Действующие лица:

Даромир – недоученный колдун, балбес;

Серафима – ведьма с мутным прошлым;

Серогор – доученный белый колдун, можно сказать «мэтр»;

Антип – боярин, созидательный государственный деятель;

Селистена – боярская дочка, рыжая девица с кучей комплексов;

Кузьминична – нянька Селистены, грымза жуткая, но по большому счету справедливая;

Бодун – князь, любит выпить, не любит заниматься своими прямыми обязанностями;

Феликлист – сын князя, любимый цвет – голубой;

Демьян – дальний родственник князя, статный красавец в полном расцвете сил, но с внутренней гнильцой;

Гордобор – премьер-боярин, доученный черный колдун, но до «мэтра» не дотягивает;

Филин – слуга Гордобора, оборотень и просто мелкий пакостник;

Едрена-Матрена – хозяйка трактира, огромная и добрая;

Фрол и Федор – ратники, любят выпить, добрые по мере возможности;

Шарик – пес, большой, зубастый, верный, как все собаки;

Барсик – кот, пушистый, вредный, как все коты;

Золотуха – очаровательная сука рыжей масти («сука» – это не свойство души, а половая принадлежность).

Нечисть: спиногрызы горные, спиногрызы луговые, вампиры-живоглоты, петуния гигантская, барбуляк обыкновенный, живолизы, сыроглоты, пробыши, зенделюки.

А также: колдуны, ратники, торговцы, молодухи и прочий народ.

События происходят в далекой, почти сказочной Руси до ее крещения. В те стародавние времена сказка вполне мирно сосуществовала с реальной жизнью, а колдовство и чародейство было обычным, почти повседневным делом.

* * *

Да, на этот раз я, кажется, действительно переборщил. Принародная казнь – это слишком даже для меня. Ну да, я не безгрешен, но не до такой же степени! Я, конечно, не святой, но и казнить за такие проделки – это тоже перебор. Ну немножко в боярском потайном сундучке пошуровал, не казнить же за это? Там много чего лежало, а я только одну безделушку и взял. Попался, конечно, глупо, прямо как юнец безусый. Так обрадовался, когда перстень в руках оказался, что не услышал шороха за спиной, а уж ратные люди боярина Антипа свое дело хорошо знали. Так лихо аспиды налетели, по нотам и рукам спеленали и в холодную отволокли, что не то что колдовать, а даже пикнуть не успел. У них тут, понимаете ли, такие порядки: если вора на месте преступления поймают, так в холодную, а наутро прямо к палачу. Подумаешь, перстень с топазом в золотой оправе, так не в камнях же и в золоте тут дело было! Перстенек-то не простой, да ладно, со связанными руками даже он мне не поможет.

И ничего мне не остается, как горевать, жалеть мою буйную головушку, которую завтра палач оттяпает, и вспоминать свою не очень длинную, но вполне насыщенную жизнь. Так как времени у меня до утра еще много, то могу вам рассказать (если, конечно, вы никуда не торопитесь) немного о себе.

Да, вроде и пожил немного, но серой мою жизнь никак не назовешь. В ней органично сочетались фатальное невезение и невероятная фортуна. Родителей своих я не помню, мне было около года, когда на всю округу обрушились неурожаи и, как следствие, лютый голод. В такие года, чтобы выжить, лишних едоков просто уносили в лес и оставляли там. Так бы бесславно и закончилась моя едва начавшаяся жизнь, только корзинку с орущим от голода и холода младенцем (то есть мною) подобрал великий колдун Серогор, случайно забредший в наши края. Мне, конечно, тогда было абсолютно все равно, кто меня накормит и согреет. Только через несколько лет я понял, насколько мне повезло. Серогор отнес корзину со мной к своей давней знакомой, живущей в таежной глуши на берегу маленького лесного озера с почти черной водой. Так как своих родителей я не помнил, да и горячей любви к ним в моем сердце как-то не наблюдалось, то последующие девять лет я прожил у бабушки Серафимы.

