Глава двенадцатая

На бледно-голубом небе поднималось солнце, и братия как раз выходила из храма после службы, когда маленькая кавалькада, возглавляемая сестрой Магдалиной, подъехала к сторожке аббатства. Это был канун дня перенесения мощей святой Уинифред, и никакие смерти, убийства, похищения и другие бедствия не могли нарушить установленный Церковью распорядок. В этом году не будет торжественного шествия из приюта святого Жиля, что на окраине Форгейта, с перенесением оттуда мощей святой Уинифред на алтарь в монастырской церкви, где они теперь хранятся постоянно, зато отслужат праздничную мессу и в течение целого дня паломникам будет открыт доступ к ковчегу святой, чтобы они могли высказать свои просьбы и попросить ее заступничества. Паломников на этот раз было не очень много, но все же странноприимный дом оказался почти полон, и брат Дэнис хлопотал, чтобы всем хватило провизии, а брат Ансельм занимался новой музыкой, которую написал в честь святой Уинифред. Ученикам и послушникам вряд ли было известно об ужасных событиях, которые последние дни будоражили город и Форгейт, а молодые монахи, даже те, кто дружил с братом Эльюриком и был глубоко потрясен его смертью, почти забыли о нем в предвкушении праздника, который обещал принести с собой дополнительные блюда к трапезе и прочие удовольствия.

Настроение брата Кадфаэля было иным. Как он ни старался сосредоточиться на литургии, он все время отвлекался, мысленно возвращаясь к вопросу: где могли прятать Джудит Перл и была ли смерть Бертреда просто несчастным случаем, как казалось на первый взгляд, или, если вспомнить череду мрачных событий, предшествовавших этой смерти, это было убийством? Но зачем было убивать парня и кто убийца? Похоже, и сомнений тут нет, что Бертред — убийца брата Эльюрика, однако все говорило за то, что он не похищал свою хозяйку, наоборот, пытался сам, в одиночку, найти Джудит и освободить, чтобы заслужить право на ее благодарность. Сторож, конечно, говорил правду, рассказывая о том, чему он был свидетелем. Бертред свалился с бруса под окном, шум поднял на ноги мастиффа, тот погнался за Бертредом, который со всех ног понесся к реке и получил на бегу удар по голове. Но только один удар, а на теле, вытащенном из воды на другом берегу, была еще одна рана, более серьезная, хотя тоже не смертельная. А что, если кто-то столкнул Бертреда в реку этим вторым ударом, после того как сторож, отозвал собаку?

Но если так, то кто мог это сделать, как не похититель, встревоженный вмешательством Бертреда и желавший скрыть следы своего преступления?

Вивиан Хинде, уехавший в Фортон к стадам помогать отцу? Вполне возможно. Скоро выяснится! Если до полудня он не вернется — а у городских ворот его ждет стража, — Хью пошлет за ним своих людей.

Кадфаэль дошел в своих размышлениях как раз до этого места, когда монахи стали выходить друг за другом из храма на свет утреннего солнца и увидели, как в ворота у сторожки въезжает сестра Магдалина на своем старом гнедом муле, который шел неторопливым и уверенным шагом. И у наездницы был тот же, что и всегда, вид исполненного спокойствия человека, который никуда не спешит и не терпит суеты, но замечает все, что происходит вокруг. Рядом со стременем сестры Магдалины шел тамошний мельник, ее доверенное лицо и помощник во всех ее делах. Рядом с этой женщиной, наверное, всегда будет мужчина, готовый выполнить любое ее пожелание.

За ними шагал еще один мул, рослый, белый, и, когда он прошел под аркой ворот, все увидели, что на нем тоже сидит женщина, но не в рясе бенедиктинки, а в темно-зеленом платье с наброшенным на голову шарфом. Высокая, стройная женщина, державшаяся в седле прямо и с большим изяществом. Благородный наклон ее головы показался Кадфаэлю удивительно знакомым.

Он остановился так неожиданно, что шедший за ним следом монах налетел на него и тоже замер. Да и аббат, возглавлявший процессию, вдруг застыл на месте от удивления.

