Джозеф опустился передо мной на колени.

– Мне рассказали про одного врача в Вашингтоне, квакера, как и мой опекун в Филадельфии, по имени Баркер. Он поможет нам добраться до Филадельфии, а если вы будете еще слабы, то сможете остаться у него. Он хороший человек и честный. Он должен нам помочь. Я сделаю носилки…

– Нет, Джозеф, носилки только задержат нас. Я могу ехать верхом, в самом деле.

– Ну ладно, уговорили. Но только нам придется ехать вдвое, втрое быстрее. Вы выдержите? Только бы поскорее добраться от этого доктора Баркера.

Оставшийся до Вашингтона путь был невыносимо тяжел для меня. Я с трудом заставляла себя держаться в седле по десять-двенадцать часов в день. Жара стояла неимоверная, даже в тени деревьев трудно было сыскать прохладу. Несколько раз я теряла сознание и непременно свалилась бы с лошади, если бы не руки Джозефа.

Утром третьего дня, когда до города оставалось около пятнадцати миль, мы почуяли запах дыма.

– Такая сушь, – заметил Джозеф. – Кто-то, видно, зажег костер, но не смог справиться с огнем.

Немного позднее мы увидели группу людей, идущих в нашем направлении. До сих пор, с самого бегства с фермы Хеннесси, мы не встретили ни одной живой души, и поэтому я не на шутку встревожилась. Джозеф направил коня в обход, но люди нас окликнули, и нам ничего не оставалось, как вернуться. От них мы узнали, что британцы атаковали Вашингтон, разграбили и сожгли город. Дома, магазины, трактиры, правительственные здания – все было объято пламенем. Встреченная нами семья покинула город вместе с остальными беженцами еще до того, как пожар разбушевался по-настоящему.

Дети плакали, размазывая по лицам гарь и грязь.

– У нас нет выбора, господа, – сказал Джозеф. – У меня на руках больная женщина, и я должен доставить ее врачу. Может быть, вы знаете, где я могу разыскать врача по имени Баркер?

– Нет, мы не знаем доктора с таким именем, – ответил глава семьи, – но идти сейчас в город – безумие. Вскоре в нем камня на камне не останется.

Я покачнулась. Джозеф натянул поводья.

– Нам пора. Удачи вам, и да пребудет с вами Господь, – сказал Джозеф и погнал коня.

– Я думаю, мы можем теперь ехать по главной дороге, – сказал Джозеф чуть погодя. – Так будет быстрее, а люди сейчас слишком озабочены своими несчастьями, чтобы обращать на нас внимание.

От встреченных на дороге негров мы узнали, что британцы обещают свободу всем рабам.

– Они хотят купить нашу помощь, – высказался Джозеф, когда мы остались одни. – Решили, что так могут переманить нас на свою сторону. Но меня не проведешь: я видел, как они обращаются со своими соотечественниками, которые считаются у них свободными. Так почему вдруг с нами они будут обходиться лучше?

По мере приближения к Вашингтону все заметнее становилось черное облако, висящее над городом. Навстречу нам все шли и шли люди с повозками и тележками, с лошадьми и без. Все старались унести с собой как можно больше добра. Джозеф был прав: на нас не обращали ровным счетом никакого внимания. Многие женщины плакали и причитали, но большинство шли молча, на лицах застыли печальная отрешенность и отчаяние. Мужчины на все лады костерили войска народного ополчения за то, что им не удалось отстоять город. Говорили о том, что Вашингтон сдали практически без сопротивления, оставив врагам на разграбление все, даже президентский дворец.

Когда мы въехали в город, Джозеф завернул меня в одеяло, закрыв лицо от ядовитого дыма. Мы бродили по закопченным улицам в тщетных поисках дома доктора Баркера. Город был наводнен солдатами в красных британских мундирах. Банды мародеров охапками тащили добро из частных домов. Многие из них были основательно пьяны, поэтому зеркала и хрусталь с печальным звоном падали у них из рук; из вспоротых перин и подушек летели пух и перья. Прямо на улицах, не таясь, солдаты совокуплялись с оставшимися в городе женщинами – порядочных среди них не было, одни проститутки.

