- Значит, ты видел только проулок и двор. Ты не заходил в дальний конец сада и не выходил через калитку в городской стене на берег реки?
      На этот вопрос Лиливин выразительно потряс головой.
      - Я даже не знал, что их участок продолжается за городской стеной, до того дня, как здесь побывала Раннильт. Когда я шел через двор, то видел оттуда городскую стену, но думал, что за ней уже ничего нет. Потом Раннильт мне рассказала, что там лужайка, где они сушат белье. В тот день у них была большая стирка; она все перестирала и отполоскала, еще до полудня закончила работу и хотела идти раскладывать белье для сушки. Обыкновенно она же готовила обед и заодно следила, не собирается ли дождь, а вечером собирала белье и относила домой. Но в тот день миссис Сюзанна сказала, что сама все сделает, и отпустила Раннильт ко мне в гости. Пожалела ее по своей доброте!
      К удивлению Кадфаэля, во время этого рассказа перед его мысленным взором ясно возникла картина, которую Лиливин мог видеть только глазами Раннильт: травянистый склон, спускающийся к реке, кучки речных камней, заросли ольхи, скрывающие лужайку, городскую стену, отгородившую ее с севера, и вид, открывающийся с юга.
      - Помню, Раннильт еще сказала, что миссис Сюзанна, развешивая белье, промочила себе башмаки и подол платья. Вернувшись, она увидела, что Раннильт плачет, и первым долгом подумала о ней. "Забудь ты про мои мокрые башмаки, поговорим лучше о том, отчего у тебя глаза на мокром месте!" - вот что она сказала, по словам Раннильт.
      До полудня все было готово, так что можно было идти... Тогда же в последний раз вышел из дому Болдуин Печ. Рыбка хорошо клевала...
      Мысли Кадфаэля увлекли его далеко; внезапно он вздрогнул и точно очнулся от забытья, пораженный запоздалой догадкой:
      - Что ты только что сказал? У нее были мокрые башмаки и подол?
      - Вода в тот день поднялась в реке высоко, - безмятежно объяснил ему Лиливин. - Она поскользнулась на мокрой траве, когда вешала на кусты юбку, и нечаянно ступила в воду. Возле берега там мелко.
      А затем преспокойно вернулась, отослала служанку, чтобы, кроме нее самой, некому было пойти за бельем. Какую еще причину можно найти, чтобы выйти за калитку? И ведь только вчера Раннильт сидела на пороге холла, зашивая на подоле выдранный клок! И подол был линялый - сверху ярче, а понизу точно выцвел!
      - Брат Кадфаэль! - негромко оповестил из подворотни привратник. - К тебе пришел Хью Берингар. Он сказал, что ты ждешь его прихода.
      - Да, я его ждал, - ответил Кадфаэль, с усилием покидая холл Аурифаберов, где он мысленно находился. - Попроси его зайти. Мне кажется, нам есть о чем поговорить.
      Было не очень темно, так как небо было ясным, а Хью много раз сюда ходил и хорошо знал дорогу. Он вошел быстрым шагом и, не возразив ни словом против присутствия Лиливина, подсел к ним на скамью и протянул на раскрытой ладони серебряную монетку.
      - Я уже рассматривал ее при ярком свете. Это серебряный пенни времен короля Эдуарда, который царствовал до прихода нормандцев; отличная работа шрусберийской чеканки! Чеканщик был некий Годесбронд, до наших дней сохранилось немного его монет, а в нашем городе и того меньше. В описи Аурифабера числятся три такие монеты. Эта была обнаружена наутро после кражи в колодезной бадье, она там застряла в щелке между двух досок. Гриффин говорит, что вместе с ней там был клочок грубой синей материи, но он не придал этому значения. Мне кажется, что вор, который очистил сундук Аурифабера, засунул все похищенное в синий мешок и бросил в бадью - дело нескольких мгновений, - чтобы, дождавшись темноты, спокойно забрать мешок, прежде чем на рассвете придет по воду какая-нибудь ранняя пташка.
