3

Хотя визит в деревню и оказался бесполезным с детективной точки зрения, кое-что он все-таки принес. Подтвердилось одно из моих подозрений. Я спрашивала себя, совпадают ли мысли Эмерсона с моими. Его довольный вид свидетельствовал именно об этом.

Со второй группой подозреваемых нам повезло меньше. Мсье де Моргана в лагере мы не застали, его люди мирно покуривали в тени. Рык Эмерсона заставил их нехотя подняться. Подбежал бригадир. Покорно склоня голову, он сообщил, что мсье де Морган отправился с визитом к даме на судне.

– К какой даме?

– Вы знаете ее, госпожа. Немецкая дама. Она вернулась. Говорят, что она хочет дать нашему господину много денег за его работу. Вы тоже пойдете к даме за деньгами?

– Нет, – поспешно сказал Эмерсон.

– Нет, – согласилась я. – Когда вернется мсье де Морган?

– Только Аллах ведает, госпожа. Вы его подождете?

– Подождем, Эмерсон?

– Э-э... думаю, я осмотрю окрестности. Ты можешь посидеть в палатке, Амелия.

– Но, Эмерсон, я тоже хочу...

– Ты хочешь посидеть в палатке мсье де Моргана, Пибоди.

– А... Да-да... Прекрасная мысль!

Поначалу мысль и впрямь показалась мне прекрасной, но очень скоро я избавилась от этой иллюзии. Выяснилось, что мсье де Морган патологически опрятный человек, тогда как его записи оставляют желать лучшего. Впрочем, я это и так подозревала. Куда больше меня интересовали разные сомнительные вещички, припрятанные в укромных уголках. Но, увы, ничего такого и в помине не было. В палатке царил омерзительный порядок, никаких тебе свалок под кроватью, ни многообещающих ящиков, заколоченных крепко-накрепко. Увы... Что ж, я ведь все равно всерьез не подозревала мсье де Моргана.

Шаря в пожитках француза, я чувствовала себя слегка не в своей тарелке, лишь немного успокаивала мысль, что в любви и частном сыске все средства хороши. Разобравшись с палаткой мсье де Моргана, я выглянула наружу и убедилась, что рядом никого нет. После чего опустилась на четвереньки и быстрой рысью переместилась к соседней палатке, которую занимал Каленищефф, но и здесь меня постигло жесточайшее разочарование. Никаких зацепок в палатке Каленищеффа не было. Точнее, там вообще ничего не было. Ну разве что походная койка. Я с сомнением оглядела ее. М-да, на улику койка походила мало.

Эмерсона я нашла у туннеля, который проделал мсье де Морган. Мой ненаглядный сидел на корточках, таращился в непроглядную мглу дыры и поучал бригадира.

– Ты только взгляни, Пибоди! – воскликнул он. – Эти дилетанты разрушили слои. Какого дьявола этот человек рассчитывает...

– Если ты закончил, то нам пора возвращаться.

– Эта стена совершенно определенно относится к Древнему царству, а он прошел сквозь нее и даже не... Что? А, да. Пойдем.

Кислое лицо бригадира просияло. Он и так потратил на Эмерсона свой законный перерыв.

– А где другой господин? – спросила я.

– Тот, что со стеклянным глазом? Он ушел, госпожа. Стеклянный Глаз завтра отплывает вместе с дамой.

– Ага, – задумчиво сказал Эмерсон.

– Ага, – задумчиво повторила я.

Мы забрались на ослов.

– Слава богу, наконец эта темная история закончится. Я узнал все, что нужно, Пибоди, и теперь мы можем живо завершить это дело.

– Ты что-то вытянул из бригадира, Эмерсон?

– А ты что-то нашла в палатке, Пибоди?

– Пожалуйста, помедленней. Я не могу говорить и думать, когда так подскакиваю на осле.

– Ну выкладывай же! Откровенность за откровенность, Пибоди.

