— Отнюдь.
— Интересное название. О чем? — Он кивнул на творение Валери Валентайн, оставив без внимания литературный почин Жаклин, чем оскорбил ее до глубины души. Глаза ее сузились.
— Героиня теряет возлюбленного, который уходит к другой женщине, а сама она, в надежде вернуть его, обращается к сатанизму и черной магии.
— Звучит банально.
— Ничего подобного! Валери Валентайн внимательно изучила Алистера Кроули с компанией — отвратная была шайка сатанистов, если помнишь, — и изобразила подобную секту. Бедняжка Магдалена и не подозревает, во что вляпалась, пока не становится почти слишком поздно. Есть несколько очень сильных описаний ее борьбы со злом — в секте и в своей собственной душе. Полагаю, — плавно продолжала Жаклин, — ты сообразил, откуда взято название?
Джеймс тут же продекламировал:
— "В такую ночь Дидона, с веткой ивы грустно стоя на берегу морском, манила друга вернуться в Карфаген"[4]. «Венецианский купец», акт пятый, сцена... э-э...
Жаклин ждала. Джеймс заулыбался, чрезвычайно довольный собой. Жаклин скупо улыбнулась в ответ.
— Ну а теперь, если ты закончил с литературными комментариями, — заговорила она с подозрительной кротостью, — может, вернемся к тому, что вынудило меня вырвать тебя из объятий Морфея? К гибели семнадцатилетней девочки.
— Мне жаль Лори, — мрачно отозвался Джеймс. — Но ведь я едва был с ней знаком. И если ты хочешь, чтобы я скорбел по каждой жертве растущей ныне преступности, то мне придется носить траурную повязку до конца жизни.
— Ее убили. — Глаза Жаклин были холодны и темны, как жадеит.
— Конечно, убили. Надо же было додуматься — болтаться ночью в Центральном парке...
— Джеймс, умерь свою глупость! Ее убил тот же тип, что расправился и с Дюбреттой.
Джеймс наверняка возразил бы, дай Жаклин ему возможность. Но она не дала.
— Сегодняшний бал — наш последний шанс поймать убийцу, прежде чем делегаты конференции покинут Нью-Йорк. Ты мне поможешь или нет?
— С каких это пор тебе нужна моя помощь? — Однако две из четырех морщин на лбу Джеймса разгладились, и Жаклин раздула чахлое пламя интереса, пустив в ход грубую лесть.
— Как по-твоему, зачем я попросила тебя сопровождать Джин на балу?
— Чтобы избавиться от меня и самой заняться О'Брайеном.
— О'Брайен мне нужен, чтобы произвести арест, как только я разоблачу убийцу. Я читала об арестах, но не уверена, что смогла бы...
— Да ты не шутишь! — Джеймс внимательно посмотрел на нее. — Ты действительно думаешь... Кто?
Жаклин ответила ему кристально чистым взглядом:
— Один из трех, Джеймс. В этом я уверена. Если ты мне поможешь, мы сумеем исключить двоих из подозреваемых еще до вечера.
— Ну нет! — Джеймс истово затряс головой. — Надоело мне сидеть и выслушивать твои туманные намеки, прямо как в классических детективных романах. О помощи просишь ты, а не я. Так что давай выкладывай, кого ты подозреваешь и почему, — особенно почему, — а уж потом я, возможно, и помогу тебе. Но только возможно.
— Ты форсируешь события. — Жаклин задумчиво взглянула на его заляпанную яичницей тарелку, позволяя Джеймсу полюбоваться своими длинными загнутыми ресницами. — Честно говоря, не хотелось раскрывать карты раньше времени — ведь я могу ошибаться. Но ты мне нужен. Если только так я смогу рассчитывать на твою помощь...
— Только так, черт возьми! — угрюмо подтвердил Джеймс, расправив плечи.
— Ладно. Подозреваемых трое — Хэтти, Макс и... Джин.
Последнее имя пробило броню невозмутимости Джеймса.
— Джин? Да как такое могло прийти тебе в голову?! Неужели ты впрямь думаешь?.. Значит, поэтому ты хочешь, чтобы я ее сопровождал?
