Наци смертельно ненавидели его за многое и, главное, за то, что Эрнст боролся против них, проявляя при этом непоколебимое мужество и стойкость. Он указывал немецкому народу единственный возможный путь к счастью - призывал крепить и развивать дружбу с великим и добрым советским народом.
      Что бы сказал Эрнст, если бы увидел Герта, подстерегающего здесь Фрица Каннабиха? Может быть, пожал ему руку еще раз?..
      Да, обезвредить одного из палачей-изуверов, пытающегося во что бы то ни стало затянуть безнадежную войну, - долг Герта, его партийный долг!..
      На мгновение представилась Герту его Германия, которую он так любил: ее живописные реки с холмистыми берегами, дымящиеся трубы заводов, красные черепичные крыши, приветливо выглядывающие из-за невысоких тенистых деревьев.
      Но она уже давно перестала быть такой! Проклятые наци превратили ее в сплошной кровавый застенок!..
      Часы пробили четыре раза.
      Герт застыл в углу подле двери, весь вытянувшись, напряженно прислушиваясь к мерному скрипу половиц.
      На этот раз слух не обманул его. То были шаги.
      Взгляд Герта не отрывался от двери. Ему представилось, что сейчас в комнату протиснется существо, похожее на гиену: зловещего зверя, разрывающего могилы и пожирающего мертвых.
      Была в журнале опытов страшная запись. Жалуясь на то, что не удается очистить основное вещество от пахучих примесей, Каннабих писал:
      "...при вскрытии обнаруживаю, что мозг подопытных пахнет резедой. Так Мюллер и Цангер, работая с синилкой, обнаруживали запах горького миндаля. При надавливании на туловище трупа (да, да, записано было именно так) все тот же запах резеды слышен изо рта..."
      Запись осталась будто выжженной в памяти. Стоило зажмурить глаза, как тотчас возникало фантастическое видение. Длинный Фриц, выгнув горбом спину, склонялся над мертвецом, стискивал его руками в окровавленных резиновых перчатках, какие надевают хирурги во время операции. Почти приникнув к трупу лицом, принюхивался, чем он пахнет.
      До Герта долетели, приближаясь, обрывки разговора. Нехорошо! По лестнице поднимались двое.
      - Сборный пункт в Амштеттене, - услышал Герт голос Каннабиха. - Наши машины тоже... В третьей колонне...
      Второй голос что-то ответил.
      - Да, дожидаться, - сказал Каннабих. - Пока я сожгу бумаги. Адъютант командующего может позвонить с минуты на минуту.
      Дверь распахнулась от резкого толчка. Сейчас Герт был спрятан за нею. Только бы ее не закрыли раньше времени! Сумеет ли он справиться с двумя, с Каннабихом и со вторым?..
      - Неужели я вечером не запер кабинет? - услышал Герт удивленный голос Каннабиха. - Никогда не случалось со мной... Впрочем, события вчерашнего дня...
      Он и сопровождавший его эсэсовец прошли к письменному столу. Дверь осталась открытой.
      - Но почему именно Амштеттен и Линц? - спросил Каннабих.
      - А куда же еще? На юго-запад, в Альпы? Плохи дороги... А добравшись до Амштеттена, вырвемся сразу на магистральное шоссе. Отсюда, от Мансдорфа, до него рукой подать, двадцати километров не будет...
      Длинный Фриц что-то невнятно пробурчал. Он взял со стола раскрытый журнал опытов, рассеянно перевернул несколько страниц, потом сунул в карман макинтоша. Почему-то он был в макинтоше.
      Только сейчас из обрывков разговора Герт понял, где находится вилла-тюрьма. Мансдорф! Так назывался курорт на правом берегу Энса, южного притока Дуная, располагавшийся как раз там, где река в своем течении делает резкий рывок на восток. Линц, небольшой австрийский город, стоял севернее, почти у впадения Энса в Дунай.
      - Генерал прав, - продолжал эсэсовец, - американцы - деловые люди. С ними можно договориться...