– Разумеется, Эмерсон. Но мне нечего сказать. Только то, что Каленищефф уехал, его палатка пуста.

– А среда пожитков де Моргана ничего подозрительного?

– Абсолютно.

У Эмерсона разочарованно вытянулось лицо.

– Что ж... Эта гипотеза слишком хороша, чтобы быть правдой. В своих раскопках французик мало продвинулся. Никаких признаков погребальной камеры, а соседние гробницы разграблены, в них даже мумий не осталось.

– Уж его-то я никогда по-настоящему и не подозревала, Эмерсон.

– Я тоже, Пибоди.

4

Рабочие отдыхали не только в Дахшуре, наши работники бездельничали с не меньшим энтузиазмом. Проход в пирамиду находился в таком чудовищном состоянии, что раскопать его попросту было нельзя. Мохаммед едва не оказался погребенным заживо.

– Я с самого начала опасался, что этим дело кончится, – вздохнул Эмерсон. – Придется проникать внутрь через верхушку пирамиды. Судя по всему, подземные проходы обрушились. Видишь, как проседает под ногой земля... Мне очень жаль, Пибоди. Я знаю, как ты любишь ползать на четвереньках в темных и душных туннелях, но...

– Не кори себя, ты ведь не виноват, что пирамида в таком ветхом состоянии.

Мой бодрый голос не обманул Эмерсона, но я продолжала прямо-таки лучиться счастьем, пока он не отошел на изрядное расстояние. И только тогда уголки моих губ поехали вниз, а глаза затуманились слезами. Конечно, с безобразной грудой камней, в которую превратилась пирамида, я успела смириться, но на подземную часть продолжала надеяться. Теперь моим мечтам исследовать ее загадочные внутренности пришел конец.

Рамсес воспринял трагическую новость стойко, заметив лишь:

– Я пришел к тому же выводу, когда на Мохаммеда обрушилась стена.

Одно время мне казалось, что Рамсес унаследовал мою любовь к пирамидам, но его флегматичная реакция поставила под сомнение эту гипотезу.

Сразу после ужина Рамсес отправился к себе в комнату, а мы с Эмерсоном занялись канцелярщиной, которая является необходимой, хотя и тоскливой частью любой археологической экспедиции. На следующий день надо было выплатить деньги работникам. Джон звонко щелкал на счетах, Эмерсон заунывно сыпал числами, а я зевала. Словом, каждый был при деле.

Незваные гости и детективная деятельность приучили меня, что вечером происходят самые интересные события, но сегодня в нашем лагере царила смертная скука. Однако только я засобиралась вывихнуть челюсть в очередном зевке, как с улицы донеслись возбужденные голоса. Я мигом сорвалась с места и выскочила за дверь.

– Какой-то человек принес вот это, госпожа, – Абдулла протянул мне сложенный лист бумаги.

– Какой человек?

Абдулла пожал плечами:

– Один из неверных.

– Спасибо.

Я вернулась в дом, где счеты по-прежнему щелкали в унисон с бубнежом Эмерсона.

– Что там такое, Пибоди?

– Записка... Адресована мне. Почерк незнакомый, но, кажется, я догадываюсь от кого...

– Читай же, не тяни.

Я стряхнула дурное предчувствие, и зловещая тень с жуткими клыками скрылась в глубинах моего сознания. Господи, это ведь всего лишь клочок бумаги, а мне мерещатся чудовища... Наверное, выражение моего лица все же напугало Эмерсона и Джона. Они выжидающе смотрели на меня.

– Это от Черити, – медленно сказала я. – Твое предупреждение оказалось не напрасным, Эмерсон. Девушке нужна помощь.

– Когда?

– Сейчас.

Джон вскочил на ноги:

– Что случилось?! Где она? Она в опасности?

– Прошу вас, Джон, успокойтесь. Черити всего лишь просит о встрече... – Глянув на Джона, я осеклась.