— Да! — Жаклин подалась вперед, пригвоздив Джеймса взглядом. — Пока что убиты двое. И думаю, опасность угрожает еще одному человеку. Убийце необходимо избавиться от него сегодня ночью, прежде чем делегаты разбегутся в разные стороны. Если мы не сумеем исключить никого из подозреваемых, придется наблюдать за всеми тремя, глаз с них не спускать. Это будет нелегко. Наша задача — предотвратить очередное убийство, но не предотвращать покушение на убийство!
— Иными словами, ты предлагаешь использовать невинного человека как приманку, — медленно произнес Джеймс. — Дьявольская затея, Жаклин.
— Ничего другого придумать не могу. В любом случае этот человек в опасности.
— Ты могла хотя бы предупредить... Кто это?
Жаклин прерывисто вздохнула и скромно вымолвила:
— Я.
3
На углу Пятой авеню и Пятьдесят третьей улицы они расстались. Джеймс решительно зашагал в сторону Шестой авеню, чтобы сесть там на автобус, идущий к городским окраинам.
— Не слезай с этого своего химика, пока не получит результаты, — напутствовала Жаклин. — Мне все равно, что ты ему скажешь, лишь бы он понял, что дорога каждая минута.
Как только Джеймс скрылся из виду, Жаклин устремилась в библиотеку. Конечно, нехорошо было обманывать Джеймса, но она утешалась тем, что все же сказала ему часть правды. Наглой ложью было только одно заявление. Не ее вина, если он сделал ошибочные выводы.
Она провела в читальном зале час, но вышла оттуда сумрачная. Жаклин была уверена, что находится на верном пути, вот только никак не могла отыскать весомых улик. Лавируя меж студентами, туристами и прочими бездельниками, загоравшими в компании каменных львов, она взвешивала возможные альтернативы и пришла к выводу, что консультации со специалистами вряд ли чем-то помогут. Большинство из них черпали опыт из книг, которые она уже прочла.
Удрученно пожав плечами, она достала свою тетрадку и обдумала следующий шаг. Возможно, за день что-нибудь да произойдет.
На Пятой авеню, между Сорок второй и Пятьдесят девятой, осталось всего пять крупных книжных магазинов. Жаклин не купила ни единой книжки, однако, закончив обход, получила отличное представление о том, что пользуется спросом в романтической области. Позиции Валери Валентайн, Королевы Любви, были незыблемы. В продаже имелось не меньше шести ее книг, и везде они занимали самые почетные места на полках, а вдобавок кучами громоздились возле касс в картонных коробках, которые Жаклин про себя окрестила помойками. Далее, со значительным отрывом, шла Ви-Ви — в продаже три книги, одна «помойка» на каждые пять «помоек» Валентайн; и следом в спину ей дышал Виктор фон Дамм. Вместе эти трое занимали почти половину пространства, отведенного любовно-историческому роману. Если Хэтти и не монополизировала рынок, то уж точно контролировала весомую его долю.
Один из магазинов оформил целую витрину в духе любовной конференции (бумажные сердечки и купидончики) и представил там последнюю книгу мисс Валентайн. Опус вышел сразу в двух видах — подарочное издание в твердом переплете и подешевле, в мягкой обложке. Правда, «экономичное» издание превосходило форматом обычные карманные и напечатано было на более приличной бумаге. Как Жаклин успела уяснить, сие являлось отступлением от правил и свидетельствовало о высоком спросе на Валентайн. «Дорасти» до твердой обложки удалось лишь немногим ведущим романистам — и это всего за несколько лет! По большей части такие книги выходили в дешевых бумажных переплетах. Очевидно, издатели Валентайн полагали, что ее читатели раскошелятся на вчетверо большую сумму, лишь бы книга жила дольше. И судя по всему, их расчет оправдался.
Когда Жаклин закончила обход, время близилось к обеду, так что она заглянула в итальянскую закусочную и подкрепилась спагетти и клубничным пирогом со взбитыми сливками, убеждая себя, что недосып надо компенсировать хорошим питанием.