      - Все, кто угодно, лишь бы не русские, - пробормотал Длинный Фриц, садясь на корточки и с шумом открывая ящики письменного стола, один за другим. - Все, кто угодно... Черт, дьявол!..
      Он принялся торопливо выбрасывать из ящиков папки и рвать их содержимое в клочья. Шуршание бумаги заглушало его слова. Герт услышал только: "Фарбен Индустри"... "Старые связи"...
      - Да, вы в значительно лучшем положении, чем любой из нас, - сказал эсэсовец. - Я слышал, что взаимная информация концернов осуществлялась и во время войны. Заранее прошу о покровительстве.
      Длинный Фриц поднял утомленное дряблое лицо. В ярком свете настольной лампы видна была на нем каждая морщинка, каждая складка.
      - Вы думаете? - спросил он, продолжая комкать и рвать какие-то бумаги.
      - Убежден. Янки тоже нужна формула страха... Во всяком случае, вы будете богатым человеком в Америке, господин профессор.
      - Я не гонюсь за богатством, - пробормотал Длинный Фриц, снова наклоняясь над раскрытыми ящиками.
      - Но что делать с подопытными? У нас нет места в машинах.
      Не поднимаясь с корточек и не оборачиваясь, Каннабих махнул рукой.
      - Понял, господин профессор! Я займусь этим сам.
      Эсэсовец перешагнул через порог. Винтовая лестница снова заходила ходуном.
      - Минутку! - закричал Каннабих. С неожиданной живостью он выбежал из кабинета. - Кроме одного, Готлиб! Кроме одного!.. Номер двадцать третий поедет со мной. Правильно! Тот самый. Упрямец... Суньте его куда-нибудь в кузов вместе с овчарками.
      - Я сначала покончу с другими, - отозвался Готлиб снизу.
      Каннабих вернулся в кабинет.
      Ворча себе под нос, он подошел к одному из книжных шкафов и бросил несколько папок на пол. Затрещал телефон. Каннабих повернулся к письменному столу.
      Герт стоял перед ним, загораживая выход на лестницу.
      С коротким криком Длинный Фриц отшатнулся, будто призрак поднялся перед ним из-под земли.
      Несколько секунд было слышно только его прерывистое дыхание.
      Снова на столе затрещал телефон. Длинный Фриц машинально протянул руку к трубке, но Герт отстранил его. Не спуская со своего противника глаз, он прикрыл дверь плечом и повернул ключ на два оборота.
      - Ты не понимаешь, - пробормотал Каннабих. - Это важно для нас обоих... Я бы мог гарантировать тебе освобождение... Дорога каждая минута...
      Герт покачал головой.
      - Хорошо, - сказал Длинный Фриц. - Жизнь за жизнь, так?..
      - И лютеол впридачу!
      Длинный Фриц сделал движение.
      - И лютеол?.. Ты не боишься продешевить. Ты жадный человек, номер двадцать три!
      Внезапно он поднял на Герта глаза. Они были совсем белые от злобы и как бы пустые. Где-то в глубине их, будто в конце длинного коридора, замерцал, приближаясь, беспокойный огонек. Но Герт опередил Длинного Фрица и крепко схватил его за руку.
      - Хорошо, - сказал тот через минуту тем же тусклым, невыразительным голосом. - Отпусти мою руку. Ты вывернешь ее.
      Телефон на столе трещал не умолкая. Этот звук хлестал по напряженным нервам, и Герт рванул к себе провод. Телефон умолк.
      В дверь постучали. Герт притиснул Длинного Фрица вплотную к столу, сдавил горло.
      - Отвечай так, чтобы ушли! - шепотом приказал он и поднял молоток.
      - Господин профессор, - донеслось из-за двери. - Прибыл мотоциклист от генерала. Советские самоходные орудия...
      - Я спущусь через пять минут, - сдавленным голосом сказал Длинный Фриц. Я жгу документы.
      Послышалось недоуменное покашливание. Кто-то продолжал топтаться у двери.
      - Но, господин профессор...
      - Я сказал: пять минут, - пробормотал полу задушенный профессор. Выполняйте, Готлиб!
      Под тяжелыми шагами Готлиба заскрипели ступени винтовой лестницы.
