Элизабет Питерс
      "Амелия Пибоди"
      Лев в долине
      перевод А. Кабалкина
      Владыка ужаса, хранитель славы,
      Царь сердца всех земель.
      Ты словно Сет великий и могучий
      Иль лев, в долине рвущий коз.
      Глава первая
      I
      - Дорогая моя Пибоди, - начал Эмерсон, - что-то я не пойму, куда подевался твой интерес к жизни. Раньше он бил фонтаном, даже подойти бывало страшновато. Небо нашего супружества обычно безоблачно, а все почему? Потому что мы с тобой живем душа в душу. Немедленно доверься своему избраннику, надежде и опоре! Нет для него большего счастья, чем лицезреть твое!
      Конечно, Эмерсон заготовил эту речь заранее. Я бы заподозрила его в желании поднять меня на смех, если бы не знала, что за высокопарным стилем скрывается искреннее чувство. Мы с моим ненаглядным Эмерсоном действительно жили душа в душу с нашей первой встречи в Каирском музее.
      Вообще-то с ядовитым ехидством будущего супруга я познакомилась в первые же секунды той памятной встречи. В страну фараонов я прибыла праздной туристкой, да к тому же, стыдно признаться, старой девой. И, едва ступив на легендарную землю, заразилась египтологией. Постепенно слабая хворь переросла в настоящую горячку. Но тогда, в музее, энергично отбиваясь от безжалостной критики, которую на меня обрушил бородатый тип с пронзительно-синими глазами, я и помыслить не могла, что скоро мы повстречаемся вновь. Знакомство продолжилось в более романтичной обстановке - в одной из заброшенных гробниц знаменитой Эль-Амарны.
      Должна признаться, что романтичной тогда была только обстановка, но никак не сам Эмерсон. Однако инстинкт мне подсказывал, что его ядовитые речи и презрительные гримасы - признаки пробуждающегося интереса. События доказали, что я не ошиблась.
      Но вернемся на корабль, пересекающий лазурное Средиземное море. Мы стояли на палубе, ветер теребил волосы и одежду, а впереди уже виднелось египетское побережье, на которое нам предстояло высадиться еще до истечения дня. Одного этого, казалось бы, достаточно для восторга, но меня терзали смутные предчувствия.
      Нас ждал новый сезон археологических изысканий, захватывающий и непредсказуемый. Мне не терпелось снова пробежаться по душным коридорам древних пирамид, где порхают летучие мыши, а под ногами хрустят засохшие плоды их жизнедеятельности. Я сгорала от желания заглянуть в погребальные камеры с их осклизлыми стенами...
      В иное время я бы радостно предвкушала духоту, сырость и прочие изысканные наслаждения для истинного искателя древних сокровищ. Много ли женщин - особенно в конце девятнадцатого века - имеют столько поводов для блаженства, как я? И что значат по сравнению с этим какие-то глупые страхи?
      Эмерсон - он предпочитает, чтобы к нему обращались по фамилии, так как свое имя Рэдклифф почему-то считает женственным и жеманным, - избрал меня своей партнершей не только в супружестве, но и в профессии, которой мы оба гордимся. Эмерсон - самый умелый добытчик египетских древностей, какие только видел мир. Не сомневаюсь, что его будут чтить как родоначальника научных раскопок, покуда на нашей неспокойной планете пребудет цивилизация. И рядом с его именем по праву станет красоваться еще одно - Амелия Пибоди Эмерсон. То есть мое.
      Да простит читатель мой энтузиазм! Перечисляя достоинства Эмерсона, я всегда впадаю в раж. Начинаю я обыкновенно с его ума - недаром мой супруг так и норовит при каждом удобном случае подчеркнуть, что неглуп. Но не стыжусь признаться, что не последнюю роль в моем решении стать его спутницей жизни сыграла наружность Эмерсона. Все в нем - от темных волос и высокого лба до ямочки на подбородке (сам он предпочитает именовать ее "впадиной", почитая слово "ямочка" немужественным) - является образчиком мужской силы и красы (не знаю уж, насколько мужественно звучит для его уха последнее слово).
      Мою внешность Эмерсон тоже оценивает высоко. Откровенно говоря, я никак не пойму, чем это вызвано. По-моему, женская красота - это нечто другое. Черты лица у меня слишком острые, взгляд слишком жгучий, вместо локонов цвета солнечных лучей - воронье гнездо цвета печной сажи, а фигура слегка тоща в одних местах и слишком обильна в других. На мое счастье, Эмерсон не разделяет моих взглядов на женскую красоту и находит меня особой весьма привлекательной.
      Его большая загорелая рука легла на перила рядом с моей. Рукой джентльмена ее назвать вряд ли возможно, но на мой вкус мозоли и шрамы стоят целой пригоршни драгоценных перстней. Я помню, как ловко эти руки орудуют всевозможными инструментами, необходимыми в нашей общей благородной профессии, прежде всего ломом. Еще острее другие воспоминания - о нежных прикосновениях его рук, приводящих меня в трепет... Даже вспоминать об этом не могу без дрожи. Как бы не насажать на странице клякс.
      Превосходных качеств у Эмерсона пруд пруди, нет только одного терпения. Погрузившись в грезы, я не расслышала его вопрос. Не долго думая, он ухватил меня за плечи, повернул и заглянул в лицо. В меня впились горящие, как два сапфира, синие глаза. Белые зубы щелкнули над самым ухом:
      - Что за чертовщина, Амелия?! Что за игра в молчанку? Никогда не пойму женщин, будь я трижды проклят! Твой долг - пасть на колени и возблагодарить небеса - и меня, между прочим, - за свалившееся на тебя счастье. Знала бы ты, как нелегко было уговорить зануду де Моргана уступить нам участок для раскопок! Потребовался безграничный такт, которым владею только я. Никто другой не добился бы успеха. И чем же ты мне платишь? Молчанием!
      Любому, кто хоть немного знаком с ситуацией, было бы ясно, что Эмерсон снова предался своему излюбленному занятию - самообману. Мсье де Морган, глава египетского Ведомства древностей, действительно уступил нам территорию, на которой сам проводил раскопки годом раньше, хотя участок уже стал местом многих замечательных открытий. Однако "безграничный такт" Эмерсона, существующий исключительно в его воображении, здесь совершенно ни при чем. Не знаю точно, что заставило мсье де Моргана принять такое решение. Вернее, кое-какие подозрения у меня имелись, но я предпочитала о них не вспоминать.
      Чтобы не углубляться в эту тему, я так объяснила свое сумрачное настроение:
      - Меня огорчает Рамсес. Я надеялась, что хотя бы одно путешествие пройдет для разнообразия без неприятностей, но наш сын снова взялся за старое. Интересно, много ли найдется восьмилетних мальчишек, которых капитаны британских торговых судов грозят проучить, привязав к канату и бросив за борт?
      - Это всего лишь цветистый оборот, преувеличение, на которые моряки так горазды! - отмахнулся Эмерсон. - Капитан никогда бы не осмелился на такое. Конечно, наш дорогой Рамсес озорник, он все время придумывает разные шутки, пора бы тебе, Пибоди, привыкнуть.
      - Шутки?! На счету Рамсеса действительно хватает безобразий, но, насколько я знаю, он впервые вздумал подстрекать команду к мятежу!
      - Глупости! Подумаешь, несколько невежественных матросов слишком серьезно отнеслись к его лекции о теориях господина Маркса...
      - Нечего было вообще соваться к ним в кубрик! Они поили его спиртным, Эмерсон! Не спорь, я знаю. Даже несносный Рамсес не стал бы на трезвую голову так огрызаться на замечание капитана.
      Эмерсон собрался было возразить, но, разделяя мою тревогу, не нашел что сказать.
      - Тем более непонятно, - продолжала я, - почему команда не вытолкала Рамсеса в шею, а, наоборот, поделилась с ним своим драгоценным грогом - так, кажется, зовется это мерзкое пойло. Какое удовольствие могли найти эти люди в обществе нашего чада?
      - Один из них мне сказал, что им понравилась его болтовня. "Силен же этот щенок разглагольствовать!"
      Эмерсон не удержался от улыбки. Губы - одно из главных его достоинств, после живости ума, конечно: такие точеные и такие подвижные! Еще я бы назвала их нежными, но представляю, как бы он скорчился, услышь это...
      - Неотесанный матрос попал в самую точку. - Мои губы невольно дрогнули в ответной улыбке.
      - Рамсес - это отговорка! - отчеканил Эмерсон. - Выкладывай, что тебя беспокоит, Амелия.
      Улыбка оказалась сплошным притворством. Если Эмерсон называет меня по имени, значит, шутить он не склонен. Обычно он зовет меня по фамилии Пибоди. Я со вздохом подчинилась.
      - Меня не оставляет странное предчувствие...
      Глаза Эмерсона сузились.
      - Вот как, Амелия?
      - Удивительно, что ты его не разделяешь.
      - Действительно, не разделяю. У меня сейчас радостное настроение. Не собираюсь обращать внимание на какие-то...
      - Ты высказался вполне доходчиво, Эмерсон. Не обижайся, но сегодня тебя так и тянет к высокопарным речам.
      - Ты критикуешь мое ораторское искусство, Амелия?!
      - Если ты будешь огрызаться на каждое мое слово, то я не смогу быть с тобой откровенна. И вообще, зачем портить тебе настроение? Ты уверен, что хочешь услышать о моих тревогах?
      Склонив голову набок, Эмерсон несколько секунд обдумывал мой вопрос, потом ответил:
      - Нет.
      - Как это понимать?
      - А так, что я ничего не желаю слышать. Оставайся наедине со своими дурацкими предчувствиями.
      - Но ты сам спрашивал...
      - Уже передумал!
      - Ага, значит, ты тоже чувствуешь нависшую над нами...
      - Ничего такого я до этой секунды не чувствовал! - взорвался Эмерсон. Проклятье, Амелия...
      - Как странно! А кто говорил о гармонии, о жизни душа в душу?
      Посторонний наблюдатель заключил бы по выражению лица Эмерсона, что от былой гармонии не осталось следа: нахмуренные брови и негодующий взгляд предвещали шторм. Мне очень хотелось доплыть до берега, но я все-таки решила продолжить занимательную беседу.
      - Разумеется, я тоже жду не дождусь начала раскопок. Ты знаешь, как я люблю пирамиды, особенно загадочные пирамиды Дахшура. Мне не терпится добраться до погребальной камеры Черной пирамиды и как следует ее изучить. В прошлый раз нам не дали там толком поработать. Лично я неважно соображаю, когда меня сталкивают в адский мрак затопленного подземелья и оставляют там околевать...
      Эмерсон отпустил наконец мои плечи и снова уставился в морскую даль.
      - С Черной пирамидой придется погодить, - буркнул он. - Пусть уровень воды опустится до нижней отметки. Если погребальная камера все равно останется затопленной, можно будет установить насос...
      - Я тоже об этом думала, дорогой мой Эмерсон. Однако сейчас речь о другом.
      - Почему же? Гидронасос со шлангом...
      - Уж не забыл ли ты, при каких обстоятельствах мы впервые увидели внутренности Черной пирамиды?
      - Я еще не так стар, чтобы страдать провалами памяти, - ответил он язвительно. - И не забыл, что ты ответила, когда я сказал, что не прочь умереть у тебя в объятиях. Честно говоря, я ожидал чуть больше признательности.
      - Ты меня неправильно понял. Я тогда сказала, что была бы счастлива принять такую судьбу, но умирать не собираюсь. Поскольку ни на мгновение не сомневалась, что ты найдешь выход. Так и случилось.
      Я подвинулась к нему и оперлась о его плечо.
      - Да, нам удалось выбраться, - вздохнул он. - Правда, если бы не Рамсес...
      - Не отвлекайся, Эмерсон! Ты отлично знаешь, что не дает мне покоя. Уверена, тебя преследуют те же опасения. Никогда не забуду нашу последнюю встречу с негодяем, который чуть нас не погубил. До сих пор вижу его издевательскую улыбку и слышу презрительные слова: "Итак, прощайте, дорогие мои! Надеюсь, мы больше никогда не встретимся".
      Эмерсон вцепился в перила с такой силой, что сухожилия рук напряглись, как корабельные канаты. Не дождавшись ответа, я продолжила:
      - Помню и клятву, которую я тогда дала себе: "Ну уж нет! Мы непременно встретимся! Я не успокоюсь, пока не выслежу тебя и не положу конец твоим гнусным козням".
      Эмерсон перестал пробовать перила на прочность и заметил ворчливо:
      - Возможно, в тот момент ты и впрямь была настроена воинственно, но потом усиленно это скрывала, пока в июле прошлого года у тебя не взял интервью этот рыжий молокосос из "Дейли йелл". Ты сознательно меня обманула, Амелия: ты скрыла, что пригласила проныру О'Коннелла в мой дом! Ты тайком его привела и тайком вывела наружу, да еще подговорила слуг помалкивать.
      - Я всего лишь щадила твои нервы, дорогой. Ты ведь не выносишь беднягу О'Коннелла. Помнишь, как однажды спустил его с лестницы?
      - Ничего подобного я не делал! - с жаром возразил Эмерсон. Иногда память его все-таки подводит. - Хотя мог бы, если б застал его в моем кабинете. Нечего приставать к моей жене и строчить лживые статейки обо мне! Надо же все так переврать! Да я чуть со стыда не сгорел, когда прочел эти россказни в газете.
      - Извини, Эмерсон, но я не могу с тобой согласиться. О'Коннелл вовсе не придумал ту красочную историю о нашем спасении. И один из нас все же пригрозил вывести Гения Преступлений на чистую воду. Возможно, то был ты, а не я. Разумеется, я скрыла от репортера все подвиги нашего чада, иначе Рамсес возомнил бы о себе невесть что. Но во всем остальном я ничуть не погрешила против истины. Лично у меня не было причин краснеть. Я всегда помню, что мои супружеский долг - пропеть хвалебную песнь храбрецу, спасшему беспомощную жену от верной погибели.
      - М-м... - промычал Эмерсон польщенно. - Все так, Пибоди, однако...
      - Попомни мои слова, Эмерсон: этот мерзавец еще о себе заявит. Ему удалось скрыться, зато мы разоблачили его коварные замыслы и вырвали из его алчных лап похищенное сокровище. А этот тип не из тех, кто мирится с поражением.
      - Откуда такая уверенность? Ты же ничего о нем не знаешь, даже откуда он родом, нам неизвестно.
      - Не сомневаюсь, что он англичанин.
      - На арабском он изъяснялся не хуже, чем на английском, - напомнил Эмерсон. - Его лица ты тоже толком не разглядела - настолько оно было заросшим. Никогда в жизни не видел такой густой бороды! Ты бы его узнала, если бы увидела бритым?
      - Непременно.
      - Гм! - Эмерсон обнял меня и притянул к себе. - Должен тебе признаться, Пибоди, ничто не доставило бы мне такого удовольствия, как набить этому мерзавцу физиономию! Если он снова встанет нам поперек дороги, я устрою ему такую взбучку, что он пожалеет, что родился. Но самому напрашиваться на неприятности особого желания не испытываю: есть дела и поважнее. Обещай, Пибоди, что и ты не станешь лезть на рожон.
      - Конечно, дорогой.
      - Дай слово.
      - Обещаю не рисковать.
      - Ты - чудо, дорогая моя Пибоди! - С этими словами Эмерсон перекрыл мне кислород, не обращая внимания на подглядывающих за нами матросов.
      Я твердо намеревалась сдержать слово. Зачем искать неприятностей, когда они наверняка сами тебя найдут?
      II
      В Александрии мы сошли на берег и сели на каирский поезд. Дорога занимает чуть больше четырех часов, но многие пассажиры успевают за это время смертельно заскучать - настолько безликой кажется на неискушенный взгляд нильская дельта. Зато наметанный взгляд археолога в любом холмике усматривает похороненный под песками древний город. Рамсес и Эмерсон без устали спорили о том, что может скрываться под очередной неприглядной кочкой. Я не участвовала в их спорах: что толку сотрясать воздух, не располагая фактами? Ради установления истины надо заниматься раскопками, а не пустопорожней болтовней.
      Когда до пункта назначения оставались считанные мили, вдали показались величественные пирамиды Гизы. Именно здесь, а не на людной набережной Александрии я обычно впервые чувствую, что оказалась в Египте.
      Эмерсон радовался не меньше меня и тоже прирос взглядом к чудесной панораме. Уступив моим мольбам, он облачился в новый серый костюм, который очень ему шел. Впрочем, мне Эмерсон куда милее не в парадном, а в рабочем облачении - в видавших виды штанах и расстегнутой на груди рубахе с закатанными рукавами, обнажающими бицепсы... К костюму подошла бы шляпа, но Эмерсон упорно отказывается от головного убора, даже работая на испепеляющем солнце. И моего напора не всегда хватает, чтобы сладить с его упрямством.
      На коленях у Эмерсона сидела большая полосатая кошка Бастет и с не менее острым любопытством смотрела в окно. Можно было подумать, будто она понимает, что вернулась на землю своих предков. Рамсес стал бы доказывать, что Бастет понимает и это, и многое другое, - он чрезвычайно высокого мнения об умственных способностях своей любимицы. Они не разлучаются с того момента, когда Бастет несколько лет назад стала членом нашей семьи. Рамсес таскает ее во все поездки, уважая как опытную путешественницу. Надо сказать, беспокойства она причиняет несравненно меньше, чем ее юный хозяин.
      Ах, Рамсес... Даже мое красноречивое перо пасует, когда я пытаюсь передать скупыми словами всю сложность этой натуры - нашего единственного отпрыска, появившегося на свет восемь лет назад. Некоторые суеверные египтяне утверждают, будто это вовсе не ребенок, а джинн, поселившийся в хрупком детском тельце. Джинны подразделяются на добрых и злых (последние известны как ифриты), а сама эта порода мифологических существ не имеет определенной моральной окраски, будучи чем-то средним между ангелами и людьми. Я предпочитаю не спрашивать, к каким именно джиннам следует отнести моего сына, чтобы еще больше не расстроиться.
      Рамсес был, разумеется, грязен и взъерошен. Он почти всегда такой. Его тянет к грязи, как крокодила - к воде. А ведь при погрузке в поезд он еще был относительно опрятен. Примерно через час после выезда из Александрии я огляделась и не обнаружила его в купе. Это меня не удивило, так как Рамсес большой умелец незаметно ускользать. Чрезвычайно обременительный талант, если учесть, что наш сын не может просто пройтись по комнате, без того чтобы чего-нибудь не натворить, - а все потому, что страшно любит хвататься за дела, которые ему не по плечу.
      По настоянию Эмерсона я отправилась на поиски Рамсеса и обнаружила его в вагоне третьего класса, где он, сидя на корточках, развлекал болтовней особу, чей легкий и нескромный наряд не оставлял никаких сомнений относительно рода ее занятий. Насильственно водворив Рамсеса обратно в купе, я усадила его у окна, а сама, дабы он не сбежал, села рядом.
      Пришлось и ему любоваться пирамидами. Я видела только грязный воротник и спутанную до неприличия курчавую шевелюру, но догадывалась, что он созерцает чудо света без малейших эмоций. Лицо Рамсеса обычно бесстрастно. У него большой нос, подбородок под стать носу и совершенно не английский оттенок кожи. Его легко принять за малолетнего египтянина. Именно поэтому, а также из-за царственных замашек Эмерсон прозвал нашего сына Рамсесом. Надеюсь, читатель и без подсказки догадывается, что сама я не осмелилась бы дать английскому ребенку столь экзотическое прозвище.
      Головы Эмерсона, Рамсеса и кошки Бастет не позволяли мне наслаждаться видом из окна, поэтому я откинулась на спинку сиденья, на всякий случай не спуская глаз с затылка сына.
      * * *
      Я по привычке заказала номера в гостинице "Шепард". Эмерсона это категорически не устроило. Впрочем, я каждый год слышу от него одни и те же жалобы и привыкла не обращать на них внимания. Есть гостиницы поновее, предлагающие не меньше комфорта, зато постояльцы "Шепарда" получают все мыслимые удобства и заодно попадают в самый центр великосветской жизни Каира. Меня привлекает в этой гостинице как раз то, что совершенно безразлично Эмерсону. Он бы предпочел поселиться в арабском квартале и наслаждаться отсутствием водопровода и канализации. (Мужчины по своей природе - неисправимые грязнули. Эмерсон относится к тем немногим, кто осмеливается признаться в этом вслух.) Я уже научилась мириться с любыми лишениями, но не вижу причин отказывать себе в комфорте, когда он доступен. Мне хотелось отдохнуть несколько дней от корабельной скученности, прежде чем удалиться в пустыню.
      Уверена, любой счел бы это мое желание разумным. Эмерсон утверждает, правда, что я предпочитаю "Шепард" из любви к сплетням, но это, конечно, шутка.
      Я слышала жалобы, будто в разгар сезона в "Шепарде" трудно найти свободные номера, но мне обычно везет. Нас там встречают как давних и желанных постояльцев. Поговаривают, что герр Бехлер, управляющий гостиницей, смертельно боится Эмерсона, потому и удовлетворяет все его требования, но к этим слухам нельзя относиться серьезно. Герр Бехлер - мужчина рослый и крепкий, такого трудно запугать.
      В этот раз он ждал нас на террасе, чтобы радушно приветствовать заодно с другими гостями, прибывшими в Каир александрийским поездом. Его величавая голова с роскошной седой гривой возвышалась над толпой. Мы уже готовились вылезти из кареты, когда позади нас остановился еще один экипаж. Мы не могли его не заметить - столь сильное впечатление он произвел на людей, отдыхавших на террасе. Публика разом оцепенела, уставившись на прибывших. Через минуту мертвая тишина сменилась возбужденным перешептыванием.
      Два серых коня-близнеца, впряженных в экипаж, потряхивали гривами, украшенными багровыми перьями; они гарцевали на месте, каждым движением демонстрируя породистость. Высокий стройный мужчина в костюме для верховой езды и надраенных башмаках спрыгнул на землю и бросил вожжи стоявшему на задках форейтору. Казалось, по его черным волосам прошлись тем же гуталином, что и по башмакам, тонкие черные усики выглядели нарисованными, в правом глазу ослепительно поблескивал монокль.
      - Будь я проклят, если это не мерзавец Каленищефф!
      Эмерсон не умеет разговаривать тихо. На его зычный голос оглянулись все, включая самого Каленищеффа, в бесстыжей улыбке которого проглянула некоторая растерянность. Но уже в следующую секунду он пришел в себя и помог выйти из экипажа своей спутнице.
      На ее тонкой шейке и узких запястьях сверкали бриллианты, серо-зеленое шелковое платье туго обтягивало стройный стан, на воротнике из белого шифона мерцала брошь с изумрудами. Зонтик был в тон платью. Под зонтиком я успела рассмотреть очаровательное смеющееся личико. Щечки и губки на этом личике были гораздо ярче, чем им назначила Природа.
      Эффектная пара стремительно поднялась по ступенькам и исчезла за дверями гостиницы.
      - Любопытно... - проговорила я. - У кого хватило...
      - Неважно! - отрезал Эмерсон, твердо беря меня за руку.
      По традиции нам предоставили номера на третьем этаже, с видом на сады Эзбеки. Разобрав вещи и переодевшись, мы спустились на террасу выпить чаю. Эмерсон меньше обычного ворчал по поводу чаепития, которое он считает "абсурдным светским ритуалом", так как долгая дорога и густая уличная пыль вызвали у всех нас нестерпимую жажду.
      Чаепитие на террасе гостиницы "Шепард" - популярнейшее развлечение среди праздных туристов, но даже такие бывалые путешественники, как мы, никогда не устают от живописных картин египетской жизни, которыми изобилует улица Ибрагима Паши. Вокруг гостиницы снуют попрошайки, торговцы, погонщики ослов, конные повозки разной степени неопрятности. Всех здесь обуревает одно желание - подработать, оказав мелкую услугу постояльцам гостиницы.
      Мы уселись за столик и продиктовали официанту заказ, потом я достала из кармана платья лист бумаги. Это был список запретов для Рамсеса, который я немедленно ему зачитала. Начинался список с требования "не болтать с погонщиками ослов", а кончался мольбой не повторять слов, услышанных от погонщиков ослов в прошлом году". Рамсес бегло говорит по-арабски - увы, на самом вульгарном жаргоне этого изысканного языка.
      Среди гостей было немало знакомых лиц, но с нами никто не заговаривал. Мы тоже не горели желанием погрузиться в светскую болтовню: Эмерсон не обнаружил среди присутствующих ни одного египтолога. Мы уже собиралась подниматься наверх, когда мой несдержанный на язык супруг снова выругался.
      Обернувшись, я увидела Каленищеффа. На его лице застыла фальшивая улыбка.
      - Добрый день, мадам, добрый день, профессор, добрый день, молодой человек... С возвращением в Каир! Позвольте...
      - Не позволю! - отрезал Эмерсон, отнимая у Каленищеффа кресло. - Как вы смеете обращаться к миссис Эмерсон? Само ваше присутствие - оскорбление для любой порядочной женщины!
      - Спокойно, Эмерсон, спокойно. - Я приподняла зонтик.
      Каленищефф попятился. Вспомнил, видно, как я однажды ткнула его своим оружием, когда этот хлыщ вознамерился прикоснуться ко мне.
      - Давай его выслушаем, - предложила я.
      - Я вас не задержу, - пробормотал Каленищефф, как завороженный глядя на зонтик. - Предлагаю заключить соглашение, - продолжил он, понизив голос. Если угодно, сделку.
      - Что?! - взревел Эмерсон. - Сделка? Никаких сговоров с ворами и убийцами!
      - Тише, Эмерсон! - взмолилась я. Люди за соседними столиками перестали изображать хорошие манеры и ловили каждое наше слово. - Пусть говорит.
      Каленищефф по-прежнему улыбался, хотя теперь это больше походило на судорожную гримасу, на лбу у него выступил пот.
      - Для меня не секрет, как вы ко мне относитесь, - прошипел он. - Не хотите сделки, так хотя бы поверьте моему обещанию. Я покидаю Каир и вообще Египет. Дайте мне несколько дней на завершение дел, и, клянусь, вы больше никогда меня не увидите и не услышите.
      - И куда же вы направляетесь? - полюбопытствовала я.
      - Это не должно вас интересовать, миссис Эмерсон.
      - Вам придется бежать на край света, чтобы до вас не дотянулись длинные руки бывшего вашего господина, - произнесла я со значением.
      Его худое лицо стало мертвенно-бледным.
      - Почему вы говорите... Что заставляет вас предполагать?..
      - Бросьте, Каленищефф! Это же совершенно очевидно! Что-то - или кто-то - так сильно вас напугало, что вы готовы бежать из Египта без оглядки. Кто же еще это может быть, кроме самого дьявола во плоти, Гения Преступлений? Мы не смогли доказать, что вы принадлежали к его банде, но знать-то знали. Если вы задумали предать своего всезнающего и всевидящего хозяина, то советую добровольно сдаться полиции, а еще лучше - нам.
      - Вы заблуждаетесь, - прошептал Каленищефф. - Это ошибка. Я бы никогда... Я никогда не имел отношения к...
      Эмерсон зловеще нахмурился. Когда он понижает голос, угроза звучит гораздо выразительнее, чем когда дерет глотку. Каленищефф знал это лучше других.
      - Это вы ошибаетесь, мерзавец. Сколько бы вы ни твердили о своей невиновности, меня вам не провести. При следующей встрече со своим хозяином передайте ему, чтобы он не вставал у меня на пути. Это и к вам относится. Не желаю иметь с вами ничего общего. Будете мне мешать - раздавлю, как насекомое! Ясно?
      Я бы выразила эту мысль помягче и потому быстро проговорила:
      - Подумайте хорошенько, Каленищефф! Скажите нам всю правду. Тогда мы могли бы вас спасти. Даже заговорив с нами, вы пошли на страшный риск. Шпионы вашего ужасного хозяина кишат повсюду. Если вас увидят, то...
      Нельзя сказать, что я добилась больше успеха, чем Эмерсон. Каленищефф лишь сильнее побледнел.
      - Вы правы... - пролепетал он и, не сказав больше ни слова, нетвердой походкой направился к дверям гостиницы.
      - Ха! - довольно пророкотал Эмерсон. - Отлично сработано, Пибоди. Ты помогла мне от него избавиться.
      - Совершенно того не желая. Мы не можем позволить мошеннику благополучно скрыться. Нельзя, чтобы он обманул молодую даму, очередную свою жертву!
      Я хотела было встать, как вдруг Эмерсон схватил меня за руку. Когда я вырвалась из его тисков, перед гостиницей уже стоял тот самый экипаж с красавцами рысаками. Едва молодая дама вышла на террасу, Каленищефф поспешил усадить ее в экипаж. Зеваки, любовавшиеся ее торопливым отъездом, вынуждены были довольствоваться лишь видом изящного зашнурованного ботинка и мелькнувших нижних юбок. Каленищефф взлетел на облучок, отнял у кучера хлыст и с размаху стегнул лошадей. Уличные торговцы и праздный люд бросились врассыпную. Старик, продававший фрукты, замешкался и поплатился опрокинутой тележкой. Апельсины и лимоны запрыгали в уличной пыли.
      Рамсес вскочил, но я покачала головой.
      - Мама, я лишь хотел помочь! Гляди, его апельсины...
      - Не сомневаюсь, что твои намерения благородны, мой милый Рамсес. Они делают тебе честь, но, увы, неизменно приводят к плачевному результату и для тебя, и для тех, кому ты рвешься помочь.
      - Но, мама, шмотри, тот тип...
      Я сдержала горький вздох. Рамсесу уже восемь, а он все еще не избавился от этой неприятной шепелявости. По-моему, он нарочно меня изводит. Я проследила за его взглядом. Рамсес во все глаза смотрел на оборванца, бросившегося на помощь старику, - высокого, хорошо сложенного субъекта в немыслимом халате и оранжевом тюрбане. Подобрав из грязи три апельсина, оборванец довольно умело пожонглировал ими, после чего уронил два к ногам старика, а третий - в складки своего запятнанного одеяния. Разглядеть его лицо я не успела.
      - Следи за своей речью, Рамсес, - сказала я недовольно. - Сколько раз я тебе говорила, не шепелявь!
      - Очень много раз, мама. Прости, что расстроил тебя. Но ты могла заметить, что мне свойственно забываться под влиянием сильных чувств или от неожиданности, как в...
      - Хорошо, хорошо! Впредь будь внимательнее.
      Тем временем торговец узнал Эмерсона, перегнувшегося через перила террасы, и запричитал с удвоенной силой:
      - Господин Эмерсон! О, великий Отец Проклятий, взгляни, что они сделали со старым бедняком! Я разорен! Мои жены будут голодать, дети лишатся крова, дряхлая мать...
      - Не говоря уж о еще более дряхлой бабушке! - подхватил Эмерсон ноющим голосом, словно постигал тонкости разговорного арабского в самых зловонных закоулках каирских базаров. Далее последовали эпитеты, вызвавшие у уличных слушателей взрыв хохота.
      Эмерсон заулыбался. Для него лучшая награда - высокая оценка его вульгарных острот. Кто выступает ценителями, значения не имеет. Бросив в тележку торговца горсть мелочи, он сказал:
      - Купи прабабушке новый наряд, дабы она побольше зарабатывала своей профессией.
      По-моему, замечание было совершенно неуместным, но улица покатилась со смеху. Эмерсон довольно огляделся, словно актер, которому устроили овацию. Почувствовав мой взгляд, он скорчил серьезную мину и гневно воскликнул:
      - Говорил я тебе - не надо здесь останавливаться, Амелия! Разве в приличный отель пустили бы такого типа, как Каленищефф, а? Ноги моей здесь больше не будет! Где этот болван Бехлер?! Герр Бехлер!
      Говорят, у опытных хозяев гостиниц нюх на зреющие неприятности. Еще говорят - но это, скорее, злонамеренные измышления, - что герр Бехлер всегда ждет от Эмерсона каких-нибудь выходок и не спускает с него глаз. Так или иначе, управляющий как по волшебству вырос у нашего столика.
      - Вы меня звали, профессор Эмерсон? - спросил он шепотом.
      - Почему вы шепчете? - осведомился Эмерсон.
      - Чтобы своим примером убедить тебя понизить голос, - подсказала я.
      Герр Бехлер послал мне благодарный взгляд.
      - О чем это ты, Пибоди, черт возьми?! - еще громче заорал Эмерсон. - Я никогда не повышаю голос. Объясните, герр Бехлер, с какой стати вы пускаете в свой отель всяких подлых мошенников, а? Это возмутительно!
      - Вы имеете в виду князя Каленищеффа?
      - Князя?! Ха! Да этот прохиндей не имеет права ни на титул, ни на высокое звание археолога! Он попросту вор и отъявленный мерзавец. Его банду мы с миссис Эмерсон разоблачили в прошлом году...
      - Прошу, профессор, потише! - Бехлер заломил руки. - На нас смотрят. Вас могут услышать!
      - И очень хорошо! Слова для того и предназначены, герр Бехлер, чтобы их слышали!
      - А ведь герр Бехлер прав, Эмерсон, - вмешалась я. - Мы с тобой знаем, что этот человек виновен, но у нас нет доказательств. Мы не вправе ожидать, что герр Бехлер тоже отнесется к нему как к преступнику. Что мне хотелось бы узнать, так это имя несчастной, которую он опекает. С виду она так молода! И куда только смотрит ее мать? Как она позволяет дочери появляться на людях в обществе такого подозрительного субъекта?
      Герр Бехлер колебался, пытаясь сохранить привычную сдержанность, но я-то чувствовала, как ему хочется посплетничать с приятным, понимающим собеседником. То есть со мной.
      - Эта особа - сирота, - начал он. - Возможно, вы о ней слыхали. Она ваша соотечественница - мисс Дебенхэм, дочь и единственная наследница покойного барона Пиккадилли.
      - Наследница... - повторила я в задумчивости.
      - Неудивительно, что Каленищефф вертится около нее, - проворчал Эмерсон. - Нет, Бехлер, мы с ней не знакомы. Нас не интересуют взбалмошные аристократки. Не желаю больше слышать об этой мисс Девоншир или как ее там... Миссис Эмерсон она тоже не интересна: у моей жены нет времени на такую публику.
      - Прекрати, Эмерсон. Герр Бехлер знает, что я никогда не вмешиваюсь в чужие дела. Просто в данном случае мой долг - спасти несчастную, попавшую в беду. Юная леди наверняка понятия не имеет, что собой представляет Каленищефф, и ее следует предостеречь. Если я могу хоть чем-то ей помочь...
      Наконец-то Бехлер получил возможность высказаться.
      - Должен признаться, миссис Эмерсон, что ситуация сложилась щекотливая. Мисс Дебенхэм прибыла в Каир без сопровождения, даже без горничной. Она быстро познакомилась с князем, и их поведение тут же стало скандальным. Вы не первая, от кого я слышу возмущенные слова в адрес этой пары. Как мне ни претит оскорблять британскую аристократку, придется, наверное, попросить мисс Дебенхэм покинуть мою гостиницу.
      Я по его примеру понизила голос.
      - Вы хотите сказать, что они... они...
      - Прошу прощения, миссис Эмерсон. - Бехлер склонился ко мне. - Я вас не расслышал.
      - Наверное, это к лучшему. - Рамсес взирал на меня широко раскрытыми, ничего не выражающими глазами - верный признак, что наш разговор вызывает у него острое любопытство. Я уже давно рассталась с надеждой, будто Рамсес не имеет понятия о вещах, которыми не положено интересоваться в восьмилетнем возрасте, но стараюсь сохранить хотя бы видимость наивности. - Эмерсон, отведи Рамсеса наверх и умой его.
      - Он и так чистый, - возразил Эмерсон.
      - Лишний раз умыться не вредно. Ты ведь знаешь, что сегодня мы ужинаем в "Мена-Хаус". В полнолуние оттуда великолепный вид на пирамиды. Хотелось бы побыстрее там оказаться!
      - Прекрасно! - Эмерсон поднялся. - Только не думай, что я не догадываюсь о твоих планах, Пибоди. Будь осторожнее!
      - Теперь вы можете говорить откровенно, друг мой, - сказала я Бехлеру, избавившись от родственников. - Наверное, Каленищефф и мисс Дебенхэм поселились в одном номере? Не бойтесь меня шокировать.
      Но шокирован был сам герр Бехлер.
      - Что вы, миссис Эмерсон! Как вы могли подумать, что я допущу такое в своей гостинице? У князя собственный номер, и даже не по соседству с покоями мисс Дебенхэм.
      Я позволила себе ироническую усмешку, которую воспитанный герр Бехлер предпочел не заметить.
      - Как бы то ни было, я не могу равнодушно наблюдать, как человек безрассудно катится в пропасть, тем более когда этот человек принадлежит к моему угнетаемому полу. Вечно эти мужчины пользуются нами, женщинами, в своих интересах - себя и мужа я, разумеется, не имею в виду! Нет, помочь попавшей в беду - священный долг любой женщины. Развлекайся сколько тебе влезет, но с соблюдением приличий... Простите, герр Бехлер, это я так, про себя. В общем, я должна поговорить с мисс Дебенхэм.
      Но герр Бехлер уже успел передумать, что меня не удивило. У мужчин всегда семь пятниц на неделе. Чего-то попросив, в самый ответственный момент они вдруг решают, что им этого совсем не хочется. - Я не вполне уверен... забубнил он.
      - Зато я уверена! - Я улыбнулась и ткнула его зонтиком. - Не бойтесь, герр Бехлер. Я буду сама деликатность. Просто скажу, что мсье Каленищефф скотина, вор и, возможно, даже убийца. Полагаю, для мисс Дебенхэм это прозвучит убедительно.
      Герр Бехлер испуганно дернулся.
      - Вы твердо решили? Мне никак вас не переубедить?
      - Никак! - заверила я его.
      Герр Бехлер удалился, качая головой, а я допила чай. Много времени это не заняло, поскольку Рамсес уничтожил все сандвичи.
      К себе в номер я отправилась с намерением помочь Эмерсону переодеться. Этот процесс у него обычно затягивается - до того он ненавидит вечерний костюм. Но в комнатах никого не было. Рамсес с родителем бесследно испарились. Вместе с Бастет. Удивительно, как они сумели проскользнуть мимо меня! Не иначе, воспользовались черным ходом.
      Вернулась троица через час с лишним - Эмерсон в расстегнутом пиджаке и воротничке, Рамсес всклокоченный и грязный, башмаки его оставляли на полу подозрительные зеленые следы. Бастет сидела у Эмерсона на плече и рассеянно поигрывала его галстуком.
      - Так... Похоже, вы наведались на базар, к красильщикам!.. И что вам у них понадобилось?
      - Рамсесу захотелось феску, - ответил Эмерсон, позволив кошке спрыгнуть на кровать.
      - И где же она?
      Рамсес огляделся, словно названный головной убор мог, перемещаясь сам по себе, появиться в комнате раньше его.
      - Сам не знаю! - развел он руками.
      Что тут скажешь?
      - Умываться! - распорядилась я.
      - Хорошо, мамочка.
      Рамсес с благонравным видом удалился в соседнюю комнату, Бастет последовала за ним. Через минуту плеск воды заглушили немузыкальные завывания, которыми Рамсес всегда сопровождает свои омовения. Я повернулась к Эмерсону:
      - Ну как?
      - Нам надо торопиться, Пибоди. Я не собирался задерживаться на базаре, но ты же знаешь, во что всегда превращаются такие переговоры: кофе, обмен любезностями, то да се...
      Он стягивал с себя галстук, пиджак, рубашку и, не глядя, швырял в сторону кровати. Я смиренно подбирала предмет за предметом с полу и отправляла в шкаф.
      - Конечно, знаю. Как раз этому я собиралась посвятить завтрашний день.
      - Теперь такая необходимость отпала. - Эмерсон склонился над умывальником. - Я сам обо всем позаботился. Мы можем выехать в Дахшур завтра рано утром.
      - Завтра утром?
      Эмерсон принялся брызгать над тазом, фыркая, словно огромный пес.
      - До чего же хорошо освежиться! Разве не прекрасно будет снова вернуться в пустыню, Пибоди?
      Песок и звезды, тишина и покой, уединение, никто не отвлекает...
      С одной стороны, я была страшно зла на своего драгоценного супруга, с другой - меня душил смех. Эмерсон весь на ладони, как дитя. К тому же меня всегда отвлекает игра мускулов у него на спине. Я взяла полотенце и помогла ему вытереться.
      - Я вижу тебя насквозь, Эмерсон. Тебе хочется побыстрее увезти меня из Каира. Что ж, я, разумеется, разделяю твой энтузиазм по поводу песка, звезд, уединения и прочего. Но мне еще надо успеть многое сделать, прежде чем...
      - Вовсе нет, Пибоди. Недаром Абдулла и наши люди провели в Дахшуре все лето. Если помнишь, мы решили, что оставлять участок без присмотра рискованно. Не сомневаюсь, что они уже нашли и приготовили для нас подходящий домик и перенесли туда вещи, которые мы оставили прошлой весной в Дронкехе...
      - У нас с Абдуллой разные представления о "подходящем домике". Мне понадобится...
      - Все, что тебе понадобится, можно будет привезти, когда ты на месте разберешься, чего там не хватает...
      Голос Эмерсона звучал хрипло, а словам недоставало обычной для него точности. Я увидела, что он смотрит на меня в зеркало с хорошо знакомым мне выражением.
      - Мне побриться, Пибоди?
      - Обязательно. Ты такой колючий...
      Он обнял меня, прижав вместе с полотенцем к груди и оцарапав мне щетиной щеку.
      - Так мне побриться, Пибоди? - повторил он еще более хрипло.
      - Что ты, Эмерсон... - начала было я, но продолжения не последовало.
      Мало-мальски догадливый читатель меня поймет и простит. Дальнейшее совершенно вскружило мне голову - признаться, с моей головой в таких ситуациях всегда происходит невесть что...
      Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я почувствовала жжение в затылке и невольно оглянулась. В дверях стоял Рамсес, да не один, а с кошкой в руках! Оба наблюдали за нами с любопытством закоренелых бесстыдников.
      - Рамсес! - вскричала я гораздо громче, чем собиралась. - Кажется, ты ухмыляешься?
      - Это улыбка уважения и одобрения, - возразил мой несносный сын. - Мне нравится, когда вы с папой предаетесь подобным занятиям. Пока еще мне трудно объяснить, чем это вызвано. Полагаю, дело в подсознательной потребности в...
      - Рамсес! - гаркнул Эмерсон. Красноречие сына дало ему время отдышаться. - Марш в свою комнату! И закрой за собой дверь.
      Рамсес немедленно исчез, но настроение было уже испорчено. Эмерсон смущенно кашлянул и потянулся за бритвенным прибором.
      - Придется подумать о надзирателе для Рамсеса, - буркнул он. - То есть я хотел сказать, что пора приставить к нему гувернантку...
      - Нет, именно надзирателя! - Я присела за туалетный столик в надежде соорудить из взъерошенных волос подобие великосветского пучка. - Если помнишь, я предлагала взять с собой слугу, но ты воспротивился.
      - Нельзя было разлучать беднягу Джона с невестой, - промычал гуманист Эмерсон, взбивая кисточкой пену в чашке и намыливая щеки. - Ничего, вот доберемся до Дахшура, а там заставим Селима вспомнить его прошлогодние занятия.
      - От Селима и в прошлом году было не много толку. Я помалкивала, чтобы его не обидеть, но с ним Рамсес был совершенно неуправляем. Да что там, вместо того чтобы охранять Рамсеса, Селим превратился в его сообщника! Рамсесу нужен толковый наставник. Пока что у него очень одностороннее образование. Да, он расшифровывает египетские иероглифы так же запросто, как обычный ребенок его возраста читает по-английски, зато у него крайне поверхностное представление о науках, а в истории своей великой нации он вообще ничего не смыслит.
      - Почему? Например, ему не чужда зоология. Он все время подбирает бродячее зверье...
      - Я говорю о физике, астрономии...
      Эмерсон презрительно фыркнул, забрызгав пеной все зеркало.
      - Никак не постигну, какая разница, что вокруг чего вертится - Земля вокруг Солнца или наоборот? Лучше не загружать мозги всякими глупостями.
      - Сдается мне, Эмерсон, ты не сам придумал эту невежественную сентенцию.
      - Несомненно, то же самое тебе скажет любой благоразумный человек. Не беспокойся за образование Рамсеса, Пибоди! Он и так проживет.
      После этого легкомысленного заявления Эмерсон молча провел по щеке зловеще посверкивающей бритвой. Разумеется, я осталась при своем мнении, но решила промолчать, дабы избежать несчастного случая. Только когда бритва оказалась на безопасном от горла моего супруга расстоянии, я с нажимом вопросила:
      - Значит, мы уезжаем завтра утром?
      - Да, если это тебя устраивает, дорогая.
      - Совершенно не устраивает! Сначала мне надо закончить несколько дел...
      Эмерсон возмущенно обернулся и погрозил мне бритвой.
      - Ты имеешь в виду эту дамочку Девоншир?
      - Дебенхэм! Неужели такая уж трудная фамилия? Я действительно хотела дать мисс Дебенхэм несколько добрых советов - тех самых, которые она наверняка услышала бы от своей матушки, будь та жива. Что ж, придется сделать это сегодня вечером.
      - К черту!
      - Поторопись, Эмерсон. В "Мена-Хаус" будет столпотворение: пирамиды при лунном свете - популярное зрелище. - Я сумела-таки собрать непослушные волосы в аккуратный узел. - Но дела, о которых я обмолвилась, - это покупки. Уверена, ты приобрел далеко не все, что мне потребуется.
      - Напрасно ты так уверена. Я даже накупил этих чертовых микстур, примочек и пластырей, которыми ты вечно мучаешь аборигенов.
      - А как насчет чаш для причастия?
      - Причастие?.. Знаешь, Пибоди, я еще готов терпеть, когда ты изображаешь из себя лекаря, но если вдобавок ты займешься причащением и отпущением грехов, я взбунтуюсь. Это идет вразрез с моими принципами: не потерплю у себя под носом нелепых суеверий! Но проблема не только во мне. Что на это скажет англиканская церковь?
      - Все бы тебе шутить, Эмерсон! Ты ведь отлично знаешь, что я хочу заменить те, которые Гений Преступлений украл из церкви в Дронкехе в прошлом году. Деревенский староста был так безутешен, что мое сердце дрогнуло. Раз мы не в состоянии вернуть оригиналы, попробуем хотя бы утешить его новыми. Ты наверняка не приглядел на рынке ничего подходящего?
      - Древнюю религиозную утварь христиан-коптов нелегко найти даже на каирских базарах. Да и зачем зря тратить время? Захватила бы из Лондона комплект тазиков для ванны, и дело с концом.
      Я проигнорировала это нечестивое замечание, ибо давно знакома с презрительным отношением мужа к религии. Но когда он взялся за брюки, я не стерпела:
      - Только не эти драные штаны, Эмерсон! Я приготовила твой вечерний костюм. Ведь твид...
      - ...самый подходящий материал для восхождения на Великую пирамиду, Пибоди! Или ты хочешь, чтобы я испортил свой единственный вечерний наряд?
      - Восхождение на пирамиду? В темноте?
      - Нынче полнолуние, как тебе хорошо известно. При таком освещении с вершины пирамиды Хеопса открывается фантастический вид. Я задумал это как сюрприз для тебя, моя дорогая, но если ты предпочитаешь разодеться в пух и прах, как та юная пассия Каленищеффа, - что ж, изволь... Странно, как дамам в таких пышных юбках удается оставаться на грешной земле. Кажется, малейший порыв ветра - и они взмоют в воздух.
      Его доводы показались мне логичными. Чтобы не воспарить, я решила одеться попроще - в рабочие брюки винного цвета и бело-кремовый жакет в клетку. Ансамбль дополнял мой неизменный зонтик. Без него я шагу не ступлю. Это самый полезный предмет, созданный человеческим гением. В данном случае я собиралась использовать его в качестве трости, так как среди развалин в окрестностях пирамид можно запросто свернуть шею. Тем не менее критику платья мисс Дебенхэм я не могла оставить без внимания.
      - Подобно всем мужчинам, ты, Эмерсон, лишен чувства стиля. Хотя молодая особа, конечно, могла бы одеваться поскромнее. Надо будет узнать, где она...
      Эмерсон прервал меня властным поцелуем, после чего проговорил:
      - Ты обойдешься и без искусственных прикрас, Пибоди. Больше всего тебе идет теперешний легкий наряд, обгоревший нос и волосы дыбом. Еще лучше, когда на тебе вообще нет...
      Я зажала ему ладонью рот, чтобы не прозвучал конец фразы, потому что снова чувствовала жжение в затылке - Рамсес был тут как тут.
      - Теперь я могу войти, папа? - невинным голосом вопросил наш сын.
      - Входи, - разрешила я, отшатываясь от Эмерсона.
      - Что мне надеть, мама? - так же кротко осведомился Рамсес.
      - Пожалуй, черный бархатный костюмчик.
      Лицо Рамсеса редко выражает какие-либо эмоции, однако на сей раз его исказила страдальческая гримаса. Черный бархатный костюм неизменно будит в нем бунтарский дух. Ума не приложу, почему Рамсес его так ненавидит. По-моему, черный бархат в сочетании с кружевным воротником и гофрированной рубашечкой - вполне подобающий наряд для восьмилетнего отрока. Хотя, должна признать, Рамсесу, с его грозным профилем и черными кудрями, больше пошло бы одеяние помужественнее.
      В следующую секунду я представила, во что превратится выходной костюм после карабканья на пирамиду, и разрешила ему одеться по собственному усмотрению. Увы, моя надежда, что Рамсес из духа противоречия выберет черный бархат, не оправдалась.
      Глава вторая
      I
      Гостиница "Мена-Хаус", открывшаяся у самого плато Гиза несколько лет назад, благодаря своему расположению быстро превратилась в одно из популярнейших мест в окрестностях Каира. Снаружи она похожа на старый английский особняк, но внутреннее убранство выдержано в восточном стиле. В ресторане, накрытом высоким куполом и залитом неярким светом, царит атмосфера таинственности и волшебства. Владельцы гостиницы, чета Лок, для большего уюта украсили ресторан старинными раздвижными ширмами.
      Мы оказались единственными, кто явился не в вечерних туалетах, и удостоились неодобрительных взглядов, хотя к столику нас провожал мистер Лок собственной персоной.
      - И чего они так таращатся! - стонал Эмерсон. - Никакого понятия о приличиях! Их что-то смущает в нашем облике?
      - Вы и миссис Эмерсон - известные люди, - тактично отозвался мистер Лок. - Знаменитостей принято разглядывать.
      - Вы, несомненно, правы, Лок, - молвил Эмерсон. - Но с хорошими манерами ваши гости все равно не в ладах.
      Я надеялась увидеться с кем-нибудь из наших друзей-археологов, но никого из них не высмотрела. Только когда настал момент выбрать Рамсесу что-нибудь на сладкое, послышался неуверенный голос, назвавший мое имя. Это оказался молодой археолог Говард Картер*. Он с благодарностью принял мое приглашение выпить с нами кофе. Поприветствовав Рамсеса и воздав дежурную хвалу Эмерсону, мистер Картер объяснил, что прибыл в Каир по делу, но не избежал соблазна полюбоваться пирамидами в полнолуние.
      ______________
      * Английский египтолог, впоследствии прославившийся открытием гробницы Тутанхамона.
      - Только не выдавайте меня профессору Невиллу! - взмолился молодой человек. - Мне не положено отвлекаться от работы.
      - Вы все еще заняты раскопками в Фивах? - спросила я. - Мне казалось, вы уже закончили с храмом Хатшепсут.
      - Там надо еще многое сфотографировать и отреставрировать.
      - Представляю, к чему все это приведет! - не выдержал Эмерсон. - Когда Невилл наконец уймется?! После его возни ни один нормальный человек уже не сумеет представить, как выглядел храм первоначально.
      - Вы говорите, как Питри, мой учитель, - улыбнулся Картер.
      Эмерсон нахмурился. Я догадалась, что он позабыл о вражде между Невиллом и Питри*. Эмерсон никак не мог решить, чью сторону принять, а остаться нейтральным не позволял характер. Как и Питри, он невысокого мнения о профессионализме Невилла, но вслух согласиться с главным своим соперником было выше его сил.
      ______________
      * Питри Уильям (1853 - 1942), английский археолог, начавший систематическое изучение пирамид.
      - Питри - великолепный наставник, - продолжал Картер как ни в чем не бывало. - Я всегда буду ему благодарен. Но с Невиллом он неоправданно суров. Да, иногда Невилл слишком торопится, но...
      Эмерсон не мог больше сдерживаться.
      - Торопится? Неужели он действительно сваливает мусор в старой каменоломне? Если это так, то он - вы уж меня простите - просто набитый дурак! Ведь в каменоломне наверняка есть гробницы. Теперь они завалены тоннами мусора.
      Картер счел за благо сменить тему, за что я была ему очень признательна.
      - Поздравляю с получением разрешения на раскопки в Дахшуре, - сказал он. - Питри удивлялся, как вы этого добились от мсье де Моргана. Сам он неоднократно пытался попасть в Дахшур, но всякий раз неудачно.
      Я старалась не смотреть на Рамсеса, Эмерсон почесывал подбородок и самодовольно ухмылялся.
      - Все, что для этого потребовалось, милый юноша, - немного такта. У Питри масса достоинств, но такта ему недостает. В этом году он, кажется, работает в Саккаре?
      - Нет, там Квибелл, его ассистент, копирует надписи в гробницах, ответил Картер, улыбаясь мне. - Между прочим, в этом году в его группе есть молодые дамы. Придется вам поделиться лаврами с другими представительницами прекрасного пола, миссис Эмерсон. Наконец-то женщины громко заявляют о себе!
      - Браво! - воскликнула я с чувством.
      - Сам же Питри, - продолжил Картер, - отправился в Карнакский храм. Остальные присоединятся к нему чуть позже. Я встречался с ним перед отъездом. Уверен, он передал бы вам поклон, если бы знал, что мне посчастливится увидеть вас.
      Эта вежливость настолько противоречила истине, что мистер Картер при всем старании не мог бы придать ей убедительности.
      - Другой наш сосед - Сайрус Вандергельт. Он тоже часто вспоминает вас, профессор, и миссис Эмерсон.
      - Не сомневаюсь. - Эмерсон бросил на меня подозрительный взгляд. Интерес американца к противоположному полу доставил Эмерсону немало неприятных минут. В любом, даже самом невинном комплименте, сказанном мне посторонним мужчиной, Эмерсон усматривает заигрывание. Что ж, я не тороплюсь его разубеждать: его ревность мне льстит.
      - Говард, почему бы вам не предложить свои услуги Вандергельту? спросила я. - Он славится своей щедростью.
      - Он уже меня звал, - сознался Картер. - Но мне не хочется работать на состоятельного дилетанта, развлекающегося египтологией. Таким, как он, подавай только сокровища и заброшенные гробницы.
      Предложение залезть с нами за компанию на пирамиду Картер отклонил, сославшись на занятость. Простившись с ним, мы пересекли чудесный гостиничный сад и двинулись вверх по склону, в сторону пирамид.
      Не ждите от меня описаний величественного зрелища: у меня не хватит для этого восторженных слов. В небе висел огромный лунный диск, похожий на золотой круг, которым увенчивали цариц этой древней страны. Лунный свет заливал пейзаж, серебря пирамиды и бросая фантастические тени на загадочные черты Сфинкса. Казалось, чудо-зверь снисходительно улыбается при виде людишек, копошащихся у его основания. Песок казался белым, как свежевыпавший снег; здесь и там на него ложились тени разграбленных могил и рухнувших храмов.
      Увы, удовольствие не могло не испортить вторжение горластой мелюзги, карабкающейся на Великую пирамиду с факелами в руках. Ночь оглашалась криками, хотя величайшее чудо света должно бы повергать нечестивцев в благоговейное молчание. Особенно кощунственно звучал один голос, вернее, отвратительный визг:
      - Эй, Мейбл, видишь, куда я забрался?! Видишь?!
      Ответ Мейбл терялся в ночи, зато его с лихвой заменял чей-то презрительный гогот.
      Потом я увидела уже знакомый открытый экипаж, а в нем - мисс Дебенхэм, переодевшуюся в вечернее платье из белого атласа. Голые руки и декольтированная грудь сияли в лунном свете, как слоновая кость, в черных волосах мерцали бриллианты. Каленищефф, неизменный спутник красавицы, являл этюд в черно-белых тонах. Его грудь пересекала лента некоего, скорее всего несуществующего, ордена. Лунный свет скрадывает цвета, поэтому лента казалась черной, как полоса в дворянском гербе, свидетельствующая о незаконнорожденности.
      Я направилась было в их сторону, но Каленищефф хлестнул лошадей, и экипаж запылил дальше по плато.
      - Кретины! - процедил Эмерсон. - Напрасно мы сюда притащились, Пибоди. Я должен был сообразить, что сегодня здесь соберутся все болваны туристы, какие только есть в Каире. Пойдем дальше или вернемся в гостиницу?
      - Лучше пойдем, раз уж мы здесь, - ответила я. - Не отходи от нас ни на шаг, Рамсес!
      Вокруг вовсю старались гиды-самозванцы, торговцы фальшивыми древностями и бродяги всех мастей. Наперебой звучали предложения помочь, показать, рассказать, проводить. Луна заливала беспощадным светом сомнительных скарабеев на грязных ладонях. На каждого туриста приходилось примерно по три непрошеных помощника: двое тянули доморощенного альпиниста-разиню вверх, третий подталкивал его снизу. Помощь такого рода не только не нужна, но и вредна, так как высота блоков-ступеней пирамиды редко превышает три с половиной фута.
      Мы тоже чуть не подверглись нападению, но человек, командовавший помощниками-стервятниками, вовремя узнал Эмерсона и приветствовал его почтительным "Ассалам алейкум", хотя обычно мусульмане здороваются так только с единоверцами. Эмерсон ответил таким же приветствием, но отверг предложение шейха Абу - главаря шайки несносных приставал - затащить нас на вершину пирамиды. Только для Рамсеса мы наняли двоих помощников, я же положилась на Эмерсона.
      Лето я провела, вертя педали велосипеда, копаясь в саду и носясь верхом на лошади, но все равно оказалась не совсем в форме и была рада, когда Эмерсон время от времени подавал мне руку. Снизу казалось, что стены пирамиды усеяны людьми, но это было ложное впечатление. Мы миновали по пути только две группы, расположившиеся на привал. Время от времени до моих ушей доносился голос Рамсеса, затеявшего, несмотря на нехватку дыхания, бесконечный разговор со своими провожатыми.
      Великая пирамида лишилась на каком-то этапе своей истории острия, и теперь его заменяет площадка в тридцать футов. Сейчас там отдыхали на камнях, вернее, пытались отдышаться покорители вершины. Мы обогнули их и остановились на краю площадки.
      Я не впервые штурмовала пирамиду Хеопса, но никогда не делала этого ночью. Оттуда в любое время открывается захватывающий вид, но при свете луны он был поистине волшебным. На востоке серебрилась лента Нила, отороченная пальмами, казавшимися издали черными спичками с жеваными кончиками. Дальше переливался бесчисленными огнями Каир.
      Но наши взоры были обращены к югу, к затерянным среди безмолвных песков древним гробницам на месте некогда могущественной столицы - Мемфиса. Там виднелись два конуса - пирамиды Дахшура, которыми нам предстояло заняться в этом сезоне.
      Я лишилась дара речи - полагаю, от избытка чувств. Этого, возможно, не произошло бы, если бы после подъема у меня не перехватило дыхание, а Эмерсон, тоже расчувствовавшись, не вцепился своими железными пальцами мне в руку. Так или иначе, мы застыли, околдованные магией лунной ночи.
      Не знаю, долго ли мы так простояли - может, десять секунд, а может, и все десять минут. Наконец, более или менее отдышавшись, я обернулась к Рамсесу.
      Но его и след простыл.
      II
      Сначала я решила, что ошиблась. Рамсес - мастер испаряться, но исчезнуть с небольшой площадки на высоте двухсот пятидесяти футов, не вызвав переполоха, даже ему не под силу. Эмерсон обнаружил его исчезновение одновременно со мной.
      - Пибоди! Где Рамсес? - взревел он.
      - Наверное, где-то здесь... - начала я.
      - Я думал, ты за ним следишь. Господи! - Эмерсон запрокинул голову и заорал что было мочи: - Рамсес! Рамсе-ес!
      Имя "Рамсес", особенно если его выкрикивают на вершине пирамиды, не может не привлечь внимание: логично предположить, что призыв обращен не к непослушному английскому мальчишке, а к призраку одного из самых знаменитых древнеегипетских фараонов. Какая-то толстая туристка, отдыхавшая на камнях, свалилась от изумления со своего насеста, другие, наоборот, с возгласами недоумения и тревоги повскакали на ноги. Эмерсон забегал по площадке, заглядывая под камни и под дамские юбки, к вящей тревоге всех присутствующих.
      Мне предложил помощь незнакомый джентльмен, осанистый круглолицый американец со светлыми усами щеточкой и соломенными волосами - их он продемонстрировал, учтиво сняв шляпу.
      - Не пойму, что вы ищете, мэм, - вежливо проговорил он, - но если Калеб Т. Клаузхеймер может быть вам полезен...
      - Я ищу маленького мальчика, сэр.
      - По имени Рамсес? Гром и молния, мэм! Надо же было так назвать сорванца! Сдается мне, здесь действительно сновал какой-то мальчуган...
      Я рассеянно поблагодарила его и бросилась к Эмерсону, пытавшемуся разглядеть что-то внизу.
      - Наверное, он упал, Пибоди... Вот проклятье! Никогда себе этого не прощу. Надо было привязать его к себе веревкой, как я всегда поступал. Надо было...
      - Успокойся, Эмерсон. Не мог он упасть! Это же не отвесная пропасть, мы бы слышали, как он ударяется о ступеньки. Даже Рамсес не сдержал бы крик, если бы с ним произошла такая неприятность. Нет, скорее он почему-то вздумал спуститься, хотя я строго-настрого запретила ему от нас отходить.
      Эмерсон метнулся к северному краю площадки, чтобы еще раз посмотреть вниз. Северная сторона пирамиды была погружена во тьму, но у Эмерсона орлиный взор, не ведающий никаких преград, а сейчас зоркости способствовало еще и родительское горе. До моего слуха донесся его крик:
      - Видишь людей там, слева? Это, часом, не провожатые Рамсеса? Что-то раньше я не видел среди них горбатого...
      Лично я не могла разглядеть ничего, кроме белых балахонов, какие носят все египтяне до одного. С высоты они походили на скользящие пятна лунного света.
      - Не знаю, кто они и что тащат... - проговорила я.
      Выяснилось, что я обращаюсь к пустому месту: Эмерсон уже скакал вниз по огромным ступеням как одержимый. Я устремилась за ним, с каждой секундой отставая все больше.
      Спрыгнув наконец с нижней ступени и уйдя почти по колено в песок, я огляделась. Эмерсона поблизости не оказалось. Я утешилась мыслью, что нашего сына тоже не видно, из чего можно было заключить, что он достиг поверхности плато невредимым.
      Если читателю показалось, что судьба супруга меня заботит больше, чем судьба сына и наследника, то вынуждена признаться, что так оно и есть. Я давно уже перестала переживать из-за Рамсеса. Дело вовсе не в отсутствии материнской привязанности, просто моя норма переживаний исчерпана до дна. К пяти годам на счету Рамсеса было не меньше проделок, чем у большинства людей к пятидесяти, а я затратила на него столько же нервов, сколько другие матери тратят на выводок из дюжины детей. К тому же, должна сказать, - конечно, столь иррациональные соображения можно доверить только личному дневнику, - у меня возникло почти суеверное убеждение, что Рамсес умеет избегать самых чудовищных бед и выходить сухим из самой мокрой воды.
      Не зная, в какую сторону побежал Эмерсон, я выбралась из песка и поплелась наугад - как оказалось, к северо-восточному углу пирамиды. Там не было ни души: туристы и донимающая их египетская братия предпочитают освещенные участки. Внезапно откуда-то из ночи долетел приглушенный расстоянием крик:
      - Ра-амсе-ес!!!
      Черт, Эмерсон ведет поиски в противоположной стороне... Можно было развернуться, но я решила обойти пирамиду, полагая, что рано или поздно мы все равно встретимся, описав круг, точнее, правильный квадрат.
      Пирамиды Гизы - наиболее заметные сооружения, поднимающиеся на плато, но вокруг них немало полузанесенных песком развалин. Когда бродишь в таком месте, тем более ночью, желательно смотреть под ноги, не то обязательно свалишься в пустую могилу или в лучшем случае споткнешься о надгробный камень. Понятно, почему я продвигалась прискорбно медленно. Мысленно я репетировала обличительную речь, которую обрушу на Рамсеса, когда он найдется, - а в этом я не сомневалась.
      Внезапно мне послышалось... точно, перебранка и шум возни. Сначала я не могла определить, откуда доносятся глухие удары и яростные вскрики. Известно, что в сухом воздухе пустыни звуки разносятся очень далеко. Волчком вертясь на месте, я все-таки углядела в ночном сумраке какое-то мельтешение. Смутные силуэты поспешно укрылись за одной из маленьких разрушенных пирамид, едва угадывающихся у подножия Великой пирамиды.
      Я кинулась в погоню, держа наготове зонтик. Разумеется, мне было неведомо, за кем я гонюсь, но если рассуждать логически, то, скорее всего, удирали провожатые Рамсеса, которых он убедил тайком спуститься. У нашего чада всегда найдутся причины для очередного фокуса. Правда, пониманию обычного человека они недоступны.
      Я то и дело падала, что не позволяло развить желаемую скорость. Окружающие предметы сливались в одну темную массу. С трудом выбравшись из очередной ямы, я стала свидетельницей тревожного, но в то же время обнадеживающего зрелища. Неподалеку семенила призрачная фигура в белом, в которой я немедленно признала одного из наших провожатых. К груди человек прижимал какую-то темную ношу. У ноши имелись четыре конечности, и она яростно дергала всеми четырьмя, издавая при этом вполне членораздельные звуки. Не составляло труда узнать голос Рамсеса, который с присущей ему нудной многословностью требовал, чтобы его поставили на землю. На месте мужчины в белом я бы давно устала слушать это нытье, смешанное с нотациями, и выполнила просьбу.
      Со свойственной мне похвальной быстротой я пересмотрела свою прежнюю теорию о причинах Рамсесова непослушания. Стало ясно, что он покинул верхушку пирамиды не по своей воле. Правда, непонятно, как злоумышленникам удалось его похитить, избежав криков и суматохи, но этот любопытный вопрос я отложила на потом. Первым делом требовалось освободить Рамсеса, чем я и занялась: выпрямилась в полный рост и со всех ног рванула за похитителем, воинственно размахивая зонтиком.
      При виде меня похититель так и остолбенел. На его лице был написан невыразимый ужас, бежать он даже не пытался. Мне только и оставалось, что с размаху треснуть его зонтиком по голове.
      Злодей испуганно вскрикнул и схватился обеими руками за голову. Этого я и добивалась: Рамсес рухнул в песок. Сообразив, что тюрбан наверняка смягчил удар, я для верности ткнула похитителя кончиком зонта в солнечное сплетение. Такого маневра он явно не ожидал и повалился навзничь. Я уже собиралась его добить, чтобы избавить от мучений, как вдруг две маленькие руки цепко ухватили меня за лодыжку и дернули. Если бы не мое универсальное орудие, я бы не собрала костей. Опершись на зонтик, я набросилась на любимое чадо:
      - Что ты вытворяешь, Рамсес? Ведь этот негодяй тебя похитил! Это ведь было похищение, правда?.. Если нет, то тебе не поздоро...
      - Я предотвратил поштупок, мамочка, о котором ты бы шама же потом обязательно пожалела. - Рамсес выплюнул песок. - Этот человек...
      По части грамматики и синтаксиса к его речи, как всегда, невозможно было придраться, но эти шепелявые звуки... И песок был здесь совершенно ни при чем.
      - Следи за своей речью, Рамсес, - напомнила я машинально.
      Мой зонтик оказался мощным оружием: поверженный не подавал признаков жизни. Я зорко следила за ним, держа смертоносное оружие наготове. Рамсес тем временем предложил собственную версию случившегося:
      - Этот человек меня не похитил, а спас. Какие-то люди поволокли меня с пирамиды вниз, но он набросился на них, хотя мои похитители были вооружены. У одного был длинный нож, известный под названием "сиккинех", а у другого...
      - Об этом потом. Ты совершенно уверен?.. Впрочем, ошибиться было бы трудно. Но почему ты брыкался? Я бы не действовала так решительно, если бы не испугалась за тебя. Со стороны все выглядело так, словно ты пытаешься вырваться.
      - Просто я хотел, чтобы он позволил мне идти самому, - пояснил Рамсес.
      - Что ж, звучит разумно.
      Я пригляделась к неподвижной фигуре на песке. В темноте было трудно разобрать черты лица, но обонянию темнота не помеха: я уловила сильный сладковатый запах. Выпрямившись, я возмущенно фыркнула.
      - Опиум! Этот человек - наркоман.
      - Для такого предположения есть все основания, - поддержал меня Рамсес со своей дурманящей не хуже опиума рассудительностью. - Он жив?
      - Разумеется, жив!
      - Очень рад. Не хотелось бы платить ему черной неблагодарностью. Что касается его привычек, то нам не должно быть до них дела, тем более ввиду сложившихся обстоятельств...
      Я едва не застонала.
      - Прошу тебя, Рамсес! Тес... Кажется, сюда идет - вернее, несется на всех парах - твой папаша. Будь добр, крикни ему, не то он будет курсировать вокруг пирамиды до скончания века.
      Рамсес подчинился. Вопли Эмерсона, тоскливо повторявшего имя древнеегипетского фараона, мгновенно приобрели утраченную было пронзительность. Рамсес окликнул его снова. Так они орали до тех пор, пока Эмерсон не вырос перед нами и не бросился к своему отпрыску. Раздался несильный хлопок - это из легких Рамсеса разом вышел весь воздух. Зная, что какое-то время к Эмерсону не вернется способность к членораздельной речи, я сосредоточилась на поверженном спасителе Рамсеса.
      Стоило мне наклониться, как в ноздри снова ударил тошнотворный опиумный дух. Подавив отвращение, я стянула с его головы тюрбан, чтобы лучше определить степень ущерба. Раненый зашевелился и закрыл лицо ладонями.
      - Вставайте, - произнесла я ободряюще. - Не бойтесь. Я ударила вас по ошибке. Ребенок поведал мне о вашей храбрости.
      Ответа пришлось дожидаться долго. Наконец из-под тряпок раздался сдавленный голос:
      - Отпустите меня, госпожа. Я ничего не сделал. Мне ничего не надо. Отпустите!
