Мартос был занят в основном надгробной скульптурой, приобретавшей в то время широкое распространение. Начинал с мраморных рельефов, переходя к скульптурным композициям, передавая в них интимный мир переживаний и скорби, но вместе с тем чувство просветленности, принятия смерти как необходимого завершения жизненного пути. Таковы замечательные надгробия С. С. Волконской и М. П. Собакиной (1782). В надгробии Гагариной Мартос воплотил идею строгого совершенства, возвышенной героической красоты. К этому времени завершилось формирование строгого монументализма в творчестве Мартоса.
      Дальнейшее развитие скульптора шло уже в создании монументальных жанров-памятников и барельефов. Центральное место в этом жанре принадлежит памятнику Минину и Пожарскомув Москве (1804—18). Высокой чистоты стиля и гармоничности Мартос достигает в создании памятников Э. Ришелье в Одессе (1823—28), Александру Iв Таганроге (1831) и в барельефе на восточном аттике Казанского собора в Петербурге«Иссечение Моисеем воды в пустыне», создании фонтана «Актеон» в Петергофе.
      Мартос преподавал в Петербургской Академии художеств (1779—35, с 1814 — ее ректор). Оказал большое влияние на творчество многих русских скульпторов 1-й трети XIX в.
       Л. Н. Вдовина
 
       МАРУФА,преподобный, празднуется 16 февраля/1 марта. Среди русских считался заступником от злых духов.
 
       МАРФИНО, усадьба в Московской обл., в Мытищинском р-не, на берегу запруженной р. Учи, образующей два пруда. Под названием Шибрино известно с 1585. В 1698—1728 принадлежала воспитателю Петра I, кн. Б. А. Голицыну, при котором получила современное название. К этому периоду относится постройка Рождественской церкви (1701—07, крепостной архитектор В. И. Белозёров). В 1728 продано Салтыковым. Архитектурно-парковый ансамбль создан в 1760–70 при С. Салтыкове (полководец и генерал-губернатор Москвы). Сохранились: 2 двухэтажных корпуса псарен с 8-колонными портиками, 2 беседки в стиле классицизма (в т. ч. уникальная двухъярусная ротонда со статуей Аполлона), каретный сарай. Во время Отечественной войны 1812Марфино было сожжено и частично разрушено французами. В 1837—38 при новом владельце, графине С. В. Паниной, усадьба перестроена (псевдоготика, арх. Д. Быковский). Сохранились: гл. дом с двумя флигелями, въездные ворота, двух-арочный каменный мост через пруд с ажурной белокаменной колоннадой, парадная лестница, ведущая к пристани, украшенной 2 грифонами, Петропавловская церковь (к. XVIII в., перестроена в 1837–38), церковь Рождества Богородицы (XIX в.). Вокруг усадьбы — регулярный сад и пейзажный парк.
 
       МАРФО-МАРИИНСКАЯ обитель милосердия, Московская еп., в Москве, на Ордынке. Открыта в 1910. Основательница обители и первая настоятельница ее вмц. вел кн. Елисавета Феодоровна. При этой обители два храма. Сестрами обители был принесен обет совершать, под руководством и покровом Православной Церкви, дело служения ближним — бедным, темным и больным. Сестры носили крест, четкии покрывало, весьма сходное с тем, что в Древней Руси носили русские женщины, а над покрывалом апостольник (плат, покрывающий шею и грудь); платье — наподобие ряски, только с узкими рукавами, для удобства в работе; цвет одежды: праздничный — белый, рабочий — серый.
       С. В. Булгаков
 
       МАРЦИАЛЬНЫЕ ВОДЫ, бальнеогрязевой курорт в Карелии, первый курорт России, основанный по указу Петра Iв 1719 (источник обнаружен в 1714).
 
       МАСЛЕНИЦА, Сырная неделя, зимний народный праздник, предшествующий Великому посту. Самая ранняя Масленица приходится на конец января — начало февраля (по ст. ст.), а самая поздняя — на конец февраля — начало марта. Название «Масленица» возникло потому, что на этой неделе, по православному обычаю, мясо уже исключалось из пищи, а молочные продукты еще можно было употреблять. Погулять вволюшку перед семью строгими во всех отношениях неделями поста — таков был дух этого праздника. Но он впитал и очень древние традиции празднеств, отмечавшихся некогда на грани зимы и весны.
