95.

Проем, куда свернул Меченый, я нашел легко и просто. Так же легко и просто перешагнул порог. Широкий, каменный. И ступил на плотно утрамбованную почву. Из полуночного кошмара попал в добрый вечер. Где и солнце еще не село. Где за длинными столами устроились здоровые мужики. А перед каждым вместительная кружка. Закусь чисто символическая. Бутылок на столах вообще нет. Но и без них все счастливы и довольны. А больше всех доволен Меченый. Стоит в широком проходе, между столами, и рукой над головой трясет. Как спортсмен, избивший очередной мировой рекорд. И приветствовали Меченого как того спортсмена: топали, свистели, кружками о столы стучали. Только репортеров и фотографов для полноты картины не хватало. Ну, я и решил заменить одного из репортеров, интервью, так сказать, взять. Подошел к Меченому со спины, а он так и не повернулся, будто шагов моих не слышал, хлопнул его по плечу и спросил:

— Мужик, ты чего здесь натворил?

А «мужик» развернулся и в дыню мне заехал. И это вместо «добрый вечер, хозяин». Знать бы, что мне будут так «рады», с порога здороваться стал бы. Кулак-то у Меченого здоровый, да и сам он мужик не из хилых. Приложил мне так, что я в своих ногах запутался, и звезды среди бела дня увидел. Еще и возле забора оказался. У самых открытых ворот. И медленно сползать по ним начал. Спиной. Ну, не получалось у меня на ногах держаться, и всё тут.

А Меченый стоял и смотрел на меня. А выражение лица у него было такое, что скажи он: «Порву, как Тузик шапку!», — я бы поверил, не задумываясь. Потом он двинулся ко мне, и я понял: порвет! Или зарубит. С таким мечом в руке точно зарубит. А когда он оружие достал, я в упор не заметил. Может, еще до моего «интервью». Но три мужика за Меченым очень уж неподвижно лежат. Вряд ли просто отдыхают.

А я ни спросить, ни сказать… Словно меня не кулаком приласкали, а грузовиком сшибли. Обычно, я куда лучше удар держал. Не грузовика, понятное дело. Расслабился я, похоже, за надежной крантовой спиной. Никакого запаса прочности не осталось. И никакого оружия под рукой. Даже камня. Хотя… камнем Меченого останавливать, что слона дробиной.

Странная, блин, штука этот защитный инстинкт. Знаю же, что никакого оружия у меня нет, да и не противник я Меченому. Ну, так сложи, Леха, лапки и покорись неизбежному. А «лапки» складываться не хотят. Шарят по воротам, чего-то ищут. Будто найти могут. Ручку там. Или ножку. Или меч-кладенец, что сам за меня всё делать станет.

И таки нашли!

К счастью, не меч, а всего лишь тесак. Любимый поварский инструмент, типа. Колбаску таким хорошо рубать, арбуз располовинить, и на охоте с таким не пропадешь. Нужная вещь, короче, надежная. Прям, сама в руку просится.

Да только не дается.

Не знаю, чей тесак, и кто его в ворота вогнал, но левой рукой, да еще обратным хватом, я взять его не смог. Правой сумел таки выдернуть, но не удержал. Слишком уж много сил в выдергивание вложил. И злости. Рванул правой рукой из-за левого плеча, да со всей дури и… не удержал.

Далеко тесак, понятно, не улетел. Все-таки не метательный нож, но попал очень уж удачно.

Или наоборот.

На собирался я убивать Меченого. Только остановить хотел. Но не живут долго с такой раной. У меня «броник» точно в том же месте пробит. Т его прежний хозяин, уж на что классным лекарем считался, а тоже того…

Меченый остановился. Даже назад качнулся. Пары шагов до меня не дошел. Посмотрел на нож в своем животе, на меня… Очень удивленным лицо у мужика стало. Вроде бы, по всем правилам выигрыш ему светил, а кто-то другой вдруг взял и банк сорвал.

