В XVII в. происходило постепенное отмирание летописной формы повествования. В это время появились местные летописи, из которых наиболее интересны Сибирские летописи. Начало их составления относится к 1-й пол. XVII в. Из них более известны Строгановская летопись и Есиповская летопись. В к. XVII в. тобольским сыном боярским  У. Ремезовымбыла составлена «История Сибирская». В XVII в. летописные известия включаются в состав степенных книг и хронографов. Слово «летопись» продолжает употребляться по традиции даже для таких произведений, которые слабо напоминают Летописи прежнего времени. Таким является Новый летописец, повествующий о событиях к. XVI — н. XVII вв. (польско-шведская интервенция и крестьянская война), и «Летопись о многих мятежах».
       М. Н. Тихомиров
 
       Православное мировоззрение в русской летописной традиции
 
      «Русская история поражает необыкновенной сознательностью и логическим ходом явлений», — писал  С. Аксаковболее 120 лет назад. Мы часто забываем об этой осознанности, невольно возводя хулу на своих предков, подверстывая их высокую духовность под наше убожество. Между тем история донесла до нас многочисленные свидетельства их гармоничного, воцерковленного мировоззрения. В ряду таких свидетельств особой исторической полнотой отличаются летописи.
      В развитии русского летописания принято различать три периода: древнейший, областной и общерусский. Несмотря на все особенности русских летописных традиций, будь то «Повесть временных лет»в редакции преподобного Нестора-летописца, новгородские летописи с их лаконичностью и сухостью языка или московские летописные своды, — не вызывает сомнения общая мировоззренческая основа, определяющая их взгляды. Православность давала народу твердое ощущение общности своей исторической судьбы даже в самые тяжелые времена удельных распрей и татарского владычества.
      В основании русских летописей лежит знаменитая «Повесть временных лет» — «откуду есть пошла Русская земля, кто в Киеве начал первее княжити и откуду Русская земля стала есть». Имевшая не одну редакцию, «Повесть» легла в основу различных местных летописей. Как отдельный памятник она не сохранилась, дойдя до нас в составе более поздних летописных сводов — Лаврентьевского (XIV в.) и Ипатьевского (XV в.). Повесть — это общерусский летописный свод, составленный к 1113 в Киеве на основании летописных сводов XI в. и других источников — предположительно греческого происхождения. Прп. Нестор-летописец, святой подвижник Киево-Печерский, закончил труд за год до своей кончины. Летопись продолжил другой святой инок — прп. Сильвестр, игумен Выдубицкого Михайловского монастыряв Киеве. Память их Святая Церковь празднует, соответственно, 27 октября и 2 января по ст. ст.
      В «Повести» хорошо видно желание дать, по возможности, всеобъемлющие понятия о ходе мировой истории. Она начинается с библейского рассказа о сотворении мира. Заявив таким образом о своей приверженности христианскому осмыслению жизни, автор переходит к истории русского народа. После Вавилонского столпотворения, когда народы разделились, в Иафетовом племени выделилось славянство, а среди славянских племен — русский народ. Как и все в тварном мире, ход русской истории совершается по воле Божией, князья — орудия Его воли, добродетели следует воздаяние, согрешениям — наказание Господне: глад, мор, трус, нашествие иноплеменных.
      Бытовые подробности не занимают автора летописи. Его мысль парит над суетными попечениями, с любовью останавливаясь на деяниях святых подвижников, доблестях русских князей, борьбе с иноплеменниками-иноверцами. Но и все это привлекает внимание летописца не в своей голой исторической «данности», а как свидетельство промыслительного попечения Божия о России.
      В этом ряду выделяется сообщение о посещении Русской земли св. ап. Андреем Первозванным, предсказавшим величие Киева и будущий расцвет Православияв России. Фактическая достоверность этого рассказа не поддается проверке, но его внутренний смысл несомненен. Русское Православие и русский народ обретают «первозванное» апостольское достоинство и чистоту веры, подтверждающиеся впоследствии равноапостольным достоинством святых Мефодияи Кирилла —просветителей славян, и святого благоверного князя ВладимираКрестителя. Сообщение летописи подчеркивает промыслительный характер Крещения Руси, молчаливо предполагая за ней соответственные религиозные обязанности, долг православно-церковного послушания.
      Автор отмечает добровольный характер принятия служения. Этому служит знаменитый рассказ о выборе вер, когда «созва Володимер боляры своя и старци градские». Летопись не приводит никаких стесняющих свободу выбора обстоятельств. «Аще хощеши испытати гораздо, — говорят Владимиру «боляры и старци», — послав испытай когождо... службу и како служит Богу». Желание богоугодной жизни, стремление найти неложный путь к Богу — единственный побудительный мотив Владимира. Чрезвычайно показателен рассказ послов, возвратившихся после испытания вер. Мусульмане отвержены, ибо «несть веселия в них, но печаль», католики — из-за того, что у них «красоты не видехом никоея же». Речь идет, конечно, не о мирском «веселье» — его у мусульман не меньше, чем у кого-либо иного, и не о житейской «печали». Речь — о живом религиозном опыте, полученном послами. Они искали то веселие, о котором говорит Псалмопевец:

«Вонми гласу моления моего, Царю мой и Боже мой... И да возвеселятся вси, уповающие на Тя, во век возрадуются; и вселишься в них, и похвалятся о Тебе любящие имя Твое»

(Пс. 5:3; 12). Это веселие и радость богоугодного жития — тихие, немягежные, знакомые всякому искренне верующему православному человеку по умилительному личному опыту, не объяснимому словами. Послы ощутили в мечети вместо этого веселия печаль — страшное чувство богооставленности и богоотверженности, свидетельствуемое словами Пророка:

«Увы, язык грешный, людие исполнени грехов, семя лукавое, сынове беззаконие — остависте Господа... Что еще уязвляетеся, прилагающе беззаконие, всякая глава в болезнь и всякое сердце в печаль»

(Ис. 1: 4—5).
      И у католиков послы поразились не отсутствием вещественной красоты — хотя по красоте и пышности католическое богослужение не идет ни в какое сравнение с православным. Здоровое религиозное чутье безошибочно определило ущербность католицизма, отсекшего себя от соборной совокупности Церкви, от ее благодатной полноты. «Се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе», — свидетельствует Священное Писание. Отсутствие этой красоты и почувствовали благонамеренные послы. Тем разительней был для них контраст от присутствия на литургии в соборе Святой Софии в Царьграде: «Приидохом же в греки и ведоша ны идеже служат Богу своему». Богослужение так поразило русов, что они в растерянности твердят: «И не знаем, были ли мы на небе, или на земле — ибо не бывает на земле красоты такой — только то верно знаем, что там с человеками пребывает Бог... И не можем забыть красоты той». Их сердца, ищущие религиозного утешения, получили его в неожиданной полноте и неотразимой достоверности. Исход дела решили не внешние экономические соображения (обоснованность которых весьма сомнительна), а живой религиозный опыт, обильное присутствие которого подтверждает и вся дальнейшая история русского народа.
      Довольно полную картину взглядов современников на ход русской жизни дает Лаврентьевский свод. Вот, например, картина похода русских князей на половцев в 1184: «В то же лето вложи Бог в сердце князем русским, ходиша бо князи русский вси на половци».
      В 70-х XII в. усиливается натиск половцев на границы русских княжеств. Русские предпринимают ряд ответных походов. Следует несколько местных поражений половецких войск, результатом которых становится их объединение под властью одного хана — Кончака. Военная организация половцев получает единообразие и стройность, улучшается вооружение, появляются метательные машины и «греческий огонь»: Русь лицом к лицу сталкивается с объединенным сильным войском противника.
