Элизабет Питерс
      Проклятье фараона
      "Амелия Пибоди"
      перевод Е. Ивашиной
      Глава первая
      I
      История эта началась одним декабрьским вечером, когда я пригласила на чай леди Кэррингтон с приятельницами...
      Пусть не введет вас в заблуждение, любезный читатель, столь тривиальное начало. Видите ли, точность - не последнее из моих положительных качеств, а значит, обойтись без даты и места действия я не могла. Но если вы настроились на незатейливую семейную сказочку, где сюжетную линию составляют пикантные сплетни о местной знати, то, боюсь, вас ждет разочарование. Пасторальные мотивы вообще не в моем вкусе, как и званые чаепития. Скажу больше - подобному дурацкому времяпрепровождению я охотно предпочту скачки по пустыне, когда по пятам гонится шайка вооруженных до зубов дервишей. По мне, лучше сидеть на верхушке дерева, спасаясь от взбесившегося пса, или улепетывать от ожившей мумии, чем тратить целый вечер на пустую болтовню с дамами в кринолине. Направленные в лоб пистолеты, приставленные к горлу ножи, ядовитые змеи в постели, проклятие давным-давно почившей венценосной особы - любая из этих опасностей мне милее светских раутов.
      Не спешите упрекать автора в хвастовстве, читатель! Моей натуре чуждо преувеличение. Все эти опасности - за одним-единственным исключением - я испытала на себе. Кстати, об исключении... Эмерсон как-то вскользь бросил, что если бы я и впрямь столкнулась с шайкой дервишей, то жить мне осталось бы ровно пять минут. Дескать, ни один, пусть и самый покладистый, из этих головорезов не выдержал бы дольше моего безудержного кваканья.
      Это Эмерсон так острит. И думает, что удачно! Пяти лет в браке мне хватило, чтобы научиться сдерживать характер и помалкивать даже в ответ на такие вот, с позволения сказать, остроумные замечания. А что прикажете делать? Положение замужней дамы обязывает! Должна признаться, что положение это меня вполне устраивает... в основном. Эмерсон - просто-таки замечательная личность. Что, согласитесь, для представителя мужского пола большая редкость.
      Правда, и у счастливого замужества есть своя оборотная сторона. В чем я убедилась в то промозглое декабрьское утро. Мало того, что настроение мое в связи с предстоящим чаепитием было хуже некуда, так еще погода погрузилась в траур. С раннего утра зарядил ледяной дождь, временами переходивший в противный липкий снег. После некоторых колебаний я отказалась от традиционной прогулки по окрестным холмам. Наши собаки были не столь благоразумны и битый час шастали по грязи, после чего прямиком устремились в гостиную, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Рамзес же...
      Впрочем, о Рамзесе - в свое время.
      Прожив в Кенте целых пять лет, я умудрилась ни разу не пригласить соседей на чай. Оно и неудивительно - ни один из них не способен поддержать научную беседу, ни один не отличил бы античную амфору от доисторической кухонной утвари, а о Сети I в округе и вовсе слыхом не слыхивали. Однако тем декабрьским днем мне пришлось-таки поупражняться в обмене любезностями. Эмерсон положил глаз на древний курган во владениях Кэррингтонов и с присущим ему тактом заявил, что неплохо бы для начала "умаслить" сэра Гарольда, а уж потом и подкатить с просьбой о разрешении на раскопки.
      Эмерсон вообще-то сам виноват, что без умасливания дело не сдвинулось бы с мертвой точки. Разделяя взгляды своей половины, я тоже не выношу охоту на лис (более идиотскую забаву трудно придумать) и нисколько не виню Эмерсона за тот случай, когда его усилиями несчастное животное благополучно избежало западни, ловушки или как там это называется у охотников. И что бы не удовольствоваться этим геройским поступком? К чему, спрашивается, было стаскивать сэра Гарольда за штаны с лошади и хвататься за кнут? Вполне достаточно короткой, но выразительной лекции. Как хотите, а кнут в общении с джентльменом - это явный перебор.
      Сэр Гарольд в запале пригрозил Фемидой, но потом поутих, сообразив, что это могут расценить как неспортивное поведение. (Как будто гоняться целой ордой, да еще со сворой собак в придачу, за ошалевшей от страха лисой спортивное поведение!) От нападения на Эмерсона с кулаками сэра Гарольда удержал внушительный рост обидчика и его же стойкая - и вполне заслуженная репутация необузданного типа. Остался один выход, к которому сэр Гарольд и прибег, объявив Эмерсону бойкот. На всякого рода бойкоты Эмерсону наплевать; он просто-напросто не замечает, что его игнорируют. Так джентльмены и не замечали друг друга до поры до времени. Точнее, до того момента, когда Эмерсону вздумалось покопаться в кургане Кэррингтонов.
      Курганчик симпатичный, что и говорить, - длиной футов в сто и шириной около тридцати. В таких могильниках обычно находят захоронения древних викингов, и Эмерсон лелеял надежду обнаружить здесь останки какого-нибудь вождя, а если повезет, то и свидетельства языческого жертвоприношения. Будучи личностью в высшей степени правдивой, должна признаться, что леди Кэррингтон я зазвала не только ради моего ненаглядного супруга. Мне и самой отчаянно хотелось покопаться в кургане.
      А еще я ужасно переживала за Эмерсона.
      Он помирал с тоски. О нет, внешне это почти никак не проявлялось! У Эмерсона масса недостатков, но он вовсе не любитель ныть и обвинять окружающих во всех своих несчастьях. Представьте, мой дорогой Эмерсон даже меня не обвинил в той трагедии, что поломала ему жизнь.
      Мы познакомились, когда Эмерсон проводил археологические раскопки в Египте. Некоторым крайне скучным личностям без намека на воображение раскопки представляются малопривлекательным занятием. В самом деле, подхватить заразу проще простого, мозги плавятся от жары, удобств никаких, а санитария на уровне времен зарождения человечества. Все это слегка омрачает радость охоты за сокровищами исчезнувших цивилизаций. Однако Эмерсон такую жизнь обожает, я тоже, вот мы и соединили наши судьбы в брачном, профессиональном и финансовом союзе. И умудрились провести грандиозный сезон в Сахаре даже после рождения сына. В Англию вернулись только ранней весной, причем с твердым намерением уже следующей осенью возобновить раскопки. Но тут на наши головы, как сказала бы леди Шелотт (а может, и сказала, с нее станется), свалилось проклятие в очаровательном образе Уолтера Пибоди Эмерсона по прозвищу Рамзес.
      Если помните, читатель, я обещала, что о Рамзесе будет отдельный разговор. Время пришло, но предупреждаю сразу - от Рамзеса двумя строчками не отделаешься.
      Нашему чаду было всего три месяца от роду, когда мы оставили его на руках у моей дорогой подруги Эвелины. Получив от своего тирана деда, старого графа Элсмира, в наследство замок и астрономическую сумму денег, Эвелина вышла замуж за младшего брата Эмерсона. Уолтер (один из немногих мужчин, общество которых я способна выносить более получаса) - выдающийся египтолог, известный в археологических кругах. В отличие от Эмерсона, предпочитающего копаться в земле, Уолтер специализируется на расшифровке всяческих папирусов с египетскими письменами. Поселившись с красавицей женой в ее родовом замке, Уолтер ведет жизнь, о которой втайне мечтает любой филолог, - целыми днями штудирует полурассыпавшиеся папирусы, а по вечерам развлекается с потомством.
      Эвелина, славная душа, с восторгом согласилась взять к себе Рамзеса. Неумолимая природа в который раз разрушила ее надежды на очередное материнство (у Эвелины и Уолтера уже трое детей), так что наш с Эмерсоном малыш пришелся в этом чадолюбивом семействе как нельзя кстати. Трехмесячный Рамзес был вполне сложившейся личностью - копна черных волос, круглые синие глаза и нос-пуговка с явственными признаками грядущей орлиности. Спал он чуть ли не сутками. Эмерсон впоследствии заметил, что, должно быть, наше чадо копило силы.
      Признаться, расставание с сыном далось мне с большим трудом. Я и сама не предполагала в себе материнских чувств такой глубины. С другой стороны, не такой уж это долгий срок для человека - три месяца, чтобы произвести впечатление, пусть даже и на собственных родителей. К тому же Сахара манила неимоверно. Раскопки оказались весьма и весьма плодотворными, так что мысль о брошенном младенце, честно признаюсь, меня не угнетала. И все же к весне я изнывала от желания увидеть сына и рвалась в Англию. Как выяснилось, Эмерсон испытывал те же чувства. И мы помчались в замок Элсмир.
      Этот день навеки запечатлелся в памяти! Стоял апрель - лучший в Англии месяц! На небе ни облачка, что само по себе явление запоминающееся. Древний замок посреди изумрудной лужайки, весь в зелени дикого винограда и плюща, напоминал выползшую на солнышко престарелую светскую даму. Заслышав хруст гравия под колесами, на парадное крыльцо выскочила Эвелина и, раскрыв объятия, полетела ко мне. Вслед за женой не замедлил появиться и Уолтер, радостно хлопнул Эмерсона по плечу и одарил меня братским поцелуем. Покончив с приветствиями, Эвелина воскликнула:
      - Вам, конечно, не терпится обнять Уолтера-младшего!
      - Если это удобно... - в соответствии с правилами приличия отозвалась я.
      Эвелина со смехом потянула меня за руку.
      - Со мной без политеса, Амелия! Уж я-то тебя знаю! Ты умираешь от желания увидеть свою крошку.
      Элсмир - замок, как вы уже поняли, немаленький. И это еще мягко сказано. Кое-какие переделки в духе времени не коснулись основ; стены замка, мощные, добрых шести футов толщиной, дышали средневековьем. Казалось бы, никакому звуку не под силу пробиться сквозь такую непреодолимую преграду... но, как ни странно, буквально с порога мы были встречены приглушенным шумом, который по мере нашего продвижения по дому становился все громче. Я сказала "шумом"? Скромность - качество неплохое, но не до такой же степени! Собственно, именно поэтому я и осведомилась, отбросив присущий мне от природы такт:
      - Дорогая, ты что же, приютила бродячий зверинец?
      - Можно и так сказать! - Эвелина сдавленно фыркнула.
      Мы поднялись на второй этаж, прошли по длиннющему коридору. Рев все усиливался. Остановились перед закрытой дверью. Эвелина толкнула створки... Небывалой силы звук едва не сбил меня с ног; признаться, я даже отпрянула, отдавив ногу моему ненаглядному, благоразумно прятавшемуся у меня за спиной.
      Мы стояли на пороге прелестной детской комнаты, оснащенной всеми удобствами, которые только могут обеспечить родительская забота и неограниченные средства. Просторное помещение было залито солнечным светом; отгороженный защитным экраном камин источал жар; каменные стены казались бы холодными, если бы не деревянная обшивка, веселенькие картинки и ярко-золотистая драпировка. Пушистый ковер на полу был усеян разноцветными игрушками всевозможных размеров. Перед камином мирно поскрипывало кресло-качалка, где устроилась прямо-таки классическая нянюшка накрахмаленный чепец, белоснежный фартук с оборочками, добродушная розовощекая физиономия и вязание в старательных пухлых пальцах. Вдоль стен комнаты, я бы даже сказала точнее - по углам комнаты, в оборонительных позах застыли трое малышей. Хотя за минувший год дети изрядно выросли, я без труда узнала юную поросль плодовитого союза Эвелины и Уолтера.
      Посреди комнаты на ковре восседало...
      Черты лица разглядеть было невозможно - вместо них зиял разверстый в крике рот. Но материнское сердце не проведешь - этот вулкан в миниатюре я узнала сразу же.
      - А вот и мы! - набрав побольше воздуха, выкрикнула Эвелина. Посмотрите только, как мы выросли!
      - Какого дьявола! - выпалил Эмерсон. - Что это с ним?
      Услышав новый голос - как это ему удалось, по сей день остается загадкой, - младенец захлопнул рот. От внезапно наступившей тишины у меня зазвенело в ушах.
      - Да ничего особенного, - хладнокровно отозвалась Эвелина. - У нас режутся зубки, вот мы и капризничаем.
      - Каприз... - ошарашенно начал было Эмерсон и умолк на полуслове.
      Не дрогнув под испытующим взглядом круглых синих глаз, я отважно шагнула через порог. Насколько мне известно, младенцы в основном состоят из припухлостей и ямочек, но создание, восседавшее на ковре, состояло по большей части из углов. Подбородок выступал вперед с решительностью, которую не в силах была смягчить даже детская пухлощекость. Глаза, вместо того чтобы светиться невинной прозрачной голубизной, как у всех нормальных детей, сияли густо-синими сапфирами и рассматривали меня задумчиво и пытливо.
      Эмерсон бочком начал приближаться к младенцу, словно перед нами было не человеческое дитя, а голодный тигр. Синий взгляд неожиданно метнулся в его сторону. Эмерсон окаменел. Подождав с полминуты, вдруг рухнул на колени и расплылся в идиотской улыбке.
      - Бубуська моя, - засюсюкал он. - Сынулечка, иди на ручки к своему папулечке...
      - Ради бога, Эмерсон! - не выдержала я. - Что ты несешь?!
      Синие глаза вновь переместились на меня. "Так, с этим все ясно. А ты что скажешь?" Готова поклясться, именно эта мысль светилась в немигающем взгляде.
      - Я - твоя мама, Уолтер, - отчетливо выговаривая каждое слово, произнесла я. - Ма-ма. Скажи "мама". Еще не умеешь?
      Без единого звука существо повалилось набок. Эмерсон издал тревожный вопль, но беспокойство оказалось напрасным: миг спустя младенец проворно встал на четвереньки и с немыслимой скоростью двинулся ко мне. У самых туфель затормозил, шлепнулся на мягкое место и воздел ручки.
      - Мама! - Улыбка обнаружила очаровательные ямочки на щеках и три крохотных зуба в пухлом ротике. - Мама, оп! Оп, оп, оп, ОП! - по возрастающей.
      От последнего "ОП" в детской зазвенели стекла. Я поспешно подхватила громогласное создание и невольно ахнула от его вполне ощутимого веса. Короткие ручонки обвились вокруг моей шеи, дитя ткнулось мне в плечо.
      - Мама! - сказало оно почти тихо.
      По какой-то непонятной причине (наверное, младенец слишком сильно сдавил мою шею) у меня перехватило горло.
      - Он у нас молодец! - гордо, будто о собственном чаде, сообщила Эвелина. - Обычно дети до года молчат, а у этого юного джентльмена в запасе целый арсенал слов! Я каждый день показывала маленькому Уолтеру ваши фотографии и рассказывала о вас!
      Эмерсон топтался рядом и поглядывал на меня с гнусно-ревнивым выражением. Младенец ослабил мертвую хватку, глянул на родителя, что-то про себя прикинул и с чудовищно хладнокровным, как выяснилось в свете дальнейших событий, расчетом вырвался из моих рук.
      - Па-па!
      Эмерсон подхватил его на лету. Несколько мгновений папуля и сыночек разглядывали друг друга с безнадежно одинаковыми идиотскими ухмылками. Потом Эмерсон подбросил чадо в воздух. И еще раз, в восторге от счастливого младенческого визга. В третий раз не подрассчитал, и черноволосая макушка соприкоснулась с потолком. Эвелина сделала выговор неосторожному папаше, а я... Я помалкивала. С каждой секундой во мне росло странное, дурное предчувствие. И я, как всегда, оказалась права. Та встреча стала началом жесточайшей пожизненной войны, в которой победа мне не светила.
      Именно Эмерсон дал младенцу прозвище. Он сказал, что воинственной внешностью и диктаторскими замашками Уолтер-младший сильно смахивает на египетского фараона, второго из череды Рамзесов - того, кто заполонил берега Нила гигантскими изваяниями собственной персоны. Мне ничего не оставалось, как признать наличие сходства. Как ни крути, а старшего Уолтера, своего кроткого, спокойного дядюшку, наш отпрыск напоминал куда меньше.
      Эвелина с мужем слезно умоляли нас остаться, но мы все же предпочли поселиться отдельно. Гостеприимство гостеприимством, но жить постоянно вблизи действующего вулкана не каждому под силу. Рамзес явно наводил ужас на кузенов - те не могли тягаться с его буйным нравом и не менее буйными проявлениями любви.
      Как мы быстро убедились, наше чадо отличалось поразительным умом, а его физические способности ничуть не уступали интеллекту. Восьми месяцев от роду оно ползало с ошеломляющей скоростью. В десять месяцев, приняв решение научиться ходить, Рамзес в момент обзавелся полным комплектом синяков и шишек. Расквашенный нос, ободранный подбородок, в кровь разбитые коленки все это он заполучил одновременно, поскольку ни в чем не признавал половинчатости. Он поднимался на ноги, шатался, шлепался, снова поднимался и так несколько дней кряду, до тех пор, пока не добился-таки желаемого. А добившись, продолжал ежесекундно оттачивать мастерство - иными словами, находился в вечном движении.
      К этому времени Рамзес уже вовсю болтал. Правда, меня немного раздражала его картавость, которую я относила на счет чрезмерной зубастости, унаследованной от родителя. Из того же источника Рамзес унаследовал кое-что и похуже. Признаться, точного определения этой черты характера я, сколько ни пыталась, так и не нашла. Нет в английском языке слова, способного передать это свойство в полной мере. На ум приходит лишь сочетание "ослиное упрямство", но и оно дает весьма отдаленное представление о главном свойстве двоих Эмерсонов.
      Эмерсон с самого начала угодил в плен к нашему чаду. Мои супруг пропадал с Рамзесом на прогулках, часами читал ему вслух отчеты о раскопках и собственный труд "История Древнего Египта" (детские сказочки наше существо презирало). Зрелище, как годовалый Рамзес морщит лоб над фразой вроде "Теология египтян представляет сочетание фетишизма, тотемизма и синкретизма" было столь же комичным, сколь и пугающим. Еще больше пугало и смешило, когда ребенок в ответ глубокомысленно кивал. Именовать Рамзеса "существом" я перестала очень скоро. Мужское начало в нем заявляло о себе четко и определенно.
      Прошла весна, подходило к концу лето, и вот однажды в преддверии осени я отправилась в город на встречу с агентом по недвижимости, через которого мы снимали дом. Контракт продлили на год. Через неделю-другую Эмерсон объявил сногсшибательную новость: ему в очередной раз предложили место преподавателя Лондонского университета и он дал согласие.
      Тема была закрыта, обсуждению не подлежала. Да и что обсуждать-то? Ясно, что тащить ребенка в археологический лагерь в Египте, с его нездоровым климатом и неведомыми опасностями, - чистейшее безумие. А расстаться с сыном Эмерсон ни за что не согласился бы. О моих чувствах не спрашивайте. Они тут ни при чем. Решение было единственно разумным, а я всегда поступаю разумно.
      Итак, четыре года спустя мы по-прежнему прозябали в Кенте. Правда, дом мы выкупили. И ни разу не пожалели об этом. Очаровательный особняк в стиле времен королей Георгов всем нам пришелся по душе; поместье было обширным и ухоженным - за исключением уголков, облюбованных собаками и Рамзесом для земляных работ. Впрочем, с собаками особых хлопот не было, худо-бедно, но я справлялась с результатами их раскопок. С Рамзесом же дело обстояло куда сложнее. Одной пары рук, дарованной мне от природы, катастрофически не хватало, чтобы сажать растения быстрее, чем он их выкапывал. Все дети, как известно, обожают копаться в земле, рыть ямы, подземные ходы и строить замки, но увлечение Рамзеса дырками в земле доходило до абсурда. И виноват в этом исключительно Эмерсон! Перепутав тягу к грязи с расцветающим талантом археолога, он всячески поощрял "раскопки" сына.
      Эмерсон ни разу не обмолвился о том, что тоскует по прежней жизни. О его лекциях в университете ходили легенды, научные труды с успехом печатались, но все же, все же... Читая вслух новости из "Таймс" или "Лондон ньюс" об открытиях на Среднем Востоке, я нет-нет да и ловила в его взгляде лихорадочно-завистливый блеск. Как же низко мы пали! Читаем за чаем газеты да препираемся с соседями! И это мы, неделями не вылезавшие из египетских пещер, открыватели столицы фараонов!
      Однако я что-то отвлеклась. Пора бы и вернуться к тому знаменательному вечеру, судьбоносную роль которого нам еще предстояло осознать.
      Я честно готовилась принести себя в жертву. Облачилась в лучшее свое шелковое платье, которое Эмерсон терпеть не может, уверяя, что я в нем выгляжу респектабельной клушей. Услышать такое из уст Эмерсона - брр! Большего оскорбления в его словаре, пожалуй, и не нашлось бы. Но я здраво рассудила, что леди Кэррингтон должна прийти в восторг именно от того, от чего Эмерсона тошнит.
      Представьте, я даже позволила горничной сделать мне прическу! Эта чудачка Смайз вечно квохтала надо мной, пытаясь прилизать, пригладить словом, привести мою внешность в божеский вид, а если точнее, то сделать из меня ту самую респектабельную клушу. Обычно я не подпускаю эту странную девицу к своей персоне, опасаясь, что живой от нее не уйду. Но наступил праздник и на улице нашей Смайз. В тот день она надо мной вволю поиздевалась. Не запасись я заранее выпуском "Таймс", с ума бы сошла, пока она таскала меня за волосы и втыкала в голову шпильки.
      Но Смайз все равно осталась недовольна. Неблагодарное создание! Вместо того чтобы восхититься моей жертвенностью, она буркнула:
      - Мадам, если вы не прекратите размахивать газетой, мне вряд ли удастся сделать все как надо. Не будете ли вы так любезны ее убрать?
      Еще чего! Я отродясь не была любезна! Однако времени оставалось в обрез, да и статья в "Таймс" - о которой речь еще впереди - лишь подливала масла в огонь моего отвращения к предстоящему мероприятию. Словом, отложила я газету и уставилась в зеркало, решив пройти все муки ада.
      Когда пытке пришел конец, наши лица отражали обуревавшие каждую чувства: круглая как луна физиономия Смайз сияла восторгом триумфатора, моя же кислая мина говорила о полном смирении с неизбежным.
      Корсет был жестоко стянут, новые туфли жали немилосердно. Кряхтя и постанывая, я проковыляла вниз по лестнице - бросить последний хозяйский взгляд на гостиную.
      Там меня поджидал новый удар. В гостиной царили чистота и омерзительный порядок. Газеты, журналы и книги, валявшиеся там и сям, как корова языком слизнула. Доисторическая утварь, красовавшаяся на камине и еще бог весть где (археологические трофеи Эмерсона), тоже исчезла. На сервировочном столике вместо игрушек Рамзеса злорадно поблескивал надраенный серебряный чайный сервиз. Пылающий в камине огонь успешно рассеивал тоскливую серость от непогоды за окном, но не в его силах было справиться с потемками в моей душе. Как человек разумный, я не склонна без толку сетовать на судьбу-злодейку, но даже человек разумный временами сражается с собственными воспоминаниями. Вот и мне тем вечером пришли на память иные декабри... когда в безоблачном синем небе у нас над головой сияло золотое солнце Египта...
      Пока я стояла посреди гостиной, с горечью созерцая руины нашего веселого семейного хаоса и вспоминая лучшие времена, снаружи донеслись голоса. Подобрав свои вериги - проще говоря, шелестящие шелком юбки, - я нарисовала на губах фальшивую улыбку.
      Описывать чаепитие нет никакого смысла. Воспоминания не из тех, что греют душу, к тому же, как выяснилось впоследствии, моя жертва оказалась напрасной. В жизни мне встречались личности и поглупее леди Кэррингтон (ее супруг, например, - законченный дурак), зато уж такого гармоничного сочетания злобы и глупости, каким может похвастать эта дама, в целом мире не сыскать.
      Первые минуты прошли под аккомпанемент замечаний, высказанных ее приторно-ехидным голоском:
      - Ах, моя дорога-ая! Что за прелесть это пла-атье! Помнится, года два назад, когда такой стиль вошел в моду, я тоже была от него без ума-а!
      Ну и так далее. Подобные шпильки я пропускаю мимо ушей - с детства не реагирую на оскорбления. Но кое-что меня все же проняло. Леди Кэррингтон, видите ли, возомнила, будто это приглашение - полная и безоговорочная капитуляция, извинения жены за проступок мужа. Ее оплывшее жиром лицо так и лучилось самодовольством, а тон был полон царственной снисходительности.
      Боже! Кажется, меня снова разбирает злость! Глупо и бездарно. Больше ни слова не скажу. Позволю себе только признаться в том величайшем удовлетворении, которое мне доставила зависть леди Кэррингтон. Мадам, разумеется, пыталась скрыть недостойное чувство за любезностью, но ей это плохо удавалось. Ну еще бы не позавидовать - в роскошной гостиной чистота и порядок, угощение превосходное, прислуга вышколенная. Роза - просто образец горничной, но в присутствии леди Кэррингтон она превзошла самое себя. Белоснежный передничек прямо-таки хрустел от крахмала, а завязки чепца при ходьбе даже не колыхались. В округе ходили слухи о несусветном скряжничестве леди Кэррингтон и ее злющем языке, из-за чего слуги в доме не задерживались. Младшая сестра нашей Розы тоже как-то нанялась к Кэррингтонам... терпения ей хватило на неделю.
      За исключением этого мизерного триумфа, в котором, правда, не было ни капли моего личного вклада, встречу можно было считать несомненным провалом. Дамы-соседки, приглашенные исключительно для того, чтобы замаскировать мою основную цель, во всем соглашались с леди Кэррингтон, подпевали ей и дружно кивали в ответ на каждое из ее идиотских замечаний. И, самое печальное, вскоре стало ясно - миссия, порученная мне Эмерсоном, потерпела фиаско. Леди Кэррингтон и пальцем не пошевелила бы, чтобы нам посодействовать. Я начала было гадать, не рухнет ли мир, если взять да и продефилировать вон из гостиной, как произошла форменная катастрофа.
      Человек я предусмотрительный, а потому задолго до знаменательного чаепития убедила Рамзеса - точнее, искренне думала, что убедила, - тихонько просидеть весь вечер в детской. В ход тогда пошли и уговоры, и откровенный подкуп, и даже обещание наведаться в кондитерскую. Рамзес способен поглощать немыслимые количества сладостей без видимого ущерба для аппетита и пищеварения. Какая жалость, что любовь к конфетам пасует перед его любовью к знаниям... или, в данном случае, к копанию в грязи.
      С тоской наблюдая, как леди Кэррингтон смакует последний кусочек пирога, я вдруг услышала доносящиеся из прихожей приглушенные вопли. За воплями последовал отчетливый звон разбитого стекла - моей любимой китайской вазы, как выяснилось впоследствии. Затем двери с треском распахнулись и в гостиную влетело крохотное огородное пугало.
      Сказать, что ребенок оставлял на полу и ковре грязные следы, - значит погрешить против истины. Нет, за ребенком лилась сплошная река жидкого месива; она обозначала путь дитяти, стекала с его волос, одежды и с некоего неописуемого предмета у него в руках. Достигнув моего кресла, чудовище остановилось... И водрузило предмет мне на колени.
      Откровенно говоря, происхождение предмета мне и без того было ясно, но исходящий от него... запах подтвердил мои самые худшие предположения. Рамзес опять ковырялся в компостной куче.
      Должна признаться, любезнейший читатель, что я люблю своего сына. Не умираю, конечно, от слабоумного обожания, как его папочка, но питаю к этому ребенку несомненную душевную привязанность. Однако в тот момент мне хотелось одного - схватить собственного отпрыска за шкирку и трясти, пока не посинеет.
      В присутствии посторонних дам пришлось, к сожалению, подавить в себе этот естественный материнский порыв.
      - Будь так добр, Рамзес, - негромко и очень спокойно произнесла я, убери кость с выходного платья мамочки и отнеси туда, где взял. Мусору место в помойке.
      Склонив голову к плечу, Рамзес задумчиво разглядывал находку.
      - Это не мусол! - убежденно заявил он. - Это бедленная кость но-со-по-та-ма.
      - В Англии гиппопотамы не водятся, - назидательно заметила я, послав дамам приветливую улыбку.
      - Доисвонический но-со-по-там! - настаивал Рамзес.
      Донесшийся от двери хриплый стон заставил меня поднять голову. Зажав рот обеими ладонями, дворецкий Уилкинс скрылся в коридоре. Наш Уилкинс личность хладнокровная, молчаливая и полная собственного достоинства, одним словом, чемпион среди дворецких! Но из-под маски величавой надменности временами пробиваются искры юмора.
      Мне же было не до смеха.
      - Весьма подходящее определение. - Я стиснула пальцами ноздри, лихорадочно соображая, как бы выдворить несносное создание из гостиной, пока гости не сбежали. Позвать лакея? Бесполезно. Ребенок у нас крепкий, так просто в руки не дастся. Сопротивление будет отчаянным, грязь полетит во все стороны. Во что превратятся ковер, стены, платья дам~ Красота!
      Искушение было слишком велико.
      - Чудесная косточка! - восхищенно протянула я. - Обязательно покажи папе. Только вымой как следует, ладно? Но сначала... может, наши гостьи хотят посмотреть? Вот леди Кэррингтон, например...
      Широким жестом я указала на жертву.
      Будь она поумнее, возможно, нашла бы способ избежать близкого знакомства с трофеем Рамзеса, а будь поизящнее, возможно, успела бы отпрыгнуть... К несчастью, мадам была глупа как курица и упитанна до безобразия, так что ей оставалось лишь потрясать телесами, визжать и брызгать слюной. Напрасные усилия. Сокровище из помойки благополучно приземлилось точнехонько на прикрытые шелками толстые колени.
      Рамзес был оскорблен до глубины души. Выказать такое пренебрежение к его замечательной косточке, добытой упорным трудом, можно сказать, до кровавых мозолей!
      - Улонишь! - возмущенно констатировал юный археолог. - Лазобьешь! Ат-дай!
      Это требование он не замедлил подкрепить соответствующими действиями, в результате которых еще несколько квадратных ярдов необъятных юбок постигла печальная участь. Прижав зловонный трофей к груди, Рамзес одарил леди Кэррингтон горестно-укоризненным взглядом и с достоинством удалился.
      Умолчу о том, что случилось после. Злорадство, как известно, чувство недостойное, и нечего потакать ему воспоминаниями о прощании с леди Кэррингтон.
      Пока я, стоя у окна, провожала взглядом шлепающие по лужам экипажи и умиротворенно напевала себе под нос, Роза занялась уборкой.
      - Приготовьте-ка лучше свежего чая, Роза. Профессор Эмерсон приедет с минуты на минуту.
      - Да, мадам. Надеюсь, все прошло удачно, мадам?
      - О да! Удачнее не бывает.
      - Рада за вас, мадам.
      - Спасибо, Роза. И вот что... До чая - никаких сластей юному джентльмену.
      - Разумеется, мадам. - Роза скорбно покачала головой.
      Я собиралась к приезду мужа переодеться, но не успела. Эмерсон вернулся раньше обычного, как всегда с охапкой книг и рукописей, которые, естественно, тут же полетели на диван. А Эмерсон, прошагав к камину, вытянул руки и ожесточенно потер ладони.
      - Что за мерзкий климат, - пробурчал мой дорогой супруг. - Что за отвратный день. Зачем ты надела эту гадость?
      Вытирать при входе ноги Эмерсон так и не научился. Я скосила глаза на цепочку следов, темнеющих на свежевымытом полу, затем на Эмерсона... и готовый сорваться упрек застрял у меня в горле.
      За годы нашего брака Эмерсон ничуть не изменился внешне. Шевелюра его была так же черна, густа и непокорна, плечи так же широки, фигура так же статна. До встречи со мной он носил бороду. Теперь же - по моей просьбе - с ней расстался. С его стороны это было невиданной уступкой, поскольку Эмерсон ненавидит и даже стыдится глубокой вмятинки (слово "ямочка" он вообще не выносит) на подбородке. Мне же этот незначительный изъян греет душу как единственный забавный штришок на его возмутительно мужественной физиономии.
      Словом, передо мной был все тот же Эмерсон. Внушительная внешность, "изысканные" манеры, "любезные" речи. И только в глазах... Этот взгляд я ловила и прежде, но тем вечером он был особенно заметен. Потому-то грязь на полу сошла Эмерсону с рук.
      - Очаровывала леди Кэррингтон, - сообщила я в ответ на его комплимент. - Для того и нарядилась. А у тебя как дела? Удачный был день?
      - Нет.
      - Значит, мы с тобой друзья по несчастью.
      - Так тебе и надо, - утешил любимый. - Говорил же - ни к чему устраивать представление. Роза! Где ее черти носят? Чаю хочу!
      Роза послушно материализовалась с подносом в руках. Я пригорюнилась, размышляя о том, во что превратила Эмерсона жизнь в Кенте. Подумать только ворчит на погоду и требует чаю! Типичный английский обыватель!
      Как только дверь за горничной закрылась, Эмерсон отлепился от камина и заключил меня в объятия.
      Но тут же отстранился и сморщил нос. Я уж было собралась объяснить происхождение кошмарного запаха, но Эмерсон меня опередил:
      - Ты сегодня особенно хороша, Пибоди, - хриплым и низким голосом протянул он. - Даже в этом своем уродливом туалете. Может, переоденешься? Я бы тебя проводил и...
      - Что это с тобой такое? - успела вставить я перед тем, как Эмерсон...
      Неважно, что именно сделал Эмерсон; главное, что говорить он какое-то время не мог, да и я тоже.
      - И вовсе я не хороша, к тому же от меня несет, как от мешка с протухшими костями. Рамзес опять копался в помойке.
      - М-м-м-м... - не слишком вразумительно отозвался Эмерсон. - Милая моя Пибоди...
      Пибоди - это моя девичья фамилия. Наше с Эмерсоном знакомство проходило не очень гладко, буквально с первой минуты мы начали цапаться. В знак своей неприязни мой будущий муж звал меня просто по фамилии. Так оно и пошло. Только теперь обращение стало знаком чего-то совершенно иного. Нежной памятью о тех дивных временах, когда мы только и делали, что препирались и насмехались друг над другом.
      Я таяла в объятиях мужа, но сердце мое было исполнено грусти. Неспроста, ох неспроста эта внезапная нежность! И моя внешность тут ни при чем. Просто амбре от находки Рамзеса вернуло Эмерсона в благословенные дни нашего романтического знакомства среди нечистот и грязи могильников Эль-Амарны.
      Объятия крепли, грусть растаяла, и я уже готова была согласиться на предложение Эмерсона скрыться в нашей комнате, но... Но было уже поздно. Мы слишком долго собирались. Вечерний распорядок дома вступил в свои права, а нарушать его никому не позволялось. После возвращения Эмерсона нам отводили порядочное время на общение вдвоем, после чего появлялся Рамзес, чтобы поздороваться с папочкой и выпить чаю в кругу семьи. В тот день наше чадо сгорало от желания продемонстрировать трофей, а потому, наверное, поторопилось с приходом. Во всяком случае, мне так показалось. Да и Эмерсону тоже. Рука его никак не желала оставлять мою талию, и сына он приветствовал без обычного энтузиазма.
      Тем не менее в гостиной воцарилась семейная идиллия. Я нянчилась с чайником, а Эмерсон - с Рамзесом и его костью. Оделив мужа чашкой черного как сургуч - другого он не признает - чаю, я придвинула сыну блюдце с горкой пирожных и развернула "Таймс". Мужчины забыли про меня, поглощенные спором о происхождении находки. Кость и впрямь оказалась бедренной (у Рамзеса прямо-таки сверхъестественное чутье на такие вещи), однако, по утверждению старшего археолога, принадлежала она лошади. Младший был категорически против. Отвергнув по здравом размышлении версию вымершего гиппопотама, Рамзес предложил на выбор две другие - "длакона" и "зылафа". Против дракона и жирафа возражал Эмерсон.
      Краем уха прислушиваясь к научной полемике, я переворачивала страницы, пока не отыскала наконец нужную статью. Долгое время эта история занимала первые полосы газет, но к тому дню переместилась на менее почетное место.
      Расскажу-ка я вам, дорогой читатель, все с самого начала, как это делается в любом достойном внимания романе. Сравнение пришло мне в голову не случайно. Если бы не почтенная репутация "Таймс", я бы сочла рассказ за вымысел мистера Райдера Хаггарда, к романам которого, признаться, питаю слабость.
      Итак, прошу вас запастись терпением и познакомиться с сухими фактами, без чего - увы! - дальнейшее повествование бессмысленно. Я же, со своей стороны, обещаю вам массу впечатлений. Но в свое время.
      II
      С отпрыском одного из благородных семейств графства Норфолк сэром Генри Баскервилем случилась как-то скверная история: он слег в горячке. Можно сказать, одной ногой стоял в могиле. Бог миловал, сэр Генри пошел на поправку, но был до того слаб, что домашний эскулап посоветовал ему хотя бы зимой менять английскую сырость на животворный климат Египта. О-о-о! Разве ученый муж и его состоятельный пациент могли предвидеть, чем обернется этот невинный совет?! Стоило сэру Генри бросить один-единственный взгляд на величавых сфинксов, как он воспылал страстью к Египту, и страсть эта стала его путеводной звездой на всю оставшуюся жизнь.
      Познакомившись с гробницами Абидоса и Дендеры, сэр Генри добыл наконец фирман - разрешение на раскопки в Долине правителей Фив, голубую мечту любого археолога. Именно здесь заканчивался земной путь солнцеподобных владык Древнего Египта, и место их упокоения было обставлено с помпой и роскошью, достойными высочайшего статуса. Мумии венценосных особ возлежали в золотых гробах, увешанные золотыми же амулетами и осыпанные драгоценностями. Несчастные! В таинственной тиши и мраке замурованных усыпальниц они надеялись избежать ужасной судьбы своих предшественников. Ведь ко времени расцвета Империи пирамиды прежних правителей Египта были разорены, королевские мумии изуродованы, драгоценности похищены. Увы и ах! Позор человеческой алчности! Ухищрения великих фараонов позднего Египта не остановили разорителей гробниц, охотников за несметными богатствами усопших. Результаты раскопок в Долине были удручающими. Все до единой усыпальницы оказались разграблены; королевские украшения, сокровища, даже сами мумии исчезли. То, что утащить не удалось, было варварски уничтожено.
      Так считалось до знаменательного дня в июле 1881 года, когда шайка современных любителей поживиться провела главу каирского музея Эмиля Бругша в долину, затерянную среди финских холмов. Новость потрясла весь ученый мир. Местные воришки из деревни Гурнех утерли нос именитым археологам, отыскав захоронения великих фараонов, египетских цариц и венценосных младенцев. В эпоху упадка Древнего Египта преданные жрецы, по-видимому, постарались спасти королевские останки.
      В тайнике обнаружились далеко не все мумии фараонов, и далеко не всех из них удалось - прошу прощения за полицейскую терминологию - опознать.
      Лорд Баскервиль возлагал огромные надежды на Долину Царей, уверяя, что безжизненные скалы Фив скрывают еще не одну гробницу. Он даже имел смелость утверждать, что рассчитывает найти не тронутую грабителями усыпальницу. Неудача следовала за неудачей, но пыл доморощенного археолога не угасал. Раз ступив на дорогу грез, сэр Генри не свернул с нее до конца своих дней. Ради достижения мечты он фактически переселился в Египет, построив на западном берегу Нила богатейший особняк, где проводил зимы и где нашлось местечко для целой археологической экспедиции. В этот прелестный уголок он привез и новобрачную, юную красотку, которая трепетно выхаживала его, пока сэр Генри метался в горячке, по неосторожности подхватив сырой английской весной пневмонию.
      Описание романтических отношений, благополучно завершившихся венчанием, в свое время обошло все центральные газеты. История и впрямь была трогательная, в духе Золушки, поскольку новоиспеченная леди Баскервиль не могла похвастать ни голубой кровью, ни хоть сколько-нибудь значительным приданым. Проще говоря, девица была бедна как церковная мышь и столь же родовита.
      Мезальянс сей случился еще до начала моего "египетского периода", но имя сэра Генри было на слуху, и я о нем, разумеется, слышала. Лорда Баскервиля очно или заочно знал любой египтолог. Эмерсон отзывался о нем пренебрежительно, как, впрочем, о любом другом археологе, будь то профессионал или любитель. Сэр Генри безусловно относился ко второй категории, но нужно отдать джентльмену должное: он никогда и не пытался руководить раскопками, нанимая для этой цели специалистов.
      В сентябре нынешнего года сэр Генри вновь отправился в Луксор, на этот раз в сопровождении молодой леди Баскервиль и главного археолога экспедиции мистера Алана Армадейла. Сезон предполагалось начать раскопками в центре Долины Царей, вблизи гробницы Рамзеса II. Сэр Генри считал, что под грудами камней, оставленными предыдущей экспедицией, могли скрываться замурованные входы в другие гробницы. Неутомимый джентльмен задался целью расчистить завалы и лично проверить, ничего ли не упущено. И о чудо! Уже после трех дней раскопок кирки рабочих наткнулись на первую из выдолбленных в скале ступеней.
      Держу пари, вас одолевает скука, читатель! А все потому, что вы несведущи в археологии. Выдолбленные в скале ступени, если дело происходит в Долине Царей, могут означать только одно - вход в гробницу фараона!
      Лестница вела в сердце скалы и вся была завалена камнями. К концу следующего дня каменную преграду расчистили, и глазам членов экспедиции открылась верхняя часть двери. (Нижнюю часть загораживал громадный валун.) В правом углу двери, на окаменевшей за века извести, красовались нетронутые печати царского некрополя! О, читатель! Вдумайтесь в последние слова, перечитайте их, прочувствуйте! Ведь нетронутые печати обещают восторг открытия. Они означают, что гробницу не посещали с того дня, когда какой-нибудь верховный жрец, завершая погребальную церемонию, торжественно запечатал вход.
      Сэр Генри, как впоследствии свидетельствовали близкие, был человеком исключительно флегматичным, даже принимая в расчет его благородное британское происхождение.
      - Вот так так! - только и произнес он, поглаживая клочковатую бороду. Очаровательная реакция на событие такого масштаба в археологии, не правда ли?
      Остальные члены экспедиции с лихвой восполнили сдержанность шефа. Задействовали прессу, а уж газетчики расписали событие в красках.
      Будучи человеком в высшей степени порядочным, сэр Генри известил о находке египетский Департамент древностей. Во второй раз по выдолбленным в скале ступеням он спускался уже в весьма представительном сопровождении здесь были не только известные археологи, но и облеченные властью египетские чиновники. Скалу спешно обнесли забором, чтобы сдержать напор толпы журналистов, приезжих зевак и туземцев в живописнейших просторных одеяниях и белых тюрбанах. Среди местного народа следует выделить одну небезызвестную личность - Мохаммеда Абд эр Расула, первооткрывателя королевских усыпальниц в Долине. Исполненный гражданского долга, этот достойный муж доложил (втайне от собственных братьев) властям об открытии, а в награду получил эдакую синекуру - тепленькое местечко в Департаменте древностей. Досужие наблюдатели отмечали выражение глубокой скорби на лице новоиспеченного чиновника и мрачные взгляды, исподтишка бросаемые на предателя менее удачливыми членами его семьи. Еще бы не горевать беднягам. В который раз чужеземцы буквально из-под носа умыкнули лакомый кусочек, способный принести приличные барыши.
      Сэра Генри, даже оправившегося от пневмонии и пребывающего в добром здравии (что позже подтвердил его личный врач), трудно было назвать Геркулесом. На снимке, сделанном в тот знаменательный день, лорд Баскервиль предстает очень высоким, худосочным и узкоплечим джентльменом с младенчески пушистыми волосиками, часть которых словно бы ненароком слетела с макушки, не слишком равномерно припорошив щеки и подбородок. Кроме того, отпрыск благородного семейства был фантастически неуклюж; едва он выступил вперед и примерился зубилом к завалившей вход глыбе, как его приближенные поспешно отпрыгнули. И правильно сделали. Британский консул, не знакомый с сэром Генри близко, опрометчиво остался рядом, и первый же осколок, вылетевший из-под зубила, угодил несчастному в переносицу. Далее, как положено в таких случаях, суматоха, извинения, первая помощь. Полчаса спустя сэр Генри, теперь уже в гордом одиночестве - эпизод с консулом не прошел для зрителей даром, - вновь приблизился ко входу. В тот самый миг, когда он пристроил зубило и замахнулся молотком, за его спиной раздался заунывный низкий вой.
      Толпа содрогнулась. Любому мало-мальски знакомому с египетскими традициями человеку был понятен смысл протяжных звуков: без этого завывания не обходится здесь ни одна траурная церемония. Иными словами, мусульмане так воют, только оплакивая усопших.
      В наступившей затем зловещей тишине все затаили дыхание... Но вот голос зазвучал снова, и слова, что он произносил, оказались пострашнее погребального воя.
      - Скверна! - оглушил слушателей первый вопль. (Вряд ли вы знаток местных наречий, читатель, так что я перевожу.) - Скверна! Да падет гнев богов на того, кто осмелится потревожить вечный покой фараона!
      Опешив от неожиданности, сэр Генри уронил зубило и с размаху опустил молоток себе на палец. Подобные происшествия настроение не поднимают, так что будем снисходительны к злосчастному джентльмену. В кои веки выйдя из себя, сэр Генри свирепым голосом приказал Армадейлу схватить оракула и задать ему хорошую трепку. Армадейл с готовностью ринулся исполнять приказ, но не тут-то было! Провидец благоразумно умолк, превратившись, естественно, в одного из зевак; а те, в свою очередь, принялись клятвенно заверять, что понятия не имеют, кто бы это мог быть.
      Случай, прямо скажем, банальный, и о нем тут же забыли все, кроме сэра Генри с его покалеченным пальцем. Увечье, однако, позволило джентльмену с достоинством передать археологический молоток и зубило в более умелые руки.
      Мистер Алан Армадейл, совсем еще юный, полный профессионального пыла, принял бразды правления. Один-другой удар, сделанные с толком, - ив завале открылась приличная брешь. Армадейл почтительно отступил, предоставляя патрону честь первому бросить взгляд в усыпальницу.
      Что за день для лорда Баскервиля! Неприятности так и сыпались на его бедную голову. Схватив свечу, сэр Генри сунул руку в проем. Уронил свечу внутрь. Выдернул руку. Кожа на косточках была содрана, пальцы кровоточили! Впереди оказался еще один завал из камней.
      Такое случалось сплошь и рядом. Жрецы Древнего Египта делали все возможное, чтобы уберечь гробницы своих владык от расхитителей. Однако на зрителей новый завал произвел удручающее впечатление. Толпа разочарованно загудела и постепенно разбрелась, оставив сэра Генри зализывать раны и обдумывать дальнейшие планы. А подумать было над чем. Если обнаруженная усыпальница была сооружена по образу и подобию уже изученных, то рабочим предстояло расчистить длиннейший коридор, прежде чем экспедиция подберется к погребальным покоям. Встречались гробницы с коридорами длиной в сотню футов и более.
      И все же наглухо заваленный камнями коридор вселял огромные надежды. "Таймс" даже отвела деяниям сэра Генри целую колонку на третьей странице. Зато следующее сообщение, пришедшее из Луксора, заслужило место на первой странице.
      ЛОРД БАСКЕРВИЛЬ НАЙДЕН МЕРТВЫМ! - кричали громадные заголовки.
      Вечером сэр Генри чувствовал себя превосходно (если не считать разбитых и ободранных пальцев). Утром же в постели обнаружили его хладный труп, с застывшим на лице выражением ужаса. Посреди лба темнело пятно засохшей крови, в котором с трудом, но угадывалось изображение змеи, символа солнцеподобных владык Египта.
      "Кровь на поверку оказалась краской, но ситуация от этого не прояснилась. Смерть сэра Генри оставалась загадкой, тем более что в ответ на вопрос о причинах скоропостижной кончины эскулапы лишь разводили руками.
      Вообще-то случаи внезапной смерти внешне абсолютно здоровых людей - не такая уж редкость. И что бы ни сочиняли авторы приключенческих романов, далеко не всегда люди умирают от подсыпанного тайком мышьяка или какого-нибудь экзотического яда. Случись несчастье с сэром Генри в родовом поместье Баскервилей, ученые мужи глубокомысленно покачали бы головами, поглаживая окладистые бороды, выдали что-нибудь медико-заумно-тарабарское и дело с концом.
      Впрочем, даже столь таинственные обстоятельства не помешали бы сенсации тихо почить естественной смертью (по примеру сэра Генри, если верить медикам). Уверена, так бы оно и случилось, если бы не вмешалась судьба в лице репортера из одной малопочтенной бульварной газетенки. Этот проныра очень некстати вспомнил пресловутое "проклятие фараона", чем сильно замутил улегшиеся было страсти. "Таймс" отозвалась заметкой, достойной этой уважаемой газеты, но вот остальные издания пустились во все тяжкие. Их страницы пестрели всяческими "зловещими духами", "шифрованными древними заклятиями", "сатанинскими ритуалами". Литературный шабаш продолжался два дня, и тут на смену одной сенсации пришла другая. Пропал мистер Алан Армадейл, правая рука сэра Генри! "Исчез с лица земли", - выспренне сообщила скандальная "Дейли йелл".
      Когда события достигли этой стадии, я уже не могла дождаться возвращения Эмерсона и каждый вечер буквально рвала газеты из его рук. Само собой, россказни о проклятиях фараонов и загробных мстителях я немедленно отмела как идиотские, а едва обнаружилась пропажа юного Армадейла, меня осенило.
      - Армадейл - вот кто убийца! - заявила я Эмерсону, который в тот момент гарцевал на четвереньках, изображая чистокровного скакуна под жокеем по прозвищу Рамзес.
      Эмерсон всхрапнул и забил копытом - малолетний наездник от души пришпорил "лошадку".
      - Какого черта ты рассуждаешь об убийстве, - отдышавшись, рявкнул лучший из супругов, - да еще в таком самоуверенном тоне?! При чем тут вообще убийство? У Баскервиля сердце отказало; слабак был тот еще. Ну а Армадейл наверняка заливает горе в местном кабаке. Парень потерял работу, а кому он нужен в конце сезона?
      Эту чушь я оставила без ответа. Правда была на моей стороне, и время непременно расставило бы все по своим местам. А до тех пор... какой смысл зря тратить силы в спорах с Эмерсоном, упрямее которого в целом свете не найти?
      На следующей неделе сюрпризы продолжались. Джентльмен, присутствовавший на церемонии открытия гробницы, подхватил жесточайшую лихорадку и сгорел в одночасье. Один из рабочих экспедиции свалился с лесов и сломал шею.
      "Проклятие в действии!!! - заходилась "Дейли йелл". - Кто следующий?!!"
      После трагической кончины рабочего, упавшего с лесов (где он, кстати сказать, пытался вырезать из стены кусок орнамента, дабы втихомолку продать подпольным торговцам древностями), его коллеги наотрез отказались приближаться к "проклятой гробнице". Со смертью сэра Генри раскопки приостановились; теперь же возобновить их казалось и вовсе делом нереальным.
      Вот такая, любезный читатель, сложилась ситуация ко дню катастрофического чаепития с леди Кэррингтон. В предыдущие дни шумиха вокруг лорда Баскервиля немного поутихла, хотя "Дейли йелл" из кожи вон лезла, пытаясь раздуть мировой пожар и приписывая любую разбитую в Луксоре коленку действию проклятия. О злополучном (или же виновном!) Армадейле не было ни слуху ни духу; сэр Генри навечно успокоился в родовом склепе Баскервилей; усыпальница фараона была по-прежнему закрыта и опечатана.
      Признаюсь, переживала я в основном за усыпальницу. Засовы и печати это, конечно, хорошо, но для местных воришек преграда слабая. По профессиональной гордости мастеров грабительского дела из Гурнеха был нанесен сокрушительный удар. Джентльмены эти считали, и не без основания, что со своими могилами способны разобраться получше чужестранцев. Я говорю не без основания, поскольку подпольная торговля древностями и впрямь поставлена в Египте на широкую ногу и на высшем уровне. То ли у аборигенов этот талант в крови, то ли веками процветающая контрабанда отточила их мастерство - судить не берусь.
      Словом, пока Эмерсон с Рамзесом вели диспут по проблемам зоологии, а за окнами сыпал ледяной дождь вперемешку со снегом, я углубилась в газету. С началом "дела Баскервиля" у Эмерсона вошло в привычку покупать не только "Таймс", но и "Дейли йелл". Якобы нет более занимательного способа постичь человеческую натуру, чем сравнение диаметрально противоположных литературных стилей. Ха! Отговорки чистейшей воды. Все гораздо проще: скандальная "Йелл" - чтиво, конечно, низкого пошиба, зато какое захватывающее! Особенно в сравнении с респектабельной, а потому временами Жутко занудной "Таймс". Кстати, судя по заломам на странице, тем, вечером я была не первой, открывшей именно "Йелл". "Дело Баскервиля" нашло продолжение в статье под заголовком "Леди Баскервиль дает клятву завершить раскопки".
      Автор статьи ("наш корреспондент в Луксоре") в возвышенных тонах и с массой слащавых определений описывал юную вдовушку: "Легкая дрожь ее прелестных, напоминающих лук Купидона, губ выдавала искренность чувств"; "На тонком, матово-бледном лице лежала печать безутешного горя"~
      - Тьфу! - не выдержала я, пробежав глазами несколько абзацев этой галиматьи. - Ну и бред. Эмерсон, как тебе нравится эта леди Баскервиль? На мой взгляд - беспросветная идиотка. Нет, ты только послушай! "Я хочу посвятить жизнь великой цели, к которой шел мой безмерно любимый и так рано покинувший меня супруг. Не вижу более достойного способа увековечить его нетленную память". С ума сойти! "Безмерно любимый"! "Нетленную память"!
      Ответа я не дождалась. Эмерсон зарылся носом в огромную иллюстрированную "Энциклопедию животных", выискивая доказательства того, что найденная кость никак не может принадлежать зебре. (К этому моменту Рамзес переключился с жирафы на менее экзотическое животное.) К сожалению, скелет зебры мало чем отличается от лошадиного, и найденный в энциклопедии рисунок бедренной кости зебры оказался катастрофически похож на трофей Рамзеса. Юный зоолог хихикнул и ткнул пальцем в страницу.
      - Ага, папочка! Ну, и кто плав? Сказал - зебла, значит, зебла!
      - Пирожное хочешь? - увильнул от ответственности Эмерсон.
      - А Армадейла-то никак не найдут! - Я подсыпала соли на свежую рану Эмерсона. - Говорила же, он убийца.
      - Чушь! - отрезал Эмерсон. - Не было никакого убийства. Объявится твой Армадейл, куда ему деваться.
      - Только не говори, что он на две недели застрял в кабаке.
      - Подумаешь, две недели. Молодой, здоровый парень. Да он и два месяца выдержит.
      - Если бы с Армадейлом что-нибудь случилось, его бы уже нашли. Или то, что от него осталось. Фивы прочесали...
      - Западный район прочесать невозможно! - ощетинился Эмерсон. - Сама не знаешь, что ли? Там же сплошь скалы, тысячи пещер и расселин.
      - Значит, по-твоему, Армадейл где-то в горах?
      - Именно. Случись с ним какая-нибудь трагедия сразу после смерти Баскервиля, это было бы уже чересчур. Газеты подняли бы новую бучу. "Проклятие фараона" и все такое... Но в жизни всякое бывает. Может, и Армадейл попал в переделку.
      - Да он уже где-нибудь в Алжире!
      - В... Алжире? Бог ты мой! С какой стати?
      - В Иностранный легион подался - вот с какой! Говорят, убийцы и преступные типы, которые надеются скрыться от правосудия, там кишмя кишат.
      Эмерсон поднялся с пола. Я с удовлетворением отметила, что меланхолия из его глаз исчезла и они теперь извергали яростный огонь. Отметила я и еще кое-что: четыре года относительного бездействия не лишили его ни мощи, ни энергии. В предвкушении вечерних игр с сыном Эмерсон снял пиджак, избавился от стоячего воротника и теперь был похож на ту взъерошенно-неухоженную личность, которая покорила мое сердце. Время до ужина еще есть, прикинула я. Что, если и впрямь подняться в спальню... вместе...
      - Пора в постель, Рамзес, няня давно ждет. Осталось одно пирожное. Можешь взять с собой.
      Рамзес одарил меня долгим оценивающим взглядом и повернулся за поддержкой к отцу. Тот заискивающе заглянул ему в глаза:
      - Беги, мой мальчик. Ляжешь в постельку - и папочка прочитает тебе лишнюю страничку из "Истории Египта".
      - Холошо. - Рамзес по-королевски важно кивнул. Где он, спрашивается, набрался таких манер? Ни дать ни взять, фараон египетский. - Ты плидешь поплощаться, мамочка?
      - Как всегда.
      Рамзес выплыл из комнаты, прихватив не только пирожное, но и "Энциклопедию животных", а Эмерсон принялся метаться по гостиной, точно зверь по клетке.
      - Хочешь еще чаю? - поинтересовалась я в надежде на отказ. На Эмерсона, да и на всех мужчин, подталкивание действует как красная тряпка на быка.
      - Нет, - буркнул он. - Хочу виски с содовой.
      Редчайший случай.
      - Что-то не так? - спросила я, пряча тревогу.
      - Что-то?! Все! Все не так! И ты сама это знаешь, Амелия.
      - Студенты тупые попались?
      - При чем тут студенты! Болваны - они и есть болваны. Тупее уже не будут. Проблема в другом... Все эти статьи про Луксор... Из-за них я себе места не нахожу.
      - Понимаю.
      - Кому и понимать, как не тебе. Ты страдаешь тем же недугом, только в еще более тяжелой форме. Я-то хоть болтаюсь на задворках нашего с тобой любимого дела. Если я похож на ребенка, который расплющивает нос о витрину игрушечного магазина, то ты, бедняжка, даже издали не можешь полюбоваться игрушкой.
      Какое трогательное сравнение! И как не похоже на Эмерсона! Хлюпнув носом, я повисла у него на шее. Напрасный порыв. Оказалось, ему требовалось отнюдь не сострадание, а избавление от скуки. То, чего я дать не могла.
      - Ох, Эмерсон... - простонала я, вконец расстроившись, - и даже твоим надеждам на этот жалкий курган Кэррингтонов не суждено сбыться. Я все испортила! После сегодняшнего чаепития леди Кэррингтон будет счастлива услышать любую нашу просьбу. Чтобы с удовольствием указать нам на дверь. Прости, я не выдержала и...
      - Пибоди, хватит городить чушь! - взвился Эмерсон. - Глупость этой парочки непробиваема.
      Нечего было и пытаться. Я же сразу предупреждал - затея дурацкая.
      От этой теплой и великодушной речи глаза мои наполнились слезами. Заметив мое состояние, Эмерсон добавил уже мягче:
      - Присоединяйся-ка лучше к пирушке, поищем утешение в бутылке. Сама знаешь, я не любитель заливать горе вином, но уж больно тяжелый выдался день. Испытание для нас обоих.
      Я взяла протянутый мужем бокал и представила, в какой ступор впала бы леди Кэррингтон, окажись она свидетельницей моего безобразного пристрастия к крепким напиткам, недостойного леди! Видите ли, любезный читатель, в отличие от большинства дам я ненавижу шерри, предпочитая этой приторной бурде виски с содовой.
      Эмерсон поднял свой бокал. Уголки губ дрогнули в героически-покорной и одновременно язвительной усмешке.
      - Твое здоровье, Пибоди! Выше нос! Нам же не впервой, правда? Выстояли в прежних бурях, выстоим и в этой.
      - Конечно. Твое здоровье, дорогой мой Эмерсон.
      В торжественном, почти ритуальном молчании мы выпили.
      - Еще год... максимум два, - сказала я, - и можно подумать о том, чтобы взять в экспедицию Рамзеса. Здоровье у него отменное; мне даже кажется, что столкнуть нашего сына с москитами, мухами и малярийными комарами Египта значит заранее обречь несчастную страну на поражение.
      Попытка сострить провалилась. Эмерсон угрюмо покачал головой.
      - Риск слишком велик.
      - В любом случае мальчику скоро в школу, - не унималась я.
      - Это еще зачем? Мы дадим ему образование получше того, которым пичкают детей в камерах пыток, прикрываясь вывеской начальных школ. Знаешь ведь мое мнение об этих кошмарных заведениях.
      - Найдем хорошую. Должна же быть в Англии хоть одна приличная школа!
      - Размечталась. - Эмерсон проглотил остатки виски. - Ну все, хватит, сменим тему. Как насчет того, чтобы подняться в спальню и...
      Он протянул руку. Я шагнула вперед и протянула обе... но тут в дверях гостиной возник Уилкинс. Пребывая в романтическом настрое, Эмерсон не выносит никаких помех.
      - Проклятье! - гаркнул он. - Что за беспардонность, Уилкинс! Как вы смеете врываться сюда без стука! Ну?!
      Слуги в нашем доме ругань Эмерсона ни в грош не ставят. Самое страшное для них - пережить первые громы и молнии. Попадаются, конечно, и такие, кому даже этот этап миновать не под силу. Зато остальные прочно усваивают, что Эмерсон - добрейшей души человек.
      Уилкинс и бровью не повел:
      - Прошу прощения, сэр. Дама с визитом к вам и миссис Эмерсон.
      - Дама? - В минуты сомнений Эмерсон первым делом прикладывает палец к ямочке на подбородке. Вот и сейчас он не изменил своей привычке. Дьявольщина! Кто бы это мог быть?
      У меня мелькнула дикая мысль. А вдруг леди Кэррингтон ступила на тропу воины? Что, если она поджидает сейчас за дверью с корзиной тухлых яиц или ведром помоев? Полный бред! Да ей мозгов на такую месть не хватит.
      - И где эта дама? - спросила я дворецкого.
      - Дожидается в холле, мадам. Я хотел провести ее в малую гостиную, но...
      Уилкинс красноречиво пожал плечами. Ясно. Неизвестная гостья от предложения нашего учтивого дворецкого отказалась. Из чего неизбежно следовали два вывода: во-первых, дама торопится, а во-вторых, мне снова не суждено переодеться.
      - Что ж, Уилкинс, - со вздохом сказала я, - проводите.
      Представьте, я недооценила нетерпение дамы. Едва не столкнувшись на пороге с Уилкинсом, она ринулась вперед, и бедняга вынужден был выкрикнуть ей в спину:
      - Леди Баскервиль!
      Глава вторая
      Эти два слова поразили мой слух с едва ли не сверхъестественной силой. Представьте только - не далее чем десять минут назад я поминала гостью недобрым словом, а она возьми да и явись собственной персоной! Тут кому угодно стало бы не по себе. Я даже задумалась - существо ли это из плоти и крови? Не видение ли, рожденное моим смятенным умом? Не греза ли?
      Вот последнее, пожалуй, вернее всего. Не сомневаюсь, подавляющее большинство мужчин согласились бы с этим определением. И разразились бы еще сотней покрасочней. Скажем... мечта. Или лучше - нимфа. Вот именно, "Нимфа, олицетворяющая Вселенскую Скорбь". Роскошное название для душещипательной картины, не правда ли?
      Гостья была вся в черном - от макушки до крохотных атласных туфелек. Как ей удалось сохранить безукоризненный вид при такой мерзкой погоде - выше моего разумения, но факт остается фактом: на матовых шелковых юбках и длинных газовых вуалях не было ни пятнышка. Густая россыпь напыщенно поблескивающего черного жемчуга украшала лиф платья и редеющими нитями сбегала вниз, на шуршащие юбки. Одна вуаль ниспадала складками к самым каблучкам. Другая - та, чья задача была скрывать лицо, - отброшена назад, очаровательно обрамляя бледное чело полупрозрачной траурной дымкой. Широко распахнутые глаза вдовушки соперничали цветом с гагатовой чернотой вуалей; идеально изогнутые брови были приподняты в девичьи-невинном удивлении. Даже намек на румянец не коснулся гладких щечек, но вот рот "нимфы" пылал ядовитым пурпуром. Потрясающий эффект, читатель! При одном взгляде на эту картину в памяти невольно возникали образы смазливых вампирш и легендарных ламий.
      А кое-кому при одном взгляде на эту картину на ум невольно пришли пренеприятнейшие мысли о собственном кошмарном замызганном платье. Кое-кто покрылся потом, пытаясь вычислить - заглушает ли витающий в гостиной аромат алкоголя помоечную вонь или же наоборот, оттеняет. Этот кое-кто до того сконфузился, что даже попытался сунуть недопитый бокал с виски под диванную подушку.
      Замешательство мое, казалось, длилось целую вечность, но, уверяю вас, так лишь казалось. В отличие от впавшего в столбняк Эмерсона я, как всегда, была на высоте и секунды через две справилась с дурацким смущением. Поднялась с дивана, отослала Уилкинса, поприветствовала гостью, указала на кресло, предложила чаю. Присесть мадам согласилась, а чай отвергла. Я выразила соболезнования, добавив, что смерть сэра Генри стала потерей не только для его близких, но и для науки в целом.
      Как видите, читатель, самообладание вернулось ко мне вместе с природной дальновидностью. Услышав последнее замечание, Эмерсон вмиг вышел из ступора, но в кои веки не разразился желчной тирадой по поводу никчемности археологических усилий сэра Генри. Дело поистине неслыханное! Ведь по мнению моего дорогого супруга, ничто, в том числе и смерть, не может служить неучу оправданием.
      Однако тех жалких крох деликатности, которыми природа одарила Эмерсона, не хватило, чтобы согласиться с моей высокой оценкой заслуг сэра Генри. Или хотя бы смолчать.
      - Э-э... гм-м... - выдавил он. - М-да. Прискорбно. А что за чертовщина приключилась с Армадейлом?
      - Эмерсон! Сейчас не время...
      - Нет-нет, умоляю, не волнуйтесь! - Прекрасная вдова вскинула холеную ладошку, продемонстрировав небывалых размеров траурное кольцо из сплетенных седых волос. Не иначе как память о безмерно любимом и так рано покинувшем ее супруге. - Пусть себе ворчит. - Она послала Эмерсону томную улыбку. - Мне ли не знать, что за золотое сердце скрывает Рэдклифф под маской грубияна!
      Вот еще! Только этого не хватало! Терпеть не могу имечко, которым родители Эмерсона наградили своего старшего сына. Прежде мне казалось, что он и сам относится к этому выбору с отвращением. Однако вместо того, чтобы по обыкновению съязвить в ответ, Эмерсон расплылся в идиотской улыбке.
      - Так вы, оказывается, старые знакомые? - процедила я, пристроив наконец бокал с виски за цветочным горшком.
      - О да! - пропела леди Баскервиль, пока мой муж пялился на нее с глупейшей ухмылкой. - Жизнь развела нас на несколько лет, а прежде мы были дружны. Ах, что это были за времена! Голова кружилась от юности и страсти страсти к Египту, разумеется. Я ведь была совсем девчонкой, когда дорогой Генри завоевал мое сердце.
      Гостья промокнула глаза воздушным платочком с отделкой из траурных кружев.
      - Ну-ну... ну-ну... - промямлил Эмерсон. Таким голосом он обычно разговаривает с Рамзесом. - Не нужно отчаиваться. Время лечит.
      Кто бы говорил! Человек, который ощетинивается при одном упоминании ненавистного ему "светского общества" и в жизни не выдавил из себя ни единой избитой вежливой фразы!
      Я не верила своим ушам. И глазам. Эмерсон, пританцовывая, засеменил к безутешной вдове. Еще секунда - и он, пожалуй, примется гладить ее по плечику!
      - Истинная правда, - встряла я. - Однако погода разбушевалась не на шутку, леди Баскервиль, да и вид у вас усталый. Надеюсь, вы не откажетесь разделить с нами ужин?
      - Благодарю, вы очень добры. - Мадам отняла платочек от совершенно сухих глаз и сверкнула жемчужным оскалом в мою сторону. - Но у меня и в мыслях не было вторгаться в вашу жизнь. Я остановилась поблизости, у друзей, они ждут моего возвращения. Уверяю, я не ворвалась бы так бесцеремонно в ваш дом, если бы не срочное дело.
      - Дело? - переспросила я.
      - Дело? - вопросительным эхом отозвался и Эмерсон.
      Не знаю, как ему, а мне лично суть дела, приведшего леди Баскервиль на наш порог, стала ясна сразу же. Подобные догадки мой ученый муж называет "преждевременными умозаключениями". Глупости. Простейшая логика - вот что это такое.
      - Да, дело, - подтвердила леди Баскервиль. - Я и так отняла у вас массу времени. Позвольте перейти к главному. Рэдклифф, вы упомянули имя бедняжки Алана. Значит, вы в курсе последних событий?
