– Не беспокойтесь о моей сестре, профессор, Черити получила правильное воспитание. Она знает, где место женщины. Напоминаю вам, сэр, первое послание к коринфянам, глава четырнадцатая, стихи тридцать четвертый и тридцать пятый: «Жены ваши... да молчат, ибо не позволено им говорить... Если же они хотят чему научиться, пусть спрашивают о том дома у мужей своих». Советую вам применить это правило к своей собственной семье, профессор, пока вы не пали жертвой более хитрых и пронырливых ее членов. – И он послал мне долгий взгляд.
Когда Иезекия со своей свитой удалился, Эмерсон разразился хохотом:
– Надо же! Оказывается, Пибоди, ты хитра и пронырлива! А я подкаблучник!
Я приподнялась на цыпочки и обвила руками его шею:
– Эмерсон, давно я говорила, что питаю к тебе самые теплые чувства?
Муж обнял меня:
– Ты упомянула об этом мимоходом несколько часов назад, но если у тебя есть желание углубиться в эту тему...
Он мягко отстранился и заговорил уже серьезнее:
– Пибоди, мы не можем позволить этим идиотам мчаться навстречу гибели.
– Думаешь, все обстоит так серьезно?
– Боюсь, что да. Ты слишком старательно изображала сыщицу и не замечала, что вокруг творится. Наши работники уже разделились на две группы. Новообращенные сторонятся своих односельчан. Абдулла сообщил мне о нескольких потасовках. У меня такое впечатление, что этот несчастный проповедник действительно стремится стать мучеником.
– Ну, этого можно не опасаться. Времена мучеников давным-давно миновали.
– Будем надеяться. Мы потратили слишком много времени на этого несчастного. Рабочие уже на раскопках. Я должен идти.
Наскоро обняв меня, он удалился, а я села выпить чаю. Но едва поднесла к губам чашку, как услышала яростный крик. Я узнала голос ненаглядного супруга и со всех ног кинулась на крик, ожидая самого худшего. Может, брат Иезекия вернулся и сейчас на раскопках творится убийство?!
Проповедника, как и Эмерсона, нигде не было видно, однако дикие вопли продолжались. Я устремилась к дальней стороне монастыря, где не бывала с самого первого дня. Стена там была ветхая, но целая. Теперь же моему изумленному взгляду предстал зияющий пролом.
Эмерсон метался вдоль пролома, размахивая руками и выкрикивая бессвязные слова. Перед ним понуро стоял Абдулла. Углядев новый объект для нападок, Эмерсон принялся вопить с удвоенной силой:
– Вы посмотрите! Нет, вы только посмотрите! Это так ты, Пибоди, ведешь хозяйство?!
Короткой, но предельно выразительной речью я отмела несправедливые попреки. После чего Эмерсон поспешно извинился:
– Прости, дорогая Пибоди. Сегодня выдалось трудное утро. И теперь вот это!
– Что?
– Дыра, Пибоди! Дыра!!! В нашем хранилище.
– Дыру я вижу. Откуда она здесь взялась?
– Не знаю, Пибоди. Возможно, Рамсес украл слона и попытался спрятать его в этом сарае?
Неуместная шутка, согласитесь.
– Стена старая, и известковый раствор во многих местах выкрошился. Возможно, она упала сама по себе.
– Ага, сама упала! Только не изображай из себя круглую дурочку, Пибоди!
– А ты не изображай пожарную сирену, Эмерсон!
Абдулла встрепенулся:
– Приятно внимать вашей дружеской беседе, но это сделал призрак! Дух священника, которого изгнал Отец Проклятий. Он вернулся! Ифрит...
Я вздохнула. Снова призраки, джинны, ифриты и прочая нечисть.
– Абдулла, ты же понимаешь, что это чепуха.
– Совершенно верно, – поддержал меня Эмерсон. – Если уж я взялся изгонять духов, то делаю это на совесть.
Абдулла улыбнулся. Эмерсон вытер лоб рукавом и устало сказал:
– Давайте посмотрим, какой нанесен урон. Что это за комната, Амелия? Я что-то никак не сориентируюсь.
