Следующий день начался у меня с проверки состояния здоровья наследницы.
      Несмотря на раннюю пору, доктор Кригер был уже в больнице.
      – Наследница только что уехала со своей племянницей, – сообщил мне доктор. – Мы не обнаружили ничего, что говорило бы о попытке отравления. Что касается ее здоровья, то я пожелал бы вам, капитан, такого же…
      Здесь мне делать было нечего.
      Пожалуй, следовало глубже вникнуть в дело Трахта, который находился под арестом и против которого у нас не было улик.
      Из больницы я поехал к НД в лабораторию. Ситуация сложилась весьма незавидная, и он должен был помочь, если мой драгоценный шеф будет «делать выводы» и ворчать.
      – Выпьешь кофе? Спешить тебе некуда, – приветствовал меня НД. – Твой старик сейчас в министерстве и раньше чем через час не вернется.
      НД вызвал секретаря и сказал, что он занят и что для посетителей его нет.
      – Итак, – начал он, – мы в тупике. С утра, на свежую голову, я еще раз все обдумал. Должен тебе признаться, что меня давно так не прижимали к стенке, как сейчас. Впрочем, возможно, нам что-нибудь даст обыск у Трахта…
      Мы проговорили около часа, обсуждая различные наиболее фантастические версии. Несмотря на умственную гимнастику, наше частное совещание результатов не дало.
      – Ну как? Поймал наконец Посла? – спросил меня на лестнице мой неоценимый шеф. – Насколько мне помнится, я дал тебе на это двенадцать дней.
      Он возвращался с совещания и был в весьма хорошем настроении.
      – Знаю, полковник, – ответил я. – С начала расследования прошло почти три недели. Но если вычесть время моего лечения в больнице…
      – Ты взял реванш, посадив доктора Кригера за решетку, – насмешливо отрезал полковник.
      Мы вошли в секретариат. Я многозначительно подмигнул Кристине и подсунул ей пару клипсов, купленных еще в Берлине.
      Полковник обернулся:
      – Что, опять американские рыбки фирмы «Счастливый рыбак»?
      – Нет, – ответила, сохраняя присутствие духа, Кристина. – А пиво уже в кабинете, под окном, чтоб не прокисло.
      – Будь добра, достань мне какую-нибудь стеклянную банку, рыбка, – распорядился он.
      Кристина встала, приняв его новое, безусловно связанное с рыболовством, чудачество без всякого удивления. Ведь полковник славился своими неожиданными и странными приказаниями.
      – О чем это я хотел с тобой поговорить, Глеб? – услышал я, когда мы вошли в кабинет.
      – Вы со мной, а я с вами хотели поговорить о марках.
      – Да, – продолжал он не торопясь. – Итак, рассказывай, что у тебя нового?
      Кристина, гордая, как павлин, в сверхмодных клипсах, внесла банку и, мило улыбаясь, протянула ее полковнику. Только через несколько минут я смог начать свой доклад.
      Пока я говорил, мой драгоценный шеф переливал пиво в стеклянную банку, а затем всыпал туда привезенные мною из ГДР блестящие рыбки.
      – Ну что? Что ты смотришь, как будто ничего в жизни не видел? Ты плохо себя чувствуешь? Может быть, дать валерьянки?
      – Я не могу понять, почему рыбки должны мокнуть в пиве, а не в валерьянке? – отпарировал я.
      – Почему не в валерьянке? Ты думаешь, я собираюсь по ночам ловить на удочку кошек? – высмеял меня полковник. – Я делаю так потому, что установлено следующее: рыба собирается в реках или озерах в тех местах, куда спускают отходы пивоваренных заводов. Значит, рыбу привлекает солод. Поэтому я попросил сделать в каждой рыбке отверстие, куда засунул вату, Вата впитает пиво. А я наловлю на них щук. Вот это и есть дедукция… Прошу, можешь продолжать…
      Он действительно был в хорошем настроении. Я посмотрел на стоящее возле дверей довольно вместительное ведро. Полковник явно рассчитывал на обильный улов.