      - Послушай, Ганс, - начал Длинный Фриц, потирая шею. - Мы же учились вместе... Мы оба немцы... Вспомни наш маленький городок в Руре...
      Не отвечая, Герт толкнул его к двери между шкафами, так как лаборатория, конечно, была где-то здесь, рядом с кабинетом.
      Открылась длинная, уставленная столами комната. На них искрилась густая желтая жидкость в узкогорлых бутылях. Под потолком маленькие лампочки светили вполнакала.
      - Где же выход? - спросил Герт.
      - Сейчас, - ответил Каннабих, прерывисто дыша. - Я только выну ключи из кармана.
      Он зазвенел связкой ключей и, отобрав один из них, вставил в замочную скважину. В стене приоткрылась щель. Длинный Фриц юркнул туда, как мышь, и захлопнул за собой дверцу.
      Герт услышал тихое хихиканье.
      Закрытая дверь была перед ним. Герт оглянулся. Больше в комнате не было никого.
      Узкогорлые высокие бутыли стояли вдоль стен. Странная жидкость мерцала в них, переливаясь за стеклом всеми оттенками желтизны. Казалось, желтые стеклянные глаза вспыхивают и снова гаснут в полумраке.
      Своды давили. Ни окна не было здесь, ни самой маленькой отдушины! А ведь ночь была на исходе. Должно быть, начинался рассвет.
      Герту почудился слабый вздох, как будто рядом кто-то осторожно перевел дыхание. Он прислушался озираясь. Почему в стенах комнаты было еще несколько дверей, точно таких, как та, за которой скрылся Длинный Фриц? Куда вели эти двери?
      Вздох повторился.
      Внезапно Герт понял. Длинный Фриц не ушел от него, не мог уйти. Это были шкафы для реактивов, вделанные в стену, обычные в лабораториях.
      Он с силой рванул к себе дверцу.
      К его удивлению, она поддалась без сопротивления. Химик стоял в шкафу, вжавшись в угол, вытянув руки вдоль туловища, и, не мигая, смотрел на Герта.
      Мгновение они стояли так.
      Герт протянул руку, чтобы схватить изобретателя лютеола, но тот втянул голову в плечи, вывернулся и на цыпочках перебежал комнату.
      Некоторое время они кружили у стола, перескакивая через стулья или отбрасывая их ногами. Это напоминало игру в пятнашки.
      Дубовый стол разделял их. Ухватившись за его края, весь подобравшись, Длинный Фриц не сводил с Герта глаз. Стоило шагнуть Герту вправо, как он кидался влево. Герт останавливался выжидая, и он выжидал. Казалось, Фриц передразнивает движения своего преследователя.
      Герт вспомнил, что в руке у него докторский молоток, с силой размахнулся и метнул его в Каннабиха. Тот успел отклониться.
      Послышался звон и хруст стекла.
      Желтые глаза в углу погасли. И тотчас же стало трудно дышать.
      Секунду Герт смотрел на химика, который стоял неподвижно, держась за горло. В воздухе запахло резедой!
      Пронзительно визжа, Длинный Фриц метнулся мимо Герта.
      Лампочки, мерцающие под потолком, слились в длинную светящуюся линию. Каннабих, опередив Герта, повернул ключ и распахнул дверь на лестницу. По-видимому, он упал и скатился со всех ступеней, потому что винтовая лестница загудела.
      На лестничной площадке перед Гертом вырос надзиратель. Лицо его было искажено гримасой, в уголках рта накипала пена.
      Трясущимися руками эсэсовец поднимал маузер, смотря на Герта остекленевшими зрачками, не понимая, что происходит. Герт оттолкнул его и сбежал вниз.
      Лютеол уже вырвался из кабинета. Газ мгновенно распространился по дому. Всюду хлопали двери, раздавались выкрики, грохотали по лестницам тяжелые сапоги.
      Потух свет.
      В коридоре Герта подхватила толпа, понесла к вестибюлю. Он постарался высвободить правую руку, чтобы прокладывать дорогу, левой зажал себе нос и рот. Кто-то упал, отчаянно завизжав. Герт успел переступить через него, но идущие сзади прошли по человеку, топча его сапогами.
