3

Об обещании купить словарь я пожалела очень скоро. В Каире у меня было много дел, а отыскать книгу в здешних лавках – задача не из легких. В книжных магазинах я обычно застреваю очень надолго: что может быть приятнее, чем рыться в старых книгах? И все же я сумела справиться с задачей, да и как же иначе. На базаре башмачников я приобрела дюжину пар тапочек: по две для себя, Рамсеса и Эмерсона и шесть для львенка. Будем надеяться, что к тому времени, когда он разделается с последней парой, у него окончательно прорежутся зубы.

И лишь после этого отправилась в квартал торговцев древностями.

Лавка Абделя была заперта, ставни наглухо закрыты. На стук в дверь черного хода никто не отозвался. Несколько огорченная, я повернула назад, в сторону улицы Муски, где находился магазин Азиза, сына Абделя. Но по дороге меня осенила мысль получше. Я прошла мимо фонтана и нырнула под старинную арку, ведущую в глубь базара.

Критикас был самым известным торговцем древностями в Каире, соперником Абделя и нашим старым другом. Он встретил меня возгласами, в которых мешались упреки и искренняя радость.

– Насколько я понимаю, вы ищете демотические папирусы, миссис Эмерсон. Почему вы сразу не пришли ко мне?

– Я бы пришла, мистер Критикас, если бы меня не отвлекла смерть Абделя. Вы, наверное, слышали.

– Да, слышал. – Благородное чело Критикаса нахмурилось. – Печальная история. У меня есть превосходный экземпляр папируса Двадцать шестой династии...

Я осмотрела папирус, выпила кофе, завела разговор о погоде и природе и только потом как бы невзначай спросила:

– Я обратила внимание, что лавка Абделя закрыта. Кто ее новый владелец? Его сын или та очаровательная старая дама, что называет себя женой бедного Абделя?

Критикас беззвучно рассмеялся:

– Вы знакомы с этой почтенной женщиной?

– Да. Похоже, очень решительная особа.

– Можно и так сказать. Разумеется, у старухи нет никаких оснований для претензий. Она действует от имени своего сына Хасана. Он из тех, кого вы, англичане, называете непутевыми: наркоман, не раз попадал в сомнительные истории. Но вы же знаете этих матерей – чем хуже сын, тем больше они к нему привязаны.

– М-да...

– Положение старухи было с самого начала безнадежным, – продолжал Критикас. – Абдель еще несколько лет назад лишил Хасана наследства. Сейчас у парня наверняка новая неприятность. Его уже несколько недель не видно.

Тут мне в голову пришла настолько очевидная мысль, что я удивилась, как это не додумалась до нее раньше.

– Мне кажется, я с ним знакома... Среднего роста, редкие брови и нет переднего зуба.

– Он! И еще сотни тысяч других египтян. – Критикас вновь беззвучно рассмеялся. – Ну что, миссис Эмерсон, папирус находится в отличном состоянии. У меня есть на него покупатель, но если вы желаете...

После долгой торговли я купила папирус. Сделка привела торговца в хорошее расположение духа, и он потерял осторожность. И вот тут-то я нанесла разящий удар!

– Этот папирус, случаем, не трофей Хозяина? Именно так называли это мифическое существо Абдель с Хамидом...

Глаза Критикаса сверкнули.

– Прошу прощения, миссис Эмерсон?

– Вам не хуже меня знаком этот жаргон, – сказала я. – Ничего страшного, мистер Критикас. У вас есть все основания хранить молчание, но помните, мы с Эмерсоном – ваши друзья. Если вам когда-нибудь понадобится наша помощь, достаточно только попросить.

Гордый грек поджал губы:

– Абделю вы говорили то же самое?

4

Я пообедала в гостинице. Эмерсон наверняка счел бы это пустой тратой времени, но мой дорогой супруг заблуждается. Гостиница – средоточие каирской светской жизни, и я надеялась услышать последние новости. Так оно и оказалось. Герр Бехлер угостил меня аперитивом и поведал местные сплетни.

Кофе я решила выпить на террасе, и не ошиблась. Именно там мне на глаза попалось знакомое лицо. Лицо сделало вид, что меня не замечает, но я встала и помахала зонтиком.

– Князь Каленищефф! Ваша светлость!

Завидев меня, русский изобразил удивление и дал себя уговорить составить мне компанию.