Серафима была ведьмой. Правда, в то время я не знал общепринятого правила, что ведьмы обязательно плохие, старые и страшные. Для меня баба Сима была и матерью, и отцом, и всеми родственниками, вместе взятыми. Да и не старая она была. Хотя нет, слово «была» к ней не подходит. Она сейчас жива-здорова и прекрасно себя чувствует. На вид ей всего лет сорок, красивая, статная женщина с длинными иссиня-черными волосами, всегда аккуратно заплетенными в тугую косу, скрученную на затылке.

Ой не проста Серафимочка, ох не проста! И откуда у живущей в глуши затворницы такие манеры, что хоть сейчас во дворец на трон? А с другой стороны, судя по рассказам, мир повидала, да и в запале могла такое заковыристое словцо ввернуть, что детские уши сами собой сворачивались в трубочки. Шучу, конечно. Но, как говорится, в каждой шутке всегда есть доля шутки. И иногда, рассказывая о делах давно минувших дней, бабулька резко замолкала, словно наталкивалась на стену, и пробить эту стену мне так и не удалось. Порой мне казалось, что это бывшая боярышня, а может, и вообще княгиня, вынужденная прятаться от людей.

Но для меня она всегда останется именно бабой Симой. Кстати, это она дала мне имя – Даромир. Классное имечко, правда? Только вот ласково получилось как-то не так солидно – Дарик, Дарюша, как собаку какую-нибудь.

Девять лет Серафима учила меня азам колдовского искусства: понимать язык зверей и птиц, применять лечебные и ядовитые травы и коренья, а также простейшим заклинаниям. Не могу сказать, что я был прилежным учеником, но уж очень не хотелось расстраивать мою бабульку, и все, чему она научила, до сих пор покоится в моей голове в абсолютном порядке. Чего никак не скажешь о позднее полученных мною знаниях.

Эх, я только сейчас понимаю, что это были самые счастливые и беззаботные годы в моей жизни. Когда я скромно перевалил через свой первый десяток лет, эту идиллию прервал Серогор. Он и раньше проведывал нашу скромную избушку, и тогда Серафима отправляла меня с каким-нибудь заданием в лес, дня на два, на три. Был я не по годам смышленый и сразу понял, что моих старичков связывает не только давняя дружба, но и совсем неколдовские отношения. В то время мое любопытство еще не могло перевесить боязнь ослушаться старших, и я послушно отправлялся на какое-нибудь дальнее болото за растущей только там особенной травкой-муравкой. Точнее, я три дня проводил в свое удовольствие неподалеку от дома и, выждав положенный срок, рвал первую попавшуюся муравку и шел назад. У меня что, ноги казенные – три дня по болотам шастать? Счастливая и благодушная Серафима в эти дни никогда не помнила, зачем именно она меня направляла, и делала вид, что очень довольна мною. А я притворялся усталым и несчастным, моя моложавая бабулька жалела меня, пекла мне пироги и доставала заветную крынку с вареньем.

Вот и в последний визит Серогора я потихоньку засобирался в путь-дорожку дня эдак на два и был очень удивлен, когда меня попросили просто погулять где-нибудь недалеко, мол, чтобы взрослые могли спокойно поговорить. Вглядевшись в серьезные лица моих наставников, я понял, что сейчас решается моя судьба. На этот раз любопытство взяло верх, и, сделав крюк по лесу, я вернулся назад и занял пост прямо под открытым окном в кустах бузины.

А вы что, по-другому бы поступили? Ага, так разговор был про меня, поэтому стыдно мне не было. Позднее я перестал чувствовать угрызения совести, подслушивая любые разговоры.

