Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Демид (№4) - Инквизитор Светлого Мира

ModernLib.Net / Фэнтези / Плеханов Андрей Вячеславович / Инквизитор Светлого Мира - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 5)
Автор: Плеханов Андрей Вячеславович
Жанр: Фэнтези
Серия: Демид

 

 


Я готов был выть от тоски. Я совершенно не помнил эту самую ТУ ДЕВУШКУ и не хотел ее вспоминать. Я сжимал руками горячее тело Цзян, чувствовал под тонкой тканью ее нежную кожу. Я вдыхал ее запах. Я был возбужден так, что терял разум. И вместо того, чтобы делать то, что хотел, что долженбыл делать, я терял время и искал слова, и произносил их, надеясь, что они могут помочь хоть в какой-то степени. Она была здесь – моя Цзян. Любовь к ней раздирала мою душу, царапала душу изнутри острыми когтями, требуя выхода.

– Но ты же сказала, что мы все-таки сделали это… Что я был твоим первым…

– Мы выполнили с тобой ритуал. Просто ритуал. Так получилось, что я должна была принести в жертву свою девственность. И исполнить эту процедуру должен был именно ты. Так сложились обстоятельства… Ты сделал это при всех. Все отвернулись, они не смотрели на нас. Но твоя девушка… Она смотрела. Я видела это. Она смотрела на нас и плакала.

– Прости, Цзян…

– Ты не виноват. Так было предначертано судьбой. Мы сделали тогда все правильно. Если бы не мы, погибли бы все. – Цзян провела рукой по моим волосам. – Тогда ты был нежен со мной. Мне даже не было больно. Мне даже показалось тогда, что ты любишь меня – хотя бы в эти минуты. Спасибо тебе, Шуст… Шустряк.

Она споткнулась о мою кличку как о камень, лежащий на дороге в неожиданном месте.

– Я люблю тебя, Цзян, – тихо произнес я. – Я не хочу ничего знать о том, что было в нашем мире. Все это осталось за пределами Светлого Мира – и та моя девушка, и моя прошлая жизнь. Ты пришла сюда, чтобы найти меня. Ты спасла меня. И теперь мы начнем все сначала. Мы обретем себя истинных. И любовь станет нашей истиной…

– Ты не знаешь самого главного. – Она прикоснулась к моей голове, провела рукой по волосам, и я почувствовал, как дрожат ее пальцы. – Ты пришел в этот мир не нечаянно. И я тоже. И еще несколько людей, которые прорвали врата миров и пришли сюда вместе с нами. Все мы пришли сюда с одной единственной целью – спасти девушку.

– К-какую де-девушку? – Я начал заикаться от волнения, я почувствовал, что лечу в пропасть и ничего не могу с этим поделать. Не за что мне было зацепиться.

– Ту самую девушку. Твою девушку . Лурдес.

Лурдес… Лурдес. Я напряг все свои извилины, но так и не мог вспомнить, кому принадлежит это имя. Ага, Лурдес, значит. Моя девушка по имени Лурдес. Значит, весь этот сыр-бор из-за нее. А я даже не могу ее вспомнить.

– Я не помню ее, Цзян, – честно сказал я.

– Ты вспомнишь ее, Ш… Шустряк. – Она снова запнулась, выговаривая мою кличку. – Ты вспомнишь ее, Шустряк, и все встанет на свои места. Ты вспомнишь, что любишь ее, а не меня.

– Почему ты называешь меня Шустряком? – воскликнул я с негодованием, дурацкое прозвище все больше раздражало меня. – Ты же знаешь мое настоящее имя! Знаешь?!

– Знаю.

– Как меня зовут?

– Не скажу.

– Я хочу знать свое имя! – Я вскочил на ноги, схватил девушку за плечи и встряхнул так, что голова ее мотнулась. – Я имею право знать его!

– Ты сам должен вспомнить его. Вспомнить свое имя и все остальное, что было в твоей жизни. Если я произнесу твое имя сейчас, оно останется для тебя ничего не значащим словом. Ты сам вспомнишь все.

– Когда?! – я сжал пальцы так, что она сморщилась от боли.

– Не знаю! Отпусти меня, синяков наставишь! – Она высвободилась, пошла в угол сарая, потирая плечо. – Я буду спать. – Она улеглась на свой тюфяк, набитый сеном, повернулась лицом к стене, обняла обеими руками подушку как лучшего, безотказного друга, и затихла. Только ноги ее двигались едва заметно.