      Я продолжал докладывать подробности последних событий. Поскольку полковник не мог заниматься всеми делами, то со времени убийства вдовы знал о ходе расследования только в общих чертах.
      – Гм. – Он встряхнул стеклянную банку с рыбками, поглядел на них с минуту, затем решил: – Подождем результатов обыска у Трахта. Если Емёла, которому я это поручу, ничего не найдет, нам придется извиниться перед Трахтом… Ты говоришь, у НД тоже нет никаких идей?
      – Нет.
      – Значит, все нити, которые могли бы привести нас к убийце, порваны? И у тебя в самом деле нет ничего, что помогло бы напасть на его след?
      – Правда, у меня есть первая «Норвегия», – сказал я неуверенно. – Это, пожалуй, единственный козырь, который мы еще не пустили в ход…
      – А что по этому поводу думает НД?
      – Он не придает этой марке никакого значения.
      – Да. Я тоже не думаю, чтобы по «Норвегии», даже с помощью электронных микроскопов, удалось определить внешний вид, фамилию и адрес преступника.
      Беседа с полковником прошла для меня на удивление гладко. Он не закипел, слушая рассказ о необдуманной операции с наследницей и Трахтом. Когда я выходил из его кабинета, он как раз вызывал по телефону Емёлу, которого должен был прислать ко мне.
      Выйдя из кабинета, я задержался в секретариате, чтобы поговорить с Кристиной.
      – Подходят?
      – Угу. – Она вынула из сумки зеркальце. – Ядя определенно лопнет от зависти, – добавила она с присущим женскому сословию злорадством. – Сколько я должна тебе, Глеб?
      – Ничего. Доброе слово…
      По дороге я на минуту зашел в главную канцелярию, чтобы вручить такие же клипсы Яде.
      – За это вот тебе марки. – Ядя вынула из ящика стола большой конверт. – Только не говори никому, что получил их от меня, – предупредила она на всякий случай. – Кристина теперь позеленеет от зависти, даю слово…
      Разве мог я предположить, что мое столь необдуманное поведение роковым образом скажется в решающий Для поимки Посла момент?
      Емёла, подстегнутый приказом полковника, уже ожидал меня у дверей моего кабинета. Минут пятнадцать я объяснял ему, на что в первую очередь следует обратить внимание при обыске.
      Мне, конечно, не удалось скрыть от него, что убийство и кража в Западном районе расследуются Главным управлением милиции и что три недели тому назад это дело было поручено именно мне.
      – А я ведь думал, что ты и вправду собираешь марки, – не сдержал своего удивления Емёла.
      Он слышал об убийстве и о том, что, «кажется, убитый или убитая собирали марки», но не обратил на это особого внимания.
      – Мы с Ковальским тоже ведем одно дело, связанное с марками. Но это не имеет ничего общего с преступлением, о котором ты рассказываешь… – заметил он.
      Так как он о подробностях не говорил, расспрашивать я не стал.
      – Позвони, Глеб, НД и попроси, чтобы он прикомандировал ко мне химика. Ведь в комнате Трахта могут найти какие-нибудь яды. Я сейчас же туда еду! – решил он. – Только заскочу к себе. Нужно взять лупу, зубцемер, ванночку для выявления водяных знаков, каталоги… До жилья Трахта минут двадцать езды. Около полудня, возможно, я тебе уже доложу о результатах.
 
      Я занялся просмотром своих заметок о событиях последних недель…
      Я искал в сплетении происшествий в Западном районе пункты, которые не были ясны. Наконец после многочисленных вычеркиваний на листке бумаги осталась схема:
      Убийство коллекционера и его жены.
      Попытка убить меня. От смерти меня спасла случайно находившаяся в моем кармане справка из психиатрической больницы.
      Кража «Десяти крон», коллекции «За лот» и трехсот двенадцати марок-классиков высокой стоимости, часть из которых относилась к категории редчайших марок.
      Это наш пассив.