Серогор уговаривал Серафиму отпустить меня куда-то в «Кедровый скит». Мол, мальчонка подрос и там ему самое место. Симочка моя возражала. Говорила, что я еще совсем маленький и она сама научит меня уму-разуму не хуже «старых остолопов» из скита. Колдун гневался и говорил, что никому в мире, кроме нее, не простил бы таких слов и что рано или поздно мальчишку (это меня-то!) нужно будет выводить в свет. Постепенно бабулька моя сдалась и только выторговала для меня у Серогора в то время не совсем понятные условия. Типа пусть его до пятой ступени доведут, «а то скит разнесу по бревнышкам» (а ведь могла старушка), и чтобы лучшие старцы с ним занимались. И только получив личное подтверждение Серогора по всем пунктам и закончив словами: «Смотри, старый, коль с ним что случится, так всю бороду по волоску вырву!» – она успокоилась. Так мирно и вполне цивилизованно завершились переговоры ведьмы и колдуна. Моя судьба была решена.

Я потихоньку прокрался опять в лес, дождался зова старичков и вышел к дому.

Прощалась Серафима со мной долго и слезно. Как оказалось, я и солнышко, и кровиночка, и пряник медовый (сентиментальная бабанька у меня, а я и не знал). В общем, столько ласковых слов я от нее за всю жизнь не слышал. Потом, обремененные большими котомками с пирогами и другими гостинцами, мы с Серогором двинулись в далёкий путь.

Колдун представлял собой довольно колоритную фигуру. Огромного роста, косая сажень в плечах; роскошные черные волосы, правда обильно тронутые сединой, обрамлялись серебряным обручем на исчерченном морщинами лбу. В руках у него всегда был посох из странного красного дерева. В наших местах таких деревьев не было. Говорил он медленно, солидно, но путь в «Кедровый скит» был неблизкий, и он успел рассказать мне об этом месте и вообще об окружающем мире очень много интересного.

Оказывается, колдунов и ведьм не очень-то жалуют люди. И если уличат в колдовстве, то норовят или на кол посадить, али на костер отправить, а может, просто головушку топориком смахнуть. Довольно интересные методы разруливать ситуации! Так что прячутся колдуны от людского ока по лесам и по горам то тут, то там. О, даже стихами заговорил, а что вы хотели – у меня много разных талантов.

Колдуны тоже бывают разные: кто мстит людям за такое к себе неподобающее отношение, а кто, наоборот, помогает неразумным в их неравной борьбе с силами природы. Вот Серогор именно такой и был. Чего только от людей не натерпелся: и в темнице несколько раз сидел, и сжечь его пытались, и топориком над буйной головушкой размахивали, а он все равно к ним относился как к детям малым, то есть с терпением и готовностью всегда помочь.

Такие уж странности у него случались, спрашивается: ну не старческий ли маразм? Вот и собрал он таких же маразматиков, о, извините, почтенных, убеленных сединами и умудренных опытом (как от палачей ускользать), так называемых белых колдунов и основал в глухом кедровом бору скит, а попросту колдовскую школу. Вот туда-то мы и шли несколько дней по чащам и буреломам.

Серогор мне еще долго бухтел про великолепных учителей, которые со мной будут заниматься, о принципах, которые они исповедуют, о любви к людям и прочий бред. Меня же интересовали более важные вещи: как там кормят, утомительные ли занятия, где я буду спать, практикуются ли наказания. Так за разговорами мы и притопали в «Кедровый скит».

Под кронами огромных вековых кедров расположился довольно большой терем, обнесенный высоким частоколом. Построено было все настолько искусно, что если бы не удержавший меня за руку колдун, постучали бы мы в ворота моим лбом – столь неожиданным было появление в девственном лесу колдовской школы.

Встретили меня действительно очень приветливо. Если бы они знали, какие проблемы впускают в свою тихую обитель, то, конечно, предпочли бы прибить меня сразу. После десяти лет в уединении с бабой Симой школа поразила меня обилием людей и новыми эмоциями. За считаные минуты я перезнакомился со всеми. В школе обучалось пять десятков послушников в возрасте от десяти до двадцати лет. Почти все они были сироты, так что скит считался их единственным домом. Обучение вели двенадцать колдунов, мне Серогор рассказывал в дороге что-то про магию числа двенадцать, но как-то вылетело из головы.