Когда мы наконец добрались до улицы, где, по сведениям Джозефа, должен был жить добрый доктор, нам попался один из немногих оставшихся в городе жителей. Джозеф спросил его о Баркере.

– Какой дом? На улице не осталось ни одного целого дома, да и самого доктора Баркера я не видел уже несколько дней. Думаю, он присоединился к банде мошенников, назвавших себя, словно в насмешку, народным ополчением. Они спалили меня дотла! Дотла! Ублюдки! Этот дубина Медисон, будь он проклят, не стоит и цента!

Джозеф вздохнул. Мы оказались в отчаянном положении.

– Оставь меня, Джозеф, – сказала я устало. – Со мной все будет хорошо.

– Нет, мы должны отыскать Баркера. Мы…

– Эй, черномазый, что это у тебя? – спросил британский солдат грубым голосом с сильным лондонским акцентом.

Джозеф прижал меня крепче.

– Больная женщина, друг. Может, вы подскажете, где найти доктора Баркера?

– Доктора, говоришь? – Чьи-то руки потянулись к одеялу, в которое я была завернута. – Покажи-ка свою больную, черномазый.

– Осторожнее, у нее оспа! – предупредил Джозеф.

– Оспа! – Мужчина отшатнулся, но тут же, рассмеявшись, сказал: – Врешь, черномазый! Будь у нее оспа, ты и сам держался бы от нее подальше.

Джозеф сделал попытку пробиться сквозь кольцо британцев, окруживших нас, но один из солдат перехватил поводья и остановил коня. Другой солдат сорвал с меня одеяло.

– Нет у нее оспы, – протянул он. – К тому же девчонка белая. Что это ты делаешь с симпатичной леди, приятель? Лучше не темни!

Меня стащили с лошади, вырвали из рук Джозефа. Я слышала, как он громко просил пропустить нас, заклиная именем Господа. Солдаты смеялись. Один из них повалил меня на землю. Я застонала. Джозеф бросился на него, откинув, как пушинку, тогда британцы дружно набросились на негра. Джозеф работал кулаками, разбрасывая англичан, как котят. Воспользовавшись свободой, я вскочила на ноги и бросилась к английскому офицеру, наблюдавшему за происходящим издали, словно за забавной сценой в цирке. Я упала перед ним на колени и быстро заговорила по-французски:

– Бога ради, mon general, прикажите им остановиться! Прошу вас спасти этого человека! Он хороший, добрый. Пожалуйста, прикажите этим варварам перестать!

Генерал посмотрел мне в глаза. Лицо его, худое и загорелое, с хищным носом, энергичным подбородком и ясными голубыми глазами, было по-своему красиво. Я схватила его руки, умоляя спасти Джозефу жизнь.

– Вы – воспитанный человек, месье, вы – джентльмен. Достаточно взглянуть на вас, чтобы понять, что вы – не варвар! Не позволяйте им делать то, что они делают. Они напали на миссионера, человека Господа. Молю вас…

Военный решительно подошел к толпе и резким командным голосом приказал солдатам разойтись. Британцы, заметив нашивки на погонах и богатый плюмаж на шляпе, повиновались. С трудом я поднялась на ноги. Джозеф подошел ко мне – и вовремя: он едва успел подхватить меня. Страстная речь отняла у меня остатки сил.

– Благодарю вас, сэр, – сказал генералу Джозеф. – Мы ищем врача, который здесь жил. У дамы лихорадка…

– Прошу вас принять мои самые искренние извинения за этот эпизод, – заговорил генерал на английском, а затем перешел на французский, обращаясь ко мне: – Как вас зовут, мадемуазель? Как случилось так, что вы, француженка, оказались в этом разрушенном городе?

– Помилосердствуйте, сударь, леди больна, – вмешался Джозеф.

– Меня зовут Элиза Лесконфлер, – заговорила я, с трудом разлепляя спекшиеся губы. – Злые люди сделали меня рабыней, а этот добрый человек спас мне жизнь. Прошу вас, отпустите нас, сэр. Мы не сделаем вам ничего плохого.