Заморив червячка, Жаклин перешла к следующей стадии расследования и, реализуя свой план, возникла в холле отеля, где проводилась конференция. Семинары и лекции шли полным ходом — по-видимому, известие о гибели Лори не испортило настроения участникам. Единственным исключением была группка, сгрудившаяся вокруг стенда с аляповатым плакатом.
Жаклин неохотно приблизилась, терзаемая смутным ощущением вины за случившуюся трагедию; ничем не оправданное чувство, но его явно разделял кое-кто из поклонниц Валери Валентайн. Несколько девочек отошли при ее появлении. Мередит, напротив, шагнула вперед. Ее квадратное, некрасивое лицо было лишено всякого выражения, однако карие глаза, увеличенные толстыми стеклами очков, смотрели жестко и осуждающе.
— Я пыталась! — воскликнула Жаклин. Вовсе не это она собиралась сказать, но слова будто сами вырвались из глубокого омута вины в душе.
— Молодец, — процедила Мередит, Жаклин с мрачной иронией подумала, что сама она ответила на аналогичное заявление О'Брайена куда резче.
— Как вы узнали? — спросила Жаклин.
— Этот ваш фараон рассказал. О'Брайен, кажется?
— Угу. Мередит, можно тебя на минутку?
Пожав плечами, девочка отделилась от компании. Жаклин тщательно подбирала слова. Важно было узнать, доверилась ли Лори подружке, но меньше всего ей хотелось втянуть Мередит в историю, которая уже унесла две жизни.
— Лори не говорила тебе, чем она вчера занималась?
— Вы имеете в виду эту возню насчет блокнота? Нам О'Брайен рассказал. Нет. Лори ни словом не обмолвилась.
— Но ты ведь знала, что она злится на Дюбретту Дюберстайн.
— На нее многие злились. — Мередит покосилась на стайку перешептывающихся с сумрачным видом девиц. — Дюбретта писала всякие гадости о конференции и о нас, фанатах. Мол, она бы подумала, будто нам залили мозги розовой патокой, если в точно не знала, что ни у кого из нас вообще нет мозгов.
— Если она так говорила, значит, не была знакома с тобой.
На сей раз лесть не возымела действия.
— Мне хватает ума сообразить, что вас с О'Брайеном что-то беспокоит, — холодно заметила Мередит. — К чему все эти вопросы?
— Не могу рассказать.
— По крайней мере откровенно. — Мередит обиженно поджала губы.
— Не могу даже задавать вопросы, — буркнула Жаклин себе под нос. — Еще один, Мередит, последний. Скажи, из вашей группы только Лори тесно общалась с мисс Валентайн, тетушкой Хэтти и прочими авторами?
— Только она. Нам разрешалось поклоняться на расстоянии. И платить взносы, разумеется.
— И ни одна из вас не выполняет никаких поручений Хэтти или Валери?
— Нет. Вы задали уже два вопроса. — Но вместо того чтобы отвернуться, Мередит колебалась. Наконец сказала: — Вы ведь своя в их компании...
— Едва ли. А о чем ты хотела меня попросить?
— Пусть они... пусть... — Мередит подыскивала слова. И вдруг ее прорвало: — Такое впечатление, будто Лори была просто... всего лишь вещью. Только что она была здесь, и вот ее нет, а всем до лампочки!
— Кажется, я тебя понимаю. Ты хочешь, чтобы Хэтти каким-то образом выразила сожаление...
— Ну... да.
— Попробую что-нибудь сделать. А что бы ты хотела? Несколько слов в память об умершей?
— Лори была бы очень рада. Знаете, она сшила для Валентайн платье. Просто изумительное, я видела, Она так старалась... Если бы Валентайн надела его вечером, а Хэтти что-нибудь сказала... — Голос девочки сорвался, по щеке скатилась огромная слеза.
— Узнаю, как бы это устроить, — пообещала Жаклин.
— Ладно. — Мередит поджала губы. — Спасибо.
— Не надо меня благодарить. — И Жаклин отошла, оставив Мередит с ее командой.