Вначале вроде все пошло, как положено: сводили в баньку, накормили от пуза, горницу, где спать, показали, а потом накинулись на сиротинушку. Не дав толком выспаться, подняли с петухами и учинили допрос с пристрастием. Я, конечно, догадывался, что за меня возьмутся, и собирался с утра все тут выведать, со старшими учениками поговорить, ну, в общем, подготовиться. Ага, подготовился! Подхватили под белы рученьки, даже умыться не предложили и в самую большую горницу привели. А там… Мама моя родная… Сидят по дальней стеночке в дубовых креслах все двенадцать, а в центре зала маленькую табуреточку поставили, вроде как для меня. Ну, думаю, старые пни, я сейчас вам устрою испытание. Приглашение сесть вежливо отклонил, мол, не пристало мне, неразумному отроку, в присутствии таких великих мужей сидеть. Сказал и напустил на себя такую тень благоговения, что вызвал на лицах знаменитых колдунов (я же в тот момент не знал, что они знаменитые) одобрительные улыбки. А уж когда вопросы стали задавать, тут я расстарался. Не прошли даром долгие зимние вечера, когда мы по нескольку часов кряду чесали с бабой Симой языками. Именно от нее я перенял умение вести беседу на любую тему, даже если в жизни о ней не слышал. А так как Симочка моя меня еще кой-чему колдовскому научила, то тут уж я был почти неуязвим.

– А вот смог бы ты, например, верблюда (ага, если бы я в своей глуши еще знал, кто такой верблюд) превратить ну, скажем, в мышь? – прокряхтел старый умник.

А я, с восторгом от его идиотского вопроса, ему в ответ:

– Это зависит от многих факторов, с точки зрения банальной эрудиции (эх, спасибо, Симочка моя ненаглядная, за умные слова). Практически каждый объект большого размера можно превратить в объект, сходный с исходным по первоначальному размеру, однако при этом необходимо учитывать множество факторов, влияющих на переведение живой материи в другое состояние…

Ну, в общем, вы поняли – запутал я наших великих колдунов окончательно. Если бы поверить моим словам, то не они меня, а я их еще поучить мог.

После нескольких часов собеседования я разошелся не на шутку и уже сам просил оторопевших экзаменаторов спросить меня еще что-нибудь. В конце концов все колдунчики повернули голову к ухмыляющемуся в бороду Серогору. Главный колдун встал и зычным голосом произнес:

– Второй уровень! – и уже совсем тихо прошептал: – Ну Серафима, ну ведьма!

Потом последовала фраза, которую обычно в адрес давней возлюбленной приличные колдуны не произносят. Откуда же было ему знать, что, живя столько лет в лесу, я невероятно развил слух и мог шагов за двести услышать крадущуюся рысь? Да ладно, ничего нового о моей бабаньке он мне не сообщил. Я и так знал, что это правда.

Ученые колдунчики обрадовались, засуетились, даже меня поздравлять начали. Это я только потом понял, что по итогам собеседования перемахнул через первую ступень обучения сразу на вторую. Ну и зачем мне это было нужно? Лишних два года мог бы в школе проболтаться. Я уже тогда чувствовал, что мне в «Кедровом скиту» понравится. Так и произошло.

Для меня это была настоящая жизнь (а что, собственно, я видел в жизни?), и я окунулся в нее с тем же удовольствием, как в жаркий день ныряешь в обжигающе-холодную лесную речку.