Я сосчитала окна.
– Там хранятся ящики с мумиями. Те, что мы обнаружили на римском кладбище.
– Есть в этом какая-то странная обреченность, – задумчиво пробормотал Эмерсон. – Абдулла, отправляйся на раскопки, и пусть рабочие приступают. А мы с тобой, Пибоди, посмотрим, что там есть – или чего нет.
Так мы и сделали. Гробы были все перепутаны, зато кирпичи лежали аккуратной кучкой. Вряд ли стена рухнула столь изысканным способом. Впрочем, я и сама не верила в свою гипотезу. Кирпичи вытаскивали по одному, пока не получился достаточно большой проем. Не слишком тяжелая работа.
– ...пять, шесть, семь, – считал Эмерсон. – Все на месте, Амелия.
Я откашлялась.
– Эмерсон...
– Только не говори, что ты сунула сюда баронессину мумию!
– Мне показалось это логичным.
– Значит, здесь должно быть восемь гробов.
– Именно.
– Но один исчез.
– Безусловно.
Эмерсон задумчиво затеребил подбородок.
– Позови-ка Джона!
Я молча повернулась. Сейчас не время придираться к повелительным интонациям. Дверь одной из келий приоткрылась, и в галерею высунулась голова.
– Можно мне выйти, мама? – спросил Рамсес.
– Можно. Пожалуйста, разыщи Джона.
– Он тут, мама.
Эта парочка присоединилась к нам, и Эмерсон с помощью Джона начал выносить ящики из хранилища. Выложенные в рядок, они производили отталкивающее впечатление. Мастерская гробовщика, да и только. Эмерсон внимательно оглядел свое богатство.
– Все эти гробы нашли мы, Пибоди! – объявил он. – Значит, украли тот, что принадлежал баронессе. Опять!
– Ошибаешься, Эмерсон. Вон тот ящик мы с Джоном принесли сюда вчера вечером. У него сбоку царапина. Да и лежал он как раз там, где мы его положили.
– Ошибаешься, Пибоди. Уж в чем, в чем, а в гробах я разбираюсь! Это все равно как если бы я не узнал свою собственную мать.
– Поскольку твоя матушка почила пятнадцать лет назад, ты вполне способен допустить такую ошибку.
– Оставим в покое мою родительницу! – парировал Эмерсон. – Вообще не понимаю, с какой это стати ты завела о ней речь. Если ты мне не веришь, Пибоди, можем заглянуть в записи. Гробы я описываю с особым тщанием.
– Нет-нет, мой дорогой Эмерсон, это лишнее. Твоя память всегда отличалась точностью. Но и я уверена, что именно этот ящик мы с Джоном вчера положили в хранилище.
– Вывод очевиден! – радостно пискнул Рамсес. – Ящик, который принесли вчера вечером, вовсе не принадлежал баронессе. Его просто перепутали с ящиком баронессы...
– Заверяю тебя, Рамсес, подобная возможность не ускользнула от нашего внимания, – несколько резко ответила я.
– Неизбежный вывод заключается в том, – продолжал Рамсес, – что...
– Помолчи немного, Рамсес, – взмолился Эмерсон, хватаясь за голову. – Дай подумать. А то гробы с мумиями свистят у меня перед носом со скоростью экспрессов... Первоначально в комнате было семь ящиков.
Я похвалила:
– Очень хорошо, Эмерсон, – и пристально глянула на Рамсеса, который собирался разразиться новым монологом.
– Семь, – мучительно повторил Эмерсон. – Вчера вечером сюда поместили еще один. Семь плюс один. Получается восемь. Ты случайно не заметила, Пибоди, сколько было вчера...
– Боюсь, что нет, Эмерсон. Было темно, и мы торопились.
– У баронессы украли ящик с мумией, – продолжал Эмерсон. – Мы решили, что нам передали именно этот ящик. Ты уверена, что это он. Следовательно, остается предположить, что нам всучили вовсе не украденный у баронессы гроб, а черт-те что... Непонятно где добытую дрянь!