      Неотъемлемой частью праздника, где бы он ни происходил, были катания на лошадях. В Вязниковском у. Владимирской губ. «на Масляной» всю неделю, «с утра до ночи» катались в санках на лошадях, обвешанных цветными лоскутками и бубенчиками, колокольчиками и расписными дугами. К передку санок прикрепляли красные флаги на шестах. Из саней с упряжками образовывались длинные вереницы, они разъезжали по селению «с песнями и шумом». По сторонам улицы стояли зрители, обменивавшиеся поклонами с проезжавшими. Озорники вваливались в сани на ходу и оставались в составе «поезда».
      В Тверской губ. (записи о селениях по реке Тверце) масленичное катанье на лошадях начиналось только с пятницы.
      На лошадей надевали самую лучшую сбрую, обвешивали их бляхами. Парни, которые собирались жениться, специально к этому катанью покупали сани. Все молодые парочки непременно участвовали в катанье. Девушки тоже добывали себе сани и, «насевши по нескольку человек, наряженные, отправлялись куда-нибудь в ближайшую деревню, где назначается съезд».
      В такую деревню съезжались сотни саней. Даже девочки-подростки просили родителей запрячь им лошадь. Если не было саней, то запрягали в дровни. Катанье продолжалось здесь в течение трех дней. Имела значение одежда, в которой предстояло появиться на праздничных санях. Парни надевали крытые шубы; за отсутствием своей даже брали напрокат, потом отрабатывали. Катанье, как и хоровод, было окружено определенной атмосферой внимания старших, в которой формировалось общественное мнение.
      В Тамбовской губ. (материалы Борисоглебского у.) катанье на лошадях также было принято в течение последних трех дней Масленичной недели. Местами оно делилось на две части: сначала разъезжали отдельными упряжками или поездами из нескольких саней; потом совершался общий съезд в каком-либо местном центре. Так, в Ильинской вол. Ростовского у. (Ярославской губ.), где Масленицу праздновали с понедельника, кататься начинали в четверг: молодежь и мальчишки запрягали по очереди лошадей в розвальни и, ввалившись целой ватагой в сани, с песнями ездили по соседним деревням. Здесь, как и повсеместно, обязательным было участие молодоженов в масленичном катанье. Сани с молодыми встречная толпа останавливала по нескольку раз в каждой деревне и «заставляла здороваться, то есть целоваться».
      Вторая часть катанья наступала в последнее воскресенье Масленицы — «прощальное», в середине дня: в селе Ильинском собиралась молодежь со всей волости. Те, кто имел хороших лошадей и нарядную упряжь, разъезжали по селу, а те, кто не имел, водили хороводы с песнями и под гармошку. Катанье на лошадях, как и все гулянье приезжей молодежи в селе, проходило только днем и заканчивалось внезапно, как бы по сигналу. Сигналом служил первый удар колокола к вечерне. После него, писала в Тенишевское бюро сельская учительница Краснораменская, все «буквально бросаются из села и гонят обыкновенно как на пожар, так что в какие-нибудь 5—10 минут в селе не остается ни души, и наступает такая тишина, как в Великий пост». Поспешность разъезда была вызвана тем, что вечером Прощеного воскресеньякатанья, как и хоровод, считались уже неуместными: наступало время просить друг у друга прошенья, начиналось заговенье на Великий пост. Для молодежи эта гонка из села по домам составляла острый заключительный этап праздничного катанья на лошадях, содержавший элементы спортивного состязания.
      В пределах Ярославской губ. бытовал и иной вариант масленичного катанья, который отличался чисто женским составом катающихся. По материалам Пошехонского уезда он описан так: «В последние дни Масленой недели после завтрака запрягаются тройками, парами и одиночками розвальни, пошевни, и в них бабы и девки, засевши целыми кучами, чуть не одна на другую, разряженные и приглаженные, катаются нередко с песнями». В Череповецком у. Новгородской губ., где Масленица праздновалась только три дня (пятница — воскресенье), и кататься начинали только в пятницу. Хозяева запрягали лошадей в сани, сажали множество желающих покататься — детей или молодежи — и разъезжали вдоль селения. Для многих из молодежи масленичное развлекательное катанье на празднично убранных лошадях соединялось с поездкой в гости в другие деревни. В частности, молодые, повенчанные в последнее межговенье (от Рождествадо Масленицы), обязательно должны были уехать в гости к родным жены, где та оставалась гостить всю первую неделю Великого поста. Надо сказать, что сроки гостеваний вообще в крестьянской этике были достаточно четко определены традицией: кому и когда уместно приезжать в гости.