Учили нас, конечно, на совесть, но вот только очень мне не нравилось над книгами штаны просиживать. Так что в голове, как правило, оставалось лишь то, что говорили и показывали наши колдунишки. А уж свободному времени я находил значительно более веселое применение, чем занудное перелистывание пыльных томов. Для себя я сразу решил, что спасать людей от их самих– занятие точно не по мне, так что часть теории я вообще пропускал мимо ушей. А вот защищать себя от лап палачей или крестьянских вил я собирался очень основательно. Поэтому по боевому колдовству и превращениям был первым. К тому же я быстро смекнул, что умение превращаться в животных мне очень поможет и во время обучения в скиту. Дело в том, что нам разрешали выходить из скита только в сопровождении наших почтенных, многоуважаемых старикашек, что меня как-то не устраивало. А кто уследит за соколом, выпорхнувшим из терема, или за зайцем, прошмыгнувшим в норку под частоколом?

Правда, зайцем после одного случая я перестал обращаться. Представляете, чуть не слопал меня волчара серый. Да я сам виноват: как-то забыл, что в данном обличье я ему в пищу могу пригодиться. Еле из лап хищника вырвался и медведем обратился. Никогда в жизни ни до, ни после не видел, как у волка пасть от удивления открывается. Дал ему пинка хорошего, но в живых оставил. В конце концов, он же не виноват, что зайцы-мутанты по лесам шастают.

Вырваться-то я, конечно, вырвался, но с потерями: полпальца мне отхватил морда серая. Ну что ж, я и в такой ситуации выкрутился. Мы как раз в скиту всякую нечисть проходили: вампиров озабоченных, оборотней злобных и им подобные ошибки природы. Так на всю эту нечисть, оказывается, серебро влияет каким-то не лучшим образом. То ли аллергия у них, то ли несварение желудка. Если когда-нибудь отловлю живого вампирчика, обязательно расспросить надо будет. Вот я, типа проникнувшись важностью данной проблемы, и сварганил себе что-то вроде серебряного когтя и на пострадавший палец приспособил.

Серогор, правда, бранился, так у меня железная логика: мол, вдруг на меня оборотень нападет и где я буду серебро искать? А коготок всегда со мной, вот я этим коготком и прорежу немного плотные ряды нечисти. Поворчал наш главный, да и смирился, только остальным строго-настрого запретил за мной повторять. Так что ходил я гордый по скиту и коготком своим сверкал, а остальные ученики от зависти лопнуть были готовы.

Еще я испытывал явную слабость ко всяческим взрывам. Ничего с собой поделать не могу, ну нравится мне взрывать! Что тут такого? Оно правильно, перебарщивал пару раз, так ведь все живы остались, а синяки и ссадины заживут: чай, не баре. Баню, конечно, жалко было да и трапезную тоже. Серогор, понятное дело, меня наказал, и баню новую я один строил. Точнее начал строить, а потом пришлось мне, неторопливому, помогать – очень уж за месяц все по парку соскучились.

Так весело и пробежало несколько лет. Я возмужал, стал вполне приличным колдуном (мне, во всяком случае, именно так и казалось). Длинные золотистые локоны по примеру Серогора стал стягивать обручем. Мы вообще все старались хоть немного быть на него похожи – я не стал исключением. Вот только бороденка у меня плохо росла. Мучился я с ней, мучился – как ни крути, а на козла похож. Ну и сбрил я ее, вот такой я оригинальный.

Вот, значит, подрос я, стал красавец просто (скромность никогда не была моей добродетелью) и однажды ранним утром, облетая ясным соколом окрестности, залетел на дальний хутор, где жила большая крестьянская семья. Вроде я и раньше там бывал, но как-то не замечал. Кого? – спросите. – Да женщин! Точнее, девушек. Так уж получилось, что все три молоденькие хозяйские дочки решили ранним утречком в речке искупаться. И тут я был абсолютно ни при чем. Просто расположился отдохнуть на веточке, и все.