Рамсес не в силах был больше сдерживаться:
– Нет-нет, папа! Ты был прав, сказав, что этот ящик нашли наши рабочие. Нам вчера вернули наш собственный ящик! Наверное, вор вытащил его из этой комнаты раньше.
Я с изумлением воззрилась на любимое чадо:
– Что-что?
– Грабитель! – торжествующе пропищал Рамсес.
– И после ограбления он аккуратно поставил на место кирпичи? – Эмерсон недоверчиво покрутил головой. – Впрочем, почему бы и нет? Предположим, вор утащил у нас ящик и бросил его в пустыне. Идиот де Морган, который даже гроб со своей собственной мумией не признал бы, принял находку за ящик баронессы. Но зачем грабителю понадобилось устраивать этот спектакль?
Краем глаза следя за Рамсесом, я выпалила:
– Он надеялся, что прекратятся поиски ящика баронессы.
Рамсес разочарованно вздохнул. То-то же! Пусть знает, что его родительница тоже не лыком шита!
– Гм... Мой вопрос был чисто риторическим, Пибоди. Ты меня перебила. Могу я попросить, чтобы вы оба немного помолчали и позволили мне довести умозаключения до логического конца?
– Конечно, мой дорогой Эмерсон.
– Конечно, папочка.
– Конечно, сэр, – смущенно присоединился к нашему хору Джон. – Правда, я не понимаю, о чем вы толкуете.
Эмерсон величественно расправил плечи и прочистил горло.
– Хорошо. Начнем с предположения, что вор украл один из наших ящиков с мумиями и подменил его похищенным у баронессы гробом. Так он убил двух зайцев: во-первых, припрятал свою добычу в надежном месте, где никто ее не станет искать; во-вторых, подбросил в пустыню другой гроб, дабы все успокоились. Он изрядно постарался, заделывая стену, чтобы никто не заметил подмену. Все это достаточно логично. Но скажите, зачем ему вздумалось следующей ночью разрушать стену, а?
Он буравил Рамсеса таким жутким взглядом, что наш сын нехотя захлопнул рот.
– Вовсе не для того, чтобы вернуть украденный ящик! Их здесь семь, то есть столько, сколько было с самого начала. Отсюда вытекают две возможности. Либо вор хотел забрать какой-то предмет, который он прятал в хранилище. Либо стремился привлечь наше внимание к своим действиям.
Эмерсон замолчал. Аудитория хранила восхищенное молчание. На лице моего супруга проступило выражение ребяческого удовольствия.
– Если у кого-либо имеются иные гипотезы, можете их выдвигать, – милостиво предложил он.
Мой несносный ребенок вновь меня опередил:
– Возможно, кто-то еще хотел привлечь наше внимание к краже. Другой человек!
Эмерсон энергично потряс головой:
– Нет, Рамсес! Я отказываюсь допустить существование еще одного неизвестного мошенника. Хватит с нас и одного.
– Я склоняюсь в пользу первой твоей гипотезы, Эмерсон, – заговорила я. – Зачем огород городить? Все просто: вору понадобилось спрятать ящик баронессы. И логичнее всего спрятать вещь среди других таких же вещей. Вот он и засунул свой гроб в хранилище, а дабы мы не обнаружили подкидыша, умыкнул один из наших ящиков и не долго думая бросил его в пустыне. Мсье де Морган нашел этот ящик с мумией, и Джон положил его обратно в хранилище, но, поскольку было темно, мы не заметили, что ящиков стало восемь. Сегодня же вор снова проник в хранилище и забрал свою добычу, то есть ящик с мумией из коллекции баронессы.
– У меня такое чувство, – как бы между прочим заметал Эмерсон, – что, если я еще раз услышу выражение «ящик с мумией», меня хватит апоплексический удар. Пибоди, твоя гипотеза звучит разумно, за исключением одного пункта. Всякий, у кого есть хотя бы унция здравого смысла, не стал бы красть ящ... собственность баронессы, не говоря уж о том, чтобы идти на такие фантастические трюки.
Мы озадаченно переглянулись. Наконец Рамсес задумчиво объявил:
– У меня есть несколько вариантов, папа. Но строить теорию на недостаточных данных – это серьезная ошибка.