Интересно, она снова представляла себе, что обнимает меня? Почему-то я почти не сомневался в этом. Дико было все это – девчонка лежит на полу, и стискивает свою подушку, набитую сеном, и трет ногами друг о дружку, и мучается оттого, что в сарае слишком светло, и она не может погладить себя рукой так, как она привыкла это делать. А я живой, настоящий я, стою в пяти шагах от нее и дымлюсь от возбуждения. Смотрю на то, как она заменяет меня настоящего мной воображаемым, знаю, что все это неправильно, и ничего не могу с этим сделать. Просто ничего.

– Не смотри. – Цзян, не оборачиваясь, нашарила за спиной покрывало, натянула его на себя. – Не подглядывай, погаси свет. Я стесняюсь.

– Ты не можешь заснуть просто так? Без меня – того, которого ты сама себе придумываешь?

– Иногда могу. Но сейчас – нет. Погаси лампу, пожалуйста…

– Понятно.

Я взял свой тюфяк и положил ее рядом с постелью девушки, аккуратно пристроил рядом подушку, дунул на фитиль и лампа погасла. Я стянул через голову рубашку, развязал тесемку штанов и снял их.

Я лег на бок рядом с Цзян и потянул на себя покрывало.

– Это мое одеяло! – сердито фыркнула она и попыталась завернуться в ткань, как гусеница в кокон.

– Ты жадина, Цзян! – сказал я ей на ухо. – Гадкая жадина! Ты же знаешь – покрывало есть только у тебя. И я всегда уступал его тебе – потому что ты девушка. Но теперь я снял с себя всю одежду, я голый. И без одеяла я замерзну. Я замерзну и простужусь. И буду долго болеть – кашлять. Чихать… Может быть, я даже умру. Прямо сейчас…

– Оденься…

– Ни за что. Не оденусь даже за сто связок тырков.

– Ты дурак…

– А ты – гадкая жадина.

– Ты правда голый? Ты врешь, да? – Голос ее пресекся взволнованной хрипотцой.

– Абсолютно голый. Голее не бывает. Можешь проверить.

– Врун. – Ручка Цзян выскользнула из-под одеяла и заскользила по моему бедру. Она по-прежнему лежала ко мне спиной, но попка ее сделала непроизвольное движение и прижалась к моему паху, слегка придавив то, что и так уже едва не лопалось.

– Зачем ты это делаешь?! – Пальцы девушки остановились на моей ягодице, замерли там в нерешительности, но пока не торопились уходить. – Зачем? Ты же знаешь, что я все равно тебе не разрешу.

– Ты думаешь, что я – это он? – Я не только шептал в ее нежное ушко, я облизывал ее ухо и чувствовал, как она вздрагивает от этого всем телом. – Ты думаешь, что я – Шустряк? Этот глупый верзила с зелеными глазами? Нет, солнышко. Я – это я. Я прихожу к тебе каждую ночь. Каждую ночь я прижимаюсь к тебе, едва ты закроешь свои милые, любимые мной глазки. Я всегда живу в твоей постели. Я прячусь в твоей подушке, обнимаю тебя вместе с твоим одеялом. Я вползаю в твои пальчики, когда ты ласкаешь себя. Это делаешь не ты. Это делаю я…

Цзян всхлипнула и убрала с меня руку. Но одновременно с этим взбрыкнула всем телом так, что одеяло вспорхнуло вверх и снова опустилось. Опустилось на нас обоих.

Я обнял ее сзади. Провел пальцами по ее тонким предплечьям. Добрался до запястий. Дальше ее кисти прятались в штанах, были зажаты между бедрами, совершавшими непрерывные движения.

– Глупенькая… Почему ты делаешь это в одежде? Штаны нужно снять.

– Я… Я всегда снимаю их… Но сейчас…

Она задыхалась.

– Дай-ка я помогу тебе.

– Не надо… Не мешай…

Я встал на колени, наклонился над ней, одной рукой приподнял ее за талию, а другой быстро спустил ее штаны до колен. Она получила свое удовольствие в тот же момент. Выкрикнула "Ой! Ой!" – этакие два словечка, одинаково звучащие на всех языках всех миров. Ягодицы ее, слабо белеющие во мраке, сжались, тело ее выгнулось вперед, а потом назад, а потом снова вперед, да так и застыло.