Ну, а я… как сидел у ворот, так, не поднимаясь, и стал отползать в сторону. Чтоб, значится, за воротами оказаться. С такими ранами долго не живут, но и не умирают вот так сразу. А как Меченый с оружием обращается, я видел.

Странно, но никто из зрителей не вмешался. Сидели, пили, о чем-то болтали. Один из лежащих, тот, что в проходе, тоже вдруг сел. Повернулся ко мне. Крупный мужик, длиннорукий. Кажется, я где-то уже видел его. Раньше. И этот двор. С рядами столов и широким проходом между ними. Песок еще на земле…

Когда Меченый начал падать, я уже сидел на пороге. Машинально качнулся назад, подтянув колени к груди и… вывалился в коридор. Знакомый коридор подземного гаража. Проем передо мной быстро темнел. Последнее, что я в нем увидел, это Меченый стоит на коленях и… улыбается.

— Ты напрасно вошел в чужой сон.

— Чего?

Я всё еще пялился в темный проем. А кто там болтал у меня за спиной, мне было по фигу. Первые пару секунд.

— Из чужого сна трудно проснуться.

Так заумно выразился старик-прорицатель. И стоял он грамотно. Метрах в трех от меня. Сразу б я его не достал. Даже если бы очень испугался.

Но опасным он для меня не казался.

Скорее наоборот. Я для него.

Может, он и нашу с Меченым веселуху видел…

Не удивлюсь, если дед меня за маньяка принял. Я и сам, признаться, не ожидал от себя такой прыти. Прирезать мужика только за то, что он в морду мне двинул. Ну-ну. Хорошо же на меня этот храм действует. «Добрее и мудрее» делает. Еще немног, и я сам себя бояться стану.

Хорошо хоть Лапушка моего позора не видела.

Блин, а что я жене Меченого скажу?!

Я ведь за него, вроде как, отвечаю. И за нее тоже.

Попадалово, однако.

Что будем делать, доктор Леха? Возвращаться и лечить? «Лечить», в общем-то, хорошая мысль. Но возвращаться плохая примета. А возвращаться туда мне почему-то совсем не хочется.

«Не хочется не делай!» как советовал один знаток по правильному планированию жизни. А знатоков слушаться надо. Они за свои советы деньги получают. Немалые.

— Уходить надо, пока нас отпускают.

Еще один советчик нашелся. А совет совсем не глупый, кстати.

— Дед, а ты сюда как попал?

«Стреляли, однако», — дед не ответил.

Только к стене без проемов отступил и настороженно наблюдал, как я поднимаюсь, и на своих двоих пытаюсь устоять.

Устоял. Без всяких проблем.

— Уходить, говоришь, надо? Ладно, уходим. А все остальные как?

Из «всех остальных» меня Марла и Первоидущий больше всего интересовали. Ну, а другие постольку поскольку. Они проходят по самому краю моей жизни. Чего-то вроде фона, на который и внимание-то особо не обращают.

— Они тоже уйдут. Если смогу.

Вот только это «если смогут» не очень убедительно прозвучало. Засомневался я малость в словах старика. Прорицатели ведь тоже не всегда правду говорят. Как и врачи.

— А если не смогут, что тогда?

— Тогда они останутся здесь. В своих снах.

— А разбудить? спросил я у дедовой спины.

— Войдешь в чужой сон, там можешь и остаться, — предупредила меня спина. На ходу.

Шел дед быстро. Словно что-то гналось за ним. Ну, и я старался не отставать. Охотничий инстинкт сработал. Тот, что гнаться за убегающим заставляет.

— А если я войду, а ты меня подержишь?..

— Как подержу?

Старик остановился. Оглянулся. Тут-то я его и настиг.

— За руку подержишь! Вот так.

Сжал прохладные тонкие пальцы. Шагнул к темному проему.

— Дадим Лапушке шанс, а?

Не ожидая ответа, я сделал шаг вперед и… оказался на плоском широком камне.