Он трясся как осиновый лист на декабрьском ветру, в глазах метался ужас. Не хватало только, чтобы он бросился спасать свое драгоценное сокровище и напортачил так, что потом и за год не расхлебаешь. Спаситель из Джона, прямо скажем, никудышный.

– Идите-ка к себе в комнату, Джон.

– Эй, Пибоди, – подал голос Эмерсон. – Он же не Рамсес, а взрослый и самостоятельный человек. Кстати, о Рамсесе...

– Угу, очень кстати... Джон, поверьте, тревожиться нет нужды. Мы встретимся с Черити и, если ей угрожает хоть малейшая опасность, приведем девушку сюда.

– Только сразу же расскажите мне, что случилось, мадам, – взмолился Джон. – Обещаете?

– Обещаю, Джон. А теперь ступайте.

Джон удалился, волоча ноги. Я протянула Эмерсону записку.

– В полночь, – пробормотал он. – Почему это все попавшие в беду назначают встречу в полночь? Чертовски неудобное время, слишком рано, чтобы успеть выспаться, и слишком поздно...

– Тес... Не хочу, чтобы нас подслушали. Рамсес наверняка болтается неподалеку.

– Похоже, девица до смерти перепугана... Как ты думаешь, что это за «страшную вещь» она выяснила?

– Кажется, догадываюсь.

– Ну да... я тоже. Мне просто интересно, совпадают ли наши догадки.

До полуночи оставался еще час. Все это время мы гонялись за Рамсесом и пытались уложить его в постель. Наш сын превзошел самого себя: он то прятался от любящих родителей, то пускался на всякие уловки, только бы его не загнали в кровать.

– Я разобрал коптский язык, мамочка! – в отчаянии выкрикнул он, когда, размахивая новомодной пижамой, я нависла над ним с неумолимостью самой Судьбы. – Хочешь знать, что говорится в папирусе?

– Не сейчас, Рамсес, завтра.

Он ловко увернулся от пижамы.

– Это очень интересно, мамочка. Там упоминается о каком-то сыне...

– Наверное, речь идет об Иисусе... – Я обогнула кровать, загоняя Рамсеса в угол. – В твоем религиозном воспитании, дорогой сын, сплошные пробелы. И я собираюсь исправить это упущение, что бы ни думал на этот счет твой родитель. Английский джентльмен должен знать основы христианства. А теперь марш в постель! – И пижама взметнулась в воздухе.

– Да... мамочка... Евангелие от святого Фомы...

– Вот именно, Рамсес! Запомни, никакого Евангелия от святого Фомы нет. Матфей, Марк, Лука, Иоанн... Есть чудная маленькая молитва, которая начинается с перечисления имен евангелистов, я тебя непременно научу ей. Но не сейчас. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, мамочка. – Смирившись, Рамсес застегнул пижаму и с унылым видом забрался в постель.

Остававшиеся минуты тянулись с мучительной неспешностью. Мне не терпелось узнать, что же хочет сообщить нам Черити.

– Интересно, почему она выбрала такое удаленное место, – проворчал Эмерсон, когда мы шагали по залитой лунным светом пустыне.

– Вряд ли Черити могла позвать нас в деревню, Эмерсон. К тому же она знает, что мы работаем у пирамиды.

Когда мы приблизились к месту раскопок, у меня заколотилось сердце. Заложенные шурфы на фоне серых песков выглядели провалами в преисподнюю. Чуть в стороне метнулась какая-то тень. Я судорожно ухватила Эмерсона за руку.

– Черити! Это ее жуткая шляпка!

Мгновение девушка стояла неподвижно, словно вырезанный из бумаги черный силуэт. Но вот она слабо взмахнула рукой и заскользила прочь.

– По-моему, она зовет нас за собой, – прошептала я.

– Вижу.

– Но куда?

– Давай узнаем у нее самой.

