II

Я затащила Энид в палатку, чтобы она приходила в себя в холодке. Драма, едва не разразившаяся у нее на глазах, была вполне достаточной причиной для обморока, но я знала, как к этому отнесется Эмерсон. Он на дух не переносит кисейных барышень.

Первыми в лагерь вернулись виконт и его компания. Наездники старались не смотреть мне в глаза, лишь его светлость набрался наглости и обратился со словами извинения. Правда, с коня он предусмотрительно не слез.

Я не дала ему договорить:

– Вы не так уж виноваты, Рамсес вечно попадает в истории. Но советую вам не дожидаться возвращения профессора Эмерсона. Я не несу ответственности за его действия, особенно когда он пребывает в волнении.

Непрошеные гости вняли доводам разума. Когда Эмерсон наконец приплелся назад, прижимая к широкой отцовской груди ненаглядного сыночка, веселая компания уже пылила на изрядном расстоянии. Вняв уверениям Рамсеса, что он может стоять, Эмерсон с неведомо откуда взявшейся прытью кинулся вслед за всадниками, требуя, чтобы они вернулись и приняли бой, как подобает мужчинам.

К этому маневру ненаглядного супруга я была готова и незаметно для остальных поставила мужу подножку. Приняв сидячее положение и смахнув пыль с потного лица, он окончательно присмирел.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – прохрипел Эмерсон, сплевывая песок. – Но если этот идиот снова здесь появится, я ему...

Я сунула Эмерсону фляжку с водой, чтобы он сполоснул рот.

– Может, хватит на сегодня? Солнце жарит вовсю, люди набегались и притомились...

– Прервать работу? – Эмерсон окинул меня удивленным взглядом. – Что за мысли, Пибоди!

И мы возобновили наши труды. Рабочие, вопреки моим ожиданиям, проявили небывалое усердие. Один из них признался напарнику, что обожает работать у Отца Проклятий: с ним не соскучишься.

III

Естественно, мы хотели поблагодарить Немо и высказать ему свое восхищение, но он как сквозь землю провалился. В египетском балахоне и тюрбане ничего не стоит затеряться среди полусотни работников.

Рабочий день кончился, а Немо так и не появился. Излишне говорить, что спаситель Рамсеса был мне нужен не только для того, чтобы обрушить на него родительскую благодарность. Я собиралась кое о чем расспросить молодого человека.

Рамсес, естественно, получил внушение о недопустимости своего поведения. Виноват в случившемся был не он один, поскольку лошадь понесла от неожиданного выстрела, но разве ему позволяли забираться в седло?

Защищаться Рамсес не стал, только молча выслушал упреки. Лицо его при этом было еще более непроницаемым, чем обычно. Закончив лекцию, я изгнала сына в его комнату – не такое уж суровое наказание, поскольку он и так проводил там самую жаркую часть дня, трудясь над грамматикой.

На Востоке дневной отдых – традиция, освященная временем, но мы с Эмерсоном ее не соблюдаем. В археологической экспедиции всегда есть чем заняться помимо самих раскопок. Руины у основания пирамиды представляли собой такое сложное напластование, что разбирать зарисовки и схемы этого хаоса было не менее тяжело, чем ворошить сам хаос.

Предоставив Эмерсону хмуриться и ворчать, я начала осуществлять план, который продумывала с утра.

Энид я нашла растянувшейся на койке, но бодрствующей. Уставившись невидящим взглядом в потолок, она не обратила внимания на мое появление, хотя я предварила его покашливанием – постучаться в силу отсутствия двери было некуда.

Причина апатии девушки была мне понятна. Хорошо бы утешить ее обещанием приступить к действиям, но я решила не рисковать, дабы она меня не отговорила. Без уверток было не обойтись, и, как ни претят мне любые проявления неискренности, иногда ради целесообразности приходится жертвовать самыми священными принципами.

– Я принесла вам кое-что почитать! – воскликнула я с наигранным оживлением. – Нельзя же убивать время на «Древности» Мейера! – Этот ученый труд Энид отбросила незадолго до моего появления.

Ее бледные щеки тронул легкий румянец. Взяв у меня книги, Энид с любопытством просмотрела обложки и невольно рассмеялась.

– Не могла представить, что у вас такой нетребовательный литературный вкус, Амелия!

– Моя здесь только книга Хаггарда, – объяснила я, присаживаясь на ящик. – Остальное – добро Рамсеса, детективы, как это теперь называется.

– Очень популярный жанр. Вас он не интересует?

– Нисколько. По-моему, он требует от читателя чрезмерной доверчивости.

Наша литературная дискуссия, к моему удовольствию, несколько оживила девушку, и она сказала, сверкая глазами:

– Разве романы Хаггарда более достоверны? Кажется, он пишет о каких-то затерянных алмазных копях царя Соломона, тысячелетних красавицах и других небылицах...

– Вот вы себя и выдали, Энид! Если вы знакомы с сюжетами, значит, читали эти книжки.

Ее улыбка погасла.

– Я знаю, то есть знала человека, который их любил...

Кузен Рональд? То, что я о нем слышала, не вписывалось в образ книгочея. Меня подмывало спросить, почему это Энид вдруг погрустнела, но лучше не терять попусту драгоценное время.

– Сочинения господина Хаггарда – сущий вымысел, – объяснила я, – и на большее не претендуют. Даже самый рациональный ум – а мой ум именно таков – иногда нуждается в отдыхе. Если все время напряженно размышлять, то недолго и спятить. Так называемые детективы – совсем другое дело: их герои якобы демонстрируют силу ума, но это форменная иллюзия. В тех немногих, что я прочла, сыщики раскрывают преступления не благодаря своей исключительной догадливости, а по чистой случайности: делают умозаключения наобум, а потом автор подгоняет под их теории сюжет.

Энид явно меня не слушала. Но книги были всего лишь предлогом для визита, поэтому я с радостью сменила тему на еще более легковесную, чем литература. В действительности же разговор этот играл ключевую роль в моем замысле.

Сперва я похвалила серо-зеленое платье Энид и осведомилась, откуда у нее такое. Эмерсон любил повторять, что разговор о модах способен отвлечь любую женщину от самых серьезных размышлений, включая близкую кончину в нечеловеческих муках. Это, конечно, преувеличение, но доля истины здесь есть, и реакция Энид стала тому лишним подтверждением. Мы долго обсуждали модные салоны, ткани и безумные расходы на портных, а потом я нанесла удар, надеясь застигнуть собеседницу врасплох:

– Ваш наряд в день появления у нас был совершенно удивительным!

– Это последняя мода, – с готовностью ответила Энид. – Называется «платье для велосипедной езды», слышали? Наверняка слышали, ведь на вас был костюм такого же покроя, только другого цвета.

– Действительно! Я пытаюсь оставаться в курсе новейших стилей, хотя здесь приходится заботиться скорее о практичности, чем о красоте. Это меня и поразило: молодая и современная дама включила в свой походный гардероб столь неожиданную вещь!

– Я не такая пустышка, как вы предположили по моему поведению. Я решила, что для изучения развалин и спуска в могилы лучше всего подойдут сапожки и короткие юбки. Так и вышло, хотя не в том смысле, как я рассчитывала. В то утро, очнувшись от сна или от обморока, я первым делом подумала: скорее бежать! Я знала, какая обо мне идет молва, и догадывалась, какой вывод сделают полицейские, если найдут меня рядом с трупом моего предполагаемого любовника. Хуже того, накануне вечером мы с Каленищеффым поссорились, о чем могли бы рассказать многие служащие отеля!

Энид по собственной воле выкладывала подробности своего бегства, не принуждая меня задавать наводящие вопросы. Я собиралась заняться этой темой особо, но сейчас боялась, что лишусь ее доверия, если продемонстрирую равнодушие. Однако рассказ девушки меня и вправду заинтересовал.