      В Тульской губ. (материалы с. Верхотишанка) молодые на первой после своей свадьбыМасленице катались вместе с молодицами и девицами своего семейства. В четверг вечером или в пятницу утром их брали в дом к родителям молодой, где они гостили три дня, постоянно выезжая с песнями посещать других родственников. В Костромской губ. так же, на фоне катания всей молодежи от одной деревни к другой, новобрачные ездили на лошадях в гости к родственникам. Катанье на лошадях по улицам с песнями на Масленицу отмечено и в сообщениях из Воронежской губ.
      По материалам Тюменского у. прослеживается четкая возрастная смена катающихся в течение дня: открывалось оно «катаньем детишек самого малого возраста, иногда грудных», — детей закутывали в шубы, тулупы, одеяла, вожжи давали тоже мальчику. Позднее выезжала молодежь, среди которой центральное место занимали молодожены. Затем катались «большаки, кондовые и богатые крестьяне». С заходом солнца катанье прекращалось.
      Столь же широко, как и праздничная езда на лошадях, распространено было катанье молодежи с ледяных гор: от южной этнографической зоны до Крайнего Севера. Оно тоже было приурочено преимущественно к Масленице. Так, из Воронежской губ. (с. Архангельское, или Голышовка, Каратоминского у.) в 1854 сообщали в Географическое общество, что на Масленицу там делают гору и катаются на салазках. А описывающий быт русских колымчан 1820-х путешественник П. Врангель с удивлением отмечал: «На Масленице также веселятся и обыкновенно строят горы, хотя здешние жители и без того почти никогда иначе не ездят, как на санях по снегу и льду».
      Повсеместно в селениях, стоявших на равнине, а нередко и при наличии естественных спусков, строили к Масленице большие искусственные горки. Эта подготовка сама по себе уже служила поводом для оживленного общения молодежи. В Архангельской губ. большую ледяную гору делали к Масленице в каждой деревне, а сверх того устраивали еще небольшие катки для детей у отдельных домов. Четыре столба с настеленными досками и залитым водою снегом составляли верх горы — гузно. Скат — катище — делался тоже из досок, державшихся на подпорках с «перекладками» поперек ската. На досках лежал слой льда или замороженного снега. Катище продолжалось «улицею» (раскатом), проложенной по поровненному и залитому водой снегу. Иногда «улицей» служил лед реки или озера, если горку строили у водоема. По бокам гузна, катища и «улицы» втыкали в снег елки. В некоторых деревнях горы украшали фигурами из катаного снега, облитыми водою. Лица фигур рисовали углем.
      Катались здесь с горы на салазках, шкурах и рогожах. На санях — по одному, два, а иногда и по три человека. Последнее называлось катиться кораблем: двое располагались лицом друг к другу, а третий — между ними. На кожах и рогожах скатывались по 4 — 10 человек. Парни катались также на коньках (кониках) и просто стоя — несколько человек держались гуськом друг за друга, это называлось катиться юром.
      Среди крестьянской молодежи было принято использовать масленичное катанье с гор и для встречи постоянных пар — парня и девушки. Местами катанье парами считалось уместным в течение всей зимы, а не только на Масленицу. Из Орловского у. сообщали в Тенишевское бюро, что зимой делают скамейки (то есть обливают их водой и замораживают) и ледянки («подмороженные плетушки из решета»). На скамейке катаются парень с девушкой. Катанье сопровождалось шутками, озорством, хохотом. Тем не менее, как писал житель с. Неделина Калужской губ., забавы при парном катании «отличались большим благородством и вежливостью».
      В Юрьевском у. Владимирской губ. (1853) молодежь каталась на Масленицу с горы на скамьях и буках — низеньких соломенных корзинах, специально подмороженных. Как только утром кто-либо появлялся на горе, на него набрасывалась компания гуляющих и валила в снег.
      Во многих русских селениях Тверской губ. всю зиму катались с естественных гор только дети — мальчики. С первых дней Масленицы к месту катанья приходила вся деревня — «от мала до велика». Девушки и парни выходили на горку нарядными. Катались на катульках — досках, выдолбленных с одной стороны, намороженных льдом с другой и заостренных с одного конца. Здесь же молодежь пела песни.
