Вне себя от возмущения, леди Баскервиль вышагивала взад-вперед по гостиной. Я, конечно, попыталась пролить бальзам на раненую гордость хозяйки:
      - Надеюсь, мы не слишком поздно, леди Баскервиль? Вы же понимаете, после напряженного рабочего дня привести себя в порядок просто необходимо!
      В награду за вежливость я получила лишь злобный взгляд мадам. Зато моему мужу была адресована пленительная улыбка.
      Кроме нас, в гостиную были вызваны и Милвертон с Карлом. Немец, вынужденный подчиняться капризам леди Баскервиль, переодеться не успел. Его пыльный рабочий костюм выглядел еще более непрезентабельно в сравнении с безукоризненной элегантностью наряда Вандергельта. Американец разоделся как для визита к королевской особе - снежно-белый костюм из дорогого полотна и бриллиант величиной с вишню на шелковом шейном платке.
      - А это снова я! - радостно возвестил он, склоняясь к моей руке. Надеюсь, вам еще не наскучило лицезреть мою старческую, летами и невзгодами потрепанную физиономию, миссис Эмерсон?
      - Нисколько.
      - Как это великодушно с вашей стороны! А я ведь пытаюсь выклянчить у леди Баскервиль приглашение! По-вашему, есть у меня надежда? Согласится ли она предоставить кров несчастному бездомному янки?
      Глаза его искрились смехом, лицо забавно сморщилось, но у меня сразу зародилось подозрение, что под обманчиво шутливой маской таится что-то очень серьезное.
      А почему бы, собственно, и не убедиться в том? Не мешкая, я выпалила:
      - Под вашей обманчиво шутливой маской таится что-то очень серьезное!
      - Фантастика!!! Фантастика!!! - Мистер Вандергельт и сам стал похож на восклицательный знак. - Вы правы на все сто процентов! Как всегда! Друзья мои, положение с каждым днем ухудшается! Луксор гудит как потревоженный улей! Сегодня после обеда, когда мадам Беренжери отдыхала, кто-то проник к ней в спальню и похитил все драгоценности.
      - Потеря невелика, - буркнула леди Баскервиль.
      - Возможно, но представьте себе состояние бедной мадам Беренжери! Она проснулась и обнаружила, что в комнате все перевернуто вверх дном! Милой мисс Мэри придется нелегко... Вы бы слышали, как мадам Беренжери поносила неблагодарных дочерей, которые бросают своих родителей в самый тяжелый час... ну и так далее. - Вандергельт даже вспотел от переживаний. Промокнув платком испарину на лбу, закончил: - В Египте кражи не редкость, сам знаю, друзья мои. Но чтобы вор залез в комнату средь бела дня... убейте, такого случая не припомню. Подобная наглость лишний раз доказывает, что народ настроен против иностранцев, особенно тех, кто связан с раскопками. Я прошу разрешения перебраться в Баскервиль-холл, чтобы при необходимости защитить наших дам. Вот, собственно, и все.
      Эмерсон презрительно фыркнул.
      - Вздор! При необходимости, Вандергельт, я и сам смогу защитить не только Амелию с леди Баскервиль, но и еще несколько дюжин беспомощных дам.
      Нет, каково! От возмущения я чуть не лишилась дара речи. Кощунственный мужской поклеп получил бы достойный отпор, если бы Эмерсон позволил мне вставить хоть одно слово. Но он, оказывается, еще не все сказал.
      - Проклятье! Ну и насочиняли вы, Вандергельт! Нас здесь трое крепких и относительно здоровых мужчин! Я уж не говорю о своих рабочих, на которых всегда можно положиться.
      - Согласен с профессором я, - на свой велеречивый манер заговорил Карл. - Сумеем дам защитить мы; никакая опасность не грозит им со мной!
      Мистер Милвертон пробормотал что-то невнятно-утвердительное. Ни тон, ни бледное от тревоги лицо молодого англичанина не вселяли надежды, зато от благородного облика Карла, ей-богу, затрепетало бы сердечко любой беспомощной дамы из тех самых пресловутых нескольких дюжин. Немец выпрямился во весь свой не слишком солидный рост и добавил, торжественно шевеля усами:
      - Леди и джентльмены! Мисс Мэри если бы только с нами была! Несправедливым считаю я бросать одну ее с немощной и очень... очень... оригинальной muter!
