______________
      * Будьте так добры, дорогой отец, определите его директором (франц.).
      Граф (пожимая плечами). Позови, пожалуй.
      Ольга Петровна. Вот за это merci, papa! (Целует отца в лоб и сбегает с лестницы.)
      ЯВЛЕНИЕ II
      Граф (смотря вслед дочери). Умная женщина - Ольга! Как она скоро и хорошо поняла всю эту нашу глупую служебную махинацию, и только мне одно тут подозрительно, что она очень уж сблизилась последнее время с Андашевским, и что это такое: дружба ли, или более нежное чувство?.. Во всяком случае, я весьма бы не желал, чтобы из этого произошло что-нибудь серьезное, потому что какой бы по личным качествам своим этот господин ни был, но все-таки он parvenu* и хам по своему происхождению! (Входит Ольга Петровна, ведя за собой Мямлина.)
      ______________
      * выскочка (франц.).
      ЯВЛЕНИЕ III
      Граф, Ольга Петровна и Мямлин.
      Ольга Павловна (Мямлину). Граф здесь!.. Я просила его за вас, сколько могла.
      Граф (довольно приветливо протягивая Мямлину руку). Здравствуйте!.. Вы, как я слышал, желаете получить бывшее место Алексея Николаича?
      Мямлин (делая над собой страшное усилие, чтобы не начать гримасничать). Очень желаю, ваше сиятельство.
      Граф. Но совладаете ли вы с ним? Это место очень трудное и ответственное.
      Мямлин (решительным тоном). Совладаю, ваше сиятельство. Я совершенно готов на это место.
      Граф. Ну, смотрите: я вас назначу, только уж на себя после пеняйте, если что будет выходить между нами.
      Мямлин (обезумевшим от радости голосом). Благодарю вас, ваше сиятельство!.. (Кидается к графу и хватает его руку, чтобы поцеловать ее.)
      Граф (не давая ему руки и с презрением). Перестаньте!.. Как это можно!.. Вы сядьте лучше и успокойтесь! (Все садятся. Лицо Мямлина начинает мало-помалу принимать более спокойное выражение.)
      Ольга Петровна (обращаясь к нему). А какой мы милый спор с вами выдержали на вечере у madame Бобриной.
      Мямлин (пожимая плечами). Это невероятно!.. Это непостижимо!.. Требуют, чтобы на все высшие должности назначались их знакомые, на том только основании, что они люди хороших фамилий; но, боже мой, я сам ношу одну из древнейших дворянских фамилий; однако помыслить никогда не смел получить то место, которое занял теперь Алексей Николаич, сознавая, что он ученей меня, способнее, и что одним только трудолюбием и добросовестным исполнением своих обязанностей я могу равняться с ним, и в настоящее время за величайшую честь для себя и милость со стороны графа считаю то, что он предложил мне прежнее место Алексея Николаича.
      Ольга Петровна. Князь Янтарный, видно, не так добросовестен, как вы, и больше об себе думает.
      Мямлин. Что человек думает об себе больше, чем он, может быть, заслуживает, - это еще извинительно; но высказывать это так прямо и открыто, по-моему, дерзость!.. В этом случае надобно вспомнить об Европе и об ее общественном мнении: не дальше, как прошлым летом, я, бывши в Эмсе на водах, читал в одной сатирической немецкой газетке, что в России государственных людей чеканят, как талеры: если мальчика отдали в пажеский корпус, то он непременно дойдет до каких-нибудь высших должностей по военной части, а если в училище правоведения или лицей, то до высших должностей по гражданской части!.. Все это, может быть, очень зло, но, к счастию для нас, не совсем справедливо, а между тем что же бы заговорили подобные газеты о России, если бы еще устроился порядок, которого желают друзья madame Бобриной?
      Ольга Петровна. Они, я думаю, очень мало заботятся о России: было бы им хорошо.