4
Либо газеты еще не связали гибель Лори с писателями-романтиками, либо — что виделось Жаклин более вероятным — их это не заинтересовало. В коридоре перед номером тетушки Хэтти не было ни единой журналистской души. Однако по поведению Хэтти можно было подумать, будто ее люкс на осадном положении. На стук Жаклин долго не отвечали, затем старуха приоткрыла дверь, не снимая цепочки, и настороженно уставилась в щелку. При виде Жаклин она ничуть не обрадовалась.
— Что вам надо? Я занята.
— Я тоже. Много времени у вас не отниму, но не хотелось бы драть глотку и задавать вопросы через дверь.
Недвусмысленная угроза привела к желаемому эффекту. Хэтти открыла дверь и перешла на свое привычное кудахтанье:
— Лапочка, простите бога ради, если ненароком обидела. Мы все в таком состоянии, что вы себе и представить не можете. Бедное дитя...
— Знаю. А вам кто сообщил?
— Этот милый полисмен... Келли... или как его там?.. зашел несколько часов назад и сказал. Милочка, вы даже не представляете! Мисс Валентайн просто убита горем...
Утверждение это подкрепляли сдавленные крики, доносившиеся из комнаты Валентайн, однако, прислушавшись, Жаклин засомневалась, что красавица горюет из-за Лори. Она твердила как заведенная:
— Нет, не буду, не буду! Говорю тебе, я этого не сделаю!
— Чего она не сделает? — заинтересовалась Жаклин.
Улыбка тетушки Хэтти застыла.
— Не забивайте себе голову, дорогая. Ведь вас это не касается, правда?
Она попыталась было преградить Жаклин путь, но та ловко обогнула старушку и уселась в кресло.
— Мне хотелось бы поговорить с мисс Валентайн и мистером Холленстайном. Не исключено, что я смогу помочь. Ведь мы должны помогать ближним своим, если это в наших силах, верно?
Тетушка Хэтти уловила намек, но не успела ответить, как в дверях появился Макс.
— Мне послышалось... ах, это вы, Жаклин. Рад вас видеть. Может, вам удастся вразумить Вэл?
— С радостью попробую! — Одарив хозяйку номера лучезарной улыбкой, Жаклин поудобнее устроилась в кресле. — А в чем проблема?
Макс провел рукой по лысине.
— Понимаете, Валери очень нервная и чувствительная натура. Она очень тяжело восприняла известие о гибели этой несчастной. Вэл... впрочем, если не возражаете, зайдите и сами посмотрите.
— Не возражаю! — Жаклин с готовностью вскочила.
— Макс... — угрожающе начала Хэтти.
— Но надо же что-то делать. Сколько это может длиться? А к Жаклин она очень тепло относится... Одну минутку, Жаклин, я скажу ей, что вы здесь.
Макс исчез за дверью. Дамы сидели с приклеенными улыбками, словно парочка горгулий, пока он не вернулся и не сообщил, что мисс Валентайн будет рада видеть миссис Кирби.
Вторая половина люкса состояла из апартаментов поменьше, которые можно было сдавать либо отдельно, либо — отперев дверь — как часть ансамбля. Помимо выхода в коридор, там имелось еще три двери, две из них были закрыты. Третья вела в спальню Валентайн.
Комната была уютная, однако без избытка роскоши; сквозь широкие окна открывался вид на парк. Но балкона, как в гостиной Хэтти, не было. Не самая подобающая обстановка для Королевы Любви и ее импресарио, подумала Жаклин. Хэтти-четвертак заграбастала львиную долю жилой площади.
Мисс Валентайн лежала поперек двуспальной кровати, уткнувшись подбородком в ладони. В гневе она выглядела не менее пленительно, чем когда была при полном параде и дежурной улыбке. При взгляде на ее пухлые губки поэты наверняка пустились бы в треп насчет лепестков розы, а разметавшиеся по хрупким плечам волосы пенились, точно кипящее золото.
На соседней кровати лежало вечернее платье из розового дамаста, с рисунком в виде бутонов хризантем, пышную юбку украшали гирлянды из жемчуга и бисера. Кружева ручной работы окаймляли оборки, а также широкий лиф с изящными крохотными рукавами-фонариками. Удлиненная талия и пышные юбки принадлежали к иной эпохе, и Жаклин подозревала, что знает имя модельера. Платье было точной копией творения великого Уорта, которое она видела накануне в Метрополитен-музее.
