Июльская гроза

      -- Сморились аль испугались, что ль? -- спросил у Наташи старик, подвигаясь к детям еще ближе, чтоб они его слышали.
      -- Нам боязно стало, -- сказала Наташа.
      -- Да как же не боязно-то? -- согласился прохожий человек. -- Ишь жуть какая -- и льется, и гремит, и сверкает. Я-то ведь не боюсь от старости лет, от глупости, а вам чего же: вы бойтесь, вам это надо.
      -- А мы уж привыкли бояться, -- произнесла Наташа. -- Теперь нам не страшно. А ты сам кто, ты откуда?
      -- Я дальний, -- ответил старичок. -- Верст двадцать отсюда будет: племхоз "Победа", не слыхала?.. А я оттуда, я там по племенному делу рассыльным агентом служу: куда что пошлют, что скажут -- я готов. А нынче в колхоз "Общая жизнь" ходил, мне велели сказать, чтоб колхоз племенного быка себе взял. Им бык полагается. Пускай погонщика шлют.
      -- Сказал? -- спросила Наташа.
      -- Сказал. А сейчас вот назад ворочаюсь.
      Антошка встал на ноги и с интересом детства рассматривал чужого маленького деда, стоявшего на вымокшей земле на коленях, с кошелкой на голове. Ливень перешел в сплошной частый дождь с пузырями, и молнии вспыхивали уже далеко в стороне, откуда гром не успевал доходить сюда, умариваясь в дороге.
      -- Ну, иди, нам быка давно в колхоз надо, -- сказала Наташа.
      Старик молча глядел на детей под сумрачным долгим дождем.
      -- Сейчас тронусь, -- неохотно произнес он. -- Мне пора.
      Дед встал с земли и стал заправляться в дальнюю дорогу. Он крепко привязал свою кошелку обратно за спину и снял шапку с головы.
      -- Вам не дойти, -- сказал старик детям. -- Там дорогу теперь распустило, там земля густая, добрая, а дождь того гляди припустится...
      Он надел свою шапку на голову Антошки и, согнувшись, касаясь руками земли, велел ребенку полезть к нему в кошелку за спиной, сидеть там и держаться. Антошка сейчас же забрался туда, и ему стало в кошелке мягко и хорошо.
      -- А куда ты понесешь-то его? -- быстро спросила Наташа, готовясь изо всех сил вцепиться в лицо старика. -- Тебе кто наказал его брать?
      -- Понесу к отцу-матери его, куда ж еще! -- ответил дед. -- На ваш колхоз. И тебя туда же.
      Старик еще раз пригнулся, взял Наташу себе на руки и пошел под дождем по дороге в "Общую жизнь", унося на себе двоих детей.
      -- Ты не бойся, -- сказала Наташа брату, удобно сидевшему в кошелке против нее. -- Я за ним буду глядеть.
      -- Он не как ты, он сильный, -- сказал сестре Антошка.
      У старика надулись жилы на шее, он сгорбился, дождь и пот обмывали его тело и лицо, но он шел привычно и терпеливо по грязи и по воде.
      Дети молчали, ожидая, когда увидят свою избу в колхозе. Наташа боялась про себя, что, может быть, их двор уже сгорел от молнии. Старик из сбереженья сил тоже ничего не говорил, лишь однажды он прошептал про себя:
      -- Спасибо -- град не пошел. Он бывает с голубиное яйцо -- побил бы детей.
      Дождь лился мелкими частыми каплями; грозы уже не было. И вскоре Наташа увидела сквозь дождь прясло крайнего двора своего колхоза; здесь жили Чумиковы. Она не знала, что колхоз их так близко, и улыбнулась от радости. Значит, все было цело и пожара нет, а то бы люди бежали на пожар. А может быть, их дом уже сгорел и потух, -- и Наташа опять загорюнилась.
      Но вон ветла стоит, она растет около дома Наташи, она жива; вон соломенная крыша на ихней избе и труба с железным петушком... Наташа отвернула свое лицо от Антошки и осторожно вытерла его рукавом от дождя и слез.
      Около отцовского двора Наташа спрыгнула на землю. Антошку же старик внес в кошелке за спиной в самые сени избы.
