! На Алтае, они ходили в горы с туристской группой. И вот эти двое стали иногда заходить к нам в гости. У них работа была какая-то... Наверное, они шоферами работали. По всей стране ездили. Хотя Петя не был похож на шофера. Он был очень интеллигентным человеком. Всегда в галстуке приходил, с цветами. Очки у него были очень красивые - в золотой оправе, с темными стеклами. Он стихи сам писал, посвящал их твоей маме. И рисовал очень хорошо. Просто как художник.
      - Так он что, не один был, этот Петр?
      - Да. Он с приятелем чаще всего приходил. Огромный такой мужчина, бородатый и веселый. Мы его все Геологом звали. На гитаре очень хорошо играл. Он на артиста Петренко похож был. Ну просто настоящий артист! Очень весело с ними было!
      - Слушай, а как звали этого бородатого? Ты не припомнишь?
      - Его? Кажется, Алеша. Да, да, именно так.
      - Алексей Куваев? - Голос Демида осип, и он минуту кашлял, прежде чем смог выдавить из себя эти слова.
      - Да, точно! А откуда ты знаешь его, Дема?
      - Да так, приходилось встречаться... - Лека уже не узнавала Демида. Он всегда великолепно контролировал себя. А сейчас - словно горсть блох ему за шиворот высыпали: дергал плечами, шаркал ногами по полу. Лицо его покрылось неровными красными пятнами. - Тетя, у тебя валерьянка есть?
      - Есть. Что случилось, Демочка?
      - Дай. И ничего не спрашивай, ладно? Я тебе потом все расскажу. Потом... - Демид налил полную столовую ложку валерьянки, выпил, сморщился и вытер рот рукавом. Потом плюхнулся на табуретку и вытаращился на тетку. Дальше!
      - Что "дальше"?
      - Ну неужели ты не понимаешь? Что с отцом случилось?
      - Ой, Демочка... - Павлина вздохнула. - Такая беда случилась... Настоящая трагедия. Убили его! - Она снова полезла за платком. - Прямо около нашего дома убили. Они только ушли, поздно вечером, и вдруг Алексей прибегает. Весь в крови. И говорит: "Милицию надо вызывать!" Мама заплакала тут же. Алеша не хотел маму пускать. Туда, к Пете. Говорит: "Тебе лучше не смотреть". Но она вырвалась и побежала. Она как сумасшедшая стала. Мы - за ней. А там такое... - Тетя Паша закрыла глаза рукой, голос ее стал совсем тихим. - Его прямо пополам перерубили, прости Господи. Как так можно? От плеча... Как будто мечом... А Маша как увидела его... Она так закричала! И упала прямо на него, и обнимает, и пытается кровь стереть. И очки разбитые ему надевает, говорит что-то ему ласково, по волосам гладит. А он мертвый уж совсем... Надо бы поднять ее... А Алексей оцепенел, стоит бледный весь и сделать ничего не может. А потом я услышала, что он Богу молится. Я в первый раз тогда услышала, как Богу молятся. Мы ведь все атеистками были. Комсомолками. Боже мой, Боже мой... Ведь Машенька так его любила, так любила...
      Тетушка уткнулась лицом в платок. Демид мрачно молчал. Лека поняла, что ей отчаянно хочется курить. Она бросила курить после встречи с Демой, но сейчас с удовольствием затянулась бы - хоть "Беломором". Демид налил себе остывшего чая, но не пил, уставившись на собственное изображение в чашке. Потом сделал маленький глоток и прокашлялся.
      - Тетя Паша... Нашли убийцу?
      - Нет, конечно. Бандитское нападение. Никого не нашли. Петю похоронили. Но это - уже без Маши. Она сразу в больницу попала. Нервное потрясение. Скоро она вышла, поправилась. Она забыла Петю. Понимаешь, Дема, совсем забыла. И Алексея забыла. Словно стерлось из памяти все это. А потом оказалось, что она беременна. Но она не помнила Петю, и я не решилась ей напоминать. Потом уже Маша придумала какую-то сказку, что, мол, апостол Петр к ней приходил. Отчество дала тебе Петрович. Верующей она стала. И странной немножко. А я... Я не напоминала ей об этом. Решила, что так к лучшему. И тебе ничего не рассказывала. Машенька родила тебя. А через год и замуж вышла. Я думала, что все наладилось в жизни. Да вот как все получилось. Тогда, видать, разум ее и повредился...
      - Да... - Демид поднялся. - Извини, тетя Паша. Разбередили мы твою душу. Спасибо тебе. Мы пойдем, пожалуй?
