Трудно сказать, насколько степь широкая, раздольная, как величает ее песня, своим простором, которому конца-края нет, воспитывала в древнерусском южанине чувство шири и дали, представление о просторном горизонте, «окоеме», как говорили в старину; во всяком случае, не лесная Россия образовала это представление. Но степь заключала в себе и важные исторические неудобства: вместе с дарами она несла мирному соседу едва ли не более бедствий. Она была вечной угрозой Древней Руси и нередко становилась бичом для нее. Борьба со степным кочевником, половчином, злым татарином, длившаяся с VIII почти до к. XVII в., — самое тяжелое историческое воспоминание русского народа, особенно глубоко врезавшееся в его памяти и наиболее ярко выразившееся в его былевой поэзии. Тысячелетнее и враждебное соседство с хищным степным азиатом — это такое обстоятельство, которое одно может покрыть не один европейский недочет в русской исторической жизни. Историческим продуктом степи, соответствовавшим ее характеру и значению, является казак, по общерусскому значению слова, — бездомный и бездольный, «гулящий» человек, не приписанный ни к какому обществу, не имеющий определенных занятий и постоянного местожительства, а по первоначальному и простейшему южнорусскому своему облику человек «вольный», тоже беглец из общества, не признававший никаких общественных связей вне своего «товарищества», удалец, отдававший всего себя борьбе с неверными, мастер все разорить, но не любивший и не умевший ничего построить, — исторический преемник древних киевских богатырей, стоявших в степи «на заставах богатырских», чтобы постеречь землю Русскую от поганых, и полный нравственный контраст северному лесному монаху.
      Лес и особенно степь действовали на русского человека двусмысленно. Зато никакой двусмысленности, никаких недоразумений не бывало у него с русской рекой. На реке он оживал и жил с ней душа в душу. Он любил свою реку, никакой другой стихии своей страны не говорил в песне таких ласковых слов, — и было за что. При переселениях река указывала ему путь, при поселении она — его неизменная соседка: он жался к ней, на ее непоемном берегу ставил свое жилье, село или деревню. В продолжение значительной постной части года она и кормила его. Для торговца она — готовая летняя и даже зимняя ледяная дорога, не грозила ни бурями, ни подводными камнями: только вовремя поворачивай руль при постоянных капризных извилинах реки да помни мели, перекаты. Река являлась даже своего рода воспитательницей чувства порядка и общественного духа в народе. Она и сама любит порядок, закономерность. Ее великолепные половодья, совершаясь правильно, в урочное время, не имеют ничего себе подобного в западноевропейской гидрографии. Указывая, где не следует селиться, они превращают на время скромные речки в настоящие сплавные потоки и приносят неисчислимую пользу судоходству, торговле, луговодству, огородничеству. Редкие паводки при малом падении русской реки не могут идти ни в какое сравнение с неожиданными и разрушительными наводнениями западноевропейских горных рек. Русская река приучила своих прибрежных обитателей к общежитию и общительности. В Древней Руси расселение шло по рекам, и жилые места особенно сгущались по берегам бойких судоходных рек, оставляя в междуречьях пустые лесные или болотистые пространства. Если бы можно было взглянуть сверху на среднюю Россию, напр. XV в., она представилась бы зрителю сложной канвой с причудливыми узорами из тонких полосок вдоль водных линий и со значительными темными промежутками. Река воспитывала дух предприимчивости, привычку к совместному, артельному действию, заставляла размышлять и изловчаться, сближала разбросанные части населения, приучала чувствовать себя членом общества, обращаться с чужими людьми, наблюдать их нравы и интересы, меняться товаром и опытом, знать обхождение.
      Рядом с влиянием природы страны на народное хозяйство Великороссии замечаем следы ее могущественного действия на племенной характер великоросса. Великороссия XIII—XV вв. со своими лесами, топями и болотами на каждом шагу представляла поселенцу тысячи мелких опасностей, непредвидимых затруднений и неприятностей, среди которых надобно было найтись, с которыми приходилось поминутно бороться. Это приучало великоросса зорко следить за природой, смотреть в оба, по его выражению, ходить, оглядываясь и ощупывая почву, не соваться в воду, не поискав броду, развивало в нем изворотливость в мелких затруднениях и опасностях, привычку к терпеливой борьбе с невзгодами и лишениями. В Европе нет народа менее избалованного и притязательного, приученного меньше ждать от природы и судьбы и более выносливого. Притом по самому свойству края каждый угол его, каждая местность задавала поселенцу трудную хозяйственную загадку: где бы здесь ни основался поселенец, ему прежде всего нужно было изучить свое место, все его условия, чтобы высмотреть угодье, разработка которого могла бы быть наиболее прибыльна. Отсюда эта удивительная наблюдательность, какая открывается в народных великорусских приметах.