      В Череповецком у. Новгородской губ. долбленки из дерева, «похожие на большое корыто», называли «корежками». На Масленицу здесь на «корежках», санках и шубах катались преимущественно подростки обоего пола.
      Тверские «катульки», а новгородские «корежки» в Ярославской губ. назывались «скачками» или «лодками». Во всю длину (аршина полтора) толстой доски выдалбливали углубление — до двух вершков. Иногда делалось и сиденье. Дно «лодки» обливали водой дня за два до катанья, к носу привязывали веревку. В скачок садился один человек и, искусно управляя им, скользил по крутым и пологим склонам естественных возвышенностей. Такое катанье взрослой молодежи было принято здесь только днем.
      По материалам Вологодчины описано парное и групповое катанье в течение недели Масленицы на шестах. На пологой горке укладывали параллельно жерди в виде рельсов, в полутора аршинах одна от другой, и обливали их водой. Катающиеся становились обеими ногами на одну из обледенелых жердей, брали друг друга за руки и скатывались вниз. Здесь же исполняли обычай, называвшийся «ездить бобром на молодом». Совершался этот обычай тогда, когда на горке появлялся кто-либо из мужчин-молодоженов, приехавших в данную деревню на несколько дней — гостить, как полагалось, у родителей молодой. Знакомые молодожена притаскивали розвальни без оглобель, насильно усаживали на них молодого, к нему присоединялось человек десять, вскакивавших и на ходу, и вся компания шумно катались под гору.
      В некоторых местах, по традиции, катанье с гор взрослых приурочивалось, как и катанье на лошадях, только к последним трем дням Масленицы. Такое ограничение отмечено, например, в описании 1850-х из Борисоглебского у. Тамбовской губ.
      В Ачинском и Енисейском уездах парни накануне Масленицы делали общую для всего селения высокую катушку — горку с политым водою ледяным скатом. Иногда сооружали несколько катушек — «поулошно», если в селении были четко выраженные территориальные компании молодежи. В течение масленичной недели ежедневно под вечер на катушку собирались шумные толпы парней и девушек, ребятишек, молодух. Парни «выказывали свое молодечество», спускались на санках «с головокружительной высоты», посадив к себе на колени одну или двух девушек. Катались и группами на «кожуре» (шкуре) и дровнях. По другому, тоже восточносибирскому описанию, «молодняк собиратца на катушке, катаюца на санках, на лодках, на шкурках, на снопах соломы. Шутки идут, а другой раз до драки дело доходит».
      В Пермском крае во время катанья взрослых в последний день Масленицы парню, скатившему девушку с горы, дозволялось поцеловать ее. В некоторых местах Пермской губ. бытовало, как и на Вологодчине, катанье компаний мужчин с молодоженом: «Под вечер в воскресенье — последний день Масленицы — женатые мужики приносили на катушку большой широкий луб. На луб валили сперва какого-нибудь новожена (то есть женившегося в последний мясоед), на него пластом валили другого, за ним какого-нибудь третьего и так всего 15 — 20 человек. Сверху уминал эту массу какой-нибудь молодец. Луб катился немного: сажен 5 — 6 при уханье и хохоте как зрителей, так и самих катающихся. Так катались весь вечер дотемна».
      В некоторых местах Архангельской губ. в связанных с молодоженами играх на горке участвовала и молодая. Здесь объектом внимания становились все пары, обручившиеся после предыдущей Масленицы. Молодожены подкатывали к горе на лошадях, и молодой сначала один поднимался на вершину, где его ждала компания холостых парней. Его усаживали в сани и начинали громко окликать молодую. Она поднималась на горку и садилась на колени мужа, обняв его одной рукой за шею. Парни не давали молодым скатиться вниз до тех пор, пока молодая не поцелует мужа назначенное число раз. Поцелуи считали громогласно; за промедление назначали штраф (должна поцеловать еще столько же раз) — все это называлось «солить рыжики на пост», или «промораживать».
      Менее широкое распространение, чем катанье на лошадях и санях, имели в XIX в. среди сельской молодежи прыжки через костер и взятие снежного городка. Первое в зимнее время традиционно было связано со сжиганием чучела Масленицы в Прощеное воскресенье. Так, в Гжатском у. Смоленской губ. (данные Чальско-Дарской вол., селений Скугарово, Холмы и др.) молодежь обоего пола делала в последний день Масленицы огромную бабу из соломы, вывозила ее на больших санях за околицу и там сжигала; при этом прыгали через костер.
