Дело вовсе не в отсутствии материнской привязанности, просто моя норма переживаний исчерпана до дна. К пяти годам на счету Рамсеса было не меньше проделок, чем у большинства людей к пятидесяти, а я затратила на него столько же нервов, сколько другие матери тратят на выводок из дюжины детей. К тому же, должна сказать, - конечно, столь иррациональные соображения можно доверить только личному дневнику, - у меня возникло почти суеверное убеждение, что Рамсес умеет избегать самых чудовищных бед и выходить сухим из самой мокрой воды.
      Не зная, в какую сторону побежал Эмерсон, я выбралась из песка и поплелась наугад - как оказалось, к северо-восточному углу пирамиды. Там не было ни души: туристы и донимающая их египетская братия предпочитают освещенные участки. Внезапно откуда-то из ночи долетел приглушенный расстоянием крик:
      - Ра-амсе-ес!!!
      Черт, Эмерсон ведет поиски в противоположной стороне... Можно было развернуться, но я решила обойти пирамиду, полагая, что рано или поздно мы все равно встретимся, описав круг, точнее, правильный квадрат.
      Пирамиды Гизы - наиболее заметные сооружения, поднимающиеся на плато, но вокруг них немало полузанесенных песком развалин. Когда бродишь в таком месте, тем более ночью, желательно смотреть под ноги, не то обязательно свалишься в пустую могилу или в лучшем случае споткнешься о надгробный камень. Понятно, почему я продвигалась прискорбно медленно. Мысленно я репетировала обличительную речь, которую обрушу на Рамсеса, когда он найдется, - а в этом я не сомневалась.
      Внезапно мне послышалось... точно, перебранка и шум возни. Сначала я не могла определить, откуда доносятся глухие удары и яростные вскрики. Известно, что в сухом воздухе пустыни звуки разносятся очень далеко. Волчком вертясь на месте, я все-таки углядела в ночном сумраке какое-то мельтешение. Смутные силуэты поспешно укрылись за одной из маленьких разрушенных пирамид, едва угадывающихся у подножия Великой пирамиды.
      Я кинулась в погоню, держа наготове зонтик. Разумеется, мне было неведомо, за кем я гонюсь, но если рассуждать логически, то, скорее всего, удирали провожатые Рамсеса, которых он убедил тайком спуститься. У нашего чада всегда найдутся причины для очередного фокуса. Правда, пониманию обычного человека они недоступны.
      Я то и дело падала, что не позволяло развить желаемую скорость. Окружающие предметы сливались в одну темную массу. С трудом выбравшись из очередной ямы, я стала свидетельницей тревожного, но в то же время обнадеживающего зрелища. Неподалеку семенила призрачная фигура в белом, в которой я немедленно признала одного из наших провожатых. К груди человек прижимал какую-то темную ношу. У ноши имелись четыре конечности, и она яростно дергала всеми четырьмя, издавая при этом вполне членораздельные звуки. Не составляло труда узнать голос Рамсеса, который с присущей ему нудной многословностью требовал, чтобы его поставили на землю. На месте мужчины в белом я бы давно устала слушать это нытье, смешанное с нотациями, и выполнила просьбу.
      Со свойственной мне похвальной быстротой я пересмотрела свою прежнюю теорию о причинах Рамсесова непослушания. Стало ясно, что он покинул верхушку пирамиды не по своей воле. Правда, непонятно, как злоумышленникам удалось его похитить, избежав криков и суматохи, но этот любопытный вопрос я отложила на потом. Первым делом требовалось освободить Рамсеса, чем я и занялась: выпрямилась в полный рост и со всех ног рванула за похитителем, воинственно размахивая зонтиком.
      При виде меня похититель так и остолбенел. На его лице был написан невыразимый ужас, бежать он даже не пытался. Мне только и оставалось, что с размаху треснуть его зонтиком по голове.