      Народные приметы великоросса своенравны, как своенравна отразившаяся в них природа Великороссии. Она часто смеется над самыми осторожными расчетами великоросса; своенравие климата и почвы обманывает самые скромные его ожидания, и, привыкнув к этим обманам, расчетливый великоросс любит подчас, очертя голову, выбрать самое что ни на есть безнадежное и нерасчетливое решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эта наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть великорусский «авось».
      В одном уверен великоросс — что надобно дорожить ясным летним рабочим днем, что природа отпускает ему мало удобного времени для земледельческого труда и что короткое великорусское лето умеет еще укорачиваться безвременным нежданным ненастьем. Это заставляет великорусского крестьянина спешить, усиленно работать, чтобы сделать много в короткое время и впору убраться с поля, а затем оставаться без дела осень и зиму. Так великоросс приучался к чрезмерному кратковременному напряжению своих сил, привыкал работать скоро, лихорадочно и споро, а потом отдыхать в продолжение вынужденного осеннего и зимнего безделья. Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить великоросс; но и нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному, постоянному труду, как в той же Великороссии.
      С другой стороны, свойствами края определился порядок расселения великороссов. Жизнь удаленными друг от друга, уединенными деревнями при недостатке общения, естественно, не могла приучить великоросса действовать большими союзами, дружными массами. Великоросс работал не на открытом поле, на глазах у всех, подобно обитателю южной Руси: он боролся с природой в одиночку, в глуши леса с топором в руке. То была молчаливая черная работа над внешней природой, над лесом или диким полем, а не над собой и обществом, не над своими чувствами и отношениями к людям. Потому великоросс лучше работает один, когда на него никто не смотрит, и с трудом привыкает к дружному действию общими силами. Он вообще замкнут и осторожен, даже робок, вечно себе на уме, необщителен, лучше сам с собой, чем на людях, лучше в начале дела, когда еще не уверен в себе и в успехе, и хуже в конце, когда уже добьется некоторого успеха и привлечет внимание: неуверенность в себе возбуждает его силы, а успех роняет их. Ему легче одолеть препятствие, опасность, неудачу, чем с тактом и достоинством выдержать успех; легче сделать великое, чем освоиться с мыслью о своем величии. Он принадлежит к тому типу умных людей, которые глупеют от признания своего ума. Словом, великоросс лучше великорусского общества.
      Должно быть, каждому народу от природы положено воспринимать из окружающего мира, как и из переживаемых судеб, и претворять в свой характер не всякие, а только известные впечатления, и отсюда происходит разнообразие национальных складов или типов, подобно тому как неодинаковая световая восприимчивость производит разнообразие цветов. Сообразно с этим и народ смотрит на окружающее и переживаемое под известным углом, отражает то и другое в своем сознании с известным преломлением. Природа страны, наверное, не без участия в степени и направлении этого преломления. Невозможность рассчитать наперед, заранее сообразить план действий и прямо идти к намеченной цели заметно отразилась на складе ума великоросса, на манере его мышления. Житейские неровности и случайности приучили его больше обсуждать пройденный путь, чем соображать дальнейший, больше оглядываться назад, чем заглядывать вперед. В борьбе с нежданными метелями и оттепелями, с непредвиденными августовскими морозами и январской слякотью он стал больше осмотрителен, чем предусмотрителен, выучился больше замечать следствия, чем ставить цели, воспитал в себе уменье подводить итоги на счет искусства составлять сметы. Это умение и есть то, что мы называем «задним умом». Поговорка «русский человек задним умом крепок» вполне принадлежит великороссу. Но задний ум не то же, что «задняя мысль». Своей привычкой колебаться и лавировать между неровностями пути и случайностями жизни великоросс часто производит впечатление непрямоты, неискренности. Великоросс часто думает надвое, и это кажется двоедушием. Он всегда идет к прямой цели, хотя часто и недостаточно обдуманной, но идет, оглядываясь по сторонам, и потому походка его кажется уклончивой и колеблющейся. Ведь «лбом стены не прошибешь», и «только вороны прямо летают», — говорят великорусские пословицы. Природа и судьба вели великоросса так, что приучили его выходить на прямую дорогу окольными путями. Великоросс мыслит и действует, как ходит. Кажется, что можно придумать кривее и извилистее великорусского поселка? Точно змея проползла. А попробуйте пройти прямее: только проплутаете и выйдете на ту же извилистую тропу.
