25.

— Да, я звал тебя, Идущий-первым. Знаю, у тебя много дел. Но, думаю, тебе будет интересно: здесь цветет Тиама.

— Откуда ты?..

— Вижу.

Мужик резко сел на землю. И стал, как рыба на берегу, хватать ртом воздух.

— Эй, чего с тобой? Ноги или сердце?..

Склонился к Первоидущему, а тот от меня на заднице отползает. Еще и смотрит так, будто я его покусать могу.

— Спокойно. Все остаются на местах. Слышишь? Никто тебя не обидит. Не бойся. Говори, чего случилось? Говори…

Не знаю, сколько я болтал эту ерундень, но мужик таки успокоился. Тереть халат об землю перестал. И в глазах какой-то осмысленный блеск появился.

— Ну, а теперь, может, поговорим?..

Караванщик кивнул.

— Тогда говори. Слушаю.

— Прости, Много… — остаток приветствия заглушил кашель. Кашлял не я. Мне говорили, что увидеть цветок Тиамы и остаться живым может только ЕГО служитель.

— Ну и?.. всё еще не въехал я.

— Ты видел цветок и ты живой.

— Ну?

Пусть он сам скажет. Если решится. Делать чужую работу я не собираюсь.

Решился.

Вдохнул побольше воздуха и… прошептал:

— Ты служишь ЕМУ.

Смелый мужик. И сообразительный.

— Ну, служу. Дальше чего?

— Давно?

Кажется, караванщик ждал, что я стану все отрицать. Я его еще раз удивил. Наверно, от удивления он и ляпнул свое давно?

— Давно служу. Еще до встречи с тобой.

— Как же ты…

— Идущий-первым, мы будем дело делать или мою биографию обсуждать? Учти, ветер может и перемениться.

— Ветер?..

— Тиама ведь пахнет. Нанюхаемся и тогда всем писец.

— И тебе?

— Я видел цветок другого Тиамы.

— А как же?.. Мужик начал подниматься.

— Лепестки в ручье.

Большой белый лепесток качался на воде. А в нем, как в лодке расположились маленькая желтая птичка и черный жучок. Птица не взлетела, когда лепесток поднесло ближе к нам. Жук тоже не двигался.

— Видишь?

Караванщик зажмурился.

— Нет. Не хочу.

— Не бойся. Один взгляд не сделает тебя ЕГО слугой.

— Не хочу.

В голосе прибавилось твердости.

— Как хочешь. Но прикажи не пить из этого ручья.

Я остался один. Течение колыхало кораблик смерти, а тот зацепился за тонкие травинки, торчащие из воды. На берег быстро выбралась ящерка и замерла, не добежав до моих сапог. Еще две ящерки вылезли из воды. Метров за десять от меня. Эти спрятались в кустах. Ниже по течению весьма активно шевелилась трава. А на камнях мелькало то синее, то коричневое тельце. Кажется, там кто-то спешно эвакуировался из воды. Может, не слишком поздно.

— Много… уважаемый…

Вернулся Первоидущий. Вид у него был настолько озабоченный, что мужик забыл бояться.

— Та-ак, похоже, кто-то нахлебался воды…

Я не спросил, но мне ответили:

— Двое рабов и пятеро поалов.

— И они уже?..

— Рабы подохли до моего прихода, а смерть поалов я видел. Это… — караванщик отвел глаза, скрипнул зубами. Пусть так подохнут мои враги!

Мертвые поалы это плохо. Если грузовые придется распределять их груз между остальными. И терять время, которого у нас нет. Если верховые, тоже не очень хорошо. Пешком по пустыне далеко не уйдешь.

— Блин, а как мой Солнечный?!

— Его не поили.

— Слава богу!

— Много… уважаемый, это не всё.

— Ну? Чего еще?

Никаких трагедий я, признаться, больше не ждал. Но караванщик обрадовал меня.

— Я приказал набрать воды…

— И набрали из этого ручья?!

— И из этого тоже.

— Блин!

— И это не всё.

— Говори.

Это слово я выдохнул уже с рычанием. Мужик дернулся, но остался на месте.

