- Ну и?..
      - Я дал объявление. Откликнулись трое. Среди них Серафим. У меня уже было все готово. Оставалось только надеяться и ждать... Ждать смерти, чтобы дать вечное существование.
      "Так, значит, все-таки самоубийство,- подумал секвантор.- Или как это назвать? И с похоронами все теперь ясно-от мертвого тела сразу и бесследно избавляешься... Но эта-то женщина, она-то хоть знает?.."
      Секвантор вынул . листок. Первую строчку трудно было разобрать:
      ...и в этот же миг
      птица в небо рванулась,
      как оживший крик! "Птица, птица, куда?
      Птица, крылья свернешь!
      Никуда ты от смерти своей не уйдешь!"
      Но свобода, свобода над птицей была
      беспредельно свободная сила крыла.
      Птица взмыла туда, где планеты парят,
      Там, где звездные звезды, где камни горят!
      Птица, что ты искала и что ты нашла?
      Птица пала на камень, и камень зажгла!..
      - Однако пора, - вскочил профессор. - Если угодно, вы можете посмотреть на ревитапию.
      - На что? .
      - Ревйтапия. Вита - жизнь... О, такого вам никогда не увидеть! Рождение человека с неограниченными энергетическими ресурсами для неограниченной жизни! Человек сравняется со вселенной! Вечное познание. Вечное созидание! Следуйте за мной - и вы не пожалеете.
      Старик кинулся из кабинета, секвантор поспешил за ним. Они пробежали длинный коридор, свернули в темный закоулок, профессор распахнул дверь - и издал горестный крик.
      Тело Серафима
      - В чем дело?- резко спросил секвантор, нащупывая в кармане оружие.
      - Ушел! Сам ушёл! Сам! - профессор опустился на пол и склонил голову на колени.
      - Прошу не волноваться,- сказал секвантор.- Мы его найдем.
      - Кого? - усмехнулся профессор. - Человека с необоримой силой? Человека с неограниченной жизнью?
      - Он что же, неуязвим и для оружия?
      - Ни в коем случае!- закричал профессор.- Я запрещаю в него стрелять!!!
      - Успокойтесь, стрелять пока никто не собирается.
      Соквантор связался с Начальником службы порядка.
      - Прошу вас, пришлите в институт Гомологии следственную группу. Если возможно, с биопсом.
      Затем секвантор. осмотрел место происшествия. Большая лаборатория, забитая проводами, колбами, трубками, лампами, и посредине огромный, в человеческий рост, контейнер, распахнутый настежь. Из контейнера еще не улетучилось тепло.
      - Вот здесь,- дрожащим голосом объяснил профессор,- он должен был находиться, дожидаясь часа, когда я открою, возьму его за руку...
      Контейнер запирался снаружи обычным замком. Замок был открыт. Никаких следов взлома. Ясно, что сам Серафим (секвантор решил так называть про себя дубль) не открыл бы контейнер. Даже обладая гигантской силой.
      Прибыла группа экспертов. Началась обычная суета. Через некоторое время доложили, что никаких следов, кроме следов на половичке у входа, не обнаружено. Электронно-магнитный анализ показал, что рисунок следа изображает папоротник.
      - Это не ваш след?- спросил секвантор старика.
      - У меня ромашки.
      - А у дубля?
      - Он босой.
      - А ваш сотрудники?
      - Мои сотрудники! -горько воскликнул профессор. - Когда они у меня были!.. Один-единственный помощник. Но его сегодня не должно быть. Он только дважды в неделю работает у меня.
      - Кто он? Давно у вас?
      - Базино? Недавно, Он и еще где-то работает... Не знаю, ничего не знаю и знать не хочу.
      Старик все еще сидел на полу, подавленно покачиваясь. Секвантор занялся следами на половичке. До сих пор сдерживаемое нетерпение охватило его. Он лихорадочно настроил на волну биопса, подвел к половичку.
      - Регулятор скорости на карабине,- успел подсказать кто-то.
      Пес вылетел из института, кинулся по широкой тропинке к низеньким воротцам заднего двора. Здесь на песке и на траве виден- был след машиныобычного малогабаритного грузовичка, ионокара.