– Мне самой трудно поверить, что я проявила столько хладнокровия и прыти, – продолжала Энид ровным тоном, словно просто думала вслух, желая избавиться от пережитого ужаса. – Говорят, такое иногда случается при шоке. Я оделась, выбрав костюм, в котором мне будет удобнее переносить всяческие лишения. Помимо прочего, я никогда его прежде не надевала, поэтому в нем меня было труднее узнать. Потом вышла на балкон и спустилась вниз по толстой лозе, – к счастью, все стены гостиницы увиты виноградом. Перед гостиницей уже толпились туристы, хотя еще только светало. Я окликнула коляску и покатила в «Мена-Хаус». По пути я вдруг стала дрожать, вся моя смелость куда-то подевалась, в голове было пусто... Я знала, что не смогу долго скрываться: одинокая женщина вызывает недоумение – это в лучшем случае...

Во время завтрака один джентльмен спросил, не археолог ли я, из тех, кто работает в этом районе. Это навело меня на удачную мысль и напомнило о вашем письме. Обратиться мне было больше не к кому, вот я и решила добраться до вас. Мной руководило отчаяние...

– Вовсе нет! Очень разумное решение. Но как вы оставались незамеченной всю ночь и следующий день?

– Это было нелегко. Сами знаете, где раскопки – там гиды-самозванцы, попрошайки и прочий докучливый люд, который вас преследует, как рой мух. В конце концов я поняла, что проще всего избежать внимания, притворившись арабкой-нищенкой. Купила у одной женщины подходящее платье, переоделась в пустой могиле и пошла... Теперь до меня никому не было дела. Переночевала я в расщелине между Саккарой и Дахшуром. Не могу сказать, что хорошо провела ночь. Сюда я добралась к концу следующего дня в полном изнеможении. Сил хватило, только чтобы снова переодеться и спрятать арабское платье вместе с мелочами, которые захватила с собой. После этого я отправилась знакомиться с вами и профессором.

– Вы заслужили комплимент, Энид! Упорство и изобретательность делают вам честь. А накидку от велосипедного костюма вы тоже припрятали?

– Да. Я не отказалась от намерения выдать себя за археолога. Увидев вас и профессора за беседой, я попыталась перенять ваш облик. На вас не было накидки, поэтому я ее тоже не надела. Простите мне этот невинный обман...

– Можете не просить прощения, дорогая. На вашем месте я поступила бы так же. Если хотите, я найду и принесу ваши вещи. Можете описать место, где устроили тайник?

Она дала мне такие обстоятельные указания, что найти тайник сумел бы и слепой.

– Я хотела наведаться туда вчера вечером. Но, выглянув из палатки, испугалась холода и зловещей тьмы. Кроме того, до меня донеслись странные звуки: крики, стоны...

– Это всего лишь шакалы, Энид. Обещайте мне, что никогда не покинете ночью палатку, что бы ни услышали.

Уходя от девушки, я захватила юбку от велосипедного костюма, объяснив, что сумею привести ее в порядок. Эмерсон по-прежнему рисовал схемы. На стене красовалось безобразное пятно, – видимо, мой нетерпеливый супруг от избытка усердия запустил в стену чернильницей.

– Терпенье и труд все перетрут! – напомнила я ему и поспешила на крышу.

Там я переоделась в юбку Энид и рассталась со своим поясом-патронташем, хотя без болтающихся на нем полезных предметов была как без рук. К зонтику я прикипела душой еще сильнее, но с ним меня опознали бы и в самом глубоком склепе. На нос я водрузила темные очки, на голову – пробковый шлем. Закончив преображение, спустилась во двор, пользуясь неровностями в стене как ступеньками. Показаться сейчас Эмерсону значило бы застрять до утра, отвечая на его вопросы.

Деревня еще не очнулась от послеполуденной дремы, хотя солнце уже клонилось к закату. Я сложила руки на груди, кое-как замаскировав главное различие наших с Энид фигур, и двинулась по пустыне – медленно и неуверенно.

На много миль вокруг царила полная неподвижность. О существовании жизни на Земле напоминали лишь стервятники, выписывающие круги в блекло-голубом небе. И все же, не преодолев и ста ярдов, я почувствовала, что за мной наблюдают. Инстинкт, о котором так убедительно пишут мистер Хаггард и другие авторы, чрезвычайно развит у всех, кому часто приходится спасаться от недругов. А меня преследуют, кажется, чаще, чем кого бы то ни было.