Итак, вдова Перл вернулась, вернулась по собственной воле, когда захотела, спокойная, не очень сильно изменившаяся, вернулась, вызвав общее смятение. Она была бледнее, чем когда Кадфаэль видел ее последний раз. От природы кожа у Джудит была тонкой и прозрачной, похожей на перламутр, но сейчас она стала более тусклой, веки слегка припухли, как если бы женщина мало спала, и приобрели бело-голубой оттенок, как у снега. Однако держалась она спокойно и безмятежно, прекрасно владела собой, и не опустила глаза, когда все устремили на нее вопрошающие взгляды.

Мельник Джон подошел, чтобы помочь ей спешиться. Джудит оперлась руками о его плечи и спрыгнула на булыжник большого монастырского двора с легкостью, явно противоречащей ее утомленному виду. Аббат Радульфус, придя в себя, двинулся ей навстречу, но она опередила его, подошла первая, поклонилась и поцеловала его протянутую руку.

— Дочь моя, — радостно произнес потрясенный аббат Радульфус, — как я рад видеть вас живой и невредимой! Мы очень волновались из-за вас!

— Мне сказали, святой отец, — ответила Джудит тихим голосом, — и я казню себя за это. Бог свидетель, я не хотела никого тревожить, и мне очень жаль, что я столько хлопот причинила вам, милорду шерифу и многим добрым людям. Я постараюсь оправдать их.

— О, дитя мое, труд, исполненный добровольно, не требует оплаты. Вы благополучно вернулись домой, вы здоровы, чего же больше? Но как это получилось? Где вы были все это время?

— Милорд, — после минутного колебания, вздохнув, промолвила Джудит, — как видите, со мной ничего дурного не произошло. Просто я бежала от бремени, которое мне стало слишком тяжело нести одной. Простите, что я никого не предупредила, но я неожиданно почувствовала, что должна так поступить. Мне необходимо было тихое место, где я бы могла спокойно подумать, а сестра Магдалина как-то обещала дать мне приют, если у меня возникнет потребность уйти на время от мира и успокоить свое сердце. Я бежала к ней, и она не оттолкнула меня.

— Значит, вы едете от Брода Годрика? — удивленно воскликнул аббат Радульфус. — Все это время, что вас искали, вы были там, в безопасности и покое? О, хвала господу! И никакие известия о поднявшемся здесь переполохе не дошли до ваших ушей?

— Ни единого слова, милорд, — решительно вмешалась сестра Магдалина. Она сошла с мула и неторопливо приближалась к аббату, разглаживая полной, красивой, хотя и стареющей рукой складки своей рясы, помявшейся в дороге. — Мы живем оторванно от мира и редко испытываем желание общаться с ним. Новости идут к нам очень долго. С тех пор как я была здесь в последний раз, ни один человек из Шрусбери не приходил к нам, только вчера поздно вечером зашел случайно по пути какой-то мужчина из Форгейта. Вот я и привезла Джудит домой, чтобы положить конец всяким толкам и успокоить всех.

— Надеюсь, с твоей помощью она сама тоже успокоилась после всех тревог, заставивших ее прятаться у тебя, — сказал аббат, вглядываясь в бледное, но дышавшее умиротворением лицо молодой женщины. — Три дня — не такой уж долгий срок, когда речь идет о том, чтобы вылечить душу.

Джудит взглянула аббату в лицо своими большими серыми глазами и едва заметно улыбнулась:

— Благодарю вас, святой отец, ко мне, слава богу, снова вернулось мужество.

— Я уверен, что лучшего советчика вы бы не нашли, — тепло промолвил аббат, — и благодарю господа, что все наши страхи позади.

Наступило короткое молчание, во время которого остановившиеся было монахи зашевелились, они тянули шеи, выглядывали из-за плеч впереди стоящих, желая получше рассмотреть эту женщину, которую считали исчезнувшей, которую искали, о поисках которой шептались, как о деле, имевшем привкус скандала, и которая теперь вот вернулась незапятнанная, сопровождаемая субприорессой обители бенедиктинок, что, естественно, отметало напрочь всякие подозрения и заставляло тем самым замолчать всех злопыхателей, — вернулась, явив миру свое неколебимое самообладание и достоинство. Даже приор Роберт настолько забылся, что стоял, уставившись на Джудит, вместо того чтобы властным мановением руки отправить братьев заниматься своими делами.