      - Клянусь всемогущим Аллахом, я вам не враг. Наоборот, хочу вас отблагодарить. Позвольте мне взглянуть на вас при свете луны. Вдруг вы ранены? - Человек не шелохнулся, и я нетерпеливо продолжила: - С нами вы в полной безопасности. Вот этот мужчина - великий и знаменитый Эмерсон, Отец Проклятий, а я - его жена, меня еще называют Ситт-Хаким.
      - Я вас знаю, госпожа.
      - Чего же вам тогда бояться? Если вы слышали мое имя, то вам понятен его смысл: госпожа доктор имеет кое-какие медицинские познания и...
      Как и следовало ожидать, последние слова долетели до слуха Эмерсона, который редко упускает шанс поиздеваться над моим стремлением исцелять страждущих. Тем не менее на сей раз он воздержался от язвительных замечаний. Видимо, Рамсес объяснил ему ситуацию и чувство признательности потеснило иронию. Схватив поверженного человека за руку, Эмерсон одним рывком поставил его на ноги.
      - Да пребудет на вас благословение отца спасенного сына... - начал он на сочном арабском, сжимая бедняге ладонь в нещадном пожатии.
      Но продолжить речь не удалось: спаситель сына упал на колени и уронил голову.
      - Вам нет нужды преклонять передо мной колена, - величественно пророкотал Эмерсон.
      - На мой взгляд, папа, это не проявление благодарности, а обморок, деловито подсказал Рамсес. - Я уже говорил, что один из нападавших был вооружен ножом - такие здесь зовутся...
      - Будь я проклят! - удивленно выругался Эмерсон. - Кажется, ты прав, Рамсес. Его пальцы выпачканы чем-то липким... По-моему, это кровь.
      - Раз уж ты в него вцепился, Эмерсон, то хотя бы вытащи на лунный свет, - подсказала я. - Но советую обращаться с раненым поаккуратнее.
      - А ведь верно... - пробормотал Эмерсон. Подхватив раненого под мышки, он оттащил его в сторонку, где было посветлее.
      Здесь уже собрались любопытные. Убедившись, что речь идет о презренном оборванце, европейцы тотчас потеряли к происходящему интерес. Зато египтяне, узнав Эмерсона, столпились вокруг нас, ожидая развлечения. Один обнадежил соседа такими словами:
      - Отец Проклятий - прославленный маг. Вдруг он умеет воскрешать мертвых?
      Сцену предстоящего воскрешения услужливо освещали факелами и фонарями. Шейх Абу подскочил к Эмерсону, чтобы его поздравить.
      - Хвала Аллаху, ваш сын спасен!
      - Именно так, - отозвался Эмерсон. - Но ваших людей хвалить совершенно не за что. Вы у меня еще...
      - Давай не отвлекаться на мелочи, Эмерсон, - вмешалась я. - Поднесите фонарь ближе, Абу. И дайте мне ваш нож.
      В теплом желтом свете керосинового фонаря пятна на рукаве бедняги, казавшиеся раньше чернильными, зловеще заалели. Я отняла у Абу нож и приготовилась разрезать ткань. Замершая в ожидании толпа удивительно напоминала груду тюков с грязной одеждой, свалившихся с телеги.
      - Это великая Ситт-Хаким, - прошептал кто-то. - Сейчас она отрежет ему руку и съест!
      - Отойди, дай посмотреть! - всполошился другой невидимый зритель.
      Ножевая рана обнаружилась между кистью и локтем. К счастью, главные мышцы и кровеносные сосуды не пострадали, тем не менее я потуже наложила повязку. Пациент лежал неподвижно, не размыкая век, но я догадывалась, что он уже пришел в сознание. Догадка подтвердилась, когда я попыталась снять с него тюрбан: он схватил меня за руку, пытаясь помешать оголить голову.
      - Я должна осмотреть ваш череп. Вдруг у вас... Черт, - пробормотала я, переходя на родной язык, - как будет по-арабски "сотрясение мозга от удара зонтиком"?
      - Если такой диагноз существует, я с ним не знаком, - заметил Рамсес, садясь рядом со мной по-турецки. Он принял эту позу с той же недоступной мне легкостью, с какой ее принимают все египтяне, вплоть до дряхлых стариков. Но ты можешь не искать арабский эквивалент, мама: сей джентльмен англичанин.
      - Учтивость - похвальное качество, - ответила я сыну, радуясь, что он в кои-то веки сам умолк. - Однако вряд ли оправданно называть джентльменом этого несомненно честного, но в остальном сомнительного субъекта. Ты сказал, что он англичанин?
      - Самый настоящий. Я подумал так еще вчера, когда он жонглировал апельсинами, выкатившимися из тележки старого торговца. Кельтам присущи характерные черты и телосложение, к тому же щетина на его лице, пусть и потемневшая от грязи, явно рыжая. Если у тебя, мамочка, есть сомнения по поводу моей наблюдательности или познаний в анатомии, то добавлю, что с его губ сорвалось словечко "дьявол", а оно...
      Занудство нашего чада воистину доведет меня когда-нибудь до могилы!
      Тут человек, которого Рамсес причислил к соотечественникам, отчетливо простонал:
      - Дьявол!
      Глаза открылись и оказались синими - но не сапфировыми, как у Эмерсона, а цвета бирюзы, излюбленного камня древнеегипетских ювелиров.
      - Чепуха! - отрезала я, не желая признавать свою ошибку. - Встречаются же берберы с синими глазами и высокими скулами! Эти дети пустыни - очень красивый народ. Жаль, что один из них довел себя до столь плачевного состояния.
      - Зато если бы в том же состоянии оказался представитель несравненной британской расы, это вызвало бы куда больше сожаления, не правда ли? проговорил мой пациент на чистейшем английском и насмешливо улыбнулся. Увы, вынужден вас разочаровать, мэм. Благодарю за участие и прошу отпустить меня обратно в канаву, где такому оборванцу самое место.
      Он попытался встать, но снова рухнул, лишившись чувств. Я воспользовалась его беспомощностью и наконец-то сорвала грязный тюрбан и бурую тюбетейку. Удивляться, почему незнакомец так не хотел оголять голову, не приходилось: среди берберов действительно встречаются голубоглазые, но никак не блондины... Гм... У человека, лежавшего на песке, шевелюра была того золотистого оттенка, что встречается только у северян. Волосы изрядно посеребрила седина, но, вглядевшись в темное от загара и, как верно заметил Рамсес, от грязи лицо, я убедилась, что человек совсем молод. Что за ужасная трагедия вызвала преждевременную седину? Или все дело в разгульной жизни и пристрастии к наркотикам?
      Размышления грубо прервал Эмерсон. Осыпав проклятьями бедного Абу, он пришел в прекрасное настроение. Мой дорогой супруг вообще обожает устраивать разносы.
      - Итак, наш герой - англичанин? Точнее, шотландец... Ничего, Рамсес, он не обидится на тебя за эту маленькую ошибку. - Эмерсон склонился над раненым. - Предлагаю всем вместе вернуться в гостиницу, дружище.
      Джентльмен - а выговор незнакомца свидетельствовал об образованности взирал на нас без всякой признательности.
      - Если вам так хочется отблагодарить меня за услугу, то лучше оставьте околевать в канаве. Туда мне и дорога.
      - Уважаю ваше стремление к независимости, - ухмыльнулся Эмерсон. - Но речь идет не о благодарности, а о должности.
      - Что?!
      От удивления с физиономии молодого человека исчезла недовольная гримаса. Я с интересом смотрела на лицо, отмеченное печатью грусти. Так, тут определенно требуется женское участие. Я уже собиралась сообщить об этом Эмерсону, но он проворно ткнул меня локтем в бок. Не удержавшись на корточках, - терпеть не могу эту шаткую позицию! - я повалилась на бок и, пока с кряхтеньем принимала более достойную позу, Эмерсон развил свою мысль:
      - Я давно ищу сильного и надежного человека, который приглядывал бы за моим сыном. Меня зовут Эмерсон, а эта леди...
      - Я знаю, кто вы такой, сэр.
      - Значит, вы знаете и о том, что миссис Эмерсон - моя коллега по профессии и жена... Ты когда-нибудь встанешь, Амелия? Это очень непрофессионально - валяться на земле, как перевернутый жук! Так вот, из-за нехватки времени она не может уделять Рамсесу достаточно внимания...
      - Действительно, если события этого вечера типичны для юного джентльмена, то за ним нужен глаз да глаз, - слабо улыбнулся незнакомец.
      - События этого вечера не... - Эмерсон запнулся. - Так или иначе, завтра утром мы выезжаем в Дахшур и приступаем к раскопкам. Вы бы оказали нам услугу, если бы согласились продолжить дело, для которого, судя по всему, в высшей степени пригодны.
      Это предложение удивило молодого человека не меньше, чем меня. Его улыбка утратила учтивость.
      - Профессор, вы, должно быть, не в своем уме! Неужели вы доверите сына вероотступнику, бродяге, курильщику опиума и приверженцу гашиша?
      - На сей счет у меня... - вмешалась было я, но тут же прикусила язык, увидев локоть Эмерсона и вспомнив о необходимости сохранять профессионализм.
      - Если вы будете воздерживаться от наркотиков в рабочее время, то я не стану обращать внимания на ваши дурные привычки, - пообещал Эмерсон.
      - Что ж... Почему бы не попытаться? По крайней мере, это что-то новенькое.
      - Итак, возвращаемся в гостиницу, - подытожила я, с облегчением выпрямляясь.
      - Я с вами не поеду, - твердо заявил молодой человек.
      - Это еще почему?
      - Потому что не хочу, - последовал упрямый ответ.
      - Решайте: либо "Шепард", либо катитесь ко всем чертям! - рявкнул Эмерсон, исчерпав терпение. - Значит, вы отклоняете мое предложение, мистер...
      - Зовите меня Немо.
      Эмерсон приподнял брови. Молодой человек предупредил его язвительный ответ словами:
      - Я не отказываюсь, просто до отъезда из Каира мне придется завершить кое-какие свои дела. Я буду у вас в гостинице завтра. Назначьте время.
      - Семь утра.
      - В семь так в семь. До завтра, профессор.
      Не пожелав опереться на мою руку, спаситель Рамсеса самостоятельно поднялся и, не оглядываясь, побрел прочь.
      Мы вернулись к своему экипажу. Среди других конных повозок, поджидавших туристов, не оказалось самой шикарной, принадлежавшей Каленищеффу.
      - Ну, Пибоди? - молвил Эмерсон под шорох колес.
      - Ты о чем, Эмерсон?
      - Что скажешь о новом помощнике? Странно, что ты так долго воздерживалась от комментариев.
      Я бы не воздерживалась, если бы не его сокрушительный локоть.
      - Прекрасная мысль! Я и сама хотела предложить то же самое, но ты меня... э-э... опередил.
      - Неужели?
      - Представь себе. Мы обязаны протягивать руку помощи несчастным, тем более нашим соотечественникам. Уверена, что этот молодой человек пережил разочарование - скорее всего, любовное, потому и пал так низко. Надеюсь, ты не обвинишь меня в хвастовстве, если я напомню, что опыта и здравого смысла мне не занимать.
      - Мои мотивы не столь альтруистичны, Амелия. Просто мне нужен человек для присмотра за Рамсесом, пока мы с тобой... В общем, когда нам не до него. Знаю, ты все равно станешь читать ему нравоучения, призывая отказаться от своих пагубных привычек. Но прошу тебя, Пибоди, не слишком зли его, чтобы он не плюнул и не сбежал! Это все, что я могу сказать. А почему ты помалкиваешь, Рамсес?
      Рамсес откашлялся:
      - Благодарю, папа. Я ждал, что моим мнением поинтересуются: в конце концов, я - самое заинтересованное лицо. Если не принимать во внимание то обстоятельство, что мне не требуется нянька, какого бы пола она ни была...
      - Кажется, совсем недавно тебе понадобилась помощь, - напомнила я. - Ты был так беспечен, что тебя похитили у нас из-под носа!
      Рамсес открыл рот, но Эмерсон, зная не хуже меня о словоохотливости сына, быстро заговорил:
      - Насколько я успел понять из слов Рамсеса и Абу, злоумышленники действовали очень аккуратно. Похитителями были вовсе не провожатые, поднимавшиеся с нами на пирамиду. Абу расспросил своих людей. Оказалось, что их отпустил американец, назвавшийся нашим спутником. Свои слова он сопроводил щедрым бакшишем, чтобы у них не возникло лишних вопросов.
      - Удивительно! Я думала, что это примитивная попытка вымогательства, в худшем случае - проделки Каленищеффа, решившего задержать нас, пока он не закончит какие-то свои подлые делишки.
      - Ты думала неправильно, Пибоди. Каленищефф не посмеет встать на пути у МЕНЯ.
      И Эмерсон оскалил зубы, словно собрался вцепиться негодяю в глотку. Должна сказать, его аргументация выглядела убедительно.
      - Тогда кто же? Кто мог покуситься на Рамсеса, если не... Боже, Эмерсон!
      - Смотри не произноси гадких слов, Пибоди!
      - Именно он, и никто иной! Гений Преступлений!
      III
      Не буду воспроизводить наш дальнейший разговор. Реплики Эмерсона были крайне бессвязны и преследовали одну цель - не дать мне пикнуть. Рамсес, по своему обыкновению, пытался вставить словечко, вернее, пространную тираду, но без всякого успеха. Экипаж уже подкатил к гостинице, а Эмерсон все не мог успокоиться. Я прекратила спор, чтобы не позорить себя криком в гостиничном вестибюле.
      Коридорный сообщил, что в наше отсутствие к нам в номера доставили многочисленные свертки. Эмерсон кивнул и бросил коридорному монетку.
      - Наверное, это мои сегодняшние покупки. Хорошо, что хоть что-то получилось!
      Свертки были свалены в углу. Поверх кучи гордо, как часовой, восседала Бастет. Караульную службу она несла исправно, внушая ужас гостиничной челяди. Суеверные египтяне, учитывая ее сходство с изображениями кошек в древних гробницах и собачью преданность хозяину, подозревают, что дело с нашей Бастет нечисто. Они недалеки от истины: недаром мы дали ей имя древнеегипетской богини.
      Бастет и Рамсес приветствовали друг друга с такой страстью, словно не виделись по меньшей мере год. Однако кусочки жареной курицы, которые наш сын припас для своей хвостатой подружки, были ею высокомерно отвергнуты.
      - Любопытно, - протянул Рамсес, - очень любопытно...
      Спорить с этим было трудно: жареная курица - любимое лакомство нашей кошки.
      - Может, еда отравлена? - предположила я.
      - Тогда мы уже бились бы в агонии, а то и вовсе отправились на тот свет, - язвительно ответил Эмерсон. - Хватит с меня мелодрам! Рамсес, тебе пора спать! А ты, Амелия...
      - Да, Рамсесу и впрямь пора в кровать, вставать завтра ни свет ни заря. Дверь в его комнату придется оставить открытой, мало ли что...
      Эмерсон послал мне взгляд, полный упрека.
      - Дорогая моя Пибоди... - начал он.
      - Ничего не поделаешь, Эмерсон.
      - Что ж... После всех этих приключений твой сон, Рамсес, будет очень крепок. Если ты проснешься и услышишь... В общем, что бы ты ни услышал, не обращай внимания.
      - Даже на самые ужасные звуки, папа?
      - Даже на самые ужасные, сынок. Папа сам разберется.
      - Хорошо, папа. А если ты или мамочка станете звать на помощь?
      Невинный детский вопрос вогнал Эмерсона в краску, как школьника. Мне было забавно, но вмешиваться я не собиралась. Дорогой супруг сам вырыл себе яму, сам в нее свалился - пусть сам и выкарабкивается.
      - Папа все тебе объяснит, дорогой, а я ненадолго отлучусь по одному делу.
      Бронзовые щеки Эмерсона, только что заалевшие от смущения, теперь побагровели от подозрений.
      - Какое еще такое дело?
      - Я скоро вернусь.
      - Пибоди, я категорически запрещаю... - Моя гримаса подсказала Эмерсону, что он выбрал негодный тон. - Я требую, чтобы ты воздержалась от вмешательства в дела, которые тебя не касаются. Уже поздно! Нельзя будить людей среди ночи, дабы прочесть им лекцию об их личной жизни!
      - Раньше я собиралась побеседовать с мисс Дебенхэм с утра. Но ты ведь сам решил уехать из Каира так поспешно и даже не посоветовался со мной. Поэтому я и вынуждена поторопиться.
      Не дав ему ответить, я выскользнула из номера.
      Коридорный, дежуривший перед номером мисс Дебенхэм, сообщил, что она еще не вернулась, поэтому я решила поискать ее в вестибюле и на террасе.
      Было еще не так поздно, как я опасалась, просто вечер оказался чересчур насыщен интересными событиями. Постояльцы отеля потягивали на террасе коктейли и наблюдали за акробатами, заклинателями змей и прочими жуликами, старавшимися изо всех сил. Однако мисс Дебенхэм там не было. Мне показалось, что в толпе "актеров" мелькнул оранжевый тюрбан, но разглядеть молодого англичанина мне не удалось. В конце концов, в грязном оранжевом тюрбане может разгуливать кто угодно.
      В глубоком унынии я решила отложить поиски. Откуда мне было знать, когда вернутся мисс Дебенхэм и Каленищефф и вернутся ли вообще. Во время нашей стычки, о которой я уже вскользь упоминала, Каленищефф похвастался, будто у него в Каире собственное жилище. Вдруг он потащил мисс Дебенхэм туда?
      Но раз так, мой долг и подавно заключался в том, чтобы предупредить юную особу об опасностях, грозящих ее репутации. Да и с Каленищеффым не мешает побеседовать. Я не сомневалась, что, призвав на помощь здравый смысл, угрозы и зонтик, заставлю его выложить правду. После похищения Рамсеса мой материнский долг - выяснить, кто же скрывается за этим фальшивым князем и чего хочет его таинственный хозяин. В прошлом году я уезжала из Египта, полная решимости вывести этого мерзавца на чистую воду. А его наглая попытка похитить нашего сына наглядно показала, что он не уймется, пока не отомстит мне и моей семье. Так что речь шла не только о справедливости, но и просто о самозащите. Непонятно, как Эмерсон умудряется этого не замечать.
      Я устроилась в салоне и написала два письма. Первое, адресованное Каленищеффу, получилось коротким. Сообщив, что хочу как можно скорее переговорить с ним, в конце записки я пригрозила пустить в ход зонтик, если Каленищефф вздумает увильнуть от встречи. Достану негодяя хоть из-под земли. Письмо мисс Дебенхэм отняло больше времени: пришлось объяснить, кто я такая и почему к ней обращаюсь. Объяснение я сопроводила коротким, но убийственным описанием истинной личины Каленищеффа и уверениями, что мы с Эмерсоном стремимся ей помочь. В завершение я призвала молодую особу взяться за ум и сойти с опасной дорожки, в конце которой ее ждет один позор. Чужое безумие всегда заметнее собственного.
      Оставив письма портье, я с чувством выполненного долга отправилась к себе. Я сделала все, что смогла, - по крайней мере, на тот момент.
      В номере горел ночник. Мы завели эту привычку, чтобы отпугивать повадившихся к нам грабителей и убийц. Мой супруг лежал на спине и дышал так размеренно, что я сразу догадалась: он лишь притворяется спящим. Даже когда я заняла свое место на супружеском ложе, Эмерсон не удостоил меня ни разговором, ни иными знаками внимания. Я поняла, что впала в немилость, но нисколько не огорчилась: при малейшем шорохе из нашей комнаты Рамсес сразу забыл бы про сон.
      Вернувшись в отель и прочтя мое письмо, мисс Дебенхэм непременно попытается переговорить со мной до нашего отъезда. Возможность урезонить ее была не потеряна, а только отложена. Предвкушение предстоящей нотации убаюкало меня лучше всякой колыбельной.
      Увы, ожиданиям не было суждено сбыться. На заре нас разбудили отчаянные вопли слуг. В постели мисс Дебенхэм, на окровавленных простынях, был найден труп Каленищеффа. Он был убит ударом кинжала в сердце. Самой мисс Дебенхэм не оказалось ни в номере, ни в гостинице.
      Глава третья
      I
      Солнце уже стояло почти в зените, когда мы сели в поезд, проходивший через Дахшур. Эмерсон кипел, как вулкан перед извержением, однако обвинить в задержке меня он не мог при всем желании. Случившееся смешало планы всех постояльцев отеля. Многих, в том числе и нас, допрашивала полиция.
      - Напрасно ты согласилась разговаривать с этими остолопами! - бурчал Эмерсон. - Полицейские могли бы оставить гостей в покое, убийца все равно испарился из отеля задолго до того, как обнаружили тело.
      - Если ты намекаешь на мисс Дебенхэм, то напрасно: она ни при чем. Я сочла своим долгом втолковать эту истину полицейскому.
      - И зачем, скажи на милость, невиновной прятаться?
      - Господи, ну и недогадлив же ты! Бедняжку похитили убийцы Каленищеффа!
      Эмерсон устроился поудобнее на потертом кожаном сиденье вагона. Справа высились пирамиды, но в данный момент ему было не до них. Мой ненаглядный супруг всегда делает вид, что ему очень досаждают убийства и прочие мелкие помехи, то и дело прерывающие нашу работу, но я-то знаю, что у него чутье настоящего сыщика. После отправления поезда у нас впервые появилась возможность обсудить убийство. В синих глазах Эмерсона светился жгучий интерес.
      - Если согласиться с твоей теорией, Пибоди, то Каленищефф погиб, защищая свою пассию. Нет уж, геройство - это совсем не то, чего я от него ожидал.
      Я кивнула:
      - Да, есть тут небольшое противоречие. Каленищефф был кем угодно, только не героем.
      - Этот господин сам мог быть участником заговора, направленного против молодой леди, - подсказал Рамсес в своей витиеватой манере. - Предположим, целью заговорщиков были деньги, но Каленищефф предал своих сообщников и решил жениться на мисс Дебенхэм. Так он избежал бы необходимости делиться с...
      - Я как раз собиралась предложить ту же версию, - перебила я недовольно. - А ты, Рамсес, лучше смотри в окно. Видишь ступенчатую пирамиду Саккары?
      - Смотрю и вижу. Бастет тоже положительно оценивает открывающийся из окна вид, однако это нисколько не мешает мне участвовать в ваших...
      Я повысила голос:
      - Наверное, мисс Дебенхэм увели силой! Воспитанная англичанка никогда бы не сбежала.
      - Ага, вот только ее поведение доказывает, что воспитания ей как раз и не хватает, - брякнул Эмерсон.
      Я предпочла пропустить эти слова мимо ушей.
      - Будь ее воля, несчастная девушка набралась бы храбрости и осталась. Уверена, что она пришла бы ко мне. Наверняка мисс Дебенхэм прочла мое письмо: оно лежало раскрытым на ее туалетном столике.
      - Это свидетельствует не в ее пользу, - упорствовал Эмерсон. Получается, что вечером она побывала в номере, то есть на месте преступления, а потом исчезла. Полиция утверждает, что девица нашла время переодеться.
      - Откуда им знать, что исчезло из ее шкафа, а? Представь, что ее уволокли прямо в ночной рубашке... Ужас!
      - И протащили в таком виде по коридору, по лестнице, по вестибюлю, вниз с крыльца? - Эмерсон усмехнулся и покачал головой. - Нет, Амелия. Даже твой хваленый Гений Преступлений...
      Он осекся.
      - Вот видишь! - вскричала я. - Ты стремишься обвинить мисс Дебенхэм в преступлении, которого она не совершала, потому что не желаешь посмотреть правде в глаза. Откуда такое упрямство, когда ты сам сталкивался с этим человеком...
      - Поберегись, Пибоди! - тихо пригрозил он.
      - И не подумаю! Кто напал на нас в прошлом году в Мазгунахе? Кто сколотил из жалких могильных воришек засекреченную профессиональную банду? Кто достиг совершенства в изменении своей внешности, представ в роли отца Гиргиса, священника церкви в Мазгунахе?
      Эмерсон отделался гневным сопением.
      - Гений Преступлений! - пискнул Рамсес.
      Эмерсон едва не испепелил родного сына негодующим взглядом, однако тот продолжил как ни в чем не бывало:
      - Полностью разделяю твое неодобрение по поводу этого громкого прозвища, папа, но вынужден согласиться с мамой: трудно назвать его как-то иначе. У нас есть все основания предполагать, что князь Каленищефф порвал со своим хозяином: на это указывает его решение внезапно и тайком покинуть Египет. Я склонен согласиться с мамой и в том, что за попыткой похитить меня стоит все тот же загадочный персонаж. Преступный ум - интереснейший объект для изучения. Не исключено, что этот человек затаил на меня злобу за то, что я - с вашей помощью, конечно, - помешал ему похитить дахшурское сокровище...
      Эмерсон чертыхнулся - в знак согласия с Рамсесом. Пока сын не обрушил на наши головы очередную тираду, я быстро заговорила:
      - Да, Рамсес прав! Его провожатые сказали, что их отпустил американец. Вчера на вершине пирамиды находилось немало туристов. Вполне возможно, что я даже разговаривала с этим американцем! Кто это был, если не сообщник Гения Преступлений?
      - Почему не сам Гений? - Эмерсон собирался съязвить, но перед моей логикой он был бессилен: на лице его отчетливо проступила растерянность.
      - Потому что сам Гений Преступлений притаился у подножия Великой пирамиды! Я даже знаю, кто это. Мы давно решили, что он англичанин...
      - Это уж слишком, Амелия! Даже от тебя я такого не ожидал! - взорвался Эмерсон. - Объясни, зачем ему было устраивать похищение мальчика, а потом его спасать?
      - Не забывай, что Рамсеса спасло мое вмешательство. И мое первое впечатление, что этот человек куда-то его тащит, было правильным. Но, даже будучи поверженным (о своем непобедимом оружии я предпочла умолчать), он нашел убедительную отговорку, проявив недюжинный ум. А вот тебе и главное доказательство, Эмерсон: твой протеже не сдержал обещание и не появился утром!
      Отсутствие таинственного мистера Немо испортило Эмерсону настроение даже сильнее, чем убийство в гостинице. Привычка помыкать окружающими давно превратилась в его вторую натуру. Я вела с ней упорную борьбу, твердо помня, что именно в борьбе обретается счастье.
      - Наверное, его спугнула полиция. При его-то биографии...
      - Дорогой мой Эмерсон, - сказала я снисходительно, - где твоя хваленая логика? Разве ты не видишь, что все факты указывают на мою правоту?
      Супруг мой не нашелся что ответить. Не то что Рамсес. Тот откашлялся и заявил:
      - Прошу прощения, мама, но это не совсем верно. Некоторые факты противоречат твоим утверждениям, а один с ними вообще несовместим...
      Эмерсон с надеждой вскинул голову:
      - Так-так, сынок. Ты что-то заметил, пока находился с тем человеком наедине?
      - Вы с мамой тоже это заметили. Не буду говорить о драке мистера Немо с похитителями - она вполне могла быть разыграна, хотя, должен признать, выглядела очень убедительно, так что если эти люди притворялись, то они талантливые актеры. Могу предложить на выбор несколько причин, зачем Гений Преступлений стал бы устраивать такое представление...
      - Рамсес! - не выдержала я.
      - Хорошо, мама. Как ни занятна твоя версия, ее перечеркивает внешний облик моего спасителя. На человека, известного нам как отец Гиргис, он совершенно не похож...
      - Не забывай, что это непревзойденный мастер менять свою личину, сказала я. - Достаточно избавиться от черной бороды и парика, чтобы...
      - Но как быть с цветом глаз? - возразил Рамсес. - По-моему, цвет глаз вчерашнего англичанина - вернее, как справедливо уточнил папа, шотландца не вызывает у нас ни малейшего сомнения. Они у него синие.
      Удар был жесток. Я, правда, попыталась его парировать:
      - Профессиональные преступники добились успехов, какие не снились самым дерзким ученым. Способ менять цвет радужной оболочки...
      - ...существует, боюсь, только в книжках, - закончил за меня неумолимый сын. - Я специально исследовал этот вопрос и не знаю, как можно перекрасить радужную оболочку.
      Эмерсон злорадно захохотал.
      - Один - ноль в его пользу, Пибоди. Посмотрим, как ты теперь выкрутишься.
      Но признания поражения они от меня не дождались. Я допускала, что пренебрегла такой малостью, как цвет глаз, но это не опровергает главного невиновности молодой англичанки. Что же до англичанина, предавшего свою веру, то если он и не был самим Гением Преступлений, то уж точно его подручным. Интуиция мне подсказывала: подозрительный тип участвовал в похищении нашего сына и мы никогда больше его не увидим - мистера Немо, конечно, а не Рамсеса, пыжившегося перед очередной нескончаемой тирадой.
      II
      В Дахшуре нет железнодорожной станции, однако Эмерсон организовал короткую стоянку поезда посреди пустыни, иначе пришлось бы перевозить наш багаж на ослах. Должна признаться, что никому, кроме моего супруга, машинист не пошел бы навстречу. Только Эмерсон пользуется таким авторитетом: его силе убеждения, увесистым кулакам и мощным голосовым связкам стоит уступить хотя бы из чувства самосохранения. Другие пассажиры, разумеется, принялись жаловаться, но проводники оставили их недовольство без внимания.
      У путей нас уже поджидали. Наши помощники провели на солнцепеке целых пять часов, так как мы не могли их предупредить, что не успели на более ранний поезд. Впрочем, ожидание их нисколько не огорчило - устроившись в крохотной тени, они покуривали и лениво болтали. Типичный египтянин легко мирится с любыми задержками, объясняя их волей Аллаха. Это свойство национального характера выводит из себя европейцев и американцев, особенно последних: они слезно жалуются, что самое распространенное арабское слово "бокра" (завтра). Зато Эмерсон считает, что восточное отношение к жизни куда разумнее нашей вечной суеты. Казалось бы, верное суждение, но сам он почему-то начинает просто выходить из себя, когда рушатся его планы.
      В общем, состав затормозил, и наши славные работники неспешно поднялись на ноги. Стоило им увидеть спускающегося с подножки вагона Эмерсона, как тишину пустыни нарушили пронзительные приветственные вопли, сопровождаемые бурной жестикуляцией. В толпе выделялся ростом и благородной осанкой неизменный "раис" - наш верный помощник Абдулла. Он заключил Эмерсона в дружеские объятия, и его просторный халат затрепетал вокруг моего мужа на ветру, как тайфун. Эмерсон терпеливо выдержал этот натиск и приказал остальным забрать из вагона наш багаж.
      Лично я приняла почтительные приветствия Абдуллы довольно рассеянно, поскольку именно в этот момент углядела в толпе работников человека, назвавшегося накануне мистером Немо, то есть Никем.
      Молодой человек не пытался скрыться. Все в том же рваном халате, он наблюдал за нами, с невозмутимым видом сложив руки на груди. Правда, голова его сегодня была обнажена и на солнце пылала золотом.
      Заметив мой интерес к рыжему новичку, Абдулла сказал:
      - Надеюсь, я не совершил оплошность, позволив этому человеку здесь находиться, госпожа? Выглядит он как последний бродяга, но утверждает, что его нанял Эмерсон. Потом мы поняли, что это англичанин, так что...
      - Все в порядке, Абдулла, - успокоила я его. Так вот зачем молодой человек снял тюрбан! Иначе наши верные люди прогнали бы его в шею. Я испытала облегчение, потому что сперва представила себе более варварскую процедуру опознания немусульманина.
      - Доброе утро, миссис Эмерсон, - сказал Немо, подойдя ко мне. - Вернее, добрый день. Я как-то отвык от английской вежливости.
      Он еще позволял себе сарказм! Его безупречное произношение и поклон (так как снять с головы было уже нечего) свидетельствовали о знакомстве с хорошими манерами. Немо даже побрился. Признаться, в выбритом состоянии его физиономия вызывала симпатию, но я, конечно, не забыла, что подозреваю его в преступном двуличии. Неудивительно, что поначалу я приняла мистера Немо за бербера: высокие скулы, ястребиный нос, широкий лоб и тонкие губы - типичные признаки коренных жителей Северной Африки. Впрочем, такой тип встречается где угодно...
      - Как ваша рука?
      - Лучше не вспоминать. - Ответ прозвучал вполне вежливо, но лицо молодого человека тотчас замкнулось. Он явно не желал обсуждать эту тему.
      - Я вынуждена помнить о вчерашнем, чтобы разобраться, годитесь ли вы для исполнения обязанностей, которые вам собираются поручить, - возразила я. - Никто в моей экспедиции не вправе страдать от недуга, который я не в силах исцелить. Это относится и к ослам, Абдулла.
      - Конечно, госпожа, - почтительно отозвался Абдулла. - Мы вымыли ослов.
      - Прекрасно. Как видите, мистер Немо, я забочусь о вас так же, как заботилась бы об осле, тем более что вы изрядно напоминаете это животное. Если вы не готовы к такому обращению, ступайте себе подобру-поздорову.
      В синих глазах Немо что-то мелькнуло - то ли веселье, то ли обида. Наверное, он с самого утра воздерживался от наркотиков, иначе его глаза не были бы такими незамутненными.
      - Хорошо, миссис Эмерсон, я докажу, что справлюсь со своими обязанностями. Думаю, лучше приступить к ним немедля. Как я погляжу, юный Рамсес вот-вот будет расплющен ящиком, который пытается тащить. Ноша для него слишком велика.
      С этими словами Немо ретировался. Казалось, что он вышагивает не спеша, но на самом деле передвигался молодой человек с удивительной стремительностью. К Рамсесу он подоспел очень вовремя: тот уже собирался рухнуть на песок под тяжестью непосильного груза.
      - Ну, что ты о нем думаешь, Абдулла? - спросила я.
      Я знаю Абдуллу много лет и очень уважаю. Мужчина он видный, ростом почти с Эмерсона. Несмотря на совершенно белую бороду, сил у него, как не у всякого молодого. Эмерсон лично обучил Абдуллу и его людей методам раскопок, так что многие из них заткнули бы за пояс иных европейских археологов. Бригаду Абдуллы кое-кто с радостью переманил бы к себе, но работники слишком преданы Эмерсону - надеюсь, и мне тоже. Абдулле я без раздумий доверю свою жизнь. Эмерсон доверял ему нечто еще более ценное - свои раскопки. Доказательство большего уважения трудно вообразить.
      Единственной слабостью славного Абдуллы, не считая внушительной коллекции жен, является неистребимое суеверие. Он свято верит в ифритов и демонов, хотя мы неустанно ему доказываем, что за сверхъестественными явлениями обычно стоят простые двуногие, склонные к негодяйству.
      Главный предмет гордости Абдуллы - непроницаемость, никогда не покидающая его физиономию. В тот день он будто специально демонстрировал нам эту свою особенность. Едва шевеля тонкими губами, Абдулла важно ответил на мой вопрос:
      - Я не позволяю себе думать, достопочтенная госпожа, пока это не потребуется мне самому или Эмерсону.
      Сообразив, что гордость нашего друга задета, я мягко сказала:
      - Мы поручили англичанину приглядывать за Рамсесом не потому, что нас не устраивает твой сын Селим. Просто Селим - слишком ценный работник, чтобы превращать его в няньку. К тому же англичанин нуждался в помощи.
      Абдулла улыбнулся:
      - Понимаю, госпожа. Помощь ближнему - дело, угодное Аллаху. Все знают, какое у вас доброе сердце. Только известно ли госпоже, что этот человек курильщик опиума?
      - Я собираюсь случить его от этой недостойной привычки.
      Абдулла разгладил свою шелковистую бороду.
      - Сделать это непросто. Но если кто и способен исправить неисправимого, так это вы, госпожа.
      - Спасибо, Абдулла. Ты уж объясни все Селиму, чтобы не расстраивался.
      - Нет, госпожа, - сказал Абдулла задумчиво, - Селим не расстраивается.
      - Вот и славно. Я хотела узнать, не встречал ли ты этого англичанина раньше. Подумай хорошенько.
      Но от Эмерсона приказа думать не поступало, а сам Абдулла не собирался себя утруждать, поэтому ответ прозвучал незамедлительно:
      - Нет, госпожа, не встречал.
      Вспомнив события не такого уж далекого прошлого, я сообразила, что Абдулла не мог созерцать Гения Преступлений в его последней ипостаси, ибо был усыплен и пропустил самое интересное. Зато он неоднократно наблюдал Гения Преступлений в облике отца Гиргиса.
      - Ты уверен, Абдулла? Помнишь священника из Дронкеха?
      - Как же мне его забыть! Ведь он...
      И Абдулла застыл с разинутым ртом и вытаращенными глазами. Потом его плечи задергались, из горла вырвалось клокотание, словно на него накинули удавку. Не будь у меня опыта, я бы приняла это за приступ веселья. Но опыт у меня был, и богатый. Поэтому я поспешила его успокоить:
      - Тревожиться пока не о чем, Абдулла. Но я рада, что ты тоже проявил проницательность и разглядел негодяя, как он ни старался замаскироваться...
      - Нет-нет! - Абдулла пришел в себя. - Вы неправильно меня поняли, госпожа. Просто я закашлялся, - наверное, пыль попала в горло. Неужели меня подводит слух или с возрастом начинает хуже соображать голова? Уж не хотите ли вы сказать, что этот англичанин - тот самый человек, который...
      - Напомни мне, чтобы я дала тебе микстуру от кашля. Но уши у тебя, Абдулла, в порядке, как и голова. Не то что у этого зарвавшегося субъекта, потерявшего всякую осторожность... Заметь, Абдулла, я не называю имен.
      - Невозможно, госпожа! Это совершенно разные люди.
      - Огромная черная борода и длинные черные волосы были фальшивыми...
      - А глаза, госпожа? Священник был черноглазым, а этот голубоглазый.
      Напрасно я понадеялась на проницательность Абдуллы. Да и что взять с мужчины?
      - Сейчас у меня нет времени на подробные объяснения. Просто понаблюдай за ним, Абдулла. Лучше пусть он останется с нами, под присмотром, чем исчезнет в пустыне и снова начнет плести против нас заговоры. Главное, не доверяй ему.
      - Слушаю и повинуюсь, госпожа, - ответил Абдулла, недоверчиво кривя рот.
      - Я на тебя полагаюсь, Абдулла. Прости, не могу больше стоять без дела.
      Ослы уже были навьючены, но перед отправлением нужно поприветствовать каждого работника отдельно, чтобы никто не обиделся. Все они были нашими старыми знакомыми, в большинстве - сыновьями Абдуллы (я уже упоминала о его редкостной плодовитости). Самый юный его отпрыск - пятнадцатилетний Селим, ни дать ни взять древнегреческий красавец на вид. Я поздравила юнца с недавней женитьбой, хоть и не одобряю восточный обычай столь рано подвергать молодежь невзгодам супружества. После поздравлений я объяснила Селиму, что нашла для Рамсеса другого телохранителя.
      Селим отвечал, что совсем не возражает против этой замены. Возможно, он и огорчился, но заметить это было трудно. Юноша помог мне забраться в седло и некоторое время шел рядом, со смехом вспоминая Джона - нашего лакея, сопровождавшего нас годом раньше. Джон был тогда самым популярным персонажем в экспедиции, и Селим порадовался за него, узнав, что и он успел жениться. Не исключено, что я спутала радость со злорадством собрата по несчастью.
      Наш маленький караван устремился по тропе, ведущей в западном направлении. После разлива Нила на полях лежала смрадная, зато чрезвычайно плодородная черная грязь, из которой уже проглядывали зеленые росточки. Путь лежал вдоль насыпи, ограждающей поля, в направлении деревни Меньят-Дахшур туда, где обрабатываемые земли резко сменяются безжизненными песками.
      Возглавлял караван, как водится, Эмерсон, взгромоздившийся на крохотного ослика. Если бы он выпрямил ноги и встал, они с осликом вышагивали бы на пару. Но Эмерсон не замечал этой вопиющей несообразности: в такие минуты он воображает себя рыцарем на могучем скакуне, ведущим в бой несокрушимое войско. Было бы попросту бесчеловечно портить ему удовольствие замечанием, что мужчина шести футов ростом выглядит верхом на осле на редкость потешно.
      Следом за предводителем ехал Рамсес, оживленно болтавший с Немо. Тот отказался от скакуна и просто шагал рядом, то и дело забегая вперед и останавливаясь. Я была бы не прочь узнать, о чем они беседуют, хотя для Рамсеса обычно важна не тема, а сами разглагольствования.
      Впрочем, караван привлекал мое внимание недолго: вскоре я увлеклась открывшейся взору картиной. На горизонте высились две огромные каменные пирамиды. Лучи полуденного солнца отражались от их известковых граней, так что пирамиды казались облитыми жидким серебром. Обе принадлежат к числу древнейших погребальных сооружений Египта, построенных даже раньше прославленных пирамид Гизы. Та, что повыше, уступает в высоте только пирамиде Хеопса. Раскопки мсье де Моргана доказали, что ее возвел фараон Четвертой династии Снефру. Мы с Эмерсоном давно об этом догадывались.
      Что до второй каменной пирамиды, то имя ее строителя до сих пор неизвестно. Это как раз та загадка, которую мы намеревались разрешить предстоящей зимой. Но, помимо этой загадки, вторая каменная пирамида таит множество других. Слишком велико ее отличие от всех прочих пирамид. Взять хотя бы своеобразие очертаний. Угол наклона ее граней непостоянен: в нижней части он равен приблизительно пятидесяти четырем градусам, а в верхней, если меня не подводит память, - сорока двум градусам пятидесяти девяти минутам. Поэтому пирамида наречена "Ломаной". Чем объяснить эту странность? И в чем причина зловещих сквозняков, которые свищут в ее темных и душных коридорах?
      Но еще сильнее меня завораживают внутренние казематы пирамид. Непроглядная тьма, безмолвие, духота, хлопанье крыльев летучих мышей - все это приводит меня в восторг, который нельзя сравнить ни с чем. Я поклялась, что проведу внутри Ломаной пирамиды много блаженных часов, чтобы найти источник то и дело возникающих в ее проходах порывов ветра.
      Увы, на помощь Эмерсона рассчитывать не приходилось. Он понимает мою страсть к пирамидам, но не разделяет ее и пренебрежительно относится к теории о потайных отверстиях и камерах внутри Ломаной пирамиды. И не обращает внимания на мои уверения, что я сама чувствовала загадочные сквозняки.
      "Это все летучие мыши, Пибоди! - твердит он. - Стая летучих мышей дружно хлопает крылышками и гасит твою свечку. Хорошо, что у тебя такое богатое воображение, это одно из твоих наиболее симпатичных качеств. Но..."
      Эмерсон - чрезвычайно упрямый египтолог: если что-то вобьет себе в голову, то его абсолютно бесполезно переубеждать. Оставалось надеяться, что он почувствует открытый мною феномен на собственной шкуре. Ради этого я даже была готова надолго - пока не потянет сквозняком - сделать его узником пирамиды.
      Своей задачей на предстоящий сезон он поставил узнать имя строителя Ломаной пирамиды. В пирамидах Шестой династии погребальные камеры покрыты надписями, позволяющими идентифицировать их владельцев, однако более ранние захоронения почему-то напрочь лишены надписей как снаружи, так и внутри. Узнать имена царей, для которых эти пирамиды возводились, можно только из находок в окрестных развалинах.
      * * *
      Путь наш лежал мимо деревни - домиков с плоскими крышами, мечети с минаретом, пальм и тамарисков. Мне не терпелось увидеть жилище, которое подобрал для нас Абдулла. Я готовила себя к худшему. Когда я познакомилась с Эмерсоном, он проживал в каменной гробнице. Опыт доказывает, что мужской пол вообще придерживается своеобразных стандартов по части удобств и чистоты. Зато в прошлом сезоне наше жилище в Мазгунахе - заброшенный древний монастырь - заслуживало всяческих похвал. Я сумела создать там необходимый уют. Увы, хотя Мазгунах и находится всего в нескольких милях к югу, мы не могли себе позволить дважды в день преодолевать это расстояние, теряя драгоценное время и силы.
      Но как ни умеренны были мои ожидания, прибыв на место, я испытала разочарование. Жить нам предстояло на краю деревни, можно сказать уже в пустыне. Утоптанный двор окружала глинобитная стена. Во дворе теснились постройки, достойные именоваться в лучшем случае хижинами и сараями. Одна из них как будто претендовала на звание дома, хотя это, конечно, чересчур громко сказано. Стены одноэтажного строения были сложены из "кирпичей", вылепленных (лучше не гадать из чего) прямо на месте строительства и скрепленных грязью вместо раствора. На плоской крыше громоздилась какая-то рухлядь, - скорее всего, сгнившие ширмы. Судя по состоянию окружающей двор стены, ее пытались впопыхах подновить, причем не успевшая высохнуть штукатурка свидетельствовала, что эти тщетные попытки были предприняты совсем недавно.
      Абдулла оказался на месте раньше меня. Я застала его за беседой с Эмерсоном, но египтянин притворился, будто не замечает меня. Пришлось похлопать его по плечу.
      - Вы уже здесь, госпожа? - удивился Абдулла, словно надеялся, что я потеряюсь по пути. - Видите, какой хороший дом? Я даже велел подмести все комнаты.
      Да, за такой подвиг полагается орден - не знаю уж, какими орденами награждают в этой стране самоотверженных подметальщиков. Упрекать Абдуллу было бессмысленно: он сделал все, что мог, хотя, по моим понятиям, не сделал почти ничего. Эмерсон вряд ли его превзошел бы.
      Я заранее знала, что мне придется в буквальном смысле засучить рукава. Работа нашлась всем. Одни натаскали воду из колодца, благо он оказался совсем рядом; другие продолжили штукатурить самые безобразные участки стены, третьи щедро посыпали помещения порошком Китинга - самым сильным из всех дезинфицирующих средств.
      Дом был разделен на четыре комнатушки, но мне хватило одного взгляда на узкие высокие окна и земляные полы, чтобы убедиться, что на роль спальни не годится ни одна. Это означало, что нам придется ночевать на крыше. После того как оттуда были сброшены остатки старых ширм, крыша приобрела довольно симпатичный вид, не то что тюремные камеры, почему-то именуемые комнатами.
      Двум камерам все-таки нашлось применение: там предстояло жить Рамсесу и мистеру Немо. Последний мигом перестал ухмыляться, получив от меня швабру.
      К вечеру дом стал более или менее пригоден для жилья. В деревне были приобретены новые ширмы для крыши и прочие необходимые мелочи. Но передохнуть было некогда: к нам шли и шли гости с "подарками" - яйцами, молоком, хлебом, цыплятами, - за которые почему-то ожидали платы.
      В сумерках я наконец велела затворить тяжелые деревянные ворота и впервые за день перевела дух. Любопытство деревенских жителей - понятная вещь, но постоянное хождение взад-вперед могло впоследствии привести к исчезновению ценных археологических находок, ждать которые оставалось уже недолго.
      Одним все же дом был хорош: с веранды открывался вид на пирамиды. За ужином мы наслаждались их силуэтами на фоне волшебного заката - одной из главных приманок этих мест. Трапеза происходила на свежем воздухе. Свежим его, конечно, можно было назвать только с большой натяжкой из-за сильного аромата, издаваемого незаменимой вьючной скотиной, то есть ослами, но в доме воняло еще сильнее - чудодейственным порошком Китинга.
      Немо принял мое приглашение поужинать с нами, но не потому, что ему нравилась наша компания, просто египтяне дали понять, что возражают против его присутствия. За стол он все же не сел, устроился прямо на земле, подоткнув под себя полы измызганного халата. Ел не вилкой, а руками, а потом вытер их о собственное одеяние. На первый раз я смолчала, хотя уверена, что мистер Немо проделал все это намеренно - чтобы меня позлить.
      Сперва разговор не клеился. Эмерсон строил планы на завтрашний день. Немо старательно скрывал от нас остатки воспитанности, даже я от утомления больше помалкивала. За всех разглагольствовал Рамсес. Наш сын - неугомонный говорун, предпочитающий именно монологи. Сначала он в красках описал повседневную жизнь наших работников: свадьбу Селима, развод Абдуллы, рождение близнецов у Юсуфа и появление трехголового козленка в соседней деревне (такие чудеса всегда случаются в соседней деревне, а рассказывают о них надежные люди, с которыми, увы, никто лично не знаком).
      Затем Рамсес перешел от частностей к обобщениям и вкратце, то есть за какой-то час, поведал о деятельности Абдуллы и его бригады в Дахшуре на протяжении лета. Обычно я спешу заткнуть Рамсесу рот, но сейчас не стала его перебивать, потому что увлеклась возней в доме и пропустила все новости.
      Мы бы не удивились, если бы узнали, что на нашем участке успели порыться воры. Прошлой зимой банда профессиональных грабителей под предводительством загадочного субъекта, которого я то и дело поминаю, попыталась было обчистить захоронения рядом с пирамидами. Мы сорвали их замысел, но я опасалась, как бы в наше отсутствие мошенники снова не нагрянули. Схожие замыслы вынашивали и деревенские воры-любители - если только можно назвать любителем египетского кладбищенского вора. Крестьяне промышляли этим делом из поколения в поколение с самых фараоновых времен, так что многие из них дадут фору по части нюха на потайные склепы иному археологу-профессионалу. Из-за бедности и отсутствия национальной гордости после многовекового турецкого господства египтяне считают себя вправе поживиться за счет сокровищ предков.
      Тем не менее Абдулла утверждал, что на нашем участке обошлось без незаконных раскопок. Он и сыновья по очереди несли караул, специально наведываясь сюда из родной деревни к югу от Каира.
      Рассказу Рамсеса не было видно конца, но Немо, как я заметила, слушал его с возрастающим интересом, не то что предшествовавшую хронику феллахской жизни. Наконец я решила вмешаться:
      - Вижу, вас заинтересовала деятельность грабителей гробниц, мистер Немо. Разве вы не знали, что в Египте это распространенный промысел?
      - Об этом узнаешь, даже если провел в Каире пару дней, - ответил он безмятежно. - Там все торговцы древностями продают краденое.
      - А сами вы не испытывали соблазна этим заняться?
      Улыбка Немо была такой же нахальной, как и его ответ.
      - Чтобы копать, надо прикладывать усилия, миссис Эмерсон, а я принципиальный противник физического труда. Что касается подделок, то я загнал невежественным туристам уйму фальшивых скарабеев. Их изготовлял один мой знакомый умелец.
      Упоминание о скарабеях вывело Эмерсона из задумчивости. Я думала, он заклеймит нахала позором, но он лишь сказал:
      - Мне фальшивок лучше не подбрасывать, Немо. Не пакостите на моем участке! Меня не проведешь.
      - Я бы и не стал рисковать, профессор.
      - Так-то лучше. Кстати, об участке: я бы не прочь прогуляться и освежить в памяти, где тут... Словом, что здесь к чему. Составишь мне компанию, Пибоди?
      Причин согласиться было предостаточно, хотя хватило бы и одной многозначительной улыбки Эмерсона. Совсем скоро пустыню должна была осветить луна, а каждый грамотный британец помнит учение национального поэта Шекспира о том, зачем нужны лунные ночи. Однако я знала, что даже самое верное учение не всегда применимо. За нами обязательно увязался бы Рамсес, а у меня не было повода ему отказать - не загонять же его в постель в такую рань? Компания же нашего сына лишала прогулку смысла.
      Конечно, я не могла привести свои доводы вслух, поэтому воспользовалась другим, совершенно несокрушимым:
      - Как ты можешь предаваться праздности, Эмерсон, когда у нас впереди столько дел? Надо еще распаковать вещи, привести в порядок твои бумаги, собрать аптечку...
      - Проклятье! - закончил за меня Эмерсон. - Что ж, полагаю, ты обойдешься без меня.
      - Мне как раз очень помогло бы твое...
      - Нет, я лучше прогуляюсь. Идем, Рамсес.
      - Спасибо, папа. Я надеялся, что ты меня позовешь, но собирался попросить разрешения, даже если бы ты не нашел нужным...
      - Твои надежды оправдались, - подытожил Эмерсон.
      Немо встал с земли.
      - Вы нам без надобности, - сказал ему мой учтивый муж. - Я сам пригляжу за Рамсесом.
      - Я бы предпочел... - начал Немо.
      - Зато мне вы нужны позарез, - встряла я.
      - Но, профессор...
      - Миссис Эмерсон, в отличие от меня, готова найти вам применение, молодой человек. "Делу время, потехе час" - вот ее девиз. - И Эмерсон прожег меня взглядом.
      Немо снова шлепнулся на землю и сердито насупился. Я дождалась, пока мое семейство скроется за глинобитной стеной, и сказала с задумчивым видом:
      - Я бы не отказалась от глоточка виски, а вы, мистер Немо?
      От неожиданности он разинул рот.
      - Прошу прощения?
      - Загляните в дом. На столе найдете бутылку и рюмки. Принесите, будьте так добры.
      Он послушался. Я наполнила рюмки, чувствуя его удивленный взгляд.
      - За Ее Величество! - сказала я, поднимая рюмку. - Храни ее Господь!
      - За королеву... - отозвался он растерянно и тоже поднял рюмку.
      Курильщики опиума обычно не могут похвастать аппетитом. Съел Немо очень мало, и спиртное подействовало на него почти мгновенно. Как я и надеялась, ритуал, которому привержены англичане обоих полов, сказался на нем благотворно: ему сразу опротивело сидеть на земле, и он взгромоздился на стул.
      - Я не пробовал виски уже много месяцев, - пробормотал он.
      - Хорошее виски - лучшее лекарство! - заявила я. - Ничто так не лечит усталость и легкие нервные расстройства. Разумеется, неумеренные возлияния я не одобряю, но почему не выпить немного в приятной обстановке? Разве это сравнится, например, с опиумом?
      Немо опустил голову:
      - Так я и знал! Избавьте меня, пожалуйста, от нотаций, миссис Эмерсон. Не надо зря тратить свое и мое время.
      - Мы еще не обсудили условия вашего найма. Не надейтесь, что я позволю вам услаждать себя наркотиками во время работы. Охрана Рамсеса требует неусыпного внимания и неутомимой энергии.
      Молодой человек опустил голову еще ниже:
      - У меня не осталось ни того, ни другого.
      - Глупости! Вчера вечером эти качества у вас еще были. Когда вы успели их растерять? Я ведь не требую от вас полного отказа от пагубного пристрастия. Просто воздерживайтесь от наркотиков, пока сторожите Рамсеса. Или это невозможно?
      Немо промолчал, но мне показалось, что он подобрался. Я продолжила убедительным тоном:
      - Один день в неделю вы будете свободны. Это, конечно, неслыханный либерализм, но я известна своей щедростью. В выходной можете хоть целый день пребывать в трансе, хоть мычать, уподобившись животному, если иначе вам нельзя, но в остальное время извольте оставаться человеком. Я с радостью выделю любое количество виски, если это...
      Я не договорила: его плечи задергались, в горле клокотало рыдание. Как трогательно! Выходит, я разбудила в этом бродяге чувство собственного достоинства. Он пал не так низко, как я опасалась, и его еще можно возродить, отучить от губительной привычки и вытащить из сетей Гения Преступлений! Это было бы замечательным достижением, настоящим подвигом. А на подвиг я готова денно и нощно.
      Пока я предвкушала подвиг, Немо поднял голову. Лучи заходящего солнца еще больше заострили его черты, на щеках блестели слезы.
      - Миссис Эмерсон... - Он так расчувствовался, что больше ничего не смог сказать, только сделал глубокий вдох. Не знала, что в такую худосочную грудь может поместиться столько воздуха. Вот как я действую на людей!
      - Я все понимаю, мистер Немо! Больше ничего не говорите. Вернее, скажите одно: что постараетесь.
      Он молча кивнул.
      - Может, еще виски? - предложила я, берясь за бутылку.
      Такого великодушия мой пациент не ожидал. Вскочив с протяжным стоном, он скрылся в доме.
      Пришлось мне выпить еще рюмочку в одиночестве. Согласитесь, я заслужила награду: сеанс внушения прошел лучше, чем можно было предположить. Размышляя о судьбе молодого человека, я упустила из виду повадки крупных преступников: они завлекают в свои подлые сети богатых и бедняков, грешников и праведников. Неискушенный Немо совершил, как видно, какой-то вполне невинный проступок и стал жертвой шантажа ГП (не твердить же все время "Гений Преступлений", тем более что я не слишком верю в его гениальность!). Теперь цель бедолаги Немо - вырваться из капкана и вернуться в порядочное общество.
      Увлекшись этими приятными размышлениями, я не заметила, как короткие сумерки сменила лунная ночь. Из хижины, где обитали наши работники, доносился смех. Я вспомнила, что меня ждут дела. Что ни говори, а мечтать о спасении заблудших куда интереснее, чем хлопотать по хозяйству...
      Комнату попросторнее я превратила в гостиную и одновременно в кабинет. Поставила в ней раскладные кресла, печурку, пол застелила разноцветными восточными ковриками. Оставалась сущая мелочь: распаковать полдюжины ящиков. Начать следовало со своей аптечки, так как уже на заре к нашим дверям потянутся страждущие. В этом краю, вдалеке от больших городов, с докторами знакомы смутно, а о больницах вообще не слыхивали, поэтому в деревне любого европейца принимают за врача. Этой деревне повезло: сюда нагрянула я.
      Вскоре с прогулки вернулись Эмерсон с Рамсесом и стали наперебой рассказывать об участке. Я быстро прервала их словоизвержение, не найдя в нем никакого смысла, и отправила Рамсеса спать. Бастет засыпать не собиралась, но не стала возражать, когда Рамсес снял ее с ящика, который она обнюхивала, и унес к себе.
      - Опять виски, Пибоди? - свирепо вопросил Эмерсон. На дне бутылки действительно еще осталось примерно на полрюмки. - Сколько ни пугай тебя вредом спиртного, все как об стену горох!
      - На сей раз не стану винить тебя за попреки. Ты ведь не знаешь, что я проводила эксперимент. Между прочим, результаты самые утешительные! Наш Немо - разжалованный офицер. Раньше он состоял на службе Ее Величества, но потом...
      - Сделай милость, Пибоди, уймись! Ты что, напоила бедолагу и вытянула признание?
      Я объяснила, что к чему. У Эмерсона было хорошее настроение, и он, вопреки привычке, выслушал меня, ни разу не перебив. Затем насмешливо спросил:
      - Значит, реакции на один-единственный банальный тост тебе достаточно, чтобы сочинить целый послужной список?
      - Нет, это стало последней каплей. По всему видно, что он офицер: осанка, манеры, речь.
      - А что, вполне возможно... У меня самого брезжили такие подозрения.
      - Кто бы сомневался!
      - Знаю, знаю, я всегда предвосхищаю твои догадки, - сказал Эмерсон добродушно. - Но ты, Пибоди, отвечаешь мне тем же, признайся! На этот раз я не стал тебе мешать, но вывод напрашивался с самого начала. К сожалению, так случается сплошь и рядом, и что тут удивляться. Забрось неопытного юнца в чужие края, полные экзотических соблазнов, внуши ему, что он - высшее существо, повелитель аборигенов, что все женщины будут принадлежать ему, - а потом пусть задыхается среди мужчин своей расы, да еще затянутых в форму...
      Эмерсона хватило надолго. Он постоянно размышляет на эту тему и слишком часто донимает меня своими умозаключениями. На сей раз я позволила ему выговориться, поскольку, промучавшись часок, могла рассчитывать потом на долгий перерыв. Хотя тема занимала Эмерсона всерьез: он даже отказался отдать Рамсеса в школу. Тут я с ним согласна, мне тоже не нравится образовательная система, основанная на разделении полов и недооценке умственных способностей женщины.
      Наконец оратор утер пот со лба:
      - Я рад, Пибоди, что ты избавилась от своих дурацких страхов и больше не считаешь Немо пособником Гения... словом, преступником.
      Я усмехнулась про себя, но ничего не ответила. Эмерсон обожает скандалить, и я, признаться, тоже. У меня даже есть на этот счет свежая метафора: споры - это перец в пресном супе супружества. По-моему, в самую точку.
      Но хорошенького понемножку. После такого беспокойного вечера необходим полноценный отдых. Оказывается, эта же мысль пришла в голову и моему ненаглядному.
      - Пибоди, - он понизил голос, - тут по соседству, в скале, есть симпатичное углубление. Если натянуть над ним брезент и немного прибраться вы, женщины, без этого все равно не можете, - то лучшего места для... гм... сна нельзя представить.
      - И кто же там будет спать?
      Стоя к нему спиной, я услышала скрип кресла, потом слоновий топот: это Эмерсон решил подкрасться ко мне на цыпочках.
      - А ты как думаешь? - прошипел он мне в ухо, обнимая за талию.
      Он поцеловал меня в шею, потом чуть ниже, потом...
      Как ни интересно было проследить, куда же приведет эта траектория, я сделала над собой усилие и сурово сказала:
      - Всему свое время. У меня еще два нераспакованных ящика.
      - Ящики подождут до утра.
      - Вдруг в них как раз то, что нам понадобится утром? Чайник куда-то запропастился... Прекрати, Эмерсон! Ты меня отвлекаешь!..
      Засим последовало длительное молчание. Потом моего слуха достиг какой-то звук: то ли скрип, то ли шорох. Эмерсон тоже встрепенулся и проворно отпустил меня. Я кое-как привела в порядок платье и оглянулась. В дверях никого не было, но это ничего не значило: Рамсес наверняка за нами подглядывал. Хорошо, что он всюду таскает с собой кошку. Бастет не очень разбирается, когда можно урчать, когда нет, поэтому выдала его с головой в самый ответственный момент и заставила улизнуть.
      Ловить Рамсеса было бессмысленно, как и продолжать прерванное занятие, поэтому я молча вернулась к делам. Эмерсон, верный своей привычке, выместил раздражение не на истинном виновнике, а на первом, кто подвернулся под руку. Чаще всего мужу подворачивается под руку жена - не в этом ли суть супружества?
      - Надо же столько возиться, Амелия!
      - Если бы ты помог, дело пошло бы быстрее.
      - Могла и попросить. Женщины всегда так: воображают, что у мужчины нет других забот, кроме как угадывать их глупые мысли.
      - Не требуется большого ума, чтобы понять...
      - А потом еще скулят и жалуются...
      - Когда это ты слышал, чтобы я скулила?
      - А потом устраивают крик...
      - Крик?! Как ты смеешь, Эмерсон?!
      - Нет, как ТЫ смеешь, Амелия?!
      Выдохлись мы разом и замолчали, чтобы отдышаться.
      - Ты права, Пибоди, - сказал Эмерсон как ни в чем не бывало. - А-а... узнаю этот пакет: в нем новый чайник, который я купил на каирском базаре. Старый-то я помял в прошлом году, когда треснул им кобру.
      - Удивительно, но про случай с коброй я совершенно забыла. А что здесь?
      - Понятия не имею. Наверное, Абдулла что-то привез из Мазгунаха.
      Эмерсон вытащил из кармана складной нож и принялся перерезать веревки на пакете с чайником. Торговцы на базаре знакомы только с двумя способами упаковки: либо обходятся одной бумагой, так что сверток разваливается через минуту, либо усердно обматывают вашу покупку невероятным количеством веревок. Последнее происходит чаще всего в том случае, если торговец догадывается, что вы живете в двух шагах.
      Пакет, который я осматривала, относился ко второй категории. Пришлось попросить у Эмерсона нож. Он как раз распаковал чайник и стопку кастрюль.
      - Посмотри-ка!
      Не знаю, как Эмерсон не уронил всю эту груду железа. Мгновение - и он уже стоял рядом со мной. Он знаком со всеми моими интонациями и знает, когда я шучу, а когда хрипну от удивления.
      - Что там, Пибоди?
      Он сунул нос в коробку. Я отодвинула верхний слой соломы. В мягком свете лампы блеснул изогнутый бок какого-то сосуда.
      Эмерсон потянулся к нему, но я с криком оттолкнула его руку:
      - Осторожно!
      - Брось, Пибоди! Подумаешь, старый котелок... Правда, он из... Эмерсон затаил дыхание. - Из серебра!
      - Дело не в котелке, но вдруг в соломе прячется скорпион, змея или ядовитый паук? Где твои рабочие перчатки?
      Как ни странно, перчатки нашлись там, где им полагалось быть, - в кармане плаща. Я хотела сама натянуть перчатки, но Эмерсон отнял их у меня. Я дрожала от волнения, пока он не извлек все предметы до последнего и не вытряс на пол всю солому.
      - Ни пауков, ни змей! - Он разбросал солому носком сапога. - Наверное, ты знаешь что-то такое, чего не знаю я. Объясни, Пибоди, почему ты считаешь, что среди наших вещей обязательно должны ползать ядовитые гады, и откуда у тебя древние сосуды из... Нет, только не это! Не говори мне, что...
      - Зачем говорить, раз ты сам понял?
      Обычно я не реагирую на вспышки Эмерсона: лучше пускай вымещает свое раздражение на древних сосудах, чем на мне. Но на этот раз ситуация была слишком серьезной, чтобы разыгрывать театральные представления. Меня охватил страх, даже ужас, словно нас накрыла чья-то зловещая тень.
      - Да, это чаши для причастия, похищенные из церкви Ситт Мириам в Дронкехе. И похитил их все тот же злодей, бессовестный негодяй...
      Я ждала, что Эмерсон возмутится моей терминологией, но он лишился дара речи. Красный как рак, он не сводил с меня вытаращенных глаз.
      - Гений Преступлений! - торжественно закончила я.
      Глава четвертая
      I
      Эмерсон еще ни разу не видел этих самых чаш для причастия. Будучи принципиальным противником всех организованных культов, он не переступает порога церквей, мечетей и синагог. Пришлось ему поверить мне на слово. Чаши, украденные из церкви в Дронкехе, представляли большую ценность, так как пришли из глубины веков. Как богохульственно выразился сам Эмерсон, под ногами такие не валяются.
      - Но зачем было их возвращать? - воскликнул он и тут же просиял. Погоди... Кажется, я догадался! Похититель - не твой чертов Гений Преступлений, а вор-любитель, поддавшийся соблазну и решивший, что вину можно будет свалить на Гения, будь он неладен. Потом воришка раскаялся...
      - И вернул чаши нам? Почему? Если уж возвращать, то прямо в ограбленную церковь. Нет, это насмешка! Наш старый враг бросает нам вызов!
      - Пибоди, да версий пруд пруди, а ты упорно цепляешься за одну-единственную! Не зли меня, Пибоди! Моя версия ничуть не хуже твоей.
      Но после недолгого спора Эмерсону пришлось согласиться, что коробка приехала вместе с нами из Каира. Самое убедительное доказательство налицо: если бы коробку привез из Мазгунаха Абдулла, то не было бы ни обертки, ни веревок. У Абдуллы свой подход к упаковке багажа: он швыряет все в мешок, а мешок навьючивает на осла.
      Ясно было и другое: коробку ничего не стоило подсунуть к другим вещам, которые Эмерсон накупил на базаре. А носильщик спокойно доставил покупки к нам в номер.
      - Все верно, - проговорила я задумчиво, - но меня не покидает странное чувство... Не могу объяснить почему, но я убеждена, что чаши принес в гостиницу сам Гений Преступлений. За нами наверняка наблюдали весь тот день и знали, когда путь свободен. Обмануть бдительность коридорного, конечно, ничего не стоило - он целыми днями клюет носом Но не мог же злодеи проникнуть в номер в нашем присутствии! Разве что ему хотелось повергнуть нас в изумление...
      - Великолепная интуиция! - презрительно процедил Эмерсон.
      - Это не интуиция. Сама не знаю, что это. Хотя...
      Я схватила с полу кусок обертки и повертела его в руках. И верно, на бумаге красовалось жирное пятно размером с ладонь. Я понюхала пятно.
      - Можешь убедиться, Эмерсон. - Я сунула обертку ему под нос.
      Он испуганно шарахнулся в сторону.
      - Ты что, Амелия?
      - Нет, ты понюхай! Видишь?
      - Жир... - неуверенно протянул Эмерсон и скривился. - То ли бараний, то ли куриный. Ну и что с того? Здешний люд не привык к ножу и вилке, местные обычно едят руками, поэтому...
      Увидев, как вытянулось лицо моего ненаглядного, я поняла, что его осенила та же догадка, что и меня. Ничего удивительного, ведь по сообразительности Эмерсон почти догнал меня. Правда, признать мою правоту вслух ему мешало упрямство.
      - Куриный жир! - торжественно провозгласила я, словно сделала открытие века. - Вот почему Бастет отказалась от угощения, которое Рамсес принес ей из "Мена-Хаус"! Она и так объелась курятиной! Этот негодяй чрезвычайно умен: он подкупил нашу сторожевую кошку!
      II
      Эмерсон не оспаривал мое умозаключение. Нет, он его высмеивал, пригвождал к позорному столбу, низвергал и перечеркивал. Даже приняв горизонтальное положение, он не мог успокоиться. Наши матрасы лежали рядышком на плоской крыше. Прохладный ветерок, мягкое сияние луны, упоительный аромат пустыни, который лучше не разлагать на составные части нельзя же упиваться запахом ослиного помета, смешанным с ароматом нильской грязи! - все должно было навевать супружескую нежность. Однако Эмерсон едва ли не впервые за весь наш брак отказался нежничать.
      - Так и ждешь, что из-за ширмы высунет нос Рамсес, - проворчал он в свое оправдание. - Разве тут сосредоточишься? Завтра переберемся в мое углубление в скале. Здесь, с Немо и целым отрядом работников-египтян, Рамсесу ничего не угрожает.
      - Я бы и рада ночевать в твоем уютном уголке, Эмерсон, но это неразумно. Ведь Гений Преступлений только что напомнил нам о своей хитрости и зловещей власти. Мы пробыли в Египте каких-то три дня, а он уже второй раз бросает нам вызов. Нет, Эмерсон, наши дела плохи, очень плохи! Мы не знаем, была ли попытка похитить Рамсеса серьезной или этот человек просто демонстрировал свою силу. Но в любом случае в результате этой попытки к нашей компании прибился мистер Немо.
      Уже на середине моей тирады Эмерсон натянул на голову одеяло и издал притворный храп. Но я-то знала, что он по-прежнему ловит каждое слово.
      - Не в этом ли главная цель Гения Преступлений? - продолжала я задумчиво. - Иметь в стане противника своего человека очень полезно... Или другая загадка - чаши для причастия. Зачем отдавать нам свою добычу? Говорю тебе, Эмерсон, нам не понять всех замыслов этого изощренного преступника.
      Эмерсон резко сел, огласив ночь негодующим ревом. Ему ответил вой шакала.
      - Тише! - взмолилась я. - Ты разбудишь всю деревню, а главное; Рамсеса. Что с тобой? Неужели впервые слышишь о Гении Преступлений?
      - Если бы! - простонал он. Одеяло съехало, обнажив его до пояса, а меня раскрыв больше, чем позволяют приличия. Завороженно глядя, как играют мышцы на широкой груди мужа, я забыла о стыде.
      - "Гений, гений..." - свирепо прошипел Эмерсон. - Как ты можешь поминать это ничтожество в подобный момент? Да еще в таких выражениях, почти с благоговением?! Черт возьми, Амелия, послушать тебя, так я не сумею совладать с этим прохиндеем! Если ты не считаешь меня мужчиной...