А вокруг, насколько хватало глаз, была равнина. С густой цветущей травой. Невдалеке шелестели листьями тонкие деревца. Их редкая плоская крона давала рассеянную тень. Больше всего эти деревья напоминали открытые зонтики. Деревья тоже цвели. И одуряюще пахли. Я чуть с камня не свалился, когда унюхал этот аромат. В нем смешался запах ландыша, валерианы, свежего огурца и еще какой-то пряной зелени. Обычно, такие запахи нравятся женщинам. И кошкам.

Ветер по-прежнему дул в мою сторону, и я начал задыхаться в этом аромате. Мечтать здесь о противогазе глупо, а спускаться с камня и менять дислокацию… где гарантия что я «вернусь из чужого сна»?

Спасибо старику за эту дурацкую формулировку. Она в момент прочистила мне мозги и напомнила, за каким я сюда заявился…

Мое дело Марлу найти, а не цветочки нюхать.

— Лапушка, подъем! Пора просыпаться!!

Странно прозвучал мой голос над этим пейзажем. Как детский вопль в разгар делового совещания: «мама, хочу пи-пи!»

Как детенышу нечего делать на совещании, так и мне в мире трав, деревьев и закатного солнца. Не знаю, чего Марла забыла в этом мире, где людей нет и, похоже, не скоро будут. Остаться единственным человеком среди равнинных хищников и быстроногой дичи? Лапушке в Маугли захотелось поиграть?

— Марла, я знаю, ты меня слышишь! Отзовись! Ау!!

И почему говорят: «орут, как в лесу»? В степи тоже покричать можно. С большим удовольствием. Что я и делал. Пока ни услышал эхо. С двух сторон, почему-то.

Тогда я захлопнул пасть и огляделся.

Из травы за мной наблюдали две кошачьи морды. С повышенным таким вниманием.

Морды слишком большие даже для матерого домашнего кота, но с наивно-любознательным выражением, какое бывает у слегка подросших котят.

Что я там говорил о большом мире и быстроногой дичи? Похоже, этот мир не только большой, но и голодный. А в таком месте всегда думают сначала о ближнем, а потом о себе.

Вот эти киски и думали обо мне. Облизываясь и предвкушая.

В последнее время я стал большим гурманом. Научился из местных трав делать пять разных соусов. Под любой из них подметку можно съесть. Или кошку. Сырую.

Я, конечно, не такая сволочь, как прикидываюсь. Я еще хуже, но об этом мало кто догадывается. Котята эти ни о чем подобном и не догадывались. Не для того их кошка родила. Меня они воспринимали как дичь. Не очень быструю и совсем не опасную. И с которой можно поиграть.

На вид этим котятам месяца три. А как они играют друг с другом я уже видел. В зоопарке. От игры до настоящей кошачьей разборки всего один удар когтем.

Я не против игр или разборок. Делайте, чего хотите, только без меня.

О чем я и сказал зверушкам.

Они только зашипели в ответ.

— А ну брысь, пока хвосты целы!

Не хотелось бы использовать Нож против котят. Но если придется… (Не знаю, почему я про Нож рядом с Меченым не вспомнил).

Ситуацию, конечно, и по-другому можно повернуть.

— Лапушка, ау, на помощь!! Меня тут жрать собираются!!!

Услышали меня, наверно, и в тех горах, что у горизонта.

Котята прижали уши и оскалились. Похоже, играть с такой громогласной дичь им уже не хотелось.

Порадоваться победе разума над силой я не успел. Из травы появилась еще одна черная кошка. Куда больше и опаснее этих двоих. Наверно, мать или отец усатых-хвостатых.

А мне вдруг резко захотелось обратно. К деду-прорицателю, в Храм или подземный гараж куда угодно, только бы отсюда.

— Марла, я ухожу! Если ты меня слышишь, просыпайся и догоняй!!

Откуда-то из травы донесся кошачий вопль. Кажется, я разбудил еще одну пантеру.

Она выскочила из-за деревьев и большими прыжками бросилась ко мне.

Блин, в какой же голодный мир меня занесло!

Я попятился.

Внезапно стало темно. И куда-то исчез одуряющий запах цветов.