      - Мы не пропустили ни одного сообщения из Луксора, - кивнул Эмерсон.
      - Мы? - Широко распахнутые черные глаза обозрели меня с любопытством. Ах да! Кажется, до меня доходили слухи об увлечении миссис Эмерсон археологией. Что ж, тем лучше. Ей будет интересно послушать. А я-то боялась ей наскучить.
      - А вы не бойтесь. - Я хладнокровно достала бокал из тайника за цветочным горшком.
      - Спасибо, дорогая, очень мило с вашей стороны. Итак, Рэдклифф, сначала отвечу на ваш вопрос: о бедном Алане по-прежнему ничего не известно. Он как в воду канул. Только подумаю о нем... и о моем дорогом Генри... ах, прямо сердце разрывается.
      В ход снова пошел траурный платочек. Эмерсон сочувствующе цокнул. Я же, как и положено благовоспитанной даме, припав к бокалу, хранила молчание.
      Отыграв сцену с платочком, леди Баскервиль продолжила:
      - Разгадать таинственное исчезновение Алана не в моих силах, но я поклялась памятью дорогого Генри завершить дело всей его жизни... и надеюсь исполнить обет. Конечно, эта цель ничтожна в сравнении с моей огромной, невосполнимой утратой... Гробница, Рэдклифф! Гробница!
      Грудь безутешной вдовы заходила ходуном, она подалась вперед всем телом, театрально сцепив пальцы, округлив кроваво-красный рот и вперив немигающий взгляд в Эмерсона. Тот уставился на нее как зачарованный.
      - Ну разумеется. - Поскольку Эмерсон потерял дар речи, поддерживать разговор пришлось мне. - Гробница! Если мы правильно поняли, леди Баскервиль, раскопки в Луксоре приостановлены, дальше входа дело не пошло. А значит, рано или поздно могильник станет добычей грабителей и все усилия вашего мужа пропадут попусту.
      - Именно! - Гостья моментально сменила цель. Горестно стиснутые ладошки, округленные губки, глазки - все это теперь предназначалось мне. Ах, миссис Эмерсон! Восхищаюсь вашей логикой, вашим по-мужски конкретным умом. Я-то, глупая, никогда бы не выразилась так четко и определенно.
      - Вам это простительно. Итак, чем может служить Эмерсон?
      После этого наводящего вопроса леди Баскервиль пришлось-таки перейти к сути. Бог весть, сколько бы она еще проканителилась, если бы не мой "по-мужски конкретный ум"!
      - То есть как - чем? Он должен взять на себя руководство раскопками. И немедленно. Сердцем чувствую - мой дорогой Генри не успокоится на небесах, пока его детище в опасности! Гробница в Долине Царей должна увековечить нетленную память об одном из добрейших, замечательнейших...
      - Помню. Вы уже говорили об этом в интервью "Дейли йелл", - прервала я сиропные излияния. - Только при чем тут Эмерсон? Что, во всем Египте не нашлось ни одного подходящего археолога?
      - Но я же из Луксора - сразу к вам! - негодующе захлопала ресницами прекрасная вдова. - Генри выбрал бы только Рэдклиффа! Рэдклифф - лучше всех!
      Какая жалость. Она не попалась на мою удочку. Ох и разъярился бы Эмерсон, если бы леди Баскервиль вспомнила о нем в последнюю очередь, после отказа других египтологов! Этой глупой курице все-таки хватило ума сообразить, кто среди них лучший.
      - Что скажешь, Эмерсон?
      Не стану лукавить - ответа я ждала с лихорадочно бьющимся сердцем. Целый букет разнообразнейших эмоций пышным цветом расцвел в моей груди. О чувствах к леди Баскервиль упоминать не стану - полагаю, в них вы и сами разобрались, читатель. Уверена, дамы меня поймут. Невелика радость провести целую зиму без мужа, отправив его к черту на кулички в компании с миссис Скорбящей Нимфой. С другой стороны, наступать на горло его лебединой песне я тоже не могла...
      Эмерсон застыл посреди гостиной, не сводя горящих глаз с прелестной вдовушки. Вид у него был... ну точь-в-точь узник, перед которым после долгих лет заключения вдруг распахнулись двери темницы. Пробегавшие по лицу эмоции я читала с легкостью, точно напечатанные черным по белому слова. Недоверие. Надежда. Ликующая радость.
      Спустя несколько бесконечно долгих секунд Эмерсон издал тоскливый вздох и сник, уронив голову.
      - Нереально.
      - Но почему?! - вскинулась леди Баскервиль. - Мой дорогой незабвенный Генри обо всем позаботился. Ах, как он все предусмотрел! В завещании выделена щедрая сумма на завершение любых раскопок, начатых при его жизни. Персонал ждет в Луксоре, готов начать по первому сигналу. Нет лишь главы экспедиции. Правда, возникли кое-какие сложности. Наши рабочие из местных жителей... они боятся подходить к гробнице. Невежественный, суеверный народ...
      - Ерунда, - отмахнулся Эмерсон. - С ними я бы разобрался. Нет, леди Баскервиль, проблема в другом. Наш ребенок еще слишком мал, чтобы мы могли без опаски взять его с собой в Египет.
      В гостиной надолго повисло молчание. Удивленно приподнятые бровки леди Баскервиль, как это ни невероятно, взлетели еще выше; гостья медленно развернулась и окинула меня взглядом, в котором читался вполне логичный вопрос. Высказать этот вопрос вслух леди не позволило воспитание, но и скрыть изумление оказалось выше ее сил. В самом деле - что за причина для отказа?! Любой мужчина вцепился бы в столь щедрое предложение мертвой хваткой, плюнув на полдюжины детей и, если уж на то пошло, на полдюжины жен в придачу. Эта мысль, несмотря на всю свою очевидность, Эмерсону даже в голову не пришла! Глубину моей гордости вы оцените, читатель, узнав, какой благородный жест я сделала в ответ на преданность Эмерсона.
      - За нас не волнуйся, дорогой. - Твердость, с которой я произнесла следующую фразу, делает мне честь. - Мы с Рамзесом прекрасно справимся. Писать будем каждый день...
      - Писать?!! - Эмерсон сверкнул глазами. Клянусь, со стороны могло показаться, будто он в ярости. - Что за чертовщину ты тут несешь? Знаешь ведь, без тебя я никуда не поеду!
      - Но... - попыталась было я возразить, хотя сердце так и пело от восторга.
      - Не мели чушь, Пибоди! И речи быть не может.
      Ах, читатель! Что за сладостный миг, что за триумф выпал на мою долю! Год жизни можно отдать, лишь бы увидеть потрясение, исказившее небесные черты леди Баскервиль. И, пожалуй, еще полгода - за ее пристальный взгляд, выискивающий хоть намек на чары, которыми я намертво приковала к себе мужа!
      Придя в себя, гостья нерешительно пробормотала:
      - Можно попробовать устроить ребенка...
      - Нет, леди Баскервиль, - замотал головой Эмерсон. - Прошу прощения, но мы вынуждены отказаться. Как насчет Петри?
      - Ужасный человек, невыносимый! - содрогнулась наша гостья. - Генри терпеть не мог этого зазнайку, невежу и грубияна!
      - Есть еще Нэвилл.
      - Да он же просто неуч, как говорил Генри. К тому же Нэвилла уже нанял египетский Исследовательский фонд.
      Эмерсон предложил еще несколько имен на выбор; мадам отвергла все до единого, но раскланиваться не собиралась. Я гадала, что за карту она припрятала в рукаве. Пусть бы уж козырнула - да и отправлялась восвояси. Я устала, хотелось побыть с Эмерсоном наедине, да и живот подвело от голода.
      Не представляю, когда бы мы избавились от засидевшейся гостьи, если бы не наше беспардонное, но в данном случае весьма кстати явившееся чадо. Вечерний ритуал прощания Рамзеса с папочкой и мамочкой был незыблем, как египетские сфинксы. Тем вечером мы явно задержались, а среди добродетелей нашего отпрыска терпение, боюсь, не значится. Подождав, по его мнению, достаточно долго, Рамзес отправился на поиски родителей. Понятия не имею, каким образом ему удалось ускользнуть от бдительного ока нянюшки; впрочем, он всякий раз менял тактику, доведя искусство побега до совершенства.
      Двери гостиной распахнулись с таким треском, точно их толкнула рука какого-нибудь мифического исполина. На пороге же возникло нечто миниатюрное, чуть ли не эфемерное - фигурка в белой ночной рубашечке, с сияющим личиком в обрамлении чуть влажных кудрей. Ну чистый ангел! Для полного сходства с херувимами Рафаэля не хватало только крылышек за спиной.
      Обеими руками несостоявшийся херувим прижимал к груди огромную папку рукопись "Истории Египта" Эмерсона. Бросив быстрый и не слишком доброжелательный взгляд на незнакомку, ребенок уверенно зашлепал к папочке.
      - Говолил - почитаешь! - с укоризной напомнил он.
      - Говорил, говорил... - Эмерсон взял у сына "Историю". - Сейчас приду, Рамзес. Возвращайся к себе.
      - Нет, - спокойным, но не терпящим возражений тоном отозвался Эмерсон-младший.
      - Какая прелесть! - пропела леди Баскервиль. - Маленький ангелок!
      Я собралась было исправить это определение на другое, поточнее, как Рамзес вдруг продемонстрировал свои ямочки и сладким голоском проворковала:
      - А ты - холошенькая тетя.
      Напрасно тетя так расточала в ответ улыбки и алела счастливым румянцем. Откуда ж ей, бедной, знать, что в устах Рамзеса это не комплимент, а всего лишь констатация очевидного факта. Более того, легкий изгиб его губ и выбор слова "хорошенькая" вместо "красивая" (а разницу, будьте уверены, Рамзес знал с пеленок) заставили меня насторожиться. Я нутром чуяла, что наше не по годам проницательное чадо имеет что-то против леди Баскервиль и при первой же возможности выдаст в лоб свое нелицеприятное мнение. Стоит лишь подтолкнуть его в нужном направлении и...
      К сожалению, подобрать ключик к откровенности Рамзеса мне не удалось: помешал Эмерсон.
      - Иди к себе, сынок, - повторил он. - Няня будет волноваться.
      Услышав непривычные приказные нотки в голосе отца, Рамзес удивился, но виду не подал. Холодный расчет, как вы помните, был неотъемлемой чертой характера нашего отпрыска. Вот он и воспользовался ею на полную катушку, обратив свои чары на гостью. Просеменив через комнату, Рамзес остановился напротив леди Баскервиль, с невинным видом сунул палец в рот (между прочим, от этой идиотской привычки я отучила его еще в младенчестве) и восхищенно округлил глаза.
      - Очень холошенькая тетя. Ламзесу нлавится. Ламзес хочет на лучки.
      - Ах ты, лицемер несчастный! - возмутилась я. - А ну кыш отсюда!
      - Он у вас просто прелесть, - залепетала леди Баскервиль. - Хорошенькой тете пора уезжать, малыш. Поцелуй тетю на прощание.
      Взять его "на лучки" она и не подумала. Просто наклонилась и подставила безукоризненно гладкую белую щеку. Оскорбленный в лучших чувствах - ну как же! от постели отлынить не удалось! - Рамзес звучно приложился к щеке тети, оставив мокрое пятно там, где еще секунду назад лежал ровнехонький слой пудры.
      - Холошо, ухожу! - заявил наш обиженный ангел. - Быстло плиходи, папочка. И ты, мамочка. Дай мою книгу!
      Эмерсон смиренно вернул сыну рукопись, и тот удалился. Леди Баскервиль, уловив намек, поднялась.
      - Мне тоже пора. Ради бога, простите за беспокойство.
      - Ничего, ничего, - поспешно успокоил Эмерсон. - Жаль, что не смогли помочь.
      - Очень жаль, - с тонкой улыбкой согласилась гостья. - Что поделать... Теперь, познакомившись с вашим очаровательным ребенком и обворожительной супругой (тут мне пришлось вернуть ей улыбку), я могу понять, почему связанный семейными узами человек не горит желанием сменить домашний уют на полную опасностей и неудобств жизнь в Египте. Ах, мой дорогой Рэдклифф, вы стали истинным семьянином! Прелестно! Просто прелестно! Какая радость видеть вас наконец устроенным и успокоившимся! И это после стольких лет неугомонного холостячества! У кого повернулся бы язык винить вас за отказ? Никто из нас, разумеется, не верит во всякие проклятия и тому подобные глупости, однако в Луксоре действительно происходят странные вещи. И я понимаю, что сломя голову броситься навстречу неизвестным опасностям способен лишь человек мужественный, горячий, даже отчаянный. Счастливо оставаться, Рэдклифф... миссис Эмерсон. Приятно было с вами встретиться. Нет-нет, умоляю, не провожайте. Я и без того доставила вам уйму хлопот.
      Вот это я понимаю - актриса! Начала за здравие, кончила за упокой. Куда только девались шелестящий баюкающий голос и умиротворенный тон. Леди Баскервиль метала фразы, точно индеец - дротики. Несчастный Эмерсон стал сине-багровым; попытался было прохрипеть что-то в ответ, но мадам лишила его даже этого ничтожного удовольствия. Грациозно развернувшись, леди Баскервиль в траурном облаке кружев и газа выплыла из гостиной.
      - Ч-черт! - Эмерсон в сердцах пнул диван.
      - Из ряда вон наглая особа, - согласилась я.
      - Наглая?! Ничуть не бывало! Она попыталась как можно приличнее высказать то, о чем остальные предпочитают молчать. "Истинный семьянин"! Дьявольщина!
      - Слышу речи мужчины... - разозлилась я.
      - Неужели? Поразительно! Я давно уже не мужчина, а дряхлая старуха! Развалина, которой только и осталось, что греть у камина свою...
      - Давай, договаривай! Твоя дамочка знала, что делала. Она именно на это и рассчитывала. Неужто сам не заметил, с какой злобной точностью она подбирала слова? Выудила все мыслимые и немыслимые оскорбления, разве что не добавила...
      - "Под башмаком у жены"! Тут я с тобой согласен. Сказать такое ей воспитание не позволило.
      - Ах, так ты, значит, у меня под башмаком?!
      - Да нет же. Конечно, нет, - пошел на попятную Эмерсон. Я, впрочем, ничего другого и не ожидала. Непоследовательность в спорах, как известно, отличительная черта всех мужчин. - Ты пытаешься, как всегда...
      - А ты вечно пытаешься на меня давить. Но моя сила воли...
      Двери гостиной распахнулись.
      - Ужин подан! - объявил Уилкинс.
      - Отложите минут на пятнадцать. - Я повернулась к Эмерсону. - Если мы сейчас же не попрощаемся с Рамзесом...
      - Знаю. Пойду почитаю ему, а ты пока переоденься. Не желаю садиться за стол с респектабельной клушей, от которой несет помойкой. Как ты посмела заявить, что я на тебя давлю?
      - Я сказала - пытаешься. Ни тебе, ни кому другому добиться успеха не удавалось и не удастся.
      Дворецкий посторонился, пропуская нас в коридор.
      - Благодарю, Уилкинс, - бросила я.
      - К вашим услугам, мадам.
      - Что же до пресловутого башмака...
      - Прошу прощения, мадам?
      - Это я не вам, Уилкинс, а профессору Эмерсону.
      - Да, мадам.
      - Я сказал - под башмаком, - прорычал Эмерсон, топая вслед за мной по лестнице, - значит, под башмаком!
      - Ну и соглашался бы тогда на предложение этой скорбящей красотки. Думаешь, я не видела, что ты готов был в ту же секунду сорваться с места? Ахах! Представляю себе эту идиллию! Всегда вместе - день за днем, ночь за ночью, под бархатным небом Египта...
      - Брось, Амелия. Что за дурацкие фантазии. Бедняжка ни за что не вернется в Луксор; там же ей все будет напоминать об утрате.
      Я расхохоталась.
      - Нет, вы только послушайте! Неподражаемая наивность. На такое только мужчина способен. Уверяю тебя, в Англии вдовушка не задержится. Умчится в Луксор при первой же возможности, особенно если там будешь ты.
      - Меня там не будет!
      - Это почему же? Кто мешает?
      Мы поднялись на второй этаж. На площадке Эмерсон свернул направо - в сторону детской. Я же двинулась налево, в нашу спальню.
      - Ты скоро? - бросил через плечо Эмерсон.
      - Через десять минут.
      Мне и десяти не понадобилось, чтобы сбросить насквозь провонявшее серое платье, надеть другое и дойти до детской. В комнате было темно, если не считать золотистого круга от ночника, рядом с которым устроился Эмерсон. Рамзес лежал в кроватке - глаза в потолок, ручки по швам, весь внимание. Очаровательная семейная картинка. Если, конечно, не прислушиваться к вечерней сказке:
      - ...более детальное изучение ранений, в частности раздробленных лобной и височной костей, а также пробитой грудины и расщепленных позвонков, дает возможность воссоздать обстоятельства смерти фараона.
      - А-а! Уже добрались до мумии Секвененре, - сказала я, переступая порог.
      В полумраке раздалось бормотание вырванного из раздумий человека:
      - Мне кажется, без кло-вло-пло-лития не обошлось...
      - Без чего? - Эмерсон озадаченно нахмурился.
      - Без кровопролития, - перевела я. - Не могу не согласиться, Рамзес. Если у скелета проломлен череп, а позвоночник разделен на две части, то вряд ли человек умер естественной смертью.
      Оттачивать на Рамзесе сарказм - пустое занятие.
      - Не плосто кло-вло-пло-литие! - уточнил он. - Фалаона убил кто-то из своих.
      - Чушь! - отрезал Эмерсон. - Идиотская гипотеза. Кстати, первой ее выдвинул Петри. Убийство на семейной почве совершенно исключено, поскольку...
      - Ну все, хватит! - Эмерсону только дай сесть на любимого конька, он будет неделю распинаться. - Уже поздно, и Рамзесу давно пора спать. А у нас ужин стынет.
      - Ах да, ужин... - Эмерсон наклонился к сыну. - Спокойной ночи, мой мальчик.
      - Спокойной ночи, папочка. Думаю, его в галеме убили.
      Этого еще не хватало! Версия об убийстве в гареме способна убить самого Эмерсона! Я вцепилась мужу в плечи и вытолкала за дверь прежде, чем он успел проглотить коварный крючок малолетнего хитреца. Потом завершила свою часть вечернего ритуала и присоединилась к Эмерсону.
      - Рамзес меня иногда тревожит, - осторожно начала я по дороге к лестнице. - Не переусердствовали ли мы с его образованием? Думаешь, он понимает, что такое гарем? И вообще - не скажется ли на нервах ребенка чтение на ночь подобных ужасов?
      - У Рамзеса железные нервы. Не волнуйся, он будет спать сном праведника, а к завтраку выложит стройную теорию убийства Секвененре.
      - Эвелина с радостью взяла бы его на зиму.
      - Та-ак! Все по новой? Ну ты и мать! Только и мечтаешь, как бы избавиться от сына, да?
      - Выбор-то у меня невелик. Либо с сыном расстаться, либо с мужем.
      - Притворство! Сплошное притворство. Никому ни с кем не нужно расставаться.
      Мы заняли свои места за столом; лакей, провожаемый критическим взглядом Уилкинса, внес первое блюдо.
      - Суп отменный, - оценил Эмерсон. - Передайте кухарке мою благодарность, Уилкинс.
      Дворецкий с достоинством склонил голову.
      - Давай покончим с этим раз и навсегда, Амелия. Не желаю слушать твое нытье.
      - Когда это я ныла, интересно?
      - Никогда. А кто тебе позволит? Итак, мы договорились: в Египет я не поеду. Ясно? Я высказал свое решение леди Баскервиль и менять его не намерен.
      Разумеется, я не поддалась на эти глупые речи.
      - Катастрофическая ошибка. По-моему, тебе необходимо отправиться в Луксор.
      - Твое мнение мне известно. Наслышан. Могу я, в конце концов, иметь собственное?
      - Нет. Поскольку оно неверное.
      Не вижу смысла, любезный читатель, приводить на этих страницах дальнейшие подробности нашего спора. Дискуссия продолжалась в течение всего ужина, причем Эмерсон обращался за поддержкой то к дворецкому, то к лакею. Поначалу Джон - парнишка, всего лишь пару недель служивший в нашем доме, сильно нервничал. Но по мере разгорания свары увлекся и принялся вовсю раздавать советы, игнорируя предупреждающие знаки более опытного Уилкинса. Мне стало жаль беднягу дворецкого - тот даже побагровел от усиленных подмигиваний, - и я предложила выпить кофе в гостиной. Джона отослали, но напоследок он успел все же выдать заключение:
      - Пожалуй, вам лучше остаться, сэр. Уж больно они чудные, эти туземцы. А нам-то каково без вас будет, сэр?
      Эмерсон не возражал бы, если в вместе с Джоном исчезла и сама проблема. Не тут-то было! С присущим мне упорством я гнула свою линию, не обращая внимания на многочисленные попытки мужа уйти от темы. Дошло до того, что он с ревом швырнул недопитую чашку в камин и ринулся вон из комнаты. Я следом.
      Когда я добралась до нашей спальни, Эмерсон уже раздевался. Пиджак, галстук, воротничок тоскливо поникли там, куда закинула их безжалостная рука владельца, пуговицы свистели во все стороны.
      - Не забудь купить дюжину новых рубашек, когда окажешься на Риджент-стрит, - посоветовала я, уворачиваясь от очередного метательного снаряда. - В Египте они тебе понадобятся.
      Эмерсон крутанулся юлой. Должна признаться, для человека столь мощного телосложения он двигается на удивление стремительно. Один неуловимый миг - и ненаглядный супруг уже навис надо мной. Вцепился в плечи и...
      Здесь я вынуждена сделать отступление, любезный читатель. Не для того, чтобы извиниться, - о нет! По мне, так нынешнее ханжество в описании сексуальных отношений - полный нонсенс! С какой, спрашивается, стати нужно закрывать глаза на одну из увлекательнейших и вполне достойных сторон жизни человека? И почему, спрашивается, писатели, якобы изображающие "реальную жизнь", так усердно увиливают от этой темы? С другой стороны - уж пусть бы лучше просто увиливали. Какими жалкими выглядят те уклончивые фразы и иносказания, которыми они пытаются выйти из положения! Я лично не признаю ни скользкую вкрадчивость французского, ни велеречивую претенциозность латыни. Чем плох язык наших предков? Пусть фарисей, если ему попалась в руки эта книга, пропустит несколько абзацев. Проницательный же читатель поймет и оценит теплоту наших с Эмерсоном отношений.
      Итак, вернемся к прерванному спору.
      Эмерсон вцепился мне в плечи и ка-ак встряхнет!
      - Дьявольщина! - заорал он. - В этом доме я хозяин! Забыла, кто здесь принимает решения?
      - Мне казалось, мы оба принимаем решения... после того, как спокойно и учтиво обсудим проблему.
      Башня на моей голове, которую так старательно сооружала Смайз, растрепалась, а волосы у меня, между прочим, густые, жесткие, и удержать их не так-то просто. Одна рука Эмерсона по-прежнему вдавливала меня в пол, а вторая неожиданно оказалась на моем затылке. Шпильки и гребни из пучка разлетелись по ковру.
      Следующую фразу Эмерсона я припомнить не могу. Наверняка что-то несущественное... Зато его следующее действие оказалось куда более запоминающимся. Эмерсон меня поцеловал. Разумеется, я не хотела отвечать на поцелуй: Но мой муж так замечательно целуется... Словом, заговорить я смогла не скоро. Мое предложение позвать Смайз, чтобы та помогла раздеться, было встречено в штыки. Взамен услуг горничной Эмерсон предложил свои. Я наотрез отказалась, заявив, что его метод раздевания превращает одежду в груду никуда не годного тряпья. Ответом на это вполне резонное замечание стали невоспроизводимые на бумаге хрюкающие звуки и изуверское нападение на крючки моего любимого домашнего платья...
      Так-то вот, читатель. Я, конечно, ратую за откровенность во всем, но, если подумать, иногда конфиденциальность все же необходима.
      К полуночи дождь стих. Только скрежет обледеневших веток о стекло нарушал тишину в спальне, да ветер стонал и буйствовал, точно разъяренный препятствием дух ночи.
      Щека моя покоилась на груди мужа; гулкое биение его сердца звучало в такт моему.
      - Когда уезжаем? - прошептала я.
      Эмерсон зевнул.
      - Следующий пароход отходит в субботу.
      - Спокойной ночи, Эмерсон.
      - Спокойной ночи, дорогая моя Пибоди.
      Глава третья
      I
      Верите ли вы в чудеса, читатель? В сапоги-скороходы, ковры-самолеты и тому подобные диковины из сказок Востока? Разумеется, вы в них не верите. Но прошу вас - хоть на миг отбросьте свой скептицизм и позвольте волшебной силе слова перебросить вас через тысячи миль в уголок, столь непохожий на промозглую хмурую Англию, словно он возник на другой планете. Представьте себя сидящим рядом со мной на террасе каирского "Шепард-отеля". Небо слепит синью дорогого фарфора. Солнце расточает брызжущие ласки на богатых торговцев и попрошаек в отрепьях, на благообразных имамов в тюрбанах и затянутых в сюртуки европейцев - словом, на весь разношерстный люд, заполняющий площадь перед гостиницей. Вот мимо проплывает свадебная процессия под аккомпанемент бравурной какофонии флейт и барабанов. От любопытных взглядов зевак невесту скрывает нежно-розовое шелковое покрывало, края которого торжественно поддерживают четверо мальчуганов. Бедное дитя! Из рук одного владельца юная невеста переходит в руки другого, точно мешок с галантерейным товаром... Печально, конечно, но сейчас даже возмущение этим безобразным рабским обычаем не может умалить мою радость от возвращения в Египет. Я счастлива. Через несколько минут подойдет Эмерсон и мы отправимся в музей.
      Лишь легкая рябь смущает почти зеркальную гладь моего настроения. Не тревога ли это за сына, оставшегося без материнской заботы? О нет, любезный читатель, вовсе нет! Мысль о том, что тысячи миль разделили нас с Рамзесом, наполняет мою душу таким восхитительным покоем, какого я не знала уже лет пять. Остается только гадать, почему это я раньше не сообразила устроить себе каникулы.
      Я знала, что в доме любящей тетушки Эвелины ребенок будет окружен вниманием и заботой. Уолтер-старший, с неизменным интересом следивший за успехами в археологии своего юного тезки, пообещал заняться с ним изучением иероглифов. Каюсь, меня все же мучило чувство вины перед племянниками, детьми Эвелины и Уолтера, которым, как выразился Эмерсон, "предстояло пережить долгую, трудную зиму". С другой стороны, опыт общения с Рамзесом наверняка пойдет им на пользу.
      Разумеется, отъезд в сроки, так оптимистично установленные Эмерсоном, оказался невозможным. Во-первых, надвигались праздники, а бросить Рамзеса в канун Рождества было бы верхом жестокосердия. Праздничную неделю мы провели в Элсмире, так что к моменту расставания поутихла даже отцовская скорбь Эмерсона. Он был сыт по горло рождественскими забавами юного поколения. Каждый из детей, за исключением Рамзеса, хотя бы раз объелся сладостями до тошноты, зато Рамзес подпалил елку, до смерти напугал няню показом своей коллекции рисунков мумий и... Нет, пожалуй, пора остановиться. Чтобы описать все подвиги Рамзеса, понадобилась бы отдельная книга. В последнее утро перед нашим отъездом его ангельская физиономия представляла собой весьма печальное зрелище. Рамзеса разукрасила кошка, которую он пытался научить размешивать лапкой рождественский пудинг. Пока кухня гудела от воплей кухарки и исступленного воя несчастного животного, виновник всей этой кутерьмы невозмутимо отмалчивался. А дождавшись наконец тишины, объяснил, что в канун Рождества всем положено помешать пудинг, иначе в новом году не будет удачи. И несправедливо, мол, лишать кошку ее законного права на счастье!
      Теперь вы понимаете. Почему предстоящие несколько месяцев вдали от Рамзеса представлялись мне райским блаженством.
      Мы выбрали самый быстрый из возможных маршрутов: поездом до Марселя, пароходом до Александрии и снова поездом - до Каира. К концу пути мой муж сбросил с плеч десяток лет, и на каирском вокзале сквозь толпу меня тащил уже прежний Эмерсон, раздающий приказы направо и налево и вовсю сыплющий арабскими ругательствами. Изумленные глаза окружающих невольно выискивали обладателя громоподобного баса, так что уже очень скоро мы были окружены старыми знакомыми. Приветственным возгласам, ухмылкам, рукопожатиям, казалось, не будет конца. Самой трогательной была встреча с обворожительным седовласым вокзальным попрошайкой, который при виде нас рухнул на колени, припал лбом к пыльным ботинкам Эмерсона и заголосил на всю площадь:
      - О, господин! Отец Проклятий! Ты вернулся! Теперь я могу помереть спокойно!
      - Еще чего! - Эмерсон едва удерживался от смеха. Осторожно высвободив ноги, он насыпал в замызганный тюрбан старика щедрую пригоршню монет.
      Как только мы решили принять предложение леди Баскервиль, я немедленно телеграфировала в "Шепард-отель". Иначе мы остались бы без комнат - зимой в Египте всегда полно туристов. На месте той неуклюжей развалины, где мы прежде так часто останавливались, выросло роскошное новое здание в итальянском стиле, да еще с собственным генератором. "Шепард-отель" стал первой на всем Востоке гостиницей с электрическим освещением. Эмерсон встретил все эти "никому не нужные новшества" недовольным брюзжанием. Я же ничего не имела против удобств, лишь бы они не становились на пути основной цели.
      В отеле нас уже дожидались сообщения от друзей, прослышавших о новом назначении Эмерсона. Среди корреспонденции нашлось и письмецо от леди Баскервиль. Мадам опередила нас на несколько дней, в связи с чем посчитала должным напомнить, что время не ждет. Иными словами, безутешная вдова приказывала не засиживаться в Каире, а немедленно отправляться в Луксор. А вот директор Департамента древностей засвидетельствовал свое почтение гробовым молчанием. Подумаешь, какая невидаль. Мсье Гребо и Эмерсон, мягко говоря, недолюбливали друг друга. Для получения фирмана без встречи с главой департамента не обойтись. Гребо, ясное дело, старательно игнорировал наше появление и наверняка злорадно потирал руки, предвкушая, как сам знаменитый Эмерсон будет томиться в его приемной, точно заурядный турист.
      Комментарии моего мужа, боюсь, в печатном виде невоспроизводимы. Когда он чуть поостыл, я рискнула заметить:
      - И все-таки нам стоит поскорее нанести ему визит. При желании Гребо может доставить уйму хлопот.
      Это разумное предложение вызвало очередной шторм, во время которого Эмерсон напророчил мсье Гребо проживание в самом теплом и неуютном уголке мироздания и торжественно заявил, что скорее будет жариться по соседству с этим мошенником, чем лизать пятки чертовым бюрократам. Пришлось мне отложить обсуждение столь болезненного вопроса и согласиться сначала поехать в Азийех, деревеньку близ Каира, где Эмерсон нанимал рабочих в прежние экспедиции. Если бы нам удалось набрать основной костяк команды из людей, которых не коснулся микроб суеверия, то можно было сразу начинать раскопки. Остальные рабочие, убедившись в том, что пресловутое "проклятие фараона" на Эмерсона не действует, потянулись бы сами.
      Мое смиренное согласие заметно улучшило настрой Эмерсона - настолько заметно, что даже удалось убедить его отужинать в ресторане отеля, вместо того чтобы тащиться в харчевню на базаре. Эмерсон обожает подобные местечки, впрочем, как и я, однако за годы жизни в Англии наши луженые желудки наверняка подрастеряли стойкость к местной стряпне. Свалиться сейчас с несварением - значило подбросить дров в тлеющий огонь суеверий.
      Все это я и выложила Эмерсону. Вынужденный согласиться с моей логикой, он сменил рубашку и натянул - беспрестанно бурча под нос что-то нелицеприятное в мой адрес - парадный черный костюм. Я собственноручно завязала ему галстук и отступила, разглядывая мужа с более чем простительной гордостью. Разумеется, мне и в голову не пришло произнести комплимент вслух... но боже! Как же он был хорош! Подтянутая широкоплечая фигура, густые черные волосы и извергающие синий огонь глаза. Одним словом, английский джентльмен во всей красе.
      Признаюсь, читатель, что помимо уже известной вам причины для ужина в гостинице, у меня была еще одна, оставшаяся для Эмерсона тайной. Дело в том, что "Шепард-отель" слывет неофициальным центром европейской колонии в Каире, и я лелеяла надежду встретить приятелей или хотя бы шапочных знакомых, которые посвятили бы нас в последние новости из Луксора.
      И представьте себе, мои надежды сполна оправдались. Первым, кого я увидела, переступив порог сверкающего позолотой главного зала отеля, был мистер Уилбур, за свою роскошную бороду прозванный арабами Абд эр Дайн. Белоснежная, как хлопок, и такая же пушистая растительность прикрывала грудь до середины сюртука и обрамляла умнейшую, но при этом на удивление добродушную физиономию. Уилбур уже много зим подряд проводил в Египте. Сплетники втихаря злословили о каких-то политических грешках, якобы закрывших Уилбуру дорогу в родной Нью-Йорк, но мы с Эмерсоном знали его лишь как фанатически преданного египтолога-любителя и щедрого покровителя юных даровании в археологии. Заметив нас, он тут же подошел поздороваться и пригласить за свой столик, где уже собралась целая компания наших старых знакомых.
      Я ловко проскользнула вперед и заняла место между Эмерсоном и его преподобием мистером Сейсом, вовремя вспомнив те желчные письма, которыми эти господа обменялись прошлой зимой. Если не ошибаюсь, камнем преткновения стал возраст обнаруженных в Амарне клинописных табличек. Моя предусмотрительность оказалась отнюдь не лишней. Едва усевшись, Эмерсон стукнул локтем о стол, перегнулся через меня и заявил во всеуслышание:
      - А знаете, дражайший Сейс, в Берлине подтвердили мою правоту. Говорил же, вы ошиблись в датировке клинописи на восемь столетий!
      Любезная улыбка вмиг исчезла с лица священника, но мистер Уилбур поспешил замять назревающий скандал:
      - Да, кстати! Тут такая история приключилась... умора! Баджу с этими самыми табличками удалось надуть мсье Гребо. Не слышали, нет?
      Директора Британского музея мистера Баджа Эмерсон любил не больше мсье Гребо, но тем вечером, когда еще свежо было возмущение наглостью главы Департамента древностей, любая каверза в адрес француза принималась моим мужем на ура. Нападки на его преподобие были тотчас забыты. С загоревшимися глазами Эмерсон повернулся к Уилбуру.
      - Кое-какие слухи до нас доходили, но я не прочь узнать суть от очевидца.
      - Да уж, целый год только и разговоров было что об этой скандальной истории, - качая головой, начал мистер Уилбур. - Гребо заранее предупредил Баджа, что если тот и впредь будет покупать древности и нелегально вывозить их из страны, то загремит за решетку. Бадж, разумеется, пропустил угрозу мимо ушей и направился прямиком в Луксор, где приобрел ни много ни мало восемьдесят табличек с клинописью, а в придачу и еще кое-какие редкие экспонаты. Полиция, разумеется, тут как тут, но Гребо не потрудился выдать им ордер. Что оставалось делать беднягам? Окружили дом, сидят, дожидаются, пока наш славный Гребо подвезет документ. Пока суд да дело, решили подкрепиться; заказали ягнятину с рисом в отеле - благо у Баджа дом по соседству с гостиницей. Словом, устроили себе дармовую пирушку, а тем временем гостиничные садовники организовали подкоп, потихоньку забрались в дом Баджа и вынесли все ценности. И надо же случиться такому роковому совпадению! Судно, на котором плыл мсье Гребо, как выяснилось, село на мель милях в двадцати от Луксора. Там он и застрял. А Бадж спокойненько взял курс на Каир, не заботясь, разумеется, о жандармах, карауливших пустой дом!
      - Потрясающе! - воскликнула я.
      - Бадж известный мошенник! - громыхнул мой муж. - Ну а Гребо - тот форменный идиот.
      - Вы еще не встречались с нашим милейшим начальником? - поинтересовался преподобный Сейс.
      Эмерсон презрительно хрюкнул. Священник растянул губы в довольной улыбке:
      - Я вас понимаю. Но встретиться все же придется. Стоит ли навлекать на себя гнев всемогущего мсье Гребо, когда ситуация и без того не слишком обнадеживающая? Что вы думаете о проклятии фараона? Оно вас не пугает?
      - Чушь, - буркнул Эмерсон.
      - Истинная чушь! Но при всем при том, мой юный друг, нанять рабочих вам будет непросто.
      - Ничего. У нас свои методы, - проворковала я, лягнув под столом Эмерсона, чтобы тот не вздумал выкладывать эти самые методы.
      Дело вовсе не в том, что мы планировали что-нибудь незаконное, боже упаси! Я никогда не стала бы переманивать опытных рабочих у других археологов. Согласились бы наши люди из Азийеха уйти к Эмерсону или нет - в любом случае решение было за ними. Но я не видела смысла заранее делиться надеждами с кем бы то ни было, чтобы в случае неудачи не пришлось принимать соболезнования. Мистер Уилбур, правда, явно что-то заподозрил (я заметила веселый блеск в его проницательных глазах), но промолчал, задумчиво пригладив бороду.
      - Итак - что же все-таки происходит в Луксоре? - обратилась я ко всей компании. - Судя по всему, проклятие живет и процветает?
      - Еще как, будь оно неладно, - театрально вздохнул мистер Инсингер, археолог из Голландии. - Чудеса и диковины в изобилии. Коза Хасана ибн Дауда принесла двухголового козленка.
      Давно, казалось бы, успокоившиеся призраки осаждают горы Гурнеха.
      В конце он не выдержал и расхохотался, а преподобный Сейс укоризненно покачал головой.
      - Вот они, языческие суеверия. Несчастный невежественный народ!
      Пропустить такое вопиющее заявление Эмерсон ну никак не мог.
      - Да в любой английской деревне вы встретитесь с точно таким же невежеством, - вскипел он. - И какое, скажите на милость, право вы имеете называть приверженцев Магомета язычниками, Сейс? Этот "невежественный народ" поклоняется такому же Богу и таким же пророкам, что и ваше образованное преподобие!
      Прежде чем побагровевший от гнева святой отец нашелся с ответом, я поспешно вклинилась в разговор:
      - Жаль, что мистер Армадейл пропал. Его исчезновение только усугубляет ситуацию.
      - Не думаю, что ситуация улучшится, если его найдут, - отозвался мистер Уилбур. - Еще одна трагическая гибель после кончины лорда Баскервиля...
      - Значит, по-вашему, Армадейл мертв? - скосив на меня глаза, уточнил Эмерсон.
      - Наверняка. Иначе уже объявился бы. Уверен, что бедняга свалился с какой-нибудь скалы. После смерти патрона он был сам не свой. Жаль парня, очень жаль. Отличный был археолог.
      - Ну, по крайней мере, гробница в безопасности, верно? - закинула я удочку. - Местные воришки из страха перед фараоном к ней и близко не подойдут.
      - От вас ли я это слышу, дорогая миссис Эмерсон? - подал голос Инсингер. - Кому, как не вам, знать, что любые страхи здесь заглушаются жаждой наживы? Ну ничего. С приездом профессора Эмерсона за гробницу можно не беспокоиться.
      Больше никто не вспомнил о проклятии фараона. До конца ужина речь шла лишь о самой гробнице и о тех археологических сокровищах, которые она, возможно, таила. Через полчаса мы с Эмерсоном поднялись из-за стола, пожелав друзьям спокойной ночи.
      Вестибюль отеля, несмотря на довольно поздний час, был полон народу. Пока мы проталкивались к лестнице, кто-то вдруг вцепился мне в локоть и беспардонно дернул назад.
      - Мистер и миссис Эмерсон, если не ошибаюсь? Ну конечно, разве вас можно с кем-то спутать? Это вы - и точка! А я вас весь вечер разыскиваю! Не окажете ли честь выпить со мной по чашке кофе? Или предпочитаете коньяк?
      Все это было высказано настолько уверенным тоном и в приятельской манере, что мне пришлось как следует напрячь память в попытке сообразить, где бы мы могли встречаться. Напрасный труд. Развязный юнец мне был абсолютно незнаком. Я недаром назвала его юнцом. Из-за мальчишеской фигуры и широченной улыбки незнакомец казался почти ребенком, и тем нелепее выглядела толстая сигара, криво зажатая меж зубов. Ярко-рыжая шевелюра и россыпь веснушек на курносом лице завершали облик чистокровного ирландца, чей акцент я безошибочно распознала с первой же фразы. Поймав мой пристальный взгляд, устремленный на сигару, юный нахал тут же швырнул ее в ближайшую мусорную корзину.
      - Тысяча извинений, мадам. От радости встречи с вами я позабыл о манерах.
      - Кто вы такой, черт возьми? - выпалил Эмерсон.
      Улыбка на веснушчатой физиономии стала еще лучезарнее.
      - Кевин О'Коннелл, корреспондент "Дейли йелл", к вашим услугам, сэр. Миссис Эмерсон, ваш супруг рискнул бросить вызов самому фараону. Каковы были ваши чувства? Пытались ли вы переубедить профессора Эмерсона или же...
      Повиснув на руке мужа, я умудрилась остановить удар, нацеленный точно в квадратную челюсть мистера О'Коннелла.
      - Ради всего святого, Эмерсон! Он же вдвое меньше тебя!
      Замечание подействовало, чего и следовало ожидать и чего я не добилась бы никакими взываниями к рассудку, воспитанию или христианскому смирению. Кулак Эмерсона медленно разжался, скулы накрыла волна румянца - хотя, боюсь, то была краска гнева, а отнюдь не стыда. Муж схватил меня за руку и как на буксире потащил вверх по лестнице. Мистер О'Коннелл поскакал следом, забрасывая нас вопросами.
      - Не могли бы вы высказать свое мнение по поводу таинственного исчезновения мистера Армадейла? Мистер Эмерсон, когда вы познакомились с леди Баскервиль? Что вас побудило принять ее рискованное предложение? Может, это дань старой дружбе с вдовой сэра Генри?
      Я не в силах передать на бумаге, как он произнес слово "дружба" и что подразумевалось под этим невинным словом. Представьте, даже у меня загорелись щеки, а такое случается не часто? Из горла Эмерсона вырвался сдавленный рык. Он молниеносно выбросил ногу назад - и мистер О'Коннелл пересчитал ступеньки в обратном направлении.
      На первой площадке лестницы я украдкой глянула вниз и с величайшим облегчением убедилась, что тщедушный ирландец если и пострадал, то не слишком. Он уже успел обрести вертикальное положение и теперь отряхивал штаны под обстрелом любопытных взглядов зевак. Более того, встретившись со мной глазами, мистер О'Коннелл даже имел наглость подмигнуть?
      Я еще только закрывала дверь нашего номера, а Эмерсон уже избавился от сюртука, галстука и половины пуговиц с рубашки.
      - Повесь как следует. - Я ткнула пальцем в скомканный на кресле сюртук. - Учти, Эмерсон, это уже третья испорченная рубашка, а мы ведь только приехали. Когда же ты научишься...
      Конец заслуженного выговора повис в воздухе. Эмерсон послушно схватил сюртук, распахнул дверцы платяного шкафа... Мимолетная вспышка, глухой удар; Эмерсон отпрыгнул, неестественно вывернув локоть. На рукаве расплывалось темное пятно. Густо-малиновые капли падали на ковер, обагряя и рукоять кинжала, вонзившегося в пол между ботинок моего мужа. Сверкающее лезвие подрагивало.
      II
      Эмерсон зажал ладонью рапу на предплечье. Еще несколько капель просочилось сквозь пальцы, и кровотечение прекратилось. Странная тяжесть сдавила мне грудь. Только теперь сообразив, что это воздух рвется наружу, я наконец выдохнула.
      - Да ладно! - Нужно же было успокоить мужа. - Рубашку-то все равно пришлось бы выбросить. Только умоляю - отставь руку подальше, чтобы не испортить брюки. Они еще совсем новые.
      В любой ситуации сохранять спокойствие - мое кредо. Как видите, я от него не отступила. Но мои следующие действия, боюсь, все же отличались некоторой поспешностью. Я перелетела комнату, на ходу сдернув с умывальника полотенце. Дорожный набор лекарств и всяческих медицинских принадлежностей всегда со мной. Через пять минут рана - к счастью, она оказалась неглубокой - была промыта и перевязана. О том, чтобы послать за доктором, я даже не заикнулась. Мы с Эмерсоном поняли друг друга без слов. Новость о нападении на главу экспедиции моментально разнеслась бы по округе, и последствия... О последствиях лучше даже и не думать. Они были бы катастрофическими.
      Покончив с перевязкой, я откинулась на спинку дивана и, боюсь, не сдержала вздоха. В синих глазах Эмерсона мелькнула тревога. Потом его губы насмешливо изогнулись:
      - Что-то ты у меня бледненькая, Пибоди. Уж не сплин ли заел? Надеюсь, до женских истерик дело не дойдет?
      - Не вижу ничего смешного, - огрызнулась я.
      - Удивляюсь я тебе, дорогая Пибоди. Меня лично больше всего поражает беспросветная тупость этого шутника. Кинжал, судя по всему, пристроили на верхней полке шкафа - а та, наверное, шатается. Я слегка переусердствовал, когда открывал дверцы, вот кинжал и полетел вперед, вместо того чтобы просто упасть на пол. Чистой воды случайность. Да и кто мог знать, что открывать шкаф буду именно... - Тут его глаза расширились. Насмешка уступила место ярости. - Бог мой! Пибоди, а что, если бы шкаф открыла ты?!
      - Кинжал упал бы на пол и никого не задел. Ты ведь такую картину нарисовал? И пожалуйста, без мужских истерик, Эмерсон. Кто бы ни стоял за этим фокусом, он собирался нас попугать. Не более того.
      - Или же устроить очередной акт представления под названием "Проклятие фараона". Вот это ближе к истине. Тем, кто нас знает, и в голову не пришло бы пускать в ход детские страшилки. И еще одно... Эта история непременно должна была стать достоянием общественности. Иначе усилия шутника пошли бы прахом.
      Наши взгляды встретились. Я кивнула.
      - Ты сразу подумал о мистере О'Коннелле, верно? По-твоему, ради сенсации он пошел бы и на такое?
      - Эти... м-м-м... ни перед чем не остановятся, - с мрачной убежденностью заявил Эмерсон.
      И он имел право на подобное заявление. В былые времена Эмерсон то и дело фигурировал в скандальных историях на страницах чуть ли не всех бульварных газет. Один из журналистов, разоткровенничавшись, как-то признался мне: "Грех упускать такую колоритную личность, миссис Эмерсон! У профессора же ни дня без дебоша!"
      Кое в чем этот газетчик был прав... Недавний спектакль в вестибюле тому подтверждение - колоритная личность проявила себя во всей красе. Прелестный скандальчик "Дейли йелл" был обеспечен. У меня перед глазами уже прыгали буквы громадных заголовков: "Известный археолог напал на нашего корреспондента!"; "Неистовый Эмерсон по-своему отвечает на вопрос о его близости с очаровательной вдовой!"
      Стоит ли удивляться довольной ухмылке мистера О'Коннелла, которого спустили с лестницы? Подумаешь, парочка синяков! Невелика цена за статью месяца. Только теперь я припомнила фамилию нахального ирландца. Мистер О'Коннелл был первым, кто пустил гулять слух о проклятии фараона. Уж не он ли его и состряпал?
      Этот тип запросто мог залезть в комнату - замки тут плевые, а прислуга падка на мелкие... скажем так, подношения. Вопрос был в другом: на что рассчитывал газетный проныра? Надеялся ли он всего лишь на моральную травму или все-таки физическую, пусть даже и пустяковую? В последнее мне верилось с трудом. Хоть газетчик и наглец, но жестокости на его веснушчатой физиономии не было и следа. Можете поверить моему безукоризненному знанию человеческой природы.
      Тщательный осмотр оружия ровным счетом ничего не дал. Кинжал как кинжал, такие сотнями продаются на любом египетском базаре. Опросить слуг? Эту мысль мы не сговариваясь отвергли. Шумиха нам ни к чему, добавил Эмерсон. Ничего не оставалось, как только нырнуть в кровать, под плотный белый полог от москитов. Что мы и сделали. Еще через час я совершенно успокоилась за Эмерсона. Рана его ну нисколько не тревожила.
      III
      В Азийех мы отправились на рассвете. Заранее никому не сообщали, тем не менее загадочная система народной информации сработала на славу, так что наш экипаж на пыльном пятачке посреди деревни встречали все жители, от мала до велика. Над толпой возвышался белоснежный тюрбан, венчающий горделиво посаженную голову. Бородатое лицо старика нам с Эмерсоном было очень хорошо знакомо. В прежних экспедициях Абдулла у нас командовал рабочими. За прошедшие пять лет борода его сравнялась белизной с тюрбаном, но годы не согнули великана и не притушили добродушную улыбку, как и прежде пробивавшуюся сквозь невозмутимую маску патриарха.
      Глава рода пожал нам руки и провел к себе в дом, куда следом набилась и половина мужского населения деревни. Неизбежная приветственная церемония продолжалась немыслимо долго. Мы потягивали черный сладкий чай, время от времени с подобающим почтением отвечая на витиеватые фразы.
      От стократно повторенных "Да хранит Всевышний наших дорогих гостей" у меня звенело в ушах. К тому же очень скоро в крохотной комнатушке стало нечем дышать. Суетливости арабы не признают, чай пьют с толком, с расстановкой, и длиться все это может часами. К счастью, эти арабы давно изучили нрав Эмерсона, а потому лишь обменялись веселыми взглядами, когда мои муж уже через двадцать минут - неслыханное дело! - взял быка за рога.
      - Я дал согласие продолжить раскопки в Луксоре, в гробнице, открытой покойным английским лордом. Кто со мной?
      Вопрос был встречен бормотанием, негромкими возгласами и вытаращенными в театральном изумлении глазами. Уж поверьте мне, читатель, изумление, хоть и профессионально сыгранное, было сплошной фальшью. Помимо Абдуллы среди слушателей нашлось немало наших старых знакомых. Рабочие, прошедшие выучку у Эмерсона, ценились на вес золота и без работы никогда не сидели. Ради встречи с нами они наверняка ушли от других археологов. И наверняка ожидали от Эмерсона предложения, а возможно, уже решили его принять.
      Но чтобы египтянин дал свое согласие, не потянув время за спорами и переговорами? Да никогда! Такое поведение противоречит его натуре. Выдержав положенную паузу, Абдулла поднялся во весь свой внушительный рост.
      - Доброта Эмерсона известна нам, бедным людям из Азийеха. Но почему он не берет людей из Луксора? Тех, что работали у старого английского лорда?
      - Предпочитаю работать с друзьями, - ответил Эмерсон. - С теми, на кого можно положиться в любой тяжелой и опасной ситуации.
      - О да... - поглаживая бороду, продолжал Абдулла. - Эмерсон сам говорит об опасности. Эмерсон любит правду. Может, он скажет, о какой опасности идет речь?
      - И скорпионах, змеях, обвалах! - отрезал Эмерсон. - О чем же еще?
      - Может, о мертвых, которые бродят под луной?
      Вопрос в лоб. Такого я от Абдуллы не ожидала. Эмерсон, тоже захваченный врасплох, надолго умолк. Выжидающие взгляды всех без исключения мужчин в комнате были прикованы к моему мужу.
      - Кому, как не тебе, Абдулла, знать, - раздался наконец его хладнокровный голос, - что все это выдумки. Мумия-то в прошлый раз оказалась вовсе не мумией, а живым человеком! Разве ты забыл?
      - Помню, Эмерсон, помню. Но на свете много чудес. Говорят, английский господин, который умер, потревожил покой фараона. Говорят...
      - Глупцы, вот и говорят, - оборвал его Эмерсон. - Разве Господь не обещал защиту от злых духов? Я еду в Луксор. Для работы мне нужны мужчины, а не глупцы и трусы.
      Вопрос был решен. Собственно, он наверняка был решен до нашего приезда. Команду мы набрали, но благодаря набожным сомнениям Абдуллы пришлось предложить оплату чуть ли не вдвое выше обычной. В этом мире, знаете ли, и суеверия имеют практическую ценность.
      IV
      Следующим утром я сидела, если помните, на террасе "Шепард-отеля" и перебирала в памяти события последних двух дней. Теперь-то вы понимаете, что за облачко омрачало сияющую чистоту моего настроения. Рука Эмерсона быстро заживала, вот только от сомнении, вызванных загадочным происшествием, излечиться было сложнее. Прежде я считала смерть лорда Баскервиля и исчезновение его помощника двумя половинками одной трагедии, а так называемое проклятие фараона - не более чем выдумкой предприимчивого репортера. Но тут на сцене нежданно-негаданно объявился кинжал, а вместе с ним и куда более тревожные мысли.
      Знаю, любезный читатель, знаю... Переживать о том, что изменить не в силах, - дурацкое занятие. А потому я и отбросила на время все заботы, полностью отдавшись удовольствию от солнца, неба, ярких красок Египта и суеты на площади. Мсье Гребо я заранее известила о нашем визите. Правда, из-за Эмерсона мы уже опаздывали, но когда мой муж наконец объявился и я увидела насупленные брови и стиснутые в ниточку губы, то поняла, что мне здорово повезло. Он мог бы закусить удила, рвануть без фирмана в Луксор, и тогда... пиши пропало!
      Со времени нашей последней египетской экспедиции музей переехал из старого тесного здания во дворец Гизеха. В результате свободной площади, конечно, стало больше - и только. Сырые, темные, в аляповатых узорах помещения дворца не годились для хранения ценных экспонатов, а сами экспонаты пребывали в безобразном состоянии. Это зрелище отнюдь не улучшило настроение Эмерсона; к тому моменту, когда мы добрались до кабинета директора, мой муж стал багровым от злости, ну а когда секретарь объявил, что мсье Гребо занят и не может нас принять... терпение Эмерсона с треском лопнуло. С треском - в самом прямом смысле! Отпихнув франтоватого секретаря в сторону, почтенный профессор археологии с ходу атаковал дверь директорского кабинета.
      Дверь не поддалась, что меня нисколько не удивило - за несколько секунд до того я услышала осторожный скрип ключа в замке. Ха! Если Эмерсон рвется к цели, ему никакие замки не помеха! Еще один удар - и дверь с треском распахнулась. Я послала забившемуся в угол бедняге секретарю лучезарную улыбку и вслед за своим неистовым мужем проникла в святая святых мсье Гребо.
      Кавардак в кабинете царил неописуемый. На полу громоздились запечатанные и открытые коробки с экспонатами, ожидающими исследования и классификации. Горшки из обожженной глины валялись на столах, конторках и стульях вперемешку с обломками мебели и саркофагов, гипсовыми кувшинами, погребальными статуэтками и бесчисленным множеством других археологических ценностей.
      Эмерсон издал звериный вой.
      - Да это же Содом и Гоморра! Где этот мерзавец, будь он проклят?! Шею сверну негодяю!
      Вид древностей застилает Эмерсону глаза, иначе он бы заметил пару ботинок, торчавших из-под штор в противоположном углу кабинета.
      - Похоже, он вышел... - Я не отрывала взгляда от ботинок. - Интересно, нет ли за этими шторами двери в соседнюю комнату?
      Надраенные носки ботинок поползли назад и через секунду почти скрылись за шторами. Почти. Видимо, мсье Гребо вжался в стенку до упора и дальше отступать уже было некуда. Худощавым его никто бы не назвал.
      - Плевать на дверь! И не подумаю гоняться за этим бессовестным типом. Хватит с него и записки. - Эмерсон принялся шурудить среди бедлама на письменном столе. Корреспонденция, деловые бумаги, документы - все веером полетело по комнате.
      - Успокойся, Эмерсон. Смотри, что ты натворил. Мсье Гребо будет недоволен.
      - Ишь ты, недоволен он будет! Пусть только пикнет. - Эмерсон сгреб со стола очередную груду бумаг. - Вот погоди, доберусь я до него! Он у меня получит, недоумок чертов. В два счета слетит с насиженного места.
      - Хорошо, что его здесь нет. - Я покосилась на шторы. - Ну и характер у тебя, Эмерсон! Не дай бог, покалечил бы уважаемого человека...
      - Еще как покалечил бы, не сомневайся! Руки-ноги переломал, в бараний рог свернул...
      - Может, секретарю записку оставишь? - прервала я поток угроз. - У него и бумага, и ручка найдутся. Здесь ты ничего не найдешь.
      Напоследок очистив стол от чудом задержавшихся бумаг, Эмерсон как смерч просвистел из кабинета. Секретарь к этому времени благоразумно испарился. Эмерсон схватил оставленные дезертиром ручку и блокнот, в ярости кромсая бумагу, нацарапал несколько слов. Я ждала в проеме двери, одним глазом следя за ботинками, другим - за мужем.
      - Попроси мсье Гребо прислать фирман в отель. К чему отнимать время у занятого человека?
      - Отличная мысль. Во второй раз я этого свинства не вынесу. Убью идиота!
      Все. Прозвучал последний аккорд. Я тихонечко прикрыла дверь кабинета.
      Через три часа посыльный доставил фирман прямо в наш номер.
      Глава четвертая
      Свое первое путешествие по Египту я проделала на экзотическом судне, которое египтяне именуют дахабией. Если вам, читатель, не довелось испытать этот способ передвижения, вряд ли вы сумеете до конца оценить его очаровательную элегантность. На судне я была окружена всеми мыслимыми удобствами, вплоть до фортепиано в музыкальном салоне и прелестной комнатки отдыха на верхней палубе. О, сколько блаженных часов провела я на этой палубе в шезлонге, за чашкой ароматного чая! Теплый ветерок полоскал паруса, матросы тянули свои заунывные песни под аккомпанемент шлепающих весел, а по обе стороны от меня проплывали восхитительные пейзажи Египта - деревни и храмы, пальмы, верблюды и святые старцы-отшельники, с риском для жизни восседающие на столбах. Как нежны были мои воспоминания! С какой радостью я повторила бы это знаменательное путешествие!
      Увы, увы... Время поджимало, и промедление могло оказаться фатальным для гробницы в Луксоре. Железную дорогу провели до самого Асьюта; нам пришлось вытерпеть одиннадцать часов жесточайшей тряски в грязи и духоте, зато на самом быстром виде транспорта. Остаток пути проделали на пароходе. С паровозом, конечно, не сравнить, удобств куда больше, да и пыли нет, но до милой моему сердцу дахабии ох как далеко!
      День прибытия в Луксор я встретила на палубе, перевесившись через перила и ахая, точно восторженная туристка, впервые открывшая для себя красоты Египта. Луксорский храм поражал великолепием. Витые колонны и пилоны нежно розовели в первых лучах солнца, белоснежная крыша, казалось, парила над пологим берегом, к которому медленно приближался наш пароход.
      На причале мои сладкие воспоминания быстро улетучились под напором суматошных воплей толпы и пронзительных выкриков носильщиков. Драгоманы на все лады расписывали преимущества своих постоялых дворов и липли к ошарашенным туристам, предлагая проезд "почти даром". Нас с Эмерсоном обходили стороной.
      Эмерсон сразу же отправился за багажом и рабочими, а я отошла в сторонку и раскрыла зонтик, любуясь привычным, но подзабытым зрелищем. Вдруг кто-то тронул мою руку, я обернулась и встретила напряженный взгляд упитанного молодого человека. На лунообразном лице незнакомца красовались круглые очки в золотой оправе и чудовищных размеров усы. Кончики этой мужской гордости спиральками закручивались вверх на манер рогов горного козла.
      Щелкнув каблуками, толстяк с усилием переломился в том месте, где у большинства людей располагается талия, и заговорил:
      - Карл фон Борк к услугам фрау Эмерсон. Летописцем несчастной экспедиции лорда Баскервиля являюсь я. Приветствовать в Луксоре позвольте мне вас. Прислан леди Баскервиль встретить вас я. Где же профессор Эмерсон? Знакомства с ним чести так долго ждал я. Брат прославленного Уолтера Эмерсона...
      Красочность этого монолога была тем эффектней, что она ни в малейшей степени не отразилась на абсолютно бесстрастном лице. Лишь громадные усы ходили ходуном да поблескивали круглые стекляшки очков. Познакомившись с Карлом фон Бор-ком поближе, мы поняли, что остановить его, если он уже открыл рот, практически невозможно. Разве что прибегнуть к способу, который я тут же и изобрела:
      - Рада познакомиться! - В моем надрывном крике утонула последняя фраза летописца экспедиции. - Профессор как раз... А вот и он! Эмерсон, это Карл фон Борк, прошу любить и жаловать.
      Обе лапищи Эмерсона стиснули и встряхнули пухлую ладошку немца.
      - Фон Борк, летописец? Отлично, отлично. Судно готово? Большое? С нами двадцать рабочих. Фон Борк снова поклонился.
      - Прекрасная мысль, герр профессор. Гения достойная! Ничего иного не ожидал я от брата выдающегося...
      Я воспользовалась способом, который так хорошо себя зарекомендовал, и остановила поток славословий новым душераздирающим воплем. Уже через десять минут выяснилось, что Карл фон Борк с закрытым ртом - личность расторопная, умелая и способная угодить даже моему сверхтребовательному супругу. В фелуку, заранее нанятую Карлом, прекрасно поместились и все вещи, и вся наша команда. Сгрудившись на носу судна, рабочие высокомерно поглядывали на матросов и отпускали шпильки насчет "безмозглых людишек из Луксора". Паруса надулись, наш челн ходко запрыгал по волнам, развернулся кормой к древним храмам и современным постройкам Луксора. Впереди простиралась широкая лента великого Нила.
      Я следила за проплывающими мимо берегами, и мысли невольно уносили меня в глубь веков. Сколько поколений фиванцев, завершив свой земной путь, пускались по Нилу в плавание к небесам обетованным! Ноздреватая поверхность скал на западном берегу таила в себе тысячи гробниц фараонов, склепов менее благородных особ и крестьянских могил...
      От созерцания гигантского кладбища меня отвлек голос Карла фон Борка. Я прислушалась, молясь в душе, чтобы наш молодой летописец не вздумал опять нахваливать "герра профессора, родного брата знаменитейшего египтолога". Мой муж любит и ценит Уолтера, но кому понравится ощущать себя всего лишь придатком собственного брата? Специальностью фон Борка были древние языки, вот он и превозносил вклад Уолтера в эту область науки.
      Моя тревога оказалась напрасной. Карл всего-навсего посвящал Эмерсона в последние луксорские новости:
      - По приказу леди Баскервиль я установил железную дверь в гробницу. В долине постоянно дежурит охрана из людей помощника инспектора Департамента древностей...
      - Пустое! - воскликнул Эмерсон. - Большинство охранников в родстве с теми, кто грабит склепы, а остальные до того суеверны, что после захода солнца и носа не высунут, хоть гори все синим пламенем! Вы должны были лично охранять гробницу, фон Борк.
      - Sie haben recht, герр профессор... - От страха бедняга Карл перешел на родной язык. - Однако с трудностями столкнулся я. Всего только двое осталось с Милвертоном нас. Но Милвертон болен лихорадкой был. Он...
      - Кто этот мистер Милвертон? Фотограф? - вмешалась я.
      - Точно так, фрау Эмерсон. Лорд Баскервиль персонал прекрасный нанял. Теперь художника не хватает только нам. Мистер Армадейл задачу брал на себя эту, а я...
      - Никуда не годится! - возмутился Эмерсон. - Где мы, спрашивается, теперь найдем художника? Эх, ч-черт, Эвелины нет! У нее неплохо получалось, могла бы карьеру сделать.
      Я бы сказала, сожаления Эмерсона выглядели слегка преувеличенными. Не думаю, что Эвелина так уж много потеряла, оставив карьеру его личного художника. Ведь речь, если вы помните, читатель, шла об одной из самых богатых женщин Англии, матери троих очаровательных ребятишек и обожаемой жене, на которую муж надышаться не мог. Но для моего супруга эти преимущества - не аргумент, поэтому я и не стала зря тратить силы на возражения.
      - Эвелина обещала поехать с нами, когда дети подрастут.
      - Благодарю покорно. И когда же настанет это благословенное время? Малышня появляется один за другим, и конца этому процессу что-то не предвидится. Я люблю брата, люблю его жену, но беспрерывное воспроизводство Уолтера и Эвелины в миниатюре - это уже слишком. Человеческая раса и без того...
      Ну все. Гиблое дело. О человеческой расе Эмерсон может разглагольствовать часами.
      - Если позволено предложить будет мне... - нерешительно пробормотал Карл.
      Я изумилась. Робость молодого немца не вязалась с его обычным внушительным тоном, а румянец, окрасивший щеки, казался чем-то инородным на этом бесстрастном лице.
      - Давайте, фон Борк, выкладывайте. - Эмерсон был удивлен не меньше меня.
      Карл смущенно откашлялся.
      - В деревне юная леди живет... из Англии леди... Увлекается живописью она. Могли бы попросить мы ее...
      У Эмерсона вытянулось лицо. Я тоже разочарованно вздохнула, разделяя мнение мужа об английских барышнях, любительницах помалевать акварельки.
      - Время еще есть. Вот найдем в гробнице что-нибудь достойное, тогда и подумаем о художнике. А за предложение большое спасибо, герр фон Борк. Вы позволите обращаться к вам по имени? На мой взгляд, так проще, да и звучит по-дружески.
      Карл рассыпался в уверениях, что ну нисколько не возражает. К тому моменту, когда его пыл иссяк, фелука уже ткнулась носом в причал на западном берегу Нила.
      Благодаря проворству Карла и безостановочной ругани Эмерсона скоро мы уже восседали на ослах и были готовы продолжить путь. Багаж и команду оставили под присмотром Абдуллы, а сами двинулись через зеленеющие молодыми побегами поля. Осел - животное крайне медлительное, шаг его неспешен, зато в дороге можно вдоволь налюбоваться окрестностями и поговорить. Поначалу копыта животных вязли в жирной плодородной почве, явном свидетельстве ежегодных разливов Нила. Но по мере удаления от берега все сильнее ощущалось дыхание пустыни, и вскоре под копытами уже скрипел рыжеватый песок.
      - Поедем через Гурнех, - покрутив головой, неожиданно заявил Эмерсон.
      Безукоризненно справившись с возложенной на него леди Баскервиль задачей - встретить нас и доставить в целости и сохранности. Карл заметно успокоился. Со свойственной мне проницательностью я уловила, что, когда наш молодой приятель не нервничает, он способен изъясняться нормальным языком, без поэтически-немецких выкрутасов.
      - Это большой крюк, герр профессор! - возразил Карл. - Разве вам с фрау Эмерсон не нужно отдохнуть после такого тяжелого...
      - Успеется. Я знаю, что делаю.
      - Aber naturlich! Как скажете, профессор.
      Деревня Гурнех расположена неподалеку от прибрежных плодородных полей, на каменистом предгорье. Домишки из обожженного солнцем кирпича, как птичьи гнезда, лепятся к серым скалам.
      Невольно задаешься вопросом: что удерживает в этом неуютном уголке многие поколения гурнехцев? Для нас, археологов, ответ очевиден. Жители деревушки не сменили бы Гурнех на все современные удобства Каира, потому что именно здесь они откопали свою золотую жилу. Едва ли в Гурнехе найдется дом, рядом с которым... - да что там! - под которым не было бы древнего склепа. Сокровища гробниц и кормят этих счастливчиков. Мало того - всего лишь в получасе ходьбы от деревни простирается та самая знаменитая Долина, где хоронили правителей Великой Империи.
      Сам Гурнех еще был скрыт за ближайшей скалой, когда мы услышали деревенское разноголосье - детский смех, блеяние коз, лай собак. Еще пара минут - и вот она, знакомая картина. Дряхлая мечеть с полуобвалившимся куполом, несколько жалких, серых от пыли пальм и чинар, длинный ряд античных колонн. К ним-то и направился Эмерсон, тем самым без слов объяснив мне причину выбранного окольного пути. Вблизи колонн из скалы бил чистейший ключ, а источник воды, как известно, - самое притягательное место для жителей засушливых районов. Здесь наполняют кувшины для питья и тазы для стирки, сюда приводят на водопой скот.
      С появлением нашей маленькой кавалькады жизнь на деревенском пятачке, как по волшебству, замерла. Женщины застыли кто согнувшись над родником, кто прижав к груди уже наполненный кувшин; мужчины превратились в каменные изваяния с нелепо зажатыми в зубах трубками.
