– Вы меня звали, профессор Эмерсон? – спросил он шепотом.

– Почему вы шепчете? – осведомился Эмерсон.

– Чтобы своим примером убедить тебя понизить голос, – подсказала я.

Герр Бехлер послал мне благодарный взгляд.

– О чем это ты, Пибоди, черт возьми?! – еще громче заорал Эмерсон. – Я никогда не повышаю голос. Объясните, герр Бехлер, с какой стати вы пускаете в свой отель всяких подлых мошенников, а? Это возмутительно!

– Вы имеете в виду князя Каленищеффа?

– Князя?! Ха! Да этот прохиндей не имеет права ни на титул, ни на высокое звание археолога! Он попросту вор и отъявленный мерзавец. Его банду мы с миссис Эмерсон разоблачили в прошлом году...

– Прошу, профессор, потише! – Бехлер заломил руки. – На нас смотрят. Вас могут услышать!

– И очень хорошо! Слова для того и предназначены, герр Бехлер, чтобы их слышали!

– А ведь герр Бехлер прав, Эмерсон, – вмешалась я. – Мы с тобой знаем, что этот человек виновен, но у нас нет доказательств. Мы не вправе ожидать, что герр Бехлер тоже отнесется к нему как к преступнику. Что мне хотелось бы узнать, так это имя несчастной, которую он опекает. С виду она так молода! И куда только смотрит ее мать? Как она позволяет дочери появляться на людях в обществе такого подозрительного субъекта?

Герр Бехлер колебался, пытаясь сохранить привычную сдержанность, но я-то чувствовала, как ему хочется посплетничать с приятным, понимающим собеседником. То есть со мной.

– Эта особа – сирота, – начал он. – Возможно, вы о ней слыхали. Она ваша соотечественница – мисс Дебенхэм, дочь и единственная наследница покойного барона Пиккадилли.

– Наследница... – повторила я в задумчивости.

– Неудивительно, что Каленищефф вертится около нее, – проворчал Эмерсон. – Нет, Бехлер, мы с ней не знакомы. Нас не интересуют взбалмошные аристократки. Не желаю больше слышать об этой мисс Девоншир или как ее там... Миссис Эмерсон она тоже не интересна: у моей жены нет времени на такую публику.

– Прекрати, Эмерсон. Герр Бехлер знает, что я никогда не вмешиваюсь в чужие дела. Просто в данном случае мой долг – спасти несчастную, попавшую в беду. Юная леди наверняка понятия не имеет, что собой представляет Каленищефф, и ее следует предостеречь. Если я могу хоть чем-то ей помочь...

Наконец-то Бехлер получил возможность высказаться.

– Должен признаться, миссис Эмерсон, что ситуация сложилась щекотливая. Мисс Дебенхэм прибыла в Каир без сопровождения, даже без горничной. Она быстро познакомилась с князем, и их поведение тут же стало скандальным. Вы не первая, от кого я слышу возмущенные слова в адрес этой пары. Как мне ни претит оскорблять британскую аристократку, придется, наверное, попросить мисс Дебенхэм покинуть мою гостиницу.

Я по его примеру понизила голос.

– Вы хотите сказать, что они... они...

– Прошу прощения, миссис Эмерсон. – Бехлер склонился ко мне. – Я вас не расслышал.

– Наверное, это к лучшему. – Рамсес взирал на меня широко раскрытыми, ничего не выражающими глазами – верный признак, что наш разговор вызывает у него острое любопытство. Я уже давно рассталась с надеждой, будто Рамсес не имеет понятия о вещах, которыми не положено интересоваться в восьмилетнем возрасте, но стараюсь сохранить хотя бы видимость наивности. – Эмерсон, отведи Рамсеса наверх и умой его.

– Он и так чистый, – возразил Эмерсон.

– Лишний раз умыться не вредно. Ты ведь знаешь, что сегодня мы ужинаем в «Мена-Хаус». В полнолуние оттуда великолепный вид на пирамиды. Хотелось бы побыстрее там оказаться!

– Прекрасно! – Эмерсон поднялся. – Только не думай, что я не догадываюсь о твоих планах, Пибоди. Будь осторожнее!

– Теперь вы можете говорить откровенно, друг мой, – сказала я Бехлеру, избавившись от родственников. – Наверное, Каленищефф и мисс Дебенхэм поселились в одном номере? Не бойтесь меня шокировать.

Но шокирован был сам герр Бехлер.

– Что вы, миссис Эмерсон! Как вы могли подумать, что я допущу такое в своей гостинице? У князя собственный номер, и даже не по соседству с покоями мисс Дебенхэм.

Я позволила себе ироническую усмешку, которую воспитанный герр Бехлер предпочел не заметить.

– Как бы то ни было, я не могу равнодушно наблюдать, как человек безрассудно катится в пропасть, тем более когда этот человек принадлежит к моему угнетаемому полу. Вечно эти мужчины пользуются нами, женщинами, в своих интересах – себя и мужа я, разумеется, не имею в виду! Нет, помочь попавшей в беду – священный долг любой женщины. Развлекайся сколько тебе влезет, но с соблюдением приличий... Простите, герр Бехлер, это я так, про себя. В общем, я должна поговорить с мисс Дебенхэм.

Но герр Бехлер уже успел передумать, что меня не удивило. У мужчин всегда семь пятниц на неделе. Чего-то попросив, в самый ответственный момент они вдруг решают, что им этого совсем не хочется. – Я не вполне уверен... – забубнил он.

– Зато я уверена! – Я улыбнулась и ткнула его зонтиком. – Не бойтесь, герр Бехлер. Я буду сама деликатность. Просто скажу, что мсье Каленищефф – скотина, вор и, возможно, даже убийца. Полагаю, для мисс Дебенхэм это прозвучит убедительно.

Герр Бехлер испуганно дернулся.

– Вы твердо решили? Мне никак вас не переубедить?

– Никак! – заверила я его.

Герр Бехлер удалился, качая головой, а я допила чай. Много времени это не заняло, поскольку Рамсес уничтожил все сандвичи.

К себе в номер я отправилась с намерением помочь Эмерсону переодеться. Этот процесс у него обычно затягивается – до того он ненавидит вечерний костюм. Но в комнатах никого не было. Рамсес с родителем бесследно испарились. Вместе с Бастет. Удивительно, как они сумели проскользнуть мимо меня! Не иначе, воспользовались черным ходом.

Вернулась троица через час с лишним – Эмерсон в расстегнутом пиджаке и воротничке, Рамсес всклокоченный и грязный, башмаки его оставляли на полу подозрительные зеленые следы. Бастет сидела у Эмерсона на плече и рассеянно поигрывала его галстуком.

– Так... Похоже, вы наведались на базар, к красильщикам!.. И что вам у них понадобилось?

– Рамсесу захотелось феску, – ответил Эмерсон, позволив кошке спрыгнуть на кровать.

– И где же она?

Рамсес огляделся, словно названный головной убор мог, перемещаясь сам по себе, появиться в комнате раньше его.

– Сам не знаю! – развел он руками.

Что тут скажешь?

– Умываться! – распорядилась я.

– Хорошо, мамочка.

Рамсес с благонравным видом удалился в соседнюю комнату, Бастет последовала за ним. Через минуту плеск воды заглушили немузыкальные завывания, которыми Рамсес всегда сопровождает свои омовения. Я повернулась к Эмерсону:

– Ну как?

– Нам надо торопиться, Пибоди. Я не собирался задерживаться на базаре, но ты же знаешь, во что всегда превращаются такие переговоры: кофе, обмен любезностями, то да се...

Он стягивал с себя галстук, пиджак, рубашку и, не глядя, швырял в сторону кровати. Я смиренно подбирала предмет за предметом с полу и отправляла в шкаф.

– Конечно, знаю. Как раз этому я собиралась посвятить завтрашний день.

– Теперь такая необходимость отпала. – Эмерсон склонился над умывальником. – Я сам обо всем позаботился. Мы можем выехать в Дахшур завтра рано утром.

– Завтра утром?

Эмерсон принялся брызгать над тазом, фыркая, словно огромный пес.

– До чего же хорошо освежиться! Разве не прекрасно будет снова вернуться в пустыню, Пибоди?

Песок и звезды, тишина и покой, уединение, никто не отвлекает...

С одной стороны, я была страшно зла на своего драгоценного супруга, с другой – меня душил смех. Эмерсон весь на ладони, как дитя. К тому же меня всегда отвлекает игра мускулов у него на спине. Я взяла полотенце и помогла ему вытереться.

– Я вижу тебя насквозь, Эмерсон. Тебе хочется побыстрее увезти меня из Каира. Что ж, я, разумеется, разделяю твой энтузиазм по поводу песка, звезд, уединения и прочего. Но мне еще надо успеть многое сделать, прежде чем...

– Вовсе нет, Пибоди. Недаром Абдулла и наши люди провели в Дахшуре все лето. Если помнишь, мы решили, что оставлять участок без присмотра рискованно. Не сомневаюсь, что они уже нашли и приготовили для нас подходящий домик и перенесли туда вещи, которые мы оставили прошлой весной в Дронкехе...

– У нас с Абдуллой разные представления о «подходящем домике». Мне понадобится...

– Все, что тебе понадобится, можно будет привезти, когда ты на месте разберешься, чего там не хватает...

Голос Эмерсона звучал хрипло, а словам недоставало обычной для него точности. Я увидела, что он смотрит на меня в зеркало с хорошо знакомым мне выражением.

– Мне побриться, Пибоди?

– Обязательно. Ты такой колючий...

Он обнял меня, прижав вместе с полотенцем к груди и оцарапав мне щетиной щеку.

– Так мне побриться, Пибоди? – повторил он еще более хрипло.

– Что ты, Эмерсон... – начала было я, но продолжения не последовало.

Мало-мальски догадливый читатель меня поймет и простит. Дальнейшее совершенно вскружило мне голову – признаться, с моей головой в таких ситуациях всегда происходит невесть что...

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я почувствовала жжение в затылке и невольно оглянулась. В дверях стоял Рамсес, да не один, а с кошкой в руках! Оба наблюдали за нами с любопытством закоренелых бесстыдников.

– Рамсес! – вскричала я гораздо громче, чем собиралась. – Кажется, ты ухмыляешься?

– Это улыбка уважения и одобрения, – возразил мой несносный сын. – Мне нравится, когда вы с папой предаетесь подобным занятиям. Пока еще мне трудно объяснить, чем это вызвано. Полагаю, дело в подсознательной потребности в...

– Рамсес! – гаркнул Эмерсон. Красноречие сына дало ему время отдышаться. – Марш в свою комнату! И закрой за собой дверь.

Рамсес немедленно исчез, но настроение было уже испорчено. Эмерсон смущенно кашлянул и потянулся за бритвенным прибором.

– Придется подумать о надзирателе для Рамсеса, – буркнул он. – То есть я хотел сказать, что пора приставить к нему гувернантку...

– Нет, именно надзирателя! – Я присела за туалетный столик в надежде соорудить из взъерошенных волос подобие великосветского пучка. – Если помнишь, я предлагала взять с собой слугу, но ты воспротивился.

– Нельзя было разлучать беднягу Джона с невестой, – промычал гуманист Эмерсон, взбивая кисточкой пену в чашке и намыливая щеки. – Ничего, вот доберемся до Дахшура, а там заставим Селима вспомнить его прошлогодние занятия.

– От Селима и в прошлом году было не много толку. Я помалкивала, чтобы его не обидеть, но с ним Рамсес был совершенно неуправляем. Да что там, вместо того чтобы охранять Рамсеса, Селим превратился в его сообщника! Рамсесу нужен толковый наставник. Пока что у него очень одностороннее образование. Да, он расшифровывает египетские иероглифы так же запросто, как обычный ребенок его возраста читает по-английски, зато у него крайне поверхностное представление о науках, а в истории своей великой нации он вообще ничего не смыслит.

– Почему? Например, ему не чужда зоология. Он все время подбирает бродячее зверье...

– Я говорю о физике, астрономии...

Эмерсон презрительно фыркнул, забрызгав пеной все зеркало.

– Никак не постигну, какая разница, что вокруг чего вертится – Земля вокруг Солнца или наоборот? Лучше не загружать мозги всякими глупостями.

– Сдается мне, Эмерсон, ты не сам придумал эту невежественную сентенцию.

– Несомненно, то же самое тебе скажет любой благоразумный человек. Не беспокойся за образование Рамсеса, Пибоди! Он и так проживет.

После этого легкомысленного заявления Эмерсон молча провел по щеке зловеще посверкивающей бритвой. Разумеется, я осталась при своем мнении, но решила промолчать, дабы избежать несчастного случая. Только когда бритва оказалась на безопасном от горла моего супруга расстоянии, я с нажимом вопросила:

– Значит, мы уезжаем завтра утром?

– Да, если это тебя устраивает, дорогая.

– Совершенно не устраивает! Сначала мне надо закончить несколько дел...

Эмерсон возмущенно обернулся и погрозил мне бритвой.

– Ты имеешь в виду эту дамочку Девоншир?

– Дебенхэм! Неужели такая уж трудная фамилия? Я действительно хотела дать мисс Дебенхэм несколько добрых советов – тех самых, которые она наверняка услышала бы от своей матушки, будь та жива. Что ж, придется сделать это сегодня вечером.

– К черту!

– Поторопись, Эмерсон. В «Мена-Хаус» будет столпотворение: пирамиды при лунном свете – популярное зрелище. – Я сумела-таки собрать непослушные волосы в аккуратный узел. – Но дела, о которых я обмолвилась, – это покупки. Уверена, ты приобрел далеко не все, что мне потребуется.

– Напрасно ты так уверена. Я даже накупил этих чертовых микстур, примочек и пластырей, которыми ты вечно мучаешь аборигенов.

– А как насчет чаш для причастия?

– Причастие?.. Знаешь, Пибоди, я еще готов терпеть, когда ты изображаешь из себя лекаря, но если вдобавок ты займешься причащением и отпущением грехов, я взбунтуюсь. Это идет вразрез с моими принципами: не потерплю у себя под носом нелепых суеверий! Но проблема не только во мне. Что на это скажет англиканская церковь?

– Все бы тебе шутить, Эмерсон! Ты ведь отлично знаешь, что я хочу заменить те, которые Гений Преступлений украл из церкви в Дронкехе в прошлом году. Деревенский староста был так безутешен, что мое сердце дрогнуло. Раз мы не в состоянии вернуть оригиналы, попробуем хотя бы утешить его новыми. Ты наверняка не приглядел на рынке ничего подходящего?

– Древнюю религиозную утварь христиан-коптов нелегко найти даже на каирских базарах. Да и зачем зря тратить время? Захватила бы из Лондона комплект тазиков для ванны, и дело с концом.

Я проигнорировала это нечестивое замечание, ибо давно знакома с презрительным отношением мужа к религии. Но когда он взялся за брюки, я не стерпела:

– Только не эти драные штаны, Эмерсон! Я приготовила твой вечерний костюм. Ведь твид...

– ...самый подходящий материал для восхождения на Великую пирамиду, Пибоди! Или ты хочешь, чтобы я испортил свой единственный вечерний наряд?

– Восхождение на пирамиду? В темноте?

– Нынче полнолуние, как тебе хорошо известно. При таком освещении с вершины пирамиды Хеопса открывается фантастический вид. Я задумал это как сюрприз для тебя, моя дорогая, но если ты предпочитаешь разодеться в пух и прах, как та юная пассия Каленищеффа, – что ж, изволь... Странно, как дамам в таких пышных юбках удается оставаться на грешной земле. Кажется, малейший порыв ветра – и они взмоют в воздух.

Его доводы показались мне логичными. Чтобы не воспарить, я решила одеться попроще – в рабочие брюки винного цвета и бело-кремовый жакет в клетку. Ансамбль дополнял мой неизменный зонтик. Без него я шагу не ступлю. Это самый полезный предмет, созданный человеческим гением. В данном случае я собиралась использовать его в качестве трости, так как среди развалин в окрестностях пирамид можно запросто свернуть шею. Тем не менее критику платья мисс Дебенхэм я не могла оставить без внимания.

– Подобно всем мужчинам, ты, Эмерсон, лишен чувства стиля. Хотя молодая особа, конечно, могла бы одеваться поскромнее. Надо будет узнать, где она...

Эмерсон прервал меня властным поцелуем, после чего проговорил:

– Ты обойдешься и без искусственных прикрас, Пибоди. Больше всего тебе идет теперешний легкий наряд, обгоревший нос и волосы дыбом. Еще лучше, когда на тебе вообще нет...

Я зажала ему ладонью рот, чтобы не прозвучал конец фразы, потому что снова чувствовала жжение в затылке – Рамсес был тут как тут.

– Теперь я могу войти, папа? – невинным голосом вопросил наш сын.

– Входи, – разрешила я, отшатываясь от Эмерсона.

– Что мне надеть, мама? – так же кротко осведомился Рамсес.

– Пожалуй, черный бархатный костюмчик.

Лицо Рамсеса редко выражает какие-либо эмоции, однако на сей раз его исказила страдальческая гримаса. Черный бархатный костюм неизменно будит в нем бунтарский дух. Ума не приложу, почему Рамсес его так ненавидит. По-моему, черный бархат в сочетании с кружевным воротником и гофрированной рубашечкой – вполне подобающий наряд для восьмилетнего отрока. Хотя, должна признать, Рамсесу, с его грозным профилем и черными кудрями, больше пошло бы одеяние помужественнее.

В следующую секунду я представила, во что превратится выходной костюм после карабканья на пирамиду, и разрешила ему одеться по собственному усмотрению. Увы, моя надежда, что Рамсес из духа противоречия выберет черный бархат, не оправдалась.