– Я думал, вы никогда не расстаетесь со своим выдающимся супругом.

– А вы что делаете в Каире? Надеюсь, в Дахшуре ничего не случилось?

Этот диалог, я полагаю, дает достаточное представление о бессодержательности нашего разговора. Каленищефф без умолку трещал, а я поджидала, когда можно будет вставить неприметный, но коварный вопрос. Озабоченная своими далеко идущими планами, я не замечала, что Каленищефф придвигается ко мне все ближе и ближе. Внезапно моей ноги что-то коснулось.

– Сегодня утром я была в квартале древностей, – сказала я, хладнокровно убирая ногу.

– Какое совпадение! – промурлыкал Каленищефф. – Я тоже. Жаль, что мы не встретились раньше. С удовольствием пригласил бы вас на обед, дорогая...

Рука его скользнула под скатерть и, проворно ощупав материю моей юбки, вольготно устроилась на коленке. Я отодвинулась, но стул князя Каленищеффа, казалось, был привязан к моему.

– У меня в Каире есть очаровательная маленькая квартирка, – продолжал ворковать его светлость, с вожделением глядя на меня в монокль, и придвинулся совсем вплотную.

В поисках истины и справедливости я готова пойти на многое, но всему есть пределы. Свой пояс с прилагающимися к нему инструментами я оставила в лагере, однако верный зонтик находился при мне. Стальное острие вонзилось в ногу князя.

Каленищефф выронил монокль, широко разинул рот, потом захлопнул его, потом снова разинул – и так несколько раз. И совершенно беззвучно. Я с интересом наблюдала за его гримасами.

– Счастливо оставаться, ваша светлость. Если у я еще немного задержусь, то опоздаю на поезд.

Как бы то ни было, день я провела с большой пользой и не могла дождаться, когда расскажу Эмерсону о своих открытиях. Правда, свидание с князем придется опустить, не то Эмерсон тотчас помчится в Дахшур и от бедного ловеласа останется лишь мокрое место.

Самое важное открытие заключалось в том, что человек, которого мы считали Хамидом, на самом деле был непутевым сыном Абделя. Но виновен ли Хамид в подлом грехе отцеубийства? Поначалу эта мысль мне понравилась, но чем больше я размышляла, тем больше остывал мой энтузиазм. Я могла представить ссору, даже удар, нанесенный сгоряча. Но вряд ли худосочный и ленивый Хамид стал бы пыхтеть, подвешивая отца на крюк. Уж, наверное, Абдель не смог бы терпеливо наблюдать, как родное чадо пытается его вздернуть, а самоубийством там явно и не пахло.

Всю обратную дорогу я развлекалась подобными умозаключениями. До дома я добралась еще засветло и рассчитывала, что Эмерсон будет на раскопках. Представьте себе мое удивление, когда я обнаружила его в гостиной. С Рамсесом на коленях. Все мое существо пронзила дрожь недоброго предчувствия, но я не смогла удержаться от того, чтобы не выпалить новость:

– Эмерсон! Я выяснила, кем на самом деле является Хамид!

– Являлся, – отозвался Эмерсон.

– Что?..

– Являлся. Рамсес только что нашел его останки, истерзанные шакалами.

5

Увы, теперь нам никогда не удастся расспросить Хамида!.. Я села и сорвала с рук перчатки.

– Удивляюсь тебе, Рамсес. И почему ты вечно натыкаешься на всякую гадость?

– На самом деле это не я, а Бастет наткнулась на эту гадость, – спокойно ответствовал Рамсес. – Я дрессировал ее по своей методе и научил выкапывать всякие вещи. Теперь Бастет тоже археолог. Особый интерес она проявляет к костям, что не удивительно, но наша Бастет – кошка редкого ума, поскольку сумела преодолеть свои инстинкты и...

– Достаточно, мой мальчик, достаточно! – воскликнул Эмерсон. – Амелия, как ты можешь обсуждать с ребенком столь ужасные темы! Такая находка испугает и взрослого!

– И вовсе я не испугался, – недовольно сообщил Рамсес, извиваясь в нежных объятиях родителя. – Ученый-физиолог должен относиться к исследуемым объектам хладнокровно. Я хотел объяснить это папе, но не шмог.

Так всегда: только я решу, что наш сын навсегда избавился от шепелявости, как он непременно вернет меня с небес на землю.

