Антон Платов
      ЗАМОК
      В НИЧЕЙНЫХ ЗЕМЛЯХ
      Глава 1. Большая Дорога
      Глава 2. Черный Шут
      Глава 3. Совет Гюндебальда
      Глава 4. Красный Рыцарь
      Глава 5. Страшная Часовня
      Глава 6. Ничейные Земли
      Глава 7. Потаенный Замок
      Эпилог
      Глава 1. Большая Дорога
      Осень только еще начиналась.
      После ленивого обложного дождя днем вечер оказался неожиданно тихим и солнечным, каким-то по-осеннему чистым. Густой предзакатный свет заливал лес на противоположном берегу реки, и на фоне зеленой еще листвы большинства деревьев багровели кусты бересклета и светились мягким золотом кроны лип. Тень большого граба, под которым я сидел, перегораживала реку поперек; за пределами этой тени солнце просвечивало воду до самого дна, и было видно, как чуть колышутся прилепившиеся к валунам зеленые бороды водорослей. Почему-то перед закатом почти всегда смолкают птицы; и сейчас лишь вода тихо-тихо звенела по камням...
      Да, осень только еще начиналась, но лето - лето уже кончилось, и это означало, что до холодов и снега я никак не успею добраться до Лотабери, посетить Бастиана Лотаберийского и вернуться домой. Путь оказался дольше, чем рассчитал отец, и виноват в этом один я. Наверное, меня можно понять, но простить - вряд ли. По крайней мере, в глазах отца мои объяснения лишь увеличили бы мою вину: сам он всегда думал сначала об интересах клана, и лишь потом - о себе. Он и меня научил думать так же, но, увы, только думать, а не поступать...
      Конечно, я не должен был задерживаться из-за всяких пустяков (так сказал бы отец), но сыну вождя клана не так уж часто доводится встретить человека, который мог бы стать его настоящим другом: слишком велика разница между наследником клана и всеми остальными, даже когда "остальные" и не спешат при встрече стянуть с головы берет...
      ...Ярран лежал у меня на коленях, освобожденный от ножен, - меч, уведший меня в этот путь. Матово поблескивала сталь, древняя у рукояти и совсем юная у острия; змеился по клинку едва видный узор харалужной "витой" ковки. Бронза прямой гарды, отполированная до блеска оружейниками клана, успела уже потускнеть, и только серебряная обмотка рукояти по-прежнему посверкивала на солнце тонкой сканью.
      Я нашел этот меч полтора года тому назад, ранней весной своего двадцатилетия, пробираясь по скованному еще льдом Нидамскому болоту. Тогда я впервые ощутил... Я до сих пор не придумал этому названия, и потому скажу так: тогда я впервые ощутил это. Гораздо позднее я нашел описание чего-то похожего в одной из старых книг у нас в замке; там это называлось Силой. Но по-моему, это вовсе не сила, это - просто когда начинаешь чувствовать вдруг что-то одно - правильным, верным, а что-то другое - нет.
      Впрочем, может быть, Сила и правда подходящее определение: мне кажется, это действительно помогает делать первое и мешает делать второе...
      Тогда я ощутил это, стоя по колено в мокром, подтаявшем уже снегу и раздумывая, не пора ли сворачивать к востоку, чтобы обойти стороной теплое, замерзающее лишь в самые ярые морозы, сердце Нидама - унылую, непроходимую ни зимой, ни летом топь.
      И я еще размышлял, достаточно ли прошел на юг, когда уже понял, что путь мой лежит сейчас к невысокому холму, видневшемуся на западе меж голых черных стволов деревьев. Мог ли я тогда не послушаться этого ощущения и уйти своей дорогой? Конечно. Но... уйти можно было только как бы исподтишка, "бочком", что ли, - немного похоже на то, как в детстве воруешь на замковой кухне липкие мягкие кубики кленового сахара, и ощущение, что поступаешь неправильно, неверно, убивает даже радость от сладкого...