      - А у того, кто за ним пришел, - сказал Кадфаэль, - мешок за что-то зацепился в бадье, порвался, и в маленькую, совсем незаметную дырочку выскользнула одна из мелких монеток. Наверно, так и случилось. А мальчик Печа ее нашел?
      - Он-то и оказался самой ранней пташкой. Он пошел за водой, и тут монетка попалась ему на глаза. Он отнес ее своему хозяину и получил вознаграждение. Хозяин внушил ему, чтобы он никому не говорил ни слова о том, что у мастера Печа есть такая штучка. Печ сказал, что очень дорожит этой вещицей
      И как же было не дорожить, когда она ему подсказала, что воровство совершил кто-то из домашних, а значит, Печ мог выдоить из вора половину добычи в обмен на свое молчание! Рыбка хорошо клевала в этот день! Тут для Кадфаэля начало проясняться, как все случилось. Он совсем забыл про примостившегося в углу скамейки молодого человека, который сидел с ним рядом, обняв колени, и слушал навострив уши, все больше изумляясь услышанному. Хью тоже забыл о его присутствии, так как Лиливин ни разу не шелохнулся и не подал голоса.
      - Мне кажется, - сказал Кадфаэль, с осторожностью нащупывая верную дорогу, чтобы впопыхах не угодить впросак, - что, увидев монету, он понял или почти наверняка угадал, кто из домочадцев был грабителем. Он решил его пощипать. Что он мог запросить? Половину добычи? Но даже если он оказался гораздо скромнее, это не меняло дела. Ибо тот, к кому он подступился с таким предложением, оказался достаточно решительным и жестоким, чтобы без лишних разговоров сразу с ним расправиться. Вот послушайте, Хью, и вспомните эту ночь! Они стали искать мастера Уолтера, нашли его лежащим без чувств в мастерской с раной на голове и отнесли в кровать. А потом кто-то - никто не мог вспомнить, кто именно, - обронил, что это сделал жонглер, и тогда все кинулись за ним в погоню, что мы и видели своими глазами. Кто же тогда остался дома, чтобы ухаживать за пострадавшим и за старушкой, с которой вот-вот мог случиться припадок?
      - Женщины, - подсказал Хью.
      - Женщины! Причем новобрачную послали наверх смотреть за больными, которые находились там в своих комнатах. А за лекарем побежала Сюзанна. Ну ладно, побежала и побежала. Но только сразу ли? Или задержалась на несколько мгновений, чтобы сбегать сперва к колодцу и перепрятать то, что там было, в более надежное место?
      Наступило короткое молчание, оба собеседника в безмолвном ужасе смотрели друг на друга расширенными глазами.
      - Неужели возможно? - с удивлением произнес Хью. - Родная дочь?
      - На что только не способен род человеческий! Ведь как все было? В руках у мастера Печа оказался ключ к тайне. Если бы он был честен, он прямо пошел бы к Уолтеру или Даниэлю, показал бы монетку и рассказал то, что ему было известно. Он так не сделал, потому что был нечестным и собирался извлечь выгоду из своего открытия. До понедельника он не делал попыток заговорить с тем, кого он считал виновным, потому что тогда у него не было возможности встретиться с ним с глазу на глаз. Печ, так же как и мы, сумел сообразить, что все мужчины умчались ловить Лиливина, а следовательно, сокровище было вынуто из колодца женщиной, которая припрятала его до тех пор, пока не уляжется суматоха, а несчастный бродяжка будет повешен за преступление. А у кого были все ключи от дома и кто имел единственный доступ ко всему? Печ остановился на Сюзанне. А в понедельник настал его час, когда она взяла корзину с бельем и пошла за калитку, чтобы разложить его там для сушки. Около полудня Печа последний раз видели в его мастерской, он ушел оттуда, бросив несколько слов насчет того, что рыбка хорошо клюет. С тех пор его больше никто не видел живым.
      Тут Лиливин, до сих пор молчавший в своем углу, вдруг подался вперед, и они услышали его слабый, негодующий возглас:
      - Что вы говорите! Этого не может быть! Она... Она же была единственным человеком, который немножко пожалел Раннильт! Чтобы утешить Раннильт, она отпустила ее ко мне... Она же на самом деле не верила, что я... - Но тут он сам понял, что значат его слова, и со стоном умолк на полуслове.