– Какая ты быстрая девчонка, – с завистью заметил я, окончательно стягивая с нее штаны. – Только начала, и уже кончила…

– Обычно не так. – Она вдруг повернулась на спину и открыла глаза. – Это из-за тебя так быстро. Потому что ты пришел.

– Всегда к вашим услугам, госпожа. – Я приложил руку к сердцу и склонил голову. – Готов приходить к вам каждую ночь…

Рука ее заскользила по моей коже и вдруг удивленно наткнулась на некую анатомическую особенность, устремленную вверх.

– А ты… Так ты что, еще не всё?

– С чего бы это всё? – горько произнес я. – Я еще практически ничего. Когда вы начали кончать, сударыня, я еще даже не кончил начинать.

Она поднялась на колени, стащила с себя рубашку и прижалась ко мне, обхватила руками. "О боже! – пронеслось в моей перевозбужденной голове. – Я добился своего!" А она, маленькая негодяйка, провела губами по моей щеке, уткнулась в ухо и шепнула:

– Все равно я тебе не разрешу.

Я рухнул на тюфяк как подкошенный. Вот что могут сделать с человеком шесть гадких слов, произнесенных не к месту.

– Я тебе помогу. – Она легла рядом со мной и решительно обхватила рукой мое уязвленное мужское достоинство. – Правда, я не знаю, как это делается. Но ты мне покажешь, да?

– Мы поможем друг другу. – Пальцы мои скользнули вниз, в ее горячее и совершенно мокрое местечко. – Где ты себя гладишь? Вот здесь, да?

– Немножко глубже… Да…

Я не помню, сколько раз мы помогли друг другу в эту ночь, прежде чем заснули, совершенно потеряв силы. Но, проваливаясь в сон, я четко осознавал, что все это неправильно. Это было издевательством – отдавать себя рукам, если можно было сделать это обычным способом – простым, знакомым и таким приятным.

Я чувствовал себя настоящим извращенцем.

ГЛАВА 5

Я проснулся оттого, что луч солнца пробился сквозь щель в стене сарая и дотронулся до моего носа, щекотно провел по моей коже – словно соломинкой. Я сморщил нос и открыл глаза.

Анютка лежала рядом со мной. Точнее, она почти лежала на мне, обняв меня обеими руками и прижавшись ко мне тонким юным телом. Тихо посапывала носиком. Она спала крепко и видела во сне что-то приятное.

Может быть, ей снился я. Во всяком случае, мне хотелось верить именно в это.

Анютка – именно так я называл эту девушку в той моей, настоящей жизни. В действительности ее звали Ань Цзян, но я называл ее на русский манер – Анюткой. Потому что мне так было удобнее. Потому что я был русским. И, как положено русскому, я переиначивал ее китайскую фамилию так, как мне хотелось.

"Мигель", – тихо прошептала она сквозь сон.

Мигель – так звучало мое настоящее имя. Испанское имя. По-русски меня звали Михаил, но так как в последние годы я жил в Испании, мне пришлось привыкнуть к имени "Мигель". Я был не против. Все равно это было именно мое имя, и оно не имело ничего общего с дурацким прозвищем "Шустряк".

Я вспомнил о себе все. Вспомнил так ясно, словно никогда и не было тупого беспамятства последних недель. Я наслаждался тем, что снова помню себя, лежал и вспоминал все то, что произошло в последний год, все то, что вылилось в цепь событий, приведших меня сюда – в загадочный мир под названием Кларвельт.

Если говорить точнее, я был не просто русским. Я был полукровкой – наполовину русским, наполовину испанцем. Всю свою жизнь я считал себя русским, несмотря на то, что носил фамилию Гомес. Я родился и жил в России, но однажды решил переменить место жительства. Я приехал в Барселону, к родственникам своего покойного отца – Хуана Гомеса. Я оставил в России свою русскую маму, потому что она не захотела уезжать. Я научился говорить по-испански. Я даже получил испанское гражданство, несмотря на некоторые трудности, связанные с моим разгильдяйским поведением. Я слишком любил выпить хорошего виски (много хорошего виски!), поваляться в постели с хорошенькими девчонками, а работать предпочитал нелегально, чтобы не платить налоги государству. Мои испанские родственнички – примерные католики – не дали мне погрязнуть в пучине греха. Они уладили мои конфликты с полицией, пристроили меня работать жонглером в очень приличное место – огромный парк аттракционов. Он назывался "Парк Чудес". Существование мое приобрело стабильность и даже некоторую, если можно так выразиться, приличность, чего никогда не наблюдалось во время моей жизни в России.

