Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Послушник дьявола (Хроники брата Кадфаэля - 8)

ModernLib.Net / Детективы / Питерс Эллис / Послушник дьявола (Хроники брата Кадфаэля - 8) - Чтение (стр. 11)
Автор: Питерс Эллис
Жанр: Детективы

 

 


      Утром двадцатого декабря после мессы женская половина приглашенных на обед ушла в свои комнаты, чтобы заняться тщательным отбором нарядов, приличествующих такому случаю. Сын Леорика и сын его лучшего друга ушли пешком в город, гости разбрелись - кто, воспользовавшись редкой возможностью, навестить знакомых, кто - купить что-то нужное для хозяйства, пока они недалеко от города, кто - начистить к завтрашнему дню свои украшения. Леорик быстрым шагом миновал сады, обогнул рыбные пруды, поля, спустился к ручью Меолу, замерзшие берега которого превратились в изящное кружево, и после этого исчез. Кадфаэль ждал, решив дать Аспли время побыть одному, чего тот явно желал, потом потерял его из виду - и нашел в часовне, где стоял гроб Питера Клеменса. Гроб был уже закрыт и богато убран; ждали распоряжений епископа Генри, что с ним делать дальше. В головах горели две новые красивые свечи в подсвечниках, а в ногах на выложенном плитами полу стоял коленопреклоненный Леорик Аспли. Он был погружен в молитву, губы его беззвучно шевелились, а широко открытые глаза, не отрываясь, смотрели на гроб. Кадфаэль понял, что был прав. То, что Леорик поставил свечи, могло быть просто знаком вежливости по отношению к мертвому родственнику, пусть дальнему, однако мрачное выражение лица безмолвно свидетельствовало о сознании вины, в которой человек еще не покаялся и которую не искупил; тем самым Леорик Аспли признавался в роли, которую он сыграл в злодеянии, лишив мертвеца достойного погребения, и указывал на причину такого поведения.
      Кадфаэль, не проронив ни слова, вышел из часовни и стал ждать. Когда Леорик появился, щурясь на яркий свет дня, он обнаружил, что путь ему преграждает невысокий, коренастый, сильно обгоревший на солнце монах, который сказал грозно, как предостерегающий ангел:
      - Господин, у меня к тебе серьезное дело. Прошу, пойдем со мной. Ты мне очень нужен. Твой сын смертельно болен.
      Обращение было таким неожиданным и таким лаконичным, что слова ударили словно копье. Найджел и Джейнин ушли полчаса назад. Время достаточное для убийцы - нанести удар, для ножа разбойника, для любого несчастья. Леорик поднял голову, с ужасом втянул в себя воздух и выдохнул:
      - Мой сын...
      Тогда только он узнал в говорившем того самого монаха, который приезжал в Аспли с поручением от аббата. Кадфаэль заметил, как недоброе подозрение мелькнуло в глубоко посаженных глазах, и, опережая Леорика, произнес:
      - Пора вспомнить, что у тебя два сына. Ты хочешь, чтобы один из них умер, не получив утешения?
      Глава одиннадцатая
      Леорик отправился с Кадфаэлем. Он шагал нетерпеливо, весь олицетворение подозрения и неуступчивости, но все же продолжал идти. На свои вопросы ответа он не получил. Кадфаэль просто сказал:
      - Поворачивай обратно, если хочешь, и сам ищи примирения с Богом и с сыном. - И Леорик сжал зубы и двинулся вперед.
      Там, где тропинка поднималась по травянистому склону к приюту святого Жиля, он остановился, скорее чтобы оценивающим взглядом осмотреть местность, где проходил служение его сын, чем из страха перед опасностью заразиться, которая могла поджидать его здесь. Кадфаэль повел его к сараю, который все еще служил жильем Мэриету; в этот момент Мэриет как раз сидел на своем ложе, в правой руке он держал перед собой толстую палку, уперев один ее конец в землю, а на другой опустив голову, - с помощью этой палки Мэриет передвигался по приюту. Наверное, он был на ногах с самого раннего утра, и Марк отослал его немного отдохнуть перед обедом. В сарае было полутемно, от проникающего снаружи слабого света бродили тени, и Мэриет не сразу заметил пришедших. Он выглядел на несколько лет старше того молчаливого покорного юноши, будущего послушника, которого Леорик почти три месяца назад привез в монастырь.