      - У нее была основательная причина, чтобы наверняка знать, что ты не посягал на жизнь ее отца и не крал его добра. Самая основательная! И Раннильт она отослала неспроста, а для того, чтобы никто другой, а только она сама получила возможность еще раз сходить на реку, где остался мертвый вымогатель.
      - Я не могу поверить, - прошептал Лиливин, дрожа с головы до пят. Чтобы она смогла сделать такую вещь, даже если хотела! Женщина?.. И убить человека?
      - Ты недооцениваешь Сюзанну, - мрачно сказал Кадфаэль. - Как, впрочем, и вся ее родня. Сколько угодно случалось, что женщины убивали.
      - Допустим, что он пошел за ней к реке, - сказал Хью. - Но продолжайте! Что было дальше? Что, по-вашему, там случилось и как развивались события?
      - Думаю, что он пошел вслед за ней к реке, показал ей монету и потребовал от нее свою долю, плату за молчание. Мне кажется, что он больше всех просчитался в оценке Сюзанны. Подумаешь, всего лишь женщина! Печ ожидал, что начнутся женские уловки, вранье, долгие отлагательства, мольбы, может быть, что придется изрядно потрудиться, чтобы убедить ее, что он действительно знает, о чем говорит, и говорит не шутя. Он очень ошибся в ней. Он не рассчитывал, что столкнется с женщиной, которая мгновенно отвечает на угрозу, без воплей и возгласов принимает решение и моментально приводит его в исполнение, сметая на своем пути все, что может представлять какую-то опасность. Я думаю, что она продолжала раскладывать белье, а сама заговаривала ему зубы, и, так как он стоял на краю берега с монетой в руке, она подстроила так, что оказалась у него за спиной и, сделав вид, что потянулась за простыней, стукнула его камнем по затылку.
      - Продолжайте, - сказал Хью. - На этом еще рано останавливаться. Расскажите, что было потом!
      - По-моему, вы уже знаете. Неизвестно, оглушил ли его удар или нет, но он во всяком случае повалился лицом в мелкую воду. Я думаю, она не стала дожидаться, когда он опомнится и сделает попытку встать на ноги; она действовала молниеносно. Башмаки и подол у нее были мокрые. Я это только что узнал. И потом, вспомните кровоподтеки у него на спине! Думаю, что она придавила его ногой, как только он упал в воду, и держала так, пока он не умер.
      Хью молчал. Только Лиливин издал слабый вскрик, услыхав про такой ужас, и задрожал, будто теплая ночь внезапно повеяла ледяной стужей.
      - А затем она спокойно обдумала, унесет ли его оттуда течение, запихала его подальше под кусты, оставив лежать в воде, чтобы ночью оттащить тело подальше, а потом его нашли бы в другом месте и приняли за утопленника. Помните кровоподтеки с ямками у него на плечах. Среди речных голышей там есть один остроконечный камень, вывалившийся из городской стены. А монету он придавил своим телом, и она не попыталась ее достать.
      Хью глубоко вздохнул, переводя дыхание.
      - Все могло так и быть! Но ведь не она же прокралась в мастерскую к Уолтеру и ударила его по голове! Она - единственный человек, который все время оставался на виду с той минуты, как Уолтер вышел из холла, до той, когда она пошла его искать. И потом она сразу же стала звать на помощь. У нее не было времени, чтобы нанести удар и вынести вещи. Из колодца она могла их забрать, но не она их туда положила. Как я понимаю, вы ведете к тому, что все это было задумано двумя сообщниками?
      - Да, замешаны двое. Один нанес удар, украл и припрятал вещи, другая достала их ночью и перенесла в укромное место. Одна убила вымогателя, как только он о себе заявил, другой убрал ночью тело и пустил по течению. Да, конечно! Их было двое.