— Все буримсы сложили вместе. И я не знаю, оставлять их или…

— Надеешься, только этот ручей отравлен?

— Не знаю. Но без воды мы…

Договаривать он не стал. И так ясно, что без воды нам всем хана.

— А с колдуном ты говорил?

— Мудрейший склоняется перед силой Тиамы, и не станет беспокоить ЕГО по такому ничтожному…

Ясненько, наш рыжий в это дело решил не лезть. Мудрый, в общем-то, поступок. Кто не делает ни фига, тот и не ошибается.

— Идущий, а на сколько нам хватит воды? Без этих мешков.

— На день.

— А если уполовинить норму? Это реально?

— Да. Я уже взял половину нормы. День. И не все переживут его.

— И за этот день мы до следующего колодца не дойдем, я правильно понимаю?

— Да, Много…

— Сколько до него?

— Пять дней. Если удача будет с нами.

— Знаешь, Идущий, чего-то затылок у меня ломит. С утра. Наверно, к буре.

— Блин!

Интересно, мужику просто слово понравилось или он понял, чего оно означает.

— Понятное дело, что блин, — согласился я. Похоже, то еще попадалово. Ладно, идем, посмотрим на эти мешки. Может, придумаем чего-нибудь.

— Я уже думал.

— Пробовать?

— Да.

— А рабов хватит?

— Если яд во всех буримсах…

— … то останемся без рабов и без воды, так?

— Да, Многомудрый.

Мужик таки сказал это. Не ожидал, что он решится.

— Вот что, Первоидущий, не надо вешать на меня этот титул!

— Но ты служитель Ти…

— Идущий-первым! Ты этого не говорил! Я этого не слышал! Все понятно?

— Да, Много… добрый и уважаемый.

— Так уже лучше. Идем к твоей воде. Пока без тебя ее ни начали пробовать.

— Без приказа не начнут, — уверенно заявил караванщик.

— Я и такой приказ не спешил бы выполнять.

— Ты ослушался бы приказа?!

— А вдруг последует команда отставить!… — объяснил я.

Мужик настолько удивился, что на секунду забылся. И что на ручей смотреть он не хочет, тоже забыл. Плывущий вниз лепесток мы провожали в четыре глаза.

Караванщик оказался прав: никто не рвался в герои. Рабы сидели на корточках и отдыхали. В тенечке. Поскольку никакого другого приказа не получили. Чуть дальше, но тоже в тени лежали водяные мешки. Буримсы. Лучшие буримсы делают из шкуры стумы. (Или из кожи?) Вода в таком мешке может сезон храниться. А в самом дешевом уже через день задыхается.

В этой куче-мале буримсы были всякие. И не меньше половины стумных.

Да, убытки кому-то светят неслабые. Плюс три грузовых поала… Плохо дело. Хотя, могло быть и хуже. Пять грузовых могло быть. И, судя по следам, нелегко эти звери умирали. Очень нелегко.

— Никого не зашибло?

— Нет. У двоих только пальцы…

— Опять?! Поводья отпускать быстрее надо. И когда только эти кретины научатся?

— Они не из моих погонщиков.

— Я рад за тебя, Первоидущий.

— Спасибо, Много… добрый.

Тяжело дался мужику этот мой титул. Но скажи он тот, что вертится на языке, и начнется паника. Все равно, что крикнуть бомба! в переполненном автобусе. Побегут все и во все стороны. Здесь почему-то считают, что служитель Тиамы так же опасен, как и Тиама во время цветения. Умные люди не так суеверны. Они могут даже находиться в обществе служителя. Какое-то время. Но между прикосновением служителя и харакири выбирают почему-то харакири.

— Идущий-первым, а ты уже позаботился о товарах?

— Их уже перегружают на моих поалов. Да будут неутомимы их ноги и крепка спина!

— На твоих? За часть товара или процент с продажи?

Сначала спросил, потом подумал: а оно мне надо? Ну, делает мужик свой бизнес, как может, ну и пусть себе…

Лицо караванщика стало подозрительно задумчивым.

— Скажи, Многодобрый, ты в прошлой жизни был купцом или Первоидущим?

— А ты? В этой?