      Злодей испуганно вскрикнул и схватился обеими руками за голову. Этого я и добивалась: Рамсес рухнул в песок. Сообразив, что тюрбан наверняка смягчил удар, я для верности ткнула похитителя кончиком зонта в солнечное сплетение. Такого маневра он явно не ожидал и повалился навзничь. Я уже собиралась его добить, чтобы избавить от мучений, как вдруг две маленькие руки цепко ухватили меня за лодыжку и дернули. Если бы не мое универсальное орудие, я бы не собрала костей. Опершись на зонтик, я набросилась на любимое чадо:
      - Что ты вытворяешь, Рамсес? Ведь этот негодяй тебя похитил! Это ведь было похищение, правда?.. Если нет, то тебе не поздоро...
      - Я предотвратил поштупок, мамочка, о котором ты бы шама же потом обязательно пожалела. - Рамсес выплюнул песок. - Этот человек...
      По части грамматики и синтаксиса к его речи, как всегда, невозможно было придраться, но эти шепелявые звуки... И песок был здесь совершенно ни при чем.
      - Следи за своей речью, Рамсес, - напомнила я машинально.
      Мой зонтик оказался мощным оружием: поверженный не подавал признаков жизни. Я зорко следила за ним, держа смертоносное оружие наготове. Рамсес тем временем предложил собственную версию случившегося:
      - Этот человек меня не похитил, а спас. Какие-то люди поволокли меня с пирамиды вниз, но он набросился на них, хотя мои похитители были вооружены. У одного был длинный нож, известный под названием "сиккинех", а у другого...
      - Об этом потом. Ты совершенно уверен?.. Впрочем, ошибиться было бы трудно. Но почему ты брыкался? Я бы не действовала так решительно, если бы не испугалась за тебя. Со стороны все выглядело так, словно ты пытаешься вырваться.
      - Просто я хотел, чтобы он позволил мне идти самому, - пояснил Рамсес.
      - Что ж, звучит разумно.
      Я пригляделась к неподвижной фигуре на песке. В темноте было трудно разобрать черты лица, но обонянию темнота не помеха: я уловила сильный сладковатый запах. Выпрямившись, я возмущенно фыркнула.
      - Опиум! Этот человек - наркоман.
      - Для такого предположения есть все основания, - поддержал меня Рамсес со своей дурманящей не хуже опиума рассудительностью. - Он жив?
      - Разумеется, жив!
      - Очень рад. Не хотелось бы платить ему черной неблагодарностью. Что касается его привычек, то нам не должно быть до них дела, тем более ввиду сложившихся обстоятельств...
      Я едва не застонала.
      - Прошу тебя, Рамсес! Тес... Кажется, сюда идет - вернее, несется на всех парах - твой папаша. Будь добр, крикни ему, не то он будет курсировать вокруг пирамиды до скончания века.
      Рамсес подчинился. Вопли Эмерсона, тоскливо повторявшего имя древнеегипетского фараона, мгновенно приобрели утраченную было пронзительность. Рамсес окликнул его снова. Так они орали до тех пор, пока Эмерсон не вырос перед нами и не бросился к своему отпрыску. Раздался несильный хлопок - это из легких Рамсеса разом вышел весь воздух. Зная, что какое-то время к Эмерсону не вернется способность к членораздельной речи, я сосредоточилась на поверженном спасителе Рамсеса.
      Стоило мне наклониться, как в ноздри снова ударил тошнотворный опиумный дух. Подавив отвращение, я стянула с его головы тюрбан, чтобы лучше определить степень ущерба. Раненый зашевелился и закрыл лицо ладонями.
      - Вставайте, - произнесла я ободряюще. - Не бойтесь. Я ударила вас по ошибке. Ребенок поведал мне о вашей храбрости.
      Ответа пришлось дожидаться долго. Наконец из-под тряпок раздался сдавленный голос:
      - Отпустите меня, госпожа. Я ничего не сделал. Мне ничего не надо. Отпустите!
      - Клянусь всемогущим Аллахом, я вам не враг. Наоборот, хочу вас отблагодарить. Позвольте мне взглянуть на вас при свете луны. Вдруг вы ранены? - Человек не шелохнулся, и я нетерпеливо продолжила: - С нами вы в полной безопасности. Вот этот мужчина - великий и знаменитый Эмерсон, Отец Проклятий, а я - его жена, меня еще называют Ситт-Хаким.
      - Я вас знаю, госпожа.
      - Чего же вам тогда бояться? Если вы слышали мое имя, то вам понятен его смысл: госпожа доктор имеет кое-какие медицинские познания и...