      - Очень даже считаю, Эмерсон!
      - Тогда помолчи, Пибоди! Если у тебя есть на этот счет сомнения, я готов тебя разубедить. Прямо сейчас!
      И он с таким рвением принялся меня разубеждать, что я невольно умолкла. Когда же позднее Эмерсон вопросил, устраивают ли меня его доказательства, я искренне ответила: вполне, но повторение, как известно, мать учения.
      III
      Проснулась я на заре. Так происходит со мной в Египте всегда. С нашего высокого ложа открывался фантастический вид под названием "африканский восход". Некоторое время я лежала, наблюдая, как золотится небо на востоке. Мерное дыхание Эмерсона шевелило волосы на моем виске. Казалось бы, предел мечтаний... Но уже скоро мне почему-то стало не по себе. Лень как рукой сняло. Я подняла голову.
      Хорошо, что только голову. Первое, что я увидела, было лицо Рамсеса и его неподвижный взгляд. Из люка торчала лишь голова нашего чада.
      - Что ты там делаешь? - спросила я его шепотом.
      - Пришел посмотреть, проснулись ли вы. Я принес чаю. Взял две чашки, но одну выронил. Лестница такая крутая, что...
      Я приложила палец к губам и указала на беспокойно ворочающегося Эмерсона. Из люка показалась шея Рамсеса, потом узкие плечики, наконец рука с чашкой. Чая там небось кот наплакал. Откинуть одеяло и сесть я не могла: заключительная фаза дискуссии с Эмерсоном выдалась столь бурной, что я заснула, позабыв привести себя в благопристойный вид.
      Пришлось отправить Рамсеса вниз, дабы исправить эту оплошность. Одеться под одеялом, да еще не разбудить при этом Эмерсона, - упражнение, достойное акробатки. Совершив почти невозможное, я мысленно согласилась с предложением Эмерсона впредь ночевать среди скал, хотя отсутствие Рамсеса еще сильнее действует на нервы, чем его присутствие: приходится в холодном поту ждать его появления.
      Сомневалась я не зря, чай плескался на самом дне чашки. Остальным, как выяснилось при спуске вниз, Рамсес щедро полил ступеньки. Тем не менее, застав сына у походной печурки за превращением в уголь куска хлеба, я поблагодарила его за заботу.
      - А где мистер Немо?
      - Во дворе. Я предложил ему перекусить, но он грубо отказался, поэтому...
      Я вышла, не дослушав Рамсеса. Немо расположился, скрестив ноги, на низкой скамье. Он снова напялил грязный тюрбан и походил на последнего египетского бродягу. Впрочем, спутать его с кем-то из наших работников было невозможно: те весьма придирчиво относились к своей наружности. Закончив завтрак, рабочие расселись вокруг костра в трепещущих на утреннем ветерке чистейших сине-белых одеяниях. Абдулла, не допускавший никаких цветовых примесей к белизне своего халата, выглядел как благородный библейский патриарх в окружении соплеменников. Я откликнулась на его приветствие и сообщила, что Эмерсон вот-вот будет готов начать рабочий день.
      Немо сидел и помалкивал, истукан истуканом.
      - Съели бы что-нибудь, - посоветовала я ему.
      - Мне и так хорошо.
      Продолжению светской беседы помешала рука, втащившая меня в дом. Эмерсон, одетый и сердитый, одной рукой держал меня за плечо, другой отправлял в рот куски горелого хлеба.
      - Оставь его в покое, - посоветовал он, кривясь от горечи. - Наверное, бедняга уже жалеет, что приехал, и борется с желанием одурманить себя наркотиком. Пусть сам справляется со своим недугом.
      - Если так, ему тем более нужна еда. При злоупотреблении опиумом и гашишем...
      - Он не злоупотребляет. - Эмерсон сунул мне вилку. Я поняла намек и стала осторожно поджаривать новый кусок хлеба. - Никаких признаков зависимости от наркотиков. Немо прибегает к ним, как другие к выпивке, чтобы забыть о своих бедах. Молодым и глупым наркотики часто кажутся романтическим способом спрятаться от действительности. По его виду ясно, что он не из закоренелых наркоманов. У тех характерный свинцовый оттенок кожи, страшная худоба, апатия. И конечно, неспособность к чему-либо. Полная неспособность!
      - В этом я, конечно, не разбираюсь, но позавчера он смог спасти Рамсеса.
      - Влияние наркотика! - отмахнулся Эмерсон. - При умеренном употреблении он взбадривает.
      - Какие глубокие познания! - Я огляделась, чтобы убедиться, что Рамсес нас не подслушивает. - Ты сам когда-нибудь?..
      - Да, но только ради эксперимента. Мне не нравится ни само ощущение, ни побочные эффекты. Но в умеренных дозах опиум не вреднее табака или алкоголя.
      - Говорят, что наркоманами чаще всего становятся слабовольные люди, которые обязательно пристрастятся к какому-нибудь зелью - либо к алкоголю, либо к наркотикам. Еще я слыхала, что они склонны ко всем существующим порокам сразу...
      Не успела я поджарить хлеб, как Эмерсон сорвал его с вилки и в мгновение ока проглотил. Выпив третью чашку чая, он вскочил с табурета.
      - Извини, Пибоди, но что-то ты замешкалась с завтраком. Не забывай, впереди у нас уйма работы.
      Вот и жди от мужа справедливости!
      Абдулла уже нанял по поручению Эмерсона бригаду землекопов. Сам Эмерсон терпеть не может заниматься подбором людей, ему подавай раскопки, все остальное только отвлекает его от главного. Распахнув ворота, мы обнаружили всех в сборе. Египтяне устроились у стены на корточках, готовые, судя по всему, просидеть так до заката. Многие из них работали у нас еще в прошлом году. На некоторых были темно-фиолетовые халаты и тюрбаны - отличительный признак египетских христиан-коптов; мусульмане оделись, как один, в выцветшие бледно-голубые балахоны. Вокруг взрослых без устали носились дети, издавая пронзительные крики.
      Пока Эмерсон здоровался с землекопами и проверял, хорошо ли Абдулла исполнил его поручение, я разложила на складном столике свои снадобья к радости недужных, дожидавшихся моего появления. Лечила я в основном от офтальмии и желудочного расстройства. Эмерсон первым завершил инспекцию и стал расхаживать взад-вперед, терпеливо дожидаясь, пока у меня иссякнут медикаменты. Он корчит из себя сурового служителя науки, на самом же деле добросердечен и не выносит чужих страданий.
      Правда, стоило мне отпустить последнего пациента, как он схватил меня за руку и потащил за собой, жестом велев остальным двигаться следом.
      - Мы с тобой прямо как генералы, ведущие солдат на ратный бой! крикнул он весело.
      Я оглянулась на наше потрепанное войско.
      - Скорее, как предводители крестового похода нищих. Кстати, где Немо?
      - С Рамсесом. - Эмерсон усмехнулся. - Наш сын в два счета испортил Селима, но с Немо ему так легко не справиться. Как мне не терпится приступить к работе, Пибоди! И уже от нее не отрываться.
      Я знала, что его надежды несбыточны, но промолчала. Увы, в такое утро не думается об убийствах, похищениях людей и кражах. Свежий прозрачный воздух обострял все чувства, звуки преодолевали огромные расстояния, зоркость возрастала во сто крат. Я радостно подставляла лицо ветру и не отставала от Эмерсона, хоть он и несся семимильными шагами.
      Нашему маршу аккомпанировало звяканье скарба, висящего у меня на поясе. Все это очень полезные вещи: спички в непромокаемом коробке, маленькие фляжки с водой и бренди, ручки и блокноты, ножик, фонарик и так далее. Эмерсону мое оснащение не нравится, оно будто бы впивается ему в бока, когда его посещает желание обнять меня (а посещает оно его сплошь и рядом). Однажды патронташ, как я называю свой бесценный пояс, спас нам обоим жизнь. Эмерсон, разумеется, относится к моему походному оснащению с прежним неодобрением, правда, чертыхаться по его поводу стал реже.
      В первый же свой археологический сезон в Египте я поняла, сколь неудобна одежда, которую навязывает женщинам мода, и с тех пор неустанно совершенствую свой гардероб. Парижские модные салоны мои нововведения не одобряют и никогда не одобрят, потому что их гложет черная зависть. Но я убеждена, что кое-кто из кутюрье пристально следит за моими разработками. Только в прошлом году я увидела ансамбль под названием "платье для велосипедной езды", словно скопированный с моего эскиза. Между прочим, в Париже сей наряд стал последним писком моды.
      Я заказала себе несколько экземпляров, только не из непрактичного бархата, а из саржи и легкой фланели. Конечно, в Европе носят темное, под цвет противной французской грязи и благородной английской, но в Египте в темных одеяниях можно изжариться. Так что я предпочитаю яркие цвета, на которых не видны песок и пыль.
      Нынче, в честь первого дня раскопок, я оделась по-праздничному. Шаровары до колен были так широки, что в безветренную погоду их можно было принять за юбку, прочные башмаки и гетры позволяли не таращиться под ноги. С бриджами замечательно сочетались короткий двубортный жакет и белая блузка с галстуком. Дополнял ансамбль, как уже сказано, широкий кожаный пояс с "побрякушками" (словечко Эмерсона), в частности с пистолетом в изящной кобуре. Шаровары и жакет были ярко-малиновые - любимый цвет Эмерсона. Кто-то сочтет этот оттенок слишком ярким для археологической экспедиции, но, на мой взгляд, в пустыне не хватает сочных пятен.
      Я никогда не отличалась чрезмерным вниманием к своей наружности, однако должна признаться, что люблю выглядеть хорошо. По-моему, ничего дурного в этом нет. Без уважения к собственной персоне ни один человек - будь то мужчина или женщина - ничего не достигнет. Поэтому в то утро я постаралась на славу. Добавьте к этому сверкающие грани пирамид, золотой утренний свет и верзилу, рвущегося вперед, - и вы увидите самую счастливую женщину на свете.
      Но о том, чтобы проникнуть в пирамиду в первый же день, счастливице нечего было и мечтать. Это удовольствие приходилось отложить на свободное время, потому что Эмерсон собирался начать с развалин вокруг главного сооружения.
      Работы здесь непочатый край. Взять хотя бы кучу камней с северной стороны - когда-то эта куча была маленькой пирамидой над гробницей, и мы надеялись найти поблизости остатки погребального храма. От таких храмов через пустыню к долине Нила обычно прокладывали крытый переход. К тому же вокруг царской гробницы всегда хоронили придворных и родственников фараона. Через много веков христиане тоже стремились хоронить своих мертвых поближе к могиле святого, - наверное, в надежде, что им достанется частица его святости. Увы, суеверие - самая распространенная человеческая слабость, и страдают им далеко не одни язычники.
      Забравшись на камень, Эмерсон приставил ладонь к глазам и принялся вглядываться вдаль. Ветерок шевелил его темные волосы и тонкую рубашку. Смотреть на него было сплошным удовольствием. У меня очень развито чувство прекрасного.
      - Ну, Пибоди, с чего начнем?
      - Ты наверняка уже все решил. Мы много спорили, но так и не договорились. Ты, конечно, будешь действовать по своему плану. Так что мое мнение спрашивать по меньшей мере глупо.
      - Сколько можно объяснять, почему я не тороплюсь начинать с пирамиды! Знаю, ты энтузиастка, для тебя даже самая маленькая пирамида - лучше, чем ничего. Но я уверен, сначала нужно поискать другие гробницы и храмы.
      Прежде чем я собралась с мыслями, раздался высокий писклявый голос:
      - Если мне позволят высказать свое мнение, я предложу начать с подземного туннеля. Вон та полоса, которую хорошо видно с этого возвышения, ведет к Нилу и указывает, где надо искать...
      Мы с Эмерсоном отозвались одновременно.
      - Да-да, сынок, - умильно согласился он.
      - Помолчи, Рамсес! - рявкнула я.
      - Вот, значит, как принимаются глобальные научные решения? - со смехом спросил мистер Немо.
      Порадовавшись перемене в настроении молодого человека, я поинтересовалась его мнением. Немо почесался, вызвав у меня нехорошие подозрения. Я дала себе слово, что вечером поступлю с ним, как с последним ишаком, - не пожалею на него воды. После чего можно будет запихнуть его в костюм поприличнее, чем драный халат и грязный тюрбан.
      - Напрасно вы ждете от меня разумного ответа, миссис Эмерсон, усмехнулся Немо. - Я ничего не смыслю в археологии и, как всякий невежда, предпочел бы, чтобы вы накопали золотых побрякушек. Ну а это добро лучше искать в захоронениях вокруг пирамиды.
      Я многозначительно покосилась на Эмерсона, но он не обратил на меня внимания.
      - Что вы скромничаете, мистер Немо? Ваше предложение выдает неплохие познания в археологии, как вы ни пытаетесь их скрыть.
      - Это все благодаря мистеру Рамсесу, - ответил Немо, и глазом не моргнув. - По пути он прочел мне целую лекцию о раскопках. Итак, профессор Эмерсон, что вы решили? И, кстати, какой прок может быть от меня, новичка? Разве что вручите мне кирку.
      Эмерсон почесал подбородок - это у него признак глубокой озадаченности.
      - Рамсес и Абдулла начнут расчищать переход, - постановил он. - Если наткнетесь на каменную или кирпичную кладку, немедленно остановитесь. Вам предстоит перекопать тонны песка, так что я все равно закончу раньше вас.
      - Я вполне могу справиться с ролью бригадира один, без Абдуллы, недовольно возразил Рамсес. - Ему ты мог бы поручить...
      - Помолчи, Рамсес, - сказала я машинально.
      - Да-да, сынок, - отозвался Эмерсон. - Ступайте с Рамсесом, Немо. Он скажет вам, что делать.
      - Не сомневаюсь, - пробурчал Немо.
      Мне пришлось помогать Эмерсону, который занялся топографической съемкой участка. Мсье де Морган, разумеется, произвел съемку до нас, но Эмерсону компетентность главы Ведомства древностей внушает глубокие подозрения.
      - Представь, Пибоди, французы даже не умеют толком считать! Хотя при их метрической системе это неудивительно.
      Работа закипела. Я уже говорила, что Абдулла заткнет за пояс любого дипломированного археолога. Землекопы трудились в поте лица, поднимая густые облака пыли. Ребятня оттаскивала в сторону корзины с песком и бегом возвращалась назад. Словом, дело спорилось.
      В половине десятого мы прервались, чтобы отдохнуть и перекусить. Внезапно один из землекопов с криком вскочил и замахал руками, привлекая наше внимание. С севера приближался человек - европеец, судя по одежде, но почему-то пеший.
      - Проклятье! - прорычал Эмерсон. Он терпеть не может, когда его отрывают от работы. - Займись им, Пибоди. Я поклялся, что в этом сезоне наплюю на праздных туристов.
      - На туриста он не похож, - возразила я. - Замечаешь, какая у него нетвердая походка? С утра во хмелю?
      - Кажется, я его знаю... Не помнишь, как его зовут, Пибоди?
      Теперь, вблизи, непрошеный гость показался знакомым и мне, но имя никак не вспоминалось. Это был молодой человек приятной наружности, среднего роста, худощавый. Меня испугал цвет его лица - серый, с зеленым отливом.
      Он поздоровался и робко представился:
      - Мы встречались в прошлом году в Каире. Моя фамилия Квибелл.
      - Ну конечно! - воскликнула я. - Присоединяйтесь к нашей трапезе. Могу угостить вас яйцом вкрутую и тостом с острым соусом.
      - Нет, благодарю. - Квибелл содрогнулся и еще сильнее позеленел. - Вы уж меня простите, но я сразу перейду к причине своего появления...
      - Сделайте милость, - пробурчал Эмерсон. - Кажется, в этом сезоне вы работаете с Питри?
      - Совершенно верно.
      - Но Питри сидит в Фивах.
      - Он начал с Саккары. Теперь мы, несколько человек, заканчиваем там опись захоронений, - объяснил Квибелл. - Я узнал о вашем прибытии в Дахшур и позволил себе обратиться к вам за услугой. Я наслышан о врачебной деятельности миссис Эмерсон...
      - Ха! - презрительно выдохнул мой дорогой супруг.
      - Простите, профессор?
      - Нет, ничего.
      - Наверное, мне показалось... Не буду ходить вокруг да около: мы сейчас стеснены в средствах, вот я и решил попросить у миссис Эмерсон лекарство под названием ипекакана.
      - Ипекакуана, - поправила я его. - Рвотный корень.
      - Он самый. Большое вам спасибо.
      - Какой же недуг вас скрутил? - осведомился Эмерсон со злорадной улыбкой, не делающей ему чести.
      - Разве ты не видишь? Отказ от еды и специфический цвет лица мистера Квибелла - признаки проблем с пищеварением.
      - Пищевое отравление! - обрадовался Эмерсон. - Правда, Квибелл? В экспедициях Питри вечно повальный понос. У этого типа манера откупорить банку, съесть половину и оставить банку в какой-нибудь загаженной могиле в надежде, что ее доедят коллеги. Смех, да и только!
      - Над чем ты смеешься, Эмерсон? И что за выражения! - возмутилась я. Как тебе не стыдно! Бедный мистер Квибелл стоит перед тобой зеленый, как гороховый стручок, а ты...
      - Горох! - просиял Эмерсон. - Помню, помню, Питри - большой любитель консервированного гороха. Молодец, Пибоди!
      Квибелл, несмотря на свое состояние, заступился за наставника:
      - Профессор Питри вовсе не виноват. У него действительно мало денег, к тому же сам он никогда ни на что не жалуется.
      - Еще бы, у него луженый желудок, как у верблюда. Не пробовали угостить его колючками? - Тут Эмерсон наконец вспомнил о приличиях. - Не обижайтесь, Квибелл, мне иногда изменяет такт. Просто я человек бесхитростный и не могу не смеяться над выходками вашего шефа.
      Квибелл переводил больной взгляд с Эмерсона, как всегда подставлявшего макушку беспощадному солнцу, на меня, а с меня на Рамсеса, возившегося с кошкой.
      Впрочем, недаром я говорила, что за пугающими манерами Эмерсона скрывается доброе сердце. Когда Квибелл взял у Селима бутылочку рвотного корня и кое-какие еще снадобья, Эмерсон разрешил ему заглядывать к нам по любой надобности, самолично усадил на осла и велел одному из наших людей проводить беднягу.
      - Для Питри прогулка в шесть миль - сущий пустяк, - сказал он, похлопав молодого человека по спине с таким сокрушительным дружелюбием, что тот едва не выпал из седла. - Как и для меня: я хоть десять миль пройду - и не замечу. Но вы, дружище, слишком ослабли. Уверены, что не хотите немного отдохнуть? Порадуете миссис Эмерсон - она мечтает вас уложить и напичкать лекарствами.
      - Очень вам благодарен, профессор, но мне надо немедленно возвращаться. Я не единственный больной в нашей экспедиции.
      - Кажется, в этом году с профессором Питри работает молодая дама? спросила я.
      Квибелл покраснел, вернее, его щеки приобрели совершенно противоестественный цвет - смесь свекольного и огуречного оттенков.
      - Целых три, - уточнил он. - Моя сестра и... еще две дамы. Ради нее, то есть ради них, я и пришел.
      И Квибелл затрусил прочь. Приставленный к нему египтянин зашагал рядом. Когда они скрылись из виду, я повернулась к Эмерсону:
      - Ему совсем худо. Наверное, мне придется побывать в Саккаре. Ведь там маются три молодые женщины...
      - Не суй нос в чужие дела, Амелия! - отрезал мой великодушный супруг.
      IV
      Казалось бы, визит Квибелла - самое что ни на есть банальное событие. Однако оно привело к весьма драматическим последствиям. Квибелл не предполагал, что все так получится, и был поражен не меньше остальных.
      Ждать последствий пришлось недолго - всего лишь до вечера.
      Эмерсон твердо решил, что впредь мы будем ночевать около пирамиды. Его доводы были так убедительны, что после вечернего чая я отправилась осматривать облюбованное им углубление в скале.
      В Верхнем Египте, где Нил прорубил в песчанике глубокий каньон, мертвецов издревле хоронили в стенах каньона. Если гробницу как следует вычистить, получится уютная келья. Речь идет, ясное дело, о верхних камерах гробниц, служивших часовнями. Сами захоронения производились в глубине песчаника, иногда на дне глубокой шахты. Здесь же, в. Нижнем Египте, надгробия могил чаще представляют собой так называемые мастабы, повторяющие формами каменные скамьи. Однако ничего похожего мы пока не нашли. Эмерсон наткнулся всего лишь на малопривлекательную дыру.
      Но мне хватило просто прогулки с ним по пустыне. Как Эмерсон ни настаивал, что нам достаточно всего лишь брезентового навеса, его аскетизм не испортил мне настроения. Про себя я уже решила, что нам понадобятся палатки, и собиралась в самые ближайшие дни наведаться за ними в Каир.
      Мы забрались на каменную гряду, чтобы полюбоваться длинными тенями, протянувшимися через пустыню, и деталями ландшафта, незаметными при ярком дневном солнце. Я, как обычно, смотрела на запад, на бронзовеющие в закатных лучах пирамиды. На бескрайней пустой равнине не было заметно никакого движения, тишину нарушали только наши голоса, вернее, крики - разговор о палатках перерос в яростный спор. Потом мы умолкли, но не потому, что достигли согласия, а потому, что поняли, что такового все равно не достичь.
      В наступившем безмолвии мне показалось, что я оглохла. Но через минуту осознала, что заблуждаюсь, - в тишине отчетливо прозвучал чей-то слабый голос. Мы с Эмерсоном дружно оглянулись и увидели у подножия гряды женскую фигуру. В сгущающейся тени было трудно разглядеть лицо, но у меня почему-то возникло ощущение, что я вижу собственное отражение в пыльном зеркале. Такие же черные спутанные волосы, как у меня, те же сапоги и шаровары; фигура, туго перехваченная на талии ремнем с целью подчеркнуть естественные выпуклости и, возможно, создать новые, тоже походила на мою.
      Как тут было не вспомнить легенду о двойнике, появление которого предвещает скорую гибель! Признаться, на какое-то мгновение меня сковал ужас. Эмерсон тоже не остался равнодушным. Исторгнув хриплое проклятье, он крепко прижал меня к себе.
      Никто на этом или том свете - даже тощая старуха с косой - не в силах нас разлучить!
      Видение заколебалось, как отражение в воде, если бросить в него камень, а потом медленно опустилось наземь и застыло.
      Наш испуг оказался беспричинным: перед нами был не призрак, а живая женщина. Вернее, живой она была еще несколько секунд назад. Как она здесь очутилась и зачем? И почему избрала именно это место и время, чтобы расстаться с жизнью?
      Мы с Эмерсоном сбежали вниз и опустились рядом с ней на колени. Вблизи выяснилось, что наше с ней сходство исчерпывается покроем одежды и цветом волос. Даже мертвенная бледность незнакомки не могла скрыть разницы в возрасте: эта особа была возмутительно молода. При падении ее очки в золотой оправе съехали в сторону. В иной ситуации я бы решила, что она сдвинула их специально, дабы продемонстрировать неимоверно длинные и шелковистые ресницы. Правда, какого цвета глаза, я определить не смогла - веки незнакомки были опущены.
      - Это уже слишком, - недовольно пробурчал Эмерсон. - Ты знаешь, Амелия, что на свете не найдется второго такого терпеливого и великодушного человека, как твой покладистый муж. Я готов денно и нощно протягивать руку помощи страждущим, но если они повадятся таскаться к нам табунами, то мое терпение иссякнет. Надеюсь, она хотя бы жива?
      - Кажется, это обморок. Будь так добр, приподними ей ноги.
      Эмерсон просунул загорелую лапищу под стройные лодыжки девушки и резким движением задрал ей ноги так, что они образовали прямой угол с туловищем. Я исправила эту погрешность и побрызгала ей на лицо водой из фляжки.
      - Не шевелится, - констатировал Эмерсон. Его голос дрожал - признак чувствительной натуры, о которой мало кому, кроме меня, известно. - Ты уверена, что она?..
      - Абсолютно. У нее ровный пульс. Можешь опустить ноги. Только не бросай. Нежнее!
      Эмерсон успокоился и снова принялся бурчать:
      - Питри перегибает палку. Его людей косят болезни, а ему хоть бы хны! Наверняка специально все подстроил. Чтобы они бегали к нам и путались под ногами. При следующей встрече непременно скажу ему пару ласковых слов.
      - Думаешь, это одна из помощниц мистера Питри?
      - Кто же еще? Квибелл ведь сказал, что их девицы больны. Этой бедняжке, видать, надоело гнуть спину на маньяка Питри. И правильно! Только почему она никак не очнется?
      - Она уже приходит в себя.
      Вообще-то я подозревала, что сознание вернулось к девушке несколько минут назад. Непонятно, зачем ей понадобилось притворяться.
      - Наконец-то! - Эмерсон склонился над незнакомкой, едва не смахнув носом ее очки.
      Я отстранила его, смочила лицо девушки и поправила очки, подивившись, зачем она их носит: стекла были простые, все равно что оконные.
      - Разумеется, мы с радостью окажем помощь бедняжке, - сказала я, наблюдая, как дрожат ее ресницы и шевелятся губы. Выглядело это вполне естественно: видимо, у девушки был опыт любительских театральных постановок. - Но, надеюсь, она не захочет с нами остаться. Профессор Питри решит, что мы намеренно переманили его ассистентку.
      - Что мне до Питри с его дурацкими выкрутасами?! Что бы я ни сделал, он все равно обольет меня помоями. Пускай сама решает. Но лишняя пара рук нам пригодится. Да и тебе не помешает еще одна женщина в экспедиции.
      Последнее замечание до того противоречило истине, что я невольно фыркнула.
      - Я не из тех особ, что не могут обойтись без себе подобных. У меня и так хватает дел!
      - В том то и дело, что не хватает, Амелия! Тебе все время хочется чем-то занять свой активный ум. Вот ты и вмешиваешься в полицейские расследования, высасываешь из пальца невообразимые версии о каком-то Гении... в общем, о разных преступных заговорах. Если рядом появится молодая ученица, которую можно было бы посвящать в азы археологии, у тебя не останется времени гоняться за преступниками. Никогда не видел такого долгого обморока! Может, надавать ей пощечин?
      Намек был тотчас понят. Девушка уже познакомилась с медвежьей хваткой Эмерсона и, наверное, представила себя со свернутой челюстью. Ее глаза как по команде открылись.
      - Где я? - Голос звучал на редкость неубедительно.
      - Там, где собирались быть, - проворчал мой супруг. - У мистера и миссис Эмерсон, мисс...
      Мне было интересно, что она скажет. Ответ прозвучал почти без задержки, - во всяком случае, для Эмерсона, не подозревавшего о ее притворстве.
      - Маршалл. Энид Маршалл.
      Эмерсон присел на камень и улыбнулся. Для посторонних женщин у него припасена специальная улыбочка. Век бы ее не видеть!
      - Что ж, мисс Маршалл, поздравляю с мудрым решением удрать от Питри. Ученый он неплохой - я знавал и похуже, но его образ жизни не годится для нормальных людей. Правда, тащиться сюда пешком из самой Саккары - это уже не мудрость, а опрометчивость, тем более в вашем состоянии.
      - В моем состоянии?.. - переспросила девушка.
      - Ничего, - не унимался мой простодушный муж, - миссис Эмерсон от души напоит вас рвотным корнем и прочими приятными снадобьями, и вам мигом полегчает. Давайте я отнесу вас в дом...
      - Нет-нет, спасибо, я дойду сама.
      Опираясь на мою руку, Энид - раз уж она выбрала себе это имя - встала с земли. Вид у нее был растерянный, и немудрено: Эмерсон уже навесил на нашу гостью ярлык и так уверенно обрисовал ее мотивы, что девушка вполне могла задуматься, а кто же она такая на самом деле.
      Но у меня сомнений на этот счет, разумеется, не было. Эмерсон ни о чем не догадывался, потому что загорелся желанием насолить ни в чем не повинному мистеру Питри. Да и вообще мой ненаглядный, как и всякий мужчина, становится сущим дурнем, едва только увидит юбку с оборками и губки бантиком. Темные глаза девушки, прежде смешливые, теперь смотрели испуганно, тонкое личико было слишком изнуренным и бледным. Но меня не обманешь: я сразу узнала пропавшую англичанку, мисс Дебенхэм.
      Глава пятая
      I
      Энтузиазм Эмерсона увял, как только он понял, что появление новой ассистентки кладет конец его планам провести романтическую ночь в углублении в скале.
      - И речи быть не может, Эмерсон! - отмела я все его доводы. - Что бы мисс Маршалл ни решила завтра, этой ночью мы должны быть рядом с ней. Нельзя же оставить ее в доме вдвоем с молодым мужчиной! Ты знаешь, как я презираю условности, но есть же пределы бесстыдству!
      - Гм! - сказал Эмерсон. - Но ведь там будет Рамсес...
      - И мы, можешь не сомневаться. Но не расстраивайся, завтра я прямо с утра сделаю так, что нам больше не придется ночевать на крыше. - Не знаю, кому больше предназначалось это обещание - мужу или ловкой притворщице.
      - Гм! - сказал Эмерсон более жизнерадостно, чем в первый раз.
      Девушка смолчала. Она брела меж нами, опустив голову, но решительным и твердым шагом. Похвальная сообразительность: при всей неопределенности своего положения молодая особа набрала в рот воды и ничего не сказала в опровержение диких измышлений Эмерсона.
      Мой муж - натура порывистая. Вспышки длятся у него недолго, после чего он начинает воспринимать действительность в радужном свете. Вот и сейчас он заявил:
      - Честное слово, Пибоди, я очень рад! Если нам не подойдет Немо, замена под рукой. Мисс Маршалл наверняка не будет возражать, если мы попросим ее помочь нам с Рамсесом. Удивительно, как удачно все складывается!
      - И я удивляюсь, Эмерсон, - поддакнула я, высчитывая, когда смогу улизнуть в Каир за палатками. Заодно можно будет узнать, как продвигается расследование убийства Каленищеффа. Я так или иначе собиралась этим заняться, но теперь заручилась хорошим оправданием. - Просто чудеса, добавила я негромко.
      II
      К дому мы подошли уже в темноте. Работники спрятались в свою хижину. Несмотря на все наше влияние, ни один из них не остался бы по доброй воле под открытым небом с наступлением ночи. Ведь любому египтянину известно, что ночь принадлежит демонам.
      Наш сын в одиночестве коротал время в гостиной. Его неизменную хвостатую спутницу я в расчет не принимаю: Рамсес, к своему великому сожалению, не мог разглагольствовать перед Бастет, поскольку кошка его болтовню оставляла без внимания. Рамсес что-то писал за столом, но мы его спугнули. Отодвинув листок, он встал, не проявив никакого удивления.
      - Где мистер Немо? - спросила я.
      - Только что был здесь. Наверное, ушел к себе. - Рамсес сделал шаг вперед и протянул руку. - Кажется, мы еще не имели удовольствия встречаться? Позвольте представиться: Уолтер Пибоди Эмерсон.
      - Более известный как Рамсес, - подсказал Эмерсон. - А это мисс Маршалл, сынок, видный археолог. Отнесись к ней с уважением.
      - "Видный" археолог - это чересчур, профессор, - поспешно откликнулась девушка. - Скорее, начинающий... Значит, это ваш сын? Какой забавный!
      Рамсес скривил губы, недовольный эпитетом, но, поймав мой взгляд, оставил недовольство при себе. Зато у "мисс Маршалл" его следующие слова должны были вызвать даже не недовольство, а попросту панику.
      - Ваше ученое звание мне неизвестно, мисс. Позвольте полюбопытствовать, выпускницей какого учебного заведения вы являетесь?
      - Лучше разожги огонь, Рамсес, - вмешалась я. - Уверена, мисс Маршалл не откажется от чая. Пока будет закипать вода, я покажу ей ее комнату.
      - Боюсь, я доставляю вам слишком много хлопот... - начала мисс лже-Маршалл, но тут же вскрикнула и отпрыгнула назад. Бастет, вившаяся у ее ног, укоризненно мяукнула, но все же потерлась головой об ее сапожок.
      - Это всего лишь кошка Рамсеса, - успокоила я девушку.
      - Ее зовут Бастет, - продолжил за меня Рамсес. - Кажется, вы ей понравились, мисс. Бастет редко кто-то нравится, и я считаю, что ее отношение должно вам льстить, поскольку животные, как хорошо известно, обладают шестым чувством, которое...
      - Помолчи, - оборвала я восьмилетнего любителя нанизывать придаточные предложения.
      Девушка провела дрожащей рукой по лбу, и я поддержала ее, дабы она не переусердствовала и не расшиблась при очередном театральном обмороке.
      - Мисс Маршалл очень устала. Сейчас ей не до твоих оригинальных теорий, Рамсес. Пойдемте, дорогая. Вам у нас понравится!
      Соседнюю "комнату" отделяла от гостиной всего лишь штора, а роль мебели исполняли пустые ящики. Я усадила юную даму на один из них.
      - Здесь не так удобно, как в гостиной, - сказала я тихо, - но, по-моему, ваши нервы на пределе, и я решила, что вам лучше побыть одной.
      - Вы очень добры. Не смею вас задерживать...
      - Нет-нет, я вас не оставлю. - Я присела на другой ящик. - Нам срочно надо кое-что обсудить, если вы собираетесь продолжать этот маскарад.
      Единственным источником света была луна в окошке. Девушка забилась в тень, но до моих ушей долетел ее стон. Она все же попыталась выкрутиться:
      - Что вы хотите этим сказать, миссис Эмерсон?
      - Мой муж, самый умный мужчина из всех, кого я знаю (наверное, мои знакомства недостаточно обширны), в некоторых вещах удивительно наивен. Но меня-то вы не надеялись провести, мисс Дебенхэм?
      Несколько секунд тишина была полной. Обманщица затаила дыхание. Наконец она перевела дух.
      - Я знала, что скоро буду разоблачена, но обманывать вас в мои планы не входило. Я надеялась передохнуть несколько дней, а потом положиться на ваше милосердие или продолжить бегство. Когда же профессор принял меня за кого-то еще, я решила: это судьба.
      Голос девушки был усталым, но спокойным, уже без панических ноток. Она испытала облегчение, оттого что смогла поговорить с кем-то начистоту, а я убедилась, что лгать не в натуре мисс Дебенхэм.
      - Так вы прочли мое письмо?
      - Да. Признаться, сначала оно меня разозлило. Я ужасная упрямица. Родители баловали меня, не заботясь о моем характере. Не выношу, когда меня критикуют, и всегда добиваюсь своего. Ужасная черта.
      - Как сказать. Сильный характер - не порок, мисс Дебенхэм. Нет, простите, лучше буду звать вас мисс Маршалл, надо привыкать.
      - Значит, вы разрешите мне продолжить маскарад? Неужели вы готовы обманывать мужа?
      - На преднамеренную ложь я, конечно же, не пойду, но если Эмерсон предпочитает обманываться, то с моей стороны было бы очень нетактично портить ему настроение. К тому же под влиянием момента он может наговорить и наделать много такого, о чем потом будет сожалеть... Я была бы рада поподробнее обсудить с вами трудности супружества - у меня на этот счет сложившиеся взгляды, но позже. Нам нельзя здесь задерживаться, иначе даже мой наивный Эмерсон удивится, чего это мы сидим в темноте. О Рамсесе и говорить нечего. Что собой представляет наше чадо, вы скоро узнаете. А сейчас расскажите мне коротко, но точно, как все было в ночь убийства.
      - Я ужинала с князем Каленищеффым, - тихо начала девушка. - Потом мы поехали любоваться пирамидами при луне.
      - Знаю. Я вас там видела. Что дальше?
      - Мы вернулись в гостиницу. Князь пожелал мне у двери моего номера спокойной ночи...
      - Вы не пригласили его к себе?
      - Наверное, я этого заслуживаю... - прошептала она, помолчав. - Нет, не пригласила.
      - Продолжайте. Только без лишних подробностей.
      - Коридорный отдал мне ваше письмо. Я села у зеркала, прочла его и рассердилась...
      - О своих эмоциях можете не вспоминать, если они не повлияли на ход событий.
      - Спасибо... Я отбросила письмо, разобрала постель, легла и уснула. Потом отчего-то проснулась: то ли от скрипа открываемой двери, то ли от звука шагов. Передо мной появилась темная фигура. Я узнала князя. Он тихо крался к кровати. Я вскочила, упала на пол и потеряла сознание. Очнулась я уже на рассвете. Князь лежал поперек кровати, мертвый. Я взяла из шкафа...
      - Минуточку! Я просила вас воздержаться от подробностей, но вы, по-моему, упускаете кое-что важное. Вернемся к моменту, когда вы проснулись среди ночи. Что вы чувствовали - бодрость или неестественную слабость?
      - Мне едва хватило сил, чтобы скатиться с кровати. Но как вы догадались?
      - Похоже, вам подсыпали снотворное. Вы что-нибудь ели или пили перед сном?
      - Воду из графина. Здесь такая сушь, что весь день страдаешь от жажды.
      - Так я и думала. Проклятые графины! Можно подумать, что они изобретены специально для удобства отравителей и убийц. Благодарите ангела-хранителя, который вас вовремя разбудил. Но вам грозила совсем не та опасность, которой вы испугались. Каленищеффа заманили к вам в номер запиской, якобы написанной вами. Он за вами ухаживал? Можете не отвечать, я и так знаю, что да. Князь был ловеласом и считал себя неотразимым красавцем. Записку он принял за чистую монету.
      Убийца уже поджидал его. На ваше счастье, очнулись вы ненадолго, а потому не видели самого убийства. В противном случае убийце пришлось бы избавиться и от вас. Не знаю уж, что вас уберегло, дорогая: то ли редкостная невосприимчивость к снотворному, то ли вы выпили мало воды. Так или иначе, ангел-хранитель еще раз пришел вам на помощь. Если бы все вышло по плану, вас обнаружили бы рядом с трупом вашего мнимого любовника и, конечно, арестовали. А так у вас хватило времени одеться и незамеченной исчезнуть из отеля. Кто-то - возможно, сам Каленищефф - подкупил коридорного, чтобы тот покинул свой пост. Было раннее утро, и вас никто не видел, а если и видел, то вряд ли узнал в этом фривольном наряде. Вы где-то спрятались - не рассказывайте где, сейчас это неважно, - а потом, вспомнив мое искреннее предложение помочь в случае нужды, решили нас разыскать. Поздравляю, мисс Маршалл, вы не теряетесь в трудную минуту. Редкой женщине хватило бы характера, чтобы после такого удара судьбы избрать столь разумную линию поведения. Спасибо, вы все мне рассказали.
      - Но...
      Наверное, девушка хотела сказать, что я недалеко ушла от Эмерсона по части фантазий на ее счет, но у меня не было желания выслушивать обвинения и оправдываться.
      - Тихо! Наше время истекло.
      И действительно, за шторой раздался шорох и в комнатку просунулась голова Рамсеса.
      - Папа послал меня сказать, что вода вскипела. Он также интересуется, какого... Нет, ты запрещаешь мне повторять такие выражения, мама. Одним словом, папа не понимает, что вы здесь делаете без стула, стола и даже без лампы. Признаться, мне тоже любопытно, какого... то есть зачем...
      - Боюсь, твое любопытство так и останется неудовлетворенным, - перебила я его, вставая с ящика. Настроение у меня было превосходное, все устраивалось как нельзя лучше. - Мы уже идем, Рамсес.
      Девушка схватила меня за руку.
      - Что же мне делать? - прошептала она. - Вы мне поверили, хотя...
      - Поверила.
      - Почему?! Ведь вы меня совсем не знаете!
      - Все очень просто. Я знаю, кто убийца.
      - Что?! - вскрикнула она.
      Рамсес тотчас обернулся. В лучах света, проникавшего из гостиной, с худыми руками и ногами, всклокоченный, с вопросительно вскинутой головой, он очень смахивал на любопытного страуса.
      - Потом, потом!
      Я усадила мисс Маршалл в кресло и вручила ей чашку заваренного Эмерсоном чая. Умение готовить в число разнообразных талантов моего мужа не входит, но чай заварить в приступе вдохновения он способен.
      III
      Решить проблему ночлега оказалось сложнее, чем я предполагала. Отправить Рамсеса на крышу я не могла: с него сталось бы сигануть вниз, форсировать стену и забрести неведомо куда. Он редко не подчиняется прямым запретам, но мастерски находит в них лазейки.
      Лечь с Эмерсоном на крыше, оставив внизу девушку и Немо, тоже было нельзя. Эмерсон, правда, считал мои опасения ханжеством и каждые пять минут клеймил меня позором. Я не собиралась объяснять ему свои истинные соображения, чтобы окончательно не запутать ситуацию. Мисс Маршалл повезло: она улизнула у Гения Преступлений из-под самого носа. Не могла же я теперь оставить ее на милость человека, в котором подозревала пособника подлого ГП!
      На крыше мисс Маршалл тоже не была бы в безопасности. Оставался единственный выход: положить наши с Эмерсоном матрасы в гостиной, по соседству с каморкой, которую я отвела гостье. Тому, кто попытается до нее добраться, пришлось бы на нас наступить, потому что наше ложе перегораживало проход, а окошко слишком узкое, чтобы в него протиснуться.
      Приготовления ко сну сопровождались сильным шумом. Браниться в присутствии посторонней леди Эмерсону мешает воспитание, но он нашел выход: беспрерывно громко крякал, фыркал и поминал всуе Создателя и почти всех святых.
      Мне очень хотелось побыстрее уложить Энид спать, потому что она еле держалась на ногах, хотя это совершенно нормальная реакция после нескольких часов физического и нервного напряжения. Походная койка, одеяла, лампа и туалетные принадлежности нашлись для нее без труда: я всегда тщательно собираюсь в экспедицию. Но, закончив хлопоты, я спохватилась, что до сих пор не видела Немо. Странно. Ведь любопытство должно было заставить его взглянуть, чем вызван кавардак. Я решила наведаться в его комнату, хотя заранее знала, что там никого не окажется.
      Замка в кособокой дощатой двери не было, но Немо забаррикадировался изнутри ящиком, служившим ему столом. Многие недооценивают силу моих мускулов. Да, во мне всего пять футов росту, я худа (правда, не везде), но держу себя в форме. Надавив на дверь плечом, я без труда отодвинула пустой ящик.
      Немо лежал на боку, лицом к двери. На его губах застыла блаженная улыбка, в немигающих глазах отражался свет маленькой лампы, мерцавшей на полу.
      Значит, он захватил-таки с собой средство самоуничтожения! И как я умудрилась не обыскать его пожитки? Очень просто: они у него вряд ли имелись.
      Что до трубки и опиума, то это добро можно было запросто спрятать в складках смрадного халата. Найти их сейчас ничего не стоило, поскольку трубка валялась на полу, выпав из бессильной руки. Тут же находилась жестянка с темной и липкой субстанцией и маленькая ложечка-ковшик для зачерпывания опиума. Наркоман держит ковшик с опиумом над огнем, пока зелье не нагреется и не уменьшится в объеме, а потом отправляет его в трубку.
      Я знала, что говорить с Немо бесполезно, он уплыл в царство иллюзий. Пришлось подобрать жестянку, трубку и ковшик, задуть лампу и тихо удалиться.
      Остаток ночи прошел спокойно. Правда, Эмерсон храпел, а это с ним редко бывает. В таких случаях я подозреваю его в наглом притворстве.
      IV
      Проснулась я на заре, полная, как всегда, неуемной энергии. Предстоял на редкость хлопотный день, и я предвкушала его, как борец, спешащий помериться силами с достойным соперником. Правда, существовал риск в спешке разбудить Эмерсона, а мне хотелось встретить его готовым завтраком, чтобы у моего ненаглядного было одной причиной меньше для недовольства. Наступающий день и так обещал стать непростым.
      Предлагаю обитателям первых этажей отличный способ сделать свои шаги бесшумными: избавьте полы от паркета, досок, плиток и прочего добра - и можете топать по голой земле сколько заблагорассудится, вас не услышит ни одна живая душа. Если же вам почему-то своих полов жалко, то отправляйтесь в Египет. Уж там, особенно в археологической экспедиции, вы надолго забудете, что такое паркет.
      В утренней тиши мое шестое чувство обострилось сильнее обычного. Я была свято уверена, что за мной наблюдают. Полагая, что это мой вездесущий сынок, я обернулась, нацепив на лицо раздраженную мину. Но занавески - убогую защиту от непрошеных взглядов - раздвинул отнюдь не Рамсес, а мистер Немо.
      Опасливо осмотрев наш закуток, словно ожидая увидеть там сонм чудовищ, он шепотом спросил:
      - Не могли бы вы выйти на минуточку, миссис Эмерсон?
      С превеликой охотой! В списке сегодняшних дел почетное место занимал серьезный разговор с Немо. Странно, правда, что он проявил инициативу, прекрасно зная, что ждать можно только хорошей выволочки... Уж не вздумал ли мистер Немо перейти в наступление и потребовать назад свои омерзительные приспособления для самоотупления? Во всяком случае, покаяния, судя по его решительному виду, ждать не приходилось.
      Немо отвел меня в ту часть двора, где нас нельзя было увидеть из дверей.
      - Миссис Эмерсон, я увольняюсь!
      Нельзя сказать, чтобы он тщательно готовился к столь ответственному шагу: небритая физиономия, всклокоченная шевелюра... (Впрочем, гребешка среди его пожитков вообще не водилось.) Бледностью бедняга мог соперничать с остывшим трупом. Однако при некотором старании в мистере Немо еще можно было разглядеть приличного молодого англичанина (или шотландца, как настаивал Эмерсон). Ему бы только побриться, причесаться, одеться как джентльмен, а не как пугало, - и любой женщине головокружение гарантировано.
      - Никаких увольнений! - отрезала я.
      - Вы собираетесь мне помешать? - осведомился он, кривя губы.
      - Собираюсь, и даже силой, если понадобится. - Я непринужденно прислонилась к стене и сложила руки на груди. - Стоит мне закричать - и вам придется иметь дело с десятком сильных мужчин, повинующихся любому моему слову. Эмерсона я исключаю: силой и преданностью он стоит десятерых, но спросонья бывает немного рассеян. Зато Абдуллу и его многочисленных отпрысков вам не одолеть. - Немо рванулся ко мне, сжав кулаки, и я быстро добавила: - Не надейтесь меня запугать! Я же прекрасно знаю, ударить даму вы не способны. Так что никуда вы от меня не денетесь, мистер Немо. Как вы могли подумать, будто я отступлю, пройдя половину пути? Я поклялась вернуть вам человеческий облик и добьюсь этого, неважно, с вашей помощью или преодолевая ваше сопротивление. Разумеется, по моему глубокому убеждению, любой англичанин, любая англичанка, вообще человек любого пола и любой национальности... О чем это я?..
      Немо стал похож на труп не только бледностью, но и полным отсутствием выражения на лице.
      - Понятия не имею, - процедил он.
      - Вспомнила! Я уважаю право человека распоряжаться своей персоной по собственному усмотрению. Иначе получается настоящее рабство. Свобода неотъемлемое человеческое право! Но в вашем случае свободой придется пренебречь, не обессудьте, для вашего же блага.
      Не знаю, с чего меня охватил такой ораторский пыл.
      - Это не подлежит обсуждению! Но с вашего позволения, мистер Немо, я продолжу и прошу вашего внимания. Моя решимость вытащить вас из грязи еще более окрепла вчера вечером, когда я застала вас в лапах дьявола, то бишь в опийных парах. - Немо смущенно отвел взгляд. Я поняла, что кое в чем ошиблась, хотя ошибаюсь я крайне редко. Однако необходимо учесть смягчающее обстоятельство - подозрительность происходящего.
      - Человек, сообщником которого я вас считала, никогда бы не доверился жалкому курильщику опиума. Вы говорили о своем пороке, но прежде мне не доводилось видеть курильщиков опиума... э-э, в объятиях Морфея. Зато теперь все сомнения испарились! А раз Гений Преступлений не пользуется услугами наркоманов (на мой взгляд, положиться на наркомана может только круглый дурак, а Гений Преступлений до отвращения умен), значит, и сами вы не...
      - Я не... - ошеломленно повторил за мной Немо. Боюсь, бедняга не понял ни слова!
      - Не Гений Преступлений! Не тот загадочный субъект, что заправляет бандой грабителей! Только не врите, будто не слышали о нем, когда валялись по каирским канавам!
      - Да, профессиональный преступник не станет доверять попрошайке и наркоману, - подтвердил Немо задумчиво. - В остальном вы тоже правы: такой человек существует, и я о нем слыхал. Правда, прозвище меня слегка озадачило. Так его никто не называет.
      - Значит, у него есть имя?! И как же его зовут?
      - Не имя, а целый ворох имен. Подручные называют его Хозяином. Остальные знают его под кличкой Сети.
      - Любопытно! Это все, что вам известно?
      Немо покачал головой:
      - Люди, работающие на Хозяина, - это сливки криминального мира. Для них высокая честь служить ему. У всех прочих этот человек вызывает смертельный ужас. Говорят, предателей он карает без промедления и безжалостно.
      - Как интересно! - воскликнула я, так и трепеща от предвкушения новых открытий. - Весьма вам обязана за эти сведения, мистер Немо. Вы уж простите меня за подозрительность. Хотя из ваших слов следует, что я вам даже льстила.
      Но Немо остался серьезен.
      - Можете не извиняться, миссис Эмерсон. Ваши речи ничего не меняют. Конечно, я и волоса не трону на вашей голове, но, чтобы задержать меня здесь, вам придется меня связать или запереть под замок. Я должен уйти и уйду.
      - Понимаю, мистер Немо, и знаю, что вами руководит. Все дело в появлении молодой леди...
      Немо побледнел еще больше, хотя, казалось бы, куда уж больше!
      - Вы... Вы...
      - Воплощение английской женственности, само изящество и очарование, высшее проявление наших национальных достоинств! Увидев ее, вы еще сильнее устыдились, потому что поняли, чего лишились.
      Немо поднес дрожащую руку к лицу:
      - Вы ведьма!
      - Всего лишь женщина, мистер Немо, с женским чутьем. Не заблуждайтесь насчет наших умственных способностей, они ничуть не ниже, чем у так называемого сильного пола, а в человеческом сердце мы и подавно читаем как в раскрытой книге. Ведь до такого состояния вас довела женщина, правда?
      Тут из дома донеслось недовольное ворчание. Наш разговор прервался на самом интересном месте. Я глянула на часы.
      - Мне пора. Мы еще вернемся к этой теме. Надеюсь, теперь вы не сбежите. Молодая дама проведет этот день у себя. Вам не придется с ней сталкиваться, пока я вас не приодену и не придумаю, как представить. Обещаете, что никуда не денетесь?
      - Вы все еще готовы верить моему слову? - удивился Немо. - Ведь один раз я его уже нарушил.
      - Я так не считаю. Вы просто говорили, что попытаетесь сдержаться... Из дома неслось уже не ворчание, а раздраженные вопли, напоминавшие о моих обязанностях. - Сегодня я еду в Каир. Увидимся вечером.
      - Тогда до вечера. Это все, что я могу вам пообе...
      - Достаточно и этого. Да, Эмерсон, я здесь! Уже бегу!
      И я со всех ног кинулась в дом.
      После завтрака я облегченно перевела дух. Все срочные дела были сделаны. Энид получила строгое предупреждение, что должна, сославшись на слабость, не показывать носа из своей "комнаты". Если бы она появилась на раскопках, то спустя пять минут ее невежество в археологии стало бы очевидно всем, включая детей с корзинами и кошку Бастет. Мистер Немо отправился вместе с Рамсесом раскапывать проход, оставив мне свою мерку для костюма. Эмерсон был умиротворен сытным завтраком и обещанием, что следующую ночь мы с ним проведем под открытым небом, наслаждаясь, так сказать, мерцанием звезд. (Какие, интересно, звезды, когда над нами будет натянут брезент? Но у Эмерсона поэтичная натура. Да и я не прочь помечтать о ночи под звездами.)
      Посланный к деревенскому старосте за лошадью Абдулла привел самую лучшую - милейшую бурую кобылку. Обошлась аренда недешево, но ухоженный вид лошади и бодрое приветственное ржание доказали, что раскошелилась я не напрасно. Бойкостью темперамента лошадь оказалась мне под стать: сразу пустилась галопом. Вместо того чтобы натянуть поводья, я предпочла наслаждаться скоростью. Все-таки я больше похожа на героев из приключенческих романов, чем на героинь, которые только и делают, что заламывают руки, дожидаясь, пока их освободят. А я сама тороплюсь на помощь несчастным, даже когда меня об этом не просят.
      Очень скоро я оказалась вблизи памятников Саккары. Там, несмотря на ранний час, уже появились первые туристы: после Гизы с ее пирамидами Саккара - самое популярное место в окрестностях Каира. Я узнала у одного из самозваных гидов, где работают археологи, и с радостью нашла Квибелла выздоровевшим. Он что-то усердно записывал в блокнот, и пришлось сделать ему выговор за то, что разгуливает под солнцем после недавней болезни. Затем я осведомилась, как здоровье дам.
      Квибелл рассыпался в благодарностях: мои лекарства поставили на ноги и женскую часть экспедиции. Группа собиралась пробыть в Саккаре еще день-два, а потом присоединиться в Фивах к мистеру Питри. Особенную признательность мне выражала мисс Питри. При упоминании ее имени молодой человек густо покраснел.
      Все получилось очень удачно: заехав к ним, я успела принять благодарность, иначе Квибеллу пришлось бы заглянуть к нам перед отъездом. Для Энид это стало бы катастрофой. На мое предложение осмотреть выздоравливающих дам Квибелл с трогательной искренностью ответил, что в этом нет необходимости. Мне предстояла долгая дорога, поэтому я не настаивала.
      Добравшись до Гизы, я оставила лошадь в "Мена-Хаус" и наняла экипаж, в котором и въехала в Каир. Сделав покупки, я успела в "Шепард" к обеду, сильно проголодавшись.
      За обедом я собиралась не столько отдыхать и утолять голод, сколько узнавать новости. Главное дело, ради которого я примчалась в Каир, еще не было выполнено, но, прежде чем к нему приступать, надо было разузнать, что известно публике об убийстве Каленищеффа. Поэтому, даже не сделав заказ, я попросила официанта позвать герра Бехлера, когда у того выдастся свободная минутка.
      Обеденный зал быстро заполнялся. Я с любопытством наблюдала за туристами. Толстые ученые-немцы, шутливые английские офицеры, визгливые американки, хихикающие девицы под присмотром зорких мамаш... За соседним столом устроилась компания молодых англичан. По словечкам "милорд" и "милорды", доносившимся оттуда чаще других слов, я заключила, что оказалась под боком у особ голубых кровей. Их одежда представляла собой жутковатое сочетание изысканного английского стиля и местной аляповатости: бриджи для верховой езды и полосатая шелковая накидка, твидовый охотничий костюм и шитая золотом мантия поверх... Хуже того, все как один остались в нелепых тюрбанах, а некоторые даже пыхтели сигарами, изводя женщин клубами дыма!
      Как ни стыдно мне было за свою нацию, которую позорят такие глупцы, я утешилась мыслью, что люди с дурными манерами водятся на всех континентах. И действительно, скоро в обеденном зале появилась пожилая американка, тут же обратившая на себя всеобщее внимание пронзительным голосом и жалобами буквально на все. Ее сопровождали невзрачная робкая особа - видимо, компаньонка - и молодой человек, которого неприятная дамочка держала за руку так, словно она тюремщица, а он заключенный. Американка была рослая, крупная, в давно вышедшем из моды черном платье. Ее древняя шляпка с вуалью была усеяна мелкими блестками, которые осыпались на пол при каждом слоновьем шаге.
      Проворство, с каким метрдотель подскочил к американке, свидетельствовало о ее богатстве или высоком положении в обществе. Угодить даме оказалось нелегко - предложенный столик был с негодованием отвергнут, и капризная клиентка потребовала столик рядом с окном, по соседству с моим. Усевшись, она принялась жаловаться на столовые приборы, якобы не слишком чистые, на духоту, на неловкость прислуги. И все это голосом, напоминавшим звон оркестровых тарелок. Поймав мой взгляд, дамочка взвизгнула:
      - Вы ведь со мной согласны?
      Я демонстративно уткнулась в предусмотрительно прихваченную книгу новый перевод "Жизни в Древнем Египте" Эрмана. Вообразив себя древнеегипетской крестьянкой, убирающей урожай ячменя, я так увлеклась, что вздрогнула, когда ко мне подошел герр Бехлер.
      Увы, герр Бехлер знал не больше моего, а то и меньше. Он сообщил, к примеру, что о местонахождении мисс Дебенхэм ничего не известно.
      - После приезда ее жениха...
      - Кого?!
      Голос я не повышала, но почему-то все присутствующие разом прекратили есть и повернули головы в мою сторону.
      - В чем дело? - проорала пожилая американка. - Что-то случилось?
      - Жениха, - повторил Бехлер почти шепотом.
      - Это слово мне знакомо, герр Бехлер. - Я схватила ложку, которую от неожиданности бросила на стол. - Просто я не знала, что мисс Дебенхэм обручена.
      - Я тоже не знал, пока молодой человек не явился к нам и не попросил номер. К сожалению, свободных номеров на тот момент в гостинице не оказалось. Он сказал, что охотился в Судане, но, узнав страшную новость, бросился сюда.
      - А невесты и след простыл... Полагаю, он очень огорчился.
      - Несомненно, - сказал Бехлер бесстрастно.
      - Как любопытно все складывается! Сначала молодой человек оставляет невесту в Каире одну, а сам едет развлекаться в Судан. Потом бросается ей на выручку, но определенно не из Судана: новость достигла бы охотничьего лагеря только через несколько недель, и столько же времени он бы потом добирался сюда.
      Бехлер поерзал на стуле.
      - Мне это тоже пришло в голову, миссис Эмерсон. Остается предположить, что он либо ехал назад, либо уже вернулся в Каир, когда узнал об убийстве.
      - Гм! Я должна с ним поговорить. Где он остановился?
      - Я отправил его в "Англетер", но не знаю, есть ли там свободные комнаты. А теперь прошу меня извинить, миссис Эмерсон.
      - Мисс Дебенхэм не убийца! - твердо заявила я. - И я собираюсь это доказать.
      Бехлер уже встал. Он взял мою руку и поднес к губам.
      - Вам все под силу, дорогая миссис Эмерсон. Даже если вы решите доказать, что солнце восходит на западе, я вам поверю. Увы, мне надо идти. Передайте мой поклон вашему уважаемому супругу и юному Рамсесу.
      Провожая его взглядом, я вспоминала вопросы, которые не успела задать, в том числе каким именем назвался человек, выдающий себя за жениха мисс Дебенхэм. Правда, поразмыслив, я решила, что лучше спросить об этом невесту. Как и о том, почему она меня обманула. Нашей гостье придется многое объяснить, чтобы сохранить мое расположение. Я собрала свои покупки и подхватила сумочку.
      - Всего доброго! - крикнула мне вдогонку американка. - Приятно было с вами поговорить!
      Должно быть, дамочка перегрелась на солнце. Тем не менее я выдавила вежливую улыбку и помахала ей зонтиком.
      Перед тем как экипаж тронулся с места, ко мне подскочил торговец и сунул в руки букет.
      - Цветы для мадам!
      - Мне не нужны цветы, - возразила я по-арабски.
      - Это вам, госпожа, - не отставал он. - Вы ведь Ситт-Хаким, жена господина Эмерсона? Да-да, я вас знаю. Один господин велел мне отдать вам цветы.
      В действительности мне понравились красные бутоны роз и ярко-желтая мимоза, переложенные зелеными листьями и перевязанные шелковой ленточкой. Торговец поклонился и, даже не поклянчив денег, ретировался. Ничего не оставалось, кроме как оставить букет себе, тем более что я больше всего люблю розы именно этого оттенка. Я решила, что цветы послал герр Бехлер, дабы лишний раз проявить уважение ко мне и заодно извиниться за свой поспешный уход. Как настоящий джентльмен, он был попросту обязан так поступить.
      Экипаж быстро доставил меня к административному зданию на площади Баб-эль-Халк. До недавних пор полицейское ведомство Каира находилось под управлением британского генерального инспектора, теперь инспектор именовался советником, в остальном же все осталось по-прежнему. В роли советника выступал сэр Элдон Горст, мои добрый знакомый. Увы, его не оказалось на месте. Пришлось обратиться к одному из его подчиненных.
      К моему огорчению, меня принял майор Ремси, наименее умный и наиболее противный из всех, кем командовал сэр Элдон. В последнюю нашу встречу - дело было на приеме в консульстве - я позволила себе не согласиться с его вздорными представлениями о женщинах, их положении в обществе и абсурдных законах, мешающих им достигать высот, которых они достойны. Никогда не посмела бы обвинить британского офицера в грубости, но этот тип... Помнится, разговор закончился тем, что Эмерсон пообещал свернуть кое-кому челюсть. Мой супруг - большой шутник, зато майор Ремси напрочь лишен чувства юмора. По его сухому приветствию я заключила, что он затаил обиду.
      Я объяснила, зачем пожаловала. Ремси окинул меня суровым взглядом.
      - Я полагал, - прокаркал он, - что вы собираетесь изменить или дополнить свои показания. Вам наверняка известно, что я не могу обсуждать полицейское расследование с некомпетентными лицами.
      Это я-то некомпетентное лицо?! Зонтик в моей руке непроизвольно дернулся вверх, словно желая как следует проучить наглеца.
      - Разумеется, майор Ремси, правила необходимо соблюдать, но ко мне они неприменимы. Нас с профессором Эмерсоном никак нельзя назвать некомпетентными.
      - Вы... - начал Ремси.
      - Уверена, вы уже пришли к выводу, который я сделала сразу: мисс Дебенхэм невиновна. А другие подозреваемые у вас есть?
      Ремси прикусил губу. По его длинной меланхоличной физиономии нельзя было определить, о чем он думает и думает ли вообще, тем не менее я без труда следила за его мыслишками. Ремси не хотел ничего рассказывать, но надеялся что-нибудь выведать, подцепив меня на крючок.
      Второе желание возобладало. Скривившись, словно съел кислятину, он признался:
      - Мы ищем человека, который поможет нам в расследовании. Это египетский нищий. Возможно, вы видели его у гостиницы?
      У меня появилось неприятное предчувствие, хотя внешне, конечно, я осталась невозмутима. Мое лицо отражает ход мыслей только тогда, когда я этого захочу.
      - Нищий? - повторила я с иронической улыбкой. - Их там сотни.
      - Этот выше среднего роста, крепкого телосложения, в светло-голубом халате и оранжевом тюрбане.
      - Что-то не припомню. В чем вы его подозреваете?
      - Никто не говорил, что его подозревают. Мы просто хотим допросить этого человека.
      Вот и все, что я смогла из него вытянуть.
      Выйдя из здания, я застыла в редкой для себя нерешительности. Одна возможность у меня все же имелась - посетить сэра Эвелина Баринга, британского консула, и попросить его о содействии. Но на это ушло бы немало времени, а я и так потратила его недопустимо много на осла Ремси (хотя трудолюбивые и симпатичные ослики не заслуживают такого сравнения). Меня не пугало возвращение в Дахшур при луне, но я знала, что Эмерсон впадет в буйство, если не дождется меня до заката. Сам он абсолютно не ведает страха, но если мне угрожает даже малейшая опасность, этот смельчак превращается в совершеннейший студень.
      Пока я размышляла, меня окликнул незнакомый мужской голос. Обернувшись, я уткнулась носом в галстук: незнакомец был на все восемь, а то и на десять дюймов выше меня. Пришлось даже отступить, чтобы его разглядеть. Передо мной стоял худой человек с костлявым лицом и орлиным носом. Для жаркого египетского климата оделся он довольно странно: в твидовое пальто с пелериной. Глаза были защищены от солнца очками с темными стеклами. В руке мужчина держал кепку из того же твида, что и пальто.
      - Миссис Эмерсон, - представилась я.
      Его тонкие губы растянулись в приятной улыбке.
      - Я вас узнал. Ваши портреты часто появляются в газетах. Хотя, извините меня за дерзость, на них вы хуже, чем в жизни.
      - С газетными фотографиями всегда беда. Возможно, ваше лицо я тоже видела в газетах. Оно кажется мне знакомым. Мистер?..
      - Грегсон. Тобиас Грегсон. Да, обо мне действительно иногда пишут. Я частный сыщик. Писаки меня называют известным детективом.
      - Надо полагать, не зря. Какие дела вам доводилось расследовать, мистер Грегсон?
      - Многие, и все больше секретные: семейные скандалы, правительственные тайны... Но кое о каких моих делах писали. Например, об Обществе любителей попрошайничества, об отравлении в Камбервелле.
      - Не припоминаю.
      - Неважно. Не хочу вас задерживать, миссис Эмерсон. Я обратился к вам только потому, что вы, кажется, интересуетесь расследованием, которым я как раз сейчас занят.
      Я пристальнее на него взглянула:
      - Полиция просила помочь в деле об убийстве князя Каленищеффа?
      Грегсон презрительно улыбнулся:
      - С полицией я не в ладах. Профессиональная ревность, знаете ли... Но хватит об этом. Здесь я по другому делу, неожиданно пересекшемуся с этим. Любопытная история...
      - Действительно любопытная. Не сомневаюсь, что богатый опыт уже подсказал вам имя подозреваемого.
      - Во всяком случае, это, разумеется, не мисс Дебенхэм, - сказал Грегсон сухо.
      - Разумеется. Но кто?
      Грегсон посмотрел по сторонам и понизил голос:
      - В данный момент я пытаюсь обнаружить некоего бродягу, замеченного вблизи гостиницы в ночь убийства.
      - Понятно, - отозвалась я загадочным шепотом, ему в тон. - Высокого, хорошо сложенного молодого человека в оранжевом тюрбане?
      - Так я и знал! Знаменитая миссис Эмерсон идет по тому же следу, что и я! - воскликнул Грегсон с непритворным восхищением.
      - Я не иду по следу, просто слышала о нем от майора Ремси.
      - Ремси - редкостный болван! Он не знает того, что известно нам с вами.
      - Подскажите, мистер Грегсон, что же мне известно?
      - Что бродяга - никакой не бродяга, а посланец гения злодейства, мастера обмана...
      - Что?! - не выдержала я. - Откуда вам про него известно?
      - У меня свои методы, миссис Эмерсон. Достаточно сказать, что я знаю о загадочном персонаже, которого вы окрестили в газетном интервью "Гением Преступлений". И задался целью его выследить.
      - Я преследую ту же цель, мистер Грегсон.
      - Значит, нам есть о чем побеседовать.
      - Мне бы хотелось познакомить вас с моим мужем.
      - Прошу прощения?
      Улыбнувшись, я поспешила его успокоить:
      - Не думайте, что я пытаюсь сменить тему, мистер Грегсон. Мы с Эмерсоном - равноправные партнеры во всем: в уголовных расследованиях, в профессии и в браке. Возможно, вы преуспеете там, где я терплю неудачу, и убедите его, насколько важно поймать Гения Преступлений.
      - Понимаю. Разумеется, для меня будет честью познакомиться с профессором Эмерсоном.
      - Сейчас мне надо торопиться, иначе профессор Эмерсон примчится в Каир и перевернет весь город, разыскивая меня. Вы остановились в "Шепарде", мистер Грегсон?
      - Нет, но вы можете писать мне на адрес отеля.
      - Если вы соберетесь нанести нам визит, мы работаем в Дахшуре.
      Я подала ему на прощание руку. Он не позволил мне сразу ее отдернуть.
      - Пожалуйста, не торопитесь так, миссис Эмерсон! Позвольте угостить вас кофе или лимонадом.
      Возможность выведать побольше информации была очень соблазнительна, но внезапно я увидела нечто такое, что заставило меня усомниться в здравости собственного рассудка. Я вырвала руку и бросилась вперед, пытаясь остановить человека, седлавшего лошадь. Не тут-то было - он взлетел в седло и был таков! Напрасно я обегала все окрестные улочки - его и след простыл. Грегсон тоже исчез. Остался лишь мой одинокий экипаж. С тяжким вздохом я велела ехать в "Мена-Хаус".
      Времени разглядеть пугливого всадника у меня не было, но одна его характерная особенность бросилась в глаза - волосы, горящие на солнце огнем. Узнай я, что Немо нарушил слово, нисколько бы не удивилась. В конце концов, он ведь всего-навсего слабый мужчина. Но если Немо - всего лишь слабый мужчина, нищий бродяга и наркоман, то как он умудрился оказаться у здания полиции? Да еще в костюме от первоклассного английского портного?
      Глава шестая
      I
      Как моя лошадка ни старалась, звезды загорелись в небе до того, как я достигла Дахшура. Грани пирамид еще отражали свет канувшего за линию горизонта солнца, но пустыня уже погружалась в сумерки. До нашего дома вроде бы было еще изрядное расстояние, а до меня уже доносился зычный голос:
      - Пибоди! Это ты, Пибоди? Отзовись, черт возьми!
      Я перевела лошадь в галоп. Эмерсон мчался навстречу. Мгновение - и я очутилась в его жарких объятиях, грозивших мне смертью от удушья.
      - Какого дьявола ты так задержалась? Я уже собирался выслать за тобой отряд.
      - Перестань, Эмерсон. Если тебе охота покричать, хотя бы отодвинься от моего уха!
      Но мое ухо не давало ему покоя: он промямлил прямо в него что-то невразумительное. Кобылка тоже потребовала внимания, вежливо ткнувшись в меня своим шелковистым носом. Я предложила Эмерсону проявлять нежные чувства в более подходящее время и там, где на нас не смотрит лошадь и прочие, кому это не положено.
      - Хорошо, - согласился Эмерсон. - Пойдем, я покажу тебе нашу новую спальню.
      - Неужели уже привезли палатки? Я действительно просила Али отправить их немедленно, но...
      - Их доставили уже несколько часов назад. Я поручил Немо поставить для нас палатку...
      - Немо?
      - Ему самому. Он отлично справился. Ну, что скажешь?
      Судя по тому, что удалось разглядеть в быстро сгущающей темноте, палатка не собиралась падать. Я приняла приглашение Эмерсона осмотреть ее изнутри. Времени на это потребовалось немало, так что с вопросом, который жег мне язык, пришлось подождать. Впрочем, я не возражала. Эмерсон галантно откинул край палатки, выпуская меня на волю, и мы рука об руку зашагали к дому.
      - А когда уехал Немо? - наконец спросила я.
      - Почему ты считаешь, что он куда-то уехал? Полчаса назад я оставил его с Рамсесом. Возможно, после этого он куда-то подевался, хотя не думаю... Что ты сказала, Пибоди?
      - Ничего. Я чуть не споткнулась о камень. Как все-таки быстро здесь темнеет!
      - На то и тропики, - благодушно отозвался Эмерсон. - Так о чем мы говорили?