      Герту представилось, что гигантский смерч, захватив в свою орбиту весь этот дом, раскачивает его над землей вместе с обитателями, и он, Герт, один, несмотря на приступы тошноты и головокружения, сохраняет самообладание.
      Толпа, колыхаясь, протащила Герта по лестнице, мимо рыцарей в латах, державших фонарики на острие мечей, и вынесла во двор к воротам.
      Небо над головой светлело. Звезды были уже почти не видны.
      Впереди ломали прикладами ворота, - ключей в суматохе не успели, не смогли найти. Затрещали выстрелы. Тюремщики начали палить друг в друга, чтобы скорее проложить себе дорогу вперед.
      Ворота распахнулись. Между холмами протянулась лента шоссе.
      Герт отделился от толпы, перескочил канаву и стал поспешно взбираться на высокое место. Он помнил, что лютеол, как всякий отравляющий газ, идет понизу, стелется по земле. Поднимаясь в гору среди высокой травы, он почувствовал, как все меньше стучит в висках, как свободнее дышит грудь.
      И, наконец, в прохладном предутреннем воздухе он ощутил запах полевых цветов. Каких именно, не мог угадать, но это не был уже запах резеды, преследовавший его столько времени!..
      Герт отошел от дома метров на триста, когда по небу протянулись какие-то странные красные полосы. Он оглянулся. Из-за деревьев поднимался дым, и клубы его отливали багрянцем, точно в котловине, где был дом-тюрьма, разводили костер. Лютеол сам доделал начатое Гертом.
      Тогда усталость, с которой Герт боролся так долго, одолела его, и он ничком упал на землю. Пахли травы, цветы, вблизи была река, - он чувствовал это, так как тянуло свежестью. Шумя крыльями, низко пролетели над ним какие-то большие птицы.
      Если бы эсэсовцы послали погоню, она настигла бы его здесь. Но погони не было...
      На исходе восьмого мая из штабарма сообщили, что, по данным армейской разведки, гитлеровские части, державшие оборону по Дунаю, снимаются и уходят. Гвардии капитан Глеб Васильев получил приказ продвинуться вперед.
      Ночь застала его подразделение на марше.
      Это была очень тихая звездная ночь. Пахло скошенными травами. Справа, со стороны Дуная, наползал туман. То и дело в светлом конусе, отбрасываемом фарами головной самоходки, возникали, будто поднимались из кювета и вытягивались во фронт желтые деревянные столбы со стрелками-указателями. Васильев торопливо сверялся с двухверсткой и продолжал вести колонну.
      Самоходные орудия круто объезжали воронки, на полном ходу ныряли в узкие кривые ущелья улиц и, миновав маленький австрийский городок, снова вырывались на шоссе, аккуратно обсаженное деревьями.
      До сих пор Васильев не мог войти в соприкосновение с противником. Ему было уже ясно, что это не просто отход на новый рубеж, а паническое отступление, бегство. Но куда бегут гитлеровцы, если сегодня в 24.00 конец войне, если Берлин пал и фашистская Германия капитулировала?
      Водитель резко затормозил. Конус света прорезал мглу и скользнул по табличке у въезда в деревню. "Ваграм". Историческое место! При Ваграме Наполеон разбил австрийскую армию.
      У выезда из деревни Васильев снова остановил колонну.
      Окружив командира дивизиона, офицеры спустились к Дунаю. В молчании все прислушивались к однообразному скрежещущему шуму, который доносился издалека, - звук хорошо доходит по воде.
      - Фашисты драпают, - уверенно сказал кто-то. - Ну-ка, тише, товарищи!.. Гусеницы, да? По-моему, артиллерию вытаскивают тягачами. Но куда ее, к черту, вытаскивать? Ведь капитулировали же!..
      Рассвет застал Васильева на одном из рокадных шоссе. По приказу командования, ему пришлось взять круто в сторону от головной магистрали, идущей почти параллельно Дунаю.