Уже в коридоре Храма я вспомнил, что Марла тоже имеет отношение к кошачей породе. Черные Кугары так называется ее клан.

Но те кисли, что облизывались на меня из травы, выглядели слишком уж диким, чтобы мне захотелось вернуться и поискать еще. Ну, не смог я вытащить Марлу оттуда, так что мне теперь диким кошкам себя скормить?..

Я разжал руку и быстро отошел от старика. Словно он мог втолкнуть меня обратно. Если бы догнал.

Коридор казался бесконечным. Его спираль медленно разворачивалась. Куда медленнее, чем мне хотелось. Слева мелькали темные проходы, но ни в один из них меня не тянуло зайти. Теперь я шел возле правой стены и думал вслух. Говорят, общение успокаивает нервы. Вот я и общался… сам с собой.

— …а если думаешь, что я трусливо сбежал от героической борьбы с трудностями, так я адресок начеркаю. Вернись и борись. Решительно и до победного. А потом сообщи, кто победил. Можно даже через газету. На первой странице. Я еще помню, что такое газета.

Не знаю, как долго я общался с собой, но на слове «газета» старик меня остановил. Решил, что с него хватит незнакомых слов, и моего бурчания. Всё хорошо в меру. Даже плач об утерянной любви. Или кем там Марла для меня была?..

Кем была я объяснять не стал, но «плач» прекратил. И очень вовремя, как оказалось. У меня хватило сил и внимательности найти проем, куда свернул Первоидущий.

— Зайди и сделай, что сможешь, — предложил старик, протягивая мне руку.

И я внял совету.

Шагнул в арку проема, вцепившись в ладонь провидца. Героическим исследователем чужих миров, готовым справиться с любой опасностью, я себя не чувствовал. Скорее, перепуганным детенышем, которого мамаша во второй раз привела к стоматологу.

В первый раз всегда всё по-другому. Чего не знаешь, того не так боишься. Вот сделать второй прыжок с вышки мне было куда труднее. И я мысленно приготовился ко всяким неприятностям.

Ну, должная подготовка всегда гарантирует результат. Правда, результат может быть любым. Даже тем, который нужен. Но это, если очень повезет.

Мне повезло. Первоидущего я нашел. А возле него еще троих. Двух женщин с закрытыми лицами и мужчину. Одна из женщин, в короткой кофточке и полупрозрачных штанах, танцевала. Браслеты на запястьях и лодыжках позвякивали. Вторая женщина что-то сказала, и браслеты оказались на подносе, где уже лежали какие-то драгоценности. А танцовщица стала исполнять танец живота. На смуглой коже поблескивал пояс из крупных граненых камней. В итоге, пояс и то, чего было на подносе, запихнули в шкатулку и обменяли на горсть монет.

Монеты выложил мужик, не Первоидущий, и он же шкатулку взял. Покупательница, точнее выбирательница, не спеша поднялась с подушек и направилась к двери. Каждым жестом подчеркивая, что оказывает великую честь и этой лавке, и всем тем, кто в ней находится. Знал я подобную фифочку. Та тоже считала, что земля должна быть благодарна ей за то, что она ходит по земле. У меня прям руки зачесались: завалить бы эту выбирательницу обратно на подушки и проверить, чего такого необыкновенного она прикрывает своими одежками.

Похоже, подобная мысль возникла и у Первоидущего. Но он ее не осуществил. Не знаю уж, почему. Вместо ушедшей стервочки, призвал к себе танцовщицу.

Нет, валять он ее не стал. Только погладил по бедру и приказал… одеться.

Так я посмотрел стриптиз наоборот.

Одеждой тут оказался большой кусок полупрозрачной ткани., в которую танцовщица как-то по-особому завернулась. Да еще полкило украшений навесила и надела на себя везде, где они могли удержаться.

«Одетая» танцовщица выглядела куда наряднее новогодней елки.

Потом Первоидущий решил развлечься скромным обедом или основательным перекусом. То, что за окнами лавки не вечер, это я сразу сообразил. Но точнее со временем не определился. Выходить из-за такой ерунды на улицу чего-то не хотелось. Да и старик крепко за руку держал.