– Хорошо сказано, Рамсес, – одобрил Эмерсон.
– Это не я придумал, папа.
– Все равно. Так что давайте оставим теории в покое и будем действовать. Я начинаю склоняться к твоей точке зрения, Пибоди. Единственная подозрительная личность в нашем лагере – это Хамид. Расспросим его.
Но Хамида на раскопках не было. В то утро он не явился на работу, остальные рабочие уверяли, что не видели его.
– Ну, что я вам говорила? – воскликнула я. – Сбежал! Разве это не доказывает его вину?!
– Это доказывает лишь то, что Хамида здесь нет, – желчно ответил Эмерсон. – Возможно, прощелыга достиг своей цели, в чем бы она ни заключалась, и убрался восвояси. Тем лучше. Можно спокойно продолжать работу.
– Но, Эмерсон...
Он погрозил мне пальцем:
– Работа, Пибоди, работа! Тебе это слово знакомо? Я знаю, наша деятельность в этой дыре нагоняет на тебя скуку, ты жаждешь пирамид и с насмешкой относишься к кладбищам, особенно римским...
– Эмерсон, я никогда не говорила...
– Зато думала!
– Если и так, то не я одна.
Эмерсон обнял меня за плечи, не обращая внимания на рабочих, и тихо пробормотал:
– Ты как всегда права, дорогая моя Пибоди. Я тоже считаю наши нынешние раскопки смертельной скукой. И вымещаю на тебе свое дурное настроение.
– Может, займемся здешними пирамидами, Эмерсон? Пусть они неказистые, зато наши.
– Ты знаешь мою методику, Пибоди. Все надо делать последовательно. Долг прежде всего, и меня не отвлечет сладостный зов... этих... гм... пирамид.
5
В течение следующих нескольких дней казалось, что надежды Эмерсона по поводу Хамида оправдаются. В нашем лагере, как и в деревне, царили тишь да гладь. На миссионеров больше не нападали, на нашу собственность не покушались. И даже когда с моего языка случайно сорвались слова «ящик с мумией», Эмерсон лишь слегка передернулся, но до обещанного апоплексического удара дело не дошло.
Я позволила любимому супругу наслаждаться иллюзорным покоем, но сама-то прекрасно знала, что этот обманчивый мир продлится недолго. Интуиция подсказывала: спокоен лишь тоненький слой над бушующим котлом страстей, которые рано или поздно вырвутся наружу.
Мысль позволить Рамсесу вести собственные раскопки оказалась удивительно удачной. Каждое утро я готовила для него увесистый сверток с едой, и он пропадал в пустыне целыми днями, возвращаясь точно к чаю. Голодный и довольный. Однако как-то раз он задержался, и я уже собиралась послать за ним, когда углядела вдали маленькую фигурку.
Рамсес торопливо крался вдоль монастырской стены. К груди он прижимал какой-то предмет, завернутый в куртку. Ничего хорошего эта таинственность не сулила.
– Рамсес!
Он стремительно юркнул в свою комнату, но через несколько секунд появился как ни в чем не бывало. Куртка была на нем, правда наизнанку.
– Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не снимал куртку в пустыне?
– Много раз, мамочка.
– Что у тебя там?
– Находка с раскопок, мама.
– Можно взглянуть?
– Я предпочел бы не показывать, мамочка... пока.
Настоять мне не дал Эмерсон.
– Одну минуту, Пибоди. – Он наклонился к моему уху. – Рамсес хочет сделать нам сюрприз. Ты же не станешь разочаровывать нашего мальчика, правда?
Как сказать. Сюрпризы бывают всякие, а когда речь идет о Рамсесе, в основном неприятные.
С блаженной улыбкой Эмерсон снова зашипел мне на ухо:
– Наверняка собирает черепки и свои любимые кости. Так что приготовься радостно восклицать и восторгаться всякой трухой.
– Ладно, чему быть, того не миновать.
Наш довольный отпрыск скрылся в своей комнате.