      - Я хотела напомнить, что мистер Немо должен был поставить обе палатки.
      - Амелия, я не собираюсь переселять Рамсеса в палатку!
      - Не Рамсеса, а мисс Маршалл.
      - Проклятье, Амелия! Какого черта ты все время...
      - По-моему, мы решили, что неприлично, когда...
      Эмерсон, разумеется, не дал мне договорить. Спор продолжался до самого дома, где завершился, как всегда, трогательным примирением.
      - Хорошо, что ты вернулась, моя дорогая Пибоди, - сказал Эмерсон как ни в чем не бывало. - Без тебя здесь пусто. Надеюсь, я не совершил ошибку, взяв к нам эту молодую особу? Представляешь, она весь день провела в своей конуре! Боюсь, работа ей не по плечу. Какая-то она болезненная. Если так, ей вреден ночной воздух, поэтому палатка ей не...
      - Ночной воздух - как раз то, что нужно для полного исцеления. Вот увидишь, уже завтра она выйдет на работу как миленькая.
      - Гм! - только и сказал Эмерсон на это.
      Перед отъездом из Англии Рамсес сообщил мне, что решил написать вводный курс египетской грамматики, так как существующие толстые тома, по его мнению, никуда не годятся. Я согласилась с его оценкой, хотя поощрила бы наше чадо в любом случае, даже если бы души не чаяла в толстенных фолиантах, посвященных языку фараонов. Сидячая работа должна была отвлечь Рамсеса от более серьезных безобразий. Вот и в этот вечер я с удовлетворением застала его с ручкой и тетрадкой. Бастет сидела перед ним на столе, добровольно исполняя роль пресс-папье.
      - Где мистер Немо? - спросила я, поздоровавшись.
      - Вероятно, у себя. - Рамсес схватил ручку, которую отложил при моем появлении. - Наверное, опять курит опиум. Я просил дать мне попробовать, но он...
      - Рамсес! - прикрикнула я. - Тебе запрещено курить опиум!
      - Не помню, чтобы ты мне это запрещала, мама.
      - Ты прав, я забыла. Но это же само собой разумеется! Считай, что запрет прозвучал. Откуда у тебя такие гнусные желания?
      Серьезно глядя на меня широко распахнутыми глазами, Рамсес ответил:
      - Это был бы научный эксперимент. Исследователь не должен полагаться на чужой опыт. Чтобы иметь полное представление о явлении, надо самому с ним познакомиться, поэтому я...
      - Прекрати. Напрасно я задала Тебе этот вопрос. Заруби себе на носу, Рамсес: если ты вздумаешь... В общем, я категорически запрещаю... Господи, нет у меня времени опровергать твои макиавеллевские доводы! Пора проведать мисс Маршалл. А ты не забывай, что я тебе ска... Эмерсон, оставляю тебя с сыном. Поговори с ним.
      Правильнее было бы сказать: "Выслушай его". Рамсес тут же завернул длиннейшую тираду. Слабые попытки Эмерсона вставить "Но, сынок..." напоминали щепки, затягиваемые в водоворот. Одно радовало: пока длилась эта дискуссия, я могла разговаривать с Энид, не опасаясь, что нас услышат.
      Девушку я застала лежащей на койке, лицом к стене. Но стоило ей увидеть, кто пожаловал, как в ней проснулась энергия тигрицы. Да и грациозностью она тоже напоминала дикую кошку, и вот это меня устраивало гораздо меньше.
      - С ума схожу от скуки! - прошипела Энид. - Лучше уж тюремная камера, чем одиночество и полная неизвестность. А тут еще ваш вундеркинд с нелепыми вопросами о гробницах какой-то Четвертой династии...
      - Надеюсь, вы не пытались на них отвечать?
      - Как можно! Из его десяти слов я понимаю одно...
      Но долго злиться девушка не смогла. Упав на тощий тюфяк, она посмотрела на меня глазами испуганного ребенка.
      - Простите, миссис Эмерсон! Я вам так обязана... Но бездействие и неизвестность лишают меня рассудка.
      - В вашем положении это неудивительно. Ничего, бездействию скоро придет конец. Завтра вы присоединитесь к нам на раскопках. Будете моей ассистенткой. Я постараюсь, чтобы вы не попали впросак. Если Эмерсон задаст вам вопрос, на который у вас не найдется ответа, скажите просто: "Мистер Питри придерживается мнения..." Продолжать вам не придется: Эмерсон либо перебьет вас, либо убежит без оглядки. Если с вопросами полезет Рамсес - а этого не избежать, - спросите о его собственном мнении. После этого у вас будет одна трудность: как заставить его замолчать. Вам что-нибудь не ясно?
      - Почти все. - Ее глаза сверкнули. - Вы побывали в Каире. Что там происходит? Нашла ли полиция?..
      - Полиция - сборище болванов. Вам придется оставаться здесь до тех пор, пока я сама не раскрою дело.
      - Вы говорили, что знаете, кто...
      - Да, я сказала, что знаю, кто убийца Каленищеффа. Это чистая правда, мисс Маршалл. Но беда в том, что я не знаю, кто он та... Нет, лучше выразиться по-другому. Я знаю, кто он, но не знаю... Господи, все это сложнее, чем я предполагала! Словом, убийца - главарь банды, в которой состоял и Каленищефф. Следите за моей мыслью? Отлично! Я встречалась с этим субъектом, но не знаю, кто он такой на самом деле. Он редкий мастер менять внешность.
      Энид смотрела на меня с большим сомнением.
      - Правильно ли я вас поняла, миссис Эмерсон? Вы хотите сказать, что убийца - настоящий Гений Преступлений?
      - Великолепно! - воскликнула я. - Аплодисменты вашему уму, мисс Маршалл. Я с самого начала знала, что мы с вами найдем общий язык.
      - Благодарю вас. Но особого воодушевления я не испытываю, вы уж простите. Насколько я понимаю, таких людей потому и именуют гениями, что их очень непросто вывести на чистую воду.
      - Совершенно верно. Но этот Гений Преступлений, можете быть уверены, предстанет перед судом, и только благодаря мне. Правда, это займет время, так что вам придется потерпеть. Держите, я купила вам кое-что в Каире. - Я протянула ей пакет. - Не обессудьте, если качество готовой одежды оставляет желать лучшего. Не могла же я забрать из "Шепарда" ваш багаж!
      - Как вы добры! - пробормотала девушка.
      - Ничего подобного. Я сохранила счет. Заплатите, как только сможете.
      Энид подняла глаза. Чтобы описать ее благодарный взгляд, потребовался бы опытный мастер изящной словесности. В следующее мгновение она бросилась мне на шею и прижалась лицом к моему плечу.
      - Теперь я начинаю понимать, почему о вас так восторженно отзываются! пробормотала она. - Даже от родной матери я не ожидала бы такой чуткости...
      При всей искренней симпатии к ней я побоялась выразить свои чувства вслух, чтобы не утонуть в слезах, которые она едва сдерживала. Настал момент прибегнуть к шутке - моему испытанному оружию. Похлопав ее по руке, я сказала с улыбкой:
      - Подозреваю, ваша матушка в этой ситуации оказалась бы бессильна. Воспитанные леди не водят знакомств с закоренелыми преступниками. Ну же, выше голову! Лучше ответьте, почему вы от меня скрыли, что обручены?
      Она подняла голову и широко раскрыла глаза.
      - Потому что я не обручена!
      - Мне сказал об этом Бехлер, управляющий "Шепарда". Ваш жених сейчас в Каире и горит желанием вам помочь.
      - Ничего не понимаю... Господи, это, наверное, Рональд! Я должна была предвидеть...
      - Придется вам все мне растолковать, дорогая. Кто такой Рональд?
      - Рональд Фрейзер. Мы вместе выросли. - Энид стиснула зубы и немного помолчала, словно обдумывая, как лучше все объяснить. - Рональд - мой троюродный брат, единственная моя родня. Больше нас ничего не связывает.
      - Почему же тогда он назвался вашим женихом? Может, герр Бехлер неправильно его понял?
      Энид покачала головой:
      - Он сделал мне предложение, но я отказалась. Это так похоже на Рональда: он уверен, что я передумаю. Рональд свято верит в то, во что ему хочется верить.
      - Понимаю. Спасибо за откровенность, мисс Маршалл. А теперь переоденьтесь в платье, которое я вам привезла, и выпейте с нами чаю. Заодно поболтаем. После этого мы разойдемся по палаткам. Забыла вас предупредить, что эту ночь вы проведете в палатке. Уверена, вам в ней понравится. Это куда приятнее, чем душный закуток в доме.
      Вернувшись в гостиную, я застала Эмерсона за неприятным и совершенно безнадежным занятием: он по-прежнему запугивал Рамсеса опиумными ужасами.
      - Извини, папа, - отвечал непробиваемый Рамсес, - но твое выразительное описание мало отличается от классического. Позволь заметить, что опасность не устоять перед порочным соблазном мне не угрожает, так как леность ума не относится к моим...
      Эмерсон встретил меня затравленным взглядом.
      - Рамсес! - сказала я сурово. - Ты ни при каких обстоятельствах не будешь курить или как-либо еще употреблять опиум в каком бы то ни было виде.
      - Хорошо, мама, - покорно ответил Рамсес.
      Решив одну проблему, я отправилась проведать мистера Немо. Предаваться пороку, так соблазнявшему Рамсеса, он сейчас не мог, потому что я спрятала весь его запас опиума, а денег, чтобы купить еще, у него вроде бы не водилось. Так что Немо встретил меня трезвый и злой. Книга, которую он пытался читать, похоже, только способствовала его дурному настроению.
      - Рада, что вы взялись за ум, мистер Немо.
      Он в сердцах отшвырнул книгу.
      - Мне вовсе не хочется браться за ум, просто больше нечем заняться. У вас есть какое-нибудь другое чтение, кроме книг по египтологии?
      - Поинтересуйтесь у Рамсеса. Он захватил с собой свое любимое чтиво. Увы, у нашего сына при такой замечательной эрудиции на редкость вульгарный вкус! Но сейчас у меня есть для вас другое занятие. Пока светит луна, прошу вас, поставьте вторую палатку. Я хочу переселить в нее нашу юную леди.
      - Чтобы убрать ее из дома, я готов трудиться даже в кромешной тьме, ворчливо ответил Немо. - Что эта девица вообще здесь делает? Она сюда надолго?
      - Она археолог, мистер Немо, и будет помогать нам на раскопках.
      - И вы ей поверили?! - Немо хрипло рассмеялся. - Она вас провела, миссис Эмерсон, хотя вы и видите всех насквозь. Эта особа ничего не смыслит в археологии.
      - Вы так хорошо с ней знакомы?
      Немо опустил глаза.
      - Видел ее в Каире. Обычная безмозглая светская дурочка! Все в Каире знали, что она собой представляет! С ней вечно таскался этот низкий, презренный...
      - Следите за своим лексиконом, мистер Немо.
      - Я не собирался договаривать. Вообще-то мне на все наплевать. Хочу лишь одного: чтобы меня оставили в покое! Вы конфисковали мой опиум, но я вас не виню. Однако, как только мне в руки попадут деньги, куплю еще. Учтите, я за себя не отвечаю. Такому типу, как я, нельзя доверять. Лучше спихните меня обратно в канаву, из которой выудили.
      Эту мольбу я оставила без внимания, хотя знала, что она идет от самого сердца. Чем человек моложе, тем серьезнее к себе относится, бедняга, и тем страшнее опасность, что он закатит сценический монолог. Один Рамсес чего стоит!
      Я присела рядом с Немо на койку.
      - Ваши дела обстоят еще хуже, чем вам кажется, мистер Немо, - сказала я. - Если снова плюхнетесь в свою канаву, вас оттуда живо извлечет полиция. Вы действительно не знаете, что этот низкий, презренный... в общем, что Каленищефф убит и что вы - один из главных подозреваемых?
      Реакция Немо на мои слова окончательно рассеяла сомнения. Предположим, изумление еще можно разыграть, но так густо покраснеть не сумел бы даже самый изощренный лицедей.
      - Знаю, вы его не убивали, - продолжала я. - Поэтому буду с вами откровенна, мистер Немо. Вы будете посвящены в тайну, о которой неизвестно даже моему мужу и, хочу надеяться, сыну, хотя с Рамсесом лучше всегда быть настороже.
      Немо с трудом овладел собой.
      - Для меня это большая честь. Если вы не сказали даже профессору, то...
      - У меня нет выбора. Вы все равно знаете, кто такая наша молодая дама. Труп нашли в ее гостиничном номере. На свое счастье, девушка успела сбежать, но она главная подозреваемая. Кроме того, у меня есть основания опасаться, что ей грозит Другая, еще более серьезная опасность. Пока я не найду настоящего убийцу, нашей гостье придется хранить инкогнито и скрываться. Конечно, ее отношениям с Каленищеффым недоставало скромности, но я уверена, что дальше этого дело не зашло. Ей нужна ваша помощь. Презрения она не заслужила. Итак, ваш ответ?
      - Не верю своим ушам! - вскричал Немо. - Все это для меня новость! Да, в ту ночь я был у гостиницы. Я следовал... своим наклонностям. Но при том собирался прибыть утром к вам, как договорились. А потом я передумал... С наркоманами так случается. Чтобы не ждать несколько часов, я решил проявить независимость и добраться до Дахшура самостоятельно. Но если бы я рассказал все это полицейским...
      - Они бы вас еще больше заподозрили, - согласилась я.
      - Конечно! - Немо откинул со лба медную прядь. - Клянусь, миссис Эмерсон, я не убивал этого негодяя! Но как ее вообще могли заподозрить? Она и на жука-то боится наступить, не говоря о том, чтобы лишить жизни человека...
      - Ваши несвязные восклицания свидетельствуют о добросердечии, но толку от них чуть! - Я встала. - Наша задача - поймать настоящего убийцу и тем самым снять подозрение с вас и с мисс Дебенхэм. Наш главный противник Гений Преступлений по прозвищу Сети. Вы согласны мне помогать?
      - До последнего вздоха! - Немо сжал кулаки и сверкнул глазами. - Чего бы это мне ни стоило! Я готов на любой, даже на смертельный риск.
      - Не думаю, что до этого дойдет. Начнем с малого: поставьте палатку для мисс Маршалл - будем называть ее так, если она выбрала себе это имя.
      Немо сразу сник.
      - Я не смею отсюда высовываться, - пробормотал он. - Не хочу попадаться ей на глаза в таком виде.
      - Тогда полезайте на крышу и спуститесь оттуда во двор. Здоровому молодому мужчине это раз плюнуть. Когда мы уйдем, вы спокойно вернетесь в дом. Не забудьте, мистер Немо, я рассчитываю, что сегодня вечером вы приглядите за Рамсесом. Сомневаюсь, чтобы наши недруги осмелились сюда проникнуть, зато сам Рамсес вполне способен улизнуть, если за ним не присматривать. Я привезла вам приличную одежду. Вымойтесь, побрейтесь, причешитесь - все необходимое вы найдете вот в этом пакете. Хочу видеть вас завтра утром образцовым английским джентльменом.
      Пока что он выглядел не джентльменом, а болван болваном, как выразился бы Эмерсон (хотя мой дорогой супруг наверняка нашел бы словечко покрепче). Все чаще убеждаюсь, что живость моего ума повергает собеседников в транс. И все же я надеялась, что мистер Немо ничего не перепутает. Призыв помочь юной леди, угодившей в беду, должен был задеть чувствительную струнку его английской натуры.
      Умница Энид вышла в "гостиную", только когда до нее донесся мой голос. Эмерсон встретил ее с подозрительным радушием.
      - Рад, что вы снова на ногах, мисс Маршалл! Если вас опять одолеет хворь, немедленно бегите к миссис Эмерсон за рвотным корнем. Завтра утром мы приступаем к раскопкам у подножия пирамиды. Скажите-ка...
      Я поспешно перебила его:
      - Лучше расскажи нам о своих сегодняшних успехах, Эмерсон. Ты обнаружил туннель?
      - Всего лишь пару кирпичей, - ответил он недовольно. - Не сомневаюсь, что там был подземный переход, но грабители польстились даже на камни. Рыться дальше бессмысленно. Лучше я начну раскопки у подножия пирамиды. Одной бригадой землекопов будет командовать мисс Маршалл, другой...
      На лице девушки проступил ужас. Я поспешила ей на выручку:
      - Лучше пускай первые несколько дней мисс Маршалл поработает со мной, чтобы перенять наши методы. Я собираюсь изучать малую пирамиду. Чтобы узнать, сохранилось ли что-нибудь в ее погребальной камере, потребуется совсем немного времени. Если понадобится, мы наймем еще людей...
      - Не знаю, Пибоди... - начал Эмерсон, но мое внимание привлек вовсе не он, а Рамсес.
      Губы нашего сына были плотно сжаты, что само по себе весьма примечательно. Наше чадо либо говорит, либо собирается заговорить. Если же Рамсес помалкивает, жди беды. Надо поскорее потолковать с ним по душам! Судя по всему, Рамсес что-то знает о малой пирамиде. Возможно, копался там в прошлом году. Без разрешения, разумеется...
      - Ладно, решено, - говорил между тем Эмерсон. - Тебе не кажется, что уже поздно, Пибоди?
      - Вовсе нет, - отозвалась я рассеянно, все еще переживая из-за двуличия родного дитяти. - А куда дели мои покупки?
      Эмерсон указал на неопрятную кучу в углу.
      - Придется все это разобрать, - сказала я со вздохом. - Кое-что унесем в палатки. Но здесь не все, что я привезла...
      Недостающее нашлось во дворе. Роскошный букет превратился в непривлекательные лохмотья.
      - Ты даришь самой себе цветочки, Амелия? - ввернул Эмерсон.
      - Нет, это подарок одного любезного джентльмена. - Не подумайте, будто я пыталась вызвать у него приступ ревности, просто любого мужа полезно держать в тонусе.
      - Бехлер! - проворчал Эмерсон. - Ох уж эти французы!
      - Он не француз, а швейцарец.
      - Один черт!
      - В любом случае цветы не от него. Честно говоря, я толком не знаю, от кого они. Букет вручил мне цветочник. Он был так хорош! Понюхай, Эмерсон, аромат еще сохранился.
      Я игриво сунула розы ему под нос. Эмерсон вскрикнул, вытаращил глаза, ударил меня по руке и запрыгал на месте. Злополучный букет оказался на полу.
      Мисс Маршалл на всякий случай отбежала в дальний угол. Зная Эмерсона, я не разделяла ее тревогу, но реакцию благоверного сочла чрезмерной, о чем не преминула ему сообщить.
      - Человек хотел сделать мне приятное. Разве стоит устраивать из-за этого такое представление?
      - Приятное?! - Эмерсон смотрел на меня с нескрываемым ужасом. Я увидела на его загорелой щеке полоску крови. - Не знал, что теперь принято прятать в букетах ос! - Он остервенело топтал многострадальный букет. - Когда мое лицо... вот тебе!.. почернеет... вот тебе!.. ты вспомнишь... вот тебе! что я отдал жизнь за тебя, Амелия!
      Присказка "вот тебе!" была обращена, к счастью, всего лишь к поникшим цветам.
      - Что с тобой, Эмерсон? - испуганно спросила я, бочком подбираясь к нему. - Да хватит же скакать! От физических усилий яд лишь быстрее распространится по сосудам!
      - Гм! - промычал Эмерсон и замер.
      Пытаясь усмирить отчаянно бьющееся сердце, я осмотрела его щеку. Крошечная царапина, и только. На укус ядовитой рептилии или насекомого это совершенно не походило. Но окончательно успокоил меня безмятежный голос Рамсеса:
      - Здесь нет никакой живности. Наверное, ты поцарапался чем-то металлическим, папа. Очень сомнительно, чтобы эта штучка...
      Эмерсон молнией метнулся к сыну:
      - Не трогай!
      Но Рамсеса не так-то просто поймать.
      - Папа, тебе ничего не угрожает. Правда, ты сломал эту безделушку. Она золотая...
      Золото! Как часто в человеческой истории одного этого слова бывало достаточно, чтобы разгулялись самые низменные страсти! Даже у нас, археологов, сознающих, что простой глиняный черепок может оказаться ценнее драгоценной диадемы, участился пульс.
      Рамсес поднес находку к свету. Мы увидели характерный желтый отблеск.
      - Дай мне! - нервно сказал Эмерсон. - Эта вещь может быть опасна...
      Рамсес послушался, но, конечно, с оговоркой:
      - Твои опасения совершенно необоснованны, папа. Загадочные яды, неизвестные науке, встречаются очень редко. Можно утверждать, что они существуют только в воображении писателей. Даже самый сильный яд приводит к смертельному исходу, только когда попадает в организм в количестве нескольких миллиграммов. Если спокойно поразмыслить, то неизбежно напрашивается вывод, что на таком тонком кончике не может быть много яда, а потому...
      - С тобой никто не спорит, Рамсес, - перебила я его.
      Эмерсон покрутил пальцами железную завитушку.
      - Как будто кольцо... - сказал он тихо.
      - Скорее всего, так и есть. Как странно! Поверни-ка! Кажется, на нем...
      - Иероглифы, которые еще можно прочесть! - восторженно взвизгнул наш неугомонный отпрыск. - Видишь картуш? В таких писали имена фараона. Внизу иероглиф, обозначающий звук "с", выше бог со звериной головой и два значка тростника. Речь идет об одном из двух фараонов по имени Сети...
      - Сети! - вскричала я. - Невероятно!.. Неужели этот тип осмелился на самую немыслимую наглость?!
      Эмерсон схватил меня за плечи и так сильно тряхнул, что шпильки вылетели из моей прически, словно снаряды из пращи.
      - Прекрати истерику, Пибоди! - прикрикнул он. - Успокойся же! Что ты несешь?! Что еще за Сети?
      С некоторым опозданием я вспомнила, что мистер Немо назвал мне это прозвище в разговоре с глазу на глаз. Дождавшись, когда Эмерсон перестанет меня трясти, я с достоинством поведала о том, что мне известно. Рассказ возымел на Эмерсона неожиданно сильное действие. В спокойном состоянии он до невозможности красив, но, как любого другого, его совсем не красят выпученные глаза, перекошенный рот и свекольный цвет лица. Энид сочла за благо сбежать, заткнув уши, а Рамсес посоветовал мне побрызгать на папу холодной водой во избежание апоплексического припадка.
      Видя, что я слишком ошеломлена, чтобы последовать совету, Рамсес сам зачерпнул в кружку воды и устроил отцу душ. Как Эмерсон ни фыркал и ни бранился, его лицо медленно вернулось к нормальному состоянию. Немного помолчав, он тихо осведомился:
      - Немо не ошибся?
      - Вряд ли он сам изобрел бы такое прозвище. Ведь молодой человек ничего не смыслит в археологии, а прозвище самое подходящее. Сет, как известно, антагонист благородного Асириса, египетский сатана, так сказать. Правда, в египетской истории был период, когда он считался покровителем дома фараонов. Имя "Сети" означает "человек Сета" или "последователь Сета". Ты наверняка помнишь надпись в Кадеше, восхваляющую фараона Рамсеса Второго:
      Владыка ужаса, хранитель славы,
      Царь сердца всех земель.
      Ты словно Сет великий и могучий
      Иль лев, в долине рвущий коз.
      Чувствуешь, сколь созвучны эти сравнения загадочной личности, скрывающейся под кличкой Сети? Этот злодей разит своих беззащитных жертв в точности как царь зверей...
      - А ты уподобилась древнему стихоплету-льстецу и забыла, что эта кличка несет и другой смысл, - проворчал Эмерсон.
      - Сети Первый был отцом Рамсеса Второго, - пискнуло наше образованное чадо, тоже носившее славное имя.
      Отец неодобрительно глянул на сына, что ему так же несвойственно, как мне - петь кому-то дифирамбы.
      - Ну и что? - подозрительно спросил он.
      - Ровным счетом ничего! - поспешила я на выручку Рамсесу. - Лучше скажи, что ты имел в виду.
      - Дражайшая моя Пибоди, неужто ты не помнишь, что Сет был рыжеголовым богом?
      II
      Итак, никто, даже такой закоренелый скептик, как мой муж, не сомневался, что цветы и драгоценность послал мне злодей всех злодеев. Гений Преступлений. Лишь он один способен насмешки ради подарить мне вещь, похищенную из царской гробницы. Ведь золотые кольца с картушами фараонов на каирских улицах не валяются.
      Мы с Эмерсоном продолжали обсуждать эту увлекательную тему, шагая по ночной пустыне в сторону Ломаной пирамиды. Мисс Маршалл скромно брела за нами следом, нагруженная, как и мы, туалетными принадлежностями, полотенцами и тому подобным. Понимая недоумение девушки, я попросила Эмерсона поведать ей вкратце о нашем столкновении с Гением Преступлений прошлой зимой, но он решительно отверг мою просьбу, поскольку имя злодея для него все равно что красная тряпка для быка. Пришлось просветить мисс Маршалл самостоятельно.
      - Вам наверняка известно о незаконной торговле древностями. Заброшенных древних городов и затерянных могил здесь столько, что Ведомство древностей не в силах охранять все, тем более что многие попросту не найдены. Несведущие люди, как из местных, так и иностранцы, проводят раскопки ради наживы. Разумеется, ни записей, ни зарисовок они при этом не делают.
      - Амелия, - недовольно вмешался Эмерсон. - Это азы, известные любому школьнику, и уж тем более мисс Маршалл - опытной специалистке.
      Я изобразила беззаботный смех:
      - Ах, верно, Эмерсон. Я так часто читаю лекции туристам и прочим невеждам, что невольно забылась... В общем, в последнее время размах незаконной торговли вырос в сотни раз, поэтому мы решили, что за дело взялся настоящий Гений Преступлений. Этот вывод полностью подтвердился, когда мы сами с ним столкнулись. Наши действия - их подробности я пока что оставлю за скобками, хотя они крайне интересны, - изрядно помешали ему, поэтому в один прекрасный день негодяй нас похитил и запер в одной из пирамид. Мы чудом оттуда вырвались и успели помешать Гению...
      - Ты ведь знаешь, Амелия, - сказал Эмерсон с притворной задумчивостью, - как я не люблю, когда ты к месту и не к месту употребляешь этот эпитет.
      - Хорошо, Эмерсон, постараюсь щадить твои чувства. Итак, мисс Маршалл, мы упустили самого злодея, взявшего себе имя Сети, но его добыча осталась у нас. С тех пор он скрывается в подполье и вынашивает планы мести. Цветы это напоминание, что он не спускает с нас глаз.
      Мисс Маршалл удивленно ахнула:
      - Какая захватывающая история!
      - Миссис Эмерсон читает слишком много дешевых романов, отсюда и высокопарный стиль, - проворчал Эмерсон. - А где же ключевые моменты? Где дерзкий побег нашего находчивого Рамсеса?
      - Об этом в другой раз. Вот мы и пришли, мисс Маршалл. Надеюсь, вам будет удобно в вашей палатке.
      Эмерсон заметно повеселел, увидев, что палатки поставлены на почтительном удалении одна от другой. Удостоверившись, что девушка благополучно устроилась на ночлег, я вернулась к супругу. В палатке было совершенно темно, но на мое предложение зажечь лампу Эмерсон возразил столь решительно, что я предпочла не развивать эту тему.
      - Хорошо, только, если не возражаешь, я выну из волос шпильки. Ты уже разок ткнул мне пальцем в глаз.
      Когда все препятствия к супружеской близости были устранены, Эмерсон крепко меня обнял, а я тихонько натянула одеяло. Уж очень холодны в пустыне ночи, к тому же клапан нашей палатки остался приоткрыт. Зато палатка мисс Маршалл была наглухо закупорена - Эмерсон раз пять напомнил девушке о насекомых и ночном холоде.
      Я уже намекала, что не отношусь к ханжам, скрывающим от всех, в том числе от самих себя, какие радости может доставлять супружество. Эмерсон во мне души не чает, и я в нем тоже. Еще больше меня радует то, что его влечет не только мой покладистый нрав и несравненный ум, но и кое-какие сугубо женские свойства, о которых я бы без стеснения поведала всей ночной пустыне, если бы не боязнь нарушить девический сон Энид.
      Позже, когда Эмерсон лежал на спине, со сложенными на груди руками, как у египетской мумии, а я на боку, головой у него на плече, он громко вздохнул:
      - Пибоди?
      - Что, Эмерсон?
      - А ведь существует, если я не ошибаюсь, глупая условность, именуемая "языком цветов".
      - Ты не ошибаешься.
      - И что же на этом языке означают красные розы?
      - Понятия не имею.
      - Тогда я попробую догадаться, - пробормотал Эмерсон.
      - Не пойму, зачем забивать себе голову всякой бессмыслицей, когда у нас есть столько важных тем для разговора! Сегодня произошло много событий, о которых мне бы хотелось тебе рассказать. Я познакомилась с одним мужчиной, между прочим, очень интересным, даже привлекательным муж...
      Эмерсон переменил позу. Теперь я открывала рот, как рыба.
      - Не смей говорить мне о привлекательных мужчинах! Лучше вообще помалкивай!
      Можно было и не сотрясать воздух запретами: благодаря стараниям Эмерсона я попросту не смогла бы ответить, даже если бы захотела...
      Глава седьмая
      I
      С утра мы застали перед домом терпеливую толпу кандидатов в землекопы. Энид спряталась в своей каморке, испугавшись говорливости Рамсеса; Немо тоже скрылся с глаз. Заметив, как он прошмыгнул в сарай для ишаков, я направилась следом.
      Немо выполнил мои указания не полностью. Он побрился и источал аромат хорошего мыла, причесался, даже попытался - правда, без особого успеха уложить свои рыжие вихры с помощью воды (надо бы его постричь), однако новой одеждой пренебрег, опять облачившись в свое рванье. На мое требование объясниться он ответил вопросом:
      - Почему бы не одеваться, как местные жители? Так мне привычнее и удобнее.
      - Одевайтесь как вам вздумается, главное, соблюдайте чистоту. Неопрятности я в своей экспедиции не потерплю. Это ваш единственный балахон? В таком случае сегодня же вечером мы его выстираем. Пока он будет сохнуть, я вас подстригу.
      Немо скорчил рожу, как мальчишка, не желающий принимать лекарство. Впрочем, он уже успел усвоить, что со мной бесполезно спорить.
      - Хочу попросить у вас синие очки, миссис Эмерсон. От яркого солнца у меня болят глаза.
      - Не морочьте мне голову, мистер Немо! Знаю я, зачем вам очки, кстати, найдете их в гостиной, в третьем ящике у стены. Просто вы стесняетесь юной леди. Настоящее ребячество! Рано или поздно вы все равно встретитесь.
      - Постараюсь, чтобы этого не произошло, - пробормотал Немо. - А вся эта возня со стиркой и стрижкой - пустая трата времени. Не лучше ли постараться поймать преступника? А этим надо заниматься в Каире. Тамошние улицы я знаю наизусть, так что...
      - И думать забудьте! Вы понятия не имеете, как за это взяться. Предоставьте это мне, а сами делайте то, что я велю. Как прошла ночь?
      - Спокойно. Вы разочарованы? Надеялись, что на вашего сына опять нападут?
      - Я действительно разочарована, потому что ждала нападения, но не обязательно на Рамсеса. Разве вы не понимаете, что в каирской толчее нашего недруга ни за что не отыскать? Он мастер менять внешность и может прикинуться кем угодно. Остается надеяться, что он сам к нам заявится.
      - Значит, мы должны сидеть и ждать? Сколько же это продлится, миссис Эмерсон? До скончания века?
      - Надеюсь, что не слишком долго. Рано или поздно негодяй к нам пожалует. Мы знаем, что его интересует, и у меня есть идея, как его приманить. Не спрашивайте, что у меня на уме, - все равно ничего не скажу. Лучше просто доверьтесь мне. Все, пора за работу. Главное, не спускайте глаз с Рамсеса.
      - Не сочтите за дерзость, миссис Эмерсон, но я не пойму, почему вы изображаете своего сына чудовищем. По-моему, он славный малыш, разве что любит поговорить. Ни от кого еще не слыхал столько непонятных и длинных слов! А так - ребенок как ребенок... Или вы не все мне сказали? Не страдает ли он - вы уж меня простите - приступами наследственного безумия?
      - Не хотелось бы объяснять это наследственностью... Нет, мистер Немо, наш Рамсес совершенно, даже слишком нормален. Потому-то он так и опасен! Ладно, расскажу вкратце... Впрочем, нет, понадобится слишком много времени. Хорошенько за ним следите!
      Немного погодя Немо смешался с работниками. Мы наняли еще с дюжину землекопов и столько же ребятишек. Силы разделились: Эмерсон повел свою бригаду к Ломаной пирамиде, а я свою - к пирамиде поменьше.
      Моя пирамида находилась в шестидесяти ярдах к югу от Ломаной и принадлежала, судя по всему, к тому же погребальному комплексу. Роль вспомогательных пирамид все еще не выяснена. У Великой пирамиды в Гизе целых три вспомогательных, есть они и у других пирамид. Я, считаю, что малые пирамиды возводились для главных фараоновых жен, правда, доказательств этой гипотезы пока не найдено, но всему свое время.
      Глядя на развалины, я размышляла, с чего бы начать. Определить высоту пирамиды было невозможно. Основание занесено песком, да и после того, как сняли облицовочный камень, пирамида растеклась, как пожилая особа, лишившаяся корсета. Сперва требовалось убрать песок и очистить все четыре грани до самого основания.
      Энид ходила за мной по пятам, как собачонка, которая боится потерять хозяйку. Я объясняла ей на ходу, что собираюсь делать и зачем.
      - Начнем с северной стороны: вероятнее всего, погребальная камера обращена к главной постройке. Породу будем сваливать вон в тот овраг, чтобы случайно не засыпать другие захоронения. Видите схему? Я указываю территорию, на которой будут вестись раскопки. Схема расчерчена на сектора в десять квадратных футов... Мисс Маршалл, вы невнимательны! Рано или поздно вы себя выдадите, если не будете изображать египтолога.
      - Лучше не тянуть. Все равно это безнадежная затея, миссис Эмерсон. Мне придется сдаться властям. Какой вам от меня толк?
      - Робость - помеха успеху. Вот уж не думала, что вы так быстро пойдете на попятный.
      - Повторяю, это безнадежно.
      - Вовсе нет! Не помню, говорила ли я вам, что Каленищефф состоял в банде Гения Преступлений. Если его убил не сам главарь, то кто-то по его приказу. Нам остается всего-навсего...
      - ...найти этого человека. Но он, как вы сами признаете, мастер менять обличье. Вы не знаете, кто он, а еще собираетесь заставить его сознаться! У вас и без того хватает обязанностей, миссис Эмерсон: муж, сын, работа...
      - Вы сильно меня недооцениваете, дорогая мисс Маршалл, если думаете, что я не способна делать несколько дел сразу. Да, я мечтаю разгадать тайну малой пирамиды, но это не значит, что одновременно я не смогу разгадывать другую загадку. У меня есть план...
      - Расскажите!
      Второй раз за утро мои собеседники проявляли неподобающую пытливость.
      - Лучше вам поменьше знать - так безопаснее, - вывернулась я. Главное, доверяйте мне.
      - Но, миссис Эмерсон...
      - Зовите меня лучше Амелией. Зачем нам глупые формальности?
      - А меня зовут Энид. Это мое настоящее имя. Я назвалась вымышленной фамилией, но имя оставила свое, чтобы не попасть впросак.
      - Разумно. У вас талант вводить людей в заблуждение. Постарайтесь его развить. Но о своем кузене вы должны рассказать мне всю правду!
      Энид вздрогнула.
      - О ком?
      - О своем родственнике, Рональде... забыла фамилию. Он бы мог помочь нам в расследовании?
      - Рональд? Простите, я никогда не думаю о нем как о кузене: мы слишком, дальняя родня. Нет, Рональд не из тех, на кого можно положиться в трудную минуту. Он приятный, но совершенно пустоголовый молодой человек, не проработавший за свою жизнь ни одного дня. Если он на что-то и употребляет мозги, то только чтобы подсчитать карточные долги.
      - Какой отталкивающий портрет!
      - Что вы, - возразила Энид, - внешне Рональд само очарование. У него превосходные манеры, а о лучшем собеседнике и мечтать не приходится.
      - Вы не хотите сообщить ему, где находитесь?
      - Ни за что! Возможно, Рональд и правда беспокоится за меня настолько, насколько он вообще способен беспокоиться о ком-то, кроме собственной персоны. Но вряд ли он поспешил в Каир, побросав все свои дела. Рональд несколько недель провел в Египте, а потом отправился охотиться в Судан.
      Я уловила в ее голосе новые нотки. Судя по всему, девушка чего-то недоговаривала. Дальнейшие события доказали мою правоту, но в ту минуту я не догадалась, чем вызвана уклончивость Энид. В молодости мы часто поносим мужчин, которые нам в действительности небезразличны. Вот я и решила, что мисс Дебенхэм влюблена в своего кузена, но стыдится в этом признаться, считая его недостойным своего внимания.
      Деликатность, впрочем, не позволила мне развить эту тему, к тому же Энид напомнила, что работники ждут сигнала, дабы взяться за лопаты.
      Через несколько часов мы устроили перерыв. Усевшись перед палатками, с аппетитом подкрепились яйцами, чаем и свежим деревенским хлебом. У Эмерсона явно поднялось настроение: он наткнулся на несколько обработанных камней и надеялся добраться до постройки.
      Рамсес, разумеется, имел обо всем на свете собственное суждение.
      - Полагаю, папа, мы нашли признаки двух различных периодов. В эпоху Птолемеев был распространен культ Снефру, поэтому...
      - Твой отец прекрасно знает, что творилось в эпоху Птолемеев, перебила я сына.
      - Мамочка, я только хотел подчеркнуть необходимость величайшей осторожности...
      - Позволь еще раз тебе напомнить, что на сегодня твоему отцу нет равных среди археологов.
      Эмерсон так и просиял:
      - Спасибо, дорогая! А как тебе работается?
      - Спасибо, прекрасно.
      Я хотела продолжить, но Рамсес уже пристал к Энид: его интересовали наши успехи. Возможно, он всего лишь пытался вовлечь девушку в разговор, но у меня были основания заподозрить сына в злом умысле. Бесхитростным наше дитя никак не назовешь.
      Впрочем, Энид выкрутилась, вовремя схватив подвернувшуюся под руку кошку. Удивительно, но пушистая аристократка не возражала против этой вольности. Со мной Бастет поддерживала корректные отношения, Эмерсона терпела, но бесцеремонность позволяла одному Рамсесу.
      Уловка удалась. Рамсес принялся расспрашивать Энид о ее четвероногих любимцах, после чего разразился пространной речью о том, что он, мол, догадался: у мисс Маршалл тоже есть кошка, иначе она бы не знала, как обращаться с Бастет. Энид поведала, что у нее несколько собак и дюжина кошек - по большей части несчастные создания, которых бросили прежние хозяева. Такое добросердечие пришлось Рамсесу по душе. Он пододвинулся к девушке, не сводя с нее благоговейного и одновременно любопытного взгляда. Нормальный ребенок - пока не раскроет рот.
      Идиллию нарушил Эмерсон. Он внезапно вскочил, выронив бутерброд (нет нужды уточнять, с какой стороны оказалось при этом масло), и устремил взгляд на восток.
      - Будь я проклят, Амелия, но это опять чертовы туристы! И опять по нашу душу.
      - Ничего удивительного, Эмерсон, - откликнулась я, пытаясь соскрести масло с коврика - довольно старинной и ценной вещицы. - Это один из недостатков Дахшура. По популярности он, конечно, уступает Гизе и Саккаре, но, увы, тоже упомянут в путеводителях. Результат налицо.
      - Ты когда-нибудь видела такие нелепые фигуры? Зеленые зонтики, тряпки на голове...
      В сравнении с Эмерсоном нелепым выглядел любой. Загорелый, презирающий головные уборы, он соответствовал египетскому ландшафту лучше любого европейца. Впрочем, на Эмерсона трудно равняться. Он понятия не имеет, что такое солнечный удар, ожог или насморк. На простых смертных мой ненаглядный по праву взирает свысока.
      Маленький караван уже достиг окрестностей нашего лагеря. Нелепые фигуры с трудом держались на ослиных спинах. Эмерсон зловеще закатал рукава:
      - Сейчас я отправлю их восвояси!
      - Подожди, Эмерсон...
      Но было уже поздно: расстояние между длинноногим Эмерсоном и злополучными туристами сокращалось на глазах. Он поднял руку, и группа резко остановилась. Один тучный джентльмен от неожиданности свалился с осла и был водворен в седло потешающимися погонщиками. Разгорелась оживленная дискуссия. Слов я разобрать не могла, за исключением излюбленных проклятий Эмерсона, однако жестикуляция не оставляла сомнений, что незваные гости не желали убираться восвояси.
      - Боюсь, как бы они не подрались, - сказала Энид.
      - Значит, пора готовить приз для победителя, - ответила я, намазывая маслом новый кусок хлеба.
      Как и следовало ожидать, караван вскоре развернулся и направился к северной пирамиде. Эмерсон возвратился радостным и посвежевшим. Все снова принялись за работу, за исключением Бастет: бесконечные зевки работой не назовешь.
      В первый день раскопок я не надеялась на блестящие находки. И действительно, пока нам попадались только осколки посуды и погребальной утвари. Мы находились на огромном древнем кладбище, в городе мертвых, размеры которого превышали любой город живых. Я показала Энид, как составлять опись, поскольку мы тщательно регистрировали любую мелочь.
      За неимением более достойной пищи для ума я стала размышлять над вопросом, который, по правде сказать, давно не давал мне покоя. Как привлечь внимание Гения Преступлений? Я была согласна с мистером Немо - негоже сидеть сложа руки в ожидании, когда это чудовище нанесет следующий удар. Надо перехватить инициативу и спровоцировать негодяя на опрометчивый шаг.
      Но чтобы приманить Гения, требуется настоящее сокровище, равное царским драгоценностям, на которые он польстился в прошлом году. Драгоценности фараона обнаружил Рамсес. Более того, находок, по моему убеждению, было целых две. Не стоит забывать и про драгоценности принцессы Хнумит, которые с такой помпой в конце прошлого сезона продемонстрировал мсье де Морган. Судя по всему, это была плата за согласие де Моргана уступить Дахшур в этом году нам. Я не расспрашивала Рамсеса об этом раньше и не собиралась теперь: если бы мои подозрения подтвердились, возникли бы трудноразрешимые этические проблемы.
      Точно так же я не собиралась идти к чаду на поклон и умолять его помочь успеху нынешней экспедиции. Ну уж нет, раскопки буду вести строго научными методами. Искала же я одно - вход, чтобы протиснуться внутрь и добраться до погребальной камеры. Впрочем, если бы оказалось, что Рамсес знает, где проход в пирамиду, я бы ничуть не удивилась: у него прямо-таки дьявольский нюх. Но как я ни стремилась проникнуть в пирамиду, еще сильнее было мое желание сделать это без подсказки сына.
      Пирамида пирамидой, но чем еще, кроме блеска сокровищ, привлечь внимание Гения Преступлений? Ответ напрашивался сам собой, однако вызывал протест. При всей своей вере в способность Рамсеса выпутываться из любых передряг я не считала возможным превращать его в живца, на которого клюнула бы акула. Существовал и другой способ, не менее эффективный, к тому же мои материнские чувства не пострадают...
      К полудню жара усилилась. Я так увлеклась своими мыслями, что перестала следить за временем и не обращала внимания на зной, пока не увидела, как раскраснелась и взмокла Энид.
      - Ступали бы вы в тень, к Бастет, - посоветовала я, отбирая у нее блокнот и карандаш. - Я забыла, что вы не привыкли к солнцепеку.
      Девушка стала возражать, уверяя, что долг для нее превыше всего, но я отказалась слушать эти глупости. Спровадив Энид, я собралась снова заняться делом, как вдруг меня отвлекло облако пыли на севере. Опять проклятые туристы! На сей раз наступление велось со стороны Саккары, да еще конными порядками! Похоже, исчадия ада молоды и бесстрашны. Ну-ну... Увидев, что всадники, даже не подумав задержаться у северной пирамиды, галопом несутся в нашу сторону, я поспешила к Эмерсону. Новые проблемы нам совершенно ни к чему. Достаточно того, что однажды уже пришлось извлекать из древней могилы престарелую и крайне любопытную француженку, оказавшуюся прямым потомком Наполеона. Скандал тогда получил международный резонанс.
      Эмерсон уже воинственно закатывал рукава. Я потребовала от него спокойствия и стала ждать развития событий. Вскоре я признала во всадниках молодых англичан, которых видела накануне в "Шепарде". На них опять были нелепые арабские одеяния с базара, зато в седлах пришельцы держались превосходно, что неудивительно для людей, посвятивших жизнь развлечениям. Вооружены они были винтовками самых последних и дорогих моделей.
      Всадники с гиканьем и смехом приблизились к палатке. Ехавший первым собрался спешиться, но при виде меня повис в стремени. Его лошадь как нельзя кстати обнажила зубы, и я не удержалась от смеха, уж больно всадник и его скакун походили друг на друга.
      - Эй, да здесь дама! Интересно, какого черта ей понадобилось в этой дыре? Добрый день, мадам.
      С этими словами молодой человек сорвал с головы тюрбан. Эмерсона его приветственный жест отнюдь не умиротворил.
      - Осторожнее с выражениями! - прорычал он и добавил вопреки очевидности: - Миссис Эмерсон не привыкла к грубостям.
      - Миссис Эмерсон? В таком случае вы - мистер Эмерсон. - Молодой англичанин улыбнулся, гордый своей сообразительностью.
      - Профессор Эмерсон, - поправила его я. - С кем имеем честь?
      - Позвольте представить вам его светлость виконта Эверли! провозгласил другой молодой человек.
      - Вот и славно. Представили - и забирайте обратно. Это археологическая экспедиция, а не клуб богатых бездельников.
      - Археология? Как любопытно! Может, прочитаете нам лекцию, профессор? Или нет, пусть лучше экскурсоводом выступит ваша прекрасная половина. Никогда не отказываться от услуг хорошенькой женщины - вот наш девиз, не правда ли, старина? - Виконт хлопнул Эмерсона по плечу и так оскалился, что чуть не растерял зубы.
      К счастью, ответа Эмерсона я не расслышала. Мое внимание привлек один из спутников нахального виконта. Во мне тотчас пробудилась сыщица. Незнакомец избавился от тюрбана невероятных размеров, и голова его вспыхнула огнем. Не менее примечательным было и лицо. Я так и впилась в него взглядом.
      Надо же, как похож на нашего мистера Немо! Впрочем, приглядевшись, я поняла, что сходство поверхностное. Черты лица у незнакомца были не столь острые, сложение более изящное, а облик куда ухоженнее. Именно этого человека я видела в Каире.
      Смущенный моим пристальным взглядом, молодой человек переступил с ноги на ногу и неуверенно улыбнулся.
      - Добрый день, мадам.
      Я даже забыла на мгновение о своем вспыльчивом супруге. К счастью, своевременное вмешательство Рамсеса спасло виконта от телесных повреждений. Мой сын заинтересовался его лошадью.
      - Верно, юный археолог, это не конь, а ураган! - И виконт расхохотался самым дурацким образом. - Хотите прокатиться?
      - Рамсес, - крикнула я, - не смей!..
      Но Рамсес уже вскочил в седло. Он наверняка слышал мой истошный крик, но притворился, что оглох.
      Наездником он был неплохим, но верхом на огромном белом жеребце выглядел малюткой. Эмерсон наблюдал за происходящим с глупой улыбкой: гордость за сына боролась в нем со страхом. Я схватила мужа за руку:
      - Останови его, Эмерсон!
      - Не беспокойтесь, - его светлость снова рассмеялся, - Цезарь безобиден, как котенок.
      Вокруг "котенка" собрались наши работники, гордые Рамсесом.
      - Ничего с ним не случится, госпожа, - успокоил меня по-арабски Абдулла. - Наш Рамсес и со львом управится.
      Не успел Абдулла договорить, как рядом, едва ли не у меня над ухом, прогремел выстрел. "Котенок" встал на дыбы и с места взял в карьер. Как Рамсес ни прижимался к его спине, как ни цеплялся за гриву, я с ужасом понимала: еще немного, и он свалится... Ноги не доставали до стремян, а руки были слишком слабы, чтобы удержать поводья.
      Несколько секунд все мы стояли как завороженные. Первым пришел в себя Эмерсон. Никогда еще не видела, чтобы человек бегал с такой скоростью, но пешему не под силу догнать испуганную лошадь. Его светлость оказался куда проворнее, чем можно было ожидать.
      - Спокойствие, мадам. Я спасу вашего малыша! - крикнул он и бросился к лошадям, которых держали под уздцы двое конюхов, но тут же был сбит с ног.
      В следующий миг какой-то человек взлетел в седло, а еще через мгновение всадник скрылся в клубах пыли. Я только и успела заметить длинные полы его балахона, взметнувшиеся, как крылья.
      Наши работники тоже не остались без дела: с дикими криками они помчались за Эмерсоном. После некоторого замешательства виконт и его спутники оседлали лошадей и поскакали за Рамсесом. Конюхи переглянулись, пожали плечами и поудобнее устроились на земле, словно зрители в партере.
      Сегодня давали бенефис. С Рамсесом в главной роли. То ли случайно, то ли благодаря усилиям маленького седока конь описывал по пустыне широкую дугу. Если это было делом рук Рамсеса, то он совершал серьезную оплошность: конь быстро приближался к вади - сухому руслу. Глубину обрыва я из-за расстояния определить не могла, но ширина русла составляла футов десять. Конь, может, и сумеет перемахнуть на другую сторону, но Рамсес во время прыжка наверняка не удержится в седле...
      Разумеется, я была вовсе не так спокойна, как можно заключить из моего рассказа. Честно говоря, мое состояние лучше всего описывает расхожее выражение "застыть от ужаса". Помочь сыну я ничем не могла. К тому же в пустыне и без меня хватало бестолковой суеты.
      Его светлость опередил своих спутников. При всех своих недостатках уверена, что успела заметить только небольшую их часть, - верхом он ездил так ловко, словно родился в седле. Но все равно виконт сильно отстал от первого преследователя, стремительно настигавшего белого коня с маленьким всадником. Как и следовало ожидать, Эмерсон маячил далеко позади, не говоря уж о наших людях, рассыпавшихся по пустыне, как горох.
      Неизвестный всадник - неизвестным я его называю только для красного словца, ибо нетрудно было догадаться, кто это такой, - поднажал, обогнал белого коня и развернул его буквально на самом краю обрыва. Несколько секунд обе лошади мчались бок о бок. Немо скакал над самым обрывом, каждую секунду рискуя свалиться вниз, и его отвага принесла результат. Конь Рамсеса свернул в сторону, замедлил бег, а вскоре и вовсе перешел на шаг. Рамсес тотчас оказался на земле. Немо соскочил следом и завернул его в свой балахон. Издали было трудно разобрать, что происходит: то ли Немо радостно обнимает нашего сына, то ли сердито его трясет и грозит выпороть.
      Первым из горе-преследователей до Немо и Рамсеса добрался Эмерсон, через некоторое время подоспели и остальные. Образовалась ликующая сине-белая толпа.
      Только теперь я почувствовала, что мое плечо сжимает чья-то рука (судя по синякам, которые я потом обнаружила, это продолжалось долго, но от волнения я потеряла чувствительность). Оглянувшись, я увидела Энид. Девушка убрала руку, издала жалобный стон и лишилась чувств.
      II
      Я затащила Энид в палатку, чтобы она приходила в себя в холодке. Драма, едва не разразившаяся у нее на глазах, была вполне достаточной причиной для обморока, но я знала, как к этому отнесется Эмерсон. Он на дух не переносит кисейных барышень.
      Первыми в лагерь вернулись виконт и его компания. Наездники старались не смотреть мне в глаза, лишь его светлость набрался наглости и обратился со словами извинения. Правда, с коня он предусмотрительно не слез.
      Я не дала ему договорить:
      - Вы не так уж виноваты, Рамсес вечно попадает в истории. Но советую вам не дожидаться возвращения профессора Эмерсона. Я не несу ответственности за его действия, особенно когда он пребывает в волнении.
      Непрошеные гости вняли доводам разума. Когда Эмерсон наконец приплелся назад, прижимая к широкой отцовской груди ненаглядного сыночка, веселая компания уже пылила на изрядном расстоянии. Вняв уверениям Рамсеса, что он может стоять, Эмерсон с неведомо откуда взявшейся прытью кинулся вслед за всадниками, требуя, чтобы они вернулись и приняли бой, как подобает мужчинам.
      К этому маневру ненаглядного супруга я была готова и незаметно для остальных поставила мужу подножку. Приняв сидячее положение и смахнув пыль с потного лица, он окончательно присмирел.
      - Все хорошо, что хорошо кончается, - прохрипел Эмерсон, сплевывая песок. - Но если этот идиот снова здесь появится, я ему...
      Я сунула Эмерсону фляжку с водой, чтобы он сполоснул рот.
      - Может, хватит на сегодня? Солнце жарит вовсю, люди набегались и притомились...
      - Прервать работу? - Эмерсон окинул меня удивленным взглядом. - Что за мысли, Пибоди!
      И мы возобновили наши труды. Рабочие, вопреки моим ожиданиям, проявили небывалое усердие. Один из них признался напарнику, что обожает работать у Отца Проклятий: с ним не соскучишься.
      III
      Естественно, мы хотели поблагодарить Немо и высказать ему свое восхищение, но он как сквозь землю провалился. В египетском балахоне и тюрбане ничего не стоит затеряться среди полусотни работников.
      Рабочий день кончился, а Немо так и не появился. Излишне говорить, что спаситель Рамсеса был мне нужен не только для того, чтобы обрушить на него родительскую благодарность. Я собиралась кое о чем расспросить молодого человека.
      Рамсес, естественно, получил внушение о недопустимости своего поведения. Виноват в случившемся был не он один, поскольку лошадь понесла от неожиданного выстрела, но разве ему позволяли забираться в седло?
      Защищаться Рамсес не стал, только молча выслушал упреки. Лицо его при этом было еще более непроницаемым, чем обычно. Закончив лекцию, я изгнала сына в его комнату - не такое уж суровое наказание, поскольку он и так проводил там самую жаркую часть дня, трудясь над грамматикой.
      На Востоке дневной отдых - традиция, освященная временем, но мы с Эмерсоном ее не соблюдаем. В археологической экспедиции всегда есть чем заняться помимо самих раскопок. Руины у основания пирамиды представляли собой такое сложное напластование, что разбирать зарисовки и схемы этого хаоса было не менее тяжело, чем ворошить сам хаос.
      Предоставив Эмерсону хмуриться и ворчать, я начала осуществлять план, который продумывала с утра.
      Энид я нашла растянувшейся на койке, но бодрствующей. Уставившись невидящим взглядом в потолок, она не обратила внимания на мое появление, хотя я предварила его покашливанием - постучаться в силу отсутствия двери было некуда.
      Причина апатии девушки была мне понятна. Хорошо бы утешить ее обещанием приступить к действиям, но я решила не рисковать, дабы она меня не отговорила. Без уверток было не обойтись, и, как ни претят мне любые проявления неискренности, иногда ради целесообразности приходится жертвовать самыми священными принципами.
      - Я принесла вам кое-что почитать! - воскликнула я с наигранным оживлением. - Нельзя же убивать время на "Древности" Мейера! - Этот ученый труд Энид отбросила незадолго до моего появления.
      Ее бледные щеки тронул легкий румянец. Взяв у меня книги, Энид с любопытством просмотрела обложки и невольно рассмеялась.
      - Не могла представить, что у вас такой нетребовательный литературный вкус, Амелия!
      - Моя здесь только книга Хаггарда, - объяснила я, присаживаясь на ящик. - Остальное - добро Рамсеса, детективы, как это теперь называется.
      - Очень популярный жанр. Вас он не интересует?
      - Нисколько. По-моему, он требует от читателя чрезмерной доверчивости.
      Наша литературная дискуссия, к моему удовольствию, несколько оживила девушку, и она сказала, сверкая глазами:
      - Разве романы Хаггарда более достоверны? Кажется, он пишет о каких-то затерянных алмазных копях царя Соломона, тысячелетних красавицах и других небылицах...
      - Вот вы себя и выдали, Энид! Если вы знакомы с сюжетами, значит, читали эти книжки.
      Ее улыбка погасла.
      - Я знаю, то есть знала человека, который их любил...
      Кузен Рональд? То, что я о нем слышала, не вписывалось в образ книгочея. Меня подмывало спросить, почему это Энид вдруг погрустнела, но лучше не терять попусту драгоценное время.
      - Сочинения господина Хаггарда - сущий вымысел, - объяснила я, - и на большее не претендуют. Даже самый рациональный ум - а мой ум именно таков иногда нуждается в отдыхе. Если все время напряженно размышлять, то недолго и спятить. Так называемые детективы - совсем другое дело: их герои якобы демонстрируют силу ума, но это форменная иллюзия. В тех немногих, что я прочла, сыщики раскрывают преступления не благодаря своей исключительной догадливости, а по чистой случайности: делают умозаключения наобум, а потом автор подгоняет под их теории сюжет.
      Энид явно меня не слушала. Но книги были всего лишь предлогом для визита, поэтому я с радостью сменила тему на еще более легковесную, чем литература. В действительности же разговор этот играл ключевую роль в моем замысле.
      Сперва я похвалила серо-зеленое платье Энид и осведомилась, откуда у нее такое. Эмерсон любил повторять, что разговор о модах способен отвлечь любую женщину от самых серьезных размышлений, включая близкую кончину в нечеловеческих муках. Это, конечно, преувеличение, но доля истины здесь есть, и реакция Энид стала тому лишним подтверждением. Мы долго обсуждали модные салоны, ткани и безумные расходы на портных, а потом я нанесла удар, надеясь застигнуть собеседницу врасплох:
      - Ваш наряд в день появления у нас был совершенно удивительным!
      - Это последняя мода, - с готовностью ответила Энид. - Называется "платье для велосипедной езды", слышали? Наверняка слышали, ведь на вас был костюм такого же покроя, только другого цвета.
      - Действительно! Я пытаюсь оставаться в курсе новейших стилей, хотя здесь приходится заботиться скорее о практичности, чем о красоте. Это меня и поразило: молодая и современная дама включила в свой походный гардероб столь неожиданную вещь!
      - Я не такая пустышка, как вы предположили по моему поведению. Я решила, что для изучения развалин и спуска в могилы лучше всего подойдут сапожки и короткие юбки. Так и вышло, хотя не в том смысле, как я рассчитывала. В то утро, очнувшись от сна или от обморока, я первым делом подумала: скорее бежать! Я знала, какая обо мне идет молва, и догадывалась, какой вывод сделают полицейские, если найдут меня рядом с трупом моего предполагаемого любовника. Хуже того, накануне вечером мы с Каленищеффым поссорились, о чем могли бы рассказать многие служащие отеля!
      Энид по собственной воле выкладывала подробности своего бегства, не принуждая меня задавать наводящие вопросы. Я собиралась заняться этой темой особо, но сейчас боялась, что лишусь ее доверия, если продемонстрирую равнодушие. Однако рассказ девушки меня и вправду заинтересовал.
      - Мне самой трудно поверить, что я проявила столько хладнокровия и прыти, - продолжала Энид ровным тоном, словно просто думала вслух, желая избавиться от пережитого ужаса. - Говорят, такое иногда случается при шоке. Я оделась, выбрав костюм, в котором мне будет удобнее переносить всяческие лишения. Помимо прочего, я никогда его прежде не надевала, поэтому в нем меня было труднее узнать. Потом вышла на балкон и спустилась вниз по толстой лозе, - к счастью, все стены гостиницы увиты виноградом. Перед гостиницей уже толпились туристы, хотя еще только светало. Я окликнула коляску и покатила в "Мена-Хаус". По пути я вдруг стала дрожать, вся моя смелость куда-то подевалась, в голове было пусто... Я знала, что не смогу долго скрываться: одинокая женщина вызывает недоумение - это в лучшем случае...
      Во время завтрака один джентльмен спросил, не археолог ли я, из тех, кто работает в этом районе. Это навело меня на удачную мысль и напомнило о вашем письме. Обратиться мне было больше не к кому, вот я и решила добраться до вас. Мной руководило отчаяние...
      - Вовсе нет! Очень разумное решение. Но как вы оставались незамеченной всю ночь и следующий день?
      - Это было нелегко. Сами знаете, где раскопки - там гиды-самозванцы, попрошайки и прочий докучливый люд, который вас преследует, как рой мух. В конце концов я поняла, что проще всего избежать внимания, притворившись арабкой-нищенкой. Купила у одной женщины подходящее платье, переоделась в пустой могиле и пошла... Теперь до меня никому не было дела. Переночевала я в расщелине между Саккарой и Дахшуром. Не могу сказать, что хорошо провела ночь. Сюда я добралась к концу следующего дня в полном изнеможении. Сил хватило, только чтобы снова переодеться и спрятать арабское платье вместе с мелочами, которые захватила с собой. После этого я отправилась знакомиться с вами и профессором.
      - Вы заслужили комплимент, Энид! Упорство и изобретательность делают вам честь. А накидку от велосипедного костюма вы тоже припрятали?
      - Да. Я не отказалась от намерения выдать себя за археолога. Увидев вас и профессора за беседой, я попыталась перенять ваш облик. На вас не было накидки, поэтому я ее тоже не надела. Простите мне этот невинный обман...
      - Можете не просить прощения, дорогая. На вашем месте я поступила бы так же. Если хотите, я найду и принесу ваши вещи. Можете описать место, где устроили тайник?
      Она дала мне такие обстоятельные указания, что найти тайник сумел бы и слепой.
      - Я хотела наведаться туда вчера вечером. Но, выглянув из палатки, испугалась холода и зловещей тьмы. Кроме того, до меня донеслись странные звуки: крики, стоны...
      - Это всего лишь шакалы, Энид. Обещайте мне, что никогда не покинете ночью палатку, что бы ни услышали.
      Уходя от девушки, я захватила юбку от велосипедного костюма, объяснив, что сумею привести ее в порядок. Эмерсон по-прежнему рисовал схемы. На стене красовалось безобразное пятно, - видимо, мой нетерпеливый супруг от избытка усердия запустил в стену чернильницей.
      - Терпенье и труд все перетрут! - напомнила я ему и поспешила на крышу.
      Там я переоделась в юбку Энид и рассталась со своим поясом-патронташем, хотя без болтающихся на нем полезных предметов была как без рук. К зонтику я прикипела душой еще сильнее, но с ним меня опознали бы и в самом глубоком склепе. На нос я водрузила темные очки, на голову - пробковый шлем. Закончив преображение, спустилась во двор, пользуясь неровностями в стене как ступеньками. Показаться сейчас Эмерсону значило бы застрять до утра, отвечая на его вопросы.
      Деревня еще не очнулась от послеполуденной дремы, хотя солнце уже клонилось к закату. Я сложила руки на груди, кое-как замаскировав главное различие наших с Энид фигур, и двинулась по пустыне - медленно и неуверенно.
      На много миль вокруг царила полная неподвижность. О существовании жизни на Земле напоминали лишь стервятники, выписывающие круги в блекло-голубом небе. И все же, не преодолев и ста ярдов, я почувствовала, что за мной наблюдают. Инстинкт, о котором так убедительно пишут мистер Хаггард и другие авторы, чрезвычайно развит у всех, кому часто приходится спасаться от недругов. А меня преследуют, кажется, чаще, чем кого бы то ни было.
      С шага я не сбилась, но волосы под пробковым шлемом слегка зашевелились. Эмерсон наверняка сказал бы, что во всем виноват пот. Шлем действительно нагрелся, как жаровня, но дело все равно не в этом. Взгляд невидимого наблюдателя был таким пристальным, что в конце концов я не выдержала и резко обернулась.
      И обнаружила нашу кошку Бастет, зачем-то увязавшуюся за мной.
      - Ты что здесь делаешь? - прикрикнула я на нее. Не получив ответа, приказала: - Немедленно домой!
      Бастет по-прежнему на меня глазела. Пришлось повторить команду по-арабски. Только тогда кошка лениво поднялась, почесала задней лапой ухо в знак пренебрежения и удалилась.
      Однако неприятное ощущение осталось. Я напряженно озиралась, но единственная доступная взгляду живность - Бастет - уже достигла лагеря. Значит, меня беспокоил не ее взгляд. Недаром я говорила Эмерсону, что зловещий Сети постоянно за нами наблюдает! Несомненно, он готовил новый удар. На роль козла отпущения - жертвы, которую следовало сдать полиции, он избрал бедняжку Энид. Радуясь, что мои подозрения получают подтверждение хотя бы в виде шевелящихся на затылке волос, я продолжила путь.
      Найти тайник Энид не составило труда - из песка опознавательным флажком торчал лоскут черной материи. Я выкопала сверток, то и дело оглядываясь и соображая, как поступила бы на моем месте сама Энид, если бы подверглась нападению. Врагу было где притаиться. Не помню, говорила ли я, каким количеством ям и прочих укромных местечек усеяна каменистая пустыня.
      Тем не менее нападения я не дождалась. Оставаясь в чужой личине, я отнесла сверток в палатку Энид, чтобы спокойно его разобрать.
      Судя по степени изношенности и, главное, по запаху, одежду египетской простолюдинки, включая чадру, носили долго и не снимая. Прежде чем прикасаться к этим тряпкам, следовало бы их выстирать, а еще лучше прокипятить. Однако я отложила зловонный ком в сторону. Никогда не знаешь, когда что пригодится.
      Кроме одежды, я нашла в тайнике сумочку со всякими дамскими финтифлюшками. Пудра, губная помада, щетка для волос с ручкой из слоновой кости и тонкий носовой платок, наверное, хранились в сумочке всегда. Еще там лежали кое-какие драгоценности, в том числе золотые часики и медальон, украшенный жемчугом. Наибольший интерес представляла пачка банкнот на сумму более пятисот фунтов стерлингов.
      Конечно, девушка слыла наследницей неплохого состояния, а имена ее портных свидетельствовали, что она не стеснена в средствах. Но зачем иметь при себе столько денег? Я задумчиво положила часы и деньги обратно в сумочку. Эта особа была далеко не так проста, как могло показаться. Возможно, деньги она захватила из-за сложного положения, в котором очутилась... Впрочем, с выводами спешить не стоит.
      Приняв такое решение, я позволила себе еще раз покуситься на чужую собственность: открыла медальон, заранее зная, что лицо на маленькой овальной фотокарточке окажется мне знакомо. Так и вышло, несмотря на обрезанный подбородок и неспособность фотографии передать цвет волос.
      Оставалось гадать, кто это - мистер Немо или тот, другой, так на него похожий. Кого из них (если не обоих) Энид называет своим кузеном Рональдом? И кто из этих двоих - негодяй Сети?
      Признаться, некоторое время я просидела в недоумении. Но чтобы совершенно сбить меня с толку, потребовалось бы две дюжины таких медальонов, а поскольку медальон был один, я решительно надела его на шею и для большего сходства с Энид воспользовалась ее велосипедной накидкой. То, что она не застегнулась у меня на груди, оказалось только кстати: я хотела выставить медальон напоказ.
      Присев на камень неподалеку от палатки, я приготовилась ждать. Не обязательно сегодня, но рано или поздно мои усилия должны были принести любопытные плоды. От внимания Гения Преступлений не ускользала ни одна мелочь, тем более такое важное обстоятельство, как присутствие Энид в Дахшуре. Ее маскарад должен был произвести на него не больше впечатления, чем на меня. Как говорится, ждущий да дождется. Вот я и ждала похищения, в худшем случае - нападения.
      Без привычного пояса с полезными вещицами, тем более без зонтика, я чувствовала себя голой. Успокаивала, правда, тяжесть пистолета, оттягивавшего карман штанов. Внезапно за большим камнем по соседству что-то мелькнуло. С надеждой я повернулась к камню спиной, но, увы, никто и не думал нападать.
      Скучно мне не было: скука селится только в праздной голове, а моя пухла от мыслей. Например, о том, где может находиться вход в "мою" пирамиду и как вечером я буду стирать тряпки Немо (и его самого). Или о том, как обеспечить безопасность Энид предстоящей ночью. Первоначальный план устроить ее ночевать в палатке рядом с нашей обнаружил изъяны. Я как-то упустила из виду, что Эмерсон наверняка отвлечет меня настолько, что я не услышу, как на девушку нападут. И уж тем более не сумею предотвратить нападение. Значит, следующую ночь Энид придется снова провести в доме. Так ей будет обеспечено выживание, а нам с Эмерсоном - блага законного брака.
      Кроме того, любуясь, как отражаются от граней пирамиды лучи заходящего солнца, я думала о древнем монархе, чьи мумифицированные останки покоились некогда в погребальной камере пирамиды, о пышной церемонии погребения, о сверкании золота и драгоценных камней на прекрасном саркофаге... Потом я вспомнила другого фараона, чьим именем бесстыдно назвался ужасный человек, посланцев которого я сейчас поджидала. Гробница великого египетского правителя Сети находилась на юге, в Фивах, в знаменитой Долине царей. Открытая в 1817 году, она до сих пор является одной из главных достопримечательностей Египта. Судя по великолепным барельефам и росписям в этой самой роскошной из всех царских гробниц, похороны Сети были потрясающей по богатству и многолюдству церемонией. Но как недолговечна мирская слава! Прошла не одна тысяча лет с тех пор, как у фараона украли все его сокровища, а его бренные останки без всякого почтения засунули, вместе с останками его предшественников и потомков, в тесную пещеру, где они избежали окончательной гибели.
      Тайник с мумиями фараонов был обнаружен всего несколько лет назад. Теперь мумии хранятся в Каире, где на них можно вдоволь поглазеть. Облик Сети до сих пор по-царски величествен. При жизни он был могущественным властелином, "львом, в долине рвущем коз" и необыкновенным образчиком мужской красоты, подобно своему сыну Рамсесу. Видел ли нынешний негодяй Сети благородные черты прежнего? И не эта ли мумия навела его на мысль назваться именем, пришедшим из глубин веков? Человек, продемонстрировавший свое поэтическое воображение и силу ума, мог бы проявить больше фантазии. Я чувствовала свое родство с этим извергом: ведь я одарена не менее щедро, чем он.
      Удлинившиеся тени напомнили, что наступает вечер, следовательно, Эмерсон вот-вот потребует традиционного чаю. Тем не менее я решила подождать еще минут пять и пересёла лицом к северо-востоку. Так мне были видны зеленые квадратики полей и деревья, из-за которых выглядывал минарет деревенской мечети. Над нищими домишками серым туманом висел дым от очагов.
      Внезапно пустыню сотряс грохот. Я вскочила на ноги. У основания малой пирамиды вихрилось облако пыли и песка. Видимо, не выдержала часть кладки, потревоженной нашими раскопками. Хорошо, что это произошло не во время работ! Такой была моя первая мысль. В следующую секунду я испытала восторг: на северной стороне пирамиды появился темный квадрат. Неужели при обвале разверзся скрытый раньше вход?