– Лесконфлер? – нахмурился генерал. – Но это имя мне знакомо.

– Мой отец был генералом в наполеоновской армии, месье.

– Ну конечно! Я хорошо его знал. Он приезжал в Лондон с дипломатической миссией в промежуток между двумя войнами. Я служил тогда под командованием Веллингтона, так что эта встреча могла состояться… году в 1802, кажется. Меня зовут Росс, Роберт Росс. А вы – Элиза. Он часто говорил о вас. Вы учились тогда в школе, не правда ли? И я хорошо помню вашу мать. Вы на нее очень похожи. Простите нас, мадемуазель, за безобразие, коему я был свидетель. Эй, вызовите мой экипаж! К вашим услугам, мадемуазель, будет мой личный врач.

Перед тем как упасть в обморок, я успела изобразить слабое подобие улыбки.

Очнувшись, я обнаружила, что лежу в настоящей постели в красиво обставленной комнате. Сквозь занавешенные окна струился свет. В комнате было уютно и чисто. Я благодарно вздохнула и снова провалилась в сон.

До британской оккупации Вашингтона дом генерала Росса принадлежал Верховному суду Министерства юстиции США. Айви-коттедж, как его называли, представлял из себя небольшое кирпичное здание на деревянном фундаменте, с видом на реку Потомак. В этом доме генерал Росс, глава британской армии вторжения, принимал адмирала Кокрейна, главнокомандующего британским флотом, и других офицеров с женами, сопровождавшими мужей в походе. Россу исполнилось сорок восемь лет. Он участвовал и в кампании против Наполеона, и в войне за отторжение ранее принадлежавших Новой Англии земель у молодых Соединенных Штатов. Росс был совершенно уверен в том, что ему, человеку опытному, с помощью закаленных в боях солдат удастся задавить американцев легко, эту уверенность разделял и адмирал, так что все военные действия в Америке они воспринимали как прогулку, своего рода пикник. Мне это казалось несколько странным.

Росс был красив, как может быть красив только породистый уроженец туманного Альбиона – темноволосый, с чуть припудренной сединой густой шевелюрой, он был не по годам строен и подтянут. Он пользовался заслуженным уважением солдат и офицеров. Среди его друзей были те, кто мог рассказать мне о моем отце, и я внимала каждому их слову, поскольку сама отца помнила плохо. Я старалась не замечать присущей его натуре жестокости, той самой жестокости, которая позволила равнодушно наблюдать за тем, как солдаты вверенной ему армии по-мальчишески бойко атакуют негра и больную женщину. Я говорила себе, что у военного времени свои законы и своя мораль. Со мной он никогда не был жестоким. Он был добр и внимателен, и, как бы ни были важны для него дела военные, он всегда находил пару свободных часов, чтобы побыть со мной.

С тех пор как я поселилась в Айви-коттедже, Джозеф ни разу не навестил меня. Росс уверял, что дал негру разрешение посещать его резиденцию, но Джозеф как сквозь землю провалился. Это обстоятельство тревожило меня, я боялась, как бы с моим чернокожим спасителем не случилось беды, и молилась за него, поскольку ничего другого мне не оставалось.

Армейский врач пичкал меня снадобьями и дважды пускал кровь, прописал мне крепкий говяжий бульон и валерьянку, а самое главное – строгий постельный режим. Я поправлялась, несмотря на лечение. Через несколько дней я уже могла принимать посетителей, а через неделю – сопровождала генерала в его ежедневных прогулках по маленькому аккуратному садику за домом. Росс отыскал портных, которые с готовностью трудились день и ночь над новым гардеробом для меня. Росс брал меня с собой на балы, устраиваемые адмиралом на флагманском судне «Королевский дуб». С каждым днем он становился все ласковее со мной, и я на глазах расцветала от его комплиментов. Я так долго была лишена мужского внимания, меня так давно не баловали, что даже самая банальная похвала музыкой отзывалась в сердце. Я вновь почувствовала себя красивой женщиной.