      Тишину нарушило громогласное, на певучем арабском, приветствие Эмерсона. Остановиться или хотя бы дождаться ответа мой муж и не подумал. В самом быстром темпе, на который только способен осел, Эмерсон прогарцевал мимо ошарашенных гурнехцев. Мы с Карлом в торжественном молчании замыкали процессию.
      Наши скакуны трусили себе тихонько по песку; Эмерсон упорно сохранял дистанцию в несколько футов - место лидера у него самое любимое, а занять его в семье удается крайне редко. Судя по горделиво развернутым плечам, мой муж вошел в роль рыцаря без страха и упрека, ведущего в бон свое войско. Ну и пусть его. Великодушие у меня в крови, любезный читатель. Я решила не свергать Эмерсона с пьедестала, хотя вы сами понимаете, что трудно выглядеть внушительно верхом на осле, задрав ноги под углом в сорок пять градусов, чтобы они не волочились по песку!
      - Зачем все это? - шепотом поинтересовался Карл. - Совсем не понимаю я. У профессора спросить не смею я. Но вы, его соратница и...
      - Все проще простого, дорогой Карл. Эмерсон бросил этому скопищу воришек перчатку. По сути, он им заявил: "Вот он я, вернулся! Вам меня не напугать! Можете начинать войну, но на свой страх и риск!" Отличный спектакль, Карл, правда? И сыграно первоклассно.
      В отличие от Карла я голоса не понижала. Ненаглядный супруг мой раздраженно передернул плечами, но возразить не посмел.
      Скоро тропинка обогнула выступ пологого холма, и нашим взглядам открылась узкая извилистая долина, приют древних храмов Дейр-эль-Бари, близ которой и возвел свое египетское жилище лорд Баскервиль.
      Снимки знаменитого Баскервиль-холла теперь можно встретить в любом путеводителе. Мне же во время предыдущей экспедиции не довелось его увидеть, поскольку этот роскошный дом, я бы даже сказала дворец, еще не был достроен.
      Особняк сэра Баскервиля производил фантастическое впечатление. Как и в большинстве домов на Востоке, четыре его крыла создавали внутренний дворик, куда выходили двери всех комнат и куда вела широкая дорожка через центральные ворота. Строительный материал использовали обычный для этих мест - высушенные на солнце и оштукатуренные кирпичи из глины, зато габариты и отделка здания поражали воображение. Влюбленному в Египет сэру Генри пришелся по вкусу стиль древних египтян. Ворота и окна венчали деревянные козырьки с яркой росписью в египетских мотивах. Вдоль одного крыла тянулась симпатичная тенистая верандочка, вся в кадках с лимонными деревьями и в густом плюще. Опоры веранды были разрисованы позолоченными лотосами. Благодаря журчащему неподалеку родничку пальмы и фиговые деревья радовали глаз сочной зеленью, а античное убранство навевало возвышенные мысли о нетленности искусства.
      К сожалению, если постройка моложе трех тысяч лет, великолепие архитектуры душу моего мужа не трогает.
      - Дьявольщина! - заявил Эмерсон. - Сколько денег пущено на ветер!
      Мы натянули поводья, чтобы полюбоваться нашим временным пристанищем. Ослик подо мной истолковал это движение в свою пользу и застыл как вкопанный. Отвергнув протянутую услужливым Карлом палку (лупить животных последнее дело, уж поверьте мне!), я воспользовалась собственным способом воздействия. Ослик выслушал мой приказ, повел ушами, изумленно оглянулся... и зашагал как ни в чем не бывало!
      Громадные деревянные ворота распахнулись словно сами собой, и мы без остановки протрусили во двор. Любезно взяв на себя обязанности гида, Карл устроил нам экскурсию по дому. Не знай я, кто руководил строительством, клянусь, решила бы, что без женщины не обошлось! Все было продумано до мелочей. Не меньше дюжины небольших, но уютных спаленок в западном крыле предназначались для прислуги и гостей. В апартаментах попросторнее, со всеми удобствами вплоть до ванной, прежде располагалась чета Баскервилей. Сильно волнуясь и утопая в родных немецких оборотах. Карл от лица леди Баскервиль передал апартаменты покойного супруга в полное распоряжение "фрау и герр Эмерсон". О лучшем я и не мечтала.
      В наши благословенные времена, читатель, подобными удобствами никого не удивишь, но в те далекие дни вся экспедиция могла состоять из одного-единственного замотанного археолога, который и рабочих подгонял, и записи вел, и еду готовил, бедняга, и даже чулки стирал, если, конечно, давал себе труд их надеть. Стоит ли добавлять, что на фоне общего убожества Баскервиль-холл казался чудом из чудес.
      Целое крыло особняка отвели под роскошную обеденную залу и внушительных размеров гостиную, двери которой открывались на веранду, увитую плющом. В гостиную я влюбилась с первого взгляда. Здесь царило странное смешение стилей. Современная мебель соседствовала с антиквариатом, простенькие домотканые половички - с бесценными коврами. Лорд Баскервиль не поскупился даже на новомодный граммофон и целую коллекцию пластинок с любимыми операми.
      Увидев нас на пороге гостиной, из глубокого, пронзительно-синего бархатного кресла поднялся молодой человек и шагнул навстречу. Судя по бледному лицу и слегка нетвердой походке, нас приветствовал подхвативший лихорадку фотограф. Я пропустила мимо ушей многословный монолог Карла и поспешила заняться больным. Усадила на диван, пощупала пульс, приложила ладонь ко лбу и выдала заключение:
      - Жар спал. Однако общее состояние не внушает оптимизма. Напрасно вы встали с постели.
      - Бога ради, Амелия! - пробурчал Эмерсон. - Ты опять за свое? Хватит играть в профессора медицины!
      Причина супружеского ропота была ясна как божий день. Видите ли, фотограф экспедиции оказался человеком не только молодым, но очень даже симпатичным. Лукавый взгляд метнулся от меня к Эмерсону, понимающая улыбка заиграла в уголках удивительно красивого рта, на секунду блеснул ровный ряд белых зубов. Золотистые завитки в художественном беспорядке рассыпались по высокому лбу. Словом, картинка, а не парень. Такие обычно вызывают у меня отвращение своей карамельной красотой. Однако мистер Милвертон выглядел на удивление мужественно. Болезнь не оставила сколько-нибудь видимых следов на его атлетически статной фигуре.
      - Благодарю, вы так добры, миссис Эмерсон, - сказал он. - Не беспокоитесь, я уже вполне оправился и с нетерпением ждал встречи с вами и вашим прославленным супругом.
      - Гм, - удовлетворенно крякнул Эмерсон. - Что ж, значит, завтра с утра и начнем...
      - Прямые солнечные лучи мистеру Милвертону противопоказаны, - возразила я. - Он еще не окреп.
      - Опять?! - вскипел мой дорогой муж. - В последний раз напоминаю, Амелия, ты не врач!
      - Позволь и мне напомнить, что приключилось в тот раз, когда ты пренебрег моими медицинскими советами.
      Эмерсон вдруг скорчил до нелепости зловредную гримасу. Опомнившись, приклеил к губам фальшивую улыбку, повернулся к Карлу и бархатным голосом пророкотал:
      - А где же леди Баскервиль? Что за обворожительная женщина!
      - Вы правы, - поспешно отозвался Карл. - В высшей степени достойная дама! Она оказала мне честь, передав для вас устное сообщение, профессор Эмерсон. Сама леди Баскервиль остановилась в "Луксор-отеле". Вы понимаете, что в ее нынешнем положении было бы вопиющим нарушением правил приличий поселиться здесь, в Баскервиль-холле...
      - Само собой, - не выдержал Эмерсон. - Так что за сообщение?
      - Она приглашает вас - вместе с миссис Эмерсон, разумеется, - составить ей компанию и ждет вас вечером в ресторане гостиницы.
      - Отлично, отлично, - мстительно провозгласил Эмерсон. - Наконец-то мы встретимся!
      Стоит ли объяснять, что я и бровью не повела в ответ на эту смехотворную попытку вызвать ревность к вдовствующей красотке? Ну разве что тон мой был суше обычного:
      - Ты бы распаковал вещи, Эмерсон. Вообрази, в каком виде ты предстанешь перед обворожительной леди Баскервиль! Ну а мистер Милвертон немедленно отправится в постель. Чуть позже я к вам загляну. Только осмотрю кухню и поговорю с поваром. Будьте так добры. Карл, представьте меня прислуге. Что это за люди? Проблем с ними не было?
      Подхватив фон Борка под руку, я удалилась, не дав Эмерсону возможности изобрести очередную гнусность.
      Кухня занимала отдельный домик позади особняка (в жарком египетском климате решение более чем разумное) и была окутана божественными ароматами, невыносимыми для моего пустого желудка. От Карла я узнала, что почти все нанятые лордом Баскервилем слуги остались в доме и после таинственной смерти его милости. А почему бы, собственно, и нет? Наверняка они решили, что фараон будет милостив к кухаркам, горничным и лакеям, лишь бы те не совали нос в гробницу.
      К счастью, главным на кухне оказался Ахмед, наш старый знакомый по "Шепард-отелю". При виде меня он тоже расплылся в довольной улыбке. Через полчаса, исчерпав все радостные возгласы, любезности и вопросы о здоровье близких, мы наконец распрощались. Часть груза спала с моих плеч.
      За местной прислугой нужен глаз да глаз, так что избавиться от присмотра хотя бы за поваром уже отрадно.
      Пока я занималась делом, мой муж из гостиной переместился в спальню и, естественно, застрял в углу с книжными полками. Чемоданы толпились у двери, а мальчишка-лакей, которого прислали распаковать вещи, восседал на полу и разливался соловьем. Похоже, с "господином профессором" он был уже на короткой ноге.
      - А меня тут как раз свежими новостями снабжают, - неожиданно весело объяснил Эмерсон. - Это Мохаммед, сын Ахмеда... помнишь? В "Шепард-отеле" он...
      - Помню. Успела уже повидаться с Ахмедом. Обед почти готов.
      Я выудила ключи из кармана мужа; Эмерсон же с головой ушел в какой-то толстенный том. Вот так всегда. Подавив вздох, я протянула ключи черноволосому созданию с изумительными, в пол-лица, лучистыми глазами. Под моим руководством Мохаммед довольно быстро справился с чемоданами и юркнул за дверь. Уже после его ухода я обнаружила в ванной огромный таз с водой и свежие полотенца.
      - О-ох! Наконец-то можно переодеться! Вода и чистое платье - вот что мне нужно! После вчерашней ночи...
      Я повесила платье в шкаф, но повернуться не успела. Руки Эмерсона обвились вокруг меня, стиснули талию.
      - Да уж, вчерашняя ночь никуда не годилась, - пробормотал он. (Вернее, думал, что пробормотал. Представьте себе урчание сытого льва, и вы поймете, каково приходится моим ушам.) - Койки жесткие... Развернуться негде... Качка...
      - Прекрати, Эмерсон! Нашел время! - Я попыталась вывернуться. - Столько дел, а у тебя одно на уме. Насчет жилья для рабочих договорился?
      - Угу. Слушай-ка, Пибоди, а я когда-нибудь говорил, до чего мне нравится твоя кругленькая...
      - Тысячу раз! - Силы воли мне не занимать, и она здорово пригодилась, чтобы сбросить ладонь Эмерсона с... того самого, о чем шла речь. - До ужина нужно успеть взглянуть на гробницу.
      Оцените мое самопожертвование, любезный читатель. А заодно и сообразительность. Единственное, что может отвлечь Эмерсона от... словом, отвлечь, - это радужная перспектива встречи с какой-нибудь древностью.
      - Гм... - Ему пришлось разжать объятия. А иначе как, спрашивается, приложишь палец к подбородку? - Хорошо бы. Но пекло наверняка адское.
      - Тем лучше. Ахмед своих помощников отпустит, остальная прислуга тоже попрячется от жары, никто не будет крутиться под ногами.
      На том и порешили. Впервые за пять последних скучных лет мы достали свои рабочие одеяния. О, что за миг! Упоительное чувство захлестнуло меня при виде Эмерсона в дорогом моему сердцу наряде. Вот таким неистовый профессор археологии впервые предстал передо мной... (Не поймите буквально, читатель. Тот костюм давным-давно превратился в лохмотья. Просто перед отъездом Эмерсон обзавелся таким же.)
      За столом в главной зале уже дожидался Карл. В этом не было ничего удивительного: судя по комплекции, отсутствием аппетита наш юный друг не страдал. Заслышав шаги, он вскочил, повернулся к двери и... с ним произошла настоящая метаморфоза! Бесстрастное лицо немца вытянулось, а глаза округлились.
      Меня всегда возмущали дурацкие правила, заставляющие женщин носить юбки до пят и вообще накручивать на себя как можно больше тряпок. Как в таком наряде прикажете лазать по горам, перепрыгивать через расщелины или хотя бы протискиваться через завал в гробницу? Натура я деятельная, поэтому одним возмущением не ограничилась. Перепробовала все, что можно. И юбку покороче, и широченные штаны (какой-то идиот не иначе как в издевку назвал их "рациональной женской одеждой"; испытал бы на себе их прелести, не так запел бы!), и уродливые шаровары. А пять лет назад, перед последним нашим сезоном в Египте, плюнула наконец на все условности и заказала костюм достаточно удобный и, на мой взгляд, благопристойный.
      В стране змей и скорпионов без прочной обуви, конечно, не обойтись. Мои ботинки, помимо прочности, обладали еще одним преимуществом: они зашнуровывались до самых коленей, накрепко обхватывая края коротких, но далеко не узких бриджей. Сверху я надевала просторную тунику с боковыми разрезами до пояса, чтобы в случае опасности ноги не путались в этом балахоне. Довершали костюм широкополая шляпа и основательный кожаный ремень с зажимами для ножа, пистолета и прочих полезных вещиц. Года два спустя в моду вошел очень похожий костюм для охоты. Никто, разумеется, и не подумал приписать мне честь нововведения, но я-то знаю, чей пример сломал лед ханжества!
      Узнав наши планы на вторую половину дня, Карл предложил составить компанию, а я тактично отказалась. Знакомство с гробницей - событие для нас почти интимного свойства. Ни Эмерсону, ни мне не хотелось делиться радостью даже с таким милым юношей, как Карл.
      Через узкий проход между скалами в Долину Царей проходит некое подобие дороги, но мы не сговариваясь выбрали самый прямой путь - по плато Дейр-эль-Бари. Едва тенистые сады и рощицы поместья остались позади, как египетское солнце задалось целью нас испепелить, однако мне и в голову не пришло роптать. Слишком свежи были в памяти промозглая сырость английской зимы и монотонность жизни в Кенте.
      Вскарабкавшись на ровную площадку горы, мы остановились перевести дух и полюбоваться окрестностями. Выше были только серые скалы; внизу же, точно шедевр кисти гениального художника, простиралась долина Нила. Храм царицы Хатасу казался совсем крошечным, не больше игрушечного домика. За желтым песчаным пятном сверкала лента реки в обрамлении изумрудных полей. Воздух был на диво прозрачен - вдали угадывались даже очертания пилонов восточных храмов. К югу же высилась пирамидальная вершина, издревле носившая название Богиня Запада.
      Дальше путь наш лежал через плато к утесу, откуда открывался вид на каньон. В глазах плыло от унылой серости зазубренных стен и валунов цвета несъедобного пудинга. Однообразие картины нарушали лишь микроскопические тени от скалистых выступов да черные прямоугольники, давшие имя Долине Царей, - входы в усыпальницы фараонов.
      Бросив первый взгляд на каньон, я облегченно вздохнула. Сбывалось наше с Эмерсоном желание открыть для себя гробницу без свидетелей. Туристы попрятались от жары в отелях, так что единственными относительно живыми предметами в поле зрения оказались бесформенные груды тряпья - жалкая защита от солнца охранников на время сиесты.
      Но что это?! О нет! Уже второй взгляд принес разочарование. По камням на дне каньона скакала худая длинноногая фигура, но даже сощурившись, я смогла определить лишь, что это мужчина и одет он по-европейски.
      Эмерсон даже не заметил появления на горизонте неприятной помехи: Долина Царей с ее баснословными археологическими сокровищами - вот что поглотило его с головой.
      - Ты только представь, Пибоди... - шепнул он, зачарованно глядя вниз, сколько тайн хранят эти серые безжизненные скалы! Гробницы Тутмоса Великого, Аменхотепа Второго и царицы Хатасу... И одна из них ждет нас...
      Так называемые охранники спали мертвецким сном и при нашем приближении даже не пошевелились. Эмерсон пнул один из ворохов тряпья кончиком ботинка. Груда вздрогнула, из-под рваного края выглянул черный глаз. Моргнул. Снова исчез. После чего груда разразилась потоком нехороших арабских ругательств. Эмерсон в долгу не остался.
      Груда подпрыгнула, тряпье полетело в разные стороны, и нам явилась физиономия, свирепее которой я в жизни не видала. Морщины избороздили коричневый лоб, а жуткие шрамы - щеки и подбородок головореза. Один глаз был затянут густо-молочным бельмом, второй же, зрячий, впился в Эмерсона.
      - Ага! - продолжал на арабском мой муж. - Так это ты, Хабиб. Я-то думал, тебя навечно упрятали за решетку. Что за безумец взял тебя на работу? Нам здесь нужны честные люди!
      Говорят, глаза - зеркало души. И правильно говорят. Единственное исправное око Хабиба в этот миг отразило нечеловеческую ненависть. Но уже в следующий миг египтянин завертелся волчком, рассыпаясь в изъявлениях почтения, приветствиях, извинениях, объяснениях... и заверениях, что он ступил на путь истинный и давно прощен Департаментом древностей.
      - Ну-ну, - скептически отозвался Эмерсон. - Всевидящий Аллах да будет тебе судьей, Хабиб. Я же останусь при своем. Уйди с дороги. Мы хотим осмотреть гробницу.
      Второй охранник к этому времени тоже проснулся, успел отвесить дюжину поклонов и пролопотать сотню витиеватых и подобострастных пожеланий. Внешность соратника Хабиба была не столь злодейской - видимо, по молодости лет он просто не успел перенять весь опыт старшего товарища.
      - Увы, господин, - притворно вздохнул Хабиб. - У меня нет ключа.
      - Зато у меня есть, - отрезал Эмерсон.
      Вход в гробницу закрывала железная решетка с прутьями в палец толщиной и прочнейшими запорами; но я-то знала, что все эти меры - просто смехота для людей, готовых лбом прошибить скалу (или же сделать подкоп, что куда легче), лишь бы добраться до сокровищ фараонов. За решеткой мы натолкнулись на завал - тот самый, что омрачил последний день жизни лорда Баскервиля. Похоже, с тех пор здесь никто ничего не трогал. Пробитая Армадейлом брешь по-прежнему одиноко чернела среди нагромождения камней.
      - Угу... - пробормотал Эмерсон. - Пока все отлично. Откровенно говоря, я был уверен, что наши приятели из Гурнеха постараются первыми сунуть сюда нос.
      - То-то и подозрительно. Сдается мне, работка тут предстоит будь здоров! Скорее всего, они ждут, пока кто-нибудь расчистит проход, чтобы прийти на все готовенькое. Ты же знаешь, тяжелый труд не для египтян.
      - Пожалуй, ты права. Надеюсь только, что насчет завала ошибаешься, обычно после лестницы коридоры уже свободны.
      - А про усыпальницу Сети Первого забыл? Сколько оттуда камней вытащили!
      - Сравнение неуместно. Гробницу Сети сначала разграбили, потом использовали для других захоронений, и те завалы...
      Так бы нас и поглотили дебри археологической дискуссии, если бы не досадная помеха.
      - Э-эй, вы там! - раздался вдруг зычный и радостный оклик. - Можно к вам? Или лучше вы ко мне?
      На фоне яркого прямоугольника двери выросла та самая фигура, которая скакала по камням на дне каньона. Эмерсон, само собой, поспешил подняться. Любая гробница для него - все равно что родное дитя, и посторонних рядом он на дух не выносит.
      При ближайшем рассмотрении фигура оказалась очень высоким и очень худым джентльменом с длинным смешливым лицом, бородкой клинышком и волосами того неопределенного оттенка, который одни уважительно называют серебристым, а другие - мышиным. Акцент джентльмена предательски выдавал жителя утерянных Англией колоний; непр-рер-рывная р-р-раскатистая р-речь (узнаете американца, читатель?) сопровождала наше появление из недр скалы.
      - Браво, браво! Вот это сюрприз! Вот это удача! Представляться не стоит, сам знаю, с кем мне посчастливилось встретиться. Сайрус Вандергельт из Нью-Йорка к вашим услугам, мадам. К вашим услугам, профессор Эмерсон!
      Имя Вандергельта, американского варианта лорда Баскервиля, было на слуху у любого египтолога. Он не пропускал ни одной мало-мальски интересной гробницы и от щедрот своих поддерживал вечно нуждающихся ученых.
      - Слышал, что вы в Луксоре, - кисло процедил Эмерсон, пожимая протянутую руку. - Но никак не ожидал встретиться в первый же день.
      - И теперь гадаете, что за черт принес меня сюда, в самое пекло? довольно хохотнул Вандергельт. - А мы ведь с вами птицы одного полета, друзья! Жара, холод, буря - мне все нипочем! Если уж решил...
      - Вот кстати, - вмешалась я. - Что же вы решили?
      - Ну и вопрос, мадам! Разумеется, познакомиться с вами! Незамедлительно! Тут же! Сию минуту! Позвольте добавить, мэм, что усилия того стоили. Я очарован! Во избежание недоразумении сразу признаюсь - перед вами большой поклонник слабого пола и ценитель женской красоты!
      Ну как обидишься на комплимент, высказанный с неотразимым заокеанским юмором и безукоризненным тактом? Пришлось ответить любезной улыбкой.
      - Напрасный труд, - ощетинился Эмерсон. - Ваша репутация общеизвестна, Вандергельт. Я вас насквозь вижу. Гробница спокойно жить не дает? Надумали умыкнуть, а?
      Вандергельт просиял.
      - Мог бы - умыкнул, не сомневайтесь, профессор! И глазом бы не моргнул! Да не просто гробницу, а заодно и вас с миссис Эмерсон. Археологов-то достойных - раз, два и обчелся. Но... - он вдруг посерьезнел, - леди Баскервиль мечтает посвятить эту гробницу памяти дорогого ее сердцу человека... а Сайрус Вандергельт никогда не стоял на пути женщины. О нет, сэр! Обман и низость - это не по мне. Я всего лишь предлагаю помощь, профессор. Обращайтесь, если понадоблюсь.
      Вытянувшись во весь рост (далеко за шесть футов, между прочим), он вскинул руку, точно приносил торжественную клятву. Зрелище, доложу я вам, впечатляющее. Мне даже померещились реющий звездно-полосатый флаг и волнующие аккорды американского гимна.
      Но Эмерсон неимоверно черствая личность; сантиментами его не проймешь.
      - Проще говоря, вы хотите принять участие в раскопках.
      - Ха-ха-ха! - прокатился по горам жизнерадостный гогот Вандергельта. Говорил же, мы с вами одного поля ягода. Вы парень не промах, Эмерсон. В корень глядите! Ну да, ну да. Хочу, профессор, еще как хочу! Добром не позволите - так я вас с ума сведу всякими фокусами, но лазейку найду! А если серьезно, друзья... помощь вам понадобится. Это скопище мошенников из Гурнеха хуже осиного гнезда - только развороти, не увернешься! К тому же местный имам, хитрец, нет-нет да и подольет исподтишка масла в огонь. Я на все согласен. Не найдется дела в самой гробнице, так хоть покараулю или дамам помогу. А почему мы, собственно, жаримся на солнце? У въезда в Долину дожидается экипаж; позвольте подбросить вас в Баскервиль-холл... заодно и поговорим.
      Мы отклонили учтивое предложение американца, и Вандергельт удалился с веселым криком:
      - Так просто вам от меня не избавиться, друзья, и не надейтесь! Вы сегодня ужинаете с леди Баскервиль? Я тоже приглашен. До встречи.
      Честно говоря, я внутренне приготовилась выслушать желчную лекцию Эмерсона на тему "Как мне осточертели эти настырные и беспардонные всезнайки", однако - поразительное дело! - мой муж на сей раз промолчал. Мы еще раз заглянули в проем, осмотрели все, что было можно, и решили возвращаться. Поднялись наверх, а Хабиба, оказывается, и след простыл! Его напарник пустился в пространные объяснения, но Эмерсон и слушать не стал.
      - Туда ему и дорога! Все равно я завтра же вышвырнул бы его вон, громогласно заявил он на арабском.
      Солнце быстро садилось за горы, тени становились длиннее. Я наступала на пятки Эмерсону (образно выражаясь, конечно, ведь лезли-то мы в гору) и без конца поторапливала его, надеясь выкроить лишнюю минутку перед ужином. Как-никак нас ждала встреча с "обворожительной леди Баскервиль", не мешало бы привести себя в порядок. Мы уже добрались почти до самой вершины, когда подозрительный звук заставил меня вскинуть голову. В следующую секунду я ухватила Эмерсона за лодыжки и дернула в сторону. Громадный валун просвистел в полуфуте от его плеча и рухнул на уступ прямо под нами. Мелкие осколки искрами брызнули во все стороны.
      - Черт побери, Амелия, - пробурчал мой дорогой супруг, поднимаясь на ноги и рукавом вытирая с носа кровь, - к чему такие резкие движения? Достаточно спокойно предупредить об опасности или деликатно подергать за куртку. Результат тот же, а неприятностей меньше.
      Предложение идиотское, что и говорить, но Эмерсон об этом так и не узнал. Убедившись, что я жива и невредима, он в мгновение ока преодолел оставшиеся до вершины несколько футов и исчез за краем скалы. Я поспешно вскарабкалась следом и огляделась. Никого не обнаружив, устроилась на прогретом плоском камне дожидаться мужа и - чего греха таить - успокоить слегка раздерганные нервы.
      Догадка, зародившаяся у меня еще в каирском "Шепард-отеле", получила неожиданное подтверждение. Кто-то задался целью помешать Эмерсону. Возможно, гибель лорда Баскервиля была частью преступного плана, а возможно, и нет. Неизвестный злоумышленник мог просто использовать эту трагическую смерть в своих интересах. Одно было ясно наверняка: вторая попытка убрать с дороги Эмерсона не станет последней! Какое счастье, что я поддалась чистейшему, казалось бы, эгоизму и все-таки поехала в Египет! Ребенок мой ухожен, обласкан и в безопасности, а муж рискует жизнью. Значит, я обязана находиться с ним рядом, быть ему опорой, защищать от любой случайности.
      Эти благородные мысли вскоре были прерваны. Эмерсон выпрыгнул из-за валунов справа от тропинки как черт из табакерки. Лицо в бурых пятнах крови, в глазах бушует ярость - воплощение праведного гнева, да и только!
      - Ну что? И след простыл?
      - Как сквозь землю провалился, - кивнул Эмерсон и извиняющимся тоном добавил: - Ты не думай, я бы тебя тут одну не бросил, если в не знал, что негодяй смылся.
      - Ерунда. Он на тебя охотился, а не на меня. Хотя... нашего приятеля, похоже, не слишком заботит, какую цель сразить. Тот кинжал...
      - А кинжал при чем? Не вижу связи, Амелия. Камень наверняка столкнул Хабиб.
      Логично.
      - Откуда такая ненависть? Вы не в ладах, это сразу видно, но убийство...
      - Можно сказать, я засадил его за решетку. Как выяснилось, ненадолго. Эмерсон на ходу взял у меня носовой платок и попытался стереть с лица кровь.
      - В чем он провинился? Грабил гробницы?
      - Не без того. Среди гурнехцев мало кто не промышляет сбытом ворованных древностей. Хабиб же совершил кое-что пострашнее... убить бы негодяя, а он живет и здравствует как ни в чем не бывало. У него была дочь Азиза. Девчушкой помогала мне на раскопках, мусор из гробниц выносила. Потом выросла и превратилась в писаную красавицу, тоненькую, грациозную как газель, с огромными бархатными глазами, способными растопить любое сердце.
      Рассказанная Эмерсоном история сама по себе могла растопить любое сердце... вплоть до каменного мужского!
      Молоденькие девушки в Египте испокон веков служили для купли-продажи, а неземная красота Азизы безмерно увеличила ценность предмета торга. Любящий папаша, разумеется, лелеял надежду обогатиться, продав дочь какому-нибудь денежному мешку. Но увы! Не только богатеи тянутся к прекрасному. Вокруг прелестной Азизы крутились разномастные обожатели, лицемерным речам одного из которых и уступило это невинное создание. Позор Азизы в конце концов открылся, денежный мешок отверг "подпорченный товар", а Хабиб, в ярости от того, что барыши уплыли из рук, и вовсе решил избавиться от дочери. А чему вы удивляетесь, читатель? Рачительный хозяин не станет держать в доме бесполезную вещь! На Востоке такое случается сплошь и рядом: прикрываясь "честью семьи", несчастных женщин травят, вышвыривают из дому или забивают до смерти. Азизе, как это ни удивительно, посчастливилось сбежать от папаши-изверга. Истерзанная, вся в крови, она бросилась искать защиты у единственного человека, который был к ней добр.
      - На ней живого места не осталось, - бесстрастным голосом продолжал Эмерсон. - Обе руки сломаны... Малышка пыталась защитить голову от ударов отцовской дубинки. Бог весть, как ей удалось добраться до нашего лагеря. Бедняжка рухнула к моим ногам. Я уложил ее в постель и бросился за врачом. Хабиб же, как оказалось, выследил дочь и затаился где-то поблизости. Меня и не было-то всего несколько минут, представляешь, Амелия... Но мерзавцу этого хватило, чтобы забраться в палатку и проломить несчастной девочке голову!
      От сдерживаемого бешенства он изменился в лице.
      - Негодяй чуть не столкнулся со мной у входа. Успел юркнуть за ближайшую скалу. Азизу уже ничто не могло спасти... но убийца не должен был уйти от наказания. Я его догнал, отколотил сначала так, что он едва богу душу не отдал, а потом оттащил в полицию. Ну и что? Подонок легко отделался. Это ж Восток, здесь свои законы. Судьи не усмотрели в поведении обманутого отца ничего предосудительного. Будь их воля, он в тот же день был бы оправдан. Тут уж я вмешался, наобещал шейху... гм... кучу неприятностей и не успокоился, пока Хабиб не оказался за решеткой.
      Сердце мое разрывалось от жалости к несчастной девочке и сочувствия к мужу. Я понимала, почему Эмерсон до сих пор ни разу не упоминал об этой печальной истории. Он был потрясен этим жутким случаем и все еще не смирился с трагической судьбой бедной девочки. Нежная и кроткая сторона натуры "неистового Эмерсона" мало кому известна, но люди, попавшие в беду, интуитивно тянутся к нему в поисках защиты...
      Несколько минут мы шагали рука об руку в задумчивом молчании. Наконец Эмерсон тряхнул головой и заявил уже своим обычным, трогательно-грозным тоном:
      - Предупреждаю, Амелия, - с мистером Вандергельтом держи ухо востро! Это ловелас известный. Начнешь заигрывать с ним - пощады не жди.
      - Не волнуйся, дорогой, с поличным тебе меня не поймать, это уж я гарантирую. Лучше о деле подумай... Боюсь, если ты и дальше будешь служить приманкой, нам придется несладко. Слишком уж многим египтянам насолил профессор Эмерсон. Да здесь, похоже, каждый второй с радостью спровадит тебя к праотцам.
      Глава пятая
      I
      Неописуемой красоты закат превратил реку в мерцающую золотисто-алыми бликами вуаль. В этот волшебный час мы и взяли курс на восточный берег, где нас ждала встреча с очаровательной вдовой. Эмерсон дулся от самого Баскервиль-холла, потому что мне, видите ли, взбрело в голову добираться до Нила на коляске! Кто, кроме Эмерсона, рискнул бы тащиться пешком несколько сотен ярдов в вечернем костюме?! Кто еще, кроме моего дорогого супруга, предложил бы даме мести окрестные поля атласными юбками и набивать песком кружева?! Да никто, поверьте. Эмерсон такой один в целом свете. Если уж он загорелся очередной безумной идеей, приходится действовать жестко.
      На фелуке, однако, его ребяческую обиду как рукой сняло. Прохладный вечерний бриз ласкал нам лица, лодка неслышно рассекала носом жидкое золото, а впереди, в густой зелени пальм, утопали храмы древних Фив. С фелуки мы пересели в экипаж и покатили к "Луксор-отелю", временному пристанищу леди Баскервиль.
      Мадам встретила нас прямо в холле: восторженно взмахнула руками и поплыла к двери с распростертыми объятиями. Она снова была в черном, но, на мои взгляд, цветом весь ее траур и ограничивался. Фасончик наряда я бы назвала откровенно вызывающим, особенно для дамочки, исполняющей роль безутешной вдовы.
      Кошмарный турнюр - тот, что доставил мне в Англии пару неприятных секунд, - получил отставку. Леди Баскервиль шагала в ногу с модой, и потому место турнюра на ее платье занял небольшой скромный бантик. В сравнении с пышностью юбок из нанизанных один на другой бесчисленных слоев черного кружева талия мадам выглядела до нелепости тонкой. Облака газа вокруг плеч только усиливали это впечатление, но самым нахальным казался вырез платья, призванный не столько скрывать шею и грудь, сколько притягивать к ним взоры. Ну а девственно-белые цветы, кокетливо выглядывающие из волн взбитых волос, - это просто верх неприличия!
      (Не стану извиняться, любезный читатель, за краткий экскурс в мир моды. Согласитесь, тема увлекательнейшая. Да и встречают, как известно, по одежке...)
      Леди Баскервиль томно приложила кончики пальцев к моей ладони, с пылом встряхнула руки Эмерсона.
      - Рада видеть вас в Луксоре, друзья! позвольте представить...
      - А мы уже знакомы! - расцвел в улыбке Сайрус Вандергельт. - Ах, миссис Эмерсон, что за обворожительное платье! Красный цвет вам к лицу!
      - Пора за стол. - Между тонких бровок леди Баскервиль пролегла чуть заметная морщинка.
      - Разве вы не ждете к ужину мисс Мэри с приятелем? - удивленно возразил Вандергельт.
      - Мэри обещала прийти, если удастся. Но вы же знаете ее мать...
      - Еще как знаю! - закатил глаза Вандергельт. - А вы, миссис Эмерсон, не знакомы с мадам Беренжери?
      - Не имела чести.
      - Мадам Беренжери утверждает, что в эти края ее привел интерес к древним религиям. Позволю себе усомниться. Держу пари, она соблазнилась египетской дешевизной. Прекрасный пол - моя слабость, друзья, и не в моих правилах дурно отзываться о дамах... Но боже! Что за чудовище эта женщина!
      - Ну-ну, Сайрус, будьте великодушны, - пропела леди Баскервиль, на устах которой заиграла довольная улыбка. Критику в адрес других женщин очаровательная вдовушка обожала. В отличие, как вы заметили, от комплиментов, направленных мимо ее прелестной персоны. - Бедняжка не виновата. - Теперь улыбка предназначалась моему мужу. - По-моему, она не в себе. Из любви к Мэри мы, конечно, терпим и мать, но девочка вынуждена ублажать эту старую... это несчастное создание, так что вырваться к нам ей не часто удается.
      Эмерсон неуклюже затоптался на месте, покрутил головой, сунул палец за воротничок - словом, исполнил ритуальный танец, означающий неловкость или скуку. Леди Баскервиль, как и любая побывавшая замужем дама, без труда расшифровала эти закодированные сигналы. Она уже развернулась было в сторону обеденной залы, когда мистер Вандергельт вдруг издал не совсем членораздельный возглас:
      - Вот тебе и раз! (За точный смысл не ручаюсь. Но не мог же джентльмен произнести: "Вот зараза", верно?) Какого черта... смотрите, кто явился. Вы ее приглашали?
      - Разумеется, нет, - кисло отозвалась леди Баскервиль, стрельнув взглядом в сторону входа, - очевидно, на гостью, которая вызвала неудовольствие Вандергельта. - Но этим ее не остановишь. Мадам нахальна как торговка.
      Через просторный холл отеля к нам двигалась оригинальная пара. Сначала я обратила внимание на юную особу в блекло-желтом платьице допотопного фасона. Если бы не более чем скромный наряд девушки, ее появление наверняка вызвало бы восхищенное внимание всех мужчин в отеле и завистливое - женщин. Экзотическая красота незнакомки ошеломляла: ее оливковая кожа и темные, в густых ресницах, глаза, изысканные черты лица и гибкая фигурка вызывали в памяти портреты египетских цариц. Европейское платье на этой восточной прелестнице выглядело так же дико, как современный охотничий костюм - на античной статуе Дианы. Воображение рисовало летящие льняные одежды, черепаховые гребни, сердоликовые ожерелья и мелодично позванивающие на тонких запястьях золотые браслеты. Увы, увы...
      Зато все это в изобилии, чтобы не сказать в излишке, увешивало спутницу юной красавицы. Экстраординарная внешность второй леди достойна не менее подробного описания. Мадам была на целую голову выше дочери и как минимум... гм... втрое толще. Льняной наряд а-ля царица Египта давно утратил первозданную белизну и приобрел сомнительный серый оттенок. Аляповатое ожерелье из стекляруса тщетно силилось прикрыть изрядный бюст и с тем же успехом имитировало драгоценности великих фараонов. На гигантских ступнях каким-то чудом держались легкомысленные сандалии, предполагаемую талию кокетливо обозначал расписной пояс, а на голове колыхалось чудовищное сооружение из смоляных волос с массой цветочков, перышек и медных побрякушек.
      Я исподтишка ткнула Эмерсона локтем в бок.
      - Посмей только выдать хоть слово из тех, что пришли тебе в голову...
      - Молчу, молчу. - У него подозрительно тряслись плечи. Голос супруга мне тоже не понравился.
      - И нечего хохотать! - прошипела я на всякий случай.
      В ответ раздался булькающий клекот.
      Мадам Беренжери промаршировала к нам, волоча за собой дочь. При ближайшем рассмотрении башня на голове экстравагантной особы оказалась париком вроде тех, что носили древнеегипетские модницы. Это уродство, слепленное из конского волоса, да еще в сравнении с естественными мягкими локонами Мэри, у любого могло вызвать хохот. Если бы слезы не душили.
      - Это я! - с драматическим придыханием возвестила мадам Беренжери. Контакт состоялся! Мне дан знак! Теперь я в силах вынести несколько часов без духовной поддержки.
      - Прелестно. - Леди Баскервиль хищно улыбнулась, как будто собираясь вонзить острые белые зубки в горло нежданной гостьи. - Мэри, дитя мое, рада вас видеть. Позвольте представить... Профессор Эмерсон. Миссис Эмерсон.
      Губы Мэри дрогнули в застенчивой улыбке. Я была очарована милыми, чуть старомодными манерами девушки. Уж и не знаю, где она получила воспитание, но точно не в обществе матери. Приступ неуместного веселья Эмерсона, слава богу, прошел; во взгляде, остановившемся на Мэри, светились восхищение и сочувствие. Может быть, юная красавица с лицом египетской царицы напомнила ему несчастную Азизу?
      Не дожидаясь, когда ее представят, мадам Беренжери сама пошла на штурм. Нацелила мощный бюст на Эмерсона и с неслыханной фамильярностью уцепилась обеими руками за его локоть. Я вообще-то ничего не имею против окрашенных хной пальцев, но хотелось бы, чтобы они были поизящнее и почище.
      - Ну нам-то церемонии ни к чему, профессор, - заголосила она, да так оглушительно, что обернулись даже те посетители, которые из вежливости отвели глаза при ее появлении. - Ах, профессор... Вернее... Могу я звать вас Сет-нахте?
      - С какой это стати, черт возьми? - изумился Эмерсон.
      - О-о-о! Не помните?! - Ростом мадам почти не уступала моему мужу, к тому же придвинулась так близко и дышала так яростно, что у него волосы встали дыбом. - Не всем дано помнить, кем они были в прошлых жизнях. Но вы-то... Я была царицей Та-весерет, а вы - моим возлюбленным!
      - Ничего себе! - Эмерсон попытался выдернуть руку. Не тут-то было. Мадам прилипла намертво, силой же ее бог не обидел.
      - Мы правили в древнем Васете! - не унималась мадам Беренжери. - Но сначала... сначала мы убили Рамзеса, моего никчемного мужа!
      Эмерсона бесят исторические ошибки.
      - Позвольте, - возмутился он, - уж Рамзес точно не был мужем Та-весерет, а что касается Сет-нахте, то нет никаких свидетельств его связи с...
      - Убили! - возопила мадам Беренжери. Эмерсон отшатнулся. - Убили! И искупали этот грех все доследующие жизни! Но наша страсть... Ах, Сет-нахте! Как мог ты забыть?!
      Клянусь, век буду веселиться, вспоминая то выражение лица, с которым Эмерсон разглядывал предмет своей древнеегипетской страсти. Но в тот момент мадам уже начала действовать мне на нервы. Поймав умоляющий взгляд мужа, я решила вмешаться.
      Без зонтика я никуда не выхожу. Полезнейшая вещь, читатель, примите на вооружение! У меня их целая коллекция. Рабочий, например, - внушительных размеров, из прочного черного бомбазина, со стальным наконечником и массивной рукоятью. На встречу с леди Баскервиль я прихватила зонтик в тон платью, с виду вполне дамский и элегантный, но в умелых руках способный превратиться в грозное оружие. Эту вещицу я ненароком и уронила на слоновью ножку. Мадам Беренжери взвизгнула и отпустила руку Эмерсона. А нам с зонтиком только то и требовалось.
      - Ох, простите! Я такая неуклюжая!
      Вот когда мадам удостоила меня взглядом!
      Обведенные черной тушью дряблые веки придавали ей трагический вид человека, перенесшего хорошую трепку. Да и сами глаза производили незабываемое впечатление. То ли бледно-голубая, то ли грязно-серая радужная оболочка почти сливалась с белками. Зрачки крохотными злыми точками плавали в мутном желе. Словом, более отвратительное зеркало души трудно себе представить. А пронзительность и ядовитая интеллектуальность взгляда не оставляли сомнений, что, во-первых, я нажила себе врага, а во-вторых, что в фокусах мадам таится некий загадочный расчет.
      Воспользовавшись удобным моментом, леди Баскервиль напомнила об ужине, жеманно протянула руку Вандергельту, а я подхватила под локоть злополучного любовника Та-весерет (бедняжка все еще ошарашенно хватал ртом воздух). Саму же царицу оставили на попечение дочери, так что дамам пришлось замыкать процессию. В обеденной зале нас уже ждал накрытый стол, из-за которого и возникла очередная заминка. Стоит ли уточнять, кто оказался в центре внимания?
      - Шесть приборов! - фыркнула мадам Беренжери, грузно плюхнувшись в ближайшее кресло. - Разве Мэри не предупредила вас, леди Баскервиль, что я жду к ужину своего юного поклонника?
      Заявление из разряда тех, от которых у собеседников отпадают челюсти. Что, собственно, и случилось. Мертвенно-бледная от ярости, леди Баскервиль кивком подозвала метрдотеля. Пока она отдавала распоряжения, я не стала зевать и вопреки всем правилам усадила Эмерсона между собой и хозяйкой. Вандергельту ничего не оставалось, как занять место рядом с мадам Беренжери. Своим появлением мадам смешала нам все карты - то бишь нарушила симметрию компании, так что за столом оказалось неравное количество дам и джентльменов. Кресло, пока еще пустующее в ожидании "юного поклонника", втиснули между мной и мисс Мэри. За суматохой с местами я как-то упустила самое главное и даже не поинтересовалась - что за птица этот кавалер мадам Беренжери? Можете представить мое изумление при виде знакомых веснушек, широченной улыбки и пылающей ирландской шевелюры!
      - Приношу глубочайшие извинения, леди Баскервиль, - расшаркался мистер О'Коннелл. - Дела задержали. О-о, какое счастье! Сколько друзей за одним столом! Это мое место? Благодарю, благодарю, о лучшем не мечтал, и точка! Он уселся в свободное кресло и закрыл наконец рот - только для того, чтобы снова рассияться до ушей.
      Заметив, как тотчас набычился Эмерсон, я безжалостно опустила ногу на его ботинок и повернулась к ирландцу.
      - Вот уж не ожидала увидеть вас здесь, мистер О'Коннелл. Надеюсь, вы не сильно пострадали?
      - Пострадал? - вскинулась Мэри. Громадные бархатные очи тревожно округлились. - Когда? Мистер О'Коннелл, вы мне ничего не говорили...
      - А-а, пустяки! - беззаботно отмахнулся "юный поклонник" ее родительницы. - Подумаешь, поскользнулся на лестнице. Как любезно с вашей стороны, миссис Эмерсон... - он сощурился, из уголков глаз разбежались смешливые морщинки, - вспомнить об этой мелкой неприятности.
      - Мелкой, говорите? Что ж, раз вы так считаете... - Я изо всех сил давила на ботинок Эмерсона. Тот и возил ногой по полу, и выворачивал, а сбросить гнет не мог.
      Глаза мистера О'Коннелла сияли младенчески невинной голубизной.
      - Для меня, конечно, мелкой, дорогая миссис Эмерсон. И точка. Разве вот только для моего босса...
      Вокруг стола уже суетились официанты, разливая по тарелкам прозрачный суп. Ужин начался. А с ним и застольные беседы. Все приглашенные разбились по парам, мне же - премного благодарна мадам Беренжери - даже не с кем было поговорить. Впрочем, я и не жалела. Уткнулась взглядом в тарелку и между делом прислушивалась ко всем по очереди. Ох и увлекательное занятие, должна признаться! Но главное - весьма поучительное.
      Молодые люди, оказывается, были на дружеской ноге. Я, правда, сразу заподозрила, что мистер О'Коннелл испытывал к девушке несколько более теплое чувство, нежели дружба: он не сводил с мисс Мэри глаз, а в голосе появились типично ирландские, ласковые, убаюкивающие нотки. Юная красавица благосклонно принимала эти знаки внимания, но и только. Ее собственное сердце молчало.
      Глядя на мадам Беренжери, менее проницательный человек решил бы, что почтенная матрона с головой ушла в описание своего страстного романа с Сет-нахте. (Благо слушатель попался безропотный. Мистер Вандергельт, похоже, смирился с судьбой и только безостановочно кивал.) Но меня-то не провести! Мадам не выпускала молодежь из поля зрения и в какой-то миг неожиданно гаркнула, оборвав очередной комплимент О'Коннелла. Мистер Вандергельт получил долгожданную свободу. Поймав мой взгляд, он беззвучно изобразил облегчение и присоединился к беседе Эмерсона с леди Баскервиль.
      Усилиями моего мужа разговор здесь не выходил за рамки археологии. Леди Баскервиль, разумеется, из кожи вон лезла, пытаясь отклониться от основной темы. В ход шли и трепещущие ресницы, и томные вздохи, и многократно повторенная благодарность старому другу за то, что он так по-рыцарски пришел на помощь одинокой вдове. Эмерсона, к счастью, женскими штучками не проймешь. Бесчувственный субъект знай себе расписывал наш план раскопок.
      Надеюсь, вы не думаете, что я могла позабыть о главном? Уверена, что нет! Ведь дело об убийстве лорда Баскервиля из тренировки для интеллекта превратилось в животрепещущую проблему! Возможно, к происшествию с кинжалом в "Шепард-отеле" действительно был причастен мистер О'Коннелл (хотя я в этом сомневалась). А валун, едва не прикончивший Эмерсона, возможно, действительно рухнул не без помощи негодяя Хабиба. Возможно. Но меня мучило ощущение неразрывной и зловещей связи между этими двумя случаями. Убийца сэра Генри теперь избрал мишенью Эмерсона. Могла ли я успокоиться, когда жизни моего мужа ежесекундно угрожала опасность? Да ни за что! Я просто обязана была изобличить преступника. И чем скорее, тем лучше.
      Конечно, все время говорить об убийце как о мужчине - с моей стороны непростительная ошибка. Смертельный удар (на лорде Баскервиле, правда, не было ни единой царапины, но ведь как-то его убили!) вполне могла нанести и женская рука. Скажу больше - сидя за столом и вглядываясь в своих сотрапезников, я поняла, что более подозрительной компании в жизни не встречала.
      Судите сами.
      Леди Баскервиль. В том, что очаровательная вдовушка способна на убийство, у меня сомнений не было. Другой вопрос - зачем ей понадобилось убивать мужа? Ответа я не знала, но, приложив минимум усилий, наверняка вычислила бы не только загадочный мотив; но и причины нападения на Эмерсона.
      На очереди стоял мистер Вандергельт. Несмотря на подкупающие обходительность и дружелюбие американца, я ну никак не могла вычеркнуть его из списка подозреваемых. Кто из нас не ужасался беспощадности американских миллионеров, готовых по трупам шагать к вершине власти? Лавры покойного сэра Генри явно не давали Вандергельту покоя. Помните его откровенное признание, что он "умыкнул бы гробницу, не моргнув глазом"? Подумаешь, какая-то гробница! Это не повод для убийства, скажете вы - и ошибетесь, читатель! Уж поверьте человеку, который страсти археологического мира знает не понаслышке.
      Итак, перехожу к самой колоритной особе. Мадам Беренжери старательно запихивала в рот приличный кусок отбивной и вдруг застыла, точно прочитав мои мысли. Бесцветные глазки вонзились в меня с нескрываемой ненавистью. Способна ли она на убийство? Вопрос отпал сам собой. Мадам безумна, а от безумицы можно ждать чего угодно. Померещился ей, скажем, в лорде Баскервиле очередной давным-давно оплаканный любовник, она и повисла на нем. А потом убила - за то, что этот достойный джентльмен, как любой нормальный человек, отверг ее прелести. Чем не версия?
      Мадам Беренжери со звериной жадностью снова вгрызлась в свою отбивную, а я переключилась на дочь. Мисс Мэри, склонив головку набок, внимала вкрадчивому мистеру О'Коннеллу и улыбалась. Но то была печальная улыбка. Во взгляде девушки таилась грусть, под чудными глазами залегли тени. Мой список стал короче на одно имя. Если эта прелестная крошка до сих пор не стерла с лица земли свою мамашу, значит, насилие вообще не в ее характере.
      Ну вот добрались и до настырного ирландца. Мистер О'Коннелл, ясное дело, в список вошел. Он был в приятельских отношениях со всеми тремя дамами, что само по себе выглядело подозрительно и говорило об изворотливости и двуличии. Завоевать симпатии Мэри - задача не из сложных: несчастное дитя откликнулось бы на любое ласковое слово. С матерью дело обстояло гораздо сложнее. Но О'Коннелл, продувная бестия, чтобы почаще бывать в обществе Мэри, умудрился окрутить и мадам Беренжери, причем не побрезговал даже лживыми комплиментами. (А какими же еще? Да нормальному человеку не то что восхищаться этой дамой - терпеть ее рядом не под силу!) Тот же хитрый маневр наверняка обеспечил ему и благосклонность леди Баскервиль. "Наш корреспондент в Луксоре" разливался соловьем, описывая безутешную вдовушку, она и купилась на откровенную лесть. Словом, мистер О'Коннелл доверия не вызывал.
      Я вкратце обрисовала всех, кто присутствовал на званом ужине, но далеко не всех подозреваемых. Первым номером в моем реестре значился бог весть где пропадающий Армадейл, но ведь и у Карла фон Борка, и у Милвертона тоже могли быть мотивы, мне пока неведомые. Пока. Стоило немного пораскинуть мозгами, кое-что разнюхать - и разгадка, вне всяких сомнений, была бы у меня в руках.
      В таких вот увлекательных раздумьях ужин потихоньку и прошел. Мадам Беренжери уплела все, до чего сумела дотянуться, и теперь к колючему блеску кругленьких глазок добавился маслянистый глянец отвислых щек, подбородка и толстых губ. Так, должно быть, выглядела древнеегипетская знать после пира, только сановные физиономии лоснились от растопленного жира, стекающего с париков. Мадам не забывала сдабривать обильную трапезу вином и влила в себя немалое количество. Когда все поднялись из-за стола, она ухватилась за плечо дочери и повисла на нем всей своей необъятной тушей. У бедной девушки подкосились колени. О'Коннелл поспешил ей на помощь - точнее, попытался, но неудачно. Мадам решительно оттолкнула его руку.
      - Мэри поможет, - пробубнила она. - Доченька моя дорогая... Мамочке нужно помочь... Хорошая дочь никогда не бросит свою маму...
      Мэри посерела. С трудом удерживаясь на ногах, сдавленно шепнула ирландцу:
      - Не могли бы вы вызвать экипаж, мистер О'Коннелл? Нам пора. Мама, тебе нехорошо, поедем домой.
      - Х-хорошо... Лучш-ше некуда! Буду кофе. Х-хочу сказать про Аменх-хотепа... Я звала его Велик... ик... колепным. Помнишь с-свою звез-з-з-дочку, Амен?
      Она оттолкнулась от дочери и рухнула на моего мужа.
      Ха! Два раза одним и тем же трюком Эмерсона еще никто не заставал врасплох. Если при встрече он от неожиданности и остолбенел, то сейчас отреагировал моментально. А когда Эмерсон действует, никакие правила приличия ему не помеха. Железные пальцы вмиг стиснули запястья мадам, и Эмерсон поволок ее к двери, на ходу сотрясая холл отеля трубным гласом:
      - Подать сюда экипаж! Коляску мадам Беренжери!
      Явившийся как из-под земли портье подхватил мадам под руку. Мэри шагнула было следом, но ее остановил О'Коннелл:
      - Прошу вас, побудьте с нами еще. Я даже не успел сказать вам...
      - Не могу, мистер О'Коннелл, никак не могу. Доброй ночи, дамы и господа. Леди Баскервиль, огромное спасибо за ужин и... простите, пожалуйста...
      Тоненькая, изящная даже в своем жалком наряде, мисс Мэри, понурив головку, засеменила к выходу.
      На лице мистера О'Коннелла были написаны безграничная тоска и искренняя тревога. Даже ирландские веснушки, казалось, потускнели. В моей душе шевельнулось материнское чувство к расстроенному юноше, а он вдруг тряхнул рыжей копной и...
      - Ну так как насчет интервью, миссис Эмерсон? Читатели "Йелл" горят желанием узнать ваше мнение по поводу ситуации в Луксоре!
      Вот тебе и раз, как сказал бы Вандергельт. Я не верила своим глазам. С мистером О'Коннеллом произошла чудовищная метаморфоза. Злорадство так и сыпалось искрами из глаз, хищно стиснутый рот изогнулся полумесяцем. Свой репортерский лик (это мое определение, читатель) мистер О'Коннелл наверняка позаимствовал у коварных гномов и эльфов, заполонивших, по преданиям, его родной Изумрудный Остров.
      Налюбовавшись ехидным обличьем ирландца, я с достоинством отвернулась. Иного ответа, согласитесь, наглость и не заслуживает. Счастье еще, что Эмерсон не слышал вопроса! К этому времени мой муж уже отделался от мадам Беренжери, вернулся в холл и, нависнув над креслом леди Баскервиль, докладывал ей наш завтрашний график:
      - ...так что отправляемся на рассвете. А значит... - он поднял на меня глаза, - нам пора. Верно, Амелия?
      Я не возражала. Но вслед за мной, как ни странно, поднялась и леди Баскервиль.
      - Вещи собраны, все готово. Сделайте одолжение, Рэдклифф, позовите портье. - Должно быть, у меня вытянулось лицо, потому что леди сладким голоском проворковала: - Вы удивлены, миссис Эмерсон? Разве я не говорила о своих планах? С вашим приездом можно не опасаться сплетен, и я буду счастлива вернуться в Баскервиль-холл, освященный памятью дорогого Генри!
      Уверяю вас, читатель, ответ мой был в высшей степени хладнокровен и учтив.
      II
      Я опасалась, что присутствие леди Баскервиль в соседней спальне будет стеснять Эмерсона. Так оно и вышло. Поначалу. Скосив глаза на дверь, которую я предусмотрительно закрыла на все запоры, он раздраженно буркнул:
      - Проклятье! Бред какой-то, Амелия! Лишнее слово не скажешь - вдруг кто услышит?
      Не знаю, как в словах, а в действиях он себя перестал ограничивать уже через несколько минут, чему я, как вы понимаете, была только рада.
      Уютно пристроившись в объятиях мужа, я уже готова была окунуться в сон, но... Отдохнуть той ночью нам было не суждено. Только я прикрыла глаза и задремала, как весь дом заходил ходуном от дикого вопля. Я подпрыгнула на постели в страхе, что обвалятся стены.
      Мне вообще свойственно, скажу без лишней скромности, замечательное качество - ни сон, ни самое глубокое раздумье не выбивают меня из колеи. Очнувшись, я не хлопаю глазами и не озираюсь, как делает спросонья большинство, а немедленно перехожу к действиям. И эта ночь не стала исключением. Я ринулась было к двери, но, на беду, совершенно выпустила из виду спальные принадлежности, без которых не обходится ни одна кровать на Востоке. Иными словами, с ходу запуталась в пологе от москитов. Принялась, конечно, выворачиваться, но в результате только обмоталась сеткой с головы до ног. А вой не умолкал! Скорее усиливался, перекрывая доносившиеся изо всех концов дома суматошные крики и топот ног.
      - Да помоги же мне, Эмерсон! - не выдержала я. - Видишь, запуталась! Что ты валяешься?
      - Поваляешься тут, - донесся едва слышный стон. - Ты же мне коленом в живот заехала. Еле отдышался.
      - Ну так отдышался же?! Теперь давай, распутывай. Меньше слов, больше дела.
      Приказу Эмерсон подчинился, но комментарии, выданные им в мой адрес, боюсь, не для ваших ушей, любезный читатель. Справившись с сеткой, супруг рванул к двери, но тут уж завопила я:
      - Эмерсон, брюки! Пижаму... что-нибудь!
      - Черт! - Он сдернул первое, что попалось под руку, и с ревом швырнул в меня. Под руку - я бы даже уточнила, под горячую руку - ему попался мой любимый пеньюар тончайшего шелка с кружевными оборочками.
      К тому моменту, когда Эмерсон наконец натянул штаны, вкривь застегнул рубаху и выскочил во двор, опередив меня на полшага, дикие вопли прекратились. Но суматоха не улеглась. Все до единого члены экспедиции столпились вокруг щупленького смуглого человечка; тот сидел на земле, схватившись обеими руками за голову, монотонно раскачивался взад-вперед и подвывал. В египтянине мы узнали Хасана, ночного сторожа из обслуги, нанятой еще лордом Баскервилем.
      - В чем дело? - накинулась я на Карла.
      Он стоял рядом скрестив на груди руки, в полном облачении, даже усы волосок к волоску. Флегматичный немец первым делом отвесил поклон.
      - Этому олуху явилось привидение. Прошу прощения, мадам... но иначе его не назовешь. Вы же знаете, как суеверны египтяне, а после смерти...
      - Ну и чушь! - разочарованно воскликнула я. Рухнули мои надежды на встречу с убийцей лорда Баскервиля. Признаться, я втайне рассчитывала, что эту таинственную личность потянет на место преступления.
      Эмерсон бесцеремонно схватил Хасана за шею, оторвал от земли и как заорет:
      - Хватит! Мужчина ты или мальчишка сопливый? А ну отвечай - кому это удалось напугать нашего доблестного сторожа до истерики, а-а-а?!
      Методы Эмерсона малоприятны, зато в большинстве случаев весьма действенны. Хасан всхлипнул еще разок, затих и даже нашел в себе силы подрыгать ногами. Эмерсон медленно опустил тщедушное тело, убедился, что грязные босые ступни нашли прочную опору на утоптанной площадке, и слегка ослабил хватку.
      - О мой господин. Отец Проклятий, - заскулил Хасан. - Защитишь ли ты своего верного слугу?
      - А как же! Выкладывай, мы слушаем.
      - Я видел ифрита...* - Хасан в ужасе закатил глаза, да так, что на месте зрачков остались только голубоватые белки. - Мне явился злой дух с лицом женщины и сердцем мужчины.
      - Армадейл! - вырвалось у Милвертона. Фотограф стоял бок о бок с леди Баскервиль; белая как смерть вдова цеплялась за его рукав, но я бы не сказала наверняка, кто из них кого поддерживал, - бледностью Милвертон не уступал мадам.
      * В мусульманской мифологии демоны зла.
      Хасан исступленно закивал. Во всяком случае, попытался, что не так-то просто, когда тебя держат за горло.
      - Отец Проклятий задушит бедного Хасана...
      - Ах да. Прошу прощения. - Эмерсон неохотно разжал пальцы.
      Ночной страж демонстративно потер шею, стрельнул глазами по сторонам. Приступ страха прошел, и тщеславный, как все египтяне, Хасан с наслаждением купался в лучах славы. Оно и понятно. Бедняга не часто оказывался в центре внимания.
      - Я честно выполнял свою работу, о господин! Обошел дом и в лунном свете увидел... его! То был дух человека с лицом...
      - Понятно, - отрубил Эмерсон. - И что он делал, этот твой дух?
      - Он крался в темноте как змея, как скорпион, как злобный джинн! Одежда белая, длинная... как саван... белое лицо... горящие глаза и...
      - Прекрати! - зарычал мой муж.
      Хасан повиновался, но напоследок для вящей убедительности еще раз закатил глаза.
      - Нашему суеверному сторожу приснился плохой сон, только и всего, прозвучал вердикт Эмерсона. - Возвращайтесь к себе, леди Баскервиль. Я прослежу, чтобы он...
      Большинство египтян для собственного удобства притворяются, будто ни слова не понимают по-английски. Как бы не так! Хасан, до того упорно лепетавший на арабском, на замечание моего мужа отозвался моментально.
      - Не-ет! - взвыл он. - Не сон, клянусь! Хасан не спал! Я слышал вой шакалов в горах, я видел, как сухие травинки ломались под ногами этого духа! Он подошел к окну... О-о... Отец Проклятий! Он подошел к тому окну!
      Смуглая рука вытянулась в сторону того крыла дома, где были расположены все спальни.
      Карл скрипнул зубами. Лицо леди Баскервиль приобрело землисто-серый оттенок. Но вот кто нас всех удивил, так это Милвертон. Он тихо вздохнул, покачнулся, медленно опустился на колени... И рухнул наземь в глубоком обмороке.
      - Это ровным счетом ничего не значит! - заявила я часа два спустя, когда мы с Эмерсоном наконец вернулись в спальню. - Парень еще не оправился от лихорадки, а тут такое потрясение!
      Эмерсон, взгромоздившись на кресло, пытался как-то пристроить полог. От услуг лакея, сколько я ни уговаривала, он отказался.
      - Твоя логика непостижима, Амелия. Я был уверен, что обморок Милвертона послужит для тебя доказательством его вины.
      - Глупости. Убийца - Армадейл, в этом нет сомнений. Теперь мы точно знаем, что он жив и прячется где-то поблизости.
      - Ничего подобного мы не знаем. С тем же успехом Хасан распишет нам призраков всех Рамзесов от Первого до Двенадцатого. Выбрось эту чушь из головы и марш в постель!
      Эмерсон спрыгнул с кресла. Удивлению моему не было предела. Полог висел на месте, как будто я и не барахталась в нем пойманной рыбой! Впрочем, Эмерсон регулярно являет таланты, о которых никто и не подозревал.
      Глава шестая
      I
      Несмотря на бурную ночь, поднялись мы, как и планировали, до рассвета. Начало дня в Египте - незабываемое зрелище, читатель! Воздух, как легкое вино, освежающ и ароматен. Оранжевый круг солнца величаво выплывает из-за гор, и зубцы вершин, приветствуя утреннее светило, вспыхивают то нежно-розовыми, то золотистыми, то алыми бликами. В слепящей синеве неба заливаются жаворонки, и все вокруг кажется умытым, обновленным, девственно-чистым. (Весьма обманчивое впечатление, между прочим. Чистоплотность - не самая, мягко говоря, характерная черта жителей Верхнего Египта.)
      С первыми лучами солнца мы верхом отправились в путь: через ячменные поля и виноградники к проходу между холмами. Для начала работы нужно было доставить в гробницу кое-какое оборудование, поэтому из двух дорог пришлось выбрать ту, что подлиннее, но и поудобнее. Следом за нами шагала разношерстная компания рабочих из Азийеха. Настроение у всех было прекрасное. Я гордо восседала на осле, ощущая себя генералом небольшой, но сплоченной армии. Когда переполняющий меня восторг потребовал немедленного выхода, я повернулась в седле, вскинула руки и издала ликующее "Ур-ра-а!". В ответ мои воины разразились аплодисментами, а супруг - неодобрительным бурчанием:
      - Нечего дурочку валять!
      По дороге навстречу нам двигался обычный для этих мест утренний поток женщины в длинных бурых балахонах с голыми младенцами на руках; едва видные из-под огромных вязанок хвороста ослики; надменные погонщики на надменных верблюдах; вереницы угрюмых крестьян с мотыгами.
      Гигант Абдулла, возглавлявший отряд рабочих, звучным баритоном затянул песню. Остальные подхватили, весело, но слегка вызывающе. Крестьяне что-то забормотали, подталкивая друг друга локтями. Ни один из зрителей не позволил себе враждебного жеста или слова, и все-таки я была рада, когда поля остались позади и наша процессия двинулась по проходу меж каменных стен.
      В конце пути нас ждал сюрприз. Еще из каньона, подняв взгляд на гробницу, я увидела собравшуюся на площадке толпу. Особо выделялся человек невероятного роста и не менее высокого ранга, если судить по роскошной фарагийе - наряду, доступному лишь людям с положением. Он и стоял отдельно, скрестив руки на груди и высокомерно задрав смоляную курчавую бороду; народ попроще топтался на почтительном расстоянии. Зеленый тюрбан мог принадлежать только прямому потомку Магомета, а суровый лик и пронзительный взгляд глубоко посаженных глаз выдавал властную личность.
      - Местный имам, - пояснил Карл. - Вы должны знать, профессор, что он был очень недружелюбен...
      - Не нужно, - оборвал летописца Эмерсон. - Молчите и не путайтесь под ногами.
      Он спешился, пересек площадку и остановился напротив имама. Несколько секунд длилось безмолвное противоборство взглядов. Признаюсь, редко мне доводилось видеть двух таких эффектных мужчин. Оба, казалось, переступили границы индивидуальности и превратились в символы противоположных миров отжившего свое и устремленного вперед.
      Однако я что-то отвлеклась.
      Имам медленно, торжественно поднял руку. Плотно сжатые губы в обрамлении черных завитков приоткрылись.
      Но тут инициативу перехватил Эмерсон.
      - Сабахкум билкхейр, святейший, - прогрохотал он. - Ты пришел благословить нашу работу? Мархаба - добро пожаловать!
      Эмерсон утверждает, что все религиозные вожди в душе лицедеи. Насчет всех - не знаю, но этот имам и впрямь оказался артистом высокого класса. Вознесенный по воле Эмерсона на сцену, он притушил яростный блеск глаз и без запинки, с достоинством ответил:
      - Не благословить пришел я, но предупредить. Осмелишься ли ты навлечь на себя гнев и проклятие Всевышнего? Осмелишься ли осквернить жилища усопших?
      - Я здесь, чтобы спасти усопших, - раздался спокойный голос Эмерсона. Сотни лет жители Гурнеха грабили склепы и усеивали здешние пески многострадальными останками великих правителей Египта. Что же касается проклятия - мне не страшны ифриты, демоны и прочая нечисть, потому что Господь, единый для наших с тобой народов, обещал всем защиту от сил зла! Да благословит он эту гробницу и наш труд! Аллах акбар! Ла плаха илла лах! Сорвав с головы шляпу, Эмерсон повернулся в сторону Мекки и приложил руки к лицу, как и предписывает религия Магомета.
      Ей-богу, я едва удержалась от восхищенного "браво"! Толпа загудела изумленно и одобрительно. Благочестивую позу Эмерсон выдержал ровно столько, сколько нужно, чем и подтвердил свое актерское искусство. Затем нахлобучил шляпу на место и, коротко бросив потерявшему дар речи противнику:
      - Прошу простить, святейший, мне пора браться за работу, - деловито зашагал ко входу в гробницу.
      Поражение имам принял с бесстрастным величием, как и положено человеку его ранга. Молча развернулся и понес себя прочь (иначе не скажешь, читатель!), не удостоив взглядом свою немногочисленную свиту. Большинство зрителей остались на площадке - полагаю, в тайной надежде воочию увидеть громы и молнии, которые обрушатся на головы осквернителей могил.