      И я пошел к тому холму, и поднялся на его плоскую вершину, и там, полускрытую снегом и жухлой прошлогодней травой, увидел рукоять меча. Меч, словно из камня, торчал из какого-то кома смерзшейся земли, травяного сора и снега; стащив зачем-то перчатку, я взялся за рукоять и потянул. Меч вышел из земли, не встречая никакого сопротивления. И он был сломан неровным щербатым сколом обрывался клинок в пяди от гарды. Я даже не стал проверять - я знал уже, что обломка клинка нет ни на этом холме, ни вообще в Нидамских топях: он остался где-то очень далеко, на том поле боя, откуда принесли сюда обломок с рукоятью, чтобы предать его земле на болотах Нидама.
      Бронзовая гарда была изрядно порчена временем и покрыта зеленью; сканая серебряная проволока, стягивавшая рукоять, лопнула в нескольких местах; но сам клинок оставался чист, и лишь несколько маленьких пятнышек ржи было на нем - да и те исчезли, когда я протер клинок о полу плаща. Это была удивительная древняя сталь, темная, с едва заметным голубоватым отливом, покрытая затейливыми узорными разводами - харалужная сталь, которую на далеком Востоке, как говорят, называют "пулат".
      Я сразу полюбил этот древний меч и принес его с собой в замок. Отец, которому я показал свою находку, долго рассматривал клинок, но в конце концов пожал плечами - он не видел в обломке никакой ценности. Я показывал обломок лучшим оружейникам клана, и те спорили о его возрасте и том, как мастер древности сумел защитить сталь от ржавчины. Одни вспоминали старый способ получения лучшей стали, когда закапывали откованную крицу на десятилетия в землю, потом доставали и заново перековывали то, выстояло перед ржавчиной, снова закапывали и снова ковали, пока не получали металл, которому почти не было цены. Другие говорили, что для этого клинка использовали железо, упавшее с неба, прошедшее сквозь звездный огонь и потому неподвластное рже... Это мне понравилось, и я уже тогда про себя дал этому мечу имя Ярран - "Звездный Огонь".
      А потом Конн, самый старый из наших оружейников, долго баюкавший в руках мой Ярран, сказал вдруг, что может снова сделать меч целым. Мало кто удивился - Конн знал многие древние секреты харалужной стали. Он честно сказал, что его харалуга будет хуже этой, древней, но лучшей из всего, что он когда-нибудь делал. "Новый клинок приживется к старому, - сказал он, потому что у меня тоже есть частица железа, капнувшего со звезд, и для твоего меча, наследник клана, я отдам ее." И никто тогда - даже зеленые подмастерья - не попросили у него показать это железо. Настоящие Мастера не доверяют чужим глазам...
      И Конн перековал древний меч.
      Возрожденный Ярран был нешироким и не очень длинным, и довольно легким - пять фунтов. Не было на нем границы между старой и новой сталью, клинок лишь немного светлел к острию и темнел к рукояти.
      Снова блестела свежей бронзой прямая гарда, и рукоять вновь была обмотана витым серебром.
      И я поклонился Конну, принимая меч из его рук.
      А старый мастер умер, словно бы закончив все свои дела на земле, летом того же года. И Ярран был последним его мечом...
      ...Рату, колдун моего отца, говорил следующей весной, что именно находка древнего меча - причина всего того странного, что было потом. Но я думаю, он не прав, - появление Яррана было просто первым из тех событий. Впрочем, не знаю.
      Еще был жив старый Конн, когда в селениях клана стало твориться необычное: кто-то видел призраков, появляющихся с Нидамских трясин, кто-то говорил о собаках Аннуна, выходящих из-под земли - огромных гончих с шкурой цвета первого чистого снега и огненно-алыми ушами... Отец волновался, он не любил таких вещей. А летом мной самим вдруг овладело странное нетерпение, похожее на зов в дорогу, на стремление отправиться в путь; нетерпение, в котором смешивались непонятная печаль и ожидание чего-то неизвестного. Кажется, я мучился слишком явно, и отец, конечно, заметил это - он всегда прекрасно чувствовал людей. Когда он спросил меня прямо, я ничего не смог объяснить ему, только вдруг, ни с того, ни с сего, посоветовал ему ждать нападения со стороны западных кланов. То есть "вдруг" - это было для него, а я тогда снова ощутил это, и понял, что быть войне. Отец покачал головой и оставил меня.