      Отец Мэриета остановился в косом луче света и стал оглядываться. Его лицо сохраняло замкнутое и сердитое выражение, но в глазах отразились недоумение, горе и негодование: как вышло, что он позволил провести себя подобным образом, ведь страдалец вовсе не думает умирать, а сидит покорно и спокойно, как человек, примирившийся со своей судьбой.
      - Войди, - произнес Кадфаэль из-за плеча Леорика, - поговори с ним.
      Какой-то момент казалось, что Леорик повернется, отшвырнет того, кто обманом привел его сюда, и бросится бежать обратно: он хмуро оглянулся через плечо и собрался было отойти от двери. Но либо тихий голос Кадфаэля, либо шорох от их движений достигли слуха Мэриета: юноша вздрогнул, поднял голову и увидел отца. Странное сочетание чувств - удивления, боли и любви, сдерживаемой, но прорывавшейся наружу, - отразилось на лице Мэриета. Он хотел подняться, как того требовало уважение к отцу, но, заторопившись, оказался неловок. Костыль выскользнул у него из рук, грохнулся на пол, и юноша, морщась, потянулся за ним.
      Леорик опередил сына. Тремя быстрыми длинными шагами он пересек разделяющее их пространство, нетерпеливо положил руку на плечо Мэриета и, резко надавив, заставил юношу снова опуститься на матрас. Потом поднял палку и подал ее сыну, скорее как человек, раздраженный неловкостью, чем сочувствующий страданиям другого.
      - Сиди! - сказал он хрипло. - Нечего вскакивать. Мне сказали, что ты упал и еще не можешь ходить как следует.
      - Ничего страшного, - ответил Мэриет, глядя пристально на отца. Очень скоро я смогу ходить. Как я рад, что ты пришел навестить меня, я не ждал. Может быть, присядешь?
      Но душа Леорика была слишком неспокойна, сидеть он не мог; он осматривал внутренность сарая, изредка бросая короткие взгляды на сына.
      - Эта жизнь - та, которую ты выбрал, - мне сказали, что тебе трудно привыкнуть к ней. Ты взялся за плуг, и ты должен довести пахоту до конца. Не жди, что я заберу тебя обратно. - Его голос звучал грубовато, но на лице отражалась мука.
      - Моя пахота, похоже, будет недолгой, и я думаю, что выдержу все до конца, -ответил Мэриет резко. - Разве тебе не сказали, что я признался и тебе больше нет нужды утаивать содеянное мной?
      - Ты признался... - Леорик растерялся. Он прикрыл глаза рукой, снова открыл и задрожал. Абсолютное спокойствие Мэриeтa потрясло его сильнее, чем могла бы потрясти любая страстная речь.
      - Мне жаль, что я причинил тебе столько беспокойства и горя - и все напрасно, - сказал Мэриет. - Но признаться было нужно. Сделали огромную ошибку, обвинили другого человека, какого-то беднягу, который жил в лесу тем, что то тут, то там крал пищу. Ты не слышал об этом? По крайней мере, его я освобожу. Хью Берингар обещал, что никакого зла ему не причинят. Ведь ты не захотел бы, чтобы я допустил его гибель? Благослови хоть этот поступок.
      Леорик несколько минут постоял не говоря ни слова; его крупное тело беспомощно дрожало, как будто он боролся с одолевающим его демоном. Потом внезапно он опустился на матрас рядом с сыном и придавил своей рукой руку Мэриета. И хотя его лицо сохраняло твердокаменное выражение, да и жест походил на удар, Кадфаэль спокойно удалился и закрыл за собой дверь. Он отошел в сторону и уселся на крыльце дома, не очень далеко, так что звучание голосов из сарая достигало его ушей, а разобрать слова он не мог; дверь в сарай была ему видна. Кадфаэль полагал, что его вмешательство больше не понадобится, хотя временами отец повышал голос в бессильном гневе, а один или два раза и Мэриет отвечал ему не менее упрямо и резко. Это не имело значения - эти двое погибли бы, перестань они высекать искры друг из друга. "Пускай теперь изображает ледяное безразличие, - подумал монах. - Я все понял".