      Как и следовало ожидать, последние слова долетели до слуха Эмерсона, который редко упускает шанс поиздеваться над моим стремлением исцелять страждущих. Тем не менее на сей раз он воздержался от язвительных замечаний. Видимо, Рамсес объяснил ему ситуацию и чувство признательности потеснило иронию. Схватив поверженного человека за руку, Эмерсон одним рывком поставил его на ноги.
      - Да пребудет на вас благословение отца спасенного сына... - начал он на сочном арабском, сжимая бедняге ладонь в нещадном пожатии.
      Но продолжить речь не удалось: спаситель сына упал на колени и уронил голову.
      - Вам нет нужды преклонять передо мной колена, - величественно пророкотал Эмерсон.
      - На мой взгляд, папа, это не проявление благодарности, а обморок, деловито подсказал Рамсес. - Я уже говорил, что один из нападавших был вооружен ножом - такие здесь зовутся...
      - Будь я проклят! - удивленно выругался Эмерсон. - Кажется, ты прав, Рамсес. Его пальцы выпачканы чем-то липким... По-моему, это кровь.
      - Раз уж ты в него вцепился, Эмерсон, то хотя бы вытащи на лунный свет, - подсказала я. - Но советую обращаться с раненым поаккуратнее.
      - А ведь верно... - пробормотал Эмерсон. Подхватив раненого под мышки, он оттащил его в сторонку, где было посветлее.
      Здесь уже собрались любопытные. Убедившись, что речь идет о презренном оборванце, европейцы тотчас потеряли к происходящему интерес. Зато египтяне, узнав Эмерсона, столпились вокруг нас, ожидая развлечения. Один обнадежил соседа такими словами:
      - Отец Проклятий - прославленный маг. Вдруг он умеет воскрешать мертвых?
      Сцену предстоящего воскрешения услужливо освещали факелами и фонарями. Шейх Абу подскочил к Эмерсону, чтобы его поздравить.
      - Хвала Аллаху, ваш сын спасен!
      - Именно так, - отозвался Эмерсон. - Но ваших людей хвалить совершенно не за что. Вы у меня еще...
      - Давай не отвлекаться на мелочи, Эмерсон, - вмешалась я. - Поднесите фонарь ближе, Абу. И дайте мне ваш нож.
      В теплом желтом свете керосинового фонаря пятна на рукаве бедняги, казавшиеся раньше чернильными, зловеще заалели. Я отняла у Абу нож и приготовилась разрезать ткань. Замершая в ожидании толпа удивительно напоминала груду тюков с грязной одеждой, свалившихся с телеги.
      - Это великая Ситт-Хаким, - прошептал кто-то. - Сейчас она отрежет ему руку и съест!
      - Отойди, дай посмотреть! - всполошился другой невидимый зритель.
      Ножевая рана обнаружилась между кистью и локтем. К счастью, главные мышцы и кровеносные сосуды не пострадали, тем не менее я потуже наложила повязку. Пациент лежал неподвижно, не размыкая век, но я догадывалась, что он уже пришел в сознание. Догадка подтвердилась, когда я попыталась снять с него тюрбан: он схватил меня за руку, пытаясь помешать оголить голову.
      - Я должна осмотреть ваш череп. Вдруг у вас... Черт, - пробормотала я, переходя на родной язык, - как будет по-арабски "сотрясение мозга от удара зонтиком"?
      - Если такой диагноз существует, я с ним не знаком, - заметил Рамсес, садясь рядом со мной по-турецки. Он принял эту позу с той же недоступной мне легкостью, с какой ее принимают все египтяне, вплоть до дряхлых стариков. Но ты можешь не искать арабский эквивалент, мама: сей джентльмен англичанин.
      - Учтивость - похвальное качество, - ответила я сыну, радуясь, что он в кои-то веки сам умолк. - Однако вряд ли оправданно называть джентльменом этого несомненно честного, но в остальном сомнительного субъекта. Ты сказал, что он англичанин?