      Судя по сообщению 1890-х годов из Череповецкого у., там через костер при сжигании Масленицы прыгали лишь отдельные смельчаки. Это кажется естественным, если учесть размеры костра в этом варианте: уже с утра Прощеного воскресенья мальчики-подростки свозили со всей деревни за ее пределы всякое старье — эта подготовка сама по себе составляла дополнительное развлечение. Собирали старые бочки, корзины, дрова — «в каждую избу заедут и что-нибудь выпросят». В сумерках к этой огромной груде собирались взрослые, дети и поджигали ее. Это и называлось «Масленицу жечь».
      В Пошехонском уезде, где обычай «сожигать Масленицу» сохранялся к 1880-м почти повсеместно, материал для костра молодежь начинала собирать с первых дней Сырной недели: дрова, солому, хворост, старые кадки свозили в поле. В последний день, после вечерни, парни и девушки шли туда и зажигали Масленицу. Размеры такого костра, строившегося в течение недели, были несовместимы, по-видимому, с обычаем прыгать через него — о прыжках в этом описании нет и речи. После сжигания Масленицы просили прощения друг у друга, шли просить прощения у тех, кто не был в поле, затем спешили по домам — успеть «заговеть» до 12 часов.
      В другом варианте (Ростовский у. Ярославской губ.) — через костер прыгали лишь мальчики, хотя собирали солому, деготь, дрова они вместе со взрослой молодежью. Собирались вечером, только перед самым сжиганием Масленицы. Девушки и парни стояли вокруг костра и пели: «Гори, гори, Масленица, Симионова племянница, пройдет семь недель, придет светлый день, будут пасху носить, будут яйца красить». Потом молодежь с песнями возвращалась в деревню.
      Взятие снежного городка, увековеченное в известной картине В. И. Сурикова(по непосредственным наблюдениям художника), бытовало преимущественно на Урале и в Сибири. Эта сложная затея, включавшая в равной мере элементы игры, спектакля и спортивного состязания, предварялась, как и катанье с ледяных гор, участием молодежи в строительстве специального сооружения. По описанию 1-й половины XIX в., на Енисее на Масленицу парни строили ледяную крепость с воротами. Она была довольно высокой — в ворота въезжали верхом. Одна партия занимала крепость и готовилась выдержать осаду. Другая — шла на приступ. Осаждающие были конными и пешими. Последние лезли на стену, срываясь под хохот зрителей со скользкой ледяной поверхности, а верховые должны были по одному прорваться в ворота. Осажденные метлами, хворостинами, нагайками хлестали лошадь, пугали ее, чтобы заставить повернуть обратно. Всадник с позором отступал под возгласы и улюлюканье собравшихся односельчан либо гордо врывался в крепость, оттесняя грудью разгоряченной лошади противников. Потом победители шли торжественно по селению с песнями, и всю ночь продолжались забавы.
      «Исстари в слободе Усть-Ницынской Тюменского округа, — писал Ф. Зобнин о своем родном селении, — в последний «прощеный» день Масленицы делается «город». На реке Нице или на слободской площади, где больше простору, складывают по круговой линии из снега, иногда изо льда, стены, в которых проделываются два столба. Сверх столбов кладется также из снега или льда дугообразная перекладина. Куски снега тщательно заливаются водою для того, чтобы крепче стояли. Предварительно же рыхлые столбы и перекладину с лицевой стороны украшают различными узорами больше всего посредством прикрепления к белому снегу по разным направлениям кусочков угля». Вверху на воротах ставили вылепленные из снега фигуры людей, иногда птицы или зверя. Перед закатом солнца большое количество народа собиралось смотреть, кто и как будет «ломать город». Как и во многих других случаях, развлечения молодежи, связанные со снежным городком, проходили на виду у всей общины, поведение участников подлежало непосредственному обсуждению.
      На верхней Оби молодежь делала городок иначе: несколько невысоких, со сводами наверху, толстых столбов снега, облитых водою, составляли лишь основание крепости. На своды настилали доски. На углах крепости ставили очень высокие столбы, обвитые соломой. По крепостному валу размещали снежные скульптуры. Игра и здесь проходила в «прощеный» день. К городку приходили все перед наступлением вечера.
      Начиналась атака конников и пеших под предводительством «генерала». Самый эффектный момент наступал после взятия крепости: зажигали соломенные столбы, и высокие факелы пылали в наступивших сумерках, освещая причудливые очертания полуразрушенной крепости и отражаясь в ледяных поверхностях.