И Эмерсон ускорил шаг. Я вынуждена была перейти на легкую рысцу, благо юбки не стесняли движений. Вскоре мы уже бежали, но расстояние до стройной фигуры с дымоходом вместо головы не сокращалось.

– Что за черт? – удивленно выдохнул Эмерсон. – Нелепость какая-то. Эта девица до Дахшура намерена бежать? Давай позовем...

– Нет! Разбудим всех на милю вокруг, ты же знаешь, как звук разносится в ночной тишине.

– Так и будем скакать вслед за полоумной особой? Чемпионка по бегу, да и только...

– Думаю, скоро все разъяснится.

В этой молчаливой гонке по безмолвным пескам и впрямь было что-то жутковатое. Черная тень впереди временами взмахивала рукой, призывая нас поторопиться. Не девушка из плоти и крови, а сам зловещий Рок в женском обличье!

– Может, она нас с кем-то перепутала? – спросила я, тяжело дыша.

– Ага! Да сейчас светло как днем, а у нас с тобой весьма приметная внешность. Особенно у тебя, в этих штанах.

– Это не штаны, а шаровары.

– К тому же ты бренчишь и лязгаешь, как немецкий духовой оркестр.

– Никогда не... знаешь... когда... что... понадобится...

– Побереги дыхание, Пибоди. Смотри... она поворачивает на восток, в сторону возделанной земли.

Впереди маячила одинокая пальма. Хрупкая фигурка растворилась в ее тени. Мы припустили из последних сил.

Черити была там. Она нас ждала...

Внезапно, словно из-под земли, выросли три призрачных силуэта. Едва заметные на фоне серого песка, они двигались с проворством ифритов. А может, это и в самом деле демоны?.. Я потянулась к поясу... слишком поздно! Ифриты набросились на нас. Послышался разъяренный вопль Эмерсона и хлесткий удар. Грубые руки обхватили меня и повалили на землю...

Глава десятая

Итак, милая скромница Черити оказалась в действительности Гением Преступлений... Атаманшей банды головорезов! Впрочем, сейчас не до нее. Есть вещи и поинтереснее. Например, огромная ножища, припечатавшая меня к земле. И две ручищи, что заталкивают мне в рот мерзкий кляп. Ну вот, кляп на месте, теперь принялись обматывать меня веревками... Ну погодите, дайте только вырваться...

А где Эмерсон?.. Что с ним?! Я внезапно осознала, что не слышу ни его голоса, ни шума борьбы. Неужели эти негодяи... Неужели он без сознания?.. Или же... Нет, какая отвратительная и невероятная мысль!

Один из мерзавцев подхватил меня и перекинул через плечо.

Мускулистая рука, клещами вцепившаяся в мои ноги, наглядно доказывала бесполезность любых попыток бегства. Поэтому, оставив намерения вырваться, я сосредоточилась на том, чтобы как можно сильнее вывернуть шею и отыскать глазами Эмерсона. В своем начинании я преуспела, но нельзя сказать, что увиденное хоть сколько-нибудь обрадовало. Мерзавец тащил меня вниз головой, и глаза находились в каком-то футе от земли, так что поначалу я разглядела лишь пару босых ног, шлепающих следом, да полы засаленного халата. Но за грязными босыми ногами по песку волочилась безвольная рука... Эмерсон! Они тащат его с собой... Значит, он жив! Не будь у меня во рту мерзкой тряпки, я наверняка бы издала истошный ликующий вопль.

Сколько я ни старалась, кроме ног похитителя и руки Эмерсона ничего разглядеть не удалось. Шея отчаянно ныла, и на какое-то мгновение я позволила себе расслабиться – в следующий миг нос ткнулся в грязный халат негодяя. О боже, ну и вонь! Какой знакомый запах... Ну да, это же амбре летучих мышей!