      Тут уж было не до обязанностей сыщицы, тем более послушной жены, подносящей мужу чай. Со всех ног я кинулась вниз по склону, в археологическом раже начисто забыв, что играю роль подсадной утки. Появись сейчас передо мной даже африканский слон, место которому - на несколько тысяч миль южнее, я бы вряд ли обратила на него внимание.
      Что уж говорить об обычном двуногом? Поднятый им шум не шел ни в какое сравнение со слоновьей поступью, так что я не заметила преследователя и даже не догадывалась о его присутствии, пока чьи-то руки не обхватили меня и не оторвали от иссушенной египетской земли. В ноздри ударил тошнотворный запах, издаваемый сложенным вчетверо платком. Я потянулась к карману, за пистолетом, но так и не сумела выудить оружие из широченной вельветовой штанины.
      И все же Амелия Пибоди Эмерсон не сдается до последнего! Перед глазами моими плыл туман, пальцы немели, а я упрямо продолжала шарить в своем бездонном кармане.
      Глава восьмая
      I
      А потом меня почему-то отпустили. Я стояла на четвереньках, удивляясь количеству ног, устроивших вокруг меня лихую пляску. Сначала ног было несколько десятков. Но уже скоро, напоенная живительным воздухом вечерней пустыни, я очухалась и решила, что ног всего две пары. Жизнь возвращалась в привычную колею.
      Когда я, набравшись сил, приняла более пристойную сидячую позу, драчуны уже обнимались, как родные. Длинные одеяния добавляли картине абсурда: парочка напоминала двух светских дам, заключивших друг дружку в приветственные объятия. Однако перекошенные лица "дамочек" свидетельствовали не столько о радости, сколько о ярости.
      Один из дерущихся оказался мистером Немо. Тюрбан свалился с его головы, и медные волосы сияли в лучах вечернего солнца, как надраенный рыцарский шлем. Второго человека я видела впервые. Темная кожа выдавала в незнакомце уроженца Южного Египта.
      Противники расцепились, и стало ясно, что оба безоружны. Но обыкновенный кулак тоже может наделать бед: египтянин нанес Немо сокрушительный удар в солнечное сплетение. Бедняга согнулся пополам, но не отступил. В следующую секунду мой обидчик получил ответный удар в челюсть и повалился навзничь, увлекая за собой Немо.
      Зрелище требовало закаленных нервов. Я на свои не жалуюсь, однако ввязываться в драку мне почему-то не хотелось. Моя бедная голова все еще отчаянно кружилась, но я мужественно возобновила попытки отыскать дно у своего кармана, а заодно и пистолет. И моя настойчивость увенчалась успехом! Произошло это очень вовремя, так как мистеру Немо срочно требовалась помощь: противник с энтузиазмом душил его.
      Видя, как лицо Немо заливает синевой, я зачем-то выкрикнула не слишком грозную фразу, которую слышала от одного знакомого американца:
      - Руки вверх, паршивец!
      Вряд ли темнокожий паршивец меня понял, но пронзительный визг привлек его внимание. Он оглянулся, увидел наведенный на него пистолет, тотчас присмирел, отпустил бедного мистера Немо и выпрямился. Его физиономия, только что искаженная свирепой гримасой, стала безмятежной, как у мумии. Ни в лице незнакомца, ни в выцветшем балахоне не было ничего примечательного. Этого субъекта запросто можно было спутать с любым из многочисленных смирных соотечественников.
      Мистер Немо тем временем перевернулся на живот и встал - сначала на колени, потом на ноги. Дышал он, в отличие от своего противника, тяжело.
      Паршивец же был так спокоен, словно погрузился в молитву. Лицо Немо было усеяно белыми отметинами, которым вскоре предстояло превратиться в уродливые синяки, красное пятно на порванном рукаве свидетельствовало, что рана открылась.
      Он осторожно двинулся в мою сторону:
      - Превосходно, миссис Эмерсон! Дайте-ка мне пистолет.
      - Нет-нет. Пока мы будем передавать оружие, этому молодчику ничего не стоит сбежать. Вы, может, и сомневаетесь, что я способна выстрелить в человека, да еще и не промахнуться, но он-то таких сомнений не ведает. Теперь ты понял, с кем связался, дружок? Я не та, за кого ты меня принял, а Ситт-Хаким, жена великого волшебника Эмерсона, Отца Проклятий! Для злодеев я не менее опасна, чем он сам. Зоркостью глаза я не уступаю грифам в небе. И, подобно им, не даю никому спуску.
      Вторая часть моей речи прозвучала, естественно, по-арабски. Этот язык словно специально создан для самовосхваления - жанра, которым виртуозно владеет всякий уважающий себя египтянин. Мои слова не оставили адресата равнодушным.
      - Я вас знаю, госпожа, - тихо прошелестел он.
      - Значит, тебе известно и то, что я без колебания воспользуюсь оружием. До убийства не дойдет, но ранение тебе обеспечено. Хочу сохранить тебе жизнь, чтобы ты все нам рассказал.
      И, не в силах больше сдерживать возбуждение, я выкрикнула по-английски:
      - Вы хоть понимаете. Немо, кого мы поймали? Это первый сообщник Гения Преступлений, попавший ко мне в плен! С помощью подручного мы доберемся и до его подлого хозяина. Будьте любезны, свяжите ему руки своим тюрбаном. Или вы ранены и не можете пальцем пошевелить?
      - Могу, - заверил Немо.
      Египтянин поднял руку. В этом жесте было столько достоинства, что Немо замер.
      - Я подвел своего господина, - произнес египтянин все так же тихо. Теперь меня ждет судьба, которую он уготовил всем неудачникам. Но я не стыжусь: меня победила сама Ситт-Хаким. Молва твердит, что она непростая женщина, в ее груди бьется сердце мужчины. Хвала тебе, госпожа! - И он, следуя традиции своего народа, перенес ладонь с груди на лоб, потом прикоснулся к губам.
      Я уже собиралась ответить на комплимент по возможности цветисто, как вдруг лицо египтянина исказилось ужасной гримасой, глаза закатились, руки потянулись к горлу. Мгновение - и он рухнул наземь.
      Немо бросился к нему.
      - Бесполезно, - проговорила я, опуская пистолет. - Он умер еще до того, как упал. Полагаю, это синильная кислота.
      - Верно, я чувствую запах горького миндаля. - Немо выпрямился. Его губы побелели. - Вот люди! Предпочитают принять яд, чтобы...
      - ...избежать допроса. Проклятье! Надо было первым делом связать ему руки. Что ж, в следующий раз буду умнее.
      - В следующий раз?.. - Немо провел дрожащей ладонью по лбу, и я заметила, что его рукав совершенно пропитался кровью.
      - Вам нехорошо, мистер Немо. Вы слабеете от потери крови. Я сейчас!
      Сопротивляться он не мог. Оторвав кусок от его халата, я перевязала руку.
      - Теперь кровотечение остановится, но рану обязательно надо промыть. Немедленно в лагерь!
      - А как же?.. - Немо указал на труп.
      Я оглянулась. Широко раскрытыми глазами мертвец уставился в вечернее небо, где прибавилось стервятников.
      - Переверните его лицом вниз! - приказала я.
      Немо покосился на кружащих в небе птиц и молча подчинился.
      II
      Подходя к дому, мы еще издали увидели, что в раскрытых воротах стоит Абдулла.
      - Госпожа! - истошно завопил он, завидев нас. - Эмерсон спрашивает...
      - Могу себе представить!
      Представить было нетрудно, так как брань безутешного супруга, выкрикивающего мое имя, долетала до улицы. Напрасно я лелеяла надежду, что он по-прежнему увлечен работой. Скрыть всю правду о происшедшем не получится.
      - Случилось несчастье, - сказала я Абдулле, который во все глаза смотрел на окровавленный рукав Немо. - Немедленно возьми Али или Хасана и ступай к скале за палатками. Там лежит мертвец. Принесите его сюда.
      Абдулла обхватил руками голову.
      - Снова мертвец? Только не это, госпожа! - У него еще теплилась слабая надежда. - Наверное, это старая мумия, госпожа?
      - Боюсь, труп наисвежайший, - угрюмо ответила я. - Вам понадобится что-то вроде носилок. Побыстрее, пожалуйста! Я не могу терять время на болтовню. Сам видишь, мистеру Немо требуется помощь.
      Абдулла убежал, заламывая руки и бормоча себе под нос.
      - Опять мертвец! - донеслось до меня. - Каждый год одно и то же. Что ни год, то труп...
      - Насколько я понимаю, у вас давняя привычка находить мертвые тела? осведомился Немо.
      - Глупости! - отрезала я, ведя его к дому. - Стану я искать такую гадость... Представьте, они сами меня находят! А теперь помолчите. Я сама объяснюсь с Эмерсоном. Ох и не понравится ему это...
      Не успели мы дойти до двери, как Эмерсон собственной персоной выскочил нам навстречу и замер как вкопанный. Если только вкопанные способны так багроветь.
      - Опять ты за старое, Амелия?! Я тебя предупреждал...
      - Тес! - Я прижала палец к губам. - Зачем столько шуму, Эмерсон? Ты переполошишь весь...
      - Шум? Шум?! - Таких воплей я еще не слышала, даже в исполнении ненаглядного супруга. - Что ты вытворяешь?! Часами пропадаешь невесть где, а потом являешься вывалянная в грязи, да еще в сопровождении какого-то...
      - Полегче, Эмерсон!
      - Обойдусь без подсказок. Как я погляжу, мистер Немо, вы в очередной раз спасли члена моей беспутной семейки от ужасной участи. Очень вам благодарен!
      - Скоро ты обо всем узнаешь, - сказала я примирительно. - Мистер Немо действительно заслуживает благодарности. Так что давай займемся ранами, которые он получил, отважно нас защищая. Будь так добр, принеси мою аптечку. Лучше врачевать под открытым небом: здесь больше света и нет опасности испачкать кровью паркет и ковры.
      Никак не отреагировав на шутку, в зловещем молчании Эмерсон исполнил мою просьбу. Я отвела Немо за дом, где было устроено место для омовений. Там, спрятавшись за ширмами, можно было даже принять ванну. Эмерсон и Рамсес делали это ежедневно - Эмерсон по доброй воле, Рамсес по грубому принуждению. Неудобство состояло в том, что мужчин окатывали водой из кувшинов слуги, я же не хотела смущать слуг и кое-как справлялась сама.
      Дождавшись Эмерсона, я уговорила Немо снять грязный, как половая тряпка, и дырявый, как решето, халат. Реставрации сей предмет не подлежал, поэтому я попросила одного из работников, собравшихся поглазеть на раненого, принести свой, посулив компенсацию. Под халатом у Немо обнаружились хлопчатобумажные подштанники до колен. Румянец смущения, заливший не только щеки страдальца, но и голую грудь, свидетельствовал, что он потерял не так много крови, как я опасалась.
      - Уверяю вас, мистер Немо, мне не впервой видеть мужскую наготу, успокоила я своего спасителя. - Мне приходилось лечить раненых и наблюдать мужчин в чем мать родила, так что вам нечего стыдиться. Между прочим, ваши грудные мышцы развиты совсем неплохо...
      Недовольное ворчание за спиной напомнило мне о присутствии бдительного супруга.
      - Но до Эмерсона вам, конечно, далеко, - поспешно поправилась я. - А теперь, мой дорогой Эмерсон, так уж и быть, я поведаю тебе о случившемся...
      Но с рассказом пришлось повременить. Сквозь толпу зевак прорвалось изящное создание. Немо хотел отвернуться, но было поздно.
      Несколько секунд молодые люди молча взирали друг на друга, оба бледные, как известная суровая старуха с косой. Потом Энид испуганно поднесла руку к губам.
      - Ты? - пролепетала она. - Ты?..
      - Только не вздумайте хлопнуться в обморок, - предупредила я. - Сразу с двумя пациентами мне не справиться.
      - При чем тут обморок? - Побагровев так, что перещеголяла смущенного Немо, Энид подскочила к нему и отвесила звонкую пощечину. - Набитый дурак!
      III
      К этой выходке оказалась не готова даже я. Подобное поведение в сочетании с выражениями, недостойными леди, временно лишило меня дара речи. Зато молодчина Эмерсон проявил находчивость. Видя, что Энид вот-вот умчится куда глаза глядят - зеваки уже почтительно расступились, чтобы ее пропустить, - он выбросил руку и поймал ее за талию. Как она ни лягалась, как ни бранилась - да-да, с ее нежных уст слетали далеко не самые вежливые словечки! - он и бровью не повел.
      - Все это зашло слишком далеко. Я еще согласен на роль пешки, передвигаемой по шахматной доске жизни могучими силами, властительницами судеб всего человечества. Но будь я проклят, если позволю, чтобы меня дурачила женщина, которая, как я наивно верил, связана со мной узами нерушимого доверия!
      Кто еще способен на такие экспромты, тем более с дерзкой беглянкой под мышкой? Признавая справедливость упрека, я покраснела даже сильнее, чем Энид и Немо. Не дав мне и рта раскрыть, Эмерсон величественным жестом указал на табурет:
      - Сядь, Амелия! Вы тоже присядьте, юная леди. - И он так резко опустил Энид на другой табурет, что из прически бедняжки вылетели два гребешка и с десяток шпилек. - Все останутся здесь, пока я не узнаю главного.
      - Ты совершенно прав, Эмерсон. Я обязательно сяду, вот только закончу промывать...
      - Можешь заниматься этим сидя! - рявкнул Эмерсон.
      Я послушно упала на табурет. Успокоенный моей покорностью, Эмерсон понизил голос. Теперь его можно было слушать, не опасаясь за сохранность барабанных перепонок.
      - Закончишь с раной - и хватит с ним возиться, Амелия! - приказал он. Если ему надо вымыться полностью, пусть займется этим самостоятельно.
      - Конечно, Эмерсон. Я только...
      - Довольно, Амелия!
      Эмерсон сложил руки на груди и обвел компанию угрожающим взглядом. Египтяне уселись на землю и, раскрыв рты, таращили глаза в предвкушении развлечения. Энид вцепилась в табурет обеими руками, словно боялась, что на это место кто-то покусится. Мистер Немо свесил голову, тщетно пытаясь скрыть от любопытных взглядов белые отметины от пальцев Энид на малиновой щеке.
      - Так-то лучше, - прогрохотал Эмерсон удовлетворенно. - Начнем с вас, юная леди. Называю вас так, потому что фамилия "Маршалл" не имеет к вам никакого отношения.
      Я не могла не восхититься хитроумием мужа. Он построил фразу так, чтобы не показать, что знать не знает, кем Энид является в действительности. Когда она назвала свое настоящее имя, он ничем не выдал свое удивление, если не считать мимолетной складки на лбу. Выслушав историю девушки, Эмерсон сказал:
      - Любопытно. Разумеется, я сразу вас узнал, мисс Дебенхэм. Просто не хотел разочаровывать.
      И он сурово посмотрел на меня. Я открыла рот, но промолчала.
      - Однако кое-чего в вашем занимательном рассказе недостает. Честно говоря, вы обошли молчанием все важное. Полагаю, вы близко знакомы с мистером Немо, иначе не обошлись бы с ним так по-свойски. Кто он такой? И кем вы приходитесь друг другу?
      Немо вскочил, как подброшенный пружиной:
      - На эти и на все остальные вопросы лучше отвечать мне. Умоляю, давайте избавим мисс Дебенхэм от постыдной обязанности излагать события, полные...
      - Поберегите свое красноречие! - оборвал его Эмерсон. - Я терпелив, но и моему терпению есть предел. Вас-то как зовут, черт побери?
      - Дональд Фрейзер.
      - Не Рональд Фрейзер? - спросила я удивленно.
      - Нет, Дональд.
      - Но ведь Рональд Фрейзер...
      У Эмерсона задрожал подбородок - сигнал, предупреждающий о назревающем взрыве. Я прикусила язык.
      - Буду вам весьма признателен, миссис Эмерсон, - с издевательской вежливостью заговорил мой супруг, - если вы воздержитесь от любых комментариев. Лучше даже не дышите, если получится, пока этот господин не расскажет всего. Начните с самого начала, мистер Фрейзер, - по крайней мере, мы теперь можем называть вас по фамилии. И постарайтесь ничего не упустить.
      Молодой человек послушно заговорил:
      - Меня зовут Дональд Фрейзер. Рональд Фрейзер - мой младший брат. Мы принадлежим к старому почтенному роду. До недавних пор на честном имени Фрейзеров не было ни единого пятнышка...
      - Довольно сомнительно, - хмыкнул Эмерсон. - По меньшей мере один древний шотландец, носивший это имя, был кровожадным малым. Есть даже легенда о том, как ваш пращур преподнес голову убитого врага в подарок его вдове.
      Я негромко кашлянула. Эмерсон покосился на меня.
      - Согласен, Амелия. Обещаю больше не перебивать. Продолжайте, мистер Дональд Фрейзер.
      - Я не злоупотреблю вашим вниманием. Боюсь, моя история неоригинальна.
      Молодой человек попытался сложить руки на груди, но сморщился от боли и уронил раненую руку. Девушка охнула от сочувствия и даже попыталась встать, но тут же опомнилась и села, бросив испуганный взгляд на Эмерсона.
      Дональд - лучше называть его так, чтобы не спутать с братом, продолжал:
      - Будучи старшим сыном, я унаследовал состояние родителей, умерших несколько лет назад. Семья была небогата, но отец постарался, чтобы мы ни в чем не испытывали нужды. Говорю "мы", ибо справедливость, если не закон, требовала, чтобы половина наследства принадлежала Рональду.
      Отец определил меня в полк, - наверное, нет необходимости уточнять в какой. После смерти отца брат предложил взять на себя управление имением, чтобы я мог полностью посвятить себя армейской карьере. А потом я наделал долгов... Позвольте не распространяться, каких именно. Мне стыдно об этом говорить, особенно в присутствии...
      Он покосился на Энид. Девушка старалась на него не смотреть, но казалось, что в воздухе между ними накапливается электричество. Назревала гроза.
      - Врешь! - взорвалась наконец Энид, порывисто вскакивая. - Жалкий, безмозглый лгун!
      Эмерсон властно положил ей на плечо загорелую дочерна руку и принудил сесть.
      - Помолчите, мисс Дебенхэм. У вас еще будет время для опровержения. Заканчивайте свою историю, сэр.
      - Осталось недолго. Наш полк отправили в Египет. Нуждаясь в деньгах, я подделал чужую подпись на чеке. Преступление было раскрыто, но человек, которого я пытался обокрасть, тоже офицер, проявил великодушие. Мне разрешили выйти в отставку и исчезнуть. Так я и сделал. Вот и все.
      История закончилась так быстро, что мы с Эмерсоном разинули от удивления рты. Полагая, что наложенный мужем запрет временно утратил силу, я воскликнула:
      - Не маловато ли, мистер Фрейзер? Я могла бы привести кое-какие подробности, которые вы опустили. Ваш брат находится в Египте...
      - Знаю. Видел его вчера.
      - Наверное, он приехал с желанием протянуть вам руку братской помощи, доказать, что любит вас и прощает?
      Немо еще ниже опустил голову. Энид, придавленная к табурету тяжелой рукой Эмерсона, издала презрительный смешок.
      - А вы, мисс Дебенхэм, наверное, прибыли сюда с миссией отпущения грехов давнему знакомому?
      - Я прибыла, чтобы высказать все, что о нем думаю! - крикнула Энид. Рывок - и даже всего веса Эмерсона не хватило, чтобы помешать ей вскочить. Этот презренный олух сполна заслужил то, что с ним приключилось!
      - Несомненно, - согласился Эмерсон, с интересом изучая девушку. - Но я попросил бы уделять больше внимания фактам. Например, вашему знакомству с Каленищеффым. На мой взгляд, понятия о приличиях и вкус не должны были вам позволить связаться с этим негодяем. Зачем он вам понадобился?
      - Вы совершенно правы, - ответила Энид. - Он пришел ко мне на третий день после моего приезда в Каир и предложил помощь - не безвозмездно, разумеется. Он обещал разыскать Дональда, который, по его уверениям, скрылся со стыда на самом дне, среди каирских нищих и мошенников.
      Дональд сморщился и закрыл лицо руками. Энид безжалостно продолжала:
      - Сама я, конечно, не осмелилась бы нырнуть в эту клоаку. Каленищефф убедил меня, что мы с ним должны разыграть... интерес друг к другу. Так я утаила бы истинную цель своего появления и провела Дональда с его преступной компанией...
      - Предосудительная доверчивость, - прокомментировал Эмерсон. - Однако продолжим. Скажите, смерть мерзавца - не следствие вашего гнева или стараний отстоять свою честь? Не кипятитесь, мне хватит одного вашего утвердительного кивка. Я бы все равно не поверил, что женщине под силу нанести такой могучий удар, пробить грудь и поразить сердце!
      - Что ты себе позволяешь, Эмерсон? - возмутилась я. - Ты сам мне говорил...
      - Ты меня неверно поняла, - отмахнулся он с таким бесконечным презрением к истине, что я потеряла дар речи. Продолжение было не менее оскорбительным: - Что ж, ситуация запутанна, но не нова.
      Главное, история, поведанная этими двумя желторотыми идиотами - прошу прощения, молодыми людьми, - полностью опровергает твою теорию, будто Каленищефф пал жертвой таинственного Сети. При отсутствии каких-либо улик...
      - Улика вот-вот появится, и какая! - пообещала я. - Абдулла и Хасан уже несут сюда труп одного из приспешников Гения Преступлений. Этот бедняга отравился, когда не смог исполнить поручение своего грозного хозяина похитить меня. То есть он не знал, что похищает именно меня, поскольку я переоделась в Энид, вот он и...
      - Ты переоделась в мисс Дебенхэм? - медленно переспросил Эмерсон.
      Пришлось дать подробные объяснения. Эмерсон внимательно выслушал мой рассказ, ни разу не прервав, после чего обернулся к Немо, то бишь к Дональду:
      - Эти захватывающие события происходили в вашем присутствии, сэр?
      - Ты сомневаешься в моей правдивости? - оскорбилась я.
      - Ни в коем случае, Амелия. Но мне кажется невероятным, что нашелся простак, умудрившийся спутать тебя с мисс Дебенхэм.
      - И даже не один, а целых два! - заявила я торжествующе. - Вторым был Дональд. Ведь вы меня преследовали, приняв за Энид? Долго пытались набраться храбрости и открыться, а потом...
      Увы, я сама чувствовала, что несу вздор, ведь Немо не показывался целых полтора часа! Сейчас его истинные намерения выдавала густая краска смущения. Он любил Энид - до беспамятства, отчаянно, безнадежно - и смиренно любовался ею (вернее, мною) издали. Ситуация, отлично знакомая читателю по сентиментальным романам.
      Пришлось тактично сменить тему.
      - Итак, улика вот-вот будет внесена. Вот и она!
      Перед нами предстали Абдулла и Хасан.
      - Где труп? - спросила я сурово.
      Абдулла покачал головой:
      - Никакого трупа, госпожа. Мы нашли место, куда вы нас направили, следы борьбы и пятна крови, потом все вокруг обыскали. Мы подумали, что раненый пришел в себя и попытался уползти...
      - Мертвецы не приходят в себя и не ползают, - напомнила я. - Или ты полагаешь, Абдулла, что я не способна отличить мертвого от живого?
      - Нет, госпожа. Но, мертвый или живой, он исчез. Наверное, он все-таки умер, иначе мы не услышали бы тоненький голосок его призрака. Настоящий голос бесплотного духа!
      Хасан сопровождал рассказ Абдуллы неустанными кивками.
      - Мы убежали, госпожа, - подхватил он, - чтобы мертвец случайно не принял нас за своих убийц.
      - Господи! - воскликнула я укоризненно. - Какой еще призрак, глупцы? Никаких призраков не существует. Это была птичка или... или...
      - Неважно, Пибоди. Мне не впервой изгонять духов, - пришел на выручку Эмерсон.
      "Амелия" снова уступила место "Пибоди" - знак того, что он перестал на меня сердиться. Предвкушение церемонии изгнания духов вернуло Эмерсону хорошее настроение. Его часто просят этим заняться: Египет, с точки зрения местных жителей, перенаселен демонами. Эмерсон заслужил репутацию успешного мага и очень этим горд.
      - Эмерсон! - прошептала я внезапно. - А ГДЕ РАМСЕС?!
      IV
      Для порядка мы с Эмерсоном заглянули в комнату Рамсеса, но если бы наш сын находился поблизости, то обязательно прибежал бы на шум, чтобы молоть языком, всех перебивать, задавать нескончаемые вопросы и комментировать каждое слово тупоголовых взрослых...
      Потом все устремились к Ломаной пирамиде. Вперед вырвался Эмерсон, по пятам мчался Дональд. Судя по виду, бывший мистер Никто так безжалостно казнил самого себя за недосмотр, что я не посмела его упрекать. Романы научили меня, что любовь разрушительно действует на мозг и прочие органы, где рождается чувство ответственности.
      Не предупрежденный об обвале вспомогательной пирамиды, Эмерсон не знал, где начать поиски. Я застала его бегающим вокруг пирамиды, как ищейка, старающаяся взять след. Очарование вечера было безнадежно испорчено однообразными оглушительными выкриками:
      - Рамсес! Рамсес!
      - Помолчи хотя бы немного! - взмолилась я. - Разве при таких воплях можно расслышать его голос?
      Эмерсон кивнул и немедленно нашел себе другое, не намного более разумное занятие: вознамерился оторвать голову Абдулле. Во всяком случае, очень крепко схватил его за ворот.
      - Откуда ты слышал голос?
      Абдулла беспомощно размахивал руками и закатывал глаза, давая понять, что со сдавленным горлом не очень-то поговоришь.
      - Извини, Эмерсон, но твой вопрос не имеет смысла, - вмешалась я. - Сам знаешь, в этих пустынных местах невозможно определить, откуда доносится звук, тем более тихий. Кажется, у меня есть одна мысль, но прежде ты должен успокоиться. Вот так... А теперь взгляни на малую пирамиду.
      Истинному профессионалу достаточно мимолетного взгляда. Рука Эмерсона отпустила горло преданного помощника, лицо исказилось от ужаса. Свежие развалины у основания древней постройки и впрямь не сулили ничего отрадного. Эмерсон лучше любого другого знал, до чего опасно трогать расшатанные веками камни.
      Первым опомнился юный Селим. С душераздирающим воплем он кинулся к куче камней и принялся остервенело их разбрасывать. Эмерсон подскочил к нему.
      - Не надо, сынок, - посоветовал он участливо. - Этак ты обрушишь себе на голову остальные камни.
      Вопреки распространенному заблуждению, арабы - народ мягкосердечный, не стесняющийся выражать свои чувства. Лицо Селима было мокрым от слез, которые, смешиваясь с песком, быстро образовывали страшную маску. Я похлопала юношу по плечу и предложила свой платок.
      - Вряд ли его завалило. Позови-ка еще разок, Эмерсон, и подожди ответа.
      Не успело стихнуть эхо от истошного вопля перепуганного родителя, как раздался ответный крик - слабый-слабый и очень далекий... Не обязательно быть суеверным, чтобы принять такой звук за завывание призрака.
      - Вот! - прошептал Абдулла. - Слыхал, Отец Проклятий? Тот самый голос.
      - Рамсес, - определила я со вздохом. - Он нашел вход, черт бы его... я хотела сказать - слава богу! Эмерсон, ты видишь вон тот провал футах в десяти над кучей, чуть правее центра?
      Хватило моего краткого, но убедительного объяснения, чтобы все согласились: отверстие - это желанный вход в пирамиду и проникнуть туда вполне реально, если, конечно, соблюдать осторожность. Эмерсон, правда, прерывал мою лекцию воплями "Рамсес!", на которые сын отвечал тихим, жутковатым воем. Пришлось прервать их дуэт напоминанием, что крики приводят к повышенному расходу кислорода, а Рамсесу он жизненно необходим, если наш отпрыск и впрямь угодил в ловушку, из которой не может выбраться самостоятельно. Эмерсон согласился со мной и окончательно притих, создав мне комфортабельные условия для размышлений.
      Подобно более крупным каменным пирамидам, эта была сложена из блоков-ступенек, как огромная четырехгранная лестница. Однако по прочности она сильно уступала соседней пирамиде, так что подниматься по "ступенькам" следовало крайне осторожно, проверяя каждую, прежде чем переносить на нее свой вес.
      Эмерсон, конечно же, вызвался возглавить восхождение. Как он верно заметил (не очень меня этим порадовав), если какой-то блок его не выдержит, то я по крайней мере пойму, что надо искать для ноги другую опору.
      Добравшись до отверстия, мы обнаружили, что это действительно вход в беспросветное нутро пирамиды. Видя, что Эмерсон уже набирает в легкие воздух, я напомнила ему:
      - Вибрации от громкого крика может хватить, чтобы...
      - Верно, Пибоди, - ответил он, на всякий случай шепотом. - Думаешь, он там?
      - Уверена.
      - Тогда я пошел.
      Но как Эмерсон ни извивался, его широкие плечи не протискивались в узкий проем. Дождавшись, пока он выбьется из сил, я спокойно сказала:
      - Теперь моя очередь.
      - Ну... - начал было Эмерсон, но не нашел что добавить. Зато присоединившийся к нам Дональд издал страдальческий стон. Ловкость, с какой он взобрался по пирамиде, свидетельствовала о его знакомстве с альпинизмом.
      - Профессор, неужели вы позволите миссис...
      - Позволю? - переспросил Эмерсон. - Я никогда ничего миссис Эмерсон не позволяю, молодой человек. Время от времени я пытаюсь ее предостеречь от совсем уж опрометчивых поступков, но, увы, безрезультатно.
      - У меня плечи поуже, чем у вас, - не отставал Дональд. - Значит, мне и...
      - Вздор! - отрезал Эмерсон. - У вас никакого опыта, зато миссис Эмерсон привыкла к пирамидам, как младенец к погремушкам.
      Пока они препирались, я сняла куртку и зажгла свечу. Не обнаружив Рамсеса в доме, я заглянула на крышу и захватила свой пояс и зонтик. Зонтик я была вынуждена оставить внизу, зато пояс с бесценным снаряжением был на мне.
      - A bientot!* - бросила я и нырнула в дыру.
      ______________
      * До скорого (фр.).
      Вместо напутствия ненаглядный супруг прочувственно похлопал меня по той части тела, что исчезла во чреве пирамиды последней.
      Я очутилась в узком, выложенном камнем коридоре. Высота свода позволяла выпрямиться, но пол под ногами уходил вниз так круто, что я предпочла сразу опуститься на четвереньки. Вскоре мое внимание привлекло кое-что необычное тусклый свет, проникающий неизвестно откуда в темный коридор. Оказалось, что он струится из неровной щели в завале, перегородившем проход. Осторожно разогнувшись, я заглянула в щель.
      Рамсес сидел на камне, спиной ко мне, и строчил при свете свечи в блокноте. Он, конечно, услышал, как я облегченно охнула, обнаружив его целым и невредимым, но прервать писанину и не подумал. Только поставив жирную точку, мой дорогой сын поднял глаза:
      - Добрый вечер, мама. Ты одна или с папой?
      V
      Нет, пауза в повествовании служит не для того, чтобы уберечь уши и глаза читателя от выражений, которыми я приветствовала своего отпрыска. Если бы я раскричалась, мог бы обрушиться свод коридора и мой воспитательный порыв стал бы роковым. К тому же Рамсес не дал мне и рта раскрыть, тут же начав в утомительных подробностях объяснять, как следует разбирать замуровавший его завал. Не дождавшись, когда он уймется, я повернула назад.
      Не зря я боялась вылезать из дыры. Стоило мне высунуть голову на волю, как Эмерсон сдавил ее своими ручищами и принялся осыпать поцелуями, не очень заботясь, куда они приходятся. При этом он обрушил на меня град вопросов, расслышать которые я так и не сумела, поскольку дорогой супруг зажал мне ладонями уши.
      Только вернув себе способность слышать, я объяснила ситуацию.
      - Одной мне эти камни не сдвинуть, они слишком велики. Придется, наверное, воспользоваться предложением мистера Фрейзера.
      - Как Рамсес? Бедный мальчик не ранен? - испуганно вопросил Эмерсон.
      - Не ранен, иначе не мог бы корпеть над своей "Египетской грамматикой". Прошу вас, мистер Фрейзер.
      И Дональд полез следом за мной. При виде преграды он присвистнул. В слабом свете свечи он напоминал древнеегипетского каменщика, замуровавшего в погребальной камере тело богоподобного правителя.
      - Умоляю, мистер Фрейзер, осмотрите завал, прежде чем трогать камни! Одно неосторожное движение - и...
      - Понимаю, - отозвался он.
      Тут до нас донесся тонкий голосок:
      - Советую вам, мистер Немо, вернее, мистер Фрейзер, отыскать главную точку, на которую давит масса обвалившихся камней. Согласно моим подсчетам, общий вес пирамиды у нас над головой равен восемнадцати и одной трети тонны...
      Продолжения лекции своего сына я не помню. Зато хорошо запомнила град ругательств, и осуждать Дональда Фрейзера за несдержанность не приходилось. Он уже принялся за дело и быстро расширил брешь, через которую я видела Рамсеса. Любимое чадо немедленно приникло к дырке. Несмотря на поразительное сходство с мумией своего царственного тезки, Рамсес в отличие от мумии не молчал, а так и сыпал ценными указаниями.
      - Мистер Немо - позвольте мне по-прежнему пользоваться вашим псевдонимом, пока мне вас официально не представят под настоящим именем! Ни в коем случае не трогайте левую часть завала - для вас она правая. Я оцениваю ситуацию как...
      Конца речи мы не услышали. Рамсес захлебнулся возмущенным клекотом, поскольку Дональд потерял всякое терпение и, схватив его за горло, выволок через дыру. Рискованный поступок, не причинивший, впрочем, оратору особого вреда, если не считать пары царапин.
      - Иди впереди меня, Рамсес, - приказала я холодно.
      - Хорошо, мама. Я бы и сам тебя обогнал. Судя по хватке мистера Немо, он сейчас в таком возбуждении, что будет лучше, если ты...
      Пришлось его подтолкнуть. Впоследствии Рамсес утверждал, что я его ударила, но это преувеличение. Я просто помогла ему ускорить шаг.
      Домой мы возвращались в гробовом молчании. Наш повар Хамид возмущенно сообщил, что ужин сгорел, ведь мы его не предупредили, что задержимся.
      VI
      Приведя себя в порядок и кое-как подкрепившись, мы собрались в "гостиной" на военный совет.
      Чувствуя, что нервы у членов совета совершенно истерзаны, я обнесла всю компанию виски (за исключением Рамсеса, конечно). Напиток возымел действие.
      Впрочем, Эмерсон и так пребывал в превосходном настроении: его горячо любимый сынок был цел и невредим, а мои тайные замыслы выплыли наружу. Оставшись со мной наедине и помогая снимать костюм, в котором я изображала Энид, он сказал:
      - Я, разумеется, осуждаю твое сумасбродство, но еще больше не терплю, когда ты безумствуешь тайком от меня.
      В начале военного совета я заверила мужа, что теперь, когда молодые люди перестали прикидываться, он знает почти все. Рамсес утверждал, что его Энид провести не сумела.
      - Строение лица не скрыть. Опытный взгляд не обмануть мелочами вроде одежды, украшений и косметики. Кстати, мисс Дебенхэм, немного погодя мне бы хотелось обсудить с вами способы, к которым прибегают дамы для изменения своего естественного облика. Полагаю, они стремятся выглядеть красивее, иначе зачем столько ухищрений? Помада на губах и румяна на щеках очень похожи по назначению на раскраску представителей амазонских племен...
      Нам ничего не оставалось, кроме как заткнуть болтуну рот. Пока только фигурально, хотя у Дональда был такой вид, словно он не пожалел бы ради благородной цели собственную ладонь. Мои предупреждения насчет Рамсеса его больше не удивляли.
      - Этому парню не нужен телохранитель, миссис Эмерсон, - сказал он тихо. - А вот ангел-хранитель пригодится. Вернее, целая орава ангелов.
      В новой рубашке и брюках молодой человек впервые стал похож на английского джентльмена. Он старался помалкивать и не поднимал глаз. Энид тоже молчала. Они столь нарочито избегали смотреть друг на друга, что это бросалось в глаза.
      Тишину нарушил Эмерсон:
      - Помимо моей воли меня вовлекли в эту историю с убийством Каленищеффа. Сразу скажу, что, на мой взгляд, между этим событием и семейной историей мистера Фрейзера существует связь. Негодяя убили именно тогда, когда мисс Дебенхэм наняла его для поисков пропавшего родственника. В подобные совпадения я не верю!
      - И тем не менее совпадения имеют право на существование, Эмерсон, возразила я. - Ты, как всегда, не хочешь принять во внимание, что некто, чье имя я больше не осмеливаюсь произносить...
      - Дьявол! - проревел Эмерсон. - Как же ты можешь произнести это имя, Амелия, когда не знаешь, как оно звучит? Сделай одолжение, называй этого назойливого субъекта как угодно, но лучше уничижительным прозвищем, а не...
      - Независимо от прозвища было бы глупо отрицать, что он в этом замешан. Мы сталкивались с ним уже не меньше четырех раз: сначала похитили Рамсеса, потом подкинули украденные чаши для причастия, далее появились цветы с кольцом, и, наконец, сегодня напали на меня. Только крайне предубежденный человек может утверждать, будто Сети не имеет ко всему этому никакого отношения. - Я старалась не смотреть на Эмерсона, но слышала его недовольное пыхтение.
      - Прошу прощения, мама, - встрял Рамсес, - по части трех последних случаев я с тобой солидарен, но насчет первого...
      - Кому еще могло понадобиться похищать тебя?
      - Мало ли кому... - заступился за сына Эмерсон. - Я бы рад согласиться с тобой, Пибоди, что в Египте не многие рискнут связаться с нашим Рамсесом, но, на беду, преступники вертятся вокруг нас, как блохи вокруг собаки. Если б оказалось, что на нас охотится меньше пяти-шести убийц, я бы просто оскорбился.
      Лицо Дональда вытянулось. Я улыбнулась ему:
      - Профессор Эмерсон шутит. Однако в его словах есть доля истины. Наше семейство действительно притягивает преступников словно магнит, и ничего удивительного. Мы ведь у них как кость в горле.
      - Пусть так. Но, черт побери, сейчас-то мы занимаемся своими делами... Разве что... Рамсес! Признавайся, ты не затеял ничего такого?..
      - Насколько я знаю, папа...
      - Да или нет?
      - Нет, папа.
      - Может, ты раскопал древний клад и скрыл это от нас с мамой?
      - Нет, папа. Если ты мне позволишь...
      - Никаких разглагольствований! В кои-то веки я намерен взять на себя управление семейной дискуссией. Итак, вернемся к теме убийства. Мне трудно представить, чтобы полицейские всерьез подозревали мисс Дебенхэм. Если бы она сама к ним явилась...
      Дональд подскочил как ужаленный.
      - Никогда! Даже если с нее снимут обвинение, огласка...
      - Минуточку! По-моему, Эмерсон, ты недооцениваешь улики. Во-первых, мисс Дебенхэм и Каленищефф состояли в близком знакомстве. То есть были любовниками... Спокойствие, Дональд! В ночь убийства между ними произошла ссора. Каленищеффа нашли убитым в постели мисс Дебенхэм, и в момент убийства она находилась рядом с ним, да еще в одной ночной сорочке. Версия о том, что посреди ночи в ее номер проник некий злоумышленник и подсыпал ей снотворного, вряд ли прозвучит убедительно. Ведь никто, кроме мисс Дебенхэм, этого неизвестного не видел.
      - Но дурная репутация Каленищеффа, его связи в преступном мире... начал Эмерсон.
      - Для полицейских его связи с преступниками - не более чем подозрения. Что касается репутации князя, то, сам посуди, разве она не работает против мисс Дебенхэм? Каленищефф был - как бы помягче выразиться? - известным ловеласом. Вот тебе и мотив убийства - ревность.
      - Так мисс Дебенхэм единственная подозреваемая? - спросил Эмерсон хмуро.
      - Есть еще двое, - призналась я.
      - Кто? - Эмерсон тотчас повеселел.
      - Оба сейчас находятся в этой комнате.
      Эмерсон невольно перевел взгляд на Рамсеса.
      - Опомнись, Эмерсон! Ты сам говорил, что такой удар не под силу женщине, что уж говорить о ребенке восьми лет. Нет, Рамсес тут ни при чем! Зато некий обладатель железных мускулов и невыдержанного нрава неоднократно называл Каленищеффа негодяем и твердил, что само его присутствие оскорбление для любой приличной женщины.
      Эмерсон скромно улыбнулся.
      - Это я, - представился он.
      - Совершенно верно. Я говорю о тебе.
      - До чего ты изобретательна, Пибоди! Если бы я не знал, что это не моих рук дело, то заподозрил бы сам себя! А кто второй в списке?
      - Видимо, я, профессор, - вздохнул Дональд. - В ту ночь я был у гостиницы. Вы сами велели мне прийти...
      - Чего вы не сделали.
      - Не сделал, потому что не знал, как быть. Я ценил ваше доверие, но был возмущен вмешательством... Полночи я пробродил, ломая голову, как поступить.
      - Вполне вас понимаю, мистер Фрейзер. Но то, что вы находились в толпе перед гостиницей, еще ни о чем не говорит. Вы околачивались там и в другие дни вместе с несчетными туземцами. Полагаю, вы не переступили порог гостиницы?
      - Драный попрошайка вроде меня об этом даже мечтать не смеет, - ответил Дональд с грустной улыбкой.
      - В таком случае мне непонятно, в чем вас можно заподозрить.
      Рамсес уже давно пытался ввернуть словечко. Я опасалась, что одним словечком дело не ограничится.
      - Папа, если бы мистера Фрейзера узнали...
      - Именно это я и хотела сказать, - быстро вставила я, бросив на Рамсеса недовольный взгляд. - У Дональда Фрейзера, в отличие от драного попрошайки, мог быть мотив убрать Каленищеффа. И то, что его тоже подозревают, мне доподлинно известно.
      - От кого известно? - спросил Эмерсон. - От Бехлера?
      - Нет, от...
      - Так ты побывала и в полиции?! - Судя по тону, Эмерсон считал визит в полицейский участок куда более серьезным преступлением, чем убийство Каленищеффа. - Ты меня обманула, Амелия! Ты обещала...
      - Какие обещания? Успокойся, от полиции все равно мало проку. Удивительно, зачем наш друг сэр Элдон держит на службе таких бездарей! Например, майор Ремси - набитый дурак, к тому же понятия не имеет о приличиях. Нет, я узнала кое-что любопытное от одного частного детектива. Вчера я попыталась тебе о нем рассказать, но потом ты... потом мы...
      - Не отвлекайся, Амелия! - пригрозил любимый супруг.
      - Хорошо, хорошо! Так вот, я повстречала этого джентльмена прямо перед зданием полиции. Он меня узнал и заговорил со мной - надо сказать, со всей учтивостью. По его словам, подозревается некий бродяга в оранжевом тюрбане. Джентльмена зовут Тобиас Грегсон. На его счету много известных раскрытых дел: Камбервелльское отравление и...
      Продолжить мне не дали. Все - за исключением Бастет, которая лишь лениво мигнула, - вскочили и заговорили хором.
      - Это все Рональд! - крикнула Энид.
      Дональд вторил ей. Эмерсон разразился бессвязной речью о том, что частные сыщики все как один закоренелые подлецы, а мне не следует болтать с первым встречным.
      - Мама, мама, мама... - тараторил Рамсес, как попугай, только что научившийся говорить. - Грегсон - это... Грегсон - это...
      Так могло продолжаться бесконечно и без всякого толку, поэтому я не стала дожидаться, пока они уймутся.
      - Забудьте о Грегсоне, раз упоминание его имени вызвало такую бурю. Главное, Дональду и Энид ни в коем случае нельзя появляться в полиции. Положение мистера Фрейзера даже опаснее, поскольку власти наверняка предпочтут арестовать мужчину, а не юную леди. Нет уж, мы должны сидеть и не высовываться - так, кажется, выражается молодежь? Игру мы затеяли опасную и не должны показывать свои карты противникам. Я уже предприняла одну попытку выманить Сети из норы и собираюсь продолжить завтра...
      Мои слушатели снова взвыли, да так, что я прикусила язык. Конечно, Эмерсон перекрывал остальных:
      - Я свяжу тебя по рукам и ногам, Амелия! Не позволю тебе рисковать! Я сам выкурю этого мерзавца!
      - Переодевшись в мисс Дебенхэм?
      Эмерсон умолк.
      - А почему вы так уверены, что охотятся именно за мной? - робко спросила девушка. - Вдруг нападавший знал, кто перед ним?
      - Устами младенца глаголет... - Эмерсон осекся и кашлянул. - Простите, мисс Дебенхэм, но я бы сказал то же самое, если бы меня все время не прерывали.
      - Глупости! - отрезала я. - Перевоплощение было безупречным. Дональд, например, и подумать не мог...
      - А я догадался! - поспешно вставил Рамсес. - Я знал, что это ты, мама. Я кое-что должен тебе...
      - Вот видишь! - торжествующе провозгласил Эмерсон.
      - Глаза истинной любви видят насквозь, - улыбнулась Энид.
      Дональд бросил на нее быстрый взгляд и отвернулся. Эмерсон поджал губы.
      - Этого я и опасаюсь, - признался он.
      VII
      Эмерсон не стал объяснять свои загадочные слова. Впрочем, никто из нас не потребовал у него объяснений: были темы и поважнее. Мы решили ждать развития событий не больше двух дней. Вернее, такое решение принял Эмерсон, невзирая на мое сопротивление. Мне, правда, удалось взять с него обещание, что, если эти два дня пройдут зря, мы вместе отправимся в Каир за новостями.
      - Хоть ненадолго сосредоточиться бы на работе! - простонал Эмерсон. Мы еще даже не выяснили, к какой эпохе относятся постройки рядом с пирамидой.
      Я догадывалась, что у него на уме. Подобно мне, Эмерсон не собирался сидеть сложа руки в ожидании следующего шага Сети. Совершенно очевидно, что ненаглядный супруг вознамерился утереть мне нос по детективной части. Разумеется, я не призналась, что разгадала его замысел. Играть так играть, дражайший профессор Эмерсон! На этот случай у меня в рукаве припрятано несколько лишних карт.
      - Отлично, - сказала я с притворной радостью. - За это время я успею обследовать вспомогательную пирамиду изнутри.
      - Напрасный труд, мама, - скептически заметил Рамсес. - Погребальная камера пуста. Подозреваю, что она никогда и не служила гробницей, потому что слишком мала, всего семь футов на...
      - Рамсес!
      - Да, мама?
      - Разве я не запретила тебе лазить в пирамиду без разрешения?
      Рамсес задумался.
      - Запретила, мама. Уверяю тебя, я этого не забыл. Просто ты была в пределах видимости, значит, я не совсем нарушил твой запрет. Я находился у самого входа в коридор, то есть не внутри и не снаружи, и собирался там оставаться, но по неосторожности оступился и соскользнул вниз. Как ты помнишь, наклон коридора составляет сорок пять градусов пятнадцать минут. Я ударился о стену, чем нарушил равновесие камней, которые и так...
      - Рамсес!
      - Хорошо, мама, постараюсь быть кратким. Проход оказался перегороженным, я понял, что не смогу освободиться самостоятельно, и решил воспользоваться случаем, чтобы изучить пирамиду изнутри, ибо мое отсутствие будет обнаружено не сразу, и отряд спасателей...
      - Думаю, сынок, - пробормотал Эмерсон, - мама готова тебя отпустить. Ступал бы ты спать.
      - Хорошо, папа. Но сперва я обязан довести до маминого сведения, что Грегсон - это...
      - Хватит! - Я не выдержала и встала. - Рамсес, ты испытываешь мое терпение. Ступай сейчас же!
      - Но, мама...
      Я замахнулась - вовсе не для того, чтобы отлупить Рамсеса. К телесным наказаниям я вообще отношусь неодобрительно, но порой это единственный способ вправить любимому чаду мозги. На сей раз я собиралась ухватить его за шкирку и отправить спать, но Бастет, неправильно истолковав мои намерения, молнией взмыла в воздух и вцепилась мне в рукав. На помощь пришел Эмерсон. Извинений от нахалки можно было не ждать: Бастет обиженно задрала хвост и величественно удалилась с Рамсесом, можно сказать, в обнимку. Оба демонстрировали оскорбленную добродетель: кошка - походкой, Рамсес - отказом пожелать любимой родительнице спокойной ночи. Представляю, как лихо они хлопнули бы дверью, окажись она на их пути.
      Эмерсон предложил и остальным отправиться на боковую.
      - После такого насыщенного дня ты, должно быть, страшно утомилась, Пибоди.
      - Вовсе нет! Если хочешь, могу проговорить еще несколько часов.
      Эмерсон лишь хмыкнул в ответ.
      Собрав свои пожитки, мы двинулись к палатке, перед уходом поручив Абдулле запереть ворота и поставить сторожа. Я не сомневалась, что Дональд присмотрит за Рамсесом и Энид. От мисс Дебенхэм молодой человек, конечно, постарается держаться подальше, но в обиду не даст.
      Завтра Дональду не избежать доброго совета. На мой взгляд (а он у меня наметанный, да и опыт немалый), ничто так не раздражает женщину, как раболепное обожание. Подобное отношение лишь способствует капризам. Ведь если перед вами вдруг кто-то станет ползать на коленях и молить, чтобы его как следует потоптали ногами, потребуется недюжинная воля, дабы отклонить это заманчивое предложение. По дороге к палатке я поделилась своими мудрыми наблюдениями с Эмерсоном. Вопреки моим ожиданиям, он не стал презрительно фыркать, а задумчиво ответил:
      - Значит, по-твоему, лучше, когда мужчина походит на неандертальца?
      - Нет, просто в супружестве нужно исповедовать равенство, как мы.
      И я взяла его за руку. Пальцы Эмерсона сплелись с моими.
      - Однако если тебя послушать, то мужчине все-таки приличествует некоторое физическое и моральное превосходство...
      - Помнишь, как-то раз ты признался, что хотел бы закинуть меня в седло и увезти далеко-далеко в пустыню?
      Я рассмеялась, но Эмерсон остался серьезен.
      - Помню. Надо было так и поступить?
      - Нет, я бы брыкалась изо всех сил, - ответила я весело. - Женщина вовсе не согласна, чтобы ее куда-то волокли против ее воли, просто ей хочется, чтобы у мужчины было такое желание. Конечно, со стороны столь почтенных супругов, как мы, это было бы неуместной эксцентричностью.
      - Несомненно, - подтвердил Эмерсон обреченно.
      - Компромисс между нежной преданностью и мужским напором достигается непросто, но Дональд слишком далеко зашел в своем обожании. В ближайшее время я намерена открыть ему на это глаза. Он боготворит Энид, и она, скорее всего, отвечает ему взаимностью или отвечала бы, если бы он вел себя нормально... Мисс Дебенхэм не стала бы говорить таких жестоких слов, если бы не...
      Эмерсон оторвал меня от земли и втащил в палатку.
      Глава девятая
      I
      Сон как-то не задался. Наверное, моя лекция произвела на Эмерсона глубокое впечатление, поскольку уже наступила глубокая ночь, а ему все не спалось. При малейшем звуке он вздрагивал, выскакивал из палатки и застывал во мраке с дубиной в руках.
      Но все тревоги оказались ложными: то вой шакалов, то шорохи, издаваемые мелкими зверьками. Лично меня все это не беспокоило, я уже давно привыкла к ночной жизни пустыни. Но и мой сон нельзя было назвать безмятежным, давно меня не посещали в таком количестве яркие сновидения. Проснувшись, я не смогла вспомнить ни одного, осталась лишь смутная тревога.
      Несмотря на ночные треволнения, утром Эмерсон был полон энергии и энтузиазма. Сначала он потягивался и зевал за палаткой, радуя мой взор своим чеканным силуэтом на фоне встающего солнца. Мы захватили из дома примус и кое-какую провизию, чтобы позавтракать вдвоем.
      - Что-то ты всю ночь ворочалась, Пибоди.
      - Ага, ты ведь будил меня каждые полчаса.
      - Еще ты разговаривала во сне.
      - Вздор! Я никогда не разговариваю во сне, это признак умственного расстройства. Я сказала что-то интересное?
      - К сожалению, не разобрал.
      Появление работников прервало наш разговор, и я сразу о нем забыла. Дональд, ни на шаг не отходивший от Рамсеса, заверил меня, что ночь прошла без происшествий.
      - Не считая, - оговорился он, укоризненно косясь на Рамсеса, полуночного появления моего юного подопечного на лестнице, ведущей на крышу. Он отказался объяснить, что ему там понадобилось.
      - Просто дверь стерег Хасан.
      Можно подумать, это достаточное основание для побега под покровом ночи.
      - Неважно, - сказала я со вздохом. - Если я еще этого не говорила, то говорю теперь: тебе запрещено покидать ночью дом!
      - При любых обстоятельствах? А если дом загорится, в него проникнут грабители или на меня вот-вот рухнет крыша?
      - В подобных ситуациях мы полагаемся на твое благоразумие, - сказал Эмерсон.
      Продолжать внушение не имело смысла, Рамсес всегда найдет лазейку. Если ему приспичит, он способен спалить дом дотла.
      - Где Энид? - спросила я и тут же увидела девушку.
      - Мисс Дебенхэм хотела остаться, - объяснил Дональд, - но я настоял, чтобы она пошла с нами.
      - Правильно. Ее нельзя ни на минуту оставлять одну.
      - И потом, у меня каждая пара рук на счету, - подхватил Эмерсон. Слушайте все! Я собираюсь проработать без перерывов весь день, пусть даже все силы ада ополчатся против нас и затеют у меня под носом последнюю битву Армагеддона. Если кто-нибудь из вас окажется при смерти, пусть лучше отползет и мирно скончается в сторонке. Идем, Рамсес. Не отставайте, Фрейзер!
      И Эмерсон припустил за Абдуллой.
      - Сегодня он не в духе, - предупредила я Энид, поравнявшуюся со мной, лучше ему не перечить. А у меня для вас сюрприз: мы начинаем обследовать пирамиду изнутри!
      Я ожидала взрыва энтузиазма, а увидела вытянувшееся личико и потухший взор.
      - Но Рамсес говорил...
      - Надеюсь, вы не ожидаете от ребенка глубоких познаний в археологии, дорогая? Он мог пропустить что-то важное.
      Землекопам поручили убрать обвалившиеся камни и расширить проход. Осмотрев потолок уходящего вниз коридора, я убедилась, что опасности нового обвала нет. Мы подперли тоннель бревнами, разобрали завал, после чего я доставила себе удовольствие - первой проникла внутрь пирамиды.
      Писк летучих мышей и хлопанье крыльев - неизменное шумовое сопровождение в древнеегипетских постройках - так подействовали на Энид, что она отказалась меня сопровождать. Дальше я двинулась одна.
      Миновав десяток коридоров, расположенных под разными углами друг к другу, но в целом идущих в одном направлении, я оказалась в пустом помещении площадью примерно семь с половиной квадратных футов. Пол покрывал ничем не примечательный сор. Для очистки совести я поручила Селиму покопаться в пыли, а сама поспешила обратно, на свежий воздух, героически скрывая разочарование.
      Энид сидела сбоку от входа в пирамиду, подперев руками подбородок и наблюдая за египтянами, устроившими себе короткую передышку. Я подкралась к ней и как ни в чем не бывало сказала:
      - Так не годится. Сколько можно чураться его, как прокаженного?
      - Пока не опомнится и не расскажет всю правду!
      - Он уже сознался в многочисленных грехах. Не могу представить, чтобы он скрывал что-то еще. Или вы считаете, что убийца - Дональд?
      - Вовсе нет! - Энид обернулась. - Не он, а Рональд! А Дональд, как всегда, взял на себя его вину.
      - И пожертвовал офицерским званием, честью, состоянием? Полно, Энид! Даже мужчины не бывают настолько глупы. Благородство и самопожертвование это, конечно, наивысшие добродетели, но, доведенные до абсурда, они превращаются в самый настоящий идиотизм.
      - Совершенно с вами согласна. - Энид горько усмехнулась. - Но вы не знаете Дональда. Назвать его донкихотом - значит ничего не сказать. Рональд - тот всегда был в семье любимчиком: он и младше, и меньше, и слабее...
      - Вы правы, сколько раз я наблюдала, как мамаши пестуют в ущерб остальным детям самого маленького и жалкого! Чужая слабость будит в нас самые лучшие качества.
      - Несомненно, если подходить абстрактно, то жалость - это очень благородно. Но в данном случае жалость причинила братьям огромный вред. Рональд никогда не бывал виноват, его никогда не наказывали. Вместо того чтобы восстать против такой несправедливости, Дональд пытался добиться материнского одобрения, предлагая себя на роль защитника Рональда и козла отпущения. Когда Рональд совершал очередную пакость, вину всегда брал на себя Дональд, ему доставалось и наказание. Рональд задирал главного соседского хулигана, а драться выходил Дональд. Последними словами матери, обращенными к Дональду, были "Береги брата". Так он и поступал.
      - В детстве, наверное, так оно и было. Но почему вы уверены, что Дональд и сейчас взвалил на себя вину брата? Одно дело - затрещина, полагавшаяся другому, и совсем другое - долги, в которые влез не ты.
      - Дональд поступает так не впервые, - возразила Энид. - Ему уже приходилось выплачивать долги Рональда. Но в этот раз все гораздо хуже. Рональду грозил публичный позор, возможно даже тюрьма, если бы человек, чью подпись он подделал, предал случившееся огласке. К Дональду он относился с большим уважением, поэтому простил ему то, что никогда не простил бы другому. Вот почему Дональд взял на себя вину брата и на сей раз. Я уверена в этом так же твердо, как в том, что мы с вами здесь стоим, но доказательств у меня нет. Правду знают только братья. Рональд не собирается признаваться, и если Дональд не откажется от роли мученика, то... Потому я и примчалась в Египет. Рональд выехал раньше меня - якобы с целью отыскать Дональда и вернуть его домой. Я знала, что он не будет слишком стараться найти брата, и не ошиблась. В Каире мне сказали, что Рональд отправился в путешествие развлечься. Пришлось мне самой разыскивать Дональда, чтобы то ли мольбой, то ли угрозами...
      - Может быть, обещаниями? - осведомилась я осторожно. Щеки девушки вспыхнули от смущения.
      - Он никогда не намекал, что подобное предложение могло бы как-то на него повлиять...
      - Понимаю. Мужчины - странные существа, Энид. Требуется богатейший опыт, как у меня, накопленный в путешествиях по странам и континентам, чтобы разобраться в их причудах. Вам не приходило в голову, что Рональд мог помешать вашим поискам?
      - Приходило... - прошептала Энид. - Я даже заподозрила, что Каленищеффа подослали специально, чтобы сбить меня со следа. Но такой подлости я не ждала даже от Рональда...
      - И напрасно, - сказала я твердо. - Каленищефф что-то замышлял. Он сам мне говорил, что собирается покинуть Египет. Раз так, он должен был напоследок сорвать большой куш, даже ценой предательства или шантажа. Но кто стал его жертвой - вот вопрос! В общем, вы затронули несколько занимательных тем, которые я должна хорошенько обдумать. Но это позже, а пока нам пора присоединиться к остальным. Кажется, меня уже зовет Эмерсон.
      Сомневаться, чей крик разносится по пустыне, не приходилось. Муж мой смог бы, поднатужившись, разрушить криком египетскую пирамиду, по крайней мере вспомогательную.
      Первым нас встретил Рамсес, чтобы спросить, не нашла ли я в пирамиде чего-нибудь интересного. Я сразу переменила тему.
      Мы уже почти завершили трапезу, когда усиливающийся гул голосов предупредил о приближении очередной группы туристов - весьма потешного каравана. При виде фигуры предводителя отряда Эмерсон спрятался в траншее, предусмотрительно вырытой его землекопами. После памятного эпизода с французской императрицей он очень опасался престарелых дам.
      Я отправила людей работать, а сама двинулась навстречу незваным гостям в надежде отвлечь их и избавить беднягу Эмерсона от нервотрепки. Женщина на осле, возглавлявшая процессию, показалась мне знакомой. Приглядевшись, я узнала старую американку, которую видела в "Шепарде". Бедный ослик был почти не виден из-под ее пышных черных юбок и все же резво бежал вперед. Всадница болталась на его спине из стороны в сторону. Двоим погонщикам приходилось то и дело поправлять ее в седле.
      Заметив меня, американка тут же заорала пронзительно-гнусавым голосом:
      - Я вас знаю! Мы виделись в гостинице. Вы ведь знакомы с Бехлером? Леди не пристало ужинать в одиночестве.
      - Это был не ужин, а обед, - напомнила я и назвала свое имя.
      - А это кто? - спросила она, ткнув в сторону зонтом.
      Я обернулась.
      - Позвольте представить вам моего сына. Подойди, Рамсес.
      - Рамсес? - протрубила американка. - Ну и имечко! Какой болезненный ребенок. Не жилец, наверное.
      - Благодарю за заботу, мадам, - сказала я с ледяной вежливостью. Однако, уверяю вас, внешность обманчива. Рамсес, изволь...
      Но тут американка начала слезать с осла. Зрелище, должна заметить, не для слабонервных, сопровождалось представление гневными выкриками и безумной жестикуляцией, зонт так и мелькал в воздухе. Я уже опасалась (и надеялась), что она рухнет на одного из щуплых погонщиков. Юноша не пострадал бы, а вот неприятная особа... Однако все закончилось благополучно. Расправив юбки и вуаль, американка снова обратилась ко мне:
      - Покажите-ка мне пирамиды, милочка! Ради них я приехала издалека и обязательно должна их увидеть. Миссис Эксхаммер из Де-Мойна, штат Айова, все дела доводит до конца. У меня тут целый список... - Она помахала листком бумаги, как пиратским флагом. - Я не вернусь домой, пока не увижу всего, что здесь перечислено.
      - А ваши спутники? - спросила я, указывая на двух спешившихся людей.
      Бледный молодой человек ухватился за осла, чтобы не упасть, и судорожно вытирал лоб. Его зеленолицая спутница не устояла на ногах и сползла на землю.
      Миссис Эксхаммер из Де-Мойна, штат Айова (понятия не имею, где находится это варварское место), залилась злобным смехом, какого мне еще ни от кого не приходилось слышать.
      - Не обращайте внимания на этих дурней! Им за мной не угнаться, а ведь мне уже шестьдесят восемь, ни днем меньше! Это мой племянник Иона. Я взяла его с собой как помощника, но проку от него чуть. Боится, как бы я не обошла его в завещании, вот и подлизывается. Ха-ха! Ему ничего не достанется, но он еще об этом не знает. Эту особу я хотела сделать своей компаньонкой, но она тоже никуда не годится. Чего этот мальчишка на меня пялится? Где его хорошие манеры?
      - Осмелюсь заметить, - ответствовал Рамсес тоном неисправимого зануды, - что любой забыл бы про манеры при виде такой примечательной особы, как вы. Однако я не хочу навлекать позор на маму, она постоянно работает над моим поведением, и если результат оставляет желать лучшего, то это моя, а не ее вина.
      Неизвестно, какое впечатление произвело это выступление на миссис Эксхаммер, поскольку ее лицо закрывала вуаль. Я же отнеслась к словам Рамсеса одобрительно. Он подал даме руку:
      - Позвольте вас сопровождать, мадам.
      Старуха замахнулась на него зонтом:
      - Пошел прочь, негодник! Знаю я мальчишек:
      то ножку подставят, то пауков напустят.
      - Будьте покойны, у меня и в мыслях не было... - начал было Рамсес.
      - Какой мне от тебя прок, малявка? - прошипела старуха. - Лучше дайте-ка мне руку вы, милочка. Ростом вы не вышли, зато на вид жилистая.
      И она цепко ухватила меня за плечо. Рука в черной шелковой перчатке оказалась по-мужски тяжелой, но я не стала сопротивляться. Вежливое обращение со старшими - привычка, которую я хотела бы внушить сыну. Да и стряхнуть старческую клешню было не так-то легко.
      По пути к пирамиде очаровательная миссис Эксхаммер подвергла меня допросу с пристрастием: сколько мне лет, давно ли замужем, есть ли еще дети, люблю ли мужа. Я поспешила ответить ей той же монетой, спросив, нравится ли ей Египет.
      Старуха разразилась долгой обличительной речью о невежестве и нечистоплотности египтян, затем добавила ядовито:
      - Но и цивилизованная публика не лучше. В Каире я стала свидетельницей безобразных скандалов, от которых любая приличная женщина сгорела бы со стыда. Что вы скажете о молодой англичанке, убившей несколько дней назад своего любовника? Взяла и перерезала ему горло от уха до уха в своем собственном номере!
      - Я слышала об этом убийстве. Не верится, что преступление - дело рук молодой леди.
      Порыв ветра приподнял вуаль миссис Эксхаммер в тот самый момент, когда она оскалила зубы, слишком белые для настоящих.
      - А я в этом ничуть не сомневаюсь! Женщины, милочка, очень опасные создания, гораздо опаснее мужчин. Как я погляжу, у вас тут есть еще одна дама? Не люблю, когда женщины отбирают у мужчин их работу. Пусть лучше сидят дома и занимаются хозяйством.
      Поняв, что от старой карги не добиться ничего, кроме проклятий в адрес нашего пола, я решила поскорей от нее избавиться. И принялась читать лекцию по археологии. Но американка оказалась упорной: оставив мою эрудицию без внимания, она устремилась к раскопкам.
      - Белый мужчина машет лопатой вместе с аборигенами? - воскликнула она возмущенно. - Наверное, это ваш муж? Никакого понятия о достоинстве! Эй, вы там!
      И она попыталась ткнуть Эмерсона в спину зонтом. Я ловко отразила удар с помощью собственного зонта. Звон скрещенных рапир заставил Эмерсона вздрогнуть, но оборачиваться он не стал.
      Старуха расхохоталась и пригрозила мне своим оружием:
      - Правда, полезная штучка? Никогда не путешествую без зонта... Это что еще такое?
      Она шарахнулась в сторону, и я, к своему удивлению, увидела Рамсеса, почему-то опустившегося на колени.
      - Чем ты занимаешься? - воскликнула я.
      - Как - чем? Заглядывает мне под юбки, конечно! - гаркнула старуха. Вы слишком с ним миндальничаете, мадам, этому юному бездельнику нужна хорошая взбучка. Ничего, сейчас он узнает, что значит вывести из себя миссис Эксхаммер из Де-Мойна, штат Айова, я живо с ним разделаюсь.
      Мне пришлось повиснуть на локте почтенной обитательницы неведомого Де-Мойна, чтобы Рамсес успел отбежать на безопасное расстояние.
      - Я всего лишь рассматривал ваши ноги, мэм! - сказал он возмущенно. До чего здоровенные!
      Этим замечанием он надеялся погасить ее гнев, однако результат, как и следовало ожидать, получился противоположный: размахивая зонтом, старуха бросилась за Рамсесом. Убедившись, что наш сын ловко ускользает от ударов, я неторопливо последовала за ними. Непочтительная выходка Рамсеса принесла куда больше пользы, чем все мои усилия. В погоне за мальчишкой миссис Эксхаммер стремительно удалялась от Эмерсона, и я от души надеялась, что назад она не вернется.
      Так и вышло. Кипя от возмущения, миссис Эксхаммер взгромоздилась на осла и увела свой караван восвояси.
      II
      Вернувшись к обеду домой, Эмерсон высказал удовлетворение проведенным днем.
      - Кажется, я понял, что к чему, Пибоди. Там в общей сложности три культурных слоя. Верхний принадлежит к эпохе Птолемеев. План комплекса очень сложен, так что я был бы благодарен тебе за помощь, если ты уже закончила со своей пирамидой.
      Несмотря на пренебрежительное отношение Эмерсона к "моей" пирамиде, я заверила его, что он может всецело мной располагать.
      - Внутри ничего нет. Вряд ли пирамида служила гробницей.
      - Я же говорил, мама! - вставил Рамсес.
      После обеда Энид удалилась к себе с детективом. Дональд, так и не услышав от нее ни слова, пребывал в похоронном настроении. Я уже собиралась с ним поговорить, как вдруг Эмерсон предложил:
      - Может, съездим в Мазгунах, Пибоди? Надо же вернуть в церковь чаши для причастия!
      - Отличная идея! - ответила я, гадая, что стоит за этим предложением.
      - Возьмем с собой Рамсеса?
      - Я бы не стала, - сказала я честно.
      - Лично я предпочел бы немного прогуляться вокруг деревни и в окрестностях, - заметил Рамсес.
      - Еще не нагулялся? - возмутилась я. - Мало ты побегал с этой каргой? Нет, займись-ка лучше своей грамматикой.
      - Пусть погуляет, Пибоди, - возразил Эмерсон с улыбкой. - Нельзя же все время держать такого бойкого мальчугана взаперти! Какой может быть вред от прогулки, если с ним будет мистер Фрейзер?
      Но Рамсесу и Дональду такой оборот дела не понравился.
      - Молодая леди останется без охраны, - напомнил Рамсес.
      Дональд согласно закивал.
      - Стены и наши работники - достаточная защита, - не сдавался Эмерсон. Сейчас день, а мы отлучимся совсем ненадолго. До Мазгунаха несколько миль рукой подать. Одна нога здесь, другая там!
      Мы сели на ослов и поехали на юг. По пути нам не встретилось ни души: туристы и местные жители предпочитают проводить послеполуденные часы в тени. Излишне напоминать, что нам с Эмерсоном никакое пекло не помеха.
      Дорога, вернее, различимая только для опытного глаза тропа шла по каменистому плато, мимо развалин трех кирпичных пирамид Дахшура. Все три были построены на тысячу лет позже своих великих каменных предшественниц, однако сохранились несравненно хуже. Когда-то, по примеру пирамид Гизы, они были облицованы камнем, потом облицовку содрали, и пирамиды со временем расползлись, превратившись в бесформенные груды кирпича.
      Над этими развалинами высится Черная пирамида, гробница Аменемхета, фараона Двенадцатой династии. Расположенная в наиболее приподнятой части плато, Черная пирамида выглядит с некоторых точек даже более высокой, чем каменные гиганты на севере. Зловещая репутация пирамиды вполне под стать ее названию. Мне были хорошо знакомы ее внутренние помещения, ведь это в ее затопленной погребальной камере пытался похоронить нас с Эмерсоном подлый безымянный негодяй! Лишь беспримерный героизм (и помощь Рамсеса) позволил нам выжить. Другие на нашем месте позорно пустили бы пузыри.
      Я бы не отказалась еще раз обследовать Черную пирамиду и навестить разрушенный монастырь, в котором мы ютились годом раньше, но времени на ностальгические визиты не было. Мы отправились прямиком в деревню.