      - Тогда нужно будет пригласить и мадам Беренжери, - вставил Вандергельт.
      В гостиной повисло молчание. По-моему, от такой перспективы у всех разом отнялся язык. Карл вышел из комы первым:
      - Что ж... Если выхода другого нет...
      - Не-ет! - эхом раздался визг леди Баскервиль. - И речи быть не может! Я не вынесу присутствия этой ужасной женщины. Вас же, Сайрус, всегда рада видеть. Если настаиваете - добро пожаловать в Баскервиль-холл. Я, правда, согласна с Рэдклиффом - особой необходимости нет...
      - Вот погодите, узнают в городе о женщине в белом, - буркнула я.
      Леди Баскервиль подпрыгнула в кресле и обожгла меня ненавидящим взглядом.
      - Вы что же... - Она помолчала, точно собираясь с мыслями, и закончила абсолютно бесстрастным тоном: - Вы расспрашивали мою безмозглую Атию?
      Этот вариант явно отличался от первоначального. Интересно, что же такое загадочное чуть не сорвалось с прелестных губ вдовушки?
      - Она сама рассказала, что прошлой ночью, приблизительно в тот час, когда погиб Хасан, видела женскую фигуру в длинном белом платье. Почудилось, наверное.
      - "Наверное"! Навврняка! - презрительно скривилась мадам. - У этой идиотки на уме одни призраки.
      - Даже если и почудилось... - Вандергельт покачал головой. - Плохо, друзья, ой плохо! Ифриты, призраки и дамы в белом вам сейчас совсем ни к чему.
      - Глупости! - огрызнулась леди Баскервиль, неожиданно резко поднялась с кресла и прошла к окну.
      На Египет уже спустилась тихая южная ночь; ветерок играл с занавесками и наполнял комнату сладким жасминовым ароматом. Одной рукой придерживая легкую штору, леди Баскервиль вглядывалась в темноту. Что уж говорить о мужчинах, если даже я невольно залюбовалась ее стройной фигурой в черных шелках и королевской посадкой головы с венцом блестящих тяжелых волос.
      В гостиной тем временем возобновилась беседа. Теперь, когда разрешение хозяйки дома было у Вандергельта в кармане, Эмерсон был вынужден пойти на попятную - иными словами, наговорил американцу массу грубостей. Тот добродушно посмеивался, однако нет-нет да и подбрасывал дров в огонь недовольства профессора.
      Эта дружеская пикировка была прервана пронзительным криком. Мадам отпрыгнула назад, завопила, но поздно. В распахнутое окно влетел какой-то темный предмет, со скоростью пули просвистел через всю комнату и угодил в кофейный столик. Леди Баскервиль лишилась еще одной китайской вазы. Бог бы с ней, с вазой! Пущенный враждебной рукой снаряд на своем пути сразил куда более ценную мишень. Мой дорогой Эмерсон вдруг схватился за голову, коротко и до неприличия хлестко выругался...
      И рухнул навзничь!
      Со столов и полок посыпались статуэтки, вазочки и прочие безделицы, так что падение колосса (уж простите мне поэтическое сравнение) прошло под экстравагантный аккомпанемент дорогого хрусталя и фарфора.
      Все мы в едином порыве бросились к Эмерсону, и только леди Баскервиль так и окаменела у окна на манер жены библейского Лота. Я упала на колени рядом с мужем и уже протянула руки, чтобы прижать его к своему любящему сердцу, как Эмерсон вдруг подался вперед и рывком сел, не отнимая ладони от виска. Из-под окровавленных пальцев по загорелой щеке поползли густо-малиновые струйки.
      - Проклятье! - Я приготовилась услышать еще немало из репертуара профессора Эмерсона, но этим дело и ограничилось. Эмерсон закатил глаза, уронил голову набок, и теперь уж ничто не спасло его от моих объятий.
      - Ну вот! - возмутилась я. - Сколько можно твердить, чтобы после удара по голове ты не делал резких движений!
      - Надеюсь, профессору не часто выдавался случай воспользоваться вашим разумным советом, миссис Эмерсон, - сказал Вандергельт, протягивая мне платок.