Сориентироваться было нелегко, но недаром я была опытнейшим археологом: по мусору, который мелькал под ногами похитителя, мне удалось установить направление. Мы двигались к Черной пирамиде.

Внезапно негодяй остановился, и я замычала от удивления. Прямо подо мной зияла темная дыра. И дыры этой накануне не было! Я могла бы поклясться в этом, ведь днем мы с Эмерсоном проходили мимо Черной пирамиды... Какое зловещее отверстие.

Я снова начала извиваться в тщетной надежде вырваться. Сверху донеслись раздраженные возгласы, и меня бесцеремонно плюхнули на землю. Скосив глаза, я обнаружила рядом Эмерсона. Грудь его мерно вздымалась. Жив... Слава Всевышнему, жив!

Но как долго он еще будет оставаться в живых? И я тоже?..

Ответ не заставил себя ждать. Все та же бесцеремонная ручища ухватила меня за шкирку и потянула к дыре.

Неужели это могила? Впрочем, для могилы слишком просторно. Неужели... Мы все глубже погружались в кромешный мрак. Тело мое беспомощно скакало по каким-то острым буграм. Ступеньки? Я укрепилась в своем подозрении. Но вот бугры остались позади, человек остановился и запалил свечу. До чего ж неприятно спускаться по лестнице в лежачем положении. Хотя надо признать, что у моего похитителя, собственно, не было выбора. Конечно, он мог развязать меня, и я спустилась бы на собственных ногах, но, согласитесь, это слишком нахальное желание. Если уж тебя похитили, связали по рукам и ногам, запихнули в рот кляп, то об удобствах можно на время забыть. Тащить же меня на себе похититель не мог, свод коридора был слишком низким, и передвигаться приходилось согнувшись в три погибели.

Итак, грабители нашли вход в пирамиду, который тщетно искал мсье де Морган. Археологический пыл затмил душевные и физические страдания. Однако надолго его не хватило: даже самая остервенелая любительница пирамид вряд ли способна испытывать удовольствие от той позы, в которой я пребывала, – ворот платья врезался в шею, норовя задушить, ступеньки сменились острыми камнями, так и впивавшимися в... э-э... бока, не помогал даже ковер из помета летучих мышей. Дышать становилось все труднее.

Свеча, которую держал мой похититель, давала слишком мало света, и видеть, что происходит сзади, я не могла. Эмерсона тащат следом или его бездыханный труп швырнули в пустую могилу?.. От этой мысли я похолодела, на мгновение даже забью о чудовищной вони.

Плоды жизнедеятельности летучих мышей не особенно ядовиты, но вот запах... У меня начала кружиться голова. Я едва сознавала, что меня подняли и потащили вверх по деревянной лестнице. Честно говоря, если бы не это, я наверняка задохнулась бы. Вскоре я уже не понимала, куда мы движемся: коридоры сплетались в настоящий лабиринт, призванный запутать грабителей и не позволить им добраться до погребальной камеры фараона.

Меня, во всяком случае, запутать удалось, но в свое оправдание скажу: вряд ли можно сохранить ясность мысли, когда тебя волокут вниз головой, а обоняние терзает невыносимая вонь.

Наконец негодяй остановился и склонился надо мной. Глаза мои слезились от едкой пыли, но мне не хотелось, чтобы похититель возомнил, будто я плачу от страха, поэтому я сморгнула слезы и попыталась скроить свирепую гримасу. Поверьте, с кляпом во рту это не так-то легко. Похоже, особого успеха я не достигла: физиономия мерзавца расплылась в идиотской улыбке. В неверном мерцании свечи незнакомое лицо лоснилось, словно красное дерево, щедро смазанное гусиным жиром. В одной руке похититель держал свечу, в другой сжимал длинный и острый нож. Лезвие зловеще поблескивало.

Дна быстрых взмаха... Я опрокинулась на спину, попыталась вскрикнуть и полетела в чернильную мглу.