— Первоидущий не может продавать товары…

— Но что мешает ему везти свои товары в своем караване?

— Ничего, но…

— А если у Первоидущего есть знакомый купец в караване, с одним поалом груза, то что помешает купцу продать еще два груза, если Идущий-первым его очень попросит?

— Ничего, Многодобрый, совсем ничего. Но ни один Первоидущий не берет с собой знакомого купца…

— Почему?

— Не знаю. Никто не делал этого. И не делает.

— Что, сдаете весь товар оптом и за полцены?

Мужик горестно вздохнул:

— Иногда три части из пяти отдавать приходится.

— Фигово. Но, думаю, ты станешь первым, кто сделает по-другому.

— Если удача не отвернется от меня. И от всех нас. Многоуважаемый, что ты будешь делать с водой?

Я? Делать?.. Хваткий, однако, мужик. С таким далеко можно пойти. Если не остановят. Интересно, а чего я с этого буду иметь? Кроме обычной платы…

— Что делать, Идущий-первым? Пробовать. Или щупать.

— Зачем щупать?

— А ты можешь на глаз отличить хорошую воду от ядовитой?

— Ну, если она…

— В буримсах.

Усложняю задачу караванщику.

— Тогда нет! Не отличу.

— Вот и я… хочу сначала пощупать.

Получится у дяди Леши хорошо. Нет кто-то станет делать очень неприятную работу. И, спорю на весь доход Первоидущего, этим кто-то будет не Леха Серый.

Разный материал по-разному щупается. Но есть буримсы нормальной температуры, а есть и повышенной. Словно на солнце полежали пару часиков. Ладно, сомнительные мешки приказал оттащить в сторону, оставшиеся еще раз перещупал. И левой, и правой рукой. Со стороны, наверно, забавно смотрелось. Типа, великий целитель исцеляет воду. Наложением рук.

Смех смехом, но еще один подозрительный мешок нашелся. Тепленький. Этот между двумя кучами положили. Ну, а дальше просто, как в лабораторной задачке: имеются два препарата и группа подопытных мышек. Вопрос: какой из двух препаратов нельзя вовнутрь? Примечание: отходный материал можно не вскрывать, отчет составлять и распечатывать не обязательно. Всё понятно, студент Серый? Приступайте к выполнению.

Приступил.

Начал с холодной группы. Четыре произвольно выбранных образца, четырех различных видов, четыре мышки… Время первого опыта минут десять. Летальных исходов ноль.

— Вторую кучу будем пробовать или так поверишь?..

Первоидущий задумался. Кажется, я знал о чем.

— Что, там есть и твои буримсы?

— Один.

— А среди рабов твои есть?

— Два.

— Тогда выясни, кто набирал этот…

— Уже спрашивал. Не помнят.

— Тогда пусть тянут спички.

— Как это?

Объяснил. Спички заменили травинками. За неимением спичек.

Опыт номер два. Исследуемый образец стумный буримс одна штука. Летальный исход один. Наступил через двенадцать секунд после начала опыта.

— Повторение требуется?

— Нет.

— Все ясно?

— Эти грузим. Трупы сжигаем. А с теми что делать?

И караванщик кивнул в сторону горячих мешков. Стараясь не смотреть на них.

— Я бы посоветовал присыпать землей, а потом очень аккуратно пробить. И еще… думаю, твоим друзьям, Первоидущий, лучше обходить этот оазис ну… хотя бы пару сезонов. А если точнее… как долго действует этот яд?

— Не знаю.

— Узнай. Или проверь.

— Я?!

— Ну, не я же.

Мужик посмотрел на меня так, словно я предложил ему допить то, чего не допил его раб. Бывший.

— Первоидущий, думаю, у тебя найдется хотя бы один враг, которому вдруг очень захочется зайти в этот оазис.

Блин, как мало человеку надо для счастья!.. Сделать гадость другому. Или только представить, что ее делаешь. И сразу на морде появляется улыбка. И уже не жалко пропавшего буримса.

Ох, Лёха, ну и язык же у тебя! Ты хоть болтай им через раз.

Вот только кто слушает свои собственные советы? Если и на чужие часто… с прибором.

