Глава 12. СЛОВО ИНЖЕНЕРА СКИЛЛАРДА

Их назвали индейцами, потому что Колумб думал, что они живут в Индии. Но он ошибался, они жили не в Индии.

Их назвали краснокожими, потому что Линней считал их представителями «красной» расы. Но он ошибся, у них не красная кожа. Их кожа бывала красной только тогда, когда они сами наносили на нее боевую раскраску.

Их называли дикарями, потому что это давало право уничтожать их. И здесь уже не было никакой ошибки. Это было преднамеренное уничтожение. «Краснокожие индейцы», две тысячи разных народов, говорящие на двух тысячах разнообразных языков, на свою беду жили на земле, которая была нужна белокожим испанцам, португальцам, англичанам, голландцам и французам.

Впрочем, французы меньше всего интересовались землей Америки. Захватив огромную территорию и назвав ее Луизианой, они поспешили избавиться от нее, продав по дешевке молодой республике со столицей в Вашингтоне. Французы слишком любили свою Францию, чтобы еще осваивать колонии. В Америке они оставались французами. Они вели торговлю и добывали меха, и им незачем было уничтожать местных обитателей, которые расплачивались пушниной за их товары.

Голландцы первыми додумались покупать землю у индейцев. В 1626 году они заплатили целых шестьдесят гульденов за то, чтобы краснокожие покинули покрытый лесом остров Манхэттен. И когда о своих правах на остров заявили англичане, управляющий голландским поселением сунул им под нос справку об оплате. Впитанное с молоком матери уважение к платежным документам заставило гордых британцев отступиться. Но это был хороший урок. С тех пор они начали платить индейцам перед тем, как изгонять их.

Вест-индская кампания голландцев рухнула вместе с британским правлением, колонии стряхнули гнет одряхлевшей монархии, но для индейцев ничего не изменилось. Их по-прежнему считали дикарями и по-прежнему сгоняли с тех земель, которые становились позарез нужны белым людям.

Индейцы пробовали сотрудничать с белыми, но каждый раз дело кончалось нарушенными обязательствами. Они пытались сопротивляться, однако потерпели поражение в долгой войне. Им осталось только воспринимать нашествие Белого Брата как неизбежное зло, вроде потопа, землетрясения или засухи. Но, если ты не хочешь утонуть во время потопа, надо учиться плавать или строить лодки. Чтобы выжить, индейцам надо было как-то приспособиться к той цивилизации, которую несли им белые.

Но кочевники Великих Равнин не могли превратиться в скотоводов, потому что они привыкли не пасти скот, а ловить его. Пока прерии были полны бизонов, команчи и сиу охотились на бизонов. Когда прерии заполнились коровами, переселенцами и поездами, команчи и сиу стали охотиться на поезда и на переселенцев. Коровы их привлекали меньше, потому что их мясо нельзя было даже сравнить с мясом бизона.

Оседлые же индейцы не могли превратиться в фермеров. Они не знали плута и обрабатывали почву заостренными палками, продавливая в земле лунку и опуская в нее зернышко или рассаду. К тому же земледелие было женским занятием, а мужчины крали, торговали и воевали.

Проявив неслыханное милосердие, Белые Братья создали для индейцев резервации. Здесь уцелевшим племенам предназначалось доживать свой век, получая от Правительства все необходимое. Вожди племен могли даже свободно выбирать место для поселения, но только там, где не было ничего ценного для Белых Братьев — в пустынях, каньонах и на голых скалах.

Но жизнь не стояла на месте, и порой границы резерваций становились досадной помехой на пути прогресса, особенно если прогрессу нужны были новые месторождения или дороги.

Так случилось и в этот раз. Шайены и сиу, устроившись в Оклахоме, вдруг узнали, что даже здесь они снова мешают кому-то из Белых Братьев. Их вождей стали все чаще приглашать на дружеские беседы в форты и столицы округов, генералы и сенаторы трясли им руки, улыбались, дарили сигары и ножи… Но вождям не нравилось, как улыбались генералы. Вождей настораживало то, как им трясли руки. Сигары были плохими. А подарить нож означало пожелать скорой гибели.