      Пологие лучи солнца вырывали из колышущегося впереди тумана багровые пятна. Это были окна домов на холме. Там, видимо, город или деревня.
      - Подряд четыре городишка миновали, теперь новый выскочил из тумана, удивился гвардии лейтенант, в машине которого находился Васильев. - Нет, как хотите, товарищ гвардии капитан, тесно в Европе живут...
      - Это верно. Тесновато, конечно...
      Оба разговаривали шепотом, держа на коленях автоматы и зорко поглядывая по сторонам - не нарваться бы на засаду.
      - Считайте: от Будапешта до Вены три часа пути, двухсот километров не будет. От Братиславы до Вены меньше часа - шестьдесят километров. А три различные страны: Венгрия, Чехословакия, Австрия!..
      - Может, тебе оттого тесно в Европе показалось, что Советская Армия очень широко шагает?
      - А вы что думаете? - Гвардии лейтенант был, видимо, поражен этим простым объяснением. - Может, и верно - оттого!
      Он заглянул в лицо своему командиру и удивился. Рот командира был сжат, брови сурово нахмурены.
      - Вы что, - товарищ гвардии капитан? Такая ночь, а вы...
      - Вот именно, такая ночь! Для нас с тобой это последняя ночь войны, а для многих она вообще последняя. Представляешь себе, что творится сейчас в концлагерях?..
      - А!
      - То-то и оно! Понасмотрелись с тобой в Австрии... Расстреливают заключенных, жгут бараки, прячут концы в воду... Спешить надо, гвардии лейтенант, спешить!..
      - Мы и то спешим!
      Медленно расползался туман. Скрежеща гусеницами, самоходные орудия взяли подъем и начали по одному втягиваться в городок, стоявший на берегу реки.
      - Мансдорф, - громко прочел Васильев на желтом указателе.
      Замелькали мимо уютные беленькие виллы, окруженные садами. Почти всюду на воротах висели чугунные таблички, прикрепленные, наверное, еще до войны.
      - Дачи сдавали, комнаты с пансионом, - пояснил Васильев гвардии лейтенанту.
      - Вот бы в таком домишке пожить! - простодушно сказал гвардии лейтенант. Чай бы пить на балконе. А там вон гамачок повесить...
      - Еще неизвестно, что внутри! - сказал гвардии капитан. - Снаружи красиво, а войдешь - может, и не обрадуешься...
      Он поднялся во весь рост в машине и предостерегающе поднял руку. Колонна самоходок остановилась.
      За крутым поворотом чернело пожарище. Дым стлался по узкой ступенчатой улице, а за кирпичной оградой еще тлели стропила деревянного флигеля.
      Несколько часов назад здесь была одна из обычных в Мансдорфе опрятных вилл. Незадолго перед рассветом в доме по неизвестной причине возник пожар.
      Местные жители, толпившиеся подле пожарища, не могли понять, что случилось. В этой вилле стояло подразделение эсэсовцев "Мертвая голова". Оно ушло на север еще на рассвете. Может быть, эсэсовцы сами подожгли виллу, чтобы скрыть следы какого-то преступления? Вряд ли! Среди полуобгорелых трупов, валявшихся там и здесь, были и трупы в военной форме. У некоторых даже сохранилась эмблема на рукаве - череп и две скрещенные кости, а на пальцах железные кольца с той же зловещей эмблемой, присвоенной дивизии "Тотенкопф".
      Самоходки двинулись дальше на Амштеттен, оставляя Энс слева. Но Васильев то и дело оглядывался на пожарище, черневшее на берегу. Лицо его сохраняло озабоченное выражение.
      - Спешить надо! Спешить! - повторял он гвардии лейтенанту. - Говорил я тебе: где эта "Мертвая голова" появляется, там всегда последней подлости жди!..
      Герт, наверное, спал всего несколько минут, потому что когда он поднял голову, солнце только вставало.
      Он услышал гул моторов, скрип колес, отрывистую брань. Осторожно раздвигая высокую траву на холме, подполз ближе к шоссе и выглянул.