      Я двинулась было вслед за мужем, как вдруг в поредевшей толпе обнаружила знакомую личность.
      Неудивительно, что эта самая личность до сих пор сохраняла инкогнито, огненно-рыжая шевелюра спряталась под объемистым кепи, а козырек размером с сервировочный столик прикрывал половину веснушек. Мистер О'Коннелл резво строчил в репортерском блокноте. Почувствовав мой взгляд, он оторвался от своего занятия и галантно приподнял нелепый головной убор.
      - С добрым утречком вас, миссис Эмерсон! Как настроение? Ночка выдалась не из самых спокойных.
      - А вы откуда знаете? И вообще - какого... Я хотела сказать - что вы здесь делаете?!
      - То есть? Открытие гробницы - событие для общественности немаловажное. Вашему мужу обеспечено место на первой полосе. О! Что за актер!
      На мой первый вопрос мистер Проныра не ответил. Впрочем, и так ясно, что у него есть откуда черпать сведения о жизни в Баскервиль-холле. Кто же станет открывать свой источник информации? Ну а насчет гробницы О'Коннелл, к сожалению, попал в точку. Одно дело - не пускать его внутрь, уж об этом мы бы позаботились. Но он имел полное право торчать на площадке хоть до скончания века. Пока я испепеляла репортера взглядом, лихорадочно выискивая подходящий ответ, нахальный ирландец невесть откуда извлек складной стул, раскрыл, уселся, пристроил поудобнее блокнот с карандашом и выжидающе воззрился на меня.
      Вот когда я прониклась сочувствием к имаму! Меня точно так же оставили с носом. Зато хоть было с кого брать пример. Словом, развернулась я молча и унесла свою особу прочь. Клянусь, сам святейший не смог бы сыграть эту сцену с большим достоинством и величием.
      Эмерсон уже открыл решетку и о чем-то расспрашивал охранников. Место не внушающего доверия Хабиба с приятелем заняли двое незнакомых мне людей. А Эмерсон, между прочим, ни словом не обмолвился о том, что сменил стражу. Возмутительно!
      - У нас новые сторожа? - невинно поинтересовалась я.
      - За кого ты меня принимаешь? Я что, похож на идиота? Это же элементарная предосторожность. И боюсь, недостаточная. После расчистки завала нам тоже придется ночами дежурить здесь по очереди. Когда мадам Авиценна соблаговолит сменить Милвертону постельный режим на рабочий, нас будет трое.
      - Четверо! - заявила "мадам Авиценна", воинственно стискивая рукоять зонта.
      Поначалу в наших войсках не обошлось без брожения. Рабочие не слишком обрадовались, узнав, что им придется таскать корзины с мусором. Как правило, для этой цели нанимали ребятишек из соседних деревень, но Эмерсон твердо решил к гурнехцам за помощью не обращаться. Убедятся, что мстительный фараон сменил гнев на милость, - сами придут. Хорошо бы. Блуждающие по округе призраки могли превратить наши радужные надежды в пыль. Отловить бы этого невидимку Армадейла...
      Эмерсон не стал тратить время и силы на увещевания, и правильно сделал. Как только они с Карлом самолично приступили к расчистке завала, все жалобы и недовольное нытье стихли. А когда я подняла первую корзину и потащила ее к выходу, Абдулла в ужасе бросился на помощь.
      - Да ты что, Абдулла?! Забыл, как я работаю? Мусор - это пустяки. Мне еще и не так доставалось, сам знаешь.
      Гигант улыбнулся.
      - Может, Абдулла кое-что и забыл, зато помнит нрав Ситт-Хаким. Абдулла не такой смелый, чтобы встать на пути Ситт-Хаким.
      - А такой смельчак еще и не родился!
      Удивительный все же народ эти египтяне. Как тонко они умеют польстить! Хотя в данном случае Абдулла всего лишь сообщил бесспорный факт.
      Однако корзина не на шутку оттягивала руки... Поскольку именно мне выпала честь мусорщика-первопроходца, я обратилась к начальнику экспедиции:
      - Куда выносить, Эмерсон?
      Он задумался, привычно уткнув палец в ямочку на подбородке.
      - Туда! - Теперь палец указывал на пятачок сбоку от входа в гробницу Рамзеса Шестого. - Ничего заслуживающего интереса там точно нет.
      Я моталась со своей корзиной взад-вперед под прицелом немигающего взгляда О'Коннелла, и вначале мне даже было слегка не по себе. А вам бы каково было на моем месте, читатель? Он же не просто глазел, этот репортеришка! Он сочинял красочное описание "мадам Эмерсон за работой" на радость всем любителям скандальной хроники.
      Правда, от смущения я избавилась довольно быстро. Не до того было. Куча мусора росла невыносимо медленно, а корзины поднимали с такой частотой, что даже одним глазком заглянуть в пещеру я не успевала. Дьявольское разочарование, как сказал бы Эмерсон.
      Вспоминая детей, которые не ходили, а летали с этими проклятущими корзинами, смеясь и перебрасываясь шутками, я прониклась уважением к маленьким носильщикам. Уму непостижимо - как им удавалось еще и веселиться на такой каторжной работе? У меня по лицу и спине текли струи пота, поясницу ломило, и стреляло в самых неожиданных местах.
      Ближе к полудню туристов набежало столько, что одного забора, возведенного еще при лорде Баскервиле, оказалось недостаточно. Пришлось ограничить веревками дорожку, ведущую к мусорной куче. Самые рьяные зеваки все равно лезли напролом, я то и дело на кого-нибудь налетала, без всяких церемоний отпихивала и плелась с корзиной к цели.
      Натолкнувшись на очередную помеху в неуместно элегантном сером наряде, я поступила с ней точно так же - двинула локтем, чтоб не путалась под ногами. Серая фигура заверещала, ей вторил встревоженный баритон. Я остановилась, рукавом смахнула заливающий глаза пот... и узнала леди Баскервиль. От такого удара мадам должна была сложиться посередине, да корсет спас. На пару с мистером Вандергельтом. Американец бережно поддерживал безутешную вдовушку. Сама же леди Баскервиль сверлила меня яростным взглядом из-под полей шляпки, которая моими усилиями съехала ей чуть ли не на нос.
      - Доброе утро, миссис Эмерсон, - первым опомнился Вандергельт. - Шляпу снять не могу, простите великодушно.
      - Пустяки! Доброе утро, леди Баскервиль. Извините, не заметила вас. Извините еще раз, я вас на минутку оставлю, выброшу мусор.
      К моему возвращению леди Баскервиль успела перевести дух, вернуть на положенное место шляпку и нервы. А вид растрепанной, взмыленной и чумазой особы окончательно привел мадам в чувство. Ее лучезарная улыбка, по-видимому, задумывалась как знак сострадания.
      - Миссис Эмерсон, дорогая! Вот уж никак не ожидала, что вы будете трудиться наравне с мужчинами!
      - Выхода нет, - отрезала я. - Людей маловато. - Потом осмотрела ее с головы до пят, дождалась, пока лицо мадам не пошло красными пятнами, и добавила: - Надеюсь, мистер Милвертон идет на поправку?
      - Вам лучше знать. Вы ведь, говорят, перед выходом его осматривали. Леди Баскервиль засеменила рядом со мной, поскольку я и не подумала откладывать работу. Еще чего! Поздоровались - и хватит.
      - Осматривала. И велела не вставать с постели. Он пока...
      В следующую секунду я выронила корзину и помчалась к гробнице - на крик, от которого, казалось, вздрогнули окрестные горы. Оценив важность момента, толпа зрителей тоже хлынула ко входу. Мне пришлось вовсю работать кулаками, локтями и коленками, чтобы добраться наконец до лестницы. Думаю, только благодаря репутации "неистового Эмерсона" никто из зевак не скатился вслед за мной.
      Сначала я не увидела ровным счетом ничего, достойного столь оглушительного вопля. Но когда глаза привыкли к полумраку, сама чуть не запрыгала от радости. Расчищенная на несколько футов поверхность стены явила нашим взорам древний рисунок - фигуру мужчины с воздетой в угрожающем жесте рукой. Столетия не притушили яркости красок. Портрет сиял насыщенными цветами, как в тот день, когда их нанес неведомый художник. Затаив дыхание, я любовалась смуглым глянцем тела, коралловыми, зелеными и густо-синими переливами драгоценного ожерелья, золотым сиянием плюмажа, венчающего черноволосую голову.
      - Амон! - Это египетское божество я узнала сразу. - Какое чудо, Эмерсон!
      - Тончайшая работа. Не хуже, чем в гробнице Сети Первого, - кивнул мой муж. - Будем очищать потихоньку, чтобы не повредить рисунок.
      На нижней ступеньке лестницы возник Вандергельт.
      - Неужели вы собираетесь полностью расчистить завал, профессор? А почему бы просто не сделать ход, чтобы поскорей добраться до усыпальницы?
      - Да потому, что цель у меня другая, Вандергельт! Что я, по-вашему, газетную шумиху раздувать приехал? Или помочь ворам из Гурнеха быстренько разграбить могильник?
      - Сдаюсь, профессор! - Вандергельт с улыбкой вскинул руки. - Не просите меня задержаться, никак не могу! Нужно проводить леди Баскервиль домой.
      Мы же трудились еще много часов. К концу первого рабочего дня проход был расчищен на несколько ярдов, и теперь уже на обеих стенах заиграли краски божественных портретов. Процессию небожителей пополнили Осирис, Мут, Изис. Обнаружились и надписи. Карл их старательно скопировал, но, к величайшему сожалению, имени хозяина гробницы мы среди них так и не нашли.
      Проверив надежность запоров на решетке и на двери небольшого сарайчика с инструментами, мы двинулись в обратный путь. Темнота уже вытягивала перед нами длинные руки теней, но сзади последние лучи еще пронзали фиолетово-багровое небо.
      II
      Эмерсон, конечно, имеет право (и пользуется им без зазрения совести) критиковать никому не нужные излишества, однако я что-то не заметила, чтобы он отверг излишество в виде очаровательной ванной комнатки в бывших покоях лорда Баскервиля. Боже, какое это наслаждение - после целого дня в пыли и духоте ощутить на теле прохладу чистой воды!
      В гостиной нас ждал накрытый для чая стол. В распахнутые окна вливались вечерняя свежесть и благоухание жасмина.
      Мы пришли первыми, но только я успела занять свое место, как появились Карл с мистером Милвертоном, а следом и Вандергельт. Этот вынырнул из темноты лоджии и с фамильярностью друга семьи устремился прямиком к столу.
      - Приглашен хозяйкой, - уверил он, склоняясь к моей руке. - Впрочем, явился бы и без приглашения. Умираю от желания услышать новости с раскопок. Где же леди Баскервиль?
      А прекрасная вдовушка тут как тут, вплыла в гостиную облаком газа и кружев, со шлейфом аромата духов. После наилюбезнейших препирательств роль хозяйки за столом досталась мне. Я разлила чай, а Эмерсон снизошел наконец к просьбам вкратце обрисовать наши достижения.
      Начал он, благородная душа, с моего личного и далеко не малого вклада. Всю вторую половину дня я жарилась на солнце, перебирая выброшенный из прохода мусор. Редко кто из археологов утруждает себя этой никчемной, в сравнении с грандиозностью их цели, задачей. Но мой муж не таков. Эмерсон не успокоится, пока не проверит все до последнего камешка. В крайнем случае перепоручит грязную работу мне. Его рвение было вознаграждено, и я с понятной гордостью разложила на столе находки: горку черепков (ерундовые глиняные осколки), пригоршню мелких костей (останки грызунов) и медный нож.
      Леди Баскервиль изволила хохотнуть.
      - Бедная вы моя миссис Эмерсон! Сколько усилий - и все ради кучки хлама.
      Мистер Вандергельт глубокомысленно пригладил эспаньолку.
      - Не скажите, мэм, не скажите. Вид, конечно, непрезентабельный, но будь я проклят, если этот хлам не означает кое-что... довольно неприятное. Как по-вашему, профессор?
      Эмерсон угрюмо кивнул. Он терпеть не может, когда его великие догадки кто-то смеет предсказывать.
      - Соображаете, Вандергельт. Глиняные осколки когда-то были кувшином для ароматического масла. Боюсь, леди Баскервиль, что не мы первые нарушаем покой фараона.
      Мадам премило захлопала ресницами.
      - Н-не понимаю...
      - Но это же очевидно! - воскликнул Карл. - Кувшины с ароматическими маслами, еду, одежду, мебель - все, что могло понадобиться умершему в загробной жизни, оставляли в усыпальницах. Раскопки древних гробниц, а также сведения, почерпнутые из папирусов, говорят...
      - Отлично, отлично, - нетерпеливо прервал Эмерсон. - Карл хочет сказать, леди Баскервиль, что осколки кувшина могли оказаться в коридоре в одном-единственном случае: если вор уронил кувшин на пути из усыпальницы.
      - Или на пути в усыпальницу, - радостно возразил Милвертон. - Мои слуги, например, вечно бьют посуду.
      - Нет, - отрезал Эмерсон. - Перед тем как запечатать вход, коридор выметали начисто и только потом засыпали камнями. Я почти уверен, что в гробнице уже побывали. Судя по неравномерной плотности слоев мусора, в завале когда-то был проделан лаз.
      - Который потом вновь засыпали, - вставил Вандергельт, игриво погрозив Эмерсону пальцем. - Ох вы и хитрец, профессор! Хотите всех нас провести? Не выйдет. Если бы лаз проделали воры, они не стали бы его засыпать. И откуда на пустой гробнице печати, а?
      - Рэдклифф! Так есть надежда найти сокровища или нет?
      - Портреты на стенах коридора сами по себе уже бесценное сокровище. Но по сути... Вандергельт опять угадал. - Эмерсон стрельнул в американца злобным взглядом. - Есть шанс, что до самой усыпальницы воры так и не добрались.
      Леди Баскервиль восторженно заахала. Случайно глянув на Милвертона, я уловила на его лице плохо скрытую насмешку.
      - Чему вы улыбаетесь, мистер Милвертон?
      - Признаться, вся эта шумиха вокруг разбитого горшка приводит меня в недоумение, миссис Эмерсон.
      - Странные речи для археолога.
      - Но я ведь и не археолог, всего лишь фотограф... К тому же впервые в Египте. - Глаза его все время бегали, он никак не желал встречаться со мной взглядом. - Собственно, я... Вряд ли я принесу здесь пользу... Незадолго до смерти лорда Баскервиля я собирался поговорить с ним. А теперь, когда его нет с нами... Пожалуй, мне стоит вернуться...
      - Что?! - Леди Баскервиль, оказывается, прислушивалась к разговору. - О чем это вы, мистер Милвертон? Неужели надумали оставить нас? Не верю!
      Вероломный молодой, человек из бледного стал лиловым с зеленцой.
      - Я просто поделился с миссис Эмерсон... просто сказал, что пользы от меня никакой. Лихорадка...
      - Глупости! - возмутилась вдовушка. - Доктор Дюбуа вами доволен. С тех пор как вы переехали из отеля в Баскервиль-холл, вам стало гораздо лучше. Не смейте сбегать, мистер Милвертон.
      - Да уж, Милвертон, - добавил мой муж. - Людей и так не хватает.
      - Но у меня ведь нет никакого опыта...
      - Археолог вы, может быть, и никудышный, зато мужчина. А нам и нужны-то в основном люди для охраны гробницы. Однако и ваши профессиональные таланты, уверяю, без дела не останутся.
      Под острым взглядом Эмерсона бедный юноша заерзал, точно не вызубривший урок школьник. Сравнение более чем уместное. Милвертон выглядел воплощением идеала английского джентльмена. Честный взгляд, открытое лицо, простодушие которого если что и может замутить, так только смущение. Увы, внешность обманчива. Не знаю, как остальным, но мне поведение Милвертона показалось очень и очень подозрительным.
      От ответа подозрительную личность спас Карл, до сих пор не выпускавший из рук глиняных осколков в надежде отыскать хоть какую-нибудь надпись.
      - Прошу прощения, герр профессор... - Немец и за столом умудрился отвесить галантный поклон. - Повторить вопрос о художнике позволю себе я. Рисунки на стенах...
      - Да-да, конечно, - кивнул Эмерсон. - Без художника никак не обойтись.
      - Тем более что мы в осаде врагов, - встрял неугомонный Вандергельт. Местные воришки небось уже представляют, как расправятся со стенами, и облизываются!
      - Пусть сначала до них доберутся, - помрачнев, буркнул Эмерсон.
      - Вашей охране можно доверять, герр профессор. И все-таки...
      - Не нужно лишних слов. Пусть эта девочка попробует, я согласен.
      Милвертон, уйдя в тень, успокоился было, но тут вдруг так и подпрыгнул в кресле:
      - Кого вы имеете в виду? Неужели мисс Мэри?! Нет, Карл, не может быть, чтобы вы всерьез думали...
      - Но мисс Мэри - прекрасный художник.
      - Вне всяких сомнений. Однако рисковать ее жизнью вы не имеете никакого права!
      У Карла кровь прихлынула к лицу.
      - Рисковать? Was ist's? Was haben Sie gesagt? Niemals wurde ich...* Прошу прощения, забылся. Никогда не пришло бы в голову мне...
      - Ерунда! - Эмерсон, похоже, задался целью не дать бедняге договорить до конца хотя бы одно предложение. - Выкладывайте, Милвертон. О каком риске тут речь?
      * Что? О чем вы? Да я бы никогда~ (нем.)
      Милвертон встал из-за стола, выпрямился во весь рост. Несмотря на все те зловещие подозрения, что вызвал во мне этот юноша, я залюбовалась им против собственной воли. Бледный, с горящими синими глазами, сам не зная того, он в точности повторил предостерегающий жест Амона с настенной росписи в гробнице.
      - Слепцы! Опасность очевидна! Смерть лорда Баскервиля, исчезновение Армадейла, угрозы имама... Да неужели никто, кроме меня, не способен взглянуть в лицо правде? Что ж, пусть будет так! Пребывайте в своем заблуждении. Но я до конца исполню моральный долг гражданина великой Британии и джентльмена! Никогда я не покину мисс Мэри... вас, леди Баскервиль... вас, миссис Эмерсон...
      Юноша явно начал заговариваться. Я решительно отодвинула кресло и схватила оратора за руку.
      - Вы переволновались, мистер Милвертон. Думаю, вам все еще нехорошо. Легкий ужин и отдых - вот что вам сейчас нужно. Поправитесь - и все надуманные страхи исчезнут как сон.
      Во взгляде Милвертона застыла тревога, красивые губы страдальчески изогнулись - налицо были признаки близкой истерики.
      - Местный народ называет меня Ситт-Хаким, - поспешно добавила я, - что значит "госпожа доктор". Доверьтесь мне, как доверились бы собственной матери.
      - Вот это правильно, - поддержал Вандергельт. - Я бы на вашем месте послушался совета миссис Эмерсон, молодой человек. Ох и разумная дама!
      Под напором сильной личности (моей, разумеется) мистер Милвертон покорно кивнул и умолк.
      Но настроение за столом было испорчено. Карл весь вечер дулся, время от времени бросая яростные взгляды на Милвертона: немец никак не мог простить фотографу обвинений в свой адрес. Леди Баскервиль тоже что-то взгрустнула. После ужина, собираясь уходить, мистер Вандергельт умолял ее вернуться с ним в гостиницу. Вдовушка рассмеялась и покачала головой, однако на самом деле, уж поверьте моей проницательности, ей было совсем не до смеха.
      Вандергельт откланялся и уехал с запиской к мисс Мэри, остальных же еще ждал кофе. Обязанности хозяйки я передала леди Баскервиль, надеясь, что она отвлечется и потихоньку успокоится. Как же! Никто и не подумал мне посодействовать. Карл по-прежнему обиженно помалкивал, Эмерсон сидел с отрешенным видом (нашел тоже время медитировать!), ну а Милвертон нервно суетился. Так что предложение Эмерсона разойтись по спальням я встретила с величайшим облегчением.
      Через внутренний двор к жилому крылу мы прошли вместе с леди Баскервиль. Она все жалась к Эмерсону - неужели боялась остаться с кем-то из наших юных спорщиков наедине? Не уловила ли она в речи Милвертона какой-нибудь скрытой угрозы? А может, ее напугал внезапный приступ ярости Карла? Всегда такой хладнокровный, немец вдруг явил другую сторону характера. Возможно, леди Баскервиль поняла, что он способен и на поступок гораздо более жестокий?
      Милвертон, к счастью, тоже отправился к себе. Отдых ему был необходим, но не это главное. Задержись он в гостиной, без стычки с Карлом не обошлось бы. Сунув руки в карманы и опустив голову, юный джентльмен еще плелся по двору, когда мы остановились у своей двери и распрощались с леди Баскервиль. Она шагнула через порог спальни... дико взвизгнула... и вылетела спиной вперед.
      Я успела поймать в охапку содрогающееся от ужаса тело, а Эмерсон как лев прыгнул во мрак комнаты, на неведомого врага. Вдовушка, естественно, мои услуги отвергла, вывернулась и с лету повисла на шее у Милвертона - благо он подоспел очень кстати.
      - Помогите, Чарльз! - зарыдала она. - Спасите меня от... от...
      Хорошая пощечина вмиг привела бы дамочку в чувство, но мне не удалось сразу применить это средство на практике - леди Баскервиль зарылась лицом в плечо галантного фотографа. Пока я соображала, с какого боку к ней подступиться, из спальни понеслись совсем уж неуместные звуки. Мой муж хохотал.
      - Иди сюда, Амелия! - заливался он. - Ты только посмотри!
      Прежде всего я посмотрела на леди Баскервиль и Милвертона, убедилась, что оба относительно прочно держатся на ногах, и только затем откликнулась на зов Эмерсона.
      Апартаменты хозяйки дома, куда я до сих пор не заглядывала, почти не уступали в размерах спальне лорда Баскервиля, но обставлены были с чисто женским кокетством. На полу - мягкие как пух ковры; повсюду, куда ни кинь взгляд, - изящные вазочки тончайшего фарфора с цветочками. У самого окна роскошное трюмо с хрустальными светильниками по бокам. Вот на это произведение искусства и был направлен фонарь Эмерсона.
      На темной, до блеска отполированной поверхности трюмо, в окружении всевозможных баночек и флакончиков, откуда очаровательная вдова черпала свою неземную красоту, восседала крупная полосатая кошка. И позой, и горделивой осанкой возмутительница спокойствия поразительно напоминала статуэтки домашних любимиц древних египтян. Светло-коричневое создание так ловко устроилось среди зеркал, что комната казалась буквально напичканной котами. Я терпеть не могу истеричных дамочек, но такое зрелище, пожалуй, могло довести до слез не только леди Баскервиль. В свете фонаря кошачьи глаза пылали, точно озера расплавленного золота, их немигающий взгляд прожигал насквозь, и будь на моем месте кто-нибудь другой, уверена, он вылетел бы за порог вслед за хозяйкой. Я описала собственные впечатления, читатель; не думаю, что Эмерсон с ними согласился бы, - он от природы лишен тонкости восприятия.
      - Чудная кошечка. Интересно, чья она? - Эмерсон почесал красавицу за ушком.
      - Ба! - раздался от двери голос Милвертона. - Да это же кошка Армадейла! - Поддерживая леди Баскервиль за талию, он переступил порог.
      Дщерь Бастет, египетской богини-кошки, выгнулась под рукой Эмерсона, прикрыла глаза и замурлыкала, превратившись в самую обычную домашнюю питомицу. Та капля сочувствия, которую выжало мое сердобольное сердце, мигом испарилась. И с чего, спрашивается, леди Баскервиль устроила такой переполох? Кошка как кошка, да еще и знакомая!
      - Где же она пропадала столько времени? - продолжал Милвертон. - Я не видел ее со дня исчезновения Армадейла. Он ее подкармливал, вот его и называли хозяином Бастет, но, по сути, это обычная бродячая кошка. Мы ее все любили.
      - Еще чего! - фыркнула леди Баскервиль. - "Любили"! Мерзкое, противное животное! Вечно таскало мне на кровать дохлых мышей!
      - Коты тем и хороши, что ловят мышей, - возразила я. С каждой секундой Бастет нравилась мне все больше и больше. Вообще-то я не любительница кошачьего племени. Держать собак - это я понимаю, это по-английски. Зато кошки, как выяснилось, отлично разбираются в характерах людей и кому попало не доверятся...
      - Вот именно, - согласился Милвертон, усаживая леди в кресло. - Его светлость, помнится, говорил то же самое. Египтяне с древности держали котов, чтобы те уничтожали грызунов в доме. Так что Бастет, когда приносила мышей, оказывала вам особые знаки внимания, леди Баскервиль.
      - Ф-фу! - скорчила гримаску мадам, обмахиваясь платочком. - Будьте так добры, мистер Милвертон, вышвырните отсюда эту гадость и... умоляю, избавьте меня от ее знаков внимания! Где горничная?! - перешла она на крик. - Вечно ее не дозовешься! Бездельничает, вместо того чтобы...
      В проеме двери возникла сутулая фигурка египтянки.
      - Ну наконец-то! - раздраженно выпалила леди Баскервиль. - Что ты себе думаешь, Атия? Зачем впустила сюда это исчадие ада?
      Судя по ошарашенному виду бедной женщины, английский она почти не понимала. Зато отлично поняла, что хозяйка гневается, и принялась взахлеб бормотать по-арабски, то воздевая руки к небу, то вытягивая к окну, откуда, по ее словам, и появилась кошка. Леди Баскервиль продолжала отчитывать горничную на английском, та в ответ стенала на своем родном, пока Эмерсон не положил конец этому представлению.
      - Закройте шторы и ложитесь, леди Баскервиль, - сказал он, подхватив кошку на руки. - Спокойной ночи. Пойдем, Амелия. И вам пора отдыхать, мистер Милвертон. Ну и нелепица, - уловила я его последние слова.
      В спальне Эмерсон отпустил кошку, та немедленно запрыгнула на кровать и начала умываться. Я присела рядом, осторожно погладила. Бояться я, конечно, не боялась, но кто их знает, этих кошек... Едва моя рука коснулась гладкой шерстки, Бастет перевернулась на спину и заурчала.
      - Смотри-ка, - задумчиво протянул Эмерсон. - Такая поза у животных означает полное доверие. Она же совсем ручная. Удивительно, как ей удалось столько времени прожить без людей?
      - Эмерсон! Она прямо от Армадейла! - осенило меня. - А что, если и нас к нему приведет?
      - Дурацкий вопрос. Ты ровным счетом ничего не знаешь о повадках котов.
      В доказательство Бастет вдруг обхватила мою руку всеми четырьмя лапами и впилась зубами в ладонь. Я уставилась на коварное создание.
      - Прекрати сейчас же. Это что, еще один знак внимания? Мне он не по душе, так и знай.
      Мои воспитательные меры всегда приносят плоды. Бастет виновато лизнула ладонь, вытянулась до немыслимых размеров, точно резиновая, в несколько плавных прыжков добралась до окна - и исчезла в ночи.
      - Ничего себе. - На руке краснело два ряда ровных отметин. Хорошенький способ проявить симпатию. Но животное очень умное, сразу видно. Может, нам за ней пойти, как по-твоему?
      - Куда? И зачем, скажи на милость? Все кошки по ночам гуляют. Прошу тебя, Амелия, не развивай бурную деятельность. И без фантазий, ладно? Эмерсон принялся расстегивать рубашку. Странное дело, на этот раз пуговицы удержались на месте. - Оставь кошку в покое. Пусть себе занимается... чем ей положено заниматься ночью. Нам, кстати, не мешало бы взять с нее пример.
      Не мешало бы... но не удалось. Давно забытая усталость от целого дня раскопок пересилила, и мы оба уснули, едва забравшись в постель. Да так крепко, что ни один тревожный звук не нарушил наш каменный сон.
      А между тем именно в эту ночь, незадолго до рассвета, сторож Хасан встретил злодейку с косой... и отправился в лучший из миров.
      III
      У нас не было ни малейшего шанса замять очередное свидетельство фараонова проклятия. Тело злосчастного Хасана нашел его приятель из домашней обслуги и поднял такой вой, что, пожалуй, и Хасан на небесах содрогнулся. Эмерсон без церемоний выскочил в окно и первым оказался на месте происшествия. Но и я не задержалась, так что спину улепетывающего во все лопатки плакальщика мы увидели вместе. Эмерсон даже не стал окликать беглеца (тот все равно не вернулся бы даже под дулом пистолета), а сразу же опустился на корточки и осторожно перевернул щуплое тело в грязно-серых лохмотьях.
      В широко распахнутых мертвых глазах навеки застыло обвинение. Пусть Хасан при жизни и не вызывал у меня особенно теплых чувств, но такой смерти бедолага не заслужил! Я поклялась, что убийца не уйдет от возмездия.
      Клятву я дала перед лицом Всевышнего и мужа. Второй этого благородного порыва не оценил.
      - Ну вот, пожалуйста, - не поднимая головы, язвительно процедил Эмерсон. - Опять твои преждевременные умозаключения, Пибоди. С чего ты, спрашивается, взяла, что Хасана убили?
      - Ас чего ты взял, что он умер своей смертью?
      - Понятия не имею, как он умер, но и выводов, черт побери, не делаю! Поднявшись с корточек, Эмерсон рассеянно прихлопнул комара. - У него на затылке шишка, так от этого не умирают. А больше ни царапины. Откуда же тогда столько мух?.. Проклятье! Теперь опоздаем на работу...
      Жизнь в Египте течет медленно, смерть бедняка - явление обыденное. В любом другом случае представителей закона можно было бы дождаться только к вечеру. Но наша экспедиция была на особом счету. Пожелай я убедиться в той жгучей привязанности, которую к нам испытывал абсолютно весь Луксор, лучшего доказательства не нашла бы. Полиция появилась через каких-нибудь три часа!
      К этому времени Эмерсон был уже в гробнице. Я убедительно доказала, что нам обоим упускать драгоценные рабочие часы бессмысленно, и он согласился с моими доводами. Правда, уж слишком легко. Боюсь, у него просто-напросто руки чесались вернуться к раскопкам. Пусть так. Значит, мы квиты. Я, в свою очередь, тоже не раскрыла ему все карты. Но вам признаюсь, любезный читатель. У меня была еще одна причина побыстрее выпроводить Эмерсона из дома: Баскервиль-холл вот-вот должен был превратиться в Мекку для прессы. Перед наплывом журналистов я была бессильна, но и раздувать мехи скандала тоже не собиралась. Хватит с них одной сенсации, обойдутся и без пикантного десерта в виде моего мужа!
      Бедняга Хасан навсегда покинул Баскервиль-холл, только прежде я едва не сорвала голос в споре с констеблем. Тот предлагал отправить покойного к родным, я же настаивала на вскрытии. Разумеется, моя взяла, но видели бы вы эту сцену! Все вокруг качали головами как китайские мандарины, цокали языками и недоуменно переглядывались - зачем, мол, тратить силы и время? И так ясно: Хасана убил ифрит, дух фараона из гробницы.
      Глава седьмая
      I
      Как ни хотелось мне мчать со всех ног в Долину Царей, пришлось все же задержаться и нанести хозяйке визит вежливости. Леди Баскервиль пребывала в постели, горничная - у ее ног. Очаровательная вдова за ночь слегка подрастеряла очарование. Под глазами синяки, щеки ввалились, мертвенная бледность разлита по лицу - словом, печальное зрелище. Выслушав стенания "ах, как мне плохо, ох, как мне дурно", я великодушно решила, что мадам если и лукавит, то совсем чуть-чуть.
      - Когда же закончится этот ужас? - ломая руки, всхлипнула леди Баскервиль.
      - Понятия не имею! Я собралась в Долину. Моя помощь вам понадобится?
      - Нет. Нет. Я попытаюсь уснуть. Меня мучили кошмары...
      Я быстренько ретировалась. Кошмары прелестной вдовушки остались при ней.
      Переодеться и захватить кое-что необходимое было делом нескольких минут, и вскоре я уже с наслаждением вдыхала свежий воздух гор.
      Однако ситуация не располагала к тихой радости и любованию египетскими красотами. Зловещие мысли преследовали меня всю дорогу к Долине Царей. Весть о смерти Хасана наверняка уже успела разлететься по всей округе, и кто знает, чем отозвалось это несчастье. Даже наши рабочие, при всей их преданности и вере в Эмерсона, могли наотрез отказаться входить в проклятую гробницу. А Эмерсон не из тех, кто будет благоразумно стоять в сторонке, когда игнорируют его приказы! Он полезет на рожон... рабочие взбунтуются... нападут на него... Воображение разыгралось не на шутку. Перед глазами мелькали картины одна страшнее другой. Мой муж лежит бездыханный, весь в крови; темные капли расплываются и густеют в пыли; рабочие забрасывают тело камнями и кидаются врассыпную...
      Последние сотни ярдов я уже летела сломя голову.
      С первого взгляда стало ясно, что трагедии не произошло. Однако о гибели Хасана знали все поголовно - и это тоже стало ясно с первого же взгляда. По сравнению с предыдущим днем толпа зрителей выросла как минимум в десять раз. Наши рабочие спешно укрепляли забор вокруг входа. Они нас не предали! Не стыжусь признаться в минутной слабости: глаза мои увлажнились.
      Решительно смахнув слезу, я двинулась к площадке и, орудуя зонтом, в считанные секунды пробила путь сквозь толпу. У входа в гробницу столкнулась с одним из рабочих, выносившим корзину мусора, поздоровалась, но в ответ услышала лишь невнятное бормотание. Чудовищные подозрения нахлынули с новой силой, но запаниковать я, к счастью, не успела. Из черного провала понеслась небесная для моих ушей музыка - яростная арабская ругань Эмерсона.
      А следом, как ни удивительно, зазвенел негромкий девичий смех. Я сощурилась, вглядываясь в темноту. У нижней ступеньки лестницы на табуретке примостилась мисс Мэри. Удобной ее позу никак нельзя было назвать: девушка сидела скорчившись в самом углу, спиной подпирая стену, чтобы не загораживать рабочим выход. Но выглядела она довольной и, заметив меня, даже улыбнулась смущенно:
      - Добрый день, миссис Эмерсон. Профессор не догадывается, что я свободно владею арабским... Умоляю, только ничего не говорите. Должен же быть какой-то выход его эмоциям!
      Хорошее настроение Мэри меня не удивило. В духоте и пыли гробницы ей, конечно, было лучше, чем рядом с мамочкой. И все же веселье девушки показалось мне неуместным. Я уже открыла рот, чтобы пожурить ее по-дружески, как прелестное личико вдруг омрачилось.
      - Я так сожалею о случившемся, миссис Эмерсон... Если понадобится моя помощь... только скажите, буду счастлива хоть чем-то быть полезной.
      Теперь, надеюсь, вы убедились, что в людях я не ошибаюсь? Мое первое мнение о мисс Мэри оказалось самым верным. А сейчас девочка всего лишь храбрилась в лучших британских традициях, скрывая за бравадой смущение и даже страх.
      - Для вас я - Амелия, моя дорогая. Надеюсь, нам еще долго работать вместе.
      Ответить девушке помешало появление профессора. Мрачный как туча Эмерсон немедленно призвал меня к работе, я же в свою очередь отвела мужа в сторонку и понизила голос:
      - Ну вот что. Мы слишком долго игнорировали всю эту дичь насчет фараонова проклятия. Пора положить ей конец. Иначе проиграем. Любую ерунду будут приписывать действию потусторонних сил, и тогда...
      - Святые небеса! - взорвался Эмерсон. - Что за светская болтовня, Амелия?! Понял я, понял, к чему ты клонишь! Переходи к сути!
      Разумеется, я в долгу не осталась.
      - Перешла бы уже, если в ты не встревал! Суть в том, что рабочие не в себе. Освободи их от работы в гробнице, пошли на розыски Армадейла, пусть немного развеются. Если удастся найти беглеца и доказать его причастность к смерти лорда Баскервиля...
      - Не городи чушь! Вся полиция Луксора неделями рыскала по горам в поисках Армадейла - и без толку! А мы, значит, с ходу найдем?!
      - Но мы-то знаем, что он рядом! И полсуток не прошло, как Армадейл имел наглость прошмыгнуть у нас под носом. Хасан видел его, а вовсе не призрак! И ночное убийство - тоже дело рук этого чертова невидимки. Он расправился с Хасаном, чтобы тот не навел на след. А может, Хасан попытался его шантажировать...
      - Боже правый, Амелия! Ты меня в гроб вгонишь своими фантазиями. Согласен, кое-что звучит правдоподобно. Мне и самому приходило в голову...
      - Как бы не так! - возмутилась я. - Хочешь приписать себе мои заслуги? Очень на тебя похоже!
      - Ха! Какие там заслуги? Совершенно дикие, безумные...
      - Будь добр говорить потише.
      - Тише некуда! - Разъяренный бас сотряс стены и вернулся из черных глубин пещеры гулким эхом, словно призрак самого фараона возмущался вторжением в его вечный покой.
      - Так ты пошлешь людей на поиски или нет?
      - Я приехал заниматься раскопками, Пибоди. - Голос Эмерсона был так же безмятежен и так же ласкал мой слух, как грохот камнепада над головой - слух заплутавшего в горах путника. - Повторяю: заниматься раскопками, а не играть в Шерлока Холмса. Тебе эта роль, кстати, подходит не больше, чем мне. Хочешь помогать - принимайся за работу. Не хочешь - сиди дома и распивай чаи с леди Баскервиль.
      Посчитав разговор законченным, Эмерсон растворился во мраке коридора. Испуганный взгляд юной художницы метнулся вслед моему мужу и вновь обратился на меня. Я улыбнулась.
      - Не обращайте внимания, милая Мэри. Эмерсон громко лает, но не кусается.
      - Да-да... - Дрожащей рукой девушка смахнула со лба прядь волос. Профессора я не боюсь.
      - Меня, надеюсь, тоже?
      - Ну что вы, - поспешно ответила Мэри.
      - И правильно. Я человек спокойный... хотя Эмерсон и святого может вывести из себя. Что поделать, моя дорогая. Таковы издержки замужества. Придет час, сами в этом убедитесь.
      - Вряд ли, - с горечью вздохнула девушка и продолжила, не дожидаясь реакции на свое загадочное замечание: - Вы уж простите, миссис Эмерсон... я случайно услышала... Вы действительно думаете, что бедный Алан жив?
      - Иного объяснения не вижу. А вы?
      - Трудно сказать. Разгадать эту тайну мне не по силам, но... понимаете, Алан никак не мог поднять руку на человека. Он был таким добрым...
      - Разве вы его знали?
      Мэри зарделась, опустив глаза.
      - Он... оказал мне честь, предложив стать его женой.
      - Бедное вы мое дитя! Бога ради, извините. Я не знала о вашей помолвке с мистером Армадейлом.
      - О нет! Помолвки не было! Мне пришлось честно сказать Алану, что его надежды несбыточны.
      - Вы его не любили?
      В быстром взгляде девушки мелькнула какая-то роковая обреченность, свойственная старикам, но никак не юным красавицам, едва открывающим для себя радости жизни.
      - Так ли уж важна любовь, миссис Эмерсон?
      - Что за вопрос, дитя мое! Только любовь и важна для брака... во всяком случае, так должно быть!
      Еще один изумленный взгляд.
      - Вы как будто и впрямь верите... Ох, простите, простите! Я не хотела...
      - Не за что извиняться, дорогая моя. Я всегда рада поделиться опытом с юным поколением. Не сочтите за бахвальство, но моя семейная жизнь может служить примером идеального брака. Наши чувства друг к другу так глубоки, что бросаются в глаза даже посторонним. Я - счастливейшая из женщин, а Эмерсон считает себя счастливейшим из мужчин. Вернее, считал бы, если бы дал себе труд над этим задуматься.
      На Мэри вдруг напал кашель. Бедняжка побагровела, уткнулась лицом в ладони, плечи заходили ходуном. Ну еще бы! Попробуй-ка целый день подышать пылью! Мне, конечно, не привыкать, а девочке каково? Я похлопала ее по спине и предложила выйти на свежий воздух.
      - Нет, благодарю вас. Если вы не против, миссис Эмерсон...
      - Амелия, дитя мое. Я настаиваю.
      - Вы так добры... Если вы не против, Амелия, я бы хотела вернуться к разговору об Алане Армадейле.
      - Буду только рада. Толковый детектив не оставляет без внимания ни одну из версий.
      - Вы, конечно, вправе подозревать Алана, - с грустью в голосе продолжала Мэри. - Его многие подозревают... Но поверьте, если бы вы с ним познакомились, то поняли бы, что его вины в этом страшном преступлении нет! Он всей душой был привязан к лорду Баскервилю, своему покровителю, благодетелю и...
      - Что же тогда могло приключиться с мистером Армадейлом?
      - Боюсь, что-то ужасное. Упал со скалы... или заблудился в какой-нибудь пещере. - Глаза девушки были сухи, тон печален, но достаточно спокоен. Слава богу. Значит, Мэри сказала мне правду и я не оскорблю ее чувства к Армадейлу, настаивая на его вине. - Он очень изменился за несколько недель до смерти лорда Баскервиля. Прямо сам не свой стал. То расхохочется ни с того ни с сего, то ходит угрюмый, мрачный, молчит часами. Я все думала... может, это мой отказ на него так повлиял?
      - Вряд ли, дитя мое, - попыталась я успокоить девушку.
      - Не настолько высоко я себя ценю, уж поверьте. - На губах Мэри мелькнула слабая улыбка. - Алан не сразу изменился. Отказ он принял спокойно и только через неделю или дней десять вдруг повел себя... странно. А меня так вообще старался избегать. С ним явно было что-то не то... Может, нездоровилось? Или что-то тревожило... не знаю... Внезапная смерть лорда Баскервиля потрясла всех нас, но что сталось с Аланом! Он напоминал мне героя одного стихотворения - может, вам оно знакомо? Там идет речь о человеке, который жил не оглядываясь, потому что боялся увидеть предательство друга. Я уверена - Алан не сбежал... У него помутился рассудок, он ушел в горы и... и погиб.
      - Гм... Все может быть. С другой стороны, мне кажется маловероятным, чтобы на мистера Армадейла так повлияла смерть его благодетеля. При всех своих положительных качествах лорд Баскервиль, боюсь, был не из тех, за кого подчиненные готовы идти в огонь и воду.
      - Мне не хотелось бы... - Мэри запнулась.
      - Такая сдержанность делает вам честь. Я все понимаю, дитя мое. De mortuis aut bene* и так далее. Но помните, Мэри, мы расследуем убийство, а значит, не время...
      * О мертвых либо хорошо, либо ничего (лат.)
      - Не время для досужей болтовни! - грянуло у меня за спиной. Бедняжка Мэри от страха выронила карандаш. - Ничего ты не расследуешь, Амелия! Заруби это у себя на носу. Перестань отрывать от работы художника и немедленно отправляйся к своей мусорной куче, а то дождешься - перекину через плечо и отволоку домой.
      И моего воинственного супруга опять поглотил мрак коридора.
      - Ну и трусливые же существа эти мужчины! - возмущенно констатировала я. - Знал ведь, что у меня найдется достойный ответ! Ну да ладно... с Эмерсоном я попозже разберусь. Он обязан быть примером для рабочих, а если я сейчас пойду и докажу свою правоту, его авторитет пострадает. Приятно было с вами поговорить, Мэри.
      Похлопав девушку по спине, я отправилась к "своей мусорной куче". Не из страха перед разгневанным мужем с его нелепыми угрозами - вовсе нет, просто за работой хорошо думается, а юная Мэри дала мне богатую пищу для размышлений. Самым важным нюансом, конечно, стала новость о странном поведении Армадейла незадолго до смерти лорда Баскервиля. Мэри, простодушное дитя, не понимала, что это служит лишним доказательством его вины. Отсутствие мотива для убийства было слабым местом моей теории, однако все мы отлично знаем, что маньяку для убийства повод не требуется.
      II
      Вернувшись к вечеру в Баскервиль-холл, мы валились с ног от усталости и выглядели как... в общем, как люди, целый день прокопавшиеся в грязи. Можете себе представить, сколько радости нам доставила просьба леди Баскервиль немедленно явиться к ней. Ответ Эмерсона был односложен, но красноречив. Профессор затопал по коридору прямиком к нашей спальне, я же задержалась, чтобы успокоить позеленевшую от страха горничную.
      К этому времени я уже кое-что знала об Атие. Родом она была из каирских коптов,* а потому особой любовью слуг-мусульман не пользовалась. Застенчивое, пугливое создание неопределенного возраста (египетские женщины все такие - после цветущей юности у них сразу наступает старость), Атия и шагу не ступала из дому. Ее всегда можно было найти либо в апартаментах хозяйки, либо в крохотной комнатушке для прислуги в другом крыле здания. С усердием, достойным, я бы сказала, лучшего применения, леди Баскервиль беспрестанно отчитывала свою горничную. Однажды я не вытерпела и поинтересовалась у прекрасной вдовушки - раз уж египтянки ей не по душе, почему она не наняла горничную в Англии? Поджав губки, леди Баскервиль ответила, что ее супруг не одобрял лишних расходов. Это объяснение лишь подтверждало слухи об оригинальном нраве лорда Баскервиля, в котором безудержное расточительство археолога уживалось с крохоборством в личной жизни - в Египте, к примеру, его светлость обходился без собственного лакея. Да, объяснение леди Баскервиль прозвучало вполне правдоподобно, но я-то эту дамочку сразу раскусила! Ей просто доставляло удовольствие издеваться над слугами, а горничная-англичанка не стала бы сносить брань и оскорбления так безропотно, как затравленная восточная женщина.
      * Копты - египтяне-христиане.
      Оставшись со мной наедине, Атия съежилась, уронила голову и принялась быстро-быстро перебирать в пальцах некое подобие четок - нанизанные на бечевку крупные деревянные бусины.
      - Передайте своей хозяйке, что мы умоемся, переоденемся - и сразу же придем, - сказала я, ласково потрепав бедняжку по руке. Та по-прежнему не поднимала глаз от четок. - Не нужно бояться, Атия!
      Мне так и не удалось успокоить несчастную. Она судорожно вздрогнула и что-то невнятно залопотала, прижимая руки к груди и раскачиваясь из стороны в сторону. Поначалу я не могла разобрать ни слова из этой сумбурной, едва слышной речи. Пришлось даже слегка встряхнуть дрожащую фигурку, зато потом рассказ Атии я поняла от начала до конца. Еще и еще раз повторив, что бояться нечего, я отпустила горничную и помчалась к Эмерсону.
      Мой муж, посвежевший после купания, уже зашнуровывал ботинки.
      - Давай поторапливайся, - бросил он. - Чаю хочется.
      - А мне, думаешь, не хочется? Ты только послушай, что я сейчас узнала от Атии! Прошлой ночью, приблизительно в то время, когда был убит Хасан, она видела, как женщина в чем-то белом, длинном и прозрачном пронеслась по пальмовой аллее. Бедняжка Атия до того напугана, что смотреть без слез нельзя. Пришлось ее...
      Один ботинок прочно сидел на ноге Эмерсона. Второму повезло меньше. Он перелетел через всю комнату, снес с тумбочки роскошную вазу, та, само собой, рухнула на пол - и вдребезги. Звоном разбитого китайского фарфора мне насладиться не удалось: все заглушил рев Эмерсона. Дословно привести тираду мужа не рискну, но суть сводилась к просьбе избавить его от примеров местного суеверия, поскольку ему, видите ли, оно поперек глотки стало.
      Это краткий пересказ, любезный читатель. На деле, пока Эмерсон выкладывал свою просьбу, я успела умыться, причесаться и неторопливо выбрать платье. Дождавшись относительной тишины, спокойно продолжила:
      - Ты отлично знаешь, Эмерсон, что я ничего не принимаю на веру, но Атия меня убедила. Она описала женскую фигуру до мелочей. Тебе самому разве не пришла на память одна дама, которая обитает не так далеко от Баскервиль-холла и имеет пристрастие к нарядам древних египтянок?
      Выпустив пар, Эмерсон способен мыслить разумно.
      - Пронеслась, говоришь? - хмыкнул он. - Боюсь тебя разочаровать, Амелия, но к мадам Беренжери этот глагол никак не применишь.
      - Издержки перевода. Арабский так поэтичен, вот я и постаралась... Помоги-ка застегнуть. Неудобно заставлять леди Баскервиль ждать.
      Откровенно говоря, я рассчитывала, что леди нас еще не скоро дождется. Процедура застегивания длинного ряда пуговиц обычно приводит моего мужа в более... дружественное расположение духа. Надежды не оправдались. Послушно исполнив просьбу, Эмерсон отвернулся и занялся вторым ботинком. Признаюсь раз уж обещала быть с вами до конца откровенной, читатель, - что такой необычный поворот дела меня немного обескуражил.
      Вне себя от возмущения, леди Баскервиль вышагивала взад-вперед по гостиной. Я, конечно, попыталась пролить бальзам на раненую гордость хозяйки:
      - Надеюсь, мы не слишком поздно, леди Баскервиль? Вы же понимаете, после напряженного рабочего дня привести себя в порядок просто необходимо!
      В награду за вежливость я получила лишь злобный взгляд мадам. Зато моему мужу была адресована пленительная улыбка.
      Кроме нас, в гостиную были вызваны и Милвертон с Карлом. Немец, вынужденный подчиняться капризам леди Баскервиль, переодеться не успел. Его пыльный рабочий костюм выглядел еще более непрезентабельно в сравнении с безукоризненной элегантностью наряда Вандергельта. Американец разоделся как для визита к королевской особе - снежно-белый костюм из дорогого полотна и бриллиант величиной с вишню на шелковом шейном платке.
      - А это снова я! - радостно возвестил он, склоняясь к моей руке. Надеюсь, вам еще не наскучило лицезреть мою старческую, летами и невзгодами потрепанную физиономию, миссис Эмерсон?
      - Нисколько.
      - Как это великодушно с вашей стороны! А я ведь пытаюсь выклянчить у леди Баскервиль приглашение! По-вашему, есть у меня надежда? Согласится ли она предоставить кров несчастному бездомному янки?
      Глаза его искрились смехом, лицо забавно сморщилось, но у меня сразу зародилось подозрение, что под обманчиво шутливой маской таится что-то очень серьезное.
      А почему бы, собственно, и не убедиться в том? Не мешкая, я выпалила:
      - Под вашей обманчиво шутливой маской таится что-то очень серьезное!
      - Фантастика!!! Фантастика!!! - Мистер Вандергельт и сам стал похож на восклицательный знак. - Вы правы на все сто процентов! Как всегда! Друзья мои, положение с каждым днем ухудшается! Луксор гудит как потревоженный улей! Сегодня после обеда, когда мадам Беренжери отдыхала, кто-то проник к ней в спальню и похитил все драгоценности.
      - Потеря невелика, - буркнула леди Баскервиль.
      - Возможно, но представьте себе состояние бедной мадам Беренжери! Она проснулась и обнаружила, что в комнате все перевернуто вверх дном! Милой мисс Мэри придется нелегко... Вы бы слышали, как мадам Беренжери поносила неблагодарных дочерей, которые бросают своих родителей в самый тяжелый час... ну и так далее. - Вандергельт даже вспотел от переживаний. Промокнув платком испарину на лбу, закончил: - В Египте кражи не редкость, сам знаю, друзья мои. Но чтобы вор залез в комнату средь бела дня... убейте, такого случая не припомню. Подобная наглость лишний раз доказывает, что народ настроен против иностранцев, особенно тех, кто связан с раскопками. Я прошу разрешения перебраться в Баскервиль-холл, чтобы при необходимости защитить наших дам. Вот, собственно, и все.
      Эмерсон презрительно фыркнул.
      - Вздор! При необходимости, Вандергельт, я и сам смогу защитить не только Амелию с леди Баскервиль, но и еще несколько дюжин беспомощных дам.
      Нет, каково! От возмущения я чуть не лишилась дара речи. Кощунственный мужской поклеп получил бы достойный отпор, если бы Эмерсон позволил мне вставить хоть одно слово. Но он, оказывается, еще не все сказал.
      - Проклятье! Ну и насочиняли вы, Вандергельт! Нас здесь трое крепких и относительно здоровых мужчин! Я уж не говорю о своих рабочих, на которых всегда можно положиться.
      - Согласен с профессором я, - на свой велеречивый манер заговорил Карл. - Сумеем дам защитить мы; никакая опасность не грозит им со мной!
      Мистер Милвертон пробормотал что-то невнятно-утвердительное. Ни тон, ни бледное от тревоги лицо молодого англичанина не вселяли надежды, зато от благородного облика Карла, ей-богу, затрепетало бы сердечко любой беспомощной дамы из тех самых пресловутых нескольких дюжин. Немец выпрямился во весь свой не слишком солидный рост и добавил, торжественно шевеля усами:
      - Леди и джентльмены! Мисс Мэри если бы только с нами была! Несправедливым считаю я бросать одну ее с немощной и очень... очень... оригинальной muter!
      - Тогда нужно будет пригласить и мадам Беренжери, - вставил Вандергельт.
      В гостиной повисло молчание. По-моему, от такой перспективы у всех разом отнялся язык. Карл вышел из комы первым:
      - Что ж... Если выхода другого нет...
      - Не-ет! - эхом раздался визг леди Баскервиль. - И речи быть не может! Я не вынесу присутствия этой ужасной женщины. Вас же, Сайрус, всегда рада видеть. Если настаиваете - добро пожаловать в Баскервиль-холл. Я, правда, согласна с Рэдклиффом - особой необходимости нет...
      - Вот погодите, узнают в городе о женщине в белом, - буркнула я.
      Леди Баскервиль подпрыгнула в кресле и обожгла меня ненавидящим взглядом.
      - Вы что же... - Она помолчала, точно собираясь с мыслями, и закончила абсолютно бесстрастным тоном: - Вы расспрашивали мою безмозглую Атию?
      Этот вариант явно отличался от первоначального. Интересно, что же такое загадочное чуть не сорвалось с прелестных губ вдовушки?
      - Она сама рассказала, что прошлой ночью, приблизительно в тот час, когда погиб Хасан, видела женскую фигуру в длинном белом платье. Почудилось, наверное.
      - "Наверное"! Навврняка! - презрительно скривилась мадам. - У этой идиотки на уме одни призраки.
      - Даже если и почудилось... - Вандергельт покачал головой. - Плохо, друзья, ой плохо! Ифриты, призраки и дамы в белом вам сейчас совсем ни к чему.
      - Глупости! - огрызнулась леди Баскервиль, неожиданно резко поднялась с кресла и прошла к окну.
      На Египет уже спустилась тихая южная ночь; ветерок играл с занавесками и наполнял комнату сладким жасминовым ароматом. Одной рукой придерживая легкую штору, леди Баскервиль вглядывалась в темноту. Что уж говорить о мужчинах, если даже я невольно залюбовалась ее стройной фигурой в черных шелках и королевской посадкой головы с венцом блестящих тяжелых волос.
      В гостиной тем временем возобновилась беседа. Теперь, когда разрешение хозяйки дома было у Вандергельта в кармане, Эмерсон был вынужден пойти на попятную - иными словами, наговорил американцу массу грубостей. Тот добродушно посмеивался, однако нет-нет да и подбрасывал дров в огонь недовольства профессора.
      Эта дружеская пикировка была прервана пронзительным криком. Мадам отпрыгнула назад, завопила, но поздно. В распахнутое окно влетел какой-то темный предмет, со скоростью пули просвистел через всю комнату и угодил в кофейный столик. Леди Баскервиль лишилась еще одной китайской вазы. Бог бы с ней, с вазой! Пущенный враждебной рукой снаряд на своем пути сразил куда более ценную мишень. Мой дорогой Эмерсон вдруг схватился за голову, коротко и до неприличия хлестко выругался...
      И рухнул навзничь!
      Со столов и полок посыпались статуэтки, вазочки и прочие безделицы, так что падение колосса (уж простите мне поэтическое сравнение) прошло под экстравагантный аккомпанемент дорогого хрусталя и фарфора.
      Все мы в едином порыве бросились к Эмерсону, и только леди Баскервиль так и окаменела у окна на манер жены библейского Лота. Я упала на колени рядом с мужем и уже протянула руки, чтобы прижать его к своему любящему сердцу, как Эмерсон вдруг подался вперед и рывком сел, не отнимая ладони от виска. Из-под окровавленных пальцев по загорелой щеке поползли густо-малиновые струйки.
      - Проклятье! - Я приготовилась услышать еще немало из репертуара профессора Эмерсона, но этим дело и ограничилось. Эмерсон закатил глаза, уронил голову набок, и теперь уж ничто не спасло его от моих объятий.
      - Ну вот! - возмутилась я. - Сколько можно твердить, чтобы после удара по голове ты не делал резких движений!
      - Надеюсь, профессору не часто выдавался случай воспользоваться вашим разумным советом, миссис Эмерсон, - сказал Вандергельт, протягивая мне платок.
      Может быть, вам, любезный читатель, юмор американца в трагической ситуации показался верхом цинизма? Уверяю, это не так! Просто он сразу же понял то, что не ускользнуло и от моего острого взгляда, - метательный снаряд не ударил Эмерсона прямо в висок, а всего лишь задел по касательной. Обожаю таких мужчин! Взяв у мистера Вандергельта платок, я не удержалась от восхищенной улыбки. А мой упрямец тем временем начал отпихиваться и дергаться. Ну не лежалось ему, и все тут!
      - И думать не смен! А то прикажу мистеру Милвертону сесть тебе на ноги.
      Милвертон выпучил глаза. На его счастье, исполнять эту дикую угрозу не пришлось: Эмерсон покорно опустил голову мне на колени.
      Мир и покой, казалось, были восстановлены... Все вздохнули с облегчением... ан нет! На сцену вновь выступила леди Баскервиль.
      - Женщина в белом! - заверещала она. - Я видела... видела... вон там!
      Вандергельт подскочил к окну как раз вовремя, чтобы подхватить обмякшее тело. Злословье не в моем характере, но, ей-богу, мадам подозрительно долго оттягивала обморок. Не иначе как для того, чтобы джентльмен успел совершить рыцарский поступок.
      - Поеду за доктором! - вызвался Милвертон.
      - Нет нужды, - возразила я, промокнув платком кровь на виске мужа. Рана поверхностная. Думаю, не обошлось без легкого сотрясения, но с этим я и сама справлюсь.
      Эмерсон открыл глаза.
      - Когда отдышусь, Амелия, - прокаркал он, - напомни, что я хотел сказать о твоем...
      Я накрыла ему рот ладонью.
      - Знаю, дорогой, знаю. Не стоит благодарностей.
      Состояние мужа опасений уже не внушало, но медицинская помощь требовалась не ему одному. Леди Баскервиль все еще покоилась в надежных объятиях Вандергельта. Даже в обмороке очаровательная вдова умудрилась принять самую выгодную позу - головка изящно откинута, черный водопад рассыпавшихся волос едва не касается пола. Впервые за время знакомства с американцем я уловила на его лице неподдельную тревогу.
      - Уложите ее на диван, - посоветовала я. - И не волнуйтесь вы так. У леди Баскервиль обморок. Уверена, она скоро очнется.
      - Вы только взгляните, миссис Эмерсон! - воскликнул Карл, протягивая мне снаряд, который натворил столько бед.
      Я вытянула шею, прищурилась... На ладони немца лежал плоский каменный обломок дюймов восьми в длину, с выступающим острым краем. Меня передернуло. А если бы этой каменюкой - да прямо в цель? Представить жутко!
      Но Карл, оказывается, не собирался никого пугать. Он повернул камень и... С обратной стороны смертоносного снаряда на меня смотрел человек!
      Близко посаженные глаза, неестественно вытянутый подбородок, изогнутый в таинственной улыбке рот... и следы синей краски на остроконечном подобии шлема - боевом уборе египетских фараонов. Это уникальное лицо я узнала бы из тысяч других!
      - Хэнатон!
      Боже, как я могла забыть, что это имя способно вырвать Эмерсона даже из летаргического сна, а уж из пустякового забытья и подавно. Сбросив мою руку (я как закрыла ему рот, так по рассеянности и забыла убрать ладонь), он уселся на полу и в мгновение ока завладел находкой.
      - Не совсем так, Амелия! - Вместе с прытью к нему вернулся и голос. Знаешь ведь, Уолтер считает, что имя фараона произносилось "Эхнатон", а не "Хэнатон".
      - Ну и пусть. А для меня он как был Хэнатоном, так и останется! - Я многозначительно понизила голос. В груди заныло от сладких воспоминаний. Ах эти чудные далекие дни! Первая встреча с Эмерсоном... заброшенный город фараона-еретика...
      Думаете, Эмерсона растрогал этот намек на наше романтическое знакомство? Как бы не так! С благоговейным восторгом мой муж взирал на камень, едва не размозживший ему череп.
      - Потрясающе... Невероятно! Это же подлинник, не копия! Где, черт возьми...
      - Довольно! - сурово заявила я. - Археология подождет. Эмерсон, ты сию же минуту отправляешься в постель, а леди Баскервиль...
      - Что? Какая постель? Вздор, Пибоди! - Опираясь на руку услужливого немца, Эмерсон поднялся на ноги, мутным взором обвел гостиную, уставился на леди Баскервиль. - Что это с ней?
      - Женщина в белом... - простонала вдовушка, как по приказу распахнув глаза.
      Вандергельт упал на одно колено рядом с диваном, взял безвольно повисшую ручку.
      - Все хорошо, моя дорогая, опасности нет. Расскажите нам - что вы увидели?
      - Ну, это-то как раз очевидно, - опередила я леди Баскервиль. - Женщину в белом. Как она выглядела? Камень в окно она бросила?
      - Н-не зна-аю, - выдохнула мадам, томно прикрывая свободной ладошкой глаза. - Все как в тумане. Я только заметила... белую призрачную фигуру... На лбу и руках что-то блеснуло. Кажется, золото... А потом странный толчок в грудь, я попятилась и... Боже! Рэдклифф, вы же весь в крови! Какой ужас!
      - Я в порядке, - отмахнулся Эмерсон. И впрямь - что ему рана на голове и кровь по всему лицу, когда в руках бесценная археологическая находка! Как по-вашему, откуда у чертова привидения портрет Эхнатона?
      Этот нелепый диалог мог тянуться до бесконечности - Эмерсон ахал бы над своим сокровищем, леди Баскервиль стенала не хуже профессиональной плакальщицы... А я бы не выдержала и устроила что-нибудь из ряда вон - к примеру, грохнула еще парочку ваз, для ровного счета. К счастью, у одного из наших джентльменов осталась-таки капля разума. И кто бы, вы думали, оказался моим спасителем? Ни за что не догадаетесь! Мистер Милвертон! Англичанин буквально на глазах перевоплотился - плавные движения, здоровый цвет лица, уважительный, но непререкаемый тон...
      - Извините, профессор, однако отдых действительно необходим. Удар по голове - дело нешуточное, а рисковать вашим здоровьем мы не имеем права. Леди Баскервиль после такого ужасного потрясения тоже нужен покой. Позвольте...
      Послав мне заговорщическую улыбку, он подхватил Эмерсона под руку. Тот уткнулся носом в портрет и, по-моему, даже не заметил, как поплелся к двери.
      Леди Баскервиль, беспомощно припав к американцу, покинула гостиную вслед за нами. Милвертон до конца исполнил свою благородную миссию и уже в спальне, усадив Эмерсона, отозвал меня в сторонку.
      - Я там приберу, - шепнул он, - чтобы слуги ни о чем не узнали.
      - Боюсь, уже слишком поздно. Но все равно спасибо, мистер Милвертон, отличная мысль.
      На этом мы и распрощались. Наш юный друг удалился, безмятежно насвистывая себе под нос что-то незатейливое. Я же занялась мужем, который как зачарованный вглядывался в таинственный каменный лик фараона-еретика: обработала рану и вознесла молитвы Всевышнему за чудесное спасение... А из головы все никак не шел мистер Милвертон. С чего бы это он так неожиданно воспрянул духом? Ответ поразил меня, как молния в ясном небе: камень-то в гостиную швырнули, когда мы были все вместе! Значит, Милвертон якобы вне подозрений! Вот вам и причина для радости. Неизвестный злоумышленник (а скорее всего, сообщник) попытался усыпить нашу бдительность и выставить англичанина невинной овечкой.
      Глава восьмая
      I
      Через полчаса моя раненая половина нашла в себе силы оторваться от лицезрения Эхнатона. И знаете, куда собрался этот безумец, вместо того чтобы, как любой нормальный человек, улечься в постель? На встречу с рабочими!
      - Нужно с ними поговорить, - бубнил Эмерсон. - О камне уже весь дом знает, не сомневайся. Если я начну хитрить со своими людьми...
      - Можешь не продолжать, - отрезала я. - И так ясно. Будь добр, смени хотя бы рубашку, эта свое отжила. Просила же купить на Риджент-стрит лишнюю дюжину! Таких нерях, как ты, еще поискать...
      Эмерсона как ветром сдуло. Одного его я, само собой, не отпустила.
      Рабочих поселили в бывшей кладовой - компактном и благодаря нашим заботам довольно уютном домишке неподалеку от главного здания. Уже через несколько минут я убедилась в правоте мужа. Рабочие не просто слышали о происшествии. Они даже знали больше нас.
      При виде Эмерсона десятки глаз округлились, а лица вытянулись. Явись сюда сам призрак фараона, он не мог бы рассчитывать на больший эффект.
      Гигант Абдулла поднялся с почетного места у камина и пробасил, тщетно пытаясь скрыть радость за бесстрастным тоном:
      - Живой... А нам сказали...
      - Все ложь! - заявил Эмерсон. - Кто-то бросил в меня камень, но рука врага дрогнула.
      Запустив пальцы в густую черную шевелюру, он продемонстрировал багровый рубец на виске. В мерцании камина высокая фигура казалась обведенной золотым ореолом. Кровавые пятна на рубашке зловеще чернели. Он стоял неподвижно, величавый и царственный, как владыка Египта.
      Когда все насмотрелись на результат вероломной атаки, Эмерсон медленно опустил руку и тряхнул головой. Смоляные пряди вновь скрыли рубец.
      - Призраки камнями не бросаются! Кто из живых людей в Гурнехе ненавидит меня так, что готов отправить в страну духов?
      Слушатели оживились, начали кивать и многозначительно переглядываться. Суровое лицо Абдуллы смягчила лукавая улыбка:
      - Не только в Гурнехе, Эмерсон, но и во всем Египте таких людей много. Преступник ненавидит судью, озорное дитя - строгого родителя.
      - Вы не преступники и не дети, - торжественно отозвался Эмерсон. - Вы друзья мне! Я сразу пришел к друзьям и рассказал все без утайки.
      II
      Если бы состояние раненого меня тревожило, мой муж весь следующий день провел бы в постели. Уж я бы, поверьте, нашла способ удержать его там. В крайнем случае привязала к кровати - и дело с концом. Но Эмерсон был здоров как... как сто Эмерсонов! Рассвет он встретил с энтузиазмом Д'Артаньяна, предвкушающего взятие Ла-Рошели. От моих медицинских услуг презрительно отказался и собственноручно налепил на висок здоровенный кусок пластыря, как будто ему не то что показывать кому-нибудь рану - самому смотреть на нее было противно.
      Словом, новый день, несмотря на все пережитые неприятности, сулил только хорошее. И не сдержал обещаний.
      Тучи стали сгущаться с самого утра. У входа в гробницу мы первым делом столкнулись с милейшим имамом. Заполонив площадку перед входом своей свитой, он обрушил на нас проклятия, угрозы и посулы всяческих небесных кар, ну а злополучный пластырь сыграл роль неопровержимого доказательства могущества фараона.
      Эмерсон с пеной у рта отрицает этот факт, но я-то знаю, что подобные стычки ему в радость. Он встал лицом к лицу с имамом, скрестил на груди руки и нацепил маску куртуазной тоски. Вот он, мол, я - весь внимание, но боже! какая скука! Разок даже зевнул, слушая злобные речи. Не встречая отпора, святейший все вещал, вещал, вещал... пока не произошло неизбежное. Слушатели устали, имам забыл, с чего начал, пошел по второму кругу и наконец выдохся, что случается даже с самыми фанатичными проповедниками. Эмерсон еще немного помолчал, выжидающе склонив голову к плечу. Убедился, что поток иссяк, и поставил точку в монологе, которому так и не суждено бskо вылиться в желанную для имама словесную баталию:
      - Это все? Благодарю, святейший. Польщен твоим вниманием. - Отвесив поклон, мой супруг бережно, как бесценную статую, обогнул взбешенного потомка Магомета и растворился в черном провале пещеры.