      Биопес полетел вдоль колеи.
      Только через пару километров, когда секвантор втянулся в бег, он увидел, что бежит не один, что с ним рядом трусит профессор.
      - Я... хочу... все... видеть сам,- прерывисто объяснил тот.
      Дорога вынырнула из лесочка и пошла вдоль ограды космопорта. Секвантор неуверенно огляделся, потом кинулся к участку номер шесть - "Астра" еще стояла там.
      Путь преградил охранник. Секвантор пригрозил, но охранник лишь покачал головой.
      - Ничем не могу помочь,- развел руками и Начальник порта,- Сейчас на соседние квадраты будут приниматься четыре ракеты.
      - Однако у них все рассчитано...- пробормотал секвантор.
      - У кого?- спросил Начальник.
      - Скажите,- не слушая, спросил секвантор.- На "Астре" никого не было?
      - Ну как же! С вашего позволения, забрали овощи.
      - Когда?
      - Минут двадцать назад. Грузовик мы выпустили через запасные ворота... Вон там, у леса.
      Секвантор кинулся к воротам.
      Дорога шла лесом, на песчаном грунте хорошо отпечатывался след ионокара... Секвантор с опаской посмотрел на трусившего рядом старика лицо у того было, однако, розовым и показалось секвантору даже веселым.
      Налетел запах моря. Биопес пошел скачками. Впереди показалась высокая скала следы ионокара вели прямо к ней.
      Срезая путь, секвантор устремился напрямик через ельник. Когда он выскочил на берег, ионокар уже вкатился на вершину скалы и подъезжал к ее краю.
      Секвантор хотел крикнуть - но было слишком Далёко. Кузов йонокара поднялся на тонком кронштейне, в море посыпались овощи, вместе с которыми, медленно переворачиваясь, упало в волны тело человека.
      Секвантор отдал приказ биопсу, и тот бросился в воду.
      Подбежал профессор.
      - Господи боже? - прошептал он.
      Водитель ионокара сидел на скале, подставив солнЦу широкую спину. Он не поторопился встать, когда секвантор крикнул:
      - Именем закона вы арестованы.
      Он только повернул удивленное лицо.
      - Зачем ты это сделал?!-закричал старик, кидаясь на него. - Отвечай, Базино!
      В это время биопес втащил на скалу тело- оно было в сером костюме космонавта.
      - Это он!-всплеснул руками старик.- Но почему он мертвый? Почему дубль мертв?
      - Это не дубль, увы. Это обман,- сказал секвантор.
      Дух Серафима
      Чертыхаясь и. проклиная охранников, не пускавших его па поле, секвантор ворвался в кабинет Начальника службы порядка.
      - На "Астру"! Срочно!
      - Что вы, секвантор, ракеты приземляются одна за одной... Еще часа полтора. - Секвантор сел и прикрыл глаза.
      - Кто такой Базино?
      - Служит, у Камы-Яллы,- пояснил Начальник. - вроде бы предан был Серафиму. Тот когда-то спас ему жизнь...
      - И еще служит у меня,- вставил профессор, тихо сидевший до этого в углу.
      Секвантор посмотрел па старика, потом на Начальника.
      - Базино сказал мне, что, по договоренности с Серафимом, он должен был после его смерти распорядиться телом...
      Секвантор опять посмотрел на профессора и Начальника - Они молчали.
      - О том, как просил Серафим распорядиться дублем, Базино не сказал.
      Секвантор вскочил и подошел к окну: "Астра" красовалась на взлетной площадке, сверкая траурными огнями. "Прямо новогодняя елка!" Секвантор так дернул низку янтаря, что бусины разлетелись.
      - Нельзя ли проскочить на поле? - не спрашивал, а упрашивал секвантор.
      - В чем дело? Что за спешка?- недоумевал Начальник.- Вот принимается последняя ракета, еще...
      Но продолжить он не успел. Он увидел, как секвантор в яростном порыве уперся в окно.
      -- Ах, дьявол!
      Приземляющаяся ракета еще висела неуверенно над полем, а траурная "Астра" вдруг пустила облака дыма, поднялась на огненных столбах и нырнула в небо!