      - Знаешь, что единственное утешает меня в этой истории? - спросил Демид. Они сидели в машине, и Лека положила голову на его плечо.
      - Что?
      - Я боялся, что моим отцом окажется Алексей. Я почему-то думал, что он - мой отец... Я чувствовал, что между нами есть что-то родственное.
      - А Петр? Отец твой? Ты понял, кем он был?
      - Да. Он был помощником Алексея. Учеником Защитника. Как и ты, Лека. А убил его Агей. Конечно, Агей! Колдун сволочной! Я знаю, что Алексей очень переживал эту смерть. И больше уже не находил учеников. Он страшно рисковал, работая в одиночку. Но он больше не хотел видеть, как гибнут люди, затянутые им в эту смертельную игру.
      - Я знаю, о чем ты думаешь, Демид. Не бойся, я не дам себя убить! Я не погибну!
      - Дай Бог, дай Бог...
      - Демид... Агея ведь убил ты? Получается, ты отомстил за своего отца?
      - Получается, так. Но за тебя мне мстить не хочется. Я хочу видеть тебя живой. Милая моя! - Демид неожиданно повернулся к Леке, нежно провел рукой по ее лицу и посмотрел прямо в глаза. - Будь очень осторожна, солнышко! Если ты умрешь, я тоже сойду с ума...
      Глава 8
      - Привет! - Игорь обернулся. Он сразу узнал парня, который положил руку ему на плечо. Это был тот, на которого он обратил внимание ночью на поляне. Тот самый здоровяк, не поддавшийся гипнозу Ираклия.
      - Добрый вечер.
      - Тебя как зовут?
      - Гоша.
      - А меня - Владислав. Владик. - Парень подал Игорю руку - узкая кисть парнишки утонула в мясистой ручище Владика. Игорь смущенно улыбнулся. Новый его знакомый выглядел очень внушительно. Куртка пятьдесят шестого размера плотно обтягивала круглые плечи, круглой была и голова с короткими темными волосами и оттопыренными ушами. Переносица была сломана и вдавлена посередине. Небольшие, почти немигающие глаза не имели определенного выражения. Нет, пожалуй, Игорь не выбрал бы такого человека себе в друзья. Откуда он вообще появился в этой компании? Такие, как он, обычно преуспевают в жизни. Крутые парни, крутые девочки, крутые машины, крутые дела...
      - Ну и как тебе все это? - Толстые губы Владика расплылись в улыбке. Выглядел он вполне доброжелательно.
      - Что - это?
      - Ну, вся эта заваруха, которую Ирокез затеял? Всеобщий трах на поляне? Я упоролся! Все сношались, как кролики. И главное, наутро никто ничего не помнит! И опять же, никому не интересно, что все-таки там происходило! Помнят только, что кайф ловили и еще хотят. Готовы бегать за Ираклием хвостом, только бы он снова что-нибудь такое отчебучил.
      - А ты что, отвар не пил, который отец Ираклий давал? - Игорь лихорадочно соображал, стоит ли доверять Владику.
      - Бурду эту? Пил! Чуть не сблевал. Только на меня она не подействовала. Совсем. Смотрю, все шатаются как чумные, глаза по семь копеек. Ржачка! Один только ты сидишь нормальный, притворяешься, что тоже крыша поехала. Я сразу узрел, что ты - в порядке. Можешь не отнекиваться. Не бойся, Ирокез тебя не засек. Ты как на бабенку залез, сразу стал как все. Кайф словил! В первый раз, что ли, трахался? Дергался, как паралитик.
      Игорь покраснел. Он вспомнил, как неудержимо потянуло его тогда в сон. А когда проснулся, то все уже разошлись, один он валялся на поляне - голый, окоченевший, небрежно прикрытый чужими джинсами и чьей-то курткой (свою одежду он так и не нашел). Гоша до сих пор кашлял по ночам и пил антибиотики. Ничего себе, кайф!
      - Знаешь, Гоша, ты все же поосторожнее будь. Кто знает, что у этого Ирокеза на уме? Не засвечивайся.
      - Да я чего?.. А ты вот? Ты-то не боишься его?
      - Не-а! - Владик опять улыбнулся. - Он ко мне подходит со своей псиной. "Ты чего, мол, не участвуешь?" А я ему: "А что с меня взять? Я импотент на триста процентов. Я бы и рад - да не поднимается. Хоть палку подвязывай". Он и отвязался. Чего мне его бояться? Я ведь его в две секунды вырублю, если возбухать начнет. И собачонке его хвост вокруг шеи завяжу. Подумаешь, десантник выискался!