      Мямлин. Да-с, но в то же время это показывает, что они совершенно не понимают духа времени: я, по моей болезни, изъездил всю Европу, сталкивался с разными слоями общества и должен сказать, что весьма часто встречал взгляды и понятия, которые прежде были немыслимы; например-с: еще наши отцы и деды считали за величайшее несчастие для себя, когда кто из членов семейств женился на какой-нибудь актрисе, цыганке и тем более на своей крепостной; а нынче наоборот; один английский врач, и очень ученый врач, меня пользовавший, узнав мое общественное положение, с первых же слов спросил меня, что нет ли у русской аристократии обыкновения жениться в близком родстве? Этот вопрос точно молния осветил мою голову! Я припомнил, что действительно отец мой был женат на троюродной сестре, дед - вряд ли не на двоюродной, и что еще при Иоанне Грозном один из моих прадедов женился на такой близкой родне, что патриарх даже разгневался!.. Рассказываю я ему все это... "Вот, говорит, причина вашей болезни: в вашем роде не обновлялась кровь никакими новыми элементами. Жениться-с, говорит, непременно надобно на женщинах другого общества, иных занятий, чужеземках", и в доказательство тому привел довольно скабрезный пример!..
      Ольга Петровна. Какой же это?
      Мямлин. О, при дамах неловко повторять!
      Ольга Петровна. Ничего, извольте говорить.
      Мямлин (конфузясь). Привел в пример... наш... орловский лошадиный завод, которого все достоинство произошло от смеси двух пород: арабской и степной.
      Ольга Петровна. Сравнение не совсем лестное, но, может быть, и справедливое.
      Мямлин. Очень справедливое-с! Я передавал его князю Михайле Семенычу; оно тоже ему очень понравилось.
      Граф (которому, видимо, наскучило слушать все эти рассуждения Мямлина, обращаясь к нему). А, скажите, вы рассказывали князю ваш разговор и спор на вечере у madame Бобриной?
      Мямлин. От слова до слова-с!
      Граф. Что же князь на это? Мне очень любопытно это знать!
      Мямлин. Князь в раж пришел, в гнев. "Как, говорит, смеют они судить такие вещи: я пошлю к ним чиновника сказать, чтобы они замолчали!"
      Граф. Стало быть, он нисколько не разделяет их толков обо мне?
      Мямлин. Нисколько-с! Он всегда с этим кружком был немножко в контре; но теперь вот вы меня выбрали, а они кричат против вас, это еще больше его восстановит; и за мое назначение он, вероятно, сам приедет благодарить вас.
      Граф. Очень рад буду его видеть у себя. (На этих словах Мямлин вдруг понуривает головой и начинает гримасничать. Граф, испугавшись даже несколько.) Что такое с вами?
      Мямлин. Припадок опять начался... говорил много... взволновался несколько... Позвольте мне уйти в сторону.
      Граф. Пожалуйста! (Мямлин отходит в сторону и принимается как бы с величайшим наслаждением выделывать из лица разнообразнейшие гримасы, трет у себя за ухом, трет нос свой. Граф, смотря на него.) Какой несчастный!
      Ольга Петровна (вполголоса). Да; но согласись, папа, что он очень умный человек!
      Граф (тоже вполголоса). Ничего себе: благёрствовать{320} может!
      ЯВЛЕНИЕ IV
      Те же и лакей.
      Лакей. Алексей Николаич.
      Граф. Говорил тебе, что принимать всегда без доклада.
      Лакей. Алексей Николаич сам приказал доложить об себе.
      Уходит, Мямлин между тем
      снова подходит к графу.
      ЯВЛЕНИЕ V
      Граф, Ольга Петровна и Мямлин.
      Граф (Мямлину). Что, вам лучше теперь?
      Мямлин (продолжая немного гримасничать). Прошло несколько!
      ЯВЛЕНИЕ VI
      Те же. Входит Андашевский; вид его совсем иной, чем был
      в предыдущей сцене: он как будто бы даже ниже ростом
      показывает; выражение лица у него кроткое, покорное в
      как бы несколько печальное. Он со всеми раскланивается.
      Граф. Как вам не совестно, Алексей Николаич, велеть о себе докладывать.
      Андашевский. Но я полагал, ваше сиятельство, что не заняты ли вы чем-нибудь.