Эмерсон чуть разжал руки, и Рамсес выскользнул на волю.

– Я сразу понял по внешнему виду останков, что они принадлежат человеку, умершему совсем недавно. Бастет вывела меня к месту, где лежали другие части...

– Хватит, Рамсес! – взмолилась я. – Эмерсон, а где эти... останки?

– Я принес их сюда.

– Сюда?! Я бы предпочла осмотреть их на месте.

– Ты бы предпочла их вовсе не осматривать, – слабо усмехнулся Эмерсон. – Слово «останки» полностью отражает суть, Амелия.

– Я их внимательно осмотрел, мамочка, – успокоил нас Рамсес. – Одежды на теле не было.

Смерть наступила несколько дней назад. На шее отметина от веревки, но, по моему мнению, его задушили руками.

Я во все глаза смотрела на юного патологоанатома.

– Хорошо, Рамсес, хорошо. Что будем делать, Эмерсон?

– Я послал за начальником местной полиции.

– Ладно. С вашего позволения, я переоденусь.

Направляясь к внутреннему дворику, я слышала бубнящий голос Рамсеса:

– Позволь мне отметить, папочка, что хотя твоя забота обо мне излишня, но это не значит, что я не ценю твои побуждения.

6

От полицейского, разумеется, не было никакого толку, но я не особо расстроилась, поскольку и не рассчитывала встретить полисмена семи пядей во лбу. Осмотрев останки – а должна признаться, Эмерсон оказался совершенно прав, слово это было самым подходящим, – полицейский ласково погладил свою шелковистую бороду и пробормотал:

– И что еще сотворят эти неверные?

– А что они уже сотворили? – вежливо спросил Эмерсон.

– О, великий Отец Проклятий, этот неверный повесился.

– А затем прогулялся по пустыне и закопался в песок?

– Отец Проклятий изволит шутить, – серьезно сказал египтянин. – Видимо, эту обязанность исполнил его друг. Только друг очень плохо сделал свою работу.

– Чушь! – не выдержала я. – Этого человека убили!

– Возможно, возможно. Если госпожа желает, я допрошу других неверных.

Полисмен явно недоумевал, с какой стати мы так интересуемся ничтожным трупом. Сам он не стал бы волноваться, даже если неверные решили поубивать друг друга. А мы почему-то подняли суету из-за безвестного крестьянина, который даже не был нашим слугой.

Поскольку я не желала видеть, как всех местных жителей построят и изобьют, что в представлении здешних полицейских и называется допросом, то отклонила это любезное предложение. Тем более что Хамид не был ни коптом, ни жителем соседней деревни и эти обстоятельства лишь еще больше смутят напыщенного старого каирца.

Поэтому мы попрощались с ним, и он отправился восвояси в сопровождении целой свиты оборванных и босых подчиненных. Я уже собиралась вернуться в дом, когда Эмерсон, скрестив руки на груди, преградил мне путь.

– Лучше подождем здесь, Амелия. Следующая делегация прибудет с минуты на минуту.

– Ты кого-то еще ждешь?

– Этого прощелыгу Джонса, кого же еще! Как его там... брата Иезекию. Он наверняка узнал о смерти брата Хамида. Я отпустил работников, солнце все равно уже почти село, и вот-вот стемнеет. Да и работу они побросали, как только услышали о находке Рамсеса.

И точно, вдалеке уже показалась знакомая процессия: впереди тряслись на ослах мужчины, на приличном расстоянии от них ехала наездница.

– Господи! – воскликнула я. – Они и Черити притащили! Эмерсон, неужели этот ужасный человек полагает, будто она...

– Похоронит останки? Мне кажется, даже брат Иезекия вряд ли додумается до такого. Просто он любит, чтобы девушка всюду таскалась за ним, словно послушная собачонка.

Брат Дэвид пустил своего осла галопом.

– Это правда? – крикнул он возбужденно. – Брат Хамид...

– Мертв, – ответил Эмерсон. – Совершенно мертв. Настолько мертв, что дальше некуда. Безусловно мертв и... – Тут подъехали остальные, и он замолчал.

Однако Черити слышала его слова, ее маленькие мозолистые ручки с такой силой сжали поводья, что побелели костяшки пальцев. Лицо девушки, как обычно, было надежно укрыто в тени шляпки-дымохода. Иезекия величественно спешился.