      Мимо, вихляясь из стороны в сторону, промчалась грузовая машина и вдруг ткнулась в кювет. По шоссе врассыпную бежали и шли немецкие солдаты. Их обгоняли грузовики, мотоциклы, легковые автомобили. Асфальта почти не было видно, - по нему, образуя завихрения у брошенных машин, катил сплошной людской поток.
      Продолжая всматриваться в проносящуюся мимо толпу, Герт увидел, как мимо в двуколке промчался изобретатель лютеола. Макинтош его был разорван. Втянув голову в плечи и пугливо озираясь, он нахлестывал лошадь. Значит, Длинный Фриц уцелел и теперь ищет спасения в бегстве?..
      Утро было ярким, свежим. Забыв усталость, будто подхваченный ветром, Герт шагал по обочине шоссе, параллельно потоку машин и людей. Он уходил за гитлеровцами, потому что среди них находился Длинный Фриц, а счеты с ним не были кончены.
      Он подобрал в кювете брошенное кем-то потертое пальто с лоснящимся бархатным воротником и накинул поверх своей тюремной куртки. Голова была непокрыта. Но сейчас никто не обращал внимания на его странный вид. Многие военные, обгонявшие его, готовы были бы поменяться с ним нарядом.
      Герт прошел в двух шагах от солдата, который лежал ничком в траве и плакал. Другой гитлеровец, присев за кустом и чертыхаясь вполголоса, поспешно отпарывал перочинным ножом нашивки с рукава. Железный крест валялся рядом на земле.
      Можно было бы подумать, что действие лютеола распространилось далеко за пределами виллы-тюрьмы. Но это был просто страх перед возмездием, перед неотвратимо надвигающимися русскими.
      Потом Герт миновал группу офицеров, вышедших из машины и озабоченно склонившихся над картой. Донеслись обрывки разговора: "Янки... К Линцу..." "Можем не успеть... Лучше проселочными дорогами..." Кто-то, видимо старший по чину, сказал со вздохом: "Что же делать, господа!.. У нас нет другого выхода..."
      Торопливо садясь в машину, он добавил еще несколько слов, из которых Герт понял, что отступающие под натиском Советской Армии гитлеровцы изо всех сил спешат навстречу войскам Паттона, двигающимся с запада.
      То, что видел Герт на шоссе, уже не было хваленым Вермахтом, гитлеровской армией. То был сброд, толпа, стадо, охваченное паникой. Забыты были мечты о мировом господстве, об Урале и о Кавказе. Вчерашние завоеватели мечтали лишь о том, чтобы отступить как можно дальше на запад и поднять руки у первых американских аванпостов.
      На запад мчались танки, облепленные со всех сторон солдатами. Истошно вопя сиренами, обгоняли друг друга разноцветные легковые машины. Рысцой трусили по обочине пехотинцы, то и дело останавливаясь и выбрасывая из своих тяжелых рюкзаков все, что можно было выбросить: одеяла, котелки, пакеты с провизией.
      На дороге валялись плащ-палатки, шинели, чемоданы, патронташи, солдатские тесаки и автоматы. И все чаще попадались Герту винтовки, воткнутые штыком в землю. Они еще колебались, будто от дуновения ветра, когда он проходил мимо.
      Однако все это Герт видел как бы боковым зрением. Мысли и чувства его были подчинены одному стремлению: догнать Длинного Фрица, проклятого Каннабиха, изобретателя лютеола! Пока он жив, пока он на свободе, долг Герта перед немецким народом не выполнен. Он должен добраться до Каннабиха, чтобы остановить его преступную руку, занесенную над немецким народом! Должен помешать химику-палачу вступить в сделку с американцами и под их покровительством готовить новые злодеяния!..
      Казалось, мало шансов было найти Каннабиха в этой сутолоке. Но Герт продолжал упрямо идти вперед, будто связанный с ним невидимой нитью.
      И все время, заглушая хриплые выкрики гитлеровцев и растерянные панические гудки машин, стучало в мозгу:
      - Ам-штет-тен!.. Ам-штет-тен!..
      Не то Готлиб, не то профессор что-то говорили об этом городе. Герт хорошо помнил об этом.