Если вас похитили, связали, заткнули рот кляпом, потом затащили в пирамиду и, наконец, швырнули в какую-то подозрительную яму и вы при этом ни капельки не испугались, то поверьте – у вас явно не все в порядке с головой. А у меня с головой все в порядке. И потому я не просто испугалась, а оцепенела от ужаса. Скользя в непроглядном мраке, слепая и беспомощная, я чувствовала, как шевелятся волосы на голове. Впереди, в конце адского туннеля, в бездонной пропасти обитают чудовища, питающиеся телами и душами мертвых. Часть помутившегося от страха рассудка, разумеется, понимала, что чудовища бывают только в сказках, зато другая часть прекрасно сознавала, что вместо чудищ внизу меня ждут острые камни, о которые мои бедные кости разлетятся на мелкие кусочки.

Теперь я верю рассказам тех, кто утверждает, будто перед кончиной в течение нескольких секунд перед человеком проносится вся жизнь. Падая в пропасть, я успела припомнить каждое мгновение своей жизни, вплоть до мельчайших деталей. Я настолько увлеклась воспоминаниями, что даже забыла о своем бедственном положении. В чувство меня привела жестокая реальность. Впрочем, тут я несправедлива – реальность могла оказаться куда более жестокой. Взметнув фонтан брызг, я плюхнулась в воду. Под водой была грязь, и только под грязью – острые камни. Вода и грязь изрядно смягчили падение, и каменные клыки не добрались до моей многострадальной... хм... плоти, назовем это так. Хотя, поверьте, барахтаться в липкой грязи – занятие не из приятных. Радовало лишь то, что хоть частично удастся избавиться от вони летучих мышек, которой я пропиталась насквозь. Как говорится, нет худа без добра.

Судорожно барахтаясь в жиже, я вдруг поняла, что руки и ноги больше не связаны. А в следующую секунду до меня дошло, что судьба Офелии мне не грозит: вряд ли удастся утонуть там, где можно смело встать на ноги. Что я и сделала. И поспешно выдернула изо рта кляп. Эта тряпка, конечно, не позволила наглотаться отвратительной жидкости, но все должно быть в меру. Не стану же я разгуливать с кляпом во рту всю оставшуюся жизнь.

Едва я успела принять вертикальное положение, как снова полетела в воду – рядом шлепнулся какой-то весьма тяжелый предмет. Не мешкая ни секунды, я нырнула в кромешный мрак и принялась шарить в воде руками. Вскоре пальцы наткнулись на что-то мягкое и склизкое, похожее на шкурку дохлого зверька. Я узнала бы это «что-то» в любом виде! Сухом или мокром, чистом или грязном! Какое счастье, что Бог наградил Эмерсона такой густой шевелюрой! Я вцепилась в волосы ненаглядного супруга и изо всех сил потянула вверх.

Даже ангельский хор не прозвучал бы так чарующе, как эти проклятья. Раз Эмерсон ругается, значит, он не только жив, но и в сознании. Наверное, холодная вода привела его в чувство.

Отплевавшись, супруг развернулся и нанес стремительный удар. Благо я была к тому готова, не то наверняка лишилась бы половины зубов. Вильнув в сторону, я опасливо отодвинулась от ненаглядного как можно дальше и задушевно прошептала:

– Это я, Эмерсон, твоя Пибоди.

– Пибоди! – пробулькал Эмерсон. – Это ты? Слава богу! Но где, черт возьми, мы находимся?

– Внутри Черной пирамиды. Точнее, под ней. Мне удалось определить направление.

Эмерсон нащупал в темноте мое лицо и прижал меня к себе.

– Ну и в переделку мы попали. Последнее, что я помню, – это взрыв где-то в основании черепа. Но с чего ты взяла, что мы внутри Черной пирамиды? Еще одна твоя фантазия? Никогда не думал, что внутри пирамиды может быть так мокро.