      - Самый настоящий. Я подумал так еще вчера, когда он жонглировал апельсинами, выкатившимися из тележки старого торговца. Кельтам присущи характерные черты и телосложение, к тому же щетина на его лице, пусть и потемневшая от грязи, явно рыжая. Если у тебя, мамочка, есть сомнения по поводу моей наблюдательности или познаний в анатомии, то добавлю, что с его губ сорвалось словечко "дьявол", а оно...
      Занудство нашего чада воистину доведет меня когда-нибудь до могилы!
      Тут человек, которого Рамсес причислил к соотечественникам, отчетливо простонал:
      - Дьявол!
      Глаза открылись и оказались синими - но не сапфировыми, как у Эмерсона, а цвета бирюзы, излюбленного камня древнеегипетских ювелиров.
      - Чепуха! - отрезала я, не желая признавать свою ошибку. - Встречаются же берберы с синими глазами и высокими скулами! Эти дети пустыни - очень красивый народ. Жаль, что один из них довел себя до столь плачевного состояния.
      - Зато если бы в том же состоянии оказался представитель несравненной британской расы, это вызвало бы куда больше сожаления, не правда ли? проговорил мой пациент на чистейшем английском и насмешливо улыбнулся. Увы, вынужден вас разочаровать, мэм. Благодарю за участие и прошу отпустить меня обратно в канаву, где такому оборванцу самое место.
      Он попытался встать, но снова рухнул, лишившись чувств. Я воспользовалась его беспомощностью и наконец-то сорвала грязный тюрбан и бурую тюбетейку. Удивляться, почему незнакомец так не хотел оголять голову, не приходилось: среди берберов действительно встречаются голубоглазые, но никак не блондины... Гм... У человека, лежавшего на песке, шевелюра была того золотистого оттенка, что встречается только у северян. Волосы изрядно посеребрила седина, но, вглядевшись в темное от загара и, как верно заметил Рамсес, от грязи лицо, я убедилась, что человек совсем молод. Что за ужасная трагедия вызвала преждевременную седину? Или все дело в разгульной жизни и пристрастии к наркотикам?
      Размышления грубо прервал Эмерсон. Осыпав проклятьями бедного Абу, он пришел в прекрасное настроение. Мой дорогой супруг вообще обожает устраивать разносы.
      - Итак, наш герой - англичанин? Точнее, шотландец... Ничего, Рамсес, он не обидится на тебя за эту маленькую ошибку. - Эмерсон склонился над раненым. - Предлагаю всем вместе вернуться в гостиницу, дружище.
      Джентльмен - а выговор незнакомца свидетельствовал об образованности взирал на нас без всякой признательности.
      - Если вам так хочется отблагодарить меня за услугу, то лучше оставьте околевать в канаве. Туда мне и дорога.
      - Уважаю ваше стремление к независимости, - ухмыльнулся Эмерсон. - Но речь идет не о благодарности, а о должности.
      - Что?!
      От удивления с физиономии молодого человека исчезла недовольная гримаса. Я с интересом смотрела на лицо, отмеченное печатью грусти. Так, тут определенно требуется женское участие. Я уже собиралась сообщить об этом Эмерсону, но он проворно ткнул меня локтем в бок. Не удержавшись на корточках, - терпеть не могу эту шаткую позицию! - я повалилась на бок и, пока с кряхтеньем принимала более достойную позу, Эмерсон развил свою мысль:
      - Я давно ищу сильного и надежного человека, который приглядывал бы за моим сыном. Меня зовут Эмерсон, а эта леди...
      - Я знаю, кто вы такой, сэр.
      - Значит, вы знаете и о том, что миссис Эмерсон - моя коллега по профессии и жена... Ты когда-нибудь встанешь, Амелия? Это очень непрофессионально - валяться на земле, как перевернутый жук! Так вот, из-за нехватки времени она не может уделять Рамсесу достаточно внимания...
      - Действительно, если события этого вечера типичны для юного джентльмена, то за ним нужен глаз да глаз, - слабо улыбнулся незнакомец.
      - События этого вечера не... - Эмерсон запнулся. - Так или иначе, завтра утром мы выезжаем в Дахшур и приступаем к раскопкам. Вы бы оказали нам услугу, если бы согласились продолжить дело, для которого, судя по всему, в высшей степени пригодны.