— Спасибо, Многодобрый! Ты мне очень помог. А я закон знаю…

Не сомневаюсь, мужик. И закон, и все обходные пути ты должен очень хорошо знать. С твоей работой без этого никак.

— А вот я не знаю, чего делать с этим мешком.

Нагнулся, пощупал его еще раз.

Теплый.

Блин, теплый, но не горячий.

— А что с ним делать? Или грузить или закапывать. Как скажешь, так и сделают.

Все-то у мужика просто: как скажешь… А я вот не знаю, чего говорить.

— Вода эта не очень хорошая, но… Думаю, от нее не сразу умрешь. Да и потом… может, обойдется.

— Не надо думать о вкусе вина, — уверенно заявил караванщик. Вино надо пить.

Умная мысль, кстати.

— Пить, говоришь? Ладно, Идущий-первым, будем пить.

— Прости, Многодобрый, мне… надо проследить за погрузкой.

— Конечно, иди. И рабов с собой возьми. Оставь мне одного. Нет. Лучше двух. На всякий случай.

— Зачем?

— Ты же сам сказал: пить.

— А-а…

— Каких мне оставить? Одного покрупнее. Вроде, тебя или меня. Другой поменьше должен быть. С нашего великомудрого формами. Понятно?

— Да.

— Тогда отбирай кандидатов.

Кандидаты не спорили и не противились своей участи. Вот чего меня поражает в этих людях! Говорят, даже коровы мычат, когда их ведут на убой. Чуют что к чему. А этим… что жить, что умереть, что я, что мой сосед… Блин, не понимаю я такого пофигизма!

Короче, обрисовал подопытным ситуацию шансы пятьдесят на пятьдесят и дал выпить по глотку. Начал считать.

Десять секунд полет нормальный… Пятнадцать. Двадцать. На двадцать восьмой коротышка за живот схватился.

Я объект пощупал и к кустам направил. Облегчать желудок. На третьей минуте и оставшийся объект пошел подумать. Быстро пошел. И думал громко. Еще громче первого.

— Мне кажется, Многодобрый, этот буримс надо оставить здесь.

— Первоидущий? Ты уже вернулся или еще не уходил?

— Я подумал, что с погрузкой справится помощник.

— Правильно. А то на фига нужны помощники, если самому все делать? Малек, ты где?

— Здесь, господин.

Всё это время пацан был в двух шагах от меня. Но я его не замечал. Других дел хватало.

— Возьми этот мешок, пометь и погрузи с нашими вещами.

— Зачем?

Вопрос один, голоса два.

— Сначала тебе, Малек. Пометь, чтобы не перепутать. Я бы не советовал пить это в больших количествах. Понял?

— Слушаю и слушаюсь, господин.

— А теперь ты, Первоидущий. Чего ты там хотел спросить?

— Зачем брать буримс, если в нем плохая вода?

— Я найду ей применение.

— Какое?

— Понимаешь, у каждого есть свои маленькие секреты. И у Первоидущего, и у…

Я вытер лоб правой рукой, и мой собеседник резко побледнел. Может, увидел знак на ладони?

— Прошу, Много… добрый, не говори больше ничего. Я всё понял. Думаю, мне нельзя слышать остальные твои слова. Прости, что спросил…

— Кстати, Первоидущий, а ты слышишь этот свист? Или у меня с ушами чего-то…

— Кажется, слышу.

Кажется… Вид у мужика настолько обалдевший, что и симфонический оркестр он, кажется, услышит. И увидит.

— Малек, а ты… Блин, чего ты делаешь?!

— Выполняю приказ…

— Я сказал пометить мешок, а не обсы…

— Я и мечу.

— Твою ж мать! А по-другому нельзя было?

— А как я его в темноте отличу?

— А теперь как ты отличать станешь?

— По запаху.

Ну, о чем с этим умником говорить? Блин, и ведь твердо уверен, что поступил правильно.

— Ладно. Бери и пошел на… Стоп! Ты свист слышишь или нет?

— Слышу. Слабый.

— Тогда быстро к нашим поалам. И надежно привяжи мешок!

Мне наш многорыжий за каждую плошку этого пойла сабир заплатит.