      Зловещий дух имама еще, казалось, витал над нашими головами, как грянул новый гром. Его отзвуки донеслись до меня из гробницы, я бросила корзину и кинулась в пещеру. Карл фон Борк и Милвертон стояли друг напротив друга в весьма воинственных позах. Англичанин принял боевую стойку - ноги врозь, кулаки наготове. Немец же яростно рвался из рук Эмерсона, выкрикивая в адрес фотографа цветистые, хотя и не совсем вразумительные угрозы. Багровая отметина на щеке летописца экспедиции свидетельствовала, что одними словами здесь дело не обошлось.
      - Он оскорбил мисс Мэри! - потрясая кулаками, выкрикнул Милвертон.
      В ответ грянул немецкий фейерверк. Карл не оскорблял мисс Мэри! Оскорбил сам Милвертон! Карл возмутился, а Милвертон на него напал!
      Англичанин аж затрясся от злости; если в не мой муж, боюсь. Карлу был бы обеспечен как минимум еще один синяк. Намертво прижав немца к стене, Эмерсон схватил второго драчуна за воротник и рванул вверх.
      - Да что же это такое! - Из тени в углу вдруг выступила мисс Мэри собственной персоной. - Как вам не стыдно?.. - Щеки девушки пылали, в бездонных очах плескался гнев. Чудо как хороша! Даже распаленная схваткой троица обмерла в восхищении. - Никто меня не оскорблял! - звонко произнесла Мэри. - Я ценю ваше благородство и настаиваю, чтобы вы сейчас же помирились. Прошу вас, пожмите друг другу руки!
      Эта пылкая речь в сочетании с дивными взглядами, поровну доставшимися Карлу и Милвертону, противников, конечно, не примирила. Но к порядку все же призвала. Молодые люди сделали вид, что пожали руки. Мэри улыбнулась. Эмерсон хмыкнул. Ну а я вернулась к своему мусору.
      Когда перевалило за полдень, Эмерсон объявил перерыв, выбрался из пещеры и подошел ко мне.
      - Ну как дела? - поинтересовался он, обмахиваясь веером.
      Мы беседовали о том о сем, как вдруг Эмерсон изменился в лице и окаменел, глядя на что-то у меня за спиной. Я в ужасе обернулась.
      По Долине Царей к гробнице приближалась фантастическая процессия. Возглавляли ее шестеро дюжих египтян, через мощные, но заметно перекосившиеся плечи которых пролегли две палки; на палках же покоилось некое коробкообразное строение, целиком затянутое занавесками. Эта штуковина раскачивалась из стороны в сторону и ежеминутно грозила придавить носильщиков, и без того с трудом передвигавших ноги. Сопровождала шествие пестрая толпа туземцев в тюрбанах и длинных балахонах.
      И все это надвигалось на нас! Позади паланкина вышагивала фигура в европейском костюме. Шляпу мистер Инкогнито натянул до самых бровей, но по рассеянности оставил сбоку несколько огненно-рыжих прядей, чем и раскрыл свою нахальную ирландскую личность.
      Взмокшие носильщики доплелись до площадки и попытались опустить коробку. То ли у них руки тряслись от усталости, то ли сноровки не хватило, но паланкин резко накренился, на землю вывалилась бесформенная туша, забарахталась, заколотила руками и ногами, и на наши многострадальные головы в очередной раз обрушился поток воплей и проклятий.
      Имя обитателя нелепого сарая я могла назвать задолго до этой катастрофы. Кому еще во всем Луксоре пришла бы идея воспользоваться таким оригинальным, образно выражаясь, видом транспорта?!
      Мадам Беренжери облачилась в длинный наряд - убогую копию изысканных дамских туалетов времен фараонов. Падение из паланкина самым плачевным образом сказалось на этом льняном уродстве. Мало того, что одеяние приобрело цвет вековой пыли, так еще и треснуло в неожиданном месте, явив взорам зрителей бескрайние просторы упитанной дебелой плоти. Черный парик, вокруг которого вились полчища мошкары, тоже не выдержал сотрясения и съехал на глаза.
      Эмерсон, подбоченившись, взирал на страдалицу, а та продолжала вопить и корчиться у его ног.
      - Ну вот что, О'Коннелл, - скомандовал наконец мой муж. - Поднимите ее, засуньте в это хитроумное сооружение и отправьте обратно. Иначе я вам гарантирую безобразную сцену.
      - А мистер О'Коннелл как раз этого и жаждет! Безобразные сцены - его репортерский хлеб! - сообщила я.
      Если до сих пор ирландец прятал глаза и явно был не в своей тарелке, то после моего ехидного заявления неожиданно взбодрился. Сверкнул всеми своими веснушками и лихо сдвинул шляпу набок.
      - Вы ко мне несправедливы, миссис Эмерсон, и точка! А кто-нибудь поможет? Одному ни за что не справиться!
      Носильщики, в изнеможении растянувшись на земле, ахали, стонали и проклинали свою злосчастную судьбу. От них, понятное дело, помощи ждать не приходилось. Об Эмерсоне и говорить нечего - он и пальцем бы не пошевелил ради этой комедиантки. Словом, мадам Беренжери под белы ручки поднимали мы с мистером О'Коннеллом. И представьте себе, подняли... хотя пару мышц на спине я точно растянула.
      Пока мы канителились, пыхтели и ругались, необычные звуки привлекли к себе внимание всех остальных. На площадку один за другим выбрались Карл, Милвертон, Мэри... Я отчетливо услышала, как с губ мисс Мэри слетело слово, которое приличной английской девушке и знать-то не следовало бы.
      - Господи, мама! Что ты здесь делаешь?! Тебе ведь нельзя! В такую жару...
      - Я была призвана! - Мадам сбросила с плеча руку дочери. - Мне был голос свыше! Предупреждение должно прозвучать из моих уст! Уйди с дороги, дочь моя!
      - Проклятье! - процедил Эмерсон. - Амелия, зажми ей рот ладонью, и немедленно!
      Да что там ладонью! Клянусь, я с удовольствием набила бы рот новоявленной Кассандры камнями, но в этом варварском акте уже не было смысла. Туристы, местные бездельники, вечно околачивавшиеся поблизости, свита мадам Беренжери и даже истерзанные носильщики - все до единого навострили уши. Мадам была наверху блаженства!
      - Прозрение снизошло на меня, - патетически взвыла она, - во время медитации в храме Амона и Сераписа, владыки преисподней. Ужас грядет!!! Кара небесная падет на головы осквернителей могилы!!! Я исполнила свой долг! Любовь матери вдохнула жизнь в умирающее тело! Дочь моя! Ты спасена!
      - Мама! - Мисс Мэри топнула ногой. Вот так, должно быть, выглядела божественная Клеопатра, бросая вызов Цезарю... если рискнуть представить себе Клеопатру в рабочей блузе и холщовой юбке, со слезами бессильной ярости на глазах.
      Мадам Беренжери умолкла, но возмущение дочери тут было ни при чем. Наша пророчица высказала все, что повелел ей голос свыше, - чей бы он там ни был - и с самодовольной ухмылкой почила на лаврах.
      - Извини, мама, не хотела тебе грубить, но...
      - Я прощаю тебя! - Купаясь в лучах славы, мадам была милосердна.
      - Но то, что ты сказала... Возвращайся домой, мама!
      Один из носильщиков оторвал голову от земли и заныл пуще прежнего. Его речь, пересыпанная красочными арабскими сравнениями, по сути содержала одну ценную мысль. Спина бедного араба сломана, спины его товарищей сломаны, нести великую леди обратно они не в силах.
      Эту проблему Эмерсон решил. Убийственная комбинация угроз и подкупа сделала свое дело. Когда цена достигла астрономических по египетским понятиям величин, сломанные спины носильщиков волшебным образом исцелились. На пару с репортером мы избавили Рамзеса Великого - то бишь Эмерсона - от пылких объятий его возлюбленной супруги и без всяких церемоний затолкали пророчицу в паланкин. Носильщики с кряхтеньем и стонами приподняли было ношу, с моих губ уже рвался облегченный вздох, но наша Пандора, оказывается, еще не исчерпала свой запас сюрпризов! Из-за занавесок высунулась сначала всклокоченная голова, затем пухлая ручка. Мадам Беренжери ткнула ближайшего носильщика в спину:
      - В особняк леди Баскервиль!
      - Не-ет, мама! Нет! - воскликнула Мэри. - Леди Баскервиль не хочет... Как можно без приглашения!
      - Спаситель не нуждается в приглашении! - высокомерно отозвалась родительница. - Я отведу карающий меч от этого скопища зла! Молитвами и медитацией сумею я уберечь вас от гибели! - Зычный голос вдруг упал до шепота. - Твои вещи тоже собраны, Мэри. В Луксор не возвращайся, сразу в Баскервиль-холл.
      - Ты... ты... - задохнулась девушка. - Ты хочешь остаться в Баскервиль-холле?! Но как же, мама...
      - Ни одной ночи не проведу я больше в стенах, где меня чуть не убили!
      - А молитвы и медитация не помогут? - предложила я.
      Мадам Беренжери хищно оскалилась.
      - А вы кто такая? Хозяйка Баскервиль-холла? Я приму отказ только от леди Баскервиль... если она посмеет закрыть двери перед вестником богов! Ну же! - Окрик адресовался носильщикам. - Вперед!
      - Может, оно и к лучшему, - шепнула я мужу. - Нам будет легче держать ее в узде.
      - Потрясающая мысль, - вскипел Эмерсон. - Боюсь, леди Баскервиль ее не оценит!
      - Ну так останови эту сумасшедшую, а я полюбуюсь. Что ты можешь сделать? Связать ее по рукам и ногам? Заткнуть рот кляпом? Заманить в соседнюю гробницу и...
      - Да ну тебя, Амелия! Все, больше ни слова! Я умываю руки.
      Сгорающая от стыда Мэри тоже ушла в тень. Свою победу мадам Беренжери отметила жабьей улыбкой, и процессия двинулась прочь, оставив мистера О'Коннелла позади одиноким китенком, выброшенным волной на песчаный берег.
      Эмерсон, надув грудь, уже готов был растерзать ирландца, но его опередила мисс Мэри:
      - Как вы посмели, Кевин! Как могли позволить ей такое сделать?!
      - Дорогая моя, я изо всех сил пытался ее остановить. Но вы же знаете свою мать... Что мне оставалось? Только пойти с ней и защитить, если понадобится! Вы ведь верите мне, Мэри?! Верите?
      О'Коннелл протянул руку, но девушка отпрыгнула от него, как от гадюки, и со слезами на глазах бросилась к пещере.
      Конопатая физиономия репортера горестно вытянулась. Зато лица Карла и Милвертона расцвели в одинаково самодовольных ухмылках. Недавние соперники дружно развернулись и поспешили вслед за Мэри.
      Поймав мой взгляд, О'Коннелл пожал плечами:
      - Умоляю, без комментариев, миссис Эмерсон! И не волнуйтесь расположение мисс Мэри я себе верну.
      - Если хоть одно слово об этой истории попадет в газеты... - прошипела я.
      - Я-то что могу поделать?! - Младенчески голубые глаза О'Коннелла округлились. - К ужину о визите мадам Беренжери будет знать любой мало-мальски уважающий себя луксорский журналист. Да ведь босс меня на улицу вышвырнет! Одно дело - личные чувства и совсем другое - интересы читателей!
      Эмерсон уже яростно бил ногой и глухо мычал - ни дать ни взять бык, нацелившийся на красную тряпку тореадора.
      - Вам пора, мистер О'Коннелл. - Сжалившись над ирландцем, я дернула Эмерсона за руку.
      Тот уперся - и ни в какую. К счастью, на помощь подоспел мистер Вандергельт и мы утащили-таки почтенного профессора подальше от ухмыляющегося О'Коннелла. Поостыв немного, Эмерсон мрачно буркнул:
      - Пожалуй, я приму вас в команду, Вандергельт... Только защищать будете не дам, а меня от них.
      - Идет, - молниеносно выпалил американец.
      Через несколько минут status quo был восстановлен. Эмерсон вернулся в гробницу, я - к своим мусорным сокровищам. Монотонная работа, занимая руки, всегда оставляет простор для мыслей. Вот и сейчас в голове всплыла одна преинтересная идея, мелькнувшая во время беседы с О'Коннеллом. Ясно же, что в погоне за сенсацией репортер ни перед чем не остановится, и рано или поздно Эмерсону придется с этим смириться. Отсюда вопрос - раз уж избавиться от нахального ирландца невозможно, почему бы не привлечь его на свою сторону, предложив эксклюзивные права на статью о раскопках профессора Эмерсона? Да О'Коннелл же будет тише воды, ниже травы! Еще и помогать станет, вместо того чтобы на каждом шагу втыкать палки в колеса!
      М-да... мысль заманчивая. И с каждой минутой выглядела все заманчивее. Я умирала от желания поделиться гениальной идеей с мужем, но время работало против меня. Прикинув так и эдак, я благоразумно решила перенести разговор. Нужно же было дать Эмерсону время успокоиться после общения с венценосной супругой Рамзеса Великого!
      Говорят, если день начался с неприятности, ждать от него нечего. Истинная правда, читатель! Этот злополучный день едва не закончился трагедией. Рухнул огромный кусок потолка в коридоре - к счастью, в паре дюймов от одного из наших рабочих. Что тут началось! Грохот, белесые клубы валом валят из пещеры, среди рабочих переполох, в толпе зевак ликование! Из плотной завесы пыли, точно демон в уличной пантомиме, выступил Эмерсон.
      - Придется укреплять потолок и стены! - натужно кашляя, прохрипел он. Абдулла, отправь Дауда с братом в Баскервиль-холл за досками и гвоздями. Вот черт! Опять задержка!
      - Ничего не поделаешь, - вздохнула я. - Если кого-нибудь придавит, рабочих в пещеру не загонишь. Решат, что снова всему виной проклятие.
      - Вот спасибо, утешила! - огрызнулся мой муж. - Нечего бездельничать! Марш за работу!
      Так-так. Обсуждение моего гениального плана откладывалось на неопределенное время.
      Неутомимый Эмерсон трудился бы без остановки, а вот все остальные к ночи совершенно выдохлись. Начальнику экспедиции волей-неволей пришлось объявить перерыв до утра, но впереди нас всех ждал еще нелегкий путь до дома. Я пыталась уговорить Мэри поехать в обход на ослике. Девушка наотрез отказалась, и ее кавалеры, естественно, потопали следом как привязанные. Вандергельт отбыл немного раньше с обещанием забрать из отеля вещи и встретить нас уже в Баскервиль-холле.
      Идея привлечь О'Коннелла на свою сторону меня воодушевляла по-прежнему, но чтобы я тут же поделилась ею с мужем? Боже упаси! Мрачный как туча, Эмерсон шагал молча, сунув руки в карманы и уронив голову... Плюс ко всем несчастьям этот фатальный день добавил еще один, и весьма зловещий, факт. Расчистив почти десять ярдов завала, рабочие обнаружили на стене изображение царственной особы, скорее всего портрет самого обитателя гробницы. Но увы! Лицо фигуры было варварски изуродовано, королевское имя стерто. Мы все упали духом. Столько труда, горы выброшенных камней, перелопаченного мусора - и все для того, чтобы заглянуть в пустой саркофаг?!
      Эти страшные подозрения сами по себе оправдывали угрюмый настрой Эмерсона... а впереди еще маячила неминуемая встреча с мадам Беренжери. Да и с леди Баскервиль, если на то пошло. Тем вечером любезных улыбок от нашей хозяйки ожидать не приходилось.
      Если мисс Мэри в душе и терзалась неловкостью предстоящей сцены, то виду, во всяком случае, не подавала. Такая, казалось бы, хрупкая девушка на удивление легко перенесла тяжелейший рабочий день. Она бодро шагала в сопровождении своих кавалеров, опередив нас с Эмерсоном, что, впрочем, было нетрудно - мой муж едва передвигал ноги. То ли вся его энергия ушла в раздумья, то ли он намеренно оттягивал возвращение в Баскервиль-холл, судить не берусь. Молодежь о чем-то болтала; Мэри подхватила Карла под руку и рассмеялась в ответ на какое-то замечание немца. Предпочтение девушки было очевидно даже мне, а уж Милвертону и подавно. Через несколько минут фотограф замедлил шаг, потом, сникнув, и вовсе остановился. Когда мы поравнялись с ним, я заметила, с каким горьким обожанием бедняга провожает глазами стройную фигурку Мэри.
      Мой бессердечный муж и бровью не повел, обогнав отвергнутого беднягу. Я же просто не в силах была пройти мимо такого горя. Сыграть на лучших струнках мужской натуры, изобразив ради благородной цели женскую слабость, да мне это раз плюнуть, читатель! Немного замешкавшись, я пропустила мужа вперед и сделала вид, что споткнулась. Милвертон, как и было задумано, поддержал даму, а дама с благодарностью приняла помощь.
      Взяв пример с леди Баскервиль, я повисла на руке джентльмена - если уж играть роль слабой дамочки, так до конца, верно? - и терпеливо ждала, когда раненое сердце облегчит свою боль откровенным разговором. Ждать пришлось недолго.
      - Ну что она в нем нашла?! - взорвался бедный юноша. - Педант, урод, еще и без гроша в кармане!
      - Боюсь, она всего лишь жестокосердная кокетка, мистер Милвертон.
      - Как вы можете! Мисс Мэри... - голос моего собеседника упал до мечтательного шепота, - она же просто ангел!
      - Прелестна как ангел, не спорю.
      - Да! О да! Она похожа на царицу Египта... помните?.. как ее... забыл имя...
      - Нефертити?
      - Точно! А фигура?! Вы только взгляните на это чудо! Само изящество! Богиня!
      Взглянуть было не так-то просто - горы уже давно накрыла тьма. На какой-то миг печали Милвертона вылетели у меня из головы, уступив место более насущным проблемам. Тропу через плато и в дневное-то время нельзя было назвать безопасной, а уж ночью любой шаг мог оказаться роковым. Да и враг, вздумай он нанести удар, не нашел бы лучшего времени и места! Оставалось только надеяться, что безудержная археологическая настырность Эмерсона не приведет к несчастному случаю или, еще того хуже, к трагедии! Бог с ней, с этой ролью беспомощной дамочки! Я потащила Милвертона за собой. За разговорами мы так отстали от компании, что даже фигура Эмерсона чернела еле заметным пятном на фоне звездного неба.
      Милвертон все причитал, то превознося мисс Мэри, то жалуясь на нее.
      - Может, ей не ясны ваши намерения? Надеюсь, они достойны джентльмена?
      - О! Миссис Эмерсон, вы меня оскорбили безмерно! - воскликнул молодой человек. - Чувства мои так глубоки, так почтительны!
      - Почему же о них не знает мисс Мэри? Вы предложили ей руку и сердце?
      Милвертон тяжело вздохнул.
      - Разве я посмею? В моем положении...
      Он сдавленно ойкнул да так и умолк с раскрытым ртом.
      Признаюсь в секундной слабости, читатель, - от этого случайного признания меня облило жаром. В моем положении~ Сами по себе слова ничего не значили. Милвертон мог ссылаться на молодость, на неуверенность в завтрашнем дне или, скажем, отсутствие достаточного капитала для семейной жизни. Но нет! Этот испуг выдавал его с головой. Милвертон был на грани признания!
      Инстинкт сыщика самым грубым образом подавляет любые чувства. Как это ни позорно, мою жалость к Милвертону тут же смыло волной детективного пыла. Во что бы то ни стало усыпить бдительность преступника и заставить сознаться - вот на что я использовала каверзные стрелы из своего богатого арсенала.
      - Понимаю, понимаю... Положение у вас, конечно, непростое... Но любовь творит чудеса. Если Мэри вас любит - она поймет и поддержит.
      - Думаете? А вы бы поняли? Вы бы поддержали? - Милвертон вдруг развернулся и вцепился мне в плечи.
      Я похолодела. Детективный пыл вмиг испарился. Зловещий тип навис надо мной, как тать в ночи. Его дыхание обжигало мне лицо, пальцы, кажется, подбирались к шее... Я покрепче ухватилась за рукоять зонтика и... к счастью, не успела совершить идиотский поступок. Из-за дальнего холма выплыл полный шар луны, окрестности вспыхнули серебряным сиянием. Ах эти лунные ночи в древних Фивах! Как часто вдохновляли они поэтов! Сколько шедевров было написано благодаря их поистине волшебной красоте!
      Мое робкое перо, любезный читатель, не претендует на лавры даровитых авторов, и я не собиралась отвлекать ваше внимание экскурсами в природу Египта. Все куда проще - лунный свет, озарив лицо Милвертона, спас беднягу от близкого знакомства с зонтиком. На лице моего визави я увидела безнадежность, отчаяние, тоску - все, что угодно, кроме маниакального зверства, которое померещилось мне секунду назад.
      Луна, спасительница Милвертона, и мне оказала услугу. Фотограф сообразил, что в запале перегнул палку, и тут же с покаянным видом вскинул руки:
      - Ох, простите! Я сам не свой, миссис Эмерсон! Честное слово! Столько недель держать в себе... кто угодно рассудок потеряет! Сил больше нет. Могу я вам довериться, миссис Эмерсон?.. Прошу вас! Вот оно! Мои методы сработали! - Да! Да! Доверьтесь!
      Юный джентльмен расправил плечи, сделал глубокий вдох, открыл рот...
      Над холмами пронесся низкий душераздирающий вой. Я отшатнулась. Боже! Милвертон взревел как оборотень! Но нет - фотограф и сам от ужаса переменился в лице. Тогда кто это выл? Я завертела головой.
      По горному плато в нашу сторону, но под углом к тропинке, мчался Эмерсон. Трещины он перелетал как на крыльях, из-под ног сыпались камни, призрачно-серебристые клубы отмечали его путь. Фантасмагория! Бред суеверного ума! Однако любоваться этим редким зрелищем было некогда. Размахивая зонтиком, я бросилась наперерез мужу.
      Глаз у меня точный, рассчитала я все идеально, так что Эмерсону недолго оставалось гнать на всех парах. Пытаться затормозить моего благоверного окриком или дружеским похлопыванием по спине - пустой номер. Я и не пыталась. С ходу прыгнула на него, сбила с ног и всем телом придавила к земле.
      Через несколько секунд ночь вновь огласилась диким криком, но теперь-то я прекрасно знала, что за существо исторгает эти вопли. Поудобнее устроившись на соседнем валуне, я вытерпела кошмарную какофонию до конца.
      - Это что, заговор? - надрывался Эмерсон. - Мало мне всех луксорских святош и отбросов общества, так теперь и собственная жена пошла на меня войной! Я же не ради удовольствия тут скакал, Амелия! Если в не ты, негодяй был бы у нас в руках!
      - Не знаю, за кем ты скакал, но знаю точно, что не догнал бы. Я никого не видела. Твой негодяй давно заполз в какую-нибудь щель - ищи-свищи его! Кто это был?
      - Хабиб, кто ж еще! - огрызнулся Эмерсон. - Правда, я только тюрбан и заметил, но это точно он. Проклятье! Вечно ты со своими фокусами, Амелия! Еще чуть-чуть - и я бы его...
      - Еще чуть-чуть - и я услышала бы признание мистера Милвертона! Если в не ты со своими фокусами, Эмерсон! Когда наконец уймешь этот ребяческий задор и научишься думать, прежде чем...
      - Нет, каково! Мне это нравится! Яйца курицу учат! - взорвался мой муж. - Ребяческий задор, видите ли! А как назвать твое дурацкое убеждение, будто всегда и во всем...
      Тут подоспели остальные, начались расспросы, возгласы, вздохи облегчения, так что очередная супружеская шпилька своей цели не достигла. Минут через пять Эмерсон нехотя согласился, что преследовать неведомо кого среди нагромождения скал бессмысленно, и мы продолжили путь. Мой муж, потирая бедро и демонстративно припадая на одну ногу, возглавил процессию.
      Я же как бы ненароком пристроилась к Милвертону. Предложив мне руку, юный джентльмен сдавленно хмыкнул.
      - Прошу прощения, миссис Эмерсон... Услышал конец вашей беседы...
      Господи! Пока я лихорадочно соображала, когда шла речь о признании - в начале или конце беседы с Эмерсоном, фотограф продолжил:
      - Не сочтите за нахальство с моей стороны, но я заинтригован вашими с профессором отношениями. Вот вы набросились на него, сбили с ног... Неужели нельзя было как-то иначе?..
      - Ни в коем случае. Если Эмерсон завелся, кроме как физическим насилием его не остановить. А если бы он не остановился... Представляете, чем могла закончиться эта безумная гонка? Ноги переломал бы или, чего доброго, в расселину свалился!
      - Понимаю. Вот только он, кажется, не очень-то... м-м... оценил вашу заботу.
      - О-о, не волнуйтесь, это у него манера такая. - Эмерсон, по-прежнему неубедительно подволакивая ногу, ковылял в десятке шагов от нас, но я и не подумала понизить голос. - Он же англичанин, а истинному англичанину не пристало проявлять нежные чувства на публике. Наедине со мной - другое дело. Уверяю вас, это самый любящий и заботливый...
      Чаша терпения Эмерсона переполнилась.
      - А ну, пошевеливайтесь! - заорал он. - Сами топчетесь на месте и остальных задерживаете!
      Так-то вот. Надежда на признание мистера Милвертона таяла как дым. Дальше дорога шла круто вниз, и тут уж вообще не до разговоров - того и гляди шею сломаешь. Когда сквозь пальмовую рощицу замерцали огни Баскервиль-холла, на дорогу выбежал встревоженный нашим долгим отсутствием Вандергельт, и я уж было совсем отчаялась...
      Во внутреннем дворе Милвертон поймал мою руку.
      - Вы не передумали? - шепнул он. - Я могу рассчитывать...
      Сквозь тлеющие угли надежды вмиг пробилось радостное пламя!
      - Еще бы, - выдохнула я в ответ. - Не сомневайтесь.
      - Что ты там бормочешь, Амелия? - Опять Эмерсон со своими вздорными обидами! - Поторопись же!
      Откуда во мне столько терпения - одному богу ведомо. Я заскрипела зубами, стиснула рукоять зонта, но из последних сил удержалась и не опустила его на голову мужа.
      - Уже иду!
      Еще несколько шагов - и мы остановились у двери.
      - В полночь, - прошелестело у самого моего уха. - На террасе.
      III
      Переступив порог, Эмерсон бросился по коридору к нашей спальне с такой скоростью, точно ему сам черт на пятки наступал. И я его прекрасно понимала - из глубин дома донесся сварливый бас мадам Беренжери, а эти звуки кого угодно вынудят к бегству. Как только я зашла в комнату и закрыла дверь, мой муж начал стонать и корчить страдальческие гримасы.
      - Вот, полюбуйся! - Он продемонстрировал содранный локоть. - А все твои дурацкие манеры!
      Может, я бы его и пожалела, но не в такой же критический момент!
      - Только послушан, что сейчас произошло, Эмерсон! Ты из кожи лез, чтобы мне помешать, но... - Тут он, разумеется, встрял, а я повысила голос: Мистер Милвертон готов обо всем рассказать! Ты понял?! Он готов сознаться? Мне - и больше никому!
      - А погромче нельзя? - вскипел Эмерсон. - Тебя еще не все в доме услышали!
      Справедливо, хоть и не слишком вежливо. Я перешла на шепот:
      - Юноша места себе не находит. Уверена, он не задумывал убийства, его что-то подтолкнуло.
      - Угу, - с издевкой хмыкнул мой муж. Отшвырнув рубашку в сторону, встал на резиновый коврик в ванне и взял губку. - А что он, собственно, сказал? Дословно?
      - Спокойствия, как я посмотрю, тебе не занимать! - Я выхватила губку и сама принялась намыливать Эмерсону спину. - "Что сказал, что сказал"! До подробностей дело не дошло. Пока. Мы договорились встретиться в полночь...
      - Совсем чокнулась, - умиротворенно заявил мой любящий супруг, выгнул под губкой спину и заурчал, как изнеженный кот. - Так я тебя и отпустил среди ночи на встречу с убийцей! За кого ты меня принимаешь, Пибоди?
      - Я все продумала! - Губку сменило полотенце. - Ты пойдешь со мной. Спрячешься где-нибудь поблизости...
      - Не выйдет! - Эмерсон отнял полотенце и собственноручно закончил туалет. - Сегодня ночью я буду сторожить гробницу. А ты запрешься на все замки и не сделаешь из спальни ни шагу.
      - Что-что?! Сторожить гробницу?.. Но почему сегодня?
      - Мы расчистили почти весь завал. Еще день, максимум два работы - и откроется вход в усыпальницу. Грабителям же, чтобы прорыть лаз, хватит пары часов.
      Откуда ему знать, что конец коридора близок? Логичный, казалось бы, вопрос, но задавать его я не стала. Эмерсон - лучший археолог нашего, а скорее всего, и любого другого века. Обычную для мужчин несостоятельность он проявляет только в дрязгах со мной.
      - А твоя охрана?
      - Да что охрана! На нее надежды нет. Двое дурней, напуганных байками о проклятии фараона. Шакал взвоет поблизости - они и дадут деру. Но даже если и выстоят... все равно силы неравны. Два человека против десятков гурнехских воров! Нашу охрану просто-напросто в порошок сотрут!
      - А теперь, значит, и тебя заодно с ними?
      - На английского джентльмена эти стервецы напасть не посмеют.
      - Ха и еще раз ха! Прикрываешься дурной славой гурнехцев и думаешь меня провести?! Испугался мадам Беренжери - так и скажи!
      - Чушь! - фальшиво рассмеялся Эмерсон. - Хватит пререкаться, Пибоди. Умылась бы лучше. Давай-ка помогу расстегнуть...
      Я увернулась от его протянутых рук.
      - Не заговаривай мне зубы, Эмерсон, я тебя насквозь вижу. И будь любезен надеть штаны. Если надеешься, что при виде твоей бесподобной фигуры я все на свете забуду и...
      На сей раз меня прервал не Эмерсон, хотя и он был совсем не прочь. В дверь постучали, мой муж заметался по комнате в поисках брюк, а голос служанки из-за двери передал приказ леди Баскервиль собраться в гостиной.
      Я мигом умылась и переоделась, но в гостиную мы все-таки явились последними и были встречены напряженными взглядами, точно не к ужину опоздали, а на военный совет. Одна радость: мадам Беренжери к этому времени упилась до полубессознательного состояния; попыталась, правда, заключить в объятия Эмерсона, но промахнулась и сникла.
      Зрелище впавшей в транс мадам вернуло моему мужу бодрое расположение духа, и он по-деловому четко выложил леди Баскервиль свои планы на ночь. Та сразу же в крик:
      - Не-ет, Рэдклифф! Нет! Вы не можете так рисковать собой! Да пусть лучше от гробницы камня на камне не останется, чем хоть один волос упадет с вашей головы!
      Мне лично за такое идиотское заявление влетело бы по первое число... но леди Баскервиль заработала не менее идиотскую улыбку профессора. Он даже изволил ласково похлопать по холеным пальчикам, что вцепились в его рукав:
      - Ну-ну... Опасности нет, поверьте, дорогая.
      - Согласен. - Экзальтированные вопли хозяйки ранили мистера Вандергельта в самое сердце. - Но мало ли что... Пройдусь-ка я, пожалуй, с вами, профессор. Как-никак два шестизарядника лучше, чем один. И надежный человек рядом не помешает.
      Лучше бы он промолчал. Наша хозяйка зашлась в истерике. Да что же это такое! Да неужели ее бросят на съедение безжалостному чудовищу, которое расправилось со сторожем и чуть не убило Рэдклиффа!
      На чары доморощенной актрисы Вандергельт оказался так же падок, как и мой супруг.
      - Ив самом деле, - вскинулся он. - Нельзя оставлять дам без защиты.
      Свои услуги предложили Карл и Милвертон. В конце концов сошлись на том, что Карл с Эмерсоном отправятся на охрану гробницы, а Милвертон с Вандергельтом станут сторожить дам. Эмерсон аж приплясывал от нетерпения и от ужина наотрез отказался. Пока на кухне готовили корзину с едой, я улучила минутку и чуть ли не силком вытащила мужа во двор.
      - Мы не договорили, Эмерсон. Я настаиваю на встрече с Милвертоном. Учти - завтра он может и передумать!
      - Не собирается Милвертон ни в чем признаваться, Амелия! Это полуночное свидание больше похоже на ловушку, а ты - на лису, которая мнит себя очень хитрой и суется прямо в капкан! Но еще вероятнее, что ваша встреча - всего лишь плод твоего безудержного воображения. В любом случае выходить за порог спальни я тебе запрещаю.
      Неожиданно мрачный тон мужа слегка притушил мой пыл. Я бы, конечно, нашла что ответить, но тут Эмерсон, не обращая внимания на скользнувшую мимо Мэри, вдруг подался вперед и прижал меня к себе.
      - Можешь ты хоть раз в жизни исполнить мою просьбу, Пибоди?! Я застрелюсь, если с тобой что-нибудь случится!
      Он стиснул меня так, что сердце зашлось, и растворился в темноте. Миг спустя из дома донесся его нетерпеливый окрик:
      - Так вы идете или нет, фон Борк?
      Я подпирала спиной стену, держалась за ребра и хватала ртом воздух одним словом, приходила в себя после нежного прощания.
      - Не волнуйтесь, миссис Эмерсон... - раздался над самым ухом мелодичный голосок Мэри. - Все будет хорошо. Карл ведь рядом. Он предан профессору и защитит его от любой опасности.
      - Да я и не волнуюсь. Ox... - По спине текли струйки пота, платье хоть выжимай. - Ну и жара.
      - Сегодня очень жарко, - согласилась девушка, обняла меня за плечи и подтолкнула ко входу. - Пойдемте в гостиную, там посвежее.
      Более отвратительного вечера я и не припомню. Леди Баскервиль очаровывала Вандергельта, игнорируя всех остальных. Милвертон погрузился в молчание и раздумья, и я, сколько ни пыталась, не смогла поймать его отрешенный взгляд. Мадам Беренжери отбуксировали в спальню, но присутствие этой особы черной тенью витало в гостиной. А главное - меня преследовали зловещие мысли о муже, моем дорогом Эмерсоне, подставляющем себя под удар не знающего жалости негодяя. Или даже шайки негодяев, из которых лишь один был нам известен. Беспощадный и полный ненависти Хабиб. Месть и жажда наживы адская смесь, что кипела у него в душе, могла оказаться смертельной даже для такого сильного противника, как Эмерсон!
      Разошлись мы рано; уже в десять часов я забралась в постель и опустила полог. Растроганная прощальным жестом мужа, отказалась даже от своей ночной вылазки. Но сон, как назло, не шел. Ну не спалось мне, и все тут! Я смотрела на призрачную лунную дорожку, что пролегла через комнату... долго смотрела. Часа полтора. Пока наконец не поняла, что не в силах противиться ее загадочному очарованию. Луна подмигивала мне и манила в мир тайн и открытий. Пришлось подчиниться.
      Я неслышно встала с кровати. Приоткрыла дверь.
      Сонную тишину ночи нарушали только монотонное жужжание насекомых да заунывный вой шакала где-то в горах. Через несколько минут из-за угла дома выступил темный силуэт и двинулся через двор. Так и есть! После смерти Хасана мой муж обещал заменить его одним из наших людей.
      Меня это не смутило. В любом случае красться через двор было бы глупо. Я закрыла дверь, оделась, еще раз выглянула - чтобы убедиться, на месте ли наш сторож. И шагнула к окну.
      Одним коленом упираясь в подоконник, занесла было и вторую ногу, как от стены вдруг отделилась черная глыба и знакомый голос пробормотал на арабском:
      - Что желает Ситт-Хаким? Пусть Ситт скажет, ее верный слуга принесет.
      Я чуть не свалилась с подоконника!
      - Ситт-Хаким желает вылезти в окно, Абдулла. Помоги или уйди с дороги.
      Великан даже не пошевелился.
      - Ночь - время алых духов и злых людей, - глубокомысленно заявил он.
      Я поняла, что так просто не отделаюсь. Уселась в проеме, свесила ноги.
      - Что ж ты Эмерсона одного бросил, Абдулла?
      - Отец Проклятий оставил меня охранять сокровище, которое ему дороже золота всех фараонов.
      Сильно сомневаюсь, чтобы Эмерсон, даже с его красочным арабским, выдал что-то подобное! Но не в этом дело... Я была возмущена до глубины души. Это что ж получается - мой муж мне не доверяет?! Теперь меня не остановили бы даже угрызения совести, которых, разумеется, и в помине не было.
      - Помоги! - без церемоний приказала я гиганту.
      - О-о, - застонал Абдулла. - Прошу вас, не делайте этого! Мистер Эмерсон снесет мою голову и насадит на кол.
      - Ну сам подумай, Абдулла! Что такого страшного случится, если я немного прогуляюсь? Можешь идти за мной, только на террасу не поднимайся, спрячься где-нибудь поблизости.
      Я спрыгнула на землю. Наш верный слуга удрученно покачал головой, но смирился с неизбежным. Я пробиралась через заросли к террасе, зная, что он не отстает ни на шаг, хоть и не слышала сзади ни единого звука. Несмотря на гигантские размеры, Абдулла, когда нужно, двигался беззвучно и незаметно, как бесплотный дух.
      В призрачном лунном свете силуэты расписанных фресками колонн казались размытыми. На самой же террасе царила кромешная тьма.
      - Жди здесь, Абдулла! - шепнула я, пригнувшись к самой земле.
      Эмерсон вечно обвиняет меня в опрометчивости, но я вовсе не собиралась бездумно совать нос в западню. Прежде чем подняться, спряталась за колонной и как следует осмотрелась.
      А заодно и припомнила последний разговор с мужем. Мое "безудержное воображение" к ночной встрече с Милвертоном, разумеется, дела не имело - это все выдумки Эмерсона. Но с другой стороны... откуда мне знать, что фотограф собирается признаться в убийстве лорда Баскервиля? Может, он ничего и не знает об убийстве. Боже! А что, если наш кавалер решил просто поплакаться у меня на плече? Молодым людям такое заблуждение свойственно - они думают, будто весь мир живет их любовными страданиями.
      В самом дальнем уголке террасы вдруг вспыхнул красный огонек. Сигара мистера Милвертона! С колотящимся сердцем, затаив дыхание, я выскользнула из укрытия.
      - Миссис Эмерсон! - Юный джентльмен поднялся из плетеного кресла и загасил сигару. - Вы все-таки пришли! Да благословит Господь вашу милосердную душу.
      - Ну и зрение у вас. Видите в темноте как кошка!
      Я расстроилась. Хотела ведь подкрасться незамеченной.
      - Скорее слух, - шепотом объяснил Милвертон. - Я вас не увидел, а услышал.
      Он придвинул мне кресло, сам устроился рядом и погрузился в молчание. Не зная, о чем пойдет речь, я боялась начинать разговор первой, а Милвертон разрывался между чувством вины и сомнениями. По крайней мере, я надеялась, что он борется с собой, а не готовится покончить со мной. Один хороший удар - и даже Абдулла не спасет! Эх, жаль, зонтик остался в комнате...
      Начало разговора только подлило масла в огонь моих недобрых предчувствий.
      - Храбрая вы дама, миссис Эмерсон, - раздался во мраке зловещий шепот фотографа. - Выйти из дома одной, среди ночи, да еще после загадочной смерти сторожа и нескольких покушений на...
      - Знаю, - охотно согласилась я. - Поступок глупый, что и говорить. Боюсь, доверчивость - один из моих основных недостатков. Эмерсон не устает мне это повторять.
      - Ну что вы! Ничего подобного у меня и в мыслях не было! - воскликнул Милвертон. - Я сразу понял, что вы пришли, потому что разбираетесь в людях...
      - Вот как?
      - Конечно! И вы во мне не ошиблись. Я глуп и слаб, но я не преступник, миссис Эмерсон. Со мной вам ничто не грозит. Я не способен поднять руку на женщину... как, впрочем, и на любое живое существо. Вы мне поверили, миссис Эмерсон, - и теперь я готов пойти за вас на смерть!
      - Будем надеяться, что до этого не дойдет. - Мне было слегка не по себе. Тревога растаяла, сменившись разочарованием. Эта пылкая речь как-то не вписывалась в предполагаемое признание убийцы. - Но все равно спасибо, мистер Милвертон... Час поздний, завтра нам рано вставать... не лучше ли перейти к делу? О чем вы хотели поговорить?
      В ответ раздался странный сдавленный звук - то ли смешок, то ли рыдание - и снова голос Милвертона:
      - Вот в этом я как раз и собирался признаться, миссис Эмерсон. Вы затронули самую суть, когда обратились ко мне. Я - не Милвертон.
      - А кто же вы? - изумленно вытаращилась я.
      - Лорд Баскервиль.
      Глава девятая
      I
      Бедняга тронулся рассудком! Вот первое, что пришло мне в голову. Совершенное злодеяние по-разному отражается на людях; чувство вины и раскаяние принимают порой причудливые формы. Терзаясь муками совести, Милвертон убедил себя в том, что убийства не было, что лорд Баскервиль жив... и что он и есть он. Тьфу ты! Что он и есть лорд Баскервиль!
      - Приятно познакомиться, - осторожно сказала я. - Видно, слухи о вашей смерти были сильно преувеличены.
      - Прошу вас, - взмолился Милвертон, - не нужно смеяться надо мной!
      - И не думала даже.
      - Ах... ну да... - Из темноты вновь раздался смешок, больше похожий на стон. - Вы решили, что я сошел с ума. Уверяю вас, это не так... Пока еще нет, хотя временами и близок к помешательству. Позвольте объясниться.
      - Будьте любезны.
      - После смерти лорда Баскервиля титул по праву наследства переходит ко мне. Я - племянник его светлости.
      Ничего себе! От этой новости пошла кругом даже моя трезвомыслящая голова. Понадобилось несколько секунд, чтобы переварить открытие и соединить все звенья злосчастной цепи.
      - Что ж вы себе думаете, молодой человек?! - вскинулась я. - Почему живете в этом доме инкогнито? А лорд Баскервиль - покойный лорд Баскервиль, - он знал, кто вы такой на самом деле? Боже правый, да вы хоть представляете, чем может обернуться этот маскарад?
      - Еще как представляю. Со дня смерти дяди места себе не нахожу, даже слег в лихорадке. Если в не болезнь, давным-давно сорвался бы из Баскервиль-холла!
      - Но послушайте, мистер Милвертон... А как теперь к вам обращаться?
      - Меня зовут Артур, миссис Эмерсон.
      - Итак... Артур, ваше счастье, что заболели и не смогли удрать. Бегство было бы равносильно признанию вины. Вы же, как я поняла, к смерти дяди отношения не имеете?
      - Слово джентльмена! - дрожащим шепотом отозвался мой собеседник.
      Впечатляющая клятва, ничего не скажешь, но от сомнений она меня не избавила.
      - Давайте-ка все по порядку... Артур.
      - Мой отец был младшим братом его светлости, - начал юный лорд Баскервиль. - По молодости лет он совершил какой-то проступок, чем навлек на себя родительский гнев. Судя по рассказам, мой дедушка обладал совершенно необузданным нравом, а набожностью превзошел пуритан. Он жил по законам Ветхого Завета и с блудным сыном поступил так, как велит один из них, вырвал из сердца и вышвырнул на улицу. Мой бедный отец с нищенским пособием был сослан в Африку, где ему предстояло выжить на эти крохи или умереть... А старший брат не заступился? Артур помолчал.
      - Расскажу все как на духу, миссис Эмерсон. Покойный лорд Баскервиль поддержал жестокое решение своего родителя. Меньше чем через год после вынужденного отъезда моего отца титул перешел к нему, и знаете, что он поспешил сделать? Отправить письмо в Африку с категорическим отказом от всякой помощи младшему брату. Новому лорду Баскервилю честь семьи и личные убеждения не позволяли принять отвергнутого его отцом грешника.
      - Какое бессердечие!
      - Это мягко сказано, миссис Эмерсон. Я с детства считал его извергом... дьяволом в человеческом обличье! - прошипел Артур.
      Боже, вот так признание! Я содрогнулась. Интересно, юноша понимает, что сам себе роет могилу? Неужели он рассчитывает на мое молчание?.. А если нет - то на что тогда рассчитывает?
      - Сколько раз ночами я слышал проклятия, которыми осыпал брата мой отец, когда ему было совсем... да что уж скрывать... когда возвращался домой... под хмельком. А такое случалось все чаще и чаще. Но трезвым он был превосходнейшим человеком - добрым, веселым... Мама в нем души не чаяла. Сама она родилась в Найроби, в благополучной семье, и вышла замуж вопреки воле родителей. Мы жили на те скромные средства, что достались ей по наследству, но она так любила отца, что ни разу в жизни не посетовала, не пожалела о своем решении.
      Артур надолго умолк. Вздохнул.
      - Полгода назад случилось то, что должно было случиться. Постоянные возлияния сделали свое дело, и отца не стало. Вот тогда-то я впервые услышал от мамы... Она сказала, что, возможно, моя ненависть к дяде несправедлива... Не в укор отцу, нет!..
      - А это было непросто!
      Юный лорд, погрузившись в воспоминания, меня не услышал.
      - Матушка сказала, что его светлость бездетен, а значит, я его единственный наследник. Сам он даже не попытался меня найти, хотя мама, как положено, сообщила о кончине брата. Никогда мне не забыть мамины слова... "Просчеты его светлости не оправдывают твоего неуважения, сынок. Познакомиться с человеком, чье имя ты когда-нибудь будешь носить, - твой долг перед самим собой и перед семьей!"
      Я уже представляла себе атмосферу, в которой вырос Артур, и прониклась сочувствием к мужественной миссис Баскервиль.
      - Мама убедила меня... - со вздохом продолжал Артур. - Но ей я в этом не признался. Изобрел собственный план - бредовый, конечно, план, опрометчивый. Уезжая из Кении, сказал, что хочу посмотреть мир, а зарабатывать буду своим хобби - я с детства увлекался фотографией. Из газет мама наверняка узнала о смерти лорда Баскервиля, но она и не догадывается, что фотограф экспедиции Чарльз Милвертон - не кто иной, как ее неразумный сын.
      - Ваша мать наверняка вне себя от беспокойства! - ужаснулась я. - Вы хоть передавали, что целы и невредимы?
      - Она думает, что скоро получит письмо из Америки, - смущенно пробормотал Артур. - Я обещал устроиться и сообщить адрес.
      Мне оставалось только качать головой и вздыхать. Бедная миссис Баскервиль... когда и что она услышит о сыне? Правда может оказаться даже страшнее неведения, которое сейчас терзает материнское сердце!
      - Я хотел предстать перед дядей под вымышленным именем и завоевать его доверие и уважение, - продолжал юный джентльмен. - Да-да, миссис Эмерсон, можете ничего не говорить, сам знаю - все это наивно и похоже на плохой роман. Но ведь безобидно, поймите!.. Зимы лорд Баскервиль проводил в Египте, об этом знали все. Я добрался до Каира и по приезде тут же обратился к его светлости. Мои рекомендации...
      - Липовые?
      - Подлинные-то я ему никак не мог предъявить, верно? Лорд Баскервиль взял меня не задумываясь... Вот, собственно, и все. До самой смерти он не знал, кто я такой, хотя...
      Артур колебался, но конец мне и самой был известен.
      - Думаете, догадывался? Что ж, теперь это не имеет значения. Дорогой мой, вы должны обо всем сообщить властям. Понимаю, тем самым вы превращаетесь в главного подозреваемого...
      - Подозреваемого? В чем? Полиция считает, что лорд Баскервиль умер своей смертью.
      Мне не понравилась та поспешность, с которой наш юный наследник указал на эту небольшую неувязку. Но он был прав. Прежде чем искать убийцу, нужно было доказать, что лорд Баскервиль умер не своей смертью.
      - Тем более, - не отступала я. - В любом случае вам придется открыться, чтобы заявить права на титул.
      - Ш-ш-ш! - Артур зажал мне рот ладонью. Все мои, казалось бы, забытые страхи вернулись с новой силой, но лишь на миг. - Кто-то прячется в кустах! - едва слышно шепнул юноша.
      Я убрала его руку.
      - Не волнуйтесь, это наш Абдулла. Меня сторожит. Он ничего не...
      - Нет! - Артур вскочил с кресла, но в заросли, к счастью, не кинулся. Постоял немного, вглядываясь в темноту, и повернулся ко мне: - Исчез. Нет, миссис Эмерсон, это не Абдулла. Рост не тот, фигура тоньше, и одежда... Длинное полупрозрачное платье...
      Я ахнула.
      - Женщина в белом!
      II
      Перед тем как расстаться с Артуром, я попросила разрешения передать наш разговор Эмерсону. Молодой человек согласился - понял, наверное, что его отказ меня не остановит. А вот уговорить его чистосердечно признаться властям так и не удалось. Кое-какой резон в его доводах действительно был. Во всем Египте не нашлось бы чиновника, способного разобраться с делом такой важности. Артур клятвенно заверил, что прислушается к советам Эмерсона; я же, в свою очередь, обещала юноше любую помощь, какая только будет в моих силах.
      Говорят, признание облегчает душу. По-видимому, так оно и есть. Мой ночной собеседник ушел с террасы пружинистым шагом, что-то беззаботно насвистывая.
      А вот я расставалась с тяжелым сердцем. Артур Баскервиль вызывал симпатию... вовсе не красотой, как думал Эмерсон, а открытым нравом и дружелюбием. Однако были в нем и другие, куда менее приятные черты характера. С какой легкостью он признался в подделке рекомендаций! А этот его дурацкий план знакомства с лордом Баскервилем? Словом, многое доказывало, что Артур Баскервиль пошел в отца, обаятельного бездельника, вечного неудачника. Я всей душой болела за своего юного соотечественника, но веры в него от этого не прибавлялось. Скорее всего, трогательный рассказ Артура был всего лишь попыткой завести со мной дружбу, чтобы в тяжелый час обратиться за помощью. А этот час близок... Как только Артур объявит о своих правах на титул, истина - страшная истина! - выплывет наружу.
      Верный Абдулла ждал меня, спрятавшись (при его-то комплекции!) за стволом пальмы. На вопрос о привидении в белом он замотал головой.
      - Не видел, ничего не видел! Глаз не сводил с госпожи. Вернее, с того черного места, куда госпожа зашла. О-о-о... не нужно говорить Эмерсону!
      - Да не трусь ты так, Абдулла. Я скажу мужу, что ты меня силой удерживал, но я вырвалась и убежала.
      - А может, госпожа ударит своего слугу по голове? - робко предложил гигант. - Абдулла покажет Эмерсону...
      - Ой, не смеши меня.
      Абдулла ответил жалобным стоном.
      III
      Я просто умирала от желания поделиться с Эмерсоном необычайной новостью: убийство лорда Баскервиля раскрыто! Кое-какие детали еще оставались под вопросом, я собиралась над ними серьезно поработать, но, к сожалению, уснула прежде, чем докопалась до ответов.
      День начался с тревоги за Эмерсона. Здравый смысл подсказывал, что в случае каких-нибудь неприятностей в доме поднялся бы переполох. Но разве любовь прислушивается к голосу разума? Никогда еще я не собиралась так быстро, как в то утро.
      Однако, несмотря на ранний час, Сайрус Вандергельт уже шагал через двор. До сих пор американец появлялся исключительно в шикарных светлых костюмах, шедеврах портняжного искусства; сегодня же на нем был рабочий наряд столь же безукоризненного покроя, но цветом потемнее и из ткани попроще, а на голове - темно-зеленое кепи полувоенного фасона с красно-бело-голубой ленточкой.
      Отсалютовав потешным головным убором, Вандергельт галантно подставил руку и сопроводил меня к столу.
      Нам редко удавалось видеть леди Баскервиль за завтраком, оправдываясь ночными кошмарами и усталостью, дамочка до обеда не выползала из спальни. Уверена, что плохой сон тут ни при чем, - просто без многочасовых усилий такой красоты не добьешься.
      Каково же было мое изумление, когда я обнаружила леди Баскервиль, восседающую на своем месте за накрытым столом! Мадам явно не хватило времени заняться лицом, и выглядела она соответственно. Вандергельт, бедняга, сам посерел, взглянув на синяки под припухшими глазками и мрачные складки вокруг рта леди Баскервиль.
      - Ах, что за ночь, что за ночь! - простонала мадам, ломая руки. - Вы не представляете, какой ужас...
      - А вот и я! - прервал мелодраматическую сцену мистер Милвертон... вернее, Артур Баскервиль. - Тысяча извинений! К стыду своему, проспал!
      Похоже, нечистая совесть и впрямь не помешала ему выспаться. Забавно, не правда ли? - из всех присутствующих только убийца выглядел довольным жизнью, свежим и отдохнувшим.
      - А где же мисс Мэри? - бодро поинтересовался он, усаживаясь за стол. Сегодня нам нельзя задерживаться - миссис Эмерсон наверняка переживает за мужа! - Артур послал мне заговорщицки благодарную улыбку.
      - Наверное, от матери отойти не может. - При упоминании мадам Беренжери леди Баскервиль, как всегда, скорчила кислую мину. - Подумать только, и вы позволили этому чудовищу поселиться в моем доме! Теперь уж ничего не поделаешь... но я не желаю оставаться с ней наедине!
      - Так поедем с нами, - встрепенулся Вандергельт. - Устроим вас где-нибудь в тенечке...
      - Благодарю, друг мой, благодарю. Но я совсем без сил. Вы не представляете, какой ужас мне пришлось пережить этой ночью!
      Вандергельт попался на крючок, затрепыхался, выпучил глаза и в изумлении округлил рот.
      От сценических приемов леди Баскервиль - стонов, вздохов, всплесков руками и прочих фокусов, которыми бездарные актеры восполняют недостаток таланта, я вас избавлю. Суть же ночного ужаса сводилась к тому, что леди Баскервиль не спалось, она выглянула в окно и увидела пресловутое привидение в длинных белых полупрозрачных одеяниях.
      Скосив глаза на Артура, я поняла, что нужно действовать немедленно. Наивный олух собрался осчастливить всех рассказом о встрече с Белой Леди. Вот радость для слушателей! А расспросов-то сколько будет! Где, когда, зачем... с кем. Кошмар! Я вытянула под столом ногу и изо всех сил пнула молодого Баскервиля по лодыжке. Видимо, промахнулась. Мистер Вандергельт подпрыгнул и завопил от боли. Я рассыпалась в извинениях и не умолкала, пока опасность не миновала. Артур сообразил-таки, что едва не сморозил глупость.
      В течение всего завтрака американец уговаривал леди Баскервиль провести день вместе с нами, где-нибудь в тенечке у гробницы. Мадам отнекивалась. Вандергельт изменил тактику и предложил составить ей компанию в Баскервиль-холле. Мадам с милой улыбкой заявила, что не станет лишать дорогого друга удовольствия, о котором он так давно мечтал.
      - Отправляйтесь в свою грязную, гадкую пещеру, Сайрус, - проворковала она. - Лучше буду ждать вас здесь с хорошими новостями.
      Я ерзала на стуле от нетерпения, а этому бреду, казалось, не будет конца! Спас положение Артур, предложив остаться с леди Баскервиль и защищать ее от нападок мадам Беренжери. Как только проблема разрешилась, я сорвалась с места. Следом выскочил Вандергельт, а мисс Мэри, запыхавшаяся, розовая от смущения, догнала нас уже во дворе. Признаюсь, я задала такой темп, что оставила позади даже длинноногого Вандергельта.
      - Ну-ну, миссис Эмерсон! - крикнул он мне вдогонку. (А может, и "Тпру!" - кто поймет этих американцев с их ковбойскими терминами.) - Вы загоните нашу крошку мисс Мэри еще до начала работы! Волноваться-то нечего? Если бы профессору выпустили кишки, какая-нибудь сорока уже принесла бы нам новость на хвосте!
      Утешил, называется. Я, конечно, понимаю, цель Вандергельт ставил благородную, вот только форма подкачала.
      После целой ночи разлуки я надеялась увидеть в глазах Эмерсона хоть намек на теплые чувства, а он уставился на меня, точно впервые увидел. Озарение не сразу, но пришло, однако радостного блеска взгляду моего дорогого супруга не добавило.
      - Опаздываете! - хмуро бросил он. - Принимайтесь за работу. В завале масса всякой мелочи попадается.
      - Вот как? - протянул Вандергельт, поглаживая бородку. - Не слишком обнадеживает, а, профессор?
      - Я давно говорил, что мы в гробнице не первые, - гаркнул Эмерсон. Это не значит, что...
      - Понял вас, понял. Можно хоть одним глазком взглянуть - и тогда уж сразу за работу? Готов даже корзины таскать!
      - Ладно, - буркнул профессор. - Одна нога там, другая здесь.
      По доброй воле в эту преисподнюю полез был только фанатично преданный археологии человек. Расчищенный ярдов на пятнадцать коридор круто уходил вниз, в непроглядно черный зев пещеры. Духота тысячелетий щипала глаза и забивала легкие; поистине дьявольская жара заставляла рабочих стягивать с себя одежду, оставляя тот минимум, который диктуют приличия. Любой жест или вздох поднимал столбы мельчайшей известняковой пыли; белесый порошок садился на мокрые от пота тела египтян... Жуткое зрелище, доложу вам! В клубах пыли, словно в тумане, плавали размытые пятна фонарей и грязно-белые фигуры, как две капли воды похожие на вырванные из векового сна мумии.
      Мумии мне не страшны, а про жару и духоту я забыла, увидев груду обломков и мусора, которая до сих пор полностью перекрывала коридор. За ночь она как будто усохла, и теперь под потолком зияла приличная щель.
      Вандергельт, бросив быстрый взгляд на торжественную процессию, украшавшую стены, поднес фонарь к тому, что осталось от кучи мусора. Я приподнялась на цыпочки... В просвете под потолком, прямо за грудой обломков, высился каменный завал - точно такой же, как перед главным входом в гробницу.
      Вход в усыпальницу?!
      Повинуясь приказу Эмерсона, мы поднялись к площадке перед лестницей, и тут уж я выложила этому предателю все, что думала!
      - Вот, значит, где собака зарыта! Морочил мне голову сказками про грабителей, а сам надумал добраться до усыпальницы? Без меня?! И не стыдно тебе?
      Эмерсон схватился за подбородок.
      - Виноват, Пибоди... Вообще-то я не собирался... Слишком опасно...
      - Когда это я, скажи на милость, увиливала от опасностей?! И когда это ты взял за моду носиться со мной как с писаной торбой?!
      - Давным-давно. Спроси лучше, часто ли мне это удавалось. Послушай, Пибоди, ты же вечно суешься в самое пекло, вот я и решил...
      - Угомонитесь, - неожиданно встрял Вандергельт. Сунув кепи под мышку, американец стирал с лица белую жижу, а та расплывалась по лбу и щекам, склеивала бородку, капала на куртку. - Выслушивать ваши споры ни у кого терпения не хватит. Что там за чертовщина, профессор?
      - Конец коридора, - охотно отозвался Эмерсон. Еще бы не радоваться неожиданному спасению - мне-то он от стыда в глаза посмотреть боялся! Колодец или шахта. Я пытался перебраться на ту сторону, но не удалось. Нашел, правда, полусгнившие щепки - все, что осталось от мостика.
      - Следы грабителей? - У Вандергельта загорелись глаза.
      - Очень может быть. В гробницах этого периода бездонные колодцы не редкость, так что воры должны были подготовиться заранее. Не знаю, удалось ли им добраться до усыпальницы. Пока этому нет никаких доказательств. Я обнаружил лишь глухую стену с портретом Анубиса.
      - М-да... - Вандергельт по привычке пригладил бородку, и на куртку, давно утратившую щегольской вид, потекла очередная сероватая струйка. - Что ж это выходит? Либо дверь замаскировали под стену с рисунком, либо усыпальница где-то в другом месте - например, на самом дне шахты.
      - Именно. Нужно прощупать каждый фут потолка и пола. Чем ближе усыпальница, тем больше шансов нарваться на западню. Работы по горло, а значит...
      - ...принимаемся за дело! - выпалила я.
      - Угадала, Амелия.
      Не только угадала, но и уловила сарказм в профессорском тоне. На этот раз издевка сошла ему с рук - передо мной мерцали звезды научных открытий! Запал археолога затуманил мозги сыщику, и только очутившись у своей мусорной кучи на площадке перед гробницей, я сообразила, что о невероятном признании Артура Баскервиля мои муж так ничего и не знает.
      Не страшно, решила я. Время терпит. В конце концов, Артур обещал дождаться встречи с Эмерсоном, а до тех пор не предпринимать никаких опрометчивых шагов...
      Перелистав несколько страниц, недоброжелательные личности вполне могут обвинить автора в преступном легкомыслии. Но позвольте - где же здесь моя вина? Способностями меня бог не обидел, грех жаловаться, однако пророческим даром не наделил. Откуда же мне было знать, что произойдет за этот длинный рабочий день? Впрочем, явись к Эмерсону сама Кассандра со зловещими предсказаниями, мой муж попросил бы ее подождать до вечера. Я не преувеличиваю, поверьте! Вы в этом убедитесь, услышав, как он отнесся к сногсшибательной новости о юном лорде Баскервиле.
      Поговорить с Эмерсоном удалось только во время обеденного перерыва. Мы устроились на покрывале под тентом, который спасал меня от солнечного удара. Мэри спустилась в гробницу, чтобы, воспользовавшись отсутствием рабочих - а следовательно, и клубов пыли в воздухе, - зарисовать последний из портретов на стене коридора. Карл, ясное дело, не отходил от нее ни на шаг. Вандергельт, мигом расправившись с обедом, снова нырнул в пещеру, да и Эмерсон не задержался бы...
      - Погоди! - Я вцепилась ему в рукав. - Не хочешь узнать, что рассказал мне Артур?
      - Проклятье! Я же запретил тебе выходить из дома! И Абдулла хорош! Вот погоди, доберусь я до него!
      - Он тут ни при чем.
      - Ну еще бы! С тобой сам дьявол не справится!
      - Тем более. Хватит шуметь, лучше послушай, не пожалеешь. Артур признался...
      - Артур?! Да ты, как я погляжу, с убийцей на дружеской ноге! Минуточку... Какой Артур? Разве он не Чарльз?
      - Я сказала - Артур, потому что если бы ты услышал титул, то вообще бы ничего не понял. Чарльз Милвертон - вовсе не Чарльз Милвертон.
      Эмерсон с нетерпеливым вздохом вытянулся рядом и закатил глаза, но стоило мне добраться до сути, его деланно скучающая мина слетела в два счета.
      - Боже правый! Если он не врет...
      - Думаю, нет. Какой смысл?
      - Никакого... Все легко проверить. Ну и дела. Незавидное положение у парня - это-то хоть он понимает?
      - Разумеется. Готов даже пойти к властям. Кому открыться - вот вопрос.
      - Гм... - Эмерсон ткнул пальцем в подбородок. - Пожалуй, лучше сразу обращаться в Каир. Представляю, какой это будет сюрприз!
      - Сюрприз в том, что наследник лорда Баскервиля инкогнито жил в Баскервиль-холле. А о существовании племянника наверняка уже известно. Как это я сама не догадалась... Кому выгодна смерть лорда Баскервиля? Прежде всего наследнику. Вывод? Артур - главный подозреваемый.
      - При том условии, что лорд Баскервиль действительно убит. А кто мне доказывал, что преступник - Армадейл?
      - Вспомнил! - возмутилась я. - Когда это было! Мы ведь ничего не знали о Милвертоне... то есть об Артуре Баскервиле! Он, конечно, утверждает, что не убивал...
      - Неужели?
      - А ты чего ожидал? Чистосердечного признания?
      - Я-то нет. Ты ожидала, если мне память не изменяет. Ну ладно. Вечером поговорю с этим олухом, подумаем, как ему выкрутиться. А сейчас за работу.
      - Мне кажется, откладывать опасно...
      - А мне не кажется. Переживай лучше за гробницу.
      Мэри справилась с заданием и вернулась в Баскервиль-холл, мужчины не вылезали из пещеры, а я не покладая рук перебирала мусор. Ближе к вечеру среди камней и россыпи известняка стали попадаться глиняные осколки, кусочки синего фаянса и масса крохотных бусинок. Я как раз вылавливала одну из таких бусинок, когда над корзинкой с моими находками нависла тень.
      - Ах, какая жалость, какая жалость! - Мистер О'Коннелл приветственно взмахнул шляпой и устроился на корточках рядом со мной. - Ну можно ли портить прелестные дамские ручки грубой работой!
      - Напрасно стараетесь, - парировала я. - Ваше ирландское обаяние, мистер О'Коннелл, на меня не действует. Зачем явились? За вами глаз да глаз, опять какую-нибудь беду накаркаете. Несчастья за вами по пятам ходят!
      - Сжальтесь над несчастным, миссис Эмерсон! Я сам не свой сегодня... и точка! О-ох! - Он протяжно вздохнул.
      Мой план привлечения пронырливого репортера на нашу сторону требовал изменения тактики. Я улыбнулась:
      - Что, не удалось вернуть симпатии мисс Мэри?
      - Прозорливая вы леди, миссис Эмерсон. Да, да, да! Так и есть! О, моя богиня, владычица моей души! Она все еще гневается!
      - Поклонников ей хватает, скучать не приходится. А вспоминать нахального рыжего журналиста и вовсе времени нет.
      - Спасибо на добром слове, - мрачно буркнул О'Коннелл. - То-то и оно. Я пришел прямо из Баскервиль-холла. Мисс Мэри не хочет меня видеть. Даже не вышла поздороваться! Прислала записку и потребовала убираться вон из дома, иначе, мол, слуги вышвырнут. Я сражен, миссис Эмерсон. Меня уложили на лопатки - и точка. Умоляю, помогите, миссис Эмерсон. Согласен на любые условия.
      Я чуть ли не носом зарылась в корзину. О'Коннелл наверняка решил, что мне попался на редкость любопытный археологический экземпляр, на деле же я прятала от него довольную улыбку. Вот повезло так повезло! Вместо того чтобы идти на компромисс, я сама могла диктовать условия!
      - И что вы предлагаете?
      Настал черед О'Коннелла разыгрывать спектакль. Он мялся, теребил края куртки, утирал пот... но когда наконец открыл рот, речь его полилась подозрительно гладко. Этот пройдоха подкатил с заготовленным планом.
      - Обаяния мне не занимать, сами знаете, миссис Эмерсон, - потупив голубые глазки, скромно заявил он. - Только как же я пущу его в ход, если мне на дверь указали? Вот получить бы приглашение в Баскервиль-холл... да пожить бы там немного...
      - Ой-ой-ой! - Я сделала круглые глаза. - Вы требуете невозможного, мистер О'Коннелл!
      - С леди Баскервиль проблем не будет, - возразил ирландец. - Она меня обожает!
      - В отличие от Эмерсона.
      - И его уломаю.
      - Хотела бы я знать как.
      - Н-ну... скажем, пообещаю все свои статьи перед отправкой в Лондон показывать профессору.
      - Неужели пойдете на это?
      - Чертовски... ох, прошу прощения, мэм, от чувств обезумел... Очень не хотелось бы, но что поделаешь. Ради мисс Мэри...
      - Любовь, любовь! - Я позволила себе подпустить шпильку: - Верно говорят, что она даже преступника наставит на путь истинный.
      - Сказали бы лучше - даже мудрецу размягчит мозги. - О'Коннелл неожиданно печально, без намека на шутовство, улыбнулся. - А вам ведь, миссис Эмерсон, обаяния тоже не занимать. И доброты... Прячьте не прячьте меня вам не провести!
      - Вздор! - отрезала я. - Идите-ка подобру-поздорову, мистер О'Коннелл, пока на Эмерсона не нарвались. Вечером я с ним поговорю.
      - А прямо сейчас нельзя? - заныл хитрец. - Умираю от тоски!
      - Не искушайте судьбу. Завтра появитесь в это же время... может, я вас и обрадую.
      - О, я знал! - завопил ирландец. - Знал, что такая прелестная леди не откажет в просьбе несчастному влюбленному! - Он обхватил меня за талию и звучно чмокнул в щеку.
      Я тут же хвать зонтик! Только размахнулась - рыжеволосый наглец увильнул, засиял всеми своими веснушками, послал мне воздушный поцелуй и удалился вразвалочку.
      Далеко он не ушел. Всякий раз, поднимая голову, я видела в толпе зевак огненную шевелюру. Встречаясь со мной взглядом, О'Коннелл то вздыхал и театрально прикладывал руку к груди, то нахально подмигивал, ухмылялся и салютовал шляпой. Я веселилась от души, хотя виду, конечно не подавала. Приблизительно через час ирландец с площадки испарился - не иначе как решил последовать моему совету и не искушать судьбу.