      Это предложение удивило молодого человека не меньше, чем меня. Его улыбка утратила учтивость.
      - Профессор, вы, должно быть, не в своем уме! Неужели вы доверите сына вероотступнику, бродяге, курильщику опиума и приверженцу гашиша?
      - На сей счет у меня... - вмешалась было я, но тут же прикусила язык, увидев локоть Эмерсона и вспомнив о необходимости сохранять профессионализм.
      - Если вы будете воздерживаться от наркотиков в рабочее время, то я не стану обращать внимания на ваши дурные привычки, - пообещал Эмерсон.
      - Что ж... Почему бы не попытаться? По крайней мере, это что-то новенькое.
      - Итак, возвращаемся в гостиницу, - подытожила я, с облегчением выпрямляясь.
      - Я с вами не поеду, - твердо заявил молодой человек.
      - Это еще почему?
      - Потому что не хочу, - последовал упрямый ответ.
      - Решайте: либо "Шепард", либо катитесь ко всем чертям! - рявкнул Эмерсон, исчерпав терпение. - Значит, вы отклоняете мое предложение, мистер...
      - Зовите меня Немо.
      Эмерсон приподнял брови. Молодой человек предупредил его язвительный ответ словами:
      - Я не отказываюсь, просто до отъезда из Каира мне придется завершить кое-какие свои дела. Я буду у вас в гостинице завтра. Назначьте время.
      - Семь утра.
      - В семь так в семь. До завтра, профессор.
      Не пожелав опереться на мою руку, спаситель Рамсеса самостоятельно поднялся и, не оглядываясь, побрел прочь.
      Мы вернулись к своему экипажу. Среди других конных повозок, поджидавших туристов, не оказалось самой шикарной, принадлежавшей Каленищеффу.
      - Ну, Пибоди? - молвил Эмерсон под шорох колес.
      - Ты о чем, Эмерсон?
      - Что скажешь о новом помощнике? Странно, что ты так долго воздерживалась от комментариев.
      Я бы не воздерживалась, если бы не его сокрушительный локоть.
      - Прекрасная мысль! Я и сама хотела предложить то же самое, но ты меня... э-э... опередил.
      - Неужели?
      - Представь себе. Мы обязаны протягивать руку помощи несчастным, тем более нашим соотечественникам. Уверена, что этот молодой человек пережил разочарование - скорее всего, любовное, потому и пал так низко. Надеюсь, ты не обвинишь меня в хвастовстве, если я напомню, что опыта и здравого смысла мне не занимать.
      - Мои мотивы не столь альтруистичны, Амелия. Просто мне нужен человек для присмотра за Рамсесом, пока мы с тобой... В общем, когда нам не до него. Знаю, ты все равно станешь читать ему нравоучения, призывая отказаться от своих пагубных привычек. Но прошу тебя, Пибоди, не слишком зли его, чтобы он не плюнул и не сбежал! Это все, что я могу сказать. А почему ты помалкиваешь, Рамсес?
      Рамсес откашлялся:
      - Благодарю, папа. Я ждал, что моим мнением поинтересуются: в конце концов, я - самое заинтересованное лицо. Если не принимать во внимание то обстоятельство, что мне не требуется нянька, какого бы пола она ни была...
      - Кажется, совсем недавно тебе понадобилась помощь, - напомнила я. - Ты был так беспечен, что тебя похитили у нас из-под носа!
      Рамсес открыл рот, но Эмерсон, зная не хуже меня о словоохотливости сына, быстро заговорил:
      - Насколько я успел понять из слов Рамсеса и Абу, злоумышленники действовали очень аккуратно. Похитителями были вовсе не провожатые, поднимавшиеся с нами на пирамиду. Абу расспросил своих людей. Оказалось, что их отпустил американец, назвавшийся нашим спутником. Свои слова он сопроводил щедрым бакшишем, чтобы у них не возникло лишних вопросов.
      - Удивительно! Я думала, что это примитивная попытка вымогательства, в худшем случае - проделки Каленищеффа, решившего задержать нас, пока он не закончит какие-то свои подлые делишки.
      - Ты думала неправильно, Пибоди. Каленищефф не посмеет встать на пути у МЕНЯ.