И тогда они назначили встречу тем, кто издавна жил в этих краях — вождям народа кайова.

Индейцы хотели знать, что их ждет в будущем. Останутся ли они на этих землях или их выгонят еще куда-нибудь? Или, быть может, им суждено умереть здесь, как вымирали от голода, оспы и холеры другие народы — оседжи, пауни, тетоны?

О будущем знали только шаманы и Большие Белые Вожди. Шаман Воточака из Аризоны прибыл вместе с шайенами. Белого Вождя доставил на встречу Темный Бык.

Воточака умел общаться с духами. Давно умершие индейцы рассказывали ему о будущем, которое они могли разглядеть с небес, точно так же, как орел, парящий под небесами, мог бы рассказать о далях, невидимых для оставшихся на земле.

Инженер Скиллард мог дополнить эту картину, рассказав о планах горнорудной компании.

Воточаке индейцы верили. А что касается Скилларда, то они надеялись заставить его сказать им правду.

Место у Скалы Белого Мула было выбрано для общего сбора не случайно. Оно находилось примерно на одинаковом расстоянии от резерваций, разбросанных среди гор и пустынь. Кроме того, здесь хорошо сохранились следы зловредной деятельности белого человека, и об этой деятельности не мешало бы напомнить генералам и сенаторам, которые собирались снова послать сюда белых людей.

Вожди прибыли со своими семьями. Но только Темный Бык, вождь кайова, привел с собой женщин и детей. Шайены, Волчий Глаз и Хромой взяли с собой на сбор только своих сыновей, племянников и внуков.

Весь день и всю ночь вожди сидели в палатке шамана, а их родня ждала, чем закончатся переговоры.

Ждали и гости — четверо белых и один команчеро. Энни решительно отказалась уезжать без инженера Скилларда ночью, а утром вокруг них расположились воины шайенов, и теперь нельзя было уехать не прощаясь, потому что это выглядело бы бегством.

Энни приготовила кофе, и к ее костру пришли люди Темного Быка — Ник и черный Томас. С ними были и двое чужаков — навахо в полосатом мексиканском пончо и шайен в солдатской куртке, украшенной иглами дикобраза. Винн угостил всех своими сигарами, и вокруг утреннего костра заговорили о том же, о чем сейчас, наверно, беседовали вожди. Но здесь, у костра, не нужно было соблюдать тонкости этикета.

Разговор начал инженер Скиллард.

— Я теряю еще один день, — проговорил он, стараясь скрыть раздражение. — Страшно подумать, что сейчас творится на карьере.

— Конечно, без вас вся работа остановится. Странно, что солнце взошло без вашего участия, — сказал фотограф Коэн. — Если бы эти люди знали, что вы такая важная персона…

— Они прекрасно все знают, — сказал Скиллард. — Я очень удивлен, что они позволили себе такое безобразие. С Темным Быком у нас никогда не было никаких недоразумений.

— Да, — сказал Ник, — мы знаем, что инженер Скиллард важная персона. Вы — самая важная персона во всем поселке. Вы главнее шерифа. Вы все знаете. Поэтому вас и привезли сюда. Ваше слово много значит для компании. Если вы скажете, что здесь нельзя работать, то здесь не будут работать.

— Но почему вы решили, что компания собирается здесь работать? — вяло возмутился Скиллард. — Компания давно вычеркнула этот район из своих планов. Здесь слишком бедные пласты, уголь грязный, никаких дорог. Компания и не думает сюда возвращаться.

— Когда вожди позовут вас, вы им это объясните. Но сначала надо подождать их решения, — сказал Ник.

— Какого еще решения?

— Они еще не решили, можно ли вам верить.

— Да? Интересно, и кто же это решит?

— Воточака. Он получит видение и узнает будущее. Он узнает, что задумали ваши друзья из компании. Он узнает, что вы сможете сделать для нас, чтобы нас оставили в покое.

