7

Тряхнуло. И конкретно при том. Не держался б, слетел вниз. Камушком. А внизу — всмятку.

И пораскинул он мозгами на два квартала…

Ну, это вряд ли. Сколько это ж мозгов надо?

Это мне с перепугу всякая ерунда в голову лезет. Воображение у меня богатое и опыта хватает: видел какими бывают те, что птицей себя считают, да с шестнадцатого этажа прыгают. Мордой в бетон. Зрелище на для слабонервных.

Ладно, проехали. Вернее, приехали. Дальше лифты не ездют , дальше на своих двоих ходют.

А Тощая дрыхнет. Даже улыбается. В натуре, блин, спит, не обморок. Во нервы! Как у Наташки.

— … все, Лешка, я сплю. Делай что хочешь, только не буди.

— Блин, а если камни с неба посыпятся?

— У меня зонтик… — зевает во весь рот. — Откроешь и подождешь, когда я проснусь.

На майские праздники это было. Вино, шашлычки, берег реки, старый дуб… Отметили, расслабились. Ларку на природу только под наркозом вытащишь. Или за отдельную плату. А о расслабоне и речи никакой. Вдруг в кустах кто сидит, подглядывает?… Блин, а пистолет на что, спрашиваю. Не-е, так и не уболтал. С Наткой поехал.

Полгода еще не прошло, а будто в прошлой жизни было.

Тощая спит, и просыпаться, похоже, не собирается. Придется взять с собой. Оставить так — свалится. За каким тогда спасал? Оставил бы под решеткой и никаких проблем.

Может, прав был тот умник, что добреньким меня обозвал. Зацепил он меня, блин, за живое. Промолчал я в тот раз, в шутку все перевел. С таким сориться, себе дороже выйдет. А через месяц его же ко мне и доставили. В разобранном состоянии.

Может, я и добренький, может, и дурак, но у меня хватает соображалки не садить ледь на переднее сиденье. И езду с расслабоном не совмещать. А у этого гения сын еще на заднем сиденье был. Четыре года пацану, а порезало так, что латать долго пришлось. Живучий малек оказался. Его папаша на втором часу трупом стал, а этому только раз сердце подтолкнули.

Я потом особую благодарность получил. И от мамаши пацаненка, и от его деда. А смерть папаши спустили на тормозах. У второй бригады никаких проблем потом не было. Повезло Сереге. Все ведь по-другому обернуться могло. Не зря у него после операции глаз дергался. И не только от усталости. Клиен-то из крутых был.

Вот и у меня в колене дергает. Не только от усталости. А идти-то всего ничего. Только и того, что по решетке, да на высоте. И нести… килограмм сорок пять, не больше. А ползу, блин, как черепаха, что весь мир на себе тащит. Пока до финиша дотащился, сто потов с меня сошло.

А Тощая спит, только нос морщит. Запах ей, типа, не нравится. Мой. Но тут уж ничего не поделаешь, не рассчитан дез на такие нагрузки.

Посидел я у начала лестницы, отдохнул и подниматься стал. По карнизу, что вдоль стены. Только со ступеньками. А выше стена загибается куполом. И пролом в куполе имеется. Не маленький. Я пролезу. И девка, когда проснется. Возле лестницы ее оставил. И не свалится, и тащить с собой не надо. Не охота мне с такой связываться. Я лучше скорпиона с собой возьму. Он безопаснее.

Высоко я поднялся. Сначала за стену держался, потом привык, так пошел. Даже напевать чего-то стал. Без слов. И с закрытой пастью. Говорят, во время операций я так подвываю. Когда дела не очень. Ну, там я это не просекаю, а тут просек и удивился. Вроде, никаких подлянок не видно, так какого… но идпошелмедленнее. Мало ли… Да и не спешу я особо.

Может, поэтому я и не свалился с лестницы. Успел заметить, что ступени впереди блестят. Повезло. Мог и не заметить лед при таком освещении. Сумеречное зрение не у всех работает.