      Граф. Вы никогда не можете помешать никаким моим занятиям!.. А теперь я действительно занят был и извиняюсь только, что предварительно не посоветовался с вами: я на прежнее место ваше назначил Дмитрия Дмитрича Мямлина!.. Не имеете ли вы чего-нибудь сказать против этого выбора?
      Андашевский (почтительно склоняя перед графом голову). Ваше сиятельство, в выборе людей вы показывали всегда такую прозорливость, что вам достаточно один раз взглянуть на человека, чтобы понять его, но Дмитрия Дмитрича вы так давно изволите знать, что в нем уж вы никак не могли ошибиться; я же с своей стороны могу только душевно радоваться, что на мое место поступает один из добрейших и благороднейших людей.
      Мямлин (со слезами на глазах). А мне позвольте вас, граф, и вас, Алексей Николаич, благодарить этими оросившими мои глаза слезами, которые, смею заверить вас, слезы благодарности, да стану еще я за вас молиться богу, потому что в этом отношении я извиняюсь: я не петербуржец, а москвич!.. Человек верующий!.. Христианин есмь и православный!.. (Обращаясь к Ольге Петровне.) А вам, Ольга Петровна, могу высказать только одно: я считал вас всегда ангелом земным, а теперь вижу, что и не ошибся в том; за вас я и молиться не смею, потому что вы, вероятно, угоднее меня богу.
      Граф (видимо, опять соскучившийся слушать Мямлина и обращаясь к Андашевскому). Вы завтра же потрудитесь сказать, чтобы о назначении господина Мямлина составили доклад.
      Андашевский. Очень хорошо-с!
      Граф. А теперь я желал бы остаться с Алексеем Николаичем наедине.
      Мямлин (почти струсив). Слушаюсь!.. Слушаюсь!.. (Торопливо раскланивается со всеми общим поклоном и проворно уходит, виляя своим задом.)
      ЯВЛЕНИЕ VII
      Граф, Ольга Петровна и Андашевский.
      Ольга Петровна. Я тоже пойду и похожу по саду!.. Вы позовите меня, когда кончите. (Уходит.)
      Граф и Андашевский остаются на террасе, а Ольга Петровна
      начинает ходить около, в весьма недальнем расстоянии от
      террасы.
      Граф. Ольга мне сказывала, что в газетах опять появилась статья о Калишинском акционерном обществе.
      Андашевский. Даже две-с!.. Одна в понедельничном номере, а другая в сегодняшнем.
      Граф. И что же они в общих чертах, намеках только говорят?
      Андашевский. В понедельничной только в намеках сказано; а в нынешней я прямо по имени назван и опозорен, как только возможно.
      Граф. Это лучше наконец, что вас назвали прямо по имени. Теперь вы можете начать судебное преследование против автора этих статей; вы, конечно, знаете его?
      Андашевский. Полагаю, что это один из наших чиновников, Шуберский, который прежде писал об этом и даже признался мне в том.
      Граф. Но отчего его тогда же не выгнали?
      Андашевский. Из моей экспедиции он тотчас после того вышел, но его взял к себе на службу Владимир Иваныч Вуланд.
      Граф. Зачем же Вуланд это сделал?
      Андашевский. Вероятно, чтобы досадить и повредить мне, и даже настоящие статьи, как известно мне, писаны под диктовку господина Вуланда.
      Граф (удивленный). Вуланда?
      Андашевский. Самые положительные доказательства имею на это. Он и прежде всегда мне завидовал, а теперь, по случаю назначения моего, сделался окончательно злейшим врагом моим.
      Граф (сильно рассердясь). О, в таком случае я поговорю с господином Вуландом серьезно. Я не люблю, чтобы под мои действия вели подкопы!.. Шуберскому сказать, чтобы он сейчас же подал в отставку, а вас я прошу начать судебное преследование против него за клевету на вас, потому что я желаю, чтобы вы публично и совершенно были оправданы в общественном мнении.
      Андашевский (смущенным и робким голосом). Нет, ваше сиятельство, я не могу начать против господина Шуберского судебного преследования!