      - Кто же этот второй? Можно предположить, что брат и сестра, оба натерпевшись от скупости старшего поколения, договорились сообща завладеть богатством, до которого их не допускали; и Даниэль ведь действительно где-то шатался ночью и очень скрытничает на этот счет. Хотя его история про то, что он был в постели замужней женщины, звучит вполне достоверно, я продолжаю за ним приглядывать. Он тоже мог соврать, даром что пустозвон.
      - Про Даниэля я не забыл. Но согласитесь, что из всех Даниэль самый маловероятный сообщник, на котором Сюзанна могла бы остановить выбор.
      И вдруг, в каком-то внезапном озарении, Кадфаэль вспомнил разные незаметные мелочи, на которые он не обратил сначала внимания. Отдельные слова, которые передала ему Раннильт: как Джулиана странно похвалила внучку за бережливость, упомянув при этом, что у нее сохранилось целых полгоршка толокна, хотя миновала Пасха, и горькие, дерзкие вопросы Сюзанны: "Может быть, у вас уже припасено для меня местечко? В монастыре, например", после которых старушка вскрикнула и упала с лестницы...
      Нет, постой-ка! Там было что-то еще! Он вдруг увидел эту картину. Старуха наверху лестницы, единственный огонек лампы в ее руках; падающий сверху свет, в котором так четко обрисовывалась фигура Сюзанны, - свет, который преувеличенно оттеняет все выпуклости и впадины... Вот оно! Старуха ее разглядела, вскрикнула, схватилась за грудь, а затем упала с лестницы, выронив предательскую лампу. Каким-то образом она прознала о том, что случилось, и вышла ночью, чтобы один на один встретиться со своей единственной достойной противницей. Джулиана тоже, как видно, заметила порванную юбку с полинялым подолом и сама, не говоря никому, сопоставила разные факты. Как она рассказывала, она втихомолку оставила себе вторую связку ключей и прибавила, что они ей еще пригодятся, прежде чем она отдаст их. А главное, ее последние слова: "Но несмотря ни на что... я бы хотела... подержать моего правнука..." Слова, которые он только сейчас по-настоящему понял!
      - Нет! Теперь я понимаю! Ничто уже не могло ее удержать. Мужчина, с которым она вступила в сговор, чтобы совершить кражу, не был ей родственником и никогда не мог им стать, этого бы не допустила ее семья. Их планы были вынужденными. Эти двое задумали сбежать вместе, как только подвернется удобный случай, и начать жизнь где-нибудь подальше от этого города. Скупой отец не давал ей приданого, она взяла его сама. Не знаю, как зовут этого человека, но все же знаю, кто он такой: он ее любовник. Более того, она ждет от него ребенка.
      Глава двенадцатая
      Пятница, ночь
      Не дав Кадфаэлю договорить последние слова, Хью уже вскочил на ноги.
      - Если верно, что ты сейчас сказал, то после всего случившегося они уже не станут откладывать. Они и без того слишком долго ждали, как, впрочем, ей-богу, и я.
      - Так ты сейчас туда? Я с тобой!
      Брат Кадфаэль начинал беспокоиться за Раннильт. Ни о чем не подозревая, она проговорилась о таких вещах, которые для нее звучали совершенно безобидно, зато для ее слушателей они означали большую опасность. Лучше всего поскорее забрать оттуда Раннильт, пока Сюзанне не показалось, что та может нарушить ее планы. Очевидно, Лиливин испугался того же; он торопливо выскочил из темного уголка, где сидел, и поймал за рукав Кадфаэля, прежде чем он и Хью успели выйти из монастыря.
      - Сэр! Я ведь теперь свободен? Мне не нужно больше прятаться? Тогда возьмите меня с собой! Я хочу забрать мою девушку из этого дома. Я хочу, чтобы она была со мной. Что, если они вдруг испугаются, подумав, что она слишком много знает? Вдруг они что-то сделают? Я иду с вами, чтобы забрать ее, а со мной уж будь, что будет!
      Хью дружески похлопал его по плечу.
      - Пошли! Ты можешь идти куда хочешь. Ты свободен, как птица. Я скажу это моим людям и позабочусь, чтобы они обеспечили твою безопасность. А завтра об этом узнает весь город.
      Когда Хью пришел к дому Аурифаберов и сержант громко постучал в дверь, ни в одном окне не светился огонь. Все домашние уже улеглись спать, и их долго не могли добудиться. Покойную Джулиану, наверное, уже облачили в саван, и она дожидалась, когда ее положат в гроб.
      Первой наконец проснулась Марджери; спустившись вниз, она спросила дрожащим голосом сквозь закрытую дверь, кто пришел и зачем, мол, пожаловали в такой поздний час. По требованию Хью она отворила, неприятно удивленная тем, что Сюзанна, которая спала внизу, не вышла на стук и заставила ее спуститься. Однако очень скоро всем стало ясно, что, сколько ни стучи, Сюзанна все равно не услышит и что ее вообще нет дома. Комната ее была пуста, кровать стояла нетронутая, а в сундуке, в котором она держала свои платья, лежали только старые обноски.
      Появление представителей власти во главе с помощником шерифа быстро подняло на ноги всех обитателей дома: сверху спустился Уолтер, недоверчиво моргая заспанными глазами, прибежал озабоченный Даниэль на помощь своей супруге, на другой стороне двора высунулся из двери Гриффин и растерянно вертел головой. Их компания производила удручающе жалкое впечатление, как будто они сразу измельчали, потеряв двух решительных предводителей; ни один из них не мог придумать, как тут быть, и они только растерянно переглядывались, словно ожидая, что сейчас из темной глубины холла вдруг выйдет Сюзанна.
      - Моя дочь? - охрипшим голосом воскликнул Уолтер, беспомощно озираясь вокруг. - А разве она не здесь? Должна быть тут... Она была тут, как всегда... погасила, как всегда, свет... она всегда ложится последней. Да ведь и часу еще не прошло! Не может быть, что она исчезла!
      Но Сюзанна исчезла. И как обнаружил Кадфаэль, который во время разговоров потихоньку ускользнул с фонарем, чтобы с заднего хода, спустившись по наружной лестнице, заглянуть в подвал, одновременно с ней исчез Йестин. Валлиец Йестин, человек без роду и племени, без денег и без положения, который и помыслить не смел о том, чтобы посвататься к дочке своего мастера, зная, что Сюзанну никогда не выдадут за него, даже теперь, когда она стала ненужной в качестве домоправительницы и вообще потеряла для семьи всякое значение!
      Подвал тянулся во всю длину дома. Повинуясь внезапному побуждению, Кадфаэль отвернулся от пустой кровати и, освещая себе путь фонарем, прошел в ту сторону, которая выходила на улицу. Там оказалась узенькая лестница, ведущая в мастерскую. Открыв небольшую дверцу, он прямо перед собой увидел пустой сундук, в котором Уолтер хранил свои богатства. В эту ночь здесь не мелькала ничья тень, не прозвучало ни единого шороха, только мелькнул свет свечи, когда тихонько отворилась дверь.
      Кадфаэль вернулся назад, поднялся по лестнице и вышел во двор; всего в нескольких ярдах чернел колодец. А справа была дверь, ведущая в комнатку Сюзанны, из которой она, пройдя несколько шагов, попадала на кухню; точно так же в нее мог входить молодой парень, после того как в доме все утихало.