Отдохнул, называется… Так и сидел я с раскрытым клювом на старой иве, наблюдая за обнаженными красавицами-девицами, резвящимися в воде. От этой расчудесной картины меня вдруг бросило в пот. Вы когда-нибудь видели потного сокола с выпученными глазами и раскрытым клювом? Вот и они, когда увидели, смеяться начали. Так я, несмотря на перья, еще и покраснеть умудрился. Они хохочут, пальцем на меня показывают, а я от их волшебных тел оторвать глаз не могу. В общем, как в скиту оказался, толком не помню, но с этого дня жизнь моя круто изменилась (знал бы тогда, к чему мои полеты приведут, сам бы себе перья повыщипывал).

Сами посудите: молодой, красивый, образованный, наглый, говорливый, ну как было в такого не влюбиться? И бросился я в любовь, как в омут. И ведь чувствовал, что могу утонуть в нем, а остановиться сил не было. Ведь они такие… В общем, мужчины меня поймут.

Хуторов и выселок в округе немало было, даже деревеньки попадались, а там… Белые, аппетитные, прекрасные. Сто верст для бешеного сокола не крюк, так что носился я по ночам к своим молодушкам, обращался в человека и любил. Ну честное слово, я их всех любил! И благодарил богов за то, что они создали величайшее чудо на земле – женщину.

И ведь всем было хорошо: и мне и им. Только вот папаши да братья моих милашек почему-то возражали. Да что с них возьмешь – дикари. В общем, крутился так год, не меньше, а потом эти обиженные родственнички объединились и облаву на меня устроили.

Как сейчас помню: прилетел я к своей голубушке (по-моему, это Софья была), обернулся человеком, а в условленном месте вместо крутобедрой красавицы – ее отец-кузнец. Знаете у него кулаки какие? Да с мою голову. А тут еще оказалось – он братьев, дядьев своих созвал, а семьи у крестьян большие. Кто с вилами, кто с колом. Ну и что мне было, по-вашему, делать – подставиться под вилы? То-то! Вот и мне помирать как-то не захотелось.

На боевом колдовстве я очень хорошо освоил несколько штучек. Кого молнией шандарахнул, кого ветром сдул, в целом, раскидал я родственничков посредством колдовства (а для чего тогда было меня этому учить?). Кстати, никто не погиб, а вывихи, ссадины, заикание и временный паралич не считаются. Папашу буйного я даже пальцем не тронул, просто у него в самый ответственный момент благодаря простенькому заклинанию вдруг резко произошло расстройство желудка. А может, я тут вообще был ни при чем, может, он вчера грибочков маринованных поел и молочком парным запил? Тоже ведь вариант!

Потом, конечно, я дал маху – обратился на глазах у всех соколом и упорхнул. Летел я обратно в скит и считал, сколько пунктов клятвы ученика, данной в день принятия в школу, за это чудесное утро пришлось нарушить. В общем, если кратко, то все. Это все наши старички напридумывали. Сами они небось что хотят, то и делают, а для бедных учеников: то нельзя, это не делай. Без сопровождения наставников за территорию скита выходить – ни-ни, колдовать без них же – упаси боги, и так далее и тому подобное. Ну ведь ерунда же, разве не так? А за нарушения этих правил одно наказание – исключение из школы. Не хотелось, конечно. Я бы еще несколько лет отдохнул, а там уж можно и в большой мир выбираться.

До сих пор не понимаю, откуда Серогор про мои похождения узнал. И самое главное (что меня особенно удивило и испугало) – он не ругался. Вот это было действительно в новинку. Серогор любил браниться, делал это он вдохновенно и истово, с неожиданными оборотами и уникальными сравнениями. А вот тут молчок, ни слова, только посмотрел на меня и вздохнул. А чего вздыхать-то? Чего особенного я сделал? Будто сам молодым не был! А уж когда Серогор стал собирать большой ученый круг (это когда все наши колдуны собираются в большой зале, садятся кружком и балаболят о чем-нибудь важном с их точки зрения), тут уж я забеспокоился не на шутку. Нехорошо подслушивать, не спорю, но, уж если решается моя судьба, я ведь имею право поприсутствовать?

С моим уникальным слухом это была не проблема. Обратился в трясогузку и расположился на ветке кедра, прямо напротив открытого окна. Послушал, послушал, и через несколько минут у меня перья дыбом встали. Ну до чего же старческий маразм довести может! И хуже меня за все время существования скита ученика не было (просто вокруг одни зануды), и от меня может погибнуть все человечество (явный перебор), и вообще меня зря в школу приняли (раньше надо было думать).

И тут один старикашка совсем с дуба рухнул. Говорит, давайте его из школы выгоним, а чтобы он дров в открытом мире не наломал, нужно ему память стереть. Воистину бесконечны границы старческой глупости! Но, глядя на то, как остальные одобрительно закивали, как-то совсем я приуныл. Сижу на веточке и прикидываю: с одной стороны, перспектива уйти в большой мир белым и пушистым, но без памяти, а с другой – сбежать туда со всеми знаниями, полученными в школе. Правда, в этом случае у меня во врагах будут числиться двенадцать могущественных колдунов. Посидел, подумал и решил ноги делать из скита. Точнее, не ноги, а крылья.

А что? Я стал колдуном третьей ступени. Ну почти стал, кого я обманываю? Авось не пропаду, как-нибудь выкручусь. Симочку мою, конечно, жалко, представляю, что ей про меня Серогор наплетет. Ну да ничего, вот поброжу по свету, нагряну к моей бабульке и расскажу про то, что тут со мной сделать хотели. Она им быстро бороды обкорнает. А вот прямо сейчас к Серафиме нельзя, они меня именно у нее искать будут. Ну решено, в путь! Поглядим, чем Русь-матушка живет.

Сказано – сделано. Обернулся я опять соколом (у трясогузки скорость не та) и полетел. Не знаю, долго ли мои уважаемые колдунчики заседали, но по окончании их ждал сюрприз. Да ладно, им без меня даже лучше будет. Только Серогора жалко – привязался я к нему, чего уж тут скрывать.

Летел я не шибко быстро. А куда мне теперь спешить? По пути вспоминал, что мне на уроках жизни людей рассказывали. Есть у них большие города, там сидят князья с боярами. Есть еще стражники и ратные люди, их надо особенно опасаться. А еще там много красивых женщин, ну с ними-то я найду общий язык быстрее, чем со всеми остальными вместе взятыми. Больше всего меня волновала придуманная людьми условность – деньги. А я их даже в глаза не видел. Нам рассказывали, что без денег не накормит тебя никто, ни на ночлег не пустят. Чушь какая-то. Ладно, на месте разберемся. Я же все-таки какой-никакой колдун, а не пыльный валенок.

С такими раздумьями в голове я добрался до Кипеж-града. Есть, конечно, и другие города, побольше, но до них добираться далеко, а мне хотелось быстрее отведать сладкой вольной жизни. Попутно я решил, что буду стараться не пользоваться колдовством без острой необходимости. Крепко мне в головушку въелись страшилки, которые нам в скиту рассказывали, про казни разоблаченных колдунов.

Город предстал передо мной ранним утром во всей красе. Опоясанный высокой стеной и глубоким рвом, он стоял на небольшом холме. За стеной виднелись рубленые терема с блестящими шпилями и флюгерами. Кипеж-град сразу поразил и очаровал меня, как когда-то поразил скит. Мне захотелось броситься с головой в эту кипящую жизнь, но я уже вышел из детского возраста и ясно понимал, что вначале надо осмотреться. Забегая чуть вперед, могу сказать: да уж, осмотрелся я лихо.

Обратился я в человека и побрел к городу. Перед крепостными воротами расположился обоз торговых людей, и купцы обговаривали с ратниками размер дани. Вокруг сновали торговцы с лотками, полными аппетитно пахнувших пирогов и другой снеди. Носились с воплями мальчишки, трещали как сороки бабы, басили ратники, спорили купцы. Из этой многоголосицы я сумел выдернуть главное – за проход в город необходимо заплатить. Пришлось скрипеть мозгами и вспоминать все, что я помнил о деньгах. Выходило, что совсем немного… Ну ничего, будем компенсировать недостаток знаний врожденной смекалкой и наблюдательностью.