— Воточака — хороший шаман, — сказал шайен. — Духи слушаются его. Он выгоняет пули из ран. Он сильный шаман.

Шайен глубоко, со свистом, затянулся, потом медленно выпустил дым через ноздри и повернулся к сидящему рядом навахо.

— Да, — подтвердил навахо. — Он никогда не ошибается. Он говорит, что будет наводнение, и наводнение приходит. Он говорит, что будет засуха, и все вокруг выгорает.

Навахо тоже выдохнул дым и посмотрел на Джуда, который сидел слева от него, словно передавая ему право выступления. Джуд сказал:

— Даже великие шаманы иногда ошибаются.

Следующим по кругу сидел Винн, и ему тоже пришлось вставить свое слово:

— Великий шаман Уовока сказал людям сиу, что те, кто погибнет в битве с белыми, воскреснут через два года. Я знал многих, кто поверил ему. Прошло пять лет. Они до сих пор не воскресли.

— Белые люди не верят нашим пророкам, — сказал шайен.

— Кайова тоже не верят нашим пророкам, — сказал навахо. — Кайова верят богу белых людей. Они хотят жить, как белые люди. Они не ловят больше лошадей, они их покупают за деньги.

Он сказал это важно и немного печально, без осуждения. Ник ответил ему так же, даже с сочувствием в голосе:

— Вожди вашего народа не покупают лошадей. Они получают их от Правительства. Они получают и одеяла, и рис, и сахар. А мы все это покупаем за деньги.

Шайен бросил недокуренную сигару в огонь и встал.

— Вы слушаете голос денег, а не голос духов, — сказал он и ушел к своей палатке.

Навахо тоже поднялся.

— Спасибо за кофе, — сказал он. — Когда придете к нашему костру, я тоже угощу вас мексиканскими сигарами.

Эта беседа не улучшила настроение инженера Скилларда. Он продолжал что-то ворчать, но его уже никто не слушал. В словах шайена прозвучала плохо скрытая угроза, и мужчинам у костра пришлось сменить тему.

— Сколько у вас людей? — спросил Джуд у Ника.

— Вместе с отцом — двадцать.

— Вместе с нами двадцать два, — сказал Джуд. — Женщин, детей и фотографа с инженером надо охранять. С ними оставим четверых. Самых молодых. Остальным придется тяжело.

— Отец не доведет до драки, — сказал Ник. — Большой драки не будет.

— Если в маленькой драке убьют гостя, то начнется маленькая война, — сказал Джуд. — Эти дикие шайены уйдут в горы, а нам достанутся солдатские пули и штыки.

— Они только этого и хотят, — с болью в голосе произнес Ник.

— Мы знаем, — вмешался черный Томас. — Хозяин поручил мне беречь инженера. Никто его не тронет.

Черный Томас был рабом Темного Быка. Его родня жила в Канзасе, и он давно мог бы уйти к ним. Они были свободны, но продолжали работать на той же плантации, где работали их отцы и деды. Так и Томас продолжал служить вождю — сыну того вождя, который когда-то купил Томаса за связку беличьих шкурок. Разница было только в том, что в прежние времена рабам не доверяли оружие.

Сейчас Томас не расставался с обрезом дробовика. Он уже не полагался на свое зрение, но из обреза даже такой старик не промахнется с десяти шагов.

Утреннее солнце прогрело землю и высушило траву, когда вожди вышли из своего шатра. Они разошлись в разные стороны, каждый к своим людям. Но Темный Бык не задержался у семейного костра, а сразу направился к навесу над длинным столом, где его с нетерпением ожидали гости.

Вождь был укрыт шкурой бизона, отделанной спереди бахромой. Сзади свисал, скользя кисточкой по траве, хвост, перевязанный красными шнурами. Темное лицо вождя было усталым и осунувшимся.

Энни вышла к нему навстречу, и он, не останавливаясь, обнял ее за плечи одной рукой.