— Доброго дня, Первоидущий. Так и будешь без меня жевать или поделишься?

Ну, надоело мне быть зрителем на чужом пиру. Не скажу, что я так сильно проголодался, но эти двое старательно делали вид, будто меня вообще нет.

Зато когда я заговорил, меня сразу же заметили. И не только эти двое. В лавке еще и охранник имелся. А я его самым позорным образом проморгал. Хорошо, что он двигался медленно. Скорее напугать хотел, чем убить. Похоже, давал хозяину время разобраться, кого это нелегкая в лавку принесла.

И Первоидущий, да будут неутомимы ноги его поалов, разобрался быстро. Врубился в ситуацию на третьей секунде. Меня еще и резать не начали.

— И тебе добрых дней и легкого Пути, — Первоидущий поднялся с подушек, поклонился. Одновременно делая жест, будто задвинул что-то подальше. Охранник убрал меч, и сам убрался за шторы. Входи, Многодобрый, раздели со мной еду, осмотри мою лавку, выбери себе подарок.

В другое время я бы не отказался от осмотра и подарка. Но в этот раз пришлось сказать «нет». Не хотелось расстраивать хорошего мужика, но…

Он молча слушал мои объяснения, и только прихлебывал из черной чаши. Когда я замолчал, девушка поднесла мне такую же. Тонкую, гладкую, до краев полную нарилы.

Смесь пряной горечи и нежной кисло-сладости впиталась в стенки рта и горла. Кажется, вино так и не дошло до желудка. Да уж, редкими напитками балуется наш Первоидущий. Один золотой за кувшин нектара. Не слабо, не слабо… Раньше куда скромнее был. И девочка рядом с ним элитных кровей. Хорошие сны снятся мужику. За такие и умереть не жалко.

— Сон? Значит, это всё только сон? Первоидущий огляделся, передвинул вышитую подушку, взял за руку танцовщицу. Она тоже сон?

— Наверное.

А что еще я мог ответить?

— Но я хорошо помню, как покупал Ясоу. И Рал… Помню, как он вбежал в мою лавку и… остался. Я не отдал его чистым, когда те пришли за ним.

— Ну… бывают иногда яркие сны. Очень подробные. Которые не сразу забываешь. Но просыпаться-то надо…

— Зачем?

Я мог только пожать плечами.

Раньше я тоже думал: «а на фига просыпаться?» Думал я это в другом мире, когда меня будил настырный будильник. Кажется, только закрыл глаза, а он уже звенит. Я специально ставил его подальше, чтобы сразу добраться до него не мог. А когда все-таки добирался, то был более или менее проснувшимся. Еще я всем подряд жаловался на этот проклятый будильник. Тогда-то Пал Нилыч и заявил, что если каждое утро будильник воспринимается как злейший враг, а собственные глаза приходится открывать с помощью пальцев, то самое время что-то менять в жизни. Например, раньше ложиться. Или позже вставать. Вот за второе предложение я проголосовал обеими руками и… стал дежурить по ночам. Наверно тогда я и понял, что каждому человеку нужно что-то такое, ради чего стоило бы просыпаться. А когда этого нет, то зачем жить дальше? Однажды каждый задает себе этот вопрос. И, как правило, ночью. Может, поэтому так много людей не доживает до утра?

— А что будет с Рал и Ясоу, когда я проснусь?

Я не сразу вспомнил, кто они такие. И кто держит меня за руку.

— Не знаю, Идущий. Я ведь не спец по снам. Может, и ничего не будет. Останутся жить, как жили. А может, всё это исчезнет, как только ты уйдешь.

— Я не хочу, чтобы они исчезали!

Да уж, проблемка. И кто я такой, чтобы заставлять мужика делать то, чего он не хочет. Вот и его охранник очень прозрачно на это намекает. Поглаживая рукоять меча.

— Ну, не хочешь просыпаться, оставайся. А я к каравану пойду.