Что бы ни обнаружил Рамсес, вряд ли его находки были скуднее наших. Мы нашли небольшое семенное кладбище, относящееся к Четвертой или Пятой династии фараонов, но в скромных маленьких гробницах не было ни одного примечательного предмета, а мумии из-за влажной почвы превратились в комья глины. Словом, ужасная скука.
К счастью, это нудное спокойствие продолжалось недолго. Первый признак новой вспышки насилия был довольно невинным.
Мы с Эмерсоном сидели в гостиной после непритязательного ужина. Он делал записи в журнале, а я собирала из черепков свою одиннадцатую римскую амфору. Честно говоря, амфоры у меня всегда вызывают зевоту. Вот я и зевала над черепками. Рамсес в своей комнате был погружен в какое-то таинственное и наверняка предосудительное занятие. Джон терзал Писание. Львенок охотился за моими ногами, в качестве трофея ему неизменно доставались тапочки. Поскольку одну он уже благополучно сгрыз, я решила отдать ему на растерзание и другую. Бастет лежала на столе рядом с бумагами Эмерсона, глаза ее превратились в щелочки, а мерное мурлыканье тихим эхом разносилось по комнате. Словом, наше семейство погрязло в трясине бездействия и умиротворенности. Отвратительное состояние.
Я зевнула в очередной раз, потянулась и сказала:
– Пожалуй, съезжу-ка я в Каир.
Эмерсон отложил перо:
– Так я и знал! Пибоди, я запрещаю тебе шляться по базарам, выискивая убийцу. До сих пор все шло спокойно, и я не собираюсь...
– Не понимаю, что это тебе взбрело в голову. Мне надо сделать покупки, только и всего. Между прочим, посмотри на мои домашние туфли. Видишь, во что они превратились? Да и запасы висмута кончаются. Такое впечатление, что все до единого страдают желудочными коликами.
– Если бы ты так щедро не пичкала всех подряд этим мерзким зельем, оно бы никогда не закончилось.
Дружеская дискуссия развивалась своим чередом, когда нас прервал донесшийся снаружи окрик. После ограбления хранилища Абдулла взял на себя труд охранника. Каждую ночь либо он, либо один из его сыновей спал рядом с дверью хранилища. Этот поступок глубоко тронул меня, тем более что Абдулла по-прежнему опасался призраков и джиннов.
К дому приближались две фигуры. В свете факела, который Абдулла держал высоко над головой, я узнала наших друзей.
– Да это преподобный Сейс и мистер Уилберфорс! – воскликнула я радостно. – Какая приятная неожиданность!
– Неожиданно здесь только то, что они не заявились раньше, – проворчал Эмерсон. – Уже три или четыре дня никого не было, я даже чуть было не возомнил, что нас оставят в покое и позволят нормально работать.
Вскоре выяснилась причина появления гостей.
– Мы причалили сегодня утром в Дахшуре, – сообщил преподобный Сейс, – и провели весь день с мсье де Морганом. Поскольку утром мы вновь отправляемся в путь, то вечером решили навестить вас.
– Очень любезно с вашей стороны, – сказала я, на всякий случай пихнув Эмерсона локтем в бок. – Добро пожаловать в нашу скромную обитель!
– Не такую уж скромную, – улыбнулся американец, одобрительно оглядывая наше уютное жилище. – Вы обладаете подлинно женским талантом, миссис Амелия, придавать любому месту обжитой вид. Мои поздравления... О господи!
Уилберфорс отскочил как раз вовремя, чтобы не дать львенку схватить себя за ногу. Он вырядился в элегантные ботинки с кисточками, и вряд ли стоило винить юное и легкомысленное создание за интерес к новым веяниям в моде.
Я привязала львенка к ножке стола, а мистер Уилберфорс уселся в изрядном отдалении.
– Не тот ли это лев, что принадлежит баронессе? – спросил преподобный. – Мы слышали, он потерялся.
– Да, его нашел Рамсес.
Если ничего, кроме лжи, не остается, то приходится лгать, такова жизнь. Но сейчас я вовсе не лгала. Рамсес ведь и впрямь нашел льва, а вот где именно – это дело другое.