      У въезда в Амштеттен он увидел перевернутую двуколку. Она лежала на обочине шоссе. Наверное, на повороте ее задела машина. Большое желтое колесо вращалось в воздухе на фоне очень яркого синего неба. Не было уже ни лошади, ни возницы, - одно колесо бесцельно вращалось, постепенно замедляя свои обороты.
      Сутуловатой фигуры в разорванном макинтоше на шоссе не было видно. Если изобретателя лютеола не взяли на какую-нибудь попутную машину (все автомобили были переполнены до отказа), ему, конечно, пришлось идти дальше пешком.
      Герт прибавил шагу.
      Узкие крутые улицы Амштеттена и площадь с традиционной статуей богоматери у фонтана были забиты людьми. Герт увидел двух немецких генералов, жавшихся рядышком в подворотне. Козырьки фуражек со стоячим верхом были надвинуты на глаза, плечи вздрагивали, точно от холода, хотя майский день был очень жарким.
      Будто какой-то инстинкт вел Герта. Не останавливаясь, он прошел маленький город из конца в конец. Он шагал все дальше и дальше.
      Солнце было уже довольно высоко над горизонтом, когда Герта обогнала колонна машин.
      По привычке сохраняя интервалы, проносилась мимо моторизованная пехота. Солдаты в черном сидели на кожаных сиденьях, неподвижно, будто окаменев, устремив невидящий взгляд вперед. На рукавах у них белели череп и скрещенные кости.
      Дивизия СС "Мертвая голова"!..
      Не думая о том, что его может опознать кто-нибудь из бывших тюремщиков, Герт побежал по обочине шоссе. Он не смотрел под ноги, спотыкался, расталкивал локтями спешивших на запад беглецов.
      Длинный Фриц! Был ли среди эсэсовцев Длинный Фриц?..
      И он увидел его.
      Изобретатель лютеола, в синем разорванном макинтоше, с торчащей на макушке седой прядью, находился на одной из задних машин. Места на скамьях не было, и он сидел, скорчившись, у ног эсэсовцев, рядом с овчарками.
      Черт побери! Его все-таки подобрали где-то по дороге. Герт разминулся с ним!..
      Черные мундиры, как призраки, промчались мимо Герта. Он взбежал на вершину холма вслед за ними и остановился.
      На мгновенье он забыл об эсэсовцах, о формуле страха, о Длинном Фрице, потрясенный открывшимся перед ним зрелищем.
      Внизу серебрилась река. Это был Энс. С двух сторон стремительно двигались к реке войска.
      Американцы шли с запада. Чистенькие, аккуратно отутюженные комбинезоны были на них. Они напоминали спортсменов, совершающих свою воскресную загородную прогулку. Орудия на их танках даже не были расчехлены.
      А с востока приближались русские, в надвинутых на лоб касках, в выцветших, выгоревших от солнца и пота гимнастерках, в белых от пыли сапогах, неутомимые труженики войны. Видно было, что сюда, к Энсу, к этому последнему водному рубежу, прорывались они издалека и путь их измерялся не только километрами, но и боями.
      Между сближавшимися русскими и американцами колыхалось голубовато-серое месиво. Оно быстро катилось на запад, - гитлеровцы удирали от русских к американцам!
      И вдруг Герт увидел, как узкие черные полосы прорезали это месиво. Похоже было на то, что отступают тени ночи. Солнце гнало их, гнало на запад с востока, откуда двигалась Советская Армия.
      Черные полосы переплеснули через Энс и начали растворяться среди светло-зеленой американской армии, - та как бы всасывала, вбирала их в себя.
      Герт понял. Это были промчавшиеся мимо него колонны эсэсовцев!
      Стремглав он кинулся с холма вдогонку за ними.
      У моста через Энс образовалась "пробка". Напрасно гудели машины, вопили и ругались люди. Потом точно рябь прошла по толпе. Кто-то пронзительно крикнул:
      - Руссише панцер!
      Все увидели, что по параллельному шоссе, не останавливаясь, мчатся самоходки с красной звездой на броне.
      Вырвавшиеся вперед авангардные части Советской Армии брали гитлеровцев в клещи, отсекали от приближавшегося Паттона.