      Во многих местах бытовал обычай съезжаться на Масленицу большими группами ряженых всадников. В Нерехтском у. Костромской губ. «в больших вотчинах в Сыропустноевоскресенье сбирается съезд из нескольких сот лошадей под названием обоза, который известен в Ярославле под именем околка». Верховые были одеты в соломенные колпаки и кафтаны.
      В XVIII и XIX вв. получает распространение крестьянская масленичная комедия, занимавшая центральное место в празднестве. В ней принимали участие персонажи из ряженых — «Масленица», «Воевода» и др. При этом зачитывались обширные стихотворные тексты юмористического или сатирического характера. Сюжетом для них служила сама Масленица с ее изобильными угощениями перед предстоящим постом, с ее прощаньями и обещанием вернуться на следующий год. Часто в представление включались какие-то реальные местные события, в качестве сатирического героя которых выступал масленичный блин. Это были местные крестьянские сочинения или городские, бытовавшие в сельской округе. Такие тексты переписывались, нх включали в рукописные сборники.
      Заканчивалась Масленица обычаем просить друг у друга прощения. В разных краях России сложились свои особенности, свой склад этого обычая, но суть всюду была одна — духовно-нравственное очищение через покаяние, через взаимное прощение прегрешений. После бурного веселья последней перед Великим постом недели обычай просить прощенья помогал ощутить переход к серьезным духовным задачам, к строгим семи неделям, продолжающимся до Пасхи, к повышению нравственных требований к самому себе.
       М. М. Громыко
 
       МАСТЕРСТВО, способность качественно выполнять те или иные виды работ или ремесла. Способность эта очень ценилась в Древней Руси. «Не то дорого, что красного золота, а дорого то, что доброго мастерства». Среди русского народа существовал настоящий культ мастера.
      «Мастерство везде в почете», — говорили люди. «Работнику полтина — мастеру рубль», «Не работа дорога — уменье», «Мастер один — а подносчиков десять», «Не за шило платят, за правило», «По закладке мастера знать», «В добрую голову — сто рук», «Дело мастера боится», «Всякая работа мастера хвалит», «Мастерства за плечами не носят, а с ним добро».
      О мастерах говорили всегда уважительно и с особой теплотой. «Он на все руки мастер», «Золотой человек, золотые руки», «К чему рук ни приложит, все кипит».
      Об их необыкновенных возможностях создавались всяческие легенды, порой просто баснословные. Им приписывались сверхчеловеческие качества. Например, легенда о Левше, подковавшем блоху, у которого был реальный прототип. О таких говорили: «На обухе рожь молотит, зерна не уронит», «Комар носу не подточит. Иголки не подсунешь (не подобьешь)», «Он из песка веревки вьет».
      Профессионализм и мастерство русских ремесленников были очень высоки. Древнерусские «кузнецы по злату и серебру» создавали золотые украшения с цветной эмалью, изящные изделия из серебра со сканью и зернью, красивое оружие, художественную чеканку, высоко ценившиеся во всем мире. Немецкий знаток ремесел Теофил из Падеборна (XI в.), описывая в своих «Записках о различных искусствах» страны, прославившиеся в том или ином мастерстве, назвал на почетном месте и Русь. Мастера, как правило, были грамотны, о чем свидетельствует множество надписей на бытовых вещах, стенах церквей, а также дошедшие до нас берестяные грамоты.
      Кузнец-оружейник ставил свое имя на выкованном им клинке меча («Людота Коваль»); новгородский мастер великолепного серебряного кубка подписал его: «Братило делал»; Любечанин Иван, токарь по камню, изготовив миниатюрное, почти игрушечное, веретенное пряслице своей единственной дочери, написал на нем: «Иванко создал тебе (это) одина дща».
      Велико мастерство архитектурных сооружений Древней Руси, и прежде всего храмов. Для их возведения понадобилось создание целой системы подготовки квалифицированных строительных кадров, их учета, предоставление им целого ряда специальных льгот. Строительные мастера в XVII в. не платили податей с земли или добра и не несли никаких личных повинностей, обязательных для тяглова населения (хотя с 1684 эти льготы были отменены). Им было разрешено вести мелочный торг и курить вино для личного употребления, что было признаком доверия к ним со стороны правительства. Все дела строительных мастеров и их семей ведали и судили, кроме значительных уголовных преступлений, в Каменном приказе. Мастера и подмастерья, находившиеся на службе в Каменном приказе, разделялись на целый ряд специальностей — градодельцев, городовых смышленников (занятых постройками военных сооружений), каменных дел здателей и пр. Некоторые мастера Каменного приказа получали постоянное жалованье, а кроме того, участвуя в какой-либо постройке — еще и поденную оплату.