      И Эмерсон оскалил зубы, словно собрался вцепиться негодяю в глотку. Должна сказать, его аргументация выглядела убедительно.
      - Тогда кто же? Кто мог покуситься на Рамсеса, если не... Боже, Эмерсон!
      - Смотри не произноси гадких слов, Пибоди!
      - Именно он, и никто иной! Гений Преступлений!
      III
      Не буду воспроизводить наш дальнейший разговор. Реплики Эмерсона были крайне бессвязны и преследовали одну цель - не дать мне пикнуть. Рамсес, по своему обыкновению, пытался вставить словечко, вернее, пространную тираду, но без всякого успеха. Экипаж уже подкатил к гостинице, а Эмерсон все не мог успокоиться. Я прекратила спор, чтобы не позорить себя криком в гостиничном вестибюле.
      Коридорный сообщил, что в наше отсутствие к нам в номера доставили многочисленные свертки. Эмерсон кивнул и бросил коридорному монетку.
      - Наверное, это мои сегодняшние покупки. Хорошо, что хоть что-то получилось!
      Свертки были свалены в углу. Поверх кучи гордо, как часовой, восседала Бастет. Караульную службу она несла исправно, внушая ужас гостиничной челяди. Суеверные египтяне, учитывая ее сходство с изображениями кошек в древних гробницах и собачью преданность хозяину, подозревают, что дело с нашей Бастет нечисто. Они недалеки от истины: недаром мы дали ей имя древнеегипетской богини.
      Бастет и Рамсес приветствовали друг друга с такой страстью, словно не виделись по меньшей мере год. Однако кусочки жареной курицы, которые наш сын припас для своей хвостатой подружки, были ею высокомерно отвергнуты.
      - Любопытно, - протянул Рамсес, - очень любопытно...
      Спорить с этим было трудно: жареная курица - любимое лакомство нашей кошки.
      - Может, еда отравлена? - предположила я.
      - Тогда мы уже бились бы в агонии, а то и вовсе отправились на тот свет, - язвительно ответил Эмерсон. - Хватит с меня мелодрам! Рамсес, тебе пора спать! А ты, Амелия...
      - Да, Рамсесу и впрямь пора в кровать, вставать завтра ни свет ни заря. Дверь в его комнату придется оставить открытой, мало ли что...
      Эмерсон послал мне взгляд, полный упрека.
      - Дорогая моя Пибоди... - начал он.
      - Ничего не поделаешь, Эмерсон.
      - Что ж... После всех этих приключений твой сон, Рамсес, будет очень крепок. Если ты проснешься и услышишь... В общем, что бы ты ни услышал, не обращай внимания.
      - Даже на самые ужасные звуки, папа?
      - Даже на самые ужасные, сынок. Папа сам разберется.
      - Хорошо, папа. А если ты или мамочка станете звать на помощь?
      Невинный детский вопрос вогнал Эмерсона в краску, как школьника. Мне было забавно, но вмешиваться я не собиралась. Дорогой супруг сам вырыл себе яму, сам в нее свалился - пусть сам и выкарабкивается.
      - Папа все тебе объяснит, дорогой, а я ненадолго отлучусь по одному делу.
      Бронзовые щеки Эмерсона, только что заалевшие от смущения, теперь побагровели от подозрений.
      - Какое еще такое дело?
      - Я скоро вернусь.
      - Пибоди, я категорически запрещаю... - Моя гримаса подсказала Эмерсону, что он выбрал негодный тон. - Я требую, чтобы ты воздержалась от вмешательства в дела, которые тебя не касаются. Уже поздно! Нельзя будить людей среди ночи, дабы прочесть им лекцию об их личной жизни!
      - Раньше я собиралась побеседовать с мисс Дебенхэм с утра. Но ты ведь сам решил уехать из Каира так поспешно и даже не посоветовался со мной. Поэтому я и вынуждена поторопиться.
      Не дав ему ответить, я выскользнула из номера.
      Коридорный, дежуривший перед номером мисс Дебенхэм, сообщил, что она еще не вернулась, поэтому я решила поискать ее в вестибюле и на террасе.