— Может быть, отвести ваших мулов в конюшню, пока вы немного отдохнете и подкрепитесь? — предложил аббат. — А я немедленно пошлю в замок сказать шерифу, что вы опять с нами, что все окончилось благополучно. Вам следует повидать его как можно скорее и объяснить ему свое отсутствие, как объяснили мне.

— Я так и собираюсь сделать, милорд, — сказал Джудит, — но сейчас я должна идти домой. Моя тетя, мой кузен и все мои домочадцы беспокоятся обо мне, пора положить конец их страхам. Я немедленно пошлю в замок сообщить Хью Берингару, он может прийти ко мне или послать за мной. Я сразу приду к нему. Просто по дороге в город мы никак не могли проехать мимо вас и не поговорить с вами.

— Вы поступили разумно. Я благодарен вам. Сестра, я надеюсь, ты будешь моей гостьей, пока ты здесь?

— Сегодня, я думаю, мне лучше пойти с Джудит и убедиться, что она благополучно вернулась к своей семье, а также выступить в ее защиту перед шерифом, если в том будет необходимость. Представитель власти может оказаться менее снисходительным, чем вы, святой отец, — ведь он напрасно потратил много времени и трудов. На сегодняшнюю ночь я останусь у Джудит, а завтра, я надеюсь, мы с вами поговорим. Я привезла покров для алтаря, мать Мариана вышивала его с тех пор, как слегла. Руки у нее по-прежнему ловкие, я думаю, покров вам понравится. Но он у меня в седельной сумке, аккуратно сложен, и мне не хотелось бы раскрывать ее сейчас. Если бы брат Кадфаэль пошел с нами в город, мне кажется, Хью Берингар был бы рад встретиться с ним, а потом Кадфаэль принес бы покров сюда.

Аббат Радульфус хорошо знал сестру Магдалину и понимал, что она никогда ничего не попросит, если у нее на то нет серьезной причины. Он оглянулся, ища Кадфаэля, но тот уже выбирался из рядов братии.

— Хорошо. Кадфаэль, отправляйся с нашей сестрой. Пока ты ей нужен, ты свободен.

— С вашего позволения, святой отец, — с готовностью промолвил Кадфаэль. — И если сестра Магдалина не против, как только мы проводим госпожу Перл домой, я мог бы сразу пойти в замок и сообщить новости Хью Берингару. Его люди по-прежнему ищут по деревням, и чем быстрее он их отзовет, тем лучше.

— Ну разумеется! Ступай! — Аббат впереди всех пошел к тому месту, где ждали мулы. Мельник Джон молча стоял рядом с ними. Монахи, цепочкой сойдя с церковного крыльца, разошлись кто куда, однако и они не могли удержаться и на ходу оборачивались, чтобы бросить взгляд на то, как женщины снова садятся в седла.

Тем временем аббат отвел Кадфаэля в сторону и тихо сказал ему:

— Поскольку новости в обитель у Брода Годрика попадают с таким опозданием, вдова, наверное, не знает о том, что здесь произошло, и кое-что ей будет больно услышать. Этот ее работник, который умер и, хуже того, виновен…

— Я тоже подумал об этом, — так же тихо ответил Кадфаэль. — Она узнает обо всем раньше, чем окажется дома.

Мулы шли своим обычным, неторопливым и размеренным шагом. Как только они ступили на мост, Кадфаэль подошел, взял за уздечку мула Джудит и негромко сказал:

— Вас не было три дня. Быть может, прежде чем вы приедете домой, стоит рассказать вам, что здесь случилось за это время?

— Не нужно, — ответила Джудит. — Мне уже все рассказали.