Моя профессия – жонглер. Да-да, именно так. Можно относиться к этому ремеслу как к несерьезному занятию, но это единственное, что я умею делать хорошо. Я – отличный жонглер. Может быть, даже выдающийся. Во всяком случае, так об этом было написано в рекламном буклете Парка Чудес. Я не против. Выдающийся, так выдающийся.

Итак, я работал жонглером в этом самом парке. А еще там работала девочка из Китайской Народной Республики по фамилии Ань и по имени Цзян – весьма симпатичное шестнадцатилетнее создание. Цзян выступала в китайском цирке с акробатическими номерами. Кроме того, она весьма неплохо владела У-шу. Честно говоря, она была мастером спорта по китайским единоборствам. И в один прекрасный день я подкатился к ней с заманчивым предложением – она будет учить меня этому самому У-шу, а за это я… А что я? А ничего. Я так ничем и не расплатился с ней за те уроки. Обычно я расплачивался с девушками за все услуги собственной натурой, и все были от этого в полном восторге. Более того – Цзян определенно имела на меня виды и даже не скрывала этого. Но, как ни странно, она была первой в моей жизни близкой девчонкой, с которой я наотрез отказывался переспать.

За нашими отношениями стояла тень Лурдес.

С Лурдес мы познакомились при весьма странных обстоятельствах. Я заприметил ее, когда выступал со своим номером на маленькой площади в старом квартале Барселоны. Это было еще до того, как я устроился в Парк Чудес. В тот день я жонглировал – зарабатывал, стало быть, себе на жизнь, а она сидела за столиком с двумя парнями, про которых сразу можно было сказать, что это бандиты на отдыхе. Два колоритных быка в золотых цепях и с табуретками вместо голов. К тому же бандюганы оказались русскими – я услышал их разговор. К ужасу моему, я выяснил, что они собираются отвезти девушку в пригородный коттедж и устроить там что-то вроде "утренника" – народного порнографического развлечения, популярного среди российского бычья. Я честно предупредил девушку об этом, когда ребятки отлучились оросить местные писсуары. Но она не захотела слушать меня, проявила свой строптивый нрав – послала меня подальше и поехала с ними. Ну, дальше все происходило как в киношном боевике – я оседлал свой мотороллер, выследил их и спас эту девушку. Правда, при этом меня чуть не пристрелили. Но это не в счет – я уже привык к тому, что кто-то пытается убить меня.

А потом… Потом Лурдес удрала от меня через окно в туалете. Не оценила моего героизма и благородства. Наверное, мне стоило забыть ее. Но я заболел ей. В голове моей поселилась навязчивая идея, что я люблю эту девушку и обязательно должен ее найти. Это был тот самый период моей жизни, о котором упоминала вчера Цзян.

Проблема состояла в том, что я действительно любил Лурдес. Я не знал, как ее зовут, где ее искать, но был уверен, что когда-нибудь увижу ее снова. Любовь к ней – к прекрасной даме, удравшей от меня через окошко сортира – превратилась в горячечный бред, который я безуспешно пытался затушить литрами алкоголя. Поведение мое, обычно незатейливо дурацкое, в этот период приобрело черты полного идиотизма. Подружка моя Цзян мучалась со мной, пыталась привести меня в чувство, но что она могла сделать?

Как ни странно, однажды я снова встретился с Лурдес. Она сама нашла меня и приехала ко мне в Парк Чудес. Я был счастлив тогда, был уверен, что судьба наконец-то совершила хоть один справедливый поступок по отношению ко мне. Но я ошибся – как обычно. У высших сил, что двигают нами, как пешками на шахматной доске, имелось собственное мнение на этот счет. День, когда Лурдес появилась в Парке Чудес, был отмечен черным крестиком в настольном календаре Господа Бога. Я назвал этот день ДНЕМ ДЬЯВОЛА[2]. Сами понимаете, хорошие дни такими именами не называют.