       В. О. Ключевский
 
       ПРИТВОР. — См.: ХРАМ ПРАВОСЛАВНЫЙ.
 
       ПРИХОД, в Православной Церкви христианская община, управляемая священником. В древней Церкви, а также в Древней Руси прихожане сами избирали членов причта, представляя епископут. н. «заручныя прошения», получившие начало после владимирского Собора 1274. В XIX в. это было отменено, но прихожанам разрешалось изъявлять епархиальному архиереюо желательности данного лица. Имущество каждой церкви и ее земли составляли ее неотъемлемую собственность.
      Церковно-приходские дела не относились к ведомству сельских и волостных сходов; мирские приговоры о сборах в пользу церквей признавались обязательными для крестьян. Отвод установленных участков земли для причта вновь открываемых приходов возлагался на общества и лица, возбудившие ходатайство об образовании приходов, для чего они должны указать средства для построения храма и содержания причта. При приходах учреждались церковно-приходские общества для организации благотворительности. Общее собрание прихожан выбирало из своей среды членов приходского попечительства и доверенного человека для ведения церковного хозяйства — церковного старосту на 3 года, с согласия причта, при благочинном и утверждаемого архиереем. В 1885 московское земство возбудило вопрос о восстановлении древнего права приходов избирать излюбленных людей на должность приходских священников. Синод разрешил этот вопрос отрицательно, т. к. избрание кандидата лежит на нравственной ответственности епископа.
 
       ПРИЧАЩЕНИЕ, главнейшее христианское Таинство, установленное самим Иисусом Христом. Приступающий к нему сначала постится в течение нескольких дней и посещает службы церковные, причем, вспоминая свои грехи, сокрушается о них и молит Господа о помиловании его. Потом в назначенное время он приходит к священнику, совершающему исповедьу аналоя, на котором лежат Крест и Евангелие, и кается в грехах. Священник, видя его чистосердечное раскаяние, возлагает конец епитрахилина его приклоненную голову и читает разрешительную молитву, прощая ему грехи от Самого Иисуса Христа и осеняя его крестным знамением. Поцеловав крест, исповедавшийся отходит с успокоенной совестью и молит Господа удостоить его причаститься Св. Тайн. Таинство Причащения совершается во время литургии. Все исповедавшиеся повторяют за священником молитву перед причащением и делают земной поклон, а потом благоговейно подходят к Св. Чаше и причащаются Св. Тайн, вкушая под видом хлеба и вина истинное Тело Христово и истинную Кровь Христову. По причащении, кроме благодарения, возносимого за литургией, читаются еще от лица причастников особые благодарственные молитвы. Больных же священник причащает в их домах, сначала исповедав их.
 
       ПРИШВИН Михаил Михайлович(23.01/4.02.1873–16.01.1954), русский писатель.
      Среди первых произведений этнографические сборники «В краю непуганых птиц» (1907) и «За волшебным колобком» (1908); книги о путешествиях «У стен града невидимого» (1909), «Черный араб» (1910), «Крутоярский зверь» (1910–11).
      С начала Первой мировой войны и революции до сер. 1920–х писатель переживает период исканий и скитаний. В 1926 он поселяется в Сергиевом Посаде, где для него начинается новый этап жизни. Здесь написаны один из главных его романов «Кащеева цепь» (1927); лирическая повесть-поэма «Жень-шень» (1933); книги для детей «Лисичкин хлеб» (1939) и «Серая сова» (1938).
      В 1937 завершился его долгий путь к Церкви, начался этап «радостного творчества христианского космоса любви». В 1940 вышли в свет книга «Неодетая весна», созданная на основе дневников, и поэма в прозе «Фазелия».
      Первые два года Великой Отечественной войныписатель живет под Переславлем-Залесским. По возвращении в Москву пишет на основе военных впечатлений и размышлений «вещь со славянской душой» — «Повесть нашего времени» (1944).