      Решив, что пора идти, он вернулся в сарай - ему многое нужно было успеть сказать Леорику до обеда у аббата. Как только Кадфаэль вошел, отец и сын прекратили обмениваться быстрыми фразами на повышенных тонах, и немногие слова, которые они еще сказали друг другу, были произнесены тихо и с запинкой.
      - Передай от меня привет Найджелу и Розвите. Скажи, что я постоянно молюсь об их счастье. Мне бы хотелось быть там и увидеть, как их обвенчают, - ровным голосом проговорил Мэриет, - но теперь я не могу на это надеяться.
      Леорик, уже стоя, посмотрел на сына и с трудом проговорил:
      - О тебе заботятся здесь? И о душе, и о теле?
      По измученному лицу Мэриета расплылась бледная, но теплая и ласковая улыбка.
      - Как никогда в жизни. Я здесь среди друзей, равный среди равных. Брат Кадфаэль знает.
      К удивлению Кадфаэля, их прощание прошло иначе, не совсем так, как в прошлый раз. Леорик повернулся уходить, потом обернулся, мгновение помедлил, борясь со своей несгибаемой гордыней, как-то неловко шагнул вперед и запечатлел на поспешно подставленной щеке Мэриета поцелуй, смахивающий на удар. Кровь прилила к "ушибленной" скуле юноши, а Леорик выпрямился, повернулся и вышел из сарая.
      Молча и как будто ничего не ощущая, он двинулся через двор к калитке, а глаза его, казалось, были обращены внутрь и ничего не видели вокруг, так что он боком ударился о столб ворот и даже не заметил этого.
      - Подожди! - окликнул его Кадфаэль. - Зайдем в церковь, поговорим по душам. У нас еще есть время.
      В маленькой однонефной приютской церкви было сумрачно, холодно и очень тихо. Леорик, непрестанно потирая руки с набрякшими венами, повернулся к своему спутнику и в гневе обрушился на него:
      - Разве это порядочно, брат? Ты обманом привел меня сюда! Ты сказал, что мой сын смертельно болен.
      - Так оно и есть, - ответил Кадфаэль. - Ты же сам слышал, как он сказал, что чувствует близость смерти. Как, впрочем, и ты, и мы все. Эта болезнь заключена в нас с момента рождения и до конца жизни. Значение имеет только то, как мы проходим свой путь. Ты слышал, что сказал твой сын. Он признался в убийстве Питера Клеменса. Почему же тебе не сообщили об этом, чтобы Мэриету не пришлось говорить самому? Потому что кроме брата Марка, Хью Берингара и меня о признании Мэриета никто больше не знает. Мэриет считает, что его стерегут здесь как преступника, что сарай - это тюрьма. Но я заявляю тебе, Аспли, что это не так. Мы трое, слышавшие признание твоего сына, абсолютно уверены, что он лжет. Ты его отец, ты четвертый, кто знает об этом, и только ты поверил в его вину.
      Леорик яростно и горестно покачал головой:
      - Хотел бы я, чтобы это было так, но я лучше знаю. Почему ты говоришь, что он лжет? Какие у тебя доказательства против неоспоримых фактов, которые есть у меня?
      - В обмен на твои несомненные факты я дам тебе одно-единственное доказательство моей правоты, - сказал Кадфаэль. - Как только Мэриет услышал, что в убийстве обвинили другого человека, он сделал признание перед представителем закона, и это признание может стоить ему жизни. Но он решительно отказывался и отказывается до сих пор повторить это признание священнику и испросить наказания и отпущения греха, который он не совершал. Вот почему я уверен в его невиновности. А теперь скажи, если найдешь, что сказать, - какие у тебя есть веские причины считать его виновным?
      Надменная седая голова Леорика продолжала печально двигаться из стороны в сторону. Он отрицал сказанное Кадфаэлем.