      Война действительно случилась - осенью, когда был уже собран урожай, и это была первая большая война в моей жизни. Я был тогда ранен, но не серьезно. Мы отогнали западных на их земли, и тогда отец спросил меня, откуда я узнал о войне еще летом. И снова я ничего не смог ему объяснить.
      А когда выпал первый снег, над замком явилась Дикая Охота - ее видели все. Десятка два всадников пронеслись над башнями, и копыта их огромных коней выбивали искры из самого воздуха. Белоснежные псы с алыми ушами неслись по сторонам от них, и сам Владыка Павших верхом на диком восьминогом коне скакал во главе Охоты, и рога украшали его шлем, и глаза пылали огнем сквозь прорези лицевой пластины...
      И тогда отец испугался. Конечно, не за себя - за клан. Он верил во Владыку Павших и, как и все мы, почитал Его старшим среди богов, но вовсе не хотел встречаться с Ним раньше времени. На совете зимнего солнцеворота отец спросил старейшин семей, что означает все то, что происходит. Колдун Рату сказал тогда, что Владыка чувствует возрождение меча, выкованного в древности Его Силой. Еще Рату сказал, что это не обязательно плохо, а скорее даже хорошо, просто надо знать, что с этим делать: может быть, надо освятить меч, или устроить в Его честь праздник, или, быть может, что-то еще... "Ты знаешь?" - спросил отец. "Нет, - ответил Рату. - Я не знаю. Я всего лишь твой колдун, но не знаю высокой магии."
      На том совете и было названо имя Бастиана Лотаберийского, великого мага и книжника, обретавшегося где-то к югу от великой реки Аверн, за Страной Лета. А весной, когда из вод озера Ванвах поднялась Дева Глубин и пророчила оказавшемуся на берегу крестьянину из нашего клана, отец и Рату решили отправить меня за советом к Бастиану в Лотабери. Отец не спрашивал, хочу ли я совершить эту поездку, а когда мы расставались в конце июня, проводил меня такими словами: "Помни, Арадар, ты должен вернуться живым, и вернуться как можно скорее: клану нужен совет Бастиана и клану нужен ты". Я долго гадал потом, помнил ли отец, говоря эти слова, что я его сын, или он думал только о том, что клан без наследника - это слабый клан?..
      К началу августа я забрался довольно далеко на юг, а потом потерял коня и подверг опасности обе ценности, о которых говорил отец: и совет Бастиана Лотаберийского, еще не полученный мною, и жизнь наследника клана.
      И, наверное, можно понять меня, но оправдать - нельзя.
      Дэн, Дэни... Я встретил его на большой дороге дерущимся в одиночку против троих устрашающего вида бродяг... Впрочем, это было потом, а сначала я встретил Логи, Черного Рыцаря.
      Он был верхом на крупном каурой масти коне, в тяжелой боевой кольчуге и кольчужном же капюшоне, без шлема; его плечи и круп коня покрывал, несмотря на летнее тепло, широкий черный плащ. Такой же - весь черный щит висел за его спиной. Мы встретились на лесной тропе, по которой я срезал широкую петлю дороги. Придерживая своего коня, чтобы спокойно разъехаться, я приветствовал рыцаря: мы были ровней, хотя я и странствовал без доспехов - таскать на себе пуд боевого железа, просто путешествуя к ученому мужу в далекую страну, не принято в наших землях. Впрочем, возможно, что по местному счету титулов я и превосходил его благородством крови, кто знает.
      Он натянул поводья, останавливая своего коня, и долго посмотрел мне в глаза, прежде чем произнести приветствие. Я тоже остановился, с удивлением разглядывая его лицо.
      Оно усмехалось. Оно усмехалось все целиком: глаза, губы, морщинки на лбу - каждая черточка его лица светилась злым весельем. Я почти вздрогнул - это было лицо шута, а не рыцаря. Злого шута.