      Оба исчезли, как было задумано еще в прошлую ночь, когда побег пришлось отложить из-за смерти Джулианы. Решив тут же проверить другую мысль, Кадфаэль вошел в холл через комнату Сюзанны и попросил Марджери отпереть дверь кладовки. В углу он нашел большую кадушку, в которой Сюзанна хранила запас толокна. Кадфаэль приподнял крышку и посветил фонарем. На дне еще оставался довольно большой запас толокна: если постараться, под ним можно было спрятать внушительный сверток. Сейчас он был вынут, и кадушка оказалась наполненной едва лишь на четверть. Джулиана побывала здесь, воспользовавшись своими ключами, и оставила все так, как было, собираясь по заведенной привычке самостоятельно разобраться со своими близкими. Она все знала, но, вместо того чтобы объявить о своем открытии, промолчала. А эта неустрашимая девушка, кровь от крови старухи, невзирая на свое отчаянное положение, с железной выдержкой добросовестно ухаживала за бабкой, бестрепетно и без единой жалобы ожидая, как решится ее судьба! Одинаково сильные духом и в добре, и зле, ни та ни другая никого не щадили и ни у кого не просили пощады. Кадфаэль опустил на место крышку, вышел и запер за собою дверь. В холле царило общее смятение и неслись причитания; узнав, что их родственница заподозрена в таком гнусном преступлении, как грабеж в собственном доме, все страшно всполошились, и каждый старался всеми силами доказать свою добропорядочность. Уолтер отвечал на вопросы, заикаясь на каждом слове при одной мысли о таком вероломстве; он так терзался из-за пропажи своих денег, да еще по вине родной дочери, что у него язык заплетался от горя. Махнув на него рукой, Хью обратился к Даниэлю:
      - Скажите, куда, по-вашему, она могла направиться, если собралась в дальний путь, чтобы поскорее оказаться там, где бессильны наши законы или где по крайней мере она была бы для нас за пределами досягаемости? Для этого им нужны лошади. Есть ли у вас лошади, которыми они могли воспользоваться?
      - Есть, только не здесь в городе, - ответил бледный и растрепанный Даниэль. Попав в переплет, этот смазливый парень смотрелся дурак-дураком. Но за рекой у нас есть свой выгон и конюшня. Отец там держит двух лошадей.
      - В какой это стороне? Во Франквилле?
      - Немного подальше по западной дороге.
      - Туда-то, верно, ведет и наш путь, - сказал Кадфаэль, выходя из кладовки. - Там, внизу, нет на месте молодого валлийца, он исчез с кое-каким добром, которое пропало, и когда он перейдет границу Уэльса, то оставит с носом шропширского шерифа. А все, что он увез с собой, оттуда уже не вернешь.
      Едва он закончил речь под возмущенные и недоверчивые возгласы Уолтера, который был вне себя от намека на столь греховный союз его дочери, как к ним со двора примчался трясущийся от волнения Лиливин.
      - Я был на кухне - Раннильт там нету. Ее постель холодная, она оставила все свои вещи, ничего не взято... - Наверно, у Раннильт было так мало собственных вещей, что и забирать-то нечего, но Лиливин, у которого тоже не было ничего за душой, понимал, какая ценность даже то малое, что у нее было. - Они увели ее с собой!.. Они боятся, что она много знает и может рассказать. Эта женщина ее увела! - закричал он, бросая вызов обитателям дома, представителям закона и всему свету. - Она уже убила человека и снова убьет, если решит, что это необходимо. Куда они отправились? Я их догоню!
      - Мы все хотим их догнать, - сказал Хью и повернулся к Уолтеру Аурифаберу. Ничего, пускай отец помучается из-за родной дочери, как этот влюбленный мучается из-за своей возлюбленной! Пускай пострадает за свою плоть и кровь или за свое богатство! - Вы, сэр, поедете с нами! Вы сказали, что она опередила нас только на час и вышла из дому пешком. Собирайтесь, мы поскачем верхом. Я послал в замок за лошадьми, они, наверно, уже дожидаются нас на улице. Вы лучше всех знаете дорогу к вашей конюшне, проводите нас туда побыстрее!
      Темная ночь едва спустилась на землю, поэтому то и дело попадались неожиданные пятна света: то блеснет своей гладью река, то стена дома, сложенного из светлого камня, то цветущий куст или рассеянные в тени деревьев белые звездочки ветреницы. Две женщины вышли из Валлийских ворот и миновали мост, сторожа их не окликнули. Овейн Гуинеддский, грозный повелитель обширных валлийских земель, любезно воздерживался от вмешательства в братоубийственную войну, раздиравшую Англию. Хитроумно блюдя собственные интересы, он гостеприимно принимал беглецов, спасавшихся от его врагов, дарил дружбой тех, кто сообщал ему полезные сведения. Он не нападал на границы Шрусбери. Зато свои собственные границы он охранял зорко. Ночь была хороша, и хорош был час для беглецов, которые поскачут на запад, была бы только у них на чужой стороне защита родственников!