      Половцы, видя свое превосходство, принимают удачно складывающиеся обстоятельства за знамение благоволения Божия. «Се Бог вдал есть князи русские и полки их в руки наши». Но Промысл Божийне связан с соображениями человеческой мудрости: «не ведуще» неразумные иноверцы, «яко несть мужества, ни есть думы противу Богови», — сетует летописец. В начавшейся битве «побегоша» половцы «гоними гневом Божиим и Святой Богородицы». Победа русских не есть результат их собственного попечения: «Содеял Господь спасенье велико нашим князьям и воям их над враги нашими. Побеждена быша иноплеменницы» промыслительной помощью Божией под Покровом Пресвятой Богородицы, покрывающей попечением Своим боголюбивое русское воинство. И сами русские это прекрасно сознают: «И рече Владимир: се день иже сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь. Яко Господь избавил ны есть от враг наших и покорил врази наша под нозе наши». И возвратились русские войска домой после победы, «славяще Бога и Святую Богородицу, скорую заступницу рода христианского». Вряд ли можно полнее и четче выразить взгляд на русскую историю как на область всеохватывающего действия Промысла Божия. При этом летописец, как человек церковный, остался далек от примитивного фатализма. Действуя в истории определяющим образом, Промысл Божий в то же время не подавляет и не ограничивает свободы личного выбора, лежащей в основании ответственности человека за свои дела и поступки.
      Историческим материалом, на фоне которого утверждается понятие о религиозно-нравственной обусловленности русской жизни, становятся в летописи события, связанные с изменчивым военным счастьем. На следующий год после удачного похода на половцев, совершенного объединенными силами князей, организовывает неудачный самостоятельный набег Игорь Святославич, князь Новгород-Северский. Знаменитое «Слово о полку Игореве»дает исключительное по красоте и лиричности описание этого похода. В летописи о походе Игоря Святославича сохранились два рассказа. Один, более обширный и подробный, — в Ипатьевском своде. Другой, покороче — в Лаврентьевском. Но даже его сжатое повествование достаточно ярко отражает воззрение летописца на свободу человеческой воли как на силу, наравне с недомыслимым Промышлением Божиим определяющую ход истории.
      На этот раз «побеждени быхом наши гневом Божиим», нашедшим на русские войска «за наше согрешенье». Сознавая неудачу похода как закономерный результат уклонения от своего религиозного долга, «воздыхание и плач распространися» среди русских воинов, вспоминавших, но словам летописца, слова пророка Исайи: «Господи, в печали помянухом Тя». Искреннее покаяние было скоро принято милосердным Богом, и «по малых днех ускочи князь Игорь у половец» — то есть из плена половецкого — «не оставит бо Господь праведного в руках грешных, очи бо Господни на боящихся Его (взирают), а уши Его в молитву их (к молитвам их благопослушны)». «Се же содеяся грех ради наших, — подводит итог летописец, — зане умножишася греси наши и неправды». Согрешающих Бог вразумляет наказаниями, добродетельных, сознающих свой долг и исполняющих его, — милует и хранит. Бог никого не принуждает: человек сам определяет свою судьбу, народ сам определяет свою историю — так можно кратко изложить воззрения летописи. Остается лишь благоговейно удивляться чистоте и свежести православного мироощущения летописцев и их героев, глядящих на мир с детской верой, о которой сказал Господь:

«Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл младенцам; ей, Отче! ибо таково было Твое благоволение»