– Мы прие-ехали забрать нашего бе-едного брата, чтобы достойно похорони-ить его, – пропел он. – И призвать Го-оспода обрушить карающую дла-ань на голову его уби-ийцы.

– Полагаю, вы не откажетесь от чашки чаю? – спросила я и вкрадчиво добавила: – С сандвичами.

Иезекия невольно облизнулся.

– Чай смажет ваши голосовые связки, – гостеприимно подхватил Эмерсон. – И ваши проклятия станут громче.

Пряча улыбку, я прошла в гостиную. Эмерсон мог сколько угодно жаловаться на мою любовь к детективным историям, но он и сам подвержен этой болезни. Иначе зачем бы он зазывал Иезекию? Только чтобы выведать у миссионеров, что они знают о своем «новообращенном».

Я намеревалась избавить Джона от появления перед нашими гостями, дабы не повергать его в смущение после инцидента с пожаром. Но присутствие Черити сказалось – невидимые щупальца любви обхватили сердце нашего бедного Джона и неумолимо потащили к ней.

Джон выскочил из галереи, красный как рак, и оглушительно вопросил, не требуются ли его услуги. Отослав беднягу прочь, я тем самым нанесла бы ему тяжелую рану. Поэтому пришлось уступить и смиренно наблюдать, как Джон бестолково мечется по комнате, опрокидывая стулья и поливая чаем пол. Глаза его были прикованы к Черити.

Разговор крутился вокруг смерти Хамида.

– Бедняга, – скорбно покачал головой Дэвид. – Вы были несправедливы, брат Иезекия, когда сказали, что он убежал.

Иезекия величественно кивнул:

– Истина твоя, брат мой.

Он оглядел остальных, словно ожидая восхищения за это признание своей небезгрешности. Видимо, реакция Дэвида удовлетворила его, поскольку Иезекия продолжил звучным голосом, так и сочащимся самодовольством:

– Брат Хамид был подлинным воплощением доброде-етели.

– Замечательный человек! – тихо сказал Дэвид.

– Нам будет очень его не хватать.

– Один из избранных.

– Мне он никогда не нравился.

Наше удивление вызвал не столько этот диссонанс в непрерывном потоке славословия, сколько его источник. Замечание исходило из-под черного дымохода Черити. Ее братец в гневном изумлении повернулся к ней, но девушка продолжила с вызовом:

– Он был подхалимом и льстецом. Вечно расточал похвалы, а сам посмеивался себе под нос.

– Черити, Черити, – мягко сказал Дэвид. – Вы забываетесь.

Стройная фигурка в черном одеянии качнулась в его сторону, словно цветок в поисках солнца. Девушка молитвенно сложила руки:

– Вы правы, брат Дэвид. Простите меня.

– Это может сделать только Бог.

Эмерсона, который с неприкрытым удовольствием наблюдал за этим диалогом, наконец утомили лирические отступления.

– Когда вы в последний раз видели Хамида?

Все сошлись во мнении, что Хамида не видели с той ночи, когда случился пожар. Он присутствовал на вечерней трапезе вместе с другими, новообращенными, после чего удалился на свое убогое ложе. Дэвид утверждал, что видел его мельком в последующей суматохе, но Иезекия настаивал, что, напротив, отсутствие Хамида среди тех, кто тушил пламя, вызвало у него нехорошие подозрения. Когда же Хамид и утром не объявился, оказалось, что его скудные пожитки тоже исчезли.

– Мы предположили, что он вернулся к себе в деревню, – сказал Дэвид. – Иногда наши новообращенные... Иногда они не...

– Понятно, – ухмыльнулся Эмерсон. – Ваша наивность, господа, меня удивляет. Оставим вопрос о вашей вере, но принимать у себя дома совершенно незнакомого человека, не получив рекомендаций, не наведя о нем справки...

– Все мы братья в Господе нашем! – продекламировал Иезекия, напыжившись.

– Это вы так думаете. В данном случае у мисс Черити, похоже, оказалось больше здравого смысла, чем у мужчин. Ваш «брат» вовсе не христианин-копт, а правоверный мусульманин. И выходец он отнюдь не из соседней деревушки, а из каирского преступного мира. Хамид был лжецом, весьма вероятно – вором и очень возможно – убийцей.

Если бы Эмерсон посоветовался со мной заранее, я бы велела ему не выдавать эти сведения. Да еще в такой форме! Как легко заметит читатель, мой ненаглядный сделал вид, будто сам и разведал всю правду о Хамиде.