      Золотой шар уже висел над пиками западных гор, длинные серовато-голубые тени ложились на землю, я по-прежнему выискивала среди камней все, достойное интереса, как вдруг площадка перед входом заполнилась рабочими. Эмерсон не мог отпустить людей до наступления темноты... Я бросилась в пещеру.
      Груда мусора в конце коридора заметно уменьшилась, обнажив край массивной каменной глыбы. Эмерсон с Вандергельтом сидели на корточках, не отрывая глаз от пола, о чем-то переговаривались, кивали, качали головами. Заметив мою тень, Эмерсон оглянулся.
      - Иди-ка сюда, Пибоди! Что скажешь?
      Он ткнул пальцем в какой-то предмет, темный и на вид очень хрупкий, местами присыпанный известняковой пылью, которую Вандергельт тут же принялся счищать небольшой щеточкой.
      В археологии я не новичок, гадала недолго. Странного вида предмет мог быть только мумифицированной рукой человека. Кожа по большей части была содрана, а оставшаяся напоминала пергамент, кости почернели и усохли. По иронии судьбы, лучше всего сохранились самые тонкие и хрупкие кости пальцев; они казались почти живыми и словно бы тянулись к свету... умоляли о свободе...
      Глава десятая
      I
      Даже понимая, что передо мной всего лишь скелет, я была растрогана до слез. Но делиться неуместными чувствами не стала - настоящему археологу сантименты не к лицу.
      - А где остальное?
      - Под плитой, - ответил Вандергельт. - Вот вам пример кары Божьей. Вор был пойман за руку в буквальном смысле.
      Я запрокинула голову. В потолке зияла ровнехонькая прямоугольная дыра.
      - Кары Божьей, говорите? По-вашему, это случайность?
      - Маловероятно. - Эмерсон привычно уткнул палец в подбородок. - Порода здесь ненадежная, в этом мы на своей шкуре убедились... но уж больно ровный кусок выпал. Похоже, его специально вырезали и закрепили так, чтобы он придавил вора, если тот ненароком заденет потайной механизм. Великолепно! С похожими устройствами мы с тобой и раньше сталкивались, Пибоди, но это мастерски исполнено!
      - Плита фута в два толщиной, - добавил Вандергельт. - От бедолаги мало что осталось.
      - Достаточно, чтобы навести ужас на рабочих.
      - А почему, собственно? - удивилась я. - Люди опытные, мумий и скелетов за свою жизнь столько выкопали - не сосчитать...
      - Да, но не при таких же обстоятельствах. Посмотри на этот скелет их глазами. Чем не действие фараонова проклятия?
      Из бездонной пропасти эхом донеслось: "Проклятия... клятая... клятая..."
      - Ну вас, профессор! - замахал руками Вандергельт. - Вы и на меня страху нагоните. А что, друзья, не поставить ли нам на сегодня точку? Скоро ночь, работы здесь еще непочатый край...
      - Как это - точку? Отложить до завтра? Ну нет, я должен увидеть, что там, под плитой! Пибоди, позови Карла и Абдуллу.
      Процедура оказалась невероятно сложной, отняла массу времени и сил, но мы все-таки подняли плиту, обнаружив под ней останки злосчастного грабителя. То, что лежало у наших ног, когда-то было живым человеком... Плита буквально размазала его по полу. Даже череп раскололся вдребезги.
      - Проклятье, - буркнул Эмерсон. - Вот когда нужен фотограф! Амелия, сбегай за...
      - Да вы что, профессор! - ужаснулся Вандергельт. - Как можно отправлять даму ночью в горы!
      - А разве уже ночь?
      - Позвольте, герр профессор, я набросаю на скорую руку, - предложил Карл. - До искусства мисс Мэри мне далеко, но...
      - Отлично, - оборвал немца Эмерсон. - Действуйте. - А сам взял щеточку и принялся смахивать сероватый налет с костей.
      - Что вы там ищете, хотел бы я знать? - недовольно приговаривал Вандергельт, вышагивая взад-вперед по коридору. - Склепы грабили нищие крестьяне, ничего ценного у этого парня быть не могло...
      Эхо последних слов еще звучало в пещере, когда под щеточкой сверкнула и растаяла золотая искорка.
      - Воск, - приказал Эмерсон. - Пибоди, воск сюда немедленно!
      Я бросилась наверх, мигом растопила на спиртовке парафиновый воск, который в экспедициях мы всегда держим под рукой, и кубарем скатилась обратно. Эмерсон уже успел очистить от грязи тот самый предмет, что приветствовал нас золотым блеском.
      Вырвав у меня обжигающую пальцы банку, Эмерсон тонкой струйкой вылил воск на землю. Я успела заметить лишь цветные вспышки: синие, красно-оранжевые, зеленые искры рассыпались во все стороны - и миниатюрный фейерверк угас под быстро застывающим воском.
      Лишь переложив драгоценную находку в коробочку, профессор согласился наконец объявить перерыв до утра. В ночном дозоре остались Карл и Абдулла.
      Почти всю дорогу Эмерсон молчал, но на подходе к дому вдруг обратился к Вандергельту:
      - Об этой штуке никому ни слова. Даже леди Баскервиль.
      - Но...
      - Я доложу ей, когда сочту нужным. Черт побери, Вандергельт, у наших слуг полно родни в окрестных деревнях. Если кто-нибудь пронюхает, что мы нашли золото...
      - Понял вас, понял. Позвольте... куда же вы?! - крикнул американец вдогонку моему мужу.
      Вместо того чтобы через ворота пройти во внутренний дворик, Эмерсон направился вокруг дома.
      - К себе, куда же еще, - последовал невозмутимый ответ. - Передайте леди Баскервиль, нам нужно полчаса, чтобы привести себя в порядок.
      Предоставив озадаченному американцу возможность сколько угодно хлопать глазами и скрести в затылке, мы прошли к жилому крылу и влезли в спальню через окно. Я была в восторге от простоты и удобства этого способа. Восторг, правда, поутих при мысли о субъектах, которым этот простой и удобный путь тоже не заказан.
      Эмерсон тут же бросился к лампе.
      - Пибоди, дверь!
      Когда все запоры и крючки были на местах, а шторы опущены, он достал из кармана коробочку, расстелил носовой платок и осторожно переложил находку. Я склонилась над столом.
      Не устаю повторять, что мой муж - гениальный археолог! Его решение использовать воск было единственно верным; попытайся он вынуть расколотую вещицу по кусочкам, пришлось бы распрощаться с надеждой ее восстановить.
      На столе лежало древнее египетское нагрудное украшение, что-то вроде кулона, выполненное в форме жука-скарабея. Центральная часть подвески, вырезанная из ляпис-лазури, практически не пострадала. А вот крылышки из тончайшей золотой нити с капельками бирюзы и сердолика были так изуродованы, что их первоначальную форму мог угадать лишь специалист своего дела - такой, например, как я. По широкому золотому ободу вокруг фигурки жука вилась замысловатая вязь иероглифов. Каждый крошечный значок был вырезан из драгоценного камня и утоплен в золотое основание. От надписи мало что осталось - значок "анх", вырезанный из ляпис-лазури, да чуть видный осколок бирюзы, некогда означавший какой-то иероглиф.
      - Боже правый! И как еще хоть что-то сохранилось? Плита могла расплющить это чудо в лепешку.
      - Подвеска оказалась под телом грабителя, - объяснил Эмерсон. Бедолага принял удар на себя. Со временем плита осела, золотые части смялись, но хотя бы не рассыпались в пыль.
      Воображение рисовало мне картины драмы вековой давности с такой ясностью, словно мой дух незримо витал в пещере в тот роковой день...
      Коптящие светильники едва рассеивают мрак в усыпальнице, крышка саркофага отброшена, пустые глазницы мумии повергают в трепет непрошеных гостей, те мечутся вокруг, хватают пригоршнями драгоценные камни, запихивают золотые статуэтки и инкрустированные сосуды в мешки~ В надежде отвести от себя гнев богов кто-то срывает с мумии царский амулет, вешает на шею, поближе к лихорадочно бьющемуся сердцу, и мчится к выходу вслед за остальными~ Грохот упавшей плиты наверняка прервал сон караула гробницы; жрецы навели порядок в последнем пристанище своего фараона, но не тронули карающую плиту - свидетельство немилости богов к осквернителям вечного покоя фараонов.
      Вздохнув, я вернулась из глубины веков в современность. К Эмерсону, который как раз укладывал драгоценную вещицу в коробочку.
      - Эх, прочитать бы надпись на ободке, - мечтательно протянула я. Узнали бы имя хозяина гробницы.
      - Ага! - злорадно ухмыльнулся мой муж. - Не догадалась?
      - А ты что же...
      - А я-то сразу! И ты бы догадалась, если в блеск золота глаза не застилал. Ну давай, Пибоди, шевели мозгами! Просветить?
      - Обойдусь! Не мешай, дай подумать. Та-ак... Имя и лицо фараона были стерты... Отсюда вывод - он был из еретиков... Это мог быть даже сам Эхнатон, если усыпальницу принялись готовить в начале его правления, до того как он покинул Фивы и запретил поклоняться прежним богам... Однако из тех иероглифов, что сохранились, "Эхнатон" не получается. А получается... - Я зажмурилась, напрягая память. - Тутанхамон! Вот!
      - Угу, - буркнул Эмерсон.
      - Что нам известно о правителях этого....
      - Хватит, - беспардонно отрезал мой муж. - Мне о них известно все; лекции будешь читать кому-нибудь другому. Поторапливайся, у нас еще полно дел.
      Ох уж эта мне научная ревность. Эмерсон терпеть не может быть на вторых ролях. Ну и пусть. "Лекцию" я закончила мысленно, пока приводила себя в порядок для вечернего свидания с леди Баскервиль.
      О Тутанхамоне, собственно, мало что известно. Правил совсем недолго; женился на одной из дочерей Эхнатона, но еретические взгляды своего тестя не воспринял... Открытие гробницы любого египетского фараона - удача для археолога невероятная, и все же я была слегка разочарована. Куда любопытнее было бы найти останки кого-нибудь из великих Аменхотепов или, скажем, Тутмосов...
      К нашему приходу в гостиной уже собралась вся компания. Эмерсон напрочь забыл о существовании мадам Беренжери. Нужно было видеть, как у него вытянулось лицо, когда он обнаружил на диване дебелую матрону в очередном несуразном наряде а-ля египетская царица. К счастью, мадам, как и все остальные, раскрыв рот внимала рассказу Вандергельта о нашей трагической находке. Американец с животрепещущими подробностями описал останки грабителя (о подвеске он не заикнулся).
      - Бедный, бедный... - шепнула мисс Мэри. - Какая страшная судьба! Оплаканный матерью, женой, детьми... он лежал там сотни лет...
      - И поделом! - процедила леди Баскервиль. - Преступник другой судьбы и не заслуживает.
      - Душа грешника корчится в геенне огненной! - с завыванием сообщила мадам Беренжери. - Страшный суд... вечная кара... э-э-э... Раз уж вы настаиваете, мистер Вандергельт, я, пожалуй, выпью еще капельку шерри.
      Американец послушно вскочил. Мисс Мэри побледнела, однако рта не раскрыла. А я, признаться, даже обрадовалась. По мне, чем быстрее мадам допилась бы до беспамятства, тем лучше.
      Леди Баскервиль сверкнула злобным взглядом в сторону необъятной фигуры на диване, резко поднялась и заняла излюбленное место у окна. На фоне белоснежных стен ее затянутая в корсет талия выглядела как всегда эффектно, но меня, ей-богу, от этой картины уже тошнило.
      - Итак, Рэдклифф... Как по-вашему - мм близки к цели?
      - Очень может быть. Завтра на рассвете продолжим работу. Но теперь нам без фотографа не обойтись. Милвертон, вы должны... Проклятье! Где же он?
      Век мне не забыть тот жуткий момент. Кровь застыла в жилах, ледяная дрожь прокатилась по позвоночнику. И сколько бы ни фыркал Эмерсон, я буду стоять на своем - предчувствие трагедии камнем легло мне на сердце.
      - Наверное, у себя, - повела плечиком леди Баскервиль. - Я сама предложила ему прилечь после обеда. По-моему, его лихорадило.
      Взгляд Эмерсона метнулся ко мне. Мы поняли друг друга без слов. Уловив этот немой разговор, леди Баскервиль побледнела:
      - В чем дело, Рэдклифф? Что-нибудь случилось?
      - Нет, - бросил Эмерсон. - Мне нужен Милвертон. Пойду позову, а вы ждите здесь.
      Еще чего! По коридору я летела следом за мужем. Опередив меня всего на пару шагов, Эмерсон без стука распахнул дверь в спальню Артура. В комнате царила темнота, но шестое чувство, которое всегда предупреждает нас о присутствии другого человека, меня не подвело. Здесь никого не было.
      - Сбежал! Я так и знала!
      - Не спеши с выводами, Амелия... - Эмерсон чиркнул спичкой. - Может, он вышел прогуляться или... - Фитиль лампы вспыхнул, и любые безобидные объяснения растаяли как дым.
      Вся спальня была перевернута вверх дном. Дверцы шкафов нараспашку, ящики комода выдвинуты, на полу груды белья и одежды. И лишь кровать, убранная с почти военной педантичностью, выглядела островком спокойствия в этом море хаоса.
      - Знала же... - простонала я. - Знала... А может, он все-таки не сбежал, а? Может, искал что-нибудь?
      - Например? Нет, Пибоди, боюсь, ты была права с самого начала. Черт бы побрал шельмеца, ну и гардероб! Вовек не разобраться, что пропало!
      Пошуровав среди разбросанной одежды, Эмерсон отпихнул ширму, целомудренно скрывавшую угол с удобствами.
      - Так... Бритвенные принадлежности на месте... И что это значит? Да ничего. У него мог быть второй комплект. Или же бросил второпях, решил, что купит новый. Плохо, Пибоди. Для юного лорда Баскервиля все складывается чертовски плохо!
      Пронзительный крик возвестил о появлении хозяйки. Белая как мел, с расширенными от ужаса глазами, леди Баскервиль повисла на руке Вандергельта.
      - Где мистер Милвертон?! - взвизгнула она. - И что значит... Рэдклифф!!! Почему вы сказали...
      - Милвертона, как видите, здесь нет. К тому же Милвертон вообще не... словом, на самом деле его зовут Артур Баскервиль. Он племянник вашего покойного супруга, леди... Эй, Вандергельт, держите ее!
      Эмерсон ринулся на помощь американцу. Стоит ли объяснять, что леди Баскервиль немедленно упала в обморок, и, разумеется, самым изящным образом. Джентльмены сражались за право подхватить безвольно поникшее тело, я же молча наблюдала за этим поединком. Победа осталась за Вандергельтом.
      - Святые угодники! - воскликнул победитель. - Потактичнее никак нельзя было, профессор? А эта чертовщина с Милвертоном... Баскервилем... как его там! Неужели правда?!
      - Разумеется, правда!
      - Ну и денек! Сюрпризы один за другим. Слушайте-ка, я отнесу леди Баскервиль в ее спальню и вернусь. Сообразим, что делать дальше.
      - Я и так знаю, что делать дальше, - парировал Эмерсон. - И займусь этим немедленно.
      Генеральским шагом промаршировав через комнату, он скрылся в коридоре. Следом исчез Вандергельт со своей ношей. Я огляделась в поисках хоть какого-нибудь ключика, хоть какой-нибудь зацепки, которую мы в спешке упустили. Трусливое бегство Артура подтверждало мои подозрения. Казалось бы, ликовать нужно - как-никак раскрыто преступление... а у меня на душе кошки скребли.
      Ну почему он сбежал? Еще утром выглядел таким довольным, весь светился от облегчения... Что могло произойти, пока нас не было?
      Нет... Что-то тут не так. Я это чувствовала нутром. Кожей, по которой вдруг побежали мурашки. Стоя посреди комнаты, я снова и снова обшаривала ее взглядом. Шкаф открыт - ничего и никого. Ширма отброшена к стене, там не спрячешься... Но в спальне было еще одно место, куда мы даже не заглянули. И как это я о нем забыла? Сама ведь в поисках пропажи первым делом лезу под кровать.
      Я опустилась на четвереньки, приподняла длинные складки покрывала...
      Если верить Эмерсону, он прибежал на мой дикий крик. Не помню, честное слово, не помню. Но точно знаю, что Эмерсон как по волшебству возник в комнате и рухнул рядом со мной.
      - Пибоди, девочка моя дорогая! Что с тобой? Тебе нехорошо? Голова закружилась?
      - Нет! То есть... не мне! Ему! Он там... там, под кроватью...
      - Боже правый! - Эмерсон схватил безжизненно вялую руку юноши.
      - Не трогай! - завопила я. - Он еще жив, но очень плох! И неизвестно, что повреждено. Кровать сумеем поднять?
      В такие минуты мы с Эмерсоном действуем как единый организм. Он бросился к изголовью, я встала напротив; мы осторожно приподняли кровать и отставили в сторону.
      Артур Баскервиль лежал на спине, неестественно вытянув ноги и прижав руки к бокам, - в позе, до ужаса напоминающей то положение, в котором египтяне укладывают свои мумии. И, кажется, не дышал...
      Эмерсон подсунул ладонь ему под голову.
      - Та-ак, понятно. Его ударили по голове... Боюсь, проломили череп. Умница, Пибоди, что не позволила тащить его из-под кровати.
      - Пошлю кого-нибудь за...
      - Посиди чуть-чуть, любовь моя, отдышись. На тебе лица нет.
      - Обо мне не беспокойся, Эмерсон. Хочешь - сам пошли за врачом, только побыстрее, все могут решить минуты.
      - Ты останешься с ним?
      - Ни на шаг не отойду.
      Эмерсон кивнул. Сильная, дочерна загорелая рука легла на мое плечо; то был жест друга и единомышленника. И опять мы поняли друг друга без слов. Человек, напавший на Артура Баскервиля, хотел его убить. С первого раза ему - или ей - это не удалось. Не дать убийце шанса повторить попытку - вот в чем была наша задача.
      II
      Вернуться к себе в спальню мы смогли лишь глубокой ночью, и я тут же с протяжным стоном рухнула на кровать.
      - Что за день!
      - Приключений с лихвой. Я ушам своим не поверил. Неужели ты признала, что это дело тебе не по зубам? - ехидничал Эмерсон, ловко расстегивая пуговички на платье. Я не возражала против ехидства, лишь бы чувствовать нежность его рук. Даже позволила снять с себя обувь и чулки.
      - Ох... Что ты возишься со мной, как с ребенком? Устал не меньше моего...
      - Но тебе ведь понравилось, - улыбнулся Эмерсон.
      - Еще как! - Я благодарно клюнула его в ямочку на подбородке, приложила ладонь к щеке. - Твоя очередь. Ложись и попробуй вздремнуть. Все равно ведь вскочишь ни свет ни заря.
      Эмерсон поцеловал ладонь (я не преувеличивала, читатель, когда говорила, что мой муж удивительно нежен), но тут же вывернулся из-под руки, вскочил и принялся расхаживать по комнате.
      - Нет, Пибоди, не до сна - слишком взвинчен. И не трясись надо мной, тебе прекрасно известно, что я могу сутками не спать.
      Мне тоже не спалось. Я села на кровати, поудобнее пристроив подушки под спину.
      - Все, что мог, ты для Артура сделал. До утра он будет под присмотром врача, да и Мэри, уверена, его не оставит. Бедняжка вся испереживалась. Красивая пара, правда? В другой ситуации сердце бы радовалось. Ты заметил, как мрачно качал головой доктор Дюбуа? По-моему, он особых надежд не питает. Ну а я настроена оптимистически. Все-таки организм молодой, сильный... выкарабкается.
      - Угу. Но когда он сможет говорить? Если вообще когда-нибудь сможет! Судя по реакции, такие мелочи, как любовь и страдания молодых людей, Эмерсона не тронули. - Проклятье! Все из рук вон плохо, Пибоди! Как прикажешь работать, если кругом творится черт знает что? Пора покончить с этой свистопляской.
      - Наконец-то! Выходит, ты пришел к тому же выводу, что и я? Нужно найти Армадейла, так? И выжать из него признание.
      - Может, так, а может, и нет. Но что-то делать нужно, - угрюмо буркнул Эмерсон. - Армадейл, говоришь? Что ж... Милвертона-Баскервиля мы из списка подозреваемых исключили... вернее, кто-то его исключил. Остается Армадейл, будь он проклят. Не путался бы у меня под ногами - может, так бы ему все и сошло. А теперь пусть пеняет на себя.
      - Твой план? - вопросила я. Разумеется, у меня уже имелся свой собственный, но зачем же лишать человека инициативы?
      - Найти негодяя. Тут, правда, есть одно "но"... Наши люди здешних гор не знают, так что придется обратиться за помощью к гурнехцам. Ну ничего... Кое с кем из этих хитрых дьяволов я не раз сталкивался, многим могу старый должок припомнить. Полагаю, настало время расплатиться.
      - Замечательно!
      У Эмерсона, как у хорошего фокусника, полные рукава сюрпризов. Кто бы мог подозревать за ним способности к шантажу (а иначе, согласитесь, его план не назовешь). Уверена, что под "старыми долгами" подразумевались какие-то темные делишки местных мошенников - подделка или подпольная продажа исторических ценностей. Шантаж так шантаж! Я была двумя руками "за"!
      - На это уйдет все утро, - продолжал Эмерсон. - Так что работы в пещере лягут на тебя, Амелия.
      - Разумеется.
      - Что за легкомысленный тон? Запомни - осторожность и еще раз осторожность. Там на каждом шагу могут быть ловушки. И учти вот еще что...
      Если доберешься до усыпальницы и сунешь туда нос без меня - разведусь.
      - Само собой.
      Эмерсон поймал мой взгляд. Насупился. Расплылся в ухмылке до ушей. И расхохотался.
      - Неплохая мы с тобой парочка, а, Пибоди? Слушай-ка, я все забываю сказать... костюмчик тебе к лицу. Отличный дневной туалет. Странно, что другие дамы фасон не переняли.
      - Кальсоны и фуфайка - отличный дневной туалет? Не смеши меня, Эмерсон! И не увиливай. Мы еще не все обсудили.
      - Именно. - Эмерсон присел на кровать, приподнял мои ноги и приложился губами к каждой босой ступне по очереди.
      Все мои попытки вырваться были тщетны. Впрочем... что уж скрывать... не очень-то я и старалась.
      Глава одиннадцатая
      К утру состояние Артура Баскервиля не изменилось. Но сам факт, что юноша пережил ночь, вселял надежды, и мне удалось убедить в этом доктора. Суетливый кругленький французик с набриолиненными усами, доктор Дюбуа пользовался немалой популярностью в европейской колонии Луксора. Ну, мне-то на репутации наплевать! Я его лично проэкзаменовала и согласилась, что кое-какими элементарными врачебными навыками мсье Дюбуа все же обладает. На консилиуме мы решили пока обойтись без операционного вмешательства: череп у пациента был проломлен, однако кость мозг не повредила. Конечно, я порадовалась за Артура, но как все же здорово было бы исполнить роль ассистента при такой уникальной операции!
      Словом, помочь Артуру мы ничем не могли, разве что запастись терпением и уповать на его молодость. Более или менее приличная больница находилась в Каире, везти туда больного в таком состоянии было бы чистейшим безумием. Юный Баскервиль остался в доме покойного дядюшки.
      Леди Баскервиль вызвалась ухаживать за новообретенным племянником вполне естественный порыв, который нашел бы поддержку, если бы не мисс Мэри. Девушка твердила, что ни за что не бросит бедного молодого человека. Леди Баскервиль возмутилась, в ее голосе зазвенели металлические нотки. Спор разгорался не на шутку, пока Эмерсон не положил ему конец, заявив, что нанял в Луксоре сиделку. Несмотря на всю неприязнь к церковникам, не могу не признать, что при виде круглолицей улыбающейся особы в черном одеянии на душе у меня стало легче.
      Познакомившись с сиделкой, мы с Эмерсоном немедленно отправились в Долину Царей - мой муж не мог и на день оставить свою драгоценную пещеру. По дороге мне пришлось здорово попотеть: Эмерсон галопом скакал по тропинке, словно минутное опоздание грозило мировой катастрофой. С большим трудом, но все же удалось его нагнать.
      - Проклятье! - бурчал он на ходу. - И так людей не хватает, а тут... От Мэри сегодня толку мало, как пить дать будет квохтать целый день над своим...
      Я выбрала самое удачное время, чтобы посвятить мужа в свой гениальный план насчет О'Коннелла. Эмерсон отреагировал на удивление спокойно.
      - Увижу этого... рядом - получит под зад коленкой!
      - Придется обойтись без таких трюков. О'Коннелл нам нужен.
      - Нет, не нужен.
      - Нет, нужен. Предоставив эксклюзивные права, мы сможем держать его под контролем. Это первое. И второе. Ты сам сказал, что людей не хватает. Кто-то должен постоянно быть при дамах в Баскервиль-холле. Остальные на раскопках. В археологии О'Коннелл не смыслит, но парень он крепкий и сообразительный. Мне было бы спокойнее знать, что в доме есть на кого положиться. Мэри за всем не уследит. У нее работа, взбалмошная мать, а теперь еще и Артур!
      - Верно.
      - С этим ты согласен? Очень рада. Армадейл разгуливает где-то поблизости. Что, если он готовит новый удар? Можешь считать меня фантазеркой...
      - Ты и есть фантазерка.
      - ...но мне тревожно за мисс Мэри. Однажды Армадейл уже делал ей предложение, возможно, и до сих пор сгорает от тайной страсти. А вдруг ему придет в голову увезти девушку силой?
      - И махнуть через пустыню на белом верблюде?
      - Очень смешно.
      - Мне известна твоя слабость к юным парочкам, Амелия. Если Армадейл и болтается где-то в горах, то лелеет совсем другие планы. Однако по сути ты права. Зачем, думаешь, я нанял профессиональную сиделку? Нападение на липового Милвертона должно было закрыть ему рот на веки вечные. Сразу не удалось, но могут ведь и еще раз попытаться.
      - А-а! Выходит, ты тоже об этом подумал!
      - Естественно. До старческого маразма мне еще далековато.
      - Как насчет самой сиделки? Мы не имеем права подвергать ее смертельной опасности.
      - Пока Милвертон в коме, особой опасности нет. С другой стороны - кто знает?.. У нашего невидимки могут сдать нервы, он и нанесет удар раньше времени. Пожалуй, О'Коннелла стоит задействовать. Только общаться с этим прохвостом придется тебе, Пибоди. Я его на дух не выношу.
      - С удовольствием. Но позволь заметить, что ты к нему уж слишком суров.
      - Вот еще! - фыркнул Эмерсон. - Вспомни-ка египетского Сета, прародителя сатаны. Копия О'Коннелла, такой же рыжий и наглый.
      Весь персонал, сгрудившись на площадке, внимал рассказу Фейзала о нападении на Артура Баскервиля. Правая рука Абдуллы и прирожденный актер, Фейзал пустил в ход все свои таланты и разыгрывал действо в лицах, с неистовой жестикуляцией и безумными гримасами. Даже наш доблестный ночной дозор, Абдулла и Карл, впились в рассказчика горящими взглядами. А уж рабочие - те просто в землю вросли! Складную историю, да в мастерском исполнении, арабы готовы слушать бесконечно, даже если и знают ее наизусть. Фейзал же, уверена, еще и приврал ради красного словца, так что успех у слушателей был ему обеспечен.
      С появлением на сцене Эмерсона спектакль быстренько свернули. Абдулла в некотором смущении пригладил бороду.
      - Что там случилось, Эмерсон? Этот враль... - пробасил он, кивнув на Фейзала, который старательно изображал из себя глухого, - такого насочиняет...
      Эмерсон в двух словах описал ситуацию. Глаза Абдуллы становились все шире, манипуляции с бородой все яростнее.
      - Ужас это какой есть! - Карл был в панике, что тут же сказалось на его речи. - В доме быть должен я! Мисс Мэри...
      Попытки успокоить его успехом не увенчались. Куда там! А при упоминании имени мистера О'Коннелла к панике немца добавилась еще и ревность, Карл побагровел, замахал руками и обрушил на меня поток возражений и просьб. К счастью, вмешался мой ненаглядный:
      - Сегодня раскопками руководит миссис Эмерсон! До моего возвращения она здесь начальник, и вы обязаны подчиняться ей беспрекословно.
      Бросив тоскливый взгляд на гробницу (так мог бы прощаться влюбленный рыцарь с дамой своего сердца), Эмерсон зашагал прочь, а за ним, как ни печально, увязались и самые дотошные из зевак плюс с полдюжины репортеров. Вся эта орава наступала ему на пятки и обстреливала вопросами, пока не произошло то, чего я в глубине души и опасалась. Мой неистовый супруг выхватил поводья у какого-то ошарашенного египтянина, вскочил на осла, с места в карьер выжал из несчастного животного рекордную скорость и скрылся в облаке пыли.
      В полной уверенности, что мистер О'Коннелл, с его-то источниками информации, уже в курсе последних событий, я выискивала среди зрителей огненную шевелюру, но тщетно. Казалось бы, кому и мчаться на помощь хрупкой мисс Мэри, как не ее страстному воздыхателю? Впрочем, долго гадать над таинственным отсутствием журналиста не пришлось: минут через пять чумазый запыхавшийся арабчонок сунул мне в руку записку, получил свой бакшиш и исчез. Я пробежала глазами несколько наспех набросанных строк.
      "Надеюсь, вам удалось уговорить профессора; если же нет, пусть попробует вытолкать меня из дома силой. Я остаюсь с Мэри".
      Горячность ирландца заслуживала порицания, но его преданность любимой женщине не могла не вызвать отклик в моей душе. Успокоившись за наших дам и раненого, я наконец занялась гробницей.
      Первой на очереди стояла съемка вчерашних находок. Фотографа мы лишились, но ведь камера-то уцелела! А чем я хуже Артура Баскервиля? Карл помог настроить аппаратуру, да и услуги слегка припозднившегося Вандергельта оказались очень кстати. Сделав несколько снимков, я приказала рабочим убрать из коридора остатки мусора и вынести плиту. Появление этой глыбы вызвало настоящий ажиотаж среди зрителей; двое даже свалились за ограждение и были извлечены из проема пещеры с легкими увечьями и угрозами в наш адрес.
      Я как раз продумывала следующий этап раскопок, когда Абдулла напомнил об обеде. Объявили перерыв, и тут уж мне стало совсем не по себе - мысли то и дело возвращались к Эмерсону.
      Вы не забыли, любезный читатель, мое жизненное кредо? Вот именно сохранять хладнокровие в любой ситуации... Но каково быть невозмутимой, когда муж рискует головой! Сказать, что шайка гурнехских воров не испытывала к нему особой симпатии, - значит ничего не сказать! Многие археологи, в надежде заполучить ворованные древности, негласно сотрудничают с этими мошенниками, Эмерсон же громил обе стороны подпольных сделок. Не было бы покупателей, утверждал он, прекратился бы и грабеж склепов. В малопочтенной среде мелких предпринимателей Гурнеха профессор Эмерсон был предан анафеме, так что попытка шантажа могла закончиться для шантажиста трагически.
      Теперь вы понимаете мое облегчение при виде знакомой фигуры, которая напролом шагала сквозь толпу, отмахиваясь от зевак, как от надоедливого гнуса. Журналисты следовали на почтительном расстоянии, причем один из них, специальный корреспондент "Таймс", заметно прихрамывал.
      - Где осел? - выпалила я.
      - Как дела? - одновременно выпалил Эмерсон. Пришлось сначала усадить мужа под тент, налить чаю, вкратце описать наши успехи и, дождавшись, когда приличный кусок сандвича приостановит поток его вопросов, повторить:
      - Так где осел?
      Эмерсон обвел площадку тупым взглядом.
      - Какой осел? А-а... тот осел! У хозяина, где ж еще... Наверное.
      - Как все прошло в Гурнехе? Справился?
      - Во что бы то ни стало нужно сегодня покончить с расчисткой, пробормотал он себе под нос. - Ч-черт! Так и знал - что-нибудь да забуду! Со всей этой ночной кутерьмой... Доски! Без досок никак не...
      - Эмерсон!!!
      - Не ори, Амелия. Вот он я, рядом, протри глаза и увидишь.
      - Как все прошло?
      - Где?
      Я потянулась за зонтиком.
      - Ах, ну да, в Гурнехе. По плану. Али Хасан Абд эр Расул - двоюродный брат того самого Мохаммеда, который открыл гробницу, - взялся нам помочь и уже прочесывает с друзьями горы в поисках Армадейла.
      - И все? Так просто? Я тут с ума схожу от страха, а он изображает из себя Юлия Цезаря. Veni, vidi, vici!*
      * Пришел, увидел, победил (лат.)
      - Нечего было с ума сходить. - Эмерсон долил себе чаю. - Али Хасан и компания ухватились за мое предложение. За Армадейла они получат награду, а главное, смогут в открытую заниматься тем, что обычно делают тайком, шастать по горам и выискивать гробницы.
      - Само собой. Я это сразу поняла.
      - Не сомневаюсь, - ухмыльнулся Эмерсон. Потом уронил чашку (с посудой он обращается не лучше, чем с рубашками) и вскочил на ноги. - За работу! Где Карл?
      - Спит. Успокойся! - добавила я, поймав его хмурый взгляд. - Он же всю ночь провел на посту! Вандергельт решил пообедать в Баскервиль-холле, а заодно и проверить, как там дамы и Артур.
      - Он решил пообедать со всеми удобствами и проглотить лишнюю порцию улыбок леди Баскервиль! - рявкнул Эмерсон. - Чертов дилетант. Подозреваю, этот америкашка хочет увести гробницу у меня из-под носа.
      - А ты в этом всех и каждого подозреваешь. - Я сложила в корзину остатки обеда и выбросила разбитую чашку.
      - Хватит болтать, Амелия, время не терпит. - Окликнув Абдуллу, профессор нырнул в пещеру.
      А тут как раз и Вандергельт подоспел - умытый счастливчик, в свежем рабочем костюме из своего неисчерпаемого гардероба. Я невольно прикинула, сколько же может быть лет нашему жизнерадостному американцу. Несмотря на седину и изрезанное морщинами лицо, Вандергельт производил впечатление человека совсем молодого, в расцвете, можно сказать, физических и творческих сил и по-своему красивого.
      - С превеликой радостью докладываю, - он галантно приподнял кепи, - все в порядке!
      - Хотите сказать, что леди Баскервиль еще не прикончила мадам Беренжери?
      Американец вопросительно вскинул брови, задумался.
      - Ох уж этот мне английский юмор, - улыбнулся он наконец. - Но по правде говоря, миссис Амелия, я застал дам не совсем... за мирной беседой. Скажу больше - они сцепились как бойцовые петухи. Я, конечно же, бросился разнимать, а дамы ни в какую? Слава богу, меня одна идея осенила... не сочтите за хвастовство, но идея гениальная. Я предложил мадам Беренжери войти в контакт с египетскими богами и уговорить их спасти жизнь Артуру. Когда я уходил, мадам пританцовывала посреди гостиной. Вы бы видели эту сцену! Таинственные пассы, мистические знаки, завывания... Жуть!
      - Как Артур? Лучше не стало?
      - Нет. Но и хуже, к счастью, тоже. Вот о чем я хотел спросить, миссис Амелия... вы в самом деле разрешили этому рыжему жулику переехать в Баскервиль-холл? Он там распустил хвост перед леди Баскервиль - смотреть противно! Я бы его выставил, если в он не заявил, что вы позволили!
      - Леди Баскервиль будет в ярости. Приглашать гостей - привилегия хозяйки, но, видите ли, мистер Вандергельт, мы с Эмерсоном решили, что в такой опасной ситуации...
      - Понял вас, понял. Не могу не согласиться. Мне и самому стало как-то спокойнее. О'Коннелл, конечно, пройдоха тот еще, но в драке сгодится.
      - Надеюсь, до драки не дойдет.
      - Я тоже, мэм, я тоже... О'кей! Пожалуй, примемся за работу, пока профессор меня не застукал и не обвинил в том, что я строю вам глазки. Разрываюсь, миссис Амелия! Разрываюсь между леди Баскервиль и раскопками! Даст бог, сегодня откроем усыпальницу.
      В тот день надеждам мистера Вандергельта осуществиться было не суждено. Во второй половине дня рабочие вынесли последнюю корзину с мусором и сами выбрались из пещеры. Перед нами тянулся длинный пустой коридор в тумане медленно оседающей белой пыли. Мы прошли по нему торжественным шагом и остановились у провала шахты.
      - Держу пари, я его перепрыгну! - Вандергельт склонил голову набок, прикидывая ширину колодца.
      - Держу пари, что нет, - презрительно фыркнул Эмерсон. - Соображать нужно, Вандергельт. Площадка там не больше фута. Куда вы приземлитесь? Лбом в глухую стену?
      Он растянулся на краю колодца и опустил фонарь в непроглядную черноту, насколько позволила рука. Я, конечно, последовала его примеру, но смотреть там особенно было не на что. Гулкий мрак и белеющие внизу пятна - такие же глыбы известняка, как и те, что мы в несметном количестве перетаскали из коридора наружу.
      - Верно, - кивнул Эмерсон, когда я поделилась этим наблюдением с остальными. - Колодец завален, но не до конца. Жрецы надеялись, что он станет еще одной ловушкой для воров. Итак, - продолжил мой муж лекторским тоном, поднявшись с земли и направив луч фонаря через шахту на стену, где Анубис, египетское божество с головой шакала, в зловещем приветствии вскинул руку, - мы оказались на распутье. Либо усыпальница спрятана за этой стеной, либо проход в нее находится где-то на дне колодца. Разумеется, проверим обе версии. Но не сегодня. Прежде чем разбирать стену, нужно сделать копию рисунка. А чтобы исследовать колодец, нужны веревки. Но очертя голову соваться нельзя - заметили, что лампа горит синим огнем?
      - А-а, была не была, профессор! - воскликнул Вандергельт. - Пара крепких веревок найдется? Спустите меня, и я...
      - Aber пеin, - пылко возразил Карл. - Спуститься должен человек молодой и сильный! Позвольте мне, герр профессор...
      - Первым в колодец спущусь я, - безапелляционно заявил Эмерсон. - И произойдет это завтра утром! - Он остановил на мне мрачный взгляд. Я хитро улыбнулась. Ясно же, что спускаться должен самый легкий в команде! Но до утра время есть. Обсудим. Убедим.
      Не дождавшись возражений, профессор удовлетворенно кивнул.
      - На сегодня все. Поскорее бы узнать, что там творится в Баскервиль-холле.
      - А кто станет охранять ночью гробницу? - спросил Вандергельт.
      - Мы с Пибоди.
      - Пибоди? Это кто же... Ах, ну да! Но позвольте, профессор! Вы шутите? У вас с миссис Амелией впереди тяжелый день...
      - Это вы позвольте мне напомнить, кто здесь главный!
      В таком тоне Эмерсону не приходится утруждать себя повторением. Вандергельт, человек далеко не бесхарактерный, признал победу за сильнейшим и умолк.
      Зато весь обратный путь американец крутился у нас под ногами и не дал даже словом переброситься наедине с мужем, о чем я так мечтала. А меня распирала радость. Решение Эмерсона пойти в ночной дозор вдвоем могло означать только одно: он хотел проникнуть в усыпальницу. Ну конечно! На кого ж ему и положиться, как не на свою половинку, своего друга и соратника? С кем еще поделиться восторгом открытия?! Потому-то он и закончил сегодня пораньше... Гурнехские воры боятся света; даже луна для них - смертельный враг. А когда она уплывет за холмы и настанет час привидений и преступников, тайна гробницы будет уже раскрыта.
      Надеюсь, вы не думаете, будто в научном угаре я забыла о домашних обязанностях? Первым делом, конечно же, заглянула к Артуру. Безмолвная черная фигура как заняла утром пост у кровати, так и окаменела в этой позе. Если бы не мерный перестук четок, она вполне сошла бы за скульптуру сиделки. На вопрос о состоянии пациента религиозная дама лишь покачала головой. Без изменений.
      Следующим пунктом стоял вопрос о мадам Беренжери. Решив, что, пока она не окажется в постели, мира и спокойствия в доме не видать, я прямиком устремилась в гостиную. Признаться ли в том недостойном способе, которым я собиралась обезвредить наше чудовище? Придется признаться, раз уж обещала быть до конца откровенной. Напоить мадам до бесчувствия - вот каков был мой план. Стыд и позор, скажете? Согласна, согласна... А что было делать? Любой другой способ потребовал бы куда больше изворотливости, сил и, главное, времени.
      Словом, угрызения совести меня бы не остановили, но я все же рада, что не пришлось претворять этот безобразный план в жизнь. Мадам Беренжери справилась с задачей самостоятельно. От ее храпа звенели стекла по всему дому, так что приблизительно нарисовать картину, которая вскоре и явилась моим глазам, я смогла еще на подходе к гостиной. Утомленная общением с потусторонним миром, вестница богов бесформенной кучей свалилась посреди ковра в обнимку с бутылкой из-под дорогого бренди леди Баскервиль.
      Неожиданным штрихом в картине оказалась сама хозяйка бренди, которая... Боюсь, кое-кто обвинит меня в злопыхательстве, но факт остается фактом: леди Баскервиль занесла ножку в изящной туфельке, как будто вознамерилась пнуть свою беспомощную гостью.
      - Какая мерзость! - Она быстренько опустила ногу. - Я настаиваю... слышите, миссис Эмерсон... я требую убрать эту гадкую женщину из моего дома! Как вы вообще посмели ее пригласить?! Я вне себя от горя, от...
      - Прошу прощения, леди Баскервиль, моей вины здесь нет. Я вас понимаю и сочувствую, но поймите и вы... не отправлять же мадам Беренжери в Луксор в таком состоянии! Как ей удалось добраться до бутылки? Разве винный погреб не на замке?
      - Конечно, на замке! Понятия не имею, где она взяла ключи, но пьяницы проявляют чудеса изобретательности... Ах, да какая разница! Я сойду с ума, сойду с ума, так и знайте!
      В ход пошли трагические вздохи и заламывание рук, а значит, у нашей актрисы появился благодарный зритель. Я сама не в счет: леди Баскервиль давно оставила попытки добиться от меня признания ее актерских талантов.
      - Святые угодники! - Мистер Вандергельт в шоке уставился на вздымающуюся от богатырского храпа колоду. - И давно она тут... Бедная моя девочка! - Он бросился вперед и ухватил ручку, которую ему томно протянула леди Баскервиль.
      Я позволила себе нарушить эту идиллию:
      - Давайте-ка отнесем ее в спальню. Мистер Вандергельт, вы поднимаете ее за плечи, а мы с леди Баскервиль...
      - Не-ет! - пролепетала прекрасная вдова. - Что за шутки, миссис Эмерсон!
      - Боюсь, это очень серьезно, моя дорогая, - усмехнулся Вандергельт. Если уж миссис Эмерсон решила, то сделает во что бы то ни стало. Мы не поможем - сама потащит нашу даму за ноги через весь дом. Я предлагаю позвать слуг, миссис Амелия. Троих... нет, пожалуй, четверых хватит. Не станем же мы надрываться ради репутации этой несчастной.
      Еще одна проблема долой. Осталась мелочь - предупредить Ахмеда, что нам понадобится корзина с провизией. Я шагала к кухне, вся в мыслях и радужных мечтах, как вдруг что-то блекло-серое, похожее на просторное египетское одеяние, мелькнуло сбоку и исчезло.
      Конечно, это мог быть кто-нибудь из наших рабочих или слуг, но меня насторожила вороватая стремительность движения. Покрепче стиснув рукоять зонта, я двинулась на разведку в заросли, куда нырнула подозрительная тень, и через минуту выглянула из-за последнего ряда кустов, обрамлявших небольшую площадку. Смуглый человек в крестьянском платье, озираясь по сторонам, метнулся к приземистому сараю, где хранились инструменты и оборудование для раскопок. Не только поведение, но и физиономия неизвестного выдавали преступную личность. Я успела заметить свирепое выражение лица и уродливый шрам, наискось перерезавший лоб и щеку.
      Поднимать тревогу и звать на помощь было рискованно - мошенник мог улизнуть в суматохе... Сама справлюсь, не привыкать! Я опустилась на землю и по-пластунски, на манер краснокожих, преодолела открытое пространство. У самого сарая вскочила, молниеносно припала к стене и прямо-таки задохнулась от возмущения! Мало того, что грабителей оказалось несколько, - они еще и беседы вели! Беспримерная наглость!
      С зонтиком наперевес я распахнула дверь и ринулась в атаку. Металлический наконечник зонта попал во что-то мягкое, кто-то охнул от боли, чьи-то руки сплелись вокруг меня. Я исступленно молотила зонтом, пока не была обезоружена, после чего пустила в ход свои тяжеленные ботинки, заехала противнику по ноге и уже собиралась заорать во все горло...
      - Остынь! - грохнуло над самым моим ухом.
      Голос был мне знаком.
      - Ты что здесь делаешь?!
      - Считай, это я спросил. - Эмерсон тоже здорово запыхался. - Я не против того, что ты всюду суешься, Амелия, но драться-то зачем? Ты мне ногу сломала!
      - Ерунда, - отрезала я, выхватив у мужа драгоценный зонтик. - Если бы ты соизволил посвятить меня в свои планы, рукопашной можно было избежать. К обоюдному удовлетворению. Кто это с тобой?
      - Позволь представить Али Хасана Абд эр Расула. - Он перешел на арабский, объявив меня своей ученой и родовитой старшей женой - титул весьма лестный, будь он высказан без сарказма.
      Али Хасан, приткнувшийся на корточках в углу, закатил глаза и прокаркал нечто до безобразия непристойное.
      - Придержи свой грязный язык, сын одноглазого верблюда и жалкое отродье паршивой козы.
      Эмерсон существенно развил мой совет, и зверская личность пошла на попятную.
      - Достопочтенная госпожа знает язык Али Хасана, - заскулил он. - Али Хасан не помнил... Али Хасан пришел за наградой.
      - Что?! Эмерсон, это значит?..
      - Именно, моя ученая старшая жена, - кивнул Эмерсон. - Слуга передал мне просьбу Али Хасана явиться сюда на встречу. Не знаю, почему Али Хасан не пожелал зайти в дом, да и знать не хочу. Главное - он утверждает, что нашел Армадейла. Разумеется, никакой награды он не получит, пока я не проверю его слова.
      - Где же Армадейл?
      - В горах. В пещере.
      Я ждала продолжения, а Эмерсон молчал. Затянувшаяся пауза все объясняла.
      - Он мертв.
      - Да, - мрачно подтвердил мой муж. - И довольно давно, если верить Али Хасану.
      Глава двенадцатая
      I
      Вечернее солнце швырнуло горсть золотисто-огненных лучей в открытую дверь сарая, осветив угол, где скорчился Али Хасан.
      - Ну как? - съехидничал Эмерсон. - Вся твоя теория полетела вверх тормашками?
      - Поживем - увидим! "Довольно давно" - понятие растяжимое. Но если даже Армадейл действительно был мертв к моменту последнего нападения... что с того? На этот случай я разработала вторую теорию...
      - Проклятье! Твое нахальство переходит все границы, Амелия. Только посмей заявить... - Он умолк и скривился в зверской гримасе. Волчий оскал, по-видимому, означал улыбку, и продолжил мой супруг совершенно другим, тошнотворно елейным голоском: - Боюсь, наш друг Али Хасан решит, что мы с тобой не в ладах.
      - Европейские эмоции - загадка для арабов, - согласилась я рассеянно. В тот миг мне было не до противоречий восточной и западной культур. - Нужно действовать, Эмерсон! И немедленно!
      - Точно. Принести сюда тело Армадейла - раз. Обеспечить безопасность гробницы - два.
      - Разделяемся? Мне куда - за Армадейлом или в гробницу?
      - За Армадейлом. Не хочется отпускать тебя, Пибоди...
      - Твоя часть гораздо опаснее. - Я была тронута заботой мужа, но не могла себе позволить расточать нежности - солнце уже висело над самыми горами.
      Али Хасан заелозил в своем углу, потом выпрямился.
      - Пойду. Давайте награду...
      - Сначала отведешь госпожу в ту пещеру, где нашел тело Армадейла, возразил Эмерсон.
      Глаза араба алчно вспыхнули, он расхныкался, забормотал о своих преклонных годах и угасающем здоровье и выклянчил-таки у Эмерсона лишних пятьдесят пиастров.
      - Но учти, - с ледяной угрозой протянул мой муж, - за безопасность госпожи ты отвечаешь жизнью, Али Хасан. Пусть хоть один волос упадет с ее головы - и я вырву твою печень. Ты меня знаешь.
      Али Хасан вздохнул.
      - Знаю, - скорбно подтвердил он.
      - Вперед, Пибоди, пока еще светло. Возьми Абдуллу, двоих людей из его команды и, пожалуй, Карла...
      - А я не сгожусь?
      Солнце превратило рыжие лохмы мистера О'Коннелла в языки пламени. Из-за косяка двери торчала одна голова, словно репортер готов был в любую секунду испариться. Однако ухмылка сияла во всю нахальную ирландскую мощь.
      - Что-то вас раньше не видно было, О'Коннелл, - буркнул Эмерсон.
      - А я решил затаиться. Что, думаю, зря глаза мозолить профессору? Ровный тон профессора придал ему уверенности. О'Коннелл наконец полностью нарисовался на пороге и застыл, сунув руки в карманы. - Услышал вот случайно...
      - Гр-р-р, - сказал Эмерсон. (Уверяю вас, читатель, я абсолютно точно воспроизвела этот звук!)
      Младенчески голубые глаза О'Коннелла округлились.
      - Нет, честное слово! И как кстати, профессор! Только подумайте миссис Эмерсон в горах одна, без мужчины, который бы ее защитил в случае...
      - Вот еще! - возмутилась я. - Очень мне нужна ваша защита! А "в случае", мистер О'Коннелл, рядом будет Абдулла!
      - Конечно, конечно, никаких возражений! Вы сами кого угодно за пояс заткнете, мэм, и точка! Ну тогда просто так, по доброте душевной... позвольте мне с вами прогуляться. А я даю слово... клянусь всеми богами старушки Ирландии, что покажу вам свою статью!
      Мы с Эмерсоном переглянулись.
      - А как же Мэри? Неужто оставите ее с Карлом? Между прочим, он с нее глаз не сводит!
      - Мисс Мэри никак не сменит гнев на милость, - простонал ирландец. И тут же оживился: - Поймите, это сенсация! Статья года! "Новая жертва проклятия фараона! Наш корреспондент в гуще событии! Бесстрашная миссис Эмерсон идет на штурм с зонтиком в руке!"
      Эмерсон зарычал. Я улыбнулась.
      - Ладно, О'Коннелл, - ворчливо выдавил мой муж. - Найдите Абдуллу, пусть приготовит веревки, фонари - словом, что нужно - и выберет двоих самых надежных людей. Встречаетесь здесь же через десять минут.
      О'Коннелл с улыбкой от уха до уха вылетел из сарая. Эмерсон заключил меня в объятия на глазах у ошарашенного Али Хасана.
      - Надеюсь, мне не придется жалеть, - пробормотал он. - Береги себя, Пибоди.
      - Ты тоже. - Я на миг прижалась к мужу. - Иди, Эмерсон. Скоро стемнеет.
      II
      Десять минут - срок, конечно, нереальный; на сборы у Абдуллы ушло чуть больше получаса. Невозмутимое, словно бронзовая маска, лицо гиганта меня не обмануло. Наш верный слуга был в тревоге, а двое египтян, которых он выбрал в спутники, дрожали как осиновый лист. Так, должно быть, выглядят смертники перед самой казнью.
      - Они знают, куда и зачем идут? - шепотом спросила я.
      - Рыжий человек не закрывал рта. - Абдулла уколол О'Коннелла неприязненным взглядом. - Госпожа, боюсь, они...
      - Знаю, знаю. Давай-ка быстренько в путь, а то еще передумают.
      Али Хасан потрусил первым, О'Коннелл рядом со мной. Ирландец примолк и только стрелял глазами по сторонам - не иначе как сочинял красочное вступление к своей будущей статье.
      После Дейр-эль-Бари наш проводник свернул на юг с тропы, ведущей в Долину Царей, и полез вверх по крутому склону. О'Коннелл все порывался предложить мне помощь, но очень скоро ему понадобились обе руки; я же, с моим зонтиком и немалым опытом, не уступала в ловкости Али Хасану. Следом за нами карабкался Абдулла и бурчал что-то о мошенниках, которые нарочно заставляют людей рисковать шеей. Пару раз я и сама заметила подъемы попроще тех, что выбирал Али Хасан.
      С грехом пополам мы забрались на плато; идти стало легче. Жаль, не было времени вдоволь полюбоваться открывшейся с вершины панорамой. Буйство закатных красок ослепляло и околдовывало. На поверхности реки плясали малиновые блики; восточные скалы нежно розовели, синь неба над ними сгустилась до лиловой хмури с редкими бриллиантовыми искрами первых звезд. Али Хасан повернулся спиной к этому великолепию и направил стопы на запад, куда стремительно катился и пурпурный шар солнца. Темнота была не за горами, причем темнота истинно южная, сплошная, непроглядная. Меня тревожила надвигающаяся ночь - незнакомая местность таила массу опасностей, и даже при свете фонарей можно было запросто свалиться с обрыва или угодить в какую-нибудь глубокую расселину.
      О'Коннелл заметно скис, после того как поранил руку об острый обломок скалы. Нянчиться с ним было некогда, я лишь наспех обмотала ладонь носовым платком. Абдулла угрюмо молчал, но и в нем напряжение росло с каждой минутой.
      Один только Али Хасан беззаботно скакал по камням и даже что-то напевал себе под нос. Этого типа, всю жизнь промышлявшего грабежом склепов, не страшили ни злые духи ночи, ни встреча с покойником, так что его веселье меня нисколько не удивляло. Однако настораживало. Радость Али Хасана грозила обернуться для нас неприятностью.
      Я не сводила глаз с ненадежного проводника и только поэтому была захвачена врасплох нападением со стороны. Какая-то тень неожиданно метнулась мне под ноги, я отпрыгнула - в горах полно змей! - и сбила с ног О'Коннелла. Охнув, тот покатился по земле, а я нацелила зонтик на неведомого врага.
      Кошка Бастет восседала на ближайшем валуне и сверлила меня зеленым взглядом, демонстрируя крайнее возмущение.
      - Извини, пожалуйста, но ты сама виновата! Нужно предупреждать заранее. Надеюсь, я тебя не ушибла?
      Оскорбленное животное ответом меня не удостоило. Зато примчавшийся на шум Али Хасан в ужасе закатил глаза и воззвал к Аллаху.
      - Она разговаривает с кошкой! - вопил он. - С демоном ночи, ифритом! Она повелевает злыми духами! - Араб крутанулся на голых пятках, но дать стрекача не успел - я выбросила зонтик ручкой вперед и крюком подцепила жулика за шею.
      - Поиграл и будет, Али Хасан. Сколько ты уже водишь нас кругами? Это животное, дух богини Секхмет, открыло мне твой обман.
      - Так я и думал, - прорычал Абдулла, надвигаясь на предателя с кулаками.
      - Погоди, Абдулла. Али Хасан знает, что с ним сделает Эмерсон... если я расскажу. Веди нас прямо в пещеру, Али Хасан, а то богиня-кошка разорвет тебя на куски!
      Я опустила зонтик, Абдулла напрягся, как перед прыжком, но необходимости в погоне не было. Али Хасан завороженно уставился на Бастет, которая наконец приняла извинения, спрыгнула с валуна и устроилась у моих ног.
      - Она была рядом с мертвым человеком... - шевельнулись синие от суеверного страха губы Али Хасана. - А я бросил в нее камнем... О Секхмет, богиня смерти, прости злодея!
      - Простит. Когда я попрошу. Веди нас к пещере.
      Али Хасан удрученно пожал плечами.
      - Она знает дорогу. Если я не покажу, Секхмет сама проводит повелительницу духов, а Эмерсон вырвет мою печень.
      Железные пальцы Абдуллы сомкнулись на запястье нашего жуликоватого проводника, и мы продолжили путь.
      - Как вы догадались? - В шепоте О'Коннелла звучало благоговение. - Я понятия не имел...
      - Чего еще ждать от мошенника? Я блефовала, а он сдуру и признался.
      - Вы просто чудо, мэм, и точка!
      Я лишь улыбнулась. Комплимент вполне заслуженный... и точка!
      Бастет, исполнив свою миссию, таинственно исчезла.
      - Поторапливайся, Али Хасан! Не приведешь нас на место до темноты пеняй на себя! Богиня Секхмет не знает жалости! - крикнула я в спину гурнехскому плуту. Тот съежился и перешел на рысь, причем курс держал на восток, откуда мы пришли.
      - Вот, госпожа! - минут через десять простонал он, едва дыша. - Я успел до темноты!
      Негодяй сказал сущую правду. Тонкая огненная полоска над дальней грядой пылала прощальным приветом закатившегося светила. Мы стояли на краю скалы в каких-нибудь трех сотнях ярдов от начала подъема.
      - Шакал ты! Отродье бешеного пса! - взревел Абдулла. У Али Хасана от его тряски заклацали зубы. - Нет здесь никакой пещеры!
      - Есть пещера, есть! Сначала с дороги сбился... - скулил проводник. Привел на место... Дайте награду...
      Я пропустила эту чушь мимо ушей, приказала зажечь фонари и один из них ткнула Али Хасану.
      - Ну? Где пещера?
      Абдулла потащил упирающегося предателя по тропинке вдоль скалы. С каждым шагом спуск становился все круче и опаснее. О'Коннелл, растеряв весь свой задор, только стонал и сыпал сквозь зубы проклятиями. Бедняге и впрямь приходилось несладко, тем более с раненой рукой - я заметила, что платок насквозь промок от крови. Чуть ли не у самого подножия скалы Али Хасан остановился:
      - Здесь.
      Признаться, даже я, со своим опытом, не заметила бы той щели, настолько она оказалась узкой. И низкой. Во мне и росту-то чуть больше пяти футов, а протискиваться пришлось согнувшись в три погибели. Длинная гулкая пещера уходила вглубь и вверх. Здесь можно было выпрямиться. Я подняла фонарь.
      Изрытые трещинами стены, жуткий омут темноты в конце уходящего в сердце скалы тоннеля - все эти подробности явились мне позже. В тот миг я видела только одно. Скорчившееся у самых моих ног тело.
      Армадейл лежал на боку, скрючившись, откинув голову, выбросив в сторону руку, на которую я чуть не наступила. Моя собственная рука, боюсь, была не так тверда, как следовало бы: фонарь вдруг затрясся, и в его дрожащем свете высохшие пальцы, казалось, шевелились, царапая землю.
      Трудно было поверить, что это тот самый Армадейл, чьи снимки регулярно появлялись в газетах рядом с фотографиями лорда Баскервиля. При жизни юноша был почти по-девичьи привлекателен, за свои тонкие, изящные черты лица получил не очень лестное у арабов прозвище и даже пытался скрыть женственную внешность под пышными кавалерийскими усами... Теперь эта мужская краса и гордость исчезла, волосы были гораздо длиннее, чем на последнем снимке. Темная прядь накрыла глаза... к моему огромному облегчению.
      Бастет определенно решила испытать меня на прочность. Пока я стояла, застыв над телом как истукан, живое воплощение богини Секхмет беззвучно материализовалось из темноты и заняло пост рядом с покойным хозяином.
      Из ступора меня вывел встревоженный и, кажется, далеко не первый оклик Абдуллы. Прежде чем позвать в пещеру нашего верного слугу - а тем более дотошного репортера, - я наскоро обследовала останки.
      Голова была цела, на теле ни признаков ранения, ни крови. Я заставила себя приподнять ломкую прядь волос. Посреди загорелого, без единой царапины лба темнело засохшее пятно краски - грубое изображение змеи. Символ власти фараона.
      III
      Не стану описывать события последующего часа... Не потому, что воспоминания столь уж невыносимы, а всего лишь из опасения утомить читателя перечислением подробностей.
      Тело Армадейла перенесли в Баскервиль-холл, что само по себе не составило труда (по прямой, а не кругами, как водил шельмец Али Хасан, до пещеры было ходу пятнадцать минут). Проблема заключалась в том, что суеверные арабы боялись приблизиться к покойнику. Я давно знала этих людей и как будто пользовалась их уважением, но даже мне понадобилось немало времени и цицероновское красноречие, чтобы убедить друзей Абдуллы взяться за ручки самодельных носилок. Из сарая, где мы решили пока спрятать тело, бедняги вылетели пулей, точно удирали от самого сатаны. Али Хасан презрительно усмехнулся.
      - Эти больше к пещере не подойдут, - процедил он. - Даже таким глупцам хватает ума бояться мертвецов.
      - Тебе вот, жаль, не хватает. - Я протянула деньги. - Бери. За сегодняшние фокусы стоило бы лишить тебя награды, но я не привыкла нарушать обещания. А напоследок советую запомнить: сунешься в гробницу - нашлю на тебя гнев богини Секхмет!
      Али Хасан завопил, изошел стенаниями и не успокоился, пока не увидел у собственного носа гигантский сжатый кулак.
      - Пойду к своим людям, госпожа, - сказал Абдулла, проводив мрачным взглядом жулика из Гурнеха. - Этот предатель прав... уже завтра они могут отказаться от работы.
      - Извини, Абдулла, отпустить тебя я сейчас никак не могу. Мы нужны Эмерсону. Боюсь, Али Хасан кружил по горам, чтобы дать сообщникам время проникнуть в склеп.
      - Я с вами! - воскликнул О'Коннелл.
      - Чей это голос? Репортера или джентльмена?
      Ирландские веснушки утонули в волнах багрового румянца.
      - Поделом мне, заслужил... - неожиданно горько признался О'Коннелл. Не стану скрывать, миссис Эмерсон, - душу свою репортерскую готов продать, чтобы увидеть реакцию профессора. Но помощь вам предлагал не репортер. Возьмите меня в Долину. Абдулла нужен здесь.
      В холодном сиянии луны скалистая гряда казалась частью пейзажа далекой и безжизненной планеты. Полпути мы прошли в молчании.
      - Рука болит? - спросила я наконец, услышав тяжкий вздох О'Коннелла. Вы уж простите, что не занялась раной... Очень тревожно за мужа.
      - Разве это рана? Так, мелочь. Царапина. Меня другое беспокоит... Понимаете, миссис Эмерсон, эта история поначалу была ступенькой в моей карьере, возможно даже билетом в журналистский рай, но не больше. Теперь же, когда я так близко познакомился с действующими лицами, а к некоторым и привязался... мне все видится по-другому!
      - Означает ли это, что вы на нашей стороне?
      - О да! Располагайте мной, миссис Эмерсон! Буду счастлив хоть чем-нибудь помочь! Как по-вашему, отчего умер этот бедняга? Я не заметил никаких следов насильственной смерти.
      - Возможно, их и нет. В горах, случается, люди погибают от голода и жажды... - Очень бы хотелось поверить страстным речам репортера, но уж больно часто он меня дурачил, чтобы я вот так сразу с ним разоткровенничалась. - Не забудьте, мистер О'Коннелл, что первыми читателями ваших статей должны быть мы с Эмерсоном. И ради всего святого - оставьте в покое фараона!
      - Теперь я знаю, каково пришлось Франкенштейну! - виновато хохотнул ирландец. - "Проклятие фараона"! Это ж мое изобретение, причем бессовестно циничное: сам-то я ни в нечисть ночную, ни в проклятия не верю. Да, но как теперь объяс...
      Он умолк на полуслове.
      В долине грянул выстрел. Гулкое эхо прокатилось по скалам, просочилось сквозь трещины, растаяло в недрах гор, но я точно знала, откуда донесся этот страшный звук. И еще! Сорвав пистолет с пояса, я пустилась вскачь, размахивая зонтом и паля напропалую. В основном в воздух... кажется. Откровенно говоря, мне было все равно, куда стрелять, лишь бы бандиты поверили, что Эмерсон не один, что подмога - и немалая! - уже близко.
      Залпы со стороны пещеры прекратились. Была ли эта внезапная тишина вестником нашей победы или... Нет! "Или" я отбросила, припустив еще быстрее. Впереди уже маячило белесое пятно глыбы, которую мы вытащили из гробницы. Сразу за ней - черный зев пещеры. Никаких признаков жизни...
      Когда на моем пути выросла зловещая темная фигура, я не задумываясь нажала на курок. "Клац", - послушно отозвался пистолет.
      - Перезарядить бы не мешало, Пибоди, - произнес озабоченный голос Эмерсона. - Последний патрон ты еще когда выпустила!
      - Все равно глупо, - выдохнула я. - Идиотское безрассудство...
      - Зная твою отчаянность, Пибоди, я аккуратно сосчитал все выстрелы. Иначе ни за что бы не вышел.
      Боже! Что ж я могла натворить! Меня затрясло от запоздалого страха. Рука Эмерсона обвилась вокруг моей талии.
      - Ты в порядке, Пибоди?
      - Уже нет, - честно призналась я. - В будущем обещаю вести себя осмотрительнее.
      - Угу.
      - Нет, правда, дорогой мой Эмерсон.
      - Не переживай, дорогая моя Пибоди. В конце концов, бесшабашность, с которой ты рвешься навстречу опасности, меня и подкупила. Проклятье! Надеюсь, ты не одна явилась?
      - Нет. Где вы, мистер О'Коннелл?
      - А уже можно? - поинтересовался из темноты репортер.
      - Вы же слышали - пистолет не заряжен, - не слишком дружелюбно отозвался Эмерсон.
      - Так то пистолет миссис Эмерсон. А как насчет вашего, профессор?
      - Не празднуйте труса, молодой человек! Опасность миновала. Пришлось пару раз стрельнуть, чтобы отогнать стервецов. Хотя... - Эмерсон улыбнулся, - может, мне и не удалось бы так легко отделаться, да шуму от миссис Эмерсон... как от целого отряда полиции.
      - На то и расчет был, - похвасталась я.
      - Ха! - только и сказал Эмерсон. - Присаживайтесь. Докладывайте, что и как.
      Мы устроились втроем на покрывале у входа в пещеру, и я посвятила его в события, о которых вы уже знаете, любезный читатель.
      Другой муж ахал бы от ужаса, представляя смертельную опасность, которой подвергалась его дражайшая половина. Но если подумать... С Другим мужем я сидела бы дома и помирала со скуки на званых вечерах.
      - Неплохо, Пибоди, совсем неплохо. Уверен, что нападение - дело рук шайки Али Хасана. Не разгадай ты его фокус, так бы я здесь и пропал ни за понюшку табаку.
      Я подозрительно прищурилась. Но нет - похоже, он был абсолютно серьезен.
      - Ну да ладно, - продолжал Эмерсон, - на сегодня, по крайней мере, мы с ними покончили. Давайте об Армадейле. Как он умер? Раны на теле есть? Шея сломана? Череп пробит? Хоть что-нибудь?
      - Ни-че-го! - торжественно объявила я.
      - Только змея на лбу, как у лорда Баскервиля, - вставил О'Коннелл, заработав от меня гневный взгляд. И когда только успел заметить? Перед тем как позвать в пещеру других, я опять прикрыла лоб Армадейла прядью волос.
      - В таком случае... - Эмерсон привычно ткнул пальцем в подбородок, можно предполагать убийство. Вопрос - кто убийца? Вопрос второй - если Армадейл мертв уже не меньше трех-четырех дней, то кто напал на Артура?
      - Мадам Беренжери, - без запинки ответила я.
      - Что-о-о?! Ты соображаешь, Амелия...
      - А кому выгодна его смерть? Кому, я вас спрашиваю, если не полубезумной матери, которая камнем повисла на шее дочери и до смерти боится ее потерять? Мистер Армадейл сделал Мэри предложение...
      - Вот паршивец! - воскликнул О'Коннелл. - И хватило же наглости...
      - Не он один выбрал мисс Мэри объектом обожания, - отрезала я. Ревность! Чем не мотив для убийства, как считаете, мистер О'Коннелл? Вот вы... Ради любимой женщины не повторите ли вы смертельный грех Каина?
      О'Коннелл опустил глаза. Луна безжалостно выхватила из темноты белое лицо. Маску смерти. Или вины.
      - Амелия! - скрипнул зубами мой муж. - Ты переходишь всякие...