– Я счастлив, что нашел по-настоящему воспитанную женщину в этой варварской стране, – сказал мне как-то генерал во время прогулки по саду перед ужином. – И не только воспитанную, но и красивую!

– Вы всего лишь гость в этой стране, генерал, как, впрочем, и я, – игриво ответила я. – Вы не должны быть столь строги к местным жителям. Но ведь и я, генерал, ваш враг, не так ли?

– Враг? – со смехом переспросил генерал. – Нет, моя дорогая. Франция и Англия заключили мир, на этот раз действительно прочный. Правительство Бонапарта низвергнуто, на ваш трон взошел новый король, а император уютно устроился на маленьком жалком островке, называемом Эльба.

– Да вы шутите! – воскликнула я, недоверчиво уставившись на собеседника. – Наполеон свергнут? А что же с великой империей? С Новым Римом? Я… я не могу поверить…

– И тем не менее это так, моя дорогая. Мария-Луиза и ее сын – в Вене, а многочисленные корсиканские родственники Наполеона рассеялись как дым по всему свету. Возможно, они все еще мечтают о реставрации прежнего могущества, но их мечтам не дадут осуществиться. Где же вы были все эти годы?

Я вспыхнула и отвернулась.

– Там, где я жила, не читали свежих газет.

– О, простите, Элиза, как бестактно с моей стороны. Врач сказал мне, что вас… э… клеймили. Это ужасно, просто возмутительно! Эти люди настоящие скоты, животные! Они не смеют называться людьми!

– Однако люди, виновные в моих несчастьях, были хорошо образованны и вполне респектабельны, – с горькой усмешкой возразила я. – Мне кажется, что дикость и варварство не находятся в прямой зависимости от происхождения или образования, генерал Росс. История полна свидетельств о зверствах, совершенных людьми благородного, как это принято говорить, происхождения, а жертвами были как люди простые, так и столь же благородные сотоварищи палачей. Примеров сколько угодно: императоры Священного Рима, Борже, ваш родной Ричард Третий. О чем можно говорить, если всего двадцать лет назад мои соотечественники французы отмечали каленым железом узников Бастилии, перед тем как казнить. Что же, мне повезло больше, чем тем несчастным. Я по крайней мере выжила.

Я перевела разговор на другое, но на этом тема не исчерпалась. Не раз впоследствии мы возвращались к разговору о моей жизни в рабстве.

– Не может быть, чтобы вы были столь по-христиански милосердны к своим врагам после того, что они с вами сделали! – сказал Росс две недели спустя после того первого разговора во время прогулки по саду.

– Нет, генерал, я не святая. Если я увижу кого-нибудь из них снова, я могу и убить. Да, убью. Однако мне противно убийство само по себе. Я знаю, что такое убить человека.

Росс взял меня за руку и подвел к каменной скамье.

– Элиза, вы должны уехать со мной. Как только мы победим в этой ничтожной войне, мы отправимся в Англию вместе.

– Вы очень добры, генерал Росс, но…

– Если вы не прекратите называть меня генералом, я сойду с ума, – с шутливым гневом воскликнул мой кавалер. – Я привел вас в дом не только потому, что знал вашего отца, но и потому… потому что, увидев вас впервые, грязную, больную и оборванную, я уже знал, что вы особенная, вы достойны поклонения любого мужчины.

– Роберт, – воскликнула я, отнимая свою руку, – я еще не принесла счастья ни одному мужчине. Одни неприятности. Вы были бы счастливее, если бы позволили вашим солдатам убить меня.

– Вы не должны так говорить!

– Но я говорю правду. Я хочу вернуться во Францию, Роберт. Я хочу домой. С тех пор как я покинула дом, прошло уже четыре года, и я успела истосковаться по своим близким.

Роберт ласково заглянул мне в глаза.

– Я понимаю, Элиза. Если вы согласитесь отправиться на «Королевском дубе» в Англию, я обещаю, что при первой возможности отправлю вас на родину. После этой военной кампании я, видимо, уйду в отставку. Прошу вас, скажите, что вы вернетесь со мной. Я и думать не могу о том, чтобы оставить вас в этом ужасном месте.