      По сравнению с Мазгунахом Дахшур - настоящий город. Население Мазгунаха составляют в основном египетские христиане-копты, но единственное отличие их облика от мусульман заключается в сине-фиолетовых тюрбанах. Убогие же домики точно такие, как в любой нищей мусульманской деревушке. Древнекоптский язык, последнее, что осталось от языка фараонов, кое-как теплится только далеко на юге, однако на нем ведется служба в коптских церквях.
      Деревня выглядела вымершей. Собаки и те спрятались от солнца, только стайке облезлых кур зной был нипочем. Однако в этих первобытных местах чужаки - столь редкие гости, что весть о нашем появлении быстро облетела деревню, и из домишек начали появляться люди. Мы остановились у колодца - в центре общественной жизни деревушки, рядом с церковью и домом священника.
      Мужчины собрались вокруг Эмерсона. Ко мне потянулись женщины, многие с больными детьми на руках. Я этого ожидала и захватила с собой аптечку. Открыв ее, я стала раздавать рвотный корень и капли для глаз.
      Деревенский староста, разумеется, узнал о нашем появлении одновременно с остальными, однако гордость не позволяла ему торопиться. Наконец появился и он. Услышав от Эмерсона, что ему сейчас вернут утраченные чаши для причастия, старик прослезился и упал на колени, целуя Эмерсону ноги и лепеча слова благодарности.
      Эмерсон старался на меня не смотреть. Нас благодарили за то, чего мы не делали; с другой стороны, мы не могли объяснить этим славным людям, что произошло, так как сами ничего не понимали.
      Толпа, узнав новость, подняла нестерпимый шум. Люди рыдали, кричали, пели. Какая-то толстуха, занавешенная чадрой, заключила Эмерсона в крепкие объятия.
      - Как обременительно! - крикнул он мне. - Видишь, Пибоди, до чего вредны заскорузлые суеверия! Можно подумать, что они получили из наших рук бессмертие, а не какую-то щербатую посуду. Никогда не пойму... Ой!
      Толстуха привстала на цыпочки и чмокнула его в подбородок.
      Постепенно мы успокоили толпу и вошли вместе со старостой в церковь. На пороге нас благословил толстый добродушный священник, сменивший недоброй памяти отца Гиргиса. Все, кто толпился у колодца, ринулись следом, в том числе ослы. Когда бесценные сосуды были водворены на их законное место, счастливая паства издала такой рев, что содрогнулись стропила. Странно, что они вообще не обрушились, при такой-то ветхости... Священник с залитым слезами лицом провозгласил, что завтра он проведет благодарственную службу, а потом пригласил старосту и нас к себе.
      Так мы снова очутились под крышей дома, где нас встречал однажды сам Гений Преступлений. Воспоминания об этом незаурядном человеке были так остры, что я не удивилась бы, предстань он перед нами - с окладистой черной бородой, в которой пряталась загадочная улыбка. Меня не перестает тревожить тот непреложный факт, что зло оказывается порой гораздо внушительнее добродетели. Вот и отец Теодор не шел с Гением Преступлений ни в какое сравнение: на целый фут ниже и на целый фут шире в талии, с жиденькой бороденкой, присоленной сединой.
      Зато отец Теодор брал гостеприимством. Усадив нас на диван с выцветшей ситцевой обивкой, он предложил освежиться. Мы, конечно, согласились: отказаться было бы верхом невежливости. Я думала, что нам поднесут традиционный кофе, густой и сладкий, но для нас был припасен сюрприз хозяин появился из закутка с подносом, на котором стояли стеклянная бутылка и несколько глиняных стаканчиков. Эмерсон опасливо сделал маленький глоток и приподнял брови. Я последовала его примеру и воскликнула:
      - Французский коньяк!
      - И притом самый лучший, - поддакнул Эмерсон. - Откуда у вас такое сокровище, святой отец?
      Священник уже осушил свой стаканчик, налил еще и невинно ответил:
      - Я нашел это в доме, когда вернулся.
      - Кстати, нам не терпится узнать о ваших приключениях, - спохватился Эмерсон. - Отлично помню гнев моей несравненной старшей жены, присутствующей здесь Ситт-Хаким, когда она узнала, что за священника Дронкеха выдает себя совсем другой человек! "Что ты сделал с настоящим священником, верблюжье отродье? - кричала она. - Если ты тронул хотя бы волос на голове этого славного человека, я вырву тебе сердце!
      Не очень-то точное цитирование моих слов, однако я действительно интересовалась судьбой пропавшего священника. Ответ Гения Преступлений был верхом цинизма: "Он сейчас наслаждается мирскими благами, которых прежде чурался. Опасность угрожает разве что его душе".
      Поблагодарив меня за участие, отец Теодор начал повествование. Очевидно, он только и ждал, чтобы мы обратились к нему с этой просьбой. Подобные истории египтяне готовы рассказывать и выслушивать без конца, поэтому рассказ был уже хорошо отрепетирован. К сожалению, существенных деталей оказалось куда меньше, чем стилистических красот, и если очистить его речь от всяческих прикрас, то суть можно изложить несколькими предложениями.
      Однажды отец Теодор улегся спать, как обычно, а проснулся в незнакомом месте, недоумевая, как он туда попал. Убранство комнаты поражало роскошью (описанию шелковых занавесок, мягкого ложа, журчащего фонтана и мраморного пола было посвящено почти полчаса). Отец Теодор видел лишь слуг, наперебой потчевавших его лакомствами и неземными напитками. Плотные занавески и тяжелые решетки на окнах не позволяли отцу Теодору выглянуть наружу и понять, где он находится.
      Таким же невероятным было и его возвращение: как-то утром он очнулся на своем узком ложе, с которого был похищен, так что впору было принять случившееся за долгий, сладостный сон. Однако удивленные крики паствы и повествование о невероятных событиях доказали, что все случилось наяву. Простодушный служитель Всевышнего честно признался, что готов приписать свое приключение козням злых духов. Как известно, эти коварные создания обожают устраивать праведникам пытку низменными соблазнами.
      - Значит, вы не избежали соблазна? - спросил Эмерсон. - Наверное, отдали должное лакомствам и винам?
      - По нашей вере это не возбраняется, - поспешно заметил отец Теодор.
      - Но другие соблазны запрещены, - во всяком случае, священнослужителям. Кто вам там прислуживал, святой отец, - мужчины или женщины?
      Виноватый вид бедняги был красноречивее любых слов. Эмерсон с радостью бы продолжил терзать святого отца, если бы не мое вмешательство.
      - Лучше попросим отца Теодора поподробнее описать место его пленения. Возможно, он видел или слышал нечто такое, что поможет нам догадаться, где он находился.
      Обращалась я к Эмерсону по-английски.
      - Если эта свинья Сети обладает дьявольски острым умом, который ты ему приписываешь, то его уже нечего там искать. Хотя спросить все равно не вредно.
      Отец Теодор облегченно перевел дух, когда Эмерсон оставил скользкую тему соблазнов и перешел к расспросам о тюрьме. Но наблюдательностью он, как и многие миряне, не отличался, поэтому подробности пришлось вытягивать клещами. Выглядывать из окон святой отец не мог, но кое-какие звуки до его слуха, как выяснилось, долетали. Постепенно нам стало ясно, что темница находилась не в деревне и не в чистом поле, а в центре большого города.
      - Это же Каир! - осенило меня.
      - Я сразу понял, - сказал Эмерсон укоризненно. - Но какая именно часть бескрайнего людского муравейника?
      Ответа на столь существенный вопрос так и не последовало. Расставаясь с отцом Теодором, мы почти не располагали новыми сведениями. Священник, выпивший два изрядных стаканчика, пошатываясь, проводил нас до дверей. Он прочувственно поблагодарил напоследок и обещал помянуть в молитвах. Эмерсон отнесся к этому обещанию без всякой признательности.
      Садясь на осла, я сказала:
      - Отец Теодор не жалеет коньяку! Видимо, Сети так торопился, что не успел прихватить свой запас спиртного. Судя по тому, с какой скоростью коньяк уничтожается, запас должен быть солидным.
      Эмерсон, собиравшийся ударить своего осла пятками, застыл с задранными ногами.
      - Ага! Меня беспокоило смутное подозрение, но я не мог оформить его в слова. Молодец, Пибоди!
      Мы велели ослам подождать еще и бегом вернулись к дому священника. Отец Теодор предстал перед нами с очередным стаканчиком в руке. При виде Эмерсона он благостно улыбнулся.
      - Снова ты. Отец Проклятий! Заходи вместе со своей достойнейшей госпожой. Еще коньяку?
      - Неудобно вас обирать, святой отец, - молвил Эмерсон с усмешкой. Ведь у вас там не бездонная бочка?
      Маленький священник погрустнел. Можно было подумать, что Эмерсон обвинил его в воровстве, если не хуже.
      - Как легко смутить этого наивного беднягу! - сказал Эмерсон по-английски. - Притворяться он умеет не лучше младенца.
      - Некоторые младенцы настоящие виртуозы по части притворства, ответила я со значением.
      - Пожалуй... Видимо, ваши запасы время от времени пополняются, святой отец? - спросил Эмерсон, переходя на арабский. - Как часто это происходит?
      Священник застонал и хотел было заломить руки, но, вовремя вспомнив о стаканчике, сперва его осушил. Покосившись на толпу любопытных у колодца, он пробормотал:
      - Это все бесы. Отец Проклятий... Только бы об этом не прознали мои прихожане! Они могут воззвать к патриарху, чтобы он вступил в борьбу с силами зла. Уверяю вас, я справлюсь с ними сам. Я непрестанно молюсь...
      Эмерсон ответил, что не намерен его выдавать, и священник разоткровенничался. После его чудесного возвращения из плена дьяволы доставляли коньяк дважды. Оба раза, просыпаясь поутру, он находил у своего изголовья ящики с бутылками. Искать признаки вторжения ему не приходило в голову, ведь всем известно, что дьяволы бестелесны и не оставляют следов.
      Еще раз заверив беднягу в своем расположении, мы удалились. Священник скрылся в доме, чтобы избавиться от дьявольского дара наиболее простым способом.
      - Поразительно! - сказала я, когда мы выезжали из деревни. - В Гении Преступлений странным образом сочетаются жестокость и сострадание. Лично я не стала бы в знак раскаяния и сочувствия поить священника французским коньяком.
      - Где твоя хваленая проницательность, Пибоди? Какое раскаяние, какое сочувствие?
      - Тогда зачем ему?..
      - Чтобы окончательно совратить священника, вот зачем! Мотив этих даров - причудливое и зловещее чувство юмора, а вовсе не сострадание.
      - Об этом я как-то не подумала... Что ж, неудивительно: нормальному человеку и в голову не придет, что можно быть настолько порочным!
      - Выходит, я ненормальный? - спросил Эмерсон, зловеще лязгнув зубами. Мне почему-то приходит в голову и не такое. Но я согласен: одно дело ограбление, похищение или покушение на убийство, и совсем другое совращение пастыря невинных душ. Негодяй позволяет себе невесть что!
      - То-то и оно! Так издеваться над славным отцом Теодором...
      - Ты меня удивляешь, Пибоди.
      - Не знаю, что ты имеешь в виду. По-твоему, есть надежда подстеречь людей, доставляющих коньяк?
      - Ни малейшей! Возможно, Сети уже надоела его шутка и он думать забыл об отце Теодоре. В любом случае мы не знаем, когда доставят очередную партию. Было бы напрасной тратой времени держать дом священника под наблюдением. Ты, наверное, это хотела предложить?
      - Нет. Мои выводы совпадают с твоими.
      - Рад это слышать, Пибоди.
      III
      Мы добрались до дому к вечернему чаю, и я немедленно приступила к своим обязанностям, призвав на помощь Энид. Рамсес и Дональд еще не вернулись. Я машинально прислушивалась, ожидая шума и скандала, поскольку без них редко обходится моцион нашего сына. Но единственными звуками, не относящимися к пробуждению деревни, были далекие выстрелы. Ничего исключительного я в этом не находила: стрельба - излюбленное времяпрепровождение невежественных туристов, тем более что на заболоченной территории между рекой и каналом гнездятся многочисленные пернатые, которых эти "спортсмены" обожают истреблять.
      Вечерние тени становились длиннее и длиннее, а Рамсеса с Дональдом все не было. Эмерсон расхаживал по двору, поглядывая то на часы, то на запертые ворота. Наконец раздался крик, оповестивший о долгожданном событии. Абдулла распахнул ворота, и во двор въехал Рамсес, за ним следовал Дональд.
      Рамсес поспешно слез с осла и бросился в дом, изображая желание поскорей умыться, но Дональд ловко поймал его за шиворот и доставил к нам.
      - Профессор, миссис Эмерсон, получите своего сына в целости и сохранности. Он достиг степени загрязнения, которую я ранее считал недостижимой, даже в бытность каирским бродягой. Уверяю вас, уберечь его было очень нелегко.
      Они побывали на реке, о чем свидетельствовала корка засохшей грязи, покрывавшая Рамсеса с головы до ног. Кое-где грязь отслоилась, благодаря чему мой сын был похож на древнюю подпорченную мумию.
      - Я немедленно умоюсь, мама, - прохрипела "мумия". - Если ты попросишь этого... этого человека отпустить меня...
      Но я уже успела обнаружить маленькую деталь, которую Рамсес отчаянно пытался от нас скрыть. Деталь и впрямь была совсем мала - дырочка диаметром в полдюйма в его пробковом шлеме. Подойдя ближе, я обнаружила вторую дырочку, чуть побольше, напротив первой.
      Эмерсон заметил дырки одновременно со мной и испуганно сорвал шлем с головы Рамсеса. Швырнув его на землю, он запустил пальцы в шевелюру сына.
      - Это дырки от пули, Пибоди! Пуля пробила шлем насквозь! Рамсес, дорогой, ты не ранен?
      - Успокойся, Эмерсон. Если бы в момент выстрела Рамсес был в шлеме, пуля пробила бы ему череп и результат не замедлил бы сказаться.
      - Именно так, - подтвердил Дональд. - Рамсес держал шлем в руке. Но наказание все равно должно последовать. Будь он моим сыном, я бы устроил ему хорошую порку.
      Рамсес окинул Дональда взглядом, после которого тому полагалось бы немедленно взять назад свои слова. Прической Рамсес походил сейчас на кровожадного воина из племени масаи, выражение лица было не менее воинственным.
      Эмерсон пропустил совет мимо ушей, он и не такое слышал, зато Энид возмущенно всплеснула руками:
      - Какая жестокость! Но ничего другого ждать и не приходится! - Она обняла Рамсеса. - Бедный малыш! Словно мало того, что он натерпелся страха, так еще ему грозят побоями... И эта брань!
      - Черт побери, какая брань. Энид? - не выдержал Дональд. - Да, мне хотелось выругаться, но я взял себя в руки.
      Энид демонстративно повернулась к нему спиной и крепче прижала к себе Рамсеса.
      - Пойдем со мной, бедняжка. Энид тебя умоет и защитит от этого зверя.
      Рамсес уткнулся лицом в ее белоснежный передник, - вернее, белоснежным он уже не был. Я видела лишь щеку и уголок рта. Рот кривился в язвительной улыбке. В любое другое время Рамсес яростно восстал бы против объятий, но сейчас он явно был доволен.
      Дональд тоже отправился мыть руки, не менее грязные, чем у подопечного. Но если он надеялся оправдаться перед Энид, то вряд ли это удалось, девушка вскоре привела Рамсеса назад. Теперь были чисты по крайней мере его руки и лицо. Понимая, что полной чистоты можно достичь, лишь с головой окунув наше чадо в воду, я разрешила ему выпить чаю, но при условии, что он останется на некотором удалении от стола. Нильская грязь отличается необыкновенно тошнотворным и стойким запахом.
      Состояние Дональда было не столь удручающим. Большая часть грязи пришлась на арабский балахон, который он накинул поверх рубашки и брюк. Молодой человек даже успел причесать свои волнистые вихры. Я попросила, чтобы он поведал о происшедшем и назвал имя того, кто стрелял в Рамсеса.
      - Судя по вашему тону, миссис Эмерсон, вы понимаете, что это было просто недоразумение. Но виноват в основном сам Рамсес. Мы спустились к каналу и завели беседу с женщинами, занятыми стиркой, - вернее, беседу завел Рамсес. Между прочим, ваш сын знаком с далеко не лучшими арабскими выражениями... Потом неподалеку послышались выстрелы. Не успел я оглянуться, как Рамсес вскочил на своего осла и как угорелый поскакал на звук стрельбы. Я нагнал его и попытался втолковать, что только безумец может соваться под пули. У нас разгорелась дискуссия, и Рамсес уговорил меня подойти поближе и полюбоваться охотой... Мы спорили так громко, что я не сомневался - охотники уже знают о нашем присутствии. Тем не менее я окликнул их еще раз. Над водой кружила, готовясь сесть, большая стая птиц, было ясно, что стрелять будут в ту сторону, а мы двигались с противоположной, поэтому я рассудил, что принял все необходимые меры предосторожности...
      - Видимо, так оно и было, - успокоила я Дональда, подливая чаю. - Кто же мог предположить, что Рамсес окажется на линии огня?
      - Действительно, никто, - подтвердил молодой человек. - Более того, Рамсес вел себя как настоящий безумец. Кричал и размахивал шлемом. Птицы, естественно, испугались и взлетели...
      - Этого я и добивался, - ввернул Рамсес. - Ты же знаешь, мамочка, как я отношусь к кровопролитию. Одно дело - убивать животных в порядке самозащиты или для пропитания, но истреблять беззащитных созданий только ради подсчета убиенных - подлость, не поддающаяся никакому...
      - Твое отношение к проблеме не составляет для нас секрета, - сказал Эмерсон. - Однако, мой мальчик...
      - Не надо его ругать, - вступилась Энид. - Маленький смельчак не думал о своей безопасности. Безрассудное, но благородное поведение! Я на месте Рамсеса поступила бы так же!.. Просто возмутительно, что люди убивают ради самого убийства!
      Истинным объектом ее возмущения был, разумеется, Дональд. Молодой человек покраснел, но не вымолвил ни слова в ответ. Энид же продолжала восхвалять Рамсеса, чья самодовольная физиономия лишила бы терпения даже святого. Стремясь отблагодарить защитницу по заслугам, наш сын предложил дать ей урок иероглифической письменности. Подобное предложение свидетельствовало об обожании, граничащем с обожествлением. Свежеиспеченная богиня и новообращенный рука об руку удалились в дом.
      Дональд с такой силой треснул чашкой о блюдце, что посуда в его руках превратилась в груду черепков.
      - Я больше на вас не работаю, миссис Эмерсон! Мне доводилось справляться и с вооруженными врагами, и со свирепыми дикарями, но против вашего Рамсеса я бессилен.
      - Рамсес? Наверное, вы хотели сказать - Энид. Еще печенья?
      - Плевал я на ваше... Простите, миссис Эмерсон. Мне надо побыть одному.
      - Собираетесь забыться в опиумном бреду? - поддел его Эмерсон. - Лучше сразу сдайтесь, мой мальчик. С миссис Эмерсон вам все равно не сладить. Раз уж она за вас взялась, то доведет дело до конца, нравится вам это или нет. А теперь прошу меня извинить, пойду разбирать свои записи.
      - Эмерсон - воплощение такта, - сказала я, проводив мужа взглядом. - Он догадался, что я хочу поговорить с вами наедине, Рональд... то есть Дональд. Нет-нет, останьтесь! Иначе я попрошу Абдуллу вас вернуть, сесть на вас верхом и не слезать, пока я не закончу. Господи, как же мужчины упрямы! Энид все мне рассказала, Дональд.
      Молодой человек рухнул в раскладное кресло, чуть не опрокинувшись вместе с ним.
      - Все?!
      - Почти. В любви к вам она мне не призналась, но я и сама вижу, что к чему. Меня не перестает удивлять...
      Дональд подскочил как ужаленный:
      - Она меня любит?
      - ...способность мужчин не замечать того, что находится у них прямо под носом. Вы тоже влюблены в нее...
      - Влюблен в нее? В нее? В нее?!
      - Хватит изображать попугая! Лучше сядьте и не кричите, иначе все сбегутся на шум.
      Дональд медленно осел в кресло, как человек, которому отказали ноги. Его глаза, круглые, как блюдца, и синие, как первосортная египетская бирюза, были устремлены на меня. Я продолжала:
      - А почему, по-вашему, Энид вас преследует? Зачем пытается убедить, что вы должны себя защитить? Зачем ей было принимать ухаживания негодяя Каленищеффа, если не ради помощи вам? Почему она так на вас зла? Поверьте, женщина не способна на самопожертвование исключительно в память о старой дружбе. Нет, это любовь! В то же время Энид вас презирает, и на то, согласитесь, есть причины. Терпя наказание вместо брата, вы оказываете ему медвежью услугу. А если вы настолько глупы, что готовы принять бесчестье из ложной доблести, то почему заставляете страдать тех, кто вас любит? Вам следует сообщить, что виноваты вовсе не вы, а брат. Станьте наконец самим собой и объявите о своей любви!
      - Я вам не верю, - пробормотал Дональд. - Она меня презирает. Она...
      - Презирает, еще как! И все же любит. Слушайте внимательно, Дональд. Вы не можете нас покинуть. Я не в силах ничего объяснить Эмерсону... Он впадает в бешенство при упоминании Гения Преступлений, но вы-то, надеюсь, поймете меня. Энид грозит страшная опасность, и вовсе не со стороны полиции. Гений Преступлений сделал все, чтобы Энид заподозрили в убийстве Каленищеффа. Иначе зачем надо было убивать князя в ее номере?
      - Затем, что Каленищефф всегда был настороже. Застать его врасплох можно было только во время свидания.
      - Мой последний вопрос был риторическим, - сказала я резко. - Поверьте, Энид в опасности! Возможно, в ту ночь она видела или слышала нечто такое, что может разоблачить злодея Сети. Нужно лишь, чтобы Энид вспомнила. Пусть она и дальше клянет и поносит вас сколько душе угодно, вы не должны ее бросать! Кстати, о брани. С какой радости вы сносите ее с бараньей кротостью, а? Давайте-ка я научу вас, как следует отве...
      На сей раз Дональду удалось свалиться вместе с креслом. Он на четвереньках метнулся в сторону, вскочил и со всех ног рванул прочь.
      - Умоляю, миссис Эмерсон, пощадите! - донесся до меня его жалобный крик. - Вы меня убедили! Я не оставлю мисс Дебенхэм! Но я не могу...
      И он исчез в доме.
      Глава десятая
      I
      Абдулла забыл закрыть ворота. Я наслаждалась одиночеством, прислушиваясь к голосам Рамсеса и Энид, обсуждавших язык древних египтян (вернее, к лекции Рамсеса и редким замечаниям Энид). Глаза мои были прикованы к буйству закатных красок. Ни один художник не сумел бы добиться оттенков, которыми были расцвечены сейчас небеса, - бронза с алыми прожилками, фиолетовый с вкраплениями розового и голубого... Я знала, что эти чудесные краски объясняются большим количеством песчинок в атмосфере, и побаивалась, не назревает ли пыльная буря.
      Мимо распахнутых ворот брели феллахи, возвращающиеся с полей, плелись ослы, нагруженные вязанками хвороста, грациозно скользили женщины в черных одеяниях с тяжелыми кувшинами на головах. Вечная египетская процессия... В подобные моменты я очень поэтична.
      Внезапно в неторопливую вереницу вклинилась несообразная фигура. Уже сама скорость свидетельствовала о чужеродности. То был всадник, прямиком направлявшийся к воротам. Он въехал во двор и, увидев меня, спрыгнул на землю и сорвал шляпу.
      - Миссис Эмерсон, я Рональд Фрейзер. Мы недавно встречались...
      - Знаю. Не вы ли случайно проделали сегодня дыру в шлеме моего сына?
      - Надеюсь, не я.
      Улыбка еще больше увеличивала его сходство с братом. Я невольно оглянулась, но Дональда не было видно. Зато в дверях стоял, едва помещаясь широкими плечами в проеме, Эмерсон, и нельзя сказать, что его лицо лучилось радушием.
      - Надеетесь? - буркнул мой ненаглядный супруг. - Я тоже на это надеюсь, молодой человек. Если бы сия оплошность была на вашей совести, вам бы пришлось держать ответ передо мной!
      - Именно с целью все объяснить и попросить прощения за случившееся я и взял на себя дерзость предстать перед вами и вашей очаровательной супругой, - пропел Рональд на одном дыхании. - Вы позволите?..
      - Пожалуйста, - указала я на перевернутое Дональдом кресло. - Могу предложить вам чаю, но, боюсь, он уже остыл.
      Рональд поднял кресло и уселся. Он был более элегантен и менее мускулист, чем его братец. Теперь я бы их ни за что не спутала. В лице младшего брата сквозила слабость характера - тонкие губы, безвольный подбородок, редкие брови. Даже глаза, тоже голубые, были не столь яркими. И смотрели они на меня с такой искренностью, что невольно наводили на подозрения.
      Рональд с безупречной учтивостью отверг мои попытки за ним поухаживать, даже не позволил налить чаю.
      - Я лишь хотел убедиться, что мальчик не пострадал. Уверяю вас, он выскочил так внезапно! Я действительно не знаю, чья именно пуля выбила из его руки шлем. Не успели мы опомниться, как он подобрал шлем и удрал. Мы искали сорванца, но никого не нашли. Правда, я заметил человека, - судя по одежде, араба...
      Я проигнорировала его вопросительный тон: не говорить же, что он чуть не столкнулся с родным братом! Ответ Эмерсона оригинальностью не отличался. Он разразился страстным монологом о молодых остолопах, беззащитных птичках и своих надеждах, что рано или поздно остолопы перестреляют друг друга. Рональд по-прежнему улыбался.
      - Я не обижаюсь, профессор. На вашем месте я бы тоже пришел в ярость.
      Эмерсон надменно вскинул подбородок:
      - Сомневаюсь! Если вы считаете себя равным мне в умении оскорбить ближнего, то сильно ошибаетесь.
      - Я готов искупить свою вину. Мальчик получит от меня подарок и искренние извинения...
      Больше всего меня удивляло отсутствие Рамсеса. Интересно, почему он пренебрегает такой блестящей возможностью перебивать взрослых? Из дома больше не доносилось ни звука, утомительный бубнеж нашего чада и тот стих.
      - В этом нет необходимости, - ответила я. - Хорошо, что вы заехали.
      В мои намерения не входило так быстро отпускать Рональда, но и свернуть разговор на интригующую меня тему тоже было не так-то просто. Вряд ли годилось ляпнуть: "Это, случаем, не вы подделали подпись брата?" или "Как вы думаете, это мисс Дебенхэм зарезала Каленищеффа?". Тем более что мне не полагалось знать ни братца нашего гостя, ни мисс Дебенхэм.
      Но молодой человек сам разрешил мою проблему.
      - Я приехал не только за этим... Э-э... можно мне поговорить с мисс Дебенхэм?
      - Мисс Дебенхэм? - Я округлила глаза. - А кто это? Что-то не припоминаю...
      - Неужели ей удалось обвести вокруг пальца вас, миссис Эмерсон?! Вы слишком проницательны, чтобы позволить себя одурачить. В то же время о вашем добросердечии ходят легенды. Вы приютили мисс Дебенхэм, за что я навечно останусь вам благодарен. Миссис Эмерсон, неужели вы полагаете, будто я способен предать ту, кого боготворю?! Позвольте же мне ее увидеть! Поговорить с ней, убедиться, что она жива и невредима, понять, чем я могу быть ей полезен...
      Плененная его красноречием, я молча слушала. Не знаю, надолго ли хватило бы молодого человека, если бы не вмешательство самой Энид. Чтобы выбежать из дому, ей пришлось сдвинуть с места гору, то есть оттолкнуть Эмерсона, слушавшего излияния гостя со смесью недоверия и отвращения.
      - Видишь? Это я, - сказала она ледяным тоном. - В целости и сохранности. Сам знаешь, чем ты можешь быть мне полезен. Полагаю, я ответила на все твои вопросы.
      - Энид! - Юноша бросился к ней, снова опрокинув злополучное кресло. Я услышала треск: одна из ножек кресла не выдержала очередного удара судьбы.
      Энид величественно вскинула руку.
      - Энид! - с упреком воскликнул Рональд. - Как ты могла? Я страдал, не зная, где ты, что с тобой...
      - Опять эти твои страдания! - Девушка презрительно улыбнулась. - Не знаю, как ты меня выследил, но нам нечего друг другу сказать. Разве что ты решишься поступить по-мужски и сознаться в содеянном.
      - Сколько можно повторять одно и то же, Энид? Я бы с радостью сознался в чем угодно, если бы это спасло беднягу. Видит небо, он столько раз принимал на себя в детстве мою вину, что я попросту обязан...
      - ...благородно взять на себя вину за преступление, которого ты якобы не совершал? Прощай, Рональд! - И она гневно отвернулась, словно собираясь вернуться в дом.
      - Подожди, Энид! Чего ты хочешь?
      Энид резко обернулась на месте, глаза ее полыхнули.
      - Чего я хочу? Что ж, слушай. Ты должен явиться к командиру полка и сказать правду! Постарайся, чтобы тебе поверили.
      - Моя дорогая...
      - И не называй меня своей "дорогой"!
      - Прости... Но так трудно молчать о чувствах, переполняющих сердце! Клянусь, Энид, я выполню твое требование. Но сперва я должен отыскать брата. Я ищу его день и ночь, не брезгуя местами, которые стыжусь упоминать в присутствии дам... Но он всегда исчезает у меня из-под носа. Ужасно боюсь, что он совершит что-нибудь непоправимое, что до меня дойдет весть о трупе, выуженном из Нила или подобранном в каком-нибудь мерзком притоне...
      Он поперхнулся и закрыл лицо руками. Однако Энид осталась невозмутима.
      - А ты не бойся, Рональд, - произнесла она холодно. - Вернее, не питай напрасных надежд. Я жду тебя с документом, подтверждающим, что твой брат признан невиновным.
      - И что тогда? - Он поднял голову. В глазах у него стояли слезы. - Что тогда, Энид?
      - Я ничего не обещаю, - проговорила она дрожащим голосом. - Но тогда ты можешь прийти.
      - О, Энид!.. Я приду! Дорогая моя Э...
      Девушка юркнула в дом, захлопнув дверь перед носом кавалера. Дверь вряд ли остановила бы Рональда, не окажись на его пути моего дорогого супруга.
      - Нет-нет, - проворковал Эмерсон тоном, который легковерные на свою беду принимают за признак добродушия и симпатии. - Если вы запамятовали, я вам напомню: джентльмен не навязывается леди, ежели та не жаждет его знаков внимания. У нас тут с приличиями строго, знаете ли.
      - Она жаждет! - возразил Рональд, лихорадочно сверкая глазами. - Еще как жаждет! Вы не знаете Энид, профессор! Она всегда меня оскорбляла. Это повелось с самого детства. Так она демонстрирует свое расположение.
      - Какой экстравагантный способ! Никогда о таком не слыхивал.
      - Надеюсь, меня поддержит миссис Эмерсон. - Рональд оглянулся, по лицу его гуляла дурацкая улыбка. - Вы ведь знаете, миссис Эмерсон, что некоторые молодые особы обожают мучить тех, кого любят. Точно так же Энид обращается с Дональдом. Вы наверняка были тому свидетельницей.
      - Будь у меня возможность наблюдать их вдвоем, я бы непременно обратила на это внимание, - ответила я не очень любезно. Этот нахальный юнец явно считал меня своей союзницей. - А теперь, мистер Фрейзер, рискуя показаться невежливой, я предлагаю вам удалиться.
      Рональд округлил глаза:
      - Что ж... Я убедился, что Энид в безопасности. Отныне у меня одна забота - мой брат, мой бедный, страдающий брат. Энид всегда принимала его сторону. Она нежна с ним, как сестра. Он совершил дурной поступок, но уже понес суровое наказание. Теперь я должен найти его и вернуть домой. Мы вместе будем отражать невзгоды, на которые так щедра жизнь. Мне бы только с ним поговорить! Я бы напомнил ему о счастливых днях детства, о наших невинных играх, о том, как мы прятались на заре в камышах, наблюдая за птицами...
      - Нет, это невыносимо! - простонал Эмерсон как бы про себя. - Сначала он блеет, как овца, всхлипывает и пускает пузыри, потом что-то лепечет про детство и про птичек, причем не стесняется самых затасканных, слюнявых штампов! Спокойной ночи, мистер Фрейзер. Скатертью дорога!
      Даже Рональд Фрейзер не сумел бы превратить этот афронт в обычное вежливое напутствие. Однако все же попытался: наклонившись к моей руке, он прочувственно поблагодарил за приют, который мы предоставили его нежной, хрупкой крошке...
      Услышав последнюю фразу, Эмерсон не выдержал и перешел от слов к делу. Если бы не проворство молодого человека, его бы оторвали от земли и швырнули на седло, как куль.
      Когда Рональд Фрейзер умчался прочь, Эмерсон гневно потребовал, чтобы Абдулла наконец запер ворота.
      - Если сюда еще кто-нибудь сунется, целься в голову и жми на курок, распорядился мой ненаглядный, после чего вспомнил обо мне: - Долго ли до ужина, Пибоди? Я чудовищно проголодался.
      - Да, денек получился хлопотный. Сядь, Эмерсон, и выпей-ка еще чаю. Я мигом вскипячу воду.
      - Нет уж, предпочитаю виски. Составишь мне компанию, Пибоди?
      - Да. А куда все подевались?
      - Фрейзер - наш Фрейзер, - наверное, бездельничает где-нибудь в укромном уголке. - Эмерсон подобрал искалеченное кресло и подверг его внимательному осмотру. - Ножка сломана... Далась этим братцам наша мебель!
      - И не говори, Эмерсон!
      - Юная особа, если я хоть немного разбираюсь в юных особах, безутешно льет слезы в своей комнате. Надо сказать, любимое занятие юных особ в состоянии душевного смятения... Не знаю, говорил ли я тебе, Пибоди, что одна из причин, почему я тебя обожаю, - это твоя склонность дубасить кого ни попадя зонтиком, вместо того чтобы упоенно рыдать в подушку. Привычка заливаться слезами крайне действует на нервы.
      - Совершенно с тобой согласна, Эмерсон. Значит, нам осталось проверить, что делает Рамсес, и спокойно...
      - Я здесь, мама! - крикнул Рамсес, выскакивая из дома с бутылкой виски и рюмками на подносе. Вручив поднос Эмерсону, он продолжил: - Я все слышал через трещину в двери, но не показывался, чтобы не прерывать вашу интересную беседу. Но раз я здесь, мы можем обсудить все последствия недавнего разоблачения и их значение для главной беспокоящей нас проблемы. Я имею в виду, конечно...
      - Господи, Рамсес! Значит, в дополнение к остальным твоим проказам, ты еще и шпионишь? - вскричала я. - Подслушивать под дверью недостойно.
      - Зато как полезно! - возразил Рамсес, подавая Эмерсону рюмку. Его никогда не покидает надежда, что отец по рассеянности нальет и ему рюмочку, а я по рассеянности позволю выпить. Вероятность, что то и другое произойдет одновременно, крайне мала, но Рамсес давно познакомил меня со своим девизом - "Попытка не пытка".
      В этот раз его опять ждало разочарование. Эмерсон протянул рюмку мне.
      - Не пойму, - сказал он задумчиво, - как Рональд Фрейзер догадался, что его пассия находится у нас. Он не показался мне человеком больших умственных способностей.
      - Может, заметил ее вчера?
      - Не исключено. Ну, Пибоди, кто, по-твоему, виноват - Дональд или Рональд?
      - Ты еще сомневаешься? Ведь Энид говорила...
      - Говорила. Но это всего лишь слова девушки против слов обоих братьев. Куда такой пушинке против тяжеловесов?
      С точки зрения логики Эмерсон был прав, не со всех остальных точек зрения - нет. У меня не было рациональных доводов, зато я всегда вооружена глубоким знанием человеческой натуры, а это куда более эффективное оружие, чем логика. И сие знание подсказывало мне, что при разговоре с Эмерсоном лучше не размахивать своим излюбленным оружием.
      - Конечно, любовные дела в треугольнике - любопытная и трогательная тема, но поиски - только не сердись, Эмерсон! - Гения Преступлений куда важнее. Ключом к разгадке могут стать признания отца Теодора. Вдруг в деревне найдется кто-нибудь, способный поведать кое-что интересное?
      Рамсес незамедлительно потребовал разъяснений. Эмерсон рассказал ему о соблазнении отца Теодора, ограничившись, правда, упоминанием коньяка и ни словом не обмолвившись о прочих грехах.
      - Гм... - Рамсес задумчиво поджал губы. - Это происшествие бросает интригующий свет на личность преступника, но я не усматриваю в нем полезной информации. Если бы я сам допросил священника...
      - ...то узнал бы не больше, чем мы, - закончила я за него. - Такому юному собеседнику отец Теодор постеснялся бы сознаться даже в том, в чем сознался нам. Твой папа прав: Гений Преступлений...
      Эмерсона передернуло.
      - "Гений"!.. От этого словечка так и несет благоговением!
      - Ничего благоговейного в этом имени не вижу! Но если оно тебя так раздражает, согласна называть его Сети. Кстати, очень любопытная кличка... Вот бы понять, почему он ее выбрал!
      Эмерсон презрительно фыркнул:
      - Лично мне на это наплевать!
      - Тем не менее мамочка подняла очень важную тему, - встрял Рамсес. - Мы знаем, что этого человека отличает своеобразное чувство юмора и желание подразнить соперника. Что, если и кличка - шутка и одновременно вызов? Тогда...
      - Вряд ли, Рамсес. Скорее прозвище говорит о поэтичности натуры, о богатом воображении. Мумия Сети Первого очень красива (для мумии, конечно). Вспомним и сравнение Сети со львом в долине...
      - Какие глупости, Пибоди! - не вытерпев Эмерсон.
      - Склонен согласиться с папочкиным определением, - поддакнул Рамсес. Но только по сути Языковое оформление оставляет желать лучшего. Я проявил бы сыновью непочтительность, если бы отозвался в подобных выражениях об умственных способностях одного из родителей, тем более...
      - Рамсес!
      - Конечно, мама. Я как раз собирался напомнить вам о важности золотого кольца с царским картушем. Откуда у Сети такая диковина? Может быть, он сохранил ее со времени первого ограбления усыпальницы как символ имени, которое тогда же себе избрал?
      - Что ж... - проговорил Эмерсон задумчиво. - Очень может быть, мой мальчик. Но даже если ты прав, что нам делать с этой догадкой? Кажется, мое первое предположение заслуживает больше внимания. Рыжие волосы! У нас теперь целых двое рыжих. И один из них - Сети!
      * * *
      Стемнело, пустыню озаряла слабым светом ущербная луна. Вслед за последним утверждением Эмерсона наступила тишина. Радостные голоса египтян, собравшихся у костра, казались нам сейчас неуместными.
      - Ничего подобного! - опомнилась я. - Ведь именно ты, Эмерсон, сказал, что Дональд исключается.
      - Один из них - наш злодей, - упорствовал Эмерсон. - Либо Дональд, либо его братец.
      - А как же быть с цветом глаз? - удивился Рамсес.
      - Это неважно! - ответили мы с Эмерсоном дуэтом.
      А я добавила:
      - Можно спросить у Энид, кто из братьев покидал Англию прошлой зимой. Только бы не оба... Рамсес с готовностью вскочил:
      - Сейчас же спрошу!
      - Лучше не торопиться, сынок, - остановил его отец.
      - Но надо успокоить Энид, папочка! Она так горюет...
      Эмерсон покачал головой:
      - Твои намерения похвальны, но поверь своему многоопытному папе: горюющих юных особ лучше не трогать. Пусть с ними возятся те, кто причинил им горе.
      - Ты согласна, мама?
      - Целиком и полностью, Рамсес! - отчеканила я.
      Наше чадо нахмурило брови:
      - И все же я полагаю, что проявление участия и, возможно, небольшая лекция о бессмысленности избыточных чувств возымели бы благотворное действие...
      Я окаменела от страшного предчувствия. От меня не ускользнуло терпение, с каким Рамсес принимает ласки Энид. А если он позволял такие вольности чужим людям, то только с какой-то задней мыслью, и в данном случае его задняя мысль связана с Энид. Прикидываясь обыкновенным восьмилетним мальчиком, этот хитрец втирается к ней в доверие. Сейчас же тон родного дитяти навел меня на еще более страшные подозрения. Конечно, это было бы слишком, но раз Рамсес так скоропостижно созрел в одном отношении, то почему бы ему не... Кошмарная перспектива! Я почувствовала, как зашевелились волосы на голове, но Амелия Пибоди никогда не позволяет малодушию взять верх. А потому слегка дрожащим голосом я спросила:
      - Ты и раньше позволял Энид тебя обнимать?
      - Знаешь, мамочка, я как раз хотел поговорить с тобой на эту тему. Когда мисс Дебенхэм накинулась на меня сегодня с объятиями, я испытал очень странное чувство. Отчасти оно напоминало то, что я испытываю к тебе, а также к тете Эвелин. Однако в этом странном ощущении было что-то еще... Я не находил слов для его определения, пока не вспомнил строки из поэмы Китса "Канун дня святой Агнес", которые возбудили...
      - Боже! - простонала я.
      Эмерсон, наивная душа, весело присвистнул:
      - Уверяю тебя, сынок, ощущение самое нормальное. Первое, еще детское пробуждение чувств, которые в положенное время расцветут и превратятся в самые благородные из всех, какие только может испытывать мужчина...
      - Я тоже так думаю, - важно кивнул Рамсес. - Поэтому и хочу с вами посоветоваться. Раз это нормальные, естественные чувства, то мне надо побольше о них узнать.
      - Но, Рамсес... - возразил его папаша, догадавшись, куда ветер дует.
      - По-моему, мамочка часто повторяет, что отношения между полами приобретают в нашем ханжеском обществе уродливый характер и что молодежь надо учить правде жизни...
      - Я действительно так говорила, - подтвердила я, кляня себя за то, что вообще открываю рот в присутствии своего чада.
      - Итак, я готов к уроку, - сообщил Рамсес. Он пристроил подбородок в ладонях и уставился на меня широко распахнутыми глазами.
      - Справедливое требование, - вздохнула я. - Приступай, Эмерсон.
      - Что?! - взвился любящий родитель. - Почему это я, Амелия?!
      - Отцу сподручнее говорить с сыном на такие темы.
      - Да, но...
      - Вот и действуй. - С этими словами я встала.
      - Минуточку, папа, - восторженно зачастил Рамсес, - я должен взять бумагу и карандаш. Буду делать записи.
      Я еще не дошла до кухни, а Эмерсон уже забасил. Слов было не разобрать, но одно я угадала. Это было словечко "амеба".
      II
      Кухня являла собой выложенный из камней очаг и свалку из котлов, сковород и горшков. Впрочем, Хамид, кузен Абдуллы, отлично знал, где что лежит. Честно говоря, его внешность не вызывала ни малейшего доверия: катастрофическая худоба, тоскливо обвисшие усы. Но внешность обманчива стряпал Хамид божественно.
      Сейчас, помешивая варево в котле, он сообщил, что ужин готов, но я уговорила его немного отложить трапезу. Коли Эмерсон начал с одноклеточных, то ему потребуется время, чтобы добраться до приматов. Рабочие-египтяне, радуясь моему появлению, затеяли со мной веселый разговор. Но уже скоро усы Хамида повисли еще тоскливее прежнего, а речь утратила смысл. Неважно, что у повара на голове - белый колпак или тюрбан, он не стерпит, если любовно приготовленные им кушанья перестоятся. Сжалившись над беднягой, я отправилась собирать едоков.
      Эмерсон куда-то подевался. Рамсес сидел один и усердно строчил в блокноте.
      - Лекция окончена?
      Рамсес кивнул:
      - Папа объявил перерыв. Я задал еще не все вопросы, но он сказал, что уже исчерпал свои знания по данной теме.
      - Зато твои, видимо, сильно обогатились...
      - Должен признаться, - отвечал Рамсес, - мне еще трудно представить, как протекают некоторые процессы. Если они и осуществимы, то чрезвычайно утомительны. Я попросил папу начертить пару схем, но он отказался. Может быть, ты?..
      - Нет.
      - Папа настаивал, что эти темы не должны подниматься в беседах, так как в нашей культуре на них наложено табу. На мой взгляд, это странно. Насколько я знаю, другие общества подходят к вопросу иначе. Относительные культурные ценности...
      - Рамсес! Давай не отвлекаться на относительные культурные ценности. Не мог бы ты сосредоточиться на более насущных проблемах?
      - Например?
      - Например, на ужине. Хамид уже накрывает стол и сильно огорчится, если еда остынет. Приведи мистера Фрейзера и мисс Дебенхэм. Отца я позову сама.
      Эмерсона я отыскала на крыше, где он, уподобившись сфинксу, хмуро смотрел на звезды. Я поздравила его с успешным уроком, он взмолился в ответ:
      - Больше об этом не заговаривай, Амелия. Хватит с меня!
      А я-то воображала, что Эмерсон обожает беседовать с сыном по душам!
      Ужин удался не слишком. Рамсес то и дело заглядывал в свои записи и поминутно задавал вопросы, чем действовал Эмерсону на нервы. Энид игнорировала Дональда и обращалась в основном к Рамсесу. Зато блюдо "кавурмех" получилось восхитительным, хотя от перца пылал рот.
      - Почему вы не вышли к брату? - спросила я Дональда. - Наверняка ведь слышали его голос.
      - Слышал, - неохотно подтвердил Дональд.
      - И не откликнулись на зов крови?
      - Было бы странно, если бы после стольких старании избегать его я в одночасье передумал.
      Упрямо обращаясь к одному Рамсесу, Энид сказала:
      - Трусость, знаешь ли, не всегда выражается в дрожащих коленях, испарине на лбу и... И так далее. Нежелание посмотреть в лицо правде - еще большая трусость!
      От подобных заявлении атмосфера за столом веселее не становилась.
      На помощь Эмерсона тоже нечего было рассчитывать. Обычно после удачного рабочего дня он радостно расписывает свои достижения и планы на будущее, а в этот раз словно язык проглотил. Неужели обиделся на меня? Это же несправедливо! Щекотливую тему, между прочим, поднял Рамсес, я же лишь поступила так, как и подобает нормальной матери. Но сколько я ни старалась растормошить Эмерсона, спрашивая о руинах храма, ответа не было.
      Зато Рамсес, как и следовало ожидать, был очень даже расположен к болтовне. Нашему вниманию была предложена экзотическая мешанина из египтологии и свежего увлечения интимной стороной жизни. Наш отпрыск упорно зазывал Энид к себе в комнату, суля откровения из области египетской грамматики.
      В конце ужина Эмерсон буркнул, что на следующий день поедет в Каир.
      - У рабочих выходной. Я ничего не потеряю. Рассчитываю на вас, мистер Фрейзер, стерегите Рамсеса и дам.
      - Надеюсь, ты не числишь в последней категории меня? Я с тобой!
      - Прости, Пибоди, за неточность. Я надеялся, что ты тоже останешься и будешь нести караул. Ты ведь стоишь сотни мужчин!
      Такая чудовищная лесть была настолько не в духе Эмерсона, что я разинула рот, но не нашлась что ответить. На помощь пришел Дональд:
      - Можете положиться на меня, профессор. Я исполню свой долг, поможет мне миссис Эмерсон или нет. Даже закоренелый трус рад погибнуть, защищая слабых.
      Рамсес и Энид дружно встрепенулись. Девушка тотчас объявила, что ей не терпится заняться грамматикой. За парочкой увязалась и Бастет, предварительно куснув Дональда за ногу - в порядке профилактики.
      III
      Ночь было решено провести на крыше дома, чтобы не опоздать на первый поезд. Эмерсон сел заполнять на сон грядущий свой археологический дневник, я сортировала и снабжала ярлычками наши находки. Время от времени я отрывалась от своего занятия, поднимала глаза и видела, что муж сидит неподвижно, дырявя взглядом чистую страницу, словно его мысли заблудились где-то далеко-далеко.
      Спать я легла рано. Эмерсон припозднился и, вопреки обыкновению, не стал меня будить.
      Когда я проснулась, было еще темно, но снизу доносились какие-то непонятные звуки. Брезжущий свет на востоке предвещал скорую зарю. Я осторожно подкралась к краю крыши и посмотрела вниз. Разбудивший меня звук оказался скрипом двери. Я ожидала увидеть маленькую фигурку, отправляющуюся в немыслимую рань по невесть каким делам, но тень, скользнувшая к воротам, принадлежала взрослому мужчине. Звался мужчина Дональдом.
      Эмерсону было милостиво позволено поспать еще. Если резко прервать его глубокий сон, он имеет привычку падать с ложа, а сегодняшнее наше ложе было слишком высоко. За считанные секунды я натянула одежду и вооружилась своим неизменным зонтиком. Пояс-патронташ с незаменимой всячиной пришлось, правда, оставить на крыше, поскольку бряцанье разбудило бы Эмерсона и превратило тайное преследование в шумную и бесполезную беготню. Но и зонтик сыграл со мной злую шутку: спускаясь по стене, я зацепилась и последние три фута траектории преодолела не самым грациозным способом. К счастью, падение на землю редко сопровождается грохотом. Я дала себе слово, что при следующем спуске с крыши сперва брошу зонтик вниз.
      Дональд оставил ворота приоткрытыми. Оказавшись на улице, я огляделась, но его уже и след простыл. У меня, правда, имелись кое-какие соображения насчет места, куда он мог направиться. Недаром, одеваясь, я припоминала слова, произнесенные накануне его братцем. Сентиментальные речи Рональда оказались не настолько бессмысленны, как мне сперва показалось. Нет, якобы вспоминая детство, он на самом деле назначил Дональду встречу! Знал, должно быть, что тот его слышит. Оставалось гадать, как Рональд пронюхал, что его братец и Энид скрываются у нас. Впрочем, сейчас мне было не до загадок. Я рассчитывала, что братья встретятся на заросшем камышом берегу канала, неподалеку от того места, где Рональд палил по птицам.
      В тропиках светает быстро. Край солнечного диска на глазах поднимался из-за холмов. Я торопилась вдоль внешней стороны насыпи, защищающей деревню, полагая, что Дональд тоже избрал этот путь, чтобы никому не попадаться на глаза. Из деревни уже доносился горький запах дыма, слышались звуки, свидетельствующие о пробуждении людей и скотины. Подобно всем первобытным счастливчикам, деревенские жители просыпаются вместе с солнцем и вместе с ним отходят ко сну.
      Совсем скоро я увидела впереди Дональда. Его ничего не стоило перепутать с усердным феллахом, спешащим на заре к своим посевам. Видимо, он полагал, что улизнул из дому незамеченным, потому и шагал не скрываясь. На всякий случай я спряталась за навьюченным сахарным тростником осликом, трусившим в том же направлении.
      Наконец Дональд свернул в густые заросли между каналом и рекой. Мне пришлось расстаться с осликом, но высокая трава скрыла меня с головой, так что я смогла с облегчением выпрямиться.
      Внезапно Дональд остановился. Я осторожно раздвинула стебли и застыла.
      Молодой человек даже не пытался спрятаться, наоборот, расправил плечи и сорвал с головы тюрбан. Волосы полыхнули золотом в лучах накаляющегося солнца. Я не могла не вспомнить, с какой настойчивостью Эмерсон твердил о рыжих волосах бога Сета. Неужели я стала жертвой лицедейства талантливого актера, прикинувшегося простодушным англичанином-неудачником? Не может быть! И все же... Вдруг Сети - это не один брат, а сразу два? В этом случае можно не удивляться его сверхъестественной способности добиваться результатов, недоступных обычному смертному.
      Тем не менее вторая ипостась Гения Преступлений так и не появилась. Дональда отсутствие брата удивило не меньше, чем меня. Он озадаченно вертел головой.
      Неожиданно откуда-то сбоку донесся громкий шорох тростника. Дональд резко обернулся. Тростником шуршала вовсе не я, но Дональд почему-то уставился прямо на меня. Я пригнулась, надеясь укрыться за ширмой из стеблей, но тщетно. В два прыжка Дональд оказался рядом со мной и за ворот вытащил из мокрой травы. Я с интересом наблюдала за его озадаченным лицом. Судя по всему, встреча явилась для Дональда настоящим сюрпризом.
      - Миссис Эмерсон! Какого дьявола вам здесь понадобилось?
      - Могу задать вам тот же вопрос, - ответила я, расправляя перекрученную блузку. - Но не стану, потому что и так знаю ответ. Я догадалась, что брат назначил вам встречу. Кажется, он задерживается? Когда вы договорились встретиться?
      - В детстве мы ходили охотиться на болото на рассвете... Возвращайтесь, миссис Эмерсон. Если Рональд хочет поговорить со мной с глазу на глаз, то при вас ни за что не появится.
      Я уже собиралась подчиниться, - вернее, сделать вид, что подчиняюсь, потому что ни под каким видом не собиралась упускать возможность подслушать беседу братьев. Но не успела я покорно кивнуть, как произошло непредвиденное. В нескольких футах над моей головой что-то просвистело, грохнул выстрел, спустя секунду - еще один и еще.
      Дональд со сдавленным криком повалился в траву. Я была так ошеломлена, что на мгновение утратила проворство и оказалась в ловушке: Дональд придавил меня к земле своим весом.
      При падении я выдохнула весь воздух, а набрать новую порцию теперь было некуда. Пришлось на собственном опыте узнать, что выражение "не шелохнуться" - не преувеличение, а самая что ни на есть правда жизни. Щека моя была испачкана в чем-то влажном, боли я не чувствовала, а потому решила, что это кровь бедняги Дональда.
      Копошась под ним и пытаясь спихнуть с себя тело, я снова услышала шорох травы. К нам кто-то приближался, - скорее всего, подлый убийца, пожелавший удостовериться, что его пули попали в цель. Я завозилась еще отчаяннее, и тут до моих ушей долетел душераздирающий крик:
      - Дональд! Любовь моя, ответь же! Господи, он мертв. Его убили...
      С меня сняли груз, и я села. Рядом, прямо в жирной и зловонной нильской грязи, сидела Энид. Любовь и отчаяние придали девушке сил. Она приподняла безжизненное тело, прижала к груди златокудрую голову Дональда. Ее блузка и руки были выпачканы кровью, продолжавшей сочиться из раны во лбу молодого человека. Напрасно я думала, что такие сцены разыгрываются только в романах!
      - Немедленно положите его, дурочка! - рявкнула я.
      Энид невидяще посмотрела на меня. Громко стеная, она осыпала окровавленную рыжую голову поцелуями.
      Дыша, как загнанная кляча, я подползла к ним:
      - Сейчас же опустите ему голову, Энид! Не надо было вообще его трогать.
      - Он мертв, - повторила Энид, не знаю уж в который раз. - Это случилось по моей вине! Он уже не узнает, как я его любила...
      Глаза Дональда открылись, как по команде.
      - Скажи это еще разок, Энид!
      Ее залитое слезами лицо осветилось радостью. Правда, радость сочеталась с замешательством.
      - Я... Я... - несвязно залепетала она.
      - Лучше помолчи.
      И с резвостью, совершенно не соответствующей мертвенной белизне щек, Дональд освободился из объятий девушки, чтобы заключить ее в свои. Она попробовала вырваться, скорее для вида, но молодой человек на корню пресек эти фальшивые поползновения. Покидая их - а я устремилась прочь, как только сумела подняться, - я нисколько не сомневалась, кто выйдет победителем. Не сомневалась я и в том, что решающую роль в таком исходе сыграла моя лекция о важности мужской твердости. Если бы не я, эти двое еще долго морочили бы голову друг другу и всем окружающим.
      Но мне не было суждено уйти далеко: кто-то явно торопился навстречу. Не знай я своего супруга, наверняка бы решила, что мне на выручку несется целое стадо слонов. Догадку подтвердил дикий вопль, огласивший окрестности.
      Я откликнулась на трубный зов и уже спустя считанные секунды очутилась лицом к лицу со своим ненаглядным Эмерсоном. Он так спешил, что рубашку напялил шиворот-навыворот и даже не удосужился заправить ее в штаны. Увидев меня, он почти оторвался от земли (это произошло вовремя, иначе лежать бы ему ничком, запутавшись в болтающихся шнурках ботинок) и на лету подхватил меня на руки.
      - Пибоди! Боже, не зря я беспокоился! Ты ранена! Ты вся в крови! Не трать силы на разговоры. Я отнесу тебя домой. Врач... Хирург...
      - Я не ранена, Эмерсон. Кровь не моя, а Дональда.
      Он так резко поставил меня на землю, что у меня лязгнули челюсти.
      - В таком случае шагай сама. Как ты посмела?!
      Его негодование было не менее трогательным, чем недавний испуг. Я ласково взяла его за руку.
      - Идем домой. Дональд и Энид вернутся сами.
      - Дональд? Полагаю, рана не серьезная, иначе ты бы наверняка принялась изображать докторшу, - одним словом, постаралась побыстрее прекратить его мучения.
      - Должно быть, ты увязался за Энид? Она шпионила за мной, а я - за Дональдом. Какая идиотская цепочка!
      - Я бы подобрал другое название, - прорычал Эмерсон, стискивая мне руку. - Но где найти слова, чтобы выразить мое отношение к безразличию, которое ты проявляешь к своим супружеским обязанностям? Представляешь, что я почувствовал, когда, хватившись тебя, увидел женскую фигуру, шмыгнувшую за ворота? Я решил, что это ты. А зачем бы тебе потребовалось сбежать тайком, если не для...
      Гнев его достиг точки кипения. Последовали выражения, не предназначенные даже для интимного дневника.
      - Нетрудно догадаться, что на такой шаг меня могла толкнуть только неотложная необходимость. Я бы написала записку, но не было времени.
      - Разбудить меня тоже не было времени?
      - Пришлось бы пуститься в бесконечные объяснения и еще больше задержаться.
      Сейчас, напротив, я никуда не торопилась. Слушая мои оправдания, Эмерсон понемногу приходил в себя.
      - Удивительная опрометчивость, Пибоди! - сказал он наконец, качая головой. - Ты рисковала угодить в общество отпетых преступников, однако не захватила свой патронташ.
      - Зато не забыла про зонтик!
      - Да, зонтик, как я успел убедиться, - замечательное оружие, но против пистолета он бессилен. А я слышал пистолетные выстрелы.
      - Ты не ошибся, Эмерсон. Пистолетный выстрел звучит совсем не так, как выстрел из винтовки или дробовика. Дональд должен благодарить небо, что в него палили из пистолета, потому что из винтовки на коротком расстоянии промазал бы только слепой.
      Эмерсон оглянулся:
      - Идут, голубчики! Никак друг на дружку не наглядятся... Итак, согласие достигнуто?
      - И до чего трогательное! Решив, что Дональд умер, Энид призналась его хладному телу в любви. От меня, правда, все равно ничего не утаишь! Теперь тревоги, слава богу, позади.
      - Я бы так не сказал, - возразил Эмерсон. - Если ты не сумеешь снять со своей подопечной обвинение в убийстве, а с ее избранника - в растрате, подлоге или что еще он там учинил, то им нечего надеяться на долгую и счастливую совместную жизнь.
      - Именно для этого мы и едем сегодня в Каир! И давай поторопимся, не то опоздаем на поезд.
      IV
      Благодаря моим организаторским способностям на поезд мы не опоздали, хотя вскочили чуть ли не на подножку. Только усевшись в купе, мы смогли обсудить занимательные события этого утра. Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что Эмерсон вовсе не разделяет мое мнение насчет того, кто стрелял в Дональда!
      - Не представляю, какие могут быть другие объяснения! - вдалбливала я ему. - ГП по-прежнему нужен козел отпущения, на которого можно свалить убийство Каленищеффа. Дональд уже несколько раз мешал его планам разделаться с нами. Естественно, этот злодей Сети страшно на него зол. Или Другая занятная версия: вдруг пули предназначались не Дональду, а мне?
      - Очень занятная! Странное у тебя представление о юморе, - проворчал Эмерсон. - Нет, Амелия, на твою жизнь никто не покушался. Все это полнейшая бессмыслица и чушь!
      - А у тебя есть собственная версия?
      - Разумеется, есть.
      - Тем лучше. Нам не впервой соревноваться. Посмотрим, чья возьмет. У меня такое ощущение, - добавила я с ласковой улыбкой, - что наши с тобой мнения по поводу этой головоломки сильно расходятся.
      - Что-то не припомню, чтобы наши мнения когда-нибудь совпадали.
      - Может, соблаговолишь поделиться своими соображениями ?
      - И не подумаю!
      После этих слов Эмерсон сделался нем как рыба, точнее, как неприступный байронический герой - популярный персонаж в непритязательной литературе. Черная прядь на лбу, насупленные брови, поджатые губы - словом, очень эффектный вид, и, если бы не скучная пожилая особа, делившая с нами купе, я бы не сумела скрыть своих чувств. Но даже в присутствии пожилой особы я бросала на мужа очень выразительные взгляды.
      Супруг, впрочем, то ли разучился расшифровывать взгляды, то ли - трудно вообразить! - вообще не обращал на меня внимания. Так или иначе, мне пришлось нарушить затянувшееся молчание.
      - Не понимаю, почему события этого утра так тебя озадачили, Эмерсон! Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, почему Ге... хорошо, почему Сети избрал пистолет, а не ружье. Он хотел представить гибель Дональда самоубийством! Дональда нашли бы с пистолетом в одной руке и с предсмертной запиской в другой. Уверена, Ге... Сети сумел бы подделать его почерк.
      - Могу даже подсказать, в чем ты еще уверена. Что твой герой запросто мог бы парить над Каиром на крыльях, как летучая мышь, декламируя при этом лирические вирши.
      - На крыльях? Вирши? Странные фантазии!
      - Просто полет воображения, Амелия. Твоя теория фальшивого самоубийства рушится по одной простенькой причине: ты сама там присутствовала.
      - Тогда самоубийство и убийство одновременно, - не сдавалась я. - Сети не остановила бы подобная мелочь. Он бы не стал лить по мне слезы.
      Эмерсон снова покачал головой:
      - Ты меня удивляешь, Пибоди. Не понимаю, как ты умудряешься не замечать... Что ж, раз тебе еще не открылась истина, я не стану торопить события.
      После этого он окончательно умолк, и мне не удавалось его растормошить почти до самого Каира.
      Глава одиннадцатая
      I
      В конце концов я нащупала тему, к которой Эмерсон не мог остаться равнодушным, - чем он намерен заняться в Каире.
      - Можно сколько угодно обещать сесть Сети на хвост, но как, скажи на милость, этот хвост найти?
      Отказ Эмерсона поделиться своими догадками не на шутку задел меня. Словно и не замечая моей обиды, он благосклонно ответил:
      - Хорошо, что ты об этом заговорила, Пибоди. Можно действовать двумя способами. Первый - узнать у полицейских, что им известно об этом негодяе. У нас есть законные основания задавать вопросы, ведь он нам угрожает! Но гораздо больше надежд мне внушает другой путь - использовать мои знакомства в каирском преступном мире. Очень возможно, что даже ближайшие подручные Сети не знают его настоящего имени. Но, сложив вместе разрозненные сведения, мы можем получить искомое.
      - Отлично, Эмерсон! Именно это я и собиралась предложить.
      - Конечно! Ничего другого все равно не придумать.
      - Я в восторге от твоего хитроумия, Эмерсон, но, может быть, начать с противоположного конца?
      - Что-то я не возьму в толк, о чем ты, Пибоди.
      - Очень просто. Вместо того чтобы собирать новые сведения, можно ограничиться фактами, которыми мы уже располагаем. Уверена, что чаши для причастия нам подбросил сам Сети. Еще мы знаем, что в ту ночь, когда убили Каленищеффа, то ли сам Сети, то ли его подручный побывал в гостинице. Так что предлагаю расспросить гостиничную прислугу. Если надо, пустить в ход угрозы или посулы.
      - Но ведь слуг уже допрашивала полиция.
      - Полиции они вряд ли что-то рассказали. В любой стране публика этого сорта неохотно сотрудничает с властями.
      - Ну хорошо. Что дальше?
      - Только одно. Ты не подумал, что даже если Рональд Фрейзер - не Сети, он может быть связан с бандой?
      - Как ни странно, подумал, - признался Эмерсон, уткнув палец в ямочку на подбородке. - Не Рональд, так Дональд... Черт бы их побрал, надо же было придумать такие имена! Все время их путаю.
      - Уверена, Дональда можно исключить. Я была рядом с ним. Просто чудо, что он остался жив!
      - Лучшего алиби не придумать при всем желании! - задумчиво протянул Эмерсон. - Если твой зловредный Сети - это не кто иной, как Дональд, то он мог сговориться с сообщником, чтобы тот в него выстрелил и промахнулся.
      - Откуда ему было знать, что я крадусь следом?
      - Ты отказываешься его подозревать из-за своего пагубного пристрастия к влюбленным парочкам.
      - Ничего подобного! Я снимаю с Дональда подозрения под давлением неопровержимой логики. Мы оба слышали, как Рональд Фрейзер просил брата о встрече. По словам Дональда, встреча должна была состояться в месте, похожем на место их встреч в детстве. Но как Рональд узнал, где искать брата и Энид, если не от загадочного персонажа, все знающего и все видящего? И кто предупредил Сети, что Дональд придет к реке на рассвете, если не Рональд?
      - Черт возьми, Пибоди, у тебя потрясающая способность не замечать очевидного! А все потому, что ты помешалась на своем Ге... на этом негодяе. Он повсюду тебе чудится, ты приписываешь ему сверхъестественную силу.
      - Ну, знаешь, Эмерсон...
      - Вот тебе простейшее и очевиднейшее объяснение, - сердито продолжал Эмерсон. - Рональд попытался убить брата! Самая обычная подлость, никакого Гения Преступлений там и рядом не лежало. Не знаю уж, почему Рональд возненавидел братца, но мотивов может быть сколько угодно: наследство, соперничество из-за молодой дурочки и так далее. Люди убивают друг друга и по менее уважительным причинам.
      - В любом случае, - ответила я с не меньшей горячностью, - мы должны побольше разузнать о Рональде Фрейзере! Я уже придумала, как выяснить, был ли он прошлой зимой в Египте. В страну он мог въехать только под настоящим именем - это раз. Во-вторых, какое-то время он обязательно провел бы в "Шепарде". Герр Бехлер расскажет нам, так ли это.
      - Твои поспешные обобщения, как всегда, лишены оснований. Но спросить можно, большого вреда это не причинит, - проворчал Эмерсон. - Все, приехали. Как говорится, за приятной беседой время пролетело незаметно.
      Правда, пожилая дама, делившая с нами купе, была на сей счет иного мнения. Эмерсон распахнул дверцу и обернулся, чтобы подать ей руку и помочь сойти с подножки, но дама забилась в угол, вытаращила глаза и подняла истошный крик:
      - Прочь! Убийства, заговоры, летучие мыши... Не трогайте меня, чудовище!
      Мои попытки ее успокоить возымели обратный эффект, почтенная матрона лишь пуще разбушевалась. Пришлось бросить несчастную на произвол судьбы. Откровенно говоря, престарелые маразматики не внушают мне симпатии, не то что юные влюбленные.
      II
      Первым делом мы отправились в полицейское управление, что на площади Баб-эль-Халк. Майор Ремси, неисправимый грубиян, заставил нас прождать целых десять минут. Ожидание затянулось бы еще, если бы не Эмерсон: со свойственной ему решительностью он оттолкнул секретаря и распахнул дверь кабинета. Последовал обмен колкостями. Я не вмешивалась, полагая, что у Эмерсона есть все основания бушевать. Но, сотрясая кабинет криком, он сумел между делом усадить меня в кресло, а потом и сам уселся. Ремси был вынужден смириться со вторжением.
      Эмерсон не стал терять время на пустые любезности.
      - Вам, майор, несомненно знакомо дело о кражах древностей, с которыми мы с миссис Эмерсон столкнулись в прошлом году.
      - Это дело как раз сейчас передо мной, - ответил Ремси кисло, указывая на тонкую папку. - Если бы не ваше появление, я бы как следует его изучил и...
      - Тысяча чертей! Сколько времени вам требуется на десяток страничек? Другой на вашем месте давно бы вызубрил их наизусть.
      Я сочла необходимым слегка притушить страсти:
      - Лучше не будем тратить время на взаимные обвинения. Мы пришли к вам, майор, чтобы узнать побольше о Гении Преступлений.
      - О ком, о ком? - переспросил Ремси.
      - Это одна из его кличек. Он известен также как Сети.
      Во взгляде Ремси не прибавилось осмысленности. Я предприняла еще одну попытку:
      - Главарь шайки грабителей, специализирующейся на древностях. Если вы знакомились с делом, то знаете, что ему удалось от нас скрыться.
      - Знаю, как же! - От неторопливости, с какой Ремси переворачивал страницы, можно было спятить. - Так все и было. Поздравления от мсье де Моргана, главы Ведомства древностей, от сэра Баринга...
      - Полиция наверняка пыталась установить личность этого незаурядного злоумышленника и выяснить, где он скрывается. Есть ли успехи?
      Ремси закрыл папку и сложил руки на груди.
      - Миссис Эмерсон, администрация и полиция благодарят вас за помощь в изобличении шайки воришек. Но разговоры о крупных преступниках с международными связями лишены всяких оснований.
      Я украдкой пнула Эмерсона, чтобы предотвратить скандал.
      - На базарах о Сети знают все! Люди шепчутся о том, как страшна его месть изменникам.
      Ремси попытался спрятать улыбку:
      - Мы не обращаем внимания на болтовню местных жителей, миссис Эмерсон. Они слишком суеверны и невежественны. Если бы мы серьезно относились к каждому слуху, то ни на что другое времени попросту не осталось бы.
      Эмерсон забулькал, как закипающий чайник.
      - Прошу вас, не делайте таких опрометчивых заявлений, майор! взмолилась я. - Если вы будете продолжать в том же духе, я не ручаюсь за вашу безопасность. Давайте говорить конкретно. За неделю, проведенную в Египте, мы уже несколько раз подвергались нападениям этого человека, существование которого вы отрицаете. У нас пытались похитить сына, а нынче утром пули, выпущенные из засады, чудом не задели меня, зато ранили До... в общем, одного из наших помощников.
      Тупица Ремси не заметил моего секундного замешательства, но смысл сообщения согнал с его самодовольной физиономии улыбку.
      - Вы заявили об этих преступлениях в полицию, миссис Эмерсон?
      - Вообще-то нет. Видите ли...
      - Почему?
      Эмерсон вскочил.
      - Потому что полиция - сборище набитых болванов! - проревел он. - Идем отсюда, Амелия.
      Эти выскочки знают еще меньше, чем мы. Лучше поторопимся, не то я разобью этот стол в щепки, а с его хозяином поступлю так, что сам потом буду горько сожалеть.
      Мы вылетели на свежий воздух, а Эмерсон продолжал клокотать, как чайник, под которым оставили слабый огонь.