      Самоходки мчались не останавливаясь. Немецкие солдаты, обвешанные котелками и сумками, пугливо сторонились, давая русским машинам дорогу.
      Гитлеровцы были спешены. Они не сидели уже, гордо выпрямившись в транспортном автомобиле, держа между ногами автоматы, - они брели в пыли! Груды брошенных автоматов валялись на шоссе.
      Гусеницы советских самоходок подминали их под себя и, раздавив, расшвыривали в разные стороны, как комья грязи. А на обочинах шоссе громоздились пустые канистры, ярко-желтые ящики из-под мин, перевернутые и вздыбленные транспортеры и грузовики.
      Несколько параллельных шоссе сходились в том месте почти вплотную. Виден стал русский офицер, совсем молодой на вид, лет двадцати трех или двадцати четырех, стоявший во весь рост в раскрытом люке головной самоходки. Грохот и лязг заглушали его слова, однако жестикуляция была понятной. Сильными взмахами руки он будто отсекал, отбрасывал что-то от себя.
      - Назад! Назад! - приказывал немцам советский артиллерист. - Вы пленные с этой минуты! Поворачивайте назад!..
      Стоявший рядом с ним другой русский офицер, помоложе, широко улыбался и размахивал над головой пилоткой.
      Кое-кто из солдат продолжал брести по инерции, другие стали сбрасывать наземь рюкзаки, садились рядом, отирали пот со лба.
      Кончилось! Как бы там ни было, кончилось то, что началось в 1939 году!..
      Но на мосту через Энс еще теснились эсэсовские машины, застрявшие в толпе. Там вспыхнула драка. Над головами сверкнули солдатские тесаки.
      Потом с парапета моста какой-то человек бросился в воду. Это был не военный, а штатский. Он плыл к американскому берегу, быстро, по-собачьи перебирая руками. Разорванный макинтош вздулся пузырем за его спиной.
      Стоя в люке самоходки, гвардии капитан Васильев с удивлением смотрел на пловца. Вдруг кто-то дернул его снизу за гимнастерку. Он опустил глаза.
      Подле самоходки стоял человек в старом порыжелом пальто с бархатным воротником. Костистое угловатое лицо его заросло многодневной щетиной.
      - Стреляйте! - умоляюще сказал он по-русски. - Уйдет! Стреляйте!..
      Правая рука его была поднята. В ней не было ничего, но указательный палец быстро сгибался и разгибался, будто безостановочно нажимая курок пистолета.
      - Это Длинный Фриц! Это профессор Каннабих! - сказал он задыхаясь.
      - Советские воины не стреляют в гражданских, - объяснил за Васильева стоявший рядом с ним гвардии лейтенант.
      - Да, это так, - сказал Васильев, с любопытством присматриваясь к стоявшему подле самоходки странному человеку. - А потом разве не знаете, что война уже кончилась?..
      Энс неширок в этом месте. Как ни плохо плавал беглец, но все же добрался до цели. Сбежавшие к самой воде американские солдаты помогли ему выбраться на берег. Он вылез, отряхнулся, как собака, что-то сказал. Его подхватили под руки и поспешно поволокли к стоявшему на пригорке офицеру.
      С обеих сторон моста уже расставляли часовых: русских и американских. Река Энс, южный приток Дуная, стала на этом участке демаркационной лини ей и разделила две армии, двигавшиеся друг к другу навстречу с востока и запада.
      - Кончилась? Вы сказали: кончилась? - спросил человек недоверчиво.
      Слишком просторное пальто сползло с его плеч и упало на дорогу. Оказалось, что под пальто была серая тюремная куртка.
      Чувствуя, что его шатает от слабости, Герт уцепился за борт советской самоходки, и прикосновение к теплому, нагретому солнечными лучами металлу словно бы придало ему сил. Костистым кулаком он погрозил в ту сторону, где исчез его враг.
      Перегнувшись через борт, гвардии капитан Васильев услышал, как Герт пробормотал сквозь стиснутые зубы:
      - Но мы еще встретимся с тобой, Длинный Фриц!..