      Может быть, вам, любезный читатель, юмор американца в трагической ситуации показался верхом цинизма? Уверяю, это не так! Просто он сразу же понял то, что не ускользнуло и от моего острого взгляда, - метательный снаряд не ударил Эмерсона прямо в висок, а всего лишь задел по касательной. Обожаю таких мужчин! Взяв у мистера Вандергельта платок, я не удержалась от восхищенной улыбки. А мой упрямец тем временем начал отпихиваться и дергаться. Ну не лежалось ему, и все тут!
      - И думать не смен! А то прикажу мистеру Милвертону сесть тебе на ноги.
      Милвертон выпучил глаза. На его счастье, исполнять эту дикую угрозу не пришлось: Эмерсон покорно опустил голову мне на колени.
      Мир и покой, казалось, были восстановлены... Все вздохнули с облегчением... ан нет! На сцену вновь выступила леди Баскервиль.
      - Женщина в белом! - заверещала она. - Я видела... видела... вон там!
      Вандергельт подскочил к окну как раз вовремя, чтобы подхватить обмякшее тело. Злословье не в моем характере, но, ей-богу, мадам подозрительно долго оттягивала обморок. Не иначе как для того, чтобы джентльмен успел совершить рыцарский поступок.
      - Поеду за доктором! - вызвался Милвертон.
      - Нет нужды, - возразила я, промокнув платком кровь на виске мужа. Рана поверхностная. Думаю, не обошлось без легкого сотрясения, но с этим я и сама справлюсь.
      Эмерсон открыл глаза.
      - Когда отдышусь, Амелия, - прокаркал он, - напомни, что я хотел сказать о твоем...
      Я накрыла ему рот ладонью.
      - Знаю, дорогой, знаю. Не стоит благодарностей.
      Состояние мужа опасений уже не внушало, но медицинская помощь требовалась не ему одному. Леди Баскервиль все еще покоилась в надежных объятиях Вандергельта. Даже в обмороке очаровательная вдова умудрилась принять самую выгодную позу - головка изящно откинута, черный водопад рассыпавшихся волос едва не касается пола. Впервые за время знакомства с американцем я уловила на его лице неподдельную тревогу.
      - Уложите ее на диван, - посоветовала я. - И не волнуйтесь вы так. У леди Баскервиль обморок. Уверена, она скоро очнется.
      - Вы только взгляните, миссис Эмерсон! - воскликнул Карл, протягивая мне снаряд, который натворил столько бед.
      Я вытянула шею, прищурилась... На ладони немца лежал плоский каменный обломок дюймов восьми в длину, с выступающим острым краем. Меня передернуло. А если бы этой каменюкой - да прямо в цель? Представить жутко!
      Но Карл, оказывается, не собирался никого пугать. Он повернул камень и... С обратной стороны смертоносного снаряда на меня смотрел человек!
      Близко посаженные глаза, неестественно вытянутый подбородок, изогнутый в таинственной улыбке рот... и следы синей краски на остроконечном подобии шлема - боевом уборе египетских фараонов. Это уникальное лицо я узнала бы из тысяч других!
      - Хэнатон!
      Боже, как я могла забыть, что это имя способно вырвать Эмерсона даже из летаргического сна, а уж из пустякового забытья и подавно. Сбросив мою руку (я как закрыла ему рот, так по рассеянности и забыла убрать ладонь), он уселся на полу и в мгновение ока завладел находкой.
      - Не совсем так, Амелия! - Вместе с прытью к нему вернулся и голос. Знаешь ведь, Уолтер считает, что имя фараона произносилось "Эхнатон", а не "Хэнатон".
      - Ну и пусть. А для меня он как был Хэнатоном, так и останется! - Я многозначительно понизила голос. В груди заныло от сладких воспоминаний. Ах эти чудные далекие дни! Первая встреча с Эмерсоном... заброшенный город фараона-еретика...
      Думаете, Эмерсона растрогал этот намек на наше романтическое знакомство? Как бы не так! С благоговейным восторгом мой муж взирал на камень, едва не размозживший ему череп.
      - Потрясающе... Невероятно! Это же подлинник, не копия! Где, черт возьми...