Короче, понял я, что наверх ходу нет. Облом. Будь у этой лестницы перилла, я б еще рискнул. А так… Потом пощупал лед, вниз посмотрел и быстро потопал обратно. Дыра в решетке, оплавленные (а не обледенелые!) ступени, дыра в куполе — все на одной линии. Не удивлюсь, если счетчик над этими ступенями трещать станет.

Спускался быстро. И про больное колено забыл. Так увлекся, что вход в туннель проскочил. Темный такой ход, арочный. Пришлось возвращаться. Выбирать-то особо не из чего. Вход где-то на средине лестницы. И от подозрительных ступенек далеко. Вот только темно. Придется осторожненько и по стенке.

А камень-то под пальцами гладкий. Как полированный. Или оплавленный.

Блин!

Сердце бухнуло в горле и ударило под колено. Рука сама собой отдернулась от стены.

Хороша прогулочка. За арбузами. По минному полю. Было дело. По молодости, по глупости. Но ведь повезло, вернулся. Арбуз, правда, зеленоватым оказался.

То еще у меня везение.

А может, зря я себя пугаю? Ну, выжгли этот туннель, но ведь не вчера и не сегодня. Может, вся фигня давно уже безвредной стала? И воздухом этим дышать не так уж опасно… Тяжелый он, пылью отдает, но не светится же…

Блин!

Впереди и правее чего-то светилось.

Оглянулся: вход не так уж и далеко. Постоял я немного, ну, и пошел себе… на свет.

Дошел, посмотрел, пощупал даже. Вроде, ничего особенного. И ничего понятного. Полоса какая-то. Будто светящейся краской провели. Светло-желтой. И ровно, как под линейку. Не хуже факела освещение. А может, и лучше. Глаза быстро привыкли. Даже пыль под ногами разглядели.

Похоже, здесь лет сто никто не ходил…

Потом ноги подогнулись, а перед глазами…

Пыль… на горячих камнях, что прячутся под ней от солнца… на сапогах… выгоревших, но еще прочных… на одежде… в такой ходят по караванным тропам… защищают караваны… убивают их защитников… Пыль на зубах… на лице под повязкой… влажная повязка, а под ней лицо… знакомое… нечеловеческое… дрожат веки… открываются глаза… ярко-желтые, с вертикальным зрачком… шевелятся губы… за ними белеют клыки…

— Нет! Не хочу! Блин, не хочу!

Сижу в пыли, справа стена, а я луплю по ней кулаком и ору. Как истеричка, прям. Луплю и ору. А воспоминания-наваждения разлетаются во все стороны. Осколками. Мелкими. Яркими. Как стеклянный Натахин шар, который я случайно грохнул. Я потом ей десяток шаров купил. С разными узорами. Взамен, типа. Не нашел такого, какой был.

Бить стену кулаком мне быстро надоело. И орать тоже. Отдышался и взялся за ум. В натуре, подержался за голову. Мокрая и волосы дыбом.

И чего это со мной было? Какого рожна меня трясет?

Еще подышал. Так, как учили. Уши помял, шею. Где надо нажал, где надо погладил. Попустило меня.

Ну, с физиологией разобрался, с психологией не мешало бы договориться. Не зря же меня в институте учили. Вспоминай и применяй. Место подходящее. Не мешает никто, не отвлекает.

8

Что такое сон и куда он девается, когда мы просыпаемся?

Еще вчера я не стал бы заморачиваться над таким вопросом, но сегодня… Блин, мне такое приснилось, хоть кино снимай! А лучше сериал. Подробностей на два хватит. Редко мне такие сны снятся. Яркие, подробные. Как живые. Вот после таких-то снов и начинается раздвоение личности. А по-простому если говорить — крыша едет.

Улетевшая крыша не может съехать.

Это точно. Но съехавшая улететь может. А до сегодняшнего дня меня некоторые за нормального пацана держали. Да и я себя. Иногда. Больше не буду. Нормальным такие сны не снятся. Нормальные в такое не вляпываются.

А ведь еще немного и я бы поверил, что я — не Леха Серый, а этот… Нип — Непомнящий. И что не здесь я, в пыльном коридоре, а в Пустынных Землях. Незнамо где и когда.

Не дай Бог еще раз такое приснится! И чем я тогда стану, после такого сна? Трупом здесь и Нипом, что вспомнит свое прошлое, там? Может быть. А могу и психом стать, что слышит какие-то голоса и боится каких-то теней. С моим везением все возможно.

Так что лучше мне не видеть таких снов и оставаться собой как можно дольше. Я себя и таким, какой есть, люблю.

Вот на этой душещипательной ноте я и закончил свой психосеанс. Успокоил, так сказать, клиента. Пыль с запудренных мозгов стряхнул. Неплохо, вроде, получилось. Может, я не по профилю работаю? Может, от скальпеля к другим методам пора переходить? Вот выберусь из этого бардака и подумаю. Конкретно так подумаю. Как выберусь, так и сразу.

Вот отрастишь себе крылья, я тебя летать научу, — пообещал аист жабе.

Не знаю, к чему это я. Как увидел Тощую, так сразу с мысли сбился.

Только миг девка в проходе виднелась, а потом потерялась в темноте. А ведь кто-то сам-один собирался идти. Без малолетки, что опаснее каменного скорпиона. Во влип. А может, не заметит? Или мимо пройдет? В прошлый раз она одна пошла.

Ага, размечтался!…

Девке больше понравилась левая стена. Под ней она и пробиралась. Правильный в общем-то выбор: левая рука у девки здоровая, левой и щупать. А может, и не щупает она стену, может, в темноте видит? Я вот почти не вижу, скорее угадываю, а девка… поди-разбери. Но вычислила она меня точно. Аккурат напротив остановилась, а потом присела. Я-то давно сидел, спиной стену подпирал, медитировал, типа, а она за каким? Сидит, молчит. И смотрит. Знаю, что смотрит. Я чувствую, когда на меня глазеют, даже из темноты если. Долго молчали: минуту, может, две.

— Что так и будем молчать?

Ну, не самый я терпеливый пацан, чего уж поделаешь.

— Почему?…

— Что почему?

— Почему ты меня не убил?

— А за каким?

Девка не ответила.

Конкретный у нас разговор получился. Одни вопросы. И молчали мы потом еще больше. Я даже успел мозгами пораскинуть. Не на два квартала — на хрена мне это? — извилиной пошевелил.

Фигня, короче, получалась. Без базара. Быть такого не должно, не покладено, а было! Как, почему — без комментариев.

Понимал я девку. В натуре понимал. А она ведь не по-русски со мной говорила. И охранников понимал. А они по-другому базарили. Не так, как девка. Ее я лучше понимаю. Не каждое слово, ясен пень, но смысл ловил и ловлю. И отвечать мог и могу. А это уже полная фигня. Никогда я полиглотом не был. Мне русского, матерного и латыни за глаза хватало. А тут еще два языка выучил и не заметил когда.

Я така затуркана, така затуркана…

Может, про меня этот анекдот?

Долго шевелить извилинами мне не дали: девке опять болтать приспичило.

— Почему?…

Похоже, по второму кругу пошли.

— … почему ты спас меня?

— Работа у меня такая.

— Ты Спасающий?…

А в голосе большое такое сомнение.

Чая кипела?

Кипела, кипела!

Почему пара нету?

А пара за отдельную плату!

— Спасающий… с Ножом?

И дался ей этот Нож!

— Нож я только сегодня увидел. Вечером.

— Ночью, — шелестит из темноты.

— Пусть ночью. А днем я еще людей резал.

— Резал?…

— Ну, лечил, один хрен!

Блин, цепляется к словам. Русского языка что ли не понимает? И тут же вспомнил: не понимает. И я не только по-русски с ней говорю. Во, дожился!…

— Так ты лекарь?!

Ну, и чему так удивляться? Не первый и не последний, небось.

— Лекарь, лекарь. А тебе полечить чего-то надо? Так я могу.

Может быть.

— Не надо, — а, помолчав, добавляет: — И не можешь ты теперь.

— Чего это не могу?

— Исцелять. Ларт не может быть целителем.

— Ну, это еще бабка надвое сказала!

Вспомнил, что такое ларт. Это его прикид я ношу.

— Ты злишься?

— Нет, это я радуюсь! Думаешь, по кайфу целыми днями в чужих потрохах ковыряться?

А сам чуть не рычу. И какого, спрашивается. В натуре, ведь не самая кайфовая у меня работа. Но в медики меня понесло, не в дворники, и потом работу не сменил, когда понюхал и увидел что к чему.

— Ты злишься, — заявляет девка.

— А что, нельзя?

— Здесь? Не знаю. Нельзя, наверное.

— Может, и быть здесь нельзя?

Надеюсь, ей не видно моей усмешки.

— Может, и нельзя.

— Тогда, чего мы сидим? Топать надо.

— Надо.

А сама ни с места! Во, блин!…

— Особого приглашения ждешь?

Молчит. Посидели, послушали тишину. Медитативное такое занятие. Успокаивает. Некоторых.

— Так и будем молчать?

— Ты обещал не мешать мне…

— А я мешаю?!

— … не мешать мне уйти.

— Ну, и?…

— А сам шел за мной.

— А разве я обещал не идти?

— Нет, не…

— Я, кажется, ясно сказал: это развлекалово не по мне и я хочу свалить. Сказал?

— Я не…

— Сказал! А подождала б минуту, вместе б пошли.

— А…

Девка чего-то мямлит.

— А ты меня в ловушку завела.

— Нет! Это ты…

Что-то зашуршало в темноте. Похоже, девка уже на ногах.

— Слышь, красуля, ты говори да не заговаривайся. А то за базар отвечать придется. Кто у нас первым шел? Ты. Перед кем решетка упала? Перед тобой. А я тут каким боком? Ну-ка, ответь!

— Это для тебя Пасть Нуйры открылась! Для тебя!

— Ну, здрасьте вам через окно. Это почему же для меня?

— Мы вошли там. И Нуйра не проснулась. Я уходила и…

— И лафа закончилась.

— Что?

— Сколько вас было, спрашиваю.

— Зачем тебе знать?

Оказывается, и среди малолеток параноики бывают.

— Не хочешь, не отвечай. Мне, в общем-то, и так понятно.

— Что понятно?

— На счет четыре ловушка сработала — вот что. Или на счет пять. Знакомо.

— Ты знал, что там Пасть и не остановился?

Девка, похоже, на средине коридора уже. А если б там яма?…

— Знал?… С чего ты взяла?

— Ты же сам сказал…

— Я сказал, что штука знакомая. Приходилось встречать.

— Здесь?

— Нет. В… — рассказывать долго, да и не хочется. — В другом месте. Далеко отсюда. Тогда девять человек прошло, а под десятым рвануло.

— Что рвануло?

Не понимает.

А для неграмотных поясняю: на третью и четвертую рейку.

Вроде, смешной анекдот был, а смеяться почему-то не хочется.

— Что-что, ловушка сработала. Понятно?

— Понятно. А с тем что?

— С кем?

— С тем, кто в ловушку попал? Ты его исцелил?

— Ага, как же! В мешок его упаковали!

— Зачем?

— Затем. Не умею я мертвых исцелять! Понятно?

Девка промолчала. Вздохнула только.

Во, блин, поговорили. Прям, вечер вопросов и ответов получился. И все вопросы в мои ворота. Твою ж мать, и так на душе муторно, а тут еще…

Двенадцатым я тогда шел. Сколько лет пролетело, а иногда как вспомню, так вздрогну.

Ладно, пора отлепляться от пола и двигать. А то задница к камню прирастет.

9

— Стой! Туда я не пойду.

Тощая останавливается и только потом поворачивается ко мне.

— Почему?

Я осматриваюсь. Кажется, все это уже было. И поход по туннелю, и светящаяся полоса, и перекресток четырех ходов. Все повторяется. Кажется. Мне кажется, и потому я молчу. Нет гарантий, что это не бред. Гарантии только страховые компании обещают. А сколько у нас обещанного ждут? То-то же. Вот я и молчу. Тощая стоит рядом и ждет. Мы с ней попутчики, связанные клятвой и разделившие путь.

Не причинять вреда жизни или имуществу сопутника… служить щитом и посохом… делить тяготы… не умышлять предательства…

И чего-то там еще. Короче, договор о сотрудничестве и ненападении. Время действия —путешествие. Потом хоть на запчасти своего попутчика разбери. И нарушением клятвы это не будет.

Девка предложила, я не стал отказываться. Лучше пусть рядом идет, чем впереди или сзади. Это не паранойя с голубым уклоном, просто спокойнее мне так.

Если нет глаз на затылке, держи ушки на макушке, пистолет в руке, а попутчика на мушке.

Лева у нас спец по выживанию и глупых советов не дает.

Тощая поглядывает на меня с повышенным вниманием. Типа, я тебе верю. Пока вижу. Ну, прям, вторая Ларка.

— Что там? — кивает на средний туннель.

Туда она намылилась, когда я сказал свое стой!.

— Там?…

Яма… круглая… каменная… глубокая… лестница в ней… спиралью… ступени… карниз…еще ступени, еще карниз… спускаюсь к центру, к свету… каждый оборот все меньше… узкий карниз… и вот я падаю, лечу вниз… свет притягивает…из тела что-то уходит… то, что уходит во время сна, обморока или…

Нет! Не хочу!

Тощая стоит рядом, тянется рукой, но не трогает. И правильно делает. Не надо меня сейчас трогать. Страшно мне. Ударить могу. Она понимает и опускает руку.

— Что там? Ловушка?

Тихо так, насторожено спросила. Вроде того больного, что спрашивает у врача: У меня рак? И меньше всего хочет услышать да. Ответить Тощей нет я не могу. Только киваю.

— Тоже срабатывает на счет четыре?

Пялюсь на девку, будто совсем уж запредельное сказала она. Потом вспоминаю: сам же ее научил.

— Не-е. На счет раз это срабатывает. Раз — и тебя уже нет!

— Ты есть, — не соглашается. — Ты не попал в ловушку.

— Попал, — зачем-то спорю я. — Умер я в ней. Кажется.

Узкая ладошка покачивается у меня перед грудью. Вверх, вниз, влево, вправо. Линии на ладони красные. Яркие. Даже в полумраке видно.

— Ты не похож на мертвого.

А в голосе сомнение. Совсем немного, но я умею это слышать.

— А на живого?

— И на живого. Может, все ларты такие?

— Может. Я не специалист по ним.

— Я тоже.

Помолчали.

Стоим перед тремя тоннелями, выбираем. Блин, только камня не хватает, с надписью. Направо пойдешь — битым будешь, прямо — по шее накостыляют, а на лево свернешь — дома получишь. Твоя Василиса.

Ни меня, ни Тощую Василиса не ждала, вот мы и свернули налево. Девка как-то унюхала, что левый ход вниз ведет. А я возьми и брякни, что вниз катиться легче. Так и выбрали.

Идти действительно оказалось не трудно, только темно. Ну, к темноте я быстро привык. А тишина настораживала. Словно не девка впереди идет, а привидение на антиграве. Хоть бы сказала чего-нибудь.

Только подумал, она и сказала, будто мысли мои прочитала.

— А какая там ловушка?

Лучше б она молчала. Нашла тоже тему для разговора…

— Страшная, — выдыхаю гулким шепотом.

— Расскажи.

— А вдруг она услышит и сюда придет?

Дурацкая, понятно, отмазка, но очень уж не хотелось о яме рассказывать.

— Тогда не надо! — Девка, похоже, купилась. — Лучше скажи, откуда узнал про ловушку.

— А может, я сам в ней побывал?

— Ты не похож на Воскресшего.

— Откуда ты знаешь?

Ничего умнее не придумал спросить.

— Видела. Ты не такой.

Ну, дела! Тут, оказывается, и воскреснуть можно! Здорово. Или эта лафа не для всех?

— Так откуда узнал? — повторяет Тощая.

Вот привязалась!…

— Приснилось мне. Вот откуда!

При свете я бы такого не сказал. Но в темноте многое можно.

— А-а… Тогда хорошо.

— От чего это тебе хорошо?

— Сну можно верить.

Уверенно так сказала. Как отрезала. Похоже, здесь другое отношение к снам. Если то, чего было со мной, сон. Но уж лучше сон, чем в натуре! В такой натуре пусть герои живут. Или самоубийцы. А мне и… хотел сказать:…и дома не плохо, но вдруг вспомнил, что дома меня поджарить хотели. Мне лучше домой не торопиться. Здесь тоже хорошо. В темноте. Не стреляют… больше. И пока не убивают. А что еще нормальному пацану надо? Немножко света и жратвы не помешало бы. Но и без них…

Света пришла. Тонкой полосой справа. Знакомого бледно-желтого цвета. Тоньше только и ниже.

Мы тут же — шире шаг. Даже этого света хватало пыль под ногами разглядеть и половину коридора. Тощая отлепилась от стены и пошла рядом. Ноги у нее длинные, да и я не слишком широко шагаю. Не по проспекту все-таки идем… ясным солнечным днем. А темной ночью мы крадемся на полусогнутых ногах…

Во, блин, только стихоплетства мне не хватает. На трезвую голову и пустое брюхо я такого наплету — все человеконенавистники умрут от зависти.

Разговор сдох. В темноте проклюнулся, а свет его безжалостно задавил. Так всегда бывает между малознакомыми.

Шли молча. Ходьба само по себе медитативное занятие, а по пустыне… Стоп! Пустыня была во сне. А здесь коридор, я и Тощая. Ну, еще пыль под ногами, что глушит шаги.

Так беззвучно мы и шли. А нам никто не мешал. Словно мы единственные живые в этом коридоре, а может, и во всем этом, по-дурацки построенном здании.

Не заметил я, когда полоса стала утончаться. Постепенно это происходило. Глаза привыкали, а мозги не ловили изменений. Вот когда свет совсем пропал, тогда и они очнулись: темно, однако, сообщили. А я и сам уже вижу, что темно. И что нитка света обрывается сзади. Метрах в двух.

Посмотрел на Тощую. У нее глаза блеснули в темноте.

— Давай к стене, — предложил.

Она пристроилась за мной. Блин! Лучше бы, как в прошлый раз.

Я пошел быстрее. Не люблю, когда за мной кто-то идет. Потом еще быстрее. И еще. Сзади слышалось дыхание. Тяжелое, горячее. Волосы на затылке шевельнулись. Воображалка тут же включилась и, вместо тощей девки, нарисовала жуткую зверюгу, что бродит темными коридорами и харчит заблудившихся туристов. Блин, с таким воображением надо дома сидеть и книжки писать!

Еще прибавил шагу.

…темной ночью мы крадемся на полусогнутых ногах…

В натуре ведь, на полусогнутых!

Впереди крутой спуск. Будто, с горы. Подниматься на такую с помощью рук пришлось бы.

Потом я услышал шаги. Свои. И Тощей. И остановился.

Если уж пыль здесь не держится, то…

Додумать я не успел. Девка врезалась в меня.

Испуганное ой! и твою мать! раздалось одновременно — и пол вырвался у меня из-под ног.

Зря я не пустил Тощую вперед, зря!

10

Давно я катался на заднице. В мальковом возрасте еще. А тут вот впал в детство, а до старости лет — дважды по столько.

Хорошо хоть братва моего позора не видит. Жизни б не дали. Леху Серого малолетки с ног сбивают! Стыдоба! Леха на заднице спускается!… Дважды позор. Ты б еще ноутбук подложил, посоветуют. Если узнают.

Я и подложил бы, будь он со мной.

Ничего у меня не было. Подложить. Только меч. Повезло, хоть штаны кожаные. Тряпка давно бы протерлась. А мне только ожога на заднице не хватает. И так сегодня не день, а сплошное развлекалово.

Меня занесло на повороте, повалило на бок. Где-то сзади пискнула Тощая. Интересно, она на своих двоих спускается, или так же как я. И чему здесь скользить, тоже интересно. Вроде, по камню шли. А несет как с горки ледяной.

Еще один поворот в темноте; приложило об стену, аж колено хрустнуло. То самое, больное. И понесло еще быстрее. Теперь уже на спине. Чуть круче и спуск в свободное падение перешел бы. Даже думать не хочу, какая смертельная машинерия прячется впереди. На такой скорости любая железяка может дел наделать.

Свет я увидел неожиданно. Ярче, чем тот, что в тоннеле. Зажмурился, моргнул, и вот уже вынесло на финишную прямую. А скорость у меня конкретная. Как тормозить будем? Где комиссия по встрече?

Хочешь ходить — умей падать. Или освоишь инвалидную коляску.

Такой вот прикольный плакатик наши физтерапевты соорудили. И рисунок соответствующий пришлепнули. Как глянешь на него, так и зарыдаешь. От умиления. Слабонервные шарахаются от этого шедевра. Снять просят. А главному нравится. То еще у него чувство юмора.

Как у строителей этого аттракциона.

Хочешь ходить — научись падать…

Хочешь-нехочешь, а придется. Вряд ли на выходе медбригада дежурит.

Последние секунды до финиша…

Гора поднатужилась и родила… Леху Серого. И приняли новорожденного нежные объятия куста.

Костоправы мне не понадобились. Но вот одежка потолще не помешала бы.

Скрестили ежа и ужа и получилось… тот самый куст и получился, который принял меня. Четырех-пяти метровые плети, где колючки больше листьев, а цветы пахнут так, что толпе кошек хватит кайфануть.

Только я выцарапался из этого букета, как Тощая в него попала. И тоже ногами вперед. Но лицо рукавом прикрыла. Повезло девке. Морда целее будет. Мою конкретно так ободрало. Хорошо хоть глаза на месте остались. Могло и хуже быть. Тощая могла на башку свалиться. Тощая она-то тощая, но получить полсотни кило на кумпол — мало радости.

А так стою себе в стороне, озираю пейзаж и учусь чужому матерному. Некоторые обороты я в натуре не догнал. Надо будет уточнить. Потом, когда девка из куста выберется.

Пейзаж чем-то Крым напоминает. Горный склон, трава, кусты, ниже они в густые заросли переходят, еще ниже — деревья, чего-то хвойное, кажется. На таком расстоянии не разглядеть, да и прячутся они в чем-то, вроде тумана.

Лайша — само собой вспомнилось слово. Так эти деревья называются. Потом дошло: вспомнилось, как же! Не знал и забыл — это про меня, а забыл и вспомнил — это уже про кого-то другого.

В башке паника и противный скулеж: не так все, не правильно…

Пришлось наводить порядок. Мои мозги, а вытворяют хрен знает чего. И так тошно, а тут еще незапланированная истерика. А нормальный, вроде, пацан.

Короче, отвернулся от деревьев с дурацким названием, закрыл глаза и стал дышать, как учили: вдох-выдох, тишина-покой, а вся суета-сует мне на фиг не нужна. Подышал, попустило, вроде, открыл глаза и впал в ступор.

Восход.

Только глянул на него, и сразу захотелось прилечь и отрубиться. На час или два. А когда проснусь, чтоб все в порядке было. Нормально и привычно.

Зеленое, как неспелое яблоко, солнце цепляется за горизонт. Еще одно, желтое и крупнее апельсина, наблюдается выше.

Может, это и красиво. Может, и удобно даже. На одно, типа, туча наехала, второе на подхвате. Но мы, на Земле, не привыкли к таким излишествам. Нам и одного вполне хватает.

Посмотрел я на оба солнышка, внимательно так, — рано утром это еще можно — и что-то перегорело в душе. Окончательно. Я ведь до последней минуты надеялся, что на Земле я. Пусть в Африке, в Австралии, у черта на куличках, но на Земле все-таки! Что кто-то из братков пошутить решил или подарок ко дню рождения сделал…

Блин! А ведь сегодня и впрямь у меня день рождения! Тридцатник стукнуло. Могли и организовать сюприз по такому поводу. Но устроить круиз на другую планету — такое никто не потянет. Даже всем вместе слабо. Второе солнце Земле организовать?… Это уж полная фигня!

Получается, Земля там, а Леха Серый незнамо где. Пейзажем, типа, любуется. Поздравления нужны или хватит соболезнований?

Еще раз посмотрел на восход: зеленое солнце отцепилось от горизонта, а на желтое уже и смотреть больно.

Шуршать за спиной перестало и я повернулся к светилам задом. Они не обиделись, светить не перестали.

Тощая выбралась из куста. Растрепанная, с исцарапанными руками и щекой. И смотрит не на меня, а на восток. Солнце ей в глаза, а она не щурится. Глаза у нее желто-зеленые. Как у кошки. Что родилась и выросла на улице. Такие дикие киски редко идут на контакт. И собаки держатся от них подальше. Умные собаки, битые жизнью.

Тощая пригладила рыжие, спутанные лохмы, вытащила из них листья и колючки, натянула на голову капюшон. И все это, делая вид, что меня рядом нет. Ни тебе с добрым утром, ни с днем рождения, Леха. Ну, про день рождения я и сам не сразу вспомнил, но пару слов-то можно сказать! А то пошла себе и…

— Почему стоишь? Идти надо.

Ну, ладно, идти так идти. Не для того мы выбирались, чтоб рядом с выходом привал устроить. И мы пошли вниз. Светло, тепло и мухи не кусают. В натуре, нет мух и комаров! Лафа!

Лафа скоро закончилась. Сотня-другая шагов — и мы побежали со всех ног. То, что я принял за туман, оказалось дымом. Лесной пожар это такая штука… По телеку тоже круто смотрится, но в натуре… Блин, не хотел бы я пережить такое еще раз!

Мы бежали. Тощая впереди, я за ней. По узкой, ломоногой тропке. Козьей, не иначе. Среди кустов, потом деревьев, тех самых лайша. Вблизи они оказались высокими и тонкостволыми. Бежать было легко. С горы. И местность больше парк напоминала, чем лес. Да еще ветер в спину. Вот только дымом тянуло все сильнее.

— Куда бежим, знаешь? — выдохнул-выкрикнул в рыжий затылок. Капюшон давно свалился и подпрыгивает на спине.

— К мосту!

И взмах правой рукой.

Ну, к мосту, так к мосту. Я не против.

Мелькают кусты, деревья, опять кусты. Вот дерево с тремя стволами, скрученными в жгут. Таких уродцев специально растят. Долгие годы. Украшение дома, типа. А это в парке само выросло, вымахало в три обхвата!

От дерева взяли еще правее. Теперь уже без тропинки. Прямиком через поляну, по какой-то траве и цветам. Бежать стало тяжелее. Не по стадиону, типа. И с горы мы уже спустились.

Впереди заросли кустов — помесь ежа и ужа — а Тощая и не думает сворачивать. Рыбкой ныряем под ветки, и вот она тропа, выбитая звериными лапами. И мы, как звери, пробираемся на четырех. За кустами опять деревья. Высокие. Лес граничит с парком, хвойные деревья — с лиственными. Дым, треск, жара. По верхушкам прыгает огонь. Вниз чего-то сыпется: то ли крупные шишки, то ли тушки мелких зверушек, обгоревшие до неузнаваемости. Мне не до ботаники с зоологией. Тут как бы свою тушку уберечь.

Как мы бежали! Селезенка чуть не выскочила. Да еще корни под ногами и какие-то ямины. А Тощей они и не помеха, вроде, не бежит девка — скользит, просачивается сквозь заросли. Я-то себя крутым охотником считал, думал, все могу, с моей подготовкой мне сам черт не страшен. Н-да-а… повезло, хоть рыбалкой не увлекался. Бег по пересеченной местности — это не для рыбака.