      Было еще не так поздно, как я опасалась, просто вечер оказался чересчур насыщен интересными событиями. Постояльцы отеля потягивали на террасе коктейли и наблюдали за акробатами, заклинателями змей и прочими жуликами, старавшимися изо всех сил. Однако мисс Дебенхэм там не было. Мне показалось, что в толпе "актеров" мелькнул оранжевый тюрбан, но разглядеть молодого англичанина мне не удалось. В конце концов, в грязном оранжевом тюрбане может разгуливать кто угодно.
      В глубоком унынии я решила отложить поиски. Откуда мне было знать, когда вернутся мисс Дебенхэм и Каленищефф и вернутся ли вообще. Во время нашей стычки, о которой я уже вскользь упоминала, Каленищефф похвастался, будто у него в Каире собственное жилище. Вдруг он потащил мисс Дебенхэм туда?
      Но раз так, мой долг и подавно заключался в том, чтобы предупредить юную особу об опасностях, грозящих ее репутации. Да и с Каленищеффым не мешает побеседовать. Я не сомневалась, что, призвав на помощь здравый смысл, угрозы и зонтик, заставлю его выложить правду. После похищения Рамсеса мой материнский долг - выяснить, кто же скрывается за этим фальшивым князем и чего хочет его таинственный хозяин. В прошлом году я уезжала из Египта, полная решимости вывести этого мерзавца на чистую воду. А его наглая попытка похитить нашего сына наглядно показала, что он не уймется, пока не отомстит мне и моей семье. Так что речь шла не только о справедливости, но и просто о самозащите. Непонятно, как Эмерсон умудряется этого не замечать.
      Я устроилась в салоне и написала два письма. Первое, адресованное Каленищеффу, получилось коротким. Сообщив, что хочу как можно скорее переговорить с ним, в конце записки я пригрозила пустить в ход зонтик, если Каленищефф вздумает увильнуть от встречи. Достану негодяя хоть из-под земли. Письмо мисс Дебенхэм отняло больше времени: пришлось объяснить, кто я такая и почему к ней обращаюсь. Объяснение я сопроводила коротким, но убийственным описанием истинной личины Каленищеффа и уверениями, что мы с Эмерсоном стремимся ей помочь. В завершение я призвала молодую особу взяться за ум и сойти с опасной дорожки, в конце которой ее ждет один позор. Чужое безумие всегда заметнее собственного.
      Оставив письма портье, я с чувством выполненного долга отправилась к себе. Я сделала все, что смогла, - по крайней мере, на тот момент.
      В номере горел ночник. Мы завели эту привычку, чтобы отпугивать повадившихся к нам грабителей и убийц. Мой супруг лежал на спине и дышал так размеренно, что я сразу догадалась: он лишь притворяется спящим. Даже когда я заняла свое место на супружеском ложе, Эмерсон не удостоил меня ни разговором, ни иными знаками внимания. Я поняла, что впала в немилость, но нисколько не огорчилась: при малейшем шорохе из нашей комнаты Рамсес сразу забыл бы про сон.
      Вернувшись в отель и прочтя мое письмо, мисс Дебенхэм непременно попытается переговорить со мной до нашего отъезда. Возможность урезонить ее была не потеряна, а только отложена. Предвкушение предстоящей нотации убаюкало меня лучше всякой колыбельной.
      Увы, ожиданиям не было суждено сбыться. На заре нас разбудили отчаянные вопли слуг. В постели мисс Дебенхэм, на окровавленных простынях, был найден труп Каленищеффа. Он был убит ударом кинжала в сердце. Самой мисс Дебенхэм не оказалось ни в номере, ни в гостинице.
      Глава третья
      I
      Солнце уже стояло почти в зените, когда мы сели в поезд, проходивший через Дахшур. Эмерсон кипел, как вулкан перед извержением, однако обвинить в задержке меня он не мог при всем желании. Случившееся смешало планы всех постояльцев отеля. Многих, в том числе и нас, допрашивала полиция.
      - Напрасно ты согласилась разговаривать с этими остолопами! - бурчал Эмерсон. - Полицейские могли бы оставить гостей в покое, убийца все равно испарился из отеля задолго до того, как обнаружили тело.
      - Если ты намекаешь на мисс Дебенхэм, то напрасно: она ни при чем. Я сочла своим долгом втолковать эту истину полицейскому.