      - Неудивительно, что никто пальцем не шелохнет, чтобы прекратить разграбление древних сокровищ! Если за это отвечает такой остолоп...
      - Успокойся, Эмерсон. Майор не имеет никакого отношения к древностям. Ты же сам говорил, что не надеешься узнать от него что-то полезное.
      - Верно. - Эмерсон утер потный лоб.
      - Напрасно ты так разбушевался. Я как раз собиралась спросить, как продвигается расследование убийства Каленищеффа...
      - Этот Ремси, проклятый идиот... Давай вернемся и...
      - Лучше не надо, Эмерсон...
      Но он уже бросился назад. Пришлось мчаться вдогонку. Поравнялась я с супругом лишь перед кабинетом майора.
      - Это ты, Пибоди? - вопросил мой муж радостно, словно мы не виделись несколько месяцев и он уже не чаял встретить меня. - Я быстро. У нас масса дел!
      При очередном вторжении секретарь тут же юркнул в соседнюю дверь, и Эмерсон беспрепятственно проследовал в кабинет майора. Тот резво вскочил и занял оборонительную позицию - спиной к стене.
      - Сядьте, - великодушно позволил Эмерсон. - Передо мной ни к чему стоять по стойке смирно, хотя я к вам ненадолго. В каком состоянии расследование убийства мерзавца Каленищеффа?
      - Что?.. - пролепетал Ремси.
      - Медленно соображает, - объяснил мне ситуацию Эмерсон. - С такими, как он, приходится быть терпеливым. - Он повысил голос на несколько октав и заговорил нарочито медленно, словно обращался к глухому: - В ка-ком со-стоя-нии...
      - Я вас понял, профессор, - простонал Ремси.
      - Тогда выкладывайте! Не могу же я терять с вами весь день. Молодая леди по-прежнему под подозрением?
      Видимо, Ремси пришел к выводу, что перед ним опасный безумец, с которым надо обращаться осторожно, дабы он не впал в буйство.
      - Нет. - Вымученная улыбка. - Я никогда не считал ее виновной. - Еще одна страдальческая улыбка. - Женщина ее происхождения и воспитания не в состоянии совершить подобное преступление. - В очередной улыбке сквозило самодовольство.
      - Моей жене вы говорили другое, - напомнил Эмерсон.
      - Неужели? - Теперь улыбки была удостоена супруга безумца - тоже, наверное, существо не в своем уме. - Прошу меня извинить. Полагаю, миссис Эмерсон не совсем верно меня поняла.
      - Неважно! - подала голос супруга безумца. - Кого вы в таком случае подозреваете?
      - Бродягу, болтавшегося у "Шепарда". Один из служащих показал, что видел его в ту ночь внутри гостиницы.
      - Мотив преступления? - спросила я спокойно.
      Ремси пожал плечами:
      - Ограбление, что же еще? Но надежды найти преступника нет. Они же все на одно лицо!
      - Только для идиотов и невежд, - подсказал Эмерсон.
      - Пусть так, профессор, пусть так. Я имел в виду, что все они друг друга покрывают. Бродяги никогда не выдадут своего. Один из них имел даже наглость заявить мне, будто тот человек - англичанин! - Ремси хихикнул. Представляете?
      Мы с Эмерсоном переглянулись. Супруг презрительно пожал плечами.
      - Теперь о мисс Дебенхэм, - сказала я. - Вы не нашли ее следов?
      Ремси покачал головой и зловеще проговорил:
      - Я опасаюсь самого ужасного.
      - Она погибла?
      - Хуже!
      - Разве может быть что-то хуже смерти? - поинтересовался Эмерсон.
      - Ирония здесь неуместна, - осадила я его. - Речь идет о страшной женской судьбе, по сравнению с которой смерть - сущее удовольствие. Впрочем, это мнение распространено исключительно среди мужчин. Неужели, майор, вы настолько наивны, что вообразили, будто мисс Дебенхэм продали в рабство?
      - Рабство еще не искоренено, - напомнил нам Ремси с непонятной гордостью. - Мы очень стараемся, но...
      - Наслышаны о ваших стараниях. Однако обычно продают маленьких детей, и делают это в основном их собственные родители. Торговцы живым товаром не посмели бы похитить благородную англичанку, тем более из такой крепости, как почтенная гостиница "Шепард".
      - Что же в таком случае с ней стряслось? - спросил Ремси. - Не может же она столько времени не показываться! Без знания языка, традиций...
      - Вы недооцениваете женщин, сэр, - сказала я, хмурясь. - К следующей нашей встрече, возможно, перемените свое мнение. Буду рада выслушать ваши извинения.
      Покидая кабинет, мы услышали лихорадочный скрежет ключа в замке.
      - Один пункт плана выполнен! Не слишком полезный визит.
      - Вернее, совершенно бесполезный. Что дальше, Эмерсон?
      Он подозвал экипаж и помог мне усесться.
      - Встретимся чуть позже в "Шепарде". Если покончишь с допросами до моего появления, жди меня на террасе.
      - А ты куда?
      - У меня собственная стезя. По базарам.
      - Я с тобой!
      - Это было бы донельзя неблагоразумно, Пибоди. Мне предстоят крайне деликатные переговоры. Даже один на один из моих собеседников мало что выжмешь, а уж в присутствии дамы они и вовсе закроют рот на замок.
      С этим было трудно поспорить. У Эмерсона редкая, даже уникальная способность находить общий язык с египтянами независимо от их общественного положения. Их сразу подкупает его богатырская сила, виртуозная брань, владение уличным арго и, как ни тяжело мне это признавать, полное презрение к христианской религии. Точнее, Эмерсон в равной степени равнодушен к исламу, буддизму, иудаизму и всем прочим верованиям, однако его египетским друзьям есть дело только до религии, которую они отождествляют с чужеземным владычеством. Другие археологи тоже утверждают, будто ладят со своими работниками, - Питри вообще хвастается этим по поводу и без повода, - но все равно не могут избавиться от снисходительного отношения представителей "высшей расы" к "недоразвитому" народу. Для Эмерсона таких различий не существует. Для него человек - не англичанин, не абориген, даже не женщина, а простое двуногое. Настоящий ученый!
      Я позволила себе отступление, но не собираюсь просить за это прощения. Мой Эмерсон - выдающаяся натура, достойная еще более пространных отступлений.
      И все же я чувствовала, что есть и другая причина, по которой он стремится от меня избавиться. В холостяцкой жизни, еще до того, как я с ним познакомилась и превратила в более-менее цивилизованного человека, Эмерсон водил знакомства в кругах, в которые потом не пожелал меня ввести. Уважая его стеснительность и право на личную жизнь, хотя бы в прошлом, я никогда не пыталась туда вторгаться.
      Но взамен я ожидаю такого же благородства и от него. Эмерсон так и остался в неведении, что у меня есть собственные дела в Старом городе. Он глубоко заблуждался, воображая, будто я буду смирно поджидать его на чопорной гостиничной террасе. Правда, начать я собиралась с гостиницы, а потому позволила кучеру отвезти меня по адресу, названному Эмерсоном.
      Увы, там меня ждало разочарование. И виноват был герр Бехлер, категорически отказавшийся предоставить регистрационные книги за прошлую зиму. Когда я поднажала, он согласился заглянуть в них сам, после чего заверил, что Рональд Фрейзер в тот период в гостинице не останавливался. Но я не пала духом, "Шепард" - не единственная гостиница в Каире.
      Затем я спросила, кто из прислуги дежурил в ночь убийства Каленищеффа. На этот раз герр Бехлер оправдал мои ожидания: он знал наизусть имена и расписание работы всех служащих своей гостиницы. К сожалению, интересующий меня человек уже успел уволиться.
      - Ему очень повезло, - объяснил герр Бехлер с улыбкой. - После смерти престарелого родственника парню досталась куча денег. Он уехал в родную деревню и, говорят, зажил там, как паша.
      - А как называется деревня? - спросила я бесстрашно.
      Герр Бехлер пожал плечами.
      - Не помню. Знаю только, что это далеко на юге, под Асуаном. Но если, миссис Эмерсон, вам по-прежнему не дает покоя то убийство, лучше не тратить зря время. Этого свидетеля подробно допрашивала полиция.
      - Понимаю. Выходит, у полиции появился главный подозреваемый анонимный бродяга, а с мисс Дебенхэм подозрение снято?
      - Надеюсь, что так. А теперь, миссис Эмерсон, прошу меня извинить. Я ожидаю большую группу гостей и...
      - Еще один вопрос, герр Бехлер, и я оставлю вас в покое. Как зовут коридорного, дежурившего в нашем крыле гостиницы?
      - Надеюсь, вы ни в чем его не подозреваете? - воскликнул герр Бехлер. Это очень надежный работник, он у меня уже много лет.
      Я успокоила управляющего на сей счет и узнала, что коридорный как раз сейчас находится на своем посту.
      Этого человека я помнила: худой седеющий мужчина средних лет, с тихим голосом и приятным лицом. В его щербатой улыбке не было и следа коварства. Он с готовностью отвечал на мои вопросы, но, увы, не сумел вспомнить ничего примечательного о людях, доставивших для нас посылки. Оплаченные покупки рассылают многие магазины; кого-то из рассыльных коридорный знал, кого-то нет.
      Я вознаградила его за честные попытки напрячь память и позволила дремать дальше. Добропорядочность славного малого не вызвала у меня сомнений. Расспросы дали мало результатов, зато свободного времени у меня оказалось хоть отбавляй, поэтому я решила употребить его с большей пользой, чем банальное утоление голода. Эмерсон мог появиться в гостинице только через несколько часов, и я рассчитывала вернуться раньше его.
      В вестибюле меня окликнул портье:
      - Миссис Эмерсон! Вам письмо.
      - Поразительно! - пробормотала я, изучая незнакомый почерк на конверте.
      Ошибка исключалась: послание адресовалось "Амелии Пибоди Эмерсон".
      - Кто оставил письмо?
      - Незнакомый джентльмен, мэм. Не из наших постояльцев.
      Я поблагодарила портье и поспешно вскрыла конверт. Послание оказалось кратким, тем не менее и от этих скупых строк у меня сладко екнуло сердце. "Располагаю важными сведениями. Жду в кафе "Ориенталь" между половиной второго и двумя часами. Т. Грегсон".
      Знаменитого частного детектива я благополучно забыла, - полагаю, так же, как читатель. Видимо, он видел, как я входила в гостиницу. Но зачем оставлять записку, если можно было просто заговорить со мной?
      С другой стороны, время назначено на редкость удачно. Перед свиданием с Грегсоном я успею заглянуть в лавку Азиза.
      Конечно, приглашение вызывало некоторое подозрение: не исключено, что меня заманивают в ловушку. Оказаться зловредным Сети этот Грегсон не мог, глаза у него были не черные, а бархатисто-карие. Однако он вполне мог быть сообщником загадочного преступника, или кто-то воспользовался именем детектива в недобрых целях.
      Но и то и другое выглядело маловероятным. Кафе "Ориенталь", хорошо мне известное, находилось в приличном квартале, охотно посещаемом иностранцами. Если же подозрение оправдается и Сети впрямь поставил на меня капкан - что ж, я всегда наготове! Ведь при мне был мой зонтик, а талию облегал пояс-патронташ с незаменимыми в бою предметами.
      Однако об одной дополнительной предосторожности я все-таки подумала: забежала в салон и написала Эмерсону короткую записку о том, куда направляюсь. На случай, если я не вернусь, ему предлагалось утешиться мыслью, что наше взаимное глубокое и нежное чувство обогатило мою жизнь и его, надо полагать, тоже.
      Перечитав записку, я сочла ее излишне пессимистичной и добавила такой постскриптум: "Дорогой Эмерсон, ГП вряд ли меня прикончит, скорее превратит в заложницу, чтобы напугать тебя. Уверена, если мне не удастся сбежать самой, ты меня найдешь и освободишь. Я не прощаюсь, а говорю до свидания. Преданная тебе..." Ну и так далее.
      Конверт я оставила портье, чтобы тот вручил его Эмерсону после пяти часов вечера, если я сама не появлюсь раньше.
      Страх и нетерпение заставили меня отправиться к Азизу пешком, чтобы проветриться. Азиз - в высшей степени несимпатичный коротышка, зато единственный оставшийся в живых член египетского семейства, тесно связанного с Гением Преступлений. Его отец и брат издавна занимались незаконным сбытом ворованных древностей; обоих постиг годом раньше страшный конец, хотя, скорее всего, не от руки Сети. Азиз получил в наследство от отца целый склад предметов египетской старины, а также (во всяком случае, я на это надеялась) отцовские связи с Гением Преступлений. Я была попросту обязана попытать с ним счастья.
      Азиз сидел перед дверью, зазывая внутрь прохожих. Меня он узнал мгновенно. Профессиональная улыбка тут же сменилась встревоженным выражением, и он юркнул в лавку.
      Как и все подобные заведения, лавка была верхом безвкусицы - витрины и полки забиты дешевым товаром на потребу туристам и поддельными древностями, изготовленными по большей части в английском Бирмингеме. Самого Азиза нигде не было видно. Одинокий продавец смотрел на колышущуюся занавеску, за которой только что скрылся хозяин. Покупателей в лавке не оказалось: у туристов это время обеда, а сама лавка должна была вот-вот закрыться до вечера.
      - Передайте господину Азизу, что я хочу его видеть, - сказала я громко. - Я все равно не уйду, пока он не появится, так что лучше ему не тянуть.
      Я знала, что Азиз слышит из соседней комнаты каждое мое слово. Тем не менее борьба с собственным малодушием заняла у него несколько минут, после чего он предстал передо мной с фальшивой улыбкой до ушей. Морщины на его физиономии походили на трещины в гипсе. Если бы улыбка стала шире хотя бы еще на полдюйма, гипсовая маска рассыпалась бы на мелкие осколки.
      Он приветствовал меня поклонами до полу и возгласами восторга. Какое счастье, что госпожа оказала ему честь и посетила его скромное заведение! Чем он может услужить? Госпоже несказанно повезло: он как раз получил партию дамасской парчи с золотым шитьем!
      Я хорошо знала коротышке цену и не собиралась щадить его чувства, а потому заявила без предисловий:
      - Хочу поговорить с вами о Сети!
      Азиз сразу сделался белым как полотно.
      - Не надо, госпожа, - прошептал он. - Пожалуйста, не надо!
      - Вы меня знаете, мистер Азиз. Мне сейчас все равно больше нечем заняться. Я готова ждать.
      Улыбку на его лице сменил волчий оскал. Повернувшись к разинувшему рот продавцу, он хлопнул в ладоши:
      - Пошел вон!
      Закрыв за продавцом дверь, Азиз задернул занавеску.
      - Что я вам сделал, госпожа? Почему вы хотите моей гибели? - зашептал он трагическим тоном. - Любого, кто продаст этого... этого человека, ждет смерть. Если бы я хоть что-то знал об этом... этом человеке - хотя я ничего не знаю! - то, клянусь отцовской могилой, госпожа, одно то, что вы назвали его имя в моей лавке, уже угрожает мне погибелью.
      - Раз вы ничего о нем не знаете, то и бояться нечего, - возразила я:
      Азизу заметно полегчало.
      - Верно! - пробормотал он.
      - Что о нем болтают на базарах? Можете без опаски повторить то, о чем и так всем известно.
      Но, по утверждению Азиза, даже на базарах никто толком ничего не знал, потому что люди Сети не привыкли откровенничать. О Гении Преступлений говорили его действия, и то невнятно: ему приписывали любое нераскрытое преступление, совершенное в Каире. По мнению Азиза, Сети был вообще не человеком, а ифритом, демоном. Ведь даже его подручные, по слухам, понятия не имели, кто он такой! Связь с ними Сети поддерживал, оставляя в условленных местах записки; те же, кто видел его в лицо, знали, что в следующий раз он предстанет перед ними совсем в другом обличье.
      Начав молоть языком, Азиз так распалился, что унять его было бы невозможно при всем желании. Я услышала несколько легенд с участием все того же загадочного персонажа и поняла, что Гений Преступлений быстро превращается в фантастического героя бескрайних городских трущоб.
      - Прекрасно! - сказала я, улучив момент и выразительно взглянув на часы. - Полагаю, дорогой мистер Азиз, вы поведали мне все, что знали. Такого человека, как вы. Сети никогда не привлечет под свои знамена. Для этого вы слишком трусливы и слишком много болтаете.
      Выпустив меня на улицу, лавочник поспешно запер дверь. Уходя, я оглянулась и увидела в щелочке между занавесками потную физиономию с испуганными глазками.
      Меня не покидала надежда, что Эмерсон добился большего успеха, равно как и опасение, что он не добился ничего. Сети прекрасно умел заметать следы, сея страх и неразбериху. Если бы не предстоящая встреча с Грегсоном, я бы совсем приуныла.
      В кафе "Ориенталь" я вошла в час тридцать пять. Грегсона еще не было, поэтому я села за столик у двери, игнорируя любопытные взгляды других посетителей, сплошь мужчин. По-моему, все мужчины на свете сговорились подвергать осуждению женщин, посещающих кафе в одиночку. Либо Грегсон остался единственным мужчиной, не знающим об этом неписаном правиле, либо догадался, что мне на подобные глупости искренне наплевать.
      Громким стуком зонтика об пол и резким окриком по-арабски я остановила официанта, чтобы потребовать кофе. Но Грегсон явился раньше, чем кофе. Я забыла, до чего он хорош собой, и не ожидала, что его суровое лицо озарится такой радостной улыбкой.
      - Вы пришли!
      - Кажется, вы об этом просили?
      - Просил, но не смел надеяться... Вы не похожи на других женщин, в отличие от них вы неугомонны и не ведаете страха.
      - Моя неугомонность здесь ни при чем. Просто пришла в приличное кафе, где много посетителей. Единственное, что мне здесь угрожает, - общественный остракизм, но это меня никогда не волновало.
      - Дело в том, - сказал Грегсон, - что я собираюсь пригласить вас в другое место, далеко не такое безопасное. Скажу вам откровенно, миссис Эмерсон...
      Закончить ему помешал официант. Грегсон тоже потребовал кофе с сахаром.
      - Вы владеете арабским? - удивилась я.
      - Настолько, что способен разве что продиктовать заказ и пожаловаться на безбожно высокую цену.
      Официант принес ему кофе. Грегсон поднял чашку:
      - За любовь к приключениям!
      - Пожалуй, - откликнулась я, тоже отсалютовав своей чашкой. - А теперь к делу, мистер Грегсон. Вы что-то хотели мне сказать?
      - Что вы проявите благоразумие, если откажетесь от предложения, которое я собираюсь вам сделать. Я... как бы правильнее выразиться? - убедил одного из подручных Сети дать нам интервью. Не знаю, насколько этот человек осведомлен, но, по слухам, он весьма приближен к Хозяину. Думаю, таким шансом нельзя пренебрегать. Я бы не подвергал вас опасности, если бы этот человек не настаивал на вашем присутствии. Кажется, он верит, что вы способны его защитить...
      - Больше ничего не говорите! - воскликнула я, вскакивая. - Идемте!
      - Вы не ведаете сомнений! - проговорил Грегсон, с любопытством глядя на меня. - На вашем месте я бы отнесся к такому требованию с величайшим подозрением.
      - Просто я понимаю, почему незнакомец решил мне довериться. Вы здесь чужак, зато я заслужила репутацию справедливого человека. Возможно, я даже его знаю. Идемте, мистер Грегсон, к чему зря терять время?
      Чем дальше мы углублялись во чрево Старого города, тем больше походили на лабиринт кривые улочки (если можно применить это цивилизованное слово к узеньким расщелинам), вьющиеся между грязными облупленными стенами и разбитыми окнами. Решетчатые балконы на верхних этажах высоких узких домов заслоняли свет, поэтому мы брели почти что в потемках. Среди прохожих изредка попадались европейцы, в том числе англичане, по большей части в наркотическом дурмане, с бессмысленным, остановившимся взглядом.
      Заметив, что я все чаще озираюсь, Грегсон сказал обеспокоенно:
      - Вам не по себе? Напрасно я вас сюда затащил. Может быть, вернемся?
      - Нет-нет, идем дальше! - прошипела я, не желая выдавать свое волнение.
      - Но вы встревожены. В чем дело?
      - За нами следят.
      - Что?!
      - Шагайте, вам говорят! Не крутите головой.
      - Надеюсь, вы ошиблись...
      - Нет. За нами идет мужчина, которого я видела уже дважды: сначала перед гостиницей, потом у кафе. Худощавый, в белом балахоне и синем тюрбане.
      - Миссис Эмерсон, это описание подходит для доброй половины каирцев!
      - Он все время закрывает рукавом нижнюю часть лица. Уверена, он нас преследует. Что ж, придется его перехватить. За мной!
      И, резко развернувшись, я бросилась на шпиона, размахивая зонтиком.
      И египтянина, и Грегсона мой маневр застиг врасплох. Грегсон испуганно вскрикнул, преследователь замер и прикрыл руками голову. Но было уже поздно. Моя стремительность известна на двух континентах. Со всего размаху я опустила на голову незнакомца свое проверенное оружие, в следующий миг ноги у него подкосились и он осел в пыль.
      - Готово! - крикнула я, пригвоздив поверженного недруга к земле. Быстрее, Грегсон, шпион в наших руках!
      Улица разом, как по волшебству, опустела, но я знала, что за нами наблюдают, приоткрыв двери и ставни. Грегсон поспешил на мой зов, однако я не услышала поздравлений, которых ждала.
      И вдруг до моего слуха долетел сдавленный шепот:
      - Ситт-Хаким... Ох, Ситт-Хаким, кажется, вы пробили мне череп.
      Знакомый голос! Дрожащей рукой я убрала с лица своей жертвы белую ткань и узнала Селима, сына Абдуллы, любимца всего семейства. А я пробила ему череп... Теперь и у меня подкосились ноги.
      - Какого черта тебя сюда занесло. Селим? Нет, можешь не отвечать. Тебя подослал Эмерсон! Ты приехал в одном с нами поезде, но в другом вагоне, и шпионишь за мной с той минуты, как мы с Эмерсоном расстались у здания полиции!
      - Не шпионю, госпожа, - не согласился юноша. - Я вас охраняю! Отец Проклятий дал мне почетное поручение, а я его не выполнил. Я опозорен! Сердце мое разбито вместе с головой! Я умираю, госпожа. Проститесь за меня с Отцом Проклятий, с моим достойным родителем, с братьями Али и Хасаном и с...
      Я подала ему руку и заставила встать:
      - Хватит, Селим! Ты не ранен, силу моего могучего удара смягчил тюрбан. Надеюсь, я даже не рассекла тебе кожу. Дай-ка посмотреть...
      На макушке у Селима действительно не было ничего, кроме зреющей на глазах шишки. Я достала из своей походной аптечки мазь и бинт и перевязала Селиму голову, прежде чем снова водрузить на нее тюрбан. Грегсон наблюдал за нами молча, без всякого выражения на лице.
      - Прошу меня извинить, мистер Грегсон, - сказала я. - Можно идти дальше. Вы не возражаете, если Селим будет нас сопровождать, или лучше его отослать?
      Грегсон не торопился отвечать. Зато Селим сразу издал испуганный крик:
      - Не прогоняйте меня, госпожа! Я не могу вернуться к Отцу Проклятий без вас. Лучше бежать куда глаза глядят! Лучше поступить в армию, лучше выпить яду и умереть!
      - Тихо! - шикнула я на него. - Что скажете, мистер Грегсон?
      - Боюсь, мы слишком задержались и теперь встреча не состоится, - молвил Грегсон. - Так что можете сами отвести своего плаксивого стража к хозяину.
      - Пожалуйста, госпожа, сделайте, как предлагает господин! - Селим, действительно ливший горючие слезы, схватил меня за руку. - Господин Эмерсон проклянет меня, душу вынет... Идемте вместе, не то я вырежу себе язык, чтобы не пришлось признаваться в неудаче! Лучше выколоть себе глаза, чтобы не видеть его страшного гнева. Да я...
      - Боже, какие ужасы! - не выдержала я. - Это безнадежно, мистер Грегсон. Может быть, пойдете со мной? Заодно познакомитесь с моим мужем. Он с удовольствием выслушает все, что вы сможете ему рассказать.
      - Не сегодня, - ответил Грегсон тихо. - Если я потороплюсь, то еще застану человека, о котором говорил, и условлюсь о новой встрече. Возможно, даже уговорю его согласиться, чтобы к нам присоединился профессор.
      - Это было бы замечательно! - воодушевилась я. - Как вы нас предупредите?
      - Отправлю к вам гонца. Если у вас появятся новости, оставьте для меня записку в "Шепарде". Я заглядываю туда почти каждый день за почтой.
      - Договорились. - Я протянула ему руку, и Грегсон сжал ее обеими руками - белыми, ухоженными, с длинными и сильными пальцами, но натруженными ладонями, как и подобает джентльмену, не чурающемуся работы.
      - До скорой встречи!
      - И я на это надеюсь. Не терпится познакомить вас с мужем!
      - Буду рад. До свидания.
      Он быстро зашагал прочь и скоро исчез за углом. Пришлось мне возвращаться несолоно хлебавши, в сопровождении хнычущего Селима.
      Но чтобы найти дорогу назад, нам обоим пришлось сосредоточиться. По пути в Старый город я не обращала внимания на повороты и зигзаги, так как надеялась, что Грегсон проводит меня обратно, а Селим так усердно выполнял поручение Эмерсона не терять меня из виду, что вообще не понял, где очутился. В конце концов я начала узнавать улицы и поняла, что до района, где располагается кафе "Ориенталь", уже рукой подать. Остановив коляску, я приказала Селиму сесть рядом.
      - Значит, так. Селим. Не хочу портить твои отношения с профессором, но это неминуемо произойдет, если мы ему расскажем, как все было.
      Юноша вскинул голову.
      - О, госпожа, - проговорил он дрожащим голосом, - как вы прикажете, так я и сделаю.
      - Учти, я никогда не вру профессору. - Видя растерянность Селима, я продолжала: - Однако ничто нам не мешает немного отклониться от истины. Все равно придется объяснять, откуда у тебя такая здоровенная шишка...
      - Я могу снять повязку, госпожа, - предложил Селим. - Вы не поскупились на бинты. Мне столько не надо.
      - Нет, пусть все остается как есть. У меня другое предложение. Ты расскажешь профессору Эмерсону все, но только до момента, когда я тебя обнаружила. Потом на тебя якобы кто-то напал и ударил по голове тяжелым предметом...
      - Так оно и было, - согласился честный малый.
      - Конечно. Не стану же я учить тебя лжи! Просто не называй имени чудовища. Пусть профессор думает, что это был обычный грабитель. Я прибежала на шум, и злодей унес ноги.
      - Спасибо, госпожа! - зачем-то сказал Селим.
      - Из-за твоей раны я решила проводить тебя обратно, - продолжала я фантазировать. - Ведь после удара у тебя кружится голова, правда? Хотя бы чуть-чуть, но кружится... Если профессор начнет задавать неприятные вопросы, скажи, что ничего не помнишь.
      Нежно-карие глаза юноши восхищенно сияли.
      - Госпожа, вы мой отец и моя мать в одном лице! Добрейшая и мудрейшая из всех женщин!
      - Гм... А что, твои родители тоже учат тебя вра... Впрочем, неважно. Главное, ты отлично знаешь, как я ненавижу лесть. Совершенно не обязательно превозносить меня до небес. Просто сделай, как я велю, - и все обойдется. А сейчас можешь закрыть глаза и откинуться на подушки. Знаешь, что такое обморок? Молодец! Вот и гостиница. А вот и Эмерсон. Вылетел из дверей - как они только удержались на петлях? - и мчится нам навстречу...
      Селим вовремя издал душераздирающий стон, благодаря чему Эмерсон позабыл о заготовленном выговоре.
      - Час от часу не легче! - Он заглянул в коляску. - Что случилось? Он хотя бы жив? Селим, мальчик мой...
      - Жив, но, кажется, умираю, - простонал мой талантливый ученик. Досточтимый Отец Проклятий, передайте моему папаше, братьям Али и Хасану, а еще...
      Я кольнула умирающего зонтиком, чтобы не перебарщивал. Селим вздрогнул и сел.
      - Кажется, я уже не умираю. Кажется, я поправляюсь.
      Эмерсон залез в коляску и захлопнул дверцу.
      - На вокзал! - приказал он кучеру.
      - Разве тебе не интересно, что... - попробовала я возразить.
      - Очень интересно, Пибоди! Расскажешь по дороге. Если не терять времени, то можно успеть на дневной экспресс.
      Рывок - и он оставил Селима без тюрбана. Юноша вскрикнул от неожиданности.
      - Узнаю твою руку, Пибоди. Фунт перевязочных материалов на одну каплю крови. Выкладывай!
      Рассказ получился долгим, потому что начать пришлось со встречи с Грегсоном. К тому же Эмерсон беспрестанно меня перебивал.
      - Ты совсем лишилась рассудка, Пибоди! - выкрикивал он. - Забрести в самые опасные кварталы, поверив россказням какого-то... Да кто он такой?! Откуда ты знаешь этого типа?
      Я смиренно продолжала повествование. К тому моменту, когда мы подъехали к вокзалу, Эмерсон успел выслушать нашу версию о том, как на Селима напало неведомое и коварное чудовище. Эмерсон лишь загадочно хмыкнул в ответ.
      Сунув кучеру несколько монет, он осторожно помог пострадавшему выйти из коляски (хотя вид у него был такой сердитый, что я испугалась, как бы он не вытолкал беднягу пинками) и погнал нас к поезду. Сначала Селима не хотели пускать в купе первого класса, но Эмерсон задобрил кондуктора деньгами и парой крепких выражений, а других претендентов на облюбованное купе попросту разогнал.
      - Вот и хорошо, - вздохнул он, рухнув на сиденье. - Купе полностью в нашем распоряжении. Теперь можно спокойно обсудить вашу невероятную историю.
      - Сначала расскажи, что ты узнал на базаре, - попросила я, желая его отвлечь.
      Оказалось, что Эмерсон узнал больше, чем я (если только его словам можно было верить). Один знакомый, имя которого мой ненаглядный отказался назвать, клялся, что знает, кто убил Каленищеффа. Это якобы дело рук профессионального убийцы. Говорили, что негодяй иногда выполнял поручения Сети, не будучи при этом членом его банды. Убийца покинул Каир вскоре после смерти Каленищеффа, и теперь никто не знает, где его искать.
      - И все же, - тут Эмерсон многозначительно прищурился, - я иду по его следу. Рано или поздно он вернется в Каир, потому что зарабатывает здесь на жизнь. Мне донесут о его возвращении.
      - Но на это уйдут недели, даже месяцы! - недовольно воскликнула я.
      - Если у тебя есть предложение получше, Пибоди, порадуй нас, я не возражаю... - Он испуганно зажал ладонью рот. - Нет-нет! Считай, что я этого не говорил. Я всего лишь имел в виду...
      - Не тревожься, милый Эмерсон, я не собиралась тебя критиковать. Никто, кроме тебя, не сумел бы так много разузнать.
      - То-то! А теперь выкладывай, куда ты гнешь. Своей лестью ты выдала себя с головой, поскольку нахваливаешь меня только тогда, когда хочешь что-то утаить.
      - Какая несправедливость, Эмерсон! Я всегда отдаю тебе должное!
      - Неужели? Что-то не припомню...
      - И отношусь с величайшим уважением к твоим...
      - Ты только и делаешь, что плетешь интриги за моей спиной!
      - Да я...
      - Да ты...
      Селим со стоном уронил голову на плечо Эмерсона. Я дала ему глотнуть бренди из своей фляжки, и юноша признался, что ему сразу полегчало. Я протянула фляжку Эмерсону. Сделав с угрюмым видом изрядный глоток, он тут же повеселел.
      - Что ты еще разнюхала, Пибоди?
      Я рассказала про коридорного и про посещение Азиза.
      - Напрасная трата времени. Спросила бы меня! Я знал, что Азиз не принадлежит к этой шайке. У него маловато ума и... в общем, кишка тонка.
      - Именно на это я ему и указала. Одним словом, мы с тобой почти не продвинулись вперед.
      - Но начало положено. Я и не рассчитывал распутать эту темную историю в один день.
      Я вздохнула:
      - Кто знает, вдруг в наше отсутствие проныра Сети предпринял еще что-то, например напал на лагерь? Это позволило бы нам узнать много нового.
      Глава двенадцатая
      I
      По требованию Эмерсона поезд остановился в Дахшуре. Остаток пути мы проделали пешком. Вернее, пешком шли мы с Эмерсоном, а Селим, которого мой супруг взвалил себе на закорки, едва касался ногами земли. Под конец он все-таки одумался и признался, что может идти сам.
      - Молодец!
      И Эмерсон сопроводил похвалу шлепком по тощей Селимовой спине, от которого тот чуть не полетел вверх тормашками.
      Потирая попеременно ушибленную спину и голову, Селим поплелся за нами.
      - Не исключено, что мальчик спас тебе жизнь, Амелия, - сказал Эмерсон. - Ты случайно не разглядела человека, который на него набросился?
      - Нет, все произошло слишком быстро, - честно ответила я.
      - Это мог быть простой воришка. Не могут же приспешники Сети дежурить на каждом углу!
      - Конечно, не могут! - с жаром поддержала его я.
      Еще не дойдя до дома, мы догадались, что случилось нечто чрезвычайное. Ворота были широко распахнуты, из-за забора доносился гул, как из растревоженного улья. Рабочие собрались плотной толпой и наперебой что-то выкрикивали. У двери в дом сидела Энид, спрятав лицо в ладонях. Дональд расхаживал перед ней взад-вперед, то и дело похлопывая по плечу.
      - Что за черт? - рявкнул Эмерсон.
      - Рамсес, что же еще? - догадалась я. - Наверное, опять пропал.
      Стоило нам войти в ворота, как нас атаковали разгоряченные египтяне, каждый пытался донести новость первым.
      - Тихо! - прикрикнул Эмерсон. - Ну? - Он перевел взгляд на Дональда.
      - Это я виновата! - зарыдала Энид. - Бедняжка хотел дать мне урок древнеегипетского языка, но я... - И она бросила на Дональда быстрый взгляд.
      - Виноват я, а не ты, - возразил тот. - Мальчика доверили мне, а я... Он покосился на Энид.
      Эмерсон повернулся ко мне и потряс у меня перед носом пальцем:
      - Видишь, Амелия, к чему приводит увлечение любовной чепухой? Люди, пораженные этой болезнью, утрачивают чувство ответственности, предают забвению свой долг и...
      - Спокойно, Эмерсон, спокойно. Позволь Дональду договорить.
      - Он удрал, вот и все. - Дональд беспомощно пожал плечами. - Мы хватились его примерно час назад, но я не знаю, сколько времени Рамсес отсутствует.
      - Он уехал на осле или ушел пешком?
      - Не то и не другое, - ответил Дональд мрачно. - Этот маленький мерз... мальчик позаимствовал коня, и не какого-нибудь, а любимую лошадь деревенского старосты, ту самую, которую вы брали накануне. Правда, старосту он в известность не поставил. Тот пообещал приколотить Рамсеса гвоздями к двери дома, если с лошадью что-нибудь случится.
      - С таким сильным конем ему не справиться! - воскликнула Энид, заламывая руки. - Непонятно, как Рамсес сумел незаметно залезть в седло и ускакать...
      - Рамсес умеет обращаться с животными, - сообщила я гордо. - Но сейчас это неважно. Значит, никто не видел, как он уехал, и не знает, в какую сторону направился?
      - Никто, - подтвердил Дональд.
      Эмерсон схватился за голову:
      - Как он посмел? Может, Рамсес оставил записку?
      - Действительно, письмо он оставил, - ответил Дональд.
      - Так почему же вы не кинулись за ним вдогонку?! - Эмерсон схватил обтрепанную бумажку.
      - Потому что письмо написано иероглифами.
      Привстав на цыпочки и заглянув Эмерсону через плечо, я убедилась, что так оно и есть. Иероглифы Рамсес выходит на редкость изящно, зато когда пишет по-английски, разобрать его почерк невозможно. Сомнительно, правда, что он прибег к иероглифам именно по этой причине.
      - Мазгунах! - воскликнул Эмерсон. - Он поехал в Мазгунах, поговорить со священником... Какое необычное употребление причастия настоящего времени!
      - Уверена, Рамсес сумеет доказать правильность употребления причастия, если ты по неосторожности его об этом спросишь, - сказала я. - Поехали?
      - Ты еще спрашиваешь, Амелия! Конечно! Как подумаю, что он совершенно один посреди пустыни, где ему грозит столько опасностей, - маленький мальчуган на своенравном скакуне, преследуемый мерзким сбродом... Боже!
      И мой ненаглядный бросился в конюшню.
      * * *
      В западном краю неба догорал зловещий закат. Наши терпеливые ослики трусили по хорошо знакомой тропе. Эмерсон, как и я, не способен хлестать скотину, зато может часами уговаривать ее поторапливаться.
      - Пока все идет хорошо, - сказала я, чтобы его успокоить. - Рамсес должен был проехать здесь. Раз мы не видим его простертого тела, значит, конь его слушается.
      - Проклятье! - только и ответил на это Эмерсон.
      Мы въехали в деревню с северной стороны и миновали развалины американской миссии, где годом раньше пережили захватывающие приключения. Сейчас здесь царило запустение, шпиль молельного дома обрушился, прочие строения также пребывали в запустении. Видимо, деревенские жители избегали этого места, считая проклятым.
      У колодца, как водится, толпился народ. Правда, толпа безмолвствовала, что крайне необычно. Взгляды египтян были устремлены на дом священника. Все словно прислушивались к чему-то. Через несколько секунд и мы различили звуки, напоминающие пение муэдзина. И это в христианской деревне, где никогда не было мечети! Мало того, неподобающие звуки доносились из дома священника.
      После короткой паузы молитва возобновилась, теперь уже другим голосом. Первый был классическим тенором, второй - плохо поставленным баритоном. Далее вступил третий, писклявый и слегка шепелявящий. Создавалось впечатление, будто священник Дронкеха пригласил на спевку всех окрестных муэдзинов.
      Эмерсон рванулся вперед, и толпа расступилась перед ним, как воды Красного моря перед Моисеем. Я последовала за супругом, олицетворяя в порядке исключения все Моисееве племя.
      Моисей, то есть Эмерсон, не стал стучаться во врата Синая, а распахнул их пинком.
      Последние лучи заходящего солнца осветили сумрачный чертог захламленное жилище деревенского священника, а также Уолтера Пибоди Эмерсона-младшего, прозванного Рамсесом. Наше чадо восседало на диване, подобрав под себя ноги, запрокинув голову и увлеченно выводя заливистые рулады мусульманской молитвы.
      При нашем появлении священник, сидевший в углу, вскочил. Рамсес же, как ему и полагается, сперва завершил ритуал со всеми "Аллах велик!" и прочими магическими присказками и только после этого соизволил посмотреть на родителей.
      - Здравствуй, мамочка, здравствуй, папочка. Как ваши успехи?
      II
      Эмерсон принял подношение отца Теодора - ожидаемый стаканчик коньяку. Я от угощения отказалась: для разбирательств с Рамсесом требуется кристальная ясность мысли.
      - Позволь поинтересоваться, дорогой сын, чем ты тут занимаешься?
      Рамсес откашлялся и начал:
      - Когда вы с папочкой обсуждали загадочное пленение уважаемого отца Теодора, я не мог не согласиться с вашим умозаключением, что его преподобие удерживали где-то в окрестностях Каира. Однако другой ваш вывод - что точно определить место, где его держали, невозможно - вызвал у меня возражение. По моему мнению...
      - Рамсес!
      - Что, мама?
      - Буду очень тебе обязана, если перестанешь злоупотреблять этой фразой.
      - Какой именно, мама?
      - "По моему мнению".
      Благодаря коньяку к Эмерсону вернулся дар речи.
      - Я склонен поддержать твою мать, Рамсес, но сейчас главное не это. Будь добр, продолжай.
      - Хорошо, папа. По моему... То есть я посчитал, что, хотя отец Теодор и не мог выглядывать из окон, услышать что-то он мог. Вы тоже склонялись к этому выводу. Конечно, какофония звуков, вкупе именуемых "городским шумом", не слишком отчетлива - я имею в виду крики ослов, водоносов и торговцев, мольбы нищих...
      - Боюсь, Рамсес, ты пытаешься завернуть очень литературную, возможно даже поэтичную, фразу. Лучше поупражняйся в этом, сочиняя стихи или делая записи в дневнике. В устной речи не стоит увлекаться длинными периодами.
      - Вот как? - спросил Рамсес задумчиво.
      - Продолжай, Рамсес! - поторопил его отец. - И пожалуйста, не тяни.
      - Хорошо, папа. Существует один звук, который, в отличие от упомянутых выше (а также от тех, которые я не успел упомянуть), ни с чем нельзя спутать. Это, конечно, молитвенные призывы муэдзинов с каирских минаретов. Меня посетила мысль, что отец Теодор наслушался их, что называется, досыта и сумеет отличить один от другого по громкости и мелодичности. Вот я и предпринял эксперимент. Я стал воспроизводить ему...
      - Не может быть! - не выдержала я. - Значит, ты сидишь здесь уже три с лишним часа, распевая на разные голоса? Эмерсон, ты знаешь, что я не очень подвержена женским слабостям, но сейчас нахожусь на грани обморока.
      - Глотни коньяку, - предложил Эмерсон, протягивая мне стаканчик. Эксперимент прошел успешно, сынок?
      - До некоторой степени, папа. Кажется, мне удалось сократить площадь до четверти квадратной мили.
      - Невероятно! - прошептала я, как выяснилось, только для себя, потому что меня никто не слушал.
      - Очень интересно! - подал голос отец Теодор, кивая, как китайский болванчик. - Я закрывал глаза и представлял себя пленником Сатаны, внимающим гласу с небес.
      - Невероятно! - повторила я. - Как ты сумел изобразить столько вариантов молитвы, Рамсес? В Каире, между прочим, три сотни мечетей!
      - Но на территории, которую я счел наиболее вероятным местом расположения тюрьмы, их всего тридцать-сорок, - возразил Рамсес. - Я имею в виду Старый город с его темными запутанными улочками, разрушающимися домами и некоторыми примечательными... - Он поймал мой грозный взгляд и опомнился. - В прошлый раз мы провели в Каире три недели. Тогда мне и представилась возможность заглянуть в...
      - Понятно, - сказал Эмерсон. - По-моему, блестящая идея. Ты согласна, Пибоди?
      Мой стаканчик уже был пуст. Я хотела попросить еще, но железная воля одержала верх над недоверием и растерянностью.
      - По-моему, нам пора домой. Отец Теодор наверняка очень устал.
      Отец Теодор посопротивлялся из вежливости, но было ясно, что ему не терпится от нас избавиться. С Рамсесом он прощался с причудливой смесью уважения и ужаса.
      Когда мы вышли из дома священника, один из деревенских жителей подвел Рамсесу его скакуна и с глубоким поклоном отдал поводья. Я тут же позабыла о нестандартном методе следствия, испробованном моим сыном, потому что вспомнила, как обходятся с конокрадами на американском Западе. Там их ждет петля.
      Возможно, Рамсес тоже это припомнил. Уже закинув ногу на конский круп, он повис в стремени и сказал с обезоруживающей улыбкой:
      - Хочешь прокатиться на Мазепе, мамочка?
      - Своевременная мысль, - похвалил его Эмерсон. - Рад, что ты оказываешь матери почтение, которого она достойна.
      И он ударил пятками своего осла.
      III
      Деревенский староста поддерживал американских ковбоев в их непримиримости к конокрадам. Чтобы умилостивить его, пришлось арендовать лошадь за умопомрачительную плату до конца нашего пребывания в Дахшуре. Оставив ее в конюшне хозяина - у нас для лошади все равно не было места, - я вернулась домой.
      Мое недовольство только усилилось при виде отца и сына, согнувшихся над большой картой Каира. Рядом остывал ужин. Один угол карты уже был сдобрен соусом. Рамсес тыкал в карту указательным пальцем:
      - Громче всех поет муэдзин мечети Гамия Сейд-Хусейн. Методом исключения получаем район площадью в семьсот пятьдесят...
      Мой голос, в отличие от голоса муэдзина, был тих, но тверд. Я потребовала немедленно убрать карту и приступить к трапезе. Хамид приготовил очень вкусный ужин, который, правда, уже изрядно остыл.
      Наслаждаться едой нам мешала озабоченность. Сначала мы ели молча, потом Эмерсон, всегда руководствующийся благородными мотивами, но не очень-то соблюдающий требования этикета, брякнул:
      - Полагаю, лошадиная проблема решена к полному твоему удовлетворению, Пибоди?
      - Скорее, к удовлетворению старосты. Мы арендовали ее до конца сезона за сто шекелей.
      Эмерсон чуть не подавился и надолго спрятался за салфеткой.
      - Лучше просто купить эту драгоценную лошадь, - предложил он. - Для тебя, Пибоди! Наверное, тебе хочется стать хозяйкой такого великолепного животного?
      - Нет, благодарю покорно, Эмерсон. Рамсес обязательно потребует, чтобы мы взяли ее с собой в Англию.
      - Ошибаешься, мама, мне это и в голову не приходило. Гораздо удобнее оставить Мазепу здесь, чтобы я мог ездить всякий раз, когда мы...
      Рамсес ойкнул и замолчал: Эмерсон сообразил, что разговоры о лошадях вряд ли улучшат мое настроение, и лягнул сына под столом. Воцарилось продолжительное молчание. Дональд вообще словно язык проглотил. Я объясняла его молчаливость угрызениями совести, ведь он упустил Рамсеса. Но, как оказалось, молодой человек усиленно ворочал мозгами. Эмерсон полагает, по-моему, это верно лишь отчасти, - что мыслительный процесс - непривычное занятие для любого англичанина, требующее напряжения всех сил. Не знаю в таком случае, кем себя считает сам Эмерсон.
      Когда мы наконец утолили голод и налегли на фрукты, Дональд встал и многозначительно откашлялся.
      - Я принял решение. То есть решение приняли мы с Энид... - Он взял девушку за руку, расправил плечи и продолжил: - Мы хотим немедленно пожениться. Просим вас, профессор, сегодня же вечером сочетать нас браком.
      Требование было настолько безумным, что я выронила салфетку. Бастет крутилась под столом, надеясь, что Рамсес поделится с ней лакомым кусочком, и салфетка накрыла кошку с головой. Дальнейшая беседа протекала под надсадное мяуканье.
      У Эмерсона поехала вниз челюсть. То ли он собирался заговорить, то ли засмеяться, - не знаю. Он спохватился, водворил челюсть на место и объявил:
      - Что ж, это по крайней мере устраняет кое-какие проблемы. А то в последние дни миссис Эмерсон слишком увлеклась соблюдением приличий...
      - Эмерсон! Как ты можешь серьезно относиться к этому бреду? Дорогой мой Рональд... то есть Дональд, дорогая Энид, с чего вы взяли, будто профессор Эмерсон вправе сочетать людей браком?
      - Ну, не знаю... - смущенно пробормотал Дональд. - Таким правом обладает, к примеру, капитан корабля. Вот я и подумал, что руководитель экспедиции в чужой стране тоже...
      - Чушь!
      Энид потупила взор. У меня было ощущение, что она с самого начала знала, что брак окажется незаконным, но помалкивала. Не хочу, чтобы меня заподозрили в поощрении аморальности, но мое мнение о девушке улучшилось.
      - Сядьте, Дональд, - приказала я. - У вас такой несолидный вид, когда вы теребите себе ухо! Давайте обсудим ситуацию здраво. Я полностью одобряю ваше решение, но с его осуществлением придется подождать. Сначала необходимо выполнить ряд формальностей. А сейчас ответьте, что вас к этому подтолкнуло.
      Энид улыбнулась Дональду, словно учительница, поощряющая туповатого школяра.
      - Меня уговорила Энид. Нельзя же все время скрываться, словно мы и впрямь преступники. Энид не стоит опасаться полиции, только безумец способен заподозрить ее в убийстве.
      - Так оно и есть, - подтвердила я. - Сегодня мы узнали, что полиция больше не подозревает мисс Дебенхэм в убийстве Каленищеффа. А вот что касается вас...
      - А что касается меня, - подхватил Дональд, задирая подбородок, - то я предстану перед судом, как подобает мужчине. Никто не сможет доказать, что убийство совершил я. Это не значит, конечно, что у меня не было желания как следует поколотить мерзавца. Достаточно липких взглядов, которые Каленищефф бросал на Энид, чтобы переломать ему руки-ноги!
      - Настоятельно вам рекомендую помалкивать на этот счет, - посоветовал Эмерсон. - Но кое в чем вынужден согласиться, улик против вас кот наплакал. Однако вы еще не объяснили своего внезапного всплеска галантности. Уж не благородное ли чувство под названием "любовь" придало вам сил?
      Не обращая внимания на насмешливый тон моего ненаглядного, Дональд бесхитростно ответил:
      - Так и есть, сэр. Кроме того, Энид убедила меня, что сегодня утром я чуть не погиб от руки Рональда.
      - А от чьей же еще? - буркнул Эмерсон. - С самого начала было ясно, что все свои неприятности вы привезли из Англии. Ваш братец, мистер Фрейзер, совершенно беспринципный человек. Ведь это он подделал подпись под чеком, а потом уговорил вас взять на себя вину? Вы поступили глупо, мистер Фрейзер, очень глупо! Это повлекло гораздо более опасные последствия, чем простое бесчестье. Брат надеялся, что от отчаяния вы покончите с собой или погубите себя иным, более медленным способом, после чего ему достанется имение. Подозреваю, у него есть и другой мотив - мисс Дебенхэм. Еще я подозреваю, что если бы мисс Дебенхэм согласилась смириться с вашим позором и отдать свою руку Рональду, то он не стал бы вас добивать. Но своими настойчивыми розысками и нежеланием признать вашу вину она сделала положение Рональда опасным и принудила его к решительным действиям.
      Каленищеффа нанял он - не для того, правда, чтобы помочь мисс Дебенхэм встретиться с вами, а чтобы сбить ее со следа. Но Каленищефф в любую минуту был готов предать Рональда, если бы ему предложили больше денег, поэтому вашему брату пришлось с ним разделаться. В Каире найти наемного убийцу раз плюнуть. Каленищеффа заманили в номер мисс Дебенхэм, и не только потому, что там с ним было легче расправиться. Рональд был не прочь свалить на свою "дорогую Энид", как он имел наглость ее называть, вину за это преступление. Полагаю, мисс Дебенхэм, он затаил на вас злобу за ваше презрение и отказ выйти за него замуж. Слава богу, что вы не передумали! Это порочное и мстительное существо!
      - Поразительно, профессор, насколько вы правы! - воскликнул Дональд. Вплоть до мелочей! Более того, благодаря вам я увидел неприятную истину, которую раньше не хотел признавать. Откуда такая проницательность?
      - Только идиот сумел бы всего этого не заметить, - проворчал польщенный Эмерсон.
      - Или брат, ослепленный родственным чувством, - вступилась я за Дональда.
      - Или человек, одержимый навязчивыми идеями о каких-то преступных гениях.
      Не ждала я от своего любимого супруга такого подлого коварства!
      IV
      На ночлег в пустыню мы удалились не одни. К плохо скрываемому неудовольствию Эмерсона, Дональд настоял, чтобы соседнюю с нами палатку снова заняла Энид.
      - Сейчас, - заявил он, сжимая руку девушки, - более, чем прежде, важно, чтобы на репутацию Энид не пало и тени сомнения.
      Эмерсон отозвался жалобным стоном. Я тоже была против этой идеи, хоть и по другой причине. Я чувствовала, что называется, нутром: Сети опутал молодую пару невидимыми, но зловещими нитями. Тем не менее к моим доводам не пожелали прислушаться. Дональд поддержал теорию Эмерсона (мужчины всегда заодно), а Энид - Дональда.
      Здравый смысл проявил один лишь Рамсес, вызвавшись сторожить палатку Энид. Вариант был единогласно отвергнут, но когда он предложил вместо себя кошку, Энид сказала со смехом, что с удовольствием проведет ночь в обществе ласкового зверька.
      Я покосилась на Бастет. Ее глаза превратились в щелочки, на морде было написано глубокое презрение. И действительно, определение Энид нашей кошке подходило меньше всего. Рамсес отнес Бастет в угол и, глядя ей в глаза, принялся шепотом давать наставления. Трудно было удержаться от суеверной дрожи, глядя, как внимательно слушает его кошка, склонив голову набок и подергивая хвостом.
      Не знаю, что Рамсес ей нашептал, но его усилия принесли результат. Выйдя из дома, мы обнаружили, что Бастет крадется следом. Дональд сообщил, что намерен проводить возлюбленную до палатки. Парочка брела за нами на почтительном расстоянии и упоенно шепталась. Ночь была тихая и звездная, словно специально созданная для влюбленных, как, впрочем, почти все ночи в Египте. Я с удовольствием прогулялась бы молча, довольствуясь рукой Эмерсона, стиснувшей мою руку, но события не позволяли молчать.
      - Если они решили ехать завтра в Каир, чтобы предстать перед властями, им потребуется провожатый.
      - Ничего подобного, Пибоди! Отъезд этих голубков и так создаст нам проблемы в работе, хотя от девицы было мало толку, а малый только о ней одной и думал. Не пойму, почему ты так любишь протежировать воркующим бездельникам?! Благодаря тебе вокруг нас вечно околачиваются юные остолопы, мешают работать и усложняют нам жизнь. Ничего против них не имею и желаю всяческих благ, но предпочел бы, чтобы они оставили нас в покое...
      Я не прерывала его разглагольствования, и Эмерсон так распалился, что до палатки добрался сильно запыхавшимся. Я задержалась, чтобы пожелать доброй ночи парочке, но любимый супруг, не слишком деликатничая, затащил меня в палатку. После этого тишину нарушал разве что далекий вой шакалов.
      V
      Мой сон прервался еще до рассвета, в кромешной тьме. Виной тому были не грабители и не убийцы, а сновидения - настолько живые и отчетливые, что я нашарила руку Эмерсона, желая убедиться, что по-прежнему нахожусь в палатке, рядом с мужем. Эмерсон всхрапнул и не проснулся, но мне хватило и этого, чтобы успокоиться.
      Спокойствие, впрочем, оказалось недолгим. Уже через минуту-другую у меня возникло желание растолкать мужа. Мне срочно требовался добрый совет, даже - не боюсь сознаться - утешение. Дело было не столько в пригрезившемся кошмаре, сколько в душевном состоянии, охватившем меня при пробуждении. Любой, кто просыпался от собственного крика, знает, что во сне самый невиннейший предмет может показаться источником страшной опасности. Эти ощущения мне и хотелось обсудить с Эмерсоном, чтобы услышать его утешительное: "Что за чушь, Пибоди!"
      Постепенно я опомнилась, как со мной всегда рано или поздно происходит, и, тесно прижавшись к мужу, попыталась снова погрузиться в объятия Морфея. Но непостоянный бог отказывался надо мной сжалиться, какие бы позы я ни принимала. Зато Эмерсон лежал себе как бревно, смиренно сложив руки на груди.
      В конце концов я отчаялась уснуть. Брезент палатки еще не пропускал даже подобия света, но заметно посвежевший воздух свидетельствовал, что зари осталось ждать недолго. Я зажгла лампу и оделась. Всякий, кто хоть раз пытался совершить этот подвиг в тесной палатке, подтвердит, что тишина и изящество при этом абсолютно недостижимы. Тем не менее Эмерсон спал как убитый, не реагируя ни на свет, ни на мои тычки, ни даже на звяканье моего снаряжения. Пришлось как следует потрудиться, чтобы супруг наконец пробудился: несколько минут я что было сил колотила его по груди, дергала за руки-ноги, теребила щеки. Но вот губы Эмерсона дрогнули в сонной улыбке. Не открывая глаз, он привлек меня к себе.
      Не помню, упоминала ли я об отвращении Эмерсона к пижамам и ночным сорочкам. Неудивительно, что от его рывка пряжка моего пояса впилась в... э-э... ничем не защищенную часть его тела. Лицо, только что такое довольное, перекосилось страдальческой гримасой. Пришлось зажать ему рот ладонью, чтобы заглушить истошный вопль.
      - Тише, Эмерсон! Ты разбудишь Энид. Бедняжка так перепугается, что останется заикой на всю жизнь.
      Немного погодя Эмерсон перестал сопротивляться, выпученные глаза приняли почти нормальный вид. Я рискнула убрать руку.
      - Пибоди...
      - Что, милый Эмерсон?
      - Надо полагать, нашу палатку окружили воинственные бедуины, готовые перерезать нам глотки?
      - Сомневаюсь.
      - Тогда, быть может, сюда забрался неизвестный, вооруженный кинжалом?
      - Тоже вряд ли.
      - Знаю! Рука мумии! Просунувшись в щель клапана палатки, она потянулась к твоему горлу...
      - Твой сарказм невыносим! Ничего не произошло, - во всяком случае, ничего из того, что ты перечислил. Скоро утро, и мне не спится...
      Я попробовала встать, но Эмерсон снова притянул меня к себе, на сей раз куда осторожнее.
      - Выкладывай, Пибоди! - потребовал он шепотом.
      - Это прозвучит глупо, - предупредила я, поудобнее пристраивая голову на его широкой груди.
      - Именно за глупость я тебя и люблю, дражайшая моя Пибоди. Тем более что глупость случается очень редко - если под глупостью ты подразумеваешь ласку и уступчивость, робость и пугливость...
      - Прекрати, Эмерсон! - Я перехватила его руку. - Я вовсе не пуглива. Просто мне приснился необычный сон.
      - Тоже редкое событие. Рассказывай!
      - Будто я нахожусь в незнакомой комнате с роскошным убранством: шелковые гардины на окнах, мягкий диван с парчовыми подушками, драгоценные ковры, журчащий фонтан... Низенький столик из слоновой кости, инкрустированный жемчугом, на нем поднос с фруктами и винами, серебряные кубки и хрустальные бокалы. Тишину в комнате нарушает только плеск воды в фонтане...
      Я лежу на диване. Мне кажется, что я бодрствую, роскошь убранства изумляет меня так сильно, словно это не сон, а реальность. Мой взгляд привлекает расшитая занавеска с бахромой, скрывающая дверь. Не знаю, как я догадалась о двери, - сон есть сон. Что-то или кто-то приближается ко мне, дверь вот-вот откроется, занавеска отодвинется - и я увижу...
      - Продолжай, Пибоди!
      - В этот момент я проснулась, вся в холодном поту, дрожа от ужаса. Ты ведь знаешь, дорогой, с каким недоверием я отношусь к россказням о вещих снах, но мне почему-то кажется, что этот полон глубокого смысла...
      Лица Эмерсона мне было не разглядеть, но мышцы его напряглись.
      - Ты уверена, что испытала именно ужас, а не другое чувство?
      - Что за странный вопрос, Эмерсон!
      - Так ведь и сон странный. - Он сел и, держа меня за плечи, попытался, несмотря на темноту, заглянуть в глаза. - Кто там был, Пибоди? Кто крался к двери?
      - Не знаю.
      - Да? - Он продолжал сверлить меня взглядом. - Кажется, я догадался, откуда взялся твой сон, Пибоди. Твой рассказ полностью совпадает с тем, как отец Теодор описывал свою тюрьму.
      - А ведь верно! - воскликнула я. - Ты совершенно прав. Теперь вое понятно. И чувствовала я то же самое, что испытывал этот бедняга.
      - Я рад, что исцелил тебя от страха. Ведь ты исцелена, Пибоди?
      - Да, Эмерсон, благодаря тебе. Вот только чувство тревоги никуда не делось. Мне кажется, что я вижу расшитый полог, за которым притаился ужас...
      - К этому чувству тебе давно следовало привыкнуть, - сказал Эмерсон своим обычным насмешливым тоном. - Ничего, Пибоди, мы встретим опасность вместе - ты и я, спина к спине, плечо к плечу и так далее...
      - Боюсь, полному слиянию опять помешает Рамсес, - сказала я, подражая его легкомысленному тону. - Прости, что потревожила тебя такой чепухой. Одевайся! Подышим утренним воздухом, зажжем примус, приготовим чай...
      Я подала ему брюки, зная, что сам он их найдет только после длительных поисков, сопровождаемых проклятьями. Эмерсон пожал плечами, но от брюк не отказался.
      Клапан палатки удерживался веревкой, продетой сквозь кольцо в брезентовом полу. Развязав узел и откинув полог, я обнаружила, что уже светает. Я выпрямилась во весь рост и шагнула вперед.
      Но в следующую секунду шлепнулась на землю, зацепившись за предмет, лежащий у самого входа в палатку. Чертыхнувшись, пригляделась...
      Это был не предмет, а тело Дональда Фрейзера! Дональд лежал навзничь, со сложенными на груди руками. Посередине лба чернела дыра, похожая на око циклопа. Голубые глаза были широко распахнуты, в них уже нанесло песка. В отличие от любой нормальной женщины, я не подняла визга, а лишь сдавленно вскрикнула. Эмерсон тут же вывалился из палатки, причем с такой поспешностью, что только мои усилия помешали нам обоим грохнуться на труп. Эмерсон выругался и, кажется, собирался продолжить в этом же духе, как вдруг увидел бегущую к нам фигуру.
      - Убийца! - заорал он, оттолкнул меня и занес кулак. Но, узнав подбежавшего человека, уронил руку.
      Я тоже не знала, что подумать, и ошеломленно переводила взгляд с живого Дональда на другого, испустившего дух. Этим утром истина доходила до меня с большим опозданием.
      - Так это Рональд, а не Дональд! - пробормотала я. - Что он здесь делает? Что они оба здесь делают? - Бессмысленный вопрос - по крайней мере в отношении одного из двоих.
      Дональд увидел брата, лицо которого в лучах восходящего солнца могло показаться живым. Но иллюзия длилась не больше секунды. С диким криком он упал перед неподвижным телом на колени.
      - Не трогайте! - предупредил Эмерсон. - Ему уже ничего не поможет. Он пролежал так несколько часов: видите, как одеревенел?
      Дональд мог бы и не внять благоразумному совету, тем более в таком бесчувственном оформлении, но звук шагов напомнил ему о более насущном долге. Он вскочил и бросился навстречу Энид, чтобы обнять ее и загородить страшную картину.
      - Не смотри туда! - проговорил он срывающимся голосом. - Это Рональд, мой бедный брат... Его подло убили!
      Энид явилась на место преступления в сопровождении кошки. Быстро обследовав тело, Бастет приступила к утреннему туалету. Я собралась было сделать ей выговор за манкирование обязанностями сторожевой кошки, но вовремя сообразила, что она никак не могла предупредить нас о появлении убийцы, так как сидела взаперти у Энид в палатке. Главной ее задачей было охранять девушку, и с этой задачей она справилась.
      Эмерсон вытащил из палатки одеяло и накрыл труп.
      - Есть все основания подозревать убийство, - объявил он зловеще. - В руках у убитого нет оружия, к тому же его, видимо, принесли сюда уже мертвым. Как ни крепок мой сон, выстрел прямо над ухом разбудит кого угодно. Полно, Дональд, придите в себя. Ваше горе трудно понять, зная о стараниях брата вас погубить. Лучше объясните свое появление.
      Дональд обернулся, не отпуская Энид, и свободной рукой смахнул слезы.
      - Не собираюсь просить прощения за проявление родственных чувств, пусть оно и кажется вам нелепым. В подобные минуты забываешь о вражде. А вдруг Рональд невиновен? Он ведь убит... Почему?! Или это самоубийство?
      Эмерсон отрицательно качнул головой:
      - Нет, самоубийство исключено.
      Энид, куда более сообразительная, чем ее возлюбленный, мгновенно поняла, куда клонит Эмерсон.
      - Как вы смеете, профессор? Неужели вы намекаете, что Дональд убил брата?
      - Что?! Энид, родная, ты-то по крайней мере не станешь возводить на меня нап...
      - Нет, дорогой, конечно, нет! А вот мистер Эмерсон берет на себя сме...
      - Еще одна плаксивая фраза или сентиментальный штамп, - взорвался мой ненаглядный, - и я брошу вас на произвол судьбы! Вы здорово влипли, мистер Дональд Фрейзер. Сдается мне, времени у нас в обрез. Отвечайте немедленно, что вас сюда привело в этот час?
      - Я пробыл здесь всю ночь.
      - Тогда другое дело. - Эмерсон сразу смягчился. - Вы благоразумнее, чем я ожидал. Мисс Дебенхэм сможет засвидетельствовать, что вы находились при ней...
      - Сэр! - Дональд побагровел от гнева. - Вы клевещете на самую достойную, самую чистую девушку из...
      Энид тоже зарделась.
      - Ах, Дональд, милый, какой же ты дурачок! Да, профессор, он был со мной. То же самое я покажу под присягой в любом суде.
      Дональд, разумеется, принялся протестовать, но Энид упорно стояла на своем. Эмерсон едва не охрип, пытаясь угомонить разошедшуюся парочку. Если отжать из их сбивчивых и пылких объяснений всю воду, то сухой осадок был таков: Дональд всю ночь провалялся на коврике перед входом в чертог возлюбленной. Она не ведала о его присутствии и не слышала ни звука.
      Во взгляде Эмерсона было столько презрения, что непонятно, как Дональд тут же не отправился со стыда туда же, куда и его братец.
      - До чего же может довести извращенное представление о приличиях! Что за пагубное... Кстати, куда вы подевали Рамсеса, безответственный болтун?
      - Он поклялся, что всю ночь проведет в доме. Я решил, что ему можно доверять.
      - Разумное решение, - похвалила я. - Вот только ночь уже прошла. Смотрите!
      С востока, из-под самого солнечного диска, в нашу сторону неслась великолепная лошадь с маленьким седоком, вцепившимся ей в гриву.
      Рамсес попытался картинно остановить скакуна, натянув поводья, но это оказалось, конечно, превыше его сил. Дело кончилось тем, что он кулем свалился на землю.
      - Доброе утро, мамочка, доброе утро, папочка, доброе... - затянул он, стоя на четвереньках.
      Эмерсон поставил его на ноги:
      - Давай-ка без формальностей, сынок.
      - Хорошо, папа. Время действительно не стоит тратить зря. Только что с парохода сошла группа чиновников. Они быстро узнают, где нас искать. Судя по составу группы и по величавости поступи, их привело сюда неотложное...
      - Боже! - воскликнула я. - Это надо было предвидеть! Убийца, чье имя, вернее, кличку я сейчас не стану называть, хочет, чтобы Дональда арестовали за убийство брата. Это он натравил на нас полицию!
      Катастрофы множились как тараканы. От такой лавины событий Дональд проглотил язык и безропотно дал Эмерсону себя обшарить.
      - Он безоружен.
      - Оружие! - спохватилась я. - Раз его нет, полиция не сумеет доказать...
      - Не обязательно, мамочка, - раздался где-то рядом голосок Рамсеса.
      Сначала я не могла понять, куда он делся, потом обнаружила, что он подполз к трупу и приподнял одеяло. Через минуту Рамсес снова его опустил и выпрямился.
      - Так я и думал. Отсутствие пистолета, из которого был произведен смертельный выстрел, не спасет мистера Фрейзера. Обвинение будет настаивать, что оружие могли зарыть в пустыне. Не удивлюсь, если пистолет найдут где-то неподалеку.
      Энид с криком бросилась к палатке. Поняв, что она задумала, я поспешила на помощь. Рамсес, как всегда, попал в самую точку: отсутствие оружия не снимет с Дональда обвинение, зато если пистолет обнаружится, то бедняга обречен.
      Энид плюхнулась на землю возле своей палатки и стала яростно разбрасывать песок. Однако пистолет обнаружил Рамсес, он догадался заглянуть под камень футах в двадцати от палатки. Эмерсон забрал у него находку:
      - Придется отдать это властям.
      - Лучше отдай мне, - попросила я. - Я сумею его припрятать.
      - Быстрее, мамочка! - поторопил меня Рамсес. - Они приближаются.
      * * *
      Делегация и впрямь была представительная: несколько констеблей, майор Ремси и сам сэр Элдон Горст, советник по делам полиции. Он и взял слово первым. Сойдя с осла, сэр Элдон подошел ко мне. Кажется, этот человек давно разучился улыбаться.
      - Всегда рад встрече с вами, миссис Эмерсон. Жаль, что это обычно происходит при не самых приятных обстоятельствах. Профессор!
      - Здравствуйте, Горст, - откликнулся Эмерсон. - Давайте быстрее к делу. У меня полно работы. Вот труп.
      - Значит, это правда... - проговорил сэр Элдон обреченно. - Мне не хотелось в это верить. Полагаю, вы знакомы с майором Ремси?
      - Еще бы! - Я холодно кивнула майору. - Мы сами только что сделали это ужасное открытие. Могу я поинтересоваться, как вы сумели узнать об этом заранее? Ведь чтобы сюда добраться, требуется не один час.
      Сэр Элдон уже открыл рот, но его опередил майор:
      - Источник информации не вызывает сомнений.
      - Наверное, раз вы сразу отправились в такую даль! - буркнул Эмерсон. Проклятие, я обязан знать, кто подбросил мне труп! Я не позволю со мной шутить, Ремси.
      - Черт возьми, профессор... - начал Ремси.
      - Милейший, - вмешался сэр Элдон, - здесь все-таки дамы! Кстати, о дамах. Прав ли я, что передо мной мисс Энид Дебенхэм, чье длительное отсутствие доставило моим подчиненным немало хлопот?
      - Да, это я.
      - А я - Дональд Фрейзер, - представился Дональд. - Полагаю, сэр Элдон, меня вы тоже разыскивали.
      Сэр Элдон кивнул. Видимо, неведомый нам осведомитель оповестил не только о гибели Рональда, но и о том, где находится его брат.
      - Обязан сообщить... - начал сэр Элдон.
      - На сей раз я согласен с профессором Эмерсоном, - проворчал майор. Давайте быстрее с этим покончим.
      Он махнул рукой. Один из констеблей шагнул к Дональду. Энид ахнула. Щелчок - и на запястьях у Дональда заблестели наручники.
      Глава тринадцатая
      I
      Энид настояла, чтобы ей позволили сопровождать Дональда в Каир. Сэр Элдон попытался ее отговорить, но майор Ремси, не имеющий представления о джентльменском поведении, не стал возражать. Майор явно задумал допросить девушку. Естественно, я заверила Энид, что тоже приеду в Каир, как только сумею. От Эмерсона ожидались возражения, но он лишь странно глянул на меня.
      Один из констеблей остался в лагере искать орудие убийства. Неспешно удаляясь от палатки с дамским ридикюлем под мышкой, я видела, как он старательно роет песок.
      Мы торопились, чтобы не опоздать на утренний поезд. Говорю "мы", потому что, к моему изумлению, выяснилось, что Эмерсон набивается мне в провожатые. Я уже собиралась похвалить его за это намерение, когда он объявил, что с нами поедет и Рамсес. Спорить с этим было трудно: оставив Рамсеса в Дахшуре, мы подвергали лагерь ужасному риску. Наше чадо вертит Абдуллой и прочими работниками как хочет. Естественно, пришлось захватить с собой и Бастет, так как Рамсес отказывался расставаться с любимой кошкой.