      - А ты что, правда...
      - Импотент? Ага. Я вообще инвалид! Не смотри, что такой здоровый. Это все из-за анаболиков. Перекачался я малость гормонами. Все у меня полетело: и печенка, и это хозяйство. Вот здесь, на спине, знаешь какие гнойники были? Прямо под мышцами. Три раза резали, по пол-литра гноища откачивали. Мы ведь прямо в спину стероиды кололи, чтоб действовало лучше. Такие дозы зашарашивали - слона свалить можно. А потом оказалось, что мне анаболики вообще нельзя. Ребятки у нас и больше кололи - и ничего. А у меня предрасположенность какая-то слабая оказалась. Вот я и скопытился. Целый год по больницам мотался. Всю душу вынули...
      Игорь с трудом понимал, о чем говорит Владислав.
      - Анаболики - это что? Это допинг такой? Тренер вас заставлял?
      - Ну ты даешь! - Владик засмеялся. - Правда, что ли, не знаешь? Анаболики - это стероиды такие. Гормоны, короче. Ампулы, а в них водичка такая желтенькая. Как масло. Их больным ослабленным колют. Только в маленьких дозах, конечно. А мы-то такие дозы впендюривали... Хотелось массу набрать побыстрее. Мышечную. Я же качался тогда. Ну, культуризмом, проще говоря, занимался.
      - Культуризм?.. - Игорь вспомнил огромных, лоснящихся мужчин со страниц журналов. - Это как Шварценеггер?
      - Ну да, и Шварц тоже. Подумаешь, Шварценеггер! Все только его и знают. Знаешь, какие классные культуристы есть! У меня вот Барри Де Мей кумиром был. Я просто тащился от него. У него рост как у меня. А фигура просто отпад! Трицепсы, дельтовидки - вообще закачаешься! Или Ли Лабрада...
      - И что, все на анаболиках сидят?
      - Само собой. То есть когда они массу наберут, в соревнованиях участвовать начинают, они стероиды уже не принимают. Там ведь допинг-контроль. Мочегонные пьют, чтобы гормоны из организма вывести. Два-три месяца, и ты чистенький! Никаких следов анаболиков. А когда начинаешь только качаться, без этого не пойдет. Ну так, фигуру, конечно, выправишь. Но масса не пойдет.
      - Понял... - Игорю, честно говоря, плевать было на весь этот культуризм. - Слушай, Владик, а как ты-то к Ираклию попал?
      - К Шурику-то? Его, между прочим, Сашей зовут на самом деле. У нас с ним особые отношения. Я вроде как его телохранитель. Я ведь знал его, когда он еще простым шоферюгой был. Мы в соседях с ним. Но раньше-то особо не контачили. Он шоферил себе, я по рынку шмонался.
      - Что-что?
      - Ну, на рынке я работал.
      - Кем?
      - Не кем, а чем. Этими вот кулаками. По рожам бил да по почкам, если кто слов не понимал. Так-то я проходил там рубщиком мяса. Но в основном по мордам рубал. По рядам ходил, смотрел, чтоб платили все регулярно.
      - Кому?
      - Команде нашей. Ты что, не знаешь? Любой рынок или киоск, к примеру, имеет свою "крышу". Мы с них бабки берем, мы же их и защищаем.
      - Но это же рэкетом называется!.. - Игорь смотрел на Влада с некоторым ужасом. Впервые он видел так близко настоящего представителя криминального мира.
      - Да ладно... Между прочим, мы их от беспредела защищаем. Если нас не будет, кто-нибудь другой щипать их будет. Да еще покруче, чем мы...
      - Слушай, Владислав, а как же ты с Ираклием?.. Он ведь ненавидит этих... Ну, уголовников, одним словом.
      - Правильно делает! Я их теперь тоже ненавижу! - Влад гордо выпятил грудь. - Сволочи! Когда я еще по-здоровше был, так я им нужен был! А как печенку надорвал, на больницу пошел, так все на меня и положили... Друзья называются... Козлы вонючие! Я как поправился маленько, прихожу к директору. Говорю: "Работа нужна". А он: "Говорят, ты на инвалидку сел? Ты мне теперь не годишься. Тебя в живот стукни - ты с копыт и слетишь! Место твое занято". Я было в амбицию полез, но меня быстро уговорили. Два ребра сломали, суки! Ну, что делать-то? Я в коммерцию полез сдуру. Только здесь не кулаками махать. Хотел на халяву разжиться. Ну, и кинули меня сразу.