      В горнице родителей Наташи, пережидая дождь, сидело много людей. Отец Наташи угощал их чаем с сеяным хлебом и наложил полную сахарницу колотого сахара. Здесь был председатель колхоза Егор Ефимович Проворотов, дедушка -муж бабушки, и незнакомый человек, неизвестно кто, ненужный кто-нибудь.
      Мать Наташи раздела дочь и Антошку и дала им на смену сухую одежду, обещая, что больше никуда их в гости сроду не пустит. А старичок, выжав с себя немного воды в сенях, уже сидел за столом в горнице, пил чай и рассказывал, как было дело. Председатель колхоза Егор Ефимович его знал -старик из племхоза только что был у него нынче относительно быка.
      -- Как же так! -- сказал Егор Ефимович, говоря отцу Наташи. -- На дворе гроза, ливень, буря была, а ты детей в Панютино послал?
      -- Они ушли, еще вёдро было, -- тихо ответил отец.
      -- А после вёдра враз буря нашла и гроза, -- говорил Егор Ефимович, -а ребятишки могли не успеть добежать до Панютина. Вишь ты как! А мы сидим здесь второй час, балакаем, а ты и не вспомнил про девчонку с мальчишкой ни разу.
      -- Чего зря говорить! -- с досадой ответил отец. -- Не сталось с ними ничего, целыми пришли.
      -- Да это-то хоть так! -- согласился председатель и поглядел на Антошку с Наташей, которые теперь стояли у притолоки и глядели на гостей, -- им было сейчас опять хорошо жить. -- И родной дед, старый долдон, -говорил председатель, -- знает, что к нему внук со внучкой в гости пошли, так он сам по грозе к зятю чай пить пришел и сидит -- не беспокоится...
      Дедушка Наташи молчал, и все другие люди тоже.
      -- Я спозаранку сюда в кооператив явился, -- промолвил дедушка. -Хотел крючок сазаний купить, и к вашему шорнику у меня дело было, мы с ним кумовья... А в нашей многолавке нет тебе никаких крючков -- вся рыба в реке цела живет, а мои снасти никуда стали. Думал в вашем кооперативе поживиться.
      -- Дело прошлое, -- мирно произнес Егор Ефимович. -- Дай-ка мне назад документ в племхоз, что я тебе давеча дал, -- и председатель протянул руку к отцу Наташи.
      Отец несмело выдал председателю бумагу.
      -- Гляди, Ефимыч, бык племенной, с ним надо уметь, -- сказал отец. -Аль и быка теперь не доверяешь, что мои ребятишки намокли?
      -- Пока нет, -- ответил председатель, -- не доверяю.
      -- Так кто ж тебе погонит-то? -- интересовался отец. -- В колхозе, кроме меня, едва ли кто отвечать за такое дело возьмется...
      -- А я вон с ним, может, слажусь, -- указал председатель на старичка из племхоза, хлебавшего чай внакладку.
      -- Право твое, -- согласился отец. -- Ишь ты -- какой бдительный! Иль заботу о малолетних кадрах почувствовал? Но бык -- дело одно, а девчонка с мальчишкой -- совсем другое.
      -- Верно, -- произнес председатель, пряча документ к себе, прочитав его весь снова. -- Ребятишки -- дело непокупное, а бык не то, быка и второй раз можно за деньги купить...
      -- Ух ты, во, гляди-ко! -- с радостью всей своей души сказал вдруг старичок из племхоза и, отодвинув блюдце, нечаянно бросил себе в рот еще кусочек сахару.
      Он перестал пить чай и засмотрелся на председателя, рыжеватого крестьянина лет сорока пяти, медленно глядящего на свет серыми думающими глазами.
      Наташе с Антошкой надоело слушать разговор, и они вышли на крыльцо.
      Дождь еле-еле капал. Стало смирно и сумрачно кругом повсюду; листья деревьев и трав, уморившись, висели спящими до будущего утра. Лишь далеко-далеко, в чужих и темных полях, вспыхивали зарницы, точно это смежались глаза у усталой тучи.
      -- Давай опять завтра к бабке в гости пойдем, -- сказал Антошка сестре. -- Я не боюсь теперь. Я люблю грозу.
      Наташа ничего не ответила брату. Ведь он еще маленький, измученный, и ругать его нельзя.
      Мать отворила дверь и позвала своих детей есть. Она уже сварила для них картошку и полила ее сверху яйцами, а потом сметаной. Пусть дети растут и поправляются.