      - И зачем, скажи на милость, невиновной прятаться?
      - Господи, ну и недогадлив же ты! Бедняжку похитили убийцы Каленищеффа!
      Эмерсон устроился поудобнее на потертом кожаном сиденье вагона. Справа высились пирамиды, но в данный момент ему было не до них. Мой ненаглядный супруг всегда делает вид, что ему очень досаждают убийства и прочие мелкие помехи, то и дело прерывающие нашу работу, но я-то знаю, что у него чутье настоящего сыщика. После отправления поезда у нас впервые появилась возможность обсудить убийство. В синих глазах Эмерсона светился жгучий интерес.
      - Если согласиться с твоей теорией, Пибоди, то Каленищефф погиб, защищая свою пассию. Нет уж, геройство - это совсем не то, чего я от него ожидал.
      Я кивнула:
      - Да, есть тут небольшое противоречие. Каленищефф был кем угодно, только не героем.
      - Этот господин сам мог быть участником заговора, направленного против молодой леди, - подсказал Рамсес в своей витиеватой манере. - Предположим, целью заговорщиков были деньги, но Каленищефф предал своих сообщников и решил жениться на мисс Дебенхэм. Так он избежал бы необходимости делиться с...
      - Я как раз собиралась предложить ту же версию, - перебила я недовольно. - А ты, Рамсес, лучше смотри в окно. Видишь ступенчатую пирамиду Саккары?
      - Смотрю и вижу. Бастет тоже положительно оценивает открывающийся из окна вид, однако это нисколько не мешает мне участвовать в ваших...
      Я повысила голос:
      - Наверное, мисс Дебенхэм увели силой! Воспитанная англичанка никогда бы не сбежала.
      - Ага, вот только ее поведение доказывает, что воспитания ей как раз и не хватает, - брякнул Эмерсон.
      Я предпочла пропустить эти слова мимо ушей.
      - Будь ее воля, несчастная девушка набралась бы храбрости и осталась. Уверена, что она пришла бы ко мне. Наверняка мисс Дебенхэм прочла мое письмо: оно лежало раскрытым на ее туалетном столике.
      - Это свидетельствует не в ее пользу, - упорствовал Эмерсон. Получается, что вечером она побывала в номере, то есть на месте преступления, а потом исчезла. Полиция утверждает, что девица нашла время переодеться.
      - Откуда им знать, что исчезло из ее шкафа, а? Представь, что ее уволокли прямо в ночной рубашке... Ужас!
      - И протащили в таком виде по коридору, по лестнице, по вестибюлю, вниз с крыльца? - Эмерсон усмехнулся и покачал головой. - Нет, Амелия. Даже твой хваленый Гений Преступлений...
      Он осекся.
      - Вот видишь! - вскричала я. - Ты стремишься обвинить мисс Дебенхэм в преступлении, которого она не совершала, потому что не желаешь посмотреть правде в глаза. Откуда такое упрямство, когда ты сам сталкивался с этим человеком...
      - Поберегись, Пибоди! - тихо пригрозил он.
      - И не подумаю! Кто напал на нас в прошлом году в Мазгунахе? Кто сколотил из жалких могильных воришек засекреченную профессиональную банду? Кто достиг совершенства в изменении своей внешности, представ в роли отца Гиргиса, священника церкви в Мазгунахе?
      Эмерсон отделался гневным сопением.
      - Гений Преступлений! - пискнул Рамсес.
      Эмерсон едва не испепелил родного сына негодующим взглядом, однако тот продолжил как ни в чем не бывало:
      - Полностью разделяю твое неодобрение по поводу этого громкого прозвища, папа, но вынужден согласиться с мамой: трудно назвать его как-то иначе. У нас есть все основания предполагать, что князь Каленищефф порвал со своим хозяином: на это указывает его решение внезапно и тайком покинуть Египет. Я склонен согласиться с мамой и в том, что за попыткой похитить меня стоит все тот же загадочный персонаж. Преступный ум - интереснейший объект для изучения. Не исключено, что этот человек затаил на меня злобу за то, что я - с вашей помощью, конечно, - помешал ему похитить дахшурское сокровище...