      - Довольно! - сурово заявила я. - Археология подождет. Эмерсон, ты сию же минуту отправляешься в постель, а леди Баскервиль...
      - Что? Какая постель? Вздор, Пибоди! - Опираясь на руку услужливого немца, Эмерсон поднялся на ноги, мутным взором обвел гостиную, уставился на леди Баскервиль. - Что это с ней?
      - Женщина в белом... - простонала вдовушка, как по приказу распахнув глаза.
      Вандергельт упал на одно колено рядом с диваном, взял безвольно повисшую ручку.
      - Все хорошо, моя дорогая, опасности нет. Расскажите нам - что вы увидели?
      - Ну, это-то как раз очевидно, - опередила я леди Баскервиль. - Женщину в белом. Как она выглядела? Камень в окно она бросила?
      - Н-не зна-аю, - выдохнула мадам, томно прикрывая свободной ладошкой глаза. - Все как в тумане. Я только заметила... белую призрачную фигуру... На лбу и руках что-то блеснуло. Кажется, золото... А потом странный толчок в грудь, я попятилась и... Боже! Рэдклифф, вы же весь в крови! Какой ужас!
      - Я в порядке, - отмахнулся Эмерсон. И впрямь - что ему рана на голове и кровь по всему лицу, когда в руках бесценная археологическая находка! Как по-вашему, откуда у чертова привидения портрет Эхнатона?
      Этот нелепый диалог мог тянуться до бесконечности - Эмерсон ахал бы над своим сокровищем, леди Баскервиль стенала не хуже профессиональной плакальщицы... А я бы не выдержала и устроила что-нибудь из ряда вон - к примеру, грохнула еще парочку ваз, для ровного счета. К счастью, у одного из наших джентльменов осталась-таки капля разума. И кто бы, вы думали, оказался моим спасителем? Ни за что не догадаетесь! Мистер Милвертон! Англичанин буквально на глазах перевоплотился - плавные движения, здоровый цвет лица, уважительный, но непререкаемый тон...
      - Извините, профессор, однако отдых действительно необходим. Удар по голове - дело нешуточное, а рисковать вашим здоровьем мы не имеем права. Леди Баскервиль после такого ужасного потрясения тоже нужен покой. Позвольте...
      Послав мне заговорщическую улыбку, он подхватил Эмерсона под руку. Тот уткнулся носом в портрет и, по-моему, даже не заметил, как поплелся к двери.
      Леди Баскервиль, беспомощно припав к американцу, покинула гостиную вслед за нами. Милвертон до конца исполнил свою благородную миссию и уже в спальне, усадив Эмерсона, отозвал меня в сторонку.
      - Я там приберу, - шепнул он, - чтобы слуги ни о чем не узнали.
      - Боюсь, уже слишком поздно. Но все равно спасибо, мистер Милвертон, отличная мысль.
      На этом мы и распрощались. Наш юный друг удалился, безмятежно насвистывая себе под нос что-то незатейливое. Я же занялась мужем, который как зачарованный вглядывался в таинственный каменный лик фараона-еретика: обработала рану и вознесла молитвы Всевышнему за чудесное спасение... А из головы все никак не шел мистер Милвертон. С чего бы это он так неожиданно воспрянул духом? Ответ поразил меня, как молния в ясном небе: камень-то в гостиную швырнули, когда мы были все вместе! Значит, Милвертон якобы вне подозрений! Вот вам и причина для радости. Неизвестный злоумышленник (а скорее всего, сообщник) попытался усыпить нашу бдительность и выставить англичанина невинной овечкой.
      Глава восьмая
      I
      Через полчаса моя раненая половина нашла в себе силы оторваться от лицезрения Эхнатона. И знаете, куда собрался этот безумец, вместо того чтобы, как любой нормальный человек, улечься в постель? На встречу с рабочими!
      - Нужно с ними поговорить, - бубнил Эмерсон. - О камне уже весь дом знает, не сомневайся. Если я начну хитрить со своими людьми...
      - Можешь не продолжать, - отрезала я. - И так ясно. Будь добр, смени хотя бы рубашку, эта свое отжила. Просила же купить на Риджент-стрит лишнюю дюжину! Таких нерях, как ты, еще поискать...
      Эмерсона как ветром сдуло. Одного его я, само собой, не отпустила.