      Граф (удивленным и недовольным тоном). Это почему?
      Андашевский. Потому, что он может доказать справедливость своих обвинений против меня!
      Граф (все более и более приходя в удивление). Но каким же образом и чем он может доказать это?
      Андашевский. Тем, что, вероятно, даже письменные какие-нибудь доказательства имеет на то; так как происшествие, которое он описывает, в самом деле существовало.
      Граф (как бы пораженный громом). Как существовало?.. И вы действительно с этих акционеров взяли триста тысяч?
      Андашевский (с трепетом в голосе). Взял-с.
      Граф (все еще как бы не верящий тому, что слышит). Алексей Николаич, что вы такое говорите? Вы или помешались, или шутите надо мной, то я напоминаю вам, что шутки такие неприличны!
      Андашевский. Я бы никогда, ваше сиятельство, не позволил себе шутить таким образом; но, к несчастию, все, что я докладывал вам, совершенно справедливо.
      Граф. Но что же вам за охота такая пришла докладывать мне? Отчего вы не хотели скрыть от меня этого?
      Андашевский. Оттого, ваше сиятельство, что я всегда и во всем привык быть откровенен с вами.
      Граф. Но вы бы лучше пораньше были откровенны со мной, когда я вас не выбирал еще в товарищи себе, тогда я, может быть, и поостерегся бы это сделать.
      Андашевский. Я полагал, ваше сиятельство, что дело это затухнет и что уже о нем никогда никакой огласки не будет!
      Граф. Расчет благородный и особенно в отношении меня!.. Я ездил всюду, кричал, ссорился за вас и говорил, что за вашу честность я так же ручаюсь, как за свою собственную, и вы оказались вор!.. (Андашевский вздрагивает всем телом.) И что я теперь должен, по-вашему, делать? Я должен сейчас же ехать и просить, как величайшей справедливости, чтобы вас вышвырнули из службы, а вместе с вами и меня, старого дурака, чтобы не ротозейничал.
      Андашевский (совершенно сконфуженный). Ваше сиятельство, позвольте мне хоть сколько-нибудь оправдаться перед вами!..
      Граф (перебивая его). Чем-с?.. Чем вы можете оправдаться, когда вы сами говорите, что пойманы почти с поличным?
      Андашевский. Я, ваше сиятельство, не смел бы и просить вас о том, если бы от этого зависела только одна моя участь, но тут замешаны имя и честь вашей дочери.
      Граф (побледнев). Как моей дочери?
      Андашевский. Вашей дочери, граф! Вы, конечно, изволите помнить, что, по бесконечной доброте вашей ко мне, вы мало что благодетельствовали мне на службе, но ввели меня в ваш дом, как гостя... Здесь я встретил Ольгу Петровну... Человек может владеть своими поступками, но не чувствами!.. Страсть безнадежная, но, тем не менее, пожирающая меня, зажглась в моем сердце к Ольге Петровне.
      Граф. Врете-с! Лжете!.. Весь Петербург, я думаю, знает, что у вас всегда была любовница.
      Андашевский. Любовь и любовница, ваше сиятельство, две вещи разные, и видит бог, что я десять лет уже люблю Ольгу Петровну, но, видя, что она была жена другого, понимая всю бездну, которая разделяла нас по нашему общественному положению, я, конечно, взглядом малейшим не позволял себе выразить чувства к ней и только уже в последнее время, когда Ольга Петровна сделалась вдовою и нам пришлось случайно встретиться за границей на водах, то маленькое общество, посреди которого мы жили, и отсутствие светских развлечений сблизили нас, и здесь я, к великому счастью своему, узнал, что внушаю Ольге Петровне то же самое чувство, которое и сам питал к ней.
      Граф (насмешливо). Но почему же чувство это заставило вас взять взятку, вот этого, признаюсь, не понимаю.