      - Видит Бог, как бы я хотел, чтобы ты был прав, а я ошибался, но я видел и слышал. Я никогда не забуду этого. И если теперь я должен рассказать обо всем, поскольку речь зашла о жизни невиновного человека, а Мэриет, к его чести, очистил свою душу, почему бы мне не рассказать тебе первому?
      - Мой гость благополучно уехал, день был такой же, как все другие. Я отправился поохотиться с соколом и собаками, со мной были капеллан, егерь и конюх, все трое честные люди, и они могут подтвердить мои слова. В трех милях к северу от нас есть глухая чаща, она тянется широким поясом. Голос Мэриета издалека услышали собаки. Потом мы подъехали ближе и увидели его самого. Мэриет звал Барбари, свистел, подзывая лошадь, на которой ехал Клеменс. Наверное, собаки сначала услышали свист и, не залаяв, бросились искать Мэриета. Когда мы подъехали, он уже привязал лошадь к дереву, - ты ведь слышал, он хорошо управляется с лошадьми. Пробравшись через чащу, мы увидели, что Мэриет обхватил мертвеца руками под мышки и тащит в лес, чтобы спрятать там, подальше от тропы. В груди Питера торчала стрела, а за спиной у Мэриета были лук и колчан. Тебе этого мало? А на мой оклик - что он сделал? Он не стал отрицать своей вины. Я приказал ему возвращаться с нами и дома посадил под замок, пока обдумывал, как мне поступить, как избежать ужасного позора; и он ни разу не запротестовал, он покорно исполнял все мои требования. Когда я сказал, что при известном условии сохраню ему жизнь и скрою его смертный грех, он выбрал жизнь и монастырь. Думаю, он сделал это только ради нашего честного имени и ради спасения собственной жизни. Таков был его выбор.
      - Да, он выбрал, он не просто согласился, - произнес Кадфаэль, - он сказал Айсуде то, что позже повторил и нам, - он пришел в монастырь по собственной воле и собственному желанию. Он никогда не говорил, что его заставили. Но продолжай.
      - Я сделал все так, как обещал ему: отвел коня подальше на север, в направлении, куда должен был ехать Клеменс, там отпустил его бродить по болотам; если бы его поймали, люди решили бы, что всадник погиб, утонул. А тело со всем, что на нем было, мы тайно отнесли на то место, где была яма старого угольщика. Капеллан прочел молитвы и совершил полагающиеся обряды, а потом мы положили его в приготовленную кучу дров и подожгли ее. Теперь мне отвечать за это. Я ни о чем не сожалею и готов к расплате.
      - О расплате позаботился твой сын, он все взял на себя - не только смерть Клеменса, но и то, что ты сделал, чтобы скрыть ее. Но он не хочет покаяться духовнику. Ведь сокрытие правды - тоже смертный грех, - сурово проговорил Кадфаэль.
      - Но почему? - исступленно вскричал Леорик. - Почему он на все согласился и все принял, если у него было объяснение? Почему?
      - Потому что это объяснение было бы жестоким ударом для тебя, ты бы его не перенес. И невыносимым для него самого. Из любви, конечно же, ответил Кадфаэль. - Сомневаюсь, что он видел много тепла по отношению к себе за свою жизнь, но те, кому любви недостает, чаще всего сами щедро дарят ее.
      - Я любил его, - запротестовал Леорик, одновременно сердясь и терзаясь, - хотя он всегда причинял неприятности, всегда шел наперекор.
      - Идти наперекор - способ привлечь внимание, - проговорил Кадфаэль задумчиво, - если послушание и добродетель остаются незамеченными. Но оставим это. Ты хотел доказательств. Место, где вы наткнулись на Мэриета, находится не более чем в трех милях от твоего манора - минут сорок верхом, да? А вы приехали туда далеко за полдень. Сколько часов пролежал там мертвый Клеменс? И вдруг там оказывается Мэриет и пытается спрятать тело и свистит, подзывая лошадь, которая без всадника бродит где-то поблизости. Даже если он убежал и метался по лесу в ужасе от содеянного, разве он не подумал бы о лошади, прежде чем бежать? Либо хлестнул бы ее, чтобы умчалась, либо поймал и уехал на ней куда-нибудь подальше. Что же он делал все эти часы после того, как Клеменс умер, и до того, как стал привязывать коня и прятать тело? Ты никогда не думал об этом?