      Рабочих поселили в бывшей кладовой - компактном и благодаря нашим заботам довольно уютном домишке неподалеку от главного здания. Уже через несколько минут я убедилась в правоте мужа. Рабочие не просто слышали о происшествии. Они даже знали больше нас.
      При виде Эмерсона десятки глаз округлились, а лица вытянулись. Явись сюда сам призрак фараона, он не мог бы рассчитывать на больший эффект.
      Гигант Абдулла поднялся с почетного места у камина и пробасил, тщетно пытаясь скрыть радость за бесстрастным тоном:
      - Живой... А нам сказали...
      - Все ложь! - заявил Эмерсон. - Кто-то бросил в меня камень, но рука врага дрогнула.
      Запустив пальцы в густую черную шевелюру, он продемонстрировал багровый рубец на виске. В мерцании камина высокая фигура казалась обведенной золотым ореолом. Кровавые пятна на рубашке зловеще чернели. Он стоял неподвижно, величавый и царственный, как владыка Египта.
      Когда все насмотрелись на результат вероломной атаки, Эмерсон медленно опустил руку и тряхнул головой. Смоляные пряди вновь скрыли рубец.
      - Призраки камнями не бросаются! Кто из живых людей в Гурнехе ненавидит меня так, что готов отправить в страну духов?
      Слушатели оживились, начали кивать и многозначительно переглядываться. Суровое лицо Абдуллы смягчила лукавая улыбка:
      - Не только в Гурнехе, Эмерсон, но и во всем Египте таких людей много. Преступник ненавидит судью, озорное дитя - строгого родителя.
      - Вы не преступники и не дети, - торжественно отозвался Эмерсон. - Вы друзья мне! Я сразу пришел к друзьям и рассказал все без утайки.
      II
      Если бы состояние раненого меня тревожило, мой муж весь следующий день провел бы в постели. Уж я бы, поверьте, нашла способ удержать его там. В крайнем случае привязала к кровати - и дело с концом. Но Эмерсон был здоров как... как сто Эмерсонов! Рассвет он встретил с энтузиазмом Д'Артаньяна, предвкушающего взятие Ла-Рошели. От моих медицинских услуг презрительно отказался и собственноручно налепил на висок здоровенный кусок пластыря, как будто ему не то что показывать кому-нибудь рану - самому смотреть на нее было противно.
      Словом, новый день, несмотря на все пережитые неприятности, сулил только хорошее. И не сдержал обещаний.
      Тучи стали сгущаться с самого утра. У входа в гробницу мы первым делом столкнулись с милейшим имамом. Заполонив площадку перед входом своей свитой, он обрушил на нас проклятия, угрозы и посулы всяческих небесных кар, ну а злополучный пластырь сыграл роль неопровержимого доказательства могущества фараона.
      Эмерсон с пеной у рта отрицает этот факт, но я-то знаю, что подобные стычки ему в радость. Он встал лицом к лицу с имамом, скрестил на груди руки и нацепил маску куртуазной тоски. Вот он, мол, я - весь внимание, но боже! какая скука! Разок даже зевнул, слушая злобные речи. Не встречая отпора, святейший все вещал, вещал, вещал... пока не произошло неизбежное. Слушатели устали, имам забыл, с чего начал, пошел по второму кругу и наконец выдохся, что случается даже с самыми фанатичными проповедниками. Эмерсон еще немного помолчал, выжидающе склонив голову к плечу. Убедился, что поток иссяк, и поставил точку в монологе, которому так и не суждено бskо вылиться в желанную для имама словесную баталию:
      - Это все? Благодарю, святейший. Польщен твоим вниманием. - Отвесив поклон, мой супруг бережно, как бесценную статую, обогнул взбешенного потомка Магомета и растворился в черном провале пещеры.
      Зловещий дух имама еще, казалось, витал над нашими головами, как грянул новый гром. Его отзвуки донеслись до меня из гробницы, я бросила корзину и кинулась в пещеру. Карл фон Борк и Милвертон стояли друг напротив друга в весьма воинственных позах. Англичанин принял боевую стойку - ноги врозь, кулаки наготове. Немец же яростно рвался из рук Эмерсона, выкрикивая в адрес фотографа цветистые, хотя и не совсем вразумительные угрозы. Багровая отметина на щеке летописца экспедиции свидетельствовала, что одними словами здесь дело не обошлось.