— Стоп, Малек! Сначала два слова по секрету.

Пацан бросил мешок и подошел. Любит он секреты. Очень.

— Если подсунешь это пойло Кранту, то я такую дрянь потом приготовлю все поалы каравана воспылают к тебе горячей страстью.

— Го… го… господин, простите! Клянусь, не буду! Я только так подумал!..

— Всё, свободен.

Подумал он. Знаю я этого мыслителя. Он подумает, а у моего оборегателя расстройство желудка случится. На неделю. Оно мне надо, такое счастье?

Малек утопал. Согнулся, словно не буримс, а целого поала на себя взвалил.

— Первоидущий, где лучше переждать бурю?

— В оазисе.

О, мужик уже в норме. В голосе твердость и командирский тон прорезались, в глазах ум и сообразительность…

— А если в нем цветет Тиама?

— Тогда… — на миг задумался. Ты слышишь его запах?

— Сейчас нет. Но когда услышу, нам всем, думаю, будет уже всё равно.

— Тогда уходим. Быстро.

Мы остались вдвоем. Я и мой оберегатель.

— Крант, наш Идущий-первым так спешил, что совсем забыл про одно дельце. Надо пробить оставшиеся буримсы. Нельзя их так бросать. Сделаешь? Только очень аккуратно. Не хочу, чтоб эта дрянь попала на тебя.

— Я тоже не хочу. А почему так нельзя бросить?

— Я потом объясню. Давай делай. Быстрее начнешь, быстрее сядем… на поалов.

26.

Всё когда-нибудь заканчивается. Наш поход тоже закончился. И, как сказал Первоидущий, очень даже удачный.

Ну, если всё, чего с нами было, тут считается удачно прогулялись, то мне воображения не хватает представить неудачную прогулку.

— Из неудачного похода не возвращаются, — сказал караванщик.

На полном серьезе, между прочим, сказал.

Не шутят здесь с такими вещами.

Я не спорил. И не собирался даже. Если надо выбирать между смертью и жарой, то жару и потерпеть можно. Кстати, не так и жарко было в последние дни. То ли погода изменилась, то я привык.

Я ко многому привык за это время. Дремать в седле привык и ссать не слазя с поала, мыться литром воды, чуять время Санута и будущие неприятности. Еще кой-чему научился. Без чего прекрасно обходился в прошлой жизни. Но реагировать на колдуна, как на стихийное бедствие, пока не научился. Только идиот будет злиться на снег за окном. Ну, значит, я не такой умный, как хотелось бы.

Зато красивый, как говорит Марла.

А в Урламбо я посмотрелся в зеркало и согласился с ней.

Вот только меня, красивого, испугаться можно. Особенно вечером. И в пустом переулке. Я и сам, признаться, испугался того, кто глянул на меня из зеркала.

Худая, сильно загорелая рожа. Тело тоже похудело. Согнала жара с меня лишний жир. Хоть и не был я никогда толстым. Не в кого, вроде. Но на работу я не верхом ездил, под небом голубым тоже спать не часто приходилось. Да и рацион другим был. Вместе с режимом и вредными привычками. Выражение глаз, кстати, тоже другим было. Не злее или добрее, а другое. Словно я на брата-близнеца смотрел. Что в кино охотника за головами играет. Или мастера по выживанию, что и на мотоцикле может, если вертолет утонул. Осталось мне морду разрисовать и на шею связку ушей повесить. Для правдоподобия. И хоть сейчас в кадр.

Хорошо Натка меня таким не видит. Или Ларка. Ну, насчет Натки я еще сомневаюсь, а вот Ларка точно на порог такого красавца не пустит. Еще и охрану вызовет.

А потом я увидел Кранта. И опытным путем выяснил, что вампиры этого мира в зеркалах отражаются. Вот кому можно сниматься без грима! И без всяких там накладных клыков и контактных линз.

А ведь это мысль!

Сесть по свободе за сценарий Солдат удачи против вампира и посмотреть, чего получится. Не всё ж Записки черного хирурга кропать. Хотя… ну, какой из меня писатель? Да и сценарий кому здесь на фиг нужен? Если я всё правильно понял, ни телевизора, ни кино тут нет, и в ближайшие пятьдесят лет не будет. А потом мне всё станет по барабану. И пятьдесят это если удача не отвернется… Без удачи даже улицу переходить не стоит. В любом из миров.