— Я его не надену! — вскричала Валентайн. — И не пытайтесь меня уговорить. Хэтти с Максом все утро увещевают, меня уже тошнит от их нотаций. Сказала — не надену, и точка.
— Это то самое платье, что сшила для вас Лори? — спросила Жаклин. Она и без того знала ответ, но с трудом верила, хотя и прежде отмечала портняжное мастерство Лори. Платье было настоящим произведением искусства.
— Именно, — кивнул Макс. — Бедняжка трудилась над ним несколько недель...
— Месяцев, — поправила Жаклин, любуясь изящной вышивкой и безукоризненно выполненной отделкой из бисера. — Наверное, начала, как только открылась выставка, в апреле.
— Естественно, Валери была очень рада и польщена, — продолжал Макс, украдкой покосившись на мисс Валентайн, которая отнюдь не выглядела ни обрадованной, ни польщенной. — Хэтти сообщила девочке размеры Вэл, и на прошлой неделе, как только мы приехали в Нью-Йорк, устроила примерку. Вэл собиралась надеть платье на сегодняшний бал. Оно перекликается с темой ее последней книги, действие которой, как вы знаете, происходит в конце викторианской эпохи. Там даже есть эпизод, когда Магдалена появляется на балу в платье от Уорта...
— Я помню этот эпизод, — перебила Жаклин. — Мисс Валентайн, платье просто чудесное. Почему вы не хотите его надеть?
Уронив голову на постель, Валери скрестила руки на затылке. Из-под золотистой копны раздался сдавленный голос:
— Она мертва, вот почему. Это мерзко... Все равно что снять одежду с покойника.
Тут не выдержала тетушка Хэтти:
— Но это же глупо, Вэл, милочка! Тем более важно, чтобы ты надела платье. Вроде как дань памяти, неужели не понимаешь? Допустим, глупые поклонницы довели тебя до бешенства, но ты же не хочешь оттолкнуть их?! Ты просто не можешь позволить себе...
Только Жаклин собралась предостерегающе пнуть старую дуру в лодыжку, как мисс Валентайн положила конец тираде. Приподнявшись на обеих руках, она завизжала. Это был исключительно музыкальный визг, подобно фанфаре на золотой трубе, и столь же пронзительный. Завладев вниманием публики, Валентайн прекратила визжать и заговорила:
— Вы сто раз это уже твердили, сил моих нет больше слушать. Я не надену это чертово платье! Ей-богу, стоит мне влезть в него, и я чувствую, как ее руки касаются меня, — холодные, мертвые руки, словно куски мороженой свинины.
Сравнению этому недоставало изящества, но образности было не занимать. Макс поморщился, а Жаклин с трудом поборола внезапное желание отхлестать это красивое лицо — и приняла решение: мытьем или катаньем, но она заставит мерзавку надеть платье.
— Я отлично все понимаю, — кротко заговорила она, присаживаясь на кровать рядом с обезумевшей Королевой Любви. — И восхищаюсь вашей чуткостью. Вы считаете, что было бы бестактно надеть платье, которое, несомненно, станет самым красивым туалетом на балу. Все будут вам завидовать. В мире есть только одно такое же платье, и оно хранится в музее. Да, вы совершенно правы, отказываясь выставлять себя напоказ.
На лице Валентайн проступило озадаченное выражение. Жаклин легонько похлопала по изящной ручке с розовыми ноготками:
— Да, дорогая, я согласна. Но кто-то все же должен его надеть. Наша дорогая Хэтти права, подруги Лори были бы рады такому знаку внимания. Особенно если Хэтти выступит с короткой прочувствованной речью. Перед приходом к вам я как раз говорила об этом с девочками. И реклама получится... Интересно, оно подойдет Сьюзен? У вас, по-моему, один размер...
— Сьюзен, — повторила Валентайн. — Та девица, с которой у Виктора шуры-муры? Приземистая училка?