      - Он оскорбил мисс Мэри! - потрясая кулаками, выкрикнул Милвертон.
      В ответ грянул немецкий фейерверк. Карл не оскорблял мисс Мэри! Оскорбил сам Милвертон! Карл возмутился, а Милвертон на него напал!
      Англичанин аж затрясся от злости; если в не мой муж, боюсь. Карлу был бы обеспечен как минимум еще один синяк. Намертво прижав немца к стене, Эмерсон схватил второго драчуна за воротник и рванул вверх.
      - Да что же это такое! - Из тени в углу вдруг выступила мисс Мэри собственной персоной. - Как вам не стыдно?.. - Щеки девушки пылали, в бездонных очах плескался гнев. Чудо как хороша! Даже распаленная схваткой троица обмерла в восхищении. - Никто меня не оскорблял! - звонко произнесла Мэри. - Я ценю ваше благородство и настаиваю, чтобы вы сейчас же помирились. Прошу вас, пожмите друг другу руки!
      Эта пылкая речь в сочетании с дивными взглядами, поровну доставшимися Карлу и Милвертону, противников, конечно, не примирила. Но к порядку все же призвала. Молодые люди сделали вид, что пожали руки. Мэри улыбнулась. Эмерсон хмыкнул. Ну а я вернулась к своему мусору.
      Когда перевалило за полдень, Эмерсон объявил перерыв, выбрался из пещеры и подошел ко мне.
      - Ну как дела? - поинтересовался он, обмахиваясь веером.
      Мы беседовали о том о сем, как вдруг Эмерсон изменился в лице и окаменел, глядя на что-то у меня за спиной. Я в ужасе обернулась.
      По Долине Царей к гробнице приближалась фантастическая процессия. Возглавляли ее шестеро дюжих египтян, через мощные, но заметно перекосившиеся плечи которых пролегли две палки; на палках же покоилось некое коробкообразное строение, целиком затянутое занавесками. Эта штуковина раскачивалась из стороны в сторону и ежеминутно грозила придавить носильщиков, и без того с трудом передвигавших ноги. Сопровождала шествие пестрая толпа туземцев в тюрбанах и длинных балахонах.
      И все это надвигалось на нас! Позади паланкина вышагивала фигура в европейском костюме. Шляпу мистер Инкогнито натянул до самых бровей, но по рассеянности оставил сбоку несколько огненно-рыжих прядей, чем и раскрыл свою нахальную ирландскую личность.
      Взмокшие носильщики доплелись до площадки и попытались опустить коробку. То ли у них руки тряслись от усталости, то ли сноровки не хватило, но паланкин резко накренился, на землю вывалилась бесформенная туша, забарахталась, заколотила руками и ногами, и на наши многострадальные головы в очередной раз обрушился поток воплей и проклятий.
      Имя обитателя нелепого сарая я могла назвать задолго до этой катастрофы. Кому еще во всем Луксоре пришла бы идея воспользоваться таким оригинальным, образно выражаясь, видом транспорта?!
      Мадам Беренжери облачилась в длинный наряд - убогую копию изысканных дамских туалетов времен фараонов. Падение из паланкина самым плачевным образом сказалось на этом льняном уродстве. Мало того, что одеяние приобрело цвет вековой пыли, так еще и треснуло в неожиданном месте, явив взорам зрителей бескрайние просторы упитанной дебелой плоти. Черный парик, вокруг которого вились полчища мошкары, тоже не выдержал сотрясения и съехал на глаза.
      Эмерсон, подбоченившись, взирал на страдалицу, а та продолжала вопить и корчиться у его ног.
      - Ну вот что, О'Коннелл, - скомандовал наконец мой муж. - Поднимите ее, засуньте в это хитроумное сооружение и отправьте обратно. Иначе я вам гарантирую безобразную сцену.
      - А мистер О'Коннелл как раз этого и жаждет! Безобразные сцены - его репортерский хлеб! - сообщила я.
      Если до сих пор ирландец прятал глаза и явно был не в своей тарелке, то после моего ехидного заявления неожиданно взбодрился. Сверкнул всеми своими веснушками и лихо сдвинул шляпу набок.