Разговор переключился на открытия мсье де Моргана. Эмерсон молча слушал, время от времени раздраженно покусывая губы.
– Нет никаких сомнений, – рассказывал его преподобие, – что южная кирпичная пирамида построена фараоном Аменемхетом Третьим из Двенадцатой династии. Мсье де Морган нашел несколько прекрасно сохранившихся гробниц, относящихся к тому периоду. Он уже внес огромный вклад в наши представления о Среднем царстве.
– Очень мило, – вяло отозвалась я.
После этого разговор затих. Даже у преподобного не хватило смелости спросить Эмерсона, как продвигается работа. Наконец мистер Уилберфорс сказал:
– Честно говоря, друзья мои, мы приехали сюда не просто так. Мы несколько обеспокоены вашей безопасностью.
Эмерсон напустил на себя оскорбленный вид:
– Господи, Уилберфорс, что вы имеете в виду? Я в состоянии защитить свою семью.
– Но неподалеку от вас случилось несколько тревожных событий. За день до нашего отъезда из Каира мы встретили молодого Дэвида Кэбота, который поведал нам о нападении на миссию.
Эмерсон презрительно хмыкнул:
– Вряд ли это нападение. Какой-то религиозный маньяк устроил костер у молельного дома, вот и все. Никто ведь не пострадал.
– И все же это зловещий знак, – настаивал Сейс. – А еще мистер Кэбот признал, что среди жителей деревни растет враждебность.
– А вы знакомы с братом Иезекией?
Уилберфорс рассмеялся:
– Я вас понял, профессор. Если бы я страдал пироманией, то дом этого господина спалил бы в первую очередь.
– Этим не шутят, Уилберфорс, – с укором заметил преподобный. – Я не питаю никаких симпатий к убеждениям и деятельности брата Иезекии, но мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь пострадал. Своим бестактным поведением эти люди бросают тень на всех христианских миссионеров.
Эмерсон довольно усмехнулся.
– Думаю, вы переоцениваете опасность, господа. Я внимательно слежу за ситуацией и могу вас заверить, что при мне никто не посмеет напасть на брата Иезекию и его сподвижников.
И он щелкнул зубами, а надо заметить, зубы у моего любимого супруга очень белые и очень острые. Преподобный Сейс лишь покачал головой.
Вскоре после этого оба собрались уезжать, уверяя, что они отплывают на рассвете. И только когда гости взяли шляпы, Сейс, откашлявшись, произнес:
– Есть еще один небольшой вопрос, который я намеревался обсудить с вами, миссис Эмерсон. Он чуть не вылетел у меня из головы – это такая мелочь... Тот кусок папируса, который вы мне показывали, он все еще у вас?
– Да, – удивленно ответила я.
– А вы могли бы с ним расстаться? Я все вспоминал ту часть текста, что сумел перевести, и пришел к выводу, что он может представлять интерес для изучения библейской истории.
– По правде говоря, у меня до него так руки и не дошли, – призналась я. – Даже не взглянула на него с того дня, как мы покинули Каир.
– Но папирус у вас? – повторил преподобный каким-то напряженным тоном.
– Да, конечно. Где-то здесь.
– Не хотелось бы вас беспокоить...
– Так и не надо, – встрял Эмерсон, с любопытством наблюдавший за его преподобием. – Полагаю, вы не рассчитываете, что миссис Эмерсон начнет в столь поздний час ворошить коробки и тюки.
– Конечно, нет. Я только надеялся...
– Загляните к нам на обратном пути, – Эмерсон радушно улыбнулся, – когда будете проезжать мимо. Мы постараемся найти этот обрывок и тогда подумаем над вашей просьбой.
Сейсу пришлось довольствоваться этим туманным обещанием, хотя он был явно недоволен.
Мы вышли на порог, чтобы проводить гостей. Звезды величественно мерцали на бархатно-черном небе, пустыня в лунном сиянии казалась облитой жидким серебром. Рука Эмерсона медленно обвила мою талию.
– Пибоди...
– Да...
– Я эгоистичная скотина, Пибоди.
– Мой дорогой Эмерсон!