      Двумя тенями проскользнули они через Франквилль, и Сюзанна повернула на запад; они вышли на полевую тропинку, которая не уклонялась далеко от реки. Из двух узлов Сюзанна сама несла меньший, но зато более увесистый. Другой, большой и неудобный, в котором были сложены ее хорошие платья, они тащили вдвоем, взявшись за него с двух сторон. Одной женщине было не справиться с таким громоздким узлом.
      "Если бы не ты, - так сказала Сюзанна, - мне пришлось бы бросить дома половину моего имущества, а все это мне очень нужно".
      - Далеко ли вы хотите успеть за одну ночь? - робко спросила Раннильт, у которой было так смутно на душе, что очень хотелось услышать доброе слово.
      - Надеюсь выбраться за пределы этой страны. Здесь Йестин - ничтожный человек, а там, на родине, у него есть родня, свой дом. Там мы с ним будем в безопасности. Если поспешить, то к утру мы будем уже там, где нас никто не догонит. А ты не боишься, Раннильт, что забралась со мной так далеко от города глухой ночью?
      - Нет, - отважно ответила Раннильт. - Не боюсь. Я желаю вам добра и счастья. Я рада, что вы унесли свое добро и не окажетесь без средств.
      - Ты права, - согласилась с ней Сюзанна, и в ее голосе послышался странный всплеск, похожий на смешок. - Без гроша я не останусь. Ведь правда же, я заслужила свое будущее? Оглянись-ка назад, вон там виден наш городишко, похожий на кротовую кочку.
      Город чернел в ночи плотным комом, по крепостной стене перебегали мерцающие блики, отброшенные на ее светлую поверхность серебристой лентой Северна, которая отделяла их от города.
      - Прощальный взгляд, - сказала Сюзанна. - Теперь нам уже осталось недалеко. Тяжеленька ноша? Скоро ты ее скинешь.
      - Совсем не тяжела, - ответила Раннильт. - Для вас я и не то бы сделала, если б это было в моих силах.
      Тропинка, тянувшаяся через холмы и овраги, была ухабистой и разбитой, но Сюзанна хорошо ее знала и ступала уверенно. Справа темнел холм, покрытый лесной порослью, от которой веяло благоуханной свежестью, слева простирались поля, сбегающие к переливающемуся серебром, тихо журчащему Северну. Впереди в темноте показались смутные очертания крыши, возвышавшейся над зарослями кустов, с севера к строению подступали изрытые оврагами холмы, а с юга привольно раскинулось мирное пастбище.
      - Вот мы и пришли, - сказала Сюзанна и прибавила шагу.
      Раннильт еле поспевала за ней, следя за тем, чтобы мешок не перевешивал с другой стороны.
      Строение, выступавшее из темноты, было не очень велико, но сложено из могучих бревен и было достаточно высоким, чтобы над конюшней мог разместиться сеновал. Дверь была настежь распахнута, из душной тьмы тянуло запахом лошадиного пота и сена; когда они подошли ближе, на них пахнуло сухим и теплым воздухом. В проеме неясной тенью замаячила мужская фигура, мужчина напряженно прислушивался, не раздадутся ли шаги. Он тотчас же узнал поступь Сюзанны и вышел ей навстречу с распростертыми объятиями, она выпустила свой край узла, который они несли вместе с Раннильт, и тоже бросилась к нему. Раннильт осталась стоять, держа брошенный Сюзанной узел. Она задрожала, точно под ней заколебалась земля, при виде немого объятия, в котором сплелись эти двое, изо всех сил сжимая друг друга. Один-единственный раз она сама тоже испытала искру этого пожирающего пламени! Она зажмурилась и так стояла, дрожа всем телом.
      Они разняли объятия так же молча и резко, как сошлись в них при встрече. Йестин взглянул из-за плеча Сюзанны и сумрачно посмотрел на Раннильт.
      - Зачем ты привела с собой девчонку? Для чего она нам?
      - Зайдем-ка в дверь, - ответила Сюзанна. - Сейчас я тебе скажу. Ты оседлал коней? Нам надо спешить.