      Больше всего мастеров было в плотничном деле. Об этом свидетельствовали деревянные храмы и дома, стоявшие в русских селах и городах еще в начале нынешнего века (сегодня сохранившиеся в основном на фотографиях). У плотников была своя проверка мастерства. «Клип тесать — мастерство казать» (сразу вытесать верный клин, без подтески, — такое же мастерство для плотников, как выточенный от руки правильной формы шар для токарей).
      Мастерство и мастера ценились как среди ремесленников, так и среди крестьян. Древние, отточенные до совершенства приемы труда у некоторых крестьян приобретали эстетический характер. Такие мастера в крестьянской среде ценились особо. Григорий Потанин, известный русский путешественник, рассказывал, как на Алтае ему довелось познакомиться с одним из таких крестьян. «Особого совершенства этот крестьянин достигал на жнивье, где результат труда его облекался в отточенную форму, доставлявшую эстетическое удовольствие ему самому и зрителям... Он прекрасно вязал снопы, прочно и красиво, и никто не мог лучше его завершить стога. Пашню Петра Петровича тотчас можно было отличить от прочих по красоте конических суслонов, которая зависит от пропорциональной завязки верхнего снопа, опрокинутого вниз колосьями и служащего суслону крышей; если перевязка его сделана слишком далеко от жнива, суслон выйдет большеголовый, если слишком близко — наоборот. Петр Петрович избегал обоих недостатков. И шейки всех суслонов приходились у него на одной высоте».
      Если мастерство высоко почиталось в народной среде, то неумелость подвергалась насмешкам, рассматривалась как своего рода нравственный порок. «За безручье (за неуменье) по головке не гладят», «За все берется, да все не удается» — говорит о таких народ. «За прогул да за неумение нет платы», «Нечем хвалиться, как все из рук валится», «Швец Данило, что не шьет, то гнило», «Рук не наставишь», «Всему учён, только не изловчён», «Парень-то тороват, да дела не знат».
      О неумелых работниках говорили: «Ни в дышло, ни в оглоблю. Ни в корень, ни в пристяжку», «Зимой с бороной, а летом в извозе», а о работниках, делавших работу слишком медленно, — «Улита едет, когда-то будет». Крестьянин, который не мог выполнить крестьянской работы, считался последним человеком. Подростков, не умеющих плести лапти, дразнили безлапотниками. Девочек, не сумевших еще в детском возрасте научиться прясть, обзывали непряхами, не умевших ткать на кроснах — неткахами, не умевших самостоятельно поставить стан «без подсказки матери» — бесподставочными. Презрительное отношение к неумейкам сохранялось в крестьянской среде всегда, вплоть до сер. XX в.
       О. Платонов
 
       МАТВЕЕВ Андрей Матвеевич(1701–1739), художник, один из основоположников светской живописи в России.
      В 1716 по указу Петра 1был направлен в Голландию, учился в Амстердаме, в 1725–27 — во Фландрии в Антверпенской академии художеств. Ранние работы «Аллегория живописи» (1725), «Венера и Амур» свидетельствуют об освоении новых для русского искусства мифологических сюжетов. С 1727 Матвеев возглавлял в Петербурге «живописную команду при Канцелярии от строений».
      Среди немногих сохранившихся работ Матвеева непринужденностью и правдивостью выделяются портреты И. А. и А. П. Голицыных (1728) и самое известное его полотно «Автопортрет с женой», отражающий новую культуру семейных отношений людей Петровской эпохи. Муж и жена выступают как равные, в их лицах светится чувство собственного достоинства, внимание и уважение друг к другу, искренняя любовь, дающая уверенность в себе.
       Л. Н. Вдовина
 
       МАТВЕЕВ Артамон Сергеевич(1625—15.05.1682), крупный политический деятель и дипломат. Сын дьяка. Один из самых образованных людей XVII в. Был воспитателем второй жены царя Алексея Михайловича —Натальи Кирилловны, урожденной Нарышкиной, которая выросла в его доме.