      - Думал, - медленно произнес Леорик, уставившись широко открытыми глазами на Кадфаэля, - я думал, что он, как ты сказал, убежал в ужасе от того, что натворил, и вернулся уже днем, чтобы все убрать с глаз подальше.
      - Так он говорит теперь, но ему стоило большого труда выудить из своего ума и души такое объяснение.
      - Тогда что же вынудило его согласиться на такую страшную ложь? прошептал Леорик, содрогаясь от мелькнувшей надежды и от ужаса - боясь поверить догадке. - Как мог он нанести такой удар и мне, и самому себе?
      - Быть может, из боязни нанести еще более сильный удар? И из любви к кому-то, кого он имел основания подозревать, как ты заподозрил его самого. У Мэриета огромный запас нерастраченной любви, - сказал брат Кадфаэль, - а ты не позволял ему отдать большую ее часть тебе. Он и отдал ее кому-то другому, который ее не отверг, хотя скорее всего и не оценил должным образом. Мне нужно напоминать тебе, что у тебя два сына?
      - Нет! - глухо крикнул Леорик. Это был вопль протеста и возмущения. В гневе старший Аспли стал казаться еще крупнее, его голова и плечи возвышались над коренастой фигурой Кадфаэля. - Не хочу этого слушать! Как ты смеешь! Этого не может быть!
      - Не может быть для твоего наследника и любимца и допустимо для его брата? Все люди в этом мире могут ошибаться, и все может быть.
      - Но я же говорю тебе, что видел, как он, весь в поту, прятал убитого. Если бы это произошло случайно и не по его вине, зачем бы ему скрывать эту смерть? Он бы стал громко кричать о ней!
      - А если он случайно застал на месте преступления кого-то, кто был ему дорог, брата или друга, который был занят именно тем, за чем застал его ты? Ты веришь тому, что видел, отчего же Мэриету не поверить тому, что увидел он? Ты обрек свою душу на гибель, утаив его поступок, почему же он не мог сделать то же самое для другого? Ты обещал молчать и скрыть убийство ценой известной жертвы, и предложенное Мэриету спасение жизни означало, конечно же, спасение и для того, другого, только жертву должен был принести Мэриет. И Мэриет не воспротивился. По собственной воле заплатил - не только потому, что согласился с твоими условиями, он желал этого и пытался радоваться этому, ведь таким способом он покупал свободу тому, кого любил. Знаешь ли ты еще человека, которого он любит так, как своего брата?
      - Это безумие! - проговорил Леорик, тяжело дыша, как будто был загнан до полусмерти. - Найджел весь день находился у Линде, Розвита скажет, Джейнин подтвердит. Найджелу нужно было уладить размолвку с невестой, он ушел рано утром и вернулся домой только поздним вечером. Он ничего не знал о том, что случилось днем, он был ошеломлен услышанным.
      - От манора Линде до этого места в лесу можно быстро доехать верхом. А если Мэриет обнаружил Найджела, когда тот, весь в крови, пытался сделать что-то с телом Клеменса, и сказал: "Уходи, убирайся отсюда, оставь это мне - иди, и пусть тебя весь день видят в другом месте. Я сделаю все, что нужно". Что тогда?
      - Ты действительно хочешь сказать, - хриплым шепотом спросил Леорик, что Найджел убил человека? Совершил такое преступление против законов гостеприимства, родственных связей, против собственной природы?
      - Нет, - ответил Кадфаэль. - Я говорю, что, возможно, Мэриет наткнулся на него так же, как ты на Мэриета. Ведь тебе это показалось неопровержимым доказательством, почему оно не могло показаться столь же убедительным Мэриету? Разве у него не было серьезного основания поверить в виновность брата, испугаться этого или, еще больше, того, что Найджелу могут приписать преступление, которого он не совершал? Пойми, если ты мог ошибиться, сразу поверив всему, что увидел, то так же мог ошибиться Мэриет. Эти потерявшиеся шесть часов не выходят у меня из головы, и как их объяснить, я не знаю.