(Лк. 10:21).
      Развивая и дополняя друг друга, русские летописцы стремились к созданию целостной и последовательной картины родной истории. Во всей полноте это стремление отразилось в московской летописной традиции, как бы венчающей усилия многих поколений летописателей. «Летописец Великий Русский», Троицкая летопись, писанная при митрополите Киприане, свод 1448 и другие летописи, все более и более подходившие под название «общерусских», несмотря на то что они сохраняли местные особенности, да и писались частенько не в Москве, представляют собой как бы ступени, по которым русское самосознание восходило к осмыслению единства религиозной судьбы народа.
      Середина XVI в. стала эпохой величайшего церковно-государственного торжества на Руси. Были собраны воедино исконно русские земли, присоединены Казанское и Астраханское царства, открыт путь на восток — в Сибирь и Среднюю Азию. На очереди стояло открытие западных ворот державы — через Ливонию. Вся русская жизнь проходила под знаком благоговейной церковности и внутренней религиозной сосредоточенности. Неудивительно поэтому, что именно в царствование Иоанна IV Васильевичабыл создан грандиозный летописный свод, отразивший новое понимание русской судьбы и ее сокровенного смысла. Он описывал всю историю человечества в виде смены великих царств. В соответствии со значением, которое придавалось завершению столь важной для национального самосознания работы, летописный свод получил самое роскошное оформление. Составляющие его 10 томов были написаны на лучшей бумаге, специально закупленной из королевских запасов во Франции. Текст украсили 15000 искусно выполненных миниатюр, изображавших историю «в лицах», за что собрание и получило наименование «Лицевого свода». Последний, десятый, том свода был посвящен царствованию Иоанна Васильевича, охватывая события с 1535 по 1567.
      Когда этот последний том (известный в науке под именем «Синодального списка», так как принадлежал библиотеке Святейшего Синода) был в основном готов, он подвергся существенной редакционной правке. Чья-то рука прямо на иллюстрированных листах сделала многочисленные дополнения, вставки и исправления. На новом, чисто переписанном экземпляре, который вошел в науку под названием «Царственная книга», та же рука сделала опять множество новых приписок и поправок. Похоже, редактором «Лицевого свода» был сам Иоанн IV, сознательно и целенаправленно трудившийся над завершением «русской идеологии».
      Другим летописным сборником, который должен был наравне с «Лицевым сводом» создать стройную концепцию русской жизни, стала Степенная книга. В основании этого громадного труда лежал замысел, согласно которому вся русская история со времен Крещения Руси до царствования Иоанна Грозного должна предстать в виде семнадцати степеней (глав), каждая из которых соответствует правлению того или иного князя. Обобщая главные мысли этих обширнейших летописей, можно сказать, что они сводятся к двум важнейшим утверждениям, которым суждено было на века определить течение всей русской жизни:
      1. Богу угодно вверять сохранение истин Откровения, необходимых для спасения людей, отдельным народам и царствам, избранным Им Самим по неведомым человеческому разуму причинам. В ветхозаветные времена такое служение было вверено Израилю. В новозаветной истории оно последовательно вверялось трем царствам. Первоначально служение принял Рим — столица мира времен первохристианства. Отпав в ересь латинства, он был отстранен от служения, преемственно дарованного православному Константинополю — «второму Риму» средних веков. Покусившись из-за корыстных политических расчетов на чистоту хранимой веры, согласившись на унию с еретиками-католиками (на Флорентийском соборе 1439), Византия утратила дар служения, перешедший к «третьему Риму» последних времен — к Москве, столице Русского Православного царства. Русскому народу определено хранить истины православия «до скончания века» — второго и славного Пришествия Господа нашего Иисуса Христа. В этом смысл его существования, этому должны быть подчинены все его устремления и силы.
      2. Принятое на себя русским народом служение требует соответственной организации Церкви, общества и государства. Богоучрежденной формой существования православного народа является самодержавие. Царь — Помазанник Божий. Он не ограничен в своей самодержавной власти ничем, кроме выполнения обязанностей общего всем служения. Евангелие есть «конституция» самодержавия. Православный царь — олицетворение богоизбранности и богоносности всего народа, его молитвенный председатель и ангел-хранитель.
       Митрополит Иоанн (Снычев)
 
       ЛЕШИЙ(лешак, лесовик), в древнерусской языческой мифологии злой дух, хозяин леса, воплощение враждебных сил леса. По языческим преданиям, его представляют одетым в звериную шкуру, он перегоняет стада зверей из дикого леса в другой, может менять свой рост — становиться выше деревьев или ниже травы.
 
       ЛЕШКОВ Василий Николаевич(1810—1881), русский юрист, профессор Московского университета, один из разработчиков учения славянофилов. Главный труд: «Русский народ и государство».
 
       ЛЕШУКОНСКОЕ, село в Архангельской обл., центр Лешуконского р-на. Расположено на р. Вашка (приток Мезени). Население 6,4 тыс. чел.
      Известно с XVII в. как д. Лешуконская, с 1641 центр Усть-Вашской волости и резиденция воевод.
      Архитектурные памятники: в д. Большая Нисогора — церковь Николая Чудотворца, в д. Палащелье — церковь Иоанна Крестителя и др. Село Палащелье славилось деревянными изделиями с мезенской росписью (прялки, лукошки, ложки и др.). В д. Ущелье в 1641 основан Ущельский монастырь (не сохранился) священником Соловецкого монастыряиеромонахом Иовом.
 
       ЛЖИЦА. — См.: ХРАМ ПРАВОСЛАВНЫЙ.
 