— Мистер Скиллард, — сказал вождь, подойдя к столу. — Я сделал все, что мог. Наши соседи хотят, чтобы компания не трогала их землю. Вы можете дать слово, что на Белой Скале не будут делать еще один карьер? Подумайте, прежде чем отвечать.

— Дать слово? Как я могу решать за своих хозяев? — развел руками Скиллард.

— Это плохо, — сказал Темный Бык. — Наши соседи хотят послать компании предупреждение. Вы видите этот стол? На нем лежали кости людей. Тех людей, которые уже были здесь двадцать лет назад. Они все умерли. С тех пор белые не появлялись здесь. Ваши хозяева знают это?

— У компании сейчас новый хозяин. Но этот район ему не нужен. Конечно, я передам ему ваше предупреждение, он обязательно будет учитывать мнение местных жителей…

— Подождите, мистер Скиллард, — Темный Бык поднял ладонь. — Вы можете дать мне слово, что передадите это предупреждение своему хозяину?

— Да. Я вам обещаю. Я все передам.

— Хорошо, — Темный Бык скинул с плеч шкуру и растер ладони. — Больше мне от вас ничего не надо, мистер Скиллард. Вы скажете это моим соседям, и отправитесь домой. Мои люди вас проводят. Я дарю вам коня, на котором вы сюда приехали.

Он снова обнял Энни одной рукой и сказал:

— Колдунья, зачем Лукасу понадобился наш договор? Он стал таким же, как все белые? Хочет продать землю? Передай, что я очень удивился. Я дарю ему вороную кобылу, пускай приезжает и забирает ее.

— Нам надо показать договор в Земельном Управлении, — пояснила Энни. — Они не верят словам, они верят только бумагам.

Темный Бык понимающе кивнул, продолжая снимать с себя ритуальные украшения. Он вытащил перо из густых черных волос, собранных в пучок под затылком, а потом снял с груди панцирь из конических ракушек, похожих на детские пальчики.

— Я пошлю с вами Ника и его братьев, только собирайтесь скорее. Старуха говорила, что ты привезла ей подарки. Я их сам разберу, а ты не теряй время, собирайся.

Фотограф Коэн разочарованно протянул:

— Как же так? Неужели вы не позволите мне сделать хотя бы несколько фотографий? Я так ждал рассвета, и все понапрасну?

— Никаких фотографий, — сказал Темный Бык, который без шкуры и перьев сейчас казался просто пожилым фермером — в клетчатой рубахе и темно-синем комбинезоне с большими накладными карманами. И только массивная серебряная застежка с крупным рубином, стягивающая шелковый платок на шее, напоминала о его ранге. — Не всем это нравится, да и времени нет. В следующий раз, брат мой.

Темный Бык говорил ясно и грамотно. Он хорошо знал язык белых, потому что на этом языке была написана единственная книга, по которой он научился читать, и которую читал и перечитывал все время — Евангелие от Марка. Да, он оставался Темным Быком, потому что это имя перешло к нему от умершего отца. Но Лукас крестил его, и вождь любил свое христианское имя — Саймон.

Он принял веру так же легко и естественно, как когда-то его предки приняли лошадей и огнестрельное оружие. И ему было непонятно, почему эта вера и этот язык еще не охватили всех остальных индейцев. Даже не все его родные братья приняли крещение, а брат отца, старый Коготь, категорически отказывался произнести хотя бы слово на языке белых.

Красный Коготь сам вызвался привезти Скилларда, и Темный Бык не мог ему в этом отказать. Он отправил с Когтем своего Томаса и поручил негру оберегать инженера, потому что хотел сохранить мир. А Красный Коготь не любил мир, он не любил жить дома и пропадал где-то в Колорадо с мелкими бандами. Коготь и здесь, на встрече, о чем-то шушукался со своими приятелями шайенами.

Вспомнив об этом, Темный Бык нахмурился и поторопил Скилларда:

— Идемте, мистер инженер! Вы скажете вождям то же, что сказали мне, и отправитесь домой. Белая Сойка, поторопись. Джуд, отправляйтесь не на Косой Брод, а на старый мост.

Джуд кивнул, не задавая лишних вопросов, хотя путь через старый мост был гораздо длиннее.

Темный Бык подвел инженера к костру, вокруг которого сидели на земле вожди шайенов со своими братьями. Здесь же был и Красный Коготь. Они замолчали, когда Темный Бык приблизился.

— Вы хотели слышать, что думает Компания, — сказал он, опускаясь на колени и за руку усаживая рядом с собой инженера. — Компания не собирается ломать наши границы. Не так ли, мистер Скиллард?

— Истинно так, — откашлявшись, подтвердил инженер. Он поправил свою белую шляпу и добавил: — На договоре о границах резерваций стоит подпись Президента Гаррисона17. Его слово — закон для всех граждан Америки. Для простых людей, для вождей и для компаний.

Шайены молча смотрели на него, ожидая продолжения, но Скиллард явно не был готов к длинной речи. Темный Бык пришел ему на помощь.

— Компания знает, что здесь, у Скалы Белого Мула, нельзя рыть землю. Не так ли, мистер Скиллард?

— Да, конечно.

Скиллард отогнал рукой дым, щипавший ему глаза, и продолжил:

— Я внимательно выслушал ваши пожелания. Я подробно изложу их в своем обращении к руководству Компании…

Он пытался заглянуть в глаза кому-нибудь из вождей, но их лица были неподвижны. Они еще не услышали того, чего ждали, и он заговорил снова:

— Поверьте, я не последний человек в Компании. К моему голосу прислушиваются… Да, прислушиваются, и не только в администрации карьера. Знаете, у меня есть связи даже в штаб-квартире Компании, в Денвере. Я сделаю все, чтобы этот район был объявлен запретным для любых работ… И еще есть знакомые газетчики, я свяжусь с ними. Знаете, на что способны газетчики? Они такое напечатают, такое! Тогда не только наша компания, но и любая другая не захочет здесь работать. Да-да, газеты — великая сила!

Он говорил, а Темный Бык быстро переводил его слова для Когтя. Вожди шайенов понимали речь Скилларда, но, когда он замолчал, Хромой заговорил по-шейенски, а Волчий Глаз (он был младше) перевел:

— Если твоя банда не будет работать, вы все умрете от голода. Завтра в ваших ямах кончится уголь, и вы придете сюда, чтобы копать новые ямы. Ваши люди будут умирать здесь, но вы наймете новых. У вас много бедняков, которые пойдут сюда умирать за деньги. А подпись президента для вас ничего не значит. Вы всегда нарушаете свои обещания.

— Обещания? Я? Разве я вас когда-нибудь обманывал? — спросил Скиллард, обращаясь к Темному Быку.

— Вашему слову можно верить.

Шайены заговорили разом, и Волчий Глаз сказал:

— Дай нам слово, что твоя банда не полезет в наши земли. Ты даешь слово, и ты будешь отвечать, когда это случится.

— Ничего не случится, господа, — Скиллард поднял перед собой руки, чтобы успокоить индейцев. С каждой минутой его голос становился увереннее и крепче. — Ничего не случится с вашими землями. Вы спокойно будете на них жить и получать полную поддержку Правительства, как это было и раньше. Компания не собирается заниматься только углем. Знаете, что здесь будет? Мы построим здесь новые города с высокими каменными домами, с большими школами для детей, с огромными театрами. Мы проложим дороги от одного дома к другому, мы проведем телеграф в каждый дом, и на улицах вечерами будут гореть фонари, и ночью в городе будет светлее, чем днем. Знаете, кто будет жить в этом прекрасном городе ? Там будут жить все — и белые, и негры, и индейцы. Граждане одного союза наций, а не люди из разных племен. И вы, и ваши дети, и внуки будут жить в этом городе вместе с моими детьми и внуками…

— Хорошо, — сказал Волчий Глаз. — Ты дал слово. Посмотрим, крепкое оно или нет. Спасибо, что говорил с нами. Прощай.

Через несколько минут два небольших отряда всадников покинули место сбора. Энни ехала между Крокетом и Джудом, за ними трусили Скиллард с Коэном, которых сопровождал старый Томас, а немного поодаль держалась группа индейцев-кайова. Ники, старший сын Темного Быка, ехал последним. Он держал карабин на коленях и часто оглядывался.

Глава 13. ВИНСЕНТ КРОКЕТ. БРАТОУБИЙСТВО

Ники Кожаный Жилет мог бы и не оглядываться. Нас никто не собирался догонять. По крайней мере, в открытую. Если шайенам так уж необходима шкура инженера, то они ее раздобудут. Но догонять нас они не станут. Никаких погонь, никаких ужасающих криков и никакой беспорядочной стрельбы не будет. Будет засада.

Словно услышав мои мысли, Джуд проговорил:

— Утром шайенских лошадей стало меньше, чем было ночью. На две дюжины меньше.

— Ночью горело шесть костров, а утром осталось четыре, — ответил я, и он понимающе кивнул.

Как только мы отъехали достаточно далеко, я остановился и подождал отставших спутников.

— Мистер инженер, — сказал я, — Вам надо немного изменить внешность.

— Это еще зачем?

— Вы слишком заметная фигура.

— И что же вас не устраивает, мистер Разбитое Зеркало?

— Во-первых, ваш цилиндр. Он белый и высокий.

Пока я говорил, Джуд подъехал к инженеру сзади и снял с него шляпу. Скиллард возмущенно повернулся к нему, но команчеро невозмутимо бросил на его колени черный платок.

— Повяжите голову.

— И не подумаю! Отдайте шляпу! Что вы себе позволяете, черт возьми!

— Чем вы смазываете волосы, чтобы они лежали так ровно? — спросил я. — Не думаю, что медвежьим жиром. Наверно, бриолином. Шайены постараются не нарушить вашу прическу, когда будут снимать скальп. Они уважают чужой труд.

— Не надо меня путать! Вам мало того, что они донимали меня всю ночь своими воплями?

— Никто вас не пугает, — сказал я. — Вас просто хотят убить. Да, именно вас. Кому-то нужен ваш скальп. У вас есть завистники в компании? Может быть, конкуренты? Или ревнивый муж какой-нибудь красотки? Так или иначе, на вас идет охота, а нам хочется спокойно добраться до дома. Выбирайте. Или вы надеваете свою белую шляпу и дальше едете в гордом одиночестве, или остаетесь с нами, но уже без шляпы. Ну как?

— Что за глупости, — раздраженно ворчал Скиллард, неловко стягивая платком свои прилизанные черные волосы с идеально прямым пробором. — Кому мешает моя шляпа? Когда меня хотели поджарить, шляпа никому не мешала…

— Во-вторых, ваш сюртук, сэр, — сказал я. — Накиньте пончо поверх него. Вот так. Теперь никто не отличит вас от простого бандита с большой дороги. Кстати, не желаете ли повесить карабин на спину? Возьмите мой.

— Не хочу. Лишняя тяжесть.

— Берите, берите, он легкий.

Мы с Джудом придирчиво оглядели инженера. Энни с трудом сдерживала смех, отворачиваясь и зажимая рот ладошкой. А фотограф Соломон Коэн умоляюще вскинул руки:

— Остановимся на минутку! Нельзя упускать такой кадр! Страшно представить, сколько заплатит за этот портрет Горнорудная Компания!

— Ни минутки, ни секунды, — категорически отказался я.

— Что вы стоите? — недовольно прикрикнул Ники, подъезжая к нам. — Хотите навлечь беду?

Мы поскакали быстрее, чем двигались до этой остановки. Один из сыновей Темного Быка уехал вперед, показывая нам дорогу. На ходу мне удалось переговорить с Ником и Джудом, и мы пришли к общему мнению. Те шайены, которые остались на месте сбора, нас не догонят. Значит, где-то впереди мы столкнемся с другой бандой. Утром лагерь незаметно покинули примерно два десятка шайенов. Они не могли знать, что мы будем передвигаться под охраной кайова, но все равно их было значительно больше, чем нас. Мы же не знаем, чем они вооружены. Я предложил исходить из худшего: все с винтовками. В этом случае нам не спастись. Несколько залпов, и уцелевшие расползутся по степи, прячась в траве и истекая кровью. Нападающие забирают раненого Скилларда и доставляют его к заказчикам охоты. Он будет ранен в ногу, но еще долго не сможет умереть, на свою беду.

Джуд добавил, что нападающие подберут на месте засады не только инженера, но и еще одного белого, чтобы тот смог передать послание землемерам. Скорее всего они предпочтут фотографа, а не меня или Энни, предположил я: черные чемоданы и кожаную фуражку легко распознать издалека. Джуд согласился. Кроме того, фотограф выгодно отличался от меня еще и тем, что был безоружен. Поэтому тебя, Крокет, они будут валить наповал. А Энни (хорошо, что она не слышит), как ни ряди, все-таки женщина, белая женщина, и они ее не отпустят ни к каким землемерам.

Переодев инженера, мы хотя бы ненамного усложнили задачу шайенам. Кроме того, они, не ожидают увидеть, что нас так много. Хотя вряд ли это их остановит. Скорее, наоборот, — заставит действовать более грубо. Перестреляют всех без разбора, а скальп можно снять и с трупа.

Нику весьма не нравились такие речи, и он поспешил сделать выводы. Его братья подтянулись к нам и окружили кольцом двух наиболее ценных носителей белой кожи — инженера и фотографа. В головном дозоре поскакал Джуд. Он мог заметить какие-то признаки засады. Но, зная шайенов, я был уверен, что никаких признаков не будет.

Они сами учили меня прятаться там, где нельзя спрятаться. Тот, кто ищет, не будет разглядывать открытое пространство, а сосредоточится на всяких складках, тенях, поворотах. Поэтому лучше всего можно укрыться там, где нет никаких укрытий.

Индеец может накинуть на себя старый мешок и превратиться в придорожный камень. А может распластаться в траве, и его спина будет колыхаться под ветром вместе с серебристыми колосьями. Он может повиснуть на отвесном обрыве, а может и зарыться по самые ноздри в песок, и ты не заметишь его, даже если наступишь. Его карабин прорастает ветвями и покрывается мхом, и даже его одежда перестает пахнуть застарелым потом и мочой, когда он сидит в засаде.

Они не напали на нас ни тогда, когда мы мчались между холмами, ни тогда, когда пробирались через кустарниковые поля. После полудня мы выбрались на старую заросшую дорогу вдоль реки. Здесь негде было укрыться до самого моста. Мы сбились плотнее и взвели курки карабинов.

Лошади перешли на шаг, чтобы сберечь силы для рывка. Как только ударит первый выстрел, мы ответим залпом и тесным строем помчимся туда, где взовьется пороховой дымок. Упавших не подбирать, разберемся после боя. Мы сомнем засаду, прорвемся сквозь нее, и пусть они только попробуют нас догнать — но нет, они наверняка знают, чем может закончиться такая погоня для них…

Впереди, над рекой лежал старый низкий мост — без перил, с черными, покосившимися опорами. Берега возле него заросли высоким бурым камышом, и я непременно засел бы там, в камышах, если бы мне было поручено устроить засаду.

Мы остановились и принялись осматривать подходы к мосту. Я передал свой бинокль Джуду, но гордый команчеро пренебрежительно отмахнулся. Моя фраза о преимуществах германской оптики перед его орлиным зрением не успела прозвучать: Джуд извлек из-за спины складную подзорную трубу. А Ник заранее знал, что мы ничего не увидим. Он пошевелил пальцами в воздухе, и один из его братьев сорвался с места, подскакал к мосту и пронесся вдоль зарослей, стреляя по ним из револьвера. Камыш равнодушно проглотил пули, поблескивая сухими лентами листьев. Всадник выехал на середину моста, крутнулся на месте и поскакал вперед, стреляя на ходу по зарослям на другом берегу. Мне было ясно, что его пальба может повредить только зазевавшимся лягушкам. Понял это и Ник.