Ну, ехал я себе спокойно по улице, никого не трогал. Головой еще вертел первый раз я в Урламбо можно и по сторонам поглазеть. Забавные тут дома строят. С крепкой дверью на первом этаже. С бойницами на втором. Небольшими окнами на третьем и садом на крыше. Все дома как по одному проекту сделаны. Только украшения разные. Двух похоже украшенных на улице нет. И заборов нет. Дома широкие, бойниц на десять-двенадцать. А между домами переулки. Если на поале по такому ехать, то колени за стены цепляться станут. На самой улице два каравана разойтись могут, еще и для прохожих место имеется. И для лоточников, что свой товар на голове носят. Бросаешь торговцу денежку, и цапаешь с лотка пирожок. Удобно. С поала слазить не надо. И больше одного не сцапаешь. С батон величиной эти пирожки.

Вот я жевал батон с мясо-овощной начинкой и высматривал лоточника с напитками, вдруг вижу граната! Выкатилась из переулка и аккурат к нашему каравану. А я ни сказать, ни крикнуть. Здоровенный кусок в рот запихал и языком не проверну.

Как я из седла выпорхнул и в ближайшую нишу влетел не знаю, не помню. Прижался к двери и считать начал. До десяти досчитал ничего. Тишина и на счет двадцать. В смысле взрыва нету. А на улице как шумели, так и шумят. Словно бессмертные здесь живут. Что каждый день друг под друга гранаты подкладывают. И под дорогих гостей. Чтоб им не обидно было. А я вот в местную традицию не въехал. Испугался чего-то, дурашка.

Ладно, осторожно высунулся посмотреть, чего там с гранатой делается. Оказалось, ничего не делается. Лежит она посреди дороги, недалеко, кстати, от моего укрытия, а над ней поалы идут. И ни один на нее не наступил.

Умные звери…

Только подумал, последний поал наступил на гранату.

Ну, взрыв я опять из ниши хотел услышать. Ни фига. Даже на счет двадцать.

Еще раз высунулся посмотреть. Последний поал, как шел себе, так и идет. Не хромает. Все лапы на месте. Рядом поаловод идет. И не похоже, чтоб его осколками посекло, если уж тут гранаты с глушителем делают. Ну, а там, где граната лежала, чего-то странное виднеется. Красноватое. С бурым.

Ну, подошел я к этому. Посмотрел. И ни фига не понял.

— И что это за хрень была? И с чем ее едят?

Вслух я спросил. И довольно громко. Удивился настолько, что сам с собой разговаривать начал. Хорошо хоть пальцем не стал тыкать непонятно в чего. Или на зуб пробовать.

— Это биста. Его ни с чем не едят.

— Почему?

Сначала спросил, потом оглянулся. Хотя мог и не оглядываться. Если Малек со мной болтает, значит Крант рядом стоит.

— А зачем его с чем-то есть? Биста и сам вкусный.

— Да?

И я покосился на красно-растоптанное. Не выглядело оно вкусным. Или хотя бы съедобным. А вот плевок с парой выбитых зубов очень даже напоминало.

— Биста очень вкусный, господин. Очень! Особенно переспелый.

— Ну-ну. Поверю, когда попробую.

— Тогда нам на базар надо! Или туда, где биста растет.

Малек чуть ни подпрыгивал от нетерпения. А вот Кранту настолько было всё параллельно, что он, похоже, спал с открытыми глазами.

— Ну да, мы сейчас всё бросим и за твоим бистом пойдем, а где потом наших искать?..

— В Солнечном поале! Первоидущий там всегда останавливается.

— Это он сам тебе сказал?

— Он Мудрейшему говорил, а я услышал.

— А они тебя видели?

— Нет, господин.

— Даже колдун наш? Да не изотрется его халат на заднице.

Малек фыркнул.

Не знаю, чего он смешного нашел. Пожелание, как пожелание. Но Ассу оно почему-то не нравится.