      - Мое имя - Логи из Свартбери, но многие знают меня просто как Черного Рыцаря, - сказал он. - А ты, сэр рыцарь, кто ты таков?
      - Арадар из Каэр-на-Вран, - отвечал я без всякого на то желания.
      Черный Рыцарь кивнул.
      - Ты выглядишь чужестранцем, сэр Арадар, да и название твоих земель звучит непривычно для моего слуха. Скажи, куда держишь ты путь по тропе средь темного леса?
      - Далеко на юг, сэр Логи, за Аверн. Я ищу Бастиана Лотаберийского, чтобы просить у него совета и помощи в одном деле. Скажи, не слышал ли ты о том, где сейчас пребывает этот мудрый человек?
      Он удивлено поднял брови, не преминув усмехнуться - очень тонко, не переходя грань явной насмешки.
      - Да, Лотабери - это действительно далеко. И я давно ничего не слыхал о Бастиане, хотя, конечно, знаю это имя. Впрочем, это неважно - все равно никто не сможет сказать, куда, когда и надолго ли отправится этот человек.
      Я кивнул и тронул поводья, давая понять, что продолжать беседу у меня нет желания. Логи заметил мое движение и заставил своего коня посторониться, чтобы дать мне проехать.
      - Прости, если я покажусь тебе навязчивым, сэр Арадар. Но не откажешься ли ты принять несколько советов от рыцаря, что вдвое старше тебя и лучше знает места, по которым лежит твой путь?
      - Охотно приму, сэр Логи, и буду тебе благодарен, - ответил я.
      - Прекрасно, друг мой. Так вот, первый совет. Большая Дорога (он произнес это именно так - Большая Дорога) - странная штука. Не отказывайся от того, что встретишь на ней. Совет второй: если сложится так, что ты не найдешь Бастиана Лотаберийского, посети город короля Этельберта - там живет белый маг Гюндебальд. Быть может, он и не так знаменит, как Бастиан, но, думаю, тоже сможет оказать тебе помощь в твоем деле.
      - Благодарю, сэр Логи, - сказал я, полагая, что он закончил свою речь.
      Мы разъехались, и тогда рыцарь, оказавшись уже почти у меня за спиной, вдруг продолжил:
      - И еще один совет - последний. Никому не верь на своем пути, сэр Арадар из Каэр-на-Вран, - он вдруг расхохотался и пустил коня вскачь.
      И я собрался было пожать плечами и забыть его странные советы, но это вдруг снова посетило меня, и я понял, что чувствую в его советах Силу...
      И через день я уже последовал первому из советов Логи, Черного Рыцаря.
      ...Все случилось внезапно и быстро закончилось. Я следовал тракту, большой дороге - она делала крутой поворот в том месте, огибая склон высокого холма. Еще шагов за сто я услышал дальний звон клинков, а за поворотом открылась мне следующая картина: трое нападали на четвертого, прижавшегося спиной к дереву у обочины. Мне показалось сначала, что это мальчишка - у него был тонкий стан и чистое лицо, лишенное бороды. Я толчком выдавил из груди глухое боевое "Хэй!", помогающее собрать силы перед дракой, и пустил коня в галоп, осадив его только перед этими людьми.
      Трое верзил опустили мечи и чуть отступили от защищавшегося, встав, однако, таким образом, чтобы тому нельзя было удрать. Теперь я разглядел его лучше - нет, это был не мальчишка, но почти мой ровесник, быть может, года на два или на три моложе. У него было усталое лицо, которого уже коснулось отчаяние, - это от отца досталась мне способность читать людей по их лицам. Но сейчас на лице юноши появилась еще и надежда...
      - Эй, странник, большая дорога - место, где каждый идет своим путем. Проезжай мимо! - воскликнул один из нападавших, и слог его подходил больше для рыцаря, чем для разбойника с тракта.
      - Воистину так, - сказал я, - и мой путь привел меня сюда. Что за нужда у вас втроем бросаться на одного?
      - Уйдешь ты?
      - Нет - пока и вы не уйдете своим путем по большой дороге.