      - Вы ко мне несправедливы, миссис Эмерсон, и точка! А кто-нибудь поможет? Одному ни за что не справиться!
      Носильщики, в изнеможении растянувшись на земле, ахали, стонали и проклинали свою злосчастную судьбу. От них, понятное дело, помощи ждать не приходилось. Об Эмерсоне и говорить нечего - он и пальцем бы не пошевелил ради этой комедиантки. Словом, мадам Беренжери под белы ручки поднимали мы с мистером О'Коннеллом. И представьте себе, подняли... хотя пару мышц на спине я точно растянула.
      Пока мы канителились, пыхтели и ругались, необычные звуки привлекли к себе внимание всех остальных. На площадку один за другим выбрались Карл, Милвертон, Мэри... Я отчетливо услышала, как с губ мисс Мэри слетело слово, которое приличной английской девушке и знать-то не следовало бы.
      - Господи, мама! Что ты здесь делаешь?! Тебе ведь нельзя! В такую жару...
      - Я была призвана! - Мадам сбросила с плеча руку дочери. - Мне был голос свыше! Предупреждение должно прозвучать из моих уст! Уйди с дороги, дочь моя!
      - Проклятье! - процедил Эмерсон. - Амелия, зажми ей рот ладонью, и немедленно!
      Да что там ладонью! Клянусь, я с удовольствием набила бы рот новоявленной Кассандры камнями, но в этом варварском акте уже не было смысла. Туристы, местные бездельники, вечно околачивавшиеся поблизости, свита мадам Беренжери и даже истерзанные носильщики - все до единого навострили уши. Мадам была наверху блаженства!
      - Прозрение снизошло на меня, - патетически взвыла она, - во время медитации в храме Амона и Сераписа, владыки преисподней. Ужас грядет!!! Кара небесная падет на головы осквернителей могилы!!! Я исполнила свой долг! Любовь матери вдохнула жизнь в умирающее тело! Дочь моя! Ты спасена!
      - Мама! - Мисс Мэри топнула ногой. Вот так, должно быть, выглядела божественная Клеопатра, бросая вызов Цезарю... если рискнуть представить себе Клеопатру в рабочей блузе и холщовой юбке, со слезами бессильной ярости на глазах.
      Мадам Беренжери умолкла, но возмущение дочери тут было ни при чем. Наша пророчица высказала все, что повелел ей голос свыше, - чей бы он там ни был - и с самодовольной ухмылкой почила на лаврах.
      - Извини, мама, не хотела тебе грубить, но...
      - Я прощаю тебя! - Купаясь в лучах славы, мадам была милосердна.
      - Но то, что ты сказала... Возвращайся домой, мама!
      Один из носильщиков оторвал голову от земли и заныл пуще прежнего. Его речь, пересыпанная красочными арабскими сравнениями, по сути содержала одну ценную мысль. Спина бедного араба сломана, спины его товарищей сломаны, нести великую леди обратно они не в силах.
      Эту проблему Эмерсон решил. Убийственная комбинация угроз и подкупа сделала свое дело. Когда цена достигла астрономических по египетским понятиям величин, сломанные спины носильщиков волшебным образом исцелились. На пару с репортером мы избавили Рамзеса Великого - то бишь Эмерсона - от пылких объятий его возлюбленной супруги и без всяких церемоний затолкали пророчицу в паланкин. Носильщики с кряхтеньем и стонами приподняли было ношу, с моих губ уже рвался облегченный вздох, но наша Пандора, оказывается, еще не исчерпала свой запас сюрпризов! Из-за занавесок высунулась сначала всклокоченная голова, затем пухлая ручка. Мадам Беренжери ткнула ближайшего носильщика в спину:
      - В особняк леди Баскервиль!
      - Не-ет, мама! Нет! - воскликнула Мэри. - Леди Баскервиль не хочет... Как можно без приглашения!
      - Спаситель не нуждается в приглашении! - высокомерно отозвалась родительница. - Я отведу карающий меч от этого скопища зла! Молитвами и медитацией сумею я уберечь вас от гибели! - Зычный голос вдруг упал до шепота. - Твои вещи тоже собраны, Мэри. В Луксор не возвращайся, сразу в Баскервиль-холл.