      - Выслушай до конца! - возмутилась я. - Карл фон Борк тоже в списке подозреваемых. Он тоже любит Мэри. И не забывай, нападение было совершено еще на одного поклонника девушки. Но мадам Беренжери возглавляет мой список! С головой у нее не в порядке, а кто, кроме безумца, пойдет на убийство, можно сказать, без причины?!
      Эмерсон вцепился в свою вечно нечесаную шевелюру и замотал головой. Со стороны это выглядело так, будто он задался целью вырвать волосы с корнем.
      - Сколько можно, Амелия!
      - Секундочку, профессор... - задумчиво проговорил О'Коннелл. - А ведь миссис Эмерсон в чем-то права... Меня подпустили к Мэри только потому, что я изображал из себя воздыхателя ее ненормальной мамочки. Старая... э-э... прошу прощения... ведьма отпугнула не одного молодого джентльмена.
      - Речь-то идет об убийстве! - вскипел Эмерсон. - Проклятье! Слишком много дыр в твоей теории, Амелия! Старая... э-э... прошу прощения... ведьма со своей комплекцией вряд ли смогла бы скакать по горам Фив и гробить полных жизни мужчин.
      - Однако запросто могла нанять убийц. Не спорю, кое-какие пробелы в моей теории пока есть, но стоит ли обсуждать их сегодня? Нам всем нужен отдых.
      - Знакомый ход, - пробурчал Эмерсон. - Ты прибегаешь к нему всякий раз, когда выигрыш за мной.
      Это ребячество ответа не заслуживало.
      Глава тринадцатая
      I
      С первыми лучами солнца мы были на ногах и в полной боевой готовности. Я отлично выспалась даже при том, что внесла равноценную с мужчинами лепту в ночное дежурство. Эмерсон прядал ушами, бил копытом и рвался в гробницу, но проиграл сражение с более здравомыслящим членом нашего семейства и согласился до начала работы проверить обстановку в доме. О'Коннелла оставили на посту у гробницы, пообещав сразу прислать замену; пылающая на солнце рыжая шевелюра долго маячила огненным пятном на площадке. Чтобы не дразнить любопытную репортерскую душу, вход в пещеру Эмерсон закрыл решеткой.
      Шагая рука об руку с мужем и отбросив мысли о скорбных обязанностях, что ждали нас в Баскервиль-холле, я полной грудью вдыхала свежесть горного воздуха и любовалась началом нового дня. Великий Ра вернулся из странствия по безднам мрака и возвещал о своем приходе, как многие миллионы лет до нас и многие миллионы лет после нас... когда все те, кто встречал этот рассвет, превратятся в прах...
      У Эмерсона давно вошло в привычку самым грубым образом врываться в мои философско-поэтические раздумья.
      - Ты вчера такую чушь несла, Амелия! Ахинея и полная галиматья!
      - Следи за языком. Ругаешься как извозчик.
      - Сама довела. Мало того - еще и выложила свои гениальные теории одному из главных подозреваемых!
      - Я не подозреваю мистера О'Коннелла. Просто захотелось немного прощупать юного джентльмена.
      - Ага. О'Коннелл из списка выбыл! Кто же занял его место? Леди Баскервиль?
      Издевку я великодушно пропустила мимо ушей.
      - Леди Баскервиль тоже нельзя исключать, Эмерсон. Похоже, ты забыл, что первой жертвой был ее муж.
      - Забыл? Я?!! - Далее зазвучали не поддающиеся расшифровке звуки и, наконец, что-то значимое: - А кто упирал на ревность как основной мотив убийства?
      - Не основной, но один из возможных. Ясно же, что череда убийств призвана скрыть истинный мотив. Следовательно, прежде всего нам нужно вычислить главного убиенного... если не возражаешь против такого экстравагантного термина.
      - Допустим, возражаю, и что изменится? - буркнул Эмерсон. - К тому же термин сильно уступает в экстравагантности самой теории. Ты в своем уме, Амелия, хотел бы я знать? По-твоему, три жертвы - собственно, даже четыре, если считать Хасана, - всего лишь очковтирательство?
      Убийца, по-твоему, косит кого ни попадя, чтобы замести следы?
      - Почему бы и нет? Узнай мотив - найдешь убийцу. Элементарно... Эмерсон! Под подозрение подпадает любой, кому выгодна смерть жертвы. В данном случае жертв четверо; Хасан, разумеется, в их числе. Отсюда и избыток мотивов.
      - Угу. - Эмерсон обратился за советом к ямочке на подбородке. - Угу... Но первым все-таки был лорд Баскервиль...
      - Именно. Не затуманили бы газетчики мозги полиции всей этой белибердой о фараоновом проклятии - кого бы в первую очередь заподозрили в убийстве лорда Баскервиля? Наследников, кого же еще! Его супругу, а потом и племянника, когда Артур заявил бы права на титул. Но лично я настаиваю, что сэр Генри не был основной мишенью. Его убили только для того, чтобы сбить нас с толку. Армадейл или Артур - вот в кого метил преступник!
      - Боже правый... Если ты вздумаешь ступить на криминальный путь, я за наш конченый мир и гроша ломаного не дам, - с чувством признался Эмерсон. До чего ж дикая идея, Амелия! Скажу больше - бесподобно дикая, чем и привлекает. Я очарован, но не убежден. Что же касается мотива... уж больно их много, и ты назвала лишь несколько из возможных. Нельзя забывать, что убийства начались после открытия гробницы. Смерть лорда Баскервиля могла быть на руку местной братии во главе с Али Хасаном - раз. Религиозное рвение имама запросто могло толкнуть его на убийство "осквернителя покоя усопших" два. Вандергельт определенно имеет виды на гробницу, а заодно и на супругу лорда Баскервиля - три. А копнуть личную жизнь его светлости, так еще с полдюжины мотивов найдется.
      - Согласна. А убийство Армадейла и нападение на Артура как объяснишь?
      - Армадейл знал убийцу и попытался его шантажировать.
      - Неубедительно, Эмерсон. Ой неубедительно! С какой стати тогда Армадейлу убегать в горы и скрываться столько времени?
      - А может, он и не скрывался. Может, он уже давным-давно мертв.
      - Я его видела! Юноша умер несколько дней... максимум неделю назад, но уж никак не месяц с хвостиком.
      - Пусть мне это специалист скажет. И хватит строить домыслы. Без фактов все равно ни до чего не додумаемся.
      - Ас фактами и додумывать ничего не придется. Будут факты - откроется истина.
      - Как сказать, - мрачно заключил Эмерсон.
      II
      Я очень надеялась, что успею привести себя в порядок прежде, чем в доме разнесется новость о страшной находке. Двадцать четыре часа раскопок, скалолазания, стрельбы и всего прочего не могли не отразиться на моем внешнем виде и состоянии одежды. Увы, едва ступив во двор, я поняла, что от излишеств придется отказаться. Баскервиль-холл встретил нас гробовой тишиной и зловещим безлюдьем. На звук хлопнувшей двери откуда-то появилась Мэри, полетела по коридору, бросилась ко мне:
      - Господи, какое счастье! Вы вернулись! - В глазах у девушки стояли слезы.
      - Успокойтесь, дорогая. - Я пригладила ее растрепанные локоны. - Что такое? Артур?.. Он...
      - Нет-нет! Артуру, слава богу, получше. Но в остальном... Амелия, тут такой ужас творится!
      Еще секунда - и слезы полились бы ручьем. Пришлось принимать меры.
      - Мы здесь, дорогая, - строго сказала я. - А значит, тревожиться не о чем. Пойдемте-ка в гостиную, за чаем все и расскажете.
      Дрожащие губы Мэри сложились в слабое подобие улыбки.
      - В том-то и дело, Амелия! Чаю нет. Завтрака нет. Прислуга бастует. Несколько часов назад кто-то из слуг обнаружил тело бедного Алана, рассказал, конечно, всему дому... и когда я пошла за завтраком для сиделки, Ахмед на кухне уже собирал вещи. Пришлось разбудить леди Баскервиль...
      - Леди Баскервиль закатила истерику... - продолжила я.
      - Она расстроилась, - кивнула наша воспитанная крошка. - Сейчас мистер Вандергельт беседует с Ахмедом, пытается уговорить его остаться. Карл побежал в деревню в надежде найти замену...
      - Идиот! - взревел Эмерсон. - Суется не в свое дело, нет чтобы меня спросить! Даром только время потеряет. Амелия, пойди... гм... уговори Ахмеда распаковать вещи. Он подаст пример остальным. Я к рабочим. Раз Карла нет, пошлю Фейзала или еще кого на смену О'Коннеллу.
      - Профессор... - робко шепнула мисс Мэри.
      - Некогда, дитя мое. Потом.
      - Но, профессор... ваши люди тоже бастуют...
      Последнее слово застало Эмерсона в броске. Одна нога надолго зависла над полом, опускал он ее медленно, осторожно, словно боялся раздавить стекло. Свинцовые кулаки сжались, лицо исказилось. Мэри съежилась и юркнула за мою спину.
      - Спокойно, Эмерсон, - посоветовала я, - а то удар хватит. Чем ты, собственно, возмущен? Этого можно было ожидать, причем давно. Люди держались исключительно благодаря боговдохновенной личности своего уважаемого профессора.
      Эмерсон изволил убрать с лица зверское выражение.
      - Спокойно? По-твоему, я недостаточно спокоен? Прошу прощения, дамы, я вас на пару минут покину. Хочу спокойно поговорить со своими людьми и спокойно их предупредить, что если они сию же минуту не уймутся, то я спокойно пришибу всех по очереди.
      С чем и удалился размеренным, величавым шагом. В нашу спальню. Я было бросилась следом - увещевать, уговаривать, настаивать, в конце концов, - но вовремя сообразила, что Эмерсон просто избрал самый короткий путь через окно. Оставалось надеяться, что произойдет чудо и он не расплющит по дороге к цели мой единственный туалетный набор.
      - Не перестаю удивляться полному отсутствию у мужчин логики, поделилась я с Мэри. - Ну кто рискнет напасть на гробницу средь бела дня? Эмерсону заняться бы более насущными проблемами, а он... Возвращайтесь к Артуру, дорогая, а я позабочусь о завтраке.
      - Но как... - распахнула глаза девушка.
      - Как - это моя забота.
      Мистер Вандергельт застрял на кухне. Ахмед восседал на полу среди пожитков, куда входили и его драгоценные кастрюли. Собрав морщины в маску скорби, араб меланхолично изучал потолок, а американец, размахивая веером зеленых банкнот, похоже, отгонял от его носа мух.
      Когда я вышла из кухни, Ахмед колдовал у плиты. Справедливости ради не стану приписывать себе всю честь целиком. Эффектная поза Ахмеда выдавала его быстро растущий интерес к зеленым бумажкам, и жалованье, которое он соизволил принять, удовлетворило бы даже личного повара фараона.
      Мистер Вандергельт забросал меня комплиментами, я их тактично отклонила, попросив его осчастливить хорошей новостью леди Баскервиль, а сама нырнула в нашу спальню. При всем желании поплескаться вдоволь я не могла: со слугами проблема решилась, но на очереди стояла масса других. Эмерсон возник в окне, когда я застегивала платье. Спрыгнул с подоконника, пересек комнату и жахнул дверью в ванную.
      Все ясно. Миссия потерпела неудачу. К сожалению, у меня не было лишней минутки, чтобы утешить мужа, да он и не принял бы соболезнований. В гостиной слуги уже выставляли дымящиеся миски на буфетную стойку; я приказала одному из них приготовить поднос с завтраком и отнести в комнату больного. Мисс Мэри встретила меня изумленно-радостным возгласом:
      - Вы уговорили их остаться?!
      - Слуги на месте, - уклончиво ответила я. - Доброе утро, сестра.
      Улыбчивая сиделка кивнула. На круглом румяном лице не было и следа ночных бдений, как, кстати, и ни капельки пота - несмотря на длинный и плотный черный наряд. Пока она угощалась честно заработанным завтраком, я осмотрела раненого.
      Мисс Мэри не преувеличила, состояние ее подопечного и впрямь внушало надежду. Артур был по-прежнему бледен до синевы и по-прежнему в коме, но зато дышал глубже и ровнее, да и пульс стал заметнее.
      - Неплохо... Но без еды он долго не протянет, - размышляла я вслух. Бульону бы... Прикажу Ахмеду сварить цыпленка. Куриный бульон - вот что возвращает силы!
      - А доктор посоветовал коньяк, - робко вставила Мэри.
      - Исключено. Мэри, дорогая, идите к себе, вздремните часок. Будете продолжать в таком духе - сами свалитесь. И как я тогда без вас?
      Этот довод сразу пресек все возражения девушки. Бросив нежный взгляд на возлюбленного, мисс Мэри тихонько закрыла за собой дверь. А я подсела к даме в черном.
      - Нужно поговорить, сестра. Начистоту. Сиделка снова заулыбалась, кивнула, но рта не раскрыла. Немая она, что ли?
      - Отвечайте! - не выдержала я. - Если, конечно, можете!
      Безмятежный лоб дамы в черном перерезала морщинка:
      - Quoi?
      - Вон оно что! - простонала я. - Вы говорите только на французском? Хорошенькое дело.
      Артур очнется, может быть, даже скажет, кто на него напал, а вы... Ну да ладно, что уж теперь... Будем исходить из возможностей.
      Словом, я добилась своего - где на словах, где на пальцах, но ситуацию обрисовала. К концу этой оригинальной пантомимы лицо сиделки утратило идеально круглую форму. Оказывается, она думала, что с юношей произошел несчастный случай, о нападении не слышала ни слова и уж тем более не подозревала о возможности второй попытки.
      - Alors, - закончила я, - vous comprenez bien, та soeur*, что раненого нельзя ни на минуту оставлять одного. Не думаю, чтобы вам грозила опасность, но осторожность не помешает. Преступник может пойти на любые ухищрения, чтобы добраться до своей жертвы, например попытается вас усыпить. Не прикасайтесь к еде, если только я ее лично не принесу, договорились?
      - Ah, топ Dieu! - воскликнула сиделка, лихорадочно щелкая четками. Mais quel contretemps!**
      - Вы угадываете мои мысли. Так можно рассчитывать на вашу помощь, сестра?
      * Итак, сестра, теперь вы понимаете (фр.)
      ** Бог мой! Какие сложности! (фр.)
      Не обошлось без душевной борьбы, но уже через минуту-другую сиделка покорно кивнула:
      - Все мы в руках Божьих. Я буду уповать на милосердие Господа и молиться.
      - И правильно. Но лучше с открытыми глазами. Не тревожьтесь, сестра, я позабочусь об охране. Снаружи будет постоянно дежурить наш человек, ему можно доверять.
      За обещанной охраной я отправилась в пристройку, где обитали рабочие. Зеленая лужайка перед домом была усеяна праздными субъектами, которые при виде меня разом испарились, бросив одиноко подпирающего пальму Абдуллу.
      - Я недостоин вашего доверия, госпожа, - неловко пробормотал седобородый гигант. - Подвел Эмерсона, подвел...
      - Ты не виноват, Абдулла, просто ситуация из ряда вон выходящая. Очень скоро мы с Эмерсоном раскроем эту тайну, как раскрыли и прежние, помнишь? Твои друзья поймут, что и здесь виной всему злой умысел живого человека, а не давно усопшего. А сейчас я пришла просить об одолжении. Как ты думаешь, согласится кто-нибудь работать в большом доме? Нужен надежный человек охранять больного и благочестивую даму в черном.
      - Эти трусы будут рады услужить госпоже и успокоить свою нечистую совесть, - мрачно заверил Абдулла. - Только к пещере не подойдут.
      Вскоре передо мной уже выстроилась дюжина добровольцев. Остановив выбор на Дауде, одном из многочисленных племянников Абдуллы, я представила его сиделке и со спокойной душой пошла завтракать.
      Эмерсон уже вовсю кромсал яичницу. Карл, сгорбившись, пристроился за столом как можно дальше от профессора, печально опустил в тарелку усы и украдкой отправлял в рот по крошечному кусочку бекона. Бедный юноша. Должно быть, испытал на себе действие ядовитого жала Эмерсона! Вандергельт, джентльмен до мозга костей, поднялся и пододвинул для меня стул.
      - Ну и чехарда! - жизнерадостно воскликнул он. - Не представляю, долго ли мы еще продержимся. Как наш больной, миссис Амелия?
      - По-прежнему. - Я налила себе чаю, потянулась за тостом. - Боюсь, это начало конца... Где леди Баскервиль?
      Верная своей привычке являться как по вызову, мадам вплыла в гостиную... в неглиже! Волны бледного шифона, ленты, рюши, оборочки плюс каскад черных волос по плечам. Встретив мой изумленный взгляд, очаровательное видение сочло уместным сконфузиться:
      - Прошу прощения... Моя безмозглая горничная сбежала, а мне не по себе в одиночестве. Что же нам делать? Положение кошмарное!
      - С чего вы взяли? - Я проглотила кусок тоста. - Все под контролем. Присаживайтесь, леди Баскервиль, перекусите. После завтрака беспокойство как рукой снимет.
      - О чем вы говорите! Какой завтрак! - Заламывая руки, мадам принялась метаться взад-вперед вдоль окна. Ей бы еще охапку сорняков - вылитая была бы Офелия. Слегка перезрелая, правда. Карл с Вандергельтом повскакивали из-за стола и давай наперегонки утешать.
      - Мне не до еды! - с надрывом сообщила леди Баскервиль, позволив наконец усадить себя в кресло. - Что с бедным мистером... лордом Баскервилем? Никак не привыкну. Мне не позволили его проведать! Безобразие! Мисс Мэри сослалась на ваш приказ, Рэдклифф!
      - Так и есть, я распорядился никого не впускать, - кивнул Эмерсон. Прошу извинить, это - вынужденная мера. Мы пытаемся защитить лорда Баскервиля, но помочь ему, боюсь, не в силах. Так ведь, Амелия?
      - Артур при смерти, - выдала я без лишних церемоний. - Надежды нет.
      - Еще одна трагическая судьба! - всплеснула руками леди Баскервиль. Этот жест ей особенно удавался - такой эффектный, трогательный и выгодно подчеркивающий изящество рук. - Я больше не выдержу! Злой рок сильнее меня! Конец экспедиции! Рэдклифф, сегодня же опечатываете гробницу.
      Я выронила ложку.
      - Да вы что! Через неделю воры там камня на камне не оставят!
      - Какое мне дело до воров и склепов?! - простонала леди Баскервиль. Все древности мира - ничто в сравнении с жизнью человека! Двое уже погибли, один при смерти...
      - Трое погибли, - холодно уточнил Эмерсон. - По-вашему, сторож Хасан не человек? Персона, конечно, жалкая, не спорю, но будь он даже единственной жертвой, я бы его убийцу из-под земли достал. И достану. Преступник ответит по закону, а я доведу раскопки до конца.
      Леди Баскервиль ошарашенно уставилась на него.
      - Вы не имеете права, Рэдклифф! Я вас наняла и...
      - Ошибаетесь. Вы умоляли меня занять место Армадейла и утверждали, если мне память не изменяет, что покойный супруг оставил на экспедицию достаточную сумму. Позвольте напомнить вам и о фирмане за подписью Гребо, где в графе "ответственный археолог" значится мое имя. Хотите судебной схватки, леди Баскервиль? Процесс будет долгим, сложным и, боюсь, для вас неудачным. Но я не против. - В его глазах сверкнул нехороший огонек. Обожаю любые схватки, судебные в том числе.
      Леди Баскервиль дышала тяжело и часто, как после пробежки. Соблазнительный бюст ходил ходуном, я даже испугалась за роскошный пеньюар мадам.
      - Дьявольщина! - взвился мистер Вандергельт. - Не смейте разговаривать с дамой в таком тоне, Эмерсон!
      - Не лезьте, Вандергельт, - хладнокровно парировал мой муж. - Ваше дело сторона.
      - Черта с два! - Американец шагнул к креслу хозяйки. - Леди Баскервиль оказала мне честь, согласившись стать моей женой.
      - А не поторопились? - Я намазала очередной тост джемом. (Ночь на свежем воздухе, утренние сюрпризы. Аппетит разыгрался - ну просто зверский!) - Дай бог памяти... и месяца ведь не прошло со смерти...
      - Но мы не собираемся объявлять о помолвке до окончания траура! возмущенно воскликнул мистер Вандергельт. - В менее опасной ситуации я бы ни слова не сказал! Дорогая, вы должны немедленно покинуть этот богом проклятый дом и переехать в отель.
      - Малейшее ваше желание для меня закон, Сайрус, - покорно прошептала новоиспеченная невеста. - Но мы уедем вдвоем.
      - Верно, Вандергельт, - фыркнул Эмерсон. - Прочь с тонущего корабля!
      - Ни за что! - Американец посерел от обиды. - Нет, сэр! Сайрус Вандергельт предателем никогда не был.
      - Сайрус Вандергельт был страстным египтологом, - продолжал ехидничать мой муж. - Ну же, Вандергельт! Выбор за вами. Супружеский рай - или проклятие фараона?
      Невозможно было без улыбки смотреть на перекошенное от внутренней борьбы лицо американца. Леди Баскервиль достало ума - или знания мужской природы, - чтобы не принимать такую жертву.
      - Оставайтесь, Сайрус, - сказала она, приложив воздушный платочек к глазам, - раз уж для вас это столь важно... Я справлюсь.
      Будущий супруг рассеянно погладил ее пальчики и вдруг расцвел:
      - Есть! Нам не придется делать выбор! Перед лицом смертельного риска условности можно отбросить! Девочка моя дорогая, согласны ли вы бросить вызов свету и обвенчаться со мной тут же, в Луксоре, чтобы я получил право находиться рядом с вами днем и... э-э... Всегда и везде!
      - О, Сайрус! - ахнула леди Баскервиль. - Это так неожиданно... И все же...
      - Мои поздравления, - вмешалась я. А что было тянуть? Ясно как белый день, что мадам вот-вот сдастся. - Какая жалость, что нам придется пропустить церемонию. В гробнице дел по горло.
      Леди Баскервиль неожиданно вспорхнула с кресла и рухнула к моим ногам.
      - Сжальтесь, миссис Эмерсон! Пусть меня осудит весь мир, но вы! Вы! Я так одинока! Неужели вы оттолкнете свою сестру из-за отживших глупых обычаев? - Она уронила голову мне на колени.
      Ну и ну. Хозяйка превзошла самое себя. Либо она актриса от бога, либо и впрямь была в отчаянии. Эта сцена тронула бы даже каменное сердце.
      - Что вы, леди Баскервиль! - сказала я. - Поднимитесь сейчас же! Вот и рукав вареньем измазали.
      - Скажите, что понимаете и прощаете меня, - невнятно донеслось из складок моего платья.
      - Понимаю, понимаю. Вставайте же! Буду посаженой матерью, отцом или подружкой невесты - кем хотите, только, ради бога, встаньте!
      Вандергельт подскочил, зашептал что-то нежное на ушко избраннице, и леди Баскервиль наконец нашла в себе силы оторваться от моих коленей, рук, тоста с джемом и прочего. Когда она сменила все это на объятия американца, мне в глаза бросилось вытянутое лицо Карла фон Борка.
      - Die Engldrider! - пролепетал немец. - Niemals iverde ich sie verstehen!*
      - Спасибо! - всхлипнула леди Баскервиль. - Вы истинная женщина, миссис Эмерсон.
      - Точно, - кивнул Вандергельт. - Молодчина, миссис Амелия.
      * Эти англичане! Никогда мне вас не понять! (нем.)
      За его спиной хлопнула дверь - нас почтила своим присутствием мадам Беренжери в каких-то засаленных лохмотьях, но без легендарного парика.
      Явление тряхнуло седыми жидкими космами. Налитый кровью взгляд прочесал гостиную.
      - Уморят голодом... - хрипло буркнула мадам Беренжери. - Никчемные слуги... жалкий дом... где завтрак? Я требую... А-а-а! Вот ты где! Возлюбленный! Тут... Тутмос!
      Она нацелилась на Эмерсона. Мой супруг аккуратненько соскользнул со стула. Мадам Беренжери рухнула лицом... или нет - скорее, пузом вниз, поперек сиденья. Я зажмурилась. А что вы думаете? Такое зрелище устрашило бы кого угодно.
      - Боже правый... - прошептал Эмерсон.
      Мадам Беренжери сползла на пол, перевернулась.
      - Где он? - потребовала она ответа у ножки стола. - Куда он делся, мой возлюбленный супруг? Тутмос!
      - Да уберите же ее отсюда! - не выдержала я. - Лакей, наверное, сбежал. Где она, спрашивается, коньяк с утра раздобыла?
      Вопрос повис в воздухе, но мадам Беренжери совместными усилиями убрали. Отправив Карла на поиски лакея, я вернулась в гостиную, где Эмерсон в гордом одиночестве прихлебывал чай и черкал в блокноте.
      - Сядь-ка, Пибоди, помозгуем.
      - Ты что-то повеселел на глазах! Успел договориться с рабочими? Или это радость свидания с мадам Беренжери?
      Эмерсон пропустил шпильку мимо ушей.
      - С рабочими договориться не удалось, зато я придумал, как их убедить. Сейчас еду в Луксор. Очень хотелось бы и тебя взять, но тогда дом останется без присмотра. А с юного Баскервиля нельзя спускать глаз.
      Услышав о тех мерах безопасности, которые я приняла, Эмерсон облегченно вздохнул:
      - Отлично. На Дауда можно положиться, но и ты будь поблизости. Как там юноша? Ты описала его состояние в таких мрачных тонах... В расчете на преступника, если я правильно понял?
      - Ну конечно. На самом деле Артуру гораздо лучше.
      - Отлично, - повторил Эмерсон. - Будь начеку, Пибоди. Никому не доверяй. Кажется, я вычислил убийцу, но...
      - Что-о-о?! - завопила я. - Ты знаешь...
      Громадная ладонь заглушила остальное.
      - Всему свое время, - прорычал мой муж.
      Я вывернулась из-под его руки.
      - И нечего было набрасываться. Уж и удивиться нельзя! Сначала твердил, что тебя все это не интересует, а теперь... Я, кстати, и сама вычислила убийцу.
      - Вот как?
      - Да, так!
      Мы скрестили взгляды.
      - Просветишь? - бросил Эмерсон.
      - И не подумаю. Мне кажется, что вычислила. А если ошиблась, ты до конца жизни поминать будешь. Давай-ка лучше ты меня просветишь.
      - Нет.
      - Ха! Тоже не уверен!
      - Я и не отрицал.
      Мы еще немножко посверлили друг друга взглядами.
      - У тебя нет доказательств, - сказала я.
      - В том-то вся и проблема. А ты...
      - Пока нет. Надеюсь добыть.
      - Угу. Умоляю тебя, Пибоди, воздержись до моего приезда от необдуманных поступков, ладно? Может, все-таки посоветуешься со мной?
      - Честное слово, Эмерсон, так бы и сделала, будь у меня наготове план действий. Пока же все подозрения основаны на интуиции, в которую ты не веришь. Начнешь издеваться, как обычно. Нет уж. Получу конкретные доказательства - сразу расскажу.
      - Согласен.
      - Согласен?! А ты?
      - Давай-ка вот что сделаем. Каждый напишет имя подозреваемого, листки положим в конверты и запечатаем. Тот из нас, кто останется в живых, и узнает имя победителя в споре. Идет?
      - Шутка неудачная. А мысль интересная. Запечатанные конверты мы торжественно убрали в ящик комода у себя в спальне, Эмерсон отправился в Луксор, меня же опять призвали дела.
      Я крутилась как белка в колесе. Послала Карла к пещере на смену О'Коннеллу. Встретила доктора Дюбуа, вместе с ним осмотрела пациента. (Мой совет насчет куриного бульона доктор встретил в штыки.) Затем провела мсье Дюбуа к телу Армадейла и была приятно удивлена царившим в сарае порядком. Полы вымыты, тело завернуто в чистую простыню, и даже скромный букетик лежал на груди. Мисс Мэри сделала все, чтобы украсить последний приют Армадейла в этом доме.
      Мсье Дюбуа оказался ни на что не годен. Мельком глянув на тело, заявил, что смерть наступила не раньше двух недель, и не позже двух дней назад. С чем и раскланялся.
      Для усопшего я ничего сделать не могла, зато живые нуждались во внимании. Приказав Ахмеду сварить курицу, я вернулась к себе. Пора было наконец исполнить тяжелую обязанность, которая давно смущала мою душу. Лишь непрерывная череда дел помешала мне сразу написать письмо матери Артура Баскервиля. Поставив подпись, я столкнулась с новой проблемой. Ни адреса, ни даже имени миссис Баскервиль ее сын не называл. Однако смерть лорда Баскервиля наделала столько шуму, что власти Найроби должны были знать, где живет вдова родного брата его светлости. К ним-то я и обратилась.
      Только надписала конверт, как меня вызвали местные власти. Полиция желала услышать подробности об Армадейле - где нашли, когда нашли и так далее. С криками, спорами, бюрократическими проволочками, но бумаги нам выдали. Близких у мистера Армадейла не было, а дальние родственники жили в Австралии. Решено было похоронить его на небольшом европейском кладбище в Луксоре, причем не откладывая - жара и суеверия работали против нас. Истерику леди Баскервиль удалось пресечь в зародыше, приняв все хлопоты на себя.
      Эмерсон вернулся часа в четыре, и к этому времени даже мой железный организм начал сдавать. Помимо всего прочего я заглянула к раненому, влила в него полчашки бульона; встретила мистера О'Коннелла, расспросила о дежурстве, перевязала руку и отправила спать. А главное - пообщалась с мадам Беренжери.
      Как и большинству пьяниц, ей не много было нужно, чтобы обрести форму. К обеду она явилась в том же ободранном балахоне, но при парике. Аромат духов, на которые мадам не поскупилась, был бессилен против... м-м... естественного парфюма, явного признака водобоязни. Новость об Армадейле уже дошла до нашей пифии, поэтому обед проходил под трагические завывания и пророчества грядущих несчастий. Благословенные паузы в похоронном вое мадам Беренжери заполняла чавканьем. Не могу винить леди Баскервиль за отказ от десерта, а Вандергельта - за то, что он смылся, воспользовавшись уходом нареченной. Я же посчитала своим долгом составить компанию почтенной матроне и убедиться, что она наелась до помрачения рассудка.
      Эмерсон, вернувшийся в спальню уже протоптанным путем - через окно, нашел меня в постели с кошкой Бастет у ног.
      - Пибоди! Девочка моя дорогая! - Он бросился ко мне; стопка каких-то бумаг вылетела из его рук и рассыпалась по полу.
      - Все в порядке, не волнуйся. Устала немножко.
      Эмерсон присел рядом на кровать, вытер влажный лоб.
      - О-ох! Ну и испугался же я! В жизни не видел тебя в постели средь бела дня... м-м... без меня. Чем вызвано горизонтальное положение? Полиция была?
      Выслушав мой сжатый, но толковый отчет, воскликнул:
      - Бедная ты моя, что за жуткий день! Как бы я хотел быть рядом!
      - Ничего подобного. Ты счастлив, что улизнул от всей этой суматохи. А особенно - от мадам Беренжери.
      Эмерсон сконфуженно ухмыльнулся.
      - Не спорю, это чучело выбивает меня из колеи так, как никто другой... кроме тебя, конечно.
      - С каждым днем она все хуже, Эмерсон! Я понимаю, пути Господни неисповедимы, все мы дети Божьи и так далее, но почему... Объясни ты мне почему умирают замечательные молодые люди, если мир вздохнул бы спокойнее без мадам Беренжери?!
      - Ну-ну, любовь моя, не волнуйся. Вот, смотри-ка... Сейчас ты у меня мигом оживешь! Оп-ля! - Он взмахнул пачкой бумаг. - Первые весточки из дома!
      Среди конвертов нашелся один, подписанный до боли знакомым корявым, но уверенным почерком. Наш сын научился писать в три года, перемахнув через никчемный этап печатных букв.
      - Письмо от Рамзеса! И не вскрыл?!
      - Хотел вместе с тобой. Давай, читай.
      Эмерсон растянулся на кровати, пристроив подбородок на ладони.
      - Дорогие мамочка и папочка, - с чувством начала я. - Мне без вас очень, очень плохо.
      В горле у Эмерсона булькнуло, он поспешно спрятал лицо.
      - Не спеши лить слезы умиления, сначала узнай, почему ему так уж без нас плохо. Няня очень злая, не хочет, давать мне конфет. Тетя Эвелина хорошая, она давала бы конфеты, только боится няню. Вот я и не ел конфет с тех пор, как вы уехали, и я думаю, что вы очень жестокие и бещеловечные (орфография Рамзеса, разумеется), потому что бросили своего сына. Дядя Уолтер вчера меня побил~
      - Что? - Эмерсон подпрыгнул и сел на кровати. Бастет недовольно ощетинилась. - Да как он посмел поднять руку на моего ребенка!
      - Успокойся. Если уж Уолтер поднял руку, значит, твой ребенок заслужил! Дядя Уолтер вчера меня побил за то, что я вырвал пять страничек из его инцикклопедие. Мне очень нужны были эти странички. Дядя Уолтер бьется очень сильно. Я больше не буду рвать странички из его инцикклопедие. Потом он научил меня писать по ироглефам "Я люблю вас, мама и папа". И вот я пишу.
      Мы склонились над листочком, изучая неровный ряд пиктограмм. Значки плыли у меня перед глазами, но материнская нежность, как всегда, была сильно разбавлена веселым изумлением.
      - Вот он, весь тут, наш Рамзес! - улыбнулась я. - Не знает, как пишутся слова "бесчеловечные", "энциклопедия" и "иероглифы", зато в самих иероглифах не сделал ни единой ошибки.
      - Боюсь, мы с тобой породили чудовище, Пибоди, - с хохотом согласился Эмерсон.
      Пока я читала письма от моей дорогой Эвелины (любящая тетушка ни словом не упомянула об инциденте с энциклопедией), Эмерсон просмотрел остальную почту и протянул мне два листка. Один был официальным приказом Гребо прекратить раскопки и принять на работу уволенных сторожей. Как только я пробежала глазами эту белиберду, мой муж вышвырнул скомканный листок в окно.
      Второй оказался вырезкой из газеты - ее любезно прислал мистер Уилбур. Кевин О'Коннелл, "наш корреспондент в Луксоре", в мельчайших подробностях описывал не только свой полет с гостиничной лестницы, но и эпизод с полетом ножа из шкафа. Информатор, правда, надул мистера О'Коннелла: пресловутый кинжал, "произведение искусства с усыпанной драгоценными камнями ручкой оружие, достойное фараона", если верить статье, перелетел через всю комнату и воткнулся в тумбочку у кровати.
      - Ну погоди, доберусь я до тебя...
      - Зачем же так сурово? - неожиданно вступился за репортера Эмерсон. Статья давнишняя, обещания он пока не нарушил. Не передумала? Разрешаю открыть конверт и написать другое имя.
      - Какой конверт?.. Ах да! Благодарю покорно. Эта статья, конечно, кое-что меняет... Но не имя преступника. А ты не передумал?
      - Еще чего!
      Бастет первой предупредила о том, что за дверью кто-то есть; потом раздался стук и я впустила Дауда.
      - Благочестивая леди в черном зовет, - сказал он. - Больной господин проснулся. Он говорит.
      - Ш-ш-ш! - Мой муж затряс кулаком перед носом у оторопевшего араба. Проклятье! Не кричи, Дауд! Возвращайся на пост и держи язык за зубами.
      Дауд послушно ушел; мы бросились в спальню юного Баскервиля. Артур метался по кровати и все порывался сесть, а француженка и Мэри, навалившись с двух сторон, прижимали его к матрасу.
      - Голова! - в ужасе закричала я. - Он не должен так дергать головой!
      Эмерсон пролетел через комнату, встал за кроватью и опустил ладони на лоб раненого. Удивительно! Артур сразу утих, перестал метаться, вздохнул, словно наслаждаясь теплом и покоем, исходящим от огромных, но таких нежных рук Эмерсона. И... открыл глаза!
      - Очнулся! - всхлипнула Мэри. - Вы меня узнаете, мистер... он... лорд Баскервиль?
      Бессмысленный взгляд широко распахнутых глаз был устремлен в потолок.
      Я лично всегда считала, что человек, даже находясь в коме и не реагируя на окружающих, вполне может их слышать.
      - Артур, это Амелия Эмерсон. Вас ударили по голове. Мы пока не знаем, кто это сделал. Если бы вы ответили на пару вопросов...
      - Проклятье! - раздался над моим ухом львиный рык, который у Эмерсона сходит за шепот. - Ты соображаешь, о чем просишь, Амелия? Малому едва сил хватает, чтобы дышать! Не слушайте ее, Милвертон... то есть Баскервиль.
      Артур продолжал смотреть в потолок.
      - Он как будто успокоился, - повернулась я к сиделке. - Но приступ может повториться. Что, если привязать его к кровати?
      Француженка виновато улыбнулась.
      - Доктор Дюбуа меня предупреждал... и даже дал микстуру на этот случай. Извините, я испугалась и забыла о лекарстве.
      В комнате вдруг зазвучал странный голос. Говорил, конечно, Артур остальные просто онемели, - но мне трудно было узнать в этом тягучем, заунывном шелесте голос прежнего Баскервиля.
      - Краса пришла... небесная краса... лик ее прекрасен, руки ее нежны, голос ее чарует...
      - Боже правый!
      - Tсc! - набросилась я на мужа.
      - Его госпожа... его возлюбленная... две чаши несет она в руках своих...
      Мы ждали, затаив дыхание; в комнате стояла звенящая тишина. Артур больше не произнес ни слова и через несколько минут устало смежил веки.
      - Теперь будет спать, - прошептала сиделка. - Я вас поздравляю, мадам: пациент выживет.
      Я уставилась на нее как на сумасшедшую, не сразу сообразив, что француженка услышала набор бессвязных фраз, бред воспаленного ума - и только.
      Мэри же поняла слова, но не их смысл.
      - О чем это он? - пролепетала, девушка.
      - Не спрашивайте! - Эмерсон со стоном схватился за голову.
      - Просто бредил, - отозвалась я. - Мэри, дорогая, вы пренебрегаете моими советами. Глупо сидеть часами у постели Артура! Очень трогательно, но глупо. Вздремните, прогуляйтесь, приласкайте кошку - главное, отвлекитесь!
      - Это приказ, мисс Мэри, - добавил Эмерсон. - Отдыхайте. Возможно, вечером вы мне понадобитесь.
      Проводив девушку до двери ее спальни, мы с мужем уставились друг на друга.
      - Ты слышала, Пибоди? Скажи, что я пока в своем уме! Это не слуховые галлюцинации?
      - Ты в своем уме, успокойся. Узнал? Так воспевали царицу Нефертити, верно?
      - Абсолютно.
      - Сколько обожания... Уверена, это Хэнатон... он, прости... Эхнатон осыпал комплиментами свою возлюбленную супругу.
      - При чем тут... Амелия, не уходи от сути! В этом тебе нет равных, но сейчас твой талант не к месту. Откуда, черт побери, парню знать такие подробности? Он же утверждал, что новичок в египтологии!
      - Какое-то разумное объяснение должно быть.
      - Угу. Только где оно? И как все это смахивало на припадок мадам Беренжери! Ей, правда, до такой точности цитат далеко...
      - Проклятье! - неожиданно вырвалось у меня любимое ругательство Эмерсона. - Наверное, Артур услышал описание Нефертити от лорда Баскервиля или Армадейла. Говорят, во сне человек может вспомнить все до мелочей!
      - Кто говорит?
      - Точно не скажу. Где-то попалось на глаза...
      - М-да? Обойдемся пока без новоиспеченных теорий, Пибоди. Тебе не кажется, что бред юного Баскервиля имеет отношение к убийце его дядюшки?
      - Такая возможность от меня не ускользнула.
      Эмерсон с хохотом схватил меня в охапку.
      - Непрошибаема как всегда! Слава богу, что ты рядом, Пибоди! Как бы я без тебя справился с этой безумной колесницей? Честное слово, чувствую себя древним возничим, у которого понесла шестерка лошадей. Все, ухожу.
      - Куда?
      - Э-э... Да так... Туда-сюда. Устраиваю небольшое представление, любовь моя, в духе египетских fantasia. Вход бесплатный, начало - после наступления темноты.
      - Хорошо. А где?
      - На площадке перед гробницей.
      - Что от меня требуется? Имей в виду, я не обещаю, что сделаю, всего лишь интересуюсь.
      (Когда Эмерсон на подъеме, он способен увлечь всех и каждого. Очарованная его сверкающим взглядом и властным тоном, я взошла бы на алтарь и безропотно принесла бы себя в жертву. Разумеется, о влиянии на меня он не догадывался. Нечего потакать мужскому эго.)
      Мой муж хмыкнул и с довольным видом потер руки.
      - А кто же тогда поможет? Только ты, Пибоди. Прежде всего поставь в известность леди Баскервиль и Вандергельта. В гостиницу, если желают, пусть себе едут после представления. У гробницы должны быть все.
      - Мадам Беренжери тоже?
      - Ф-фу! - скривился Эмерсон. - Хотя... да! Не возражаю против налета jе ne sais quoi.*
      * Сюрприз, неожиданность (фр. перен.).
      Вот когда я всполошилась! Если уж Эмерсон заговорил по-французски значит, задумал нечто из...
      - Ты задумал нечто из ряда вон!
      - Именно.
      - И надеешься, что я пойду у тебя на поводу...
      - Ты в жизни не шла ни у кого на поводу, дорогая моя Пибоди! Ты сделаешь это потому, что со мной заодно, как и я с тобой. Уверен, ты уже разгадала мой план.
      - Бесспорно.
      - Поможешь?
      - Непременно.
      - Знаешь, что делать?
      - Я... э-э... Безусловно!
      - Тогда a bientot,* дорогая моя Пибоди!
      Он стиснул меня так, что кости захрустели, и был таков.
      Признаюсь вам как на духу, любезный читатель... Я понятия не имела, о чем речь!
      * До встречи (фр.).
      Глава четырнадцатая
      Когда мы двинулись в путь к Долине Царей, над горами уже висел яркий, чуть скошенный диск. Луна была на ущербе, но ей хватило сил превратить дорогу в мерцающую серебром ленту.
      Если бы не изысканная немощь леди Баскервиль и куда менее изысканная мадам Беренжери, я бы, конечно, предпочла горную тропинку, что вилась вдоль подножия Дейр-эль-Бари. Ничего не поделаешь - пришлось пересчитывать камни и колдобины окружного пути. Из всех дам только я одна здраво отнеслась к выбору одежды. Не зная, чего ожидать от fantasia Эмерсона, решила подготовиться к самому худшему, и рабочий наряд был укомплектован всем необходимым, вплоть до ножа, револьвера и зонтика. Мадам Беренжери не изменила своему туалету времен упадка египетской Империи; шелест черных шелков и сияние гагатов сливались в прелестный облик леди Баскервиль; хрупкую фигурку Мэри уродовало одно из ее старомодных платьев. В гардеробе бедной девочки все до единой вещи давно просились на покой. Подарить бы ей что-нибудь хорошенькое... если в Луксоре найдется наряд, достойный небесной красоты Нефертити.
      За безопасность Артура я не тревожилась, поскольку подозреваемые находились под моим бдительным оком, но Дауда все же оставила на посту у окна спальни, а его кузену Мухаммеду приказала следить за дверью. Оба хныкали, что пропустят fantasia; я пообещала изобразить все в лицах. Заодно и посвятила их в историю Милвертона-Баскервиля. Не я первая, конечно, система слухов осечек не дает, - но мое доверие им было приятно. Дауд даже счел нужным выразить согласие с мерами предосторожности.
      - Богатый господин, - глубокомысленно покивал он. - Теперь понятно, почему его хотят убить.
      С нашими людьми договориться было гораздо легче, чем с обитателями особняка. Леди Баскервиль сначала наотрез отказалась ехать куда-нибудь кроме отеля в Луксоре, и нам с мистером Вандергельтом понадобилось немало усилий, чтобы ее уломать. Сам Вандергельт, как ребенок умирая от любопытства, весь вечер изводил меня просьбами "ну хоть немножечко намекнуть", что задумал профессор. На уговоры я не поддалась, свято храня тайну... которой сама не знала.
      Зато я точно знала, что пролью бальзам на душу мужа, подпустив немного драматизма в его загадочный план. Поэтому в голове процессии двигались несколько всадников (из числа рабочих) с горящими факелами в руках. Коляски медленно катили по долине; призрачное освещение, ночное безлюдье, фантастический пейзаж опутывали нас чарами, и при въезде в ущелье я уже ощущала себя незваным гостем в святая святых властителей Египта.
      Перед входом в пещеру пылал громадный костер. Навстречу нам шагнул...
      Я готова была хохотать и рыдать от восторга одновременно. Наряд Эмерсона состоял из длиннющего просторного малинового балахона с пелериной на плечах и уморительной шапочки с кисточкой. Края шапочки и пелерины были оторочены мехом. Наверняка не скажу, но думаю, что это одеяние доктора философии какого-нибудь малоизвестного европейского университета Эмерсон приобрел в Луксоре - там на каждом шагу встречаются лавки старьевщиков.
      Эмерсон галантно протянул руку (непомерно длинный, расширяющийся книзу рукав балахона свалился до самого плеча), помог мне выйти из коляски и сопроводил к полукругу из стульев, расставленных на пятачке перед костром. Среди смуглых лиц и тюрбанов я высмотрела две знакомые персоны: величественную - имама и злодейскую - Али Хасана, который имел наглость усесться в переднем ряду.
      Мы заняли свободные места. Молча. Правда, Вандергельт, разглядывая пышное убранство профессора, подозрительно покусывал губы. Я была уверена, что мадам Беренжери скомкает начало fantasia спектаклем собственного сочинения, но она безмолвно опустилась на стул и окаменела, прижав кулаки к груди, точно фараон с двумя скипетрами в руках.
      Эмерсон трубным кашлем призвал нас к вниманию, и действо началось. Каждую фразу он повторял дважды - сначала на английском, потом на арабском. Разнес в пух и прах трусливых и подлых гурнехцев, расхвалил мудрых и отважных уроженцев Азийеха (тактично умолчав об их недавнем грехе).
      В следующий момент аудитория подпрыгнула от его вопля:
      - Я - Отец Проклятий, бесстрашный борец со злыми духами! Вы меня знаете! Отвечайте - я говорю правду?!
      Одобрительный гул стал ответом на это ассорти из древних арабских штампов и современного хвастовства.
      - Я читаю в ваших сердцах! Я вижу тех, чьи души чернее ночи, чьи руки красны от крови! Вы думали, что сумеете избежать мщения Отца Проклятий?! Нет! Глаза мои видят во мраке, уши мои слышат не слова, но мысли ваши!
      Эмерсон вдруг застыл, выбросив руку с указующим в толпу зрителей перстом. Аудитория в благоговейном ужасе подалась назад. Нырнув в море бело-голубых одеяний, Эмерсон выудил из его штормовых волн добычу, чей единственный глаз горел нечеловеческой злобой.
      - Хабиб ибн Мухаммед! - Скалы отозвались многократным эхом. - Три раза ты пытался меня убить. Шакал! Детоубийца! Пожиратель праха! Какой злой дух вселился в тебя? Как ты посмел мне угрожать?!
      Я сильно сомневаюсь, что Хабиб нашелся бы с ответом, даже будь он в силах раскрыть рот. Встряхнув его за шкирку, Эмерсон вновь повернулся к восторженным зрителям:
      - Братья! Что говорит Коран? Что говорит Магомет? Что ждет убийцу?
      - Смерть! - отозвались эхом скалы на стоголосый рев.
      - Заберите его! - И негодяй прямиком полетел в железные объятия Абдуллы.
      Шквальный вздох восхищения едва не унес с обрыва шапочку главного действующего лица. Никто так не ценит хорошую игру, как арабы. Несколько лет назад, помнится, зрители из местных зачарованно внимали "Ромео и Джульетте" на английском языке, а Шекспиру до моего мужа ох как далеко!
      - Хабиб - не единственный среди вас, кто жаждал моей смерти! - снова загремел Эмерсон.
      Людское море вновь заволновалось, выплескивая из своих недр то белую, то голубую тень, которые тут же растворялись во мраке.
      Эмерсон презрительно взмахнул рукой.
      - Трусы! Пусть бегут! Они не виновны в смерти английского лорда и его друга. Они не виновны в смерти Хасана.
      Вандергельт заерзал на стуле и склонился к моему уху:
      - К чему это он клонит? Спектакль первоклассный, но пора бы опустить занавес.
      Я и сама насторожилась, зная склонность Эмерсона к перехлестам, что, к сожалению, и подтвердила его следующая фраза:
      - А кто убил этих людей? Проклятие фараона? Если это так... - Он помолчал. Кто-то из зрителей опустил глаза. Чей-то взгляд метнулся в сторону. - Если так - я вызываю проклятие на себя! Здесь! Сейчас! Я бросаю вызов богам! Пусть поразят меня - или благословят! О Анубис, великий и могущественный повелитель усопших! О Горас, сын Осириса, рожденный от Ирис! О Апет, богиня огня...
      Эмерсон повернулся к почти угасшему костру, пританцовывая, пошел вкруг него, воздел руки к небу и продолжил заунывный перечень имен египетских божеств.
      Вандергельт хмыкнул.
      - Знавал я одного дряхлого жреца племени апачи, - шепнул он. - Такой же артист был. Скрипит от ревматизма, а все пляшет, дождь вызывает.
      Эмерсон сделал очередной пасс руками - и из костра с шипением вырвался разноцветный столб пламени. Зрители ахнули. Площадку заволокло желтым дымом - определенно в составе той гадости, которую швырнул в огонь мой муж, имелся фосфор.
      Дым рассеялся, и теперь уже не вздох, а стон суеверного ужаса эхом прокатился по горам. На верхней ступеньке лестницы склепа таинственным образом возник саркофаг кошки. В таких штуковинах обычно находят мумии священных для египтян животных. Думаю, какой-нибудь луксорский торговец обогатился на продаже профессору этой древности.
      Кошачий гроб был расколот надвое. Между половинками, в точности повторяя форму саркофага, восседала живая кошка с ожерельем из крупных изумрудов и рубинов.
      Судя по воинственно вздыбленной шерсти, Бастет была вне себя от возмущения. Ну еще бы! Поймали, запихали в коробку, где и шевельнуться-то невозможно, а потом еще и отравили ядовитым дымом! Желтые глаза впились в Эмерсона. Я похолодела. Вот оно, возмездие! Но...
      О чудо! Венец ночи чудес, о которой в этих краях будут слагать легенды!
      Кошка выпрыгнула из саркофага, прошествовала к Эмерсону (тот величал ее Секхмет, богиней войны, смерти и разрушения), поднялась на задние лапы и припала мордочкой к его колену.
      Эмерсон вскинул руки.
      - Аллах милосерден! Аллах велик!
      Еще один плевок ядовитого дыма - и fantasia завершилась приступом дружного кашля.
      Донельзя довольные, зрители разошлись, обмениваясь впечатлениями. Из густых клубов вынырнул Эмерсон с блуждающей на губах демонической ухмылкой:
      - Ну как? Неплохо, а?
      - Позвольте пожать вам руку, профессор, - сказал американец. - Таких мошенников Сайрус Вандергельт не видывал, а это, доложу я вам, комплимент!
      - Благодарю, - расцвел Эмерсон. - Леди Баскервиль, я позволил себе от вашего имени заказать угощение для всех участников спектакля. Абдулла с Фейзалом заслужили по барашку на брата!
      - Ну конечно, - милостиво кивнула хозяйка. - Не знаю, что и сказать, Рэдклифф... Очень необычно. А на животном я случайно не свой браслет увидела? У меня есть похожий... из рубинов и изумрудов.
      - Э-э... гм... - Эмерсон ткнул пальцем в подбородок. - Прошу прощения. Не переживайте, я вам его верну.
      - Каким образом? Кошка убежала.
      Пока мой муж соображал, как бы выкрутиться, к нам подошел Карл.
      - Вы были великолепны, герр профессор? Если позволите, только одно небольшое замечание... Глагол iri в повелительном наклонении звучит не iru, a...
      - Ничего страшного, - быстро вставила я.
      Эмерсон смерил немца взором Амона, готового испепелить дерзкого жреца. - Не пора ли домой? Все устали.
      - Грешникам сегодня будет не до сна! - раздался замогильный голос.
      Мадам Беренжери поднялась со стула. Мэри и мистер О'Коннелл, схватив пророчицу за обе руки, безуспешно пытались затащить ее в коляску.
      - Отличный спектакль, профессор, - продолжала мадам. - Вы помните о своих прошлых жизнях больше, чем говорите. Но и этого слишком мало. Глупец! Боги не терпят насмешек? Вас ждет возмездие! Я бы спасла вам жизнь, но вы отвергли мою помощь?
      - Дьявольщина, - процедил Эмерсон. - Нет больше моих сил. Амелия, сделай же что-нибудь! Налитый кровью взгляд остановился на мне.
      - Вы связаны с ним грехом и разделите его кару! Мудрец сказал: "Да не позвольте себе гордые и хвалебные речи, ибо боги любят безмолвствующих".
      - Мама, прошу тебя... - Мэри снова взяла родительницу за руку. Та повела плечом - и девушка отлетела в сторону.
      - Неблагодарная дочь! Ты... твои любовники... Думаешь, я не вижу! Все вижу! Все знаю! Разврат... мерзость... Блуд - это грех не меньший, чем непочтительное отношение к матери. Мудрец сказал: "Войти в женщину, которая тебе не принадлежит, и познать ее - значит нанести оскорбление богам..."
      Последнее было явно направлено на Карла и О'Коннелла. Репортер вспыхнул до корней волос. Карл лишь изумленно выпучил глаза.
      Бесстыдство обвинения повергло всех в шок. В прежних выходках мадам Беренжери я нет-нет да и ловила некий расчет, но сейчас о притворстве не могло быть и речи. В углах ее рта выступила пена, безумный взгляд обратился на Вандергельта. Тот инстинктивно притянул к себе невесту.
      - Прелюбодеяние и блуд! - снова завопила мадам Беренжери. - Вспомните двух братьев, иноземец! Козни женщины заставили Анубиса убить младшего брата. Он спрятал свое сердце в дупле кедра, а царские слуги срубили дерево... Прядь волос выдала женщину... Говорящие звери предупреждали...
      Все. Тончайшая нить разума оборвалась. Дальше пойдут сплошные бредни. Пока я раздумывала, поможет ли в таком тяжелом случае хорошая пощечина - мое обычное средство от истерики, - мадам Беренжери прижала ладонь к груди и медленно опустилась на землю.
      - Сердце... Помогите...
      Мистер Вандергельт извлек из кармана элегантную фляжку, я продемонстрировала ее матроне, но в руки не дала. С помощью чудодейственной фляжки мне удалось почти невозможное: мадам сама поднялась и пошла за мной к коляске, точно осел, перед которым держат морковку. Бедняжка Мэри беззвучно плакала от унижения, но поехать в другой коляске отказалась:
      - Это моя мать. Я ее не брошу.
      В экипаж вслед за ней не сговариваясь сели Карл и О'Коннелл.
      - Леди Баскервиль, - сказала я, - поезжайте в Луксор и ни о чем не волнуйтесь. Мы с Эмерсоном справимся.
      - Нет! - пылко возразила леди. - Как я могу вас бросить в такой ситуации? А если у нее сердечный приступ? В доме будет двое больных, и все заботы лягут на ваши плечи?!
      - Девочка моя! - одобрительно улыбнулся Вандергельт. - Вы само благородство!
      Вернувшись в Баскервиль-холл, я сразу принялась за дело. Артур по-прежнему находился в забытьи, так что можно было заняться мадам Беренжери. У двери в ее спальню я столкнулась с горничной.
      - Куда это вы собрались, спрашивается?
      - Хозяйка приказала налить свежей воды, госпожа, - испуганно пролепетала та.
      Леди Баскервиль склонилась над бесформенной грудой, что возлежала поперек кровати. Грациозная дама в шелках выглядела неуместно у постели больной, но, как ни странно, изящные белые ручки дамы весьма проворно расправили простыню и натянули одеяло до самого двойного подбородка.
      - Прошу вас, миссис Эмерсон, взгляните на нее, у вас такой опыт... Если нужно, я немедленно пошлю за доктором Дюбуа.
      Я пощупала пульс.
      - С доктором можно подождать до утра. С ней все в порядке... Мертвецки пьяна.
      Пухлые губки леди Баскервиль сложились в кривоватую улыбку.
      - Боюсь, это моя вина, миссис Эмерсон. Как только ее положили на кровать, она сунула руку под матрац и достала бутылку. Сначала я просто окаменела от неожиданности, потом решила, что вырвать бутылку все равно не удастся... Но если честно - мне даже хотелось, чтобы она напилась до бесчувствия. Теперь вы будете меня презирать?
      Скорее восхищаться. Первые откровенные слова за все время знакомства. Да и могла ли я презирать леди Баскервиль за то, что она претворила в жизнь мой собственный план?
      В гостиную, где собралось все войско под командованием Эмерсона, мы вошли вместе.
      - Что вы наделали! Мисс Мэри на грани обморока! - честил О'Коннелл моего мужа. - Ей нужно лечь!
      Как человек, сведущий в медицине, я бы с этим диагнозом поспорила. Прекрасные глаза девушки опухли, на платье нельзя было смотреть без слез, но голос ее был тверд:
      - Нет, Кевин, не надо меня жалеть. Лучше напомнили бы о дочернем долге. Моя мать - несчастный, истерзанный человек. Больна ли она, безумна или же просто зла на весь мир... не знаю. Да это и не имеет значения. Она - крест мой, и я буду его нести. Леди Баскервиль, завтра же мы уедем. Простите, что не сделала этого раньше.
      - Ладно, ладно, - опередил всех Эмерсон. - Мы вам сочувствуем, мисс Мэри, однако сейчас есть проблемы и поважнее. Перед тем как разобрать стену, нужно сделать копию портрета Анубиса. Завтра с рассветом вы должны быть в пещере...
      - Что-о-о?! - взвился до потолка О'Коннелл. - Вы шутите, профессор!
      - Успокоитесь, Кевин, - бросила девушка. - Я дала слово и сдержу его. Работа - лучшее лекарство от душевных ран.
      - Гм... - Эмерсон нацелил палец в подбородок. - Отлично сказано. И к месту. Вам, О'Коннелл, не мешало бы прислушаться. Не припомните - когда вышла ваша последняя статья?
      Упав в кресло как куль, ирландец затряс рыжими лохмами.
      - Вышвырнут, - с мрачной убежденностью проговорил он. - В гуще событий нет времени о них писать.
      - Я вас обрадую. Через двое суток - а может, и раньше - обскачете всех коллег такой статьей, что редактор вас на руках носить будет. Готовьте карман для прибавки к жалованью.
      - То есть? - О'Коннелл навострил уши. Куда только девались усталость и пессимизм! Откуда только взялись блокнот и карандаш - боевой репортерский комплект! - Надеетесь открыть усыпальницу?
      - Само собой. Но я не об этом. Именно вам, мистер О'Коннелл, выпадет честь сообщить миру имя убийцы лорда Баскервиля.
      Глава пятнадцатая
      I
      Сам бог Амон-Ра позавидовал бы такому эффекту.
      - Силы небесные! - вырвалось у Вандергельта. Мэри ойкнула, округлив глаза. Даже у флегматичного немца отвисла челюсть.
      - Убийцы?! - переспросил О'Коннелл.
      - Ясно же, что его светлость был убит, - разозлился Эмерсон. - Что вытаращились, О'Коннелл? Вы давным-давно догадались, только в газету не рискнули с этим сунуться. Я взялся раскрыть дело и смогу сообщить результат, как только получу последнее доказательство. Завтра к полудню, самое позднее - послезавтра доказательства будут у меня в руках. Да, кстати, Амелия... не пытайся перехватить курьера, все равно из его сообщения ты ничего не поймешь.
      - Неужели?
      - Так-так... - Смышленая физиономия О'Коннелла скрылась под обличьем коварного ирландского гнома. Репортер нацепил профессиональную маску. Приоткрыть карты не изволите, профессор?
      - Еще чего!
      - Но сам-то я имею право раскинуть мозгами, верно?
      - На свои страх и риск.
      - Будьте спокойны, безвременная кончина меня влечет не больше вашего. Гм... как бы это поаккуратнее изложить... Леди и джентльмены, вынужден откланяться, долг зовет!
      - Не забудьте, - крикнула я ему вдогонку, - вы обещали!
      - Показать вам статью перед отправкой, - без запинки отрапортовал О'Коннелл и бодрым шагом скрылся в коридоре.
      - Нам всем тоже пора отдохнуть, - подытожил Эмерсон. - Могу я на вас рассчитывать, Вандергельт? Завтра ломаем стену.
      - Да я это событие не пропущу ни за какие... если вы, конечно, не против, дорогая.
      - Нет, - чуть слышно шепнула леди Баскервиль. - Поступайте как хотите, Сайрус. Ох, у меня голова кругом. Кто бы мог представить...
      Она удалилась, обессиленно повиснув на женихе. Эмерсон тут же обернулся, но я не позволила ему открыть рот:
      - По-моему, Карл хочет о чем-то спросить... Мой муж от неожиданности вздрогнул и оглянулся. Возможно, Карл мирно дремал в кресле, но теперь я подозревала всех и каждого, а потому не собиралась вести приватные беседы при чужих ушах.
      - Не спросить хочу я, герр профессор. Предупредить хочу я. - Немец выступил из темноты. Он сильно похудел за последнее время, обозначились скулы, глаза запали. - Очень было глупо поступать так. Убийце перчатку бросили вы.
      - Бог мой! - с чувством воскликнул Эмерсон. - Какое легкомыслие с моей стороны! Фон Борк покачал головой.
      - Глупцом не являетесь вы, герр профессор. Сам спрашиваю я, почему так поступили вы. - И добавил со слабой улыбкой: - Не жду ответа я. Cute Nacht, герр профессор... фрау Эмерсон. Schlafen Sie wohl*.
      * Спокойной ночи. Хорошего вам сна (нем.)
      Мой муж проводил его озабоченным взглядом.
      - Парень-то поумнее всех остальных, - буркнул он. - Пожалуй, я ошибся, Пибоди. С ним нужно было по-другому.
      Вот именно. Но я великодушна.
      - Ты просто устал. Неудивительно - наорался, напрыгался. Пойдем спать.
      Рука об руку мы двинулись через двор.
      - Что значит - наорался и напрыгался? Устроил гениальное представление, а ты издеваешься.
      - С танцами переборщил.
      - Какие танцы?! Я исполнял торжественный древний ритуал. На том пятачке не развернешься...
      - Понятно. Это единственный недостаток, в остальном впечатление превосходное. Рабочих убедил?
      - Да. Абдулла уже дежурит в гробнице.
      Я открыла дверь. Эмерсон чиркнул спичкой, фитиль лампы занялся, и его огонек рассыпался миллиардами искорок, отразившись в драгоценном ожерелье Бастет. При виде Эмерсона кошка любовно мяукнула, спрыгнула со стола и принялась тереться о его ноги.
      - Чем ты ее приворожил?
      - Курицей. - Эмерсон достал из кармана замызганный сверток, оставивший, к моему глубочайшему сожалению, жирное пятно на брюках, и добавил, угощая Бастет последними лакомыми кусочками: - Целый час потратил на дрессировку.
      - Сними-ка лучше с нее браслет леди Баскервиль. Держу пари, половины камней как не бывало.
      И проиграла бы пари. Глядя, как Эмерсон с вытянувшимся лицом подсчитывает убытки семейного бюджета, я от души простила ему бахвальство успехом fantasia.
      II
      На следующее утро сиделка приветствовала меня улыбчивым bon jour и сообщила, что ночь прошла спокойно. Артур выглядел гораздо лучше (куриный бульон в действии), а когда я приложила ладонь к его лбу, улыбнулся и негромко забормотал.
      - Маму зовет. - Я смахнула слезинку.
      - Vraiment?* - Сиделка недоверчиво склонила голову набок. - Он что-то говорил и раньше, но так тихо... Я не разобрала.
      - Сейчас он сказал "мама". Надеюсь, что, очнувшись, он увидит ее лицо.
      * В самом деле? (фр.)
      Эта трогательная сцена стояла у меня перед глазами. Миссис Баскервиль склонится над кроватью своего вновь обретенного сына. Мэри, конечно, будет рядом... (С одеждой милой девушки нужно что-то делать! Здесь бы подошло скромное беленькое платьице с ниточкой жемчуга. Да-да, в самый раз!) Исхудавшие пальцы Артура сплетутся со смуглыми изящными пальчиками Мэри, и он шепнет: "Теперь у тебя есть дочь, мама!"
      Вчерашний обет Мэри посвятить свою жизнь исполнению "дочернего долга", разумеется, был не более чем романтическим порывом. В юности многих манят лавры святых мучеников, но, к счастью, патетическими монологами дело и ограничивается. Уж кому и знать, как не мне. Я переломила упрямство двух юных идиотов, которые теперь не наглядятся друг на друга и не забывают радовать мир появлением миниатюрных копий Эвелины и Уолтера. Приведу к счастливому концу и этот любовный роман! Опять размечталась! Но время-то идет... Чтобы увидеть Мэри в роли новой леди Баскервиль, нужно как следует потрудиться, иначе жених просто не доживет до торжественной церемонии. Я напомнила сиделке об осторожности, строго-настрого приказала кормить Артура тем, что принесу сама или пришлю с Даудом, и продолжила врачебный обход.
      Мадам Беренжери прекрасно обходилась без моего внимания. Она спала глубоким, спокойным сном порочного человека. Говорят, что крепко спят праведники. Глупости. Чем хуже человек, тем крепче сон; преступник не терзается угрызениями совести, ведь если в у него имелась совесть, он не был бы преступником.
      В гостиной меня встретили недовольный Эмерсон и печальная мисс Мэри.
      - Где ты ходишь? - накинулся мой муж. - Мы уже позавтракали!
      - А где остальные? - В ответ на предложение Эмерсона "перекусить по дороге" я хладнокровно уселась за стол, налила чаю и намазала тост маслом.
      - Карл уже в пещере, - ответила Мэри. - Кевин умчался в Луксор на телеграф...
      - Эмерсон??!
      - Все в порядке, О'Коннелл сначала зашел ко мне. Ты будешь в восторге от его статьи, Амелия. Ну и фантазия у парня... под стать твоей.
      - Благодарю за комплимент. Вашей матери сегодня получше, Мэри.
      - Да... У нее и раньше случались такие приступы, они быстро проходят. Вот сделаю копию для профессора - и сразу отвезу маму в Луксор.
      - К чему спешить? Можно и завтра, - возразила я. - Устанете ведь за целый день работы в духоте и пыли.
      - Вы думаете?.. Ну что ж... - Девушка просветлела лицом. Даже те, кто искренне готов примерить мученический венец, приветствуют день-другой отсрочки. Уверена, что и на заре христианства божьи избранники не сильно возражали, если цезарь оставлял их на съедение следующей партии львов.
      Эмерсон все заглядывал мне в рот и пилил до тех пор, пока я наконец не встала - голодная? - из-за стола.
      - А где Вандергельт? - уже перед уходом осведомилась я. - Он разве не собирался с нами?
      - Повез леди Баскервиль в Луксор. Им нужно уладить формальности с венчанием. Я предложил не торопиться, заглянуть в магазины. Магазины лучшее лекарство от дамских нервов?
      - Ну и ну, профессор, - невольно рассмеялась Мэри. - Вот уж никак не думала, что вы знаток женских слабостей.
      Я подозрительно прищурилась. Эмерсон быстренько развернулся и с премерзким фальшивым свистом устремился к дверям.
      - В путь! - бросил он у порога. - Приедет Вандергельт, не беспокойся. За стену мы не сразу примемся.
      III
      На подготовку ушло все утро. В глубине пещеры было почти невозможно дышать, да и жара стояла такая, что я позволила Мэри работать не дольше чем по десять минут. Эмерсон руководил сборкой мостика через колодец; Карл взял на себя обязанности нашего злополучного фотографа. Ну а я?..
      Плохо же вы разобрались в характере автора, любезный читатель, если не отгадали ход моих мыслей! Я устроилась под тентом, чтобы сделать наброски глиняных черепков, но громогласные приказы и проклятия Эмерсона в адрес рабочих все время сбивали меня с толку. Он демонстрировал кипучую энергию, что и настораживало. Неужели так уверен в себе? Неужели он вычислил убийцу лорда Баскервиля, а я ошиблась? Наше пари меня не волновало (подумаешь, проблема - втихомолку подменить конверт), однако лишний раз проверить свои догадки не мешало бы.