      Около 20 лет продолжалась работа Пришвина над романом «Осударева дорога» (1948, опубл. 1956), действие которого происходит в Заонежье, где писатель побывал еще в начале века, собирая сказки, а в 1933 — на строительстве «Беломорско-Балтийского канала».
      Среди наиболее известных произведений дилогия Пришвина: сказка-быль «Кладовая солнца» (1945) о становлении ребенка в постижении им природы и повесть-сказка «Корабельная чаща» (опубл. 1954) о путешествии детей к заповедному лесу «в поисках правды».
 
       ПРИЮТИНО, усадебно-парковый ансамбль в Ленинградской обл., во Всеволжском р-не. С н. XIX в. до 1841 владение президента Академии художеств А. Н. Оленина, один из центров культурной жизни 1–й пол. XIX в. Здесь бывали видные писатели, композиторы и художники: Г. Р. Державин, Н. М. Карамзин, И. А. Крылов, А. С. Пушкин, А. С. Грибоедов, М. И. Глинка, А. А. Алябьев, А. П. и К. П. Брюлловыи др. Сохранились: главный дом (н. XIX в.), 2–й господский дом (1–я пол. XIX в.), беседка и хозяйственные постройки (все — 1–я пол. XIX в.), пейзажный парк с прудом в долине р. Лубья. В парке — мавзолей в память о старшем сыне владельца усадьбы — Н. А. Оленине, погибшем в Бородинском сражении 1812.
 
       ПРОИСХОЖДЕНИЕ ПАДАЮЩИХ ЗВЕЗД (метеоров),выдающееся открытие в астрономии, сделанное русским ученым Ф. А. Бредихиным(1831–1904).
 
       ПРОКОПИЙ УСТЮЖСКИЙ, Христа ради юродивый († 8.07.1303), до своего обращения в Православие был купцом из Западной Европы, торговавшим в Великом Новгороде во 2–й пол. XIII в. Красота православного богослужения так поразила Прокопия, что он перешел из католичества в Православие и навсегда остался на Руси. Наставление в основах православной веры Прокопий получил в монастыре, основанном в XII в. прп. Варлаамом Хутынским. Прокопий пожертвовал часть своего имущества Хутынскоп обители, а остальное роздал нищим. Благочестие св. Прокопия стало известно всем новгородцам, и ему, тяготившемуся почитанием, пришлось оставить Новгород. Св. Прокопий поселился в Великом Устюге. Здесь он избрал себе подвиг юродства, изображая внешнее безумие и скрывая за ним духовную мудрость. Целые ночи св. Прокопий проводил в молитве на паперти Успенского собора, а днем бродил по городу в рваной одежде, со смирением перенося насмешки. Другом и собеседником блж. Прокопия был св. Киприан, основатель Устюжской обители во имя арх. Михаила. Прокопий проводил жизнь в строгом посте, принимая пищу только от хороших людей. От тех, кто нажил свое имущество неправдой, он не брал ничего. Святой обладал даром прозорливости: однажды, встретив семью с трехлетней девочкой Марией, он открыл ее родителям, что от нее родится свт. Стефан Пермский, просветитель зырян. Святому было заранее возвещено ангелом время кончины. Он скончался у ворот Михаило-Архангельского монастыря. Возле его гробницы произошло множество исцелений. К лику святых блж. Прокопий был причислен Московским Собором в 1547.
      Память прав. Прокопию отмечается 8/21 июля.
 
       ПРОКОФЬЕВ Сергей Сергеевич(11/23.04.1891–5.03.1953), русский композитор, пианист, дирижер. Ученик Н. А. Римского-Корсаковаи А. К. Лядова. С 1918 по 1933 жил за границей.
      Автор опер: «Игрок» (1916), «Любовь к трем апельсинам» (1919), «Огненный ангел» (1927), «Семен Котко» (1939), «Обручение в монастыре» (1940), «Война и мир» (1940, 1953); балетов: «На Днепре» (1932), «Ромео и Джульетта» (1936), «Золушка» (1941), «Сказ о каменном цветке» (1949); вокально-оркестровых произведений: кантата «Александр Невский» (1938), «Здравица» (1939), оратория «На страже мира» (1950), сюита «Зимний костер» (1949); 7 симфоний, симфонической сказки «Петя и волк» (1936); музыки к кинофильмам (в т. ч. «Иван Грозный», 1944).