      Андашевский (трепещущим голосом). Вопрос ваш, ваше сиятельство, заставляет меня открыть вам то, что я думал унести в могилу с собою... Чувство мое заставило меня сделать это, потому что когда я возвратился в Петербург, то через два же месяца получил от Ольги Петровны письмо, где она умоляла меня достать и выслать к ней двести тысяч франков, которыми она могла бы заплатить долги свои; а иначе ей угрожала опасность быть посаженной в тюрьму!.. Я мог все в жизни вынести, но только не это!.. Своих денег у меня не было почти нисколько... Я первоначально бросился было ко всем контористам, чтобы занять у них, но они мне без материального обеспечения не доверяли такой значительной суммы... В это время решалось дело по Калишинскому акционерному обществу: оно без всякого ущерба в справедливости могло быть решено так, как и решили его; но я поехал к учредителям, обманул их, напугал, говоря, что дело их тогда только будет выиграно, если они выдадут мне пай, и они мне выдали его в триста тысяч.
      Граф (насмешливо и пристально взглядывая в лицо Андашевскому). Сумма, немного превышающая долг моей дочери.
      Андашевский. Я взял, сколько мне дали, ожидая, что у Ольги Петровны могут открыться другие долги!
      Граф (с едва сдерживаемым бешенством). Что ж, они открылись?
      Андашевский (покраснев немного в лице). Открылись!
      Граф. Печный и предусмотрительный вы обожатель, и недостает теперь только одного, чтобы вы еще лично меня впутали в эту гнусную историю!..
      Ольга Петровна, все время ходившая около,
      при последних словах графа вошла на террасу.
      Ольга Петровна. Вы, Алексей Николаич, в рассказе отцу забыли ему напомнить, что прежде, чем я обратилась к вам, я писала ему и со слезами просила его заплатить мой долг, а он мне даже не отвечал на мои письма.
      Граф. Нечем мне было платить твоих долгов!
      Ольга Петровна. Было бы чем, папа, если бы у тебя деньги на другое не ушли!.. (Снова обращаясь к Андашевскому.) Графу, я вижу, Алексей Николаич, неприятен ваш великодушный поступок в отношении меня; но я его очень дорого ценю и завтрашний же день желаю сделаться вашей женой, с полною моей готовностью всюду следовать за вами, какая бы вас участь ни постигла.
      В ответ на это Андашевский молча ей кланяется, а граф
      почти в отчаянии закидывает голову назад и произносит
      негромким голосом: "О, mon dieu, mon dieu!"*
      ______________
      * "О боже, боже!" (франц.).
      ЯВЛЕНИЕ VIII
      Те же и лакей; потом без лакея.
      Лакей. Владимир Иваныч Вуланд!
      Андашевский (потупляясь). Вероятно, с доносом на меня.
      Граф (дочери и Андашевскому). Уйдите же... Не могу я с ним при вас объясняться.
      Андашевский и Ольга Петровна уходят.
      ЯВЛЕНИЕ IX
      Граф. Входит Вуланд. Он несколько бледен и смущен.
      Граф (ему строго). Очень кстати, что вы приехали. Я хотел было посылать за вами курьера.
      Вуланд (довольно грубым голосом). Радуюсь, что предупредил желание вашего сиятельства.
      Граф. Я хотел с вами поговорить по поводу глупых газетных статей, которые опять стали появляться о калишинском деле.
      Вуланд. И я, собственно, ехал к вашему сиятельству отчасти по тому же делу.
      Граф. Прекрасно-с!.. Мы сошлись поэтому в наших желаниях!.. Статьи эти пишет один из покровительствуемых вами чиновников, Шуберский. Я желаю, чтобы он минуты у нас не оставался на службе.
      Вуланд. Эти статьи пишет не Шуберский!..
      Граф. Кто ж их пишет?
      Вуланд. Я не знаю, кто, но господин Шуберский, когда я брал его к себе, клятвенно мне обещался никогда не писать о том, что совершалось или будет совершаться в нашем ведомстве.
      Граф. Ну, клятвы своей он не сдержал!.. Мало того-с: я знаю, что статьи эти вы ему диктуете; а я со шпионами и клеветниками служить не желаю извольте искать себе другого места!