      Видно, он - тот, что говорил, - был опытным бойцом. Он бросился ко мне, не произнеся больше ни слова и не пытаясь достать меня самого - он хотел перерубить ногу моему коню и лишить меня преимущества всадника над пешим. Но он не знал, конечно, что подо мной был обученный для боя северный конь, поднявшийся на дыбы, когда разбойник бросился к нему. Мне пришлось встать в стременах, а конь мой опустил копыта на голову и грудь нападавшего, втаптывая его в тракт.
      Но мне самому стоило бы тогда быть осторожней - другой разбойник успел глубоко всадить меч в бок моему коню. Тот горько, удивленно заржал и, еще пытаясь подняться на дыбы для удара по новому врагу, начал валиться, оседая на задние ноги...
      Но не один я был неосторожен в этой драке. Третий разбойник, словно удивленный гибелью товарища, смотрел на то, что творилось на тракте, позабыв про юношу, стоявшего у дерева с мечом в руке. Вскрикнув, словно вкладывая в этот рывок последние силы, парень прыгнул вперед и коротко, но сильно, ударил отвернувшегося разбойника в спину. Тот сдавленно хакнул и повалился на землю.
      Оставшийся - тот, что вонзил меч в бок моего коня, - бросился прочь, явно посчитав, что распределение сил не в его пользу.
      ...Больше всего мне не хотелось тогда, чтобы юноша, которого я нечаянно спас, скрылся сейчас, воспользовавшись внезапной свободой. Почему? Кто знает, чем, какими силами определяется тяга одного человека к другому... Возникает ли она только после многого перенесенного вместе, или может рождаться вот так, сразу...
      Он не убежал. Он подошел ко мне и помог выбраться из-под умирающего коня.
      Конь мой тихо стонал, то и дело приподнимая от земли голову и снова роняя ее на дорогу. Мы молча стояли рядом с ним. Потом я присел у его головы, погладил морду. Он уже не пытался больше оторвать голову от земли.
      - Он не будет жить, - негромко сказал юноша. - Прости, это из-за меня.
      Я не ответил; потом поднялся и, став чуть в стороне, чтобы не быть залитым кровью, рассек ему вену на шее.
      Конь вздрогнул и закрыл глаза.
      - Прости меня, - снова сказал тот, кого я спас. - И спасибо тебе за помощь.
      Я кивнул и отошел к обочине, вытер клинок Яррана о землю и траву, вложил в ножны. Юноша сделал то же со своим клинком, и мы оба вернулись на дорогу.
      Было странно. Я не знал, кто он, и куда лежит его путь; он не знал моего пути. Что мы должны были тогда сделать? Разойтись в разные стороны, чтобы никогда более не встречаться? Я молчал, не зная, что сказать. Я был бы рад, если бы мы могли идти вместе, но как можно предложить это встреченному на дороге незнакомцу...
      - Меня зовут Дэн, - вдруг сказал он, делая шаг ко мне и протягивая руку.
      - Меня - Арадар, - я взял его руку в свою ладонь; мы смотрели друг другу в глаза, и вдруг оба улыбнулись.
      Чему?
      Не знаю.
      Глава 2. Черный Шут
      Солнце совсем уже подобралось к горизонту, и лес на противоположном берегу реки был уже в тени, только верхушки деревьев еще золотились в густом закатном свете. Я присел здесь, у воды, чтобы решить, что же мне делать, а вместо того предался воспоминаниям. Вспоминать Дэна было и хорошо, и печально. Хорошо - потому что мне было хорошо с ним, и печально - потому что не было его больше со мной...
      ...Тогда, на дороге, я спросил его, кому должно сообщать об убийстве в этой стране. Он удивился, и мне пришлось объяснить, что я издалека и не знаком с обычаями этих мест.
      Дэн принялся рассказывать - подробно, словно мы не стояли посреди большой дороги. Я и сам догадывался, что достиг уже границ Страны Лета, но теперь понял, что драка случилась в самом ее сердце. Тракт, по которому следовал я на юг, в Лотабери, делил Летнюю Страну пополам: к западу лежали земли короля Этельберта, к востоку - земли короля Мелиаса.