 
       «ПРОЛОГ», древнерусский календарный сборник (XII в.), состоящий из кратких византийских, древнерусских, южнославянских житий и памятей святых, отрывков из переводных сочинений христианских писателей и произведений древнерусских авторов на темы христианской морали.
 
       ПРОМЫСЛ БОЖИЙ, деятельность Бога, направляющая весь ход событий в сотворенном Им мире и миропорядке. Промысл Божий ориентирован на всеобщее благо. Он сохраняет создания, ведет их к добру, защищает добро от зла, а последнее либо уничтожает, либо направляет к добрым последствиям.
 
       ПРОМЫСЛ БОЖИЙ В НАРОДНОМ СОЗНАНИИсоответствовал богословскому понятию и тесно был связан с преданием себя воле Божией.
      Для непредвзятых наблюдателей казалась очевидной твердость преобладавших в массе народных представлений о промыслительности происходящего в мире. В Материалах для географии и статистики России, включавших и характеристику нравственности, собранных офицерами Генерального штаба, находим такое заключение подполковника В. Михайлевича, обобщившего данные по Воронежской губ.: «Простой класс народа особенно отличается твердою и непоколебимою верою в Промысл Божий».
      «На всё воля Божия», «Твори (суди) Бог волю свою», «Божьей воли не переволишь (не переможешь)», «Выше Божьей воли не будешь (не станешь)», «Власть Господня, воля Божья, святая воля Его», «На волю Божью просьбы не подашь» — все эти словесные формулы, широко бытовавшие в народе, соответствовали самой сути православного религиозного сознания.
      Последовательный православный взгляд в народе на значение воли Божией в жизни людей нередко встречал в XIX в. непонимание чиновников, занимавшихся в той или иной мере деревней, а также части дворянской и разночинной интеллигенции, стремившейся предложить какие-то новшества и усовершенствования в сельской жизни, либо собиравшей статистическую информацию о сельском хозяйстве. Будучи маловерами, почти отошедшими от церкви, а в иных случаях уже и атеистами, они воспринимали крестьянское упование на волю Божию, как некое препятствие к активной деятельности.
      Между тем крестьяне в массе своей были очень внимательны, ответственны, старательны и трудолюбивы в хозяйственной деятельности и, опираясь на длительный коллективный опыт, располагали прекрасным знанием особенностей земледелия, скотоводства, промыслов именно в той местности, где они жили. Не понимая значения трудовых традиций, приемы которых учитывали тончайшие связи природных явлений и хозяйственной практики не только что района, но и микросреды, иные внешние наблюдатели, уверовавшие в новшества, почерпнутые из литературы, иногда даже других стран, относили специфику крестьянского подхода к лености и пассивности. И тем более недоступно было пониманию таких энтузиастов перемен главное — то, что верующему, уповающему на волю Божию, Господь открывает многое в любой области деятельности. Сделав с молитвою все необходимое, что диктовал ему богатый опыт предков и собственные обширные эмпирические знания, крестьянин в то же время смиренно, безропотно принимал неожиданные стихийные бедствия, как происшедшие по воле Божией. Когда он объяснял все это заезжему образованному горожанину, то встречал нередко раздраженно поучающую реакцию, либо просто молчаливое непонимание, которое выливалось потом в осуждение в соответствующих отчетах или статьях.
      В XVIII в. еще были такие администраторы, которые вступали в дискуссию с крестьянами на языке веры, стремясь выявить соотношение человеческой деятельности и Божьей воли. Такие могли и научить чему-то полезному. В 1786 генерал-губернатор Е. П. Кашкин в указе, направленном в Енисейский нижний земский суд, возражал по поводу падежа скота крестьянам, относившим «все сии несчастные случаи на власть Божию и оговариваясь во всех делах упустительного своего небрежения, якобы на то была неминуемая воля Божия, между тем как следовало бы знать, что хотя власть Божия есть и будет над всем, что ни есть на свете, но человек одарен от Бога понятием и разумением к отличению, что ему вредно и что полезно, и свободен предпринимать то или другое; следовательно, каждый разумевающий, что наилучшее, и то не исполняющий, творит грех перед Богом, не употребляя полученные дарования ни себе, ни другому на пользу, — в чем состоит первейший и главнейший долг истинного христианина». И хотя Е. П. Кашкин тоже раздражен и несправедливо представляет позицию крестьян (ибо они-то, как правило, стремились выполнять то, что «разумевали как наилучшее»), все же он говорит «по существу» на общем с ними религиозном языке, излагая мысль только более развернуто и богословски обоснованно, чем они это делали. В XIX в., особенно во 2–й половине его, подобная аргументация казалась уже лишней и даже невозможной (за редким исключением) в официальной переписке, да и при непосредственном общении: рационалистическое мышление определяло по большей части характер разговора интеллигента с крестьянином и делало первого глухим и к естественным для верующего мыслям о воле Божией.