      В активе после трех недель расследования (включая время моего пребывания в больнице) у меня были первая марка Норвегии и второстепенная особа – Трахт.
      Остальное не представляло ни малейшей ценности. Личность Посла-убийцы, несмотря на то что он, как выяснилось, выступал одно время под именем доктора Кригера и у нас даже имелось одно из его любовных писем, была для пас совершенно неизвестна…
      Около полудня мои безнадежные размышления прервала телефонистка управления.
      – Вас, капитан, вчера вечером дома не было, а сюда вам кто-то звонил. Я не сообщила об этом раньше, поскольку тот человек обещал позвонить сегодня после полудня.
      – А кого он спрашивал?
      – Он спрашивал товарища, который «интересуется марками». Это было после восьми часов вечера. Итак, учтите, что кто-то намеревается вам сегодня позвонить…
      Трахт был задержан до восьми вечера. Наши телефонистки не имели обыкновения ошибаться. Кроме Трахта, этого номера телефона я никому не давал. Номер, естественно, ни в каких справочниках не значился. Тем, кто звонил по этому номеру, отвечали: «Он в ванной» или «Он в саду» и «Куда можно вам позвонить минут через пятнадцать?» После того как через коммутатор мне называли номер телефона звонившего мне человека, я разговаривал с ним из дому или из служебного кабинета.
      Телефонный звонок, о котором мне только что сообщили, был со всех точек зрения весьма любопытен.
      Интересно, позвонит ли таинственный незнакомец или же после того, что случилось с Трахтом, будет молчать?
      Тем временем с коммутатора сообщили, что соединяют меня с Емёлой.
      – Трахт живет под Варшавой, снимает комнату у состоятельной вдовы, – информировал меня приглушенным голосом Емёла. – Дом стоит на окраине, кругом поля, сады…
      – …и поют жаворонки, – прервал я его излияния. – Нашел у Трахта марки?
      – Как раз перехожу к этому, – начал он. – Как раз… я нашел у Трахта марок, не считая мелочи, на сумму….
      Я задержал дыхание.
      – …пятьсот тридцать шесть франков по каталогу Цумштейна.
      Пятьсот тридцать шесть франков, тогда как стоимость украденных марок достигала нескольких десятков тысяч долларов или, согласно каталогу Ивера, нескольких сотен тысяч франков!
      – Но, к сожалению, – продолжал Емёла, – здесь нет ни одной марки из того списка, который я получил от тебя.
      – Марки не трогай, а перед жильцами извинись за недоразумение.
      – Химик тоже не нашел ничего интересного, – добавил обескураженный Емёла.
      Я прекратил разговор.
      Не было никаких оснований для ареста Трахта. Ничего нового не выявилось и в другом месте. В этом я убедился, позвонив коменданту комиссариата Западного района.
      На вилле царило спокойствие. Наблюдатели видели, как наследница, сидя за письменным столом, не отрываясь, составляла опись марок.
      – Надеюсь, я все же получу от тебя ордер на арест Трахта, – сказал комендант.
      – Может быть, получишь… – ответил я не очень уверенно.
      Следовало задержать Трахта хотя бы до полудня, до моего разговора с неизвестным, которому никто, кроме Трахта, не мог дать номер моего телефона.
 
      Зазвонил телефон.
      – Я имею честь говорить с гражданином, который в воскресенье обменивал в клубе марки и приобрел в числе прочих серию испанской «Корриды»?
      Действительно, во время безумных сделок в воскресенье я приобрел серию испанской «Корриды».
      – Моя фамилия вам ничего не скажет. Я хотел только спросить, не интересуют ли вас иностранные классики?
      Я заколебался.
      – В общем, да, – начал я осторожно. – А где их можно было бы посмотреть?
      – Не будете ли вы случайно сегодня вблизи Старого Мяста?
      – Возможно, буду. А в какое время?
      – Мне было бы удобно в пять часов. А вам?…
      – Позвоните мне, пожалуйста, минут через десять…
      Так начался мой разговор с неизвестным собеседником.