— Ну, наверное, не все всем известно. Еще одна смерть. Вчера после полудня мы нашли тело, которое прибило к берегу на нашей стороне реки, там, где кончается Гайя. Утопленник — один из ваших ткачей, молодой Бертред. Я говорю вам об этом сейчас, — добавил монах мягко, услышав, как сдавленно, словно от резкой боли, вздохнула Джудит, — потому что сейчас у вас дома его кладут в гроб и готовят к погребению. Я не мог не предупредить вас, не мог допустить, чтобы, войдя в дом, вы столкнулись с этим неожиданно.

— Бертред утонул? — шепотом переспросила потрясенная Джудит. — Как это могло случиться? В воде он как угорь. Как он мог утонуть?

— Его ударили по голове. Впрочем, от этого удара у него, наверное, разве что в глазах потемнело. Но каким-то образом он получил еще один удар, прежде чем оказался в воде. Все это произошло ночью. Сторож Фуллера рассказывает целую историю, — осторожно заметил Кадфаэль и повторил все слово в слово, так, как сумел запомнить.

Пока монах говорил, Джудит не произнесла ни звука. Кадфаэль почти физически ощущал, как она замерла, как сопоставляет в уме час, место происшествия и, конечно, тесную пыльную комнатку, спрятанную за тюками с шерстью. Ей трудно будет сдержать слово и молчать. Умер еще один молодой человек, погиб, потому что прикоснулся к череде роковых событий, связанных с ней, Джудит. Вряд ли ей удастся выгородить третьего, раз уж они так близко оказались к разгадке.

Они дошли до городских ворот и ступили под арку. На крутом подъеме по Вайлю мулы пошли еще медленнее, но никто и не пытался подгонять их.

— Это еще не все, — продолжал Кадфаэль. — Помните утро, когда в саду нашли брата Эльюрика? Я сделал тогда слепок следа от сапога. Так вот, сапоги, которые мы сняли с Бертреда, когда принесли его тело в аббатство, — левый сапог… точно совпадает с этим слепком.

— Нет! — вскрикнула Джудит, не веря, и в голосе ее прозвучала мука. — Нe может быть! Это какая-то ужасная ошибка!

— Увы, это не ошибка. Совпадение полное.

— Но почему? Почему? Зачем было Бертреду рубить мой розовый куст? Зачем нападать на молодого монаха? — И тихим, слабым голосом добавила, как бы обращаясь к самой себе: — Мне об этом ничего не говорили!

Кадфаэль промолчал, но она поняла, что он услышал ее слова. Затем Джудит сказала:

— Ты все услышишь и обо всем узнаешь. Нам лучше поспешить. Мне нужно поговорить с Хью Берингаром. — И она тряхнула поводьями, пустив мула вперед по Хай-стрит.

Из открытых дверей домов и лавок начали высовываться физиономии любопытных. Джудит узнали, потрясающая новость передавалась от соседа к соседу, и, пока молодая женщина ехала к своему дому, ей вслед стали выкрикивать приветствия, только она их почти не замечала. Скоро всем станет известно, что Джудит Перл вернулась, что она приехала в почтенной компании монахов — и это после гнусных разговоров о том, что какой-то негодяй утащил ее, чтобы насильно заставить выйти замуж.

Сестра Магдалина следовала за Джудит строго по пятам, дабы никто не мог усомниться, что они путешествуют вместе. С той минуты, как они покинули аббатство, монахиня не произнесла ни слова, но у нее был прекрасный слух и острые глаза, так что большую часть из сказанного Кадфаэлем сестра Магдалина уловила. Мельник сознательно шел позади, пропустив женщин вперед. Он был твердо убежден в одном: любое намерение сестры Магдалины было правильным и мудрым, и никому не будет позволено помешать ей. А любопытством Джон не отличался. Все, что ему необходимо знать, чтобы быть полезным сестре Магдалине, она ему сообщит. Он так долго был ее верным помощником, что они понимали друг друга без слов.