      «Несмотря на очевидную бедность, я не слышал никогда, чтобы отец или мать жаловались на свою судьбу», — пишет И. Я. Столяров о своих родителях — крестьянах Воронежской губ. Если кто-нибудь из детей «выражал иногда сожаление о тех или иных недостатках в нашей жизни (...), мать говорила: «Нечего Бога гневить. Многие хуже нашего живут. Мы же, слава Богу, с голоду не умираем и живем не милостыней, у чужих людей хлеба не просим, живем с Божьей помощью уж не так плохо». И этот взгляд Столяров относит не только к своей семье. «Нужно сказать, — пишет он далее, — что у крестьян нашей местности вообще не было привычки жаловаться на жизнь, какой бы она ни была, и не было чувства зависти к более богатым, живущим лучше других, богатство и бедность принимались как дар или наказание, ниспосланные Богом. На Бога же жаловаться нельзя. Бог волен наградить милостью своей или наказать гневом своим. Его пути неисповедимы. Он может послать тяжкие испытания и праведнику и обогатить, осчастливить недостойного».
      Смиренное предание себя воле Божией проявлялось в народе в том, как относились к смертисвоей и других. «Со дня на день слабеет больной; родные и чужие, приходящие проведать, говорят ему открыто, попросту: «Видно уж ты не встанешь: знать уж тебе помереть, родимый», — и больной спокойно выслушивает приговор этот. Более всего торопятся вовремя пригласить священника исповедать и приобщить больного Св. Тайн, заботясь о душе гораздо больше, нежели о здоровье или жизни».
      Не всегда посетители больного в крестьянской среде вели себя таким образом. По Вельскому у. Вологодской губ. (Усть-Подюжский приход) описан иной вариант поведения. Здесь обычно старались тяжелобольного уверить в возможности выздоровления. «Жить еще тебе надо». Говорили, как нужен он семье, или указывали на возраст и т. п. На что сам больной отвечал, что «смертонька уж близко», придется скоро «расстаться с душенькой» и пр. Существо же отношения и самого больного, и окружающих было таким же: если Господь определил этот срок, то не о чем тужить и нечего печалиться, а нужно подготовиться к переходу в другой мир. «Умирающий всегда обнаруживает твердую веру в загробную жизнь, выражая перед присутствующими радость по поводу предстоящей встречи с родными. Представление о наказании за грехи вызывает в больном страх. В этом случае окружающие стараются вселить в умирающего надежду, говоря о благости Божией, очищающем значении предстоящей исповедии т. д. На исповедь больной соглашается охотно и после нее чувствует себя легче».
      Крестьяне различали предание себя воле Божией — к этому имел отношение каждый верующий — и предание себя на служение Богу, осуществлявшееся лишь немногими, но ценимое почти всем и А. К. Аристархов писал из Фетиньинской волости Вологодского у. в к. XIX в.: странников и сборщиков на святые места «почти все пускают ночевать и оказывают им более чем хороший прием. Крестьяне почитают их чуть не святыми за то, что те бросили поле житейской суеты и предали всецело себя на служение Богу. Часто беседы умных странников производят в душе крестьян переворот большой к нравственной жизни и разумному пользованию своими имуществами, трудами и временем».
      При всем «практическом складе ума», отмечавшемся у крестьян в светской литературе, они на самом деле высоко ценили в человеке способность бросить мирские заботы ради служения Богу. Это проявлялось не только в странноприимстве, но в оказании помощи ушедшим от мира старцам и обращении к ним. Различение предания себя воле Божией и полного отдания себя на служение Богу составляло черту массового религиозного сознания. Первое можно осуществлять при любых мирских занятиях (кроме заведомо порочных, противоречащих заповедям): для этого нужно помнить о Боге, о всемогуществе воли Его, стараться не противоречить ей и со смирением принимать то, что Бог посылает — и горести, и радости.