      В конце концов, черепки могли и подождать... Я перевернула страничку блокнота. Схема убийства - мотивы, способы и так далее - сама просилась на бумагу.
      ДЕЛО ОБ УБИЙСТВЕ ЛОРДА БАСКЕРВИЛЯ
      Подозреваемый: Леди Баскервиль. Мотив убийства:
      1. Лорда Баскервиля. Наследство.
      (Сколько покойный оставил супруге, я, конечно, понятия не имела, но уж наверняка достаточно, чтобы ей захотелось отправить мужа-зануду в мир иной.)
      2. Армадейла. Оказался свидетелем убийства. Армадейл жил через стенку от спальни леди Баскервиль.
      (Прекрасно. А зачем он сбежал? Потерял рассудок при виде леди Баскервиль, убивающей своего мужа? Проклятье... как сказал бы Эмерсон. Чем она убила лорда Баскервиля? Если подсыпала какой-нибудь редкий, неизвестный науке яд, то что мог увидеть Армадейл? Его светлость просто выпил чашку чаю или рюмку шерри - и все дела.)
      3. Хасана. Сторож видел Армадейла и заметил что-то очень опасное - к примеру, окно, в которое шастал "ифрит". Следовательно, Хасан мог догадаться, кто убийца. Попытка шантажа. Шантажисту навсегда заткнули рот.
      Последняя формулировка была особенно хороша. Никаких сомнений, все четко и логично. Этот мотив подходил всем подозреваемым.
      К сожалению, со следующим абзацем возникли проблемы. Мотив нападения леди Баскервиль на Артура так и остался под вопросом. Разве что его светлость намекнул в завещании, что супруга получит кое-какую прибавку, если сотрет с лица земли наследника титула? Маловероятно, согласитесь. И абсолютно незаконно.
      Стиснув зубы, я перешла к следующему разделу схемы.
      Возможность исполнения:
      1. Убийства лорда Баскервиля. У леди Баскервиль была, разумеется, масса возможностей убить мужа.
      (Тот же вопрос - как она это сделала, черт возьми?!)
      2. Убийства Армадейла. Ни малейшей. (Откуда леди Баскервиль знать, где находится пещера? Если же она убила Армадейла в доме или поблизости, то должна была оттащить труп в горы... Немыслимо.)
      Слабо! Очень слабо! Мне даже почудился ехидный смешок Эмерсона. Но как же хотелось доказать вину леди Баскервиль! Я терпеть не могла эту даму.
      Изучив никуда не годный план, со вздохом перевернула страницу.
      ДЕЛО ОБ УБИЙСТВЕ ЛОРДА БАСКЕРВИЛЯ
      Подозреваемый: Артур Баскервиль, известный также под именем Чарльз Милвертон.
      (Начало профессиональное. Отлично!)
      Мотив(ы):
      Наследство. Месть за отца. (Тоже неплохо звучит.)
      Если подумать, то самые серьезные мотивы были как раз у бедного Артура. Ими же легко объяснялось и дурацкое инкогнито. Так поступить мог лишь исполненный романтизма юный идиот. Собственно, Артур и был как раз исполненным романтизма юным идиотом, но если бы этот юный идиот задумал убийство, то появление под вымышленным именем прекрасно вписывалось в его план. Расправившись с дядюшкой (как, будь оно все проклято, как?!), Артур вернулся бы в свою Кению - и кто связал бы тогда новоиспеченного лорда Баскервиля с начинающим фотографом Чарльзом Милвертоном? Права на титул он мог бы заявить, даже не ступая ногой на землю Англию. А если бы и пересек полсвета, то нашел бы уважительные причины не показываться на глаза леди Баскервиль.
      Оказывается, в раздумьях об Артуре я умудрилась исчеркать всю страницу. Пришлось начинать новую.
      ДЕЛО ОБ УБИЙСТВЕ ЛОРДА БАСКЕРВИЛЯ
      Подозреваемый: Сайрус Вандергельт.
      (Над мотивами гадать не приходилось. Вопреки строгим запретам Священного писания, он возжелал жену ближнего своего.)
      Тут-то я и сообразила, что раздел об Артуре остался без пункта о возможности исполнения замысла. И главное - кто напал на самого убийцу... если убийца - Артур Баскервиль?
      Кошмар! Но отступать перед трудностями - не в моих правилах. В блокноте страниц хватало.
      ДЕЛО ОБ УБИЙСТВЕ АЛАНА АРМАДЕЙЛА
      В новом подходе к расследованию я отталкивалась от того, что смерть лорда Баскервиля была всего лишь затравкой... Прошу прощения... я исходила из того, что его светлость умер естественной смертью, пятно у него на лбу ровным счетом ничего не значило, а убийца Алана под шумок расправился с ним и свалил собственное злодеяние на усопшего фараона.
      Мистер О'Коннелл как нельзя лучше годился на роль главного подозреваемого. Он не просто воспользовался - сам же и изобрел пресловутое проклятие фараона! В хладнокровном убийстве я ирландца не подозревала, о нет! Наверняка все вышло случайно, из-за безудержной ревности. Оказавшись перед свершившимся фактом, умный человек (а О'Коннеллу ума не занимать) без труда нашел бы способ избежать обвинения. Умный человек нарисовал бы на лбу Армадейла змею, чтобы все связали эту смерть со смертью лорда Баскервиля.
      На месте О'Коннелла можно было представить и Карла фон Борка. Он тоже влюблен в Мэри, а где любовь, там и ревность. Правда, в моих глазах молодой немец выглядел чересчур уравновешенным субъектом, не способным на безумную страсть, которая толкает на преступление. Но в тихом омуте, как известно...
      Так называемая "схема" трещала по всем швам, не желала вписываться в четкие формулировки и изрядно смахивала на литературный опус сумасшедшего. Это при моем-то высокоорганизованном уме! Хорошо писателям - продумают сюжет, расставят по местам жертв и преступников... ну а дальше дело техники, знай себе раскручивай клубок загадок.
      Словом, я решила пустить мысли в свободное плавание и посмотреть, что из этого выйдет.
      Кто из дам имел возможность убить Армадейла? Да никто. Леди Баскервиль я уже отмела. Мадам Беренжери? Разумеется, она достаточно безумна, чтобы укокошить поклонника дочери, но Эмерсон прав - беготня по горам не для ее комплекции. А нанимать убийцу опасно: Луксор - городок крошечный, рано ли, поздно, но истина выплыла бы наружу...
      Откровенно говоря, я была даже рада появлению Вандергельта и О'Коннелла. Встретившись на пристани и сгорая от любопытства, они вместе помчались к пещере.
      - Что там? - с ходу набросился на меня американец. - Стену не разобрали, нет?! В жизни вам не прощу, миссис Амелия...
      - Тихо, тихо. Вы как раз вовремя. - Я сунула блокнот под груду черепков. - Пойдемте, вместе узнаем.
      Мэри мы встретили на верхней ступеньке лестницы. Взмокшая, с ног до головы в пыли и известняковых потеках, она с победоносной улыбкой продемонстрировала результат своих мучений. Неплохой, нужно сказать, результат. С работами Эвелины, конечно, не сравнить... А может, я и не объективна: любимая подруга всегда казалась мне верхом совершенства.
      О'Коннелл тут же распушил хвост, замурлыкал, в ход пошел полный набор чар - от веснушек до убаюкивающего ирландского говорка. Оставив мисс Мэри на попечении заботливого кавалера, мы с Вандергельтом нырнули в гробницу.
      Черная дыра колодца исчезла под новыми мостками, и рабочие уже суетились у стены.
      - А-а, вот и вы, - буркнул Эмерсон. - Хотел уж на поиски идти.
      - Черта с два, профессор! Но я вас не виню: сам бы никого не стал ждать! Итак - с чего начнем?
      Опущу археологические детали, любезный читатель; скажу лишь, что стену в конце концов пробили и первым в пролом заглянул - правильно! - Эмерсон. Мы с Вандергельтом, вытянув шеи и затаив дыхание, ждали профессорского приговора.
      Эмерсон вздохнул.
      - Что?! - не выдержала я. - Что там? Тупик? Пустой саркофаг? Да не томи же, Эмерсон! Мой муж без единого слова шагнул вбок. Еще один тоннель уходил в бездонные недра скалы. Он был наполовину забит мусором - не известняком, как первый коридор, а глыбами обрушившегося потолка вперемешку с позолоченными щепками от саркофагов и полуистлевшими останками мумий.
      - Да... - вздохнул американец. - На усыпальницу не похоже...
      Эмерсон качнул седой от пыли головой.
      - Думаю, склеп использовали для других захоронений. Представляете, сколько нужно будет перетаскать и перебрать мусора?
      - Так за работу! - воскликнул Вандергельт.
      Глянув на него, Эмерсон не удержался от ехидной улыбки. Адская жара пещеры за каких-нибудь пятнадцать минут превратила светского франта в субъекта оригинальной, мягко говоря, наружности, которого не пустили бы на порог самого захудалого лондонского отеля. Слипшаяся от серого месива борода, короста на лбу и щеках... зато в глазах - море энтузиазма!
      - Угу, - фыркнул мои муж. - За работу.
      Вандергельт сбросил пиджак и закатал рукава.
      IV
      Солнце давно перевалило зенит и двинулось на запад. В ожидании неутомимых кладоискателей мм с Мэри очень мило поболтали о том о сем. Девушка на удивление стойко противилась моим тактичным расспросам об избраннике: все твердила, что никогда не выйдет замуж, и неважно, мол, кому отдано ее сердце. Я бы своего добилась, если бы наш женский тет-а-тет не нарушили два всклокоченных, взмокших оборванца.
      - Уф-ф! - Вандергельт рухнул прямо на землю. - Прошу прощения у дам. Общаться с прекрасным полом в таком обличье...
      - А что обличье? - возразила я. - Сразу видно - настоящий археолог. Вот, выпейте чаю, передохните. Как успехи?
      - Извините... - пролепетала Мэри, с видимой неохотой поднимаясь на ноги. - Мне пора...
      Карл тотчас подскочил:
      - Позволите проводить мисс Мэри, герр профессор? Одну ее отпускать опасно...
      - Вы мне нужны, фон Борк, - рассеянно отозвался герр профессор.
      - Я провожу! - О'Коннелл одарил соперника торжествующей улыбкой. Надеюсь, я не пропущу то, о чем шла речь вчера вечером?
      - А о чем шла речь вчера вечером? - обернулся ко мне Эмерсон.
      - Ну как же, - понизив голос, забормотал О'Коннелл, - сообщение... Последняя улика... Доказательство...
      - Ах, доказательство! Так бы и говорили, а то какие-то идиотские недомолвки... Репортерский инстинкт, что ли? Все вы одинаковы, только и знаете, что шпионить да наушничать. Завтра, О'Коннелл, завтра. Отправляйтесь. Иди-ка сюда, Амелия. - Эмерсон отвел меня в сторонку. Пибоди, ты тоже должна вернуться в Баскервиль-холл.
      - Зачем?
      - Мы катастрофически быстро движемся к развязке. Милвертон... тьфу! Баскервиль все еще в опасности. Присматривай за ним. Да, и разнеси по всему дому весть о курьере с решающей уликой.
      Я воинственно скрестила руки на груди:
      - Ты собираешься посвятить меня в свои планы, Эмерсон, или нет?!
      - Как? Неужели ты сама не догадалась?
      - Нормальному человеку не уследить за теми смертельными виражами интеллекта, которые заменяют мужчинам логику! - отчеканила я. - Ваш приказ будет исполнен, сэр, но только потому, что он совпадает с моими собственными планами.
      - Огромное спасибо. - Эмерсон изобразил поклон.
      - Всегда пожалуйста.
      Мэри с репортером укатили в коляске мистера Вандергельта. Я их легко опередила, проскочив плато по горной тропинке. От удобнейшего и давно привычного пути через окно пришлось отказаться в пользу официального. Иначе как бы я сообщила всему дому о своем возвращении?
      Во внутреннем дворике меня неожиданно тепло приветствовала хозяйка:
      - О, дорогая миссис Эмерсон! Закончен еще один трудовой день? Поздравляю. Есть новости?
      - Из области археологии. Вряд ли они вас заинтересуют.
      - Когда-то интересовали... - вздохнула леди Баскервиль. - Я делила с Генри его радости и разочарования. А теперь горечь утраты окрасила все в черные тона. Можно ли винить меня за это?
      - Никто и не винит. Будем надеяться, что краски снова заиграют. Вряд ли мистер Вандергельт расстанется с Египтом и археологией, и вас, естественно, ждут такие же радости и разочарования.
      - Да-да, конечно.
      - Что в Луксоре? Без проблем?
      Вдовью печаль как рукой сняло:
      - О да, все формальности улажены. Представьте, мне даже удалось выбрать кое-что вполне приличное... для этого захолустья, конечно. Не хотите взглянуть? Похвастаться обновками - это такое удовольствие для женщины!
      Я уж было открыла рот, чтобы отказаться, но вовремя прикусила язык. Внезапному радушию леди Баскервиль должны быть причины. Какие?
      Одну из них я, кажется, отгадала с порога спальни мадам. Пустые и еще не открытые коробки, оберточная бумага, платья, блузки, шляпки превратили апартаменты в модный магазин. Я и не заметила, как принялась перебирать одну вещь за другой.
      - А где Атия?
      - Вы разве не знаете? - небрежно бросила леди Баскервиль. - Сбежала, паршивка. Прелестная блузочка, правда? Цвет немного...
      Еще одна жертва?! Не дослушав, вся во власти дурных предчувствий, я оборвала ахинею про расшитое манто:
      - Во что бы то ни стало нужно ее разыскать! Вдруг ей грозит опасность?
      - Кому? Господи! Атие? - Леди Баскервиль расхохоталась. - Вы не заметили ее слабости? Эта несчастная все деньги тратила на опиум и сейчас наверняка валяется в каком-нибудь луксорском притоне. Да бог с ней! Несколько дней обойдусь и без горничной, а потом... Какое счастье! Меня ждет цивилизованный мир, где нет проблем с честной прислугой!
      - Очень надеюсь, что ждет.
      - Все зависит от Рэдклиффа! Он должен вернуть мне свободу. Он ведь обещал сегодня ответить на все вопросы, правда? Сайрус... и я тоже, конечно... Мы с Сайрусом не бросим вас здесь, пока опасность не миновала!
      - До завтра вытерпите? - сухо поинтересовалась я. - Долгожданный курьер Эмерсона задерживается.
      - Сегодня, завтра - какая разница! - Леди Баскервиль беззаботно передернула плечиками. - Главное, скоро. А вот и свадебная шляпка. Ваше мнение, миссис Эмерсон?
      Она продемонстрировала громадное соломенное блюдо, полное розовых цветочков и сиреневых ленточек, пришпилила его поверх макушки двумя золотыми булавками, покрутилась передо мной. Не дождавшись восторженной оценки, леди Баскервиль залилась румянцем.
      - По-вашему, для вдовы это слишком легкомысленный головной убор? Не заменить ли ленты на траурные и не покрасить ли цветы чернилами?
      Вопросы остались без ответа, и лицо леди Баскервиль окрасилось в багровые тона, идеально гармонирующие с ленточками. Не сказав больше ни слова, я удалилась.
      И вовремя: в ворота Баскервиль-холла въезжала коляска Вандергельта. Первый вопрос Мэри был о матери.
      - Я еще не успела ее проведать, задержалась у леди Баскервиль. Давайте вместе заглянем к Артуру, а потом навестим вашу родительницу.
      В спальне юного Баскервиля мы были встречены сияющей сиделкой.
      - Сознание возвращается! - счастливым шепотом сообщила она. - Мадам, это чудо! Как велика сила молитвы!
      Как велика сила куриного бульона, подумала я, но вслух возражать не стала. К чему? Христианские заблуждения наивны, но совершенно безвредны.
      Артур, бедняжка, был бледен до синевы (силы куриного бульона не безграничны), но на губах его блуждала улыбка.
      - Мэри, дитя мое, поговорите с ним. Вдруг очнется?
      Девушка склонилась над кроватью, взяла исхудалую руку, окликнула дрожащим от нежности голосом...
      Золотистые ресницы затрепетали, вспорхнули. Артур повернул голову.
      - Мэри... - стоном сорвалось с его губ. - Это вы или ангел на небесах?
      - Я! - По щекам Мэри заструились слезы. - Вам лучше? Как я рада!
      Настало время и мне вмешаться. Артур с трудом оторвал взгляд от прелестной возлюбленной.
      - Миссис Эмерсон?
      - Точно. Убедились, что не попали на небеса? (Шутка - лучшее лекарство. После куриного бульона.) Вы еще очень слабы, Артур, но ради вашей же безопасности ответьте на один вопрос... Кто на вас напал?
      - На...пал? - Светлые брови дрогнули. - А разве... Н-не помню.
      - А что помните?
      - Леди... леди Баскервиль.
      Мэри ахнула и устремила на меня взгляд громадных глаз, в которых плескался ужас. Я покачала головой. Эмерсон не одобрил бы "преждевременные умозаключения".
      - Леди Баскервиль?..
      - Просила... лечь, - прохрипел Артур. - Я... пошел к себе... лег...
      - И все? Больше ничего не помните?
      - Н-нет.
      - Что ж, отлично. Вам нельзя переутомляться. Отдыхайте, набирайтесь сил и ни о чем не беспокойтесь. Я на посту.
      Бескровные губы изогнулись в улыбке. Артур опустил веки.
      В коридоре Мэри со вздохом пролепетала:
      - Теперь мне будет легче уехать. Артур... лорд Баскервиль в безопасности.
      - Да-да... - ответила я скорее на собственные мысли, чем на крик души бедной девочки. - Он не видел нападавшего, значит, второй попытки быть не должно. Но всегда лучше перестраховаться, чем недооценить риск.
      Боюсь, Мэри меня не услышала. Мы приближались к логову чудовища... я хотела сказать - к спальне мадам Беренжери, и каждый следующий шаг давался дочери все труднее. Я заметила, как дрогнули и поникли плечи девушки, когда она взялась за ручку двери.
      В комнате было тихо, плотные шторы почти не пропускали света. На коврике у кровати свернулась клубочком горничная, в своем коричневом балахоне похожая на мумию. Однако до мумии, судя по глубокому, размеренному дыханию, ей было еще далеко.
      Мэри протянула руку к кровати.
      - Мама, я вернулась, просыпайся. Ма...
      Она отшатнулась, прижав ладонь к груди.
      - Что?!! - Я успела подхватить обмякшее тело девушки.
      В ответ Мэри лишь качнула головой.
      Усадить ее в кресло, вернуться к кровати, заглянуть в мертвые глаза и даже проверить несуществующий пульс - на все ушло не больше минуты.
      - Мужайтесь, дитя мое. Когда-нибудь это должно было случиться. Ваша мама была очень, очень больна. Смерть для нее - избавление от страданий.
      - Вы думаете... - прошептала Мэри, - сердце?..
      - Должно быть, так. Сердце не выдержало. Вам нужно прилечь, дитя мое. Идите. Я сама справлюсь.
      Горничная-египтянка к этому времени проснулась, заскулила, сжавшись в углу, точно в страхе перед побоями. И с радостью взяла на себя заботу о мисс Мэри - лишь бы исчезнуть из проклятой комнаты.
      Закрыв за ними дверь, я снова прошла к кровати. Зрелище и процедура не из приятных, но что поделаешь? Как всегда, все на мне. Итак...
      На ощупь еще теплая... (В такой жаре это ничего не значило.) Глаза! Радужной оболочки не было; в потолок смотрели черные круги расширенных зрачков. Сердце мадам Беренжери не выдержало, это точно. Не выдержало убийственной дозы наркотика.
      Глава шестнадцатая
      I
      Такая мелочь, как очередное убийство, разумеется, не могла оторвать Эмерсона от раскопок, но, будучи человеком ответственным, я все-таки отправила ему записку. Пустой номер, чего и следовало ожидать. Эмерсон явился лишь под вечер; пока снимал с себя истерзанную одежду, выслушал мой доклад о главных событиях дня и погрузился в раздумья. Слова юного Баскервиля имели больший успех, нежели скоропостижная кончина мадам Беренжери.
      - Любопытно. - Указательный палец попал точно в ямочку на подбородке. Оч-чень любопытно. Одной заботой меньше. Если Баскервиль не видел нападавшего, можно надеяться, что он в безопасности, не так ли? Угу... А доктора Дюбуа ты вызвала, Амелия? Или положилась на собственный диагноз?
      - Вызвала, вызвала. В основном для того, чтобы получить свидетельство о смерти. Диагноз мсье Дюбуа подтвердил, хотя меня лично его мнение не волновало. Мадам Беренжери приняла смертельную дозу опиума. Дюбуа считает, что это несчастный случай, непреднамеренное самоубийство. Похоже, весь Луксор был в курсе слабостей мадам.
      - Гм-м... - Эмерсон упорно проделывал дырку в подбородке. - Оч-чень, оч-чень любопытно.
      - Прекрати! - не выдержала я. - Сам знаешь, что о несчастном случае речь не идет. Ее убили.
      - Не ты? Нет? Уверена? "Мир вздохнул бы спокойнее без мадам Беренжери" - это разве не твои слова?
      - Мои, не отказываюсь, могу и сейчас повторить. Судя по всему, не я одна так считала.
      - М-да... В этом, пожалуй, все были единодушны. Ну вот что, Амелия, отправляйся-ка в столовую. Я за тобой, только приведу себя в порядок.
      - А как насчет того, чтобы обсудить мотивы нового убийства? У меня есть версия...
      - Не сомневаюсь.
      - ... версия, связанная с ее бредовыми речами после fantasia.
      - С твоего позволения, я предпочел бы эту тему не развивать, дорогая моя Амелия.
      - Вот, значит, как? - Я машинально ткнула пальцем в подбородок. Эмерсон ответил подозрительным взглядом. - Что ж, отлично. До встречи.
      В столовой я была первой, но к приходу моего мужа собрались и остальные. Мисс Мэри, в элегантном черном платье - какой трогательный жест со стороны леди Баскервиль! - пришла в сопровождении О'Коннелла.
      - Заставил, - по-хозяйски сообщил ирландец.
      - И правильно, - кивнула я. - Чашка крепкого горячего чаю - вот что успокаивает нервы1
      - Меня никаким чаем не успокоить! - взвизгнула леди Баскервиль. - И не возражайте, Рэдклифф, - этот дом проклят! Даже несчастный случай с мадам Беренжери...
      - Несчастный случай? - встрепенулся мой муж.
      Вандергельт, не выпускавший невесту из-под своего белоснежного крылышка, уколол Эмерсона взглядом:
      - К чему этот вопрос, профессор? Ни для кого не секрет, что леди была... э-э...
      Он умолк, скосив глаза на Мэри. Девушка ахнула и всем телом подалась к Эмерсону. Я быстренько сунула ей в руки чашку с чаем.
      - Возможно, мы так и не узнаем правды, - ответил мой муж. - Однако согласитесь, что подсыпать наркотик в любимый напиток мадам Беренжери не составляло труда. Что же касается мотива убийства...
      Повинуясь его взгляду, рассказ продолжила я:
      - Все вы помните обвинения мадам Беренжери, которыми она осыпала нас прошлой ночью. Бред, конечно, и злобные выдумки... Но не проморгали ли мы зерно среди плевел? Мадам ссылалась на древнюю притчу. Кто-нибудь из вас эту притчу знает?
      - Еще бы! - первым откликнулся Вандергельт. - Ее слышал всякий мало-мальски сведущий египтолог. "Притча о двух братьях", так?
      Не слишком ли быстро он ответил? Глупец притворился бы, что впервые слышит о какой-то там сказке. Человек умный сразу догадался бы, что обман бросит на него тень подозрения. Вандергельт далеко не глупец...
      - О чем это вы? - жалобно воскликнула мисс Мэри. - Ничего не понимаю.
      - Позвольте, я объясню, герр профессор.
      - Вы специалист в области языка, фон Борк, - кивнул Эмерсон. - Вам и карты в руки.
      Немец смущенно прокашлялся, но в рассказе, я отметила, не перевернул ни одно предложение с ног на голову. Это что-то да значило!
      - Притча повествует о двух братьях - старшем, Анубисе, и младшем, по имени Бата. После смерти родителей Бата жил со старшим братом и его женой. Однажды во время работы на поле Анубис послал Бату домой за зерном. Жена Анубиса, заметив, как красив и силен младший брат, возжелала... э-э... просила его... э-э...
      - Начала с ним заигрывать, - нетерпеливо подсказал Эмерсон.
      - ]а, Herr Professor. Юноша отверг домогания, но женщина, в страхе, что он все передаст ее мужу, пожаловалась Анубису на Бату, сказав, что младший брат... э-э... заигрывал с ней. Разгневанный Анубис решил убить Бату. Спрятавшись в хлеву, он дожидался возвращения младшего брата с пастбища.
      Притча увлекла самого рассказчика; глаза его заблестели, всегда бледные щеки окрасились румянцем.
      - Но у Баты было волшебное, говорящее стадо. Каждое животное, заходя в хлев, предупреждало своего хозяина о том, что старший брат спрятался за дверью и хочет его убить. Бата убежал из дому, Анубис бросился за ним в погоню. Всемогущие боги, зная, что Бата ни в чем не виновен, разделили братьев рекой, полной крокодилов. И тогда Бата с другого берега окликнул Анубиса и рассказал, как все было на самом деле. А в доказательство того, что неповинен, он отрезал себе... э-э...
      Мистер Вандергельт ухмыльнулся, глядя на зардевшегося как девушка немца.
      - Вряд ли мы найдем пристойную замену, фон Борк, - протянул Эмерсон. Собственно, этот акт не вписывается в дальнейший сюжет. Опустите его. И продолжайте.
      - Ja, Herr Professor. Бата сказал, что пойдет в Долину Кедров и оставит свое сердце в дупле самого большого дерева. Если пиво в кружке Анубиса, сказал Бата, будет прозрачным, значит, он жив. Если пиво помутнеет, значит, с ним что-то случилось. И тогда Анубис должен будет найти и вернуть Бате его сердце.
      Леди Баскервиль уже давно вздыхала, закатывала глаза и ерзала в кресле. Наконец не выдержала:
      - Сколько можно! Что за бессмыслица? Ничего глупее...
      - Это сказка, леди Баскервиль, - напомнила я. - А в сказках вообще мало смысла. Продолжайте, Карл. Анубис вернулся и расправился с женой...
      Первый и последний раз Карл позволил себе меня прервать:
      - Ja, Frau Professor. Анубис раскаялся в своей несправедливости к младшему брату. Бессмертные боги тоже жалели юношу и решили подарить Бате женщину, прекраснейшую в мире женщину, чтобы она скрасила его одиночество. Бата полюбил женщину и сделал ее своей женой. Но она принесла в жизнь Баты страдания и зло. Однажды река украдкой похитила локон женщины и отнесла фараону. И так ароматны были волосы красавицы, что фараон приказал разыскать незнакомку и послал на поиски целое войско с золотом и драгоценностями. Алчная и неблагодарная женщина, увидев сокровища, предала мужа. Она показала солдатам огромный кедр, в дупле которого Бата спрятал свое сердце. Солдаты срубили дерево, Бата пал бездыханным, а его неверная жена стала возлюбленной фараона. Увидев, что пиво в его кружке помутнело, Анубис отправился на поиски. Долго искал он брата, но нашел. Опустил его сердце в кружку с пивом; Бата выпил и ожил. Но женщина...
      - Отлично, Карл! - встрял Эмерсон. - Позвольте мне закончить - вторая часть еще длиннее и сумбурнее, чем первая. В двух словах... Бата отомстил изменнице и сам стал фараоном.
      - В жизни не слышала подобного вздора! - прервала гробовое молчание леди Баскервиль.
      - Все сказки - вздор, - отозвалась я. - Тем и хороши.
      II
      "Притча о двух братьях с легкой руки леди Баскервиль была признана вздором, а ссылки на нее мадам Беренжери - ничем не объяснимым вывертом больного ума. Эмерсон всеми силами пытался увести беседу от скользкой темы, но в самом конце ужина вдруг подкинул еще более опасную приманку:
      - Сегодня ночью я буду дежурить в гробнице! Завтра тайна будет раскрыта, и мы наберем столько рабочих и сторожей, сколько понадобится. До тех пор возможность ограбления, хоть и небольшая, но остается.
      Американец от столь неожиданного заявления выронил вилку:
      - Какого дьявола вы несете...
      - Что за выражения, дражайший Вандергельт! - укоризненно покачал головой Эмерсон. - В присутствии дам... И чему вы удивляетесь? Я жду последнюю улику, не забыли? В записке будет сказано "да" или "нет". Если "да"... Представить только! От одного-единственного слова зависит судьба человека.
      - Переигрываешь, - едва слышно выдохнула я, наклонив голову.
      Эмерсон насупился, но намек понял.
      - Итак, все поужинали? Отлично! - провозгласил он. - Пора на покой. Извините, леди и джентльмены, что тороплю вас, но мне хочется поскорее вернуться в Долину.
      - Значит, вы уже откланиваетесь, Рэдклифф? - с нажимом спросила хозяйка. К грубостям Эмерсона она всегда была снисходительна.
      - Ну нет! Сначала угощусь кофе! Не дай бог, засну.
      На пути в гостиную ко мне присоединилась Мэри.
      - Что все это значит, миссис Эмерсон? Какое отношение эта притча имеет к смерти мамы?
      - Может, и никакого, дитя мое. Мы по-прежнему блуждаем в густом тумане, не видя дороги, на что-то натыкаясь и падая.
      - Ах, как мы все сегодня поэтически настроены! - раздался насмешливый голос О'Коннелла.
      Профессиональную маску гоблина я сразу узнала, однако в глазах репортера мне почудился особенно зловещий блеск.
      Послав мне победоносный взгляд, леди Баскервиль заняла место у подноса. Я лишь улыбнулась. Хочется милой даме продемонстрировать несгибаемую волю на здоровье!
      В тот вечер все как один упражнялись в галантности. "Вам черный или с молоком?"; "Два кусочка, будьте так любезны"; "Благодарю, достаточно"... Мне казалось, что я смотрю на сцены из жизни светского общества через очки с кривыми стеклами. Здесь каждый исполнял придуманную для себя роль. Каждый что-то скрывал - чувства, поступки, мысли...
      Каждый играл в меру своих способностей, но вот леди Баскервиль роль хозяйки определенно не удалась. У нее все падало из рук, кофе выплескивался на поднос, сахар летел мимо чашек.
      - О-о! - схватилась наконец она за голову. - Я так волнуюсь! Рэдклифф, прошу вас, останьтесь! Не нужно рисковать своей жизнью, я не вынесу еще...
      Эмерсон с улыбкой покачал головой. Леди Баскервиль через силу выдавила ответную улыбку.
      - Да... Я и забыла, с кем имею дело. Но вы ведь пойдете не один, правда?
      Американец тут же вызвался в напарники.
      - Нет-нет, Вандергельт! Ваша задача охранять дам.
      - Герр профессор, для меня будет большой честью...
      - Благодарю вас. Карл. Нет.
      Я молча ждала. Слова нам с Эмерсоном не нужны, мы всегда общались на духовном уровне. И в тот миг мой муж уловил сигнал, но...
      - Выбираю О'Коннелла! Приключений не предвидится, вот и поработаете над статьей.
      - Идет, профессор. - Ирландец выхватил чашку из рук леди Баскервиль.
      - Смотрите! - Эмерсон внезапно подскочил и застыл, вытянув руку.
      О'Коннелл ринулся к окну.
      - Что это было, профессор?
      - Не знаю! Мне показалось, мимо окна скользнул кто-то в белом!
      - Никого... - Журналист вернулся к столу.
      Вцепившись в ручки кресла, я лихорадочно соображала, прикидывала, вычисляла. Эмерсон мог сколько угодно вопить, размахивать руками и нести околесицу о привидениях в белом, меня же терзала внезапная догадка совершенно иного рода. Конечно, я могла и ошибаться. А если нет? Если нет нужно было что-то предпринимать, и немедленно!
      - Боже! - воскликнула я.
      - Что еще? - рявкнул мой заботливый супруг.
      - Мэри! Бедняжка сейчас упадет в обморок!
      Изумленная Мэри оказалась в кольце мужчин. Особых надежд на то, что девушка послушно лишится сознания, я не питала. Эвелина подхватила бы инициативу с лету, но то моя дорогая Эвелина... Впрочем, секундного замешательства мне хватило, чтобы поменяться с Эмерсоном чашками.
      - Со мной все в порядке, честное слово, - уверяла Мэри. - Устала немножко, но не до обморока...
      - Вы такая бледная... - Я сочувственно покачала головой. - Дитя мое, вам пора в постель.
      - Тебе тоже, - насторожился Эмерсон. - Выпей кофе, Амелия, и попрощайся.
      Что я с удовольствием и исполнила.
      Минут через пять гостиная опустела. Внимательный и предупредительный муж хотел проводить меня до спальни, но я отказалась, сославшись на неотложные дела. Первое и самое неотложное описывать не стану. Отвратительное ощущение. Знала бы, что задумает Эмерсон, - не набрасывалась бы на ужин...
      Из ванной я заглянула к Мэри, успокоила девушку, уложила в кровать, подоткнула простынку, как Рамзесу, а вместо сказки напомнила о христианском смирении и стойкости, отличающей британскую нацию. Могла добавить несколько слов и о счастливом будущем, но Мэри, убаюканная непривычной для нее нежностью, уже спала. Опустив полог, я на цыпочках выскользнула за дверь.
      Эмерсон дожидался в коридоре, привалившись плечом к стене, скрестив на груди руки и выбивая кончиком ботинка марш оскорбленного в лучших чувствах супруга.
      - Что ты возишься?! - набросился он на меня. - Знаешь ведь, что спешу!
      - А кто тебя просил ждать?
      - Нам нужно поговорить.
      - Говорить нам не о чем.
      - А-а! - Эмерсон сделал большие глаза, словно его только что осенило. Злишься, что не беру тебя в пещеру!
      - Чушь. Если тебе вздумалось изображать из себя жертвенную овцу на алтаре убийцы - сделай одолжение, мешать не буду.
      Эмерсон расхохотался.
      - Так вот ты о чем? Нет-нет, моя дорогая Пибоди. Насчет посланца с решающей уликой я блефовал...
      - Знаю.
      - Гм... Думаешь, и остальные знают?
      - Возможно.
      - Тогда чего ты боишься? Я хотел подтолкнуть преступника не к убийству, а к бегству! Номер не прошел, но надежда еще есть. Вдруг убийца взвинчен настолько, что сдадут нервы? Ты должна следить, не вышмыгнет ли кто-нибудь из дома. Между тем мы добрались до спальни. Эмерсон втолкнул меня внутрь и стиснул в объятиях.
      - Спокойной ночи, дорогая моя Пибоди. Пусть тебе снятся хорошие сны. Обо мне.
      Я повисла у него на шее.
      - Любимый! Береги свою драгоценную жизнь! Не стану удерживать тебя от выполнения святого долга, но знай - если ты свалишься...
      Толчок - и я отлетела на середину комнаты.
      - Проклятье! - взревел Эмерсон. - Да как ты смеешь надо мной издеваться! Желаю тебе свалиться со стула и вывихнуть ногу!
      На этом наше сердечное прощание и закончилось. Ругаясь сквозь зубы, мой муж кинулся прочь.
      - Так ему и надо, - обратилась я к черному силуэту на подоконнике. - Ты права, Бастет. Мужчинам стоило бы позаимствовать у кошек хоть чуточку благоразумия.
      III
      Мы с Бастет на пару следили, как стрелки часов приближаются к двенадцати. Я была польщена обществом кошки: до сих пор она предпочитала Эмерсона. Видимо, развитый женский интеллект подсказал Бастет, что лучший друг - не обязательно тот, у кого в кармане жареный цыпленок.
      Ровно в двенадцать я натянула рабочий наряд, вымазала лицо и руки сажей из лампы, убедилась, что охрана во дворе, и неслышно выскользнула в окно.
      Вечная луна Египта в ту ночь меня не радовала; тучи, дождь, даже шторм - все было бы лучше ее яркого света. Я старалась держаться в тени, двигалась перебежками и к концу пути, несмотря на ночную прохладу, не на шутку взмокла.
      На площадке перед гробницей царили кромешный мрак и звенящая тишина. Впрочем, ничего другого я и не ожидала. Эмерсон ждал визита убийцы (меня, как вы понимаете, не обманули его наивные уверения в полной безопасности). На цыпочках прокравшись вдоль забора, я прошипела в черноту провала:
      - Эмерсон! Не стреляй! Это я!
      В ответ - ни звука. Интуиция, которую вечно высмеивает мой муж, подсказала мне правду раньше, чем глаза привыкли к темноте и я разглядела неподвижную груду у первой ступеньки. Опоздала! Господи, ну почему я так медлила?
      - Эмерсон! - Я припала к скорчившейся на земле фигуре, вдохнула знакомый запах... - Скажи хоть что-нибудь!
      Безжизненное, казалось бы, тело внезапно ожило. Меня схватили... стиснули... смяли... придавили... причем далеко не в порыве супружеской страсти!
      - Проклятье! - прохрипел мой дорогой супруг. - Если ты его спугнула, Амелия, слова тебе больше не скажу!
      Я замычала, пытаясь вывернуться из железной хватки.
      - Тихо, - предупредил Эмерсон и отлепил наконец ладонь от моего рта.
      - Какого... напугал до смерти!
      - Что ты здесь... Да ладно! Сматывайся отсюда вместе с О'Коннеллом. К твоему сведению, я притворялся спящим.
      - Притворялся?! Да ты спал как убитый!
      - Подумаешь, может, и вздремнул на минутку... Хватит болтать! Делай, что тебе говорят!
      - А где О'Коннелл? Он наверняка слышал, как мы с тобой тут возимся!
      Журналиста мы нашли за большим валуном у самой скалы. О'Коннелл не проснулся, даже когда Эмерсон встряхнул его как мешок с картошкой.
      - Снотворное, - чуть слышно констатировала я. - Ситуация все больше осложняется!
      - Зато обнадеживает, - огрызнулся Эмерсон. - Пибоди, умоляю, только не поднимай тревогу раньше времени. Дай мне возможность поймать нашего невидимку с поличным. Сиди здесь - и ни звука!
      - Но...
      Он исчез. А я привалилась к скале рядом с О'Коннеллом и погрузилась в раздумья. Стоит ли именно сейчас, рискуя спугнуть убийцу, затевать свару со своим единственным и неповторимым? В конце концов, моя догадка не так уж и важна... Или?.. Мысли, как назло, разбегались. Итак, О'Коннелла усыпили. Кофе Эмерсона, скорее всего, тоже был приправлен опиумом. Ожидая чего-то подобного со стороны убийцы, я поменялась чашками с Эмерсоном, а потом избавила свой организм от подозрительного напитка. Но Эмерсон не притворялся спящим, он на самом деле спал. А ведь он выпил мой кофе! Я о зашла в тупик в тот самый момент, когда на площадке раздался осторожный, но для моих натянутых нервов достаточно громкий хруст гравия.
      Неподвижный силуэт Эмерсона четко выделялся на фоне фиолетового неба. Я давно не сводила с него глаз, но лишь однажды заметила, как он уронил голову - и вновь застыл. Молодец! Преступник надеется на действие опиума, думала я. Эта беззащитная поза усыпит его бдительность!
      Осторожные шаги приближались. Я перестала дышать, всматриваясь в темноту. Еще один шаг. И еще. Даже зная, что сейчас предстанет моим глазам, я была захвачена врасплох. С ног до головы закутанная в белый муслин, из-за скалы выплыла призрачная фигура, этакая Аэша, героиня романа мистера Хаггарда "Она". Аэша скрывала свое лицо и тело, потому что мужчины сходили с ума при виде ее небесной красоты. Наш призрак был далек от возвышенных побуждений, но вызывал такое же восхищение... и такой же благоговейный страх. Этот прекрасный лик мог принадлежать богине ночи... или царице Древнего Египта.
      Белый призрак замер у скалы, огляделся - и шагнул к Эмерсону... Я подалась вперед, чтобы прийти на помощь мужу, когда он схватит убийцу. Схватит? Эмерсон и не думал шевелиться... Дрожа от нетерпения, до крови кусая губы, я ждала. Один неверный шаг - и убийца ускользнет, нырнет в какую-нибудь трещину, пещеру, расселину! Каюсь, я чуть не опоздала. В два прыжка перелетев площадку, фигура в белом занесла руку над Эмерсоном! Я ринулась вперед и... упала, подвернув затекшую ногу. Шум был такой, что и мертвый проснулся бы.
      Когда я обрела почву под ногами, призрак уже превратился в белое пятно на тропинке, ведущей к плато. Эмерсон рухнул на бок и закувыркался по земле - мне вслед неслись проклятия...
      Менее тренированная дама вряд ли так быстро обрела бы форму, но я уже через несколько секунд перешла на свои излюбленный аллюр: руки прижаты к бокам, подбородок вверх. Белое пятно металось чуть впереди.
      - Помогите! Держите вора! - огласились окрестные горы моими дикими криками. Уверяю вас, усилия того стоили. Белое привидение споткнулось, и мне этого хватило, чтобы сократить расстояние как раз до длины зонтика. Удар! Спасения не было, но, даже рухнув на землю и испепеляя меня полным ненависти взглядом, белый призрак все тянул руки за своим смертельным, улетевшим куда-то в темноту оружием, - шляпной булавкой.
      - Бесполезно, леди Баскервиль! - Наконечником зонта я пришпилила ее ладонь к земле. - Вы проиграли. Могли бы сразу понять, что вам не под силу тягаться со мной!
      Глава семнадцатая
      I
      Эмерсон еще долго сыпал проклятиями по поводу моего "неоправданного вмешательства". Я позволила мужу выпустить пар, после чего хладнокровно отметила, что без моего якобы неоправданного вмешательства он бы уже был на пути в лучший, но далеко не такой увлекательный мир. Возразить было нечего, а признать мою правоту Эмерсону не позволила гордыня. Потому он просто ушел от темы.
      По моей просьбе конверты мы вскрыли в торжественной обстановке, в присутствии всей компании. Муж так охотно согласился на эту церемонию, что я поняла - убийцу он вычислил верно... или же успел подменить конверт.
      Заключительная встреча проходила в спальне Артура. Юный лорд Баскервиль был очень слаб, но уже вне опасности. На мой взгляд, он пошел бы на поправку еще быстрее, узнав, что его больше не подозревают в страшных преступлениях.
      Среди нас не было одного лишь Вандергельта, который счел своим долгом сопроводить леди Баскервиль в Луксор. Я искренне сочувствовала луксорским властям - вряд ли им когда-либо приходилось иметь дело с преступником такого ранга, да в придачу еще и дамой, склонной к истерикам!
      Итак... мы вскрыли конверты.
      - "Леди Баскервиль", - прочитал Эмерсон.
      - "Леди Баскервиль", - эхом откликнулась я.
      - Вы меня поражаете, Амелия! - ахнула мисс Мэри. - И вы тоже, профессор! Не скажу, чтобы я так уж сильно любила ее светлость, но в роли убийцы...
      - Ее вина была очевидна, - отмахнулась я. - Леди Баскервиль - дама порочная и хитрая, однако умом не блещет. Она совершала одну ошибку за другой.
      - Предложила, например, профессору возглавить экспедицию, - вставил Карл. - А должна была бы понять, что человек такого блестящего ума...
      - О нет, с этим решением она как раз попала в точку, - возразил Эмерсон. - Раскопки были бы продолжены и без ее согласия, об этом позаботился лорд Баскервиль. А ей необходимо было сыграть роль безутешной, преданной памяти мужа вдовы. К нам она приехала в полной уверенности, что победила и бояться нечего. Армадейл должен был либо умереть где-нибудь в горах, либо сбежать из страны. Леди Баскервиль недооценила порядочность этого молодого человека и глубину его страсти. Умом она не блещет, согласен, однако при необходимости действовала быстро и решительно.
      - "Дама в белом", - добавила я, - была задумана и сыграна безупречно. Длинные летящие одежды скрывали фигуру, поди догадайся, кто это - мужчина или женщина. Она была похожа на бесплотный дух, а многие ли согласятся подойти к привидению? Образом этой призрачной дамы леди Баскервиль очень удачно воспользовалась в тот вечер, когда в Эмерсона запустили камнем. Помните, как эффектно она упала в обморок, якобы увидев "фигуру в белом"? Ну а камень, разумеется, швырнул Хабиб... В поведении леди Баскервиль подозрительного было много. Скажем, ее выбор горничной - недалекой, суеверной и забитой даже по египетским меркам женщины. Уверена, что Атия была свидетельницей очень любопытных событий, и, будь на ее месте кто посмышленей, я бы о них тоже знала.
      - Минуточку! - встрял О'Коннелл. - Все это крайне интересно, но... уж простите, миссис Эмерсон, вы пересказываете очевидные факты. А мне нужны детали! И не только для редактора, но и ради удовлетворения собственного любопытства.
      - Детали одного из инцидентов в деле об убийстве лорда Баскервиля вам отлично известны, - парировала я.
      Веснушчатая физиономия полыхнула румянцем. О'Коннелл признался мне по секрету, что эпизод с ножом - его рук дело. Подкупив коридорного в отеле, он вручил ему сверкающий фальшивыми камнями кинжал и попросил положить на самом видном месте в комнате. Араб подменил приглянувшееся оружие дешевкой с ближайшего базара и по непонятным соображениям сунул в шкаф.
      Добивать сконфуженного ирландца я не стала. Во-первых, это не в моих правилах, во-вторых, за последние дни я успела узнать его и проникнуться симпатией, ну а в-третьих, бедняге предстояло пережить любовную трагедию. Мисс Мэри и Артур не могли наглядеться друг на друга!
      - М-да... - пробормотал репортер, не отрывая глаз от блокнота. - Что тут у нас дальше... Как вам удалось докопаться до истины?
      Мне очень не хотелось раскрывать все карты перед Эмерсоном. Мы играли в молчанку, пока у него не лопнуло терпение:
      - Я сразу понял, что леди Баскервиль было проще всего избавиться от мужа. Всем известный постулат криминалистики...
      - Даю тебе десять минут, - прервала я мужа. - Артуру нельзя переутомляться.
      - По-твоему, я чересчур многословен? - набычился Эмерсон. - Ну так и рассказывай сама.
      - Что, если вы будете просто отвечать на мои вопросы? - неожиданно весело предложил О'Коннелл. - Сэкономим время. Итак... У леди Баскервиль была возможность убить супруга. Как насчет мотива? Профессор, вы первый.
      - Всем известный постулат криминалистики, - пробурчал упрямец, гласит: наследники жертвы являются основными подозреваемыми. Даже не зная деталей завещания лорда Баскервиля, можно было предположить, что какие-то средства он супруге оставил. Вот вам и мотив. Я же подумал еще об одном, куда более существенном. Мир археологов узок, здесь все обо всех знают. Пристрастие леди Баскервиль к... как бы это поточнее...
      - К интрижкам на стороне, - подсказала я. - Спросил бы у меня - не мучился сомнениями. У мадам это на лбу написано.
      Эмерсон побагровел.
      - И дальше? - спешно вклинился репортер. - Вы навели справки о репутации леди Баскервиль, профессор?
      - Угадали, О'Коннелл. Пообщался с нашими общими знакомыми в Луксоре, связался с Каиром и убедился, что прежние привычки этой дамы с замужеством не исчезли. Далее я предположил, что лорд Баскервиль узнал о ее внебрачных связях - супруг всегда узнает последним - и пригрозил жене разводом, разоблачением, разорением...
      Как складно звучит, согласны, любезный читатель? Но меня-то не проведешь! Леди Баскервиль утром сама во всем призналась - вот откуда у Эмерсона эти достоверные, лично добытые сведения!
      - И она убила мужа, чтобы сохранить репутацию? - недоверчиво шепнула Мэри.
      - Чтобы сохранить роскошный образ жизни, - опередила я мужа. - Леди Баскервиль явно имела виды на мистера Вандергельта, который ни за что не женился бы на разведенной, опозоренной женщине. Вы же знаете этих американцев! Пуритане до мозга костей! Ну а в качестве беззащитной вдовы она поймала бы его в сети без особых проблем.
      - Очень хорошо... - бросил О'Коннелл, продолжая строчить в блокноте. Вопрос к вам, миссис Эмерсон. Что стало для вас ключом к разгадке?
      - Постель Артура.
      - Ха! В духе мистера Шерлока Холмса! Объяснитесь, мэм, умоляю!
      - В тот вечер, который едва не стал для нашего друга, - я кивнула на Артура, - последним, его комната выглядела ужасно. Шкаф открыт, ящики из тумбочек выдвинуты, вещи разбросаны. Леди Баскервиль пыталась создать впечатление поспешного бегства. И ей это удалось. Однако она...
      - ...забыла бритвенные принадлежности, - вмешался Эмерсон. - Я сразу понял, что убийца - женщина! Ни один мужчина не оставил бы такую очевидную...
      - И ни один мужчина... - я повысила голос, - не смог бы так идеально застелить кровать. На Артура напали во сне. Преступник должен был вернуть покрывало на место, да еще и все складки поправить, чтобы создать впечатление, будто постель нетронута. Леди Баскервиль, когда-то работавшая в госпитале, перестаралась, чем и выдала себя с головой.
      - Очень, очень хорошо, - приговаривал О'Коннелл, уткнувшись в блокнот. - Перейдем к основному вопросу - как она убила своего мужа?
      - Шляпной булавкой.
      Шквал изумленных возгласов! Дождавшись тишины, я продолжила:
      - Скажу честно - этот вопрос мучил меня больше всего. А ответ стал ясен только вчера, когда леди Баскервиль продемонстрировала мне свою свадебную шляпку. Булавка - смертельное оружие! Среди м-м... знакомых леди Баскервиль было немало медиков; от них-то она и узнала, что если иголку воткнуть в основание черепа, то смерть будет мгновенной, а жертва умирает по непонятной причине. Кто обратит внимание на крошечную точку под волосами? Прыщик или комариный укус не могут убить человека, верно?
      - Да, но при чем тут Армадейл? - Карандаш в руке репортера застыл. - Он что же, подозревал леди Баскервиль?
      - Напротив. - Эмерсон успел только рот открыть, а я уже ответила! Армадейл был уверен, что он сам убил лорда Баскервиля.
      И вновь мне пришлось пережидать изумленные возгласы.
      - Это всего лишь предположение, - честно признала я, - но предположение единственно разумное. Леди Баскервиль хладнокровно соблазнила юношу. Мисс Мэри заметила, как он был удручен и подавлен задолго до смерти патрона. И что еще важнее - мистер Армадейл стал избегать Мэри. У него появилась другая возлюбленная, а вместе с ней и угрызения совести из-за того, что он предал своего благодетеля. Леди Баскервиль притворялась, что страдает не меньше, пообещала открыть мужу всю правду и просила юношу дождаться конца рокового разговора в ее спальне - якобы для его же безопасности. Лорд Баскервиль закатил вполне оправданный скандал, леди заверещала, Армадейл влетел в комнату, чтобы защитить даму своего сердца. От его удара лорд Баскервиль упал, леди склонилась над ним и в крик: "Ты его убил!"
      - Ну да, - скептически повел бровью О'Коннелл. - Так он ей и поверил! Читатели, конечно, все проглотят, миссис Эмерсон, но ей-богу...
      - Армадейл ее любил! - подал голос Артур. - Ничего вы не смыслите в настоящей любви, мистер О'Коннелл... Продолжайте, миссис Эмерсон... Почему она напала на меня?
      - Вот именно, - перехватил инициативу Эмерсон. - Очень интересный вопрос. Держу пари, ответ на него не известен даже моей всезнайке жене.
      - А тебе?
      - И мне. Не вижу в этом нападении ни малейшего смысла. Чем ей помешал наш юный друг? А если уж напала - то почему не воспользовалась булавкой?
      - Это не так-то просто, - объяснила я. - Чтобы попасть иголкой в нужную точку, жертва должна быть без сознания. Леди Баскервиль ударила Артура, подумала, что он мертв или вот-вот умрет, и решила обойтись без булавки. Да и времени ей хватило только на то, чтобы затащить его под кровать. С этим все ясно. Остается мотив. Зачем ей понадобилось убирать вас с дороги, Артур? Если бы полиция усомнилась в естественности смерти лорда Баскервиля, то вы возглавили бы список подозреваемых. Никому не назвав своего настоящего имени...
      - Я назвал... - невинно округлил глаза Артур. - Через неделю после приезда я открылся леди Баскервиль...
      Мы с Эмерсоном переглянулись. Он кивнул.
      - Вот оно что. А жене моей, когда изливали душу, об этом не сказали!
      Юноша залился краской.
      - Из чувства неловкости... Миссис Эмерсон возмутилась моим инкогнито. А леди Баскервиль меня поддержала. Выходит, я бы обвинил хозяйку в...
      Он так и умолк с открытым ртом. М-да... Молодость, красота, баснословное состояние - ну все при нем. Ума бы еще немножко.
      - Погодите-ка, погодите! - не унимался мистер О'Коннелл. - Все это замечательно, но мы ушли от темы! Вернемся к убийству Армадейла. Леди Баскервиль заставила злополучного любовника податься в бега, а мужа прикончила булавкой... Нет! Так не пойдет! Куда же делся синяк от удара, а? Ведь, по вашим словам, Армадейл ударил лорда Баскервиля.
      - Подумаешь, синяк! Даже если бы у покойного было перерезано горло, доктор Дюбуа вряд ли заметил бы. К тому же лорд Баскервиль отличался редкой способностью калечиться. Думаю, у него все лицо было в порезах, царапинах и ушибах.
      - Понятно. - О'Коннелл добросовестно занес мои слова в блокнот. - А дальше? Армадейл скрылся в горах... видимо переодевшись местным крестьянином... Почему он, спрашивается, не сбежал из страны?
      - Бросив любимую женщину? - Я покачала головой. - Поставьте себя на его место, мистер О'Коннелл. В ужасе от того, что совершил, - вернее, думал, что совершил, - Армадейл, наверное, и мыслить-то разумно не мог! Ситуация безвыходная: сбежать нельзя, сдаться властям тоже - полиция обвинила бы его возлюбленную в соучастии. Бедняга продержался до возвращения леди Баскервиль из Англии, затем тайком пробрался в дом. Хасан видел, что он влез в окно спальни леди Баскервиль. Следующей ночью решительная мадам избавилась от обоих. Армадейла она убила в пещере - он, конечно, рассказал, где прячется, - а сторожа на обратном пути. Неудивительно, что наутро леди Баскервиль жаловалась на бессонницу и привидения в белом, которые всю ночь мельтешили у нее под окном.
      - А зачем...
      - На сегодня достаточно! - Я поднялась с кресла. - Артуру пора отдыхать! Мэри, вы позаботитесь о нашем больном? Сиделку я пришлю, как только она проснется.
      У самой двери я украдкой оглянулась. Артур потянулся к руке Мэри. Девушка, зардевшись, опустила ресницы... Все! Моя роль была сыграна. Избегая укоризненного взгляда О'Коннелла, я подхватила мужа под руку и вместе с остальными прошла в гостиную.
      - То немногое, что мне осталось объяснить, не для ушей Мэри.
      - О да! Спасибо, фрау Эмерсон...
      - Не за что. Карл. - За что он, собственно, меня благодарил, я так и не поняла, но благодарность всегда приятна.
      О'Коннелл уже нацелил карандаш в блокнот, однако интервью было прервано появлением мистера Вандергельта. За этот день американец словно усох и уменьшился в росте. Все остальные молчали и прятали глаза, пока Эмерсон не нашел наконец нужных слов:
      - Выпейте, Вандергельт!
      - Вы настоящий друг, профессор! Не откажусь, пожалуй! - И он вздохнул.
      - Что, мистер Вандергельт? Прогнала? - посочувствовала я.
      - Еще как! У полицейских уши загорелись! Ну и вляпался же я... Старый дурак...
      - Не переживайте, она не вас одного провела.
      - Aber пеin! - подтвердил Карл. - Я тоже считал ее достойнейшей и самой...
      - Потому-то я вас и не взял ночью в пещеру. - Эмерсон прошел к стойке за выпивкой для раздавленного горем Вандергельта. - Ваше уважение к хозяйке могло стоить нам обоим жизни. Опешили бы на долю секунды, и...
      - Ну да, - мрачно согласился Вандергельт. - Меня по той же причине не взяли, верно, профессор? - Он припал к бокалу. - Ох, спасибо... То что нужно. Можете себе представить - леди Баскервиль ожидала, что я на ней женюсь, несмотря ни на что! Я чувствую себя распоследним мерзавцем! Но право, друзья... взять в жены даму, которая уже прикончила одного супруга... Брр! Утренний кофе будет отдавать мышьяком!
      - К тому же пришлось бы лет двадцать-тридцать подождать, - добавила я. - Согласитесь, это неразумно. Выше нос, мистер Вандергельт! Время залечит раны, и вы снова будете радоваться жизни!
      Американец выдавил благодарную улыбку и приподнял бокал.
      - Умеете вы утешить, миссис Амелия.
      - Я как раз собиралась посвятить мистера О'Коннелла в обстоятельства смерти мадам Беренжери. Вас не слишком расстроит...
      - Еще каплю виски - и меня не расстроит даже падение на двадцать пунктов акций Американских Железных Дорог. - Вандергельт вернул пустой бокал Эмерсону. - Составьте компанию, профессор!
      - С удовольствием. - Эмерсон стрельнул в мою сторону злобным взглядом. - Выпьем за вероломный женский пол!
      - Я вас поддержу! А шуточки твои, Эмерсон, не ко времени. Мистер О'Коннелл прыгает как на углях, того и гляди карандаш проглотит! Разъяснил бы в своей неподражаемой манере связь вчерашней притчи со смертью мадам.
      - Гм... Раз уж ты настаиваешь, Пибоди...
      - Настаиваю, настаиваю. Более того - готова услужить вам обоим. - Я забрала бокалы Вандергельта и Эмерсона. Мой наивный супруг расплылся в довольной ухмылке. Бедный, как же его легко обвести вокруг пальца! Толика любезности - и он весь твой!
      - Рассказывать-то особенно и нечего... - начал Эмерсон. - Эта смерть идеальный пример трагического фарса. У мадам Беренжери и в мыслях не было обвинять леди Баскервиль в убийстве. Репутация вдовы была известна всему Луксору, и мадам, естественно, тоже знала об интрижках ее светлости. "Притча о двух братьях", где речь идет и об убийстве, и о прелюбодеянии, была намеком именно на разврат! Нечистая совесть леди Баскервиль сыграла с ней злую шутку. Опасаясь обвинения в убийстве, она была готова на все. Что ей стоило подсыпать опиум в бутылку мадам Беренжери? И что ей жизнь какой-то неприятной старухи, если на руках уже кровь троих человек?
      Эмерсон помолчал. Перевел взгляд на О'Коннелла, карандаш которого не останавливался ни на секунду.
      - Вопросы есть?
      - Секунду, только закончу... "И что ей жизнь..."
      - ...какой-то неприятной старухи, - с готовностью подсказал Эмерсон.
      - Старый дурак, - жалобно сообщил Вандергельт кому-то на дне бокала.
      В гостиную неслышно скользнула Мэри.
      - Спит, - улыбнулась она мне. - Я так за него рада!
      - А я за вас, дитя мое.
      - Но откуда вы узнали?! - удивленно воскликнула Мэри. - Мы еще никому не говорили!
      - Мне это было понятно...
      Слава богу, я больше ничего не успела сказать. Рядом с Мэри возник Карл фон Борк, его рука обвилась вокруг ее тоненькой талии, и наша девочка, вспыхнув счастливым румянцем, прильнула к немцу.
      - Хотим благодарить вас мы, фрау Эмерсон! - торжественно шевеля усами, изрек Карл. - Нехорошо это есть - объявлять о помолвке сразу после трагических событий, речь шла о которых здесь. Но осталась одна во всем мире моя дорогая Мэри. Нужен ей я. Имею надежду я, что вы будете другом ей, пока не настанет благословенная минута, когда...
      - Что-о-о?! - гаркнул Эмерсон.
      - Проклятье! - Карандаш О'Коннелла просвистел через всю комнату.
      - Старый дурак, - убежденно доложил американец пустому бокалу.
      - Поздравляю, - улыбнулась я. - Будьте счастливы.
      Мне-то давно все было ясно.
      II
      - Пибоди, а тебе когда-нибудь приходило в голову, - лениво протянул Эмерсон, - что порядочное количество твоих знакомых сидит за решеткой?
      - Подумаешь! Всего лишь... - я прикинула, - двое. Нет, теперь уже трое.
      Эмерсон весело фыркнул. Он был в превосходнейшем настроении. Перспективы перед ним открывались самые радужные, карьера шла в гору, погода стояла лучше некуда - так почему бы человеку и не наслаждаться жизнью?
      После описанных событий прошло два с половиной месяца. Мы возвращались домой на борту "Рембрандта"; солнце заливало палубу, барашки волн играли в догонялки с нашим судном, а впереди уже маячил Марсель. Все остальные пассажиры предпочитали другую часть судна - вечно забываю, то ли это корма, то ли нос. Я была, конечно, рада обществу мужа, но антипатию спутников к нашим мумиям понять не могла, хоть убейте. Создания-то совершенно безобидные...
      И насквозь мокрые. Эмерсон вытаскивал их каждый день на палубу для просушки; здесь они и лежали, вперив пустые глазницы в небо и впитывая божественные лучи великого Ра, которому поклонялись при жизни.
      Гробница наша, к сожалению, событием в археологии не стала. Ее царственный обитатель был предан анафеме: мы не нашли ни единого целого изображения, а сама мумия и погребальные принадлежности исчезли. Чтобы склеп даром не пропадал, какой-то верховный жрец использовал его для захоронения своих родственников. Позже потолок обвалился, усыпальницу затопило. Мы обнаружили около десяти мумий в более или менее плачевном состоянии. Мсье Гребо по-братски разделил трофеи, вручив Эмерсону две самые искалеченные и мокрые мумии, которые почему-то вызвали дружное неодобрение пассажиров судна.
      Накануне нашего отъезда Карл и Мэри предстали перед алтарем. Я была посаженой матерью, Эмерсон - посаженым отцом, а Вандергельту досталась роль свидетеля. Мистер О'Коннелл на церемонии не присутствовал, но за его разбитое сердце я не переживала: для таких, как наш рыжий репортер, любимое дело гораздо важнее любимой женщины. А в статье о бракосочетании, появившейся в каирской газете, я не уловила и намека на злость отвергнутого кавалера. По-моему, О'Коннелл был счастлив добавить последнюю главу в роман о проклятии фараона.
      Мистер Вандергельт оправился от удара быстрее, чем можно было ожидать, глядя на него в роковой вечер разоблачений. Получив от Департамента древностей фирман на раскопки в Долине Царей, он жил в ожидании следующего сезона. И в ожидании Эмерсона, которому предложил место главного археолога.
      - Ты подумал над предложением мистера Вандергельта?
      Эмерсон, прикрыв лицо шляпой, загорал в шезлонге и в ответ на мой вопрос лишь недовольно замычал. Я попробовала зайти с другого боку:
      - Артур... Лорд Баскервиль пригласил нас на лето к себе. Не сомневаюсь, он скоро утешится, - с такой-то внешностью и финансовыми возможностями в женихах не засиживаются. А Мэри он не пара. Девушка гораздо умнее Артура, у них бы все равно ничего не вышло. Но какая же милая у него матушка! Она растрогала меня до слез. Все плакала, руки целовала, благодарила за спасение ее единственного сына.
      - Угу, - буркнул из-под шляпы Эмерсон. - Ты парня чуть не угробила своей беспечностью. Нет чтобы спросить у него...
      - Ах, значит, я беспечна? А сам? Тысяча извинений, Эмерсон, но уж признайся, пока мы тут одни. Ты ведь понятия не имел, кто убийца! Иначе не позволил бы леди Баскервиль подсыпать опиум в твой кофе!
      Эмерсон подскочил в шезлонге, сдвинул шляпу на затылок.
      - Откуда ж мне было знать, что у нее от Атии остался целый склад этой отравы? Говоришь, ты все знала? Вот и предупредила бы! Кстати, Пибоди... раз уж речь зашла... Ты-то почему заподозрила леди Баскервиль? Только предупреждаю - без ссылок на интуицию! Не поверю!
      - Интуиция тоже не подвела. Но главное - безупречно прибранная кровать Артура. К тому же мне, дорогой Эмерсон, легко понять женщину, которая решила убить своего мужа.
      - Неужели? - Эмерсон устроился поудобнее и снова надвинул шляпу на глаза.
      - У нас остался еще один неясный момент.
      - Да?
      - Той ночью ты засыпал на ходу... И не возражай! У тебя язык заплетался и колени подкашивались еще несколько часов! Вопрос - что ты подсыпал в мою чашку?
      - Чушь несусветная, - пробормотал Эмерсон, ерзая как на иголках.
      - В отличие от тебя я догадалась, что леди Баскервиль может устроить что-нибудь в таком духе, - ты был ей нужен беспомощный и неподвижный. Вот я и выпила твой кофе, как... как героиня детективного романа. А ты проглотил мой. Повторяю вопрос: что ты подсыпал в мою чашку?
      Эмерсон хранил молчание. Я терпеливо ждала чистосердечного признания. И дождалась-таки.
      - Сама виновата. Сидела бы тихо-мирно дома, как послушная девочка...
      - Ага! Значит, ты подсыпал опиум мне; леди Баскервиль позаботилась о твоей чашке и чашке О'Коннелла. Отлично, отлично! И ты еще смеешь обвинять меня в беспечности? Представь на минутку, что леди Баскервиль решила и меня усыпить... Вторая порция опиума, думаю, положила бы конец моим ночным прогулкам раз и навсегда!
      Эмерсон выпрыгнул из шезлонга как ошпаренный, шляпа вспорхнула и приземлилась на голову одной из наших подопечных. Мумия в шляпе - забавное зрелище, но мне было не до смеха. Эмерсон посерел, позеленел, почернел...
      - Боже, Пибоди! - Он схватил меня в охапку. - Что же я мог натворить! Кровь в жилах стынет... Ты простишь меня?!
      - Уже простила! - Я обхватила мужа за шею.
      - А знаешь, - спустя несколько секунд заявил Эмерсон, - мы в расчете. Ты пыталась меня застрелить, а я - тебя отравить. Все-таки отличная мы с тобой парочка, Пибоди!
      Ну как против такого устоишь? Моему смеху вторил раскатистый хохот Эмерсона.
      - Не спуститься ли нам в каюту, Пибоди? Пусть наши друзья... - он кивнул на мумии, - немного поскучают в одиночестве.
      - Чуть позже, Эмерсон. Бастет только-только просыпалась, когда мы выходили, ей нужно время, чтобы прийти в себя.
      - И что меня дернуло потащить этого зверя в Англию, - пробурчал Эмерсон и тут же ухмыльнулся: - Ха! Вот будет компания для Рамзеса! Интересно, кто кого, а?
      - Ставлю на Бастет! К следующему сезону наш сын будет в отличной форме!
      - Ты считаешь...
      - Разумеется. Сам подумай, Эмерсон! Луксор превратился в настоящий курорт! Мальчику там будет гораздо лучше, чем в мерзком английском климате.
      - Пожалуй, ты права, Пибоди.
      - А я всегда права. Где собираешься копать?
      Эмерсон стащил шляпу с головы мумии, нахлобучил на лоб и задумчиво ткнул пальцем в подбородок.
      - Боюсь, Долина Царей себя исчерпала... Разве что двинуть на запад? Нужно бы связаться с Вандергельтом. Только вот что я тебе скажу, Пибоди...
      - Да?
      Заложив руки за спину, Эмерсон прошелся взад-вперед по палубе.
      - Помнишь ту золотую подвеску, которую мы нашли на останках грабителя?
      - Спрашиваешь!
      - Мы прочитали на ней имя Тутанхамона...
      - ...решили, что это его гробница, и ошиблись. Со всяким может случиться.
      - Само собой, Пибоди, само собой... Но вот что меня смущает... Как думаешь - могла ли шайка воров ограбить за ночь сразу два склепа?
      - Разве что эти два склепа соединялись между собой, - рассмеялась я.
      - Ха, ха! Исключено! Нет, в Долине больше искать нечего. Но мне кажется, я что-то упустил...
      - Не может быть, мой дорогой Эмерсон! Но у нас всегда остается шанс это проверить.
      - Ты как всегда права, дорогая моя Пибоди.