Однако откровения Эмерсона позволили понаблюдать, какое же впечатление произведут они на миссионеров. Поскольку я, как правило, подозреваю всех без исключения, то, естественно, задалась вопросом: а не сидит ли перед нами убийца Хамида? Но изумление гостей выглядело искренним. На лице Дэвида читалось вежливое недоверие. Брат Иезекия сидел, словно громом пораженный. Его тяжелая челюсть отвисла, и в течение нескольких секунд он мог только бессвязно лопотать:

– Что... где... как вы... почему...

– В этом нет никаких сомнений, – важно сказал Эмерсон. – Ваш брат Хамид был отъявленным мошенником, он ловко вас одурачил.

– Поскольку сам Хамид не способен себя защитить, – заговорил Дэвид, – мой долг сделать это за него. Вы обвиняете беднягу в том, что он вас ограбил?

– У нас он ничего не украл. То есть... – По лицу Эмерсона скользнуло выражение досады. Я поняла, что он думает о странствующих ящиках с мумиями. Но вдаваться в подробности он не стал. – На совести Хамида кража древностей баронессы.

Иезекия наконец обрел дар речи:

– Откуда вам известно, сэр?

– У нас с миссис Эмерсон свои методы, – тонко улыбнулся Эмерсон.

– Но по крайней мере одна вещь нашлась, не так ли?

– Вы ошибаетесь. Ящик... – Эмерсон спохватился, но было уже поздно. – Это был не тот ящик с мумией, что принадлежит баронессе. Где же находится имущество баронессы, по-прежнему никто не знает. Но мы вышли на след.

Дэвид встал.

– Простите меня, профессор, но я не могу спокойно слушать, как вы обвиняете мертвого. Наши помощники, наверное, уже прибыли. Если вы покажете мне, где лежит наш несчастный брат, мы заберем его с собой.

– Разумеется. Я одолжу вам мешок.

7

Мрачная вереница похоронной процессии на фоне кровавого заката потянулась в сторону деревни. Нас пригласили присутствовать на погребении «нашего дорогого брата», на что Эмерсон воскликнул с искренним изумлением:

– Сэр, вы, должно быть, выжили из ума, раз предлагаете подобное!

Мы вернулись в гостиную, где Джон уже зажег лампы. Рамсес тоже был здесь. Он явно подслушивал нашу беседу с миссионерами. Стоило нам переступить порог комнаты, как он пропищал:

– Папочка, я хотел бы пойти на похороны.

– Что за вздорное желание? – поразился Эмерсон.

– Есть народное поверье, будто убийцу как магнитом притягивает на похороны жертвы. Я подозреваю, что это просто вымысел, но истинно пытливый ум не отвергает теорию только потому, что...

Эмерсон испустил тяжкий вздох.

– Рамсес, ты меня удивляешь. Одно дело научные изыскания и совсем другое – нездоровое любопытство, к которому, я должен с сожалением констатировать, питают пристрастие и некоторые взрослые, – быстрый взгляд в мою сторону, – хотя им следовало бы понимать...

Тут он замолчал, очевидно понятия не имея, а что, собственно, «им» следует понимать. Я ледяным голосом отчеканила:

– Мы слушаем тебя, Эмерсон. Продолжай, будь так любезен.

– Ну... э-э... Ага! Я собирался предложить вам иное развлечение. Вместо того чтобы тащиться на кладбище, давайте завтра наведаемся в Дахшур и вздуем... то есть навестим старину де Моргана.

– Прекрасная идея, Эмерсон! Но я не вижу причин, почему бы нам не сделать и то, и другое. Похороны состоятся рано утром, а потом мы можем съездить в Дахшур.

Странно, но Эмерсон возражать не стал. Рамсес тоже милостиво согласился.

После того как Рамсеса отправили спать, а Джон удалился к себе в комнату (он таки закончил терзать Левита и теперь погрузился в еще более запутанный текст Чисел), я сказала ненаглядному:

– Твоя сдержанность меня приятно удивила. Я уж испугалась, что ты разорвешь брата Иезекию в клочья.

– Этот жалкий субъект не стоит того, чтобы тратить на него силы и нервы. – Эмерсон отодвинул в сторону блокнот. – Честно говоря, я нахожу Иезекию крайне занимательным представителем Homo Sapiens. Это самый нелепый человек из всех, кого я встречал за последние годы.