      Не каждый умел объяснить это развернуто в общей форме и, тем более, увидеть связь повседневных событий с определенной направленностью воли Божией, увидеть промыслительность происходящего. Нередко в практике народной духовной жизни толкователями глубинного смысла обыденных событий становились Христа ради юродивые. Казенный крестьянин Черниговской губ. Г. А. Мирошников, прозванный Золотым Грицем, объяснял, например, разорившемуся купцу, желая удержать его от ропота и предостеречь от отчаяния, что все, с нами случающееся, бывает по соизволению Божию, таким образом: «ну, подавай жалобу на Бога, а когда видишь сам, что это невозможно, лучше молись Ему почаще и поусерднее. Он не оставит тебя и даст тебе утешение в детях». Или вот поучения молодым суздальской блаженной М. Я. Сониной, насчитывающей 60 лет юродстваХриста ради: «всё терпите, не гневите Бога ропотом, от трудов рук своих питайтесь и уповайте на Бога».
      Такова глубина народных понятий о воле Божией и о необходимости смиренного принятия ее.
       М. М. Громыко
 
       ПРОМЫШЛЕННОСТЬ, хозяйственная деятельность человека, направленная на создание, обработку и перемещение материальных благ или ценностей. В дореволюционной России промышленность разделялась на четыре основных направления: добывающая (земледелие, скотоводство, горноделие, охота, рыболовство), обрабатывающая (ремесленная, мануфактурная, фабрично-заводская), перевозочная (транспорт) и торговая.
      Допетровское народное хозяйство России долгое время рисовалось многими историками как сонное, застойное царство темноты и невежества, населенное заспанными лентяями, дикарями-варварами и соловьями-разбойниками. Считалось, что настоящая экономическая история страны началась с преобразований Петра, что русская промышленность носит «колониальный характер» и «перенесена сюда с Запада». Пережитки этих воззрений сохраняются до сих пор в произведениях некоторых писателей и публицистов. Эти представления глубоко ошибочны. Исторические источники свидетельствуют о древнем происхождении русской промышленности. Самой населенной частью каждого древнерусского города был промышленно-ремесленный посад, обслуживавший разнообразной ремесленной продукцией не только горожан, но и жителей окрестных сел и деревень. В крупных городах уже в XI—XII вв. насчитывалось более сотни различных ремесленных производств — кузнечных, гончарных, кожевенных, ювелирных, сапожных, прядильных, оружейных и многих других. Названия промышленно-ремесленных специальностей запечатлелись в именах городских улиц и районов: Щитная улица (Новгород), Кожемяк (Киев), Гончарный конец (Новгород), Бронные улицы (Москва) и др.
      Академик Б. А. Рыбаковв книге «Ремесло Древней Руси» отмечает, что в XIV—XV вв. русские ремесленники работали как на заказ, так и на рынок, то есть уже тогда ремесло превращалось в мелкое товарное производство. Большинство ремесленников работало в мастерских. «Ремесленники, работавшие по найму, составляли только часть (и притом меньшую) городских ремесленников».
      Археологические раскопки свидетельствуют о значительных масштабах и ассортименте промышленно-ремесленных производств. Комментируя новгородские раскопки ремесленных мастерских XIV—XV вв., Л. Черепнин пишет: «О массовом характере продукции новгородских сапожников свидетельствует обилие кусков кожи, найденных при раскопках (свыше ста тысяч). На массовый сбыт, по-видимому, было рассчитано и ювелирное производство (выделка украшений из меди и ее сплавов). Об этом можно судить по большому количеству обнаруженных в Новгороде обрезков листовой, полосовой и проволочной меди. Открыты также тигли (30 с лишним), литейные формы (15 штук), ювелирные молотки, зубила, пинцеты, бородки, волочила. Широко распространены кузнечные изделия: серпы, косы, ножницы, напильники, пилы, долота, скобели, стамески, сверла, топоры, тесла, ножи и т. д. Стандартизация наблюдается в косторезном деле (очень однородны гребни, которых найдено несколько сотен). Хотя не вскрыты мастерские новгородских стеклоделов, но большое количество бус среди материалов новгородских раскопок говорит о значительном масштабе их производства».