      Время приближалось к половине четвертого. НД уже дважды в течение дня спрашивал, не звонил ли незнакомец. Я сразу же соединился с НД.
      – Слушай, – сказал он через минуту, – я прочитал в газетах, что в пять часов открывается выставка картин Хель Энри. Это польская художница, проживающая в Париже. Выставка недалеко от Старого Мяста. Договорись с ним встретиться на выставке, а там мой человек его сфотографирует.
      Я тоже решил позаботиться об агенте-наблюдателе, который пойдет за незнакомцем после того, как наше свидание закончится.
      – Значит, опять что-то начинается, – высказал предположение мой шеф, давая разрешение направить нашего агента.
 
      Через десять минут коммутатор снова соединил меня с таинственным собеседником:
      – Итак, сможем ли мы сегодня встретиться? – спросил он.
      – Да, охотно с вами увижусь. Я собираюсь на выставку картин Хель Энри. Буду там в четверть шестого, а потом мы можем зайти в кафе.
      – Согласен… Только, прошу вас, захватите с собой дублеты.
      Его настойчивость с дублетами дала мне пищу для размышлений. Ведь самое интересное уплыло из моего альбома во время идиотских воскресных сделок в клубе…
      Я поторопился домой, чтобы привести в порядок служебный кляссер. Мамы дома не было. Наскоро пообедав, я приступил к работе.
      Раскладка «служебных» дублетов оказалась делом невыполнимым. За час невозможно было разобраться в беспорядочной массе марок. Волей-неволей пришлось, отобрав десятка полтора марок в отдельный конверт, этим ограничиться.
      Когда я подъехал к выставочному залу, фотограф, которого прислал НД, как раз согласовывал свои действия с агентом. Я незаметно махнул им рукой.
      Демонстративно вынув из кармана газету (поскольку незнакомец просил об этом, так как якобы не помнил моего лица), я вошел в выставочный зал. В зале было полно народу. Почтенные мужчины и женщины, среди которых было немало знакомых художников и писателей, направлялись в противоположный конец зала, где сидела щуплая седая женщина лет восьмидесяти. Это и была Хель Энри, она приехала из Парижа, чтобы показать родному городу свои широко известные картины…
      – Какая прелесть! Посмотри, посмотри, какие чудесные краски! – щебетали у стен варшавские модницы.
      Хотя я не принадлежал к числу поборников абстракционизма, а мой «модернизм» кончался на французских экспрессионистах, несмотря на то, что я прибыл сюда с целью, не имеющей ничего общего с искусством, я почувствовал, что картины почтенной бабуси могут сказать что-то и мне.
      На картинах мелкие овальные, круглые и прямоугольные размытые пятна красок создавали удивительные мелодии из ветвей и букетов, целые симфонии цветов. Картины назывались: «Вариации на тему мимоз», «Диалог растений», «Юмореска», «Импровизация».
      Я наслаждался непередаваемой игрой красок. Надо прислать сюда маму! Но заинтересуют ли ее цветы, после того как она по уши увязла в марках?
      Краски ошеломили меня, и я чуть не забыл о деле, которое привело меня сюда, если бы не внезапное ощущение, что онздесь!
      Я почувствовал, что кто-то наблюдает за мной и хочет подойти ко мне. Я поправил торчащую в наружном кармане пиджака газету – условный опознавательный знак. Это придало ему смелости.
      – Я – Мингель, – представился интеллигентный полноватый человек лет пятидесяти.
      В ответ я неразборчиво буркнул свою фамилию.
      Мы отошли в сторону, чтобы не мешать посетителям. Стрекотала камера кинохроники, время от времени вспыхивали блицы. В гуле толпы разговаривать было трудно.
      – Может, пройдем в кафе напротив? Если вы уже осмотрели, – услышал я вежливое приглашение.
      Напротив выставки, в здании отеля, было кафе «Бристоль».
      Фотограф подмигнул мне, давая знак, что снимки готовы. Агент незаметно следовал за нами.
      Перейдя улицу, мы вошли в кафе.