– Думаешь, это Иезекия убил Хамида?

Эмерсон изумленно вытаращил глаза:

– На кой черт ему понадобилось убивать Хамида?

– Вечно у тебя на уме одни лишь мотивы. Давно уже следовало бы понять, что это не единственный способ раскрыть злодейство! – Эмерсон продолжал таращиться. Я окинула его долгим взглядом и невозмутимо продолжала: – Можно придумать с десяток причин, почему Иезекии не терпелось укокошить своего брата Хамида. Например, Хамид мог приставать к Черити, в Иезекии взыграло ханжество и он помчался убивать бесстыдника. Или же святоша Иезекия прознал, что брат Хамид лишь притворяется новообращенным.

– Пибоди... – начал Эмерсон зловещим тоном.

– У меня уже готов перечень возможных мотивов! – Я гордо извлекла из кармана блокнот. – Во-первых, мы знаем, что Хамид был сыном Абделя и отец лишил его наследства. Во-вторых, мы знаем, что Хамид входил в шайку преступников, промышляющих древностями. Согласна, наиболее правдоподобное объяснение убийства – склоки среди воров. Все эти тайные сообщества – настоящие рассадники интриг. Что, если Хамид нарушил клятву, которую скрепил собственной кровью, а? Знаешь, такие пышные церемонии, где все разгуливают в капюшонах, кромешный мрак рассеивается светом одной-единственной свечки, то и дело бьют в гонг и раздаются печальные завывания...

– Пибоди, когда только ты находишь время читать подобную дребедень?!

Сочтя этот вопрос риторическим, я не снизошла до ответа.

– А еще в тайных обществах популярны дурманящие зелья, от которых у людей ум за разум заходит, они теряют волю и становятся способны на самые чудовищные дела. Что, если зловещий Гений Преступлений решил, что Хамид опасен, и приказал его убить?

– Полагаю, ты говоришь о своем любимце, мифическом персонаже из бульварных романов, что вершит злодеяния по всему Египту, а то и миру? Впрочем, благородный злодей-любитель мне больше по вкусу, чем брат Иезекия.

Эту шпильку я тоже пропустила мимо ушей.

– Или, например, Хамид вздумал основать собственное дело и похитил казну своей шайки. Но как бы там ни было. Гений Преступлений – самый вероятный подозреваемый.

– Ну да, конечно, конечно! – Эмерсон скрестил руки на груди и издевательски улыбнулся. – Полагаю, логическим путем ты уже установила личность этой загадочной, если не сказать неправдоподобной, фигуры?

Я демонически расхохоталась:

– Неправдоподобной?! Подумай сам, мой дорогой Эмерсон! Интересно, кто тогда проник вчера в комнату Рамсеса, а? Хамид к тому времени был уже мертв!

– Гм... Ну-ну... Ладно, я готов допустить существование банды, Пибоди, хотя это о-очень большая натяжка. Но Гений Преступлений... Ха!

Я послала ему улыбку умудренной опытом разбойницы с большой дороги.

– Во всякой уважающей себя банде имеется вожак, дражайший Эмерсон. Разумеется, я уже думала, кто бы это мог быть... – Я зашелестела страницами блокнота. – Только не надо больше перебивать. По-моему, ты хочешь запутать меня.

– Ив мыслях не было! – лицемерно воскликнул Эмерсон.

– Да? Что ж... Очевидно, что Хозяин, как его назвал Абдель, скрывается под чьей-то личиной.

Эмерсон зааплодировал:

– Браво, Пибоди! Блестящий вывод.

– Прошу тебя, Эмерсон, оставь свои шутки. Я хочу сказать, что он – или она, ибо не стоит преуменьшать способности так называемого слабого пола... На чем я остановилась?

– Понятия не имею, дорогая моя Пибоди.

– Так... Ага! Итак, Гений Преступлений скрывается под маской какой-нибудь вполне добропорядочной личности. Миссионера, русского аристократа, немецкой баронессы, известного археолога...

Эмерсон приосанился:

– Уверяю тебя, Пибоди, у меня есть безупречное алиби. Ты знаешь, где я бываю ночью.

– Тебя никто и не подозревает.

Мой ненаглядный супруг разочарованно вздохнул:

– Да? Что ж, приятно слышать.