      - Возможно ли? - прошептал потрясенный Леорик. - Неужели я был так несправедлив к нему? А я сам - разве я не должен был тут же пойти к Хью Берингару, чтобы он во всем разобрался? Господи, что же нам теперь делать, как исправить то, что еще может быть исправлено?
      - Сейчас тебе пора идти на обед к аббату Радульфусу, - сказал Кадфаэль. - Постарайся быть любезным гостем, аббат рассчитывает на это, а завтра тебе предстоит женить сына. Мы все еще бродим в потемках, и у нас нет другого выхода, как только ждать, когда что-нибудь прояснится. Подумай о том, что я сказал, но не говори никому ни слова. Пока не говори. Пусть день свадьбы пройдет в мире и покое.
      Однако сам он в глубине души был уверен, что мирно этот день не кончится.
      Айсуда пришла в сарайчик брата Кадфаэля. Монах взглянул на нее, забыл про свои думы и улыбнулся. На Айсуде был строгий, но очень красивый наряд, который она сочла подходящим для обеда у аббата; когда девушка увидела, что Кадфаэль улыбнулся и повеселел, напряженное выражение сошло с ее лица и сменилось обычной озорной гримаской. Она распахнула плащ и откинула капюшон, чтобы Кадфаэль мог полюбоваться ею.
      - Как ты думаешь, годится?
      Волосы Айсуды, слишком короткие, чтобы их заплести в косу, были подхвачены завязанной вокруг вышитой ленточкой, совершенно такой же, как та, что Мэриет прятал в своей постели; из-под ленты на шею спускалась густая масса локонов. Темно-синяя облегающая туника, ниже бедер спадающая мягкими складками, была надета на блузу из бледно-розовой шерсти, с длинными рукавами и высоким воротом. Совсем недетский наряд и по цвету, и по покрою, не очень подходящий девочке-дикарке, которой в первый раз разрешили обедать со взрослыми. Айсуда и всегда держалась прямо и уверенно, но сейчас ее осанка приобрела благородное достоинство, а походка стала величественной. Короткое, по шее, ожерелье из тяжелых камней, отшлифованных, но не ограненных, притягивало взгляд к красиво посаженной голове девушки. Других украшений на ней не было.
      - По-моему, годится, - сказал Кадфаэль просто. - Если бы я был зеленым юнцом, увидевшим девчонку, которую знал с детства, мне бы понравилось. Слушай, ты так же не подготовлена к встрече с ним, как и он с тобой?
      Айсуда затрясла головой, так что ее каштановые локоны заплясали и рассыпались по плечам.
      - Нет, я готова! Я обдумала все, что ты мне сказал, и я знаю моего Мэриета. Ни тебе, ни ему нечего бояться. Я справлюсь.
      - Тогда, - проговорил Кадфаэль, - до того, как мы пойдем, я, пожалуй, сообщу тебе новости, которые мне удалось узнать за это время.
      Он сел рядом с Айсудой и все рассказал. Она выслушала монаха серьезно, со спокойным лицом, не дрогнув.
      - Послушай, брат Кадфаэль, а почему бы Мэриету не прийти посмотреть, как женится его брат, если дело обстоит так, как ты говоришь? Понимаю, сейчас Мэриету еще нельзя сказать, что о его невиновности известно, что он никого не смог обмануть, - это только заставит его сильнее мучиться от страха за того, кого он укрывает. Но ты теперь знаешь, каков он, Мэриет: если он дал слово, он не нарушит его. Да к тому же, видит Бог, он очень наивен и верит, что все люди такие же честные и его слову поверят. Он поверит, что Хью Берингар даже преступнику, сидящему в тюрьме, может разрешить прийти и посмотреть на свадьбу брата.
      - Он еще не может совершать такие далекие прогулки, - сказал Кадфаэль, хотя его тоже увлек этот план.
      - И не нужно. Я пошлю за ним конюха с лошадью. Марк может прийти вместе с ним. Почему бы нет? Они явятся пораньше, закутанные в плащи, и тихонько найдут место, откуда все будет видно. Что бы ни произошло, добавила Айсуда решительно, - я ведь не настолько дура, чтобы не понимать, что на их дом надвигается большая беда. Что бы ни произошло, я хочу вытащить его на люди, чтобы он занял подобающее ему место. У многих завтра физиономии окажутся перепачканными! Но его лицо чисто, и я хочу, чтобы это увидели.