Процессия добралась до улицы Мэрдол и остановилась перед домом Вестье. Кадфаэль помог Джудит сойти с мула, потому что арка в стене, которая вела во двор, была достаточно широкой, но слишком низкой, так что человек верхом на лошади проехать через нее не мог. Едва Джудит ступила на землю, как из дверей своей лавки выглянул сосед шорник, его глаза стали круглыми от изумления, и он бросился обратно — поделиться новостью с пришедшим к нему покупателем. Кадфаэль взял белого мула за уздечку и вслед за Джудит вошел во двор. Их встретил равномерный стук станков, работающих в мастерской, из дома доносились приглушенные голоса переговаривающихся женщин. Пряхи тихо и удрученно обменивались словами, никто не пел за работой в этом доме скорби.

Бранвен шла по двору, направляясь к двери в прядильню, и, услышав стук копыт по утоптанной твердой земле, обернулась. Издав короткий пронзительный крик, она с расплывшимся от удивления и радости лицом кинулась было к хозяйке, но тут же передумала, повернулась и побежала в дом, зовя госпожу Агату, Майлса и всех домочадцев. И вот уже Майлс выскакивает из дома и с горящими как огонь глазами несется навстречу кузине, раскрыв объятия:

— Джудит… Джудит, это ты! О, дорогая моя, где ты была все это время? Где ты была? Мы тут изошли от страха и волнений за тебя, обыскали каждую дыру, каждый закоулок! Видит бог, я уж и не чаял увидеть тебя! Где ты была? Что с тобой случилось?

Он еще не кончил причитать, как подоспела его мать, плача, захлебываясь в выражениях привязанности к племяннице и благочестивых словах благодарности богу за то, что опять видит ее, живую и здоровую. Джудит терпеливо выслушивала все это и ничего не отвечала, пока не иссяк поток вопросов. К этому времени все пряхи уже высыпали во двор, и ткачи тоже побросали свои станки. Поднялся такой галдеж, что, даже если бы Джудит заговорила, ее бы никто не услышал. Ураган радости пронесся по дому скорби, и унять его было невозможно, даже когда во двор вышла мать Бертреда, чтобы вместе со всеми посмотреть на хозяйку.

— Простите, что я вам всем причинила столько волнений, — произнесла Джудит, когда на секунду гвалт смолк, — я этого не хотела. Вы видите, я жива и невредима, так что беспокоиться больше не надо. Теперь я не потеряюсь. Я была в обители у Брода Годрика, у сестры Магдалины, которая была так добра, что проводила меня домой. Тетя Агата, приготовь, пожалуйста, постель моей гостье. Сестра Магдалина останется у нас на ночь.

Агата перевела взгляд с племянницы на монахиню, потом обратно, и легкая улыбка тронула ее губы, а в глазах загорелся хитрый огонек. Племянница вернулась из монастыря домой вместе со своей покровительницей. Наверное, она вновь обратилась мыслями к отказу от мирской жизни, иначе зачем бы ей убегать в обитель бенедиктинок?

— Конечно, конечно, с радостью! — горячо откликнулась Агата. — Добро пожаловать, сестра! Прошу, заходи в дом, а я принесу вина и овсяных лепешек, ведь ты, наверное, устала и проголодалась за время пути. Располагай этим домом, располагай нами, мы все в долгу перед тобой. — И она удалилась, с достоинством, как хозяйка.

«За три дня, — подумал Кадфаэль, наблюдая со стороны, — она уже успела привыкнуть к мысли, что распоряжается тут она. Отбросить такую привычку сразу невозможно».

Джудит собралась было последовать за теткой, но Майлс с серьезным видом заботливо взял ее за руку.

— Джудит, — прошептал он ей на ухо, — ты дала какие-нибудь обещания сестре Магдалине? Неужели ты позволила уговорить себя уйти в монастырь?

— А ты считаешь, что монашеская жизнь не для меня? — терпеливо спросила Джудит, глядя ему в лицо.

— Нет, нет, если ты того хочешь… Почему ты убежала к ней?.. Ты не обещала?..

— Нет, — ответила Джудит, — я ничего не обещала.

— Но ты ушла к ней… Ну ладно! — оборвал себя Майлс и пожал плечами. — Ты вольна делать все что хочешь. Пошли в дом!