— Почему же приземистая? — удивилась Жаклин. — У нее очень милая фигурка, хотя, конечно, и не такая чудесная, как у вас. В лиф придется подложить ваты — для этого платья необходима красивая грудь и плечи, которые выгодно ее подчеркнут. Но, думаю, я сумею подогнать. Можно забрать с собой?
— Нет! — Валентайн вскочила. — Я не знаю... — Метнувшись к соседней кровати, она робко коснулась пальчиком кружевной оборки.
— Надо же, целиком кропотливая ручная работа! — вполголоса восхитилась Жаклин. — Теперь такого днем с огнем не сыщешь. Пожалуй, какой-нибудь французский кутюрье и смог бы его скопировать, но за какие деньги! Тысячи, сотни тысяч долларов!
Валентайн провела рукой по лифу. «И почему я раньше не замечала, — подумала Жаклин, — до чего у нее цепкая ладошка — словно изящная клешня».
— Я пока не решила, — выдавила мисс Валентайн. — Возможно...
— В общем, дадите мне знать. — Жаклин поднялась. — Мне бы хотелось получить платье не позднее пяти часов. Чтобы подогнать его для Сью, уйдет немало времени.
Ответа она не дождалась. Макс улыбнулся и, встретившись глазами с Жаклин, подмигнул.
Вообще-то Жаклин рассчитывала поговорить с Валентайн наедине, но уже поняла, что не стоит и надеяться.
— Не могли бы вы мне помочь? — робко заикнулась она. — Я была бы так благодарна за совет.
— Что? — вздрогнула Валентайн. — Я? Вам?
— Ну да. Видите ли, я пишу книгу и никак не могу подобрать название. По-моему, от названия многое зависит. А ваши — такие удачные, все как на подбор.
— Спасибо, — рассеянно поблагодарила маститая писательница и вновь взглянула на платье.
— Я тут придумала одно, но хотела посоветоваться с вами...
— Валери! — резко бросил Макс.
— Что? Ой... извините, миссис Кирби. Вы хотели...
— "Вернуться в Карфаген", — перебила Жаклин. — Вот такое название я придумала. Конечно, это цитата...
— Не пойдет. — Тетушка Хэтти покачала головой. — Нужно, чтоб было больше...
— Страсти? — подсказала Жаклин. — Спасибо, Хэтти. Мисс Валентайн, а вы как думаете?
— Я согласна с Хэтти. Это довольно невыразительное название, миссис Кирби. Вы не обижайтесь...
— Нет-нет, никаких обид! Я очень ценю ваше мнение. И кстати, переходя к другим, более важным делам, я хотела задать несколько вопросов. Можно?
Макс с Хэтти, не сговариваясь, шагнули к ней и взяли под белы руки.
— Нашей девочке надо отдохнуть, — проворковала Хэтти, а Макс добавил:
— В гостиной нам будет гораздо удобнее, Жаклин.
Они покинули Королеву Любви, которая задумчиво разглядывала бутоны хризантем на розовой ткани.
— Полагаю, разговор пойдет о... об этой девочке, — начал Макс, закрывая дверь. — Мне не хотелось напоминать об этом Вэл и сводить на нет вашу отличную работу. Очень ловкий ход, Жаклин.
— Да, — нехотя согласилась Хэтти. — Спасибо вам.
— Но это не было хитростью. Если мисс Валентайн откажется надевать платье, мне бы хотелось его забрать. Не выбрасывать же в канаву!
— О, этого мы не допустим! — заверила ее Хэтти.
В том, что не допустит, Жаклин не сомневалась. Еще бы — теперь, когда старушенция узнала стоимость наряда в звонкой монете!
— Я хотела спросить насчет вчерашнего звонка Лори.
— Меня не было весь вечер, — отмахнулась Хэтти. — Так что мне нечего сказать.
— В котором часу вы вернулись?
— Кажется, около часа. Я... Эге! К чему это вы клоните, милочка?
— Лори была убита между полуночью и часом. С кем вы провели вечер?
— Черт возьми! — взревела Хэтти.
Макс торопливо зажал ей рот ладонью.
— Идиотка! — произнес он негромким, ровным голосом. — Хотите, чтобы вас услышала Валери?