      Мой собеседник пошел сначала в зал, а затем взобрался по лестнице на галерейку. Очевидно, он хотел, чтобы нам никто не мешал.
      Я с любопытством рассматривал его. Он был ниже Трахта ростом, у него было полное, круглое лицо, голубые глаза, нос огурцом, толстые губы и вокруг лысины – начинающие седеть светлые волосы.
      – Здесь нам никто не помешает, – заявил он, довольный выбранным местом.
      Мы уселись за столик, тут же появилась официантка.
      – Кофе, чай, фруктовый сок? – спросил он меня. – Принесите нам, пожалуйста, кофе и две порции торта.
      Я поблагодарил его за торт и выдавил из себя пару фраз о погоде.
      – Вы не спешите? Я слышал, что вы серьезный коллекционер и у вас есть кое-что для обмена, – заговорил он точь-в-точь как Трахт. – Любопытно, что вас интересует?
      – Я прежде всего, ищу номерные штемпеля на марках «За лот». Ну п, вы сами понимаете, если попадется что-нибудь интересное из других стран…
      – Ясно! Настоящий любитель не упустит подходящего случая! – прервал он меня. – А вы принесли с собой какие-нибудь дублеты?
      – Я спешил, и у меня не было времени собрать… А вы?
      – В следующий раз обязательно захвачу…
      Таким образом, предложение показать мне иностранные классики, которыми он меня заманил, оказалось предлогом.
      Я не знал, чего он хочет. Служебный кляссер в его нынешнем состоянии не имел большой ценности. Какие марки высмотрел в нем Трахт? Этого я тоже не знал.
      – Скажите, что представляют собой ваши иностранные дублеты и что в принципе вы могли бы предложить?
      – Я могу отдать коллекцию старых английских колоний. Всего на сумму около четырех тысяч долларов по каталогу Скотта. Среди них первые «Бермуды», «Барбадос», «Борнео», «Цейлон», «Ямайка»… Если эти вещи вас интересуют, вот вам список.
      Он вынул написанный под копирку список и подал мне. Я просмотрел его. В списке не было ничего из украденного на вилле. Это была, наверно, совсем другая коллекция…
      – Отдам за бесценок. Тем более что сам купил дешево. А вся подборка заслуживает внимания.
      – Кое-что из этого у меня есть. Но все же разрешите взять список с собой, я еще подумаю.
      – Пожалуйста, в любой момент вы можете мне позвонить. Я живу в «Бристоле»… Да, я слышал, у вас есть интересная «Норвегия», – сказал он.
      Неужели… неужели это Посол?
      – Кажется, она со мной, голубая, со львом, четыре скиллинга… – Я спокойно полез во внутренний карман пиджака.
      Четыре скиллинга были номиналом первой «Норвегии».
      Он взял у меня целлофановый конверт – и выдал себя,сразу же посмотрев марку и а свет!
      Первая «Норвегия», та самая «Норвегия», которую он когда-то взял у убитого коллекционера, была дырявая. Он отложил прозрачный целлофановый конверт в сторону и, отвлекая мое внимание от марок, сказал:
      – Кажется, погода переменится. Что-то у меня кости ломит.
      Оставив без внимания состояние его здоровья, я прямо спросил:
      – Так вас интересует моя «Норвегия»?
      – Пожалуй, да, – заявил он, как бы что-то припоминая, – эту первую «Норвегию» могу у вас выменять, если вы найдете в моем списке что-нибудь для вас подходящее.
      – Я позвоню вам, – ответил я.
      – Пожалуйста. – И он спрятал конверт с первой «Норвегией».
 
      Это было для меня и неожиданно и необычно. Кто мог предположить, что я встречусь с ним в подобных обстоятельствах, что именно первая «Норвегия» станет приманкой? Он сразу попался на крючок. Это была та улика, которой он, очевидно, опасался… Естественно, он не мог предполагать, что мне известно о его действиях под фамилией доктора Кригера, что я побывал в Эрфурте и знаю историю несостоявшегося обмена «Десяти крон» на первые «Саксонии».