— К какому каравану?

Первоидущий отпустил-таки руку танцовщицы и шагнул ко мне. Охранник тоже. Но держался так, чтобы не попадаться на глаза хозяину.

— К тому, что ты возле Храма оставил.

— Я оставил караван?!

Мужик схватился за знак караванщика, всё еще висящий у него на груди.

— Ну, да. Мимо Гиблой долины провел. Потом через Злые земли и Катису. А перед Храмом Многоликого караван остановился. Это ты помнишь?

— Помню.

— А как обратно нас вел, помнишь?

— Не-ет… Как в Хариту пришел, помню. Как эту лавку открыл, торговать начал. Еще помню… много всего было. Я ведь третий сезон в городе. А как от Храма Асгара уходил, не припомню. Может, у меня с памятью что-то?.. — совсем уж несчастным голосом закончил Первоидущий.

И хотелось бы подыграть мужику, но…

— В порядке твоя память. Просто караван всё еще перед Храмом стоит. Ждет, когда мы вернемся. Ну, те, кто захочет вернуться.

— Ждет?! Третий сезон ждет? недоверчиво спросил Первоидущий.

А охранник стоял уже рядом с танцовщицей. И взгляд у обоих, ну очень уж подозрительным сделался.

— Всего только ночь ждет. А утром твой помощник уведет караван.

— Молод он, караваны водить! Ему еще учиться надо. И знак Идущего получить. От меня!

Кажется, мужик озлился всерьез. С чего бы это?

— Научится, — постарался я успокоить его. В пути и научится. А знак… Не думаю, что всем Первоидущим он достался от Наставника. Есть, наверно, и другие способы?..

— Есть.

Ответ тихий и какой-то задумчивый.

— Ну, ладно, Идущий, прощай. Я рад, что твоя мечта сбылась. Но мне пора уходить.

— Подожди! Куда ты уйдешь?

— Туда, откуда пришел. В Храм.

— А какой Дорогой?

Ну, очень уж настойчивый вопрос. Будто от него жизнь зависит. И ни одна.

— Той, что сюда попал. Тут за мной дверь есть…

Или как назвать эти поемы в стене Храма? М-да, не самое подходящее время для урока архитектуры.

— Чужак, за тобой нет двери, — тихо прорычал охранник. И глаза его как-то по-звериному блеснули.

Поворачиваться спиной к такому обаяшке мне совсем не хотелось.

— Идущий, ты тоже не видишь проход за мной?

— Не вижу.

Я сжал руку провидца, и он ответил на мое пожатие. Ну, и у кого тут глюки?

— Идущий, если я гляну, что у меня за спиной, твой Рал не бросится на меня?

Охраннику приказали отойти, и я оглянулся.

За мной была стене, затянутая тканью. На полу большой ковер. На ковре низенький столик и несколько подушек. А возле крайней подушки имелось что-то странное. Похожее на клок тумана, чуть больше и шире моего тела. И этого тумана я касался левой рукой.

Не знаю, чего такого Идущий разглядел на моем лице, но он мне поверил.

— Значит, ты можешь уйти через свою невидимую дверь. А меня можешь взять с собой?

— Не знаю. Давай попробуем.

И я протянул ему правую руку. Как когда-то провидец протягивал мне.

Пальцы Первоидущего сжались вокруг моих и я вдруг понял: получится.

— Я смогу провести тебя. Думаешь, с ними тогда будет всё в порядке?

И мы оба посмотрели на девушку и охранника. Они стояли рядом, и тоже держались за руки. Как испуганные детишки, которых вот-вот оставят в страшном и незнакомом месте.

— Нет. Они пойдут со мной.

Ну, ни фига себе! А здоровья у меня хватит выдернуть троих из чужого сна? Это ведь не слепого через улицу перевести.

Но Первоидущего мои сомнения ничуть не колыхали. Он отдал команду: «Берем самое необходимое!» и лично занялся отбором этого «необходимого». Не отпуская моей руки. И не сходя с места.