Это был чертовски тяжелый день. Точнее сказать, этот день должен был стать последним в нашей жизни. Парк Чудес, в котором я тогда работал, в тот день был разрушен наполовину, погибли сотни людей. К счастью, мы выжили – я, и Лурдес, и Ань Цзян, и Демид, и Ван Вэй – все главные участники события. Мы даже выполнили некую важную миссию. Нам пришлось много бегать, драться и совершать невероятные усилия, чтобы остаться в живых.

Я плохо помню подробности этого дня. Так или иначе, день этот закончился, выпал из моей жизни. И жизнь начала налаживаться – ценой моральных потерь и ограничений. К сожалению, Анютка была права – после того, как у меня появилась Лурдес, места для маленькой китайской девочки уже не осталось. И Цзян уехала. Демид Коробов и Ван Вэй – две загадочные личности, не вызывающие у меня особой симпатии, прихватили ее с собой. Надобно сказать, что проживали они в стране Великобритании. Старикан Ван Вэй был профессором в каком-то из английских университетов и преподавал там что-то китайское – то ли историю, то ли филологию. А Демид Коробов… Я не берусь точно определить, что представлял из себя Демид и чем он занимался. Это выше моего понимания. Выглядел он всегда замученным до полусмерти, что не мешало ему быть совершенной машиной для убийства и ходячим сгустком концентрированного разума. Он был весьма странным типом, этот Демид. Во всяком случае, почтенный профессор Ван называл его не иначе, как "Мой господин". Это позволяло мне предположить, что Демид Коробов – не просто менеджер по управлению разными мистическими чудесами, кочующий по всему миру, а нечто большее. Может быть, даже некий представитель Небес на земле, отвечающий за судьбу человечества. Я маленький человек и не хочу вникать в такие подробности. Достаточно того, что эти люди перевернули вверх тормашками всю мою жизнь.

Так вот, если вы думаете, что с окончанием Дня Дьявола все закончилось, то вы ошибаетесь. Все только началось.

Из Парка Чудес я ушел – не мог больше работать там, где лужи человеческой крови впитались в землю. Впрочем, без работы я не остался. Переквалифицировался из жонглера в метальщика ножей – правда, уже не "выдающегося", а всего лишь "великолепного". Так написали на афишках в городке, где я поселился и стал выступать в постоянном шоу. Там было много разных номеров, и в одном из них я играл главную роль. Шоу это называлось "Viva el valor!" – "Да здравствует мужество!" Мужество мое заключалось в том, что я кидал ножи в красивую девушку, привязанную к бутафорскому дереву. Дерево было исполнено из прессованных стружек и при желании девушка могла поднатужиться, приподнять его и убежать вместе с ним. Но она не делала этого – стояла, извивалась, изображала, что очень страдает в неволе и всячески старалась показать длинные ноги через разрезы платья. А я, стало быть, метал в эту бабенку ножи. Правда, в саму девушку попадать мне не рекомендовалось, поэтому ножи втыкались в веревки, которыми она была привязана. В результате оного действия веревки перерезались, девушка освобождалась, бросалась мне в объятия, награждала меня благодарным поцелуем (я пытался упросить импресарио, чтобы это слюнтяйство было отменено, но он, гад, настоял на своем), после чего мы упархивали за кулисы, где красивая девушка соскребала с лица грим и превращалась в замученную жизнью и неврозами женщину средних лет – с неплохой, правда, фигурой. После чего, она, как водится, начинала приставать ко мне – не хочу ли я, такой лапочка, получить в качестве благодарности за чудесное спасение незабываемый вечер с прекрасной дамой, искушенной в самой экзотической любви. Я с досадой осматривал прекрасную даму и в тысячный раз отказывал ей, причем в речи моей преобладали такие слова, как "Слушай, сколько можно?..", "Отвали", и даже "Опять в лоб хочешь? Это я устрою". В последней фразе я намекал на то, как однажды, выведенный из себя постоянными покушениями на свою высоконравственость, я попал ножом ей в лоб. Разумеется, кинжал мой не воткнулся – в планы мои не входило доводить дело до убийства – но засветил рукояткой в лоб прекрасной сударыне так, что мало ей не показалось. Она понимала, что это не было моей ошибкой. Она знала, что мои руки полностью подчиняются мне и делают только то, что я им прикажу. Поэтому обычно она прекращала свои домогательства, называла меня "гнусным педиком" и уходила пить кофе. Вот так проходил каждый мой рабочий день. Зрители, впрочем, валили на представление толпой, и зарабатывал я достаточно для того, чтобы жить так, как мне хочется.