      - Я не виноват! - зачастил в селекторе испуганный голос диспетчера.-Я ее не отправлял. Запрограммировал, но не отправлял! Это какая-то чертовщина! .
      Лицо Начальника, выражало крайнее удивление, профессор неуверенно, но явно радовался, а секвантор сoсредоточенно смотрел в небо. Потом он подошел к селектору.
      - Диспетчер, говорит секвантор! Свяжитесь с погранпостами, необходимо ракету перехватить!
      Секвантор поискал четки и, не найдя их, cел в кресло, закрыл глаза.
      К ночи с погранпоста сообщили:
      - Мы не смогли, секвантор. "Астра" самостоятельно изменила курс и пересекла пограничную область Галактики.
      - Направление?
      - Одну минуту... Ракета идет в направлении...
      - Ррубин трри, - спопугайничал секвантор.
      - Да, вы не ошиблись, Рубин три. Передаю координаты... Какие будут распоряжения?
      - Никаких.
      Дело Серафима
      Профессор сказал, что он ни о чем не жалеет.
      - Там, в другом конце вселенной,- сказал он, - возникнет новое человечество, новые вечновеки!
      - А как же закон ограничения? - спросили его.
      - Он имел смысл только для смертных людей!- ответил старик задиристо.Для новой породы людей этот закон-глупость?
      Секвантор слушал рассеянно. Он смотрел, как в янтарных четках отражается закат...
      "Желанье было идеальным..." "Птица, что ты искала и что ты нашла?.."
      - Да-да,-сказал он вслух,- я готов отвечать на вопросы. В деле Серафима мы столкнулись с ложным самоубийством, хотя ввиду беспрецедентности случая точно квалифицировать практически нельзя... Для самоубийства был использован бесступенчатый спуск на Киса-Рею с изменением угла наклона кресла. Предварительно Серафим заключил соглашение с институтом Гомологии о ревитации с приданием дублю высокой энергии. Также заранее было составлено завещание о похоронах в ракете. Похоронные ракеты не подвергаются жесткому контролю ввиду того, что их путь запрограммирован, а мертвецы программы не меняют. На это был главный расчет Серафима. А также на некоего Базино. Когда-то Серафим спас ему жизнь. Базино настолько уверен в благородстве Серафима, что даже, не нашел нужным поинтересоваться, какие у него цели. Базино подменил в ракете труп дублем, а тело сбросил в море. Серафим все рассчитал...
      - Но цель, цель побега за границы вселенной?
      - Может быть, создание нового человечества, хотя один человек едва ли с этим справится. А возможно, другое. Я все повторяю его стихи, ищу и не нахожу в них ответ на свой вопрос. Я думаю также: зачем ему нужен ядерный стимулятор? И еще один, пока неразрешимый вопрос: почему именно Рубин три, нарождающаяся звезда, излучение которой будет пагубно для жизни еще в течение многих столетий? Почему? Ответ на это может дать только Серафим.
      Звезда Серафима
      Последний раз взглянув на Сольвейг, уже почти затерявшуюся в птичьей вольере, секвантор поблагодарил заведующего магазином и вышел.
      Над рынком опять кричал сапожник. Секвантор вошел в мастерскую.
      - Дружище!-обрадовался Гарри.-Я думал, что ты уже не появишься! Вот смотри!
      Гарри положил перед секвантором пухлую папку с надписью: "Пульсары как информационные системы иных цивилизаций".
      - Я, чувствовал, - продолжал Гарри. - Я знал. Руйнн три принесет мне Материал на восемь докторских диссертаций!
      Гарри потянул секвантора к приборам, молча указал на спектрограф игра тонких и широких разноцветных полос.
      -- Нет,-сказал Гарри, - это видимый спектр. В нем ничего примечательного, а вот в невидимом... О! Здесь есть что-то закономерное. Что - еще не знаю. Но, думаю, скоро расшифрую.
      - Я рад за тебя, - сказал рассеянно секвантор и попросил: - Как только расшифруешь, сразу сообщи мне... Ну, до свиданья!
      - Сообщу немедленно! А ты смотри почаще в небо!
      Эпилог
      Год спустя секвантор летел по следующему делу на Альфа-Вп.
      В кармане его лежала радиограмма -от Гарри:
      "Тайну сигналов Рубин три расшифровал.
      Это стихи с посвящением женщине".
      Опять Гарри опоздал. Соквантор уже месяц знал эти стихи; Звезда посылала в черноту вселенной пылающие строки:
      Осуществлюсь или сгорю,
      так и не став звездою мысли?
      И кто мне скажет, много ль смысла
      в том, что звездою говорю?
      Осуществлюсь или сгорю!
      Мой свет, вселенной покажи
      всю силу смерти вдохновенной!
      Что бесконечности вселенной
      пред бесконечностью души?!
      Мой свет, вселенной расскажи!..
      "О молодость, молодость! - мысленно брюзжал секвантор, забыв, что и сам еще не стар. Прыжки в крайности! Жажда памятников! Зачем, собственно? Зачем смертной женщине вечно вспыхивающее в небе ее имя? Вместо вечной звезды ей нужен был живой теплый человек. О, молодость, молодость!"
      - Секвантор, - сказал космолетчик, - приготовьтесь к высадке!
      Вот звезды на небе дрожат
      и насылают неизвестность.
      Мой друг, не ты ль моя предметность,
      моя реальная душа?
      Живому суждено поспешность.
      Эйнштейновские чудеса.
      И я ищу твои глаза,
      твою сгорающую нежность.
      Возможно ль быть или не быть
      среди созвездий напряженных?
      Быть бесконечно сопряженным и, обманувшись, не дожить?
      Среди сгорающих созвездий,
      среди холодной пустоты
      неумолкающая песня, неумирающая ты.
      ТЕНЬ ПРИНЦА
      Вот уже третий день длится бал во дворце Спящего Принца. Герольд, объявивший, что Спящего Принца может разбудить только поцелуй прекраснейшей принцессы, давно уже спит в углу за креслом, укрывшись с головой зеленым плащом.
      Кто только не целует Спящего Принца, какие только раскрасавицы не прикладывают сахарные уста к бледным его губам - Принц остаётся неподвижен и нем.
      Все новые и новые принцессы со всех концов планеты и Галактики прибывают на бал. Восхитительный, необыкновенный бал - вот только какая-то торопливость чувствуется во всем. Танцует принцесса Сабина Сириусская с рыцарем из Кассиопеи, как вдруг глянет на часы, испугается, заторопится и если и пустится снова в пляс, то уже точно убегая от кого-то.
      Дело в том, что каждую ночь, ровно в двенадцать часов, во дворец прилетает Злой Дух, кровожадный Поглотитель, и требует тело Спящего Принца. Но каждый раз две прекрасные принцессы - Принцесса Волшебного Царства и Принцесса Голубых Звезд - успевают спрятать Принца, а Злой Дух, разъярившись, поглощает кого успеет вместе со всем,что увидит в зале.
      И нужно торопиться. Сегодня последний, третий день. Две прекрасные принцессы заканчйвают туалет, придирчиво оглядывая себя в зеркало. Каждая из них уверена, что именно она разбудит Спящего Принца, но для этого надо быть самой прекрасной.
      А во дворце! Во дворце гремит музыка. Уставший герольд и тот вылез из-под зеленого плаща, чтобы взглянуть на появление прекрасных принцесс.
      У обеих сердца колотятся, у обеих захватывает дух. А Принц спит. Но взволнованным принцессам кажется, что он и не спит вовсе, а притворяется, закрыл глаза, еле сдерживает улыбку и, затаившись, ждет поцелуя.
      - Я первая!- сказала Принцесса Волшебного Царства. -Потому что я волшебница.
      - А я Принцесса Голубых Звезд! Я первая!
      - Я красивее тебя! - высокомерно сказала волшебница.
      - Нет, я! - разозлилась Принцесса Голубых Звезд и- не только показала язык, но и толкнула волшебницу.
      - Ах, ты драться! - закричала Принцесса Волшебного Царства и кинулась, словно только того и ждала, на соперницу.
      - Отдай!
      - Не отдам!
      - Пусти!
      - Не пущу!
      И даже:
      - Дура! Я маме все расскажу!
      Тут распахнулась дверь.
      - Злой Дух!
      -- Папа!
      - Прячь, прячь же скорее!
      Принцессы заметались.
      - Ксаза! Гия! - раздраженно сказал Злой Дух. - Как так можно? Что за странные у вас игры? Вчера вы дрались из-за одной игрушки. Я ее выкинул, думал, что это чему-нибудь вас научит. Сегодня вы деретесь из-за другой!
      - Мы не бу-удем! - захныкали принцессы, пряча Спящего Принца за спины.
      - Вещь - это только вещь! - раздраженно и назидательно продолжал отец. - Берегитесь привязанности к вещам! Если ты чувствуешь, что полюбил вещь, уничтожь ее! Человек не должен быть рабом вещей! Вещь должна быть вашей служанкой! А отслужив, должна быть уничтожена!
      - Папочка, мы больше не будем!
      - Варварство! Возврат к временам, когда люди из-за ненормальной привязанности к вещам перегрызали друг другу горло! Тысячи лет войн, миллионы смертей, моря крови - и все для того, чтобы владеть! Деградация духа, пустота души - вещизм! Смотрите на своего отца - нет вещи, которой бы мне стало жаль!
      - Ну папочка, ну миленький!
      - И слушать не желаю! Давайте сюда вашу дурацкую игрушку!
      Амик отнял у ревущих "принцесс" Спящего Принца и направился в кухню. Откинув крышку вакуумного поглотителя, швырнул в "дыру" игрушку.
      Но не успел он прикрыть крышку, как Принц выскочил назад. Чертыхнувшись, Амик снова швырнул в "дыру" куклу - и снова игрушка выскользнула из пустоты.
      Жена, следившая за Амиком, сказала с тайным укором:
      - Ты же знаешь, поглотитель принимает вещи не менее чем пятидесятипроцентной изношенности.
      - А изношенность моральная? --стоял на своем Амик.
      - Не на-а-до! Не поглоща-ай, па-апочка! - тянули девчонки. - У него такие кружавчики! Такие реснички! Папочка! Умоляем!
      Сердце Амика на мгновение дрогнуло. Но это же и подтолкнуло его - он изо всей силы швырнул Принца в "дыру" и торопливо захлопнул крышку.
      - Злой Дух! - захлебывались слезами "принцессы". - Противный Злой Дух!
      - Марш заниматься!-разозлился отец,
      Девочки затопали в свою комнату,
      Между мужем и женой начался застарелый спор. Эина требовала ровности и, по возможности, ласки:
      - Им нравится игрушка, а ты ее выкинул. На крайний случай, ты можешь это делать помягче...
      Амик гнул свое:
      - Они вечно привязываются к вещам.
      Эина доказывала, что это не жадность, а поглощенность игрой и что, опять же, надо иметь терпение, дождаться конца игры, проверить ее через хозкомпыотер на поглощенность..
      - Ты даже не понимаешь всей трагикомичности сказанного!- саркастически рассмеялся Амик. - Поглощенность! Если человек поглощен вещью, он обречен. Ты слышала? "Кружавчики, глазки"? Они дерутся из-за чурбашки. Надо научиться жить быстрее - в три, в четыре раза быстрое. Вещь отслужила свое - выброси!
      Жена словно бы и не слышала его, улыбалась своему:
      - А Принц, правда,- был какой-то трогательный, похож на тебя, того, давнего...
      - Тебе дай волю, ты бы и меня давнего сохранила в какой-нибудь коробочке!.
      Эина вздохнула и молча поставила перед ним корзину, куда за неделю складывали вещи, предназначенные на выброс. Амик поворчал для порядка, но не сопротивлялся особенно, потому что, если жена начинала сортировать мусор сама, это сопровождалось бесконечными вопросами:
      - Как, по-твоему, это уже ни на что не пригодится?
      - А может, все же пригодится?
      - Как ты думаешь, это делала машина или человек?
      - Кто-то, может, еще помнит, как делал эту вещь?
      - А ты проверял эту книгу на изношенность?
      - Разве в старых вещах нет уже никакой пользы?
      Бесконечные вопросы! И Амик тоже невольно начинал колебаться: была все же даже в отживших вещах какая-то притягательность, жалостность какая-то, какая-то жадная, неистребимая полезность. Вроде той печки из девочкиных сказок, которая никому уже не нужна, стоит - старая, одинокая, а все печет и печет пирожки и пристает к каждому прохожему:
      "Съешь! Съешь!". Думали бы хоть, когда печатают сказки для детей!
      Зато, если рядом не было жены, Амик с сортировкой справлялся быстро: старое белье, наношенные книги, сломанные игрушки, изношенная мебель - все летело в поглотитель.
      Редко-редко возникали сомнения, да и то не по существу, а по какой-то душевной расслабленности, накатывающей иногда. Так было на прошлой неделе с надтреснутой керамической вазой. И не то чтобы ваза была ценной несложные лепестки сиреневых цветов, дамочка с зонтиком, - но это был подарок сестры, которую он уже лет пятнадцать не видел. Ему почему-то стало жаль выбрасывать вазу, тогда он обратился к хозкомпьютеру. И, даже получив ответ о пятидесятитрехпроцентной изношенности, еще колебался и выбросил только день спустя. Потом опять жалел - казалось уже, что вазу можно было бы отнести к произведениям искусства, для которых проценты изношенности не имеют значения. В самом деле, это тяжеленькое основание, рельефно увитое листьями, и нежный поворот горловинки, и сама дамочка, стоящая в сиреневых кустах, так нежно-испуганно вглядывающаяся, и особенно ее черненькая головка с несложной прической-может, это произведение искусства? Или нет?
      Все же он справился с сомнениями и жалостью: в конце концов, привязаться к вещи хуже, чем выкинуть что-нибудь по ошибке.
      Справившись с корзиной отходов, Амик поужинал и принялся разбирать запись дня.
      Прокрутил пленку с музыкальным уроком. Девочки сидели рядом и ждали его оценки. Амик не ко времени задумался - не пришло ли время обществу пересмотреть отношение к муэыке, не слийтко ли она отвлекает от реальных дел?
      Ксаза дернула его за локоть.
      - Ну, папа?
      Лучше бы ей этого не делать. Торопить вправе только тот, кто выполняет задание безупречно. Она же допустила в своем этюде двадцать три ошибки. Немногим лучше обстояли дела и у Гии - пятнадцать ошибок.
      - Никакой внимательности!-выговаривал он.-Учитесь за собой следить!
      И стер обе записи.
      Далее шла анкета социального обследования. Вопросы задавал агент, отвечала Эина.
      Амик сделал звук погромче, приглашая жену послушать ее собственные рассуждения.
      Агент. Как, по-вашему, что такое семья?
      Э и п а. Когда в семье дети. Семья - это дети, их здоровье.
      Агент. А муж?
      Эина (вздохнув). И муж, конечно.
      Агент. Что должно лежать в основе воспитания детей, по вашему мнению?
      Эина. Любовь.
      Агент. Любовь каждый понимает по-своему. Государство не может пускать на самотек развитие семьи, ведь семья - ячейка общества. Как же тогда быть с любовью?
      Эина. Любовь - это еще и труд.
      Агент. Не очень понятно...
      Эина. Ну, как бы вам сказать? Я что-то делаю и люблю тех, для кого делаю...
      Агент. Вы о труде в семье?
      Эина. Нет, не только.
      Агент. Я вижу, вы спешите. Еще один вопрос. Что больше всего мешает вам в воспитании детей?
      Эина. Поглотитель.
      Агент. Несколько неожиданно. Поглотитель решил так много проблем. Он сделал нас теми, кто мы есть. Чем же он так мешает вам?
      Э и н а. Не знаю, не могу точно выразиться. Возможно, я не права. Возможно, я рутинерка.
      Агент. Да, вероятно. До какой-то степени. Большое вам спасибо. Не смею больше задерживать.
      - Ну как, сохранить для потомства? - спросил Амик.-"Возможно, я рутинерка, возможно, я не права"- передразнил он.
      Жена оторвалась от журнала и пожала плечами. Он тщательно стер анкету-зачем множить глупости?
      Далее следовал дневниковый отчет жены о прошедшем дне.
      ...Шел мелкий прохладный дождь. Забыла зонтик. Гия покашливает. Как бы не ОРЗ. Ксаза уж очень экестка и своевольна, Мужу вужна другая шапка...
      - "Шел мелкий прохладный дождь",- прогнусил Амик и стер и эту запись.
      Помучившись с полчаса, вспоминая какую-то свою мысль, показавшуюся достойной, записи, но, так и не вспомнив, он выключил магнитофон.
      - Это кошмар.- Он со сладкой усталостью разделся, завалился в постель. - Всюду мелочи, порабощающие мелочи! Вместо того, чтобы не задумываясь швырять! Кидать! Чтобы чисто! Свободно!
      Он швырнул на пол одеяло, потом подушку.
      Жена не отзывалась. Отсутствие зрителя беспокоило его. Уж не уснула ли? Он словно бы ненароком толкнул ее. Эина тихо сказала:
      - Амик, ты меня уже не любишь, да?
      О женщины! Где логика? Где последовательность? И у этой женщины еще берут интервью! На смех, наверное!
      - Амик, Амик!- Эипа толкала его.
      Сердце колотилось, стесняло дыхание; он подумал, что ему, наверное, приснился плохой сон, он кричал во сне, и Эипа его разбудила. Он стыдился этих ночных кошмаров, лишенных логики, не зависящих от него.
      - Ну что?-недовольно спросил он.
      Жена молчала, держась дрожащей рукой за его плечо.
      Коротко тенькнул телефон. Кто бы это? Телефон еще раз необычно звякнул. Амик снял трубку - раздался короткий резкий CBиcт. Амик постучал по рычажку - телефон молчал. Амик насторожился. Он дернул за шнурок торшера, но свет не загорелся.
      Привлекло странное явление: обычно неподвижное яркое пятно голубоватого света отбрасываемого рекламой с крыши соседнего здания, медленно ползло, сползало влево, к окну.
      Они завороженно следили - меняя форму, вытягиваясь и тускнея, пятно доползло до окна и пропало. И тогда в темноте oни увидели еле отсвечивающую красным надпись (такие табло висели во всех комнатах):
      Внимание! Утечка вакуума!
      - Амик, скорей!- Жена сорвалась с постели, кинулась к двери, но открыла ее с трудом и не полностью: через всю прихожую наискось пролегла черная, как пустота, стена.
      Жена билась о нее и звала девочек. Амик едва оттащил ее, кое-как уложил в постель.
      - Сделай же, сделай что-нибудь!- плакаяа Эина.- Почему ты сидишь, как истукан?! Девочки, где мои девочки?Сделай что-нибудь!
      Амик наконец огрызнулся:
      - Это ведь у тебя берут интервью, тебя опрашивают - вот и думай теперь, что делать.
      Все же он протиснулся в прихожую, стал бить, толкать плечом, ногами вакуумную стенку, понимая принтом, как глупо и бессмысленно толкаться никуда.
      Попытался нашарить дверь в детскую, словно во сне, стараясь припомнить и не в силах вспомнить, где эта дверь, как расположена комната... Ничего не было. Перед глазами стояла въедливая серо-черная пустота. Дышалось с трудом.
      Он вернулся в комнату, подошел к окну.
      Стекло было тепловато. За окном все та же серо-черная темень.
      - Амик, а ты разбей стекло!- услышал он довольно спокойный голос Эины.
      Подхватив с подоконника бронзовый подсвечник (сколько раз он жалел, что этот подсвечник почти неизнашиваемый), Амик ударил. Подсвечник зазвенел, а окно даже не звякнуло, словно это было уже не стекло.