      Планы Эмерсона были мне неведомы. Прежде он не желал покидать раскопки, а уж если без этого нельзя было обойтись, то изводил Абдуллу подробнейшими инструкциями. В этот раз Эмерсон попросту объявил выходной.
      Едва мы сели в поезд, как я принялась вытягивать из супруга его секреты. Но вместо того чтобы напрямик спросить Эмерсона, что он задумал, я решила зайти исподволь.
      - Кажется, события этого утра заставили тебя по-другому отнестись к происходящему и перейти на мою сторону...
      - Сомневаюсь, - проворчал Эмерсон неохотно.
      - Но ведь твоя уверенность, будто трудности Дональда носят чисто семейный характер - ты вроде бы именно так о них отозвался, - не подтвердилась. Или ты думаешь, что мы имеем дело с братоубийством?
      - Вряд ли, - вмешался Рамсес, уже отдышавшийся после штурма вагона. Дональд Фрейзер не отличается выдающимися умственными способностями. Непонятно, что в нем могла найти такая непревзойденная леди, как мисс Дебенхэм. Но даже Дональд не совершил бы подобной глупости, не стал бы волочить тело от места преступления до вашей палатки...
      - Гм... - сказал Эмерсон. Не мог же он прямо признаться, что устами восьмилетнего глаголет истина!
      - К тому же, - продолжал наш говорливый провидец, - если пистолет принадлежит Дональду, значит, он обзавелся им только день или два назад. Не пойму, как...
      Я так и вскинулась:
      - Неужели у тебя хватило наглости обыскивать пожитки Дональда?!
      - У него не было никаких пожитков, - последовал безмятежный ответ. Только опиум и трубка, но и их ты у него забрала. Устроить тайник ему было негде, разве что под койкой, но я первым делом слазил именно туда...
      - Неважно, - поспешно сказал Эмерсон, не дав мне возмутиться еще раз. Будем считать, что Дональд не убивал брата. Значит, это дело рук кого-то другого. Черт! Ничего не поделать, Амелия, мы волей-неволей возвращаемся к твоему приятелю Сети.
      - Избави бог от таких приятелей! Но я с самого начала знала, что этим все и кончится.
      - Кое-что ты все-таки упустила. Я пришел к выводу, что Сети снова сыграл с нами прежнюю шутку: мы его видели, но не опознали. Конечно, он загримировался, но все равно...
      - Истинная правда, папа! - обрадовался Рамсес. - Именно к этому я и клоню. Я даже знаю, кем он притворился! Частным детективом!
      - Глупости, Рамсес! - отмахнулась я. - Ты даже не видел мистера Грегсона.
      Рамсес покраснел от негодования:
      - Но, мама, я столько раз пытался тебе подсказать, что Тобиас Грегсон имя полицейского из детективных историй сэра Артура Конан Дойла! Это вполне в духе человека по кличке Сети с его своеобразным чувством юмора - выбрать в качестве псевдонима имя персонажа, которого Шерлок Холмс, самый знаменитый сыщик в современной литературе, презирает как бездельника и болвана! Что ты знаешь об этом Грегсоне? Разве он предъявлял тебе свои документы? Предлагал навести о нем справки в полиции? Или он...
      - Не смей говорить со мной в таком тоне, Рамсес! - не выдержала я. Между прочим, ты не учитель, а я не школьница-двоечница. Мистер Грегсон работает негласно. А главное... Главное, у него карие глаза!
      Эмерсон подпрыгнул на сиденье, словно его ужалила оса.
      - Не ожидал, что ты будешь заглядывать чужим мужчинам в глаза, Амелия!
      - Нет ничего дурного в том, чтобы знать, какого цвета у подозреваемого глаза, - парировала я. - Что касается Грегсона, то, надеюсь, ты сам скоро с ним познакомишься. Он не злодей Сети. Я знаю, под чьей личиной прятался Сети! Помните миссис Эксхаммер, старуху-американку, притащившуюся в Дахшур?
      Я ждала от Эмерсона его традиционного хмыканья, в худшем случае словечка "ерунда", но не такого оскорбительного поведения. В ответ на мое смелое заявление он так и согнулся в пароксизме хохота.
      - Ох, Пибоди!.. - простонал он, вытирая выступившие слезы. - Что за абсурдная идея? На каком основании?..
      - Оснований предостаточно. Во-первых, старуха не снимала вуаль, но я все равно заметила, как молодо сверкают ее глаза. Один раз вуаль съехала набок, и я удивилась, какие у нее белые, крепкие зубы. А что ты скажешь о щетине, пробивающейся на подбородке?
      - Я знавал дам с усами и с бородой, - снова рассмеялся Эмерсон, приоткрывая одну из темных страниц своего прошлого. - Нет, вы оба ошибаетесь. Это я знаю, кто такой ваш Сети. Виконт Эверли, вот кто! - И, не дав мне возразить, он продолжал: - Рональд находился в его свите. Именно когда мнимый виконт и его дружки баловались охотой в Дахшуре, произошли оба инцидента с огнестрельным оружием. Из-за его лошади чуть не погиб Рамсес...
      - Чистейшее совпадение! - фыркнула я. - Сети - не какой-то там хлыщ, а миссис Эксхаммер!
      - Нет, виконт! - упорствовал Эмерсон.
      - Нет, Грегсон! - поддал жару Рамсес.
      Его тоненький голосок так контрастировал с отцовским баритоном, что мы с Эмерсоном не удержались от смеха. Рамсес окинул нас высокомерным взглядом:
      - Не нахожу ничего смешного.
      - Ты совершенно прав, мой мальчик, - сказал Эмерсон. - Нам придется просто зафиксировать наши разногласия. Время покажет, кто из нас прав.
      - Если только мы все трое не заблуждаемся, - сказала я более серьезно. - У меня в голове прочно засели твои, Эмерсон, слова о рыжеволосом боге Сете. Держу пари, что первой повстречаюсь с его зловещим посланцем.
      - Черт возьми! Лучше бы ты проиграла пари.
      Извинений не последовало. Напрасно я поверила клятвам своего ненаглядного, что он не будет чертыхаться в присутствии Рамсеса.
      II
      Первой, кого мы увидели в вестибюле "Шепарда", была Энид. Она читала газету, не обращая никакого внимания на любопытные взгляды и шепот. Заметив нас, девушка вскочила и бросилась навстречу.
      - Приехали! - прошептала она, сжимая мне руку. - Я боялась, что не дождусь вас. Спасибо, спасибо!
      - Я всегда выполняю свои обещания.
      Рамсес изучал Энид из-под насупленных бровей. Действительно, сейчас она мало напоминала чопорную барышню, какую мы знали в Дахшуре. Костюм для велосипедной езды сменило донельзя легкомысленное платьице, все в кружевах и рюшках, губы и щеки накрашены. Вообще-то Энид всегда прибегала к косметике, но в сочетании с мертвенной бледностью помада и румяна производили не самое благоприятное впечатление.
      Не отпуская мою руку, она потянулась к Рамсесу.
      - Ты не узнаешь свою подружку? - спросила она и отважно изобразила улыбку.
      - Полагаю, вы не надеялись обмануть мой наметанный глаз таким поверхностным изменением внешности, - ответствовал Рамсес печально. - Просто я пытаюсь определить, которой из двух мисс Дебенхэм отдать предпочтение. В целом...
      Энид была способной ученицей, ей хватило всего нескольких дней, дабы усвоить, что Рамсес будет болтать безостановочно, если его не прервать.
      - Внешность не имеет значения, Рамсес. Главное - постоянство чувств. Я твой преданный друг. Надеюсь, то же самое можно сказать и о тебе.
      Рамсес был тронут. Посторонний наблюдатель это вряд ли бы заметил: наш сын лишь часто-часто заморгал, в остальном же лицо его сохраняло невозмутимость.
      - Благодарю. Вы можете положиться на мою дружбу, - ответил он с достоинством. - Если в будущем вам понадобятся мои услуги, я в вашем распоряжении. Впрочем, искренне надеюсь, что вам не придется сожалеть о своем решении сочетаться браком с человеком, который, обладая кое-какими похвальными свойствами, тем не менее...
      Я прервала его словоизвержение. Но Энид сей монолог, похоже, пришелся по душе. Она ласково улыбнулась Рамсесу и перевела взгляд на меня:
      - Наверное, вы считаете меня нахалкой. Сижу здесь и даю зевакам повод для сплетен... Но спрятаться в номере - это все равно что признать: мне есть чего стыдиться. Мы с Дональдом жертвы, а не преступники.
      - Полностью с вами согласна! - заверила я ее с жаром. - Герр Бехлер предоставил вам прежний номер? Ведь сейчас пик сезона, а "Шепард" в это время всегда переполнен.
      - Я заказала номер на целый месяц и заплатила вперед. К тому же, - Энид невесело усмехнулась, - вряд ли нашлись бы другие желающие в него въехать. Я сама не в восторге от перспективы спать на этой кровати... Если вы пробудете в Каире несколько дней, то, может быть, Рамсес...
      - Был бы счастлив, - пискнул он.
      Еще немного, и он бы щелкнул каблуками. Я переглянулась с Эмерсоном.
      - Мы подумаем, Энид. А пока...
      - А пока я приглашаю вас пообедать. Явиться одной в ресторан мне не хватит дерзости.
      Мы не могли не согласиться. Я отлучилась, чтобы уничтожить письмо, которое оставляла для Эмерсона накануне, и тут же вернулась. Только мы уселись за стол, как появился герр Бехлер. Извинившись, что прерывает трапезу, он сказал:
      - Для вас послание с пометкой "срочно", поэтому я осмелился...
      - Давайте! - Я решительно отобрала у него листок. - Вы правильно поступили, что не стали ждать, герр Бехлер.
      - Но оно адресовано профессору Эмерсону...
      - Удивительно! - воскликнула я.
      - Что значит "удивительно"? - оскорбился мой супруг. - У меня в Каире полно знакомых, которые... - Он запнулся и пробежал глазами текст. Удивительно!
      - Вот видишь!
      Герр Бехлер поспешно ретировался. Эмерсон показал мне записку - как я и подозревала, от Грегсона.
      "Профессор, - говорилось в ней, - ровно в полдень я буду в кафе "Ориенталь". Соблаговолите прийти. События приближаются к кульминации. Если хотите отвести беду от дорогого вам человека, предлагаю выслушать, что мне удалось узнать".
      - Вот и доказательство твоей неправоты, Рамсес, - воскликнула я, не в силах скрыть торжества. - Если бы Грегсон замышлял против меня недоброе, то не приглашал бы на встречу твоего отца. Нам надо торопиться, скоро полдень.
      Эмерсон заставил меня снова сесть:
      - Тебя-то никто не приглашает, Амелия.
      - Но, Эмерсон...
      - Это ловушка! - квакнул Рамсес. - Здесь какая-то дьявольская хитрость. Умоляю, мамочка...
      - Пожалуйста, Амелия, не покидайте меня, - присоединилась к хору Энид. - Я очень рассчитываю на вашу поддержку. Ведь мне предстоит давать показания в полиции!
      - Учти, мамочка, это западня! - гнул свое Рамсес.
      - Я тоже это учту и явлюсь на встречу во всеоружии, - сказал Эмерсон. А ты стереги мисс Дебенхэм, Амелия. За пределами гостиницы ей угрожает опасность. Возможно, эта хитрость преследует цель разлучить нас с ней и оставить ее без защиты.
      - Об этом я не подумала, - призналась я. - Хорошо, Эмерсон, ты меня убедил.
      - Иначе и быть не могло, - сказал он, вставая.
      - Только не ходи туда один! - взмолилась я.
      - Конечно. Со мной будет Рамсес.
      Я имела в виду совсем не это. Но, прежде чем успела возмутиться, отец и сын уже исчезли.
      - Никогда себе не прощу, если из-за своего эгоизма заставила вас отказаться от более важных дел, - сказала Энид встревоженно. - Вы считаете, что им грозит опасность?
      - Нет, не считаю, иначе, вы уж не обессудьте, пожертвовала бы не семьей, а вами. Думаю, вы понимаете, Энид, сколь прочные узы связывают нас с Эмерсоном. Я бы первой бросилась на помощь, если бы беда грозила ему.
      - Или Рамсесу.
      - Разумеется. То, что я здесь сижу и спокойно ем суп, свидетельствует о полном доверии к мистеру Грегсону. Вы только подумайте, Энид: Эмерсон может вернуться с доказательством невиновности Дональда!
      Энид засыпала меня вопросами, вынудив подробно рассказать об участии Грегсона в этом деле. Но, слушая меня, она мрачнела на глазах.
      - Я, конечно, полная невежда и очень неопытна в таких делах... проговорила девушка неуверенно. - Но почему я никогда не слышала про этого Грегсона? Говорите, он назвался известным детективом?
      - Видимо, мистер Грегсон имел в виду известность в узком кругу. Люди этой профессии избегают излишнего внимания к себе.
      - Наверное, вы правы, - пробормотала Энид.
      Зал ресторана быстро заполнялся. Мы были первыми обедающими, так как Энид ждали в полиции уже к часу дня. Рассматривая гостей, я гадала, отважится ли "миссис Эксхаммер" снова сюда сунуться. Но ее я не дождалась, в отличие от другого знакомого персонажа - виконта Эверли. Аристократ явился один, впервые в нормальном костюме, а не в клоунском наряде. Встретившись со мной взглядом, он помялся, потом расправил плечи и подошел.
      - М-м... - начал он.
      - Не надо так нервничать, молодой человек, - посоветовала я. - Если вам есть что сказать, выкладывайте.
      - Видите ли, мэм, с вами трудно заговорить. Вы смотрите на меня с таким выражением, словно я стянул вашу сумочку.
      - Что вы, милорд! Просто я пытаюсь определить цвет ваших глаз.
      Молодой человек отшатнулся, но я своей цели достигла. Глаза у него оказались неопределенного серо-коричневого оттенка, с зелеными крапинками. Главное, их никак нельзя было назвать черными, поэтому я облегченно перевела дух.
      Энид смотрела на меня как на сумасшедшую, но я не торопилась с объяснениями. Люблю иногда поставить собеседника в тупик!
      - Присядьте, милорд! Полагаю, вы собирались высказать мисс Дебенхэм ваши соболезнования?
      - Рональд говорил, что они жених и невеста, - сказал Эверли, садясь.
      - Неправда! - отрезала Энид.
      - В любом случае мне страшно жаль... Рональд был славный малый: отлично стрелял, много пил... То есть я хотел сказать...
      - Вы давно знакомы? - спросила я.
      - Нет, впервые встретились в Каире. Рональд мне понравился.
      - Как вы узнали о его гибели?
      Я хотела подловить виконта, но он ответил без задержки и вполне искренне:
      - Да об этом весь город судачит! И потом, именно я сказал вчера Горсту, что Рональд куда-то подевался.
      - Вы! - вскричала я.
      - Да, а что? - Виконт наклонился вперед и водрузил на стол локти, сдвинув скатерть и чуть не опрокинув мой бокал. Бокал он поймал, не дав вину полностью вылиться. - Видали? - спросил он с гордостью. - В таких делах я волшебник! Так о чем мы говорили?
      - О том, что вчера вы обратились в полицию.
      - Правильно. Рональд исчез вечером, пропал из своего номера в "Мена-Хаус". Мы устали ждать его к ужину и послали за ним официанта. Оказалось, что в номере разгром, столы перевернуты, ящики выдвинуты и разворошены, всюду следы борьбы... прелесть! Чуть позже я столкнулся с сэром Элдоном и все ему выложил. Нельзя же было промолчать!
      Слушая его бессвязный рассказ и изучая рыхлую, ничем не примечательную физиономию виконта, я не могла понять, что заставило Эмерсона заподозрить, что это и есть Гений Преступлений. Тем не менее даже мой ненаглядный супруг не смог бы обвинить меня в глупой бесшабашности за то, что я вызвала Эверли на разговор. Какой вред мог бы мне причинить даже самый изощренный преступник в переполненном ресторане самой популярной каирской гостиницы?
      Ответа на этот вопрос не пришлось долго ждать. Никаких признаков опасности, вроде головокружения или тошноты, я не почувствовала. Помнится, сначала виконт сидел передо мной как ни в чем не бывало, потом вдруг вскочил и бросился прочь со скоростью курьерского поезда и с такими же последствиями для всех, кто попадал под колеса, то бишь ему под ноги. Секунда-другая - и он уменьшился до размера мухи.
      После этого я ударилась подбородком о стол и потеряла всякую чувствительность.
      III
      Мне снился тот же самый странный сон, вплоть до мельчайших деталей: мягкий диван, на котором я возлежала, стены, затянутые розовым шелком, мраморный пол, журчание фонтана... Зная, что скоро проснусь у Эмерсона под боком, я пожирала взглядом окружающую роскошь. С потолка, как в шатре султана, свисали складки богатой ткани, между ними серебрились светильники, заливая помещение мягким светом. Я лениво повернула голову и увидела уже знакомый столик из слоновой кости с жемчужной инкрустацией, вазу с апельсинами и персиками, виноградом и сливами. Правда, в этот раз я не нашла на столике вина и хрустальных чаш.
      Чтобы разгадать значение этого повторяющегося сна, прежде всего надо было хорошенько оглядеться. Я спустила ноги на пол и встала.
      Приступ сильнейшего головокружения снова опрокинул меня на диван. Однако неприятная истина стала ясна не столько от этого болезненного ощущения, сколько от холода мрамора под босыми ступнями. Заключалась истина в том, что это не сон. Я бодрствовала в совершенно незнакомом месте. Более того, кто-то посмел меня разуть!
      И где мой пояс-патронташ?! Головокружение мигом отступило, и ко мне вернулась способность связно мыслить. Ситуации, в которой я оказалась, нельзя было не ужаснуться. Не знаю, как меня умудрились похитить средь бела дня из людной гостиницы, но личность похитителя сомнений не вызывала. Только злодей Сети мог пойти на подобную наглость, только он мог задумать эту операцию и успешно ее провести! Итак, непревзойденным Гением Преступлений оказался не кто иной, как невзрачный виконт. Ловкий трюк с бокалом позволил ему подсыпать мне в вино какое-то снадобье. Эмерсон оказался прав, а я, увы, заблуждалась... Единственное утешение - Рамсес тоже попал пальцем в небо...
      Сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди, но я испытывала не столько страх, сколько небывалую решимость в сочетании с любопытством, близким к чесотке. Неужто я вот-вот окажусь наконец лицом к лицу с загадочным субъектом, которого ненавидела и которым невольно восхищалась? Большинство читателей наверняка согласится, что сатане присуще особое, сумрачное обаяние; и его посланец нес на себе отблеск хозяйской славы.
      Теперь я понимала, почему в комнате нет ни кубков, ни бокалов, фигурировавших в моем сне: нельзя же допустить, чтобы я превратила какой-нибудь предмет в оружие. Пропал и скарб, висевший на поясе, и зонтик, и пистолет, и даже сапоги. Я не видела ни зеркал, ни ваз, ни каких-либо еще изделий из стекла, которые я могла бы расколотить, чтобы вооружиться острым осколком. Мои губы скривились в недоброй улыбке, которая больше подошла бы Эмерсону. Если негодяй Сети воображает, будто я готова покончить с собой, лишь бы не угодить под молот его мести, то сильно же он меня недооценивает!
      После снотворного я испытывала чудовищную жажду, но попробовать роскошные фрукты или выпить воды из фонтана не решалась. Мало ли чего туда подмешали. Привстав, я с облегчением убедилась, что головокружение и впрямь прошло. Поспешно осмотрев комнату, я поняла, что чутье меня не подвело: окна, скрытые легкими занавесками, оказались закрыты глухими резными ставнями и крепко заперты. В небольшие отверстия проникал воздух, но, припав глазом к отверстию побольше, я не увидела ничего, кроме тусклого света. Даже петли ставен и те были вынесены на внешнюю сторону.
      Единственная тяжелая дверь была, как и окна, занавешена тканью с бахромой. Здесь я тоже не нашла ни петель, ни ручек, ни замочных скважин. Я с разбегу врезалась в дверь плечом, но та даже не дрогнула.
      Я вернулась на кушетку и попыталась систематизировать результаты осмотра. Они были неутешительны: комната напоминала тюремную камеру, а я, следовательно, была узницей. От мысли, что негодяй нанес мне оскорбление, заперев в одной из комнат гарема, я заскрежетала зубами, а когда на кушетке обнаружилось одеяние наложницы или сладострастницы, едва не лопнула от ярости. Правда, внимательно изучила наряд, полупрозрачные шаровары и блузку, оставляющую грудь почти полностью открытой. Уважающая себя дама, даже находясь в собственной спальне, накинет поверх подобного безобразия халат из ткани поплотнее, но никаких халатов вокруг не наблюдалось. Я в негодовании швырнула прозрачные тряпки на пол.
      Ничего более серьезного предпринять я не могла. До светильников было не дотянуться, об дверь оставалось разве что биться головой. Можно, конечно, скрутить шаровары в веревку, но зачем? Вешаться мне еще не хотелось. Да и вообще ситуация представлялась не такой уж безнадежной. Сети подвела гордыня: он не позаботился сменить берлогу. Конечно, попытка Рамсеса определить ее местоположение по крикам муэдзинов вызывала лишь улыбку, однако я не сомневалась, что Эмерсон перевернет Каир вверх дном, но отыщет меня. Сведения, добытые Грегсоном, тоже сулили надежду. Возможно, спасители уже торопятся мне на выручку!
      Не скажу, что время остановилось, скорее наоборот. Я напряженно придумывала один способ спасения за другим, потом отвергала их в той же последовательности. Не в моей натуре пассивно ждать избавления!
      Внезапно уловив за дверью слабый шорох, я метнулась через комнату. Надежды на успех было маловато, голыми руками особенно не повоюешь. К тому же мне так и не удалось выяснить, куда открывается дверь - внутрь или наружу. Однако я собиралась выжать из ситуации максимум. Вспомнив одного знакомого головореза и стиснув руки, как он учил, я заняла позицию у двери.
      Как дверь приоткрылась, я не заметила. И скрипа не услышала: петли были смазаны на совесть. Зато ощутила легкий сквозняк, и полог, прикрывавший дверь, дрогнул. Я бесшумно вскинула руки и, когда полог столь же бесшумно отъехал в сторону, нанесла разящий удар вошедшему в затылок.
      Во всяком случае, он планировался разящим. Не моя вина, что там, где предполагался затылок, оказалась спина. В моем противнике было футов семь росту, его мышцы соперничали крепостью с гранитом.
      Колоссальной фигуре, представшей передо мной, было самое место на страницах "Тысячи и одной ночи". Одежда гиганта исчерпывалась штанами до коленей, державшимися на поясе благодаря широкому алому кушаку с двумя заткнутыми за него кривыми кинжалами. Голова сказочного персонажа была наголо обрита, огромные ножищи, вздувшиеся мускулы, торс натерт каким-то вонючим маслом. Каждый бицепс превосходил в обхвате мою талию.
      Гигант с любопытством оглядел меня. Я так и замерла со вскинутыми руками. Мой сокрушительный удар, должно быть, напомнил ему прикосновение стрекозы. Гигант шагнул ко мне, я отступила.
      Так мы передвигались, пока я не споткнулась о кушетку и не осела на нее. Именно этого бритоголовый гигант и добивался. Он вернулся к двери и, вытянувшись по стойке смирно, почтительно приподнял занавес, впуская в узилище своего господина.
      Субъект этот показался мне знакомым, хотя я никогда прежде его не видела. Нижнюю часть лица скрывали черная борода и усы. Правда, в отличие от бороды и усов отца Гиргиса, эти были короткие и ухоженные. Глаз было не разглядеть из-за темных очков, черные вьющиеся локоны выглядели фальшивыми. На нем были сапоги для верховой езды, бриджи и белая шелковая рубашка с широкими рукавами. Одежда подчеркивала его гибкий стан и широкие плечи. Трудно было понять, как он ухитрялся изображать чахлого, хлипкого аристократа.
      Последовал величественный жест. Гигант повалился на пол, выражая нижайшее почтение, и удалился ползком.
      - Добрый день, Амелия, - заговорил Гений Преступлений. - Надеюсь, я могу вас так называть?
      - Нет! - отрезала я.
      - Непокорна, как всегда, - пробормотал он. - Ваша отвага, дорогая, меня нисколько не удивляет. Но разве вам не любопытно, как вы здесь очутились?
      - Любопытство - качество, которое я надеюсь сохранить при любых обстоятельствах, - надменно отозвалась я. - Но сейчас меня интересует не столько то, как я сюда попала, сколько то, как отсюда выбраться.
      - С радостью объясню, - прозвучал учтивый ответ. - Но сперва устроимся поудобнее.
      Он хлопнул в ладоши. На зов снова явился гигант. Поднос в его лапищах выглядел как кукольное блюдечко. Поставив поднос на стол, он попятился к двери и исчез за занавеской. Сети налил вино в два хрустальных бокала.
      - Знаю, вас мучает жажда. После снотворного, которое я был вынужден применить, до смерти хочется пить, а вы, как я погляжу, и не прикоснулись к фруктам. Восхищен вашей осмотрительностью, но она излишня. Фрукты и вода совершенно безвредны, как и это вино.
      - Я рассчитывала на французский коньяк, - сказала я с иронией.
      Сети расхохотался, продемонстрировав великолепные зубы.
      - Так вы оценили шутку, которую я сыграл с его преподобием? Некоторые невежды упорно считают моего небесного покровителя египетским сатаной, вот я и стараюсь поддерживать добрую репутацию. Подсовывая ханжам и святошам соблазны, я с удовольствием наблюдаю, как поспешно они расстаются со своей напускной невинностью. Но мое развлечение, согласитесь, вполне невинного свойства.
      - Не нахожу в этом ничего забавного, - возразила я. - Шуточки испорченного ребенка!
      - Настанет день, когда вы, моя дорогая, научитесь высмеивать заодно со мной людские безумства. Но сперва утолите жажду!
      При виде вина у меня окончательно пересохло в горле, но я упрямо скрестила на груди руки и покачала головой:
      - Нет, благодарю. У меня принцип - не пить с убийцами и похитителями людей.
      - Вы мне не доверяете? Полюбуйтесь! - Сети поднес мой бокал к губам и сделал большой глоток, потом протянул мне.
      Я повернула бокал так, чтобы не коснуться губами места, к которому прикасались его губы, и стала жадно пить. Вино оказалось очень сухим и терпким и почти не освежало.
      Сети опустился на подушки.
      - Хотите узнать, как я вас похитил?
      Я пожала плечами:
      - Это же очевидно. Подсыпали мне в бокал какой-то дряни, разыграв фокус. Я потеряла сознание, и моя спутница испугалась. С ее помощью вы переправили меня к ней в номер. Балкон выходит во двор. А вынести со двора тюк с грязным бельем проще простого. Так вы переправили меня в поджидавший экипаж. Все это не стоит и выеденного яйца. Меня интересует другое: мисс Дебенхэм тоже в неволе или вы добавили к своему длинному списку еще одно убийство?
      Сети изобразил негодование.
      - Я не убиваю женщин, - проговорил он высокомерно.
      - Конечно, вы всего лишь их похищаете и навешиваете на них обвинения в убийстве.
      - Юной леди не грозила ни казнь, ни даже тюремное заключение, возразил Сети. - Ее никто пальцем не тронул. Разве что капелька хлороформа, о котором она уже и думать забыла...
      - Значит, она знает, что вы - виконт, то есть были им... Или правильнее сказать, что виконт был вами?..
      - Не имеет значения. Эта личина мне больше не нужна. Вы меня не подозревали?
      - Я нет, зато вас заподозрил Эмерсон! Моего мужа не обманешь, он идет по вашему следу. Вам не избежать его мести!
      - Эмерсон... - повторил Сети с недоброй усмешкой. - Не будем сейчас о нем, займемся лучше вами.
      - Я думала, что вы - миссис Эксхаммер, - созналась я. - А Рамсес... Помните Рамсеса?
      - Еще бы!
      - Так вот, Рамсес - что возьмешь с ребенка? - заподозрил детектива, мистера Грегсона.
      - Правильно, я был Грегсоном.
      - Что?!
      - И миссис Эксхаммер - тоже. Все трое - это я!
      Когда до меня дошел смысл этих слов, я совсем упала духом. Никогда еще я не была так близка к отчаянию, даже когда решила, что замурована внутри Черной пирамиды. Ведь я надеялась, что Грегсон поможет Эмерсону накрыть Сети в его логове...
      Новая мысль заставила меня вскочить.
      - Эмерсон! Он ведь отправился на встречу с Грегсоном, то есть с вами... Что вы сделали с моим мужем?
      - К черту Эмерсона! - ответил Сети раздраженно. - Почему вы только о нем и твердите? Ничего я с ним не сделал! Предложение встретиться было уловкой, чтобы он больше не путался под ногами. Я и не думал приходить в кафе "Ориенталь". Надеюсь, он так и сидит там, пьет одну чашку кофе за другой и вот-вот грохнется в обморок от болтовни вашего речистого отпрыска.
      - С какой стати я должна вам верить?
      - Почему бы вам мне не поверить? - Сети поднялся и проговорил медленно, как бы в задумчивости: - Рэдклифф Эмерсон - один из немногих людей на свете, представляющих для меня настоящую угрозу. Заурядный злодей, лишенный воображения, давно бы его уничтожил, но у меня другой стиль. К тому же мне нравится риск, я ценю достойных соперников. Немногие мои преимущества перед Эмерсоном таковы: во-первых, он слишком увлечен археологией и предпочитает от нее не отвлекаться; во-вторых, ужасно несдержан в гневе и склонен к опрометчивым поступкам.
      - Но ведь одно из двух своих преимуществ вы уже свели на нет! возразила я удивленно. - Если я не вернусь к нему живой и невредимой, он употребит всю свою неисчерпаемую энергию и острый ум на поиски. Что до его гнева, то он превращает Эмерсона в грозного соперника. А вы, сэр, сильно разозлили моего мужа.
      - Согласен. Но не подумайте, будто я действовал наобум. Раз я в это ввязался, то, не сомневайтесь, игра стоит свеч.
      Разглагольствуя, он медленно приближался ко мне, а я так же медленно отступала. Наконец я оказалась позади кушетки. Дальше отступать было некуда. Теперь Сети двигался бесшумно, как пантера, жаждущая крови жертвы.
      Я прижалась спиной к стене, готовая защищаться до последнего вздоха.
      - Ты зарвался, чудовище! Да, ты лишил меня зонтика и туфель, но волю Амелии Пибоди не сломить! Можешь меня пытать, можешь даже растерзать на мелкие клочки...
      - Пытки?! - Он даже задохнулся от негодования. - Мадам! Дорогая моя Амелия! Как неверно вы меня поняли! Да, вчера я совершил убийство и подбросил труп к вашему шатру, но только потому, что этот олух посмел покуситься на вашу безопасность!
      И прежде чем я успела осмыслить эти безумные слова, злодей кинулся ко мне. Но вместо того чтобы вцепиться в горло, он рухнул у моих ног.
      - Чудеснейшая из женщин! Я обожаю вас так, что не выразить словами! Я доставил вас сюда не для того, чтобы обидеть, а чтобы показать, на какое раболепное поклонение способна душа, поддавшаяся вашим чарам.
      И он зарылся пылающим лицом в складки моих штанов. Беззащитный затылок маячил прямо перед моими глазами, но я не посмела этим воспользоваться.
      Глава четырнадцатая
      I
      Как ни удивил меня такой поворот событий, будущее по-прежнему оставалось во мраке, поэтому могучим усилием воли я преодолела растерянность. Горячее дыхание Сети жгло мою левую коленку. Его затылок с каждой секундой выглядел все соблазнительнее, и я решила повторить фокус, не удавшийся с первого раза. Сцепив руки в замок, я с размаху врезала негодяю по загривку.
      Результат превзошел все ожидания. Сети охнул и перестал дышать мне в колено. От удара он отлетел в сторону, благо скользкий мрамор помешал ему быстро вскочить на ноги. В два прыжка я оказалась у двери.
      Впрочем, толку от этого было не много. Пока я билась о закрытую дверь без ручки. Сети успел прийти в себя, неторопливо встать на ноги и двинуться в мою сторону. Темных очков на носу уже не было, в черных - а может, карих или серых? - одним словом, в его глазах читалась жажда убийства. Хотя, учитывая недавнее признание, то могла быть жажда совсем иного рода... Честно говоря, разбираться в этом мне было недосуг. Я отчаянно ощупывала свои штаны, надеясь, что мне по оплошности оставили хоть что-нибудь: перочинный ножик, ножницы, коробок спичек...
      Сети уже был совсем близко, когда меня вдруг осенило. Сам пояс! Широкий, из крепкой кожи, с тяжелой металлической пряжкой! Я сорвала пояс и принялась им размахивать:
      - Прочь! Назад, не то получишь отметину, которую не скроет никакой грим!
      Сети отпрыгнул с неожиданной для отвергнутого влюбленного грацией и улыбнулся:
      - За это я вас и полюбил, Амелия! Вы восхитительно безразличны к здравому смыслу и осторожности. Ваш спутник жизни никогда не заскучает. А теперь бросьте эту игрушку и проявите хотя бы каплю благоразумия. Даже если бы я лишился чувств, вы бы не смогли отсюда сбежать.
      - Но попытаться-то можно, - проворчала я, не прекращая вращать поясом, который, рассекая воздух, издавал жужжание, как рассерженное насекомое.
      - Сколько ни пытайтесь, все равно ничего не выйдет. Если мои люди решат, что вы меня убили или ранили, то вам по-настоящему несдобровать. Не проявите ли вы больше сговорчивости, если я торжественно поклянусь, что не трону вас? Обещаю не приближаться к вам, пока вы сами не попросите.
      - И не надейтесь! - заверила я его.
      - Кто знает? Жизнь полна неожиданностей, иначе она была бы невыносима. Если вам недостаточно моей клятвы, попробуйте взглянуть на ситуацию по-другому. Вы ведь знаете, я не то чтобы тщеславен, но, скажем так, достаточно высокого мнения о собственной персоне. Интуиция мне подсказывает, что вашего расположения нужно добиваться не с помощью насилия, как сделал бы любой другой мужчина, а лаской, обратив ненависть в любовь, а презрение - в восхищение. Не выношу жестокость! К тому же, - по лицу Сети скользнула неотразимая улыбка, - вы наверняка утомлены...
      - Нисколечко! - заявила я непреклонно. - Хоть ваши доводы и не лишены убедительности...
      Я не стала упоминать еще одно, куда более убедительное обстоятельство. Сети тоже промолчал, должно быть из деликатности. Дело в том, что мои штаны-шаровары, лишившись пояса, все заметнее подчинялись закону всемирного тяготения.
      - Что ж, - сказала я, - как видно, мы зашли в тупик. Так и быть, поверю вашему слову, господин Сети, но зарубите себе на носу: от меня вы никаких ответных обещаний не дождались!
      Раньше я не называла его по имени. Он насмешливо приподнял брови:
      - Так вы знаете мой излюбленный псевдоним? Только давайте обойдемся без "господина", это обращение звучит абсурдно и мешает взаимному доверию.
      - Ну уж нет! Предпочитаю придерживаться формальностей.
      - Проклятье! - вскричал он наполовину весело, наполовину серьезно. Как же мне подействовать на вас сладкими речами, если придется через слово вставлять "миссис Эмерсон"?
      - По-моему, такие мелкие затруднения только дополнительно вас раззадорят.
      Он протянул руку, и я, вся дрожа, отдала ему пояс.
      - Спасибо, миссис Эмерсон, - проговорил он важно. - А теперь попрошу облачиться в приготовленный для вас наряд.
      - Как вы смеете, сэр?!
      - Это простая самозащита. Одному небу известно, какие ранящие предметы вы можете на себе прятать. Например, в этих... гм... штанах уместится целая коллекция кинжалов. - Правильно истолковав мое возмущение. Сети добавил: Мои люди забрали арсенал, который вы таскали на своем поясе, но обыскать не посмели. Вам стоит ценить уважение, которое я к вам питаю! Но если вы заставите меня...
      - Полагаю, вы докажете свое уважение еще раз, позволив выполнить вашу просьбу в одиночестве?
      - Конечно. Когда будете готовы, постучите в дверь. Но не испытывайте слишком долго мое терпение! - Далее последовала фраза по-французски, не очень уверенная, с акцентом, но неожиданно поэтичная: - И распусти свои косы, любимая, чтобы их красота и аромат стали единственной преградой между моим и твоим восторгом!
      Надеюсь, мне удалось скрыть удивление. Столь интимные замечания лучше пропускать мимо ушей. Тем не менее я почувствовала волну тепла вперемешку с ознобом - не знаю, правильно ли я передала свои ощущения... Этот человек разил наповал не только силой ума. Удивительное впечатление производили также его атлетическое сложение и особенно голос - универсальный инструмент соблазнения, способный изменяться так же неожиданно, как и внешность Сети.
      После его ухода медлить я не стала и начала переодеваться. Конечно, я не проявила бы такой покорности, не будь у меня тайных намерений. Злодей не догадывался, как удачно он мне подыграл! Жаль, конечно, что приходилось прибегать к столь сомнительным методам, но, приказав переодеться, он, так сказать, развязал мне руки. Не очень-то веря обещанию Сети не входить без приглашения, я решила поторопиться.
      Сняв штаны, я размотала фланелевый платок, который всегда ношу в Египте, и оторвала от него полоску. Как часто милый Эмерсон подтрунивал надо мной из-за этого платка! А ведь фланель - верное средство от простуды, и у меня никогда не бывает заложен нос. (Эмерсон, правда, тоже не ведает этого недуга, хотя с негодованием отвергает платок. У него с действительностью вообще особые отношения.) Платок много раз мне помогал, а теперь обязан был спасти. Хорошо, что перед отъездом из Англии я накупила таких про запас и фланель была не застиранной, а ярко-алого цвета.
      Не без борьбы с собой я сняла с шеи цепочку с лазуритовым скарабеем, на котором был вырезан картуш Тутмоса Третьего, - свадебный подарок Эмерсона. Расстаться с ним было очень нелегко, но я твердой рукой привязала цепочку к концу фланелевой полоски. Свадебный подарок призван был уберечь меня от страшной участи, которой я предпочла бы гибель.
      Подкравшись к окну, я вынула из волос одну шпильку. Как оружие она не годилась - слишком гибкая, зато сейчас этот недостаток становился достоинством. Найдя в ставне самое большое отверстие, я запихнула в него полоску ткани вместе со скарабеем и принялась проталкивать шпилькой. В какой-то момент фланель застряла, но я не отчаивалась и в конце концов добилась своего. Когда почти вся полоска ткани оказалась за окном, я привязала конец, чтобы мой маячок не упал на землю.
      Теперь из-за плотно закрытых ставень торчала алая лента с голубым жуком-амулетом на конце. Я надеялась, что окно выходит на людную улицу и мой сигнальный флажок привлечет внимание.
      Остальную фланель я изорвала на полоски, которые связала в одну длинную ленту и смотала. Настало время облачиться в невесомые одеяния. Они оказались не настолько неприличными, как я опасалась. Лиф действительно был низкий, рукава отсутствовали, но прозрачность ткани скрадывали густая вышивка и бисер. Шаровары были так широки, что в распоротом состоянии могли бы сыграть роль гардин у меня в гостиной, правда, скрывали они все равно очень мало...
      "Распусти свои косы, любимая..." К этому все шло. Волосы у меня густые и жесткие, а чехарда последних часов привела прическу в неприглядный вид, но я все равно не собиралась подчиняться скандальному требованию Сети и распускать волосы. Никогда ведь не знаешь, какое применение найдется для шпильки! Привести волосы в порядок без расчески или щетки было очень нелегко, и я все еще возилась со своим вороньим гнездом, когда раздался стук в дверь.
      - Черт! - ругнулась я как примерная ученица Эмерсона.
      Дверь открылась. Сети высунул голову из-за занавески, потом отодвинулся в сторону, пропуская в комнату великана-слугу с подносом, заставленным снедью.
      Осмотрев меня, Сети холодно заметил:
      - Полагаю, вы не рассердитесь, миссис Эмерсон, если я скажу, что ожидал несколько иного результата. Но ничего, для начала сойдет и так. Эта одежда достаточно облегает тело, чтобы вы не могли незаметно спрятать на себе пистолет или кинжал.
      Великан расставил на столе блюда и удалился. Из коридора донесся шум и какая-то возня. Я прислушалась.
      - Оставьте свои надежды, - сказал Сети с улыбкой. - Это не ваши спасители, а всего лишь плотники. Я приказал снабдить дверь внутренней задвижкой в доказательство своего уважения к вам. Вы не хотите меня поблагодарить?
      - Благодарить тюремщика за то, что он не собирается нападать на заключенную?
      Сети со смехом покачал головой:
      - Моя несравненная, дорогая... миссис Эмерсон. Сделайте одолжение, сядьте! Обед подан.
      Он снял с одного из блюд серебряную крышку. Восхитительный аромат курятины и специй напомнил, до чего я голодна, ведь мой обед в гостиничном ресторане был грубо прерван. В ближайшие часы мне должны были потребоваться силы, поэтому я проворно опустилась на подушки и приступила к еде. От вина я, правда, отказалась.
      - Не беспокойтесь, - молвил Сети со своей странной улыбкой, - в мои планы не входит ослабить ваше сопротивление с помощью каких-то снадобий. Я готов ждать недели, даже месяцы, чтобы вы полюбили меня за мои достоинства.
      - Месяцы? Не станете же вы столько времени держать меня взаперти! А как же прогулки, свежий воздух?
      - Не бойтесь, это всего лишь небольшая остановка в пути. Завтра мы переедем в одно из моих загородных поместий. Я подготовил его специально для вас и уверен, что вам там понравится. Вы оцените сады с раскидистыми деревьями, экзотические цветы, извилистые тропинки, хрустальные фонтаны, возможность свободно бродить, где вам захочется.
      Такого поворота я не ждала. Надежда на спасение несколько померкла. В Каире Эмерсон рано или поздно меня нашел бы, но обшарить весь Египет затруднительно даже при его неутомимости. К тому же Сети не сказал, что мы останемся в Египте. Его вилла могла находиться в любом месте Ближнего Востока, хуже того, земного шара!
      Значит, надо оттянуть отъезд, но как это сделать? Притвориться больной? Этого пройдоху так просто не обманешь. Может, изобразить внезапно вспыхнувшую страсть к своему тюремщику? Гм... вряд ли он поверит, да и смогу ли я притвориться влюбленной дурочкой?
      Но вот изобразить терпение я могла. Пусть себе болтает, вдруг узнаю что-нибудь полезное.
      - Кто вы такой? - спросила я с набитым ртом. - Это ваш настоящий облик?
      Сети улыбнулся:
      - Вот еще одна черта, за которую я вас люблю, Амелия, - прошу прощения, миссис Эмерсон... Вы не ходите вокруг да около! Но как мне ни хочется вам довериться, как ни сжигает меня желание предстать перед вами в истинном моем обличье, осторожность превыше всего. Придется хранить инкогнито до тех пор, пока мы не соединимся. Лицо, которое вы сейчас видите, - всего лишь маска, одна из тысячи. Не буду скромничать, я большой мастер по части маскарада. Если позволите, я немного похвастаюсь, предстану в глазах любимой во всей красе...
      - Будьте так любезны, - разрешила я, накладывая себе салат. - Сгораю от любопытства.
      - Не думаю, что вы могли бы преуспеть в искусстве перевоплощения. Вы мой антипод: действуете напрямую там, где я проявляю гибкость, честны там, где я хитер и пронырлив. Вы идете прямо к цели, колотите людей зонтиком по голове, я же подобен изворотливому змею. Искусство перевоплощения при моей профессии жизненно важно, и не только с практической точки зрения. Благодаря своему таланту я окружен ореолом сверхъестественности. Многие мои невежественные помощники верят, будто я способен изменять свой облик по волшебству. В действительности все куда прозаичнее: грим, краска для волос, парики, накладные бороды, костюмы, маленькие уловки. Жесты, осанка, голос все это изменяет облик человека сильнее, чем любые хитрости. Я могу увеличить на дюйм-другой свой рост, надев ботинки с каблуком повыше, или стать гораздо ниже, изменив походку, манеры. Если бы вы посмотрели на виконта более критическим взором, то заметили бы, что в действительности он выше ростом, просто горбится; что его кривые плечи не настолько узки, как кажется; что сбивчивая речь и дурацкая манерность предполагают физическую немощь, противоречащую его телосложению.
      - Но глаза! - воскликнула я, не скрывая изумления. - Священник из Дронкеха был черноглазым! Рамсес убеждал меня...
      Сети улыбнулся:
      - Рамсес, конечно, большой умник, но познанию нет предела. Цвет глаз можно изменить. Некоторые наркотики расширяют зрачок. Благодаря краске на веках и ресницах радужная оболочка выглядит темнее или светлее, особенно если у человека глаза неопределенного цвета - что-то среднее между карим и серым. Когда-нибудь я вам покажу свой арсенал, Амелия. В каждом из потайных местечек у меня есть лаборатория со специальным оборудованием, в том числе моей собственной конструкции. Возможно, вам будет интересно кое-чем воспользоваться, хотя ваши искрящиеся глаза будет нелегко потушить...
      Он заглянул мне в глаза, голос понизился до вкрадчивого шепота.
      - Пустым комплиментам я бы предпочла внятное объяснение, - сказала я, пытаясь скрыть тревогу.
      - Простите. Я сдержу слово, как это ни трудно. Я отвечу на все ваши вопросы, за исключением одного-единственного...
      - Наверное, это будет вопрос о том, кто вы такой на самом деле... Хорошо, господин Сети, у меня наготове дюжина других. Например, почему вы избрали такой образ жизни? С вашими способностями вы бы преуспели в любой профессии, не нарушая законов.
      - Когда-нибудь я расскажу вам свою историю, - проговорил он задумчиво. - Надеюсь, тогда вы поймете, что заставило меня избрать столь необычную стезю. Но об одной причине я могу сказать прямо сейчас. Я граблю мертвых и живых не только ради барыша. Наиболее чудесные предметы из тех, что попадают мне в руки, не доходят до прилавков зловонных торжищ. Я ценитель прекрасного. Самое прекрасное я оставляю себе.
      Трудно было не догадаться, что он имеет в виду. Я невольно рассмеялась:
      - Ваша речь тоже прекрасна, господин Сети, но, боюсь, похитив меня, вы подорвали свою репутацию знатока. Эмерсон - единственный человек на свете, кто...
      - Сделайте одолжение, постарайтесь не упоминать это имя через слово! взорвался Сети. - Хотя вы правы, мы с профессором очень похожи, и преклонение перед вами - всего лишь одно из наших с ним общих свойств.
      - Я не могу не упоминать имя мужа, ведь я только о нем и думаю!
      Сети опустил глаза:
      - Да, в ваших силах нанести мне обиду. Меня ранит ваш смех.
      - Вряд ли я стану приносить вам извинения, господин Сети. Я задела ваше самолюбие, вы же причинили мне куда более серьезный вред. Меня никогда не похищали из любви к моей скромной особе, так что я не знаю, как должны себя вести пленницы.
      Моя попытка сострить не получила отклика.
      - Как вы могли не заметить знаков моего внимания? - трагически вопросил Сети. - Как могли предположить, что я способен причинить вам зло? После вашего возвращения в Египет и дня не проходило, чтобы я не поговорил с вами, пусть это и было всего несколько слов. Я был и виконтом, и старухой-американкой, и частным детективом, а еще праздным туристом, каирским заклинателем змей, даже землекопом на вашем участке. И все ради того, чтобы увидеть вас!
      - А как насчет похищения Рамсеса на вершине Великой пирамиды?
      Сети потупил взгляд:
      - Там я потерпел неудачу. Как вы, наверное, догадались, я прикинулся американцем, с которым вы разговаривали на вершине пирамиды. Я собирался инсценировать геройское освобождение этого несносного мальчишки и вручить его безутешной матери. Но Дональд Фрейзер, разрази его гром, сорвал мои планы!
      - Понимаю. И тогда, когда ваша лошадь понесла Рамсеса...
      - ...вмешался тот же самый негодяй! - Сети злобно оскалился. - Ничего, ему еще придется об этом пожалеть. Узнав, что его братец, негодяй еще почище Дональда, устроил стрельбу и поставил под угрозу вашу жизнь, я решил убрать мерзавца. От Рональда все равно были одни неприятности, к тому же он страшный упрямец. Я не мог допустить, чтобы он и дальше вам досаждал, пытаясь убить Дональда. Вот я с ним и разделался, а вину свалил на Дональда. Какое удовольствие мне это доставило! Надеюсь, вы поняли, зачем я оттащил тело убитого на такое расстояние и бросил к вашим ногам? Я вернул чаши для причастия, прочтя ваше газетное интервью, в котором вы осудили их похищение. Я прислал вам цветы - а вам ведь известно, что означают красные розы на языке любви! - и золотое кольцо со своим именем. И все это напрасно!
      - Боже! - воскликнула я. - Так вот что не давало Эмерсону покоя! Бедняга, наверное, решил...
      - Опять Эмерсон! - Сети воздел руки к потолку.
      Милый Эмерсон! (Я перешла на внутренний монолог, чтобы не раздражать собеседника.) Он раскрыл смысл сигналов, остававшийся неведомым для меня! Но я не упрекала себя за недогадливость, потому что проницательности меня лишила врожденная скромность. Господи! А вдруг Эмерсон меня подозревает, вдруг хотя бы на мгновение он усомнился в моей искренней преданности? А что, если он - страшно не только вымолвить, но даже подумать! - ревнует меня?!
      "Невозможно!" - не соглашалось сердце. У Эмерсона не больше оснований сомневаться во мне, чем у меня - в нем. Но если сомнение все же зародилось в его голове, то мое исчезновение могло и вовсе породить ужасные подозрения... Эта мысль была куда страшнее, чем угроза смерти. Боюсь, у меня даже губы задрожали. Но я тут же подавила минутную слабость. Теперь мне необходимо во что бы то ни стало вырваться отсюда и рассеять кошмарные подозрения любимого супруга.
      - Расскажите про братьев Фрейзеров. Как вы связались с Рональдом?
      - Обычное дело, - с готовностью ответил Сети. - На меня работают семеро надежнейших наемных убийц Каира. Рональд обратился к одному из них. Конечно, о заказе стало известно и мне. Он нанял Каленищеффа (репутация этого негодяя известна всем, кроме наивных каирских полицейских), чтобы тот отвлек мисс Дебенхэм, которая приехала в Каир с целью найти Дональда Фрейзера. Рональд не мог этого допустить, поскольку от тюрьмы, позора и нищеты его спасала только дурацкая преданность брата. Он не без оснований опасался, что Дональд уступит уговорам молодой и богатой особы, которую втайне боготворит. Каленищеффу полагалось заморочить ей голову.
      Однако Каленищефф не заслуживал доверия. Я перестал прибегать к услугам этого дутого князя несколько месяцев назад именно из-за двурушничества. Лучше было бы прямо тогда его прикончить, но я вовсе не такой уж любитель убивать, как вам кажется. Разоблачить меня Каленищефф не смог бы, но вот помешать кое-каким прожектам ему было вполне по силам.
      Я не упускал его из виду. Узнав от Рональда Фрейзера, что Каленищефф готов предать нас обоих, я легко согласился, чтобы Рональд его убрал. Мерзавец надумал выйти из игры, забрать столько денег, сколько получится, и навсегда покинуть Египет! Он знал, что Ведомство древностей заплатит за сведения обо мне кругленькую сумму.
      - Но мисс Дебенхэм предложила ему еще больше за помощь в розысках брата. От того же Каленищеффа Дональд должен был узнать, какой его брат подлец.
      - Совершенно верно. На девушку не подействовало снадобье, к которому мы прибегли, и она допустила оплошность - сбежала. Повторяю, ей не угрожала серьезная опасность, ведь у женщины - даже у вас, милая, - не хватило бы силенок, чтобы нанести Каленищеффу смертельный удар.
      - Но Дональд... Вот бедняга! Вы должны постараться, чтобы с него было снято подозрение. Вы поступили с ним нечестно, господин Сети.
      - Извольте, если вам этого хочется, - промурлыкал Сети. - Я прослежу, чтобы Фрейзера не трогали.
      Он коснулся моей ладони. Я отдернула руку, он улыбнулся и пожал плечами:
      - Я сознаюсь в убийстве, дабы доставить вам радость, а вы даже не хотите отблагодарить меня толикой благосклонности? Что ж, будь по-вашему. Я говорил, что терпелив. Остальное вам уже, видимо, ясно. Рональд так и не узнал, кто я такой. Прикинувшись виконтом Эверли, я подбил его вступить в мою шайку, так мне было легче за ним присматривать. Разумеется, я знал, что мисс Дебенхэм сбежала к вам и что вы взяли под свое крылышко Дональда Фрейзера. У вас неистребимая привычка пригревать сирых и убогих - если придется, то силой.
      - Помогать несчастным - христианский долг!
      - Мусульманский тоже. Поразительно, как дружно все так называемые великие религии отстаивают одни и те же сомнительные добродетели! Даже жители Древнего Египта хвастались, что кормят голодных и одевают раздетых!
      - Потому что речь идет о добре и любви, которые одинаково понимаются всеми. То, что вы считаете слабостями, на самом деле достоинства, приближающие нас ко Всевышнему. И величайшее из них - любовь. Иногда, добавила я поспешно, - это понятие трактуют как милосердие.
      - Очень примитивная трактовка, - прошептал Сети, гипнотизируя меня взглядом. Я с ужасом чувствовала, что таю в бархатной глубине его глаз, так, кажется, это называется в романах?
      Наконец он отвел взгляд, и я с облегчением перевела дух. У Сети такие пушистые и длинные ресницы... накладные, наверное.
      - Я всегда избегал сантиментов, - продолжал Сети задумчиво. - Чувство к вам налетело на меня, как ураган. Это стихийное бедствие, которому трудно сопротивляться. Поверьте, я бы поборол эту напасть, если бы смог. Даже сейчас меня не покидает странное предчувствие...
      - Значит, вас тоже посещают предчувствия! - радостно воскликнула я.
      Длинные ресницы взлетели, в карих глазах... нет, все же в серых... одним словом, в глазах-хамелеонах запрыгали искры. Но в следующий миг они померкли. Еще немного, и я могу засесть за сочинение слюнявых романов.
      - Раньше я считал предчувствия проявлением инстинкта, развитого у всех, кто имеет дело с риском. Теперь же все больше подозреваю, что существует Судьба, которая играет нашей жизнью. Добренькое божество здесь ни при чем: зная, как жесток человек, нельзя поверить, будто Господь наш попустительствует всевозможным зверствам. Нет, Судьба - это неохватное Нечто с извращенным чувством юмора... Иначе почему одна-единственная слабость становится причиной крушения всей жизни? Вы в силах меня спасти, Амелия, одна лишь вы! Только представьте, на какие подвиги я был бы способен, обратив свою силу во благо, а не во зло? Так помогите же мне, Амелия! Протяните мне руку помощи, выведите из темноты на живительный свет...
      До чего ж волнительный момент! Наконец-то я поняла эту незаурядную, мятежную душу - или, по крайней мере, познакомилась с вполне сложившимся, хоть и не слишком оригинальным поэтом. Рука невольно потянулась к его руке...
      Но не успели наши пальцы соприкоснуться, как из коридора донесся шум и дверь с грохотом распахнулась. Я знала только одного человека, который открывает двери таким способом...
      Это был Эмерсон! Но в каком виде... Волосы торчком, рубашка изодрана в клочья, один рукав вырван с мясом и болтается лохмотьями, физиономия исцарапана, глаз заплыл... В разбитых до крови кулаках Эмерсон сжимал по кинжалу чудовищных размеров. Никогда в жизни не наблюдала столь волнующего зрелища! Непонятно, как женское сердце способно удержаться в груди, совершая такие прыжки.
      Издав нечленораздельный вопль, Эмерсон отшвырнул один кинжал и захлопнул дверь. Правда, перед этим в комнату успело проскочить какое-то проворное и гибкое существо.
      Дверь затряслась под могучими ударами, но слуги Сети старались напрасно: задвижка была приколочена насмерть.
      Эмерсон наконец-то соизволил заметить меня.
      - Амелия! - гаркнул он. - Немедленно прикройся!
      - Эмерсон! - закричала я еще громче. - Поберегись!
      В каком-то дюйме от его всклокоченной головы просвистело тяжелое серебряное блюдо. В следующую секунду Бастет с благодушным урчанием принялась тереться о ноги Сети, тесня его к стене. Злодей свирепо глянул на кошку и отпрыгнул в сторону. Бастет проводила его изумленным взглядом и переключилась на жареного цыпленка, поджидавшего ее на столе.
      Убедившись, что других метательных снарядов в распоряжении Сети нет, Эмерсон снова вспомнил обо мне.
      - Он тебя обидел, Пибоди? Он посмел?.. Он... Боже, Пибоди, что за мерзкие тряпки ты на себя напялила?!
      - Не бойся, Эмерсон, он меня не... То есть я не...
      Эмерсон расправил плечи и окончательно погубил свою лучшую рубашку. Отбросив уже ненужный рукав, он поиграл мускулами:
      - В таком случае я оторву ему только одну ногу, а не обе, как собирался.
      С грацией, достойной Бастет, он двинулся на Сети, тот заскользил по комнате.
      - Эмерсон!
      - Не отвлекай меня, Пибоди! Займись чем-нибудь.
      - Мистер Сети не вооружен, а у тебя такой страшный ятаган...
      - Ятаган?.. - Эмерсон удивленно посмотрел на свое оружие. - Ах да... Отобрал у того переростка, что резвится сейчас за дверью. До чего ж прыгучий малый! Не успел я представиться, как он давай размахивать кулачищами. Ничего, думаю, с ним разберутся...
      И правда, за дверью вдруг воцарилась тишина.
      - Так ты не один?
      - Конечно, не один. С Рамсесом...
      - Эмерсон!
      - ...и толпой полицейских в придачу. - Эмерсон сверлил Сети свирепым взглядом. - Все, приятель, твоей подлой карьере конец! Но я не впущу полицию, пока сам с тобой не расквитаюсь. Думаю, я заслужил это удовольствие.
      Сети выпрямился. Он был не так высок и мускулист, как Эмерсон, но выглядел достойным соперником. Если бы взгляды могли разить насмерть, у моих ног уже валялось бы два трупа.
      - Отлично, профессор, - прошипел Сети. - Я тоже предвкушал это удовольствие. Давно хотел помериться с вами силами! Дайте мне второй кинжал и сразимся за женщину, как настоящие мужчины.
      Я так и подпрыгнула. Не хватало только кровавой бойни.
      - Эмерсон! Ты же не умеешь фехтовать!
      Мой ненаглядный озадаченно покрутил головой.
      - Не умею, - согласился он. - Ну и что с того? Невелика хитрость...
      - Дорогой, я умоляю...
      Эмерсон довольно ухмыльнулся:
      - Хорошо, Пибоди, мне это нравится.
      И с этими словами он, к моему величайшему ужасу, отшвырнул кинжал. Сети рванулся ко второму кинжалу, который мой супруг так легкомысленно бросил у двери. Подхватив оружие, злодей двинулся на Эмерсона.
      - Так-то справедливее, - прорычал он. - Боксировать я тоже умею, но больно уж у вас ручищи здоровые. Берите кинжал!
      Эмерсон недоуменно пожал плечами:
      - Какой мне от него прок? Лучше я воспользуюсь другим оружием...
      С кошачьей стремительностью Эмерсон схватил со стола графин и лихо отбил ему горлышко. Бастет, мирно лакомившаяся цыпленком, осуждающе мяукнула. В следующее мгновение стол опрокинулся и кошка с цыпленком оказались на полу.
      Эмерсон обмотал левую руку покрывалом с кушетки.
      - Я готов, - сообщил он важно. - Приступим, чертов убл... Извини, Пибоди. Защищайся, негодяй!
      Несколько минут они кружили по комнате и помалкивали. Я даже устала крутить головой. Потом Сети совершил выпад, Эмерсон уклонился и едва не чиркнул своим графином по физиономии противника. Следующий удар Сети попытался нанести наотмашь, но Эмерсон его отбил, и кинжал вспорол воздух. Сети отступил. Эмерсон воспользовался секундной передышкой, чтобы подобрать серебряный поднос и броситься в атаку, загораживаясь подносом как щитом. На мой взгляд, стекляшка в кулаке Эмерсона была не менее грозным оружием, чем кинжал Сети.
      Лично я не вижу никаких оправданий насилию. Это последний довод глупцов, кому не хватает ума, чтобы устранить разногласия мирным путем. От драк меня, как правило, тошнит, а всякие кровавые состязания я на дух не переношу.
      Но сейчас никакой тошноты и в помине не было. С колотящимся сердцем я наблюдала за битвой, чувствуя, как в жилах пульсирует кровь. У моего ненаглядного мускулы так и играли под бронзовой кожей, свирепая улыбка то и дело обнажала белоснежные зубы, движения были изящны и точны. Кровь прилила к моему лицу. Я вдруг превратилась в троглодитку, следящую из глубины пещеры за схваткой не поделивших ее самцов. Какое будоражащее, упоительное чувство!
      Обманный маневр противника - и Сети вонзил в руку Эмерсона кинжал. Эмерсон взревел - не столько от боли, сколько от ярости - и рванулся вперед. Сети чудом не лишился глаза, а на щеке у него расцвел кровавый цветок.
      Противники явно нуждались в передышке. Они разошлись по углам, обливаясь кровью и тяжело дыша.
      - Это безумие! - вырвалось у меня.
      На меня даже внимания не обратили. Возмутительно!.. Я глянула на Эмерсона и мгновенно из кровожадной дикарки превратилась в цивилизованную женщину. Из его руки хлестала кровь. Безусловно, мужество и гордость достойны похвалы, но не собираются же они изрубить друг друга на куски! Или собираются?..
      Я кинулась к двери. Эмерсон не спускал глаз с Сети, но мой маневр от него не укрылся.
      - Пибоди! - простонал он. - Если ты... откроешь... эту дверь, я... Черт!
      Услышав звон булата - из чего же еще куют ятаганы? - о серебряный поднос, я схватила кинжал, валявшийся у двери, и оглянулась. Ситуация была угрожающей. У меня уже не было времени, чтобы впустить полицейских. Новый удар - и Сети выбил у Эмерсона щит. Мой супруг не стал терять время отшвырнув осколок графина, он вцепился в рукоятку кинжала.
      Противники замерли в молчаливом противоборстве. Сети старался высвободить руку, Эмерсон яростно сопротивлялся. Но вот... Я едва не захлопала в ладоши. Рука Сети медленно поехала вниз, кинжал в кулаке задрожал. На лбу Эмерсона выступили крупные капли пота, покрывало, которым он обмотал руку, стало алым.
      А потом наступила развязка. Сети выронил кинжал. Эмерсон молниеносно подобрал оружие, но Сети еще стремительнее скользнул к стене.
      - Амелия! Прощай!
      Я остолбенела. Сети исчез! Испарился...
      Только что был здесь, и вот на тебе... улетучился. Эмерсон свирепо крутил головой и безостановочно чертыхался, но сотрясением воздуха, как известно, стену не своротишь.
      Мраморный блок, за которым скрылся Сети, медленно встал на прежнее место.
      - Черт! - крикнул Эмерсон напоследок и зачем-то пырнул стену кинжалом.
      - Эмерсон, - спокойно сказала я, когда он вроде бы исчерпал всех своих чертей.
      - Что, черт? То есть Пибоди?
      - Может, пора открыть дверь?
      - Будь он проклят, чертов пройдоха! - Боюсь, на бумаге все эти черти выглядят слишком однообразно, но Эмерсон умеет находить для каждого ругательства особую тональность. - Но ничего, наступит день, когда... Клянусь, я... Что ты сказала, Пибоди? Я не ослышался? Ты хочешь открыть дверь?
      - У тебя чрезвычайно тонкий слух, мой дорогой Эмерсон. Да, надо бы их впустить. Ты ранен и...
      - Ты действительно хочешь их впустить?
      - Нет, Эмерсон. Не сейчас...
      II
      - Как ты мог хотя бы на секунду вообразить, будто меня интересует кто-то, кроме тебя?
      - Если бы ты не отзывалась об этом типе в таких восторженных выражениях...
      - Я ни на минуту не переставала о тебе думать. И не сомневалась, что ты меня найдешь.
      - Если бы не твой сигнальный буй в окошке, я бы тебя ни за что не нашел. Мы рыскали по району, который очертил Рамсес, но он слишком велик...
      - Как ловко ты обращаешься с разбитыми графинами. Понятия не имела, что ты такой фокусник!
      - Никогда не знаешь, где чего нахватаешься. Кто там уселся мне на спину?
      - Наверное, Бастет. Доела курицу и теперь дает понять, что пора идти. Хочешь, я ее отгоню?
      - Лучше не надо. Необычное, но довольно приятное ощущение... Кстати, если бы не Бастет, мы бы так быстро не нашли тебя. Твоя догадка оказалась правильной: Сети угостил кошку, когда принес к нам в номер чаши для причастия. Она хорошо запомнила его запах и у этих окон мигом его учуяла.
      - Поразительно! Но ты говорил, что если бы не фланель с амулетом...
      - Конечно, твой сигнальный знак рассеял наши сомнения!
      - Видишь, я не переставала о тебе думать, Эмерсон!
      - И я о тебе, Пибоди. Стоит представить, как этот... обнимает тебя, просто в глазах темнеет!
      - О, Сети был очень обходителен. Ему хотелось завоевать мою любовь.
      - Ну его к черту!
      - Но, знаешь, у него есть шарм. Мне, конечно, нет до него никакого дела, но многие женщины вполне могли бы...
      - Помолчи-ка, Пибоди...
      - Где ты этому научился, Эмерсон?
      - Вот этому, Пибоди?
      - Нет, не... Ах, Эмерсон, мой милый Эмерсон!
      * * *
      Прежде чем впустить полицейских, уже притомившихся под дверью, мы привели себя в относительный порядок. Сполоснувшись в фонтане, я снова облачилась в привычный костюм. Гаремный наряд пошел на бинты для Эмерсона. Только потом мы отперли дверь.
      Давно я не видала такого количества людей в форме! А вот майора Ремси лучше бы вообще не видеть. Исчезновение Сети испортило ему настроение. Удовлетворив его любопытство, я задала традиционный вопрос:
      - Где Рамсес?
      - Где-то здесь...
      Рамсес выскочил из соседней комнаты. Его обычно непроницаемое лицо так и сияло.
      - Мамочка, посмотри!
      Он на мгновение наклонил голову, а через секунду послал мне чарующую гнилозубую улыбку египетского попрошайки.
      - Они мне еще великоваты, но со временем...
      - Немедленно выплюнь эту гадость! - скомандовала я.
      Рамсес подчинился, тем более что челюсти с трудом помещались у него во рту.
      - Тут столько всего замечательного! - крикнул он в полном восторге. Краски для лица и для рук, подкладки для щек, парики, бороды... Можно мне взять все это себе?
      Не всякая мать способна отказать своему отпрыску, когда он так искренне радуется, однако у меня не было другого выхода.
      - Вряд ли, Рамсес. Ведь это вещественные доказательства, они понадобятся полиции.
      (Как впоследствии выяснилось, я глубоко заблуждалась. Когда мы вернулись в Англию, слуги стали жаловаться, что по дому и саду бродят странные личности, в частности златокудрая девочка с гнилыми зубами. Горничная Роза так и вовсе уверена, что у нас поселилось привидение.)
      Так завершилась вторая наша встреча со странным и загадочным персонажем по кличке Сети. Через несколько дней после схватки титанов, которую я только что описала, мы получили письмо. Послание доставили в Дахшур, куда мы вернулись, повидавшись с Дональдом и его невестой. Все подозрения с Дональда были сняты, и юная пара, замирая от восторга, ждала свадьбы. Как верно заметил Эмерсон, "вся эта чепуха позади, и теперь, хвала небу, можно снова приняться за работу!"
      Но позади ли? Человека, доставившего письмо, никто не видел: он каким-то чудом проскользнул на рассвете мимо бдительных сторожей, проник во двор, несмотря на запертые ворота, и оставил на крыльце конверт. Нашел письмо Рамсес (он всегда встает первым) и вручил его отцу.
      - "Вы могли бы меня возродить..." - так начиналось письмо. - Кажется, это тебе, - прокомментировал Эмерсон сухо.
      - Читай, читай, Эмерсон. Какие между нами секреты?
      - Гм, - с сомнением протянул мой супруг, но продолжил:
      - "Скоро вся планета содрогнется от ударов,
      Которые я буду наносить по человечеству.
      Помните, в грядущих страданиях рода людского повинны
      Вы одна. Амелия, возлюбленная моя..."
      Вот нахал! Так и хочется разорвать эти бредни на мелкие клочки!
      - Можешь поступить с письмом как вздумается, но сперва прочти до конца.
      - Ну хорошо... "Вам и Вашим близким моя месть не грозит. Не пугайте престарелых дам, подозревая в них Сети, не дергайте за густые бороды сомнительных мужчин. Меня Вы больше не увидите: я покидаю Египет навсегда. Вспоминайте иногда обо мне, Амелия, а я буду всегда думать о Вас. Вместе мы сокрушили бы все преграды!"
      - По-моему, это глупая шутка, и только, - сказала я, наблюдая, как методично Эмерсон превращает письмо в конфетти.
      - Гм...
      - Напрасно ты порвал письмо. Опрометчивый поступок!
      Эмерсон замер.
      - Что ты сказала, Пибоди?
      - Я только что подмела крыльцо. К тому же в один прекрасный день хорошо, хорошо, в злосчастный! - нам может понадобиться образец почерка Сети.
      - Пибоди! - Эмерсон как-то странно на меня посмотрел.
      - Я вся внимание, дорогой.
      - Впервые за три дня я слышу от тебя упрек в свой адрес.
      - Неужели? Прости, Эмерсон, но если ты и впредь...
      - Ты не поняла! - Он схватил меня за плечи и заглянул в глаза. - Я уже испугался, что ты превращаешься в одну из тех клуш, которые талдычат как заведенные: "Да, милый", "Как пожелаешь, милый", "Хорошо, милый". Тебе отлично известно, Пибоди, что именно сканда... то есть дискуссии, придают нашей жизни вкус...
      - Вроде приправы в рагу супружества.
      - Прекрасно сказано, Пибоди! Если ты вдруг превратишься в покладистую дамочку, я помещу в "Таймс" объявление с призывом к Сети. Пускай забирает тебя. Обещай, что никогда не перестанешь ворчать и поносить меня!
      Рамсес и Бастет наблюдали за нами с нескрываемым интересом, но мне сейчас было не до них.
      - Мой милый Эмерсон, - сказала я, обнимая ненаглядного супруга, что-что, а это я могу обещать твердо.