      Вуланд (побледнев). Это, вероятно, господин Андашевский представил все вашему сиятельству в превратном виде; но в этих статьях ни я, ни господин Шуберский нисколько не участвовали; а что они являются, так потому, что дело это огласилось на весь Петербург и что оно не выдумано, а факт, так я даже доказательство имею на то: госпожа Сонина, бывшая близкою особою господина Андашевского, прислала мне письмо, удостоверяющее, что все напечатанное в газетах совершенно справедливо, и к этому присоединила даже собственноручную записку господина Андашевского, подтверждающую этот факт, прося все это представить вашему сиятельству, что я и исполняю в настоящем случае!.. (Подает графу письмо Сониной и записку Андашевского.)
      Граф (бегло взглянув на то и на другое). Ничего этого знать я не хочу!.. Вот все это!.. Вот! (Рвет письмо и записку.)
      Вуланд (окончательно побледнев). Ваше сиятельство, вы уничтожаете документ!
      Граф (кричит). Никакого тут документа нет!.. Мало ли о каких деньгах он мог писать ей!.. Вот все ваши документы! (Рвет письмо и записку еще на более мелкие куски и бросает их на пол.) А я вам повторяю, что с доносчиками и клеветниками я служить не желаю!
      Вуланд. Не желать со мной служить вы можете, но уничтожать документы вы не имеете права, - я жаловаться на то буду!
      Граф. Никаких документов тут не было! Идите вон, когда вы так позволяете себе говорить!
      Вуланд (грубо и мрачно). Уйти я уйду, а жаловаться все-таки буду! (Поворачивается и уходит.)
      ЯВЛЕНИЕ X
      Граф один; потом Андашевский и Ольга Петровна.
      Граф (кидаясь в кресло и начиная хохотать каким-то сумасшедшим смехом). Ха-ха-ха! Отлично, превосходно поступаю!..
      Входят Андашевский и Ольга Петровна, подслушивавшие в
      соседней комнате предыдущую сцену. Граф, злобно и
      насмешливо обращаясь к ним.
      Надеюсь, что вы довольны мною!.. И это делает, по милости вашей, шестидесятилетний человек, имя которого никогда и ничем не было запятнано! Да будьте вы прокляты!.. (Уходит, сильно хлопнув дверьми, в комнаты.)
      ЯВЛЕНИЕ XI
      Андашевский и Ольга Петровна.
      Ольга Петровна (пожимая плечами). Сумасшедший старик!
      Андашевский (как бы все еще не могший прийти в себя от предыдущей сцены с графом). Я, однако, никак не ожидал, чтобы все это так благополучно кончилось! (Подбирает с полу клочки разорванных писем и показывает их Ольге Петровне.) Посмотри, пожалуйста, в какие мелкие кусочки он разорвал письма!..
      Ольга Петровна. Я тебе это предсказывала! Сказать ему откровенно самое лучшее было!.. Он очень хорошо чувствует, что виноват тут! Он пять тысяч душ моей покойной матери прожил на разных своих балетчиц! Однако пойдем поскорее и сейчас же устроим, чтобы завтра нам и обвенчаться! Надобно скорей его этим связать.
      Андашевский. О, да, необходимо!
      Оба уходят озабоченной походкой.
      Занавес падает.
      ДЕЙСТВИЕ IV
      Изящно убранная гостиная в квартире Андашевских.
      ЯВЛЕНИЕ I
      Входит Мямлин и князь Янтарный. Первый, по обыкновению,
      с своим немного подергивающимся, бабьим лицом, в
      невычищенном вицмундире, с непричесанными клочковатыми
      волосами, с грязными ногтями, но зато в звезде и во всех
      крестиках и медалях, какие когда-либо получал. Князь
      Янтарный, довольно нестарый еще и красивый из себя
      мужчина, с большими черными и даже с поволокой, но
      вместе с тем ничего не выражающими глазами, напротив,
      выстрижен почти под гребенку и подбородок имеет
      тщательнейшим образом выбритый, который, однако,
      все-таки остается немного черноватым от необыкновенной
      густоты волос. Одет князь в белый галстук и в новенький,
      с иголочки, вицмундирный фрак; шляпа и лаковые сапоги
      его блестят почти до неприличия. Все слова свои он
      произносит, заметно важничая и закрывая для этого
      немного глаза свои, и вообще речь его должна быть
      несколько похожа на журчанье ручья.