Он увлек меня внутрь и плотно прикрыл дверь.
– Хотя твое заветное желание не исполнилось и к пирамидам нас не подпустили, ты ведешь себя удивительно благородно. Ни слова попрека. А когда на днях ты сказала проклятому де Моргану, что без ума от римских мумий, я едва не разрыдался.
– Спасибо, мой милый Эмерсон, за добрые слова. А теперь, с твоего позволения, я закончу собирать амфору.
– К черту амфору! Хватит с нас римских горшков и мумий, Пибоди. Завтра мы приступаем к пирамидам. Конечно, здешние пирамиды – не совсем пирамиды, но все-таки куда интереснее, чем кладбища, ты не находишь?
– Эмерсон, это правда?
– Совершеннейшая! Ты это заслужила, моя дорогая Пибоди. Лишь эгоизм не позволил мне давным-давно заняться ими. Ты заслуживаешь пирамиды, и ты получишь пирамиды!
Я задохнулась от счастья. Что мне оставалось? Лишь вздыхать и таращиться на любимого с обожанием и восторгом, как и полагается идеальной жене. Правда, особого труда это не составляло – у Эмерсона такие чудесные глаза, такого насыщенного синего цвета, так напоминают сапфиры...
Глава восьмая
1
Обычно в пустыне сон очень крепкий, сказывается дневная усталость. Однако в эту ночь я по непонятной причине чувствовала себя на редкость бодрой. Эмерсон давно уже спал, а я вглядывалась в темноту и размышляла. В открытом окне мерцали звезды, лицо обдувал прохладный ночной ветерок. Где-то вдалеке среди ночного безмолвия раздавался одинокий вой шакала, словно стенания блуждающего призрака.
Но чу! Что это? Совсем рядом раздался новый звук. Я привстала, откинув с лица волосы. Звук раздался снова: тихое поскребывание, едва слышное постукивание, а потом – о господи! – какофония воистину нечеловеческих воплей. К человеку вопли и впрямь не имели никакого отношения. Вопил львенок.
Я вскочила с кровати. Несмотря на возбуждение, меня охватило чувство триумфа. В кои-то веки ночное волнение не застигло меня врасплох; в кои-то веки противомоскитная сетка не мешала немедленно откликнуться на возникшую угрозу. Я схватила зонтик и устремилась к двери. На кровати завозился Эмерсон.
– Брюки, Эмерсон! Пожалуйста, не забудь про брюки!
С тем я и выскочила во дворик.
Поскольку поблизости имелся только один лев, не составило труда определить, откуда исходил звук. Комната Рамсеса находилась рядом с нашей. По такому случаю я не стала стучаться.
Внутри царил кромешный мрак. Свет из окна закрывала фигура, заполнившая собой весь проем. Не медля ни секунды, я принялась молотить фигуру зонтиком. К сожалению, удары сыпались, так сказать, на антифасад незваного гостя. Подстегнутый этой поркой, он удвоил усилия и выскочил наружу. Я бы последовала за ним, но тут левую лодыжку пронзила острая боль, и, потеряв равновесие, я шлепнулась на каменный пол.
Домочадцы уже проснулись. Со всех сторон неслись тревожные возгласы и крики. Первым на месте происшествия появился Эмерсон. Ворвавшись в комнату, он споткнулся о мое распростертое на полу тело, и в следующий миг я лишилась возможности дышать.
Вторым прибыл Джон с лампой в одной руке и суковатой палкой в другой. Если бы я могла говорить, то непременно поблагодарила бы его за то, что сообразил принести лампу. В темноте Джон наверняка бы огрел дубиной сначала Эмерсона, а потом и меня. Львенок тем временем продолжал упоенно грызть мою ногу. Разумеется, он вовсе не желал лишить меня конечности, просто решил немного поиграть, забыв о том, сколь острые у него зубы.
Эмерсон с кряхтеньем поднялся на ноги.
– Рамсес! Рамсес, где ты?
Тут и до меня дошло, что я не слышала голоса Рамсеса. Довольно необычное молчание. Его койка представляла собой скомканный клубок одеял, но самого мальчика нигде не было видно.