      - Большая дорога - она ничья, - сказал Дэн, - можно сообщить о трупах шерифу любого из королей: Этельберта или Мелиаса. Арадар...
      - Что?
      - Ты из-за меня ввязался в это дело... В Летней Стране дороги путаны можно, я провожу тебя до шерифа, чтобы тебе не пришлось плутать по лесным тропам? Я хорошо знаю эти места...
      Мне показалось тогда, что он был рад появившемуся вдруг поводу идти вместе. Но мне слишком хотелось этого самому, чтобы поверить и просто согласиться.
      - А ты сам? Ты ведь тоже куда-то шел, прежде чем столкнулся... с этими?
      Он усмехнулся:
      - Знаешь, Арадар, ты уже освободил меня от того пути, которым я шел... нет, бежал... Здесь три дня пешего пути на запад до ближайшего шерифа Этельберта, и полдня пути до одного из шерифов Мелиаса.
      Я задумался, вспоминая подробности драки.
      - Скажи, Дэн, те трое - это были просто разбойники?
      Он помолчал.
      - Нет. Люди короля Мелиаса... - он помолчал. - Но ты не думай, Арадар, я все равно могу проводить тебя к замку Лоэга, шерифа Мелиаса - это ближе, чем к любому из шерифов Этельберта. Эти люди... Мелиас не знал о них, шерифы тоже... Ты просто назовешь их разбойниками, и все.
      - А ты?
      - Ну, мне будет лучше все-таки подождать тебя за воротами замка, в лесу.
      - Не боишься снова повстречать людей Мелиаса, о которых тот не знает сам?
      Дэн пожал плечами.
      - Какая разница...
      Если первой моей ошибкой, совершенной во вред клану, было то, что я вообще ввязался в драку на большой дороге и в результате потерял коня, то теперь я совершал еще одну, вторую.
      - Нет, Дэн, - сказал я. - Пойдем к шерифу Этельберта.
      - Ну, ладно, как скажешь, - сразу согласился Дэн. И снова улыбнулся...
      И мы отправились тогда на запад, бросив трупы на обочине тракта, закинув за спины снятые с мертвого коня вьючные сумки. И была ночь темная, звездная, тихая - мы долго сидели у костерка, то молча глядя в огонь, то разговаривая о чем-то.
      Отсветы пламени плясали на лице Дэна, заостряя и без того тонкие, почти женственные черты, превращая в черные его карие глаза...
      Потом мы шли еще один день, и к вечеру вышли на лесную дорогу, ведущую к замку местного шерифа. Дэн привел нас в какой-то постоялый двор, где мы провели ночь. А на следующий день, всего в нескольких часах ходьбы от замка шерифа, мы столкнулись на дороге с разбойниками - на сей раз настоящими.
      Теперь, сидя на берегу реки, я подумал: не была ли это воля кого-то из богов - задержать меня на пути в Лотабери? Слишком много всего случилось тогда за малое время...
      Разбойники были настоящими - трусливыми, нищими и голодными, наверняка из разорившихся крестьян, которым стало нечем платить за аренду земли и кормить жен и детей. Я вытащил из ножен Ярран, когда они высыпали из-за деревьев на дорогу впереди и позади нас, и, слыша, как лязгнул покидающий ножны меч Дэна, вставшего у меня за спиной, предложил им убраться. Убраться они не захотели.
      Я пожал плечами: у них не было шансов.
      Что может такой сброд, вооруженный кольем да двумя-тремя боевыми ножами, перекованными из плохих кос, против двух воинов, отлично владеющих мечами - особенно, если один из них - сын вождя клана, вооруженный звездной сталью и обученный многим тайнам древнего искусства боя? (Не знаю, почему я решил тогда, что и Дэн неплохо владеет мечом, но это действительно оказалось так.) Они могли бы только задавить нас, накинувшись всей толпой, но для этого нужна отчаянная смелость бросаться на обнаженный клинок в руках мастера, а такая смелость - отнюдь не крестьянское достоинство...
      Они бежали почти сразу, через минуту или две, унося с собой своих раненых, а возможно, и мертвых товарищей.