Оказалось, ничего сложного! Потолкавшись полчасика в обозе среди торговцев, я уже знал почти все и о деньгах, и о том, где и как их хранят. Оставалась только одна проблемка: где же мне их взять? Из дум о предстоящей голодной смерти в жутких мучениях у закрытых крепостных ворот меня вырвал истошный крик толстого, противного купца:

– Попался, воренок! В яме воровать несподручно будет!

– Пустите, дяденька, я больше так не буду! – заверещал маленький оборванец, изо всех сил пытающийся вырваться из огромной лапищи купца.

Столько же шансов на свободу у крошечной полевки в пасти лисы, то есть почти никаких. В другой руке купчина держал предмет неудачного воровства – сахарный крендель.

Вот жадина, да куда ему. еще крендель? Его скоро будет легче перепрыгнуть, чем обойти, а мальчишка вон от голода прозрачный совсем.

Вокруг уже собирались люди, замелькали в толпе шлемы стражи… Нужно было действовать. Тут и магия не понадобилась: чуть подтолкнул купчика да ножку подставил, всего и делов. И в тот момент, когда эта туша начала движение к матушке-земле, в поле моего зрения попал толстый кожаный мешочек на его поясе. Ну а почему бы нет? Ведь я же не последнее возьму, и к тому же у обладателя самого мерзкого голоса, какой я когда-либо слышал. На раздумье ушло не более мгновения, и, здраво рассудив, что вернуть позаимствованное всегда успею, я уменьшил вес падающего тела на один увесистый кошель.

Все произошло настолько быстро, что никто ничего и не понял. Представляете, купец, уважаемый человек, поймал вора и вдруг не удержался на ногах и упал. Не повезло, правда? Парнишка, конечно, вырвался и мгновенно растворился в толпе, а пропавший кошелек вообще к делу не относится, будем считать, что его не было. В общем, крику, конечно, было много, да вот толку от него никакого – вот что значит быстрота мысли и ловкость рук. Я же в лесу вырос и многие звериные повадки перенял, да, кстати, и в колдовстве руки работают не меньше, чем голова.

А вы что, не знали? Вот темнота непролазная! Так запоминайте: почти все колдовство основано на взаимодействии головы, рта и рук. То есть мозг принял решение, губы произнесли заклинание, а руки с помощью всевозможных жестов привели заклинание в действие. Именно поэтому, если обездвижить колдуна, можно сказать, что все, он докукарекался, скоро на костер. И сколько угодно пробуй шептать грозные заклинания, а толку будет не больше, чем от назиданий Серогора.

Колдуны пятой ступени умеют колдовать и без помощи рук, но для этого учиться надо лет пятьдесят, не меньше, а у меня на это время есть гораздо более веселые планы. Я, конечно, тоже (если поднапрягусь) могу без помощи рук, скажем, свечку на расстоянии зажечь или гусиное перо в воздух поднять, но после этого у меня башка болит, а с руками – щелк, и хоть амбар зажгу, хоть табуретку из-под соседа выдерну. В общем, руки у колдунов должны быть ловкие и гибкие. А я, между прочим, не из последних учеников в «Кедровом скиту» был… гм… ну пускай так – просто не был последним (там такие тупицы в учениках числились, что им лучше коров пасти, чем колдовству учиться). Ну, что-то я увлекся, вернемся к основной нити рассказа.

Итак, если отбросить на время в сторону истину, что чужое брать нехорошо, в результате этой маленькой истории я стал обладателем увесистого кошелька и, заплатив две монетки за проход в город, направился навстречу новым приключениям.

Перво-наперво я дал себе зарок, что, пока не разберусь, что к чему и что почем, на женщин даже не взгляну.