      - Я как раз это делал, когда услышал тебя.
      Он взял узел с одеждой и скрылся с ним во мраке конюшни; Раннильт робко пошла следом, слишком хорошо понимая, насколько она здесь лишняя. Йестин затворил двери, но не стал запирать на щеколду.
      - Кто знает, вдруг там, на реке, найдется живая душа, которой не спится! Незачем всем показывать, что тут кто-то бродит.
      В темноте Раннильт снова услышала и почувствовала, как они обнялись; даже эта короткая ласка превращала их в единое, согласное существо. Тогда она догадалась, что они разделяли общее ложе, как она с Лиливином, только не один раз, а часто, и с более светлой надеждой. Она вспомнила дверцу в спальне Сюзанны, которая выходила на зады, и в нескольких ярдах от нее лестницу, ведущую в подвал. Соблазн был велик, и все поощряло их к тому, чтобы нарушить запреты.
      - А что эта девочка? - тихо спросил Йестин. - Что ты с ней собираешься делать? Зачем ее сюда притащила?
      - Она слишком глазастая и слишком много всего примечает, - коротко бросила Сюзанна. - Эта бедная дурочка рассказала мне такие вещи, о которых ей лучше было помалкивать, а то... другие услышат и поймут из них больше, чем она сама, а для нас это смерть. Вот я ее и привела. Пускай проводит нас... немножко.
      После короткого молчания раздался вопрос Йестина:
      - Что ты хочешь этим сказать?
      - А как ты думаешь? По ту сторону границы нам встретится довольно темных лесов и пустынных мест. Кто будет ее искать? Безродную кухонную рабыню?
      Это произносилось таким обычным, спокойным и рассудительным Сюзанниным голосом, что Раннильт не сразу уразумела сказанное; слушая, как они о ней говорят, она чувствовала себя ужасно одинокой и покинутой.
      В темноте затопала лошадь, перебирая копытами, от ее тела в ночном воздухе расходилось тепло. Постепенно из мрака начали проступать отдельные очертания, потом Йестин глубоко вздохнул и передернулся, как в ознобе. Раннильт почувствовала его содрогание, но все еще ничего не понимала.
      - Нет! - вскрикнул он приглушенным до шепота голосом. - Этого мы не можем! Этого я не хочу делать! Господи, да что она сделала нам плохого, бедняжка, она ведь еще несчастнее нас!
      - Тебе и не придется, - просто ответила Сюзанна. - Я и сама смогу! Теперь я ни перед чем на свете не остановлюсь ради тебя, чтобы быть с тобою, чтобы всю жизнь ты был со мной! После того, что я сделала, чего еще я могу испугаться?
      - Только не это! Нет! Не бери на себя такой грех, если любишь меня! В тот раз ты не могла иначе, да и не велика потеря! Он был такой же подлец, как твои родственнички. Но это дитя - нет! Я тебе не позволю! Да и нужды в этом нет, - сказал он, переходя от резких слов к уговорам. - Вот мы уже здесь, выбрались из города, ты и я - вместе, так что же еще нужно? Позволь мне отпустить ее, когда настанет день! Где мы тогда будем? Никакая погоня нас не достанет, мы будем уже в Уэльсе, в безопасности. Чем она может нам навредить? Она никогда никого не обидела и никому не делала зла!
      - Но за нами будет погоня! Если только мой отец узнает... Ты его знаешь! Ради меня он и шагу не сделает, а вот ради этого... - Сюзанна толкнула ногой сверток, который сама несла, и в темноте что-то негромко зазвенело. - На пути в Уэльс могут встретиться препятствия, непредвиденные случайности, мы можем задержаться... Нет, уж лучше наверняка!
      - Нет, нет, нет! Не смей убивать мою любовь к тебе, я не хочу видеть тебя такой! Ты станешь тогда совсем другой, а я люблю тебя такую, как сейчас...
      Лошади фыркали и беспокойно переминались, встревоженные людским присутствием в неурочный час, и стремились скорее в путь. Затем наступило молчание, короткое и бездонно глубокое, и наконец долгий тяжелый вздох.