С шага я не сбилась, но волосы под пробковым шлемом слегка зашевелились. Эмерсон наверняка сказал бы, что во всем виноват пот. Шлем действительно нагрелся, как жаровня, но дело все равно не в этом. Взгляд невидимого наблюдателя был таким пристальным, что в конце концов я не выдержала и резко обернулась.

И обнаружила нашу кошку Бастет, зачем-то увязавшуюся за мной.

– Ты что здесь делаешь? – прикрикнула я на нее. Не получив ответа, приказала: – Немедленно домой!

Бастет по-прежнему на меня глазела. Пришлось повторить команду по-арабски. Только тогда кошка лениво поднялась, почесала задней лапой ухо в знак пренебрежения и удалилась.

Однако неприятное ощущение осталось. Я напряженно озиралась, но единственная доступная взгляду живность – Бастет – уже достигла лагеря. Значит, меня беспокоил не ее взгляд. Недаром я говорила Эмерсону, что зловещий Сети постоянно за нами наблюдает! Несомненно, он готовил новый удар. На роль козла отпущения – жертвы, которую следовало сдать полиции, – он избрал бедняжку Энид. Радуясь, что мои подозрения получают подтверждение хотя бы в виде шевелящихся на затылке волос, я продолжила путь.

Найти тайник Энид не составило труда – из песка опознавательным флажком торчал лоскут черной материи. Я выкопала сверток, то и дело оглядываясь и соображая, как поступила бы на моем месте сама Энид, если бы подверглась нападению. Врагу было где притаиться. Не помню, говорила ли я, каким количеством ям и прочих укромных местечек усеяна каменистая пустыня.

Тем не менее нападения я не дождалась. Оставаясь в чужой личине, я отнесла сверток в палатку Энид, чтобы спокойно его разобрать.

Судя по степени изношенности и, главное, по запаху, одежду египетской простолюдинки, включая чадру, носили долго и не снимая. Прежде чем прикасаться к этим тряпкам, следовало бы их выстирать, а еще лучше прокипятить. Однако я отложила зловонный ком в сторону. Никогда не знаешь, когда что пригодится.

Кроме одежды, я нашла в тайнике сумочку со всякими дамскими финтифлюшками. Пудра, губная помада, щетка для волос с ручкой из слоновой кости и тонкий носовой платок, наверное, хранились в сумочке всегда. Еще там лежали кое-какие драгоценности, в том числе золотые часики и медальон, украшенный жемчугом. Наибольший интерес представляла пачка банкнот на сумму более пятисот фунтов стерлингов.

Конечно, девушка слыла наследницей неплохого состояния, а имена ее портных свидетельствовали, что она не стеснена в средствах. Но зачем иметь при себе столько денег? Я задумчиво положила часы и деньги обратно в сумочку. Эта особа была далеко не так проста, как могло показаться. Возможно, деньги она захватила из-за сложного положения, в котором очутилась... Впрочем, с выводами спешить не стоит.

Приняв такое решение, я позволила себе еще раз покуситься на чужую собственность: открыла медальон, заранее зная, что лицо на маленькой овальной фотокарточке окажется мне знакомо. Так и вышло, несмотря на обрезанный подбородок и неспособность фотографии передать цвет волос.

Оставалось гадать, кто это – мистер Немо или тот, другой, так на него похожий. Кого из них (если не обоих) Энид называет своим кузеном Рональдом? И кто из этих двоих – негодяй Сети?

Признаться, некоторое время я просидела в недоумении. Но чтобы совершенно сбить меня с толку, потребовалось бы две дюжины таких медальонов, а поскольку медальон был один, я решительно надела его на шею и для большего сходства с Энид воспользовалась ее велосипедной накидкой. То, что она не застегнулась у меня на груди, оказалось только кстати: я хотела выставить медальон напоказ.

Присев на камень неподалеку от палатки, я приготовилась ждать. Не обязательно сегодня, но рано или поздно мои усилия должны были принести любопытные плоды. От внимания Гения Преступлений не ускользала ни одна мелочь, тем более такое важное обстоятельство, как присутствие Энид в Дахшуре. Ее маскарад должен был произвести на него не больше впечатления, чем на меня. Как говорится, ждущий да дождется. Вот я и ждала похищения, в худшем случае – нападения.