      - Я тоже, - воскликнул Кадфаэль, - я тоже!
      - Тогда спроси Хью Берингара, можно ли мне послать за Мэриетом. Не знаю почему, но я чувствую - нужно, чтобы он был там, у него есть право быть там, он должен быть там.
      - Я поговорю с Хью, - сказал Кадфаэль. - А теперь пойдем в приют святого Жиля, пока не стемнело.
      Кадфаэль с Айсудой прошли через предместье, повернули направо к ярмарочной площадке с ее вытоптанной травой и мимо полей с последними остатками зелени и разбросанным кое-где жильем двинулись в сторону приюта. Силуэты голых деревьев вырисовывались на бледном небе, обещающем мороз.
      - Это здесь могут найти себе пристанище прокаженные? - спросила девушка, поднимаясь по пологому травянистому склону к калитке. - Их здесь лечат и делают для них все, что могут? Это благородно!
      - Иногда даже удается добиться успеха, - ответил Кадфаэль. - И никогда нет недостатка в желающих служить здесь несмотря на то, что больные, бывает, умирают. Марк сможет хорошо подлечить и тело, и душу твоего Мэриета.
      - Когда я довершу начатое Марком, - проговорила Айсуда, просияв внезапно светлой улыбкой, - я как следует отблагодарю его. Куда мы теперь пойдем?
      Кадфаэль отвел девушку прямо к сараю, но в этот час он был пуст. Время вечерней трапезы еще не подошло, но было уже слишком темно, чтобы заниматься чем-нибудь на улице. Низкое ложе одиноко стояло, аккуратно застеленное коричнево-серым одеялом.
      - Это его кровать? - задумчиво спросила Айсуда, глядя на скромное ложе.
      - Да, он спал наверху, на чердаке, из страха потревожить своих товарищей, если ночью начнет кричать, и здесь он упал. По словам Марка, он во сне пошел к Хью Берингару признаваться в убийстве и уговаривать отпустить узника. Ты подождешь здесь? Я найду его и приведу.
      Мэриет сидел за маленьким столиком брата Марка в передней части общей комнаты и чинил переплет требника, подклеивая к нему полоску кожи. Лицо юноши выражало сосредоточенность, пальцы двигались ловко и уверенно. Когда Кадфаэль сообщил ему, что в сарае ждет посетитель, Мэриет внезапно разволновался. К Кадфаэлю он привык и не имел ничего против его присутствия, но общения с другими избегал, как будто был носителем какой-то заразы.
      - Лучше бы никто не приходил, - произнес Мэриет, как человек, которого раздирают противоречивые чувства - благодарность за неожиданно проявленное к нему внимание и боязнь боли, которую такое внимание может принести. Зачем это теперь? О чем разговаривать? Я рад, что я здесь, мне так спокойно. - Он закусил губу и спросил, смирившись:
      - Кто это?
      - Тот, кого тебе не надо бояться, - ответил Кадфаэль, думая о Найджеле. Если бы доказательства его братского внимания были представлены, их, пожалуй, было бы трудно вынести. Но таковых не было. Женихам простительно, конечно, отставлять в сторону все другие дела, но Найджел мог бы по крайней мере спросить о брате. - Это всего лишь Айсуда.
      Всего лишь Айсуда! Мэриет вздохнул с облегчением.
      - Айсуда вспомнила обо мне? Это очень славно. Но она знает, что я признавший вину преступник? Я бы не хотел, чтобы она по ошибке...
      - Знает. Тебе вообще не нужно говорить об этом, тогда и она не будет. Айсуда попросила меня привести ее сюда, потому что искренне любит тебя. Тебе ничего не стоит побыть с ней несколько минут, и сомневаюсь, чтобы она дала тебе раскрыть рот, похоже, говорить, собирается она сама.