      Эту стычку можно было бы вспоминать потом просто как мелкую неприятность, если бы я снова не проявил неосторожность. Один из этой толпы успел-таки наотмашь ударить ножом, когда я посылал другого отдыхать ударом ноги в грудь (это совсем не рыцарский прием, но в таких вот драчках он бывает полезен).
      Едва эта банда недоделанных разбойников скрылась из глаз, я уселся на землю прямо посреди дороги и осмотрел рану. Она была неопасной и не страшной, но глубокой - вся штанина уже намокла от крови. Дэн присел рядом на корточки, поморщился, взглянув на мое бедро.
      - Ладно, - сказал он, - до замка недалеко осталось. Давай перевяжу.
      - Сам, - сказал я, доставая из вьючной сумки, брошенной перед началом драки, чистую полосу льняной ткани, припасенную нарочно для этого дела.
      - Идти сможешь? - спросил Дэн, когда я поднялся.
      Я попробовал наступить на ногу, перевязанную прямо поверх штанины, и кивнул. Подобрав сумки, мы отправились к замку.
      Сначала Дэн забрал у меня сумку, закинув ее за спину вместе со своей (вернее - тоже моей, но которую нес он).
      Потом, когда мы поднялись с земли после очередной короткой передышки, и я позволил себе поморщиться и зашипеть сквозь зубы, он просто сказал "давай" и, взяв мою руку, закинул ее себе на плечо. Я не спорил: было уже ясно, что самому мне не дойти, а возражать просто так, для вида... Зачем?
      К вечеру мы добрались-таки до замка шерифа; я к тому времени уже не ступал на раненую ногу, а почти волочил ее за собой по земле, повиснув на Дэне. Дэн и сам почти выбился из сил, но вдруг весело хмыкнул, останавливаясь за сотню шагов до ворот.
      - Арт, - тогда он впервые назвал меня моим детским именем, которое я и сам еще не успел позабыть; не знаю, как он угадал его. - Арт, можно я назовусь твоим оруженосцем?
      Я удивился.
      - Зачем, Дэни?
      Он весело и хитро глянул на меня снизу вверх - из-под моей руки, лежащей на его плечах:
      - По тебе сразу видно, что ты знатный рыцарь, а я - так, бродяга. Здесь опасные места - такого, как я, могут и не впустить в замок... Это если я буду сам по себе, конечно.
      И правда, мы с ним сильно разнились по внешнему виду: я - в зеленой сорочке тонкого льна, доброй кожаной куртке и легкой, безумно дорогой работы, кольчужной безрукавке под ней, в высоких мягких сапогах и с мечом в окованных серебром ножнах; и Дэн - в неопределенного цвета штанах и изрядно потертой куртке из некрашеной кожи. Единственное, что у нас было общего - это мечи у бедер, да волосы, обрезанные не выше плеч, как то полагается людям благородной крови; и то, у меня они были собраны в хвост, а у Дэна - свободно рассыпаны по плечам.
      Я тоже улыбнулся.
      - Ну, тогда пошли дальше, мой верный оруженосец.
      С надвратной башни замка нас заметили издалека. Когда мы добрели до ворот, из бойницы уже высовывалась нечесаная бородатая голова стражника, наблюдавшего за нами.
      - Кто такие? - крикнул он сверху.
      Я собрался было назвать свое имя, забыв, что у меня появился оруженосец, но Дэн сделал шаг вперед (не выпуская моей руки, лежащей у него на плечах) и звонко сказал:
      - Сэр Арадар из Каэр-на-Вран с оруженосцем, к сэру Эктору, шерифу короля Этельберта!
      Голова стражника промычала что-то из бойницы и исчезла, и спустя минуту в замковых воротах отворилась низкая дверца.
      - Входите, - раздался голос из-за ворот, и мы вошли.
      ...Шериф принял нас вполне достойно. Дэн начал говорить о лекаре еще в воротах, но я хотел сначала увидеть владельца замка. Нас провели к нему, и мы беседовали с четверть часа, пока Дэни, исправно игравший роль заботливого оруженосца, не напомнил нам обоим - мне и шерифу - о моей ране. Сэр Эктор сразу послал за лекарем и велел приготовить для нас покои.
      "Покои" - это было, конечно, громко сказано. Замок был невелик, даже меньше нашего, оставленного мною по слову отца, и "покои" оказались маленькой комнаткой в одной из башен.
      Для меня приготовили обширное ложе из шкур, застеленных чистой льняной простыней, а для моего оруженосца - набитый соломой тюфяк у изножия кровати.
      Лекарь шерифа промыл мою рану и заново перетянул ее, наложив какую-то мазь и велев не вставать с кровати несколько дней. Помнится, я возмутился - мне нужно было спешить на юг, в Лотабери, - но вышло еще хуже, чем говорил лекарь...
      В тот вечер ужин нам принесли: видимо, лекарь сказал шерифу, что лучше не беспокоить меня без нужды. Мы рано легли, и Дэн тогда весело ворчал, устраиваясь на своем брошенном на пол тюфяке.
      На следующий день рана, казавшаяся такой безобидной, воспалилась, и мне невольно пришлось следовать указанию лекаря не вставать. То ли сказался долгий вчерашний переход, то ли грязь попала в рану ("Нож разбойника - это вам не рыцарский клинок, чистый и смазанный свежим маслом", - сетовал лекарь); так или иначе, но больше недели пришлось мне провести в замке шерифа. Все это время Дэни был рядом со мной, и даже почти обиделся, когда на третий или четвертый день этого вынужденного отдыха я предложил ему не терять время и оставить меня. Он развлекал меня разговорами, и за эти дни я понемногу рассказал ему о своем путешествии, ничего не скрывая - да и не было в этой истории ничего такого, что стоило бы скрывать...
      Когда мы покинули замок шерифа Эктора, шла уже вторая половина августа. В моих родных местах уже начиналась осень, здесь же еще стояло лето... По расчетам отца, я уже должен был достигнуть Лотабери...
      Шериф отрядил вместе с нами полудюжину своих людей - проводить нас до большой дороги, а заодно заглянуть в известные места, где могло находиться разбойничье гнездо. Двигаясь верхом на одолженных в замке лошадях, мы вышли на тракт вечером того же дня, и воины Эктора оставили нас, уводя в поводу шерифовых лошадей.
      Я думал о том, что теперь нам с Дэном придется, скорее всего, расстаться. Но очень не хотелось прощаться вот так, сразу, и, хотя было еще довольно светло, я предложил останавливаться на ночлег. Дэн сразу согласился; наверное, он думал о том же. Мы отыскали укромную полянку чуть в стороне от тракта (в стороне Этельберта) и расположились на ней, разведя огонь и бросив на землю подле него мой запасной теплый плащ, на котором мы спали в лесу со времени первой нашей встречи. Шериф от доброты душевной пополнил мои довольно скромные запасы свежими лепешками, мясом особого "сухого" копчения, которое готовили в его замке специально для дальних походов, и бурдюком пряного вина. С самого утра мы двигались почти без остановок, и сейчас с удовольствием принялись за ужин.
      Уже начало темнеть, когда мы покончили с едой. Дэн улегся возле костра, заложив руки за голову и глядя на первые появляющиеся звезды. Я сидел рядом, слушая, как шуршат в зарослях какие-то ночные зверушки. Мы долго молчали.
      - Что ты будешь делать теперь, Дэни? - спросил, наконец, я.
      Он приподнялся с земли, оперся на локоть.
      - Не знаю. Мне сейчас главное - не попасться снова людям Мелиаса.
      Я снова - в который уже раз - не стал спрашивать, за что, за какую вину ищут его люди восточного короля.
      - У тебя есть, где скрыться?
      Он покачал головой:
      - Нет. Придется уходить подальше от Мелиаса, а может и вообще убраться из Летней Страны...
      Я подумал, что могу предложить ему отправиться вместе со мной - на юг, в Лотабери. Но я не знал, хочет ли и он того же, чего хочу я - идти вместе. И я боялся ошибиться...
      Я боялся? Я, сын вождя, наследник клана на-Вран? Да, я боялся тогда...