      Пока он похвалялся своими сомнительными успехами в филателии, я, вымученно улыбаясь, думал.
      «Очевидно, Трахт рассказал ему, что речь идет о новичке, и новичке неопытном, но с деньгами. Кроме того, Трахт видел у меня первую „Норвегию“. Мои идиотские сделки в клубе подлили масла в огонь… Итак, он добыл у Трахта под каким-то предлогом номер моего телефона. „Коррида“ была приобретена мною в клубе в последнюю минуту. В это время Трахт был рядом с моим столиком. Трахт не знал моей фамилии и посоветовал ему спрашивать по телефону покупателя „Корриды“… Со своей стороны если бы Трахт знал, что его знакомый Мингель является убийцей, разыскиваемым милицией, то не связался бы с ним».
      Но что-то у меня не сходилось. И я не мог понять, что именно.
      Я мог бы под любым предлогом попрощаться с Мингелем, выйти и, сразу же обратившись в ближайший комиссариат за помощью, взять его.
      Но у меня не хватало улик!
      Его арест вовсе не означал, что мы найдем марки у него в номере. Единственных свидетелей, коллекционера и его жены, не было в живых…
      Вполне возможно, что начальник и служащие сорок первого почтового отделения узнают в Мингеле «доктора Кригера», что его узнает директор Почтового музея во Вроцлаве, но это еще не будет доказательством, что он совершил оба убийства.
      Эта неожиданная встреча обязывала меня как можно хладнокровнее рассчитать каждый последующий шаг.
      – Мы болтаем, коллега, а уже около восьми… – сказал он, взглянув на часы. – Жаль. Весьма приятно было познакомиться с вами. Итак, до завтра. Запомните, я в «Бристоле».
      Он бодро встал п проводил меня до лестницы, ведущей с галереи в зал.
      Уходя, я заметил, как он, подозвав официантку, советовался, что бы ему заказать. Очевидно, хотел отпраздновать находку «Норвегии», улики, свидетельствующей о том, что он бывал на вилле и имел контакт с убитым коллекционером!
      Выйдя из кафе, я тут же зашел в «Бристоль».
      – Скажите, пан Мингель у себя? – спросил я у портье.
      Тот поискал в списке, посмотрел на доску с ключами.
      – Пан Мингель в сто семьдесят четвертом. Сейчас его нет, еще в четыре часа ушел в город.
      – А когда вернется?
      – Обычно он возвращается поздно…
 
      Я зашел в телефонную будку. Как и всегда, когда НД был нужен, он находился в лаборатории.
      – Будь добр, Юлек, попроси Олеся, чтобы он не занимал завтрашний вечер!
      – Почему?
      – Я даю ужин!
      – Ты спятил? Где ты сейчас? Я высылаю за тобой машину!
 

      Я не собирался говорить с Мингелем в шесть часов утра. Я только хотел узнать о нем.
      – Пан Мингель у себя в номере, – ответил на мой вопрос по телефону портье. – Он только что вернулся и просил ни с кем его не соединять.
      «Очевидно, развлекался», – подумал я. То, что он развлекался до утра, было мне на руку.
      Через минуту я, стоя под душем, обдумывал план действий: «Во-первых, с помощью работников сорок первого почтового отделения проверить идентичность Мингеля и „доктора Кригера“, во-вторых, доложить о нашей встрече полковнику, в-третьих, на этой стадии развития событий я один не справлюсь, мне должны помочь поручик Емёла и майор Ковальский, разбирающиеся в марках… А затем состоится запланированный ужин. Если даже в отеле у Мингеля нет похищенных марок, то мы выясним, где его постоянное местожительство или у кого он спрятал „Десять крон“, коллекцию „За лот“ и триста классиков высокой стоимости…»
      Пока я был в ванной, мама успела позавтракать. Она сидела за моим письменным столом и спокойно перебирала марки.
      – Я тебе не помешаю? – спросила она. – Я сейчас уложу серию, которую достала вчера вечером, а потом напишу несколько писем по поводу обмена.