– Меня связали и запихнули в рот кляп, но сознания я не теряла. Эмерсон, они нашли вход! Он не на северной стороне, где его ищет мсье де Морган, а на уровне земли у юго-восточного угла. Неудивительно, что француз не смог его отыскать. – Критическое покашливание, донесшееся из темноты, напомнило, что я отклонилась от темы. – Подозреваю, что мы в погребальной камере. Если помнишь, эта пирамида стоит совсем рядом с полями. Недавнее наводнение, возможно, затопило нижнюю часть.

– Но почему они нас просто не убили? Зачем скинули сюда? Полагаю, ты сможешь найти путь назад.

– Надеюсь, Эмерсон. Но это очень запутанная пирамида, настоящий лабиринт. И я находилась не в лучшем состоянии. Похититель большую часть пути тащил меня за собой, и... э-э... мое тело все время билось о камни, а...

Эмерсон зарычал.

– Тащил, говоришь? Мерзавец! Вырву у негодяя печень, когда доберусь до него. Не бойся, Пибоди, я выведу тебя из любой пирамиды.

– Спасибо, дорогой Эмерсон, – с чувством ответила я. – Но для начала не мешало бы хоть что-нибудь разглядеть.

– Интересно, как? Если только ты не умеешь видеть в темноте, как Бастет.

– По словам Рамсеса, это все легенда. Даже кошкам нужно хотя бы немного света, а здесь такой мрак, что его можно пощупать. Постой, Эмерсон, перестань брызгаться, я зажгу спичку.

– Почему-то удары по ягодицам отбили у моей дорогой женушки мозги, – пробормотал про себя Эмерсон. – Пибоди, о чем ты...

Тусклое пламя спички отразилось в его расширившихся глазах.

– Подержи коробок, – велела я. – Мне нужны обе руки, чтобы зажечь свечу. Вот. Так-то лучше, не правда ли?

Стоя по пояс в грязной воде, с лиловым синяком во весь лоб, Эмерсон все-таки сумел изобразить широкую радостную улыбку.

– Никогда больше не буду насмехаться над твоим снаряжением, Пибоди!

– Мне приятно отметить, что уверения производителя в водонепроницаемости жестяной коробки оказались правдивыми. Нельзя рисковать нашими драгоценными спичками. Пожалуйста, закрой коробочку и положи ее в карман рубашки.

Эмерсон так и сделал. Наконец у нас появилась возможность оглядеться.

Неверное пламя свечи едва пробивало брешь в окружающей черноте. В глубине помещения, возвышаясь, словно остров, над водной поверхностью, проступал какой-то смутный силуэт. К нему-то мы и направились.

– Это саркофаг фараона. Вскрытый. Вот черт, Пибоди, мы не первыми обнаружили его.

– Где-то здесь должна быть крышка... ой... вот она. Я ударилась о нее ногой.

Бока саркофага из красного гранита находились почти на уровне головы Эмерсона. Он обхватил меня за талию и приподнял, чтобы я могла вскарабкаться на саркофаг.

– Пибоди, дай-ка свечу, осмотрю стены.

Эмерсон побрел к ближайшей стороне камеры. При тусклом освещении стены выглядели такими гладкими, словно были вырезаны из монолита. От вида этой ровной поверхности у меня сжалось сердце.

– Дорогой, держи свечу выше. Я летела довольно долго, прежде чем ударилась о воду.

– Я летел столько же, – ответил Эмерсон, но все-таки выполнил мою просьбу.

Он обошел две стены и был уже на середине третьей, когда где-то в вышине проступила темная тень. Эмерсон поднял свечу над головой. Он напоминал статую, мокрая рубаха скульптурно облепила мускулистый торс и руки. Эта картина навсегда отпечаталась в моем мозгу: Эмерсон с высоко поднятой рукой, в которой горит свеча, траурная мрачность гробницы...