– Я подумаю, Роберт, – тихо ответила я. – Это все, что я могу вам сейчас сказать.

– Хорошо, моя дорогая. Но только не тяните с ответом. Вскоре мне придется покинуть Вашингтон, и я должен сделать необходимые приготовления.

Из дома вышел адъютант Росса, доложив, что прибыл адмирал.

Росс недовольно поморщился.

– Вы не хотите поздороваться с ним, Элиза?

– Нет, Роберт, благодарю. Я лучше побуду здесь. Вы ведь знаете, адмирал не очень одобряет мое присутствие в вашем доме. Он считает, что я отвлекаю вас от выполнения основных обязанностей.

Росс улыбнулся и прижал мою руку к губам.

– И это так, Элиза. С каждым днем красота ваша становится все разрушительнее и… привлекательнее. Не оставайтесь на воздухе слишком долго. Мне бы не хотелось, чтобы вы простудились.

– Хорошо, – пообещала я.

– Остается надеяться, что он не останется на ужин, – пробормотал генерал и, страстно пожав мне руку, быстро зашагал по дорожке, посыпанной гравием, к дому.

Я проследила за ним взглядом. Странная ирония судьбы! Вот каким оно будет, мое возвращение в родные пенаты – на английском военном судне с английским генералом, много лет назад знавшим моего отца. Теперь многовековой вражде между нашими странами положен конец. Наполеона больше нет. Трагедия обернулась фарсом. Зато я могу вернуться домой. Домой.

Я медленно пошла в глубь сада. Теплый ветерок дул с реки. На аккуратно подстриженных лужайках перед домом вовсю стрекотали кузнечики и цикады. Я закрыла глаза, вспоминая наш замок в летние вечера… Дядя Тео пригласил гостей. Залитая светом столовая. Высокие окна распахнуты настежь, легкий ветерок колеблет портьеры, наполняя дом ароматом свежего сена и напоенных солнцем полей. Я в легком муслиновом платье, воздушном, как ветерок, в атласных туфельках с лентами. Путешествия к морю. Игры на лужайках, прохладный лимонад. И смех. Смех теплый, искренний и сердечный, смех, который может родиться только среди очень близких и родных людей.

Мои раздумья были прерваны неожиданно резким, скребущим звуком позади меня. Я обернулась. Чьи-то грубые руки схватили меня и потащили в кусты. Громадная ладонь зажала мне рот.

– Если ты закричишь, я сверну тебе шею, – зашипел мне на ухо похититель. – Поняла?

Я дернула головой. Рука соскользнула с моих губ, и я смогла взглянуть на разбойника. Кровь отлила от моего лица.

Передо мной был Гарт Мак-Клелланд. Он прижал пальцы к моим губам.

– Я сделаю, что обещал, Элиза, – сказал он мрачно. – Я убью тебя, если ты закричишь. Если ты хочешь вернуться к своему ненаглядному генералу целой и невредимой, лучше не привлекай нежелательного внимания.

Гарт отнял ладонь с моего рта. Я вытерла губы тыльной стороной ладони и внятно произнесла:

– Ты, как всегда, галантен, Гарт.

– А ты, как всегда, недовольна моими манерами, – ответил он, чуть скривив рот в подобие улыбки. – Далековато тебя занесло, моя дорогая, впрочем, как и твоего дражайшего супруга. Ты и в самом деле его убила? Я знаю, что любовник из него никуда, но все же ни один человек не заслуживает смерти только потому, что…

– Он вообще не был моим любовником, – запальчиво ответила я. – И я его не убивала. Позволь объяснить….

– Сейчас это уже не важно, – грубо сказал Гарт, – важно лишь то, что ты здесь и я могу тебя использовать.

– Что ты здесь делаешь?

– Это я должен был бы спросить, что ты здесь делаешь, но это и так вполне очевидно. Ты на службе у британцев. А я здесь на службе у моей страны.

– Гадкий шпион, – процедила я. – Ну разве ты можешь бросить любимое занятие!

– И ты делаешь то, что у тебя лучше всего получается, – ухмыльнулся Гарт. – Ты знаешь, мне жаль бедного Фоурнера. Едва ли, подписывая брачный контракт, он понимал, что подписывает свой смертный приговор. Но ты всегда любила продемонстрировать свою любовь к пистолетам и прочим стреляющим игрушкам, Элиза. Если тебя не удовлетворяет муж, ты его убиваешь. Как паучиха, которая съедает своего партнера…

Терпение мое было исчерпано, выставив коготки, я бросилась на него. Гарт перехватил мои руки и повалил меня на землю, зажав рот.

– Послушай, ты, стерва, – прохрипел он. – У меня нет времени терпеть сейчас твои выходки. Мне нет дела до людей, которых ты поубивала, и нет дела до твоего поганого ремесла, разве что в той мере, которая может быть мне полезна.

Я дернула головой, посылая его взглядом ко всем чертям.

– Твой добрый друг Джозеф – мой пленник, Элиза, – сказал он. – Если ты не сделаешь то, что я тебе прикажу, я убью его. А теперь успокойся и слушай.

Гарт усадил меня и сел рядом. Я смотрела на него с ужасом.

– Ты – чудовище, – пробормотала я. – Ты сумасшедший. Джозеф был твоим другом.

– На войне как на войне, – ответил Гарт. – В военное время мораль меняется, и такие мелочи, как дружба и любовь, перестают быть важны. Не думай, что я остановлюсь перед тем, чтобы прикончить Джозефа. Ты уже достаточно меня знаешь, Элиза. Я не бросаю слов на ветер. У твоего любовника Росса имеется секретный сейф. Ключ от него он носит на цепочке вместе с часами. Мне нужны сведения из этого сейфа. Завтра утром. В одиннадцать Росс будет на учениях. Ты должна понимать, что он ни в коем случае не должен догадаться, что кто-то видел документы, иначе они с адмиралом изменят планы и весь наш труд пойдет насмарку.

Меня трясло от злости. Наконец я обрела дар речи:

– Ты так хорошо обо всем осведомлен, так блестяще все обдумал. Почему бы тебе самому не довести дело до конца?

– Потому что тебе, как его любовнице, будет сделать это проще.

– Но я не его…

– Не надо ничего объяснять, Элиза. Это тебе не поможет. Я мог бы и без того догадаться, что женщина вроде тебя закончит как… маркитантка. Только так ты можешь наконец удовлетворить свою жадность.

Холодная ненависть, звучавшая в его голосе, потрясла меня. Я поняла, что он ничего не знает ни про заговор своей Жоржетты, ни про «речных крыс», ни про Эдварда Хеннесси. Джозеф не рассказал ему ни о чем: ни о том, что меня украли, ни о том, как сделали рабыней, ни про клеймо. И слава Богу. Я была благодарна Джозефу за то, что он сохранил мою тайну. Сейчас я уже твердо решила, что выполню это позорное шпионское поручение и вернусь во Францию вместе с Россом. И тогда наконец по-настоящему освобожусь от Гарта Мак-Клелланда.

– А если я не смогу добыть бумаги сегодня ночью?

Гарт достал из кармана маленький бумажный пакет с белым порошком и сунул мне в ладонь.

– Это снотворное. Он будет спать как дитя и наутро проснется свежим и отдохнувшим. Конечно же, он успеет продемонстрировать тебе свое искусство в постели, и ты не останешься без вознаграждения. И еще, не забудь про бокал вина перед сном. Если он что-то заподозрит, то виновата будешь ты, Элиза. Так что используй свои таланты, моя леди, и как актриса, и как шлюха.

Грудь моя налилась свинцом. Я заставила себя молчать. Он в самом деле убьет Джозефа, если я провалю дело.

– А когда все закончится? – спросила я. – Что будет со мной?

– Мне глубоко безразлично, что ты будешь делать потом, Элиза. Ты можешь убираться куда угодно и с кем угодно.

Гарт встал. Серые глаза его сверкали в сгустившейся темноте. Он был еще красивее, чем раньше, бронзовый, как Адонис. На нем были бриджи и сапоги до колен, белая рубаха с закатанными рукавами распахнулась до самого пояса. И, хотя я ненавидела и презирала его, он по-прежнему имел надо мной странную власть, заставлявшую меня трепетать от его взгляда.

Я опустила глаза. Он был красив, как бог, и, как бог, беспощаден. Он брал на себя смелость выносить приговор, не заботясь о фактах. Все так же упрям, эгоистичен, высокомерен и так же…. непредсказуем! И в его руках была жизнь Джозефа.

– Как я понимаю, у меня нет выбора, – сказала я глухо.

– Зачем так грустно, Элиза. Я не прошу тебя о чем-то таком, что идет против твоей натуры. Я буду здесь завтра в одиннадцать. И учти, если ты все расскажешь Россу, Джозефу все равно не жить. Тебе нужно всего лишь сделать свою работу. Меня прежде всего интересует район дельты Миссисипи и Новый Орлеан. Если у тебя времени не хватит, а информации будет много, сосредоточься только на этих районах. Если там будут карты, выпиши ключевые названия и имена. Итак, все в твоих руках. – Гарт усмехнулся. – Если не дашь своей страсти выйти за известные пределы, времени у тебя будет предостаточно. Росс обычно встает в шесть. Хотя тебе это должно быть известно лучше меня.

Этот факт не был мне известен, но спорить с Гартом все равно не имело смысла. Я только вяло кивнула. Гарт окинул меня прищуренным взглядом.

– Твое ремесло изрядно подпортило твою внешность, Элиза. Ты очень бледна и худа. Я знаю, что эта работа не из легких, но…

– Элиза, где вы? – послышался голос Росса. Я вскочила на ноги.

– Я здесь, Роберт, – поспешила ответить я и быстрым шагом направилась ему навстречу.

Гарт растворился в тени, но я ощущала его присутствие, знала, что он слышит каждое произнесенное нами слово.

– О, я такая глупая, Роберт, – заговорила я, беря спутника под руку. – Хотела погулять немного и заблудилась. Ходила, ходила кругами и так бы и ходила, может быть, до утра, если бы вы не позвали меня.

– Бедная моя девочка, вы испачкали платье.

– Да, – я брезгливо оглядела себя, – весь подол выпачкала. Сейчас переоденусь. А адмирал остается на ужин?

– Слава Богу, нет, – ответил Роберт. К тому времени мы почти дошли до дома. – Он выносимо скучен.

– Вы так думаете, потому что он морской волк, а вы привыкли жить на суше, – весело заметила я. – Две стихии сходятся с трудом.

Мы вошли в дом. Я поднялась наверх, чтобы переодеться к ужину. Потрясение, испытанное мной от встречи с Гартом, оказалось сильнее, чем я могла предположить. Я никак не могла унять нервную дрожь, с трудом сдерживая рыдания. Однако я пересилила себя. Гарт не стоил моих переживаний, и, кроме того, сегодня мне предстояло сыграть роль соблазнительницы, а для этого я должна предстать перед генералом в лучшем виде.

Я сняла платье, надела полупрозрачный пеньюар и критически осмотрела себя в зеркало, так, словно была дамой неопределенного возраста, ожидающей молодого любовника. Нет, сомнения мои были напрасны. Ушло очарование ранней юности, но я не подурнела, Гарт преувеличил. Несколько недель хорошего питания и отдыха – и я буду такой же красивой, как раньше. Мне нравилось мое повзрослевшее лицо, вот только над улыбкой надо поработать – слишком циничная и горькая; и еще хорошо бы прогнать страх из глаз. Я подмигнула своему отражению, и в этот момент оно расплылось в туманной дымке слез.

Как должен был ненавидеть меня Гарт, чтобы заставить сделать то, что мне предстояло. Он и в самом деле считал, что я способна убивать и зарабатывать на жизнь проституцией! Как могла я до такой степени упасть в его глазах?