А гнусным педиком я не был. Просто не хотел я спать с этой теткой, и все тут. Всю мою жизнь на меня западала любая женщина, стоило мне только посмотреть на нее и улыбнуться. Ну и что с того? Это не значит, что я должен спать со всеми, кто этого захочет. Я очень разборчив. Впрочем, должен вам сказать, что в последний год мне пришлось вообще выкинуть из головы мысли о связях на стороне. Потому что я жил с Лурдес, только с ней. Да и не хотелось мне никого, кроме нее.

Я был бы счастлив жить с Лурдес, и работать в своем шоу, и приходить каждый вечер домой, и видеть ее, и сидеть рядом с ней перед телевизором, и ужинать с ней, и заниматься с ней любовью. Я, закоренелый холостяк, даже помышлял о женитьбе, потому что был уверен, что нашел девушку, предназначенную мне судьбой. Но так не получилось.

День Дьявола проехался по нашим жизням как бульдозер. Он переломал наши судьбы, раскрошил их в кривые осколки. Теперь мы пытались сложить из этих осколков что-то новое, но то, что получалось, совсем не было похоже на прежнее наше существование. Лурдес, которая вела до Дня Дьявола довольно беспутный образ жизни, посерьезнела и поумнела. Она купила себе очки в тонкой золотой оправе. Она поступила в университет в Барселоне. Она училась там с увлечением, и, кажется, учеба интересовала ее гораздо больше, чем моя скромная персона. Поэтому наша размеренная семейная жизнь существовала только в моих мечтах. Нынешний наш городишко, имеющий вкусное название Эмпанада[3], находился в ста пятидесяти километрах севернее Барселоны, довольно далеко, и Лурдес приезжала ко мне только по выходным. Не слишком часто. К тому же нужно учесть, что каждые четвертые выходные она не приезжала вовсе. Правда, в таком случае я сам садился на поезд и ехал к ней, в Барселону. Но это было не то. Она снимала комнату вдвоем с подружкой, подружку приходилось тактично выпроваживать, чтобы остаться наедине; подружке, тоже студентке, надо было готовиться к занятиям, времени вечно было мало, любовь наспех превращалась в пытку, в общем, все было не так… К тому же подружка, шустрая рыжая девица баскетбольного роста, посматривала на меня с подозрительным вожделением, а однажды приперла меня к стенке и заявила, что, мол, нечего ее выпроваживать, что она, мол, девчонка без предрассудков, и, мол, нужно делать это самое всем втроем. Кровати сдвинуть, места хватит и все такое… Короче говоря, мне предложили шикарную групповушку. Как и положено идиоту, я немедленно распсиховался. На девицу наорал и обозвал ее шлюхой, Лурдес схватил за шиворот и выволок ее на лестничную площадку, где устроил ей безобразную сцену ревности. Я бушевал так яростно и громко, что все соседи повысовывали свои любопытные носы из дверей. «Лурдес, мать твою! – вопил я. – Опять ты принялась за свои лесбиянские фокусы?! Ты же обещала! Ты уедешь из этого гребаного притона сегодня же! Я сниму тебе отдельную квартиру! Я заработаю денег на это!..» И так далее, в том же духе. Лурдес даже не пыталась оправдываться. Я так и не узнал, спала она с этой рыжей верзилой или нет. Лурдес просто стояла молча и смотрела на меня грустными глазами.

После этого я снял для нее отдельную квартиру. Я выбивался из сил, чтобы заработать достаточно, но это не улучшило наших отношений. Любовь наша раздиралась с треском – как кусок некогда красивой, и вдруг обветшавшей ткани, который тянут с двух сторон. И я, и Лурдес были людьми, привыкшими жить только для себя. Оба мы не привыкли терпеть чьих-либо приказов. Хуже того – мы слабо представляли, что для совместной жизни нужно поступаться собственной свободой, доселе неограниченной. Иногда мы делали какие-то робкие шаги навстречу друг другу, но состояние равновесия длилось недолго – мы тут же бросались назад, на завоеванные и обжитые плацдармы эгоизма, и возвращались к прежней, дурной и муторной войне двух любящих друг друга людей. Да, я любил Лурдес несмотря ни на что, и именно поэтому я не мог расстаться с ней. Мне было плохо с ней, и было еще хуже без нее.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5