       ЛИВНЫ, город в Орловской обл., центр Ливенского р-на. Расположен на Среднерусской возвышенности, на р. Сосне (приток Дона). Население 53,4 тыс. чел.
      Известен с 1177 как центр удельного Ливенского княжества. В XIII в. разрушен во время монголо-татарского нашествия; возрожден в 1571. С 1586 город; по указу Бориса Годуновапоставлена крепость, позднее входившая в Большую засечную черту. Ливны — один из центров восстания 1606—07 под руководством Ивана Болотникова. С сер. XVII в., после постройки Белгородской черты, утратил военное значение. К н. XIX в. крупный торговый пункт.
 
       ЛИДА, город в Белоруссии. Основан в 1380. В XIV-XVIII вв. в составе Польши. В 1795 возвращен России.
 
       ЛИДДСКАЯ, чудотворная икона Пресвятой Богородицы. — См.: РИМСКАЯ.
 
       ЛИНЁВА Евгения Эдуардовна(1853—1919), русская фольклористка, певица и хоровой дирижер. Выступала в концертах и на оперной сцене (1882–83 в Большом театре). Организатор и руководитель ряда хоров. Собирала песни в России и других славянских странах. Ввела в практику фольклористов фонограф (записывала песни с голоса крестьян). Активно работала в Музыкально-этнографической комиссии. С 1906 преподавала в Народной консерватории. Опубликовала сб. «Великорусские песни в народной гармонизации. Записаны Е. Линевой» (вып. 1—2, СПб., 1904—09).
 
       ЛИПЕЦК, центр Липецкой обл. Расположен на западе Окско-Донской равнины по берегам р. Воронеж (бассейн Дона). Население 475,6 тыс. чел.
      В 1-й пол. XVII в. на территории Липецка существовало с. Малые Студёнки Липские. В н. XVIII в. близ места впадения р. Липовки в Воронеж по указанию Петра Iна базе месторождений бурого железняка были построены заводы для выплавки чугуна, стали, изготовления пушек и др. (закрыты в 1795). В 1709 поселение при заводах было названо слободой Липецкие Заводы (Липские Железные Заводы). В 1779 слобода преобразована в уездный город Липецк в составе Тамбовского наместничества (с 1796 Тамбовской губ.).
 
       ЛИСКИ, город в Воронежской обл., центр Лискинского р-на. Население 56,6 тыс. чел.
      Известен в XVI в. как с. Новая Покровка (Бобровское) на левом берегу Дона. В 1870 в центре с. Новая Покровка построена ж.-д. станция, названная по правобережному селу — Лиски.
 
       ЛИСЯНСКИЙ Юрий Федорович(2.08.1773—22.02.1837), мореплаватель и исследователь. Закончил Морской кадетский корпус в Петербурге, участвовал в морских баталиях против шведов в Русско-шведской войне 1788–90. В 1790–93 служил на кораблях Балтийского флота, в 1793–99 проходил морскую практику на британском флоте, совершил плавания в Америку, Африку и Индию. В 1803—06 участвовал в первом русском кругосветном плавании И. Ф. Крузенштерна; во время экспедиции провел обширные гидрографические исследования и собрал ценный этнографический материал о народах Океании и Северной Америки.
      Перу Лисянского принадлежит ценное исследование — «Путешествие вокруг света в 1803, 1804, 1805 и 1806 на корабле «Нева» под начальством Ю. Лисянского» (1812), впоследствии несколько раз переиздававшееся.
       B. А. Федоров
 
       ЛИТЕРАТУРА СВЯТОЙ РУСИ. Фундаментальное свойство русской литературы — то, что это литература Слова. Слова-Логоса. Тысячелетняя ее история открывается «Словом о Законе и Благодати» митр. Илариона(XI в.). Здесь Ветхому Завету — «Закону» (национально-ограниченному, замкнутому на одном еврейском народе) противопоставляется Новый Завет — «благодать», универсальный характер христианства.
      Из «Повести временных лет»известно, что к кн. Владимируприходили хазарские евреи, убеждая его принять их иудейскую веру. Ответом на этот соблазн были следующие слова Владимира: «Как же вы иных учите, а сами отвергнуты Богом и рассеяны? Если бы Бог любил вас и ваш закон, не были бы вы рассеяны по чужим землям. Или и нам того же хотите?» Русский князь отверг иудейский закон, не ведая еще о его немыслимой жестокости в отношении к другим народам. В Ветхом Завете во Второй книге Царств (12:31) говорится о чудовищной расправе царя израильского Давида над покоренным народом:

«А народ, бывший в нем (в городе), он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами Аммонитскими»

. Поражающая нас жестокость ветхозаветных героев объясняется богословами в качестве смягчающего обстоятельства то дикостью нравов того древнего времени, то метафорическим духовным смыслом, заключенным в злодеянии, вроде того, как истреблением собственных страстей истолковываются слова псалма 136:

«Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!»

Говоря об отличии Нового Завета от Ветхого Завета, митр. Иларион видит величайшее благо для Руси в распространении христианского света на ней, воздаст хвалу кн. Владимиру, крестившему Русь.
      И главным направлением древнерусской литературы становится утверждение ценностей, связанных с христианской этикой и христианским государством. В «Повести временных лет» (XII в.) летописца Несторасобытия рассматриваются с религиозной точки зрения, повествование проникнуто чувством патриотизма, единства Руси.
      Многое для понимания древнерусского характера открывает «Поучение Владимира Мономаха»(XII в.). Владимир Мономах — образец целостности характера древнерусского человека, при казалось бы несовместимых качествах: истинный христианин, пример благочестия, милосердия, попечения о людях, об «убогих» (он даже простил убийцу своего сына), и вместе с тем он положил конец княжеским усобицам, при нем Киевская Русь стала могущественным государством, а его именем половцы устрашали детей в колыбели. Это был русский средневековый век «силы и отваги», древнерусским людям было свойственно религиозное понимание мужества: «Умирать побежденным значило бы поступить в рабство к победителю на том свете» (И. Забелин).
      Целостность характера при религиозной основе, неразрывность слова и поведения стали в тысячелетней русской литературе принципом человеческого бытия, обретя свое концентрированное выражение в философии «целостности» славянофилов, прежде всего И. В. Киреевского. Схожие характеры, неразложимые в своих, казалось бы, противоположных качествах, перекликаются через тьму столетий. Не видим ли мы те же черты, что у Владимира Мономаха, и в великом русском полководце Суворове. Любопытно вспомнить, как русский резидент в Константинополе писал Суворову: «Один слух о бытии вашем на границах сделал и облегчение мне в делах, и великое у Порты впечатление». И этот же полководец, одно имя которого наводит страх на противную сторону, говорил: «Если вы хотите истинной славы, следуйте по стопам добродетели». Суворов, глубоко религиозный человек, учил солдат: «Сегодня молиться, завтра поститься, послезавтра — победа или смерть».
      Отважный полководец, разбивший тевтонских рыцарей, отразивший натиск на Русь католического Запада, Александр Невскийговорит: «Бог не в силе, но в правде» (из «Жития Александра Невского», XIII в.). Эти слова — как нравственная основа мужества — раскрываются в русской литературе на протяжении столетий (начиная от «Жития Александра Невского», «Сказания о Мамаевом побоище»до «Войны и мира» Л. Н. Толстого, где русские в Бородинском сражении одерживают, по словам писателя, нравственную победу над французами).
      Уникальное, пожалуй, явление в истории европейской агиографии (жизнеописание святых) появление на Руси «Сказания о Борисе и Глебе» (XII в.) — о первых канонизированных русских святых, юных князьях Борисеи Глебе, принявших смерть от своего старшего брата Святополка Окаянного. С пронзительной силой заявила здесь о себе идея кротости, смирения, добровольного приятия мученичества во имя Христа. Из этого события, как из зерна, выросла наша многовековая история с ее трагедиями и загадками: братоубийство, нескончаемое на протяжении веков (от розни удельных князей, приведшей к монголо-татарскому завоеванию Руси, от Смутного времени, церковного раскола— до гражданской войны 1917–20). Не отсюда ли и покорность, терпение народа? Но есть и некая религиозная тайна в этом смирении, жертвенности (образы страстотерпцев Бориса и Глеба в одном из сказаний являются воинам Александра Невского, вдохновляя их в сражении с врагом).