      Мэриет пошел с братом Кадфаэлем без особой охоты. Его не сильно волновала мысль о том, что придется вынести от подруги детства проявление привязанности, сочувствия, а может, и превосходства. Дети нищих, живущие здесь, в приюте, отнеслись к нему хорошо, нетребовательно, не задавали никаких вопросов. Вот и он может принять таким же образом сестринскую любовь Айсуды, во всяком случае так он полагал.
      За это время Айсуда нашла в стоявшем рядом с кроватью ящике кремень и лучинки, высекла искру и зажгла фитиль маленькой лампы, аккуратно поставив ее на большой плоский камень, положенный на безопасном расстоянии от сухой соломы. Лампа бросала неяркий мягкий свет на изножье кровати, где и уселась девушка. Она отбросила капюшон, так что прикрытыми оставались только плечи и спина, а ее величественный наряд, лента в волосах и спокойно сложенные на коленях руки были на виду. Когда Мэриет вошел, Айсуда встретила его тихой улыбкой, как у пресвятой Девы с изображений Благовещения, посмотрев на которые сразу отчетливо понимаешь, что сообщение архангела излишне, потому что Мадонна давно обо всем знает.
      Мэриет остановился, задохнувшись, и стал пристально вглядываться в эту молодую даму, присевшую в ожидании на его ложе. Как можно было так измениться всего за несколько месяцев? Он хотел было проговорить вежливо, но решительно: "Тебе не следовало приходить сюда", но не мог произнести ни слова. Вот она сидит перед ним, уверенная в себе, в правильности выбора места и времени, и он почти испугался ее и того, что она найдет его так печально изменившимся - худым хромым изгнанником, ничуть не похожим на мальчика, который еще совсем недавно носился повсюду вместе с ней. Но Айсуда поднялась, пошла ему навстречу, обхватила голову Мэриета и, пригнув к себе, звонко поцеловала.
      - Знаешь, ты стал почти красивым. Мне так жаль, что ты разбил голову, - сказала она, коснувшись пальцами затянувшейся раны, - но это пройдет, у тебя даже шрама не останется. Кто-то хорошо потрудился, штопая этот порез. Ты можешь поцеловать меня, ты же еще не монах.
      Губы Мэриета, неподвижные и холодные, коснувшись ее щеки, внезапно задрожали от нахлынувшего на юношу чувства. Не как к женщине, еще нет, просто как к человеку, одарившему его теплом и добротой, пришедшему к нему с раскрытыми объятиями, без лишних вопросов и попреков. Раздираемый собственным порывом и охватившим его внезапно стеснением перед этим преобразившимся существом, Мэриет неумело поцеловал девушку и фыркнул при этом.
      - Ты еще хромаешь, - проговорила она заботливо, - пойдем, сядь рядом со мной. Я долго не пробуду, чтобы не утомлять тебя, просто я не выдержала - быть так близко и не повидаться. Расскажи мне об этом месте, потребовала она, заставляя юношу опуститься на кровать рядом с собой. Здесь и дети есть, я слышала их голоса. Совсем маленькие дети.
      Как очарованный, он начал отрывистыми фразами, запинаясь, рассказывать о брате Марке, таком маленьком, хрупком и надежном, который был отмечен Богом и хотел стать священником. Мэриету нетрудно было говорить о своем друге и о несчастных, которым выпала удача попасть в такие руки. Ни слова о себе, ни слова о ней все время, пока они сидели рядом, плечом к плечу, а их глаза непрестанно отмечали и оценивали изменения, происшедшие с ними за это трудное время. Мэриет забыл, что он - сам себя приговоривший человек, у которого впереди короткая, словно остановившаяся жизнь, а она - юная наследница манора, вдвое богаче их собственного, Аспли, к тому же внезапно превратившаяся в красавицу.
      Как будто они оказались изолироваными от всего, время и угрозы мира перестали существовать для них. Кадфаэль, удовлетворенный, тихо удалился; воспользовавшись свободной минутой, он пошел перекинуться словом с братом Марком. У Айсуды хорошее чувство времени, она не станет сидеть слишком долго. Ее задача заключалась в том, чтобы поразить, согреть, зародить нелепую, но заслуживающую доверия надежду; потом можно уйти.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14