      Мямлин (видимо, стараясь втолковать что-то такое князю Янтарному). Я вам говорю, что Ольга Петровна все это устроила... У ней при мне был разговор об этом с Алексеем Николаичем.
      Князь Янтарный. Странно!.. Встречаясь в обществе, я всегда с ней немного пикировался и на ее маленькие стрелы отвечал довольно колко; но, может быть, этим самым я выигрывал в ее глазах, - qui peut comprendre la femme!*
      ______________
      * кто может понять женщину! (франц.).
      Мямлин. Непременно этим самым-с! Она женщина большого ума! Насквозь понимает людей! Хоть бы взять-с меня! Вуланд совершенно в грязь меня втоптал перед графом... Она меня спасла!
      ЯВЛЕНИЕ II
      Те же и Ольга Петровна, уже madame Андашевская.
      Мямлин (быстро хватая князя Янтарного за руку и представляя его Ольге Петровне). Madame!.. Permettez moi de vois presenter*: князь Янтарный!
      ______________
      * Мадам!.. Разрешите мне вам представить (франц.).
      Ольга Петровна. Мы с князем знакомы давно. (Любезно протягивает обоим гостям свою ручку и затем, легким движением головы пригласив их садиться, сама тоже садится.)
      Князь Янтарный и Мямлин садятся
      в несколько церемонно-визитной позе.
      Князь Янтарный (немного привставая с своего кресла и прижимая вместе с наклонением головы руку к сердцу). Pardon, madame, что я являюсь к вам в этой ливрее нашей, - но я приехал к вам почти официально, чтобы бесконечно благодарить вас за ваше доброе участие, которое, как вот Дмитрий Дмитрич (показывает на Мямлина) передавал мне, вы принимали в определении моем на место господина Вуланда.
      Ольга Петровна (с живостью). А вы уже определены... Ах, я очень рада!
      Князь Янтарный. Алексей Николаич еще недели две тому назад заехал ко мне и говорит, что Владимир Иваныч Вуланд скоропостижно помер. Это так меня фрапировало!.. Я перед тем только еще обедал с Вуландом в Английском клубе, и он был совершенно здоров!.. Как, почему и отчего человек умер?
      Ольга Петровна (немного сконфуженная этими словами). У него, кажется, аневризм был.
      Мямлин. Да и жизни был невоздержной - это что таить!
      Князь Янтарный. И Алексей Николаич тут же предложил мне занять место Владимира Иваныча, но я уже имел подобную должность и оставил ее, что я и высказал откровенно Алексею Николаичу; но он был так добр, что в довольно ясных намеках дал мне понять, что это место для меня пока, но что со временем я могу занять и большее.
      Ольга Петровна. О, конечно, если это хоть сколько-нибудь будет зависеть от мужа, то вы получите и большее, и я надеюсь теперь, что вы помирились с ним в душе несколько...
      Князь Янтарный. Я мало что помирился с Алексеем Николаичем, но я стал благоговеть перед ним, и в этом случае не беру ничего другого, как мой собственный пример: я, как хотите это назовите, имел глупость, неосторожность, но я, не зная человека, позволял себе говорить против него, и Алексей Николаич слышал это, конечно, потому что я говорил это всюду, говорил не только что при вас, но даже с вами. Вы, вероятно, в это время были уже невестой его, и полагаю, что должны были передавать ему это.
      Ольга Петровна. Да, я ему передавала.
      Князь Янтарный (поднимая указательный палец свой как бы затем, чтобы придать более весу словам своим). И Алексей Николаич, несмотря на все это, в видах уж, конечно, одной только пользы служебной и находя меня, не знаю почему, заслуживающим настоящей моей должности, сам первый приехал ко мне и предложил мне трудиться вместе с ним; так поступать из миллионов людей может только один!
      Мямлин (подхватывая). И который, прибавьте, любит Россию истинной любовью!