– Ра-а-амсес! – завопил Эмерсон с побагровевшим лицом.
– Я под кроватью, – донесся слабый голос.
Там он и оказался. Эмерсон выдернул его оттуда и развернул смирительную рубашку... пардон, простыню. Сыпя нежными и бессмысленными словечками, он притиснул сына к груди.
– Рамсес, мальчик мой, скажи хоть слово... Ты ранен, Рамсес? Что с тобой сделали?
После первых слов Рамсеса я перестала беспокоиться за его безопасность. Сначала загнала львенка в клетку и лишь потом спокойно сказала:
– Эмерсон, Рамсес не может говорить, ты его так сжал, что он вот-вот задохнется.
– Спасибо, мамочка, – просипел Рамсес, жадно хватая ртом воздух. – Между простыней, которую я только теперь смог вытащить изо рта, и папиным объятием, которое, хотя и вызвано вполне понятными чувствами, много сходного...
– Господи, Рамсес! – воскликнула я в сердцах. – Хоть на этот раз ты можешь оставить свою многословную витиеватость и перейти прямо к делу? Что случилось?
– Я могу только гадать об источнике этой неприятности, поскольку я крепко спал, мамочка, – обиженно сказал Рамсес. – Но полагаю, что некий человек убрал ставень и забрался через окно. Я проснулся, когда он... или она – я не смог определить пол – обернул меня простыней. Стараясь высвободиться, я упал на пол и каким-то образом закатился под койку.
Он замолчал, переводя дыхание, и я быстро спросила:
– А как лев выбрался из клетки?
Рамсес с сомнением посмотрел на клетку. Свернувшись в пушистый клубок, львенок уже сладко спал.
– Наверное, я забыл проверить, заперта ли дверца.
– И хорошо, что забыл! – с жаром вскричал Эмерсон. – Я с содроганием думаю, что могло бы случиться, если бы это благородное животное не предупредило нас об опасности.
– Это животное с тем же успехом могло разбудить нас, находясь внутри клетки, – возразила я. – Единственный человек, на которого оно напало, – по-видимому, я. И если бы не лев, возможно, мне удалось бы схватить негодяя.
Отец с сыном посмотрели на меня, а затем друг на друга. «Ох уж эти женщины! – казалось, говорили их взгляды. – Всегда найдут на что пожаловаться».
2
На следующее утро за завтраком я напомнила Эмерсону о его обещании заняться пирамидами. Он с упреком посмотрел на меня.
– Мне не нужно напоминать, Амелия. В роду Эмерсонов никогда не нарушают данного слова. Но сегодня мы начать не можем. Необходимо произвести предварительный осмотр местности и законсервировать работу на кладбище.
– Хорошо, только, пожалуйста, не надо больше приносить костей. Последняя партия была ужасно ломкая. У меня уже нет ящиков. Брат Иезекия обрадуется, что ты закончил работу на кладбище, – добавила я, подавая ему мармелад.
– Надеюсь, этот тип не решит, будто я испугался его. – Эмерсон сконфуженно улыбнулся. – По правде говоря, именно поэтому я так долго там и ковырялся.
– Раз с пирамидами мы начнем через несколько дней, то я могу с чистой совестью наведаться в Каир.
– В Каир? Сейчас? После того как наш сын прошлой ночью подвергся жестокому нападению?
– Лев съел все домашние туфли. Я обернусь за день. Кроме того, не верю, что нападение на Рамсеса было умышленным. Негодяй что-то искал. Иными словами, это был грабитель, а не убийца.
– Искал? В комнате Рамсеса?
– Он мог ошибиться окном. Или хотел добраться до хранилища через внутреннюю галерею. Ведь в хранилище нет окон, а гостиную охраняет Абдулла...
– Абдулла тоже хорош, – проворчал Эмерсон. – Небось спал мертвым сном! Ладно, ладно, если ты решила ехать, поезжай, хотя я и сомневаюсь относительно твоих подлинных целей. Выдумала тоже, тапочки! Признавайся, Амелия, ты все еще не можешь выбросить из головы своего воображаемого Гения Преступлений?