Старушка нахохлилась, но утихла. А Жаклин поздравила себя с тем, что в который раз низверглась с высот одобрения в зияющую бездну презрения тетушки Хэтти, — но не слишком огорчилась.
— Девочка стала случайной жертвой насилия, характерного для нашего общества, — сказал Макс. — Именно так заявил нам лейтенант О'Брайен.
— В самом деле? Как интересно. А он спросил, где вы были прошлой ночью, Макс?
— Здесь, и рано лег спать, как и мисс Валентайн. Даже не слышал, как вернулась Хэтти.
— Ясно.
Мнение Жаклин об уме этого маленького человечка выросло еще на одну зарубку, когда он даже не попытался возмутиться ее намеком. Вместо этого мрачно добавил:
— А насчет звонка Лори — по-моему, я все уже рассказал. Если помните, я вам позвонил сразу же.
— Очень признательна. А что именно она говорила?
Но Максу нечего было добавить к тому, что он поведал раньше. Сначала Лори позвала тетушку Хэтти, а узнав, что наставницы нет, попросила позвать мисс Валентайн.
— Вэл, разумеется, не захотела с ней разговаривать, а я не видел резона ее уговаривать, девчонка еле языком ворочала, в буквальном смысле слова. Я передал ей, что вы пытаетесь с ней связаться, а она ответила... в общем, выругалась. Потом забубнила что-то насчет платья, которое сшила для мисс Валентайн; признаться, для меня все это звучало бы китайской грамотой, даже будь она в себе, — какие-то вытачки, проймы... Я упорно спрашивал, где она находится. По-моему, Лори назвала Виллидж, но могу ошибаться.
Тетушка Хэтти нарочито уставилась на свои часы:
— Прошу меня извинить, миссис Кирски, но я опаздываю на семинар...
— Ухожу, ухожу. — Жаклин неспешной походкой двинулась к двери, а Макс, как заведенный, рассыпался в благодарностях. Уже взявшись за дверную ручку, она остановилась, будто осененная внезапной мыслью. (Этот трюк она взяла на заметку из своего любимого детективного сериала и давно мечтала опробовать его на практике.)
— Кстати... а что сталось с графом Девонбрукским?
— С кем, с кем? — озадаченно переспросила Хэтти.
5
— Кем, говоришь, ты будешь?
— Арабской принцессой, — улыбнулась Джин. — В моем последнем романе речь шла...
— Ах да! «Раб страсти».
Костюм, разложенный на кровати Джин, состоял главным образом из розового шифона — или его дешевой имитации. Жаклин с сомнением оглядела прозрачные шаровары, символический лиф, расшитый блестками, и груду розовой вуали. Затем перевела скептический взгляд на тощую фигуру подруги.
Джин покраснела.
— Естественно, вниз я надену боди. И колготки — знаешь, такие, с трусиками?
Жаклин попыталась представить этот ансамбль, возможно вкупе с блузкой, если Джин застесняется, — и воображение услужливо разгулялось.
— Вечно ты критикуешь мои наряды! — обиделась Джин, без труда прочтя ее мысли. — А сама что наденешь?
— Пока не решила.
Джин отвернулась к кровати и сделала вид, будто взбивает вуаль. Затем хитро глянула через плечо на Жаклин:
— Дорогая, а спутник у тебя есть или идешь одна?
Прислонившись к стене, Жаклин сложила руки на груди.
— Джеймс заходил, да?
— Ну да, совсем недавно. Ты же не против, правда, Джекки? Мне бы не хотелось похищать твоего кавалера.
У Жаклин язык чесался ответить: «Неужели?» — но, вспомнив студенческие годы, она решила, что сама в долгу перед Джин. И не такая она стерва, чтобы рассказывать подруге, как пришлось уламывать Джеймса стать ее эскортом. Но уж если Джин позволит себе еще подобные колкости...
— Я иду с О'Брайеном, — сообщила Жаклин.
— С полицейским? — Глаза Джин широко распахнулись. — Ну... э-э... он довольно мил.
— Угу, как гремучая змея. И лично я сомневаюсь, что он посещает подобные мероприятия удовольствия ради.