      Князь Янтарный. Именно любит Россию истинной любовью! Кроме того-с, последние два дня я имел счастье... - иначе не могу этого назвать!.. - имел счастье видеть Алексея Николаича в его служебной деятельности и убедился, что в этом отношении он гениальный человек!
      Ольга Петровна. Да, очень способный! Я хоть и жена его, но тоже могу сказать, что он, как все люди, имеет, конечно, много недостатков; но, как служебный деятель, он решительно человек с государственным призванием.
      Князь Янтарный. Решительно с государственным призванием: эта быстрота соображения!.. Удар прямо в цель!.. Способность обобщить, на группы разбить тысячи фактов, собранных со всей России...
      Мямлин (снова подхватывая). А дар изложения!..
      Князь Янтарный. Да-с!.. Изложенья дар! Бумаги, им написанные, усыпаны брильянтами, алмазами красноречия, и я сам видел, что они ничего ему не стоят: они так и льются, так и льются у него... Я теперь торжественно и всем говорю, что выбор Алексея Николаича и предпочтение его другим кандидатам показывает в графе Зырове величайшую прозорливость и величайшую мудрость.
      Мямлин. А я всегда это самое говорил!.. (Обращаясь к Ольге Петровне.) Но скажите, как здоровье графа нынче? Я несколько раз к нему являлся, но ни разу не был принят.
      Ольга Петровна. Папа был очень серьезно болен.
      Мямлин (с искренним участием). Но что было причиною его болезни?.. Простудился ли он, не соблюл ли диетки?.. Старички обыкновенно любят покушать.
      Ольга Петровна. Нисколько!.. Нимало!.. Причина - его душевные потрясения!
      Оба директора делают удивленные
      и как бы вопрошающие лица.
      Ольга Петровна продолжает.
      Сначала его очень волновали эти крики по поводу назначения Алексея Николаича...
      Князь Янтарный при этом потупляет глаза.
      Ольга Петровна, показывая на него пальчиком.
      Ему совестно даже при этих словах моих смотреть на меня!..
      Князь Янтарный (держа униженно голову). Совестно, - каюсь в том.
      Ольга Петровна (снова продолжает). Потом эти гадкие газетные статьи пошли, где такой грязью, такой низкой клеветой чернили человека, им выбранного и возвышенного; а, наконец, и брак мой с Алексеем Николаичем добавил несколько; в обществе теперь прямо утверждают, что папа выбрал себе в товарищи Андашевского, чтобы пристроить за него дочку, и что Андашевский женился для той же цели на этой старой кокетке!
      Оба директора (хохочут и почти в одно слово восклицают). На старой кокетке!.. Кто ж может говорить это?
      Ольга Петровна (князю Янтарному). Да наша общая с вами приятельница, madame Бобрина, говорит это, и я нисколько в этом случае на нее не претендую; но желала бы, чтоб ей растолковали одно: Алексей Николаич женился на мне никак не для получения настоящего своего места, потому что он имел его уже раньше, а что папа не для этой цели его возвышал, так это можно доказать тем, что граф, напротив, очень недоволен моим замужеством за Алексея Николаича, и entre nous soit dit:* он до сих пор почти не принимает нас к себе!
      ______________
      * между нами будь сказано (франц.).
      Князь Янтарный (с удивлением). Но почему же граф может быть недоволен вашим замужеством?
      Ольга Петровна. Тут много причин!.. Прежде всего, разумеется, то, что Алексей Николаич плебей; ну и потом: мы с мужем, как молодые оба люди, женясь, ничего не помышляли о том, что будет впереди, и все нам представлялось в розовом цвете; но папа очень хорошо понимал, что каким же образом тесть и зять будут стоять на службе так близко друг к другу, и теперь действительно в обществе уже говорят об этом.
      Мямлин. Говорят-с!.. Говорят! Я не решался только докладывать вам об этом, но толки есть.
      Ольга Петровна. Очень большие, знаю это я!.. До папа тоже это доходит, и все это его волновало, беспокоило, тревожило, и семьдесят его лет невольно сказались в этом случае.