— Я не смотрел на него, и Мудрейший меня не заметил.

— Ладно, не заметил, так не заметил. Да отличат его глаза красавицу от поалихи. Хватит смеяться! Где тут базар, знаешь?

— Найдем, господин!

— Кстати, биста из этого переулка выкатился.

— Тогда идем туда!

Энтузиазм у пацана, прям, через край перехлестывает.

— Крант, а ты чего скажешь? Пойдем?..

— Как пожелаешь, нутер.

Вот бы чей пофигизм смешать с Мальковым энтузиазмом. Глядишь, у обоих хорошее настроение получилось бы. И мне спокойней.

Идти между домами оказалось интересным занятием. В длину дома меньше, чем в ширину. И на узкий переулок не выходит ни одно окно. Только двери. На первом этаже. Две слева, две справа. Одна в начале дома, другая в конце. И аккурат напротив соседских. Да еще решетки на дверях. Если соседи одновременно откроют эти решетки, то по переулку не пройдешь. Может, и делают это на ночь глядя. Чтоб некоторые, особо экономные, переулок в бесплатный туалет не превратили.

А днем переулок выглядит достаточно чистым. И без характерного запаха. Широкие плиты-ступени подметены, а может и вымыты. Как в каком-нибудь германском городке.

Еще одна граната запрыгала к нам по ступеням.

Я оглянулся к Мальку.

— Лови свою бисту.

Он презрительно фыркнул.

— Это не биста.

— Да? Тогда чего это?

Я резко остановился. Крант почти коснулся меня, но в последний момент отпрянул.

— Это было бистой. А теперь это грязь.

— Почему?

— Потому, что упало.

Малек, кажется, удивился, но если господин спрашивает…

— Ладно, пошли дальше.

Чего-то мелькнуло под ногами, ухватило плод и тут же, на месте, село жевать его.

Ящерка. Чуть больше кошки. И совершенно ручная. На руки, понятно, не лезет, но нас не боится. Точнее, не обращает на нас внимания. Еще две ящерки бросились за следующим плодом. Одна поймала и зашипела на неудачницу. Та зашипела в ответ и побежала дальше. К чему-то серо-зеленому.

И тут же оказалась в пасти большой ящерицы, что пряталась под этим серо-зеленым.

Я остановился. Посмотрел на сонно-равнодушную морду, неторопливо хрустевшую неожиданным обедом, повернулся к нортору.

— Крант, а нас так не пожуют?

— Нет.

— Ты уверен?

Оберегатель кивнул. Но я не торопился дальше.

— Думаешь, эта тварь уже наелась?

— Нет.

— Ну, так…

Идти мимо зверушки, что ростом с добермана, чего-то не хотелось. К тому же эта зверушка совсем не вегетарианец.

— Хозяин, нас больше, — сообщил Малек.

— Думаешь, она умеет считать?

— И мы не спим. И не охотимся здесь.

Раздел территорий, значится. Понятненько. Если забрался на чужую, то не подставляйся.

— Знаешь чего, Малек, я разрешаю тебе идти первым. Здесь. И сейчас.

— Спасибо, господин!

И столько счастья в голосе, что мне аж неловко стало. Словно пацан получил все награды этого мира. Может, и впрямь зверушка совсем безобидная?..

Мы вышли из переулка и то, серо-зеленое, оказалось деревом. Похожим на елку. Только иглы длинною в ладонь. И растут пучками, вниз. А еще на дереве красные и синие сосульки висят. Не хватало только деда Мороза со Снегуркой и подарков. Хотя, один подарок я уже видел. Зубастый. Если остальные такие же, то извините, дорогие хозяева, я очень спешу.

Только подошли к елке и сразу стало темнее. Как вечером.

Ну, повертел головой, посмотрел наверх облако. Небольшое, светло-серое. Прикрыло солнце. И тут же послышался странный треск и шорох.

Сосульки.

Они лопались в длину. Становились толще. Разворачивали широкие лепестки, выставляя наружу желто-мохнатое нутро. Легкий порыв ветра, и дерево оказалось в облаке пыльцы. Яркой, блестящей. Словно началась золотая метель.