Она ждала, что столь зловещий намек вызовет у запуганного кролика писк и конвульсии, но Джин напряглась.
— Никак не откажешься от своей версии насчет убийства? Право, Джекки, пора уже повзрослеть и бросить играть в детские игры. По словам О'Брайена, полиция считает, что Дюбретта умерла от сердечного приступа, а Лори убил грабитель...
— О'Брайен был здесь? Утром?
— По-моему, с его стороны было очень любезно заглянуть, чтобы меня успокоить.
Жаклин заскрежетала зубами. Пока что О'Брайен всюду опережал ее. Любопытно, он задает те же самые вопросы, что и она, или же идет другим путем? Оба вели к одной и той же цели, и Жаклин ни на миг не усомнилась, что О'Брайен столь же прямодушен, как она сама.
— Полиция, может, и считает, но только не О'Брайен! Он весьма хитер, Джин. Будь с ним осторожна.
— Мне не о чем тревожиться. — Джин закрыла вуалью пол-лица и разглядывала себя в зеркало. — Мне нужно... — Выплюнув забившуюся в рот вуаль, она продолжила: — Нужно поярче нарисовать глаза. Как по-твоему?
— Да, — откровенно подтвердила Жаклин. (Ресницы Джин были еще серее, чем ее волосы, а бледно-голубые глаза казались водянистыми.) И ехидно добавила: — Ты поэтому и выбрала такой наряд — чтобы спрятать лицо от вездесущих репортеров?
— Ну что ты! — Джин продолжала любоваться своим отражением, прилаживая вуаль и так и сяк. — Это меня больше не волнует.
— В самом деле?
— Да. Абсолютно не волнует. — Голос Джин звучал нежно и мечтательно. — Все уладилось, больше не о чем тревожиться.
6
Перед уходом Жаклин выяснила, что накануне вечером Джин также вернулась рано. По крайней мере, она так утверждала. Джин жила в гигантском отеле-муравейнике и вполне могла, прихватив ключ от номера с собой, незаметно пройти в любое время.
Следующим пунктом программы Жаклин был роскошный, хотя и несколько обветшалый особняк, где Бетси прожила всю свою жизнь. Вокруг высились офисные здания, и это соседство создавало любопытный эффект: казалось, дом Бетси вжался в землю в страхе быть раздавленным. М-да, раньше тут, конечно, было попросторнее, но сам дом, по прикидкам Жаклин, тянул на кругленькую сумму.
Ее надежда, что хотя бы здесь она опередила О'Брайена, рассеялась, едва Бетси открыла дверь.
— Так-так, вот и третий мушкетер. Всего чуть-чуть разминулась с лейтенантом.
— Скорее уж три всадника апокалипсиса.
— По-моему, их было четверо.
— Тебе напомнить, кто был четвертым? — Следом за хозяйкой Жаклин прошла в холл. Чудесную старинную мебель покрывал толстый слой пыли, а в лиможской люстре тускло мерцала единственная лампочка — остальные перегорели.
— Пиво будешь? Или, может, еще чего-нибудь? — радушно предложила Бетси.
— Нет, спасибо. Я на минутку, поговорить.
— Тогда пошли наверх. Хочу тебе кое-что показать.
— Честно говоря, я удивлена, что ты по-прежнему здесь обитаешь. — Жаклин брезгливо отдернула руку от липких перил. — Почему не снимешь квартирку в Виллидже или еще где?
— Веришь или нет, но здесь дешевле. Все расходы оплачивает страховой фонд. А значит, большую часть своих доходов я могу отдавать ЖОПСам и прочим организациям, в которых состою. Если бы я переехала, пришлось бы платить за квартиру. Знаешь, сколько стоит жилье на Манхэттене?
— Так этот дом не твой? — заинтересовалась Жаклин.
— Мой, конечно. Но продать его я не могу. — Бетси хмыкнула. — Мама с папой были невысокого мнения о моем благоразумии, не говоря уже о политических взглядах. Свободных денег у меня нет, капиталом управляют разные фонды. Да так оно, пожалуй, и к лучшему. Возиться с деньгами — это такая тоска, правда?