      - Ты... ты... - задохнулась девушка. - Ты хочешь остаться в Баскервиль-холле?! Но как же, мама...
      - Ни одной ночи не проведу я больше в стенах, где меня чуть не убили!
      - А молитвы и медитация не помогут? - предложила я.
      Мадам Беренжери хищно оскалилась.
      - А вы кто такая? Хозяйка Баскервиль-холла? Я приму отказ только от леди Баскервиль... если она посмеет закрыть двери перед вестником богов! Ну же! - Окрик адресовался носильщикам. - Вперед!
      - Может, оно и к лучшему, - шепнула я мужу. - Нам будет легче держать ее в узде.
      - Потрясающая мысль, - вскипел Эмерсон. - Боюсь, леди Баскервиль ее не оценит!
      - Ну так останови эту сумасшедшую, а я полюбуюсь. Что ты можешь сделать? Связать ее по рукам и ногам? Заткнуть рот кляпом? Заманить в соседнюю гробницу и...
      - Да ну тебя, Амелия! Все, больше ни слова! Я умываю руки.
      Сгорающая от стыда Мэри тоже ушла в тень. Свою победу мадам Беренжери отметила жабьей улыбкой, и процессия двинулась прочь, оставив мистера О'Коннелла позади одиноким китенком, выброшенным волной на песчаный берег.
      Эмерсон, надув грудь, уже готов был растерзать ирландца, но его опередила мисс Мэри:
      - Как вы посмели, Кевин! Как могли позволить ей такое сделать?!
      - Дорогая моя, я изо всех сил пытался ее остановить. Но вы же знаете свою мать... Что мне оставалось? Только пойти с ней и защитить, если понадобится! Вы ведь верите мне, Мэри?! Верите?
      О'Коннелл протянул руку, но девушка отпрыгнула от него, как от гадюки, и со слезами на глазах бросилась к пещере.
      Конопатая физиономия репортера горестно вытянулась. Зато лица Карла и Милвертона расцвели в одинаково самодовольных ухмылках. Недавние соперники дружно развернулись и поспешили вслед за Мэри.
      Поймав мой взгляд, О'Коннелл пожал плечами:
      - Умоляю, без комментариев, миссис Эмерсон! И не волнуйтесь расположение мисс Мэри я себе верну.
      - Если хоть одно слово об этой истории попадет в газеты... - прошипела я.
      - Я-то что могу поделать?! - Младенчески голубые глаза О'Коннелла округлились. - К ужину о визите мадам Беренжери будет знать любой мало-мальски уважающий себя луксорский журналист. Да ведь босс меня на улицу вышвырнет! Одно дело - личные чувства и совсем другое - интересы читателей!
      Эмерсон уже яростно бил ногой и глухо мычал - ни дать ни взять бык, нацелившийся на красную тряпку тореадора.
      - Вам пора, мистер О'Коннелл. - Сжалившись над ирландцем, я дернула Эмерсона за руку.
      Тот уперся - и ни в какую. К счастью, на помощь подоспел мистер Вандергельт и мы утащили-таки почтенного профессора подальше от ухмыляющегося О'Коннелла. Поостыв немного, Эмерсон мрачно буркнул:
      - Пожалуй, я приму вас в команду, Вандергельт... Только защищать будете не дам, а меня от них.
      - Идет, - молниеносно выпалил американец.
      Через несколько минут status quo был восстановлен. Эмерсон вернулся в гробницу, я - к своим мусорным сокровищам. Монотонная работа, занимая руки, всегда оставляет простор для мыслей. Вот и сейчас в голове всплыла одна преинтересная идея, мелькнувшая во время беседы с О'Коннеллом. Ясно же, что в погоне за сенсацией репортер ни перед чем не остановится, и рано или поздно Эмерсону придется с этим смириться. Отсюда вопрос - раз уж избавиться от нахального ирландца невозможно, почему бы не привлечь его на свою сторону, предложив эксклюзивные права на статью о раскопках профессора Эмерсона? Да О'Коннелл же будет тише воды, ниже травы! Еще и помогать станет, вместо того чтобы на каждом шагу втыкать палки в колеса!