      – Итак, у нас уже имеются обменные адреса. Это, очевидно, благодаря доктору Кригеру? – заметил я, направляясь в кухню, чтобы перемыть кучу грязной посуды…
      – А у меня будет «Триумфальная арка с розами» из Парижа! Мне обещала такую марку Хель Энри, – донеслись до кухни хвастливые мамины слова. – Она тоже собирает цветы! Кроме того, я приобрела несколько новых классиков, а также достала белый «Дилижанс».
      Поправляя на себе фартук, я вошел в комнату.
      – Не понимаю, зачем ты путаешься с подозрительными марками, мама?
      – Ну, знаешь, не издевайся надо мной! Значит, ты, всеведущий, не понимаешь, насколько редки «пробы» и насколько ценно то, что предшествует действительному выпуску марок?
      – Знаю. Но сначала надо поинтересоваться происхождением такой марки, как белый «Дилижанс»!
      – Я заказала их десять штук. Это будет великолепный набор для обмена. Когда расширю свою корреспонденцию…
      – Тогда, если не раньше, мне придется выручать тебя из тюрьмы. Потому что тебя посадят за торговлю пробами, которые были выкрадены из государственной типографии!
      В ту же секунду мне пришлось мчаться на кухню, откуда донесся свист закипевшего чайника.
      У меня не было времени выяснить вопрос о белом «Дилижансе». Я спешил и, выйдя из дому, поймал такси, которое доставило меня в сорок первое почтовое отделение.
 
      – Начальник в отпуске, позавчера уехал на курорт, – объяснил его заместитель. – Нет, я не знаю, кто это, – вернул он мне фотографию Посла. – А Зося сидит у третьего окна…
      Я подошел к третьему окошку. Покупая марки, я вынул бумажник и раскрыл его так, чтобы фотография Посла, сделанная на выставке картин Хель Энри, попалась ей на глаза. Зося с любопытством посмотрела на фото.
      – Вы уже у нас были… А это доктор Кригер. Вы художник?
      – Нет. Почему вы так считаете?
      – Потому что на снимке видны картины, а доктор говорил, что он художник, и предлагал, чтобы я ему позировала.
      – И вы позировали ему?
      – Нет, у меня не было времени.
      Мингель действительно весьма… забавный субъект!
      Если он еще умеет рисовать, кто знает, не был ли фальшивый «Дилижанс» делом его рук?
      Такси ожидало меня за углом. Я попросил шофера довезти меня до лаборатории НД.
      – Привет! Как дела? Олеся я уже предупредил, – сообщил НД. – Значит, вся эта история с убийствами подходит к концу? И на прощание будет ужин!
      – И должны быть дамы, чтобы было веселее, – подтвердил я. – Ты не знаешь, кого нужно или можно было бы пригласить?
      – Знаю… Скажи, зачем нам посторонние девушки? Ведь у нас в управлении есть Ядя и Кристина. Пригласи обеих, вот и забот не будет…
      Было решено, что я приглашу Ядю и Кристину.
      Мы перешли к обсуждению деталей предстоящей операции. Сложность заключалась в том, что никто не мог предвидеть, обнаружим ли мы с первого же захода также и марки…
      – Ну ладно, пойдем! – решил наконец НД.
      Когда мы спускались по лестнице, нас догнал лаборант и вручил НД маленький флакончик и конверт.
      – Будет сенсация. Но это увидишь на месте, – обещал НД, пряча конверт и флакончик в карман. Он уселся за руль «Варшавы», нажал стартер, и мы двинулись в управление…
 
      Вскоре мы переступили порог кабинета моего шефа. Из утреннего разговора с НД он уже знал о том, что произошло вечером в «Бристоле».
      – Замечательно, Глеб! Поздравляю! Ну, наконец-то мы выследили Посла. Это будет наградой за все неудачи, – заметил он. – Садитесь, друзья.
      Полковник подвинул кресла и попросил Кристину принести кофе.
      Мы вели себя, как подобает победителям.