— Нас будут ждать на том берегу, — сказал он. — За холмом. Будем готовы.

Мы были готовы. К стрельбе, к прорыву, к бою и крови.

Оказалось, надо было готовиться к другому.

Мы ехали по двое, теснясь на мосту, и держались плотно друг за другом. Первая пара уже была на берегу, а последняя еще не поднялась на мост, когда с правой стороны, из-за холма, раскатисто хлопнул выстрел. Как по команде, мы повернулись вправо и вскинули карабины, выискивая цель.

И тогда появились шайены.

Они именно появились — они словно возникли из ничего, из воздуха. Точнее — из воды. Мы смотрели вправо, а они появились слева. Бесшумно и молча они в один миг выросли на левой стороне моста. Их было много, очень много. Они накинулись снизу, хватая лошадей под уздцы, впиваясь цепкими руками в ноги всадников, взмахивая сверкающими топорами. Ударил выстрел дробовика, он словно прорвал завесу тишины, и воздух затрясся от криков, визга, ржания, новых выстрелов и хрустящих ударов топоров. Мой Бронко присел на задние ноги и рванулся вбок, сбрасывая с себя два мокрых, блестящих тела. Я успел подставить карабин под удар томагавка и врезать прикладом по перекошенному лицу, приклад скользнул по зубам — и тут мерин сильным толчком спрыгнул в воду. Едва успев выдернуть носки из стремян, я оттолкнулся от коня, уже под водой, и вынырнул. В моей руке оказался нож. Рядом из воды тянулась хрипящая конская голова. Огромное копыто мелькнуло прямо перед моим лицом и с плеском ударило по воде. Что-то пронеслось надо мной, краем глаза я заметил синюю куртку — это Энни упала в воду. Повернувшись к ней, я увидел, что она быстро выгребает к берегу. «Умеет плавать», — успел подумать я и сразу успокоился, словно ей больше ничего не грозило.

На мосту уже не осталось ни одной лошади, там дрались люди, сплетясь в жуткую связку тел. Шайенов, мокрых, в одинаковых рубашках без рукавов, было так много, что казалось, будто они рубятся между собой. Я схватился одной рукой за скользкий настил и нащупал ногами опору. Но подняться на мост не успел. Что-то мелькнуло сзади, и я вовремя отдернул руку. Топорик вонзился в доски, и шумное дыхание обдало мою щеку. Не глядя, я ударил тесаком влево по дуге, и нож прошел через непрочную преграду, а на пальцы мне выплеснулась теплая, липкая кровь. Шайен отвалился в воду, а я схватился за его томагавк и забросил себя на мост.

С топором и ножом я бросился к схватке и сразу же разрубил чью-то мокрую спину, ногой отпихнул тело, и из-под него выпрямился кто-то наш. Фотограф. «На берег!» — крикнул я и столкнул его в воду, продираясь вперед. Чужой томагавк блеснул и пронесся перед моим животом, я едва успел согнуться, но мой нож догнал руку врага и полоснул по локтю сверху. Ногой в пах, топором сбоку в открытую шею. Слишком сильно, лезвие застряло в нем, но я тут же подобрал упавший чужой томагавк. Поджав ноги, перепрыгнул через противника, упал на чье-то тело, перевернулся на спину и выставил нож перед собой. Шайен упал на меня, напоровшись грудью на клинок. Он был слишком тяжел, и мои руки согнулись. Грузное тело навалилось на меня, дрожа и выгибаясь. Я выкатился из-под него, но его пальцы впились в мое плечо. Над ухом прогремел выстрел, и лицо обдало горячим песком.