Пока что-то мелкое и ценное укладывалось на большой кусок ткани, девушка умчалась в другую комнату. Не успел я порадоваться, что тащить, похоже, придется только двоих, как она вернулась. И не сама! С ней был огромный тюк. Наверно, красотка все свои наряды туда упаковала. И не только наряды. Что-то негромко позвякивало при каждом ее шаге.

— Ясоу?..

Первоидущий удивился не меньше меня.

— Но господин, тебе же нравится, когда я танцую с бубном!

«И как выгляжу в своих сорока шубках и в тысяче и одном платье», — хотелось добавить мне, но я не стал вмешиваться в чужую семейную жизнь.

Идущий и сам не глупый мужик, сообразит что к чему. Но… он только кивнул, признавая тюк тоже «самым необходимым», и протянул девчонке руку. Ясоу схватилась за нее, как утопающий за шею спасателя. Пальцы второй руки держались за узел тюка, что совсем немного не доставал танцовщице до тазобедренного сустава.

Была у меня мысль, что этот багаж может и не протиснуться в дверь. Хилая такая мыслишка. Но могу же подумать о чем-то приятном, пока собирается «самое необходимое».

Второй тюк оказался не меньше первого. И явно тяжелее. Охранник еще и оружие с собой прихватил. Дополнительное и запасное. Не знаю, что можно делать с копьем в лавке, но его он тоже взял с собой.

— Может, еще и обед возьмешь? не выдержал я. Или за поалом сбегаешь?

Охранник переглянулся с Первоидущим и… начал паковать жратву.

«Блин, да я же пошутил!»

Сказал я. Или подумал. Потому как команду: «отставить!» Первоидущий не дал.

Если рука занята, можно взяться и за запястье.

Ну, до этого додумались и без моей подсказки. Выстроились рядком, и внимательно уставились на меня. Мне аж не по себе стало от их ожидающих взглядов.

Посидеть перед дальней дорожкой решил не предлагать. Только приказал закрыть всем глаза и идти за мной, до отмены приказа.

Надо было видеть лицо провидца, когда мы всей толпой притопали к нему.

Садиться на пол я тоже никому не приказывал. И почему они составили мне компанию, не знаю. Как не знаю, кто развязал узелок с едой. Ну, ладно мне надо было отдохнуть ночь выдалась не самой легкой, — а остальные что, тоже сильно притомились и проголодались?..

Дальше мы двинулись только когда всё съели и выпили. Да и не так уж много еды было в том узелке…

По коридору шли друг за другом. Хоть могли и рядом идти. Места хватало. Но никому не хотелось проходить мимо темных проемов.

А вдруг что-нибудь этакое выскочит оттуда?

Вот хоть бы из того крайнего, возле которого я стал отдохнуть. Пока Ясоу возится со своим тюком. Перед самым выходом он взял и развязался.

Но отдыхать стоя мало радости. Можно присесть. А лучше прилечь. Да и отойти левее не помешает. Туда, где тихо, темно. Где восходящее солнце не слепит глаза.

Господи, как же я устал! Прям, смертельно! Отдохнуть бы от этого бардака…

96.

Горы кажутся черными. Небо цвета запекшейся крови. И красное солнце. Как глаз маяка. Как крик-предупреждение: «Стой, путник! Не иди. Не смотри…»

Насчет «не смотри» — это верный совет. Смотреть на красное светило больно. И неприятно. Хочется закрыть глаза, не видеть…

Глупо стоять с закрытыми глазами. Лучше сесть. И усталые ноги вытянуть. А можно и самому вытянуться. Полежать немного, подремать. Заснуть. Спать и видеть сны… сны о чем-то большем…

Изкаких же древних времен я вытащил этот стих? Или песню? И из какого мира? Не вспомнить уже. Сколько их было?.. песен… миров… друзей… врагов… Ну, вот опять пытаюсьговорить в рифму. Зачем? Это не остановит очередной Приход, не воскресит мертвых. Помнящих, кем я был. Не знающих, кем я стал. Может, и хорошо, что не знают. «Пока живут помнящие о героях, герои живы…» Так, кажется, говорилось в одной из песен. Древней, как эти горы. А если все помнящие мертвы? А тот, о ком они собирались помнить, пережил их. И детей, и внуков их пережил. И своих тоже… И продолжает жить. Если такое можно назвать жизнью. Когда новый день похож на вчерашний, когда каждую ночь хочется выть на луну. Как волку. Одинокому старому волку, пережившему свою стаю, и подыхающему в клетке зоопарка. От старости. И от тоски.