Надежд выбраться отсюда было не много: выход из гробницы находился слишком высоко. Рост Эмерсона составляет шесть футов, во мне пять футов с небольшим. Арифметика удручающая.

Эмерсон все понимал не хуже меня. Прошло несколько мгновений, прежде чем он опустил руку и вернулся к саркофагу.

– Полагаю, здесь футов шестнадцать, – спокойно сказал он.

– Думаю, почти семнадцать.

– Пять футов один дюйм плюс шесть футов. Прибавить к этому длину твоих рук...

– И вычесть расстояние от твоей макушки до плеч...

Несмотря на серьезность положения, я расхохоталась – такими нелепыми выглядели все эти подсчеты. Эмерсон подхватил, его искренний смех эхом разнесся по камере.

– Можно все-таки попробовать, Пибоди.

Когда я забралась на плечи мужа и вытянулась насколько могла, от кончиков моих пальцев до края проема оставалось еще добрых три фута.

– А что, если ты встанешь мне на голову? – задумчиво пробормотал Эмерсон.

– Это даст нам еще двенадцать-тринадцать дюймов. Явно недостаточно.

Его руки обхватили мои лодыжки.

– Я подниму тебя на руках, Пибоди. Ты сможешь удержать равновесие, опираясь о стену?

– Конечно, дорогой. В детстве моим самым заветным желанием было стать акробаткой на ярмарке. А ты уверен, что удержишь меня?

– Да ты как пушинка, Пибоди. Если ты можешь сыграть роль акробатки, то я вполне могу рассчитывать на место циркового силача. Кто знает, вдруг нам когда-нибудь надоест археология? Мм тогда сможем стать циркачами.

– Замечательно!

– Начали, Пибоди.

По-моему, на этих страницах уже неоднократно упоминалось о впечатляющей мускулатуре Эмерсона, но до сих пор я и не представляла, сколько в нем силы.

Почувствовав под ногами пустоту, я не сдержала испуганный вздох. Но трепет быстро сменился восторгом. Я услышала, как Эмерсон задержал дыхание, и почти ощутила, как вздулись от напряжения его мышцы. Медленно, дюйм за дюймом, я приближалась к краю проема. Это напоминало полет. Никогда прежде я не испытывала ничего чудеснее.

Я боялась запрокинуть голову и посмотреть вверх: малейшее движение могло нарушить хрупкое равновесие. Но вот руки Эмерсона замерли, а под моими вытянутыми пальцами был все тот же холодный гладкий камень. Эмерсон издал вопросительный хрип. Я подняла взгляд.

– Три дюйма, Эмерсон. Ты можешь...

– Нет.

– Тогда опусти меня. Придется придумать что-то другое.

Путь вниз был значительно менее приятным. Когда мои ноги благополучно коснулись плеч супруга, я без сил прислонилась к стене. И правильно сделала, поскольку Эмерсон вдруг пошатнулся и мы оба едва не полетели вниз.

– Прости, Пибоди. Судорога.

– Неудивительно, дорогой. Дальше я сама спущусь.

Он нашел силы рассмеяться:

– Нет уж, я до конца исполню роль святого Христофора[18]и отнесу тебя к саркофагу. Садись мне на плечи.

Эмерсон доставил меня обратно и тоже забрался на саркофаг. Несколько минут мы сидели бок о бок, легкомысленно болтая ногами и пытаясь отдышаться.

– Эмерсон, коробок со спичками еще при тебе?

– Можешь не сомневаться, Пибоди. Эта маленькая жестяная коробочка сейчас для нас дороже золота.

– Тогда дай мне, я положу ее к себе в карман. Он застегивается на пуговицу. И если ты не против, давай задуем свечу. Видишь ли, она единственная.

Эмерсон мрачно кивнул. Нас окутала темнота. Эмерсон обнял меня, и я положила голову ему на плечо. Некоторое время мы молчали. Затем замогильный голос произнес: