В его личной жизни назревало большое событие - наконец-то он решил сделать предложение Ольге, с которой был знаком уже целую вечность, почти 5лет. "Было прекрасное весеннее утро,- вспоминал Николай Степанович.- Я сидел над очередным срочным плакатом. Сюжет был простой, но композиция и цвет как-то не получались, и я подумал, что следует пригласить Ольгу, показать ей свои наброски и эскизы и тогда уж окончательно решить вопрос о композиции и цветовой гамме сюжета". Это был заказ "Резинтреста" на рекламу галош. Изображение получилось лаконичным: красный силуэт полуфигуры крестьянина, держащего объемную черную, блестящую галошу в белом ореоле на густом синем фоне. Построено все было на контрастах плоскостного и объемного, красного и синего, белого и черного. Получилось все в сильном напряжении и в то же время очень просто. Но оставались некоторые сомнения, и он с нетерпением ждал Ольгу. Наконец раздался стук в дверь, и на пороге показалась Ольга. Он пригласил ее присесть за стол, и между ними завязался деловой разговор. Николай показывал ей свои эскизы, она внимательно их просмотрела и одобрила, но при этом добавила, что, на ее взгляд, надо сделать чуть-чуть темнее фон и чуть-чуть теплее красный цвет, чтобы уже в печати можно было поточнее передать возможности полиграфии. С этой подсказкой он согласился. Затем деловой разговор постепенно перешел в более лирический. А через некоторое время он предложил ей прогуляться по его любимой Красной площади.
      Общежитие ВХУТЕМАСа, где они жили, находилось неподалеку, и, сокращая путь, они быстро оказались у Кремля. Весеннее солнце искрилось на всех золотых куполах и крестах и высвечивало на них яркие краски - и все это на фоне синего неба. Было очень красиво, торжественно, с множеством ярких оттенков. Особенно ярко выделялся храм Василия Блаженного. На душе было как-то легко и приятно, и в этот момент они оба почувствовали какую-то особенную любовь к древнему искусству. Присели на ступеньки храма и стали откуда любоваться Спасскими воротами Кремля. Все было так прекрасно, что очаровало их окончательно, и они забыли о своих делах. И вдруг неожиданно для Ольги Николай сказал: "И долго мы будем ходить друг к другу, как в сказке "Журавль и цапля" - то он к ней, то она к нему? Не пора ли нам соединиться в одну творческую дружную семью и эту красоту, радость жизни нести людям вместе, вместе размышлять о новом искусстве, искать новые формы и, наконец, просто любить друг друга". На какой-то момент он остановился, а потом добавила: "Не слишком ли высокопарно получается? Во всяком случае, я думаю, у нас не будет никакого стремления к мещанскому благополучию. Только справедливость и только правда. Будет трудно подчас и горько, но совесть наша должна быть чиста - в искусстве это важно. Все будем делать сами. Одним словом работать, работать и еще раз работать. Согласна ли ты на такую жизнь?" И Ольга не задумываясь ответила: "Да, хотя ты и не обещаешь никаких благ!" Но тут же сказала: "У меня есть одно "но". Прошу тебя: не относись ко мне покровительственно или снисходительно, как к слабому полу". Он ответил шутливо: "Безнадежно твое дело, Оленька, придется и тебе быть у домашнего очага, как тем женщинам, что сидели много лет назад в пещерах". Оля почти не слышала, что говорил он, а продолжала свою высокопарную речь: "Просто чудовищно, что до сих пор не существует равноправия между мужчиной и женщиной, никакая культура не помогла. Я хочу, чтобы у нас в семье было полное равноправие, жизнь должна быть прекрасной и без предрассудков". Он не отводил глаз от нее, все смотрел и смотрел в ее сторону, а когда она окончила свою речь, улыбаясь сказал: "Оленька, считай, что тебе крупно повезло! Тебе не нужно будет меня перевоспитывать - меня с детства после смерти матери воспитывали одни женщины, без мужчин и в духе полного уважения к идеям равноправия. Я тебе все это обещаю". Возможно, пылкой любви у них не было, но единство душ, творческое горение, тяга друг к другу сделали их союз прочным и долгим.
      Пока у них не было, как говорится, ни кола ни двора. Они расписались в загсе, зашли в магазин и купили два фунта компота - и все, никаких застолий и никаких "горько!". Это был воистину "духовный союз". Через некоторое время у них появилась своя комната, ее помог получить дядя Ольги Дмитрий Федорович Богословский. Наконец-то можно было побыть вместе, а не на людях в сутолоке общежития или в проходной комнатке, где и поговорить-то было трудно. А сказать хотелось многое.
      Решили, что Ольга будет продолжать учебу в мастерской В. А. Фаворского во ВХУТЕМАСе , а он продолжит делать плакаты, чтобы зарабатывать на хлеб насущный. Итак, начиналась новая, семейная, интересная жизнь. Ольга с удовольствием училась у Фаворского, открывая для себя путь к новому графическому мышлению: у него была совершенно необычная система построения композиции. Николаю было интересно все, что делала Ольга: резала ли она гравюры на пальмовой торцовой доске, делала ли она пробные оттиски с них на тончайшей рисовой японской бумаге, рисовала ли на корнпапире и потом переводила рисунок на камень. Все это было для него не только интересно, но и познавательно. Вместе, с Ольгой он переживал все перипетии этой необыкновенной школы графики, где для него открывался как бы уже другой мир.
      Каким-то чудом сохранились некоторые оттиски и рисунки той далекой юности. Шло время, а мысли о совместном творчестве не давали покоя. Возникали разные интересные идеи. Родилась мысль создать целую серию детских книг о труде. В то время молодая страна переживала как бы свое второе рождение. Надо было восстанавливать старое, разрушенное в результате гражданской войны и интервенции, и строить новое. Романтика труда, энтузиазм охватили всю страну. Сама жизнь как бы подсказывала необходимость воспеть труд. А идея создать книги для самых маленьких молодым художникам казалось весьма своевременной. Им хотелось приоткрыть детям некоторые тайны производственных процессов, показать в обычном ежедневном труде романтику созидания. Именно сейчас, считали они, это надо более чем когда-либо. Некоторые их друзья художники, удивлялись и утверждали, что брать такую невыигрышную тему - просто безумие. Во-первых, это же не сказки, не зайчики и не цветочки; во-вторых, это малооплачиваемые издания. Но Николая и Ольгу это их не останавливало и не пугало. У них были свои мотивы, свои убеждения. Они верили, что эти книги смогут в какой-то степени помочь привить детям любовь к труду и воспитать из них настоящих творцов своего общества. Николаю же тема труда была очень близка. Он считал ,что" труд, и только труд, должен стать владыкой мира. Он вспомнил и слова Малявина, который сказал, впервые увидев работы Николая, что тема труда у него может стать главной темой всей его жизни. От этих воспоминаний потеплело на душе. Мысли о создании детских книг не переставали будоражить молодых супругов. Возникла еще одна идея: сделать перед детской серией книжку под названием "Азбука метрических мер". Им казалось, что эта книжка очень своевременна. В самом деле, в стране в то время вводились новые меры, и надо было их пропагандировать, нужна была максимальная наглядность - ведь народ был тогда почти неграмотный, повсеместно работали ликбезы. Идея показалась им достаточна интересной, и вскоре она начала претворяться в жизнь.
      Итак, началось совместное творчество. Работали по многу часов в день, с любовью с вдохновением, с большим интересом. Книга была сделана за короткий срок. Это была книжка- плакат с надписью сверху: "Прочти, разверни и повесь на стенку". В развернутом виде все метрические меры были изображены в натуральную величину. К примеру, метр сравнивался с аршином и т. д. По существу это была необычная книжка плакатной формы. Выпущена она была издательством "Экономическая жизнь". Этот эксперимент открывал широкие возможности для их будущих работ. Продолжая размышлять над серией детских книг, они не оставляли занятий по рисунку с натуры, чтобы не забыть живопись.
      Шло время, приближалось лето. У Ольги наступили каникулы, и она с Николаем наконец-то смогла поехать к своим родителям и провести там, пусть и с опозданием, медовой месяц. Думая об этом, Ольга немного волновалась ведь это будет первая встреча ее избранника с родителями. "Понравится ли им человек, который, кроме большой души, ничего не имеет?" - думала Ольга. Времена тогда были суровыми, а на одном энтузиазме далеко не уехать. Впрочем, как и во все времена, нужны были силы и пробивные способности. Ольга все это прекрасно знала, но поймут ли родители... Тем временем они жили на Украине, в Знаменке, Николаевской области. Отец, Константин Дмитриевич Дейнека, родственник известного художника Александра Александровича Дейнеки, работал главным агрономом сельскохозяйственных угодий при сахарном заводе. Он считался лучшим специалистом по обработке сахарной свеклы. Длительное время работал в Москве в объединении "Главсахар", откуда его часто направляли по разным угодьям и заводам для восстановления разрушенных хозяйств. Жили они на территории завода.
      С волнением и нетерпением ждал встречи с ее родителями и Николай. Он испытывал двойную радость - ведь это их медовый месяц и одновременно возможность осуществить свою мечту и сделать первую книжку для детей на тему о труде. Потом они назовут эту книжку "Как свекла сахаром стала". А пока впереди поездка. Сборы были быстрыми, взяли лишь необходимое: бумагу, карандаши, краски, этюдник, палитру. И вот уже поезд мчит их на Украину. Путь был долгий, со множеством пересадок. Наконец они в Знаменке. На станции их ждала коляска с парой лошадей. Ехали по песчаной дороге, поднимая после себя клубы пыли. Встречные крестьяне по старинному обычаю им кланялись. Пейзаж был унылый, кругом степь да степь, а над горизонтом вздымалось громадное небо с огромными облаками. Они не заметили, как доехали и уже были во дворе возле большого деревянного дома с крыльцом посередине. На крыльце стояли ее родители и тетя, мамина сестра. Мать Оли и ее тетя - урожденные Богословские. Дмитрий Богословский, их брат, живущий в Москве, упомянутый ранее, был художником-реставратором. Оля смотрела на родственников радостными, искрящимися глазами, а Николай в этот момент думал: "Вот эти люди будут и мои родными. Как говорили наши рязанские бабы из Троицкой слободы, где я рос, придусь ли ко двору - не знаю. Жизнь покажет". Отец Оли издали показался Николаю молодым и стройным, несмотря на совершенно белую, седую голову, седые усы и бороду. Глаза светлые, серо-голубые, лицо загорелое, обветренное степным ветром, чем-то напоминавшее внешность Петра Ильича Чайковского. Он увидел в ее отце знакомые черты Оли - так они были похожи.
      Отец ласкового обнял их и поцеловал. "Живите дружно, любите друг друга, никогда не ссорьтесь и будьте счастливы!" - сказал он. По существу это было родительским благословением. Потом их расцеловала мама Антонина Федоровна: "Берегите друг друга!" - и по-матерински перекрестила. Радостно и приветливо встретила их тетя Соня: "Мы вас просто заждались. Приготовили вам самую светлую комнату, как светлое начало вашей жизни. Пойдемте, покажу!" Тетя Соня взяла их за руки и повела в предназначенную им комнату. Из воспоминаний Николая Степановича: "Окна были открыты настежь. Светило яркое солнце, и такое, какое бывает только на Украине. Все было ослепительно ярко и светло: и белая скатерть, и летние белые одеяла на кроватях, и белые салфетки на маленьких тумбочках. И всюду цветы, цветы, цветы..." У него было радостно на душе, что есть на свете любящие их люди, готовые всегда им помочь. Не пройдет и двух дней, как они получат пропуска на завод. Это было для них событием необычайно важным.
      И вот, наконец, они на заводе. Целыми днями они пропадали там, слушая разъяснения специалистов и делая записи и зарисовки. Вечерами они слушали, как Константин Дмитриевич играл на скрипке Брамса, Листа, Шопена. Иногда играла на пианино тетя Соня, которая была профессиональным музыкантом. Эти теплые, душевные, незабываемые вечера, во время которых можно было отдохнуть от московской суеты, потом надолго остались у них в памяти.
      Романтика труда все больше увлекала их. Они сделали около сотни рисунков. Теперь уже мысленно вырисовывался какой-то контур книги и ее художественное и композиционное решение. Книгу надо было сделать так, чтобы сложный технологический процесс превращения свеклы в сахар увел детей в какой-то интересный, увлекательный, романтический, но реальный мир. Это была нелегкая задача. Трудно было принять решение, в каком стиле делать книгу. Кубизм, абстракционизма, реализм?.. Как оформить ее графически или живописно?
      Возможностей было очень много, и они выбрали реалистическое направление. На этой стадии их творческий процесс работы над книжкой закончился. Сделано было много. Кроме рисунков, зарисовок, набросков, им удалось написать еще ряд портретов и выполнить несколько интересных работ, часть которых была впоследствии приобретена различными музеями.
      Их беззаботная жизнь среди родных подходила к концу. Наде было покидать родительское гнездышко, возвращаться в Москву, к самостоятельной жизни, полной забот и хлопот. С одной стороны, было очень жаль расставаться с такой гостеприимной и интересной семьей; с другой - их ждала творческая, полная неожиданностей и любви жизнь.
      Итак, позади Знаменка и сахарный завод, впереди - Москва. Настроение было радостное, даже восторженное, особенно у Николая. Впервые он возвращался в Москву, к себе домой, в свою обитель (пусть маленькую, но свою) со свое прекрасной половиной.
      В Москве жизнь быстро вошла в привычную колею. Николай продолжал делать плакаты, а Ольга - учиться во ВХУТЕМАСе. Но мысль продолжить работу над детской книгой их не покидала. Романтика новой жизни буквальна бурлила в их жилах, и так хотелось передать это в своих книжках маленьким читателям. Теперь они уже точно знали, какую книгу хотят сделать. Решено было выполнить ее в. необычной графической плакатной форме, в цвете, с декоративным началом, с экспрессией и динамикой. Работали с вдохновением, любовью, не замечая времени. Текст писали сами, что было необычно для художников. В тексте старались создать поэтический образ. Цветовая гамма была оранжево-терракотовая, в двух тональностях: светлой и темной, а еще серая в двух оттенках, теплая и холодная, и черная.
      Наконец макет книжки был готов. Правда, гамма красок получилась немного суровая, необычная для детских книг. Потом, спустя несколько лет после выхода книжки, они узнали. что на выставке детских книг в Америке она имела большой успех. Газеты писали, что русские художники с восторгом и радостью переживают начало строительства своей индустрии и преподносят это как сказку, рассказывая о производстве сахара. Это очень знаменательно, это юность страны, это романтика, повторяли они. И это так - сложный технологический процесс превращения свеклы в сахар действительно звучал как сказка.
      Вот некоторые строки из этой книжки:
      Из котлов гонят сок на холсты процеживать.
      На рамки холсты натянуты,
      Большим винтом свинчены.
      Бежит сок горячими, чистыми струйками в корыто
      Вся грязь на холстах осталась...
      Сок кипит, клокочет,
      Из котла в котел переходит, густеет.
      Вот уже не сок, а сироп...
      Книга была издана несколько позже, а пока с готовым макетом и идеей о создании целой серии детских книг на тему труда они решили обратиться в Госиздат. Заведующий отдела детской литературы одобрил их замыслы и добавил: "Таких книг еще никто не делал". Эти слова буквально окрылили молодых художников, и они с еще большей энергией, как говорится с головой, ушли в работу. Заканчивая одну книжку, они уже думали о другой. Работа продолжалась не один год и оказалась очень трудоемкой. Лейтмотивом к книжкам была романтика труда, но самое главное - надо сделать такие книжки, чтобы они были интересны и увлекательны и читались как сказки. Как сказал Николай Степанович позднее, чтобы, распахнув, как дверь, створки книжек, ребенок мог увидеть увлекательный мир труда. Одновременно Ольга заканчивала учебу, а Николай зарабатывал на жизнь.
      В 1924 году в их жизни произошло важное событие - родилась дочь. Эта была необыкновенная радость, счастье. Из воспоминаний Николая Степановича: "Это был миг вдохновения. Это крошечное существе светилось, как самая большая драгоценность, так что, бывало, посмотришь на нее и забываешь все невзгоды, только хочется больше работать. Позднее их дочь. Елена Николаевна, продолжая семейные традиции, оканчит Институт имени Сурикова и станет художником.
      После смерти отца Оли Константина Дмитриевича Дейнеки к ним переехала на постоянное жительство ее мать. Жили все вместе в маленькой комнате, что создавало определенные неудобства. Приходилось зарабатывать больше, а значит уделять меньше внимания любимому делу - изданию задуманных книг. П0-прежнему выручали рекламные плакаты. Иногда заказчиками выступали журналы "Литературное наследие", "Огонек" и пр. Ольге же приходилось много времени отдавать ребенку. Но все же они продолжали работать над детской тематикой, и постепенно книги стали выходить в свет: "Хлебзавод ( 3", "От каучука до галоши", "Как хлопок ситцем стал" и другие. Много творческих сил, поисков, познаний, души пришлось вложить молодым художникам в эти книги, но труд их оказался не напрасным - книги имели успех. Эксперимент, задуманный ими, оправдал се6я. Книги читались как увлекательные сказки о разных превращениях сырья при помощт труда и различных машин. Многие из них переиздавались, а самое главное - юные читатели могли в какой-то степени сориентироваться при выборе интересующей их профессии. Книги привлекали и искусствоведов того времени. Спустя 50 лет об их достоинствах тоже говорили и писали искусствоведы и журналисты. И сегодня эти книги заслуживают внимания как по замыслу, так и по оригинальности исполнения. Свидетельство этому вышедшая в 1997 г. в Париже книга "Русские и советские художники книг для детей (1917-1945)", в которой 18 иллюстраций Николая Степановича.
      А пока Николай работал и работал - надо было своевременно выполнять заказы на рекламные плакаты. Можно сказать, что ему очень везло на знакомство с людьми, ставшими впоследствии весьма известными. Вот и сейчас, когда он выполнял заказ "Огонька", редактор рекламного отдела пригласил его в мастерскую известного скульптора А. С. Голубкиной. В то время она работала над образом В. Г. Черткова, известного издателя, фотографа, друга и одно время секретаря Л. Н. Толстого, автора первой и лучшей книги воспоминаний о великом писателе. В то время он работал над редакцией Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого в 90 томах. Чертков был очень колоритной фигурой, и многие художники любили писать его портреты. Написал его портрет и Николай, правда, только голову - большими плоскостями на бумаге, немного кубистически и, как всегда, с некоторым избытком натуры.
      Из воспоминаний Николая Степановича о Черткове: "Его лоб, орлиный нос, вся голова была такой монументальной, такой скульптурной, как памятник. Вся фигура была величественной и могучей..."
      Николай с нетерпением ждал встречи с таким большим мастером ваяния как А. С. Голубкина. И вот он в мастерской. Перед ним стоит высокая худая женщина с волевым лицом. Николая буквально поразил облик Голубкиной. Вот как он описывал ее портрет.
      "Глубоко сидящие глаза как бы вспыхивали творческим огнем, пронзительно и пытливо смотрели на нас. В ее лице со сдвинутыми бровями было что-то глубокое, строгое, аскетическое, даже фанатичное. Прямо Жанна д'Арк или суриковская боярыня Морозова". В глубине души ему захотелось написать ее портрет, но это так и осталось мечтой - он прекрасно знал, что она никому не позирует.
      Анна Семеновна подошла к скульптуре, которую так жаждал посмотреть Николай. Это был портрет Черткова, выполненный в глине. Голубкина сняла мокрую ткань, покрывавшую скульптуру, и отошла в сторону. Глаза ее горели, она улыбалась. Николай приблизился к произведению, потом снова отошел... Завязалась беседа.
      - Да-да, вы видите совсем иначе, чем другие художники, а главное намного глубже,- сказал Николай.- Вы изобразили мыслителя, философа, в котором видны сильный дух и мужество. Но вас не увлекли его могучая фигура и монументальные формы - вас увлек его психологизм.- Он признался, что тоже рисует портрет Черткова, но при этом идет от целого, от массы.
      Анна Семеновна улыбнулась и сказала:
      - Я тоже иду от целого, от массы - этому меня еще в Париже учил Роден. Сам он делал удивительно интересные рисунки. Массу брал динамичным путем, а линией определял форму окончательно, иногда выходя за пределы массы - и все оживало. Хотя он был скульптор, но рисовал просто замечательно... Обязательно посмотрите в репродукциях его рисунки!
      Разговор подошел к концу, и Николай с редактором вышли из мастерской. Долго шли молча. Он думал том, сколько еще нераскрытых сил в Голубкиной, что ее "Чертков" не уступает "Гражданам Кале" Родена. Может быть, впереди работы, сравнимые с "Давидом" Микеланджело?
      Встреча произвела на него неизгладимое впечатление. Николай стал искать характерные психологические черты Черткова в своих рисунках. Одновременно он работал над рекламным плакатом к Собранию сочинений Л. Н. Толстого. Образ писателя долго ему не давался. Тут он вспомнил, что на одном из сеансов Чертков подарил ему фотокарточку писателя, выполненную английским фотографом, специально приглашенным Чертковым в Ясную Поляну для съемок Л. Н. Толстого. Впрочем, англичанин занимался лишь технической стороной, а ракурс съемки, освещение и прочее определял сам Чертков. Получились удивительные фотографии, передающие черты лица Толстого во всех нюансах. Одну из них и взял за основу Трошин.
      Из воспоминаний Николая Степановича: "Беру одну голову. Никаких аксессуаров, чистый фон. Делаю обостренно, немного кубистически, одной черной краской. Вся сила в формах его лица и головы. Формы должны быть настолько могучи, настолько выразительны, чтобы могли привлечь внимание зрителей к личности Л. Н. Толстого..."
      Плакат был сделан на одном дыхании, в редакции его все одобрили. Михаил Ефимович Кольцов, к тому времени уже известный писатель, сказал:
      - Вот это удача! Печатайте в трех размерах - он везде будет смотреться хорошо.
      А редактор "Советского фото" Виктор Петрович Микулин, улыбаясь, добавил:
      - Ну, так просто теперь я вас не отпущу. Я чувствую, что, кроме рекламных плакатов, вы сможете сотрудничать в моем журнале, писать статьи о фотографии.
      Поначалу Николай даже растерялся:
      - Но ведь я никогда фотографией не занимался... Как художник я ее даже боюсь... Нет-нет, я не смогу, тем более что теперь в искусстве все ставится под сомнение.
      Но Виктор Петрович не отступал и продолжал уговаривать:
      - Прошу вас подумать и дать ответ.
      Николай шел домой в крайнем возбуждении, поток мыслей одолевал его. Даже находясь дома, он все не мог прийти в себя. Рассказал все Ольге, постепенно страсти улеглись, и Николай решил попробовать себя в этом новом для него деле, тем более что Ольга в этом решении его полностью поддержала.
      Вскоре на страницах журнала "Советское фото" в рубрике "Пути фотокультуры" стали одна за другой появляться его статьи. Темы были самые разные: "Значение пластических свойств в фотографии", "Композиция", "Сила цвета", "Фотография как искусство". Статьи имели большой успех у любителей и обращали на себя внимание специалистов. В редакцию стало поступать много интересных писем, откликов - статьи Николая приближали фотографию к виду искусства. Вместе м ним радовались успеху Михаил Ефимович Кольцов и Виктор Петрович Микулин. Они предложили Николаю сделать книгу под названием "Основы композиции в фотографии", на что он с радостью дал свое согласие. Работа настолько его увлекла, что он даже на какое-то время оставил рекламные плакаты. Дополнил уже написанные статьи, написал ряд новых разделов, сделал снимки, приложил краткий словарь иностранных слов.
      Книга вышла в 1929 году в издательстве "Огонек". Николай рассчитывал в какой-то степени противопоставить художественную фотографию натуралистической живописи, доказать, что фотография обладает не меньшими возможностями. Книга имела успех и быстро разошлась. В издательство стали раздаваться звонки. Появились приглашения прочитать лекции по композиции, приходили письма, в том числе и из-за границы. Вот что писал автор одного из таких писем:
      "Сам я из России, но уже 28 лет как живу в Вене. По профессии я фотограф, читаю курс по вопросам фотографии во многих европейских странах. Хотел бы выразить свой восторг автору книги "Основы композиции в фотографии". Я прочел много литературы по художественной фотографии и утверждаю, что ни один из авторов не описал так научно и в то же время доступно основополагающие фотографические принципы. Считаю, что фотографу, как и живописцу, актеру, певцу и музыканту, нужна школа".
      Трудно было не согласиться с этим письмом. Николай считал, что истинный фотограф-художник должен уметь остановить мгновение, обладать прекрасным вкусом, чувством ритма, цвета, тона, обостренно воспринимать окружающий мир и любить его. Книга по фотографии стала очередным экспериментом в его творчестве, и сегодня она по-прежнему имеет определенную значимость и является хорошим подспорьем для фотографов, как любителей так и профессионалов.
      ГЛАВА 5
      Расцвет творчества Н. С. Трошина. Эпоха небывалого
      строительства новой жизни
      (1930-1941)
      Улицы - наши кисти,
      Площади - наши палитры.
      В. Маяковский
      Между тем в издательство "Огонек" продолжали поступать письма, отзывы, приглашения и предложения. Одно из предложений было даже необычным. Николаю, теперь уже Николаю Степановичу, предложили как художнику оформление нового журнала в фотографиях "СССР на стройке", предназначенного главным образом для зарубежных читателей. Целью журнала было показать всему миру строительство нового социалистического общества, его мощь и культуру. Основателем журнала был А. М. Горький. Предложение было интересным, заманчивым и увлекательным, но очень ответственным и серьезным. Отступать Николай не собирался, считал, что как художник обязан отражать действительность. Всем своим существом он чувствовал эту эпоху, верил, как и многие, в прогрессивность системы, по-своему шагал в ногу с историей страны. А история продолжала писать свои страницы. Это было интересное, но трудное время - начало 30-х годов, эпоха небывалого строительства новой жизни, романтики труда, когда поэты буквально "трубили", а художники украшали площади и улицы рекламными плакатами. Всюду висели лозунги "Даешь Магнитку!", "Построим Турксиб!", "Пятилетку в 4 года!". В обществе чувствовалась атмосфера трудового энтузиазма, подъема творческих сил, вера в светлый завтрашний день. Постепенно осуществлялись грандиозные планы строительства новой индустрии. К середине 30-х годов завершились основные большие стройки: Беломорканал, первая очередь Днепрогэса, Сталинградский тракторный завод, Турксиб и другие.
      Трудовые победы вызывали ликование народа, но тогда мало кто знал, какой ценой они завоевывались, и только сегодня благодаря обнародованным документальным фактам это стало известно.
      Молодой художник, как и большая часть творческой молодежи, увлекался романтикой труда, считал своим предназначением отражать действительность существовавшая тогда свобода предоставляла эту возможность. Атмосфера бурной жизни ощущалась не только в строительстве новой индустрии, но и в развитии новой культуры. И действительно, конец 20-х - начало 30-х годов это время, когда накал творческих страстей достиг своего апогея. Это проявилось во всех сферах культурной деятельности: в театре, кино, литературе, музыке, изобразительном искусстве. Николай жил в этой атмосфере и старался все самое интересное впитать в себя. Театры, возникшие в начале 20-Х годов, продолжали свою сценическую жизнь. Продолжал свои поиски, эксперименты самый авангардный театр имени Мейерхольда - спектакли "Клоп" и "Баня" Маяковского, "Горе уму" (по "Горе от ума" Грибоедова) и другие проходили на сцене этого театра с аншлагом. Руководитель Камерного театра Таиров, один из реформаторов сцены, стремился к синтетическому театру. На его подмостках ставились балет и пантомима Александра Румнева, шла "Опера нищих" в блестящем оформлении братьев Стенбергов, спектакль "Оптимистическая трагедия" в оформлении художника В. Рындина и многие другие, всегда с неизменным успехом. Процветала оперная студия Большого театра, а система Станиславского оказала огромное влияние на мировой театр. Кинематограф также переживал свой всплеск. Имя Эйзенштейна было известно всему миру своими фильмами "Броненосец "Потемкин" и "Октябрь".
      Увлекаться бурной культурной жизнью, как прежде в юности, Николай уже не мог - он был поглощен творческой работой и семьей. Но все-таки иногда вместе с Ольгой ему это удавалось. Что касается литературы, они были в курсе всех ее направлений, увлекались А. Ахматовой и А. Горьким. В. Маяковским и М. Цветаевой, читали поэтов "серебряного века", многие из которых по-прежнему отстаивали идеалы гуманизма и культурные ценности, так же остро воспринимали происходящие события. Что касается авангардной музыки, процветающей в то время, например "Симфония гудков" А. Авраамова, исполнявшаяся паровозными гудками, то она Николаем и Ольгой не воспринималась. В изобразительном искусстве в это время, кроме множества устоявшихся авангардных течений, появляется новое - так называемое пропагандистское искусство. Многое еще можно сказать о расцвете культурной жизни России конца 20-х - начала 30-х годов, но вернемся к главному действующему лицу этой книги.
      В то время ему шел 34 год, он уже твердо знал свое назначение, направление в искусстве и, вне всяких сомнений, без раздумий и колебаний принял решение работать в журнале "СССР на стройке". Прежде всего это было ему по душе - он верил в социалистические преобразования и считал, что художник обязан как можно ярче и образнее их отражать. Вот почему с необыкновенным вдохновением он взялся за оформление этого журнала. И теперь мысли одна за другой так и лезли ему в голову, хотелось, чтобы весь мир посредством этого журнала смог увидеть строительство гигантов индустрии, новую культуру с размахом русского характера. Журнал ему представлялся, как большая монументальная форма выражений его задумок, где можно было бы документально через крупноформатные фотографии показать панораму строительства, ощутить, как говорил Маяковский, "планов громадье" и больше показывать, чем рассказывать, причем одному сюжету посвящать целый номер. После долгих творческих раздумий он приступил непосредственно к оформлению журнала.