Без привычного пояса с полезными вещицами, тем более без зонтика, я чувствовала себя голой. Успокаивала, правда, тяжесть пистолета, оттягивавшего карман штанов. Внезапно за большим камнем по соседству что-то мелькнуло. С надеждой я повернулась к камню спиной, но, увы, никто и не думал нападать.

Скучно мне не было: скука селится только в праздной голове, а моя пухла от мыслей. Например, о том, где может находиться вход в «мою» пирамиду и как вечером я буду стирать тряпки Немо (и его самого). Или о том, как обеспечить безопасность Энид предстоящей ночью. Первоначальный план устроить ее ночевать в палатке рядом с нашей обнаружил изъяны. Я как-то упустила из виду, что Эмерсон наверняка отвлечет меня настолько, что я не услышу, как на девушку нападут. И уж тем более не сумею предотвратить нападение. Значит, следующую ночь Энид придется снова провести в доме. Так ей будет обеспечено выживание, а нам с Эмерсоном – блага законного брака.

Кроме того, любуясь, как отражаются от граней пирамиды лучи заходящего солнца, я думала о древнем монархе, чьи мумифицированные останки покоились некогда в погребальной камере пирамиды, о пышной церемонии погребения, о сверкании золота и драгоценных камней на прекрасном саркофаге... Потом я вспомнила другого фараона, чьим именем бесстыдно назвался ужасный человек, посланцев которого я сейчас поджидала. Гробница великого египетского правителя Сети находилась на юге, в Фивах, в знаменитой Долине царей. Открытая в 1817 году, она до сих пор является одной из главных достопримечательностей Египта. Судя по великолепным барельефам и росписям в этой самой роскошной из всех царских гробниц, похороны Сети были потрясающей по богатству и многолюдству церемонией. Но как недолговечна мирская слава! Прошла не одна тысяча лет с тех пор, как у фараона украли все его сокровища, а его бренные останки без всякого почтения засунули, вместе с останками его предшественников и потомков, в тесную пещеру, где они избежали окончательной гибели.

Тайник с мумиями фараонов был обнаружен всего несколько лет назад. Теперь мумии хранятся в Каире, где на них можно вдоволь поглазеть. Облик Сети до сих пор по-царски величествен. При жизни он был могущественным властелином, «львом, в долине рвущем коз» и необыкновенным образчиком мужской красоты, подобно своему сыну Рамсесу. Видел ли нынешний негодяй Сети благородные черты прежнего? И не эта ли мумия навела его на мысль назваться именем, пришедшим из глубин веков? Человек, продемонстрировавший свое поэтическое воображение и силу ума, мог бы проявить больше фантазии. Я чувствовала свое родство с этим извергом: ведь я одарена не менее щедро, чем он.

Удлинившиеся тени напомнили, что наступает вечер, следовательно, Эмерсон вот-вот потребует традиционного чаю. Тем не менее я решила подождать еще минут пять и пересёла лицом к северо-востоку. Так мне были видны зеленые квадратики полей и деревья, из-за которых выглядывал минарет деревенской мечети. Над нищими домишками серым туманом висел дым от очагов.

Внезапно пустыню сотряс грохот. Я вскочила на ноги. У основания малой пирамиды вихрилось облако пыли и песка. Видимо, не выдержала часть кладки, потревоженной нашими раскопками. Хорошо, что это произошло не во время работ! Такой была моя первая мысль. В следующую секунду я испытала восторг: на северной стороне пирамиды появился темный квадрат. Неужели при обвале разверзся скрытый раньше вход?

Тут уж было не до обязанностей сыщицы, тем более послушной жены, подносящей мужу чай. Со всех ног я кинулась вниз по склону, в археологическом раже начисто забыв, что играю роль подсадной утки. Появись сейчас передо мной даже африканский слон, место которому – на несколько тысяч миль южнее, я бы вряд ли обратила на него внимание.