      Сев, Амик постарался припомнить все, что знал или мог знать о механизме поглотителя. Какие-то "черные дыры", выходы в смежное пространство... Что-то вроде мусорного мешка. В хозкомпьютерах, занимающихся учетом того, насколько, так сказать, закончен круг дневных забот, Амик слегка разбирался. На заводе по результатам труда, по затраченном материалам хозкомпьютеры определяли экономическую завершенность рабочего дня, завершенность продукта. Если незавершенность достигала определенного процента, продукт уходил в поглотитель. В поглотитель отправлялся и излишек: сделано должно быть ровно столько, сколько экономически необходимо.
      "К чему я это?- спохватился Амик.- Ах, да, засорение вакуума, утечка продукта труда!"
      О случаях утечки иногда рассказывали по телевидению. То полхолодильника пропало, то чья-нибудь машина, то склад привокзального ресторана. Утечку быстро ликвидировали. Считалось, что причиной вакуумной утечки является перенасыщенность поглотителя.
      Захотелось курить. Эина двигалась по комнате-ее тень стала рельефнее-значит, посветлело. Эина наводила порядок, словно впереди был обычный выходной день.
      - Эина, - осторожно позвал Амик, - там на столе, сигареты, дай мне сюда.
      Все было так же, как в обычный выходной день, и ему казалось, что главное - не шевельнуться, не спугнуть...Сколько раз, просыпаясь вот так, в доскресенье, в ранний зимний день, в сумеречное утро, когда пронзительно близкая полоска зари поднимается над домами, когда тяжелокрылые на морозе вороны проплывают стороной к тучам и дымкам горизонта, он отмечал в себе быстро преходящее ожидание чего-то необычного, предчувствие события, случая. Но ничего не происходило. И сейчас тоже окажется, что все как обычно. Ничего не случилось. Это просто короткое утреннее чувство. Не нужно только спугивать обычный зимний день, привычный порядок.
      Сжавшись, он следил, как плывет в сером предутреннем свете изменчивый силуэт головы, плеч жены, как ложатся на кровать рядом с ним легкая пачка сигарет и тяжелый баллончик зажигалки...
      Он закурил. Длинное, высокое в неподвижном воздухе пламя ровно осветило комнату. Свет упирался в темноту и точно ею обрезался. Выдохнутый дым повис неподвижным облаком. Амйк торопливо погасил сигарету. Просыпавшиеся на пол огонечки разлетелись и быстро погасли.
      - Амик, пора вставать,- намеренно заботливо позвала Эина.
      - Куда? Зачем? - с усталым раздражением отозвался он.
      - Не может быть, чтобы аварийная служба не работала.
      Он -посмотрел на циферблат - пятнадцать минут седьмого. Газетой он сдвинул облако дыма в угол, за книжный шкаф.
      Побродив по комнате, уныло сказал:
      - Голодное существование.
      Под потолком медленно проплыла тень. Вглядевшись, можно было различить очертания человеческой фигуры: руки, заломленные над головой, тонкие ноги в нелепых панталонах.
      - Ты видишь? - шепотом спросил Амик жену.
      -Да.
      - Что бы это МОГЛО быть?
      Жена не ответила.
      - Эй!-окликнул тень Амик, понимая, что окликать глупо. Тень проплыла и растворилась.
      По всей комнате прошел короткий резкий треск. Кровати качнуло. Амику показалось, что пол накренился. Он прислушался. Шло какое-то странное движение.
      - Все должно наладиться? - вопросительно, с надеждой сказала жена.
      Она лежала тихо-тихо, и Амнк знал, что она плачет.
      Проходили часы неподвижности. Изредка на Амика находили приступы ярости. "Дерьмовая цивилизация! Подлое издевательство!".
      Думать, что с девочками случилось то же самое, что они тоже в темноте, одни, без еды, без питья,-господи, за что?!
      Он пытался понять, что все-таки происходит. Цеплялся за мысль, что пустота создает иное поле времени, может быть, замедленное, тогда еще не так страшно...
      Из темноты стали выпадать какие-то вещи. Отовсюду: сверху, снизу, сбоку, из потолка, стен, из пола - выявлялись мятые коробки, банки, бутылки, тряпки. Амик бродил с зажженной зажигалкой и находил старье везде: на шкафу, под столом, на кроватях. Кучки мусора, пуговицы, старые туфли. И все это скапливалось, и выкинуть было некуда.