Теперь я знаю, что такое «час волка». И давно же не боюсь этого «часа». И смерти не боюсь. Это она боится. И прячется от меня. Остается дома, когда я выхожу на улицу. Перелетает на другой континент, когда я только думаю сесть на поала.

Всех своих поалов я называл Солнечный. Уже и не помню, почему. Как не помню, сколько я их сменил, за всю мою совсем не короткую жизнь. Когда-то я их считал. Привязывался к каждому зверю, а его смерть переживал как смерть лучшего друга. Но после первого десятка переживать перестал. Понял, что нет ничего вечного в этом мире. Просто одни живут дольше других. После второго десятка я перестал считать поалов. Мне стало неинтересно, скольких еще я переживу. Потом я полюбил ходить пешком. И перестал следить за временем. Сезоны мелькали, как бабочки-однодневки. Только приход Карающей становился чуть более заметным событием.

У каждого народа свой способ спасения от этой кары небесной. Оцымский способ мне показался самым экзотичным. Жителям болтно-озерного края трудно построить убежище из камня или под землей. Их камень и земля залиты водой. Живут здесьна плотах. Если собираются в гости, то всем семейством и со своим домом-плотом. А нужно по быстрому смотаться к соседу, то либо вплавь, либо на маленькой лодочке. «Из воды ты вышел, в воду и вернулся». Так говорят оцымы, когда отдают мертвого рыбам. «Родительница, кормилица, хранительница, судья» — это тоже о воде. Перед каждым Приходом плоты собираются у священных заводей. Где на ровном, хорошо прогретом дне ничего не растет, а в прозрачной воде ничего не плавает. Такое уж это место. И только жрецы знают путь к нему в лабиринте протоков. Жрецы и составы особые знают, что живого делают временно мертвым. Составы разные. Ведь на плотах оцымов могут оказаться разные гости. Из самых дальних континентов. Неподвижные тела обмазываются особой глиной и опускаются на дно заводи. Сквозь прозрачную воду видно темный песок и лежащие псевдостатуи. Мужчины, женщины, дети. Аккуратные, ровные ряды. Начиная с младенцев, едва научившихся плавать, и заканчивая охотниками, что в одиночку выходят на санитру. Глубже охотников лежат только вожди Большого Плота и жрецы. А ученики жрецов остаются на поверхности, гордые своим жребием. Кому-то надо удерживать Плот над спящими, а потом разбудить их. Начиная, естественно, с вождей и жрецов. До следующего сезона доживает каждый пятый ученик. Он и станет в свое время следующим жрецом. И получит имя Хозяин-жизни-смерти-и-икрови.

С жизнью и смертью мне было понятно. А насчет крови пришлось спрашивать. Ответил на вопрос жрец. Потому как никто другой отвечать не захотел или не решился. Ну, я обменял одну тайну на другую и выяснил, что оцымы не проливают кровь друг друга. Врагов всегда рассудит вода. А девушке стать женщиной помогает жрец. Вечером, после свадебного обряда, она поднимается на плот жреца, а на рассвете уплывает к своему мужу. И никаких сцен ревности в духе Отелло и Дездемоны. Или Дибу и Тулор. Это очень популярная история из жизни тиу. Кстати, ни один Дибо, в здравом уме и трезвой памяти, не станет мужем женщины по имени Тулор. Нет желающих получить за завтрак собственные яйца. А вот в оцымском языке нет слова «измена». Там жена может сказать: «Не поднимайся на мой плот», и муж развернет лодку и начнет строить новый.