– Давай расположим подозреваемых по порядку. Во-первых, брат Иезекия. Что мы знаем о его жизни до того времени, как он появился в Мазгунахе? Нисколько не сомневаюсь, что «Братья святого Иерусалима» – вполне официальная секта, но не слишком ли охотно они вербуют в свои ряды отъявленных негодяев? В преступной деятельности могут быть замешаны все члены миссии: например, брат Дэвид служит связным между Иезекией и каирским преступным миром, а Черити исполняет роль ширмы. Ее присутствие придает шайке невинный вид.

Эмерсон старательно пытался скрыть растущий интерес, но я видела, как сверкают его глаза.

– Ну вот опять, Пибоди! Ты всегда была снисходительна к юным прелестницам. Ангелоподобная Черити запросто может оказаться твоим Гением Преступлений.

– Я и не отрицаю, уж слишком у нее добродетельный вид – настоящая карикатура на благочестивую юную американку. Главой банды может быть и молодой Дэвид, а Иезекия – его невинной жертвой, обманом завлеченной в цепкие сети злодейств. Но самый подозрительный человек – князь Каленищефф. На аристократа он не похож, источники его доходов никому не ведомы. Кроме того, славяне – люди с крайне неустойчивой психикой.

– А как насчет немцев, Пибоди? Уж у них-то с психикой все в порядке!

– Бисмарк, Эмерсон... вспомни о Бисмарке! Типичный истерик. К тому же кайзер был крайне груб со своей бабушкой.

– Неопровержимый довод! Впрочем, мне эта мысль нравится. Гений Преступлений – баронесса! Однако она, вероятно, сейчас в Луксоре. А предводитель банды, если хочет преуспеть, должен быть в гуще событий.

– Но баронесса вовсе не в Луксоре! – торжествующе вскричала я. – В гостинице мне удалось подслушать кое-какие сплетни. Через два дня после отплытия из Дахшура судно баронессы село на мель, и наша приятельница вернулась в Каир поездом. Так что баронесса в Каире! Точнее, даже ближе, в Гизе, остановилась в гостинице у пирамид. А Гиза, между прочим, находится от Дахшура всего в двух часах езды на осле!

– Значит, древности у этой каракатицы украли для отвода глаз, чтобы отвести подозрения?

– Возможно, возможно... Но в тот момент баронесса не вызывала подозрений, по крайней мере у нас. Мне кажется более вероятным, что кража эта – вызов со стороны Хамида. Если, конечно, баронесса действительно Гений Преступлений.

– А кого из археологов ты подозреваешь? Уж не нашего ли соседа, этого французского павлина?

– Но это самая лучшая маска! У археолога законное право вести раскопки, он лучше всех прочих способен оценить находки. А мсье де Морган, будучи главой Ведомства древностей, может присматривать за остальными археологами и самые многообещающие участки спокойно прикарманить. Вспомни, прошлой весной он раскапывал гробницы Двенадцатой династии, а летом пошли слухи, что на черном рынке появились украшения той эпохи.

Лицо Эмерсона приобрело мечтательное выражение, синие глаза замерцали надеждой. Он покачал головой.

– Увы, Пибоди. Не позволим благим пожеланиям уводить нас в сторону. Конечно, заманчиво упечь прощелыгу де Моргана за решетку, но придется поискать другой способ заполучить Дахшур. Однако твое предположение о преступнике-археологе выглядит весьма правдоподобно. Знаешь, де Морган не единственный мой знакомый в научных кругах... – И Эмерсон устремил на меня умоляющий взгляд.

– И на секунду не поверю, будто Гений Преступлений – это мистер Питри!

– Нет?.. А может, все же...

– Нет, нет и нет!

8

Несмотря на затянувшееся обсуждение, список в моем блокноте так и не пополнился. Эмерсон все норовил включить в число подозреваемых наших знакомых – преподобного Сейса, архиепископа Александрийского, милого мсье Масперо, бывшего главу Ведомства древностей, – но его предложения были слишком смехотворны, чтобы воспринимать их всерьез. Как я справедливо указала ненаглядному, одно дело гипотезы и совсем другое – необузданная фантазия.

Я надеялась, что завтрашний визит в Дахшур позволит нам узнать больше. Каленищефф все еще был там, делая вид, будто помогает мсье де Моргану, и я собиралась снова поболтать с этим малоприятным господином.