      – Я тоже… Можно сказать… достиг вчера вечером успеха, о котором многие не смеют и мечтать. И это благодаря тебе, Глеб, – говорил полковник, довольный, как никогда. – На твои берлинские рыбки и пиво попался в-о-о-т такой сом. – Он широко развел руки. – И это в Висле! Я с ним пошел утром к фотографу. Снимок сделал, чтобы посрамить других рыбаков. Фото будет опубликовано в «Экспрессе», так как…
      Неожиданно зазвонил телефон.
      – Это из главной канцелярии, тебя, Глеб, – протянул мне трубку полковник.
      Ядя говорила очень быстро, и вначале я ничего не мог понять…
      – Послушай, происходит что-то сверхъестественное. Не спрашивай и немедленно выйди на лестницу.
      Я, извинившись перед полковником и НД, выбежал из кабинета.
      А по коридору шли: поручик Емёла слева, майор Ковальский справа, а в середине мама, которую они вели под руки!..
      Значит, ее сцапали! Свершилось – арестована! И у майора Ковальского и поручика Емёлы выражение лиц было серьезное и официальное.
      Я уступил им дорогу. В нише было достаточно темно. Конвой прошел мимо меня и повернул прямо в открытые двери кабинета, откуда я только что выбежал.
      И правда, происходившее не укладывалось ни в какие рамки. Именно в тот момент, когда я должен был обсудить план ареста Посла.
      Я пошел за ними и остановился на пороге кабинета.
      Тем временем мою дорогую маму усадили в кресло. НД отошел к столу, стараясь не смотреть на меня, и встал рядом с полковником.
      Майор Ковальский и поручик Емёла стали по левую и по правую сторону кресла, в котором сидела мама. Она, вынув платочек, жалобно всхлипывала.
      – Гм, – несколько неуверенно кашлянул полковник. – Как я вижу… это весьма серьезное дело. Товарищи, – обратился он к обоим конвоирам, стоявшим с каменными лицами, – благодарю вас от имени службы. Хотя особа, которую вы задержали, не является кое для кого из офицеров управления неизвестным лицом и можно предполагать, что личные отношения при рассмотрении этого дела будут играть некоторую роль, как сотрудники милиции, вы оказались на высоте! Майор и поручик, прошу доложить. Осветите подробно этот ваш выдающийся успех!
      Ковальский начал докладывать:
      – Согласно полученным указаниям, данная особа была мною и присутствующим здесь поручиком задержана в кафе в момент совершения нелегальной сделки. Она находилась под нашим наблюдением в течение недели, с момента, когда в Клубе филателистов скупала так называемые белые «Дилижансы», то есть марки, украденные из государственной типографии. Она вошла в контакт со спекулянтом, которому, несмотря на принятые меры, удалось скрыться. А вот улики!
      Он подошел к столу и выложил конверт со злосчастными белыми «Дилижансами»!
      – Желает ли задержанная сказать что-либо в свое оправдание? – спросил грозным тоном полковник.
      Моя мама, всхлипывая, молчала.
      – Нет? Жаль. С вами будут разговаривать в прокуратуре! Майор… – Он хотел было обратиться к Ковальскому, но его опередил НД.
      – Минуточку, друзья, не спешите, – начал он цедить слова. – А кто сказал, что белые «Дилижансы» должны быть обязательно из государственной типографии, что они были украдены до того, как типографская машина нанесла на них дополнительный фон?
      – Тут все ясно! – запальчиво прервал его Ковальский. – Все было тщательно проверено и установлено. Другой возможности вообще нет!
      «Неужели кто-то сделал клише и конкурирует с государственной типографией? – мелькнуло у меня в голове. – Ведь если подделывают доллары, то почему нельзя подделывать марки?»
      – Так вот, – продолжал НД, – обвинение этой женщины в соучастии в краже или скупке краденого является совершенно ошибочным, поскольку… такой кражи не было! Вот здесь, – он полез в карман, – марка кремового цвета, а здесь, – он вытащил из другого кармана флакончик, – растворитель «Трин»…