      При идеале смирения древнерусскому человеку в то же время свойственно развитое чувство внутреннего достоинства, различение ценностей истинных и мнимых в человеке. Автор «Моления Даниила Заточника»(н. XIII в.) обращается к своему господину: «Не смотри на внешность мою, но посмотри каков я внутри... Ибо нищий мудрый — что золото в грязном сосуде, а богатый разодетый да глупый — что шелковая подушка, соломой набитая». И уже спустя шесть столетий, в XIX в. славянофил К. Аксаковв своих «Опытах синонимов. Публика — народ», противопоставляя «публику» (представителей высшего сословия) — народу, скажет: «И в публике есть золото и грязь, и в народе есть золото и грязь, но в публике грязь в золоте, в народе — золото в грязи».
      В величайшем поэтическом творении «Слове о полку Игореве»(XII в.), повествующем о неудачном походе на половцев князя Новгорода Северского Игоря Святославича, патриотическое чувство безвестного автора слито с горечью сознания губительности для Руси княжеских усобиц, со страстным призывом к единству русских земель. Образ Ярославны как бы предваряет нравственно цельный тип русской женщины в нашей литературе: Феврония в «Повести о Петре и Февронии»(к. XV в.), Ульяния Осорьина в «Повести об Иулиании Осорьиной», написанной ее сыном в н. XVII в., Марковна в «Житии протопопа Аввакума», Татьяна в «Евгении Онегине» Пушкина, Лиза в «Дворянском гнезде» Тургеневаи т. д.
      Созданное незадолго до нашествия татар «Слово о полку Игореве» было как бы предупреждением о величайшей опасности для Руси княжеской розни. И беда пришла: раздробленная Русь оказалась под монголо-татарским игом. Но как говорит историк В. О. Ключевский(в своей речи «Значение преподобного Сергия для русского народа и государства»): «Одним из отличительных признаков великого народа служит его способность подниматься на ноги после падения. Как бы ни было тяжко его унижение, но пробьет урочный час, он соберет свои растерянные нравственные силы и воплотит их в одном человеке или в нескольких великих людях, которые и выведут его на покинутую им временно историческую дорогу». Таким человеком, который вдохнул в русское общество «чувство нравственной бодрости, духовной крепости», и был Сергий Радонежский. Он, по словам историка «поднял упавший дух родного народа, пробудил в нем доверие к себе, к своим силам, вдохнул веру в свое будущее». И он же благословил кн. Дмитрия Донскогона подвиг перед Куликовской битвой. В «Житии Сергия Радонежского» Епифания Премудрого (XV в.) образ прп. Сергия неотделим от Святой Троицы. Еще до появления его на свет было знамение, означавшее, что «будет ребенок учеником Святой Троицы». «И не только сам будет веровать благочестиво, но и других многих соберет и научит веровать в Святую Троицу». Во имя Святой Троицы была освящена Варфоломеем (будущим Сергием) срубленная им небольшая церковка в чаще леса. Став по воле Божией игуменом монастыря, Сергий, «наставляя братию, немногие речи говорил. Но гораздо больше пример подавал братии своими делами». Обретая силы в безграничном источнике любви — в живоначальной Троице, Сергий вносил мир и согласие не только в жизнь, в души монашеской братии, но и в мирское общество. Он примирял враждующих князей, под его влиянием удельные князья объединились перед Куликовской битвой вокруг Дмитрия Донского.
      К словам историка о способности народа «подниматься на ноги после падения» можно добавить и то, что христианский свет никогда не угасал в лучших русских людях. Святостью супружеской жизни в миру отмечена «Повесть о Петре и Февронии». В образе Февронии, рязанской крестьянки, ставшей женой муромского князя Петра, прославляется сила, красота все преодолевающей женской любви, ее бессмертие. Повесть эта оказала большое влияние на формирование легенды о граде Китеже, широко распространенной среди старообрядцев (город Китеж при нашествии татар, скрываясь от них, опускается на дно озера, продолжая чудесное существование до лучших времен). Любопытен записанный писателем Ю. Олешей рассказ о немецком офицере, который, услышав в России, во время войны, легенду о Китеже, пришел в смятение, не веря, что такой красоты легенду мог сотворить народ «низшей расы».