— Мак, я никогда не вмешиваюсь в чужие дела, — сказал Крис. — По крайней мере, пока меня не просят об этом. Так ты посмотришь на парнишку? Я с удовольствием прогулялся бы вместе с тобой.
Маккарти нахлобучил шляпу и спрятал бутылку обратно за оружейный шкаф. Крис уже стоял у выхода, разглядывая объявления о беглых преступниках.
— Кстати, — сказал он. — Помнишь Джона Хардина?
— Конечно, помню. Он же был лучшим другом Энди Крофорда.
— Когда мы были в Эль-Пасо, я услышал о нем много интересного, — сказал Крис, первым выходя на крыльцо. — Расскажу по дороге. Знакомься, это мои друзья, Винн и Джуд.
Белокурый красавчик со шрамами на щеке приложил ладонь к уголку глаза, по-кавалерийски салютуя шерифу. А индеец только моргнул, полагая, что этого хватит для приветствия.
— С чего это Питер Уолк прислал такую делегацию? — недоверчиво спросил Лысый Мак.
— Ребята просто проводили меня до поселка, — пояснил Крис. — У них дела на станции, а к Уолкам мы с тобой поедем одни.
Помощник Лански подвел к Маккарти коня, и шериф тяжело поднялся в седло.
— Я за реку, — сказал он помощнику. — Скоро вернусь. Знаешь что, Лански? На всякий случай прибери в чулане. Возможно, туда придется кое-кого упрятать.
Они поскакали по дороге между приземистыми домиками шахтеров.
— Я приехал сюда с другой стороны, — заметил Крис. — Это не та дорога.
— Верно. Здесь у нас много дорог. Я никогда не пользуюсь одним и тем же путем дважды за день.
— Полезная привычка.
— Ты хотел рассказать о Хардине, — напомнил Маккарти.
— Его убили в Эль-Пасо, — коротко ответил Крис.
— Как? Не может быть! Он же сейчас должен досиживать свой срок, — удивился Маккарти. — Он что, бежал с каторги? Жаль, что я ничего об этом не слышал.
«Вот и еще один приятель Энди Крофорда отправился вслед за ним. Еще один славный разбойник вычеркнут из розыскного листа», — подумал Лысый Мак.
Джон и Энди выросли в Техасе. Их юность прошла в бедности и лишениях. То были годы Реконструкции, когда Север все еще праздновал свою победу над Югом и насаждал свои порядки на захваченных землях. Вчерашние рабы вдруг стали такими же достойными гражданами, как и их вчерашние хозяева, — и даже лучше, потому что, в отличие от хозяев, они не воевали против янки. Нацепив полицейские бляхи, негры могли застрелить любого белого мальчишку только за то, что он назовет их неграми. И солдаты-янки, стоявшие на каждом перекрестке, были заодно с черными.
Энди Крофорду, в общем, было все равно. Он не собирался потратить жизнь на сведение старых счетов, и грабил с одинаковым успехом и белых, и черных. Но Джо Хардин все принимал слишком близко к сердцу. В пятнадцать лет он впервые застрелил человека. Точнее, своего бывшего раба. За следующий десяток лет он отправил на тот свет еще двадцать негров-полицейских и солдат-янки. Его несдержанность сильно вредила бизнесу Энди Крофорда, и тот, как мог, пытался утихомирить напарника. Ведь за убийцами гоняются гораздо настырнее, чем за простыми налетчиками. Было время, когда Энди заставил Хардина тихо перезимовать в захолустном городишке, где по улицам не ходили полицейские-негры. Там Джо, казалось, успокоился, взялся за ум, и даже женился. Четыре года они провели там, выезжая на гастроли в соседние штаты или грабя проходящие поезда. Порой Джо срывался на ненужную стрельбу, но, по крайней мере, не убивал никого по соседству. Но в конце концов, когда они оказались во Флориде, Джо снова затеял отчаянную и безнадежную перестрелку. Обоих взяли живыми, к разочарованию Джона. Энди Крофорд получил восемь лет тюрьмы, а Джо Хардину присудили двадцать пять лет каторжных работ.
— Так, значит, он бежал с каторги? — повторил задумчиво Маккарти. — Нет. Его помиловали в прошлом году, — сказал
Крис. — Он перебрался в Эль-Пасо. Открыл там юридическую контору.
— Неудивительно, — вставил Маккарти, — каторга учит лучше любого университета.
— Как оказалось, контора была только прикрытием, — пояснил Крис. — Джо перестал стрелять. И занялся контрабандой и перепродажей краденого. Спокойный бизнес, чтобы обеспечить достойную старость.
— И как его убили? — спросил Маккарти.
— Стоял в баре за стойкой, спорил о чем-то со своим напарником, полицейским. Тот отошел на минуту, потом вернулся и выстрелил Джону в затылок. Вот и все.
— Глупая смерть, — сказал Маккарти. — Глупая, никчемная, бессмысленная. И Энди тоже умер бессмысленной смертью. Только-только расплатился с долгами, только начал копить капитал… Помнишь, сколько у нас было на руках, когда мы похоронили его и разбежались? Помнишь? По сорок три доллара на брата!
— Нам хватило, чтобы начать новое дело.
— Да, про твое новое дело мне кое-что рассказывали…
Шериф Маккарти достал сигару, обдумывая, как бы прощупать Криса так, чтобы тот не обиделся, догадавшись, что его прощупывают. Когда едешь по безлюдной дороге, хочется лучше знать своего попутчика. Лысый Мак считал, что неплохо разбирается в людях, и мог с уверенностью судить о человеке по его одежде и речи. Причем слова не имели значения, гораздо важнее было то, как эти слова произносятся. Ирландский акцент и дерзкий голос были верной гарантией того, что за таким парнем потянутся пьяные драки, скандалы и сопротивление властям. Мягкая быстрая речь с обилием испанских словечек в сочетании с черными щегольскими усами — это прогулы, кражи и поножовщина из-за баб.
Крис почти не изменился за прошедшие годы. Он говорил мало, но веско, тщательно взвешивая каждое слово и не пропуская мимо ушей ни одной реплики собеседника. Так говорили люди, которых шериф уважал и опасался. Такая манера говорить, по наблюдениям шерифа, могла сопровождаться внезапными выстрелами, но только при нескольких свидетелях, которые подтвердят факт самообороны.
Что касается внешнего вида, то, оглядев Криса, шериф не нашел в нем никаких перемен к лучшему. Раньше тот никогда не тратился на дорогие вещи, и почти все деньги отдавал своему банкиру, если не успевал их проиграть. Сейчас на нем была простая, но чистая одежда, он был гладко выбрит и выглядел хорошо отдохнувшим. Значит, если он и в самом деле провел целый год в скитаниях по югу, то эти скитания не были лишены комфорта. Шериф закурил и спросил осторожно:
— Так ты говоришь, о Потрошителе Банков мы уже не услышим?
— Все это в прошлом, — спокойно ответил Крис То время ушло.
— Не всякое прошлое можно легко отбросить.
— Не всякое. Но и оставаться в нем на всю жизнь тоже нельзя.
— Это верно. Надо и о будущем подумать, — многозначительно произнес Маккарти. — Если у тебя нет каких-то других дел, почему бы тебе и в самом деле не остаться здесь? Не пожалеешь.
— Спасибо, Мак. Я подумаю.
— Думай, Крис, думай. Ничего сложного в этой работе нет. Надо только иметь глаза и уши. Много глаз и много ушей.
— У тебя их много?
— Хватает. Я тут не первый год. Всех насквозь вижу. Знаю, кто с кем дружит, кто с кем враждует. Знаю всех, кого рано или поздно придется вздернуть, если они сами не уберутся отсюда. Некоторых из них ждет хорошая веревка, а на остальных и гнилую жалко будет потратить. Мне тут никто не мешает, а помочь любой будет рад, только попроси. И в компании меня уважают. Дом для меня построили. Еще год поработаю, можно будет подумать о женитьбе.
— Есть красотка на примете?
— Это не проблема. Любая побежит, только пальцами щелкну.
— Мак, все это звучит заманчиво, — сказал Крис. — Но ты пока говорил только о приятной стороне дела. Неужели здесь все так прекрасно?
— Конечно, не все. Есть три вещи, которые портят мне жизнь.
— Только три?
— Ну, дерьма тут хватает, но эти три вещи — самое главное дерьмо. Индейцы. Пьянка. И Питер Уолк, будь он неладен.
— Что самое трудное? Индейцы?
— Да нет, — Маккарти пренебрежительно отмахнулся. — с ними-то как раз проще всего. Построже с ними, спуску не давать, стрелять без разговоров. Скоро они и сами уберутся отсюда. Они давно бы ушли куда-нибудь, если б не этот Питер. Он краснокожих тут держит. Только он. Не знаю, чем он их околдовал, но они даже работают у него. Индейцы — и работают. Ты можешь в это поверить, Крис? Чтобы индейцы пахали землю, собирали пшеницу, стригли овец? Они же могут только воровать! Грязные, тупые твари, они даже лопату не умеют по-человечески взять в руки. Видел бы ты, как они корячатся на карьере. Одним словом, краснокожие. Их место за колючей проволокой. А он их тут держит, потому что прикрывается ими. Ну, и они, конечно, рады ему помочь в любом грязном деле. Руку даю на отсечение, что краденый скот пропадает как раз там, на землях Уолка. Мы как-то раз попробовали пройти по следам угнанных бычков, дошли до реки — а за рекой уже колючая проволока. Частное владение. И трое индейцев с карабинами сторожат проход.
— Если следы вели за проволоку, закон был на твоей стороне.
— Питер Уолк не так глуп, чтобы оставить следы.. Не было никаких следов. Но бычки пропали там, за проволокой, я уверен. Иначе почему он туда никого не пускает? Ни одна живая душа со всего карьера не знает, что творится там, за проволокой. Эти друзья краснокожих перекрыли все дороги и просто убить готовы любого чужака.
— Здесь много дорог, — сказал Крис. — Все не перекроешь. Не пробовал отправиться в обход?
— Какой обход? Там кругом голые скалы, ни одной тропинки. С юга к ним ведет ущелье, но пройти через него невозможно. Говорят, там земля проваливается под ногами, и человек падает в кипяток. Горячие источники, к тому же с удушливым газом. Поэтому ту долину и называют Мертвой Долиной. Этот Питер Уолк хорошо устроился. Но я все равно его достану, рано или поздно!
Лысый Мак неспроста затеял этот разговор. Ему не нравилось, что Крис сначала побывал в логове Уолков, а только потом решил навестить старого приятеля да и то, скорее всего, по просьбе этого хитрюги Питера. Жизнь приучила шерифа никому не верить. Не верил он и Крису, когда тот говорил, что оказался на ферме Питера случайно. Наверняка за этим неожиданным визитом что-то скрывалось, и наверняка что-то еще должно будет произойти. Питер Уолк никогда раньше не обращался за помощью к шерифу. И сейчас, громко, но беззлобно изобличая этого проходимца и кровососа, Лысый Мак незаметно следил, как реагирует Крис на его брань.
Но Крис невозмутимо покачивался в седле и равнодушно оглядывал низкие холмы вдоль дороги.
— Расскажи лучше о себе, — неожиданно попросил он, когда Маккарти умолк. — Как ты жил, чем занимался? Я не ожидал увидеть на твоей груди шерифскую звезду.
— Я тоже.
— Как ты смог так переменить всю жизнь?
— Это долгая история, Крис, — смущенно начал Мак. — Боюсь, тебе надоест меня слушать…
Однако он не заставил себя уговаривать и принялся излагать свою эпопею, не упуская ни малейших подробностей. Рассказывать о себе было гораздо приятнее, чем ругать Питера Уолка. Крис слушал внимательно, иногда вставляя одобрительные замечания, и Мак воодушевлялся все больше. До сих пор ему не приходилось оглядываться на прошедшее. Оказывается, он не всегда был пьяницей, вором и бездельником. Оказывается, он вполне достоин уважения хотя бы за то, что нашел в себе силы встать на тропу праведной жизни. Растрогавшись от воспоминаний, Маккарти и не заметил, как пролетело время.
Старый Лукас Уолк спустился к нему с крыльца.
— Шериф? Крис? Что случилось?
— Ничего, — сказал Крис. — Шерифу надо поговорить с раненым.
— Поговорить? Не думаю, что он на это годен… — Лукас покачал головой. — Заходите в дом.
— Где он? — спросил его Лысый Мак, не тратя времени на приветственные церемонии.
Лукас молча провел его к сараю и отворил скрипучую дверь.
Шериф заглянул внутрь и остановился на пороге. Полумрак сарая разрезал пыльный луч света из маленького окошка. Под окном, на куче соломы, прикрытой грубым полотном, раскинулся тщедушный юнец с редкой бородкой. Глаза его были неплотно закрыты, и казалось, он следит за вошедшими из-под опущенных век. Он тяжело и неровно дышал. Одна рука его лежала под головой, другая, без кисти, была обмотана белой тряпкой и покоилась на груди.
— Эй, амиго, слышишь меня? — спросил шериф. — Да нет, похоже, что разговор у нас не получится.
— Он лежит так уже четвертый день, — сказал Лукас.
— Что с рукой?
— Гангрена была. Половину руки пришлось отнять.
— Кто говорил с ним?
— Никто. Он бредит.
— Бредит? В бреду можно услышать немало полезного. он называл какие-то имена, клички или, к примеру, города?
— Я не слышал ничего такого, — ответил Лукас.
— Это не наш. Не с карьера. Откуда же он взялся? — задумался шериф, почесывая переносицу. — Вот что. Привезите его в участок, там мы покажем его людям. Не с неба же он свалился. Кто-нибудь его опознает.
— Не знаю, довезем ли, — сказал Лукас. — Он плох.
— А ты постарайся довезти. Тебе же лучше будет, если он загнется не у тебя дома, а в поселке, при свидетелях, верно?
Шериф вышел из сарая и подошел к Крису, который вытирал свою вспотевшую кобылу.
— Я не успел тебя расспросить об этом парне, — сказал Мак. — Расскажешь по дороге.
— Разве вы не останетесь пообедать? — спросил Лукас. — У нас…
— Не беспокойся, — перебил его Маккарти. — Уж я постараюсь, чтоб мой старый друг не остался голодным и трезвым. Здесь-то у тебя вряд ли найдется хотя бы капля виски. А ты не задерживай. Запрягай телегу и вези мальчишку в поселок. Чем быстрее, тем лучше.
Крис повернулся к Лукасу и сказал:
— Когда вернется Винн, пусть подождет меня здесь.
Маккарти показалось, что Крис сказал это, словно извинялся за что-то. И снова смутные подозрения охватили его.
Но, когда они отъехали от фермы, Крис заговорил о прошлом, вспоминая, как весело они кутили когда-то, спуская добытые деньги в притонах Сент-Луиса. Сердце шерифа сразу оттаяло, и он стал вместе с Крисом воскрешать в памяти чарующие имена — Жозефина, Арманда, Леонсия…
И только вернувшись в участок и расположившись за столом с бутылкой бурбона, Маккарти сообразил, что своими воспоминаниями Крис, скорее всего, просто уклонился от разговора про парня с гангреной.
— Эй, Лански, — позвал он помощника. — Сбегай в таверну да принеси нам мяса по-креольски.
— Как обычно, сэр?
— Да, как обычно. Только в два раза больше.
Он разлил виски по стаканам.
— У меня отличный повар. Бывший моряк флота Ее Королевского Величества. Может даже котенка приготовить так, что не отличишь от фазана.
— Полезный навык, — без тени улыбки сказал Крис. — Надеюсь, для тебя он выберет кошку пожирнее?
— Сам ты кот, хитрый котяра, — сердито буркнул Лысый Мак. — Крис, со мной вилять не надо. Тебе что-то известно про того парня?
— Немного. Возможно, он из банды Хаммера.
— Хаммер? Что еще за Хаммер?
— Не знаю, — Крис неожиданно улыбнулся: — А помнишь пароход «Сильвер Хаммер»? Помнишь, как мы в Новом Орлеане сели на него и не сходили на берег целый месяц?
— Двадцать восемь дней, — поправил Лысый Мак, — а когда сошли, еще неделю отлеживались после драки с матросами.
— Интересно, а сколько времени пришлось отлеживаться тем матросам?
— Крис, скажи прямо.
— Что?
— Ты будешь работать со мной или нет?
— Давай попробуем, — сказал Крис. — Не знаю, что из этого выйдет. Мне еще никогда не приходилось защищать закон.
— Я тебя научу. Такие люди, как мы с тобой, быстро схватывают эту науку. Потому что законы здесь устанавливаю я.
Лански принес из таверны заказанное угощение. Крис ел мало, почти не пил, и Лысый Мак снова обиделся. В прежние времена все было не так. Тогда они накидывались на еду, как голодные волки, с одинаковым упоением сметая со стола и роскошный ужин, и вяленое мясо, и черствую лепешку с половинкой луковицы.
— Угадай, что это было? — спросил Мак, когда Лански унес грязную посуду.
— Судя по косточкам, все-таки не кошка, а цыпленок. Помидоры, кайенский перец, горох, лук… И еще какое-то мясо. Восхитительное мясо, — добавил Крис.
— «Какое-то»? — Мак рассмеялся. — Обычная солонина! Да-да, самая простая засоленная свинина из шахтерской лавки. Я же тебя предупреждал: мой повар — волшебник. Он изучил свое волшебство, мотаясь десять лет по Мексиканскому заливу. Теперь он даже солонину готовит по-креольски!
— Что ж, я в восторге от местной кухни, — сказал Крис.
— Ты слышал, Лански? — довольный Маккарти повернулся к своему помощнику, появившемуся в кабинете с бутылкой виски в руке. — Он в восторге от местной кухни! Что это у тебя, неужели виски?
— Я сказал, что у вас гость, и повар передал это вам, сэр.
— Открывай и садись с нами, — скомандовал Мак. — Пора тебе познакомиться с нашим новым помощником шерифа. Ну, что ты застыл?
— Повар передал вам еще кое-что, сэр, — Лански замялся. — Передал на словах.
— Говори, не стесняйся.
— Он сказал, что индейцы готовят нападение на поселок. Ему это передал зеленщик. Наверно, надо предупредить инженера Скилларда, сэр.
— Ерунда, — махнул рукой Маккарти. — Садись, наливай, пей. Эти разговоры я слышу всю жизнь. Индейцы всегда хотят напасть. Только меня не волнует, чего они хотят. Вот когда нападут, тогда и будем с ними разбираться. А Крис нам в этом поможет. На его кольте не хватает зарубок.
Он порылся в ящике стола, достал оттуда латунный значок, изображавший звезду внутри круга, и положил его на стол перед Крисом:
— Надень. С этого часа ты работаешь на меня.
Крис осторожно взял значок за края и разглядел его.
— Значок помощника? Но здесь написано не «помощник», а «охранник».
— Какая разница? — Маккарти нахмурился, потому что своей неуместной наблюдательностью Крис наступил на его самую больную мозоль.
Дело в том, что и на шерифской звезде Лысого Мака тоже было написано не «шериф», а «охрана компании Берга». Горнорудная компания подменяла собой государственную власть в этих краях, куда государство еще не дотянулось. Если разобраться, то Маккарти был шерифом только на словах, и с точки зрения закона ничем не отличался от самозванца судьи Бенсона. С точки зрения закона он был обыкновенным наемным сторожем. Ну, может быть, старшим из сторожей. Ему платили только за то, что он охранял собственность компании. Правда, компании принадлежало все вокруг — и дома шахтеров, и их инструменты, и торговые лавки, и товары в этих лавках. А государство здесь не владело ничем, поэтому даже федеральный маршал8 Баррет, появляясь иногда в Крофорд-Сити, не мог командовать «шерифом» Маккарти.
— Неважно, что там написано, — сказал Лысый Мак. — Важно, что такой значок не каждому дозволено носить. Считай, что тебя приняли в компанию Берга. Теперь ты можешь застрелить любого, и тебе ничего не будет. Вот что значит вступить в охранники компании.
— Не знал, что это делается так быстро, — сказал Крис, пристегивая значок к рубашке. — Я слышал, что полагается приносить какую-то клятву.
— Можешь поднять руку и сказать «клянусь», если тебе так хочется. Лански, что ты говорил, когда я принимал тебя в помощники?
Лански поглядел в потолок.
— Клянусь три раза в неделю выходить в ночной патруль. Клянусь не стрелять по собакам и курам. И еще что? Клянусь не выпускать заключенных без разрешения шерифа. Кажется, все.
— Ну что, Крис, тебя это устраивает?
— Прошу дать мне испытательный срок, — сказал Крис. — Пока я могу поклясться только в одном. Я клянусь не стрелять по вашим курам.
Глава 5. ВИНСЕНТ КРОКЕТ. В ПОИСКАХ ЕНОТОВОЙ ШКУРЫ
Крис так тепло говорил о своем приятеле, что Лысый Мак заочно начал мне нравиться. Но нравился он мне только до тех пор, пока я его не увидел.
Один мой знакомый, дакота Громкий Шаг, когда-то учил меня, что у всех индейцев одинаковые лица, потому что они живут одинаковой жизнью, — жизнью своего племени. А у белых все лица разные, потому что каждый живет сам по себе. Он имел в виду, конечно, не разрез глаз и не длину мочки. Он говорил о том, что написано на человеческом лице.
На лице этого Лысого Мака было написано, что он тут не просто самый главный, а вообще единственный человек. Он глянул на меня с покровительственным презрением, а Джуда, похоже, даже не заметил.
Он уехал с Крисом, а мы с индейцем остались ждать эту копушу Энни. Наконец она вывалилась из дверей лавки с охапкой свертков и коробок. Мы переглянулись — и не тронулись с места. Она сама дотащила гору подарков до коновязи и скомандовала:
— Грузите все на своих лошадей! Скорее, а то рассыплется! Красный Орех, ну что ты смотришь?
Индеец неторопливо подошел к ней и подхватил падающую коробку.
— Тебе, Белая Сойка, надо было ехать на фургоне, — сказал он.
— Ну что ты ворчишь? Ты же сам знаешь, сколько там женщин и стариков, я никого не могу обидеть. Разделим поклажу на трех лошадей, ничего страшного, — говорила она, разбирая свои подарки на три неравные кучи.
— Что? — не выдержал я. — Мы поедем, как бродячие торговцы, по уши в коробках?
Джуд уже терпеливо обвязывал свои коробки длинным шнуром, но я не собирался плясать под дудку девчонки. Мой нож безжалостно расправился с разноцветными ленточками, и все эти гребешки, чашки и ремешки прекрасно разместились в свободной седельной сумке, а пару зеркал в металлической оправе я сунул в карманы жилета.
Энни молча собрала пустые коробки, обвязала их и подвесила к своему седлу.
Я понимал ее. Даже пустая коробка может стать прекрасным подарком для людей, которые живут под открытым небом и которые из-за своей бедности и гордости не заглядывают в галантерейную лавку.
Но ехать через открытую местность с таким грузом было вопиющим безрассудством. Энни Белая Сойка, наверно, не знала, как часто грабят людей даже в больших городах, где на каждом углу маячит полицейский.
Она поскакала впереди, мы с Джудом потрусили сзади, и его коробки смешно гремели в такт копытам.
— Почему она назвала тебя Красным Орехом?
— Это мое имя.
— А Джуд?
— Лукас назвал при крещении.
— Так ты крещеный?
— Мы все здесь крещеные.
Красный Орех… Наверно, так назвал его отец, когда увидел новорожденного сына, красного и сморщенного. А Белая Сойка — это уже не имя, а прозвище, которое получает каждый белый, кто входит в круг индейцев. Мои шайены называли меня «Человек — Повелитель Винчестера», причем не из желания подольститься, а просто чтобы указать на мою функцию в племени, я был у них кем-то вроде инструктора по стрелковому делу.
Пыля вслед за Энни по дороге, я размышлял об индейских именах. Когда-то я пытался объяснить Громкому Шагу, что имена белых людей тоже что-то обозначают. Белый человек получает обычно имя своего небесного покровителя. Меня, к примеру, назвали в честь святого Винсента, и он теперь все время за мной присматривает, иногда помогает, чаще просто предостерегает. Но Громкий Шаг не мог понять, что такое «небесный покровитель». Зато ему был понятен смысл имени его отца, которого звали Собачий Пес, «Шунка Блока» на языке сиу, а у меня в голове для такого понимания чего-то не хватало.
И тогда Громкий Шаг рассказал мне замечательную историю. Один из самых прославленных вождей народа сиу звался Бешеный Конь. Это был великий воин, непобедимый в бою. Белые смогли убить его, заманив на переговоры. Пятеро человек повисли на нем, часовой несколько раз ударил в спину штыком. Говорили, что пуля не брала Бешеного Коня. На лице его был заметный шрам, и шрам этот был как раз от пули. Когда-то в него стреляли с нескольких шагов, но он выжил. А стрелял в него индеец с очень интересным именем… Да, это была красивая история. Бешеный Конь, молодой и уже прославленный в боях и охоте, должен был стать вождем племени оглала. Но, на беду свою, влюбился в чужую жену. Бешеный Конь увез ее с собой в стойбище своих друзей. Ревнивый муж выследил их и догнал. Он подошел к костру, где в кругу друзей сидел Бешеный Конь с украденной женщиной. Он выстрелил в Бешеного Коня и увел жену с собой. Бешеный Конь остался жив, но теперь его уже не могли избрать вождем. И он стал только военачальником. А имя того индейца, который стрелял в него, было Нет Воды.
Нет Воды! Наверняка он однажды отказался поделиться водой. Может быть, я рассуждаю в манере другого индейца, которого звали Сам Знаю, но для меня этот Нет Воды уже навсегда останется жадным и мстительным типом. Кстати, говорят, что стрелял-то он все-таки не из-за ревности, а за деньги. Белые заплатили ему за голову молодого вождя, но, как оказалось, поторопились. Сомневаюсь, что Нет Воды вернул им неустойку.
Шахтерский поселок давно скрылся за холмами, когда мы свернули с дороги на широкую тропу, протоптанную в траве. Слева и справа от нас теперь высились длинные валы бурой комковатой глины, иногда попадались кучи полусгнившего мусора, среди которого можно было разглядеть то сломанную тачку, то ржавую лопату, стертую до самого черенка. Я догадался, что мы приближаемся к месту, которое называлось «старым карьером». Скоро в воздухе появился еле уловимый запах гари, и я насторожился. Никогда не мог похвастаться особо чутким носом, но я все же отличаю вкусный дымок полевой кухни от тоскливого запаха сгоревшего мусора.
Джуд, видно, подумал о том же, о чем и я. Он резко повернул мустанга и взлетел на глинистый вал, чтобы из-под ладони оглядеть прерию. Я направил Бронко за ним. Сверху было видно поляну между высокими мескитовыми деревьями, стоявшими полукольцом. На траве темнели округлые пятна, оставленные стоявшими здесь типи9. Белая зола кружилась вьюжной спиралью над остывшим кострищем.
— Это сюда мы везли подарки? — спросил я.
— Темный Бык ушел, — сказал Джуд.
— Они не могли уйти далеко, — сказала Энни. — Мы догоним их.
Когда большая индейская семья снимается с места зимней стоянки, ей трудно исчезнуть бесследно. И мы поскакали по широкой и хорошо заметной полосе следов, оставленных на траве и в песке. Меня немного тревожило то, что впереди, между холмами иногда поблескивала река, и следы направлялись определенно в ее сторону. Не знаю, как переправлялись они, но для нас переправа стала бы тяжелым испытанием. Если придется пускать коней вплавь, то Энни придется распрощаться со своими коробками.
Я немного беспокоился, немного злорадствовал. Но на берегу реки нас поджидали совсем иные трудности.
Широкая цепочка следов внезапно разрослась во все стороны, словно все, кто шел к реке, вдруг разбрелись поодиночке. Одни пошли направо, другие налево, третьи повернули назад, а четвертые шагнули прямо в реку.
Энни остановилась, растерянно вертя головой по сторонам:
— Что здесь случилось?
— Ничего не случилось, — пояснил Джуд.
— Ничего, — согласился я. — Если не считать того, что Темный Бык решил оторваться от погони.
Это было, наверно, похоже на лабиринт. Племя разбежалось, как осколки гранаты. Но я понимал, что, в отличие от гранаты, все эти следы обязательно где-то соединятся. Индейцы знали точку сбора, а мы — нет. И выйти в нее мы могли только одним способом — терпеливо и внимательно двигаясь по любому из следов. Но по какому?
— Налево? Направо? — спросил я у Джуда.
— Налево каменный холм, — ответил команчеро.
Понятно. Каменистая плоскость не хранит следов, особенно если преследуемые не забудут об этом позаботиться.
— Назад тоже бесполезно идти, там поселок, — сказала Энни. — Там будет слишком много чужих следов. И никто не подскажет, куда они ушли. Только запутают еще больше.
— Впереди — река, — подвел я итог нашего военного совета. — Остается один путь. Двигаемся направо вдоль реки.
Через полчаса мы дошли до еще теплых углей небольшого костра. Наверно, это был сигнальный костер: обгоревшие сучья лежали на ровном месте, не было никаких камней, чтобы поставить на них чайник, не было и ни одной дырки в земле, оставленной костровыми рогатинами. К тому же ни один из следов не отклонился в сторону и не кружил на месте, как это бывает даже на коротких остановках.
— Идут на Косой Брод, — уверенно заявил Джуд, мельком глянув на угли.
Я снова оглядел остатки костра и на этот раз заметил то, что проглядел поначалу. Обугленные сучья были положены в золу уже после того, как костер догорел. Длинный сук лежал параллельно реке, а короткий пересекал его под острым углом. Это был знак для тех, кто идет следом. Знак, понятный только своим.
Река в этом месте была не слишком широка, но изобиловала скрытыми ямами, о чем красноречиво говорили воронки, бегущие среди оливковой ряби и белых гребешков. Джуд первым направил своего мустанга в воду и показал рукой на белый валун, высившийся на другом берегу значительно правее.
— Держите на него! Энни, не смотри на воду!
— Спасибо за совет, — негромко проворчала девчонка в ответ и подтянула коробки повыше, придерживая их одной рукой.
Мы долго пробирались по песчаной косой отмели, и я тоже не смотрел на воду, потому что непрерывно вертел головой, оглядывая берега. Каждый раз, когда приходится долго пересекать открытое пространство, чувствуешь себя движущейся мишенью. Конечно, если в тебя уже целятся, ты вряд ли успеешь увернуться от выстрела. Но я по себе знал, как неудобно стрелять в мишень, которая вертит головой и в любой момент может обнаружить стрелка. Стрелку в таком случае приходится не только целиться, но и скрываться. А когда делаешь два дела одновременно, все получается не так, как хотелось бы.
Команчеро знал это не хуже меня. Переправляясь через длинный брод, он держал карабин на бедре стволом вверх. А как только выбрался на берег, остановил коня вплотную под валуном, защитив свой левый бок.
— Кайова собираются у скалы Белого Мула, — сказал Джуд, когда мы с Энни подъехали к нему. — Там раньше собирались на летние праздники. За ними едут чужие.
— Где это написано? — спросил я.
— На земле.
Он опустил карабин и стволом показал на втоптанный в песок огрызок тонкой сигары.
— Наверно, у Темного Быка есть повод для праздника, — сказала Энни. — Это было бы прекрасно. Хорошо, что у нас много подарков. Но плохо, что они нас не отпустят сразу. Отец будет беспокоиться. Поехали скорее, Красный Орех, почему ты стоишь?