В дверь мою тихонько постучали. Я смахнула слезы.

– Войдите, – ласково ответила я. Генерал Росс просунул голову в дверь.

– Вы готовы? О, простите, Элиза. Я думал, вы уже оделись, – скороговоркой проговорил Росс, собираясь исчезнуть.

– Не уходите, Роберт. Прошу вас, зайдите и закройте за собой дверь.

Роберт вошел и сел на стул рядом с туалетным столиком.

– Что-то на меня нашло, – с улыбкой сказала я. – Начала одеваться, а потом задумалась, и мне вдруг стало грустно. Я даже заплакала! И аппетит пропал, так что простите меня, но я не смогу с вами поужинать сегодня.

– Вы просите прощения… Нет, Элиза, прошу вас, не извиняйтесь, – с искренним сочувствием произнес генерал. – Скажите мне, в чем причина ваших слез. Может быть, я чем-нибудь задел вас?

– О нет, Роберт, – воскликнула я. – Конечно, нет! Вы были так добры ко мне, так великодушны. Я сама хотела просить вас взять меня с собой в Англию, но для меня было важно, чтобы предложение исходило от вас. Вы окажете мне большую честь, если позволите сопровождать вас.

– Вот и чудесно! – радостно улыбнулся Роберт. – Я намекнул адмиралу, и он пришел в восторг.

– О, Роберт, вы меня разыгрываете! Я вам не верю.

– И тем не менее это так. Адмирал сказал, что вы чертовски очаровательны. Но он намекнул, что я для вас староват.

Я засмеялась.

– Приятно услышать ваш смех, Элиза. Так значит, не мысль о совместном путешествии в Англию сделала вас печальной. Что же тогда?

Росс опустился передо мной на колено и схватил меня за руки.

– У меня нет подходящих нарядов. В Англии очень холодно, даже летом.

– Я куплю вам целое море платьев. Что еще?

– Я думала о том, как подурнела.

– Глупости! – воскликнул генерал. – Бог мне свидетель, моя девочка, вы самая красивая женщина на всех трех континентах, нет, на пяти. На пяти континентах!

– Но вы не знали меня до того, как я… до того…

– Чепуха! Я знаю вас сейчас. Поверьте старому солдату, Элиза. Мы в таких делах разбираемся. Так в чем еще причина вашей печали? Говорите, вы разожгли мое любопытство.

Я дотронулась кончиком пальца до его губ и нежно сказала:

– Вы угадали, есть еще причина: я думала о том, как трудно мне будет вас соблазнить.

Роберт даже рот раскрыл от удивления.

– Черт побери, – пробормотал он, обретя дар речи.

– После моих слов вы, вероятно, сочтете меня ужасно бессовестной, – сказала я, нервно крутя в пальцах флакончик духов. – Ну что же, вы правы. Но я чувствовала себя такой одинокой.

Росс внезапно обнял меня и стал покрывать страстными поцелуями мое лицо, грудь, шею.

– Моя миленькая глупышка, – шептал он нежно.

Я с трудом переносила его обильную нежность. Неудивительно, что после всех испытаний, выпавших на мою долю, меня воротило от мужчин и их нежностей. То, с чем пришлось столкнуться Лафиту и что так долго не поддавалось исцелению, вызывалось животным страхом, боязнью того, что могут со мной сделать мужчины, подобные Жозе Фоулеру. Теперь я не чувствовала страха, а лишь холодность, злость и отвращение. Скоты, вроде Джека и Эдварда Хеннесси, уничтожили ту часть моего существа, которая нуждалась в мужской ласке, в тепле. Меня удерживало лишь сознание того, что от успеха моей миссии зависит жизнь Джозефа, и я благодарила Бога, что у меня достало опыта, чтобы разыграть экстаз, которого не чувствовала.

– Вы на меня не сердитесь? – спросила я еле слышно.

– Да, еще как! – со смехом отвечал генерал. – За то, что вы перехватили инициативу.

Я начала расстегивать его китель. С цепочки для часов, как и предупреждал Гарт, свисал маленький ключ.